Что такое праздник урожая во дворце труда

«Праздник урожая во дворце труда» – песня группы «Аквариум» из сольного альбома БГ «Соль». Автор текста и музыки – Борис Гребенщиков. На композицию также был снят видеоклип.

БГ – Праздник урожая во дворце труда – слушать

Интересные факты

Песня БГ «Праздник урожая во дворце труда» впервые была опубликована на макси-сингле, прилагавшемся к подарочному изданию студийного альбома группы «Аквариум» «А+». 27 ноября 2013 года состоялась премьера клипа на эту композицию. Музыканты сняли ролик своими силами, в видеоряде использованы как современные съёмки Гребенщикова, так и кадры архивной кинохроники.

Дворец Труда, о котором идет речь в песне, это, по всей видимости, неосуществленный проект начала 20-х годов ХХ столетия. Грандиозное здание планировалось возвести в центре Москвы. Сам дворец должен был совместить в себе функции Дома советов, Дворца съездов, театра, музея, горкома партии и.д. и т.п.

Также интересно отметить, что текст песни «Праздник урожая во дворце труда» в смысловом плане перекликается с песней группы «Алиса» «Когда окончится день» из альбома «Цирк».

В записи студийной версии песни для альбома «Соль» принимали участие:

• David Farragher – бас-гитара;
• Michael Urbano – барабаны;
• David Hidalgo – гитара;
• Mitchell Froom – клавишные;
• Борис Гребенщиков – гитара, голос.

БГ – Праздник урожая во дворце труда – текст

Сколько мы ни пели – все равно, что молчали
От этого мертвой стала наша святая вода;
По нам проехали колеса печали
И вот мы идем
На Праздник Урожая во Дворец Труда.

Время уклоняться, но как уклониться?
Уйти с этой зоны, вырвать из себя провода;
А Роза Леспромхоза и Мария Подвенечная Птица
Готовы отдать все, что есть, за билет
На Праздник Урожая во Дворце Труда.

Мы знаем, что машина вконец неисправна;
Мы знаем, что дороги нет, и не было здесь никогда;
Закрой глаза, чтоб не видеть
Крадущегося по полю фавна;
В двери стучит сорвавшаяся с неба звезда.
Праздник Урожая во Дворце Труда.

Красный краплак и черная сажа;
В античных руинах разорванные в хлам поезда;
Под ногами прохожих – холсты Эрмитажа;
Дирижер абсолютно глухой:
Праздник Урожая во Дворце Труда.

Сколько мы ни пели – все равно, что молчали;
Поэтому мертвой стала наша святая вода;
Беззвездной ночью я буду ждать на причале;
Мы в самом начале.
Праздник Урожая во Дворце Труда.

---

Другие песни группы

• Песни нелюбимых
• Пегги Поршень
• Время н@ебениться
• День радости
• Собачий вальс

УДК 821.161.1-192(Гребенщиков Б.):785 ББК Щ318.5+Ш33(2Рос=Рус)64-8,445 Код ВАК 10.01.08 ГРНТИ 17.07.25

Б. В. ОРЕХОВ

Москва

«ПРАЗДНИК УРОЖАЯ ВО ДВОРЦЕ ТРУДА» В КОНТЕКСТЕ ПОЭТИКИ Б. ГРЕБЕНЩИКОВА

Аннотация. В статье даётся построчный комментарий к тексту песни Б. Гребенщикова «Праздник урожая во дворце труда», предлагаются варианты интерпретаций образного ряда. Концептуальная рамка для декодирования текста — отклик на события переломной эпохи, контраст 1990-х и современности, интертекстуальные источники — другие тексты того же автора, артефакты массовой культуры, язык советского времени.

Ключевые слова: несобранные циклы, лейтмотивы, русский рок, рок-музыка, рок-музыканты, рок-поэзия.

Сведения об авторе: Орехов Борис Валерьевич, кандидат филологических наук, доцент Школы лингвистики НИУ «Высшая школа экономики».

Контакты: 101000, г. Москва, ул. Мясницкая, д. 20, nevme-nandr@gmail.com.

B. V. OREKHOV

Moscow

«HARVEST FESTIVAL IN THE PALACE OF LABOR» IN THE CONTEXT OF B. GREBENSHCHIKOV’S POETICS

Abstract. The paper represents a line-by-line commentary on the text of the song by B. Grebenshchikov «Harvest Festival at the Palace of Labor», and offers interpretations of the imaginative series. The conceptual frame for decoding text is a response to the events of a turning point, the contrast of the 1990s and modernity. Intertextual sources for the interpretation are the other texts of the same author, artifacts of popular culture, and the language of the Soviet era.

Keywords: unassembled cycles, leitmotifs, Russian rock, rock music, rock musicians, rock poetry.

About the author: Orekhov Boris Valerjevich, Candidate of Philology, Associate Professor, National Research University «Higher School of Economics».

Песня «Праздник урожая во дворце труда» [1] была издана в составе альбома «Соль» 2014 года. Как сообщает первое впечатление, этот текст вместе с «500» относится к несобранному циклу [3] социально-критических высказываний Бориса Гребенщикова XXI века. Особенное место в ряду собственно политических реплик занимает песня «Губернатор» с того же альбома «Соль», более напоминающая прямоту обращения

© Орехов Б. В., 2019

к социальной проблематике, свойственную стилистике «ДДТ», и не встречающая аналогов среди основных произведений «Аквариума». Все они демонстрируют болезненность для лирического субъекта социально-политических и экономических обстоятельств последних десятилетий.

Объединяющим лейтмотивом многих «болезненных» текстов становится невозможность или девальвация пения. Пение в поэтике Гребенщикова, очевидно, конструктивная метафора не столько самовыражения, сколько личностной гармонии.

«500 песен и нечего петь» («500») отражается в «сколько мы ни пели -всё равно, что молчали», вводной строке анализируемого текста. К этому же образному ряду примыкает и строка «Я не помню, как петь; у меня не осталось слов» («Луна, успокой меня») из песни, которую трудно охарактеризовать как «болезненную», хотя лирический субъект явно находится в ситуации душевной разбалансированности: «Я потерял связь с миром, которого нет».

Напротив, в песнях другого тематического блока, в которых доминантным становится иное состояние лирического субъекта, пение является обязательным свойством конструируемого художественного мира: «Что-то соловьи стали петь слишком громко; / Новые слова появляются из немоты» («Кардиограмма»). Песня «Маша и медведь» также включает этот мотив:

Напомни мне, если я пел об этом раньше -Я всё равно не помню ни слова: Напомни, если я пел об этом раньше -И я спою это снова.

Однако и здесь обнаруживается неполноценность персонажа: в строке «Я знаю лучший вид на этот город» угадывается цитата из стихотворения И. Бродского «Представление»: «Лучший вид на этот город — если сесть в бомбардировщик».

Первый стих, таким образом, задает контекст экзистенциального дискомфорта, дополненный абсурдным уравниванием пения и молчания. Эта ситуация увязывается обычной для поэтики Гребенщикова (ср.: «Это потому что зумзумзумзумзум», «Zoom Zoom Zoom») псевдопричинной связью с последующими событиями: «От этого мёртвой стала наша святая вода». Приставка «псевдо-» необходима при описании выстраиваемой конструкции, так как никакой автоматической зависимости между безрезультатным пением и превращением святой воды в мёртвую нет, её иллюзия постулируется текстом, но не находит подтверждения в ментальном опыте реципиента.

Строка «От этого мёртвой стала наша святая вода» любопытна также обычным для поэтики Гребенщикова скрещиванием элементов разных семантических полей. Святая вода происходит из круга церковной православной атрибутики, «мёртвая вода» — фольклорный образ. Органичное соединение этих дискурсов в рамках одного риторического оборота автор уже использовал в «Древнерусской тоске»: «Алёша, даром что Попович, продал весь иконостас».

Строка «По нам проехали колёса печали» помимо первичного смысла, поддерживающего описание дискомфорта лирического субъекта, открывает перед реципиентом спектр возможных интертекстуальных отсылок, которые могли бы объяснить появление образа в этом контексте. Во-первых, «колёса» прочитываются как часть устойчивого сочетания «колесо санса-ры», в творчестве Гребенщикова имеющее семантику не столько цикличности перерождений, сколько являющееся гиперонимом всего негативного: «Ой ты, жизнь моя самсара, / Ой, подружки, горький хрен» («Однолюб»). Необходимо отметить, что в последнее десятилетие мы наблюдаем иссякание индуистско-буддистского образного ряда в поэзии Гребенщикова, что снижает вероятность предложенного прочтения.

Одновременно в контексте русского рока может возникнуть ассоциация со строкой «Колёса любви едут прямо по нам» («Наутилус Помпилиус», «Колёса любви»). В наши задачи не входит подробный разбор этого стороннего текста. Отметим, что если в тексте И. Кормильцева колеса «едут» (пре-зенс), то у Гребенщикова колёса уже «проехали» (перфект). То есть «Праздник урожая» является если не следствием, то, по меньшей мере, следующим состоянием после «Колёс любви». Важным в интересующем нас фрагменте оказывается эмоциональная антонимичность песни «Наутилуса» с её отчаянной энергичностью депрессивному «Празднику урожая». Любопытно, что альбом «Титаник», на котором издана привлекшее наше внимание песня «Наутилуса», вышел в середине 1990-х годов (28 апреля 1994 г.), тем самым он может претендовать на статус эталонного высказывания этой эпохи. Таким образом, «Праздник урожая» локализуется в неопределённом настоящем, эмоционально противопоставленном условной эпохе 1990-х. При этом противопоставление утраченного прошлого и неполноценного настоящего -также конструктивный приём для Гребенщикова: «У нас были руки дороги. / Теперь мы ждём на пороге» («Назад в Архангельск»).

Сам центральный образ выделен паузой после короткой строки «И вот мы идём». При этом следующий стих не совпадает в звучащем варианте и в тексте, представленном на сайте группы. В первом случае слышим «во дворце труда», то есть «дворец» распространяет слово «праздник», главной оказывается локализация праздника («где?»), во втором случае читаем «во Дворец Труда», то есть «дворец» относится к глаголу «идём», главным оказывается иллативное значение, направление движения («куда?»).

Общая модальность текста не оставляет сомнения в том, что этот «праздник» для лирического субъекта имеет коннотации, противоположные конвенциональным. Иными словами, депрессивный ореол центрального образа контрастирует с общеязыковым значением «праздничного», приподнято-весёлого. То, что слово, традиционно соотносящееся с позитивными смыслами, поставлено в центр негативного образа, объясняется в первую очередь логикой художественного мира Гребенщикова, для которого в принципе характерно инвертирование привычных схем, расшатывание шаблонных конструкций.

Связь «праздника урожая» с аграрным культом, по всей видимости, здесь редуцирована. Отправной точкой для развёртывания образа, насколько можно судить, служит статус урожая в советском официальном дискурсе: «Осинкин же почитался душой различных слётов и районных мероприятий на воздухе, вроде Дня тракториста или праздника Урожая, и непременно избирался во всевозможные жюри» [Евгений Носов «Шопен, соната номер два» (1973)]1.

Как видно из этой цитаты, сочетание «праздник урожая» органично вписывалось в ряд типичных для советского быта мероприятий застойной эпохи. Такую интерпретацию поддерживает и типично советский микротопоним «дворец труда», в рамках того же советского языка также осмысляемый в положительных координатах. Ср.: «Называлось это место риторично и пышно, как многое называлось в ту пору — Дворец Труда, — самое название звучало празднично» [Л. Р. Кабо. «Ровесники Октября» (1964)].

Второй куплет начинается со стиха «Время уклоняться, но как уклониться?», подчеркивающего эмоциональную разобщенность лирического субъекта с окружающим социумом. Примечательно, что использован глагол «уклоняться», ассоциирующийся с уклонением от призыва в армию, в то время как армия — это эталонный образ регулярности поведения, чуждой лирическому субъекту Гребенщикова, как это было много раз вербализировано в его текстах. Далее следует конкретизация: «Уйти с этой зоны, вырвать из себя провода». Слово «зона» актуализирует сходную с армейской семантику тюрьмы — урегулированного ограниченного и антиэстетического мира, которая подкреплена киберпанковским образом подключённых к телу проводов: «Зона обязательно хранит в себе какую-то тайну. Зона тюрьмы, зона лагерей, запретная зона… Концлагерь в обиходе именуется просто «зона»» [2, с. 714].

Иными словами, в одном ряду оказываются идеи армии, тюрьмы и постапокалиптического мира киберпанка, показанного, например, в фильме «Матрица» (1999).

Наиболее интригующий и наиболее трудно декодируемый образ текста — фигуры Розы Леспромхоза и Марии Подвенечной Птицы в следующем стихе. Контекст подсказывает, что речь идёт о прототипических представителях обывательской среды, поддающихся пагубному с точки зрения лирического субъекта стремлению и в этом противопоставленных этому самому субъекту, воплощающему нонконформистскую линию поведения.

Есть один контекст, в котором женские имена Роза и Мария соседствуют и, более того, соотносятся с идеей конформистского массового потребления. Речь идёт о мексиканских сериалах, демонстрировавшихся в 1990-х годах по центральному телевидению один за другим, и имевших в это время огромную зрительскую аудиторию. Мыльная опера «Просто Мария» (Simplemente María) была в эфире в 1993-1994 гг., а «Дикая Роза» (Rosa Salvaje) сразу после неё в 1994-1995 гг. В обоих произведениях главные

1 Этот и следующие примеры с указанием источника в квадратных скобках заимствованы из Национального корпуса русского языка.

героини изображены «простушками», людьми из народа. На этот же статус намекает и рифмующийся с именем «Леспромхоз». Подвенечное платье как иконическое представление свадьбы, являющейся главным движителем сюжета таких сериалов, также органично вписывается в создаваемый образ.

Симптоматично, что эти персоналии окказиональной мифологии, Роза и Мария, «готовы отдать всё, что есть», то есть лишиться благосостояния, в то время как «урожай» в культуре традиционно ассоциируется с изобилием.

В строке «Мы знаем, что машина вконец неисправна» автор пользуется уже опробованным пулом ассоциаций. «Машина» в дискографии «Аквариума» — это неверно работающий механизм, который может быть метафорой бытия, как в «Стоп машина»: «Стоп машина, мой свет — в этом омуте нечего слышать», или, как в «Огонь Вавилона», просто метафорой репрессивной реальности, но всё равно точно в той же степени подверженной поломкам: «Остаётся то, на чём машина даёт сбой».

Последний упомянутый текст отзывается в «Празднике урожая» и связанными с телом проводами: «скрепляющие тебя провода». Собственно, поэтика Б. Гребенщикова вообще отличается воспроизводимостью приёмов и стратегий. Вот несколько дублетов (о понятии авторского дублета см. [4]) из текстов «Аквариума»: «Куда бы я ни шёл, я всегда шёл на север — / Потому что там нет и не было придумано другой стороны» («Брод»), «Если ты идёшь, то мы идём в одну сторону — / Другой стороны просто нет» («Рыба»); «Капитан Африка», «Капитан Воронин», «Капитан Белый снег», «Капитан Беллерофонт»; «Рок-н-ролл мертв, а я ещё нет» («Рок-н-ролл мертв»), «Ван Гог умер, Дарья, а мы ещё нет» («Дарья Дарья»); «Под юбкой ледяная броня» («Царь сна»), «Улыбка под этой юбкой заставляет дрожать континенты» («Стоп машина»); «Моя родина где-то вдали» («Не могу оторвать глаз от тебя»), «Моя родина — русский эфир» («Таможенный Блюз»); «И сказал им — пойдём домой» («Поезд в огне»), «…она сказала «Пойдём со мной»» («По дороге в Дамаск»).

Остальной куплет держится на двух ярких мифологических образах: фавна и упавшей звезды. Оба так или иначе традиционно захватывают идею страха, отсюда, скажем, «панический ужас» отождествлённого с фавном Пана, а падающая звезда четырежды упоминается в «Апокалипсисе» (Откр. 6, 13; 8, 10л-11; 9, 1-5; 12, 3-4). Как раз в «Откровении» говорится об упавшей с неба звезде, которая может быть соотнесена с понятием «двери» через образ ключей, которые были даны ей для открывания бездны. Вслед за этим пугающим фрагментом текста следует резкое дис-сонансное соло, овеществляющее ужас в звуке.

Красный краплак и чёрная сажа недвусмысленно отсылают к агрессивной чёрно-красной палитре символики национал-социализма, а следующие стихи строятся на ряде знаков разных видов искусства, оказавшихся в диссонирующем соседстве с антиэстетическими формами. Античные руины как эталон архитектурной гармонии соединены с «разорванными» поездами. Представляется, что поезд может оказаться в таком виде только в результате крушения, которое, в свою очередь, должно стать результатом насильственно-

208

го действия — теракта. Именно такая трактовка выглядит обоснованной в соседстве с упоминанием символики нацизма. Культурная память слушателей Гребенщикова может прочитать в этом два террористических акта, направленных против курсирующего между Москвой и Петербургом поезда «Невский экспресс» (13 августа 2007 г. и 27 ноября 2009 г.). Холсты Эрмитажа, попираемые прохожими, — это ещё одна апокалиптическая картина, вводящая в намеченный ряд живопись. Наконец, глухой режиссёр, с одной стороны, дополняет ряд угнетаемых искусств симфонической музыкой, а, с другой, возвращает нас к семантике звука, актуализированной в первой строке.

Первые строки последнего куплета повторяют начало песни. В дополнение к этому слова «Мы в самом начале», звучащие в самом конце текста, закольцовывают лирический сюжет и на уровне формально-композиционном, и на уровне содержательно-семантическом.

В поэтике Гребенщикова «причал» — это традиционно место остановки: «Я учился быть ребенком, я искал себе причал» («Великая железнодорожная симфония»). Однако в «Празднике урожая» — это неожиданно отправная точка, точка старта пути. После ряда апокалиптических картин автор всё же рисует перспективу надежды на обновление.

Текст, как мы видим, во многом опирается на наработанные автором образы и приёмы, и легче всего прочитывается именно в контексте всего имеющегося корпуса текстов Б. Гребенщикова. Основным конструктивным элементом лирического сюжета выступает противопоставление современной субъекту речи эпохи и десятилетия 90-х годов, ставшего и причиной, и условием формирования нынешних дискомфортных условий. Портрет эпохи рисуется включением гетерогенного интертекстуального фона, состоящего как из автоцитат, так и из элитарных и массовых претек-стов, художественного осмысления информационных поводов.

Наиболее узнаваемыми поэтическими стратегиями в этом тексте стали мотив невозможности пения, приём построения псевдопричинной связи, скрещивание элементов разных семантических полей, инвертирование стереотипных схем, введение поэтических дублетов.

Можно спрогнозировать появление новых текстов Б. Гребенщикова, которые будут включать в себя в качестве «строительного материала» уже понятийный ряд разобранной песни.

Литература

1. БГ — Соль (2014) [Электронный ресурс] // Официальный сайт группы «Аквариум». — Режим доступа: http://aquarium.ru/discography/ salt.html#@01 (дата обращения: 17.01.2019).

2. Гусейнов Г. Ч. Д. С. П.: Материалы к Русскому Словарю общественно-политического языка конца XX века [Текст] / Г. Ч. Гусейнов. — М.: Три квадрата, 2003. — 1020 с.

3. Непомнящий И. Б. Несобранный цикл Ф. И. Тютчева и проблема контекста [Текст] / И. Б. Непомнящий. — Владимир, 2002. — 271 с.

4. Пумпянский Л. В. Поэзия Ф. И. Тютчева [Текст] / Л. В. Пумпянский. — Л.: Прибой, 1928. — С. 9-57.

БГ выстрелил сразу двумя «новинками» — альбомом перепевок старых песен, выпущенным за авторством «Аквариума», и синглом, ответственность за который БГ целиком и полностью решил взять на себя.  Две эти работы интересно рассмотреть вместе, поскольку обе они, каждая по-своему,  отображают нынешнее состояние того, что когда-то было эпицентром тогда еще андеграундного русского рока. Те времена давно прошли. От нескольких классических составов «Аквариума» ничего не осталось, кроме самого БГ. И аббревиатура БГ настолько прочно сплавилась с названием «Аквариум», что одно без другого представить уже невозможно. «Аквариум» — это Гребенщиков, а Гребенщиков — это «Аквариум». Тут, что называется, без вопросов.

Ныне Борис Борисович Гребенщиков перешел к работе в любимом формате советских пенсионеров, именуемом «Старые песни о главном», когда под ностальгическим соусом подаются блюда не первой свежести и не очень вкусные. Сначала это был диск «Воздухоплавание в компании сфинксов», где на одну относительно новую песню приходились три старые. Теперь — «Аквариум Плюс», полностью составленный из перепевок старых песен. Честно говоря, когда слушаешь такого рода продукт, хочется понять, что двигало создателем, кода он выпускал его? Дикая, доводящая до зубовного скрежета, ностальгия по временам, которые давно ушли и которые  уже не вернешь? Или же банальная лень, не дающая возможности поработать над новым материалом? Иногда перелицованное старое платье смотрится едва ли не лучше, чем новое. Увы, это не тот случай. Старые песни в новом исполнении нового «Аквариума» не зазвучали по-новому. Вместо этого они стали скучными, пресными и неинтересными.  Но при этом, даже раздавленные нелепыми, помпезными, припопсованными аранжировками, старые песни  «Аквариума» влет сбивают условно новые песни БГ, представленные на сингле. Условно новыми они являются потому, что, по сути, это все те же перепевки старых песен. Или, если угодно — автоплагиат. Ни в музыке, ни в текстах нет абсолютно ничего нового. Все скроено по готовым лекалам. Заглавная песня «Праздник урожая во дворце труда» — предательски похожа на «Брод», «Губернатор» — один в один снята с  «Древнерусской тоски», ну, а «Не было такой и не будет» — это стандарт страданий ни о чем позднего Гребенщикова. Политический, протестный смысл, якобы заложенный в первых двух пенях, на самом деле только подчеркивает беспомощность текстов, представляющих собой не более, чем очередную сборку из стандартных болков «БГ — Lego».

При всей моей любви к «Аквариуму», вынужден констатировать, что группа и ее лидер находятся в глубоком системном кризисе. Хотя, конечно, БГ давно уже заслужил для себя право спокойно почивать на лаврах. Заседать в жюри конкурсов, становиться почетным членом всего и вся, выступать с лекциями, писать воспоминания. Но даже это следует делать с достоинством, не превращая музу в наложницу.

Автор текста: Алексей Калугин. Author: Aleksey Kalugin

Tags: музыка

This entry was posted on Вторник, Декабрь 3rd, 2013 at 23:43 and is filed under Без рубрики.
You can follow any comments to this entry through the RSS 2.0 feed.

You can skip to the end and leave a comment. Pinging is currently not allowed.

Posted on 25.12.2013.
Filed under CD, Архив, Видео, Проверено.
Bookmark the Permalink.
Trackbacks are closed, but you can post a comment.

Слова: Александр АРЛЯПОВ.

---

Трёхпесенный EP, который Борис Борисыч выпустил на собственное шестидесятилетие, стал своеобразным подарком не только всем слушателям, но и самому себе. 

Выпустил первоначально самостоятельным цифровым релизом на сайте Kroogi, а потом ещё и CD-бонусом к изданию нового номерного альбома Аквариума «А+».

И вот, что характерно, сам EP обозначен-таки не как Аквариум, а именно как БГ. Кажется, это вполне себе неслучайно. С БГ, конечно, вообще ни в чём нельзя быть уверенным до конца, но есть у меня подозрение, что сингл – это именно что высказывание самого Гребенщикова, достаточно внятное и где-то даже жёсткое — в то время как альбом вполне традиционен для нынешнего Аквариума: размеренно спокоен, мелодически красив и вполне созерцательно-безмятежен.

Три же сингла, попавшие на EP, бьют наотмашь. Точнее, две первые. «Губернатор» и, собственно, «Праздник Урожая Во Дворце Труда».

Первая уже успела произвести фурор в сети, будучи весьма прямолинейно истолкована как описание конфликта уральского губернатора Куйвашева и журналистки Аксаны Пановой:

---

«Под рубашкой от Бриони – наколки на груди, а мёртвых журналистов – без тебя хоть пруд пруди».

---

Мне всё же кажется, что прямолинейность в стиле «утром в газете – вечером в куплете» — отнюдь не гребенщиковский конёк, и не стоит наделять его песни такими вот смыслами «в лоб». Всё-таки он тоньше и глубже, и пресловутый «губернатор» есть метафора, символ тьмы и мрака, сидящих в каждом. Мерзости жизни засели в нас самих, ибо кто выбирает эту власть, платит эти взятки и живёт по этим «понятиям», как не мы сами.

И вот заглавная «Праздник Урожая Во Дворце Труда» (музыкально напоминающий «Назад в Архангельск», впрочем также, как «Губернатор» отдаёт «Древнерусской тоской») – ещё один мощный во всех отношениях хук. Тут тоже есть соблазн простых трактовок – окружающей действительности как такого нео-совка, например. С другой стороны, видеоклип, в котором кадры уличных протестов разных лет перемежаются кадрами советской кинопропаганды, тоже заставляет гадать — какой смысл вложен в это противопоставление. Каждый на этот вопрос отвечает сам, ждать прямых ответов от БГ, как обычно не приходится.

Красиво-печальная «Не Было Такой и Не Будет» отлично все эти проклятые вопросы завершает. И даже, в каком-то смысле, является ответом на них.

«И эхом в тишине едва-едва: любимая моя, пробьёмся»

---

Начало зимы еще не повод впадать в спячку или мерзнуть в поисках одеяла. Когда внешний мир склонился в сон, впору заняться миром внутренним и если не «подумать о душе«, то сделать хотя бы так, «словно мы, наконец, оставили позади эту бесконечную зиму…«. Так и попадают на праздник концерт урожая Бориса Гребенщикова во дворце труда в Космос.

Борис Гребенщиков в Космосе

Я не считаю себя фанатом БГ в том смысле в каком говорят о буйном поклонничестве кумиру. Я не был прежде на его концертах, как и на выступлениях множества иных музыкантов: на концерт тебя приводит либо желание увидеть шоу интересного тебе человека, либо стечение обстоятельств. При том что для меня колорит БГ бесспорен, а творчество хоть и принято не целиком, но входит в недлинный список песен, которые я напеваю «по дороге домой» или цитирую сообразно необходимости, здесь я оказался по второй причине. Билет оказался у меня на руках благодаря разговорному жанру на одном из пятничных открытых эфиров радиостанции Rock Arsenal.

Начало было положено заглавной песней с нового альбома «Соль» и рядом следующих за ней. Они звучали сильнее и напористее, чем в записи. Может дело в гитаристе и барабанщике группы Oasis, которые сейчас путешествуют по сценам вместе с БГ, может в том, что песня, заставшая тебя дома, должна наводить на мысли, а на концерте — зажигать идеей. И БГ зажигал. «Нам очень жаль, что вы не можете танцевать. Если вы придумаете что с этим сделать, мы будем полностью на вашей стороне», — сказал БГ, и зал пошел к сцене заполнять собой и танцами проходы. (Зрители первого ряда были счастливы [на самом деле нет])

Вслед за демонстрацией нового альбома пошли классические и редко исполняемые песни. «Скоро будет антракт, и прежде, чем вас отправить на водопой, мы должны поделиться духовными скрепами», — сказал БГ и затянул «в этом городе должен быть кто-то живоо-о-ой» в качающем ритме регги. «Счастливого водопоя. Удачной охоты», — и был антракт.

Вторая часть была более ламповой: на сцене зажгли торшеры и в их свете, по углам, нашлись пальмы и фикусы. БГ сел у самого края сцены, от которой никто и не думал уходить даже во время перерыва. Лицо БГ от ближайшего планшета, который его снимал, отделял в лучшем случае метр. С этого момента играли не по-написанному: Гребенщиков оборачивался на свою команду, играл вступление, и те подхватывали. В первое время даже казалось, что ему передавали записки. Потом зал осмелел и начал заказывать песни из зала, а БГ продолжал на свой лад, стараясь выбирать редкие песни. Говорит, ему нравится отклик.

Чем дальше, тем длинее была «очередь» в боковых проходах

И вот дело подходит к концу. Гребенщиков представляет поименно своих музыкантов к поклону. Они играю заключительную песню, и группа удаляется за сцену под оглушающие аплодисменты. Казалось бы, концерт окончен, зал вызывает кумира на бис, а кто-то тем временем спешит в гардероб. А свет не включают, кажется, что на сцене стало еще темнее. Так прошло еще минут десять. В засценных сумерках не отличить музыканта от басиста к инструменту вернулся Пол Стейси («младший брат Че Гевары«, как выражался БГ). Толпа ликовала, но не хотела удовлетвориться этим. Спустя затяжное гитарное соло, вышел другой гитарист уже своим, буквально, запилив его о микрофонную стойку и гитару Пола.

А атмосфера нагнеталась: звук гитар становился плотнее, сцену заполнял сгущающийся дым. Знаете, допустимое время на принятие решения выходить на бис или нет можно измерять в перекурах: сколько раз можно «выйти покурить» пока зрители готовы оставаться на месте. А еще можно самим же и заключать пари.

— Как думаешь, пойдем еще?
— Пойдем покурим, а там видно будет.
— Смотри, еще не разошлись!
— И не разойдутся еще минут 20, пошли опять перекурим.
— Да не, уйдут же. 
— Давай, если они будут здесь к моему возвращению, вот Он запилит гитарой об тебя?
— Ладно, но я уже пойду на сцену, а ты догоняй.
— Договорились. Вы там дыму побольше напустите, а я такой как будто бы из-за фикуса появлюсь.

Такие бредовые диалоги рождались в моей голове, пока на сцене творилось музыкальное беснование. И тут вернулся БГ в сарафане в «фартуке кузнеца», как сказала моя спутница, но Гребенщиков повернулся спиной, и она нехотя со мной согласилась. «Рок-н-ролл мертв, а мы еще нет».

Выход на бис определяется перекуром: если по возвращении зрители не разошлись — можно играть.

БГ: «Как было сказано в великом источнике мудрости современности — Фейсбуке: война окончена, если выключишь телевизор»

На бис играли не меньше, чем до этого «на прощание» — ярко, зажигательно и практически бесконечно. Хотя… мне ли жаловаться тем, кто в этот вечер не был здесь, и его расстройство было пропорционально каждой сыгранной сверх песней. Концерт длился более 3,5 часов.

Апофеозней апофеоза этих музыкальных игр на инструментах был бы кумир-добей-меня-танцем пляс БГ. «Мама, что мы будем делать, когда он двинет собой?!». Но мы живы [по крайней мере, пока] :О)

P.S. Круче всего, имхо, участие скрипки в «Аделаиде».