Clever together сценарий

Логика сценарного анализа
Согласно документу, группе аналитиков фонда Рокфеллера и консалтинговой компании Global Business Network было предложено провести сценарный анализ ближайшего будущего человечества. Анализ было решено провести на базе рассмотрения группы неопределенностей положения элит различных стран (и управляемых ими сообществ) по отношению к различным глобальным процессам.

Из множества выбранных неопределенностей (видимо по степени влияния на развитие человечества) были выбраны две.

Рис. 2 — Изображение взято из оригинала доклада.

Глобальное политическое и экономическое выравнивание
«Эта неопределенность касается как объема экономической интеграции-потока товаров, капитала, людей и идей, — так и степени, в которой устойчивые и эффективные политические структуры позволяют миру решать многие глобальные проблемы, с которыми он сталкивается. На одном конце оси мы увидим более интегрированную глобальную экономику с высокими объемами торговли, которая обеспечивает доступ к более широкому спектру товаров и услуг за счет импорта и экспорта, а также растущую специализацию экспорта. Мы также будем стремиться к расширению сотрудничества на наднациональном уровне, способствуя расширению сотрудничества, укреплению глобальных институтов и формированию эффективных международных сетей по решению проблем. С другой стороны, потенциал экономического развития в развивающихся странах будет снижен в результате хрупкости общей глобальной экономики — в сочетании с протекционизмом и фрагментацией торговли — наряду с ослаблением режимов управления, которые создают барьеры для сотрудничества, препятствуя тем самым согласованию и реализации крупномасштабных, взаимосвязанных решений насущных глобальных проблем.» — дословная цитата из доклада фонда Рокфеллера.
Другими словами, первая неопределенность — Глобальное политическое и экономическое выравнивание — означает степень интеграционных процессов в человеческом мире, степень выравнивания доступа населения различных стран (и соответствующих элит) к различным технологиям, рожденным в разных уголках нашей планеты и готовности к этому соответствующих политических и экономических инструментов. Данная неопределенность рассматривается, как шкала, со своим «плюсом» и «минусом». Плюс — сильное (Strong) выравнивание — означает большую степень интеграции между странами в области обмена технологиями и информацией, отсутствие ограничений (как политических, так и экономических) на продвижение глобальных технологий. Минус — слабое (Weak) выравнивание — означает низкую степень интеграции в области обмена технологиями и информации, возведение политических и экономических ограничений на продвижение глобальных технологий (санкции, запреты, пошлины, отсутствие патентной поддержки и банальное закрытие границ).

Адаптивная способность
«Эта неопределенность относится к способности различных слоев общества справляться с изменениями и эффективно адаптироваться. Эта способность к адаптации может означать проактивное управление существующими системами и структурами для обеспечения их устойчивости к внешним силам, а также способность трансформировать эти системы и структуры, когда изменившийся контекст означает, что они больше не подходят. Адаптационный потенциал, как правило, связан с более высоким уровнем образования в обществе, а также с наличием возможностей для тех, кто имеет образование, способствовать их индивидуальному и общественному благополучию. Высокие уровни адаптивного потенциала обычно достигаются благодаря наличию доверия в обществе; наличию и терпимости к новизне и разнообразию; силе, разнообразию и дублированию человеческих институтов; а также свободному потоку коммуникаций и идей, особенно между различными уровнями, например, снизу вверх и сверху вниз. Более низкие уровни адаптационного потенциала возникают в отсутствие этих характеристик и делают население особенно уязвимым к разрушительным последствиям непредвиденных потрясений.» — дословная цитата из доклада фонда Рокфеллера.
Другими словами, вторая неопределенность — Адаптивная способность — означает способность элит оперативно реагировать на изменение как внешних, так и внутренних факторов (как природных явлений, так и общественно-политических событий) и, вместе с этим, оперативно изменять политическую и экономическую надстройку общества (вплоть до конституции страны). Данная неопределенность также рассматривается, как шкала, со своим «плюсом» и «минусом». Плюс — высокая (High) адаптивная способность элит к оперативным изменениям в общественно-политической жизни общества в зависимости от внутренних и внешних факторов воздействия и принятию достаточных мер к нейтрализации возникших факторов. Такая степень готовности — наличие мощных аналитических центров, собирающих и анализирующих текущую ситуацию и предлагающих необходимые мероприятия и, при должной необходимости, изменения в политической и экономической системе (вплоть до изменения конституции страны). В данном положении проявляется высокая степень доверия между различными слоями общества. Здесь также должна наблюдаться высокая степень делегирования полномочий по оперативному принятию организационно-политических решений от нижних (подчиненных) слоев общества к соответствующим элитам. Минус — низкая (Low) адаптивная способность к общественно-политическим изменениям в связи с воздействием новых внешних и внутренних факторов, нео-консерватизм и догматизм элит по отношению к необходимым изменениям и преследование инакомыслия без должного обсуждения в обществе. В данном обществе население, как правило, находится в более уязвимом положении по отношении к воздействию непредвиденных факторов.

Аналитики фонда Рокфеллера расположили данные шкалы неопределенностей в 2D пространстве: по оси X была расположена Адаптивная способность, по оси Y — Глобальное политическое и экономическое выравнивание (

В результате пересечения этих двух осей и соответствующего положения общественных элит (и управляемых ими обществ) по отношению к этим двум неопределенностям получилась матрица из четырех возможных сценариев (:

LOCK STEP — БЛОКИРОВКА РАЗВИТИЯ — Мир более жесткого правительственного контроля сверху вниз и более авторитарного руководства, с ограниченными инновациями и растущим сопротивлением граждан.
HACK ATTACK — МИР ХАКЕРСКИХ АТАК — Экономически нестабильный и подверженный шоку мир, в котором ослабевают правительства, процветают преступники и появляются опасные инновации.
SMART SCRAMBLE — УМНАЯ СХВАТКА — Экономически депрессивный мир, в котором отдельные люди и сообщества разрабатывают локализованные, импровизированные решения растущего набора проблем.
CLEVER TOGETHER — УМНЫЕ ВМЕСТЕ — Мир, в котором появляются высоко скоординированные и успешные стратегии для решения как насущных, так и укоренившихся во всем мире проблем.
Автор сознательно изменил порядок описания указанных сценариев, исходя из нижеописанной логики. В первоисточнике порядок представленных сценариев следующий: LOCK STEP, CLEVER TOGETHER, HACK ATTACK и SMART SCRAMBLE.
Многие политики и аналитики при ссылках на данный доклад, рассматривают данные сценарии — как отдельные возможные сценарии ближайшего будущего при различных комбинациях положения элит в заданных шкалах по оси X и Y указанной выше матрицы (Две неопределенности — Адаптивная способность и Политическое и экономическое выравнивание). Если рассматривать данную матрицу одномоментно в статике, то да — перед нами четыре различных сценария.

Однако у автора данной статьи иное прочтение представленной логики анализа…
В мире ничего не бывает статичного — все течет, все изменяется. Положение элит по отношению к заданным неопределенностям не бывает абсолютно статичным (хотя очень часто такое стремление к «заморозке» текущего состояния имеет место в реальной жизни). Так или иначе — элиты меняются под давлением обстоятельств (другой вопрос с какой скоростью). В крайних случаях общество МЕНЯЕТ собственно ЭЛИТУ. Поэтому если включить не стандартное (а точнее сказать — не стереотипное) мышление и рассмотреть представленную матрицу в динамике изменения положения элит в заданных шкалах неопределенностей — то мы увидим единый глобальный сценарий, состоящий из четырех глобальных эпизодов. Последовательность представленных в докладе эпизодов в описанной ниже логике просматривается именно такая, как было указано выше автором данного материала, а именно: LOCK STEP, HACK ATTACK, SMART SCRAMBLE и CLEVER TOGETHER…

Цель зашифрованного в докладе Рокфеллера сценария — движение человеческого общества к создания Мирового Правительства.

НАША ЦЕЛЬ — СОЗДАНИЕ МИРОВОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА! Данная цитата приписывается Збигневу Бжезинскому (автор не нашел первоисточник указанной цитаты, поэтому и ограничился фразой «приписывается»…)

А вот другая цитата данного персонажа…

«… В ТЕХНОТРОННОЙ ЭПОХЕ ОБРАЗУЕТСЯ ПОСТЕПЕННО ШАГ, ЗА ШАГОМ ВСЁ БОЛЕЕ КОНТРОЛИРУЕМОЕ ОБЩЕСТВО. ТАКОЕ ОБЩЕСТВО БУДЕТ УПРАВЛЯТЬСЯ ЭЛИТАМИ, КОТОРЫЕ НЕ БУДУТ ПОДДЕРЖИВАТЬ ТРАДИЦИОННЫЕ ЦЕННОСТИ. И СКОРО СТАНЕТ ВОЗМОЖНЫМ НАБЛЮДЕНИЕ И КОНТРОЛЬ ПРАКТИЧЕСКИ ЗА КАЖДЫМ ГРАЖДАНИНОМ; СТАНЕТ ВОЗМОЖНЫМ СОБИРАТЬ ДАЖЕ САМУЮ ИНТИМНУЮ ИНФОРМАЦИЮ О КАЖДОМ ГРАЖДАНИНЕ И ХРАНИТЬ ЕЁ В ОСОБЫХ ЭЛЕКТРОННЫХ ПАПКАХ. И ВЛАСТИ ТОГДА СМОГУТ НАПРЯМУЮ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ЭТИМИ ПАПКАМИ В СЛУЧАЕ НАДОБНОСТИ…» Збигнев Бжезинский (1928-2017) «Технотронная эра» (Brzezinsky Z. Between Two Ages: America’s Role in the Technetronic Era. — Viking Press, 1970). С момента первой её публикации прошло полстолетия (!!!).
Цитата взята из данного источника… Ничего не напоминает?

Итак, рассмотрим представленную в докладе фонда Рокфеллера в 2010 году матрицу сценариев развития человечества в динамике изменения положения мировых элит в заданных шкалах выбранных критических неопределенностей (см. рис. 3).

«МАТРИЦА РОКФЕЛЛЕРА» в динамике
LOCK STEP — БЛОКИРОВКА РАЗВИТИЯ — как эпизод глобального сценария…
Рис. 5 — Изображение взято из оригинала доклада.
Рис. 5 — Изображение взято из оригинала доклада.
«ЧТО ЧАСТО УДИВЛЯЕТ В НОВЫХ ТЕХНОЛОГИЯХ, ТАК ЭТО СОПУТСТВУЮЩИЙ УЩЕРБ: МАСШТАБ ПРОБЛЕМЫ, КОТОРУЮ ВЫ МОЖЕТЕ СОЗДАТЬ, РЕШИВ ДРУГУЮ ПРОБЛЕМУ, ВСЕГДА НЕМНОГО УДИВЛЯЕТ.” — Майкл Фри, Программа современных технологий в здравоохранении (PATH — глобальная организация здравоохранения, см. справку). Цитата, опубликованная в докладе фонда Рокфеллера.
Если следовать логике аналитиков фонда Рокфеллера — положение элит относительно шкал заданных критических неопределенностей в данном стартовом (по мнению автора канала) сценарии — следующая.

Глобальное политическое и экономическое выравнивание. Уровень глобализации в распространении различных технологий настолько высок, что уровень доступа локальных элит (и соответствующих управляемых ими групп населения) к массовым технологиям в мире стал всеобщим. Этому широко способствует принятые элитами большинства стран политические и экономические государственные решения. При этом широко распространяются технологии нано-уровня: генная инженерия, производство лекарственных аппаратов нового типа, технологии на основе расшифровки генома человека и т.д. и т.п.
Адаптивная способность. Вместе с выше сказанным в государственных решениях очень слабо представлены аналитические инструменты, позволяющие адекватно оценить возможный ущерб от внедрения той или иной технологии (см. цитату выше). Кроме того, локальные элиты «в погоне за сиюминутной прибылью» часто препятствуют процессу создания таких аналитических инструментов (институтов) на государственном уровне. Кроме этого, скорость принятия адекватных решений с помощью созданных типа «либерально-демократических» институтов госуправления слишком низкая. Достаточно обратить внимание на бесконечные дискуссии в парламенте Великобритании и то, как решения президента США жестко оспариваются его оппонентами, что не способствует оперативному принятию адекватных решений… Таким образом (согласно логике авторов доклада), адаптивная способность элит оперативно (и самое главное адекватно) реагировать на возникновение возможных проблем в связи с внедрением новых (иногда не достаточно проработанных) технологий находится на весьма низком уровне.
При таком соотношении этих двух критических неопределенностей в состоянии элит нетрудно предсказать возможную пандемическую (в частности вирусную) атаку на человечество, связанную с недостаточно проработанной какой-нибудь генной или иной нано-био-технологией. Если отбросить в сторону всяческие конспирологические теории заговоров — происходящая в данный момент пандемия (так эффектно расписанная аналитиками фонда Рокфеллера в сценарии LOCK STEP — БЛОКИРОВКА РАЗВИТИЯ) — это объективная и вполне ожидаемая РЕАКЦИЯ ПРИРОДЫ НА БЕСПАРДОННОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО ЧЕЛОВЕКА В НАНОМИР. Исходя из такой логики, нынешняя пандемия — в любом случае РЕЗУЛЬТАТ ДЕЛА РУК ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ.

Аналитики фонда Рокфеллера ошиблись только в дате начала пандемии — 2012 год. Было предсказано появление неизвестного вируса гриппа, от которого на предсказанный момент не было противовирусных вакцин. Однако думаю, что можно не считать указанную дату какой-нибудь значимой ошибкой. С 2012 года действительно по миру начались локальные эпидемии гриппо-подобных вирусов, которые человечеству удавалось оперативно локализовывать. Многие из читателей могут вспомнить своих знакомых, которые внезапно скончались от «внебольничной» пневмонии. Просто у ПРИРОДЫ своя скорость реагирования на внедрение человеком генных технологий, своя скорость мутации известных вирусов. В конце концов человечеству также необходимо какое-то время для того, чтобы научиться идентифицировать источник поражения здоровья человека…

Не будем здесь пересказывать данный сценарий доклада, читатель может самостоятельно прочитать его первоисточник и перевод. Отметим только промежуточный итог.

В результате пандемической атаки и принятия на уроне большинства государств карантинных мер общество сваливается в «мир более жесткого правительственного контроля сверху вниз и более авторитарного руководства, с ограниченными инновациями и растущим сопротивлением граждан».
Чтобы спастись от вирусной атаки, к которой элиты и управляемые ими общества явно не были готовы, правительства фактически всех стран закрывают границы и физически блокируют население в режиме «САМОКАРАНТИНА». Происходит блокировка экономического развития фактически всех стран. В связи с тем, что уровень «цифровых технологий» и уровень развития материальной базы компьютерных систем достиг достаточных высот (особенно в скорости обработки огромных массивов данных) производится естественная попытка элит «оцифровать» управляемое ими сообщества и взять под контроль все аспекты жизни населения (вплоть до интимных — см. выше цитату Збигнева Бжезинского от 1970 года).

ПРИ ТАКОМ РАЗВИТИИ СОБЫТИЙ ЗАДАННОЕ В САМОМ НАЧАЛЕ ПОЛОЖЕНИЕ ЭЛИТ ПО ОТНОШЕНИЮ К ВЫБРАННЫМ ДЛЯ АНАЛИЗА КРИТИЧЕСКИМ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЯМ ПРОСТО НЕ МОЖЕТ ОСТАВАТЬСЯ СТАТИЧНЫМ!

Логика подсказывает, что при закрытии локальных границ и замыкании локальных элит на соответствующие возникшие проблемы, уровень выравнивания доступа к новым технологиям резко падает. Этому начинают препятствовать принятые разными странами политические и экономические решения.

В странах, которые являлись источниками создания различных технологий, уровень доступа к технологиям остается относительно высоким. Хотя при этом развитие новых технологий серьезно притормаживается из-за общего экономического спада.

В странах, которые являлись потребителями разработанных условно «чужих» технологий, уровень доступа к новым технологиям резко падает, и технологическое развитие фактически останавливается.

Если при этом следовать логике «матрицы Рокфеллера», мировое сообщество должно свалиться в сценарий HACK ATTACK — МИР ХАКЕРСКИХ АТАК (см. рис. 6), потому что именно в этом (описанном в докладе фонда Рокфеллера) эпизоде обе критические неопределенности («глобальное политическое и экономическое выравнивание» и «адаптивная способность») находятся в отрицательной зоне указанной матрицы.

Рис. 6 Переход в «Мир хакерских атак»
Рис. 6 Переход в «Мир хакерских атак»
Слабость элит и неподготовленность их к таким быстрым изменениям в человеческой жизни вместе с закрытием границ и одновременном торможении экономического развития неизбежно приведут к нестабильности в обществе и переходу на другой эпизод «матрицы Рокфеллера», а именно «HACK ATTACK — МИР ХАКЕРСКИХ АТАК» (см. рис. 6)

HACK ATTACK — МИР ХАКЕРСКИХ АТАК — как эпизод глобального сценария…



Рис. 7 — Изображение взято из оригинала доклада фонда Рокфеллера.

Экономически нестабильный и подверженный шоку мир, в котором ослабевают правительства, процветают преступники и появляются опасные инновации.
Нужно понимать, что четкого водораздела между эпизодами не будет. Эпизоды будут плавно вытекать друг из друга, взаимно пересекаться и дополняться.

Итак, после получения первого реального опыта блокирования пандемической атаки в мире начнут развиваться два глобальных процесса:

Цифровизация (многие данный процесс называют созданием «цифрового концлагеря»);
Падение экономического развития государств и жизненного уровня населения.
Попытка локальных элит закрыть управляемые ими сообщества от пандемической атаки (особенно извне) и максимально взять под контроль жизнедеятельность населения с помощью цифровых технологий приводит к естественному реакции отторжения в человеческих массах. «Судорожное» внедрение цифровых технологий приводит к неподконтрольному никем и нерегламентированному созданию BIG DATA.

Big Data — Большие данные — обозначение структурированных и неструктурированных данных огромных объёмов и значительного многообразия эффективно обрабатываемых горизонтально масштабируемыми программными инструментами.
В этих огромных массивах информации собираются все данные о населении мира (часто вплоть до интимных подробностей). Самое неприятное в данном процессе то, что огромные базы данных формируются анонимно и очень слабо регламентированы существующим законодательством стран (по крайней мере в начальное время). Огромные массивы информации формируются специалистами в IT области, не имеющих никаких государственных обязательств. В лучшем случае только корпоративные обязательства в рамках корпорации, собирающей данную информацию. Фактически никому не известные люди получают возможность распоряжаться информацией о человеческом индивидууме по своему собственному усмотрению. При слабом контроле со стороны государства и открытых границах в информационном пространстве возникают риски масштабной утечки собранной информации.

Кроме того, степень цифровизации может достигнуть такого уровня, что группа никому неизвестных лиц (ANONIMOUS) получит возможность применять незаконные, неконституционные и внесудебные решения по отношению к конкретному человеку, ограничивающие его общепринятые права, что в свою очередь выходит за рамки правового государства…
Именно об этом и предупреждает нас, уважаемый Никита Сергеевич Михалков (да и другие выдающиеся деятели культуры), высказывая свою сугубо гуманитарную озабоченность в связи с происходящими процессами «цифровизации» всех аспектов нашей жизни.

Вместе с тем появляется другая — очень опасная тенденция. В результате закрытия территориальных границ и приостановке экономического развития происходит резкое падение жизненного уровня населения. Уровень доходов падает, финансовые запасы населения истощаются. Происходит падение совокупного платежеспособного спроса, что в свою очередь приводит к дальнейшему падению объемов производства (ввиду отсутствия спроса). Экономика государств начинает сжиматься как «шагреневая кожа». Запускается процесс «снежный ком — наоборот». Промышленное производство в виду отсутствия должной загрузки попадает в зону неэффективной производственной экономики. Рентабельность резко снижается, совокупное сальдо в финансовых отчетах попадает в отрицательную зону. Предприятия не могут расплатиться по долгам, начинают экономить на всем, в том числе и на зарплате, что в свою очередь ведет к дальнейшему падению совокупного платежеспособного спроса. Кроме этого АКЦИОНЕРЫ предприятий начинают экономить также и на реновации и поддержании основных фондов предприятий, что приводит к высокому риску возникновения техногенных проблем в ближайшем будущем. Это в свою очередь также не способствует повышению экономической эффективности работы предприятий. И так — несколько оборотных производственных циклов подряд.

Возникает парадоксальная ситуация, к которой действующие элиты явно не готовы — инвестиции в строительство новых производственных активов только ухудшают экономическую эффективность совокупного промышленного производства, т.к. данные активы на падающих рынках становятся «условно лишними» и не находят себе применения на фоне падающего платежеспособного спроса… Т.е. запуск «нового инвестиционного цикла» без формирования точек роста платежеспособного спроса населения может нанести еще больший вред недогруженной экономике (?!!).
«Экономически нестабильный и подверженный шоку мир…» (цитата из доклада фонда Рокфеллера) приводит к массовому напряжению в обществе. Элиты пытаются переделить между собой падающие рынки и производственно-финансовые потоки и политическую власть.

Население, не понимая до конца сути происходящего, начинает все громче высказывать недовольство происходящим. Стоит только поднести спичку и пламя недовольства вываливается на улицы (беспорядки в ряде штатов США и странах Европы на фоне расовой нетерпимости…).

В результате обрушения экономики безработными оказывается большое количество людей самых различных профессий. В том числе и IT-специалисты, которые только вчера участвовали в создании BIG DATA в различных финансовых или около государственных корпорациях. Возникает серьезный риск того, что кибер преступность может выйти на новый уровень организованной деятельности. Если ранее кибер атаки были уделом хакеров-одиночек или малых группировок (также данная деятельность была уделом подразделений спецслужб различных стран), то в связи с массовой потерей работы спонтанно начинают создаваться высокоорганизованные неформальные, а самое неприятное — анонимные, кибер группировки, которые, имея соответствующий опыт внедрения BIG DATA, начинают использовать его в целях шантажа и мошенничества в отношении сначала просто отдельных граждан, а затем организаций и отдельных государственных структур.

В принципе описанный процесс создания неформальных «теневых группировок распространяется не только на кибер пространство. По данному алгоритму начинают формироваться и другие «теневые» высокотехнологические группировки, включая использование технологий генной инженерии и генной модификации.

Следуя логике аналитиков фонда Рокфеллера, нетрудно догадаться, что в недрах «теневых» самообразований в целях нерегламентированного (незаконного) перераспределения ресурсов в свою пользу начинают возникать очень опасные инновации. Опасные прежде всего по двум причинам:

Недостаточно проработанная технологическая инновация с точки зрения безопасной жизнедеятельности человека.
Не исключается также и умышленно созданные опасные инновации, с целью повышения эффективности шантажа и мошенничества.
В мировом сообществе получает развитие принцип мафии — когда неформальная (негосударственная) структура сначала создает проблемы, а затем — за деньги — «помогает» их решать.

Именно об этом и предупреждали аналитики фонда Рокфеллера, описывая сценарий HACK ATTACK — МИР ХАКЕРСКИХ АТАК еще в 2010 году.

© 2016—2023
Национальная технолøгическая инициатива

По каким законам будет жить поствирусный мир

13.04.2020

Как изменится мир после коронавируса, с каким кризисом человечество столкнется в следующий раз, почему глобализация как проект закончилась и по каким причинам США, Европа и Китай оказались неготовыми к пандемии, рассказывает футуролог, спецпредставитель президента РФ по вопросам цифрового и технологического развития Дмитрий Песков.

Кто виноват?

— Кто виноват в том, что случилось?

— Кто виноват в том, что у нас сейчас происходит?

— Какие ошибки и какие политики привели к появлению кризиса?

Ответ

К кризису привело соревнование двух машин мышления — Америки и Китая. США запустили кризис мышления, совершив ряд ошибок и научив остальной мир смотреть на происходящее их глазами. Китай впрямую воспроизвел советскую парадигму 1960-х годов под названием «Догоним и перегоним Америку».

Политика Китая привела к тому, что сама пандемия стала возможной. Политика США привела к тому, что готовность мира к пандемии и ее восприятие оказались неадекватными. Ни одна страна не ставила каких-то целей, связанных с пандемией. Это тот самый «идеальный шторм», набор случайностей, которые совпали вместе и привели к тому, что происходит сегодня.

Сценарий Lock Step

10 лет назад аналитический фонд Рокфеллера представил сценарий развития технологий в современном мире. Он запускался мировым кризисом, связанным с распространением неизвестного вируса из Китая.

В сценарии Lock Step кризис случался в 2010 году. По прогнозу в течение трех лет ожидалась перегрузка технологических сетей, в течение пяти лет — удар по международной торговле из-за введения средств эпидемиологического контроля на границах, то есть распад мира на отдельные островные территории. И где-то через 10–12 лет прогнозировалось возвращение к традиционной «зеленой» повестке, которая, как им казалось, все равно будет преобладать.

Сценарий Clever Together

Другой сценарий связан с умным мировым правительством, которое собирает межнациональную панель управления, делает прогнозы. И дальше весь мир, работая с этими экспертами, выбирает оптимальную стратегию и тактику технологического развития.

Здесь прослеживается ключевая когнитивная ошибка всего класса мыслителей, аналитиков, стратегов, которые выросли сегодня в западных странах, получили классическое хорошее образование в ведущих мировых университетах. Она заключается в том, что если вы выбираете один вариант ответа, вы рискуете всеми другими вариантами. Все новые факты вы пытаетесь уложить в одну стройную понятную картину миру, в которой есть очень умные люди, которые могут сделать единственно верный прогноз. Проблема в том, что единственно верных прогнозов не бывает.

К чему привела эта ошибка?

К трагическим последствиям ответа на сегодняшний экономический кризис. Он связан с тем, по какой модели эти аналитики оценивали готовность стран к пандемии.

Если мы посмотрим самый свежий источник — 2019 год, Global Health Security Index, рейтинг стран, наиболее готовых к пандемии: на первом месте США, далее Великобритания, Нидерланды, Австралия, Канада, Таиланд, Швеция, Дания, Южная Корея и Финляндия. В топ-10 нет Китая. Китай на 50–60-х местах. Россия — еще дальше.

В такой модели аналитики смотрели только на один тип факторов, который был заранее выбран, потому что он соответствовал их политической базовой культуре. Они видели один тип реакции и категорически не видели другие. Это классическая когнитивная ошибка.

С другой стороны мы наблюдаем стремление Китая «догнать и перегнать Америку», политику замалчивания в течение нескольких недель, которая не позволила быстро отреагировать в самом начале пандемии. Сочетание этих двух факторов: с одной стороны, быстрого старта, а с другой стороны, категорической неготовности к кризису, привела нас туда, где мы сегодня находимся.

И мы вошли в год в ситуации, которую можно назвать «идеальный шторм» — экономический кризис, военный кризис, климатический кризис, который проявился очень ярко в начале года. Но самой тяжелой фазы нам удалось избежать. Я очень надеюсь, что борьба с пандемией, синхронные действия и политика восстановления на несколько лет займет правительства ведущих стран мира, и мы получим еще несколько лет спокойной жизни.

Есть ли выход?

Выход из пандемии неизбежен. Мы с вирусом справимся. Большинство данных показывают, что несмотря на то что вирус силен и почти совершенен, его мутации все-таки недостаточно быстрые. И есть шансы появления и вакцин, и лекарств. Это так или иначе произойдет.

Но вопрос выхода и траектории выхода крайне сложен. Я бы смотрел на серединные сценарии, в которых мы переходим к умеренному восстановлению с новыми волнами вируса, которые на нас накатываются в горизонте 2–4 лет. Это «зубчатое» восстановление кажется наиболее вероятным.

Чего мы ждем?

Мы в первую очередь ждем появления тест-систем. Для того, чтобы часть отраслей возродилась, потребуется сочетание двух типов тестов: на наличие антител и немедленного подтверждения наличия или отсутствия вируса в организме.

Появление тест-систем приводит нас к сценарию экономики «чистых зон», когда у вас будут требовать доказательство того, что вы не больны. Фактически речь идет о разделении населения на несколько частей. И дальше для одних экономические активности будут доступны, а для других — нет.

Такой сценарий многим кажется «фашистским», но практика пока такие прогнозы подтверждает. Есть случаи предложения неких сертификатов в Германии, у нас есть региональные инициативы властей в России, которые уже пытаются требовать справки об отсутствии вируса. Экономика «чистых зон» нас так или иначе ждет в ближайшие несколько месяцев.

Следующие шаги, за которыми надо следить, после того как тест-системы появятся, — это вакцина. От первых клинических испытаний до массового производства вакцины пройдет много месяцев. В этом случае вакцина как возможный сценарий — это в самом оптимистичном варианте только осень 2020-го или весна 2021-го года при более реалистичном варианте — в случае, если карантин сработает и «чистые зоны» позволят нам частично восстановить ряд отраслей. Но кризис у нас до весны следующего года все равно будет продолжаться.

Единственным оптимистичным сценарием оказывается поиск лекарства. Но вероятность его пока остается минимальной.

Что это означает с точки зрения общей модели?

Сегодня мы видим, как планета переводит сингулярность в регулярность, делает нам прививку от экспоненциального роста. Мы на несколько лет от него откажемся. Мы уйдем сначала в турбулентность со сценарием рецессии, а потом в гораздо более плавный рост. Не навсегда, но на некоторое время наша функция будет больше походить на классическую синусоиду, чем на экспоненту.

Фактически мы можем сказать, что глобализация как проект преодоления национальных границ завершена. Мы переходим к сценарию, который в прошлом году я назвал сценарием «островизации». К сценарию, где государства начинают отделяться друг от друга границами, выстраивать барьеры, выстраивать собственную внутреннюю логику.

Вирус бьет по точкам максимального сосредоточения человеческого капитала в хабах сети. Конечно, это тяжелый удар и по тому, что мы делали в рамках Национальной технологической инициативы, потому что наши «Точки кипения» оказываются как раз наиболее уязвимыми к воздействиям такого рода. То есть, чем лучше человек работает, чем больше у него сетевых связей, тем для него опаснее, тем легче распространяется вирус. Это очень коварная история, которая больно ударила и по нам тоже.

Что это значит для НТИ?

НТИ оказалась в логике «островизации» сетей. Наши «неты», то есть сети, которые мы строили, оказались крайне востребованы. Эти сети убирают посредника — человеческий фактор.

Мы сегодня видим рост интереса к рынкам Хелснет, Аэронет, Маринет и Автонет. Внимание к ним увеличивается, их решения становятся более и более востребованными. Глядя на матрицу НТИ, можно заметить, что мы находимся там, где надо, в оптимальной траектории развития. Нам с точки зрения базы менять ничего не надо. Сейчас мы можем достроить новые «неты», доработать модели, выполнить «домашнее задание», в том числе по франшизе, по системам оценки, по стандарту цифрового следа, потому что это сверхвостребовано. И мы дальше двигаемся по плану.

Что произойдет в ближайшие годы?

— Очевидно, появится новая глобальная инициатива, будет много попыток договориться о глобальных правилах и о глобальном контроле. Есть ли у нее шанс? Мне кажется, нет, потому что кризис доверия даже внутри отдельных политических экосистем сегодня максимален. Даже страны ЕС не могут быстро договориться о единых мерах экономической поддержки. Трагедия, связанная с борьбой спецслужб и геополитических структур за маски, кризис доверия убил окончательно.

— Строительство «островов» будет мучительным. Ни в одной из стран сегодня, как бы кто ни думал, нет технологического суверенитета. Его нет ни у США, ни у Китая, ни тем более у России. Но Китай и США будут его в ближайшие годы яростно создавать. И нам, конечно, нужно присоединиться, чтобы третий «остров» был именно наш. Мучительно? Да. Но собственное производство и стандарты вполне вероятны к появлению, с конфликтами, с кризисами, с луддитами, с политическими перестройками. Нам нужно сцепить зубы и вот эту политическую связность и продолженность курса удержать, сохранить работу по сквозным технологиям.

— Отрасли услуг радикально просядут. Тем не менее, создание «островов» в модели кризиса потребует построения фрактальной экономики. Это модель экономики, при которой максимальное количество услуг реализуется на уровне вашего домохозяйства, или вашего жилого дома, или вашего жилого комплекса, или вашего города. Это ситуации, когда вы можете собирать экономику не из квазизависимых вещей, а из квазинезависимых. Когда у вас в доме, или на даче, или в коттеджном поселке есть мобильные источники энергии, которые позволят вам проработать в течение нескольких недель в автономном режиме, когда у вас есть защищенные системы связи, в том числе с космической группировкой, которые обеспечивают вам информационную устойчивость в ситуации информационного кризиса.

Что мы видим к 2025 году?

Целый ряд отраслей либо исчезает, либо их значимость утрачивается, либо переходит в разряд commodity, то есть они есть, они обеспечивают базовую функцию, но на них уже не зарабатывают.

В этом прогнозе предусмотрено исчезновение таких отраслей, как традиционное аналоговое обучение, стационарные компьютеры, классическое домостроение, классический банкинг, классическое производство одежды, канцелярка, экономика кредитных карт, аналоговые системы безопасности, традиционная автомобильная индустрия.

Что происходит между 2025 и 2035 годом?

Индустрии четко группируются в четыре блока.

— Первая группа. Интегрированные системы наземной, космической и воздушной связи. В первую очередь — беспроводные. И средства быстрой логистики, быстрой доставки грузов. Для нас это означает ряд интегрированных «нетов». С точки зрения нашей стратегии, стоит задуматься о едином подходе к развитию Автонета, Аэронета и Маринета, с точки зрения группировки их в некий единый комплекс с космической связностью.

— Вторая группа. Отрасли, в основе которых лежат алгоритмы. Это аналитика, большие данные, искусственный интеллект, модели управления. Они безусловно остаются, но в первую очередь — большие данные и искусственный интеллект.

— Третья группа. Все решения, связанные с нейроисследованиями. Это система медицинского контроля и удаленного медицинского контроля. Требование к Хелснету звучит очень просто: мы должны понимать, что человек заболел до того, как он сам это понял. Это простое и понятное требование к любым системам здравоохранения будущего. Это то, как человек развлекается, где у него эмоции, это поддержка старости, это индустрия домашних животных и поддержка эмпатии, это индустрия путешествий в природной среде. Это внутренний туризм, туризм в защищенных, но диких местах.

— Четвертая группа. Это про третью волну. Это надежный дом, который дает нам энергию, который способен защищать нас от климатических угроз, от радикальных изменений климата. Это домохозяйства или жилые комплексы, которые устойчиво живут в ситуации долгих дождей, в снегу, в засуху. Это самовосстанавливающаяся фрактальная экономика, к которой мы будем примерно двигаться. Это фокус на экономику 2035 года.

В такой модели я ожидаю движение экономического развития. Это не специфично российская картинка, это мировая картинка. Будем двигаться в общем тренде, отставая именно в связи с нехваткой политической воли при внедрении новых технологий. Но, возможно, это необходимая цена за социальную и политическую стабильность.

Итог. Каким будет следующий кризис

Следующий кризис для нас наиболее страшный. Это кризис, связанный с кибератакой. Мы практически не занимаемся подготовкой к борьбе со следующими кризисами.

В прошлом году правительство начало этим заниматься на какую-то долю процента. Но тот набат, в который бьет Совет безопасности, должен быть поддержан гораздо более широким общественным движением. Потому что информационная пандемия, информационный вирус, могут оказаться ничуть не менее опасными, чем COVID-19, который нас сейчас всех потрясает.

Кризис Hack the world — это информационные атаки на новый информационный мир. Они становятся все более серьезными и могут накладываться на климатический кризис и на целый ряд других кризисов, в том числе и гендерный. Мы видим, что один из больших источников, помимо поколенческого кризиса, — кризис отношений к женщинам, кризис домохозяйств, кризис невостребованности, кризис неадекватной помощи со стороны государства.

В России ситуация чуть лучше, потому что последнее послание президента было беспрецедентным с точки зрения внимания к этой категории граждан. Очень многие принятые меры на протяжении нескольких лет помогут пройти самый тяжелый период. Но в целом отношение к труду женщин и к труду в домохозяйствах надо менять как можно быстрее. Иначе мы пропустим большой глобальный политический кризис, который нам светит в конце 2020-х годов.

Хорошая новость в том, что кризисы будут наслаиваться друг на друга, мы к ним привыкнем, «острова» будут отстроены, закон Рида снова заработает. Количество связей, количество стандартов, которые мы сможем продвинуть, позволит перейти к экспоненциальному росту. И к 2035 году — или, может быть, чуть раньше — мы уйдем в новый кризис, еще более серьезный. Но, в отличие от фонда Рокфеллера, сегодня я даже его вообразить не могу, надеюсь, что мы будем к нему гораздо более готовыми, привыкнем и просто в какой-то момент перестанем замечать.

Источник: VC.ru

коронавирус что дальше? планы на будущее от Фонда Рокфеллера приколы для образованных даунов со знанием английского песочница 

Развернуть

… у нынешнего коронавируса — четкое и вполне определенное место в Системе запланированных событий.

Глобализму приходит конец? Коронавирусная пандемия — фактор неопределенности?

Ответ на первый вопрос: нет, не приходит; Глобализм отступает и перестраивается, проводит перегруппировку с тем, чтобы через некоторое время вернуться. 

После того, как мы «нахлебаемся» чрезвычайщины и станем «более сговорчивыми». Вот этим «нахлебаемся» Глобализм сейчас и постарается заняться, доводя чрезвычайщину до абсурда. 

Поэтому борьба с ним в самом начале, и еще большой вопрос, насколько активно (а не притворно) она ведется. И у нас, в России, и в окружающем Мире. 

На второй вопрос ответ еще сложнее. Неопределенностью нынешняя эпидемия может рассматриваться только в том смысле, что это фактор лишь одного из сценариев, и в соответствующих концептуальных разработках он показан через запятую с другими сценариями, с помощью которых кое-кто собирается у нас за спиной сформировать будущее. Связь и взаимное дополнение друг друга этими сценариями, как и их не только потенциальная, но и практическая взаимозаменяемость, из которой, как змея из норы, выползает определенная стратегия, неявная потому, что поэтапная, концептуалы огласке не предают. Это не в их интересах. Потому и разводят сценарии подальше друг от друга, чтобы никто не вздумал их совместить. «Или — или»: так ставится вопрос в рамках конъюнктуры, а не «что за чем следует», как он стоит на самом деле. 

Что же касается неопределенностей, то их у концептуалов — целый список по трем позициям:

технологические неопределенности;

социальные и экологические неопределенности;

экономические и политические неопределенности.

И из этого списка объемом в пятнадцать позиций выведены две главные неопределенности, именуемые «критическими». 

И это отнюдь не коронавирус (в списке эпидемический фактор вообще отсутствует) а, 

во-первых, судьба Глобализации («глобальной экономической и политической интеграции») и 

во-вторых, способность/неспособность ее субъектов к адаптации, которая именуется «адаптивным потенциалом»: поддерживают ли они Глобализацию или противятся ей. 

В первой «критической» неопределенности разброс вероятностей колеблется между глобализацией институтов и экономики за счет «устойчивых и эффективных транснациональных политических структур» с одной стороны и протекционизмом и раздробленностью с другой. Во второй — между высоким и низким уровнями адаптации. И критерием того и другого, если отбросить политес, предлагается готовность «трансформировать структуры и (!) системы» по мере «изменения контекста». О каком изменении и какого контекста идет речь? По мнению автора этих строк, — о векторе, заданном теорией модернизации (Вебера и Дюркгейма). Но не в первозданном, оригинальном ее прочтении, а в другом, извращенном и опошленном постмодернистами-шестидесятниками — Беллом, Ростоу и Бжезинским. А также — о, ужас! — Гэлбрейтом, обласканным нашим угодливым постсоветским «интеллектуалитетом», обученным держать рыло строго по ветру. От модернизации постмодернисты отказались в пользу постмодернизации, только вот название теории из шулерских соображений поменять «забыли». А наш «интеллектуалитет» и рад обманываться, иначе ведь «в буржуинство» никак…

Напомним этот постмодернизационный вектор: от традиционных обществ с религиозной/идеологической мотивацией — к переходным. 

Помните, с какой готовностью у нас записывались на «переход» «от авторитаризма к демократии», а на самом деле — на возврат от социальной справедливости социализма обратно к капиталистической эксплуатации? От «переходной» же стадии нам предлагают, отбросив «атавизмы» этой справедливости, а заодно и идентичности и исторических корней, двигаться к рационализму. Разумеется, секуляризованному и подвергнутому деидеологизации, которая оборачивается антикоммунизмом, борьбой с памятниками, мавзолеями и исторической памятью.

Так о каких «концептуалах» идет речь? В мае 2010 года, на фоне нефтяной катастрофы в Мексиканском заливе, которую целый ряд экспертов, причем, западных, считают рукотворной, в свет вышел программный доклад Фонда Рокфеллера «Сценарии будущего технологий и международного развития» («Scenarios for the Future of Technology and International Development»). Все, о чем говорилось выше, именно из этого документа. 

И именно здесь были обнародованы четыре сценария:

«Тотальная блокировка» («Lock Step») — Мир жесткого государственного контроля и авторитарного руководства, которому противопоставлено растущий социально-политический протест;

«Умное сообщество» («Clever Together») — Мир глобализации, зашифрованный под координацию успешных стратегий решения неотложных и укорененных проблем человечества;

«Цифровой безпредел» («Hack Attack») — Мир ослабления государств и правительств, на фоне которых расширяются масштабы преступности и появляются опасные технологические инновации, особенно в кибер-сфере;

«Локализация технологий» («Smart Scramble») — раздробленный и экономически депрессивный Мир — лоскутное одеяло, в котором сообщества и отдельные лица выживают локально, опираясь на ситуативные решения растущего комплекса проблем.

Откуда берутся сценарии? На этот вопрос с определенной откровенностью «между строк» отвечают разработчики и авторы доклада. Это Джудит Родин, занимавшая пост президента Фонда Рокфеллера с 2005 по 2017 годы, руководившая подготовкой доклада. А также Питер Шварц, основатель и председатель Глобальной бизнес-сети (Global Business Network — GBN) — консалтинговой компании со штаб-квартирой в Сан-Франциско и офисами в Нью-Йорке, Лондоне и Кембридже (штат Массачусетс, США). За годовую подписку в 40 тыс. долларов корпоративные клиенты GBN вплоть до 2013 года, когда «сеть» прекратила существование, получали доступ к разработкам «альтернативных вариантов» глобального развития. В своей работе GBN опиралась на опыт и методологию сценарных разработок корпорации RAND и аналитического отдела глобальной нефтяной компании Royal Dutch Shell.

«Мы полагаем, что (!) планирование сценариев (!) имеет большой потенциал для использования в филантропии (Фонд Рокфеллера позиционирует себя «филантропами» — В.П.) для выявления внешнего вмешательства, (!) моделирования и репетиции важных решений, которые могут иметь глубокие последствия», — откровенничает Дж. Родин, замечая, что «планирование сценариев позволяет нам добиться большего эффекта». И переходит к сути Глобального планирования, отмечая, что деятельность олигархического фонда помогает сформировать набор инструментов для улучшения жизни уязвимых и бедных слоев. 

Запомним эти слова, читатель: в них альфа и омега всей Системы Глобального управления, частью которой является глобальное планирование, включая разработку сценариев. 

Посыл такой: государства ввиду некомпетентности и коррумпированности бюрократий расширяют своей деятельностью пропасть социального неравенства, избавиться от которого можно будто бы только с помощью единых Мировых правил, которые должны придти на смену государственному «эгоизму» и «безответственности». Для ускорения именно этого процесса и применяются различные технологии, включая «цветные революции», которые становятся результатом систематической работы по подрыву власти. Далее социальную сферу виртуально объединяют с экономикой и завязывают на экологию, выставляя экологическую безопасности мерилом всего сущего. Разумеется, за счет национальной безопасности и ее ключевых составляющих — военной, экономической, духовной/идеологической безопасности и т.д. Ловкость рук — и никакого мошенничества!

«Сосредоточив свое терпение, капитал (!) и внимание на связях между технологиями и международным развитием, филантропия (то есть олигархия — В.П.) (!) изменит не только жизнь, но и сам контекст, в котором действует сфера благотворительности, — вторит Родин П. Шварц из GBN. — Этот отчет (а не просто доклад — В.П.) представляет собой первый шаг в этом направлении. 

В нем рассматриваются четыре совершенно разных — но очень возможных — сценария будущего технологий и развития, чтобы осветить ожидающие нас впереди сложности и проблемы…». «Это приведет к новому (!) стратегическому диалогу между ключевыми заинтересованными сторонами на государственном, частном и благотворительном (то есть олигархическом — В.П.) уровнях о технологиях и программах политического и гуманитарного развития, — откровенничает Шварц. — На протяжении 40-летней карьеры планирования сценариев я работал со многими ведущими мировыми компаниями, правительствами, фондами и НКО, и я воочию знаю силу этого подхода».

Как пишутся сценарии? Здесь нам поможет следующая выдержка из введения к документу: «Процесс начинается с выявления сил, выступающих двигателями перемен, а затем объединяет эти силы различными способами, чтобы создать набор разнообразных сценариев будущего. Сценарий — это среда, в которой великие перемены можно (!) не только представить, но и реализовать». Как говорится, спасибо за откровенность. Как писал еще советский Наркоминдел Георгий Чичерин, «государственные люди Темзы умеют видеть далеко и обладают тонким чутьем к поднимающимся новым историческим силам; вступить в соглашение с такой силой, чтобы ее обезвредить, — вот торжество английского традиционного государственного искусства». То есть, уточним, взять эти новые силы под контроль, направив их активность в «нужное» русло. Какое?

Для этого переходим к самим сценариям. 

Первый — «Lock Step» («Тотальная блокировка») — для нас и наиболее актуальный. Вот, что там написано:

2012 год — пандемия, которую мир ожидал годами, наконец-то разразилась. В отличие от вируса H1N1 2009 года, этот новый штамм гриппа, происходящий от диких гусей, был чрезвычайно опасным и смертельным. Даже самые подготовленные к пандемии страны были быстро поражены вирусом, который распространился по всему миру, заразив почти 20% населения мира и убив восемь миллионов человек всего за семь месяцев, большинство из них — здоровые молодые люди. Пандемия также оказала смертельное воздействие на экономику: международная мобильность людей и товаров остановилась, что привело к ослаблению таких отраслей, как туризм, и разрыву глобальных цепочек поставок. Даже на местах обычно шумные магазины и офисные здания месяцами были пусты, без сотрудников и клиентов. Пандемия охватила планету — хотя непропорционально большое количество людей погибло в Африке, Юго-Восточной Азии и Центральной Америке, где вирус распространился как лесной пожар. Но даже в развитых странах сдерживание было проблемой… Тем не менее, несколько стран показали себя лучше, в частности, Китай. Быстрое обеспечение обязательного карантина для всех граждан китайским правительством, а также мгновенное и почти герметичное закрытие всех границ спасло миллионы жизней, остановив распространение вируса намного раньше, чем в других странах и сделав более быстрым восстановление после пандемии.

Правительство Китая не было единственным, кто предпринял крайние меры для защиты своих граждан. Во время пандемии национальные лидеры во всем мире усилили свои полномочия и установили герметичные правила и ограничения — от обязательного ношения лицевых масок до проверки температуры тела на въездах в общественные места, такие как вокзалы и супермаркеты. Даже после того, как пандемия закончилась, этот тотальный надзор за гражданами и их деятельностью сохранился и даже усилился. Чтобы защититься от распространения все более глобальных проблем — от пандемий и транснационального терроризма до экологических кризисов и растущей нищеты — лидеры во всем мире установили жесткий контроль над всеми сферами жизни…

Граждане охотно отдали часть своего суверенитета и свою частную жизнь патернализму в обмен на безопасность и стабильность, а у национальных лидеров было больше возможностей для наведения порядка так, как они считали нужным. В развитых странах этот усиленный надзор принимал разные формы: например, биометрические идентификаторы и более жесткое регулирование ключевых отраслей, стабильность которых считалась жизненно важной для национальных интересов. Во многих развитых странах с этими мерами медленно, но неуклонно восстанавливался порядок и, что немаловажно, экономический рост. Однако в развивающихся странах история была другой ‑ и гораздо более изменчивой. В целом тотальный контроль принимал разные формы в разных странах, в значительной степени опираясь на возможности, масштаб и намерения лидеров…

К 2025 году люди устали от такого контроля сверху, когда власти делают выбор за них. Везде, где национальные интересы сталкивались с индивидуальными, возникал конфликт. Стихийный отпор становился все более организованным и скоординированным…, вызывая гражданские беспорядки. В 2026 году протестующие в Нигерии свергли правительство, сытые по горло укоренившимся кумовством и коррупцией. Даже те, кому нравились стабильность и предсказуемость, начали чувствовать себя стесненными множеством жестких правил и непреодолимостью национальных границ. Чувствовалось, что рано или поздно что-то неизбежно нарушит аккуратный порядок, который так усердно установили правительства мира.

Комментарии нужны, кроме того, что штамм «от диких гусей», скосивший восемь миллионов, может оказаться не аллегорией, а проектом следующей эпидемии, которая уже сейчас прогнозируется специалистами? 

Эти люди хорошо знают, о чем пишут. 

Еще раз: все это было опубликовано уже давно, в 2010 году. И в интересах кланового фонда, занимающегося в профильном порядке и во взаимодействии с институтами ООН, в частности, с Экономическим и социальным советом (ЭКОСОК), контролем численности населения? Или все и так ясно?

Следующий сценарий: «Clever Together» («Умное сообщество») — это Мир победившего Глобализма, квинтэссенцией которого служат:

«утрата национальными государствами части своей власти вследствие появления региональных структур управления»;

«возникновение централизованных структур глобального контроля и управления, причем, не только в энергетике, но и в стандартах технологий и болезней» (опять болезни — уже в «благополучном» сценарии — явно не случайно! — В.П.);

«создание новых альянсов и связей между корпорациями, НПО и сообществами» (транснациональная система связей без государств — значит, против государств — В.П.);

и, наконец: «В 2022 году консорциум стран, НПО и компаний учредил Глобальное бюро по оценке технологий, оценивающее и дающее разрешение на их применение в тех или иных странах». (Прикрываются местными условиями, но с помощью аналогичного «бюро» под названием МАГАТЭ в 1948 году в ООН уже пытались протащить «план Баруха» — ядерную монополию Запада, которую еще в Фултонской речи предложил Черчилль — В.П.).

А теперь внимание, читатель! Авторы доклада выдают нам сценарии «Lock Step» и «Clever together» как параллельные. Так ли это? И если так, то почему сценарий эпидемии, как исходной точки для глобального «закручивания гаек» отнесен к 2012 году и так сильно запоздал? Причина, на наш взгляд, вот в чем. Сценарии не параллельные, а последовательные. Просто кого-то из глобалистов заел зуд, вызванный, как предупреждал товарищ Сталин, «головокружением от успехов» в эпоху Барака Обамы. Вот и решили обойти «Lock Step» и нырнуть прямиком в глобалистский «Clever Together», авось «прокатит». В сценарной разработке последнего имеются два демонстрирующих это пассажа:

«В 2015 году критическая масса населения со средним уровнем дохода и развитых стран с сильным экономическим ростом публично взяла на себя обязательство использовать свои ресурсы для решения глобальных проблем, начиная с изменения климата. Вместе их правительства разработали планы мониторинга и сокращения выбросов парниковых газов в краткосрочной перспективе и улучшения поглощающей способности природной среды в долгосрочной»;

«В 2017 году было достигнуто международное соглашение о депонировании углерода (к тому времени у большинства транснациональных корпораций был главный специалист по выбросам углерода), и интеллектуальные и финансовые ресурсы были объединены для создания процессов улавливания углерода, которые наилучшим образом поддержали бы глобальную экосистему. Была также создана действующая глобальная система ограничения и торговли».

Первое событие состоялось, и именуется оно Парижским соглашением; второе — нет; между ними «вклинилось» избрание президентом Дональда Трампа и выход США из этого соглашения. И начиная с этого, все Конференции Сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата (РКИК) — и в Катовице (2018 г.) и особенно в Мадриде (2019 г.) — превратились в базар препирательств по вопросу о торговле неиспользованными квотами на парниковые выбросы (то есть воздухом); продавать и иметь с этого хотели все, а покупать и тратиться — никто. 

Таким образом, избрание Трампа — Рубикон, с которого сценарий «Clever Together» был сочтен забеганием вперед, и было принято решение о возврате к очередности, начиная с «Lock Step». 

Если еще точнее, то само избрание Трампа в паре с Brexit — настоящие политические землетрясения, охватившие ядро англосаксонского Центра глобальной Мир-системы Западного капитализма. 

И они стали следствием концептуального переосмысления основных тенденций. Поэтому не случайно Дж. Родин отправили в отставку именно в 2017 году; не исключено, что вперед забежали не без «подачи» самих разработчиков.

Так что у нынешнего коронавируса — четкое и вполне определенное место в системе запланированных событий. 

Их итогом и станет возврат глобалистов, скорее всего, после Трампа, второй срок которого радикально обновит «демократическую» матрицу и выдвинет когорту новых лидеров. Среди них, возможно, уже угадывается первый кандидат — конгрессвумен от Гавайского штата Тулси Габбард, оставшаяся в списке праймериз между Джо Байденом и Берни Сандерсом, несмотря на неизменное фиаско во всех подряд штатах. 

Глобалисты обкатывают «новые» кадры?

Но и это не главное. Главное — что будет после возврата к «Clever Together», свернутому сегодня в угоду «Lock Step»? 

И после того, как народы, уставшие от полицейских мер, коррумпированных режимов и социального апартеида, под диктовку Twitter и Facebook их сметут? То есть после того, как глобалисты вернутся, уже без Обам, Хилларей и прочих Байденов. И даже без Соросов. 

А вот это прописано в последующих сценариях, которые — еще раз — «подключены» к концептуальной матрице не параллельно, а последовательно. 

И «мостиком» служит следующий фрагмент доклада: «К 2028 году, несмотря на продолжающиеся усилия по руководству «умным ростом», стало ясно, что Мир не может поддерживать такой быстрый рост вечно». Понятно, что сказано? «Clever Together» тоже приговорен, ибо это лишь этап, перед которым поставлены определенные задачи, и у которого есть начало и конец.

Коротко, чтобы не выходить за рамки разумного объема. Непосредственный результат Глобализации — и здесь снова необходимо вернуться к сценариям Бжезинского из «Великой шахматной доски» — установление «трансъевразийской системы безопасности». 

В докладе Фонда Рокфеллера это третий сценарий — «Hack Аttack» («Цифровой беспредел»). Ключевой элемент здесь Китай. 

Сегодня, в рамках сценария «Lock Step», его душит «злой следователь» Трамп; потом, в рамках сценария «Clever Together» Китай поднимут, сделав флагманом глобального развития за счет тестируемой им системы социальных рейтингов, которую признают «образцовой», достойной подражания. Когда ее распространят по всему Миру, внезапно выяснится, что «цифровой концлагерь» имеет серьезный побочный эффект — разрастание международной кибер-преступности. 

Здесь заслуживает внимание следующий фрагмент:

Преступные сети приступили к подделке законных товаров с помощью реверс-инжиниринга. Многие из них оказались низкого качества и были просто опасны. В условиях слабости систем здравоохранения, коррупции и невнимания к стандартам — как внутри стран, так и со стороны глобальных органов, таких как ВОЗ — зараженные вакцины попали в системы общественного здравоохранения…

Смертность и вызванные ею скандалы резко повлияли на доверие населения к вакцинам; родители начали избегать вакцинации своих детей, и вскоре показатели младенческой и детской смертности выросли до уровня, невиданного с 1970-х годов.

Что там у нас было записано, причем, именно в 70-е годы, в первом докладе Римскому клубу «Пределы роста»? Напомним, читатель: «Чрезмерный рост населения… — явление недавнего времени, результат снижения смертности. …Есть только два способа исправить возникший дисбаланс — либо снизить темпы прироста численности населения и привести их в соответствие с низким уровнем смертности, либо позволить уровню смертности снова возрасти». Комментарии нужны? Это — итог «умного сценария» глобализации, закономерный финал «кооперативной», точнее корпоративной модели Глобального развития.

Из «Hack Аttack» и вырастает финальный, четвертый этап («сценарий») драмы, призванной завершить проекты «Человечество» и «Человек», — полностью атомизированный и разобщенный Мир «Smart Scramble» («Локализация технологий»). 

По Бжезинскому — «Мировой центр по-настоящему совместной политической ответственности». 

Это — модель «глобального города» нескольких сотен мегаполисов, преимущественно западных, связанных между собой первоклассными коммуникациями, которые проложены через остальную «глобальную деревню» — территорию хаоса и архаики. Она служит «городу» источником ресурсов, а «порядок» в ней поддерживается с помощью концепций управления хаосом, основанных на теории нелинейной зависимости Эдварда Лоренца и практических наработках Стивена Манна и его камарильи в Институте проблем Сложности в Санта-Фе (штат Нью-Мексико, США). 

В России «пробный шар» в виде плана двадцати агломераций-мегаполисов был выкачен уже через полгода после появления доклада Фонда Рокфеллера. 

Вот исчерпывающая публикация на этот счет «Передел России» в газете «Ведомости» от 16 ноября 2010 года. После нее тоже кое-что происходило. В частности, известная полемика Алексея Кудрина и Сергея Собянина. В ней «высокие стороны» усиленно старались переплюнуть друг друга по части дифирамбов агломерационному принципу госстроительства. 

Здесь без комментариев, кроме одного: как подсказывают информированные источники, по некоторым документам, относящимся к международному праву, введение режима ЧС при эпидемии вовлекает в систему управления территориями, на которых этот режим введен, международные здравоохранительные структуры — ту же ВОЗ. А она, помимо ООН, определенным образом связана с орденом госпитальеров (св. Иоанна Иерусалимского) — вотчиной Ватикана и, следовательно, правящих там иезуитов.

Так что нынешний коронавирус сценария «Lock Step» — «черный лебедь» отнюдь не для глобалистов, а скорее «черная метка» государствам, завлекающая их в болото чрезвычайщины, которая в последующем аукнется их дискредитацией и возвратом Глобализации «Clever Together».

 А через нее, а также через безпредел «Hack Attak» — к финалу «Smart Scramble». 

И не будем забывать, что Фонд Рокфеллера, а также Совет по народонаселению, созданный в 1952 году и тесно связанный с Экономическим и социальным советом ООН, в недрах этого олигархического клана — далеко не единственные. Существует еще и Фонд братьев Рокфеллеров, который в рамках представленных сценариев отрабатывает тематическую, а также региональную проблематику в виде «пилотных проектов». 

Вот их нынешний список — он очень показателен:

Тематика:

— практика демократии (инструкция «цветным революциям»),

— Миростроительство («управление» внутренними конфликтами и внешнее постконфлктное «урегулирование»),

— устойчивое развитие (как идеология глобализации).

Регионы:

— Китай,

— Западные Балканы,

Калпеперовские культура и искусство (гранты фонда культуры и искусства им. Чарльза Э. Калпепера).

С относительно недавних времен здесь произошли изменения. 

Так, оставлена идея фрагментации КНР с выделением из нее Юга страны, раньше «китайский» проект именовался «Южным Китаем». Одновременно «культурная» тема сменила собой прежний урбанистический проект «больших городов».

Как избежать этого «колеса» сценариев, в который нас загоняют подобно белке, чтобы мы бежали все быстрее и быстрее в заданный нам тупик, — отдельный вопрос. 

И отдельная большая тема. 

Пока же основные модели поведения лежат на поверхности:

— Власти — вести себя адекватно и разумно, и как можно скорее убрать чрезвычайщину, разумеется, как только это позволит эпидемиологическая (а не политическая!) ситуация, не доводя людей до крайности кризиса в экономике и социальной сфере и не заводя их на протест;

— Гражданам — своим демонстративным неповиновением не провоцировать власть на более жесткие меры, понимая, что именно этого ждут — не дождутся те, кто запустил цепочку этих адских сценариев и рассчитывает от нее на эффект, примерные параметры которого мы только что описали.

Ключевой вопрос здесь, обеспечивающий баланс государственных и общественных интересов, — доверие к Власти, поддерживающей постоянный диалог с согражданами. 

Что же касается аналитики текущих событий, отображаемых информационным полем, то она конечно интересна и требуют внимания, но не за счет вопросов стратегии, упустив которые можно оказаться в роли путника, заблудившегося в тумане и за деревьями не увидеть леса. 

Со всеми вытекающими из этого геоисторическими и персональными последствиями.

Владимир Павленко

1 апреля 2020

 https://iarex.ru/articles/7434…

*От редакции:

Повторим: Ключевой вопрос здесь, обеспечивающий баланс государственных и общественных интересов, — доверие к Власти, поддерживающей постоянный диалог с согражданами.

Как россияне видят и олицетворяют Власть?

По сложившимся вековым традициям в России или вернее сказать на Руси русские и большая часть современных россиян олицетворяют Власть с Верховным правителем государства. Царь, Император, Генеральный секретарь или Президент — для нас это Верховный правитель, то есть Власть в государстве, все остальные — сопутствующие этой Власти.

Исходя из веками сложившегося менталитета людей Русского Мира требования к Верховному правителю высочайшие и безкомпромисные. Он один  в ответе за все и он один всегда и во всем виноват.

Понимает ли это сегодняшний Верховный правитель Руси — Российской Федерации Путин? Можно ли ему доверять? 

Этот вопрос, в текущей ситуации острой фазы Гибридной войны  Запада и России, по Бжезинскому последней и решительной схватке результатом которой будет конец истории одной из Цивилизаций: Запада или России, считает для себя наиважнейшим большая часть россиян.

Что думает по этому вопросу Верховный правитель — Президент России В.В. Путин?

«Если кем-то принято решение уничтожить Россию, тогда у нас возникает законное право ответить. Да, для Человечества это будет глобальная катастрофа. Для Мира это будет глобальная катастрофа. Но я все-таки как гражданин России и глава российского государства хочу задаться вопросом: а зачем нам такой Мир, если там не будет России?»

Вот и ответ Власти:  А зачем нам такой Мир, если там не будет России?

Впервые , за всю историю существования России , именно Путин публично назвал Россию не государством , а отдельно взятой Цивилизацией . » … все они надеются на вас, верят, что вы не только сохраните, но и преумножите это уникальное своеобразие, эту уникальную и дорогую каждому из наших сердец Цивилизацию, имя которой Россия! Не обманите их ожидания! Не подведите их! «.  http://www.kremlin.ru/

И про Русский Народ: «Стержень, скрепляющая ткань нашей уникальной Цивилизации — русский народ, русская культура. Вот как раз этот стержень разного рода провокаторы и наши противники всеми силами будут пытаться вырвать из России.»

«Вы знаете, что мое первое место работы было КГБ СССР, внешняя разведка, нас там воспитывали определенным образом. Это воспитание заключалось в абсолютной преданности своему народу, своей стране» В.В. Путин

Ответ на вопрос: Who is mister Putin? Дал сам мистер Путин:  «Будущее Крыма определили люди. Они проголосовали за воссоединение с Россией. Все. Точка».

Возвратив Крым домой Путин ответил на главный вопрос русских, всех россиян — Можно ли доверять Власти, то есть ему Путину, как Верховному правителю Руси.

Вопрос: Крым чей? Служит опознавательным сигналом — «свой» — «чужой».

Не все решения и дела Верховного правителя нам понятны в условиях Гибридной войны двух Цивилизаций — Запада и России, но вопрос доверия Путину, как Верховному правителю страны и Русского Мира по возвращению Крыма стоять не должен.

02.04.20

Статьи по теме: Россия , это не страна , это Цивилизация ! Ответ В.Путина Западу

https://cont.ws/@mgb96/309193

Что дальше? — Крах мировой экономики + эпидемия = выработка Новой Мировой Стратегии

https://cont.ws/@serfilatov/1629232

Подпольное глобальное правительство готовит цифровой коммунизм

Ещё в мае 2010 года одна из ведущих неправительственных организаций США Фонд Рокфеллера опубликовала доклад с четырьмя сценариями ближайшего будущего. Как показала нынешняя эпидемия COVID-19, один из них стал оправдываться с пугающей точностью. Что готовят нам ещё три?

В предыдущем материале о то ли предсказаниях, то ли программах, что озвучил Фонд Рокфеллера, говорилось о совпадениях этих то ли предсказаний, то ли программ с тем, что мы переживаем сегодня.

Это и пандемия, «которую мир ожидал в течение многих лет», которая «оказала смертельное воздействие на экономику», когда «даже местные, обычно шумные магазины и офисные здания пустовали месяцами, лишённые как сотрудников, так и клиентов».

Это и усилившийся «более авторитарный контроль и надзор за гражданами и их деятельностью».

Это и «биометрические удостоверения личности», и «ужесточение регулирования ключевых отраслей промышленности», и «всё более организованное и скоординированное» сопротивление, «поскольку недовольная молодёжь и люди, которые видели, что их статус и возможности от них ускользают, провоцировали гражданские беспорядки».

И даже про Украину было угадано: «В то время, когда развёртывание иностранных групп безопасности приветствовалось в некоторых из самых ужасных несостоятельных государств, единые для всех решения принесли мало положительных результатов».

Чьи совпадения и кто тот прогнозист

Не слишком ли много совпадений – для прогноза, сделанного десять лет назад? Или, быть может, это был не прогноз, а программа действий? Обнародованная, так сказать, для согласования заинтересованными лицами глобальных элит? Ну не в Конгресс-холле же их на съезд собирать!

И, что важно, источник прогноза-программы – одна из самых авторитетных неправительственных организаций США – Фонд Рокфеллера. Но что ещё более важно – сидящая на тех ещё «старых деньгах». То есть создан фонд был ещё в 1913 году уже тогда самой влиятельной бизнес- и финансовой империей США. Ныне же эта империя разрослась по всему миру. Только парадоксальным образом: одновременно и над, и под ним. То есть принадлежит к наднациональному финансовому интернационалу – фининтерну, как принято часто говорить, – и явно входит в число спонсоров «глубинного правительства».

Впрочем, в известной мере это одно и то же.

Легальным центром влияния империи в человеческом мире и является Фонд Рокфеллера. Который премилейшим образом занимается филантропией, благотворительностью и прочими «уникальными вмешательствами» (они же – unique interventions) в разных странах мира. А интервенции, какими бы они ни были, требуют подготовки. То есть – информации, её анализа и результирующего прогноза.

Фото: скриншот страницы nommeraadio.ee

Вот, собственно, об этом и доклад «Сценарии будущего технологий и международного развития». Опубликованный, напомним, в мае 2010 года, но заставивший общественность обратиться к себе вновь сегодня – из-за впечатляющей точности описания нынешней пандемии COVID-19 и действий правительств в связи с нею.

Потому что, как пояснила президент фонда Джудит Родин,

мы считаем, что сценарное планирование имеет большой потенциал в филантропии для выявления unique interventions, моделирования и репетиции важных решений, которые могут иметь глубокие последствия.

Чтобы лучше помогать, понимаете?

Филантропия в этом сценарии

Вышеописанный сценарий назван «Шаг в ногу» (LOCK STEP). Описан он так:

Мир более жёсткого правительственного контроля сверху вниз и более авторитарного руководства, с ограниченными инновациями и растущим сопротивлением граждан.

Поскольку Фонд Рокфеллера интересуется только и исключительно филантропией, то он просчитывает риски в таком мире для филантропических организаций. Ведь цель-то святая! Отовсюду мы слышим стоны. Мы должны протянуть руку помощи, и мы её протянем.

Но вот в данном сценарии, где государствами заправляют национальные лидеры, филантропы «столкнутся с трудным выбором»: «Учитывая сильную роль правительств, благотворительная деятельность потребует повышенных навыков дипломатии и способности эффективно действовать в крайне различных условиях.

Благотворительные гранты и отношения с гражданским обществом будут строго регулироваться правительством, и некоторые фонды, возможно, предпочтут более тесно увязать себя с национальными стратегиями официальной помощи в целях развития (ОПР) и целями правительства».

А вот «благотворительные организации, заинтересованные в продвижении всеобщих прав и свобод, будут блокированы на границах многих стран» и «некоторые благотворительные организации могут выбрать работу только там, где их навыки и услуги не встречают сопротивления».

Видите? – этот мир не для филантропов. Тяжёлый мир для уникальных гуманитарных интервенций.

Идущие вместе

Но есть и более благоприятный сценарий для помощи детям, только детям и никому другому.

Тут, кстати, не так много иронии, как кажется. И уж, конечно, не о том идёт речь, что Фонд Рокфеллера хочет кого-то облапошить, сродно великому комбинатору. Речь о том, о чём в своём предисловии к докладу проговорился соучредитель и председатель правления компании Global Business Network, соавтор доклада Питер Шварц: «Сценарное планирование является мощным инструментом…».

Рокфеллеровский фонд занимается созданием инструментов управления процессами в мире. Фото: BABAROGA / Shutterstock.com  

Причём – отмечаем семантику – инструментом не чего-либо, а инструментом, так сказать, просто: «…именно потому, что будущее непредсказуемо и формируется многими взаимодействующими переменными». Дальше идёт трёп про то, что «сценарии позволяют нам творчески и строго мыслить», «охватывают и переплетают воедино множество перспектив», «дают нам новый общий язык». И тому подобная бессодержательная чепуха. В итоге воробьишко словесный улетел: рокфеллеровский фонд занимается созданием инструментов управления процессами в мире.

Для помощи детям, только детям и никому другому.

Вот второй сценарий и показывает, судя по всему, тот идеал, в котором империя Рокфеллеров видит наилучшие перспективы для своей… Ну, филантропии, только филантропии и ничего другого.

Он называется «Мудры вместе» (CLEVER TOGETHER). Иной раз даётся перевод: «Умные вместе», – но это что-то из области «Должные боком». На деле здесь любимая англо-саксонскими интеллектуалами игра (с определённой фальшивинкой) во вторые — пятые оттенки смыслов. В данном случае – отсыл к уму сообразительному в отличие от ума обученного, который – smart. Но в документах подобного уровня приходится выбирать более высокий стиль, где хитрость обретает личину мудрости. Но про хитрость и сообразительность мы тоже должны помнить.

Итак, это – «мир, в котором появляются высокоскоординированные и успешные стратегии для решения как насущных, так и базовых мировых проблем.
В нём «рецессия 2008-2010 годов не превратилась в продолжавшийся десятилетиями глобальный экономический спад, которого многие опасались». Нет, не превратилась. Но и того, что предсказывал сценарий, – «сильный глобальный рост вернулся в силу, и мир вновь устремился к демографическим и экономическим прогнозам, прогнозируемым до спада», – тоже не вышло. Годовой рост в чуть больше чем один процент бурным не назовёшь.

«Бинго» становятся в очередь…

Но из названного посыла вылезли, согласно авторам доклада, две проблемы: разница в скорости развития экономик и «вполне реальные экологические последствия неограниченного роста». Однако сценарий у нас какой? – правильно, оптимистический. Значит, «образ моторных лодок, плавающих по Нижнему Манхэттену, заставил самые могущественные страны мира осознать, что изменение климата – это не просто проблема развивающихся стран». Тоже понятно: что ещё может подвигнуть мир, «чтобы сделать что-то быстро», как не проблемы, появившиеся у любимой Америки?

Проблема изменения климата выходит на первый план. Фото: Nicole Glass Photography / Shutterstock.com  

Словом, помудревшие вместе – в отличие от глупых национально – страны, согласившиеся, что «необходимо было системное мышление – и системное действие – в глобальном масштабе», добились «такого ускорения международной координации, которое мало кто мог себе представить». В итоге уже «в 2015 году критическая масса стран публично обязалась использовать свои ресурсы для решения глобальных проблем».

Была создана функционирующая глобальная система контроля и торговли… были внедрены новые глобально скоординированные системы мониторинга энергопотребляющих мощностей, включая интеллектуальные сети и восходящие технологии распознавания образов.

Когда эти усилия «дали реальные результаты» по значительному замедлению роста уровня углерода в атмосфере, то «вдохновлённые успехом этого эксперимента в области коллективных глобальных действий, активизировались крупномасштабные скоординированные инициативы».

Далее следует второе «бинго» –

Возникли централизованные глобальные структуры надзора и управления не только в области использования энергии, но и в области стандартов в сфере болезней и технологий.

Глобальные структуры надзора и управления – восклицательный знак!
А уж «такие системы и структуры требуют гораздо большего уровня прозрачности, что, в свою очередь, требует более технологичного сбора данных, их обработки и обратной связи».

Как следствие:

Национальные государства утратили часть своей мощи и значения по мере укрепления глобальной архитектуры и появления региональных структур управления. Международные надзорные органы, такие как ООН, получили новые уровни власти, как и региональные объединения.

Ещё одно «бинго», не правда ли?

А дальше «бинго» просто толкаются в очереди!

Наше будущее – коммунизм?

«Всемирный дух сотрудничества также способствовал созданию новых союзов и объединений между корпорациями, НПО и общинами». Как там звучала ныне теряющая популярность интернет-присказка? – корпорациями, Карл! Союзами между обладающими всеми ресурсами корпорациями, финансируемыми ими НПО и – общинами. Объединяющими просто людей с их, максимум, домовладениями.

То есть: вертикаль государственного управления предельно ослаблена. Управление концентрируется на трансграничном региональном уровне и переходит в горизонтальную плоскость. Поскольку такого не бывает – или было только во времена, когда общины неандертальцев сходились раз в год в ничьём лесу, чтобы обменяться женихами и невестами, – то в качестве объединяющей вертикали предлагается корпорация с деньгами и вооружённой силой в виде охранных предприятий. И НПО в качестве приводного ремня.

Барин – управляющий – община.

Феодализм. В глобальном масштабе.

И – «бинго», конечно же.

А дальше – сплошные пряники.

Эти сильные альянсы заложили основу для более глобальных и основанных на широком участии усилий по решению больших проблем и повышению уровня жизни каждого человека. Были предприняты скоординированные усилия по решению давно укоренившихся проблем, таких как голод, болезни и доступ к основным потребностям. Новые недорогие технологии, такие как улучшенная медицинская диагностика и более эффективные вакцины, улучшили качество оказания медицинской помощи и результаты лечения. Компании, НПО и правительства – часто действуя сообща – запустили пилотные программы и учебные лаборатории, чтобы выяснить, как наилучшим образом удовлетворить потребности конкретных сообществ, увеличивая базу знаний о том, что работает, а что нет. Фармацевтические гиганты выпустили тысячи лекарственных соединений, доказавших свою эффективность против таких заболеваний, как малярия, в общественное достояние в рамках программы «открытых инноваций»; они также открыли свои архивы исследований и разработок по забытым болезням, которые считались нецелесообразными с коммерческой точки зрения, предлагая начальное финансирование учёным, которые хотели продолжить исследования.

А ведь это коммунизм, ребята! Тот самый, европейский, мещанский, филистерский, о котором мечтали Маркс с Энгельсом. И который не выдержал даже месяца испытания реальной жизнью, быстро переформировавшись в коммунизм военный.
И с ним формула становится законченной: партия – исполком – колхоз…

В мае 2010 The Rockefeller Foundation и Global Business Network выпустили совместный отчет «Сценарии будущего технологий и международного развития».
Он посвящен сценарному исследованию 4-х вариантов развития мира в контексте прогресса технологий и международного развития. Каждый из сценарных вариантов представлял собой один из 4-х квадрантов при пересечении 2-х осей.

• Вертикальная ось: степень политического и экономического размежевания (можно условно назвать «Антиглобализм»);
• Горизонтальная ось: адаптационные способности общества к сохранению устойчивости при сильных изменениях и непредвиденных потрясениях (можно условно назвать «Антихрупкость»).

✔️ Сценарий «LOCK STEP».
Это левый верхний квадрант: с максимальным уровнем «Антиглобализма» в мире и минимальным уровнем мировой «Антихрупкости».
Суть метафорического выражения LOCK STEP в следующем:

Это сценарий «расколовшегося мира», в котором ужесточается правительственный контроль и авторитарное правление, ограничиваются и берутся под контроль инновации, нарастает откат гражданских прав и свобод.

Причиной и катализатором возникновения «расколовшегося мира» в сценарии LOCK STEP становится глобальная пандемия. Однако, причина и катализатор могли быть и другими. Ибо в основе скатывания мира к расколу и авторитаризму, тотальному контролю и принуждению масс «ходить в ногу», слепого подчинения воле невидимых или вполне видимых «отцов», — лежит вовсе не пандемия.
Все это лишь результат нарастания в мире «Антиглобализма» и «Антихрупкости».

Последовательность событий, описанных в этом сценарии, можно резюмировать так:
• В мире произошла глобальная пандемия нового штамма гриппа, более заразного и смертоносного, чем свиной грипп H1N1 в 2009.
• Даже самые подготовленные к эпидемиям государства не устояли в ходе взрывов национальных эпидемий, когда вирус пронесся по Земле, заразив 20% процентов мирового населения и убив 8 млн. человек всего за семь месяцев.
• Мировая пандемия также оказала смертельное воздействие на экономику: международная мобильность людей и товаров остановилась, что привело к катастрофическому ослаблению многих отраслей и разрыву глобальных цепочек поставок.
• Даже в развитых странах (США и Европы) остановить эпидемию еле смогли. Первоначальная половинчатая политика «решительно отговаривающая» граждан от авиаперелетов и лишь «призывающая» граждан социально дистанцироваться, оказалась смертельно опасной из-за своей мягкости. Она способствовала распространению вируса через границы, порождая все новые очаги пандемии.
• Всего несколько стран проявили способность оперативно справиться с пандемией. И в первую очередь, — это был Китай. Введение правительством Китая жесточайшего обязательного карантина для всех граждан и герметичное перекрытие/закрытие всевозможных границ (внутренних и внешних) спасло миллионы жизней, остановив распространение вируса намного раньше и эффективней, чем в других странах, а потом сделав более быстрым восстановление после пандемии.

Все пять вышеописанных пунктов сценария устрашающе похожи на нынешнюю реальность. Ну а дальше в сценарии события развиваются так:
• Особенно большое количество людей погибло в не столь развитых странах Африки, Юго-Восточной Азии и Центральной Америки, где вирус распространялся как лесной пожар при отсутствии официальных протоколов сдерживания.
• Во время пандемии национальные лидеры во всем мире усилили свои полномочия и установили герметичные правила и ограничения, от обязательного ношения лицевых масок до проверки температуры тела на входах в общественные места, такие как вокзалы и супермаркеты.
• Но после того, как пандемия закончилась, жесткий авторитарный контроль и надзор за гражданами и их деятельностью остались и даже усилились. Под лозунгом защиты нации от новых глобальных угроз — от пандемий и транснационального терроризма до экологических кризисов и растущей нищеты, — лидеры во всем мире стали закручивать гайки тотального контроля.
• В первые годы после пандемии, идея более контролируемого и более безопасного мира получила широкое признание и одобрение. Граждане охотно отдали часть своего суверенитета и свою частную жизнь все более патерналистским государствам в обмен на большую безопасность и стабильность. Общество становилось все более терпимыми и даже жаждущим нисходящего руководства и надзора, а у национальных лидеров становилось все больше возможностей для наведения такого порядка в стране, который власть считала для себя оптимальным.
• В развитых странах этот усиленный надзор принимал разные формы: например, биометрические идентификаторы для всех граждан и более жесткое регулирование ключевых отраслей, стабильность которых считалась жизненно важной для национальных интересов. Широкое распространение получили следующие техно-новации:
— Сканеры, использующие усовершенствованную технологию функциональной МРТ в аэропортах и других общественных местах для обнаружения ненормального поведения, которое может указывать на потенциальные «антиобщественные намерения».
— Новая диагностика для выявления инфекционных заболеваний. Применение скрининга здоровья также меняется — скрининг становится необходимым условием при выходе из больницы и освобождения из тюрьмы, что успешно замедляет распространение многих заболеваний.
— Технологии дистанционной работы становятся повсеместными.
— Под влиянием растущего протекционизма и нагнетания проблем национальной безопасности страны создают свои собственные независимые национальные и региональные инфосети, на манер китайской. Правительства достигают различной степени успеха в контроле интернет-трафика, но в итоге эти усилия, тем не менее, разрушают «всемирную сеть».
• Все это продолжается примерно 20 лет. А потом у запаянных национальных котлов начинает срывать крышки. Сначала жахнуло в Нигерии, а потом пошло-поехало. Начался переход к другому сценарию…

Нельзя не признать, что сценарий LOCK STEP:
✔️ В описании развития эпидемии и ее уже просматриваемых («тактических») последствий, — поразительно точен;
✔️ В описании более дальних («стратегических») последствий, — весьма похож на кошмарный вариант будущего, которого хотелось бы избежать.

Как написал об этом Нассим Талеб:
«Нынешняя пандемия — вовсе не черный, а белый лебедь. Это событие, так или иначе, с большой вероятностью должно было произойти. Неизбежность мировой пандемии — следствие структуры современного мира, его чрезмерно возросшей связности и чрезмерной оптимизации.»

Но самое главное – это выводы, которые будут сделаны после окончания эпидемии.
Вы сможете сразу отличить нормальных людей от мозгоклюев. Нормальные люди захотят изменить приоритеты. Увеличить финансирование науки, медицины и образования. Прежде всего за счет сокращения огромных расходов на армию и полицию. Мы – одно человечество. Никакая идея не стоит того, чтобы за нее убивать людей.

Мозгоклюи начнут проводить молебны и крестные ходы. Будут требовать предоставить больше полномочий спецслужбам. Станут придумывать истории, что вирус специально разработали вражеские спецслужбы, чтобы нанести удар по скрепам и оковам. Захотят закрыть границы и отменить выборы.

Даже если человечеству удастся избежать сценария «LOCK STEP», нужно помнить и о других возможных сценариях.
Лишь один из них «CLEVER TOGETHER» позитивный. А два других «HACK ATTACK» и «SMART SCRAMBLE» — может статься, будут похуже сценария «LOCK STEP».
Так что шансы у человечества выбраться к позитивному будущему примерно 1 к 3.
И это не самые плохие шансы в истории человечества.

/Источник/

Картинка кликабельна

---

Откуда коронавирус и пришел ли конец глобализму?

Глобализму приходит конец? Коронавирусная пандемия — фактор неопределенности? Ответ на первый вопрос: нет, не приходит; глобализм отступает и перестраивается, проводит перегруппировку с тем, чтобы через некоторое время вернуться. После того, как мы «нахлебаемся» чрезвычайщины и станем «более сговорчивыми». Вот этим «нахлебаемся» глобализм сейчас и постарается заняться, доводя чрезвычайщину до абсурда. Поэтому борьба с ним в самом начале, и еще большой вопрос, насколько активно (а не притворно) она ведется. И у нас, в России, и в окружающем мире. На второй вопрос ответ еще сложнее. Неопределенностью нынешняя эпидемия может рассматриваться только в том смысле, что это фактор лишь одного из сценариев, и в соответствующих концептуальных разработках он показан через запятую с другими сценариями, с помощью которых кое-кто собирается у нас за спиной сформировать будущее. Связь и взаимное дополнение друг друга этими сценариями, как и их не только потенциальная, но и практическая взаимозаменяемость, из которой, как змея из норы, выползает определенная стратегия, неявная потому, что поэтапная, концептуалы огласке не предают. Это не в их интересах. Потому и разводят сценарии подальше друг от друга, чтобы никто не вздумал их совместить. «Или — или»: так ставится вопрос в рамках конъюнктуры, а не «что за чем следует», как он стоит на самом деле. Что же касается неопределенностей, то их у концептуалов — целый список по трем позициям:

• технологические неопределенности;
• социальные и экологические неопределенности;
• экономические и политические неопределенности.

И из этого списка объемом в пятнадцать позиций выведены две главные неопределенности, именуемые «критическими». И это отнюдь не коронавирус (в списке эпидемический фактор вообще отсутствует), а, во-первых, судьба глобализации («глобальной экономической и политической интеграции») и во-вторых, способность/неспособность ее субъектов к адаптации, которая именуется «адаптивным потенциалом»: поддерживают ли они глобализацию или противятся ей. В первой «критической» неопределенности разброс вероятностей колеблется между глобализацией институтов и экономики за счет «устойчивых и эффективных транснациональных политических структур» с одной стороны и протекционизмом и раздробленностью с другой. Во второй — между высоким и низким уровнями адаптации. И критерием того и другого, если отбросить политес, предлагается готовность «трансформировать структуры и (!) системы» по мере «изменения контекста». О каком изменении и какого контекста идет речь? По мнению автора этих строк, о векторе, заданном теорией модернизации (Вебера и Дюркгейма). Но не в первозданном, оригинальном ее прочтении, а в другом, извращенном и опошленном постмодернистами-шестидесятниками — Беллом, Ростоу и Бжезинским. А также — о, ужас! — Гэлбрейтом, обласканным нашим угодливым постсоветским «интеллектуалитетом», обученным держать рыло строго по ветру. От модернизации постмодернисты отказались в пользу постмодернизации, только вот название теории из шулерских соображений поменять «забыли». А наш «интеллектуалитет» и рад обманываться, иначе ведь «в буржуинство» никак…

Напомним этот постмодернизационный вектор: от традиционных обществ с религиозной/идеологической мотивацией — к переходным. Помните, с какой готовностью у нас записывались на «переход» «от авторитаризма к демократии», а на самом деле — на возврат от социальной справедливости социализма обратно к капиталистической эксплуатации? От «переходной» же стадии нам предлагают, отбросив «атавизмы» этой справедливости, а заодно и идентичности и исторических корней, двигаться к рационализму. Разумеется, секуляризованному и подвергнутому деидеологизации, которая оборачивается антикоммунизмом, борьбой с памятниками, мавзолеями и исторической памятью.

Так о каких «концептуалах» идет речь? В мае 2010 года, на фоне нефтяной катастрофы в Мексиканском заливе, которую целый ряд экспертов, причем западных, считают рукотворной, в свет вышел программный доклад Фонда Рокфеллера «Сценарии будущего технологий и международного развития» («Scenarios for the Future of Technology and International Development»). Все, о чем говорилось выше, именно из этого документа. И именно здесь были обнародованы четыре сценария:

• «Тотальная блокировка» («Lock Step») — мир жесткого государственного контроля и авторитарного руководства, которому противопоставлено растущий социально-политический протест;
• «Умное сообщество» («Clever Together») — мир глобализации, зашифрованный под координацию успешных стратегий решения неотложных и укорененных проблем человечества;
• «Цифровой беспредел» («Hack Attack») — мир ослабления государств и правительств, на фоне которых расширяются масштабы преступности и появляются опасные технологические инновации, особенно в киберсфере;
• «Локализация технологий» («Smart Scramble») — раздробленный и экономически депрессивный мир — лоскутное одеяло, в котором сообщества и отдельные лица выживают локально, опираясь на ситуативные решения растущего комплекса проблем.
• 

Откуда берутся сценарии? На этот вопрос с определенной откровенностью «между строк» отвечают разработчики и авторы доклада. Это Джудит Родин, занимавшая пост президента Фонда Рокфеллера с 2005 по 2017 годы, руководившая подготовкой доклада. А также Питер Шварц, основатель и председатель Глобальной бизнес-сети (Global Business Network — GBN) — консалтинговой компании со штаб-квартирой в Сан-Франциско и офисами в Нью-Йорке, Лондоне и Кембридже (штат Массачусетс, США). За годовую подписку в 40 тыс. долларов корпоративные клиенты GBN вплоть до 2013 года, когда «сеть» прекратила существование, получали доступ к разработкам «альтернативных вариантов» глобального развития. В своей работе GBN опиралась на опыт и методологию сценарных разработок корпорации RAND и аналитического отдела глобальной нефтяной компании Royal Dutch Shell.

«Мы полагаем, что (!) планирование сценариев (!) имеет большой потенциал для использования в филантропии (Фонд Рокфеллера позиционирует себя «филантропами» — В. П.) для выявления внешнего вмешательства, (!) моделирования и репетиции важных решений, которые могут иметь глубокие последствия», — откровенничает Дж. Родин, замечая, что «планирование сценариев позволяет нам добиться большего эффекта». И переходит к сути глобального планирования, отмечая, что деятельность олигархического фонда помогает сформировать набор инструментов для улучшения жизни уязвимых и бедных слоев. Запомним эти слова, читатель: в них альфа и омега всей системы глобального управления, частью которой является глобальное планирование, включая разработку сценариев. Посыл такой: государства ввиду некомпетентности и коррумпированности бюрократий расширяют своей деятельностью пропасть социального неравенства, избавиться от которого можно будто бы только с помощью единых мировых правил, которые должны придти на смену государственному «эгоизму» и «безответственности». Для ускорения именно этого процесса и применяются различные технологии, включая «цветные революции», которые становятся результатом систематической работы по подрыву власти. Далее социальную сферу виртуально объединяют с экономикой и завязывают на экологию, выставляя экологическую безопасности мерилом всего сущего. Разумеется, за счет национальной безопасности и ее ключевых составляющих — военной, экономической, духовной/идеологической безопасности и т. д. Ловкость рук — и никакого мошенничества!

«Сосредоточив свое терпение, капитал (!) и внимание на связях между технологиями и международным развитием, филантропия (то есть олигархия — В. П.) (!) изменит не только жизнь, но и сам контекст, в котором действует сфера благотворительности, — вторит Родин П. Шварц из GBN. — Этот отчет (а не просто доклад — В. П.) представляет собой первый шаг в этом направлении. В нем рассматриваются четыре совершенно разных — но очень возможных — сценария будущего технологий и развития, чтобы осветить ожидающие нас впереди сложности и проблемы…». «Это приведет к новому (!) стратегическому диалогу между ключевыми заинтересованными сторонами на государственном, частном и благотворительном (то есть олигархическом — В. П.) уровнях о технологиях и программах политического и гуманитарного развития, — откровенничает Шварц. — На протяжении 40-летней карьеры планирования сценариев я работал со многими ведущими мировыми компаниями, правительствами, фондами и НКО, и я воочию знаю силу этого подхода».

Как пишутся сценарии? Здесь нам поможет следующая выдержка из введения к документу: «Процесс начинается с выявления сил, выступающих двигателями перемен, а затем объединяет эти силы различными способами, чтобы создать набор разнообразных сценариев будущего. Сценарий — это среда, в которой великие перемены можно (!) не только представить, но и реализовать». Как говорится, спасибо за откровенность. Как писал еще советский Наркоминдел Георгий Чичерин, «государственные люди Темзы умеют видеть далеко и обладают тонким чутьем к поднимающимся новым историческим силам; вступить в соглашение с такой силой, чтобы ее обезвредить, — вот торжество английского традиционного государственного искусства». То есть, уточним, взять эти новые силы под контроль, направив их активность в «нужное» русло. Какое? Для этого переходим к самим сценариям. Первый — «Lock Step» («Тотальная блокировка») — для нас и наиболее актуальный. Вот, что там написано:

2012 год — пандемия, которую мир ожидал годами, наконец-то разразилась. В отличие от вируса H1N1 2009 года, этот новый штамм гриппа, происходящий от диких гусей, был чрезвычайно опасным и смертельным. Даже самые подготовленные к пандемии страны были быстро поражены вирусом, который распространился по всему миру, заразив почти 20% населения мира и убив восемь миллионов человек всего за семь месяцев, большинство из них — здоровые молодые люди. Пандемия также оказала смертельное воздействие на экономику: международная мобильность людей и товаров остановилась, что привело к ослаблению таких отраслей, как туризм, и разрыву глобальных цепочек поставок. Даже на местах обычно шумные магазины и офисные здания месяцами были пусты, без сотрудников и клиентов. Пандемия охватила планету — хотя непропорционально большое количество людей погибло в Африке, Юго-Восточной Азии и Центральной Америке, где вирус распространился как лесной пожар. Но даже в развитых странах сдерживание было проблемой… Тем не менее, несколько стран показали себя лучше, в частности, Китай. Быстрое обеспечение обязательного карантина для всех граждан китайским правительством, а также мгновенное и почти герметичное закрытие всех границ спасло миллионы жизней, остановив распространение вируса намного раньше, чем в других странах и сделав более быстрым восстановление после пандемии.

Правительство Китая не было единственным, кто предпринял крайние меры для защиты своих граждан. Во время пандемии национальные лидеры во всем мире усилили свои полномочия и установили герметичные правила и ограничения — от обязательного ношения лицевых масок до проверки температуры тела на въездах в общественные места, такие как вокзалы и супермаркеты. Даже после того, как пандемия закончилась, этот тотальный надзор за гражданами и их деятельностью сохранился и даже усилился. Чтобы защититься от распространения все более глобальных проблем — от пандемий и транснационального терроризма до экологических кризисов и растущей нищеты — лидеры во всем мире установили жесткий контроль над всеми сферами жизни…

Граждане охотно отдали часть своего суверенитета и свою частную жизнь патернализму в обмен на безопасность и стабильность, а у национальных лидеров было больше возможностей для наведения порядка так, как они считали нужным. В развитых странах этот усиленный надзор принимал разные формы: например, биометрические идентификаторы и более жесткое регулирование ключевых отраслей, стабильность которых считалась жизненно важной для национальных интересов. Во многих развитых странах с этими мерами медленно, но неуклонно восстанавливался порядок и, что немаловажно, экономический рост. Однако в развивающихся странах история была другой — и гораздо более изменчивой. В целом тотальный контроль принимал разные формы в разных странах, в значительной степени опираясь на возможности, масштаб и намерения лидеров…

К 2025 году люди устали от такого контроля сверху, когда власти делают выбор за них. Везде, где национальные интересы сталкивались с индивидуальными, возникал конфликт. Стихийный отпор становился все более организованным и скоординированным…, вызывая гражданские беспорядки. В 2026 году протестующие в Нигерии свергли правительство, сытые по горло укоренившимся кумовством и коррупцией. Даже те, кому нравились стабильность и предсказуемость, начали чувствовать себя стесненными множеством жестких правил и непреодолимостью национальных границ. Чувствовалось, что рано или поздно что-то неизбежно нарушит аккуратный порядок, который так усердно установили правительства мира.

Комментарии нужны, кроме того, что штамм «от диких гусей», скосивший восемь миллионов, может оказаться не аллегорией, а проектом следующей эпидемии, которая уже сейчас прогнозируется специалистами? Эти люди хорошо знают, о чем пишут. Еще раз: все это было опубликовано уже давно, в 2010 году. И в интересах кланового фонда, занимающегося в профильном порядке и во взаимодействии с институтами ООН, в частности, с Экономическим и социальным советом (ЭКОСОК), контролем численности населения? Или все и так ясно?

Следующий сценарий: «Clever Together» («Умное сообщество») — это мир победившего глобализма, квинтэссенцией которого служат:

• «утрата национальными государствами части своей власти вследствие появления региональных структур управления»;
• «возникновение централизованных структур глобального контроля и управления, причем, не только в энергетике, но и в стандартах технологий и болезней» (опять болезни — уже в «благополучном» сценарии — явно не случайно! — В. П.);
• «создание новых альянсов и связей между корпорациями, НПО и сообществами» (транснациональная система связей без государств — значит, против государств — В. П.);
• и, наконец: «В 2022 году консорциум стран, НПО и компаний учредил Глобальное бюро по оценке технологий, оценивающее и дающее разрешение на их применение в тех или иных странах». (Прикрываются местными условиями, но с помощью аналогичного «бюро» под названием МАГАТЭ в 1948 году в ООН уже пытались протащить «план Баруха» — ядерную монополию Запада, которую еще в Фултонской речи предложил Черчилль — В. П.).

А теперь внимание, читатель! Авторы доклада выдают нам сценарии «Lock Step» и «Clever together» как параллельные. Так ли это? И если так, то почему сценарий эпидемии, как исходной точки для глобального «закручивания гаек» отнесен к 2012 году и так сильно запоздал? Причина, на наш взгляд, вот в чем. Сценарии не параллельные, а последовательные. Просто кого-то из глобалистов заел зуд, вызванный, как предупреждал товарищ Сталин, «головокружением от успехов» в эпоху Барака Обамы. Вот и решили обойти «Lock Step» и нырнуть прямиком в глобалистский «Clever Together», авось «прокатит». В сценарной разработке последнего имеются два демонстрирующих это пассажа:

• «В 2015 году критическая масса населения со средним уровнем дохода и развитых стран с сильным экономическим ростом публично взяла на себя обязательство использовать свои ресурсы для решения глобальных проблем, начиная с изменения климата. Вместе их правительства разработали планы мониторинга и сокращения выбросов парниковых газов в краткосрочной перспективе и улучшения поглощающей способности природной среды в долгосрочной»;
• «В 2017 году было достигнуто международное соглашение о депонировании углерода (к тому времени у большинства транснациональных корпораций был главный специалист по выбросам углерода), и интеллектуальные, и финансовые ресурсы были объединены для создания процессов улавливания углерода, которые наилучшим образом поддержали бы глобальную экосистему. Была также создана действующая глобальная система ограничения и торговли».

Первое событие состоялось, и именуется оно Парижским соглашением; второе — нет; между ними «вклинилось» избрание президентом Дональда Трампа и выход США из этого соглашения. И начиная с этого, все Конференции Сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата (РКИК) — и в Катовице (2018 г.) и особенно в Мадриде (2019 г.) — превратились в базар препирательств по вопросу о торговле неиспользованными квотами на парниковые выбросы (то есть воздухом); продавать и иметь с этого хотели все, а покупать и тратиться — никто. Таким образом, избрание Трампа — Рубикон, с которого сценарий «Clever Together» был сочтен забеганием вперед, и было принято решение о возврате к очередности, начиная с «Lock Step». Если еще точнее, то само избрание Трампа в паре с Brexit — настоящие политические землетрясения, охватившие ядро англосаксонского центра глобальной мир-системы западного капитализма. И они стали следствием концептуального переосмысления основных тенденций. Поэтому не случайно Дж. Родин отправили в отставку именно в 2017 году; не исключено, что вперед забежали не без «подачи» самих разработчиков.

Так что у нынешнего коронавируса — четкое и вполне определенное место в системе запланированных событий. Их итогом и станет возврат глобалистов, скорее всего, после Трампа, второй срок которого радикально обновит «демократическую» матрицу и выдвинет когорту новых лидеров. Среди них, возможно, уже угадывается первый кандидат — конгрессвумен от Гавайского штата Тулси Габбард, оставшаяся в списке праймериз между Джо Байденом и Берни Сандерсом, несмотря на неизменное фиаско во всех подряд штатах. Глобалисты обкатывают «новые» кадры?

Но и это не главное. Главное — что будет после возврата к «Clever Together», свернутому сегодня в угоду «Lock Step»? И после того, как народы, уставшие от полицейских мер, коррумпированных режимов и социального апартеида, под диктовку Twitter и Facebook их сметут? То есть после того, как глобалисты вернутся, уже без Обам, Хилларей и прочих Байденов. И даже без Соросов. А вот это прописано в последующих сценариях, которые — еще раз — «подключены» к концептуальной матрице не параллельно, а последовательно. И «мостиком» служит следующий фрагмент доклада: «К 2028 году, несмотря на продолжающиеся усилия по руководству «умным ростом», стало ясно, что мир не может поддерживать такой быстрый рост вечно». Понятно, что сказано? «Clever Together» тоже приговорен, ибо это лишь этап, перед которым поставлены определенные задачи и у которого есть начало и конец.

Коротко, чтобы не выходить за рамки разумного объема. Непосредственный результат глобализации — и здесь снова необходимо вернуться к сценариям Бжезинского из «Великой шахматной доски» — установление «трансъевразийской системы безопасности». В докладе Фонда Рокфеллера это третий сценарий — «Hack Аttack» («Цифровой беспредел»). Ключевой элемент здесь Китай. Сегодня, в рамках сценария «Lock Step», его душит «злой следователь» Трамп; потом, в рамках сценария «Clever Together» Китай поднимут, сделав флагманом глобального развития за счет тестируемой им системы социальных рейтингов, которую признают «образцовой», достойной подражания. Когда ее распространят по всему миру, внезапно выяснится, что «цифровой концлагерь» имеет серьезный побочный эффект — разрастание международной кибер-преступности. Здесь заслуживает внимание следующий фрагмент:

Преступные сети приступили к подделке законных товаров с помощью реверс-инжиниринга. Многие из них оказались низкого качества и были просто опасны. В условиях слабости систем здравоохранения, коррупции и невнимания к стандартам — как внутри стран, так и со стороны глобальных органов, таких как ВОЗ — зараженные вакцины попали в системы общественного здравоохранения…

Смертность и вызванные ею скандалы резко повлияли на доверие населения к вакцинам; родители начали избегать вакцинации своих детей, и вскоре показатели младенческой и детской смертности выросли до уровня, невиданного с 1970-х годов.

Что там у нас было записано, причем, именно в 70-е годы, в первом докладе Римскому клубу «Пределы роста»? Напомним, читатель: «Чрезмерный рост населения… — явление недавнего времени, результат снижения смертности. …Есть только два способа исправить возникший дисбаланс — либо снизить темпы прироста численности населения и привести их в соответствие с низким уровнем смертности, либо позволить уровню смертности снова возрасти». Комментарии нужны? Это — итог «умного сценария» глобализации, закономерный финал «кооперативной», точнее корпоративной модели глобального развития.

Из «Hack Аttack» и вырастает финальный, четвертый этап («сценарий») драмы, призванной завершить проекты «человечество» и «человек», — полностью атомизированный и разобщенный мир «Smart Scramble» («Локализация технологий»). По Бжезинскому — «мировой центр по-настоящему совместной политической ответственности». Это — модель «глобального города» нескольких сотен мегаполисов, преимущественно западных, связанных между собой первоклассными коммуникациями, которые проложены через остальную «глобальную деревню» — территорию хаоса и архаики. Она служит «городу» источником ресурсов, а «порядок» в ней поддерживается с помощью концепций управления хаосом, основанных на теории нелинейной зависимости Эдварда Лоренца и практических наработках Стивена Манна и его камарильи в Институте проблем Сложности в Санта-Фе (штат Нью-Мексико, США). В России «пробный шар» в виде плана двадцати агломераций-мегаполисов был выкачен уже через полгода после появления доклада Фонда Рокфеллера. Вот исчерпывающая публикация на этот счет «Передел России» в газете «Ведомости» от 16 ноября 2010 года. После нее тоже кое-что происходило. В частности, известная полемика Алексея Кудрина и Сергея Собянина. В ней «высокие стороны» усиленно старались переплюнуть друг друга по части дифирамбов агломерационному принципу госстроительства. Здесь без комментариев, кроме одного: как подсказывают информированные источники, по некоторым документам, относящимся к международному праву, введение режима ЧС при эпидемии вовлекает в систему управления территориями, на которых этот режим введен, международные здравоохранительные структуры — ту же ВОЗ. А она, помимо ООН, определенным образом связана с орденом госпитальеров (св. Иоанна Иерусалимского) — вотчиной Ватикана и, следовательно, правящих там иезуитов.

Так что нынешний коронавирус сценария «Lock Step» — «черный лебедь» отнюдь не для глобалистов, а скорее «черная метка» государствам, завлекающая их в болото чрезвычайщины, которая в последующем аукнется их дискредитацией и возвратом глобализации «Clever Together». А через нее, а также через беспредел «Hack Attak» — к финалу «Smart Scramble». И не будем забывать, что Фонд Рокфеллера, а также Совет по народонаселению, созданный в 1952 году и тесно связанный с Экономическим и социальным советом ООН, в недрах этого олигархического клана — далеко не единственные. Существует еще и Фонд братьев Рокфеллеров, который в рамках представленных сценариев отрабатывает тематическую, а также региональную проблематику в виде «пилотных проектов». Вот их нынешний список — он очень показателен:

Тематика:

• практика демократии (инструкция «цветным революциям»),
• миростроительство («управление» внутренними конфликтами и внешнее постконфлктное «урегулирование»),
• устойчивое развитие (как идеология глобализации).

Регионы:

• Китай,
• Западные Балканы,
• Калпеперовские культура и искусство (гранты фонда культуры и искусства им. Чарльза Э. Калпепера).

С относительно недавних времен здесь произошли изменения. Так, оставлена идея фрагментации КНР с выделением из нее Юга страны, раньше «китайский» проект именовался «Южным Китаем». Одновременно «культурная» тема сменила собой прежний урбанистический проект «больших городов».

Как избежать этого «колеса» сценариев, в который нас загоняют подобно белке, чтобы мы бежали все быстрее и быстрее в заданный нам тупик, — отдельный вопрос. И отдельная большая тема. Пока же основные модели поведения лежат на поверхности:

• власти — вести себя адекватно и разумно, и как можно скорее убрать чрезвычайщину, разумеется, как только это позволит эпидемиологическая (а не политическая!) ситуация, не доводя людей до крайности кризиса в экономике и социальной сфере и не заводя их на протест;
• гражданам — своим демонстративным неповиновением не провоцировать власть на более жесткие меры, понимая, что именно этого ждут — не дождутся те, кто запустил цепочку этих адских сценариев и рассчитывает от нее на эффект, примерные параметры которого мы только что описали.

Ключевой вопрос здесь, обеспечивающий баланс государственных и общественных интересов, — доверие к власти, поддерживающей постоянный диалог с согражданами. Что же касается аналитики текущих событий, отображаемых информационным полем, то она конечно интересна и требуют внимания, но не за счет вопросов стратегии, упустив которые можно оказаться в роли путника, заблудившегося в тумане и за деревьями не увидеть леса. Со всеми вытекающими из этого геоисторическими и персональными последствиями.

via

«Негативное влияние роста численности населения на все наши планетарные экосистемы становится ужасающе очевидным». ( Дэвид Рокфеллер). 

В мае 2010-го года состоялось заседание благотворительного центра Рокфеллера, на котором было озвучено несколько сценариев развития дальнейших событий на наше планете. Сценарии футуристичны по содержанию, но что такое футуризм в исполнении владык мира? Ясно, что эти прогнозы основаны на планах, которыми руководствуется мировое правительство. И через фантастический текст мы можем эти планы легко понять.

Перевод мой, но даю и английский текст для тех, кто читает по-английски. Прошу извинения, текст очень объёмен. Но это не я сочинил. Можно читать по диагонали.

Scenario  

Narratives  

LOCK STEP  

A world of tighter top-down government control and more authoritarian leadership, with limited innovation and growing citizen pushback  

Сценарий LOCK STEP разворачивается при усилении роли государств в управлении обществом. Это авторитарные, деспотические государства, остановившие технический прогресс и инновации, и установившие диктатуру. 

In 2012, the pandemic that the world had been anticipating for years finally hit. Unlike 2009’s H1N1, this new influenza strain — originating from wild geese — was extremely virulent and deadly. Even the most pandemic-prepared nations were quickly overwhelmed when the virus streaked around the world, infecting nearly 20 percent of the global population and killing 8 million in just seven months, the majority of them healthy young adults. The pandemic also had a deadly effect on economies: international mobility of both people and goods screeched to a halt, debilitating industries like tourism and breaking global supply chains. Even locally, normally bustling shops and office buildings sat empty for months, devoid of both employees and customers. 

В 2012 году разразилась крупнейшая пандемия, которую мир ждал в течении многих лет. В отличие от H1N1 2009, этот новый штамм гриппа, распространяемый дикими гусями, оказался крайне опасным. Даже страны, которые подготовились к появлению такой пандемии, оказались поражены заболеванием, а в масштабах планеты вирус поразил около 20% населения, 8 миллионов человек умерли за первые 7 месяцев после появления нового штамма. И большинство погибших – здоровые молодые люди. Пандемия привела к нарушению контактов между странами, были разрушены экономические связи. Закрылись магазины и офисы, жизнь замерла.

The pandemic blanketed the planet — though disproportionate numbers died in Africa, Southeast Asia, and Central America, where the virus spread like wildfire in the absence of official containment protocols. But even in developed countries, containment was a challenge. The United States’s initial policy of “strongly discouraging” citizens from flying proved deadly in its leniency, accelerating the spread of the virus not just within the U.S. but across borders. However, a few countries did fare better — China in particular. The Chinese government’s quick imposition and enforcement of mandatory quarantine for all citizens, as well as its instant and near-hermetic sealing off of all borders, saved millions of lives, stopping the spread of the virus far earlier than in other countries and enabling a swifter post-pandemic recovery.

18 Scenarios 

Пандемия захватила всю планету, хотя непропорционально большое число погибших оказалось в Африке, Юго-Восточной Азии и Центральной Америке, где вирус распространялся как лесной пожар в отсутствие официальных мер сдерживания. Но даже в развитых странах сдерживание было проблемой. США ограничили передвижение, но легкомыслие граждан привело к распространению вируса в том числе и за границу. Тем ни менее нескольким странам удалось ограничить число заболевших. В частности, китайское правительство приняло меры по введению карантина для всех граждан, закрыло границы, чем спасло миллионы жизней в своей стране, и остановив распространение вируса раньше других.

China’s government was not the only one that took extreme measures to protect its citizens from risk and exposure. During the pandemic, national leaders around the world flexed their authority and imposed airtight rules and restrictions, from the mandatory wearing of face masks to body-temperature checks at the entries to communal spaces like train stations and supermarkets. Even after the pandemic faded, this more authoritarian control and oversight of citizens and their activities stuck and even intensified. In order to protect themselves from the spread of increasingly global problems — from pandemics and transnational terrorism to environmental crises and rising poverty — leaders around the world took a firmer grip on power. 

Правительство Китая не было единственным, кто принял крайние меры, чтобы защитить своих граждан от рисков. Во время пандемии, национальные лидеры во всем мире усилили свои полномочия, и установили правила изоляции заболевших, обязали носить марлевые маски, ввели обязательный контроль за температурой тела посетителей вокзалов и магазинов. По окончании пандемии усиленные меры контроля не были отменены, а даже усилились. Для предотвращения (повторных?) террористических атак с помощью биологического оружия лидеры всех стран установили жёсткие авторитарные меры.

At first, the notion of a more controlled world gained wide acceptance and approval. Citizens willingly gave up some of their sovereignty — and their privacy — to more paternalistic states in exchange for greater safety and stability. Citizens were more tolerant, and even eager, for top-down direction and oversight, and national leaders had more latitude to impose order in the ways they saw fit. In developed countries, this heightened oversight took many forms: biometric IDs for all citizens, for example, and tighter regulation of key industries whose stability was deemed vital to national interests. In many developed countries, enforced cooperation with a suite of new regulations and agreements slowly but steadily restored both order and, importantly, economic growth.

Усиление государственного контроля над гражданами было одобрено всеми, эта мера получила широкое признание. Граждане добровольно отказался от части своих свобод, таких как право на частную жизнь, приняли патерналистские государства как необходимость в деле достижения стабильности и безопасности. Граждане стали терпимей к надзору со стороны государств, и даже требовали усилить контроль, что дало лидерам государств полную свободу действий. В развитых странах этот повышенный контроль принял множество форм: биометрические идентификаторы для всех граждан, например, и ужесточение регулирования ключевых отраслей промышленности, стабильность которых считалось жизненно важной для национальных интересов. Во многих развитых странах, насильственное принятие новых правил и соглашений, медленно, но неуклонно восстановило порядок и, что немаловажно, экономический рост. (Стало быть, для экономического роста требуется ввести диктатуру?)

Across the developing world, however, the story was different — and much more variable. Top-down authority took different forms in different countries, hinging largely on the capacity, caliber, and intentions of their leaders. In countries with strong and thoughtful leaders, citizens’ overall economic status and quality of life increased. In India, for example, air quality drastically improved after 2016, when the government outlawed high-emitting vehicles. In Ghana, the introduction of ambitious government programs to improve basic infrastructure and ensure the availability of clean water for all her people led to a sharp decline in water-borne diseases. But more authoritarian leadership worked less well — and in some cases tragically — in countries run by irresponsible elites who used their increased power to pursue their own interests at the expense of their citizens.  

В развивающихся странах, однако, история была другой – Со множеством вариантов. Вертикаль власти (Оказывается, Путин построил систему «Top-down».) принимала различные формы в разных странах, что зависило от возможностей руководства стран, и их планов. В странах с сильными и умными лидерами, экономическое положения и качество жизни граждан улучшилось. В Индии, например, качество воздуха резко улучшились после 2016 года, когда правительство ограничило выбросы вредных веществ транспортными средствами. В Гане, внедрение программ правительства по улучшению базовой инфраструктуры и обеспечению доступа к чистой воде для всех граждан привели к резкому сокращению передающихся через воду заболеваний. Но в некоторых странах руководители воспользовались усилением авторитаризма для решения собственных проблем за счёт граждан. (В России руководители решают собственные проблемы за счёт граждан уже 20 лет, так что без всякой пандемии справились.)

There were other downsides, as the rise of virulent nationalism created new hazards: spectators at the 2018 World Cup, for example, wore bulletproof vests that sported a patch of their national flag. Strong technology regulations stifled innovation, kept costs high, and curbed adoption. In the developing world, access to “approved” technologies increased but beyond that remained limited: the locus of technology innovation was largely in the developed world, leaving many developing countries on the receiving end of technologies that others consider “best” for them. Some governments found this patronizing and refused to distribute computers and other technologies that they scoffed at as “second hand.” Meanwhile, developing countries with more resources and better capacity began to innovate internally to fill these gaps on their own.

Были и другие минусы, такие, как рост национализма. Например, зрители на ЧМ-2018, к примеру, носили пуленепробиваемый жилет, под цвет их национального флага. (Вот это сильный прогноз! И касается именно нас.) Усиленные правила регулирования стали душить инновации, приводили к повышенным затратам, что мешало внедрению. Список разрешенных для развивающихся стран расширился, но их возможности всё равно ограничены, такие страны вынуждены покупать технологии, что усилило их зависимость от развитых стран. (Здесь проясняется план по разрушению российской науки. Внедрение чужих технологий лишь усиливает зависимость от других стран.) Какая технология для какой страны будет лучшей решает не страна – импортёр технологий. Некоторые правительства отказались распространять компьютеры и другие технологии, по причине того, что они устарели. Между тем, развивающиеся страны с большим объемом ресурсов, развивающие собственные инновационные проекты стали двигаться в направлении самостоятельного решения этой проблемы. (Сколково?)

Meanwhile, in the developed world, the presence of so many top-down rules and norms greatly inhibited entrepreneurial activity. Scientists and innovators were often told by governments what research lines to pursue and were guided mostly toward projects that would make money (e.g., market-driven product development) or were “sure bets” (e.g., fundamental research), leaving more risky or innovative research areas largely untapped. Well-off countries and monopolistic companies with big research and development budgets still made significant advances, but the IP behind their breakthroughs remained locked behind strict national or corporate protection. Russia and India imposed stringent domestic standards for supervising and certifying encryption-related products and their suppliers — a category that in reality meant all IT innovations. The U.S. and EU struck back with retaliatory national standards, throwing a wrench in the development and diffusion of technology globally.  

Между тем, в развитых странах мира, присутствие столь большого числа авторитарных правил и норм значительно тормозит предпринимательскую деятельность. Ученые и новаторы часто указывают правительствам, какие исследования проводить, развивая главным образом проекты, которые будут делать деньги, либо фундаментальные исследования, в результате чего рискованные инновационные направления исследований в значительной степени оказались невостребованными. Богатые страны и монополисты, проводящие значительное число исследований, опирающихся на богатый бюджет добились значительных успехов, но их разработки оставались заблокированы из-за строгих национальных или корпоративных правил защиты. Россия и Индия, ввели строгие внутренние стандарты по надзору, аттестации и шифрования сопутствующих товаров и их поставщиков – и на этом инновации закончились. (А как же Сколково?) США и ЕС приняли новые стандарты, дав толчок развитию и распространению технологий в мировом масштабе.

Especially in the developing world, acting in one’s national self—interest often meant seeking practical alliances that fit with those interests — whether it was gaining access to needed resources or banding together in order to achieve economic growth. In South America and Africa, regional and sub-regional alliances became more structured. Kenya doubled its trade with southern and eastern Africa, as new partnerships grew within the continent. China’s investment in Africa expanded as the bargain of new jobs and infrastructure in exchange for access to key minerals or food exports proved agreeable to many governments. Cross-border ties proliferated in the form of official security aid. While the deployment of foreign security teams was welcomed in some of the most dire failed states, one-size-fits-all solutions yielded few positive results.

Развивающиеся страны, действуя в своих национальных интересах, начали искать практические союзы, которые согласуются с этими интересами — было ли это получение доступа к необходимым ресурсам или объединились с целью достижения экономического роста. В Южной Америке и Африке появились новые региональные и субрегиональные союзы. Кения удвоил свою торговлю с Южной и Восточной Африке, а новые партнерские связи выросли в пределах континента. Инвестиции Китая в Африке привели к созданию новых рабочих мест и инфраструктуры в обмен на доступ к полезным ископаемым или экспорт продовольствия, что было в интересах многих правительств. Трансграничные связи получили широкое распространение в форме официальной помощи на цели безопасности. Размещение иностранных групп по обеспечению безопасности в отсталых, недееспособных государствах привело к положительным результатам во многих случаях. (Вот она — оккупация. А начиналось с гусиного гриппа! Всего лишь.)

By 2025, people seemed to be growing weary of so much top-down control and letting leaders and authorities make choices for them. Wherever national interests clashed with individual interests, there was conflict. Sporadic pushback became increasingly organized and coordinated, as disaffected youth and people who had seen their status and opportunities slip away — largely in developing countries — incited civil unrest. In 2026, protestors in Nigeria brought down the government, fed up with the entrenched cronyism and corruption. Even those who liked the greater stability and predictability of this world began to grow uncomfortable and constrained by so many tight rules and by the strictness of national boundaries. The feeling lingered that sooner or later, something would inevitably upset the neat order that the world’s governments had worked so hard to establish. •

К 2025 году люди привыкли к контролю со стороны государства, и не препятствовали лидерам государств принимать решения самостоятельно, не интересуясь мнением народа. (Вот он произвол.) Там, где национальные интересы столкнулись с индивидуальными интересами, конфликты не возникали. Стихийные беспорядки периодически возникали в развивающихся странах. Они становились всё более и более организованными. В 2026 протестующие в Нигерии привели к падению правительство, сытые по горло укоренением кумовства и коррупции. Даже те, кто любил большую стабильность и предсказуемость в этом мире начали проявлять недовольство, требовать ограничения жёстких мер и открытия национальных границ. (Из чего следует, что все народы будут удерживаться внутри границ своих государств до 2026-го года, как минимум. Вот так гуси! Вот так грипп! Это уже ГУЛАГ. А.П.) Появилась опасность, что где-то что-то этот с трудом установленный порядок разрушит. (Фух, успокоили, наконец. Дальше начнётся всемирная полицейская операция по закреплению антиконституционного порядка во всех странах, о чём авторы скромно умалчивают.)

Quarantine Restricts In-Person Contact; Cellular Networks Overloaded (2013)

Intercontinental Trade Hit by Strict Pathogen Controls (2015)

Italy Addresses ‘Immigrant Caregiver’ Gap with Robots (2017)

Will Africa’s Embrace of Authoritarian Capitalism a la China Continue? (2018)

Vietnam to Require ‘A Solar Panel on Every Home’ (2022)

Proliferating Trade Networks in Eastern and Southern Africa Strengthen Regional Ties (2023)

African Leaders Fear Repeat of Nigeria’s 2026 Government Collapse (2028) 

Карантин Ограничивает В-контактное лицо; сотовых сетей Перегруженные (2013) межконтинентальной торговли Хит Строгий Возбудитель управления (2015)

коридора «Иммигрант Caregiver ‘Италия Адреса с роботами (2017)

будет охватывать Африки авторитарного капитализма а-ля Китай Продолжить? (2018)

Вьетнам Требовать «панели солнечных батарей на каждый дом» (2022)

пролиферирующих торговых сетей в Восточной и Южной Африки, укрепление региональных связей (2023)

африканские лидеры опасаются повтора из 2026 Свернуть правительства Нигерии (2028)

(подстрочник без редакции)

Philanthropic organizations will face hard choices in this world. Given the strong role of governments, doing philanthropy will require heightened diplomacy skills and the ability to operate effectively in extremely divergent environments. Philanthropy grantee and civil society relationships will be strongly moderated by government, and some foundations might choose to align themselves more closely with national official development assistance (ODA) strategies and government objectives. Larger philanthropies will retain an outsized share of influence, and many smaller philanthropies may find value in merging financial, human, and operational resources.

Philanthropic organizations interested in promoting universal rights and freedoms will get blocked at many nations’ borders. Developing smart, flexible, and wide-ranging relationships in this world will be key; some philanthropies may choose to work only in places where their skills and services don’t meet resistance. Many governments will place severe restrictions on the program areas and geographies that international philanthropies can work in, leading to a narrower and stronger geographic focus or grant-making in their home country only. 

Благотворительные организации столкнутся с трудным выбором в этом мире. Учитывая важную роль правительств, делая благотворительность требует повышенного навыки дипломатии и способность эффективно работать в совершенно разными средами. Филантропия грантополучателей и гражданского общества отношения будут сильно Модератором со стороны правительства, и некоторые фонды могут выбрать присоединяются более тесное сотрудничество с национальными официальной помощи развитию (ОПР), стратегии и правительством целей. Большие благотворительные сохранит негабаритных долю влияния, а также множество небольших благотворительных можете найти значение в объединении финансовых, человеческих и оперативных ресурсов. Благотворительные организации, заинтересованные в продвижении универсальных прав и свобод, будет заблокирован на границах многих народов. Разработка умный, гибкий, и широкие связи в этом мире, будет иметь ключевое значение, а некоторые благотворительные может выбрать для работы только в местах, где их навыки и услуги, не отвечающие сопротивления. Многие правительства будет место серьезные ограничения на программных областях и географических регионах, что международные благотворительные может работать в, что приводит к более узким и сильнее, географическая направленность или грантов в своей стране только.

(подстрочник без редакции)

TECHNOLOGY IN LOCK STEP

While there is no way of accurately predicting what the important technological

advancements will be in the future, the scenario narratives point to areas where

conditions may enable or accelerate the development of certain kinds of technologies.

Thus for each scenario we offer a sense of the context for technological innovation,

taking into consideration the pace, geography, and key creators. We also suggest a few

technology trends and applications that could flourish in each scenario.

Technological innovation in “Lock Step” is largely driven by government and is

focused on issues of national security and health and safety. Most technological

improvements are created by and for developed countries, shaped by governments’

dual desire to control and to monitor their citizens. In states with poor governance,

large-scale projects that fail to progress abound.

Technology trends and applications we might see:

• Scanners using advanced functional magnetic resonance imaging (fMRI)

technology become the norm at airports and other public areas to detect

abnormal behavior that may indicate “antisocial intent.”

• In the aftermath of pandemic scares, smarter packaging for food and beverages

is applied first by big companies and producers in a business-to-business

environment, and then adopted for individual products and consumers.

• New diagnostics are developed to detect communicable diseases. The

application of health screening also changes; screening becomes a prerequisite

for release from a hospital or prison, successfully slowing the spread of many

diseases.

• Tele-presence technologies respond to the demand for less expensive, lowerbandwidth,

sophisticated communications systems for populations whose travel

is restricted.

• Driven by protectionism and national security concerns, nations create their

own independent, regionally defined IT networks, mimicking China’s firewalls.

Governments have varying degrees of success in policing internet traffic, but

these efforts nevertheless fracture the “World Wide” Web.

TECHNOLOGY IN LOCK STEP

Хотя не существует способа точно предсказать, что важные технологические достижения будут в будущем, сценарий повествования точка в районы, где условия могут включать или ускорить развитие определенных видов технологий. Таким образом, для каждого сценария мы предлагаем чувство контекста для технологических инноваций, с учетом темпа, географии и ключевых создателей. Мы также предлагаем несколько направлений технологии и приложения, которые могут процветать в каждом сценарии. Технологические инновации в «Lock Step» во многом основывается на правительство и ориентирован на вопросах национальной безопасности и здоровья и безопасности. Большинство технологических усовершенствований создаются и для развитых стран, формируются правительства «двойного желание контролировать и следить за своими гражданами. В штатах с плохим управлением, крупномасштабных проектов, которые не в прогрессе предостаточно. Технология тенденции и приложений, которые мы могли бы видеть: • Сканеры с использованием передовых функциональной магнитно-резонансной томографии (МРТ) технология стала нормой в аэропортах и других общественных местах для обнаружения аномального поведения, которые могут указывать • В период после пандемии пугает, умнее «антиобщественных намерений». упаковка для продуктов питания и напитков применяется в первую очередь крупными компаниями и продюсерами в бизнес-бизнес-среде, а затем приняты на отдельные товары и потребителей. • Новая диагностика разработана для обнаружения инфекционных заболеваний. Применение медицинских обследований также изменения, выявлению становится предпосылкой для освобождения из больницы или тюрьмы, успешно замедляя распространение многих заболеваний. • Теле-наличие технологии реагировать на спрос на менее дорогие, lowerbandwidth, современные системы связи для населения, чьи транспортные ограничен. • Ведомый протекционизма и национальных проблем в области безопасности, государства создают свои собственные независимые, регионально определены ИТ-сетей, имитируя брандмауэры Китая. Правительства разной степенью успеха в работе правоохранительных органов интернет-трафика, но эти усилия все же перелом «World Wide» Web.

Как видите, под предлогом защиты от биотерроризма будут развиваться технологии контроля над гражданами, продуктами питания, информацией, развиваться медицинские направления. Так предполагается убить кучу зайцев одним выстрелом (больным гусём). План крайне прост. В лабораториях создают биологическое оружие. Например, поразившую Германию, да и всю Европу в разной степени, бактерию E.coli снабдили невосприимчивостью к восьми типам антибиотиков. Цель очевидна из сценария LOCK STEP. Штаммы вирусов, бактерий, микробов выпускаются на волю, и народы Земли сами попросят усилить их безопасность. Это говорит о том, что и предыдущие террористические операции совершены в тех же целях. При этом в России для тех же целей будут применены конфликты на национальной почве. Подозреваю, что террористы и провокаторы уже прошли подготовку, и ждут своего часа. Некоторые из них уже действуют. К ЧМ-2018 накал действий таких группировок достигнет такой величины, что люди будут вынуждены ходить на футбол в бронежилетах, раскрашенных в патриотичные цвета. Понятно почему власть их отпускает, не привлекая к ответственности. Это, кстати, и в наших интересах, ибо иначе нас будут терроризировать биологическим оружием. Наплюют на то, что сами здесь жить собрались, и применят. Отсюда тактика борьбы:

Имитировать напряжённость, связанную с национальным вопросом. Чем больше мы воем от тоски, тем радостней жидове, тем больше шансов, что они не траванут нас как испанцев с немцами. Такая вот нелепая тактика вырисовывается, и иного не видно пока совершенно. Но есть ещё три сценария. Почитаем, быть может, найдутся иные методы ведения борьбы за конституционный порядок.

LIFE IN LOCK STEP

Manisha gazed out on the Ganges River, mesmerized by what she saw. Back in 2010, when she was 12 years old, her parents had brought her to this river so that she could bathe in its holy waters. But standing at the edge, Manisha had been afraid. It wasn’t the depth of the river or its currents that had scared her, but the water itself: it was murky and brown and smelled pungently of trash and dead things. Manisha had balked, but her mother had pushed her forward, shouting that this river flowed from the lotus feet of Vishnu and she should be honored to enter it. Along with millions of Hindus, her mother believed the Ganges’s water could cleanse a person’s soul of all sins and even cure the sick. So Manisha had grudgingly dunked herself in the river, accidentally swallowing water in the process and receiving a bad case of giardia, and months of diarrhea, as a result.  

Маниша смотрел на реке Ганг, загипнотизированы, что она видела. Еще в 2010 году, когда ей было 12 лет, ее родители привели ее в эту реку, чтобы она могла искупаться в святых водах. Но стоя у края, Маниша боялся. Это была не глубина реки или ее токами, которые боятся ее, но сама вода: она была темной и коричневой и пахло пикантно мусора и мертвых вещей. Маниша был отказались, но ее мать толкнул ее вперед, крича, что эта река вытекает из лотосных стоп Вишну, и она должна быть большая честь войти в нее. Вместе с миллионами индусов, ее мать считают Ганг в воде может очистить душу человека во всех грехах и даже лечения больных. Так Маниша было неохотно окунул себя в реке, случайно не проглотили воды в процессе и получать тяжелый случай лямблии, и месяцы, диареи, в качестве результата.

Remembering that experience is what made today so remarkable. It was now 2025. Manisha was 27 years old and a manager for the Indian government’s Ganges Purification Initiative (GPI). Until recently, the Ganges was still one of the most polluted rivers in the world, its coliform bacteria levels astronomical due to the frequent disposal of human and animal corpses and of sewage (back in 2010, 89 million liters per day) directly into the river. Dozens of organized attempts to clean the Ganges over the years had failed. In 2009, the World Bank even loaned India $1 billion to support the government’s multi-billion dollar cleanup initiative. But then the pandemic hit, and that funding dried up. But what didn’t dry up was the government’s commitment to cleaning the Ganges — now not just an issue of public health but increasingly one of national pride.  

Вспомнив, что опыт это то, что сделал сегодня так замечательно. Было уже 2025 году. Маниша было 27 лет, и менеджер по Гангу индийского правительства Очистка инициатива (GPI). До недавнего времени, Ганг был еще одним из самых загрязненных рек в мире, его колиформных бактерий уровня астрономических из-за частых распоряжении человека и животных, трупов и сточных вод (назад в 2010 году, 89 млн. литров в день) непосредственно в реку . Десятки организованные попытки очистить Ганг на протяжении многих лет не удалось. В 2009 году Всемирный банк даже одолжил Индии $ 1 млрд. для поддержки многомиллиардный очистки инициативу правительства. Но тогда пандемии хитом, и, что финансирование иссяк. Но то, что не пересыхали было обязательство правительства по очистке Ганга — теперь не только проблема здравоохранения, но все чаще одним из национальной гордости.

Manisha had joined the GPI in 2020, in part because she was so impressed by the government’s strong stance on restoring the ecological health of India’s most treasured resource. Many lives in her home city of Jaipur had been saved by the government’s quarantines during the pandemic, and that experience, thought Manisha, had given the government the confidence to be so strict about river usage now: how else could they get millions of Indian citizens to completely shift their cultural practices in relationship to a holy site? Discarding ritually burned bodies in the Ganges was now illegal, punishable by years of jail time. Companies found to be dumping waste of any kind in the river were immediately shut down by the government. There were also severe restrictions on where people could bathe and where they could wash clothing. Every 20 meters along the river was marked by a sign outlining the repercussions of “disrespecting India’s most treasured natural resource.” Of course, not everyone liked it; protests flared every so often. But no one could deny that the Ganges was looking more beautiful and healthier than ever.

Manisha watched as an engineering team began unloading equipment on the banks. Many top Indian scientists and engineers had been recruited by the government to develop tools and strategies for cleaning the Ganges in more high-tech ways. Her favorite were the submersible bots that continuously “swam” the river to detect, through sensors, the presence of chemical pathogens. New riverside filtration systems that sucked in dirty river water and spit out far cleaner water were also impressive — especially because on the outside they were designed to look like mini-temples. In fact, that’s why Manisha was at the river today, to oversee the installation of a filtration system located not even 100 feet from where she first stepped into the Ganges as a girl. The water looked so much cleaner now, and recent tests suggested that it might even meet drinkability standards by 2035. Manisha was tempted to kick off her shoe and dip her toe in, but this was a restricted area now — and she, of all people, would never break that law. 

Маниша присоединился GPI в 2020 году, отчасти потому, что она была так поражена сильная позиция правительства по восстановлению экологического здоровья самых заветных ресурсов Индии. Многие жизни в ее родном городе Джайпур был спасен карантин правительства во время пандемии, и этот опыт, мысли Маниша, дал правительству доверие настолько строг к реке использования сейчас: как же еще они могли бы получить миллионы индийских граждан , чтобы полностью изменить свою культурную практику по отношению к святым местом? Отбросив ритуально сожгли тела в Ганге в настоящее время незаконно, карается лет тюремного заключения. Компании оказались захоронения отходов любого вида в реке были немедленно закрыты правительством. Существовали также серьезные ограничения на, где люди могли купаться и где они могли бы мыть одежду. Каждые 20 метров вдоль реки был отмечен знаком с изложением последствий «неуважение к самой заветной природных ресурсов Индии.» Конечно, не всем это нравилось; протесты вспыхнули каждый так часто. Но никто не может отрицать, что Ганг искал более красивыми и здоровыми, чем когда-либо. Маниша наблюдали, как команда инженеров начала выгрузки оборудования на берегу. Многие топ-индийских ученых и инженеров был завербован правительству разработать инструменты и стратегии для очистки реки Ганг в более высокотехнологичных способов. Ее любимый был погружных ботов, которые постоянно «плавали» река обнаружить, через датчики, наличие химических возбудителей. Новый реки системы фильтрации, которые затянули в грязной воде реки и выплюнуть намного чище вода были также впечатляет — особенно потому, что на внешней стороне они были разработаны, чтобы быть похожим мини-храмов. На самом деле, именно поэтому Маниша был в реке сегодня, для наблюдения за установкой системы фильтрации расположены даже не 100 футов от того, где она впервые вошла в Ганге, как девочка. Воду глядел так много чище, а недавние испытания предположил, что это может даже встретить питкость стандартам к 2035 году. Маниша был искушен, чтобы начать ее обуви и падение ее схождение, но это было запретной зоны теперь — и она, всех людей, никогда не нарушит этот закон.

Маниша – простой индийский паренёк стал умней своей мамы, и вместо того, чтобы купаться в загаженных водах Ганга выучился на эколога, и поспособствовал очистке реки.

На самом деле, эта история должна звучать иначе:

Маниша вдруг понял до чего довели природу его родной страны негодяи, заставившие её двигаться по пути рыночных отношений и конкуренции. Но что может один-единственный индийский паренёк? И вместо того, чтобы вымести из страны идолопоклонников вместе с их химикатами, Маниша перенаправил денежные потоки на очистку реки (такой всемогущий, но беспомощный в нужных местах юноша). Очень удобный юноша. Он всегда тратит деньги. И если раньше он их тратил на производство, то теперь тратит на очистку территории, отравленной тем производством. А ещё он будет покупать лекарства, чтобы вылечиться от болезней, приобретённых в процессе взаимодействия с ядовитой Природой, лежать в больницах, принося доход медицинским учреждениям. Очень удобный Маниша. Всегда что—то да покупает. Всем бы такими быть – горя бы не было.

CLEVER TOGETHER  

A world in which highly coordinated and successful strategies emerge for addressing both urgent and entrenched worldwide issues  

Мир, в котором успешно координируются усилия государств в решении возникающих проблем.

The recession of 2008-10 did not turn into the decades-long global economic slide that many had feared. In fact, quite the opposite: strong global growth returned in force, with the world headed once again toward the demographic and economic projections forecasted before the downturn. India and China were on track to see their middle classes explode to 1 billion by 2020. Mega-cities like Sao Paulo and Jakarta expanded at a blistering pace as millions poured in from rural areas. Countries raced to industrialize by whatever means necessary; the global marketplace bustled.

But two big problems loomed. First, not all people and places benefited equally from this return to globalized growth: all boats were rising, but some were clearly rising more. Second, those hell-bent on development

and expansion largely ignored the very real environmental consequences of their unrestricted growth. Undeniably, the planet’s climate was becoming increasingly unstable. Sea levels were rising fast, even as countries continued to build-out coastal mega-cities. In 2014, the Hudson River overflowed into New York City during a storm surge, turning the World Trade Center site into a three-foot-deep lake. The image of motorboats navigating through lower Manhattan jarred the world’s most powerful nations into realizing that climate change was not just a developing-world problem. That same year, new measurements showing that atmospheric carbon dioxide levels were climbing precipitously created new urgency and pressure for governments (really, for everyone) to do something fast.

Рецессия 2008-10 (А вот это откровение. Кризис по-английски – Crisis, а не recession. Всё же рецессия, а не банальный кризис произошёл и продолжается! Такое признание говорит о том, что документ не предполагает чтение его посторонними лицами.) не превратилась в многолетний глобальный экономический спад, как многие опасались. Экономический рост даже усилился относительно того, что был до рецессии. Индия и Китай двигались к тому, что численность населения, которое можно причислить к среднему классу достигнет 1 млрд человек к 2020 году. Мега-города, такие как Сан-Паулу и Джакарте росли за счёт исхода из деревень сельских жителей такими темпами, что их можно было сравнить с пузырями. Страны двигались к индустриализации всеми доступными способами, на мировом рынке царило оживление. Обозначились две серьёзные проблемы. Во-первых, рост не везде происходил равномерно, и некоторые экономики росли гораздо быстрее большинства. Во-вторых, рост привёл к большим экологическим проблемам. Начались климатические нарушения. Уровень моря рос быстро, при этом продолжалось строительство мегаполисов в прибрежных зонах. В 2014 году Гудзон затопил Нью-Йорк во время шторма, превратив Всемирный торговый центр в озеро, глубиной 3 фута. Взирая на катера, открывшие сезон навигации по нижней части Манхеттена, сильные мира сего поняли, что  изменение климата – это проблема не только развитых стран. В том же году новые измерения показали, что уровень углекислого газа в атмосфере стремительно поднимается, началось давление на правительства, с целью предпринять хоть что-нибудь, но очень быстро.

In such an interconnected world, where the behaviors of one country, company, or individual had potentially high-impact effects on all others, piecemeal attempts by one nation here, one small collective of environmental organizations there, would not be enough to stave off a climate disaster — or, for that matter, to effectively address a host of other planetary-scale problems. But highly coordinated worldwide strategies for addressing such urgent issues just might. What was needed was systems thinking — and systems acting — on a global scale.

International coordination started slowly, then accelerated faster than anyone had imagined. In 2015, a critical mass of middle income and developed countries with strong economic growth publicly committed to leveraging their resources against global-scale problems, beginning with climate change. Together, their governments hashed out plans for monitoring and reducing greenhouse gas emissions in the short term and improving the absorptive capacity of the natural environment over the long term. In 2017, an international agreement was reached on carbon sequestration (by then, most multinational corporations had a chief carbon officer) and intellectual and financial resources were pooled to build out carbon capture processes that would best support the global ecosystem. A functioning global cap and trade system was also established. Worldwide, the pressure to reduce waste and increase efficiency in planet-friendly ways was enormous. New globally coordinated systems for monitoring energy use capacity — including smart grids and bottom-up pattern recognition technologies — were rolled out. These efforts produced real results: by 2022, new projections showed a significant slowing in the rise of atmospheric carbon levels.

Inspired by the success of this experiment in collective global action, large-scale coordinated initiatives intensified. Centralized global oversight and governance structures sprang up, not just for energy use but also for disease and technology standards. Such systems and structures required far greater levels of transparency, which in turn required more tech-enabled data collection, processing, and feedback. Enormous, benign “sousveillance” systems allowed citizens to access data — all publically available — in real time and react. Nation-states lost some of their power and importance as global architecture strengthened and regional governance structures emerged. International oversight entities like the UN took on new levels of authority, as did regional systems like the Association of Southeast Asian Nations (ASEAN), the New Partnership for Africa’s Development (NEPAD), and the Asian Development Bank (ADB). The worldwide spirit of collaboration also fostered new alliances and alignments among corporations, NGOs, and communities.

В этом взаимосвязанном мире, усилий лишь одной страны совершенно недостаточно для предотвращения экологической катастрофы. Но хорошо скоординированные в своих действиях все страны с этой проблемой справиться способны. Требовалось системное мышление, и действия в глобальном масштабе. Международная координация начала медленно, а затем всё быстрей развиваться. В 2015 году страны со средним уровнем доходов, и быстро развивающиеся страны стали препятствием на пути решения проблемы глобального изменения климата. Правительства этих стран скоординировали планы для мониторинга и сокращения выбросов парниковых газов в краткосрочной перспективе, и повышение потенциала освоения окружающей природной среды в долгосрочной перспективе. В 2017 году международное соглашение по ограничению выбросов углерода было достигнуто, интеллектуальные и финансовые ресурсы были объединены для построения систем улавливания углерода. Во всем мире усилия с целью сократить количество отходов были огромны. Возникла новая глобальная координационная систем мониторинга мощности потребления энергии — в том числе интеллектуальных сетей и развивающихся технологий распознавания образов. Эти усилия дали реальные результаты: к 2022 году, новые исследования показали значительное замедление роста содержания в атмосфере углерода. Вдохновленные успехом коллективных глобальных действий, крупномасштабные скоординированные инициативы развивались. Централизованные глобальные структуры надзора и управления возникли не только для использования энергии, но и для медицинских целей, а так же технологических стандартов. Такие системы и структуры, требуют высокий уровень прозрачности, который в свою очередь требует более точные сбор, обработку и реализацию проектов. Огромные системы мониторинга позволили гражданам получать доступ к всем общедоступным данным практически сразу после их появления.  Государства-нации потеряли часть своей силы и значения, будучи заменёнными на глобальные структуры управления. Международные надзорные органы, как ООН взяли на себя большие властные полномочия, так же усилилась роль региональных организаций, таких как Ассоциация государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), Новое партнерство в интересах развития Африки (НЕПАД) и Азиатский банк развития (АБР). Во всем мире дух сотрудничества способствовал появлению новых альянсов и союзов среди корпораций, неправительственных организаций и общин.

These strong alliances laid the groundwork for more global and participatory attempts to solve big problems and raise the standard of living of everyone. Coordinated efforts to tackle long-entrenched problems like hunger, disease, and access to basic needs took hold. New inexpensive technologies like better medical diagnostics and more effective vaccines improved healthcare delivery and health outcomes. Companies, NGOs, and governments — often acting together — launched pilot programs and learning labs to figure out how to best meet the needs of particular communities, increasing the knowledge base of what worked and what didn’t. Pharmaceuticals giants released thousands of drug compounds shown to be effective against diseases like malaria into the public domain as part of an “open innovation” agenda; they also opened their archives of R&D on neglected diseases deemed not commercially viable, offering seed funding to scientists who wanted to carry the research forward.

Эти сильные альянсы заложила основу для решения глобальных проблем, и подъёма уровня жизни каждого человека. Были скоординированы усилия по борьбе с давно укоренившимися проблемами, такими как голод, болезни, и удовлетворение основных потребностей человека. Новые недорогие технологии привели к улучшению медицинской диагностики, появились более эффективные вакцины, что привело к улучшению оказания медицинской помощи. Компании, НПО и правительства стали действовать вместе, появились пилотные программы и учебные лаборатории, работающие над вопросом улучшения качества жизни людей, отслеживая результаты своих экспериментов. (Нет, не могут они без экспериментов. Наверное, это первичная потребность членов мирового правительства – ставить эксперименты на живых людях). Фармацевтические гиганты выпустили тысячи лекарственных соединений показавших свою эффективность против болезней, таких как; они также открыли свои архивы R & D в области забытых болезней, которые считаются коммерчески бесперспективными, дав начальные знания для ученых, которые хотели бы провести новые исследования. (А вот это очень любопытно. Здесь сказано, что имеется список засекреченных болезней, лечение которых считается невыгодным для фармацевтических компаний. Лекарства от этих болезней не могут быть созданы в принципе, поскольку о самом существовании таких заболеваний знает ограниченный круг лиц. Какие добрые у них (теперь уже и у нас, поскольку своих ликвидировали как класс) фармацевты! Купили медицинские справочники, и засекретили).

There was a push for major innovations in energy and water for the developing world, as those areas were thought to be the key to improving equity. Better food distribution was also high on the agenda, and more open markets and south-south trade helped make this a reality. In 2022, a consortium of nations, NGOs, and companies established the Global Technology Assessment Office, providing easily accessible, real-time information about the costs and benefits of various technology applications to developing and developed countries alike. All of these efforts translated into real progress on real problems, opening up new opportunities to address the needs of the bottom billion — and enabling developing countries to become engines of growth in their own right.

Появился стимул для развития энергетики и добычи (производства) питьевой воды в развивающихся странах, которые могли оплатить эти работы. На повестки дня стояло улучшение снабжения продуктами питания, и создания открытых рынков помогло решить эту проблему. В 2022 году консорциум стран, неправительственных организаций и компаний объединились в Глобальный офис по оценке технологий, обеспечивающих в режиме реального времени получение информации о затратах и выгодах от различных областей применения технологий в развивающихся и развитых странах. Все эти усилия направлены на создание реального прогресса в решении проблем, открывая новые возможности для удовлетворения потребностей для беднейшего населения планеты (нижний миллиард), и позволяющих развивающимся странам встать на путь развития и роста.

In many parts of the developing world, economic growth rates increased due to a host of factors. Improved infrastructure accelerated the greater mobility of both people and goods, and urban and rural areas got better connected. In Africa, growth that started on the coasts spread inward along new transportation corridors. Increased trade drove the specialization of individual firms and the overall diversification of economies. In many places, traditional social barriers to overcoming poverty grew less relevant as more people gained access to a spectrum of useful technologies — from disposable computers to do-it-yourself (DIY) windmills.

Во многих странах развивающегося мира, темпы экономического роста увеличились за счет целого ряда факторов. Улучшенние инфраструктуры, большая мобильность людей и товаров, городские и сельские районы стали лучше связаны между собой. В Африке рост, который начался на берегах, распространился внутрь вдоль новых транспортных коридоров. Расширение торговли привело к специализации отдельных фирм и общей диверсификации экономики. Во многих местах, известных своими традиционными социальными барьерами на пути преодоления бедности, больше людей получили доступ к спектру полезных технологий.

Given the circumstances that forced these new heights of global cooperation and responsibility, it was no surprise that much of the growth in the developing world was achieved more cleanly and more “greenly.” In Africa, there was a big push for solar energy, as the physical geography and low population density of much of the continent enabled the proliferation of solar farms. The Desertec initiative to create massive thermal electricity plants to supply both North Africa and, via undersea cable lines, Southern Europe was a huge success. By 2025, a majority of electricity in the Maghreb was coming from solar, with exports of that power earning valuable foreign currency. The switch to solar created new “sun” jobs, drastically cut CO2 emissions, and earned governments billions annually. India exploited its geography to create similar “solar valleys” while decentralized solar-powered drip irrigation systems became popular in sub-Saharan Africa.

В Африке произошёл большой рывок в создании солнечных электростанций, а географические условия, и низкая плотность населения большей части континента привели к распространению солнечных ферм. Desertec выступил с инициативой создания массивных тепловых электростанций в Северной Африке, а через подводные кабельные линии доставлять электроэнергию в Южную Европу, что имело огромный успех. К 2025 году большинство электроэнергии в странах Магриба получали от Солнца, экспортируя её, что позволило зарабатывать иностранную валюту. Переход на солнечные батареи позволил создать новые рабочие места, резко сократить выбросы CO2, и заработать правительствам миллиарды в год. Индия истощила свою географию, чтобы создать подобные «солнечной долины», а децентрализованные солнечные батареи помогли создать системы капельного орошения, что получило огромное развитие в странах Африки южнее Сахары.

Reduced energy dependency enabled all of these countries and regions to better control and manage their own resources. In Africa, political architecture above the nation-state level, like the African Union, strengthened and contributed to a “good governance” drive. Regional integration through COMESA (the Common Market for Eastern and Southern Africa) and other institutions allowed member nations to better organize to meet their collective needs as consumers and increasingly as producers.

Уменьшение энергетической зависимости привело к улучшению контроля и управления своими собственными ресурсами. В Африке управление вышло на наднациональный уровень, такая организация как Африканский союз укрепилось, и внесла вклад в улучшение управления континентом. Региональная интеграция через КОМЕСА (Общий рынок для Восточной и Южной Африки) и другими учреждениями стран-членов позволило лучше организоваться для удовлетворения своих коллективных потребностей, и производства.

Over the course of two decades, enormous strides were made to make the world less wasteful, more efficient, and more inclusive. But the world was far from perfect. There were still failed states and places with few resources. Moreover, such rapid progress had created new problems. Rising consumption standards unexpectedly ushered in a new set of pressures: the improved food distribution system, for example, generated a food production crisis due to greater demand. Indeed, demand for everything was growing exponentially. By 2028, despite ongoing efforts to guide “smart growth,” it was becoming clear that the world could not support such rapid growth forever.

В течение двух десятилетий были достигнуты огромные успехи, мир стал  расточительным, более эффективным и более интегрированным. Существовали еще несостоявшиеся государства и места с ограниченными ресурсами. Более того, такой быстрый прогресс создал новые проблемы. Рост потребительских стандартов неожиданно открыл новые задачи: улучшение системы распределения продовольствия, например, пострадавшей от кризиса производства продуктов питания, и значительным ростом спроса. Действительно, спрос на все рос в геометрической прогрессии. К 2028 году, несмотря на предпринимаемые усилия по созданию условий для «разумного роста», стало ясно, что мир не может поддержать такой быстрый рост всегда.

Здесь мы увидели сценарий, показывающий невозможность дальнейшего развития человечества по пути роста потребления. В предложенном сценарии всё развивается на основе взаимной помощи, сотрудничества между странами в региональном и глобальном масштабе. Тем ни менее, итог получился печальным. Кажется, причин для этого в сценарии нет совсем. Почему должен остановиться рост? Ответ на этот вопрос остался за текстом. Он заключается в том, что потребности некоторой части человечества настолько не ограничены, что никаким ростом производства их не насытить. Мне представляется, что таких людей следует ограничить в потребностях насильственным образом, ибо они действительно ставят весь мир в тупик, не позволяя накормить голодных и одеть раздетых. Автор верно говорит о том, что никакие меры не могут обеспечить бесконечный рост потребления. Но оставляет читателя с этой проблемой наедине, не предлагая никаких рецептов. Почему? Можно лишь предполагать.

Global Economy Turns the Corner (2011) Мировая экономика поворачивает за угол (2011)

Radical U.S. and China Emission Targets Signal New Era in Climate Change Negotiations (2015) Радикальные США и Китаем целевых показателей выбросов сигнала Новая эра в переговорах об изменении климата (2015)

‘Info Cruncher‘ Is Grads‘ Job of Choice as Data Era Dawns (2016) «Информация Кранчер» Есть Грады «Иова выбор в качестве данных эры зори (2016)

Green Infrastructure Reshapes Economic Landscape (2018) Зеленый инфраструктуры перекраивает экономический ландшафт (2018)

A First: U.S. Solar Power Cheaper than Coal (2020) Первое: США Солнечная энергия дешевле, чем уголь (2020)

Transparency International Reports 10th Consecutive Year of Improved Governance (2025) Transparency International Отчеты десятой год подряд совершенствовании управления (2025)

Consortium of Foundations Launches Third Green Revolution as Food Shortages Loom (2027) Консорциум фондов запускает третьих зеленой революции, как нехватка продовольствия Loom (2027)

ROLE OF PHILANTHROPY IN CLEVER TOGETHER

In this world, philanthropic organizations focus their attention on the needs of the bottom billion, collaborating with governments, businesses, and local NGOs to improve standards of living around the globe. Operationally, this is a “virtual model” world in which philanthropies use all of the tools at their disposal to reinforce and bolster their work. With partnerships and networks increasingly key, philanthropies work in a more virtual way, characterized by lots of wikis, blogs, workspaces, video conferences, and virtual convenings. Smaller philanthropies proliferate, with a growing number of major donors emerging from the developing world.

Systems thinking and knowledge management prove to be critical skills, as philanthropic organizations seek to share and spread best practices, identify leapfrog opportunities, and better spot problems in failed or weak states. There are considerable flows of talent between the for-profit and nonprofit sectors, and the lines between these types of organizations become increasingly blurred.

Роль филантропии в CLEVER вместе в этом мире, благотворительные организации сосредоточили свое внимание на нужды беднейшего миллиарда, сотрудничая с правительствами, бизнесом и местными неправительственными организациями для улучшения уровня жизни во всем мире. В оперативном отношении, что это «виртуальная модель» мира, в котором благотворительные использовать все имеющиеся в их распоряжении, чтобы укрепить и усилить свою работу. С партнерских связей и сетей больше ключ, благотворительные работы в нескольких виртуальных образом, характеризуется множеством вики, блоги, рабочие области видеоконференций и виртуальных convenings. Меньшие благотворительные размножаться, с растущим числом основных доноров выходящих из развивающихся стран. Системное мышление и управление знаниями оказаться решающим навыки, а благотворительные организации стремятся поделиться и распространения передового опыта, выявления возможностей чехарда, и лучше выявить проблемы в недееспособных или слабых государств. Существуют значительные потоки таланта между некоммерческими и некоммерческого секторов, а также линии между этими типами организаций становятся все более размытыми.

TECHNOLOGY IN CLEVER TOGETHER

Scenario Narratives CLEVER TOGETHER

TECHNOLOGY IN CLEVER TOGETHER

In “Clever Together,” strong global cooperation on a range of issues drives technological breakthroughs that combat disease, climate change, and energy shortages. Trade and foreign direct investment spread technologies in all directions and make products cheaper for people in the developing world, thereby widening access to a range of technologies. The atmosphere of cooperation and transparency allows states and regions to glean insights from massive datasets to vastly improve the management and allocation of financial and environmental resources.

Technology trends and applications we might see:

• The cost of capturing data through nanosensors and smart networks falls precipitously. In many developing countries, this leads to a proliferation of new and useful services, including “sousveillance” mechanisms that improve governance and enable more efficient use of government resources.

• Intelligent electricity, water distribution, and transportation systems develop in urban areas. In these “smart cities,” internet access is seen as a basic right by the late 2010s.

• A malaria vaccine is developed and deployed broadly — saving millions of lives in the developing world.

• Advances in low-cost mind-controlled prosthetics aid the 80 percent of global amputees who live in developing countries.

• Solar power is made vastly more efficient through advances in materials, including polymers and nanoparticles. An effective combination of government subsidies and microfinance means solar is used for everything from desalination for agriculture to wi-fi networks.

• Flexible and rapid mobile payment systems drive dynamic economic growth in the developing world, while the developed world is hampered by entrenched banking interests and regulation.

LIFE IN CLEVER TOGETHER ТЕХНОЛОГИИ В CLEVER ВМЕСТЕ Рассказы Сценарий CLEVER ВМЕСТЕ ТЕХНОЛОГИИ В CLEVER вместе в «Умный Вместе» сильного глобального сотрудничества по целому ряду вопросов диски технологических прорывов, что бороться с болезнью, изменение климата и нехватки энергии. Торговли и прямых иностранных инвестиций распространению технологий во всех направлениях и сделать продукцию дешевле для людей в развивающихся странах, таким образом, расширение доступа к целому ряду технологий. Атмосфера сотрудничества и прозрачности позволяет государств и регионов, чтобы подбирать идеи из массивной данных значительно улучшить управление и распределение финансовых и экологических ресурсов. Технология тенденции и приложений, которые мы могли бы видеть: • стоимость получения данных через наносенсоров и смарт-сетей падает стремительно. Во многих развивающихся странах, это приводит к распространению новых и полезных сервисов, в том числе «sousveillance» механизмы, которые улучшают управление и обеспечить более эффективное использование государственных ресурсов. • Интеллектуальное электричество, водоснабжение, транспорт и системы развиваются в городах. В этих «умных городов», интернет рассматривается в качестве одного из основных прав в конце 2010-х годов. • малярии вакцины разработаны и развернуты широко — спасти миллионы жизней в развивающихся странах. • Достижения в области недорогих виду контролируемой протезирование помощи 80 процентов глобального инвалидов, которые живут в развивающихся странах. • Солнечная энергия производится гораздо более эффективным путем достижения в области материалов, в том числе полимеров и наночастиц. Эффективное сочетание государственных субсидий и микрофинансирования средств солнечной используется для всего, от опреснения воды для сельского хозяйства, чтобы Wi-Fi сетей. • Гибкое и быстрое мобильных платежных систем диск динамичный экономический рост в развивающихся странах, в то время как развитые страны мешает укоренившихся интересов банковского и регулирования.

(Не редактировал текст)

А вот, пожалуй, и ответ на вопрос о причине непонятой скромности автора. Как видим, его оценка ситуации, при которой невозможен бесконечный рост ничем не отличается от моей. Развивающиеся страны этот сценарий позволяет поднять, а вот в развитых странах росту будут мешать укоренившиеся интересы банков и управления. Что означает необыкновенную прожорливость и беспримерную тупость этой части человечества. Схитрил автор, спрятал суть проблемы поглубже. Наверное, есть тому причина.

Интересно, тормоза в развитии и росте не будут убраны никогда? И лучше человечеству убиться головой об шкаф, чем остановить ненасытных обжор? Пустить дикого, и страшно больного гуся, чтобы он всех заразил смертельной инфекцией? Устроить 200 ГУЛАГов в пределах границ всех государств? Здесь опять нет ответа.

Standing next to his desk at the World Meat Science Lab in Zurich, Alec took another bite of the steak that his lab assistants had just presented to him and chewed it rather thoughtfully. This wasn’t just any steak. It was research. Alec and his research team had been working for months to fabricate a new meat product — one that tasted just like beef yet actually contained only 50 percent meat; the remaining half was a combination of synthetic meat, fortified grains, and nano-flavoring. Finding the “right” formula for that combo had kept the lab’s employees working around the clock in recent weeks. And judging from the look on Alec’s face, their work wasn’t over. “The flavor is still a few degrees off,” he told them. “And Kofi and Alana — see what we can do about enhancing this texture.”

Стоя рядом с письменным столом в науке World Meat лаборатории в Цюрихе, Алек сделал еще один укус стейк, что его помощники лаборатории только что представила к нему и жевал, а вдумчиво. Это был не какой-нибудь стейк. Это было исследование. Алек и его исследовательская группа работала в течение нескольких месяцев для изготовления нового продукта мясо — тот, который попробовал так же, как говядина еще на самом деле содержится только 50 процентов мяса, оставшаяся половина была комбинация синтетического мяса, укрепленный зерна, и нано-ароматизатор. Поиск «правильной» формулы для этого комбо держали сотрудники лаборатории работают круглосуточно в последние недели. И, судя по выражению на лице Алека, их работа не была закончена. «Вкус по-прежнему несколько градусов», сказал он им. «И Кофи и Алана — посмотрим, что мы можем сделать о повышении эту текстуру».

As Alec watched his team scramble back to their lab benches, he felt confident that it wouldn’t be long before they would announce the invention of an exciting new meat product that would be served at dinner tables everywhere. And, in truth, Alec’s confidence was very well founded. For one, he had the world’s best and brightest minds in food science from all over the world working together right here in his lab. He also had access to seemingly infinite amounts of data and information on everything from global taste preferences to meat distribution patterns — and just a few touches on his lab’s research screens (so much easier than the clunky computers and keyboards of the old days) gave him instant access to every piece of research ever done in meat science or related fields from the 1800s up through the present (literally the present — access to posted scientific research was nearly instantaneous, delayed by a mere 1.3 seconds).

Как Алек наблюдал его команды борьба обратно в свои лаборатории скамейки, он был уверен, что он не будет долго, прежде чем они будут объявить изобретение захватывающий новый мясной продукт, который будет подан в обеденных столах повсюду. И, по правде говоря, уверенности Алек был очень обоснованным. Во-первых, у него лучшие и самые яркие умы в мире в пищевой науки со всего мира, работающих вместе, прямо здесь, в своей лаборатории. Кроме того, он имел доступ к казалось бы, бесконечное количество данных и информации по всем вопросам от глобального вкусовые пристрастия к моделям мяса распределения — и только несколько штрихов на исследования его лаборатории экранов (так гораздо легче, чем неуклюжие компьютеров и клавиатур старые времена) дал ему мгновенный доступ к любой части исследования когда-либо делал в науке мяса или в смежных областях с 1800-х годов вверх по настоящее время (буквально подарок — доступ к размещены научные исследования почти мгновенно, с задержкой всего на 1,3 секунды).

Alec also had strong motivation. There was no doubt that meat science — indeed, all science — was much more exciting, challenging, and rewarding in 2023 than it was a few decades ago. The shift from “lone wolf” science to globally coordinated and open-platform research had greatly accelerated the speed and spread of breakthrough ideas and developments in all fields. As a result, scientists were making real progress in addressing planet-wide problems that had previously seemed so intractable: people were no longer dying as frequently from preventable diseases, for example, and alternative fuels were now mainstream.

But other trends were troubling — especially to a scientist who had spent his whole career researching food. In cities and villages around the world where children used to be hungry, access to higher-calorie meals had produced alarming increases in the incidence of obesity and diabetes. The demand for meat, in particular, was rising, but adding more animals to the planet created its own set of problems, such as more methane and spiking water demand. And that’s where Alec saw both need and opportunity: why not make the planet’s meat supply go further by creating a healthier alternative that contained less real meat?

“Alec, we have a new version for you to try,” yelled Kofi from across the lab. That was fast, thought Alec, as he searched around his desk for the fork.

Алек также имели сильную мотивацию. Существовал никаких сомнений, что мясо науки — на самом деле, вся наука — гораздо более интересной, сложной, и награждение в 2023 году, чем это было несколько десятилетий назад. Переход от «одинокого волка» наука глобальной координации и открытые платформы исследования были значительно ускорило скорость и распространение прорыв идей и разработок во всех областях. В результате, ученые достижения реального прогресса в решении планете проблемы, которые ранее казались неразрешимыми так: люди больше не умирали так часто, от болезней, например, и альтернативных видов топлива в настоящее время мейнстрима. Но и другие тревожные тенденции — особенно для ученого, который провел всю свою карьеру исследования пищи. В городах и деревнях по всему миру, где дети когда-то голодный, доступ к высшему калорийностью блюд подготовила тревожный рост заболеваемости ожирением и диабетом. Спрос на мясо, в частности, поднимался, но с добавлением более животных на планете создали свой собственный набор проблем, таких как больше метана и пики спроса на воду. И вот, когда Алек видел как необходимость и возможность: почему бы не сделать поставок мяса планеты идти дальше, создавая здоровую альтернативу, которая содержится меньше реальной мясо? «Алек, у нас есть новая версия для вас попробовать», закричал Кофи со всей лаборатории. Это было быстро, подумал Алек, как он искал вокруг своего стола для вилки.

Опять не стану редактировать. Но уже не по причине сказочности сюжета, а по причине того, что накормить человечество какой-нибудь дрянью вместо здоровой пищи – давняя тенденция развития науки. Ничего нового.

HACK ATTACK

An economically unstable and shock—prone world in which governments weaken, criminals thrive, and dangerous innovations emerge

Экономически нестабильный, поверженный в шок мир, в котором правительства ослаблены, преступники процветают, и опасные нововведения появляются

(Это очевидно про нынешнюю Россию. Будем читать).

Devastating shocks like September 11, the Southeast Asian tsunami of 2004, and the 2010 Haiti earthquake had certainly primed the world for sudden disasters. But no one was prepared for a world in which large-scale catastrophes would occur with such breathtaking frequency. The years 2010 to 2020 were dubbed the “doom decade” for good reason: the 2012 Olympic bombing, which killed 13,000, was followed closely by an earthquake in Indonesia killing 40,000, a tsunami that almost wiped out Nicaragua, and the onset of the West China Famine, caused by a once-in-a-millennium drought linked to climate change.

Разрушительные потрясения, как 11 сентября, цунами в Юго-Восточной Азии в 2004 году и  Землетрясение на Гаити в 2010-м, безусловно сделали внезапные бедствия привычными для людей. Но никто не был подготовлен к миру, в котором крупномасштабные катастрофы будут происходить с такой захватывающей частотой. Период с 2010 по 2020 были прозваны » десятилетие гибели» не без основания: 2012 Олимпийские бомбардировки (Что это?), в результате которых погибли 13 тысяч человек,  мир внимательно следил за землетрясением в Индонезии, в котором погибло 40000 человек, цунами, которое почти уничтожило Никарагуа, и началом голода на западе Китая из-за засухи, какая бывает лишь раз в тысячелетие, что связано с изменением климата.

(Мне представляется, что это конкретная инструкция, поскольку адреса катаклизмов названы чрезвычайно точно. Кому она предназначена? Можно предположить, что эта инструкция опубликована для определённого круга лиц с тем, чтобы информировать их о предстоящих действиях напрямую, минуя собрания в масонских ложах, рассылку документов по почте, и так далее. Хорошо известная истина – хочешь спрятать – положи на самом видном месте).

Not surprisingly, this opening series of deadly asynchronous catastrophes (there were more) put enormous pressure on an already overstressed global economy that had entered the decade still in recession. Massive humanitarian relief efforts cost vast sums of money, but the primary sources — from aid agencies to developed-world governments — had run out of funds to offer. Most nation-states could no longer afford their locked-in costs, let alone respond to increased citizen demands for more security, more healthcare coverage, more social programs and services, and more infrastructure repair. In 2014, when mudslides in Lima buried thousands, only minimal help trickled in, prompting the Economist headline: “Is the Planet Finally Bankrupt?”

Неудивительно, что серия смертоносных катастроф (а их было более) оказывает огромное давление на глобальную экономику, которая вступила в это десятилетие по-прежнему в состоянии рецессии. Массированная помощь стала невозможна, потому что у развитых государств закончились средства для оказания такой помощи. Большинство национальных государств больше не могли позволить себе такие расходы, не говоря уже, что им пришлось отвечать возросшим требования граждан для обеспечения большей безопасности в собственных странах, огромных затрат требовало медицинское страхование, увеличение социальных программ и услуг, а также более развитая инфраструктура ремонта. (Что за рост расходов на ремонт в развитых странах? Не иначе на обновление инфраструктуры денег не будет совсем) В 2014 году, когда сход селевых лавин в Лиме похоронил тысячи людей, туда смогли направить лишь минимальную помощь, и возник закономерный вопрос: «Является ли планета наконец банкротом?»

These dire circumstances forced tough tradeoffs. In 2015, the U.S. reallocated a large share of its defense spending to domestic concerns, pulling out of Afghanistan — where the resurgent Taliban seized power once again. In Europe, Asia, South America, and Africa, more and more nation-states lost control of their public finances, along with the capacity to help their citizens and retain stability and order. Resource scarcities and trade disputes, together with severe economic and climate stresses, pushed many alliances and partnerships to the breaking point; they also sparked proxy wars and low-level conflict in resource-rich parts of the developing world. Nations raised trade barriers in order to protect their domestic sectors against imports and — in the face of global food and resource shortages — to reduce exports of agricultural produce and other commodities. By 2016, the global coordination and interconnectedness that had marked the post-Berlin Wall world was tenuous at best.

Эти тяжелые обстоятельства заставили идти на жесткие компромиссы. В 2015 году США перераспределили значительную долю расходов с обороны на внутренние проблемы, вышли из Афганистана, где возрождающийся Талибан захватил власть в очередной раз. В Европе, Азии, Южной Америки и Африки все больше и больше государств-наций потеряла контроль над своими государственными финансами, а также потенциал для оказания помощи своим гражданам, способность сохранить стабильность и порядок. Дефицит ресурсов и торговых споров, а также серьезные экономические и климатические стрессы  вызвали опосредованные войны и мелкие конфликты в богатых ресурсами частях развивающегося мира. Национальные государства подняли торговые барьеры для защиты своих внутренних секторов от импорта и, в условиях глобальной продовольственной нехватки ресурсов — к сокращению экспорта сельскохозяйственной продукции и других товаров.

With government power weakened, order rapidly disintegrating, and safety nets evaporating, violence and crime grew more rampant. Countries with ethnic, religious, or class divisions saw especially sharp spikes in hostility: Naxalite separatists dramatically expanded their guerrilla campaign in East India; Israeli- Palestinian bloodshed escalated; and across Africa, fights over resources erupted along ethnic or tribal lines. Meanwhile, overtaxed militaries and police forces could do little to stop growing communities of criminals and terrorists from gaining power. Technology-enabled gangs and networked criminal enterprises exploited both the weakness of states and the desperation of individuals. With increasing ease, these “global guerillas” moved illicit products through underground channels from poor producer countries to markets in the developed world. Using retired 727s and other rogue aircraft, they crisscrossed the Atlantic, from South America to Africa, transporting cocaine, weapons, and operatives. Drug and gun money became a common recruiting tool for the desperately poor.

Когда ослабла государственная власть, стала не способна обеспечить нужный уровень безопасности, начался подъём преступности, которая вскоре приняла угрожающие масштабы. В странах с многоэтническим населением, религиозными или классовыми различиями между людьми ситуация накалилась особенно сильно. Сепаратисты резко расширили партизанскую деятельность в Восточной Индии, израильско-палестинское кровопролитие обострилось, и по всей Африке началась борьба за ресурсы, в которую были вовлечены группы, созданные по этническому или племенному принципу. Между тем, огромные военные и полицейские силы мало что могли сделать, чтобы ограничить власть растущих банд преступников и террористов. Бандиты захватили предприятия. С легкостью, эти «глобальные партизаны» перемещали незаконную продукцию по криминальным каналам из бедных стран-производителей на рынки развитых стран. Используя отслужившие самолёты Боинг 727, другие самолеты изгоев, они пересекали Атлантику, от Южной Америки до Африки, транспортируя кокаин, оружие и боевиков. Наркотики и деньги стали обычным инструментом для вербовки в ужасающей нищете.

Criminal networks also grew highly skilled at counterfeiting licit goods through reverse engineering. Many of these “rip-offs” and copycats were of poor quality or downright dangerous. In the context of weak health systems, corruption, and inattention to standards — either within countries or from global bodies like the World Health Organization — tainted vaccines entered the public health systems of several African countries. In 2021, 600 children in Cote d’Ivoire died from a bogus Hepatitis B vaccine, which paled in comparison to the scandal sparked by mass deaths from a tainted anti-malarial drug years later. The deaths and resulting scandals sharply affected public confidence in vaccine delivery; parents not just in Africa but elsewhere began to avoid vaccinating their children, and it wasn’t long before infant and child mortality rates rose to levels not seen since the 1970s.

Криминальные сети также приступили к подделке законных товаров через обратный инжиниринг.

Многие из этих «рип-офф» и подражателей были низкого качества или просто опасны для потребителя. В совокупности со слабыми системами здравоохранения, коррупции и невнимания к стандартам, как внутри страны, так и со стороны глобальных органов, таких как Всемирная организация здравоохранения, испорченные вакцины попали в государственные системы здравоохранения в ряде африканских стран. В 2021 году 600 детей в Кот-д’Ивуаре погибли от фиктивных вакцин против гепатита В, но эти события бледнеют перед скандалом, связанным с массовой смертью от испорченного противомалярийного препарата несколько лет спустя. В результате скандалов резко изменилось отношение к вакцинации со стороны населения, родители не только в Африке, но и в других странах стали отказываться прививать детей, что привело к росту младенческой смертности, не наблюдавшейся с 1970 года.

(Любопытный момент. Или в США УЖЕ гангстеры захватили фармацевтические предприятия? Ведь рассылаемые ими по миру прививочные препараты опасны для детей, разрушающе действуют на головной мозг и моче-половую систему. Родители действительно опасаются этих прививок, и совсем не в Африке, а вовсе даже в России. Как этот момент понимать? Попытка заранее свалить всё на мифических бандитов? Или инструкция неведомому племени читателей как опровергать обвинения в отношении фармацевтических компаний на случай возникновения волнений? Очень любопытная информация.)

Technology hackers were also hard at work. Internet scams and pyramid schemes plagued inboxes. Meanwhile, more sophisticated hackers attempted to take down corporations, government systems, and banks via phishing scams and database information heists, and their many successes generated billions of dollars in losses. Desperate to protect themselves and their intellectual property, the few multinationals still thriving enacted strong, increasingly complex defensive measures. Patent applications skyrocketed and patent thickets proliferated, as companies fought to claim and control even the tiniest innovations. Security measures and screenings tightened.

Технологии хакеров также затрудняют работу. Письмами от Интернет мошенников и строителей «пирамид» завалены почтовые ящики. Между тем, более изощренные хакеры пытались обокрасть корпорации, государственные системы и банки с помощью фишинг-атак и кражи баз данных, что породило убытки на миллиарды долларов. Отчаянно пытаясь защитить себя и свою интеллектуальную собственность, несколько транснациональных корпораций занялись созданием все более сложных защитных мер.

This “wild west” environment had a profound impact on innovation. The threat of being hacked and the presence of so many thefts and fakes lowered the incentives to create “me first” rather than “me too” technologies. And so many patent thickets made the cross-pollination of ideas and research difficult at best. Blockbuster pharmaceuticals quickly became artifacts of the past, replaced by increased production of generics. Breakthrough innovations still happened in various industries, but they were focused more on technologies that could not be easily replicated or re-engineered. And once created, they were vigorously guarded by their inventors — or even by their nations. In 2022, a biofuel breakthrough in Brazil was protected as a national treasure and used as a bargaining chip in trade with other countries.

Эта криминальная обстановка оказала глубокое влияние на инновации. Угроза быть взломанным, и столь большое число краж и подделок снизили стимулы для создания оригинальных, инновационных изделий и технологий. Обновление ряда фармацевтических препаратов прекратилось. Прорыв инновации еще случился в различных отраслях промышленности, но они были сосредоточены больше на технологиях, которые не могли быть легко воспроизведены или модернизированы. И как только созданы, изобретатель, или вся его семья тут же брались под охрану. В 2022 году производство биотоплива было защищено патентом в Бразилии, и этим стали торговать как национальным достоянием, используя в качестве разменной монеты в торговле с другими странами.

Verifying the authenticity of anything was increasingly difficult. The heroic efforts of several companies and NGOs to create recognized seals of safety and approval proved ineffective when even those seals were hacked. The positive effects of the mobile and internet revolutions were tempered by their increasing fragility as scamming and viruses proliferated, preventing these networks from achieving the reliability required to become the backbone of developing economies — or a source of trustworthy information for anybody.

Проверка подлинности становилась всё затруднительней. Героическими усилиями нескольких компаний и неправительственных организаций для создания печатей безопасности оказались неэффективными, когда те печати были взломаны. Положительный эффект от мобильной и интернет-революции были омрачены усилением их хрупкости, вирусы распространились, мешая этим сетям достичь достаточной степени надежности, чтобы стать основой развивающейся экономики, или источником достоверной информации.

Interestingly, not all of the “hacking” was bad. Genetically modified crops (GMOs) and do-it-yourself (DIY) biotech became backyard and garage activities, producing important advances. In 2017, a network of renegade African scientists who had returned to their home countries after working in Western multinationals unveiled the first of a range of new GMOs that boosted agricultural productivity on the continent.

Интересно, что не все «взломы» принесли проблемы. Генетически модифицированные сельскохозяйственные культуры (ГМО) и сделай-сам (DIY) биотехнологии позволили активизировать деятельность граждан, что привело к значительным успехам. В 2017 году несколько африканских ученых, вернувшихся на родину после работы в западных транснациональных корпорациях, представила первый из ряда новых ГМО, которые повысили производительность сельского хозяйства на континенте.

(Здесь не слишком понятно. Нынешние ГМО не повышают урожайность? Написано буквально так. В то же время, может имеется в виду то обстоятельство, что африканцы создали свои ГМО-растения, и им не нужно больше покупать семена в США. Второй вопрос о системе «сделай сам биотехнологии». Что это? Каждый у себя во дворе начнёт ломать морковь, скрещивая её со страусом, чтобы закапывалась успешней?)

But despite such efforts, the global have/have-not gap grew wider than ever. The very rich still had the financial means to protect themselves; gated communities sprung up from New York to Lagos, providing safe havens surrounded by slums. In 2025, it was de rigueur to build not a house but a high-walled fortress, guarded by armed personnel. The wealthy also capitalized on the loose regulatory environment to experiment with advanced medical treatments and other under-the-radar activities.

Но, несмотря на такие усилия, глобальная есть / есть, а не разрыв вырос шире, чем когда-либо. Очень богата еще финансовые средства, чтобы защитить себя; закрытых общинах возникло из Нью-Йорка в Лагос, предоставляя убежище окружении трущоб. В 2025 году стало хорошим тоном строить не дома, но крепости за высокими стенами, охраняемые вооруженным персоналом. Богатые также капитализируются на свободе нормативно-правовой среды для экспериментов с передовых медицинских процедур и других из-под радар деятельности.

(Это буквально срисовано с нынешней России).

Those who couldn’t buy their way out of chaos — which was most people — retreated to whatever “safety” they could find. With opportunity frozen and global mobility at a near standstill — no place wanted more people, especially more poor people — it was often a retreat to the familiar: family ties, religious beliefs, or even national allegiance. Trust was afforded to those who guaranteed safety and survival — whether it was a warlord, an evangelical preacher, or a mother. In some places, the collapse of state capacity led to a resurgence of feudalism. In other areas, people managed to create more resilient communities operating as isolated micro versions of formerly large-scale systems. The weakening of national governments also enabled grassroots movements to form and grow, creating rays of hope amid the bleakness. By 2030, the distinction between “developed” and “developing” nations no longer seemed particularly descriptive or relevant.

Тем, кто не мог заплатить за обеспечение безопасности и выход из хаоса, а таких большинство людей, не оставалось ничего иного, как искать любую возможность защитить себя. Стали возрождаться семейные связи, люди начали объединяться по религиозному или национальному признаку. Объединение обеспечивает безопасность, независимо от того, с кем объединишься, будь это  полевой командир, евангельский проповедник, или мать. В некоторых местах, развал государства привёл к возрождению феодализма. В других областях, люди сумели создать более устойчивые общины, работающие как изолированные микро версии ранее крупномасштабных систем. Ослабление национальных правительств также подняло низовые движения, которые сформировались, и начали расти, создавая лучи надежды среди мрака. К 2030 году различия между «развитыми» и «развивающимися» странами уже не казались особенно актуальными.

Поскольку срисовано с России, можно уверенно сказать, что массового объединения людей не последует. В США всё несколько не так – их народ вооружён, и некоторые вооружены очень хорошо, потому бандам будет сложно взять власть целиком. Они должны ограничиться лишь частью власти, либо пересесть на тяжёлую бронетехнику. В любом случае человек интересен дандиту до той поры, покуда у этого человека есть что отнять. Процесс террора в отношении населения этим ограничен. Далее такой террор делает бессмысленной всякую помощь гражданам со стороны государства или благотворительных организаций. Вся помощь достанется преступникам. Или должны быть источники дохода для гангстеров, которые будут столь велики, что сделают ограбление рядового гражданина неинтересным, хлопотным делом.

Главное то, что мы уже вошли в этот сценарий. Наши товары подделаны, даже те, что продаются в бутиках. Подделанная водка опасна для жизни. Подделанные иные продукты питания разрушают здоровье тоже, пусть и не так стремительно.

Как видим, автор сценария видит единственный выход из ситуации – это объединение граждан по любому признаку. Переход от общества, разбитого на атомы к обществу людей, сложенных в молекулы. По сути, это прогресс в деле строительства жизни. В общем, автору этого сценария не нужно было особо напрягать воображение, а достаточно пожить немного в нынешней России. Тогда он понял бы, что бандиты вскорости захватят государственную власть, и будут крышевать своих братьев в низовых структурах, оберегая их как от гнева законопослушных граждан, так и от законных требований низовых структур власти.

Millennium Development Goals Pushed Back to 2020 (2012) Цели развития тысячелетия перенесен на 2020 (2012)

Violence Against Minorities and Immigrants Spikes Across Asia (2014) Насилие в отношении меньшинств и иммигрантов Шипы всей Азии (2014)

Islamic Terror Networks Thrive in Latin America (2016) Исламский террор сети процветать в Латинской Америке (2016)

Congo Death Toll Hits 10,000 in Malaria Drug Scandal (2018) Конго Death Toll Просмотров 10000 в борьбе с малярией Скандал наркотиками (2018)

Doctors Without Borders Confined Within Borders (2020) Врачи без границ замкнутых в пределах границ (2020)

Nations Struggling with Resource Constraints Race to Scale Synthetic Biology (2021) Наций Борясь с нехваткой ресурсов Гонка Шкала Синтетическая биология (2021)

India-Pakistan Water War Rages (2027) Индо-пакистанской войны Rages воды (2027)

Warlords Dispense Vital Medicines to Southeast Asian Communities (2028) Военачальники Внесите жизненно важных лекарственных средств в Юго-Восточной Азии сообществ (2028)

ROLE OF PHILANTHROPY IN HACK ATTACK

Philanthropy is less about affecting change than about promoting stability and addressing basic survival needs. Philanthropic organizations move to support urgent humanitarian efforts at the grassroots level, doing “guerrilla philanthropy” by identifying the “hackers” and innovators who are catalysts of change in local settings. Yet identifying pro-social entrepreneurs is a challenge, because verification is difficult amid so much scamming and deception.

The operational model in this world is a “fortress model” in which philanthropic organizations coalesce into a strong, single unit to combat fraud and lack of trust. Philanthropies’ biggest assets are their reputation, brand, and legal/financial capacity to ward off threats and attempts at destabilization. They also pursue a less global approach, retreating to doing work in their home countries or a few countries that they know well and perceive as being safe.

Филантропия меньше о влияющих перемен, чем о содействии стабильности и решении основных жизненных потребностей. Благотворительные организации перейти на срочную гуманитарную поддержку усилий на низовом уровне, делая «партизанской благотворительность» путем выявления «хакеров» и новаторов которые являются катализаторами изменения локальных настроек. Однако выявление про-социальных предпринимателей является проблемой, потому что проверки трудно среди так много обмана и обман. Операционной модели в этом мире «крепость модель», в котором благотворительных организаций сливаются в сильное, единое целое по борьбе с мошенничеством и отсутствия доверия. Philanthropies «крупнейших активов является их репутация, бренд, и юридические / финансовые возможности для отражения угроз и попыток дестабилизации. Они также проводить менее глобальный подход, отступая к выполнению работ в своих странах или несколько стран, которые они хорошо знают и воспринимают в качестве безопасного.

Scenario Narratives HACK ATTACK

TECHNOLOGY IN HACK ATTACK

Mounting obstacles to market access and to knowledge creation and sharing slow the pace of technological innovation. Creative repurposing of existing technologies — for good and bad — is widespread, as counterfeiting and IP theft lower incentives for original innovation. In a world of trade disputes and resource scarcities, much effort focuses on finding replacements for what is no longer available. Pervasive insecurity means that tools of aggression and protection — virtual as well as corporeal — are in high demand, as are technologies that will allow hedonistic escapes from the stresses of life.

Technology trends and applications we might see:

• Echoing the rise of synthetic chemicals in the nineteenth century, synthetic biology, often state-funded, is used to “grow” resources and foodstuffs that have become scarce.

• New threats like weaponized biological pathogens and destructive botnets dominate public attention, but enduring technologies, like the AK-47, also remain weapons of choice for global guerrillas.

• The internet is overrun with spam and security threats and becomes strongly associated with illicit activity — especially on “dark webs” where no government can monitor, identify, or restrict activities.

• Identity-verification technologies become a staple of daily life, with some hitches — a database of retina recordings stolen by hackers in 2017 is used to create numerous false identities still “at large” in the mid-2020s.

• With the cost of cosmetic surgery dropping, procedures like the lunchtime facelift become routine among emerging middle classes.

Монтаж препятствия на пути доступа к рынкам и накопления знаний и обмена медленный темп технологических инноваций. Творческий повторное использование существующих технологий — для хороших и плохих — широко распространена, так как подделки и кражи IP ниже стимулы для оригинальных инноваций. В мире торговых споров и недостачи ресурсов, много усилий, нацелен на поиск замены для того, что больше не доступны. Pervasive нестабильности означает, что инструмент агрессии и защиты — виртуальные, так и телесной — пользуются большим спросом, как и технологии, которые позволят гедонистический побег от стрессов жизни. Технология тенденции и приложений, которые мы могли бы видеть: • Вторя рост синтетических химических веществ, в девятнадцатом веке, синтетической биологии, часто финансируемые государством, используется, чтобы «вырастить» ресурсы и продовольствие, которые стали редкими. • Новые угрозы, как боеприпас биологических патогенов и разрушительной ботнеты доминировать общественное внимание, но прочный технологии, такие как АК-47, также остаются оружие выбора для глобальных партизан. • Интернет наводнен спама и угроз безопасности и становится тесно связаны с незаконной деятельностью — особенно на «темной ткани», где ни одно правительство не может контролировать, выявлять, или ограничить деятельность. • Личностно-проверка технологии становятся основным элементом повседневной жизни, с некоторой заминки — база данных сетчатки записи украденные хакерами в 2017 году используется для создания многочисленных поддельных удостоверений личности до сих пор «в целом» в середине 2020-х годов. • В стоимость косметического падения хирургия, процедур, как подтяжка лица обеду стало обычным делом среди нарождающегося среднего класса.

LIFE IN HACK ATTACK

Trent never thought that his past experience as a government intelligence officer would convert into something…philanthropic. But in a world full of deceit and scamming, his skills at discerning fact from fiction and developing quick yet deep local knowledge were highly prized. For three months now he had been working for a development organization, hired to find out what was happening in the “grey” areas in Botswana — a country that was once praised for its good governance but whose laws and institutions had begun to falter in the last few years, with corruption on the rise. His instructions were simple: focus not on the dysfunctional (which, Trent could see, was everywhere) but rather look through the chaos to see what was actually working. Find local innovations and practices that were smart and good and might be adopted or implemented elsewhere. “Guerrilla philanthropy” was what they called it, a turn of phrase that he liked quite a bit.

Трент никогда не думал, что его прошлый опыт в качестве офицера разведки правительство будет конвертировать во что-то … благотворительные. Но в мире, полном лжи и обмана, его навыки на взыскательных факты от вымысла и развивающиеся краткое, но глубоким знанием местных особенностей были высоко ценится. В течение трех месяцев он работал для развития организации, нанял, чтобы узнать, что происходит в «серых» областей в Ботсване — стране, которая когда-то хвалят за хорошее управление, но чьи законы и институты начали давать сбои в Последние несколько лет, с коррупцией на подъеме. Его наставления были просты: ориентироваться не на дисфункциональные (который, Трент мог видеть, был везде), а ознакомиться с хаосом, чтобы посмотреть, что было на самом деле работает. Найти местных нововведений и практики, которые были умные и хорошие и могут быть приняты или осуществляются в другом месте. «Партизанская благотворительности» было то, что они называли это, оборот речи, что он любил совсем немного.

His trip into Botswana had been eventful — to put it mildly. On-time flights were rare these days, and the plane got diverted three times because of landing authorization snafus. At the Gaborone airport, it took Trent six hours to clear customs and immigration. The airport was bereft of personnel, and those on duty took their time scrutinizing and re-scrutinizing his visa. Botswana had none of the high-tech biometric scanning checkpoints — technology that could literally see right through you — that most developed nations had in abundance in their airports, along their borders, and in government buildings. Once out of the airport Trent was shocked by how many guns he saw — not just slung on the shoulders of police, but carried by regular people. He even saw a mother with a baby in one arm and an AK-47 in the other. This wasn’t the Botswana he remembered way back when he was stationed here 20 years ago as an embassy employee.

Его поездка в Ботсване была насыщенной — мягко говоря. По времени рейсы были редки в эти дни, и самолет попал отвлекаются три раза из-за snafus посадки авторизации. В Габороне аэропорта, потребовалось Трент шесть часов, чтобы очистить таможенных и иммиграционных. Аэропорт был лишен персонала, и те, дежурный взял свое время тщательного и повторного тщательного его визы. Ботсвана ни один из высокотехнологичного биометрического сканирования контрольно-пропускные пункты — технологию, которая может буквально видеть тебя насквозь, — что наиболее развитые страны были в изобилии в их аэропортах, вдоль их границ, и в правительственных зданиях. Выйдя из аэропорта Трент был шокирован тем, сколько оружия он увидел — не просто повесил на плечи милиции, но перевозится по обычным людям. Он даже видел мать с ребенком в одной руке и АК-47 в другом. Это не было Ботсвана он вспомнил, пути назад, когда он находился здесь 20 лет назад в качестве сотрудника посольства.

The organization that hired him was probably more right than it realized in calling it guerrilla philanthropy. After many weeks spent chasing down leads in Gaborone, then an unfortunate stint that had him hiking for miles alone through the Kalahari Desert, Trent found himself traveling deep into the Chobe Forest (a nice reprieve, he thought, from inhaling all that sand). One of his informants had told him about a group of smart youngsters who had set up their own biotechnology lab on the banks of the Chobe River, which ran along the forest’s northern boundary. He’d been outfitted with ample funds for grant-making, not the forest bribes he had heard so much about; regardless of what was taking place in the world around him, he was under strict orders to behave ethically. Trent was also careful to cover his tracks to avoid being kidnapped by international crime syndicates — including the Russian mafia and the Chinese triads — that had become very active and influential in Botswana. But he’d made it through, finally, to the lab, which he later learned was under the protection of the local gun lord. As expected, counterfeit vaccines were being manufactured. But so were GMO seeds. And synthetic proteins. And a host of other innovations that the people who hired him would love to know about.

Организация, которая наняла его, наверное, больше прав, чем это реализовано в назвав его партизанской благотворительность. После многих недель, проведенных гоняться приводит в Габороне, то несчастный пребывания, которые его походы на многие мили только через пустыни Калахари, Трент оказался путешествия в глубь лесной Чобе (хороший отсрочку, думал он, от вдыхания все, что песок). Один из его информаторов рассказал ему о группе умных молодых людей, которые создали свои лаборатории биотехнологии на берегу реки Чобе, которая шла вдоль северной границы леса. Он был оснащен достаточно средств для предоставления грантов, а не лес взятки он слышал так много о, независимо от того, что происходит в окружающем его мире, он был строгий приказ вести себя этично. Трент был также осторожны чтобы замести свои следы, чтобы избежать похищения международных преступных синдикатов — в том числе русской мафии и китайских триад, — что стало очень активным и влиятельным в Ботсване. Но он сделал это через, наконец, в лабораторию, которую он позже узнал, был под защитой местных господин пистолет. Как и ожидалось, поддельной вакцины производятся. Но так было ГМО семян. И синтетических белков. И множество других новшеств, которые люди, которые наняли его, хотелось бы знать.

SMART SCRAMBLE

An economically depressed world in which individuals and communities develop localized, makeshift solutions to a growing set of problems

Экономически депрессивный мир, в котором отдельные лица и общины разрабатывают локализованные, временные решения для растущего комплекса проблем

The global recession that started in 2008 did not trail off in 2010 but dragged onward. Vigorous attempts to jumpstart markets and economies didn’t work, or at least not fast enough to reverse the steady downward pull. The combined private and public debt burden hanging over the developed world continued to depress economic activity, both there and in developing countries with economies dependent on exporting to (formerly) rich markets. Without the ability to boost economic activity, many countries saw their debts deepen and civil unrest and crime rates climb. The United States, too, lost much of its presence and credibility on the international stage due to deepening debt, debilitated markets, and a distracted government. This, in turn, led to the fracturing or decoupling of many international collaborations started by or reliant on the U.S.’s continued strength. Also in trouble was China, where social stability grew more precarious. Depressed economic activity, combined with the  cological consequences of China’s rapid growth, started to take their toll, causing the shaky balance that had held since 1989 to finally break down. With their focus trained on managing the serious political and economic instability at home, the Chinese sharply curtailed their investments in Africa and other parts of the developing world. Indeed, nearly all foreign investment in Africa — as well as formal, institutional flows of aid and other support for the poorest countries — was cut back except in the gravest  humanitarian emergencies. O verall, economic stability felt so shaky that the occurrence of a sudden climate shock or other disaster would likely send the world into a tailspin. Luckily, those big shocks didn’t occur, though there was a lingering concern that they could in the future.

Глобальная рецессия, которая началась в 2008 г. не исчезла в 2010 году, но продолжилась. Энергичные попытки придать импульс развития рынкам и экономикам не работает, или, по крайней мере, работают не достаточно быстро, чтобы обратить вспять устойчивое следование вниз. Комбинированный частный и государственный долг, разросшийся в развитых странах продолжал угнетать экономическую деятельность, что мешала и развивающимся странам с переходной экономикой, которые зависели от экспорта в (ранее) богатые рынки. Не имея возможности для повышения экономической активности, многие страны увеличивали свои долги, что привело к появлению гражданских беспорядков, и подъёму уровня преступности. Соединенные Штаты, также, во многом утратили свое присутствие и авторитет на международной арене в связи с углублением долга, ослаблением рынков. Это, в свою очередь, привело к ГРП или развязки многих международных коллабораций, созданных или полагающихся на возрастающую помощь США. Проблемы возникли и в Китае, где социальная стабильность могла в любой момент быть разрушена. Замедление экономической деятельности, в сочетании с cological – это последствия быстрого экономического роста Китая, начало уносить жизни людей, в результате чего шаткое равновесие, которое возникло в 1989 году могло быть уничтожено. Китай резко сократил свои инвестиции в Африке и других частях развивающегося мира. Экономическая стабильность была столь шатка, что любые климатические изменения или другое стихийное бедствие могло послать весь мир в штопор. К счастью, таких больших потрясений не произошло, хотя не было уверенности, что они не произойдут в будущем.

Not that anyone had time to think about the future — present challenges were too pressing. In the developed world, unemployment rates skyrocketed. So did xenophobia, as companies and industries gave the few available jobs to native-born citizens, shunning foreign-born applicants. Great numbers of immigrants who had resettled in the developed world suddenly found that the economic opportunities that had drawn them were now paltry at best. By 2018, London had been drained of immigrants, as they headed back to their home countries, taking their education and skills with them. Reverse migration left holes in the communities of departure — both socially and literally — as stores formerly owned by immigrants stood empty.

Настоящие проблемы были столь плотно спрессованы, что не было времени думать о будущем. В развитых странах уровень безработицы взлетел. Возросла так же ксенофобия, поскольку компании и отрасли дали работу для коренного населения, избегая иностранцев. Большое число иммигрантов, которые переселились в развитые страны мира, внезапно обнаружили, что экономические возможности стали ничтожны. К 2018 году из Лондоне убыли на родину почти все иммигранты. Возвращение иммигрантов на родину привело к закрытию магазинов, принадлежащих ранее иммигрантам.

And their homelands needed them. Across the developing world and especially in Africa, economic survival was now firmly in local hands. With little help or aid coming through “official” and organized channels — and in the absence of strong trade and foreign currency earnings — most people and communities had no choice but to help themselves and, increasingly, one another. Yet “survival” and “success” varied greatly by location — not just by country, but by city and by community. Communities inside failed states suffered the most, their poor growing still poorer. In many places, the failures of political leadership and the stresses of economic weakness and social conflict stifled the ability of people to rise above their dire circumstances.

Страны, из которых они уехали, нуждаются в них. Во всех развивающихся странах и особенно в Африке, экономическое выживание теперь взято в руки местных элит. С небольшой помощью или помощью, поступающей через «официальные» и организованным каналам — и в отсутствие сильных торговых и валютных поступлений — большинство людей и общин, не было другого выбора, кроме как помочь себе и все больше друг с другом. Тем не менее «выживание» и «успех» значительно разнятся в разных странах и территориях. Сообщества внутри несостоявшихся государств пострадали больше всего. Во многих местах, неудачи политического руководства подчеркнуто экономической слабостью и социальным конфликтом, что подавляет способность людей подняться над своими проблемами.

Not surprisingly, across much of the developing world the rural-urban divide gaped wider, as more limited availability and access to resources like IT and trade made survival and self-sufficiency much more challenging for non-urban dwellers. Communications and interactions that formerly served to bridge one family or one village or one student with their counterparts in other places — from emailing to phone calls to web postings — became less reliable. Internet access had not progressed far beyond its 2010 status, in part because the investment dollars needed to build out the necessary infrastructure simply weren’t there. When cellphone towers or fiber optic cables broke down, repairs were often delayed by months or even years. As a result, only people in certain geographies had access to the latest communication and internet gadgets, while others became more isolated for lack of such connections.

Не удивительно, что в большей части развивающегося мира разрыв между селом и городом расширялся. Он выразился в ограниченном доступе сельских жителей к ресурсам, таким как ИТ, что затруднило торговлю, а вместе с ней и выживание. Связи и взаимодействия, которые ранее служили мостом одной семьи или одного села или одного студента с их коллегами в других местах — с электронной почтой на телефонные звонки на веб-сообщений — стали менее надежными. Доступ в интернет не продвинулись далеко за ее 2010 статус, отчасти потому, что инвестиции долларов, необходимых для построения необходимой инфраструктуры просто не было. Когда мобильный телефон башни или волоконно-оптические кабели сломалась, ремонт, часто задерживается на месяцы или даже годы. В результате, только люди в некоторых регионах имели доступ к последним связи и интернет-гаджетов, в то время как другие стали более изолированными из-за отсутствия таких связей.

But there were silver linings. Government capacity improved in more advanced parts of the developing world where economies had already begun to generate a self-sustaining dynamic before the 2008-2010 crisis, such as Indonesia, Rwanda, Turkey, and Vietnam. Areas with good access to natural resources, diverse skill sets, and a stronger set of overlapping institutions did far better than others; so did cities and communities where large numbers of “returnees” helped drive change and improvement. Most innovation in these better-off places involved modifying existing devices and technologies to be more adaptive to a specific context. But people also found or invented new ways — technological and non-technological — to improve their capacity to survive and, in some cases, to raise their overall living standards. In Accra, a returning Ghanaian MIT professor, working with resettled pharma researchers, helped invent a cheap edible vaccine against tuberculosis that dramatically reduced childhood mortality across the continent. In Nairobi, returnees launched a local “vocational education for all” project that proved wildly successful and was soon replicated in other parts of sub-Saharan Africa.

Но были и удачи. Правительства некоторых развивающихся стран приняли меры, приведшие к возрождению экономики, какой она была до 2008-го года. Это такие страны как Индонезия, Руанда, Турция и Вьетнам. Области с хорошим доступом к природным ресурсам, разнообразным набором навыков местного населения, а также мощный набор перекрывающихся учреждений сделали гораздо больше, чем другие, так же города и общины. Начался вал изобретательской деятельности, направленной на улучшение технологий более приспособленных к местным условиям, нежели имеющиеся. Но люди также обнаружили или изобрели новые способы — технологические и не технологические — для повышения потенциала, чтобы выжить и, в некоторых случаях, повысить общий уровень жизни. В Аккре, вернувшийся в Гану профессор Массачусетского технологического института, работая с приехавшими исследователями в области фармацевтической промышленности, изобрёл дешевую съедобную вакцину против туберкулеза, которая резко снижает детскую смертность по всему континенту. В Найроби, репатрианты организовали «профессиональное образование для всех», проект, который оказался очень успешным, и вскоре был воспроизведен в других частях Африки южнее Сахары.

Makeshift, “good enough” technology solutions — addressing everything from water purification and harnessing energy to improved crop yield and disease control — emerged to fill the gaps. Communities grew tighter. Micro-manufacturing, communal gardens, and patchwork energy grids were created at the local level for local purposes. Many communities took on the aura of co-ops, some even launching currencies designed to boost local trade and bring communities closer together. Nowhere was this more true than in India, where localized experiments proliferated, and succeeded or failed, with little connection to or impact on other parts of the country — or the world.

Хорошие технологические решения  привели к улучшению всего, начиная с очистки воды и использования энергии для повышения урожайности сельскохозяйственных культур и борьбы с болезнями. Малые производства, коллективные сады, и сети доставки электроэнергии были созданы на местном уровне для местных нужд. Многие общины взяли на себя создание кооперативов, некоторые не пользуясь валютой, были предназначены для улучшения местной торговли и сближению сообщества. В наибольшей степени это проявилось в Индии где локальные эксперименты приобрели широкое распространение, имея успех или неудачи.

These developments were encouraging, but also frustrating. In the absence of enduring trade and FDI channels, local experiments and innovations could neither scale nor boost overall growth. For those looking, it was difficult to find or access creative solutions. Scaling was further inhibited by the lack of compatible technology standards, making innovations difficult to replicate. Apps developed in rural China simply didn’t work in urban India.

Всё это дало обнадёживающие результаты, но одновременно и разочаровали. При отсутствии стабильных торговых связей и иностранных инвестиций местные эксперименты не могли приобрести широкого масштаба, и общего роста. Было трудно получить доступ к творческим решениям. Дальнейший рост был затруднён отсутствием совместных стандартов, что делало нововведения трудно воспроизводимыми. То, что придумано в сельских районах Китая не работает в городах Индии.

High-speed internet access — which gradually emerged in some areas despite weak government or philanthropic support — did help, enabling students in isolated pockets in the developing world to access knowledge and instruction through the written word and other media like video. But the development of tangible devices, products, and innovations continued to lag in places where local manufacturing skills and capacities had not yet scaled. More complex engineering solutions proved even more difficult to develop and diffuse.

By 2025, collaboration was finally improving, with ecosystems of research and sharing — many of them “virtual” — beginning to emerge. Yet without major progress in global economic integration and collaboration, many worried that good ideas would stay isolated, and survival and success would remain a local — not a global or national — phenomenon.

Высокоскоростной Интернет,  дал студентам доступ к знаниям. Но развитие техники, производства продуктов и инноваций продолжает отставать во многих местах. Более сложные инженерные решения, оказались ещё менее доступны для внедрения. К 2025 году сотрудничество было, наконец, улучшено. Однако без значительного прогресса в глобальной экономической интеграции и сотрудничества, многие опасаются, что хорошие идеи останутся изолированными, и выживание и успех будут оставаться на местном уровне.

National Medical Labs in Southeast Asia Herald New Diagnostics for Native Diseases (2013) ‘Returnee’ Innovators Struggle to Expand Sales Beyond Home Markets (2020)

VC Spending Within Sub-Saharan Africa Triples (2025)

Low-Cost Water Purification Device Halves Diarrhea Deaths in India (2015)

Chinese Government Pressured as Protests Spread to 250 Cities (2017)

Famine Haunts Ethiopia—Again (2022)

Maker Faire Ghana Partners with ‘Idol’ Franchise to Spotlight Young Innovators (2027)

Национальной медицинской лаборатории в Юго-Восточной Азии Вестник Диагностика Новое в родной болезней (2013)

Новаторы Борьба «возвращенцев», чтобы расширить продажи Помимо внутренних рынков (2020)

VC расходов в югу от Сахары Африке тройки (2025)

Low-Cost очистки воды Устройство Половинки Диарея смертей в Индия (2015)

Под давлением китайского правительства как протестов распространилась на 250 городов (2017) Голод Haunts Эфиопия-Again (2022)

Maker Faire Гане Партнерам «Идол» Франчайзинг в центре внимания молодых инноваторов (2027)

ROLE OF PHILANTHROPY IN SMART SCRAMBLE

Philanthropic organizations look to fund at the grassroots level, in order to reach people more quickly and solve short-term problems. The meta-goal in this world is to scale up: to identify and build capacity from the individual through the institutional, because without global coordination, innovation cannot scale on its own. Philanthropy requires a keen screening capacity to identify highly localized solutions, with specialized pockets of expertise that make partnerships more challenging and transitions between sectors and issues harder to achieve.

Philanthropy operations are decentralized; headquarters are less important, and the ability to quickly access different parts of the world and reconfigure teams on short notice is key. Office space is rented by the day or week, not the month or year, because more people are in the field — testing, evaluating, and reporting on myriad pilot projects.

Благотворительные организации обращаются к фонду на низовом уровне для того, чтобы достучаться до людей быстрее и решить краткосрочные проблемы. Мета-цели в этом мире, является увеличение масштабов: по выявлению и наращиванию потенциала, личности с помощью институциональных, потому что без координации на глобальном уровне, инновация не может масштабироваться по себе. Благотворительность требует острый мощностью скрининга для выявления высоко локализованные решения, со специализированными карманами опыта, которые делают партнерство более сложным и переходы между секторами и вопросы труднее. Филантропия операции децентрализованной; штаб-квартира находится менее важно, и возможность быстрого доступа к различным частям мира и перенастроить команды в короткие сроки является ключевым фактором. Офисные помещения в аренду на день или неделю, не месяц или год, потому что все больше людей в полевых условиях — тестирования, оценки и отчетности по мириады пилотных проектов.

TECHNOLOGY IN SMART SCRAMBLE

Economic and political instability fracture societies in the developed world, resources for technology development diminish, and talented immigrants are forced to return to their countries of origin. As a result, capacity and knowledge are distributed more widely, allowing many small pockets of do-it-yourself innovation to emerge. Low-tech, “good enough” solutions abound, cobbled together with whatever materials and designs can be found. However, the transfer of cutting-edge technology through foreign direct investment is rare. Structural deficiencies in the broader innovation ecosystem — in accessing capital, markets, and a stable internet — and in the proliferation of local standards limit wider growth and development.

Technology trends and applications we might see:

• Energy technology improvements are geared more toward efficiency — getting more from existing sources of power — than new-generation technologies, though some local improvements in generating and distributing wind and geothermal energy do occur.

• Breakdowns in the global medicine supply chain accelerate the emergence of locally bioengineered super-strength homeopathic remedies, which replace antibiotics in the dispensaries of many developing-world hospitals.

• Widespread micro-manufacturing, using 3D printers, enables the fabrication of replacement components for engines and machines, allowing “perpetual maintenance” to compensate for broken trade links.

• Garden allotments proliferate in mega-cities as new urban-dwellers seek to supplement a scarce food supply and maintain their agricultural heritage.

• Technically advanced communities use mesh networks to ensure high-speed internet access, but most rural poor remain cut off from access.

Экономическая и политическая нестабильность перелом обществ в развитых странах мира, ресурсов для развития технологий уменьшается, и талантливых иммигрантов вынуждены вернуться в свои страны происхождения. В результате, потенциал и знания распределены более широко, что позволяет многим небольшие очаги сделай себе инновации, чтобы появиться. Низкий-тек, «достаточно хороший» решения предостаточно, слепленной с любыми материалов и конструкций могут быть найдены. Тем не менее, передачи передовых технологий за счет прямых иностранных инвестиций является редкостью. Структурные недостатки в более широкой инновационной экосистемы — в получении капитала, рынков и стабильное интернет — и в распространение местных стандартов лимит более широкий рост и развитие. Технология тенденции и приложений, которые мы могли бы видеть: • совершенствование энергетических технологий ориентированы в большей степени на эффективность — все больше из существующих источников энергии — чем новые поколения, хотя некоторые местные усовершенствований в производстве и распределении ветра и геотермальной энергии происходят. • сбои в глобальной цепи поставок лекарств ускорить появление локально биоинженерных супер-силу гомеопатических средств, которые заменяют антибиотиков в диспансерах многих развивающихся мира больницах. • Широкое микро-производства, с помощью 3D принтеров, позволяет изготовление запасных частей для двигателей и машин, что позволяет «вечный обслуживание», чтобы компенсировать и неисправные ссылки торговли. Наделов • Сад распространяться в крупных городах, как новые городские жители стремятся дополнить скудные продовольственного снабжения и поддержания своего сельскохозяйственного наследия. • Технически продвинутые общины используют сетку сетей для обеспечения высокоскоростного доступа в Интернет, но большинство сельского населения остаются отрезанными от доступа.

LIFE IN SMART SCRAMBLE

The beat-up six-seater plane in which Lidi was the lone passenger lurched suddenly. She groaned, grabbed the armrests, and held on as the plane dipped sharply before finally settling into a smooth flight path. Lidi hated small planes. But with very few commercial jets crisscrossing Africa these days, she didn’t have much choice. Lidi — an Eritrean by birth — was a social entrepreneur on a mission that she deemed critical to the future of her home continent, and enduring these plane flights was an unfortunate but necessary sacrifice. Working together with a small team of technologists, Lidi’s goal was to help the good ideas and innovations that were emerging across Africa to spread faster — or, really, spread at all.

In this, Lidi had her work cut out for her. Accelerating and scaling the impact of local solutions developed for very local markets was far from easy — especially given the patchiness of internet access across Africa and the myopic perspective that was now, in 2025, a widespread phenomenon. She used to worry about how to scale good ideas from continent to continent; these days she’d consider it a great success to extend them 20 miles. And the creative redundancy was shocking! Just last week, in Mali, Lidi had spent time with a farmer whose co-op was developing a drought-resistant cassava. They were extremely proud of their efforts, and for good reason. Lidi didn’t have the heart to tell them that, while their work was indeed brilliant, it had already been done. Several times, in several different places.

During her many flights, Lidi had spent hours looking out the window, gazing down on the villages and cities below. She wished there were an easier way to let the innovators in those places know that they might not be inventing, but rather independently reinventing, tools, goods, processes, and practices that were already in use. What Africa lacked wasn’t great ideas and talent: both were abundant. The missing piece was finding a way to connect those dots. And that’s why she was back on this rickety plane again and heading to Tunisia. She and her team were now concentrating on promoting mesh networks across Africa, so that places lacking internet access could share nodes, get connected, and maybe even share and scale their best innovations.

Потрепанный шестиместный самолет, на котором Лиди был одинокий пассажир вдруг покачнулся. Она застонала, схватила подлокотники, и держался, как самолет резко ближнего, прежде чем окончательно обосноваться в плавный полет. Лиди ненавидел небольших самолетов. Но очень немногие коммерческие самолеты пересекающих Африке в эти дни, у нее не было особого выбора. Лиди — эритрейских по рождению — был социальный предприниматель в командировку, что она считается критическим для будущего своего дома континенте, и переживают в эти полеты самолетов было печально, но необходимые жертвы. Работая вместе с небольшой группой технологов, цель Лиди в том, чтобы помочь хороших идей и инноваций, которые стали появляться по всей Африке распространяются быстрее — или, действительно, распространение на всех. В этом, Лида была ее работа вырезал для нее. Ускорение и масштабирование влияние местных решений, разработанных для очень местных рынках далеко не просто — особенно с учетом мозаичности доступа в Интернет по всей Африке и близорукой точки зрения, что в настоящее время, в 2025 году, широко распространенным явлением. Она имела обыкновение беспокоиться о том, как сократить хорошие идеи с континента на континент, в эти дни она считает большим успехом распространить их 20 миль. И творческая избыточность было шоком! Только на прошлой неделе в Мали, Лиди провел время с фермер, чье кооператива развивающихся засухоустойчивых маниоки. Они были чрезвычайно гордятся своими усилиями, и не зря. Лиди не было сердца, чтобы сказать им, что, хотя их работа была действительно блестящей, оно уже было сделано. Несколько раз, в нескольких разных местах. Во время ее многочисленных рейсов, Лиди провел часы, глядя в окно, глядя вниз на села и города ниже. Она хотела было более простой способ, чтобы новаторов в тех местах, знают, что они могут быть не изобретать, а самостоятельно изобретать, инструментов, товаров, процессов и практики, которые уже были в использовании. Что Африки не хватало не великие идеи и талант: оба были в изобилии. Недостающая часть была найти способ соединить эти точки. И именно поэтому она снова оказалась на этой шаткой самолет снова и отправиться в Тунис. Она и ее команда были теперь сосредоточиться на продвижении ячеистых сетей в Африке, так что места хватает интернет могли бы поделиться узлов, подключиться, и возможно даже доли и масштаба свои лучшие инновации.

Concluding Thoughts

As you have seen, each of the scenarios, if it were to unfold, would call for different strategies and have different implications for how a range of organizations will work and relate to changes in technology. But no matter what world might emerge, there are real choices to be made about what areas and goals to address and how to drive success toward particular objectives.

Как вы видели, в каждом из сценариев, если бы это было разворачиваться, назвали бы для различных стратегий и иметь различные последствия для того, как ряд организаций будет работать, и связаны с изменениями в технологии. Но независимо от того, что мир мог бы возникнуть, Есть реальный выбор, чтобы быть о том, какие направления и цели для решения и, как двигаться к успеху конкретных целей.

We hope that reading the scenario narratives and their accompanying stories about philanthropy, technology, and people has sparked your imagination, provoking new thinking about these emergent themes and their possibilities. Three key insights stood out to us as we developed these scenarios.

First, the link between technology and governance is critical to consider in better understanding how technology could be developed and deployed. In some futures, the primacy of the nation-state as a unit of analysis in development was questioned as both supra- or sub-national structures proved more salient to the achievement of development goals. In other futures, the nation-state’s power strengthened and it became an even more powerful actor both to the benefit and to the detriment of the development process, depending on the quality of governance. Technologies will affect governance, and governance in turn will play a major role in determining what technologies are developed and who those technologies are intended, and able, to benefit.

Мы надеемся, что чтение сценария повествования и сопровождающие их рассказы о благотворительности, технологии и люди вызвало ваше воображение, провоцирует новое мышление об этих возникающие темы и их возможности. Три ключевых идей выделялись для нас, как мы разработали эти сценарии. Во-первых, связь между технологией и управления имеет решающее значение для рассмотрения в лучшее понимание того, как технологии могут быть разработаны и развернуты. В некоторых фьючерсов, примате национального государства как единицы анализа развития была поставлена под сомнение, как и над-и суб-национальном структуры оказались более актуальными для достижения целей в области развития. В других фьючерсы, власть нации-государства укреплять и он стал еще более мощным актером и к выгоде и в ущерб процессу развития, в зависимости от качества управления. Технологии повлияет на управление, и управление в свою очередь, будет играть важную роль в определении того, какие технологии будут разрабатываться и кто эти технологии предназначены, а также возможность, чтобы извлечь выгоду.

A second recurring theme in the scenarios is that development work will require different levels of intervention, possibly simultaneously. In some scenarios, philanthropic organizations and other actors in development face a set of obstacles in working with large institutions, but may face a yet-unfolding set of opportunities to work with nontraditional partners — even individuals. The organization that is able to navigate between these levels and actors may be best positioned to drive success. The third theme highlights the potential value of scenarios as one critical element of strategy development. These narratives have served to kick-start the idea generation process, build the future-oriented mindset of participants, and provide a guide for ongoing trend monitoring and horizon scanning activities. They also offer a useful framework that can help in tracking and making sense of early indicators and milestones that might signal the way in which the world is actually transforming.

Второй постоянной темой в сценарии является то, что опытно-конструкторские работы потребуют различных уровней вмешательства, возможно, одновременно. В некоторых сценариях, благотворительными организациями и другими участниками процесса развития лицом набор препятствий для работы с крупными институтами, но может столкнуться с еще не разворачивается набор возможностей для работы с нетрадиционными партнерами — даже отдельных лиц. Организация, которая имеет возможность перемещаться между этими уровнями и актеры могут быть в наилучшем положении, чтобы диск успех. Третья тема подчеркивает потенциальную ценность сценарии как один из важнейших элементов стратегии развития. Эти рассказы служили, чтобы дать толчок процессу генерации идей, строить перспективное мышление участников, а также обеспечить руководство для постоянного мониторинга тенденций и горизонт сканировании деятельности. Они также предлагают полезную основу, которая может помочь в отслеживании и осмысления ранних показатели и ориентиры, которые могут сигнализировать о том, как мир на самом деле преобразования.

While these four scenarios vary significantly from one another, one theme is common to them all: new innovations and uses of technology will be an active and integral part of the international development story going forward. The changing nature of technologies could shape the characteristics of development and the kinds of development aid that are in demand. In a future in which technologies are effectively adopted and adapted by poor people on a broad scale, expectations about the provision of services could fundamentally shift. Developing a deeper understanding of the ways in which technology can impact development will better prepare everyone for the future, and help all of us drive it in new and positive directions.

Хотя эти четыре сценария значительно отличаться друг от друга, одна тема является общей для всех: новые инновации и использует технологии будет активной и неотъемлемой частью международной историю развития в будущем. Меняющийся характер технологий могли бы формировать особенности развития и видов помощи на цели развития, которые пользуются спросом. В будущем, в котором технологии эффективно приняты и адаптированы для бедных людей в широком масштабе, ожидания в отношении предоставления услуг могут кардинально смены. Разработка более глубокое понимание того, каким образом технологии могут воздействовать на развитие будет все лучше подготовиться к будущему, и помочь всем нам ездить в новых и положительные стороны.

Appendix

CRITICAL UNCERTAINTIES

The following is a list of the 15 critical uncertainties presented to participants during this project’s primary scenario creation workshop. These uncertainties were themselves selected from a significantly longer list generated during earlier phases of research and extensive interviewing. The uncertainties fall into three categories: technological, social and environmental, and economic and political. Each uncertainty is presented along with two polar endpoints, both representing a very different direction in which that uncertainty might develop.

Ниже приведен список из 15 важнейших неопределенностей представлен участникам семинара во время первичного сценарий создания этого проекта. Эти неопределенности сами были выбраны из списка значительно дольше, образующихся при ранних стадиях исследований и обширные интервью. Неопределенности, делятся на три категории: технологические, социальные и экологические, и экономические и политические. Каждый неопределенности представлен вместе с двумя полярными концами, как представляющих очень разные направления, в котором, что неопределенность может развиваться.

TECHNOLOGICAL UNCERTAINTIES

new technologies Появление новых технологий	ƒ	technologies with the most impact on development	„	existing technologies Технологии не будут развиваться
both developed and developing worlds Как в развитых, так и в развивающихся странах	ƒ	origin of technology innovations critical to development	„	developed world and some BRICs В развитых странах и некоторых странах БРИК
slow the adoption of novel technologies Технологии медленно внедряются	ƒ	social and cultural norms	„	allow for rapid adoption of novel technologies Технологии внедряются быстро
few	ƒ	new innovations that substantially reduce child and infant mortality (vaccines, treatments, cures)	„	many
few	ƒ	new innovations that substantially reduce child and infant mortality (vaccines, treatments, cures)	„	many

SOCIAL & ENVIRONMENTAL UNCERTAINTIES

static, traditional	ƒ	community identity in the developing world	„	dynamic, open to the novel and nontraditional
restricted	ƒ	educational and employment opportunities for women	„	expanding
infrequent and manageable	ƒ	occurrence of “shocks” like disease, famine, and natural disasters	„	frequent and highly disruptive
poor and worsening	ƒ	quality of the local environment in the developing world (air, water, sanitation, built environment, etc.)	„	improved and improving
de-prioritized	ƒ	global climate change awareness and action	„	prioritized

ECONOMIC & POLITICAL UNCERTAINTIES

worse than expected	ƒ	global economic performance, 2010-2015	„	improves significantly
inhibiting	ƒ	rules and norms around entrepreneurial activity	„	supportive
static	ƒ	education and training opportunities in the developing world	„	increasing
marginal and contained	ƒ	conflict in the developing world	„	pervasive and widespread
weak, with barriers to cooperation	ƒ	international economic and strategic relationships	„	strong, with more supranational cooperation
worse and more prone to disruptions	ƒ	food security in the developing world	„	better and more secure

LIST OF PARTICIPANTS

This report is the result of extensive effort and collaboration among Rockefeller Foundation initiative staff, Foundation grantees, and external experts. The Rockefeller Foundation and GBN would like to extend special thanks to all of the individuals who contributed their thoughtfulness and expertise throughout the scenario process. Their enthusiastic participation in interviews, workshops, and the ongoing iteration of the scenarios made this co-creative process more stimulating and engaging that it could ever have been otherwise.

 ROCKEFELLER FOUNDATION STAFF

Project Leads

Claudia Juech, Managing Director

Evan Michelson, Senior Research Associate

Core Team

Karl Brown, Associate Director

Robert Buckley, Managing Director

Lily Dorment, Research Associate

Brinda Ganguly, Associate Director

Veronica Olazabal, Research Associate

Gary Toenniessen, Managing Director

Thank you as well to all Foundation staff who participated in the scenario creation workshop in December.

A special thank you also to Laura Yousef.

ROCKEFELLER FOUNDATION GRANTEES

G.K. Bhat, TARU Leading Edge, India

Le Bach Duong, Institute for Social Development Studies, Vietnam

Aidan Eyakuze, Society for International Development, Tanzania

Michael Free, PATH, Seattle, WA

Namrita Kapur, Root Capital, Boston, MA

Paul Kukubo, Kenya ICT Board, Kenya

Joseph Mureithi, Kenyan Agriculture Research Institute, Kenya

EXTERNAL EXPERTS

Stewart Brand, Cofounder of GBN and President of the Long Now Foundation

Robert de Jongh, Managing Regional Director, SNV Latin America

José Gomez-Marquez, Program Director for the Innovations in International Health initiative (IIH), Massachusetts Institute of Technology

Natalie Jeremijenko, Experimental Designer and Director of xdesign Environmental Health Clinic, New York University

Athar Osama, Visiting Fellow, Frederick S. Pardee Center for the Study of the Longer-Range Future, Boston University

Isha Ray, Professor, School of Information (Energy and Resources Group), University of California-Berkeley

Enrique Rueda-Sabater, Director of Strategy and Business Development for Emerging Markets, Cisco

Caroline Wagner, Senior Analyst, SRI International and Research Scientist, Center for International Science and Technology Policy, The George Washington University

GLOBAL BUSINESS NETWORK

Andrew Blau, Co-President

Tara Capsuto, Senior Practice Associate

Lynn Carruthers, Visual Practitioner

Michael Costigan, Practitioner

Jenny Johnston, Senior Editor

Barbara Kibbe, Vice President of Client Services, Monitor Institute

Brie Linkenhoker, Senior Practitioner

Peter Schwartz, Chairman