Эскимосский праздник кита

Праздник молодого оленя

Какомэй! Праздник! Конец августа, раннее утро. Почти все готово к празднику. Ярары, все еще висящие на пологе, кажется вот-вот запоют, запоют, зашумят, отгоняя злых духов. Женщины готовят священную пищу для богов, собирают ветви, на которые потом будут укладывать оленьи туши. Они уже давно слышат хорканье стада. Пастухи остановили его недалеко от стойбища. Чуть впереди остальных – красивый огромный вожак с тонкими ветвистыми рогами.

Надо добыть огонь. В нем вся красота праздника. Рожденную огнивом искорку бережно перекатывают в ладонях, осторожно раздувают, чтобы позже разложить на доски, устланные дерном и мелким сушняком.

И наконец – «Ок! Ок!» и в сторону стада летит, звеня и притягивая взоры, стрела, пущенная рукой хозяина стойбища. А за ней еще и еще! Праздник начался, загремели ярары, туда, где настороженно поднимают головы олени, вслед стрелам женщины бросают огонь. Прочь злые духи! Уходите с этой земли! Нам помогают добрые духи наших предков, они охраняют нас. Вот теперь можно начинать забой. Как долго ждали этого дня! Сколько думали о нем. Много мяса, всем хватит, достаточно и шкур – женщинам будет, из чего нашить теплую, удобную одежду. Долгая предстоящая зима не страшна людям. Они будут сыты и одеты. День, ночь и еще один день продолжается праздник. И все это время не угасает огонь, не умолкают ярары – люди торжественно приветствуют завтрашний день. Какомэй!

Кильвэй (праздник первого теленка)

«Этот праздник веселый Кильвэй!» В названии стихотворения известной чукотской поэтессы Антонины Кымытваль так емко и образно отразилась атмосфера, смысл самого любимого праздника тундровиков! Весна! Просыпается природа, все оживает, стада пополняются новорожденными телятами. В каждом стойбище радостное, чуть тревожное ожидание – будут ли они здоровыми, крепкими, сильными? Много работы в эти дни, но пришло время праздника.

За ярангой на прутьях вербы уже разложены рога. Сброшенные важенками. Их много, целый холм. На деревянных блюдах праздничная, по особому приготовленная пища. Засушенное еще в прошлом году мясо сварено и нарезано тонкими ломтиками. Каша из молодых зеленых листьев перемешивается с оленьей кровью и нерпичьим жиром. Хозяин и хозяйка яранги в нарядной одежде с блюдами в руках идут по ходу солнца вокруг яранги до холма из оленьих рогов. Женщины приносят огонек, разжигают костёр. Пламя обязательно «кормят» мелко нарезанной едой, чтобы ублажить дух огня. Пусть всегда будет тепло людям. Многочисленные гости пока только наблюдают. Бросают еду и на старые рога. А затем мужчины оттаскивают их подальше от стойбища – скоро будут новые, гладкие, красивые! Все радуются, смеются, угощаются.

Обряд благодарения

Яркий запоминающийся обряд благодарения духов обязателен для традиционных праздников молодого оленя и первого теленка. Заранее для него готовятся фигурки оленей из масла и зелени, национальные блюда, специально варится мясо молодого оленя. Вокруг яранги разложены оленьи шкуры, ярары, призы.

Хозяин старинным образом добывает искру на обрядовой доске с разостланным на ней мхом и разжигает костер. Затем имитируется убой маленького искусственного оленя – фигурки, стоящей на деревянном блюде. Самым уважаемым гостям подносят угощение, чай. А вокруг костра начинается состязание. Женщины – они первыми начинают, как хранительницы очага – прыгают через огонь и разбирают призы, заготовленные для них. Теперь очередь мужчин. Хозяин объявляет круговой бег представителей разных поколений. Бегут сначала дети, потом парни и завершают эту часть праздника старейшины. Следует танец хозяина. Он исполняет особый, прыжковый танец под звуки ярара. Хозяйка же начинает выступление горловым пением, к ней присоединяются другие женщины. Они исполняют песни и танцы, посвященные животным. Ритмично поют ярары, раздаются крики «Эк! Э-эк!» Выделяется громкое пение маленькой девочки – духи должны знать, что род не угаснет, у него есть продолжение.

Праздник оканчивается танцем отряхивания одежды от остатков зла, общим весельем, радостью.

Национальные игры эскимосов

Неустанно трудились охотники, удача не приходит к ленивому, но и веселились потом от души. Вот что предшествовало одной из любимых игр детей и взрослых.

Зимой под тонким льдом нерпа дышит на поверхность, в результате чего во льду образовалась маленькая горка, бугорок, а на его верху – небольшое отверстие. Опытный охотник, увидев такой бугорок, убивал нерпу. Затем он расширял отверстие и вытаскивал нерпу. Раньше охотники поражали нерпу копьем, но с появлением огнестрельного оружия стали делать это с помощью ружья. У нерпы же добытой копьем мясо очень нежное и мягкое. Когда охотник убивал нерпу, этому событию вместе с ним и членами его семьи радовалось все население села.

Вот теперь наступало время игры в эскимосский мяч. Его шьют из нерпичьей шкуры без шерсти. Отделывают мандаркой, украшают орнаментом, набивают оленьей шерстью. Дети под наблюдением взрослых выносили мяч на улицу и начинались игры. Любили играть и взрослые. Делалось это всегда в вечернее время.

Игры, спортивные состязания эскимосов зависели от занятости взрослых в то или иное время. Старались, чтобы радость была общей, чтобы никто не оставался в стороне в минуты отдыха. Игры были разнообразны, каждый мог принять участие в том виде, который наиболее привлекал его, позволял показать свое умение и ловкость.

Праздник кита

Полъа – так звучит по-эскимосски главный праздник жителей побережья Чукотки. Добыча морского исполина была самым важным событием, оно определяло дальнейшую жизнь охотников и их семей на следующий год. Возгласы бурной радости встречали байдары встречали байдары с загарпуненным китом. Однако сам праздник проводился зимой, когда освобождались от забот, связанных с тем, чтобы обеспечить людей пропитанием будущим летом. Для праздничного дня специально оставляли лакомые кусочки мяса и шкуры, готовили вкусные блюда. Главенствовал на празднике род охотника, чей гарпун первым поразил исполина.

Местом для праздника выбирали самую большую ярангу. Жилище обкладывали вокруг квадратными кусками твердого снега, в которые вертикально втыкали деревянные колья. За жилищем ставили руль байдары. По бокам к деревянным кольям привязывали длинные весла на каждую сторону. После этого жилище выглядело как байдара на суше.

Все жители села шли на праздник в приготовленное жилище. Начинались обрядовые танцы под бубен, обильное угощение, праздничные представления, спортивные состязания. Братья и сестры, близкие друзья обменивались вещами. Ритуальные обряды совершались в течение месяца. Каждый ритуал имеет сове магическое значение. Молодежь на этих праздниках впитывала уважение к труду старших, сознание неразделимости человека и природы.

Скат байдары

Радостный весенний праздник. Ведь он означает начало нового охотничьего сезона. Обряд совершается рано утром. Все охотничье снаряжение заносят в ярангу: гарпуны, весла, копья. Тщательно вычищают их от грязи. Затем намазывают кусочками оленьего сала. Созывали всех шаманов селения, чтобы те в дневное время совершили камлание. После всех этих действий охотники начинают заниматься своими делами: освобождают от снега багры, готовятся к ритуалу спуска. Женщины приготавливают пугнык – массу из оленьего сала. Она нужна для совершения обряда.

И, наконец, обряд. Внутри лежащей на берегу, не перевернутой байдары зажигают огонь. Перед этим туда положили мох, чтобы было много дыма. Затем ставят байдару, кладут в нее все необходимое для охоты. Вместе с охотниками обязательно отправляются и дети. Хозяева байдары идут к морю – надо покормит духов моря, чтобы не мешали охотникам, чтобы удача сопровождала их. Угощение достается всем, кто провожал байдарную команду. Теперь они будут ждать возвращения охотников, надеясь на их верный глаз, уверенные руки, сноровку.

археология, антропология и этнология в cIRcuM-PAdFIc

УДК 391.4

DOI dx.doi.org/10.24866/1997-2857/2018-3/73-83 л.н. хаховская*

ПРАЗДНИК КИТА В РИТУАЛАХ АБОРИГЕНОВ СЕВЕРО-ВОСТОКА РОССИИ

На основе литературных и архивных источников в статье проанализирован ритуал китового праздника коренного населения Северо-Востока России (береговые группы северо-восточных палеоазиатов, эскимосы), рассмотрены формат, структура, комплекс действий и материальные атрибуты праздника. Автором установлены структурные соответствия между китовым ритуалом и похоронным обрядом северо-восточных палеоазиатов, раскрыты истоки и смысл кукольного спектакля в празднике кита науканских эскимосов, сделан вывод об аккумулирующем и обобщающем характере китового праздника.

Ключевые слова: праздник кита, Северо-Восток России, коренные жители, морской зверобойный промысел, похоронная обрядность, кукольный спектакль

Whale festival in the context of indigenous rituals of Northeast Russia.

LYUDMILA N. KHAKHOVSKAYA (N.A. Shilo North-East Interdisciplinary Scientific Research institute, Far eastern Branch of Russian Academy of Sciences)

Based on the analysis of literary and archival sources the article focuses on the ritual of the whale festival among the indigenous peoples of Northeast russia, such as eskimos, Maritime Koryaks and Chukchi. The author studies the format, structure, actions and material attributes of the whale festival, showing structural correspondences between it and the funeral rites of the Northeastern Paleo-Asiatics. The author states that the whale festival has an accumulating and generalizing nature.

Keywords: whale festival, Northeast russia, indigenous population, fishing cult, funeral ritual, puppet show

Основным занятием коренных жителей прибрежных районов Северо-Востока России (эскимосов, береговых чукчей и коряков) на протяжении длительного времени являлся мор-

ской зверобойный промысел, что наложило отпечаток на их ритуальное поведение. Обрядами сопровождались некоторые действия во время подготовки к охоте, в ходе самого промысла, но

* ХАХОВСКАЯ Людмила Николаевна, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Лаборатории истории и экономики Северо-Восточного комплексного научно-исследовательского института им. Н.А. Шило Дальневосточного отделения РАН. E-mail: hahovskaya@gmail.com © Хаховская Л.Н., 2018

АРХЕОЛОГИЯ, АНТРОПОЛОГИЯ И ЭТНОЛОГИЯ В CIRCUM-PACIFIC

наиболее масштабные и зрелищные мероприятия разворачивались после удачной добычи1. Историографически о сакральном поведении, связанном с морским зверобойным промыслом, известно со времени ранних контактов русских с аборигенами. В середине XVIII в. о корякских и чукотских китовых церемониях писали С.П. Крашенинников [11], Г.В. Стеллер [21], Г.Ф. Миллер [19]. Архивные источники второй половины XVIII в. располагают материалами Н. Дауркина о китовом промысле чукчей на Берингоморском побережье (Российский государственный архив древних актов, далее -РГАДА. Ф. 199. № 539. Оп. 2. Д. 6. Л. 101-102)2 и Т. Шмалева о промысле коряков в Охотском море (РГАДА. Ф. 199. № 539. Оп. 2. Д. 6. Л. 102; № 528. Оп. 2. Д. 7. Л. 14об.).

В последующей историографии праздник кита получил освещение лишь в довольно поздних работах. Можно выделить три временных среза наблюдений. Во-первых, в начале ХХ в. достаточно подробные материалы отложились в трудах участников Джезуповской экспедиции В.Г. Богораза [2] и В.И. Иохельсона [29], а также дневниковых записях супруги последнего, Д.Л. Иохельсон-Бродской (Архив Института Восточных рукописей, далее — (АИВР). Ф. 23. Оп. 2. Д. 128). Небольшая по объему дневниковая запись Иохельсон-Бродской о событиях осени 1900 г. в корякском селении Куэль в общих чертах соответствует тексту Иохельсона [29, р. 69-77], но написана в иной, более экспрессивной манере.

Следующий хронологический срез — это наблюдения 1920-х — первой половины 1930-х гг., когда на Крайнем Севере работали сотрудники советских учреждений — П.П. Иванов [10], Г А. Меновщиков [16], И.К. Воблов [3], Н.Н. Бе-ретти [1], С.Н. Стебницкий [20], К.И. Бауэр-ман (Государственный архив Российской Федерации, далее — ГАРФ). Ф. Р-3977. Оп. 1. Д. 448), И.А. Варрен (Архив Музея антропологии

1 В данной работе под ритуалом мы подразумеваем совокупность обрядов, тогда как под обрядом — действие более ограниченное, частное. И ритуал, и обряд характеризуются символичностью, отсутствием непосредственного утилитарного значения, однако ритуалу, помимо масштабности, присуща также демонстративность, то есть наличие хотя бы небольшого круга зрителей. Ритуал предполагает наличие коллектива участников, а также гостей, которые в той или иной степени участвуют в нем, а обряд может быть совершен и одним человеком, скрытно от посторонних.

2 Материалами из РГАДА поделился И.Е. Воробей, за что автор приносит ему глубокую благодарность.

и этнографии, далее — АМАЭ. Ф. 36. Оп. 1. Д. 24). Рукопись Варрена содержит подробное и пространное описание ритуала, увиденного автором в чукотском селении Лорино поздней осенью 1931 г. Это описание в варианте свободного изложения частично обнародовано И.Е. Гехтманом [6, с. 34-39], но многие важные детали и обстоятельства праздника в этой публикации отсутствуют.

В следующие десятилетия, в связи с советской модернизацией, промысловые праздники быстро уходили из жизни приморских аборигенов, поэтому во второй половине ХХ в. этнографы могли основываться преимущественно на расспросных данных. У коряков сведения такого характера в 1956-1957 гг. собирал И.С. Гур-вич [7]. О китовом празднике науканских эскимосов на основании рассказа очевидца, зафиксированного в 1971 г., писал Г.А. Меновщиков [18]; об этом же празднике повествует Т.С. Теин, использовавший, вероятно, впечатления своего детства и юности [23]. Теин, кроме того, имел опыт участия в качестве эксперта в возрождаемых в позднесоветский период эскимосских традиционных праздниках [24; 25].

Таким образом, массив источников по данному вопросу представляет собой результаты непосредственных наблюдений, расспросов, а также специальных (музейных и публичных) реконструкций и репрезентаций. Однако историография данной темы ограничена описаниями и не содержит аналитических и сравнительных исследований. Цель нашей статьи состоит в анализе обстоятельств ритуала китового праздника, включая его формат, структуру, обряды и материальные атрибуты, а также корреляции с другим ритуальным поведением аборигенов.

Исследователи по-разному подходят к осмыслению роли и значения ритуалов в традиционных обществах. Одни из них, относя ритуалы к явлениям религиозного порядка, считают последние эпифеноменами, маскирующими более глубинные социальные, ментальные и психологические процессы [9; 13; 27]. Другие полагают, что религия в целом и ритуал как ее проявление обладают самостоятельным онтологическим статусом и подчеркивают, что ритуализированное поведение является не периферийной и обособленной частью жизни, а практикой, пронизывающей все сферы повседневности [5; 15; 26]. При этом позиции представителей разных подходов могут быть сближены во взгляде на ритуал как на динамичную сферу, всякий раз заново связывающую коллективные представ-

ления и текущую деятельность определенной группы. Именно эта природа ритуала придает ему онтологическое и гносеологическое значение источника и движущей силы инноваций.

Так, концепция Тернера состояла в том, чтобы видеть в ритуале не статичное положение, а развивающийся процесс; не застывшие, а постоянно обновляющиеся структуры (антиструктуры), которые являются стимулом культурного развития [26, с. 31, 32]. Такая точка зрения в определенной степени совпадает с мнением Дюркгейма, который считал, что невидимая принуждающая социальная сила, действующая в традиционном обществе, рождается в ходе совместных практик религиозного характера [9].

В данной статье мы придерживаемся сходного взгляда на ритуал как на творческий, резонансный процесс, аккумулирующий достижения смежных человеческих практик и, в свою очередь, порождающий социальные, культурные и даже технические подвижки в обществе. Китовый праздник как никакой другой позволяет увидеть обусловленную этой перманентной креативностью акциональную и символическую «многослойность» в пределах достаточно устойчивых форм. Многообразие обрядового поведения также дает основание говорить о постоянно происходившей ритуализации актуальных социальных событий, то есть о включении их в китовый церемониал и дальнейшем растворении в сакральном контексте.

Как известно, традиционное общество, при всей его эгалитарности, являлось социально неоднородным. Общественные иерархии строились на различных основаниях, например, времени поселения в данном месте, принадлежности к тому или иному семейному клану, а также, без сомнения, удачливости в промысле. Судя по всему, праздники морских зверобоев — и китовый здесь не является исключением — носили социально-распределенный характер, связанный с личными качествами конкретных охотников и промысловым мастерством семейств в поселковом сообществе. Так, Меновщиков, отметив отсутствие у эскимосов «общего национального праздника», квалифицировал те церемонии, которые он наблюдал в Сирениках, как «домашние производственные» по той причине, что «у каждой семьи или группы родственных семей существует свой производственный праздник, на который приглашают и соседей». Меновщиков связывал социокультурную подоплеку эскимосских праздников с тотемическими представлениями, отмечая индивидуальный характер тотемов

для каждой семьи: «Бог-тотем у каждой родственной группы или семьи разный: у одних это морж, кит, у других — олень, песец или какой-либо иной тотем-покровитель» [17, с. 76, 77].

Синхронные данные И.К. Воблова говорят в пользу этого положения: отдельным семьям «приносит счастье» какой-либо определенный морской зверь — морж, тюлень, лахтак, кит, косатка. Другими словами, охотники могли претендовать на присвоение тотема в том случае, если они добивались определенных результатов в его добыче. Получив статус, охотник закреплял его в вещественных символах (фетишах) и личном празднике, которые он передавал по наследству. Образ тотемного зверя воспроизводился в раскрашивании лиц во время торжеств [3, с. 321] (рис. 1, 2).

Рис. 1, 2. Раскрашенные лица на празднике кита. Копия с рисунков И.С. Вдовина. Источник: АМАЭ. Ф. 36. Оп. 1. Д. 24. Л. б/н. Художник К.В. Штерн.

АРХЕОЛОГИЯ, АНТРОПОЛОГИЯ И ЭТНОЛОГИЯ В ЮГСиМ-РАС^Ю

Значение акции раскрашивания лиц не может быть прочитано однозначно. Предлагаемый нами вариант интерпретации указывает на маскирующий характер рисунков — они утаивают от кита, который непременно присутствует на празднике, истинные лица тех, кто его добыл и «утилизировал». С помощью этой меры все участники становятся как бы единым «китовым народом», солидаризуются со своим тотемом и отрицают ответственность за его убийство, разделывание и поедание. Более того, чтобы «отвести» киту глаза и убедить его в собственной непричастности, празднующие должны продемонстрировать киту сцену его добычи какими-то посторонними людьми. Способы такой демонстрации дают выход творческой фантазии и разрастаются до сложно устроенного «кукольного спектакля», о котором речь пойдет ниже.

Однако сакрально-религиозная приуроченность, дающая определенному семейству право обладать культом того или иного зверя, отнюдь не препятствовала тому, чтобы этот культ практиковали и любые другие домохозяйства. Ярким примером тому является чукотско-эскимосский праздник моржовых голов — любой охотник, добывший зверя, не только мог, но и, согласно традиции, обязан был провести с его головой предписанные обряды, завершавшиеся выносом накопленных за сезон голов на жертвенное место. Несмотря на такое унифицирующее предписание, праздник моржовых голов все же считался «личным», передающимся в семье от отца к сыну [12, с. 52]. Каждая семья, видимо, вносила в ритуал моржовых голов какие-то индивидуальные элементы. Кроме того, праздник не мог не различаться по масштабу, поскольку удачливые охотники накапливали много голов (и, соответственно, угощения) и могли развернуть более широкое торжество, а скромная добыча сопровождалась малозаметными действиями [2, с. 89]. Сказанное справедливо по отношению к промыслу не только моржей, но и других морских животных3. Можно предположить, что серия индивидуальных праздников выливалась в своеобразный смотр, привносивший в жизнь дух соревновательности и конкуренции, во время которого подтверждались или пересматривались репутации глав семейств. Люди, добивавшиеся общественного признания, должны были устраивать праздник

3 По поводу праздника нерпы у олюторских коря-

ков И.С. Гурвич пишет, что те семьи, у которых не хватало продуктов для организации самостоятельного праздника, объединялись с родственниками [7, с. 239].

для всего селения. Именно так поступал, например, зажиточный эскимос Матлю, в 1920-х гг. обладавший самым большим авторитетом в эскимосском селении Уназик (Старое Чаплино) и, по словам советских сотрудников, державший «в своих руках все население сел [южной части Чукотского] района» [28, с. 178, 181].

В результате сезонных промысловых церемоний вблизи береговых сел образовывались «мемориалы» из голов и костей добытых животных, которые становились сакральными объектами и жертвенниками, что особенно характерно для Чукотки (рис. 3). На Охотском побережье такого рода мемориалы не столь часты, однако они отмечены другой спецификой: вместе с натуральными объектами (останки животных) применялись искусственные, специально изготовленные для маркировки охотничьего успеха.

Рис. 3. Жертвенное место в Уэлене. Фото Г.Г. Рудых, 1920 г. Источник: [14, с. 9].

Иохельсон зафиксировал вблизи некоторых корякских селений массивные деревянные столбы, которые водружались после удачной китовой охоты хозяином байдары, добывшей животное

[29, р. 38]. Каждый из таких столбов (камак) символизировал собой кита, «обязанность» которого состояла в наблюдении за морем и привлечении «новых китов»4. Такое ритуализированное поведение, смыкавшееся с фетишизацией артефактов и магическими ожиданиями, распространилось и на более узкий, домашний формат: в какой-то период времени, возможно, связанный с оскудением китовой охоты, широкий общественный церемониал водружения столба у коряков был заменен приватными действиями в семейном кругу, а массивные камаки трансформировались в небольшие «китовые» фигурки, взявшие на себя функции наблюдателей, о чем подробнее мы скажем ниже.

Китовые церемонии устраивали зажиточные семейства, которые, помимо прочего, обладали достаточно вместительным жилищем для размещения большого количества людей. Однако, поскольку китовый праздник длился от нескольких дней до месяца, численность и состав участников постоянно менялись. Судя по всему, начало праздника было самым массовым. Так, в Лорино (1931 г.) в этот день возле яранги устроителя, зажиточного чукчи Тмууэ «собралось почти все население поселка … взрослые и дети» [6, с. 35]. В дальнейших действиях непосредственно в жилище Тмууе, которые шли 14 дней, участвовали далеко не все сельчане — получив долю китового мяса после вскрытия ямы, многие семейства разошлись по своим домам и продолжали торжество там. По этому поводу Богораз сообщал, что у чукчей состав участников праздника формировался по принципу предпочтительных связей: каждая семья приглашала «свой круг родственников и знакомых» [2, с. 85]. Иохельсон, напротив, подчеркнул общественный характер праздника у жителей небольшого селения Куэль: «Казалось, что все жители переселились в жилище Хай-Вилоха» [29, р. 71]. Действительно, многие куэльцы весь период «утилизации» животного, который длился 5 дней, проживали в полуземлянке Хай-Вилоха — собственника сети, в которую попал кит.

По срокам проведения китовая церемония, как правило, не совпадала со временем непосредственной добычи животных, а переносилась на позднюю осень, когда морская охота,

4 Камаки, кроме того, считались охранителями селения, их происхождение связывали с первопоселенцем-основателем, потомки которого могли претендовать на особые права в отношении данной территории [29, р. 37, 38; 14, с. 10].

напротив, замирала. В Лорино китовый праздник начался 11 ноября 1931 г., примерно через месяц после удачного промысла, а в дальнейшем возобновился в феврале 1932 г., после повторного вскрытия ямы (АМАЭ. Ф. 36. Оп. 1. Д. 24. Л. 5об.). Таким образом, можно говорить о хронологически-разнесенном событийном контексте китового ритуала в том случае, если добычей становился крупный зверь (гренландский кит), мяса которого хватало надолго. Но если размер кита не предполагал длительного хранения мяса, то праздник мог наступить тотчас после охоты, как это произошло в селении Куэль 11 октября 1900 г.

Структура китового праздника, как и других промысловых культов, предстает перед наблюдателями трехчастной, поскольку в ней вычленяются три узловых события: встреча животного, его «увеселение» (основная часть) и проводы. Однако по ряду причин данная структура размывалась, становилась нечеткой. Во-первых, акт встречи отрывался от основной части из-за отсроченности праздничных действий от момента добычи. Во-вторых, большая длительность китового праздника при добыче крупного животного приводит к тому, что он становится как бы обобщающим, вбирающим в себя те или иные действия других ритуальных или праздничных событий.

Поэтому наиболее структурированным выглядит китовый праздник в Куэле, ведь здесь все три части следовали одна за другой: после встречи на берегу люди пять дней праздновали в жилище, а утром шестого дня они «отправили» кита в море5. В обряде встречи прослеживается отношение к киту как к желанному гостю: животное встречают шествием, танцами, заклинательными выкриками, символически поят и кормят. Ритуал встречи, судя по литературе, был достаточно сложным и разработанным у береговых жителей Чукотки [2, с. 100; 24, с. 6, 7] и более простым у коряков Охотского побережья [29]; (АИВР. Ф. 23. Оп. 2. Д. 128. Л. 50об, 51).

В ходе разделки необходимо было позаботиться о заместительном сохранении целост-

5 Возможно, что в прошлом и чукчи придерживались именно такого временного интервала основной части: Богораз, например, сообщает о пятидневном пребывании кита в жилище как о некоем каноне [2, с. 100]; Иванов, наблюдавший чукотские китовые праздники в середине 1920-х гг., также отмечает пятидневный срок первоначального (подготовительного) торжества [10, с. 397].

ности животного, то есть о создании его символического двойника, который воплощал кита во время церемоний в жилище. Это достигалось путем создания своего рода «натурального макета»6 или же искусственного изображения (модели) различной степени условности. Для «натурального макета» кита от разных частей его туши отрезали небольшие кусочки, которые помещали на шкуру разобщенными [2, с. 100] или же связанными между собой ремнем [3, с. 326]. «Натуральным макетом», по-видимому, можно признать и отдельные части кита (кусочки кожи, пласты китового мяса и жира), которые в качестве целого кита «участвовали» в таких церемониях праздника, как проводы в море, шаманское камлание. Однако натуралистичная заместительность не была единственным вариантом, часто она трансформировалась в имитацию тела животного моделями в виде деревянных отрезков и скульптур. Форма и размеры отрезков варьировали — от массивных столбов-камаков (о которых сказано выше) до веретенообразных палочек длиной до полуметра [29, p. 39, fig. 5e] или же, в случае имитации мелких ластоногих, совсем коротких кусочков веток [7, с. 239].

Также кита изображали в виде более или менее реалистичной скульптуры разного размера. Стеллер, например, отмечает, что олюторские коряки в ходе торжеств использовали огромную («длиною в 2 сажени», то есть более 4 м)7 деревянную модель животного, которую хранили на лабазе, а ее сбрасывание в море имитировали [21, с. 73]. На китовом празднике в Куэле размер подобной скульптуры составлял 21 см. Подготовить такую фигурку было гораздо проще, поэтому в море ее действительно выкинули, о чем сообщает Иохельсон-Бродская: «Завтра коряки отправляют белуху, т[о] е[сть] деревянное подобие дельфина бросают в море» (АИВР. Ф. 23. Оп. 2. Д. 128. Л. 58). Береговые коряки и эскимосы, как будет показано ниже, моделировали не только фигуру кита, но и других персонажей, значимых для китового праздника.

6 Здесь мы условно, в целях создания наглядного образа, применяем термин, введенный А. Д. Столяром для характеристики одного из этапов развития первобытного искусства [22].

7 Правда, этому противоречат синхронные данные

Крашенинникова, который говорит не о саженях, а о футах [11], то есть длина модели кита составляла примерно 60 см; а также более поздние сведения Миллера о размере модели длиною «в аршин», то есть немногим более 70 см [19, с. 472].

Обязательность действий, направленных на обеспечение эффекта присутствия на празднике того самого добытого кита (в виде «натурального макета» или различных моделей) не может не навести на аналогию с похоронным обрядом северо-восточных палеоазиатов (чукчей и коряков), когда тело усопшего в течение нескольких дней обязательно находится в жилище. Действительно, структура и содержательное наполнение этих ритуальных событий совпадает и по целям, и по способу их достижения (табл. 1).

Развлекающие действия на китовом празднике несут сильные положительно заряженные эмоции. Это и неудивительно — добыча животного сама по себе радостное событие, связанное с удовлетворением насущных потребностей. Однако имеется и иная, более глубинная подоплека происходящего — это намеренно разыгрываемая радость, трансцендентный посыл, адресатами которого являются обитатели не столько реального, сколько невидимого мира. Другими словами, это особый спектакль-пантомима, у которого есть два рода зрителей: первый воображаемый, но условно материально воплощенный — это сам добытый кит. Второй -это зрители полностью воображаемые, сородичи кита. Цель этой акции состоит в установлении прочных связей с виртуальным «китовым» миром, в который посылается сигнал — здесь, на земле, весело и радостно, сюда стоит вернуться. Позитивный эмоциональный настрой поэтому намеренно педалируется8, действительное положение земных дел приукрашивается. Киту (и его невидимым сородичам) демонстрируют достаток, предлагают обильное угощение, готовят щедрые гостинцы на «обратный путь».

Таким образом, кит в праздниках берегового населения выступает как почетный гость, который своим присутствием мотивирует людей к общему веселью. Участники пляшут, играют на бубнах, участвуют в различных состязаниях [10, с. 397-399; 24, с. 11]. Имеет место пиршество и даже объедание среди присутствующих [6, с. 34, 35], а также принудительный взаимный обмен вещами [23, с. 91; 18, с. 207]. Добытый зверь в этой ритуальной обстановке предстает как существо не умерщвленное и «присвоенное» людьми, а все еще самостоятельное, обладающее собственной волей, лишь на короткий срок находящееся в обществе людей.

8 Иногда это не соответствовало действительному настроению участников: как пишет Иванов, во время продолжительных китовых торжеств чукчи ходят «злые и невыспавшиеся» [10, с. 399].

Таблица 1

Примерная структура и содержание ритуального поведения северо-восточных палеоазиатов

Ритуальное событие Развлекающие действия Обеспечивающие действия Трансцендентные практики

Китовый праздник Танцы, пение, игра в бубен Разговоры с «китом» Приготовление сопроводительного инвентаря. Совместные трапезы Гадание на голове9

Похоронный обряд Игры (в карты, в мяч) Рассказывание смешных историй

Такую витальность киту в глазах аборигенов придает его невидимая, но актуальная соединенность с сородичами — ведь он только гость, и его нужно настроить дружелюбно. Мировоззренческую основу данных действий составляет идея гостевания, постоянного перемещения между мирами, круговорота животных. Надлежащая встреча и проводы гостя устанавливают обратную связь с потусторонним миром, что служит залогом успешного промысла в будущем. Таким образом, добыча имеет не только объективную, но и воображаемую ипостась, и люди, пребывающие с добычей в это время, также меняются ментально и акционально. Они выказывают сущностное и поведенческое слияние с этим воображаемым, «идеальным» зверем, то есть именно то религиозное состояние, которое квалифицируется как тотемизм.

Тотемически ориентированная гостевая структурная модель китового праздника, переживаемое эмоциональное единение со зверем не могли не оказать влияние на смежные стороны жизни общества. Именно поэтому, на наш взгляд, между промысловым культом и похоронной церемонией возникли поведенческие транспонировки, имеющие общее ментальное происхождение. Другими словами, мы полагаем, что поразительные соответствия между промысловым праздником кита и похоронной церемонией северо-восточных палеоазиатов являются обратным эффектом воображаемой ассоциации с животным. Если люди, пусть и ситу-

9 Гадание на голове северо-восточные палеоазиаты проводят как по отношению к покойнику, так и по отношению к морскому зверю [8, с. 83], только в случае кита, голова которого слишком велика, используют головы более мелких морских животных.

ативно, преображаются в «китовый народ», то добыча животного и смерть человека становятся событиями одного порядка. Европейских наблюдателей всегда удивляло, с какой сдержанностью и даже весельем протекают похороны у чукчей и коряков. Установка на то, что человек «должен уйти весело» противоречит западному мировоззрению. Но такое шокирующее поведение можно объяснить влиянием охотничьего опыта — во время похорон специально создается эмотивная ситуация, аналогичная промысловому празднику. Указанные ментальные и акци-ональные транспонировки могли привести и к такому концептуальному сдвигу внутри сообщества, в результате которого появился институт добровольной смерти.

В самом деле, собранные исследователями сведения дают основание полагать, что охота в глазах коренных жителей Севера являлась не простым умерщвлением животного, а установлением с ним доверительных отношений, вследствие которых добыча добровольно сдавалась охотнику. Удачную добычу аборигены воспринимали как согласие животного на добровольную смерть [4, с. 157-159]. Беретти указывал, что исход китовой охоты зависел от желания самого животного, и, если по всем признакам выходило, что кит не желает быть добытым, то промысел прекращали [1, с. 36, 37, 77]. И коль скоро люди объединяются с китами в единый народ, система договорных отношений, охватывающая вопросы жизни и смерти, распространяется и на мир самих людей. Человек, принявший добровольную смерть, заслуживает таких же почестей, как и намеренно сдавшийся на выстрел зверь. Неслучайно в погребальном ритуале отчетливо прослеживается структура

китового (и иного промыслового, например, медвежьего) праздника с его обязательным развлечением добычи во время «лежания» в жилище и последующим отправлением к сородичам. Данная ритуальная структура в итоге приобрела универсальный характер, захватив не только животный, но и человеческий мир.

Таким образом, в китовом празднике прослеживается стремление людей солидаризоваться с морскими животными для того, чтобы выполнить ту основную функцию (привлечение зверей в селение), ради которой создаются конкретные объекты (камаки, «натуральные макеты», модели) и вырабатывается соответствующая им онтология (множественность и взаимопроницаемость миров, взаимные транспонировки и трансформации живых и неживых существ).

Тотемические установки промыслового культа влекут за собой практики своего рода телесного оборотничества, желания людей скрыть свой истинный облик, что проявляется в уже упомянутой разрисовке лиц, а также во взаимном надевании масок на людей и на добытых животных10. Под таким углом зрения китовый праздник предстает как лицедейство, представление охотниками (и всеми присутствующими) себя не теми, кем они являются на самом деле. Это не вполне доверительные отношения людей со зверем, а несколько асимметричные, которые достигают апогея в так называемом кукольном спектакле. Суть его заключается в том, что во время китового праздника воспроизводится критичный для кита эпизод — обстоятельства его добычи. Чукчи Уэлена, по Иванову, представляли этот эпизод как сочетание движений управляемых людьми предметов (модели байдар, весел, гарпунов, уток и кита, подвешенные на веревках через блоки) и пантомиму (распорядитель праздника разыгрывает момент добычи животного) [10, с. 399].

Науканские эскимосы, согласно свидетельствам очевидцев, разыгрывали этот эпизод как постановку, в которой действовали исключительно модели. Они также не находились в статичном состоянии, а двигались, выказывая при этом характерные признаки и действия. В реконструированной в 1970-х гг. версии наукан-

10 На китовом празднике в Куэле голова белого кита и обоих тюленей были укутаны в капюшон из травы и помещены на крыше амбара, две женщины также надевали на себя травяные маски [29, р. 71, 74]; науканские эскимосы на празднике надевали деревянные маски [18, с. 205].

ского ритуала, известной по работам Теина [23; 24], применялась сложная система подвесных веревок и лесок, а также технические приспособления, что и обеспечивало динамику. Вначале по центру жилища проплывала фигура кита, выпуская (с помощью велосипедного насоса) фонтанчик воды, смешанной с известью; за ним двигалась модель байдары с деревянными фигурками людей; оттуда вылетала стрела с магнитом (модель гарпуна), поражая кита, на котором также размещался магнит. С потолка падал мешок с угощениями, вслед за этим из углов жилища к его центру устремлялись фигурки четырех уток, за ними вылетали две скульптур-ки пуночек. Наконец, о потолок ударяли подвешенными моделями двух весел [24, с. 12-18].

Меновщиков описывает у науканцев не такую грандиозную, но все же технически достаточно сложную постановку кукольного спектакля, где была задействована система ремней и блоков (роликов), с помощью которых с потолка спускали наполненный жирник, а к нему с четырех углов двигались модели байдар с человечками и веслами. Как пишет Меновщиков, «это изображение охоты на морского зверя. <…> Жирник — это кит в море. К нему подходят байдары с охотниками» [18, с. 206].

Таким образом, науканский китовый праздник демонстрирует довольно изощренную работу по миниатюризации и моделированию персонажей китовой охоты и постановке кукольных сцен и в этом аспекте может быть интерпретирован как завершающее звено ритуальной «цепочки», составными частями входящей в другие праздники берегового населения. Сопоставимые предметы (подвешенные к сетям птичьи фигурки и весла) использовались в описанном Богоразом [2, с. 89, 90] благодарственном празднике Кереткуна, но здесь они занимали неподвижное, статичное положение. Дальнейшее развитие «материальной части» и появление динамизма, а вместе с тем зрелищ-ности усматривается в эскимосском празднике «хождения кругом», на котором уже имелось механическое приспособление в виде колеса, вращающего шест, на котором укреплена рама с подвешенными к ней фигурками кита и байдар с охотниками [2, с. 97]. При повороте колеса шест вращался, рама двигалась и создавала игрушечную имитацию обстановки охоты -байдары преследуют кита.

Материалы о китовых праздниках в Лори-но и Куэле не содержат сведений о кукольных представлениях, но не приходится сомневаться,

что подобные действия существовали у береговых коряков. Дело в том, что Иохельсон во время Джезуповской экспедиции приобрел у коряков селений Таловка и Каменское вырезанные из дерева фигурки, которые во время китового праздника располагались именно у горящего жирника и «наблюдали» за плавающей в нем китовой кожей. Жирник в данном случае символизировал море, кусочки китовой кожи -самого кита [29, р. 39], а наблюдателей, по аналогии с вышеописанными ритуалами, можно считать охотниками. Не случайно они имели, в основном, антропоморфный облик. Охотники, по нашему мнению, скрываются и за палочками, символизирующими нерп у олюторцев, поскольку они были субъектами такого «наблюдения» у горящего жирника [7, с. 239]. Все эти фигурки — от палочек до человечков — это охотники, прячущие свой истинный облик. Именно такой подход, как нам кажется, проливает свет на причины появления в «сценографии» китового ритуала столь необычного кукольного спектакля.

Итак, китовый церемониал представляет собой комплекс действий, связанных с различными взглядами на роль кита, на обязанности людей по отношению к киту и с вытекающими отсюда разнообразными моделями ритуального поведения. Множественность ролей самого добытого животного обусловливает многослой-ность праздника, его открытый и аккумулирующий характер. Кит предстает как сородич, пусть и временно усопший, но способный к возрождению, и эти тотемические представления транслируются на погребальную обрядность. Далее, кит — это гость, добровольно пришедший к людям, и эта его ипостась влечет за собой целый ряд гостевых событий: постоянные совместные трапезы, игры и пляски, обмен подарками. Наконец, кит все же являлся промышленной добычей, и это «неудобное» обстоятельство требовало своего объяснения, для чего сцена добычи воспроизводилась в выгодном для охотников свете.

В итоге китовый церемониал инкорпорировал в себя действия, относившиеся к другим сакральным и несакральным событиям, при этом обряды и другие акции различным образом сочетались между собой, переплетались и трансформировались. Китовый праздник демонстрировал ярко выраженную тенденцию становиться обобщающим и в социальном плане — по продолжительности проведения, числу участников, по общей вовлеченности населения

всего поселка. При этом он не утрачивал личностного характера, тесно связанного с персоной устроителя, в роли которого выступали наиболее зажиточные и удачливые в промысле члены сообщества.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Беретти Н.Н. На Крайнем Северо-Востоке // Записки Владивостокского отдела Государственного Русского географического общества. Владивосток, 1929. С. 5-102.

2. Богораз В.Г. Чукчи. Ч. 2. Л.: Изд-во Гла-всевморпути, 1939.

3. Воблов И.К. Эскимосские праздники // Сибирский этнографический сборник. Вып. 1. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1952. С. 320-334.

4. Виллерслев Р., Витебски П., Алексеев А.А. Жертвоприношение как идеальная охота: объяснение истоков доместикации северного оленя с точки зрения космологии // Этнографическое обозрение. 2016.№ 4. С. 154-175.

5. Геннеп А. Обряды перехода. М.: Восточная литература, 1999.

6. Гехтман И.Е. Золотая Колыма. Очерки о прошлом. Магадан: Кн. изд-во, 1958.

7. Гурвич И.С. Корякские промысловые праздники // Сибирский этнографический сборник. Т. 4. М.: Изд-во АН СССР, 1962. С. 238257.

8. Гурвич И.С. Таинственный чучуна. М.: Мысль, 1975.

9. Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни // Мистика. Религия. Наука. Классики мирового религиоведения. Антология / Сост. и общ. ред. А.Н. Красникова. М.: Ка-нон+, 1998. С. 174-231.

10. Иванов П.П. «Лишь действительно практическая работа даст возможность… двинуть этот богатейший край по пути действительно революционного строительства» (Информационный материал о Чукотке, 1926 г.) // Вопросы истории Камчатки. Вып. 1. Петропавловск-Камчатский: Новая книга, 2008. С. 369-407.

11. Крашенинников С.П. Описание земли Камчатки. М.-Л.: Изд-во Главсевморпути, 1949.

12. Крупник И.И., Богословская Л.С. Комментарии к фотографиям раздела I // Тропою Богораза. Научные и литературные материалы. М.: Институт Наследия — ГЕОС, 2008. С. 51-52.

13. Леви-Строс К. Структурная антропология. М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001.

14. Леонтьев В.В. Об этнографическом обследовании Северо-Восточной части Чукотского района (сентябрь-октябрь 1964 г.). Отчет по

теме НИР. Магадан, 1965 // Архив СВКНИИ ДВО РАН, инв. № 511.

15. Лич Э. Культура и коммуникация: логика взаимосвязи символов. К использованию структурного анализа в социальной антропологии. М.: Восточная литература, 2001.

16. Меновщиков Г.А. Эскимосы. Магадан, 1959.

17. Меновщиков Г.А. На Чукотской земле: Из записок учителя. Магадан: Кн. изд-во, 1977.

18. Меновщиков Г.А. Китовый праздник полъа у науканских эскимосов // Страны и народы Востока. Вып. 20. М.: Наука, 1979. С. 202-207.

19. Миллер Г.Ф. О китовой ловле около Камчатки // Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие. 1757. Май. С. 470-479.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

20. Стебницкий С.Н. Очерки этнографии коряков. СПб.: Наука, 2000.

21. Стеллер Г.В. Описание земли Камчатки. Петропавловск-Камчатский: Книжное изд-во, 1999.

22. Столяр А.Д. Происхождение изобразительного искусства. М.: Искусство, 1985.

23. Теин Т.С. Эскимосский праздник кита «полъа» (на примере поселка Наукан) // Краеведческие записки. Вып. 10. Магадан: Кн. изд-во, 1975. С. 88-94.

24. Теин Т. С. Праздники эскимосов. Магадан: Кн. изд-во, 1984. 32 с.

25. Теин Т.С. И было так. Очерки традиционной культуры азиатских эскимосов. Магадан: Обл. центр нар. творчества и досуга, 1992.

26. Тернер В. Символ и ритуал. М.: Наука, 1983.

27. Фрейд З. Тотем и табу. Психология первобытной культуры и религии. СПб.: Азбука-классика, 2005.

28. Хаховская Л.Н. Морские зверобои Чукотки в период первоначальных советских реформ // Этнографическое обозрение. 2012. № 6. С.168-182.

29. Jochelson, W., 1905. The Koryak. Religion and myths. Publications of the Jesup North Pacific Expedition. Vol. VI. Part I. Leiden; New York.

REFERENCES

1. Beretti, N.N., 1929. Na Krainem Severo-Vostoke [In the Far Northeast]. In: Zapiski Vladivostokskogo otdela Gosudarstvennogo Russkogo geograficheskogo obshchestva. Vladivostok, pp. 5-102. (in Russ.)

2. Bogoraz, V.G., 1939. Chukchi [Chukchi]. Leningrad: Izdatel’stvo Glavsevmorputi. (in Russ.)

3. Voblov, I.K., 1952. Eskimosskie prazdniki [Eskimo holidays]. In: Sibirskii etnograficheskii

sbornik. Vyp. 1. Moskva-Leningrad: Izdatel’stvo AN SSSR, pp. 320-334. (in Russ.)

4. Willerslev, R, Vitebski, P. and Alekseev, A.A., 2016. Zhertvoprinoshenie kak ideal’naya okhota ob’yasnenie istokov domestikatsii severnogo olenya s tochki zreniya kosmologii [Sacrifice as the ideal hunt: a cosmological explanation for the origin of reindeer domestication], Etnograficheskoe obozrenie, no. 4, pp. 154-175. (in Russ.)

5. Gennep, A., 1999. Obryady perekhoda [The rites of passage]. Moskva: Vostochnaya literatura. (in Russ.)

6. Gekhtman, I.E., 1958. Zolotaya Kolyma. Ocherki o proshlom [The Golden Kolyma. Essays on the past]. Magadan: Knizhnoe izdatel’stvo. (in Russ.)

7. Gurvich, I.S., 1962. Koryakskie promyslovye prazdniki [Koryak fishing holidays]. In: Sibirskii etnograficheskii sbornik. T. 4. Moskva: Izdatel’stvo AN SSSR, pp. 238-257. (in Russ.)

8. Gurvich, I.S., 1975. Tainstvennyi chuchuna [The mysterious chuchuna]. Moskva: Mysl’. (in Russ.)

9. Durkheim, E., 1998. Elementarnye formy religioznoi zhizni [The elementary forms of religious life]. In: Mistika. Religiya. Nauka. Klassiki mirovogo religiovedeniya. Antologiya. Moskva: Kanon+, pp. 174-231. (in Russ.)

10. Ivanov, P.P., 2008. «Lish’ deistvitel’no prakticheskaya rabota dast vozmozhnost’… dvinut’ etot bogateishii krai po puti deistvitel’no revoliutsionnogo stroitel’stva» (Informatsionnyi material o Chukotke, 1926 g.) [«Only real practical work will make it possible … to move this richest land along the path of truly revolutionary construction» (Information material on Chukotka, 1926)]. In: Voprosy istorii Kamchatki. Vyp. 1. Petropavlovsk-Kamchatskii: Novaya kniga, pp 369-407. (in Russ.)

11. Krasheninnikov, S.P., 1949. Opisanie zemli Kamchatki [Description of the land of Kamchatka]. Moskva-Leningrad: Izdatel’stvo Glavsevmorputi. (in Russ.)

12. Krupnik, I.I. and Bogoslovskaya, L.S., 2008. Kommentarii k fotografiyam razdela I [Comments on the photos in section I]. In: Tropoyu Bogoraza. Nauchnye i literaturnye materialy. Moskva: Institut Naslediya — GEOSS, pp. 51-52. (in Russ.)

13. Levi-Strauss, C., 2001. Strukturnaya antropologiya [Structural anthropology]. Moskva: Izdatel’stvo EKSMO-Press. (in Russ.)

14. Leont’ev, V.V., 1965. Ob etnograficheskom obsledovanii Severo-Vostochnoi chasti Chukotskogo rayona (sentyabr’-oktyabr’ 1964 g.) [On the

ethnographic survey of the Northeastern part of the Chukotka region (September-October 1964)]. Otchet po teme NIR. Archives of SVKNII DVO RAN, № 511. (in Russ.)

15. Leach, E., 2001. Kul’tura i kommunikatsiya: logika vzaimosvyazi simvolov. K ispol’zovaniyu strukturnogo analiza v sotsial’noi antropologii [Culture and communication: the logic by which symbols are connected]. Moskva: Vostochnaya literatura. (in Russ.)

16. Menovshchikov, G.A., 1959. Eskimosy [Eskimos]. Magadan: Knizhnoe izdatel’stvo. (in Russ.)

17. Menovshchikov, G.A., 1977. Na Chukotskoi zemle: Iz zapisok uchitelya [On the Chukchi land: From the teacher’s notes]. Magadan: Knizhnoe izdatel’stvo. (in Russ.)

18. Menovshchikov, G.A., 1979. Kitovyi prazdnik pol’a u naukanskikh eskimosov [Whale feastival pol’a in the Naukan Eskimos]. In: Strany i narody Vostoka. Vyp. 20. Moskva: Nauka, pp. 202-207. (in Russ.)

19. Miller, G.F., 1757. O kitovoi lovle okolo Kamchatki [About whale fishing near Kamchatka], Ezhemesyachnye sochineniya, k pol’ze i uveseleniyu sluzhashchie, May, pp. 470-479. (in Russ.)

20. Stebnitskii, S.N., 2000. Ocherki etnografii koryakov [Essays on the ethnography of the Koryaks]. Sankt-Peterburg: Nauka. (in Russ.)

21. Steller, G.V., 1999. Opisanie zemli Kamchatki [Description of the land of Kamchatka]. Petropavlovsk-Kamchatski: Knizhnoe izdatel’stvo. (in Russ.)

22. Stoliar, A.D., 1985. Proiskhozhdenie izobrazitel’nogo iskusstva [The origin of fine art]. Moskva: Iskusstvo. (in Russ.)

23. Tein, T.S., 1975. Eskimosskii prazdnik kita «pol’a» (na primere poselka Naukan) [Eskimos festival of the whale «pol’a» (on the example of Naukan village)]. In: Kraevedcheskie zapiski. Vyp. 10. Magadan: Knizhnoe izdatel’stvo, pp. 8894. (in Russ.)

24. Tein, T.S., 1984. Prazdniki eskimosov [Eskimo holidays]. Magadan: Knizhnoe izdatel’stvo. (in Russ.)

25. Tein, T.S., 1992. I bylo tak. Ocherki traditsionnoi kul’tury aziatskikh eskimosov [And so it was. Essays on the traditional culture of Asian Eskimos]. Magadan: Oblastnoi tsentr narodnogo tvorchestva i dosuga. (in Russ.)

26. Turner, V., 1983. Simvol i ritual [Symbol and ritual]. Moskva: Nauka. (in Russ.)

27. Freid, Z., 2005. Totem i tabu. Psikhologiya pervobytnoi kul’tury i religii [Totem and taboo. Psychology of primitive culture and religion]. Sankt-Peterburg: Azbuka-klassika. (in Russ.)

28. Khakhovskaya, L.N., 2012. Morskie zveroboi Chukotki v period pervonachal’nykh sovetskikh reform [Sea hunters of Chukotka during the time ofinitial Soviet reforms], Etnograficheskoe obozrenie, no. 6, pp. 168-182. (in Russ.)

29. Jochelson, W., 1905. The Koryak. Religion and myths. Publications of the Jesup North Pacific Expedition. Vol. VI. Part I. Leiden; New York.

Традиционное мировоззрение любого народа предполагало жизнь человека как некий непрекращающийся обряд. Всякое деяние человека, от рождения до смерти, ориентировалось на идеалы, без которых он терял свою духовную сущность. Благодарение природы, её плодородных сил – вот главный ценностный ориентир. [Чадаева А., 1]

         Кит для морских охотников никогда не был просто объектом потребления. Известно достаточно сказок, легенд и мифов народов Севера, чтобы понять, что кит для них существо, связанное с людьми не только кровным родством, но и множеством тончайших духовных связей. [Прокудин А., 2]

         Береговые чукчи и эскимосы особое предпочтение отдавали гренландскому киту и в честь него устраивали праздник полъа (эскимосское название).        

         Праздник кита возник в древние времена как торжественная встреча и проводы души добытого гренландского кита в родную стихию – море. Наибольшего развития этот обряд достигает в берингоморский и пунукский периоды (по материалам археологических раскопок) в связи с увеличением добычи гренландских китов.

        В районах Чукотского и Берингова морей гренландские киты появлялись весной и осенью. В это время и выходили морзверобои на промысел. [Теин Т.С., 3]

        Добыча морского исполина была самым важным событием, оно определяло дальнейшую жизнь охотника и их семей на весь следующий год. Возгласы бурной радости встречали байдары с загарпуненным китом. Однако сам праздник проводился зимой, когда освобождались от забот, связанных с тем, чтобы обеспечить людей пропитанием до будущего лета. Для праздничного дня специально оставляли лакомые кусочки мяса и шкуры, готовили вкусные блюда. Главенствовал на празднике род охотника, чей гарпун первым поразил исполина. [Истомин В., 4]

Описание

чукотского обряда благодарения «Мн’ин»

Рассказала Т.А. Печетегина житель с. Уэлен Чукотского района,  по воспоминаниям отца Печетегина – потомственного морского охотника.

Записала В.В. Голбцева– ведущий инженер Чукотского филиала СВКНИИ ДВО РАН.

           Мн’ин – так называется чукотский ритуальный обряд благодарения души гренландского кита.

Чукчи, живущие в с. Уэлен проводили ритуальный обряд с незапамятных времён. Всё что происходило во время удивительного торжества, передавалось из поколения в поколение. Вот и родители донесли до меня всю прелесть и магическую тайну подготовки и проведения обряда благодарения души добытого кита.

          Жители маленького селения Увэлен (чукотское название), которое находится в северо-восточной части России, понимали и глубоко уважали природу: море, тундру, птиц, животных. Природа и люди были как одно целое. Камень, речка, озеро, ямка, кустик, цветок, сопка, море, лагуна, звёзды, солнце, луна, ветер были для них живыми существами. Такие места имели своего хозяина. Так жили во взаимосвязи с природой  в глубокой древности люди, соблюдая исключительную любовь и глубочайшее уважение к своей земле. Взамен им сопутствовала удача в охоте на морских млекопитающих, в воспитании подрастающего поколения.

          Обряд проводили глубокой осенью (конец ноября начало декабря), когда все мясные ямы (ывэрат) были заполнены рулетами из моржового мяса начинённые внутренностями (кымгыт), китовой кожей гренландского кита (лыгитгылгын), сделаны запасы жира (мытк’ымыт), заготовлены в деревянных бочках съедобные растения (юн’эв, к’ук’ун’эт, чипъэт), коренья (пэлк’умрэт, пъупук’, иикит). В преддверии праздника готовились подарки, отдельно готовились угощения для обряда.

          К приготовлению подарков относились очень серьёзно. В сам подарок вкладывали глубокий смысл, специально подбирали подходящий орнамент, точно знали, кому предназначен, пригодится он ему или ей. По орнаменту, вышитому на изделии, можно было прочитать из какой семьи, аккуратен, трудолюбив, усидчив ли человек. Если девушка дарила его парню, то это означало, что девушке нравится именно он, что она хочет стать его будущей женой. Все кто видел преподнесённый подарок, передавали другим девушкам и парням, что эти молодые люди симпатизируют друг другу и в будущем создадут семью. Маленькие дети, подростки обычно дарили подарки, приготовленные руками родителей. Дарили их родственникам, взрослым, старикам которых они уважали и почитали. Приглашенные оленные чукчи приезжали с гостинцами для своих родственников, подарками для уважаемых ими людей или целых семей. Отдельно готовили  лучшие куски оленьего мяса, оленьи шкуры, подшейный волос для вышивания, жилы (рытрыт) для шитья (из жил делали кручённые, прочные, непромокаемые нити (тимлюн)), камус (панрат) для обмена с приморскими жителями на лахтачьи ремни, шкуры нерпы и лахтака, мандарку (выбеленная на морозе нерпичья шкура), кожу гренландского кита, моржовое мясо, жир.

           Морские охотники, добыв гренландского кита в открытом море, приближаясь к берегу на байдарах, поднимали вверх вёсла и кричали все вместе:

О-о-ок! О-о-ок! О-о-ок!

Г. Иргутегина. Гравированный клык «Песни и танцы Чукотки», фрагмент, поднятые вёсла знак добытого гренландского кита, 1983 г. С.Уэлен. Фото В. Голбцевой.

           В селении, услышав возгласы охотников, знали, что добыт не простой серый кит, а настоящий морской исполин – гренландский кит. У каждого человека в душе теплилась радость, но никто не подавал явных признаков ликования. Все спешили на берег моря для того, чтобы приветствовать удачливых охотников и провести ритуальный обряд встречи и возвращения души добытого гренландского кита обратно в морскую стихию. Первыми встречающими были всеми уважаемые старик и старушка. В руках они несли ритуальные блюда с мелко нарезанными лакомыми кусочками оленьего мяса, съедобными растениями (чипъэт). Как только подплывали к берегу байдары охотник, первый загарпунивший кита, отрезал с кончика ласта кусочек кожи и отдавал старику. Все без слов понимали, что он первым загарпунил морского исполина, именно его род будет главенствовать на великом обряде благодарения души добытого кита. Старик, без суеты, аккуратно брал китовую кожу, резал её на мелкие кусочки, половину клал на блюдо, которое было у старушки. Перемешав всё содержимое в ритуальных блюдах, они брали небольшое количество и бросали в море. При этом, шепотом произнося магические слова благодарности, обращённые к хозяину моря, к душе добытого кита, за возвращение его души обратно в море, за удачу в охоте, за то, что зима для жителей селения будет сытой, за то, что все звери будут лакомиться останками кита, а это значит, что будут песцы, росомахи, волки, белые медведи, лисы, кости и ус пойдут на бытовые нужды, чтобы в следующем году промысел был удачным, чтобы душа не гневалась на удачливого гарпунёра и его семью. Ничего не пропадёт даром, ведь люди, живущие во взаимосвязи с природой, понимают, ценят и глубоко уважают всё то, что преподносит им суровый  арктический климат.

          После того как проделана первая часть обряда, старик и старушка угощали китовой кожей всех старых жителей селения. И только потом угощали всех остальных. Для такой церемонии требовалось большое терпение и самое главное уважение к старшему поколению, давшим им жизнь и научивших их жить  по законам природы.

          На берегу шла разделка кита. Всю китовую кожу складывали в мясные ямы. Только кожа гренландского кита пригодна для хранения в течение всей зимы.

          На следующий день рано утром выходил на улицу молодой парень, возвещающий (пынлятыльын) о начале обрядового праздника. Заходя в каждую ярангу, он приглашал всех на праздник, и принять активное участие в спортивных, песенно-танцевальных состязаниях.

          Обряд проводился в древнем жилище (к’легран) – это большая и просторная землянка.

          Ведущим был  уважаемый человек, знающий древний обряд. Все действия выполнялись по его команде. Первыми кто открывал начало обряда, были женщины, исполняющие ритуальный танец, сидя поджав под себя одну ногу.

Г. Иргутегина. Гравированный клык «Песни и танцы Чукотки», фрагмент, женский ритуальный танец, 1983 г. с. Уэлен. Фото В. Голбцевой.

Впереди сидела женщина из того рода, чей охотник первый загарпунил кита. Они сидели в шортиках из замши, на голове перья (йъатэнан’ат) уток или гусей, символизирующих V-образную форму фонтана гренландского кита. При исполнении ритуального танца женщины старались показать всю гибкость, плавность рук, прелесть движения шеи, повороты головы и глаза следуют за движениями рук.  Все внимательно следили за женщиной, сидящей впереди, ведь она главная на этом обряде и не должна подкачать свой род. Песни и танцы исполняли под ритмичные удары в бубен (ярар) — главный музыкальный инструмент. У мужчин, играющих в бубен, украшением на голове была шкурка из белого горностая (имчьэчукин нэлгык’эй), хвост торчал надо лбом, на кончике хвоста виднелось чёрное пятнышко.

В. Эмкуль Гравированный клык «Праздник кита», фрагмент, исполнение женского ритуального танца, 1956 г. с. Уэлен  Фотографы А. Вахрушев, Ю.Муравин, А. Муравин, Е.Желтов, В. Загуменнов, А. Сухонин.

         К концу ритуального танца заходил мужчина, одетый в дождевой плащ (уккэнчи). На лице была маска с прорезями для глаз, носовыми отверстиями. К маске крепились усы, сделанные из обыкновенной травы. На руки надевали вышитые красивым орнаментом перчатки, сшитые из оленьей замши. Маска, перчатки, дождевой плащ хорошо скрывали человека, и никто не мог узнать, кто так искусно исполняет ритуальный мужской танец. В движениях мужчины старались показать всю силу и гибкость тела, рук, ног. Все только могли догадываться, из какого рода этот мужчина, ведь в их роду охотник первый загарпунил кита. А танцевал мой дядя Выквылк’от.

         После исполнения ритуальных танцев переходили к самой важной части обряда – миниатюрной охоте на гренландского кита. Для этого делали небольшую байдару с человеком, маленькие вёсла украшали орнаментом, фигурку кита красили в чёрный цвет, тоненькие лахтачьи ремни, тоненькую кишку морского животного, белый порошок из тундрового камня, маленькие фигурки птиц из дерева.

         Для показа миниатюрной охоты на кита в землянке в четырёх направлениях крепили тоненькие лахтачьи ремни крест-накрест. К ним подвешивали байдары с вёслами и с человечками. Посередине висел кит. К  киту, где просверлено отверстие для фонтана, тянулась тоненькая кишка. Человек, сидевший внизу, заполнял кишку белым порошком, и когда надо было, дул в неё, и у кита появлялся настоящий фонтан. Другой человек издавал характерный звук при выбросе фонтана, когда к нему подплывали байдары. Так создавался образ настоящего морского исполина. С двух сторон, по бокам землянки, между лахтачьими ремнями протягивали ещё два ремня с продетыми фигурками птиц (пчик’эт). При движении уток издавался звук пролетающих птиц. Внизу сидели люди и поочерёдно приводили в движение фигурки, воссоздавая картину  охоты на гренландского кита.

 

Т. Печетегина. Гравированный клык «Чукотский праздничный обряд», фрагмент, ритуальный обряд, 1980 г. с. Уэлен. Фото Э. Сидорова.

         На следующий день оповещающий (пынлятыльын) объявлял о начале спортивных состязаний. Каждый молодой человек, выбирал для себя в каком виде состязаний он примет участие.

 

Т. Печетегина. Гравированный клык, фрагмент, 1980 г. С. Уэлен. Фото Э. Сидорова.

       Соревнования, которые проводили в землянке:

1. Поднятие руками вверх камня большого размера – упчитык
2. Поднятие на спине камня большого размера– к’эптиупчитык
3. Состязания в сидячем положении – вакъотвакэн тэн’очетгыргын
4. Отжимание от пола на одной руке – упчитык йъэнкы ыннанмынга
5. Отжимание от пола на двух руках – упчитык йъэнкы н’эръамынга
6. Подпрыгивание с места в высоту с выпрямлением обеих ног и носочками дотронуться до рукавичек, привязанных к отверстию в яранге — пин’кучит, пин’кучитык.

  Соревнования, проводимые на улице:

1. Бег по кругу на выносливость (надо иметь хорошее дыхание) – мыргыръэл’ьан
2. Бег на длинную дистанцию (кто первый прибежит) – рачвын’, рачвын’ык
3. Прыжки на сырой моржовой шкуре (в воздухе делать различные фигуры и не поскользнуться) – рэпал’гыпэн’кон
4. Тройной прыжок в длину (кто дальше прыгнет) – пэн’корачвын’, пэн’корачвын’ык
5. Прыжки с колен (кто дальше прыгнет) – н’ырэпин’кук, н’ырэпин’кун
6. Прыжки через китовые рёбра (на выносливость) – гытол’кыл’пэн’кочет
7. Прыжки через нарты (на выносливость) – орвыпэн’кон
8. Стрельба из лука на меткость – ырыткул’ьыт
9. Чукотская борьба – тайкаквыргын, тэйкэв
10.  Прыжки в высоту – кыепин’кун.

Т. Печетегина. Гравированный клык «Чукотский праздничный обряд», фрагмент, спортивные состязания, 1980 г. с. Уэлен. Фото Э. Сидорова.

Победившие получали отличные призы в виде самых различных шкур и других не менее ценных вещей. На них особо обращали внимание молодые девушки. Ведь в продолжение рода нужны сильные выносливые мужчины.

        После состязаний мужчины и женщины создавали круг. Мужчины по-очереди подходили к давно нравившейся девушке и поднимали её на свои плечи, говоря ей такие слова:

— Завтра жду  от тебя подарок.                                                

       На следующий день наступала заключительная часть обряда – обмен подарками (к’эмэчит). Девушки с самого раннего утра, чтобы их никто не опередил, разносили приготовленные подарки, тем, кто им очень нравился. Замужние женщины угощали друг друга самой разнообразной вкусной мясной и растительной пищей. Дети и подростки вместе с родителями ходили по ярангам и дарили подарки самым уважаемым людям селения, своим родственникам. В этот день происходило духовное единение жителей селения. Все радовались, что природа о них позаботилась, и зима не будет казаться такой суровой, ведь в мясных ямах достаточно мяса и жира.

       Вечером все снова собирались в землянке для последнего обряда песенно-танцевального. Принимали участие те, кто сочинил новую песню или танец. Всё это проходило до самого утра. Так заканчивался обряд благодарения и возвращения души добытого гренландского кита в морскую стихию, который проводили в моём селе Уэлен.

          Список литературы:

     1.  Чадаева А. Антология северной сказки «Жизнь как обряд»// Северные просторы.      № 4, 1989,  с.27

1. Прокудин А. Киты – таинственные обитатели морей «Чем раньше освещались города?»// Северные просторы 1-2’2003 c. 56

1. Теин Т.С. Праздники эскимосов. // Магаданское книжное издательство 1984 стр. 6

1. Иллюстрации Истомина В.И. Праздники чукчей и эскимосов. Праздник кита.// М. ТОО «Пассим», 1996 г

1. М.М. Бронштейн, И.Л. Карахан, Ю.А. Широков Резная кость Уэлена. Народное искусство Чукотки.// Издательство «Святигор», Москва, 2002 г., с.10, 40.

1. Берингия – мост дружбы: Материалы Международной научно-технической конференции. Томск: Издательство Томского государственного педагогического университета, с. 43-52

Источник: Берингия – Мост дружбы Материалы Международной научно-практической конференции Томск 2008 с. 43-52

ОГЛАВЛЕНИЕ

1.
ВВЕДЕНИЕ 3

2.
ГЛАВА 1. Танцевальная культура коренных
народов Севера 8

1.1
Танцевальная культура эскимосов 8

1.2
Танцевальная культура ительменов,
коряков, чукчей и юкагиров 13

1.3
Танцевальная культура эвенов и
эвенков 30

3.
ГЛАВА 2. Подражательные танцы коренных
народов Севера 44

2.1
Подражательные танцы и их связь с
обрядовой культурой

народов
севера 44

2.
Лексический материал подражательных
танцев народов

Севера

48

4.
Заключение 59

5.
Список использованной литературы 62

ВВЕДЕНИЕ

Мировая
наука открыла для себя уникальные
явления культуры, созданные коренными
народами Севера еще в XIX-XX вв. Северные
народы, проживающие на гигантских
просторах Российской Федерации, смогли
не только выжить, но и создать свою
неповторимую традиционную культуру. У
народов Севера мы встречаем древнюю
мифологию, насыщенную поэтической
образностью, символами, иносказаниями,
а также народную песню и музыкально-танцевальную
культуру.

Традиционная
хореография коренных народов Севера
была неизвестной в этнографии вплоть
до начала XX века, но сегодня четко
прослеживается несколько этапов ее
исследования. Первые достоверные
описания отдельных танцев, пластики,
движений в обрядах и ритуалах появились
в конце XVIII – начале XIX вв. в работах В.
Г. Тан-Богораза, И. Е. Вениаминова,
И. Г. Вознесенского, Ф. П. Врангеля, И. И.
Георги, Н. Л. Гондатти, К. В.
Дитмара, Л. А. Загоскина, В. И. Иохельсона.
С. П. Крашенинникова, М.
А. Кастрена, Ж. Лессепса, Я. И. Линденау,
Р. К. Маака, А. Ф. Миддендорфа,
Г. А. Сарычева, Г. В. Стеллера,
П. С. Палласа и других.

Хореографической
этнографией занимались в XX веке:
А. А. Айзенштадт, А. И.
Алексеева, А. Ф. Анисимов, А. С. Берг, В.
Г. Тан-Богораз, И. А. Бродский (Богданов),
Г. М. Василевич, Б. А. Васильев,
И. А. Вдовин, М. Г. Воскобойников, Г. Н.
Грачева, И. А. Гурвич, Н. Н. Диков, Б. О.
Долгих, М. Н. Жирков, О. Э.Добжанская, Л.
Н. Жукова, В. Ф. Зуев, Г. Н. Курилов,
Р. Г. Ляпунова, Н. В. Лукина Г. А. Меновщиков,
А. П. Окладников, А. А. Попов,
Г. Н. Прокофьев, Е. М. Робандеева,
Ю. Б. Симченко, З. П. Соколова, С. Н.
Стебницкий, Ч. М. Таксами, В.
Н. Черницов, Л. В. Хомич, В. И. Цинциус. Ю.
И. Шейкин и др. Особо подчеркнем заслуги
в этой области этнохореографов, таких
как С. Зверев, У. Избеков, М. Я.
Жорницкая, Ф. С. Иванов, С. Ф. Карабанова,
Н. С. Каплин, Э. А. Королева, Т. П. Лукашкина,
А. А.Петров, А. Г. Лукина, В. Н. Нилов, Е.
А. Рультынэут, Л. Г. Степанова, И. Г.
Скляр, Н. А. Стручкова, Л. Е.
Тимашова, С. Н. Худяков и др.

Коренные
народы Севера сегодня расселены почти
на половине территории Российской
Федерации. Эти народы имеют официальный
статус в десяти автономных округах:
Агинском-Бурятском, Коми-Пермяцком,
Корякском, Ненецком, Таймырском
(Долгано-Ненецком), Усть-Ордынском,
Ханты-Мансийском, Чукотском
(Чукотско-Эскимосском), Эвенкийском,
Ямало-Ненецком. В пяти республиках
(Алтае, Бурятии, Коми, Тыве, Якутии); в
четырех краях (Алтайском, Красноярском,
Приморском, Хабаровском); одиннадцати
областях (Амурской, Архангельской,
Иркутской, Камчатской, Кемеровской,
Магаданской, Мурманской, Сахалинской,
Томской, Тюменской, Читинской).

В
курсовой работе традиционная хореография
коренных народов Севера представлена
семью этнокультурными группами
(объединенными по лингвистическому
признаку), в каждой из которых сложилась
своя система традиционных и
культурно-ценностных ориентаций и
своеобразной пластики:

—
алеутско-эскимосские народы (алеуты и
эскимосы);

—
палеоазиатские народы (ительмены,
коряки, чукчи, юкагиры);

—
северо-самодийские народы (ненцы, энцы,
нганасаны и селькупы);

—
югорские (манси и ханты);

—
тунгусские народы (эвенки и эвены);

—
тунгусо-маньчжурские народы (нанайцы,
удэгейцы, уличи и нивхи);

—
тюркские народы (долганы, тофалары и
якуты).

Актуальность
темы
диктуется тем, что в наше время танцы
коренных народов Севера изучены
недостаточно, в частности, подражательные
танцы. Сам образ жизни и традиционные
виды хозяйствования этих народов
обусловили их традиционную культуру.
Традиционные танцы народов Севера были
тесно связаны с окружающей природой и
обожествлением различных духов, тотемов,
олицетворяющих разные явления природы.
С другой стороны, питательной средой
для танцевальной культуры были богатый
устный фольклор, разнообразные обряды
и традиционные верования этих народов.
Отсюда и исходят подражательные танцы
коренных народов Севера.

Истоками
подражательных танцев являются близость
к природе, восприятие окружающей природы
как живого организма, когда эти народы
все вокруг одухотворяли, различные
явления природы они наделяли
духами-хозяевами, поклонялись тотемам
своих родов, которых они представляли
в виде различных рыб, птиц, животных. В
традиционном мировоззрении этих народов
преобладало чувство слитности с природой,
кормящей их, обожествление природы, их
образ жизни и традиционные виды
хозяйствования (оленеводство, звероловство,
рыболовство, охота). Для исследования
нами отобраны следующие северные народы:
эвены, эвенки, юкагиры, коряки, ительмены,
чукчи, эскимосы, традиционная и
танцевальная культура которых в целом
достаточно изучена исследователями
разных поколений. Исходя из этого, нами
поставлены следующие цели и задачи: а)
анализ сведений об истории исследования
традиционной танцевальной культуры
данных народов, в том числе подражательных
танцев; б) краткая характеристика
танцевальной культуры этих народов; в)
анализ подражательных танцев народов
Севера с точки зрения сюжета и лексики,
в котором нашли отражение различные
мифы, сказки, разнообразные обряды,
верования. Рассматриваются характерные
и имитационные позы, движения,
пантомимические выражения (мимика,
гримасы) в контексте народного
танцевального костюма, атрибутики и
музыки.

Новизна
исследования
заключается в целенаправленном и
комплексном изучении наиболее
распространенных видов северных танцев
– подражательных танцев, которые
являются наиболее характерными и
оригинальными в танцевальной культуре
этих народов. Дается сравнительный
анализ подражательных танцев этих
народов, у которых есть много общего,
характерного, но есть и отличия. Именно
новизну работы представит выявление
своеобразия подражательных танцев.

Практическая
значимость
анализа подражательных танцев сюжета
и лексики, а также характеристик
танцевальной культуры данных народов
может быть полезна для специалистов-хореографов,
этнографов, культурологов, а также для
широкого круга лиц, интересующихся
культурой этих народов. Работу можно
порекомендовать студентам ВУЗов, ССУЗов,
учителям школ, преподавателям для работы
над изучением северного танца,
руководителям самодеятельных коллективов.
Анализ конкретных подражательных танцев
представят интерес для самих носителей
культуры коренных народов Севера.

Курсовая
работа состоит из введения, двух глав,
заключения, списка использованной
литературы и приложения.

В
первой главе «Танцевальная культура
коренных народов Севера» дается
характеристика танцевальной культуры
по трем группам народов: а) эвенов,
эвенков; б) ительменов, коряков, чукчей
и юкагиров; в) эскимосов. Данная
характеристика дается на фоне традиционной
культуры этих народов, их традиционного
образа жизни, типов хозяйствования,
мировоззрения, религиозных верований
и представлений, фольклорных жанров и
обрядовой культуры.

Во
второй главе «Подражательные танцы
коренных народов Севера» нами анализируются
взаимосвязь сюжетов подражательных
танцев с фольклором и обрядовой культурой
этих народов. Основу разнообразных
сюжетов подражательных танцев составляют
мифы, сказки, поверья, праздники
календарного цикла обрядов и промысловые
обряды, связанные с сезонными периодами
охоты и традиционных промыслов
(звероловство, рыболовство и др.). Анализ
лексики подражательных танцев народов
Севера включает характерные и имитационные
позы, движения, пантомимические выражения
(мимика, гримасы), которые нами
рассматриваются в совокупности музыки,
народного танцевального костюма и
атрибутики. Здесь нами выявляются общие
характерные черты, а также их своеобразие.

В
заключении нами даются определенные
выводы проделанной работы.

1.1 Танцевальная культура эскимосов.

Эскимосы
– самые северные обитатели Земли. Их
редкие и малочисленные ныне поселения
узкой полосой растянулись от берингоморского
побережья Чукотского полуострова вдоль
прибрежной полосы Аляски и прилегающих
к ней островов, по побережью и островам
Канадского арктического архипелага до
покрытой вечными ледниками Гренландии.

Полученные
за последние три-четыре десятилетия
научные данные в области археологии,
антропологии, этнографии и строя языков
коренного населения субарктической
зоны Азии и Америки свидетельствует о
том, что центром прародины эскимосской
культуры явилась область древней
Берингии, а точнее – район азиатского
и американского побережья Берингова
пролива. Пришедшие в область Берингова
моря из Северо-Восточной Азии предки
протоэскалеутов первоначально заселили
прибрежные земли.

Жизнь
в суровых условиях арктического и
субарктического климата, в краю горных
хребтов и тундры, примыкающих к берегам
Ледовитого и Тихого океанов, обусловила
развитие своеобразного хозяйственного
уклада эскимосов.

До
освоения шлифованных орудий в комплекс
хозяйственной деятельности протоэскалеутов
входили охота на оленя и мускусного
быка, рыболовство и добыча мелкого
тюленя примитивными каменными и костяными
орудиями, а в период позднего неолита,
когда такие орудия появились, комплекс
их занятий обогащается охотой на крупного
морского зверя, особенно моржа и кита,
что повлекло за собой зарождение
коллективного труда (особенно при добыче
китов, их транспортировке к берегу и
разделке).

В
эпоху позднего неолита предметы быта
и охоты из камня, кости, китового уса,
шкур морских животных и птиц, украшения
из моржового клыка (художественная
резьба, миниатюрные скульптурные
изделия) стали более совершенными;
искусство обработки камня и кости
достигло высокого расцвета. Без всякого
преувеличения великим достижением
эскимосов можно назвать изобретение
поворотного гарпуна, применение которого
при добыче крупного морского зверя –
кита, моржа, белухи – во много раз
увеличило продуктивность труда морских
охотников и, в конечном счете, повлияло
на изменение социальной организации:
локально изолированные и малочисленные
семейные общины, а также одиночные семьи
стали концентрироваться в относительно
крупных приморских поселениях, образуя
в них по одной или несколько родственных
и территориальных общин, что диктовалось
необходимостью коллективных условий
при добыче крупного морского зверя,
объединения родственников и соседей
при постройке постоянных полуземляных
жилищ и защите от возможных врагов.

Общая
численность эскимосского населения
определяется ныне примерно в 100 тыс.
человек, из них в России проживает около
1300 человек.

Несмотря
на тяжелые условия существования,
эскимосы, заселив и освоив самые северные
земли, создали самобытную, высокоорганизованную
культуру, истоки которой лежат в глубокой
древности. Археологические находки
последнего времени свидетельствуют о
том, что традиционная культура эскимосов
находилась на высоком уровне

Эскимосский
фольклор и культура, как и фольклор
аборигенов населения северо-восточных
районов Дальнего Востока и Северной
Америки, представляет важный источник
для изучения и понимания древней и
современной культуры эскимосов.

Хореографическое
искусство эскимосов, несомненно, очень
древнее. Об этом говорят орнаментированные
пластины из моржового клыка на женских
черепах – находки из древнеэскимосских
погребений. Аналогичны им сохранившиеся
до наших дней кожаные головные повязки
у науканских эскимосов, которые они
надевали во время танцев на празднике,
посвященном проводам кита.

Специальные
исследования хореографического искусства
эскимосов были начаты М. Я. Жорницкой в
1971 г. в местах их современного компактного
расселения на побережье Берингова и
Чукотского морей в с. Новочашшно,
Сиреники, Нунямо, Лорино, Лаврентия и
Уэлен. Здесь живут семьи эскимосов,
переселившихся из существовавшего
прежде отдаленного с. Наукан.

Перед
исполнением своих танцев эскимосы
надевают специальные перчатки, которые
придают особую выразительность танцу,
вся пластика которого построена на
движениях рук.

Каждый
эскимосский танец, кроме импровизированного,
исполняется на определенную, закрепленную
за ним мелодию. Движения чередуются в
строго установленном порядке. Большинство
состоит из короткого вступления, середины
(двух частей) и лаконичной концовки.

Вступление

дробные удары в бубен, сопровождающиеся
протяжными возгласами «аэ-ой-яй-ой».
Исполнитель становится во вторую
позицию, чуть согнув ноги в коленях.
Первая часть проходит в медленном темпе

движения замедленные, вялые, описательного
характера. Исполнитель как бы постепенно
вспоминает танец, входит в его ритм.
Затем он меняет позу и во второй части
те же движения повторяет в более быстром
темпе, танец становится темпераментным,
работает верхняя часть тела (корпус,
голова и особенно руки). Каждое движение
он проделывает четко, выразительно,
время от времени выкрикивая «она! ок!
ая!», продвигаясь скользящими прыжками
то в одну, то в другую сторону. Женщины
танцуют более лаконично и менее
темпераментно.

Танцы
эскимосов можно условно разделить на
обрядово-ритуальные, имитационно-подражательные,
танцы-инсценировки (пантомимы), игровые
и импровизационные.

Обрядово-ритуальные
танцы составляли неотъемлемую часть
традиционных праздников, уходящих в
глубокую древность и связанных с культом
особо’ почитаемых промысловых животных:
кита, моржа, нерпы. Добыча зверя не
считалась его убийством. По представлениям
эскимосов, зверь сам жаловал в гости к
людям. «Гостя» старались всячески
ублажить, чтобы он остался доволен
приемом и вновь пришел к охотникам.
Смысл обрядовых праздников эскимосы
ли, с одной стороны, в благодарении за
удачную охоту, с другой – в испрашивании
богатой добычи в будущем.

«Праздник
кита» был самым большим праздником
эскимосов. Важными также считались
«Праздник моржовых голов», «Спуск первой
байдары», «Добыча первой нерпы, лахтака»,
а также окончания сезона охоты и проводов
душ убитых зверей. Многие ритуальные
действия на праздниках сопровождались
танцами, которыми старались задобрить,
«развеселить» духов тех или иных
животных.

Некоторые
сведения об обрядовых танцах эскимосов
содержатся в трудах В.Г. Тан-Богораза,
И.К. Воблова и др. Все литературные
источники представляют большой интерес
для понимания традиционной культуры
эскимосов, но, к сожалению, ни пластики
движения, ни ритмического рисунка танца
по этим материалам восстановить
невозможно.

Вначале
XIX в. у эскимосов, как и у алеутов,
существовали большие землянки, в которых
жили несколько семей. Здесь же проводились
различные обрядовые и ритуальные
представления, обязательной частью их
являлись пляски. У эскимосов, населяющих
восточную часть арктического архипелага,
главным образом Баффинову Землю,
праздники проходили в общественных
зданиях, сооруженных специально для
этой цели. У эскимосов Кадьяка, Аляски
и Гудзонова залива до середины XIX в. были
распространены общинные полуподземные
жилища 
кажим. Женщины допускались туда только
на время некоторых обрядов и праздников.

Особенно
торжественно отмечался в прошлом
«Праздник кита». Активное участие в нем
принимали все жители селения, так как
охота на кита проводилась коллективно:
только общими усилиями охотников кита
удавалось загарпунить и доставить к
берегу. Охота на кита была сопряжена с
риском для жизни, от промысловиков
требовалось большое мужество. Успех
зависел, прежде всего, от умения правильно
направить байдару и четко бросить
гарпун. Маневрирование возле раненого
кита, подтягивание туши к берегу требовали
особых навыков и сноровки. В разделке
туши принимало участие все население

и старшее и младшее.

«Праздник
кита» устраивали после добычи этого
животного. Все охотники, участвовавшие
в промысле, сначала объезжали кита по
ходу, солнца. Когда тушу подтягивали к
берегу, «гостя» встречали все жители
поселка песнями и танцами. В танцах
воспроизводили процессы охоты и разделки
животного. Танцоры прыгали, поворачивая
голову направо и налево, радуясь удачной
охоте и благополучному возвращению.

«Угощала»
кита жена охотника, который его загарпунил.
Она предлагала ему кусочки мяса, коренья,
«поила» пресной водой. Затем женщины
преподносили участникам охоты традиционное
кушанье паюхтак’ут (вареная оленина с
кореньями). Охотники, в свою очередь,
одаривали женщин китовым мясом и жиром.
При разделе туши лучшие куски получали
мужчины, загарпунившие кита, и те, кто
первым пришел на помощь. Затем мясо
раздавали остальным промысловикам.
Свою долю получали все жители селения
и гости; оставшееся мясо закладывали в
ямы.

У
эскимосов, так же как и у алеутов,
«Праздник кита» был праздником всего
селения. К нему тщательно готовились,
для него специально создавали и разучивали
песни и танцы. Он длился до тех пор, пока
были съестные припасы, и заканчивался
церемонией проводов кита.

А
движения эскимосов в имитационно-подражательных
танцах и танцах-инсценировках по
сравнению с обрядовыми более разнообразны.

Танцы-инсценировки
(пантомимы) имели определенный сюжет и
структуру с установленным порядком
чередования тех или иных движений под
определенную мелодию .

Вывод.
Проанализировав материалы исследователей
изучавших и изучающих традиционную
культуру коренных народов Севера
отметим, что сохранились отдельные
обряды, традиции и в целом традиционная
танцевальная культура сохранила
своеобразие, ощущается темперамент,
дух танцев, пантомимные моменты,
характерная лексика и, конечно же,
своеобразная пластика каждого народа.

Также
нами в традиционной танцевальной
культуре народов Севера выделяются
такие круговые танцы как: «Хэдьэ»,
«Лонгдол». Перенесших на себе столетия,
также выдержавших переселения на их
земли других народов, которые во многом
повлияли на самобытность народа, но эти
вышеперечисленные танцы, сохранились
в своеобразной и первоначальной форме.

Необходимо
отметить, что большое значение в танцах
коренных народов Севера имеют
подражательные танцы. Так как танцевальная
культура народов Севера исходит из
глубины существования конкретного,
северного этноса, ее обрядов, мифов,
сказок и религиозных верований. Имея
языческую веру, коренные народы имели
свой определенный тотем, который они
почитали и приклонялись перед ним как
первопредком.

Многовековая история эскимосской культуры доказывает особую жизнестойкость этого народа. Эскимосы смогли не просто освоить северные земли и выжить в суровых условиях (о культовых иглу из снега до сих пор слагают легенды), но вместе с тем усовершенствовали быт, сохранили традиции и родную речь. Причем эскимосский язык, с его пятью временами глагола, считается одним из самых сложных в мире. В итоге эскимосская древняя цивилизация трансформировалась в богатую самобытную культуру.

На берегу моря

О происхождении эскимосов ученые спорят до сих пор. Большинство исследователей считают их древнейшим населением Берингоморского региона. Как этнос эскимосы сформировались около 5 тысяч лет назад.

Эскимосская культура сохранила свою самобытность и после прихода русских на Чукотку в XVII веке. Эскимосы почти не общались с ними, не платили дань (ясак), не подверглись культурному влиянию и христианизации.

Численность эскимосов – около 1700 человек*. Основное место проживания – Чукотский автономный округ. Язык относится к эскимосско-алеутской семье языков.

Полезные ссылки

Морская охота

Жилище из костей

Древние жилища эскимосов – полуземлянки с каркасом из костей кита. Несущими опорами служили челюстные кости, из китовых ребер делали потолок, пол мостили костями черепа, а стены укрепляли позвонками. Для защиты от ветра и холода каркас покрывали дерном и оленьими шкурами.

Полезные ссылки

Одежда

Кроме морских животных, эскимосы также охотились на диких оленей, песцов, лисиц. Одежду и обувь шили из оленьих, тюленьих, нерпичьих шкур, утепляли и декорировали мехом. Отличительная черта эскимосского костюма – искусная вышивка оленьим волосом: рельефная, с четким контуром и плотным окаймляющим швом.

Женщинам в обществе эскимосов принадлежит важная роль: они отвечают за амулеты, готовят обрядовую пищу и руководят некоторыми религиозными ритуалами.

Фольклор

Косторезное искусство

Резьба по кости – древнее ремесло эскимосов, в котором они достигли высот настоящего искусства. Из кости делают оружие, украшения и предметы домашнего обихода, покрывая их гравировкой; вырезают амулеты и миниатюрные скульптуры, поразительно изящные и реалистичные.

У истоков резьбы по кости как профессиональной деятельности стоял заслуженный художник СССР эскимос Хухутан. Знамениты работы Хотхыргина, Василия Емрыкаина, Ванкатеина, Унука.

Полезные ссылки

* По данным переписи 2010 года.

Эскимосы не сохранили родовой экзогамии. Счет родства велся по отцовской линии, брак патрилокальный. Поселение состояло из нескольких групп родственных семей, зимой занимавших отдельную полуземлянку, в которой каждая семья имела свой полог. Летом семьи жили в отдельных палатках. Мужчины такой общины составляли байдарную артель. С середины XIX в. когда морской зверобойный промысел получил товарное значение, старшины …

Эскимосские родовые отношения Читать далее »

Погребальный обряд Умерших одевали в новую одежду, связывали ремнями, голову покрывали шкурой оленя, чтобы дух умершего не мог видеть дороги, по которой его несли, и не вернулся. С этой же целью покойника выносили через специально проделанное в задней стене яранги отверстие, которое потом тщательно заделывали. Перед выносом тела совершали трапезу. Покойника уносили в тундру и …

Погребальный обряд у эскимосов Читать далее »

Промысловые праздники Промысловые праздники эскимосов посвящались добыче крупного зверя. Особенно известны праздники по случаю добычи кита –«встреча кита»– весной, с началом китовой охоты и «проводы кита» осенью, по окончанию сезона охоты. Главным распорядителем и устроителем китового праздника был старшина байдарной артели, первой загарпунившей кита. Церемония включала обряд «кормления» убитого кита – в море бросали кусочки сушеного китового …

Праздники Читать далее »

Танцевальное искусство Танцы азиатских эскимосов делились на обрядовые и игровые. Обрядовые танцы Среди обрядовых выделяются танцы, исполнявшиеся на празднике кита, создававшиеся специально для него. Начинался праздник с момента, когда к берегу приближались байдары и подтягивали кита. Жители селения – мужчины, женщины и дети на берегу приветствовали охотников и кита – выражали радость по случаю удачной …

Эскимосские танцы и музыкальная культура Читать далее »

К самым ранним стадиям развития эскимосской арктической культуры восходит резьба по кости – скульптурная миниатюра и художественная гравировка. Орнаментом украшали охотничье вооружение, предметы домашнего обихода, амулетами и украшениями служили вырезанные изображения зверей и фантастических существ. Национальным сувениром является эскимосский мяч. В прошлом мячи шили из кожи нерпы, комбинируя белый цвет с охристо-коричневым пли темным. Круглая форма мяча …

Эскимосское декоративно-прикладное искусство Читать далее »

Соприкасаясь с историей эскимосов, мы можем проследить более древние этапы духовного поиска людей, живущих на огромных изолированных территориях. В данном выпуске о народах Чукотки рассказывает кандидат исторических наук, антрополог, старший преподаватель кафедры этнологии МГУ Дмитрий Опарин.

Происхождение эскимосов Происхождение эскимосов остаётся дискуссионным вопросом в современной науке. Палеоэскимосы (народы, проживавшие в Гренландии, Северной Америке, Сибири и на Алеутских островах в IV-III тысячелетиях до нашей эры) не являются прямыми предками современных эскимосов. Генетические анализ показал, что палеоэскимосы были изолированы от других популяций в течение четырех тысяч лет, исчезнув около 700 лет назад — именно …

Этногенез эскимосов Читать далее »

Основным видом хозяйственной деятельности эскимосов был морской зверобойный промысел. Мясо, внутренности и жир морских животных шли, жиром обогревали и освещали жилище, кости использовали для изготовления орудий труда, оружия, утвари, при строительстве жилищ, шкуры шли на стены жилищ, одежду, обувь, обтяжку каркасных лодок и т.п. Орудия охоты До сер. ̺ХIX в. главными орудиями охоты были копьё с наконечником …

Эскимосское традиционное хозяйство Читать далее »

Для передвижения по воде использовались лодки-байдары и каяки. Байдара (анъяпик) — легкая, быстроходная и устойчивая на воде. Деревянный каркас ее обтягивали моржовой шкурой. Байдары были разных типов — от одноместных до огромных 25-местных парусников. В больших байдарах совершали дальние переезды и военные походы. Каяк — мужская охотничья лодка длиной 5,5 м для преследования морского зверя. Каркас ее делали …

Эскимосский транспорт Читать далее »

Традиционная пища эскимосов – рыба, мясо и жир тюленей, моржей, китов. Мясо варили, заготавливали на зимуː квасили в ямах, сушили или вялили. На зиму заготавливали съедобные растения, корения и водоросли (морскую капусту), ягоды. Главным лакомством было свежее сырое китовое сало со слоем хрящевидной кожи, без приправ (мантак). Высоко ценилась оленина, обмениваемая у чукчей. В настоящее время …

Эскимосская пища Читать далее »

Кочевые народы Севера всегда жили в тяжелых условиях, им было не до развлечений. Тем не менее и у них были праздники — напрямую связанные с сезонными изменениями и традиционными промыслами. «Лента.ру» рассказывает о некоторых таких праздниках, а также о том, кто и как сохраняет традиции коренного населения Таймыра.

Скромное торжество

У эскимосов — народности, населяющей Чукотский полуостров и северную часть североамериканского материка — три основных праздника: начала весенней охоты (Атыгак), моржей (Наскуныхкылык) и кита (Поля). Их названия говорят сами за себя.

Праздник начала весенней охоты еще называют праздником спуска байдары на воду. Эскимосы торжественно спускают эти легкие быстроходные лодки к морю, а женщины на берегу готовят угощение из мяса и трав, собранных прошлым летом. Все раскрашивают себе лица сажей, совершая магический обряд, который, как считается, дарует удачу на охоте, и приносят жертвоприношение духам, кидая куски еды в воду.

Праздник моржей и праздник кита, как несложно догадаться, тоже посвящены промыслам. Первый отмечается с приходом штормовой погоды, после того, как охотники возвращаются с добычей. Второй начинается, когда особо удачливому эскимосу удается забить кита, надолго обеспечивающего питанием поселок. Оба праздника сопровождаются магическими ритуалами и танцами.

У других коренных народов Севера свои праздники. Ханты и манси отмечают в апреле Вороний день, когда прилетают первые птицы — вороны. Таймырские народы исполняют обряды почитания оленя, оживления бубна, еще у них есть праздник чистого чума. Но в насколько аутентичном виде они дошли до нашего времени?

Обрывки памяти

«Если говорить об исторической достоверности, нам, людям пришлым, судить сложно», — говорит заведующая Талнахским филиалом Музея Норильска Лада Захватихата. По ее словам, хотя этнографы стараются глубоко изучать культуру северных народов, им никогда не удастся проникнуть в нее настолько, чтобы дать ответы на все вопросы. Представители коренных народностей — сами по себе люди скрытные. «Они прикидываются, будто все нам рассказывают, но раскрывают далеко не все обычаи и традиции, так как не считают нас своими», — пояснила Захватихата.

Среди них действительно остались те, кто обладает этим знанием, однако их немного — культура, которую несли в край русские переселенцы, сильно повлияла на представителей коренных народностей.

Молодежь коренных народов тоже хочет жить в квартире, в тепле и уюте, мало кто готов вести кочевой образ жизни, пасти оленей и ловить рыбу. Все стремятся получить образование и работу, или как минимум получать пособие и жить на него. По словам Захватихаты, среди северных народов распространена пагубная тяга к алкоголю.

И даже старики, хранящие традиционные обряды и верования, о многом уже не знают. «Мы задавали вопрос ненцам об интересных орнаментах у них на одежде, и они не могли сказать, что эти фигуры значат», — посетовала заведующая музеем. Хотя есть предположение, что эти геометрические фигуры говорили о социальном статусе человека, половой принадлежности, возрастной категории (старый и уважаемый человек, или еще молодой и не имеющий права на определенный рисунок на одежде).

Талнахский филиал Норильского музея старается сохранять остатки культуры коренных народов. В его фондах — хорошая этнографическая подборка, но хранить и перевозить эти предметы сложно, а выставлять — еще сложнее, ведь для них нужны особые условия хранения, иначе они рассыхаются, приходят в негодность. При этом музей достаточно часто закупает редкие этнографические предметы, пытаясь сохранить их по мере возможности.

Праздник восходящего солнца

В 2015 году на грант «Норникеля» Талнахский филиал Норильского музея устроил большой праздник Хэйро — встречи солнца.

— Этнографическая тема у нас очень широка, — рассказывает Лада Захватихата. — На территории Таймырского полуострова проживает пять коренных народов: долганы, нганасаны, ненцы, энцы и эвенки. Мы хотели подробнее рассказать населению края об их обычаях. Талнах находится в 25 километрах от Норильска, но северные условия не позволяют местным жителям часто ездить туда на этнографическую выставку. У нас такой постоянной экспозиции нет, предметов из фондов всегда выставлялось очень мало.

Под празднование Хэйро представителям Талнахского филиала Норильского музея хотелось и хорошую выставку организовать, и приобрести какой-то интерактивный материал для этнографических занятий в детских садах и школах (например, «Кто в тундре живет», «В гости к северянам», «Звуки тундры», «Сказки тундры», «Игры детей народов Севера»). «Обсудили, подумали и решили подать заявку на грант по этнографической теме, которая не слишком хорошо и полно отражалась у нас в Талнахе», — объяснила Захватихата.

Сотрудники музея и до 2015 года регулярно проводили праздник встречи солнца Хэйро, но он был небольшим и местечковым. На все уходило 45 минут: детям рассказывали о традициях и легендах праздника. «Но нам захотелось привлечь в музей индивидуального посетителя, не только организованные детские группы», — пояснила заведующая филиала.

Грант удалось выиграть, и 30 января 2015 года большой праздник состоялся. «Людей было очень много, буквально приходилось закрывать двери, — вспоминает Захватихата. — И это притом что мороз на улице стоял несусветный — минус 44 градуса».

Под этот проект были приглашены гости из Дудинки, которые поставили возле здания филиала музея большой шестиметровый чум. На улице можно было отведать блюда национальной кухни, получить ответы на любые вопросы. Тот, кому удавалось проникнуть в музей, когда гардероб немного разгружался, мог поучаствовать в празднике в помещении, поиграть в национальные игры, побывать в стойбище и покормить его духа, изготовленного из дерева. Была и концертная программа — приезжали гости из поселка Караул, из Дудинки, выступали местные музыканты. Праздник длился почти четыре часа, а если с учетом уличной площадки, то даже пять с лишним — практически целый день.

Теперь это крупное культурное событие проходит в Талнахе ежегодно. «Но конечно, надо понимать, что был грант, денег выделили достаточно много, — пояснила Захватихата. — Мы сделали хорошую выставку, представили интересные экспонаты из фондов филиала музея и смогли пригласить дальние коллективы». Сейчас нет приглашенных гостей, потому что привозить их достаточно накладно, но музей проводит праздник своими силами, привлекая местную молодежь, исполняющую этнические танцы.

Для привлечения местных посетителей и туристов музей старается расширить тематику экспозиции. В 2014-2015 годах в музее организовали новые практические занятия — по играм народов Севера, звукам тундры. Были закуплены музыкальные инструменты коренных народов севера, а также чум и большие настоящие нарты.

Лада Захватихата особенно подчеркнула, что занятия, которые проводит музей, помогают приезжим из Дагестана и Казахстана, желающим обосноваться в регионе, понять эту землю, об истории и обычаях которой они обычно не имеют никакого представления. На этом музейные работники не собираются останавливаться и обещают продолжить совершенствование Талнахского филиала Норильского музея.