Массовые праздники 19 века

Праздничный круговорот

В позднеимперской России праздников было немало: государственные (табельные или неприсутственные дни), местные, юбилеи литературных классиков, исторических событий. К государственным относились церковные праздники, Новый год и царские дни (дни восшествия на престол и коронования императора, рождения и тезоименитств монарха, императрицы, наследника, его супруги и прочих особ царствующего дома)¹. Каждый город посылал верноподданническую телеграмму императору, а также поздравительные депеши высокопоставленным чиновникам регионального значения. Праздничные торжества начинались с Божественной литургии и благодарственного молебна, по завершении службы наступало время военного парада.

Широкую развлекательную программу предлагали клубы: любительские спектакли, концерты, разнообразные вечера, балы. Для детей проводились праздники с елкой на Рождество и Новый год, детский праздник с танцами и играми — на Пасху. Организаторами зачастую выступали те же клубы, учебные заведения, общественные организации, отдельные лица в порядке благотворительности.

Новый год многие встречали в семейном кругу, но люди светские зачастую отправлялись в рестораны. Например, по сведениям газеты «Кубанский курьер» за 4 января 1911 г., наказной атаман Кубанского казачьего войска М.П. Бабыч с супругой, многочисленные представители военного и гражданского сословий провели новогоднюю ночь в Войсковом собрании Екатеринодара, а значительное количество жителей кубанской столицы собралось во 2-м общественном собрании и ресторане гостиницы «Центральная». Позволить себе это могли немногие: «Сюда собралась масса изысканной публики, создавшей обстановку фешенебельного столичного ресторана… На лицо было много очень красивых женских головок, жгучих глаз, шикарных туалетов, бриллиантов»².

Когда часы били полночь, первым провозглашался тост за здравие императора, иногда и других официальных лиц, затем поздравлялись с Новым годом все присутствовавшие. После этого следовали праздничный ужин и оживленные танцы до утра.

Горожане посещали театры, концерты, на площадях, в парках устраивались народные гуляния с качелями, каруселями, балаганами; здесь вешали бумажные фонарики, устанавливали нарядные арки, павильоны, киоски с лимонадом и другими водами, буфет; играл оркестр. Город украшался флагами, иллюминацией, вечером запускали фейерверк. В пасхальные праздники можно было поехать за город на пикник. На новогодние праздники и Пасху было принято наносить визиты знакомым.

---

Какой праздник без вина

На Масленицу горожане наводняли рестораны, заказывая изрядное количество блинов и спиртного³. Тема несдержанности в еде нередко поднималась в публицистике и художественной литературе, к примеру, у А.П. Чехова в рассказах «Глупый француз» и «О бренности (масленичная тема для проповеди)». Интеллигенция широко отмечала Татьянин день (день российского студенчества, день просвещения), однако празднование по большей части состояло «из обедов, завтраков и ужинов, сопровождаемых всегда изрядными попойками», и лишь в редких случаях проводились балы, концерты и литературные вечера⁴.

Праздники являлись благодатным временем для продавцов спиртного. Для полиции, наоборот, были тяжелым периодом. Полицейские наряды направлялись в церкви города на время Божественной литургии и благодарственного молебна, на концерты, танцевальные вечера. Для предотвращения скопления народа и беспорядков устанавливались определенные правила. Так, 22 декабря 1906 г. в Майкопе был издан приказ городского полицмейстера, запрещавший без его разрешения днем в виде поздравлений ходить с маскарадом и музыкой по улицам города⁵.

Торговать спиртным воспрещалось до окончания Божественной литургии и во время крестного хода, а в Страстную Пятницу, первый день Пасхи и Рождества — в течение всего дня⁶. На народных гуляниях допускалась продажа только кваса, лимонада, фруктов и семечек. Это не исключало появления пьяных в общественных местах, поэтому у дежуривших городовых существовали инструкции в их отношении. К примеру, человек в состоянии алкогольного опьянения не допускался на перекидные качели⁷.

---

Благотворительные обеды: благо или зло?

В праздничные дни проводилось наибольшее количество благотворительных мероприятий. Устраивались разнообразные вечера с танцами, балы, концерты, спектакли, сбор с которых шел в пользу неимущих. Во время застолий на Татьянин день было принято «учинять сбор в пользу недостаточных студентов»⁸.

Ежегодно в канун праздников со страниц газет звучали призывы к благотворительности⁹. По мнению многих современников, значительная часть собранных во время благотворительного мероприятия денег, будь то концерт, литературный вечер или застолье, шла на организацию (закуски, шампанское, развлечения), а правильнее было бы отдавать деньги нуждающимся, ничего не требуя взамен. Вопрос этот нередко ставился как в прессе, так и в художественной литературе. Один из корреспондентов, рассуждая о Татьянином дне, в 1903 г. написал: «Грустно то, что для того, чтобы собрать несколько рублей, нужно все-таки прибегать к наркотикам в роде балов, концертов; грустно то, что без наркотиков мы уже не в состоянии представить себе во всем ужасе нужду, холод и голод наших молодых собратий»¹⁰.

На рубеже XIX — XX вв. нередко поднимался вопрос неприглядности пиров в День просвещения, по итогам которых собранная для «неимущих студентов» сумма нередко оказывалась меньше потраченной на обед¹¹. «Имеем ли мы нравственное право веселиться, а главное обжираться и напиваться тогда, когда сотни и тысячи наших товарищей стонут от голода, холода и нужды?» — вопрошал корреспондент газеты «Черноморское побережье» и приходил к выводу, что «бражничать и насыщать непомерно утробу во время великого праздника просвещения — по меньшей мере дико и недостойно человека просвещенного»¹². Идеи неприемлемости такого отношения к празднованию Татьяниного дня высказывал и Л.Н. Толстой в 1889 г. в статье «Праздник просвещения 12-го января»¹³.

---

<sup>1. Царские дни // Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. Т. 37А. СПб., 1903. С. 812.
2. Встреча Нового года // Кубанский край. 1911. N 324-2. 4 января.
3. Масленица // Кубанский край. 1911. N 363-41. 22 февраля.
4. Радулович В.В. По поводу Татьянина дня // Черноморское побережье. 1903. N 12. 16 января
5. Государственный архив Краснодарского края (ГАКК). Ф. 454. Оп. 1. Д. 278. Л. 3.
6. Положение о питейном сборе // Полное собрание законов Российской империи. Второе собрание. СПб., 1863. Т. 36. Ч. 2. С. 70; Устав о питейном сборе // Свод законов Российской империи. СПб., 1912. Кн. 2. Т. 5. С. 313.
7. ГАКК. Ф. 454. Оп. 1. Д. 278. Л. 102 об. — 103.
8. Радулович В.В. По поводу Татьянина дня.
9. Кубанские областные ведомости. 1873. N 12. 24 марта; Сочинский листок. 1912. N 23. 22 декабря.
10. Еще по поводу Татьяниного дня // Черноморское побережье. 1903. N 15. 19 января.
11. Радулович В.В. По поводу Татьянина дня.
12. Еще по поводу Татьяниного дня.
13. Толстой Л.Н. Праздник просвещения 12-го января // Русские ведомости. 1889. N 11. 12 января.</sup>

Господни, царские, государственные, военные, гражданские, городские, сельские, семейные,— праздники в XIX веке были разнообразны и многочисленны. Согласно словарю В. И. Даля, праздник — день, посвященный отдыху, не деловой,
«не работный», противоположный будням. Однако на деле эта грань была условной, «подвижной», зависящей от сочетания традиций, «высочайших» повелений, местных обычаев и социального положения участников.К ежегодно повторяющимся, цикличным праздникам добавлялись особенные торжества, свидетелями которых доводилось стать лишь раз в жизни. Общая численность праздничных дней в календаре Российской империи была высокой, а к началу XX века увеличилась еще больше.

«Царские» дни и рабочие будни

Все дни в календаре делились на при­сутственные (когда работали «присут­ствия», то есть казенные учрежде­ния) и неприсутственные (воскресные и праздничные). Основу празднично­го календаря составляли так называе­мые «царские» дни, то есть праздники, непосредственно связанные с именем самодержца. На рубеже XIX-XX ве­ков их насчитывалось десять: день рождения и тезоименитства императо­ра Николая II, вдовствующей импера­трицы Марии Федоровны, императри­цы Александры Федоровны и наслед­ника престола, а также ежегодно от­мечаемые дни восшествия на престол и коронации. В такие дни городские улицы украшались флагами и вензеля­ми с коронами, в церквях шли благо­дарственные богослужения, раздавал­ся звон колоколов, пушечная пальба; городская управа устраивала празднич­ные мероприятия; вечером — загора­лась иллюминация. Еще более многочисленной была группа церковных праздников. Для православных жителей Российской империи (а таковых было поряд­ка 70%) именно они служили раз­делительными вехами повседневной жизни. Самыми большими праздно­ваниями славилась Пасхальная неде­ля. Ежегодный цикл составляли дву­надесятые праздники — Рождество Пресвятой Богородицы, Рождество Христово, Богоявление, Сретение и другие. Кроме того, в каждой местности имелись свои, особо по­читаемые святые и дни их поми­новений. Церковь служила важ­ным связующим звеном для жите­лей Российской империи, а церков­ные службы, завершавшиеся возгла­шением многолетия царствующему дому,— должны были олицетворять духовную связь правителя и его на­рода. Крестные ходы представляли собой как самостоятельные празднования, так и часть масштабных им­перских торжеств. 

К ежегодным праздничным меропри­ятиям относились также регулярно про­водившиеся парады. Как правило, они устраивались в воскресные или празд­ничные дни. Излюбленным зрелищем для жителей Петербурга был красоч­ный майский парад на Марсовом поле. «А полюбоваться было чем! — утверж­дали современники.— Чтобы это по­нять, надо знать, какая красивая ярко ­цветистая форма была у гвардии, осо­бенно у конной гвардии. Все виды кон­ной гвардии имели свою отличительную форму: кирасиры, гусары, уланы, драгу­ны, казачьи части и многие другие. Так и хочется описать эти формы! Но даже при самом удачном описании невоз­можно создать хоть сколько-нибудь правильного представления о их красо­те, разнообразии, яркости. В каждой ка­валерийской части лошади имели свою масть. Это еще более увеличивало эф­фект при прохождении части. Но, по­жалуй, самая красивая форма была у ка­валергардов. У них были белые суконные мундиры, обшитые золотым кан­том, с блестящими пуговицами, белые суконные брюки. Поверх мундира были одеты латы. На голове — каска с двугла­вым орлом. И латы, и каска, и пугови­цы были начищены до предельного бле­ска и, если погода была солнечная, го­рели на солнце. Вооружены они были палашами. При прохождении на параде они держали палаши наголо». Парады и смотры устраивались не только в сто­лице. Они по праву считались одним из важнейших элементов общеимпер­ских торжеств.

Единственным гражданским празд­ником в начале XX века был Новый год, на празднование которого, соглас­но календарю, отводился один день — 1 января (здесь и далее даты приводятся по старому стилю). В канун Нового года в хра­мах совершались богослужения по чи­ну новолетия, города расцвечивались флагами. Традиция новогоднего поздравления введенная еще Петром I неизменно оживляла городские ули­цы. Мелкие чиновники спешили по­здравить свое начальство, приказчи­ки — хозяев-купцов, родственники — родственников, друзья — друзей и так далее. Принять всех или нанести всем полноценные визиты не представля­лось возможным, поэтому ограничи­вались тем, что оставляли у швейца­ров визитные карточки или записы­вались в книги визитов. Только очень обеспеченные столич­ные жители могли позволить себе от­метить праздник в ресторане, распи­вая французское шампанское «Fin de Siecle» («Конец века») или «Nouveau Siecle» («Новый век»). Все остальные «кисло соображали», что «ничего, кро­ме календарной, то есть чисто услов­ной перемены, не произошло и под лу­ной все осталось по-прежнему». Для мастеровых, торговцев и других кате­горий работников Новый год и «цар­ские» дни зачастую лишь по кален­дарю значились праздниками, на де­ле мало чем отличаясь от трудовых будней. На этот случай имелась даже своя присказка: «Мужик-проказник работает и в праздник». Но так было не всегда и не везде. 

Уникальные торжества

В России рубежа XIX-XX веков ши­роко отмечались общеимперские торже­ства. Первым, самым главным и мас­штабным празднованием каждого ново­го царствования становилась коронация. Коронационные празднества императора Николая II растянулись на три неде­ли — с 6 по 26 мая 1896 года. 14 мая — день Священного Коронования в Ус­пенском соборе Московского Кремля — объявлялся неприсутственным. В кафе­дральных соборах, городских и сель­ских церквях были отслужены литур­гии. После оповещения посредством те­леграмм о совершении таинства миро­помазания по всей империи были со­вершены благодарственные молебствия с последующими церковными пара­дами. На городских улицах, украшен­ных имперской символикой и флагами, проходили народные гуляния, вечером на центральных площадях устраивалась иллюминация. Основное внимание было прико­вано к Москве, где собрались представители всех сословий, чтобы по­здравить императора. Все этапы тор­жеств, начиная с ослепительной цере­монии въезда нового правителя со сви­той в Первопрестольную, подробней­шим образом освещались периодиче­ской печатью. На память о празднова­нии были выпушены многочисленные подарочные издания, брошюры, сдела­ны фотографии, и — впервые в россий­ской истории — была проведена съем­ка «царской» кинохроники. В последу­ющие годы кадры коронационной про­цессии демонстрировались во всех ки­нотеатрах империи. Однако ни фотогра­фии, ни киносъемка не могли в полной мере передать великолепия момента. «Можно пожалеть, что фотография не дошла еще до такого усовершенствования, чтобы снимать с сохране­нием красок,— отмечал в «Письмах о коронации» известный театральный деятель В.И. Немирович-Данченко,— Тогда вы могли бы хоть на десятую долю понять представлявшуюся всем нам картину. Колоссальная площадь, залитая со всех сторон народом, ма­шущим шапками, шляпами и плат­ками, залитая чернеющей и пестрой, многоголовой толпой, расцвечен­ная щитами и флагами, освещенная ярким солнцем, и по всей середине ее поразительная по блеску, богат­ству и красоте процессия, среди которой их Императорские Высочества со всей Царской Фамилией и с мно­жеством прибывших в Москву прин­цев, Высочайших Особ и высокопо­ставленных лиц иностранных дер­жав». Впрочем, с задачей «сохране­ния цвета» прекрасно справлялись художники, присутствовавшие на ко­ронационных торжествах и подгото­вившие разнообразные эскизы для «Коронационного сборника».

В продолжение царствования Нико­лая II организовывались и другие зна­ковые торжества, такие, как церемо­нии открытия имперских памятни­ков, встречи глав дружественных госу­дарств, юбилеи городов, учреждений, военных баталий. Но сопоставимым по размаху с коронацией было, пожалуй, только одно торжество – празднование 300-летия Дома Романовых. Юбилейные празднования в прин­ципе стали отличительной чертой позднеимперской эпохи. После ре­волюционной волны 1905-1907 го­дов их организовывали с целью спло­чения нации и усиления патриотиче­ских настроений. Полтавские торже­ства в 1909 году, Рижские — в 1910-м, Киевские — в 1911-м, Бородинские и Московские — в 1912 году. Апогеем «юбилейного цикла» стал династиче­ский праздник, под знаком которо­го прошел весь 1913 год. В прессе по­стоянно мелькали слова и словосоче­тания «Романовский», «к юбилейным торжествам», «в честь 300-летия Дома Романовых» и так далее; издавалась специальная литература, в популяр­ной форме излагавшая историю дина­стии и главные заслуги ее представи­телей; для солдат, рабочих и учащих­ся читались просветительские лекции; снимались фильмы «Воцарение дома Романовых» и «300-летие царствующе­го дома Романовых. 1613-1913 годы». Единым неприсутственным днем во всей империи было объявлено 21 февраля — день избрания на цар­ство Михаила Федоровича, первого представителя династии Романовых. Официальные празднования начались в феврале в Петербурге, а затем про­должились весной во Владимире, Суз­дале, Нижнем Новгороде, Костроме, Ярославле, Ростове, Переславле-Залесском и Москве. По пути высо­чайшего следования вокзалы, при­стани, улицы и дома декорировались флагами, драпировками, вензелями, арками с зеленью, надписями «Добро пожаловать!» и «Боже, Царя храни!». При этом «везде со стороны народа было одинаковое восторженное стрем­ление увидеть Царя и Его приветство­вать, везде приходили <…> тысячи на­рода за 40 и 50 верст с женами и деть­ми». Во время высочайших посеще­ний государем императором той или иной местности там устанавливались собственные праздничные дни. 

По воспоминаниям современников, торжества в провинции прошли более радостно и воодушевленно, чем в «ка­зенных» Петербурге и Москве, давно привыкших к разного рода празднич­ным мероприятиям. На это мог повли­ять и еще один важный аспект. Во вре­мя коронации 1896 года в Москве тра­диционный народный праздник завер­шился трагедией: в погоне за царскими подарками погибло и получило разного рода увечья более двух тысяч человек. С тех пор при подготовке празднований вопросу устройства народных гуляний уделялось особое внимание, а действо­вавший до этого принцип централи­зации торжества в целях безопасности был переориентирован на децентрали­зацию — «растягивание» общего празд­нества во времени и пространстве.

Для чего нужен календарь?

На рубеже XIX-XX веков вопрос унификации праздников в Российской империи оставался открытым. Если об­ратиться к печатным изданиям того вре­мени («Придворный календарь», «Адрес-календарь», «Календарь-справочник» и прочие), то красным цветом было от­мечено от 35 до 40 праздничных дней (расхождения были связаны с наличием переходящих церковных праздников, разным подсчетом праздничных дней (например, в одних календарях Пасха обозначалась од­ним днем, в других — Пасхальной неделей, возможным совпадением праздничных дней с воскресеньями, в таком случае перенос не предусматривался). Прибавив к ним 52 воскресенья, полу­чаем около 90 неприсутственных дней в году (25%). Однако «на местах» общая картина выглядела по-другому. По под­счетам этнографа И. И. Шангиной, в русском быту праздничных дней бы­ло довольно много — до 140-150 в го­ду (38-41%). Согласно данным истори­ка Б. Н. Миронова, по всей империи могло насчитываться до 258 нерабочих дней (71%), включая, помимо офи­циальных воскресных и праздничных дней, разнообразные местные, религи­озные, сезонные, бытовые и семейные праздники. Такой разброс можно объ­яснить «размытостью» самого понятия «праздники-будни», сезонным характе­ром работ в сельской местности (в том числе зависимостью от погоды, из-за чего сохранялись различные вариации языческих праздников) и националь­ными особенностями регионов.

Проекты по «нормированию» празд­ничного календаря периодически появ­лялись и даже одобрялись, но в конеч­ном счете носили скорее рекомендательный характер. Так, в 1897 году бы­ло утверждено положение «О продол­жительности и распределении рабоче­го времени в заведениях фабрично-за­водской промышленности». Шестой пункт касался «расписания празд­ников». В него вошли все воскрес­ные и следующие праздничные дни: 1 и 6 января (Новый год и Крещение Господне), 25 марта (Благовещение Пресвятой Богородицы), 6 и 15 авгу­ста (Преображение Господне и Успение Пресвятой Богородицы), 8 сентября (Рождество Пресвятой Богородицы), 25 и 26 декабря (Рождество Христово); пятница и суббота Страстной недели, по­недельник и вторник Пасхальной неде­ли, день Вознесения Господня и вто­рой день праздника Сошествия Святого Духа. В примечании указывалось: «Для рабочих инославных вероисповеданий разрешается не вносить в расписание праздников те из указанных <…>, ко­торые не чтутся их Церковью. Для рабочих-нехристиан допускается внесение <…> других дней недели, взамен вос­кресных, сообразно закону их веры».

Исследовавшая городскую культуру отдыха С. Ю. Малышева пришла к вы­воду, что подобный опыт унификации не увенчался успехом. Имперская идео­логия «одна империя, один народ» под­разумевала сближение временных алго­ритмов жизни горожан, формирование единого современного календаря. «Эту идею и тенденцию в какой-то мере во­площал официальный досугово-празд­ничный календарь, чьи даты и празд­ники демонстрировали тесную связь с православной церковью и самодер­жавием, династией Романовых. Однако этот официальный, государственный досуговый календарь так и не был рас­пространен не только на всех жителей империи, но даже на все категории го­родского населения». Более того, после манифеста 17 ок­тября 1905 года, даровавшего «незыбле­мые основы гражданской свободы», ре­волюционные силы все активнее стали продвигать «альтернативные» праздни­ки и памятные даты, такие, как 9 ян­варя (память о «Кровавом воскресе­нье») или Первомай (праздник соли­дарности трудящихся). Эти праздники становились «протестными», «смущали умы», подрывали авторитет монархии. В то же время сочувствие им со сторо­ны простых обывателей служило мар­кером возраставшего общественного недовольства. Революционеры отказы­вались от праздно-досугового («буржу­азного») времяпрепровождения, посте­пенно превращая городской праздник в действенный инструмент идеологи­ческой борьбы.

В столь непростой ситуации усилия правительства были направлены на то, чтобы максимально раскрыть объеди­няющий потенциал имперских торжеств. «Сценарии» для их проведе­ния на разных уровнях (общегосудар­ственном, городском, местном) состав­лялись, исходя из вполне конкретных задач. Вместе с тем, универсальность таких торжеств была довольно услов­ной. Обширность империи, влияние местных факторов, невозможность да­же в отдельно взятом городе собрать всех желающих в одном месте, необхо­димость соблюдать охранительные ме­ры и обеспечивать санитарные нормы, рассредоточивать и развлекать публи­ку (к чему, в частности, привлекались многочисленные «попечительства о на­родной трезвости»),— все это не спо­собствовало целостности торжества.

Данная задача в конце концов реша­лась благодаря монархической прессе и специальным изданиям, печатавшим на своих страницах подробные описа­ния официальных торжественных ме­роприятий и транслировавшим необ­ходимый общеимперский образ. В ре­зультате происходило символическое объединение столичных и провинци­альных празднеств в единое торже­ственное действо, про которое мож­но было сказать: «В священном торже­стве <…> мысленно участвует весь мно­гомиллионный русский народ» или «Великое торжество совершается в сей день на Руси. Страна русская от Белого моря до Черного, от Амура до Днепра, как один человек, празднуя, чтит сей день, радуясь о Царе своем». Такое торжество, по замыслу организаторов, служило наглядным воплощением тер­риториального, национального и ду­ховного единства державы. Праздничная мозаика Российской империи рубежа XIX-XX веков явля­лась прямым отражением ее географи­ческой, социальной, этнической, кон­фессиональной и культурной специ­фики. Дальнейшие попытки по разра­ботке универсальных торжеств и соз­данию единого календаря предприни­мались уже в советской России.

Лиманова Светлана Андреевна — кандидат исторических наук.

Источник: журнал «Знание – сила» № 12 2020

Это
направление(балаган) в последней трети
19 в. особенно ярко было представлено в
крупнейшем петербургском балаганном
театре А.Алексеева-Яковлева «Развлечение
и польза», где показывались инсценировки
и живые картины по басням Крылова,
стихотворениям Некрасова, повестям
Гоголя, сказкам Ершова и Пушкина, пьесам
Островского. Правда, все эти произведения
были адаптированы к праздничной атмосфере
гуляний — выстроены по принципам
краткости, оптимизма и яркости.

С
давних времен в России славились народные
массовые гулянья «под горами» (зимние)
и «под качелями» (летние), устраиваемые
не только в Петербурге и Москве, но и в
провинциальных городах и селах.

Примером
создания народных празднеств в последней
четверти XIX — начале XX века может служить
творчество талантливого самородка А.
Я. Алексеева-Яковлева, который широко
использовал в своей деятельности все
лучшее из арсенала выразительных средств
традиционных русских народных гуляний.
Сегодня имя этого замечательного деятеля
незаслуженно забыто, хотя его творчество
— целая веха в развитии жанра массовых
праздников и зрелищ.

А.
Я. Алексеев-Яковлев был разносторонним
режиссером. В организованном им народном
общедоступном театре «Развлечение и
польза» он ставил спектакли, пантомимы,
массовые представления.

Режиссер
последовательно отстаивал идею театра
на площади. Будучи убежденным, в том,
что народный театр должен быть составной
частью народных массовых праздничных
гуляний, А. Я. Алексеев-Яковлев привнес
в лубочный театр совершенно иную
тематику: сохраняя стиль ярмарочного
балаганного зрелища, идущего от древнего
искусства российских скоморохов, он
взял репертуарный курс на русскую
классику (Пушкин, Лермонтов, Гоголь,
Некрасов, Островский) и русский фольклор.

Площадной
театр «Развлечение и польза», входящий
в общий комплекс народного гулянья «под
горами», размещался посреди площади,
на которой в балаганах, а то и просто
среди народа выступали всякого рода
затейники и потешники: деды — балагуры,
«паясы», раешники, петрушечники. Народ,
накатавшись на горах, посмотрев
выступавших на площади артистов из
народа, шел в театр «Развлечение и
польза», который являл собою как бы
продолжение всего народного гулянья и
внешне сохранял любимый простым людом,
хорошо знакомый ему с детства лубочный
стиль народного русского представления.
Однако талант драматурга, режиссера и
художника позволил А. Я. Алексееву-Яковлеву
использовать в своих сказочно-феерических
зрелищах новые постановочные приемы,
которые оказали влияние не только на
народные балаганные представления, но
и на русский театр, на русскую эстраду.
Постановочные приемы, изобретенные
балаганным театром, вошли в обиход
русского профессионального театра. По
свидетельству А. Я. Алексеева-Яковлева,
К- С. Станиславский при постановке «Синей
птицы» консультировался с ним о
возможности «черного кабинета». Один
этот факт говорит о той высокой театральной
культуре, которой были отмечены постановки
площадных народных театров.

О
влиянии волшебно-феерического
постановочного стиля лубочного театра
на большие театры мы читаем у П. П. Гнедича
в его «Книге жизни». Он пишет о том, что
«императорские театры не раз обращались
за помощью к балаганным механикам, так
как свои не могли достичь должных
эффектов».

Как
утверждал Е. Кузнецов, эти взаимосвязи
возникли еще в начале прошлого столетия,
и целый ряд спектаклей Мариинской
императорской оперы был создан под
влиянием феерических зрелищ балаганного
театра. Это «Волшебные пилюли», «Леста,
днепровская русалка», «Илья Богатырь»
и даже «Спящая красавица», постановщик
которой М. Петипа был завсегдатаем
народных гуляний «под горами».

Забегая
вперед, скажем, что народный феерический
театр оказал несомненное влияние и на
раннего Маяковского, ибо «Мистерия-буфф»
сделана в известной мере по законам
именно этого жанра.

Примечателен
и тот факт, что театр Народного дома,
который после Октябрьской революции
возглавил А. Я. Алексеев-Яковлев, заказал
Маяковскому сатирическое обозрение-феерию
о врагах революции, о текущем политическом
моменте.

Приступив
к работе, Маяковский с интересом изучал
макеты Алексеева-Яковлева, в частности
традиционную для народного театра
«сцену в аду» с участием сатаны, чертей
и т. д.

Изучение
приемов площадного театра многое дало
Маяковскому. В этом легко убедиться,
перечитав «Мистерию-буфф». И совсем не
случайным следует признать творческое
содружество поэта с замечательным
русским режиссером. Ясная демократическая
направленность творчества А. Я.
Алексеева-Яковлева, естественно, привела
его в ряды деятелей искусства, поставивших
свой талант и мастерство на службу
революции. 1 мая 1918 года Алексеев-Яковлев
поставил политический карнавал — один
из первых массовых праздников Советской
России, осуществленный силами
самодеятельности рабочих Красного
Петрограда, а 1 мая 1919 года в Петрограде
состоялось массовое действо «Третий
Интернационал» в постановке
Алексеева-Яковлева.

С
именем А. Я. Алексеева-Яковлева связаны
и народные «Общедоступные гулянья» в
петербургском Михайловском манеже.
Здесь ставились представления с участием
Анатолия Дурова. Здесь же выступали
русские народные хоры, народные оркестры
рожечников и т. д.

В
спектакле «1812 год», например, были
заняты, кроме драматических актеров,
хор, балет, оркестр, а также исполнители
многолюдных массовок. Интересно отметить
театрализованные выступления в
Михайловском манеже хора Агренева-Славянского.
Многие песни были инсценированы,
превращались, по словам А. Я.
Алексеева-Яковлева, в «действие,
развернутое средствами песни», в своего
рода «зримую песню».

В
80—90-х годах XIX века «гвоздем» народных
гуляний в Михайловском манеже стали
театрализованные аллегорические
шествия. Режиссура использовала здесь
прием мистериальных педжентов площадного
театра: на восьми — десяти высоких
передвижных платформах размещались
«живые картины», и вся процессия проходила
по манежу, делая обычно два круга.

Подобные
шествия пользовались большой популярностью
и в Москве, где в летних садах и на
гуляньях в московских манежах устраивались
веселые карнавальные процессии. В те
же годы в петербургских садах и парках
стали осуществляться массовые феерии
на открытом воздухе.

«Война
с Турцией», «Взятие Плевны», «Синопский
бой», поставленные А. Я. Алексеевым-Яковлевым
в Крестовском саду, представляют
несомненный интерес и с точки зрения
их патриотической тематики, определившей
направленность этих массовых зрелищ,
и с точки зрения режиссерского решения.
Участие в этих постановках войск,
военных кораблей, артиллерии, а в
финале — взлет воздухоплавательных
шаров были по тем временам смелостью
необыкновенной. Войска шли на штурм
вражеских укреплений, солдаты форсировали
реку в полной амуниции вплавь. Взрывалась
крепость, в ней возникал настоящий
пожар. А в это время на Средней Невке,
на набережной, которой находился
Крестовский сад, пять кораблей российского
флота сражались с восемью военными
судами «противника», и в завершение
битвы на воде — колоссальной силы взрыв
всех вражеских судов. А затем — полет
воздухоплавателей над головами изумленных
зрителей.

Конечно,
нам надо учитывать то обстоятельство,
что все это происходило в 80-е годы
прошлого столетия. Сегодняшнего зрителя,
привыкшего видеть на теле- и киноэкранах
колоссальные массовки, бои, взрывы,
полеты в космос, вплоть до документальных
кадров «прогулки» человека по Луне, эти
представления вряд ли бы так удивили.
Но ведь речь идет о событиях столетней
давности. Следует отметить массовые
постановки А. Я. Алексеева-Яковлева в
Петроградском парке в начале нынешнего
века, где он остроумно использовал
природные условия (пруды, рощу и т. д.).

Интерес
народа к этим массовым постановкам
(«Ермак Тимофеевич», «Взятие Азова» и
т. д.) был огромен: число посетителей
Петровского парка в дни массовых
постановок достигало десятков тысяч!

Талантливая
режиссура А. Я Алексеева-Яковлева, размах
и масштабы его деятельности в создании
массовых народных зрелищ, служивших,
как правило, делу воспитания патриотизма,—
все это было определенной ступенью в
развитии жанра.

В
известной мере эти работы были своего
рода «подготовительным периодом» перед
рождением политических массовых
представлений в Красном Петрограде.

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]

• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #

Содержание:

Введение

В современной России начала третьего тысячелетия, переживающей период постиндустриальной модернизации, ситуация в некоторой степени схожа с той, что была в либеральный период модернизации во второй половине XIX-начале XX века.

В постсоветской России монополия на образовательную деятельность среди населения со стороны государственных учреждений прекратила свое существование. Государство не может содержать за государственный счет все необходимые обществу учебные заведения. Коммерциализация образования в стране стала признаком новой эпохи. С одной стороны, благодаря открытию ряда коммерческих вузов количество студентов в стране увеличилось вдвое по сравнению с советским периодом. С другой стороны, на общем фоне падения уровня жизни значительной части россиян коммерциализация образования привела к тому, что образование, особенно высшее, да и полное среднее тоже перестало быть доступным для всех слоев российского населения. Сегодня наблюдается тревожная тенденция увеличения числа детей школьного возраста, не посещающих школу. Растет число неграмотных и неграмотных детей и подростков. Проблема безнадзорности детей по целому ряду причин, в том числе локальных вооруженных конфликтов, также стоит очень остро.

Кроме того, во многих регионах России, особенно в российской глубинке, в настоящее время сложилась неблагоприятная ситуация с организацией досуга молодежи и населения в целом. Разрушена система советских культурно-просветительных учреждений. Благодаря его длительному существованию досуг советских граждан был организован в культурно — просветительском плане. Сегодня посещение клубов, библиотек, театров и музеев уже не является нормой культурного досуга для большинства населения. Свободное время молодежи заполнено праздным времяпрепровождением, в лучшем случае, приобщением к массовой поп-культуре, которая не дает подлинно духовного развития человеческой личности. Настоящей проблемой в последние годы стало пристрастие к азартным играм, в основном к игровым автоматам.

Рост алкоголизма, наркомании и патологических азартных игр среди населения России сегодня, и особенно среди молодежи, сопровождается ростом числа преступлений и хулиганских выходок. Борьба с такими явлениями просто невозможна вне развития образовательных и культурных учреждений. Развитие образования и культуры в конечном счете определяет прогресс общества и успех его постиндустриальной модернизации.

Объектом исследования были выбраны образовательные организации и принадлежащие к ним учреждения, деятельность которых была направлена на решение не только общеобразовательных, но и культурно-просветительских задач для широких слоев населения, отдельных вопросов досуга населения, в первую очередь связанных с играми.

Предметом изучения курсовой работы явилось определение места системы организаций и учреждений, занимающихся культурно-просветительной работой с населением в 1859-1917 гг., в буржуазной модернизации России во второй половине XIX-начале XX вв. Предметом исследования также является игровой бизнес.

Общественно — просветительское движение и досуг в России в XIX-начале XX в.

История культурно-просветительской деятельности.

В дореволюционной России социальный прогресс был непосредственно связан с развитием культуры. В то время остро стояли также проблемы неграмотности населения, отсутствия доступа к образованию, организации культурного досуга, борьбы с алкоголизмом.

Усилий одного правительства было явно недостаточно. Значительный вклад в решение этих проблем внесла российская общественность с помощью учреждений культуры и образования. Этот положительный исторический опыт дореволюционного периода дает богатый материал для осмысления и открывает широкие возможности для использования многих форм воспитательной работы и ее содержания в современных исторических условиях.

История культурно-просветительской деятельности общественных организаций и отдельных лиц в дореволюционной России-один из богатейших пластов отечественной истории. Она изобилует прекрасными примерами подлинного служения делу просвещения народа лучших представителей отечественной интеллигенции.

Исторический опыт просвещения в дореволюционной России-это малоизученный и чрезвычайно интересный опыт социальной самодеятельности в условиях самодержавного политического строя общества. Те демократические традиции, которые были заложены в недавнем историческом прошлом нашего общества, дают сейчас свои новые всходы в контексте радикального реформирования российского общества. Вовлечение ведущих общественных масс в решение насущных проблем в области образования и культуры в дореволюционную эпоху заслуживает сегодня, как никогда, изучения и осмысления, как и вся другая общественная деятельность той эпохи, направленная на развитие демократических традиций.

Это предопределило всплеск исследовательской активности в исторической науке на период конца XIX — начала XX веков, который наблюдается и в настоящее время. Идет процесс изучения и переосмысления историками с иных идейно-теоретических позиций, чем это делалось в советское время, событий и явлений, связанных с либеральной модернизацией второй половины XIX века и, особенно, последних 25 лет существования Российской империи. Этому во многом способствовало ослабление цензуры и открытие доступа историкам ко многим архивным источникам. Положительным фактом в историографии был повышенный интерес исследователей к позитивным процессам и результатам дореволюционного развития России, в то время как в советской историографии наиболее значительное внимание исследователей уделялось негативным явлениям. Дореволюционная эпоха в развитии России была представлена в советской историографии однобоко, краски были заметно сгущены в оценке кризисных явлений общественного развития, что непосредственно работало на концептуальное обоснование неизбежности революционного взрыва в России в 1917 году. Между тем в то время в российском обществе было много положительных тенденций. Одной из них стала общественная инициатива в области культуры и просвещения народа. Однако эта деятельность в советской литературе либо вообще не была представлена во многих работах по истории дореволюционной культуры, либо была показана очень узко. Советские историки в основном освещали опыт борьбы социал-демократии за демократизацию школы и просвещение масс. Вся разнообразная деятельность либеральных демократов в области народного просвещения мало изучалась советскими историками, так как они рассматривали ее в духе оценки, данной им вождем большевистской партии В. И. Лениным. Просветительскую деятельность либералов он определял как чистый «культурализм», направленный на отвлечение трудящихся масс различными культурно — просветительскими мероприятиями от их истинных интересов и целей-классовой борьбы против царизма и капитала. Ленин подчеркивал, что чрезвычайно важно четко различать позицию революционных просветителей, рассматривавших задачи просвещения и просвещения народа в неразрывной связи с борьбой за его полное освобождение, и позицию культурных либералов, стремившихся, как он считал, отвлечь трудящиеся массы от революционной борьбы, заменить политическую деятельность просвещением. Он писал по этому поводу, что Социал-демократическая партия не должна » стирать грань между культурной и революционной работой.» Эти высказывания вождя большевистской партии предопределили отношение советских историков к деятельности либералов, как к деятельности, не заслуживающей внимания и изучения историками-марксистами.

Большая часть полезной работы, проделанной либералами по повышению образовательного и культурного уровня трудящихся масс, незаслуженно игнорировалась советскими исследователями, поскольку не признавалась положительным историческим опытом для советской власти, заслуживающим дальнейшего использования и распространения. Более того, некоторые инициативы либералов были прямо представлены в негативном свете, как вредные для пролетариев.

Понятно, что еще более негативно в советской литературе была представлена та значительная работа, которая была проделана по преодолению культурной отсталости народа, по ликвидации неграмотности взрослого населения монархическими проправительственными и церковными организациями и учреждениями. Отношение советских историков к ним было крайне отрицательным, как и к реакционным организациям правительства.

Восстановление исторической справедливости по отношению к различным группам российской общественности, которые в большинстве своем работали совершенно бескорыстно на благо народа, на наш взгляд, сегодня является обязанностью современных историков. Вот почему история дореволюционного просвещения, безусловно, заслуживает серьезного изучения в наши дни.

Культурно-просветительская деятельность интеллигенции началась в России в конце 50 — х-начале 60-х годов XIX века, развивалась волнообразно (от подъема к упадку и снова к подъему) в период либеральных реформ и активно продолжалась в последующее время, вплоть до революционных событий 1917 года.

У истоков ее стояла народническая интеллигенция. Именно среди них родилась идея возвращения интеллигенции народу того долга, в котором, как признавала сама интеллигенция, она была перед народом. Интеллигенция, просвещенная и образованная, занятая умственным трудом, жила за счет физически работающих людей, темных, суеверных, неграмотных, не имевших доступа к образованию и культуре. И передовые умы интеллигенции были озабочены поиском путей возвращения народу его долга в виде знаний. Одним из таких путей была частная и общественная деятельность по повышению культурного и образовательного уровня народа.

Интеллигенция шла к народу, чтобы учить и лечить его, отстаивать его интересы в суде и перед чиновниками, организовывать его здоровый и разумный досуг, отвлекать его от вредной привычки пьянства и хулиганства.

Интеллигенция стремилась дать народу все те учреждения образования и культуры, которыми они сами пользовались. Так появились учебные заведения частной и общественной инициативы-воскресные школы, народные чтения, народные бесплатные библиотеки-читальни, народные дома, народные университеты, народные театры и т. д. Само название этих учреждений, открытых в то время интеллигенцией для народа, было очень символично. Все они получили эпитет — «народные».

Со временем круг участников культурно-просветительского движения стал расширяться. Профессора и студенты университетов, учителя школ, учителя и учительницы, священнослужители, ведущие представители дворянства, бюрократии, инженеры, врачи, агрономы, фабричная администрация, фабриканты-вот далеко не полный перечень участников начавшегося в стране культурно-просветительского движения.

Воспитательная деятельность заняла определенную нишу в общественной самодеятельности и со временем стала значительным дополнением к воспитательной деятельности государственных учреждений.

Культурно-просветительская работа среди простого народа с самого начала ее осуществления в дореволюционной России была плодом частной и общественной инициативы. Кроме того, с самого начала этой деятельности преобладали революционные или оппозиционные настроения по отношению к власти. Эти обстоятельства породили сложное отношение к нему со стороны общества вообще и со стороны власти в частности. Таким образом, реакция чиновников соответствующих ведомств на просветительскую деятельность общественных сил была неоднозначной. С одной стороны, общественность помогала государству за свой счет и своими силами решать давно назревшие вопросы ликвидации взрослой неграмотности в обществе, отвлекая трудящихся от бесполезного и даже вредного времяпрепровождения. Такую деятельность следовало бы поддерживать. С другой стороны, такая общественная инициатива не могла не вызвать серьезной озабоченности властей. Потому что в России в то время под видом учебных заведений могла быть организована легальная революционная пропаганда среди народа. Вот почему политическая благонадежность тех, кто организовывал образовательные мероприятия, больше всего беспокоила местные власти и центральную власть.

Консервативные социальные круги были на стороне правительства. И прогрессивно настроенная часть общества приветствовала образовательную инициативу.

Вообще власть в России всегда с недоверием относилась к инициативам общественности. Именно поэтому его первоначальной реакцией было немедленное прекращение всякого рода общественной инициативы путем закрытия большинства первых учебных заведений — воскресных школ, что и было сделано почти на второй год после их открытия.

Но, как оказалось, эти репрессивные меры со стороны правительства ничего изменить не могли. Социальная активность, порожденная либеральными реформами, уже не могла быть уничтожена в зародыше. Закрытые частные воскресные школы все еще возрождались там, где они были закрыты, но на нелегальной основе (что, кстати, было еще хуже для правительства), или появлялись на новых местах. И власти ничего не могли с этим поделать. Тогда властям оставалось только признать существование общественной самодеятельности в области внешкольного образования взрослых и поставить ее под максимально возможный контроль. Что было в скором времени сделано. Поэтому существует целый ряд документов, которые строго регламентируют деятельность всех образовательных учреждений.

В 1870-1880-е годы происходило постепенное восстановление прежнего количества культурно-просветительных организаций и учреждений. А к 1890-м годам культурно-просветительская работа общественности уже вошла в устойчивое русло. Она уже оформилась в организационную структуру — различные образовательные общества. Число образовательных организаций в последнее десятилетие XIX века стремительно росло по всей стране. Быстро росло и число учебных заведений для самих людей. Наконец, деятельность в области народного образования была признана правительством и приобрела конкретный характер благодаря правительственным постановлениям.

Кроме того, властные структуры общества стремились создать через сеть провластных общественных организаций собственные культурно-просветительные учреждения, во многом финансируемые государством и, соответственно, являющиеся проводниками государственной идеологии и политики в массы.

Даже самих участников движения, а позднее и исследователей его развития волновал вопрос о том, насколько культурно-просветительским движением Россия обязана Западу. Летописцы просветительного движения изучали зарубежный опыт в этом отношении. Некоторые из них пришли к выводу, что Россия напрямую заимствовала специфические формы учебных заведений у западных стран. Другие, напротив, не признавали этого заимствования и подчеркивали различия между культурно-образовательными учреждениями России и их аналогами в Германии, Англии, Франции, США и других странах.

Эти различия коренились, прежде всего, в том, что в нашей стране общее среднее образование до революции 1917 года было недоступно широким слоям населения, в то время как правительства западных стран уже в XIX веке ввели всеобщее образование. В связи с этим деятели учебных заведений России не ставили перед собой тех узких задач, которые решали педагоги Европы и Америки. Ведь в этих странах народное образование развивалось благодаря совместным усилиям государства и общества. Поэтому учебные заведения на Западе в большинстве своем носили либо конфессиональный характер, либо характер углубленной профессиональной подготовки населения. Деятели русского просвещения, напротив, помимо решения узких или более частных воспитательных задач с помощью культурно-просветительных учреждений, преследовали более широкие воспитательные и культурные цели. Для них просвещение было едва ли не единственной формой легальной общественной деятельности.

Влияние западного опыта в просветительском движении отчетливо проявилось в России во второй половине XIX века. Но это было только отправной точкой для начала такого движения в России. Сама интеллигенция всегда была носителем образования и культуры в стране и в то же время ретранслятором культуры в народные массы. А так как со времен Петра I и Екатерины II русская интеллигенция получала образование в западном, прагматическом духе и все больше ощущала свою культурную оторванность от масс, то уже в XIX веке она пыталась совместить полученное образование и приобретенные ею культурные ценности с массами. Перенося на русскую почву западнические культурно-просветительские начинания XIX века, русская интеллигенция обогащала их новым содержанием и развивала сами формы работы с населением. Поэтому культурно-просветительское движение, возникшее в России под влиянием Запада, развивалось в нашей стране весьма оригинальным образом, со временем превратившись в русское явление.

Что побуждало ученых, преподавателей вузов, учителей и воспитателей, общественных деятелей и деятелей культуры, а затем инженеров, врачей, агрономов, фельдшеров, просто хорошо образованных людей в дореволюционной России активно заниматься просветительской деятельностью для народа? После работы в воскресных школах, народных библиотеках и читальнях, в классах рабочих курсов при факультетах государственных университетов, ведущих воскресные чтения для народа, создающих дома и театры, народная интеллигенция посвящала этому делу весь свой ежедневный и воскресный досуг, не оставляя времени для себя. В просветительском движении участвовали люди разного социального статуса, разных идеологических убеждений и политических предпочтений (от консерваторов до революционеров). Что объединяло этих людей? И что же, все, что их разделяло, заключалось в этом Всеобщем воспитательном служении народу? Эти два трудных вопроса до сих пор занимали умы исследователей.

Большинство исследователей признавали главным мотивом аскетов просвещения бескорыстное служение народу на благо его просвещения и приобщение к ценностям культуры. Долг интеллигенции перед народом, о котором говорили народники, и проблема возврата этого долга в виде разносторонних знаний — вот чем занимались представители передовой, демократически настроенной интеллигенции во второй половине XIX века. Поиск путей возврата этого долга в виде знаний стал реальным воплощением стремления интеллигенции сделать что-то своими руками, своими силами для народа. С этими доводами трудно не согласиться.

Но были и другие мотивы участия различных лиц и целых организаций в культурно-просветительской деятельности. Для учителей и учительниц с их скудным заработком, для священнослужителей и других малообеспеченных слоев интеллигенции, работавших в воскресной или вечерней школе, заведовавших библиотекой, проводивших народные чтения, были дополнительные заработки, конечно, при условии, что эта работа оплачивалась. Это были весьма прозаические, но веские основания для участия некоторых групп интеллигенции в просветительской деятельности.

Но, например, на земских учителей земскими управами возлагалась прямая обязанность работать в земских культурно-просветительных учреждениях без всякой платы. Таким образом, не обошлось без элементов принуждения в организации культурно-просветительной работы на местах. Хотя, надо признать, что земские учителя были настоящими подвижниками просвещения.

Таким образом, нельзя сводить всю культурно-просветительскую деятельность в дореволюционной России только к голому энтузиазму участников воспитательной работы.

Образовательные учреждения и их особенности

К «учебным заведениям» в исследуемый период относятся:

• Бесплатная библиотека и читальный зал;
• Читающие люди;
• Народные лекции;
• Народные университеты;
• Воскресные и вечерние школы;
• Повторные и дополнительные занятия для взрослых;
• Курсы для взрослых;
• Народный дом;
• Народные театры;
• Концерты;
• Поющие праздники;
• Народные музеи;
• Художественные галереи;
• Спортивные мероприятия.

Отличительными чертами «учебных заведений» были следующие:

• Истинная «национальность» этих учреждений, то есть одинаковая доступность для всех, независимо от пола, возраста, национальной и религиозной принадлежности, социального статуса;
• Негосударственная принадлежность этих учреждений (источниками финансирования их деятельности были в основном государственные и частные);
• Демократическое внутреннее устройство таких учреждений, в отличие от официальной формализованной школы;
• Творческий подход к работе в образовательных учреждениях со стороны их организаторов и сотрудников;
• Решение этими учреждениями одновременно воспитательных, культурно-просветительных задач;
• Их совершенно самостоятельное положение по отношению к системе государственного и частного народного образования;
• Разница в целеполагающих установках для этих типов учреждений по отношению к государственным образовательным учреждениям (культурно-просветительные учреждения, в отличие от дневных школ всех уровней, не давали определенного объема знаний, а «учили» взрослых «учиться», то есть приучали их к регулярному самообразованию);
• Особенность отношений между дневной школой и внешкольным образованием, заключающаяся в том, что внешкольное образование не могло быть заменено никакой школой, наоборот, чем выше становился уровень школьного образования народа, тем больше возрастала потребность народа во внешкольном образовании.

Из перечисленных выше особенностей культурно-просветительных учреждений можно выделить основные принципы их организации, а именно: публичность, самостоятельность, доступность, полнота отдельных связей, преимущественная бесплатность, системность, систематичность, принцип районной организации.

Следует также учитывать, что в досоветской России существовали и провластные общественные организации, которые также участвовали в образовании. Работа различных лиц в таких организациях диктовалась самой властью. Это обязательное для определенных категорий должностных лиц и даже принуждение со стороны властей по отношению к определенным категориям граждан (имеется в виду купцы, купцы, которых власти безжалостно штрафовали по малейшему поводу, если они отказывались финансово поддерживать провластные учебные заведения). Наиболее характерным примером такого рода официальной общественной организации было Попечительство о народной трезвости, созданное в 1894 году по инициативе правительства. Организация имела свою разветвленную сеть культурно-просветительных учреждений по всей стране. И сторонники отрезвления народа вербовались в нее различными способами,в том числе и насильно. Хотя для высокопоставленных чиновников участие в трезвом движении было очень почетным.

Работа в других проправительственных организациях, таких как комиссия народных чтений, учрежденная под покровительством государства, под августейшим или административным покровительством, вообще считалась почетной обязанностью всех чиновников, лояльных правительству.

Другой пример-церковные учебные заведения. Их организация обязательно вменяется Священному Синоду в прямую обязанность местных православных священников прихода.

Участники провластных учебных заведений выполняли государственный заказ, были проводниками государственной политики в области образования и государственной идеологии в массы. Но они также много сделали для просвещения народа, для повышения его общего культурного уровня.

Таким образом, культурно-просветительское движение в России, основанное народнической интеллигенцией (середина 50-х-начало 60-х годов), примерно к 90-м годам XIX века превратилось в разнородное и многогранное по составу участников движение. Наряду с бескорыстным служением народу, в воспитательной деятельности присутствовали элементы государственного воздействия и принуждения, а также личные мотивы улучшения своего материального положения со стороны отдельных отрядов участников движения. Объективный анализ этого аспекта движения в пользу просвещения народа позволяет представить его как более многомерное явление, чем это было сделано до сих пор исследователями.

Просвещение населения в течение более чем 50-летнего периода времени было нерегулярным и наибольшее развитие оно получило в дореволюционные 30-е годы — с конца 1880-х-начала 1890-х годов и заканчивая годами Первой мировой войны и революционных событий 1917 года.

Периодизация этапов дореволюционной культурно — просветительской деятельности

Предлагается следующая периодизация этапов дореволюционной культурно-просветительской деятельности за весь период ее существования (этапы, в свою очередь, делятся на отдельные периоды времени).

Первый этап-1859-1890 — становление культурно-просветительской деятельности в России-делится на следующие периоды:

• 1859-начало 1860 — х годов-зарождение культурно-просветительской деятельности;
• Вторая половина 1860 — х-первая половина 1870-х гг.-разгром ряда организаций и процесс упадка образования;
• Вторая половина 1870 — х-1880-е годы процесс восстановления учебных организаций и учреждений;
• Этап II-1890-1904-стабилизация и подъем учебной деятельности-она делится на такие периоды:
• Первая половина 1890 — х годов-начало подъема просвещения, численный рост организаций и учреждений;
• Вторая половина 1890 — х годов-дальнейшее развитие просветительской деятельности во все возрастающем масштабе. Появление официальных организаций — участников движения (Опека трезвости). Преобразование культурно — просветительской общественной деятельности в устойчивую общественную самодеятельность, установленную государством в правовом поле;
• С начала XX века до первой революции в России (1900-1904) — дальнейший рост движения, принятие властями новых правил в 1901-1902 годах по отношению к учебным заведениям, появление в движении новых типов организаций.

Стадия III-1905-1916 — культурно-просветительская деятельность в новых исторических условиях-делится на следующие периоды:

• Первая революция (1905-1907) — в эти годы произошли значительные изменения в просвещении: всплеск общественной активности в области образования, новые условия — четкий порядок открытия организаций и учреждений, новые типы учебных организаций и учреждений, в том числе чисто пролетарских или крестьянских;
• Реформы и политическая реакция, затем возрождение рабочего движения (1908-1913) — в эти годы репрессии властей были направлены против участников образовательного движения, организаций и учреждений. Это увеличило сплоченность движения. Консолидация образовательных сил происходила на различных съездах, в том числе народных университетов и других. Рабочее представительство функционировало в образовательных организациях и учреждениях. Возросло влияние социал-демократии в учебных заведениях. Органы местного самоуправления активно участвовали в просветительской деятельности (с 1911 г.). Начался подъем воспитательной работы кооперативов (1913).);
• Первая мировая война (1914-1917) — определенный спад просветительской деятельности в связи с мобилизацией многих активистов в армию, возрождением деятельности проправительственных организаций и органов самоуправления, а также кооперативов по организации здорового досуга масс под запретом.

Выделение внутренних периодов в двух последних и основных этапах культурно-просветительской деятельности связано как с историческими событиями в стране, так и с изменениями в самой образовательной деятельности.

Таким образом, выделение в отдельный период первой половины 1890-х годов обусловлено тем, что в это время страна, пережив жесточайший аграрный кризис 1891-1892 годов, постепенно вышла из него и, примерно, с 1893 года вступила в период бурного промышленного развития.  В годы аграрного кризиса представители разных слоев общества одновременно обратились к проблемам просвещения народа, избавления его от тьмы и невежества. Именно интеллигенция, люди различных профессий и званий формировали свои учебные организации и создавали учебные заведения, видя в этой деятельности выход из аграрного кризиса и к подъему народного хозяйства, к повышению культурного и жизненного уровня крестьянства. Более того, прямую связь между неурожаем, голодом, эпидемией в стране и общественной инициативой и самодеятельностью в области просвещения народа отмечали практически все современники, начиная от чиновников из правительства, Департамента полиции МВД, департамента образования и заканчивая прогрессивно мыслящими общественными деятелями, педагогической общественностью и др.

Вторая половина 1890-х годов была периодом, уже связанным с промышленным бумом в стране. Потребность новой промышленности в квалифицированных кадрах диктовала новые, более утилитарные и прагматичные задачи в области воспитания народа. Бурное промышленное развитие, рост числа городов и промышленных центров, урбанизация населения-все эти изменения выдвинули на первый план проблемы народного образования. К решению задач повышения культурно-образовательного уровня трудящихся обращаются не только общественные деятели, непосредственно связывающие дальнейший прогресс страны с развитием народного образования, но и государственные чиновники управления образования, а также непосредственные организаторы промышленного производства-предприниматели, то есть владельцы фабрик, заводов и других предприятий. Неслучайно именно в 1895 году впервые был поставлен вопрос о необходимости введения всеобщего начального образования в стране.

Стремительный рост культурно-просветительных организаций и их учреждений в стране оборачивается новыми проблемами для государства. Опасение, что значительная часть населения получит возможность приобщиться к плодам образования за пределами государственной школы, толкает государственные органы, в первую очередь ГУВД МВД, а также Министерство образования, на принятие различных ограничительных мер. Под давлением властей активизируется воспитательная работа епархиального отдела, по всей стране развивается наиболее активная деятельность официальной общественной организации — Попечительства о народной трезвости. Таким образом, через эти организации государство также участвует в образовательной деятельности.

Дореволюционный период, 1900-1904 годы, был периодом, когда накануне революции государство приняло новые правила для различных типов учебных заведений, в частности в 1901 и 1902 годах, что, безусловно, было результатом масштаба просвещения в стране. Следует отметить, что это были правила не смягчающего характера, которые могли несколько ослабить нарастающий революционный накал в обществе. Напротив, реакция правительства на рост революционных настроений в обществе была прямо противоположной — правила открытия и функционирования учебных и культурных учреждений были еще более ужесточены. Единственным положительным моментом был перевод всех учебных обществ, действующих и вновь открытых, из Министерства внутренних дел в Министерство просвещения в 1902 году. Это немного облегчило их открытие. Поэтому культурно-просветительское движение продолжало расти и в первые годы XX века. С начала века зародились некоторые новые начинания, такие как самодостаточное общество народных лекций и библиотечное общество, заработала специальная комиссия санитарных знаний и воплотилась в жизнь идея создания народных домов.

Следующий решающий (III) этап в развитии просвещения начинается в годы первой революции в России и продолжается до революционных событий 1917 года. За это время в России выросли масштабы культурно-просветительской деятельности, появились новые виды воспитательной работы, появились новые участники культурно-просветительского процесса.

Можно сказать, что из чисто общественной самодеятельности, аскетизма интеллигентских слоев населения 50-60-х годов XIX века, в XX веке выросло широкое движение со многими составляющими. Политический спектр этого движения был представлен всеми политическими течениями того времени-от правительственно-монархического до либерально-демократического и до революционно-демократического.

На этом этапе произошли внутренние, значительные изменения и изменения в развитии культурно — просветительской деятельности.

Годы первой русской революции — 1905-1907-можно назвать вехами в развитии просветительской деятельности в России.

Первая революция в России создала уникальные условия для развития общественной культурно-просветительской деятельности. В условиях сохранившейся в России монархии впервые за годы революции было разрешено легальное создание различных общественных организаций, в том числе и совершенно новых для общества — политических партий, профсоюзов. В то же время всему обществу было позволено более свободно организовываться в соответствии со своими интересами, в том числе в образовательных организациях, кооперативах и т. д.

Революция привела к небывалой активности трудящихся масс, их самодеятельности. Наряду с интеллектуальными организациями и их культурно-просветительными учреждениями стали возникать пролетарские, крестьянские и другие низшие слои общества (чиновники, мелкие служащие и т. Некоторые из них, явившиеся прямым продуктом революционного периода, как, скажем, рабочие клубы, были уже разогнаны властями во время революции и после ее поражения.

Хотя клубная деятельность трудящихся масс была возобновлена позднее, перед лицом правительственной реакции, эти клубы уже не были революционными учреждениями трудящихся, какими они были в 1905-1906 годах. Неработающие массы также были вовлечены в клубную деятельность в этот период.

Многие учебные заведения, созданные в годы революции, сохранились, уцелели, а позже также участвовали в просветительской деятельности.

Важнейшим революционным достижением общественности было разрешение властей тайно открывать для трудящихся масс различные культурно-просветительные учреждения.

В годы первой революции в России культурно-просветительная работа обогатилась новыми формами. Во внешкольном образовании народа, например, в этот период появился новый, более высокий уровень образования трудящихся — народные университеты, идея которых возникла в 1890-е годы.

Далее можно выделить период между двумя революциями в России-1908-1916 гг., в развитии культурно-просветительской деятельности.

Годы, последовавшие за первой революцией, ознаменовались различными явлениями в образовательной деятельности. В период правительственной реакции, в частности, усилилось давление на образовательные организации и учреждения, с другой стороны, реализация ряда реформ, прежде всего аграрных, а также подготовка к введению в стране начального всеобщего образования, создали новые возможности для культурно — просветительской работы, особенно в сельской местности.

Начало промышленного подъема 1909 года не могло не сказаться на состоянии народного образования и культурно-просветительной работы. Проблема введения начального всеобщего образования в эти годы, особенно после 1908 года, поставила внешкольную работу на совершенно небывалую высоту. Развитие внешкольного образования в стране было признано управлением образования во главе с министром просвещения А. Н. Шварцем важнейшей государственной задачей, решение которой позволило бы ликвидировать неграмотность взрослого населения в стране. 

Для дальнейшего развития культурно-просветительной работы, расширения ее масштабов и качественных изменений большое значение имело активное вовлечение органов местного самоуправления в решение задач внешкольного образования после 1911 года, когда на Всесемейском съезде культурно-просветительная работа была должным образом признана одним из важнейших направлений деятельности земств.

Рост числа кооперативов в стране и внимание кооператоров к решению культурно-просветительских задач также сыграли важную роль в дальнейшем развитии образовательной деятельности. Пик культурной работы кооперативов пришелся на 1913 год. Но даже в последующий период нет необходимости говорить о спаде.

События Первой мировой войны, в которую Россия была вовлечена с 1914 года, оказали двоякое влияние на состояние культурно-просветительной работы. Из-за военных расходов и трудностей военного времени (например, из-за мобилизации активных и деятельных участников в культурно-просветительные учреждения) наблюдался определенный спад в культурно-просветительной работе. Но, с другой стороны, вынужденное «отрезвление» страны, возникшее с введением сухого закона в 1914 году, привело к быстрому росту потребности в культурно-просветительных учреждениях и мероприятиях. И чем дольше длилась война, тем больше разрушений она приносила стране, тем более очевидным для всех прогрессивно мыслящих людей в России было то, что выход из войны и восстановление экономики страны будут просто невозможны без культурной пропаганды, развития народного образования.

Поэтому в годы Первой мировой войны культурно-просветительская деятельность общественных организаций, прежде всего просветительских-обществ грамотности, обществ содействия народному образованию, библиотечных обществ, общественных читательских обществ, общественных университетских обществ и многих других, а также кооперативов, не только не прекращалась, но, напротив, продолжалась всеми возможными средствами. В годы войны Трест трезвости, земские органы и кооперативы сосредоточили свои усилия на создании таких комплексных культурно-просветительных учреждений, как народные дома. Эти организации имели долгосрочные планы строительства сети народных домов как на 1916, так и на 1917 год.

Но революционные события 1917 года в стране закрыли эту страницу в истории существования культурно-просветительных учреждений. В Советской России откроется иная страница в истории национальных культурно-просветительных учреждений. Но основная основа культурной работы в советское время будет заложена в те дореволюционные годы, к которым мы обратились в нашем исследовании.

Особенности игрового досуга в России в XIX-начале XX века

Главная игра, которая была очень популярна в допетровской Руси, называлась «зерно». В нее играли все без исключения, независимо от возраста и социального статуса. «Зерно» представляло собой набор маленьких одинаковых семян, с одной стороны белых, а с другой-черных или темно-красных. Выигрыш зависел от выпавшего цвета и от комбинации, в которую было помещено «зерно».

В России азартные игры обычно называли «ипотекой». Помимо «зерна», были популярны так называемые «яичные бои». Существовало несколько вариантов этой игры. Например, сырое куриное яйцо пропускалось через специальный желоб, в конце которого помещалось вражеское яйцо. Чье яйцо было разбито ударом, тот проиграл. Другой способ-бороться «рука об руку», то есть держать яйцо в руке. Для этой игры использовались вареные яйца. Говорят, что самые продвинутые игроки знали секреты специальных «куриных диет», благодаря которым куры откладывали яйца с очень крепкой скорлупой.

Как ни странно, шахматы тоже считались обычной азартной игрой, в которую играли почти все. Правда, шахматных досок тогда еще не было-простейшие неуклюжие фигуры ставились на специально нарисованный стол или широкую скамью (так называемый «Майдан»). Шахматные баталии часто сопровождались ожесточенными спорами, а иногда даже драками.

Еще одна старинная русская забава — «игра на деньги». Она состояла в том, что на веревку клали кости (свиные или говяжьи) и выбивали их битами, которые наполняли свинцом. Большая часть игры шла на деньги. Позже появились уже известные нам Лапта и небольшие городки. Кулачные бои-еще одно популярное развлечение, хотя они проводились очень редко и носили в основном судебный характер.

Где вы предавались азартным развлечениям? Пивные, или как их еще называют, «центры» были довольно редки, а в сельской местности их почти не было. Поэтому прообразом первых игорных домов были… бани! Именно там люди могли спокойно наслаждаться игрой, развлечениями и приятным общением за чашкой кваса или сусла (продажа спиртного в бане была строго запрещена).

Игральные карты появились в России гораздо позже, чем в европейских странах. Поначалу заморские развлечения не прижились — протест церкви был слишком силен, но петровские реформы и здесь сделали свое дело. С легкой руки Петра I игра в карты стала любимым занятием дворянства, а позже и простого народа.

С XVIII века вместе с другими иностранными хитросплетениями в России стали появляться салоны с карточными играми. Высшее общество играло в карты наиболее активно, и в конце века был открыт знаменитый английский клуб для аристократов. Примерно в это же время в стране стали различать два типа игорных заведений: одно — для знати (прообразы современных казино), другое-для черни (кабаки, бани, постоялые дворы). Среди простого народа особой популярностью пользовались игры «три листа» (случайный набор карт из колоды) и «ремик».

Как и во всем мире, азартные игры также часто запрещались в России с древних времен. Причинами стали большие убытки, участившиеся случаи краж и грабежей, рост преступности и, конечно же, обман и мошенничество. В результате царское правительство запретило азартные карточные игры и открытие игорных домов. Этот запрет был постоянным вплоть до падения самодержавия. Все карточные игры делились на азартные (например, «ecarte», «chemin-de-faire», что по-французски означает «железная дорога», более известная по сей день как игра в «железо») и коммерческие («преферанс», «шестьдесят шесть», «вист» и др.).

На рубеже XIX — XX веков страсть к картам достигла своего пика, но Октябрьская революция запретила азартные игры, и игроки были вынуждены уйти в подполье. В общественных местах разрешалось играть только в шахматы, шашки и домино.

Азартные игры в современной социокультурной деятельности

Азартные игры в России-это казино, залы игровых автоматов, букмекерские конторы и тотализаторы. До 2006 года эта отрасль индустрии развлечений регулировалась федеральным законодательством (глава 29 НК РФ и Федеральный закон «О лицензировании отдельных видов деятельности») и местным законодательством (в части установления различных ограничений на размещение игорных заведений).

Понятие ставок и азартных игр дано в Федеральном законе от 27.12.2002 № 182-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в часть вторую Налогового кодекса Российской Федерации и некоторые другие акты законодательства Российской Федерации о налогах и сборах» .

Требования, связанные с участием в игре или ставке, включают как требования победителя о выплате выигрыша от игры или ставки, так и требования проигравшего о возврате добровольно уплаченного проигрыша. Поэтому, если проигравшая сторона добровольно исполнила свой долг, она не имеет права требовать в суде то, что было исполнено обратно.

В настоящее время деятельность, связанная с проведением лотерей, регулируется Гражданским кодексом РФ и Федеральным законом от 11.11.2003 № 138-ФЗ «О лотереях» (в ред. от 23.07.2008). В соответствии с настоящим Законом лотерея-это игра, которая проводится в соответствии с договором и в которой одна сторона (организатор лотереи) привлекает призовой фонд лотереи, а другая сторона (участник лотереи) имеет право на выигрыш, если она признана победителем в соответствии с условиями лотереи.

В действующем законодательстве отсутствует юридическое определение понятия «тотализатор». Статья 364 Налогового кодекса Российской Федерации определяет организатора тотализатора как организацию или индивидуального предпринимателя, осуществляющих посредническую деятельность в сфере азартных игр по организации азартных игр, приему ставок от участников взаимных ставок и (или) выплате выигрышей.

К другим играм, указанным в статье 1063 ГК РФ, относятся: игры в казино (рулетка, карточные игры, кости), мгновенное лото (лото), игры с игровыми автоматами с денежными или натуральными выигрышами, а также другие игры, на которые выдаются лицензии.

Договор лотереи, участник пари (кредитор) несет свою ответственность в момент заключения договора, покупки билета, документа, товара или оплаты стоимости участия в игре или тотализаторе, а держатель (должник) несет следующие обязанности: играть или подводить итоги тотализатора, обеспечивать участие должника, выдавать или выплачивать выигрыш должнику в случае его проигрыша.

Статья 1063 ГК РФ не устанавливает, что за участие в игре или тотализаторе взимается плата, то есть лотерейные и тотализаторские договоры могут быть как платными, так и бесплатными. Поэтому нормы ГК РФ о лотереях применяются к случаям проведения розыгрышей рекламных призов среди покупателей определенных товаров (потребительских услуг), для выигрыша кредитов и т. д. Пункт 3 статьи 3 Федерального закона «О лотереях» на основании рассмотрения выделяет два вида лотерей: лотереи, право на участие в которых связано с оплатой, и лотереи, право на участие в которых не связано с оплатой.

В законодательстве установлены ограничения на использование объектов лотерей, розыгрышей отдельных мероприятий, в частности в период выборов результатов референдума, выборов Президента Российской Федерации и Государственной Думы (ФЗ от 12.06.2002 № 67-ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» (пункт 3 статьи 56) (в ред. от 21.07.2005), от 10.01.2003 № 19-ФЗ » О выборах Президента Российской Федерации «(пункт 3 статьи 56), от 18.05.2005 №  51-ФЗ «О выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации» .

Гражданский кодекс Российской Федерации определяет особый предметный состав договоров лотереи, тотализатора и других игр, основанных на риске. Кредиторами (участниками игр) могут быть любые физические лица (для лотерей-только юридические лица), а должниками (организаторами игр, тотализаторов) — Российская Федерация, субъекты Российской Федерации, муниципальные образования, лица, получившие разрешение (лицензию) от уполномоченного государственного или муниципального органа.

Федеральный закон» О лотереях » определяет организатора лотереи в качестве основного должника по договору лотереи. Даже если лотерея проводится через оператора лотереи, согласно Закону, он действует от имени и по поручению организатора.

Статья 7 Федерального закона» О лотереях » предусматривает уведомительный порядок проведения стимулирующих лотерей.

Форма договоров на проведение лотерей, тотализаторов и других игр может быть как письменной, так и устной. Лотерейный билет, квитанция или иные документы, фиксирующие существенные условия таких договоров, не являются письменной формой игровых договоров, они должны рассматриваться как документы, удостоверяющие факт заключения игрового договора в устной форме и фиксирующие его содержание.

В Федеральном законе «О лотереях» лотерейный билет-это документ, удостоверяющий право на участие в лотерее и служащий для оформления договорных отношений между организатором лотереи и участником лотереи. Толкование данного определения возможно только в сочетании с комментируемой нормой ГК: результаты лотерейного билета являются формализацией договорных отношений с ними, дополнительной регистрации не требуется. В случае иного толкования оформить договор с участником практически невозможно.

Предложение заключить договор лотереи, тотализатора или иной рисковой игры должно содержать все его существенные условия: срок, порядок определения приза, его размер и порядок выдачи и т. д. Условия договора лотереи должны содержаться в документе, который в Федеральном законе «О лотереях» называется «Условиями лотереи». Условия проведения лотереи утверждаются организатором для каждой лотереи и представляются в уполномоченный орган для получения разрешения на проведение лотереи.

Заключение договора лотереи, тотализатора или иной игры осуществляется путем оплаты участия в игре, приобретения билета или иного документа; для стимулирующей лотереи-путем приобретения определенного товара, обеспечения или совершения иных действий. Конкретный способ заключения лотерейного договора должен быть описан в правилах и условиях лотереи.

Пункт 4 статьи 1063 Гражданского кодекса устанавливает обязанность организатора игры выплатить выигрыш. Федеральным законом» О лотереях » также установлено право участника лотереи требовать денежный эквивалент приза в натуральной форме, за исключением приза в стимулирующей лотерее.

Часто условия проведения тотализаторов взимают плату за выплату (выдачу) приза, возлагают на третье лицо расчеты по банковскому переводу для проведения лотереи, организацию, реализующую лотерейные билеты и т. д. Однако в случае неуплаты выигрыша третьим лицом лотерея вправе потребовать оплаты непосредственно от организатора лотереи с момента заключения с ним лотерейного договора.

Поскольку Федеральным законом» О лотереях » предусмотрено, что кредитная организация выступает в качестве поверенного (от имени и за счет организатора или оператора лотереи), требования к ней о выплате выигрыша вообще не могут быть предъявлены (пункт 1 статьи 182 ГК РФ).

К 2006 году в России было выдано более 6300 лицензий на азартные игры. В 2005 году оборот этой сферы составлял 5-6 миллиардов долларов, в стране насчитывалось около 400 тысяч игровых автоматов и 5 тысяч игровых столов.

До 60% российских игорных клубов располагалось в Москве и Санкт-Петербурге. Лидерами отрасли стали Ritzio Entertainment Group (сеть Vulkan), Storm International (сеть Super Slots и несколько казино в Москве и Санкт-Петербурге) и Jackpot company.

4 октября 2006 года на встрече с лидерами парламентских фракций президент России Владимир Путин предложил радикальное решение проблемы азартных игр, которую он сравнил с «алкоголизацией населения» с точки зрения морального и материального ущерба.

Путин внес в Госдуму предложения по законопроекту «О государственном регулировании организации и проведения азартных игр», суть которого заключается в консолидации и концентрации игорного бизнеса в четырех специальных игорных зонах. В декабре 2006 года законопроект был подготовлен и принят.

До 1 июля 2007 года планировалось ликвидировать бизнес компаний с активами менее 600 млн рублей по всей стране. С этого момента организация азартных игр с использованием Интернета и мобильной связи также была запрещена, казино с менее чем десятью игровыми столами и площадью менее 800 квадратных метров и игровые залы с менее чем 50 игровыми автоматами и площадью менее 100 квадратных метров были прекращены. Запрет коснулся не только букмекерских контор и тотализаторов.

С 1 июля 2009 года любая игорная деятельность, за исключением букмекерских контор и тотализаторов, может осуществляться только в четырех специальных игорных зонах — в Калининградской области («Янтарная»), Алтайском («Сибирская монета») и Приморском краях («Приморье»), а также на границе Ростовской области и Краснодарского края («Азов-Сити»).

Расположение игорной зоны на юге страны определено вблизи поселка Порт-Катон в Азовском районе Ростовской области, граничащем с Щербиновским районом Краснодарского края. Расстояние от Ростова-на-Дону до Порта Катон составляет около 80 км, от Краснодара-около 300 км. В Калининградской области игорная зона будет создана в районе села Поваровка Зеленоградского района. Было решено создать игорную зону в Алтайском крае рядом со знаменитым курортом Белокуриха, более чем в 200 км от Барнаула. В Приморском крае игорную зону планируется построить недалеко от города Артема (35 км от Владивостока), в бухте Муравьиная. В феврале 2010 года в игорной зоне «Азов-Сити» открылось первое казино.

Альтернативой игорным компаниям может стать букмекерский бизнес, выход в лотерейный сегмент, открытие покерного клуба или онлайн-казино. Кроме того, есть основания полагать, что некоторые предприниматели попытаются увести свой бизнес в подполье. Несмотря на запрет, игорный бизнес продолжает свою работу, сговариваясь под интернет-кафе, лотерейные клубы, а иногда даже под ночные клубы или что-то еще. Уголовные наказания за организацию азартных игр в неположенном месте классифицируются как незаконная предпринимательская деятельность. За такое преступление статья 171 УК РФ предусматривает лишение свободы на срок до пяти лет.

Заключение

На фоне развала советской системы культурно-просветительных учреждений и современной коммерциализации образования и культуры, на мой взгляд, особенно важна в прошлом опыте та основа, на которой была организована образовательная деятельность. Речь не идет о чистой благотворительности, так как многие дореволюционные культурно-просветительные учреждения не были бесплатными. В то же время стоимость их использования была доступной для наиболее финансово неблагополучных слоев населения. Не говоря уже о совершенно бесплатных учреждениях, таких как публичные библиотеки-читальни.

Самый важный момент из дореволюционного образовательного исторического опыта, который может быть усвоен и использован сегодня, состоит в том, что культурно-просветительные учреждения для народных масс никогда не были средством и формой зарабатывания денег. Их основатели не наживали себе состояния на своих институтах. Напротив, многие (хотя и не все) из них работали в этих учреждениях совершенно бесплатно. Их привлекало существование этих учреждений помимо своих личных средств, общественных фондов и того небольшого дохода, который давали эти предприятия (имея в виду прием в народные университеты» рабочих курсов», народных театров и т. д.), Основные типы учреждений культуры, возможно, несколько видоизмененные, могут найти себе место в нашей сегодняшней жизни. Сюда входят народные чтения, бесплатные библиотеки-читальни, народные дома или клубы, театры, музеи, а также воскресные школы, курсы и народные университеты. Эти учреждения теперь могли бы стать объектом совместной деятельности предпринимателей и представителей научно — педагогического сообщества- преподавателей вузов, школьных учителей, деятелей культуры и многих других частных лиц и общественных организаций. Кроме того, многогранно проявились как положительные, так и отрицательные стороны просветительской деятельности общества в России в 1859-1917 гг. Это позволяет восстановить историческую справедливость по отношению к реальному вкладу в повышение культурного и образовательного уровня россиян, который внесли либерально-демократические организации и деятели просвещения, а также монархические организации. Следует отметить, что одним из важных популистских мотивов резкого ограничения игорной деятельности на территории Российской Федерации, вплоть до создания игорных зон, является игорная зависимость — патологическое влечение к азартным играм. Наличие определенной категории граждан с проблемами со своевременным прекращением участия в азартных играх, тотализаторах и лотереях существует везде, где это разрешено. Я считаю, что действующее законодательство об организации и проведении азартных игр должно в первую очередь учитывать интересы здоровых граждан, тем более что невозможно даже определить количество граждан, имеющих определенные проблемы в отношении азартных игр, из-за отсутствия какой-либо официальной статистики. В действующем законодательстве нет правил, защищающих граждан с патологическим влечением к азартным играм, а наоборот, такой гражданин должен тратить больше денег, чтобы попасть в игорную зону, где он находится, и, по возможности, вернуться домой. Большинство игорных заведений в мире связаны с отелями, туристическими центрами, курортами, мегаполисами или районами рядом с ними. Исходя из этого, было бы разумно рассмотреть принцип зонирования и принцип сочетания горной и туристической деятельности. Неразумный выбор принципа размещения игорных заведений с высокой вероятностью приведет к организации подпольных игорных заведений, борьба с которыми потребует большого количества людских и финансовых ресурсов. Оборотной стороной борьбы с нелегальными игорными заведениями может стать усиление коррупционной составляющей.

Список литературы

1. Абрамов В. Ф. земство, народное образование и просвещение [земство, народное образование и просвещение]. — 2002. — № 8. — С. 44-60
2. Баркова Н. Н. Нравственный идеал в русской педагогике (вторая половина XIX — начало XX века). — 2007. — № 2. — С. 70-75
3. Варфоломеев В. Бунт учебных обществ // Вопросы истории науки и техники. 2006. № 4. С. 97-105
4. Журавский А. В. Правда и мифы о «школьном вопросе» в России 
5. Каптерев П. Ф. История русской pedagogii [История русской педагогики]. — Спб.: Алетея, 2009. — 560 с. — (Серия » Библиотека русской педагогики»)
6. Клопыжников С. В. Культурно-просветительская деятельность социально ориентированных обществ в России конца XIX-начала XX века // Анализ культурологии. 2006. № 1. С. 48
7. Колесникова И. А. Об изменениях в правовом регулировании игорного бизнеса / / Право и экономика. 2007. № 3. С. 4-6
8. Корф Н. А. Русская начальная школа 
9. Латышина Д. И. История педагогики. Образование и воспитание в России (X-начало XX века): Учебник. — М.: Форум; Инфра-М, 2007. — 582 с.
10. Морозов А. Ю. Общества благоустройства Московской губернии: развитие школьного дела и внешкольной воспитательной работы // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: История и политология. 2008. № 1. С. 41-50
11. Народное образование в России. Исторический альманах / Под ред. А. М. Кушнира. — М.: Народное образование, 2009. — 400 с.

Глава двенадцатая. ПРАЗДНИКИ. ЦАРСКИЕ ДНИ. СЕМЕЙНЫЕ СОБЫТИЯ

Глава двенадцатая. ПРАЗДНИКИ. ЦАРСКИЕ ДНИ. СЕМЕЙНЫЕ СОБЫТИЯ

Запах праздника. — Иллюминации. — Электрические эффекты. — Рождество. — Симоновские монахи. — Ряженые и костюмированные. — Елки. — Новый год. — Крещение. — Масленица. — Блинное обжорство. — Катания. — Прощеное воскресенье. — Чистый понедельник. — Великопостное гурманство. — Благовещенские птички. — «Пост ломается». — Страстная. — Четверговая соль и четверговая свеча. — Куличные волнения. — Великая суббота. — Пасхальная служба. — В Кремле. — Колокола. — Летние праздники. — Визитная каторга. — Именины. — «Машки-вруньи». — Свадьба. — Золотая карета. — «Кондитерские залы». — Гайдуки-великаны и свадебные генералы. — Утро новобрачных. — Похороны. — Факельщики. — Прощание с императором. — Падение колокола «Реут». — Коронации. — Торжественный въезд. — Народные праздники. — Буйство. — Протухшее угощение. — Ходынка

Не только в Москве, но и вообще в России XIX века в числе праздников различали собственно праздники и «царские дни». Под «праздником» понималось всякое воскресенье и в основном церковные праздники — как приходские, так и Великие, двунадесятые. «Царскими» (или «Табельными») днями назывались государственные торжества — коронации, а потом годовщины коронации очередного монарха, его, императрицы и наследника тезоименитство (именины), годовщины особенных событий (отмены крепостного права) и знаменитых побед. Все эти дни (кроме воскресений) были рабочими, но в некоторых особо важных случаях позволялось работать по сокращенному графику — лишь до обеда. По всему городу звонили колокола, а в храмах шли торжественные службы. В табельные дни еще стреляли из пушек с Тайнинской башни Кремля, вывешивались (после 1860-х годов) государственные флаги, а в доме генерал-губернатора вечером происходили торжественные приемы.

Большинство московского населения считало своим долгом в любой праздник рано утром сходить в церковь. Вставали часа в четыре утра и шли к ранней обедне. Особенно этот обычай был распространен в средней и низшей городской среде, преимущественно среди «серых» купцов и мещан.

После обедни выходящие из церкви здоровались друг с другом, поздравляли друг друга с праздником и толковали о новостях. Затем шли домой и садились пить чай часов до девяти утра. После этого деловая часть населения шла на работу, а неделовая просыпалась и отправлялась к поздней обедне. С утра по городским улицам распространялся запах праздника — пекли пироги. Их непременно подавали к обеду и к чаю. После обеда следовал традиционный дневной отдых, часов до четырех. Потом пили чай и если было лето, отправлялись гулять в Нескучное или на Даниловское кладбище, а кто побогаче — в Петровский парк или Сокольники.

Зимой послеобеденное праздничное время посвящали чаще всего карточной игре, особенно преферансу, который был в Москве в большой моде начиная с середины века. Театры долгое время в праздничную программу большинства населения не входили — вообще страсть к зрелищам возникла в Москве ближе к концу столетия. Время от времени ходили в гости к кому-нибудь из родни.

С наступлением темноты в «табельные дни» (также как на Рождество, Пасху и Новый год) на улицах устраивалась иллюминация, а иногда фейерверк.

До появления электричества иллюминация составлялась из плошек (небольших керамических блюдечек) и шкаликов (разноцветных стеклянных бутылочек). В них горели конопляное масло, бараний или тюлений жир, а также скипидар, и они больше воняли и чадили, чем светили. Плошки расставлялись преимущественно по ровной, защищенной от ветра поверхности, а шкалики размещали в ветреных местах, их связывали в гирлянды и развешивали на оградах, решетках и фасадах домов. Такие гирлянды требовали ежедневного ухода и, если праздник был долгий (к примеру, по случаю рождения наследника или во время коронации, а также на Рождество и Пасху, когда праздничные огни жгли по нескольку дней), каждое утро специальные рабочие, нередко верхолазы, очищали шкалики от нагара и заново заправляли их к вечеру. Чтобы зажечь иллюминацию, применяли специальный шнур — стопин, пропитанный воспламеняющимся веществом. Стопины подводили к фитилям, концы собирались в общий пучок и достаточно было поджечь его конец, чтобы огоньки быстро разбежались во все стороны и включили всю гирлянду. Подобным образом зажигались люстры на балах и в храмах на Пасху.

Помимо иллюминации город украшали транспарантами. На деревянный каркас, сколоченный из планок, натягивали холст с каким-нибудь изображением: вензелем, датой, лозунгом, портретом и т. п., а с изнанки в проволочных петлях закрепляли шкалики. Когда они горели, изображение светилось изнутри.

Иллюминацию общественных зданий в Москве обеспечивали учреждения и городская дума, а обывательские дома должны были украшать сами домовладельцы, за чем следили власти. На основной территории города праздничные огни выглядели довольно примитивно: на подоконниках и тротуарных тумбах расставляли плошки с салом, а в окнах и кое-где на фасадах висели несложные транспаранты.

В конце XIX века, когда в Москву пришло электричество, иллюминация стала яркой. Особенно нарядно выглядел в такие дни Кремль. Очевидец вспоминал, как во время коронации Александра III «по архитектурным линиям стен и дворца горела красная электрическая линия, крыша дворца была обведена такой же зеленой линией, и посредине этого один, весь сплошь залитый мягким жемчужно-матовым светом, <стоял> Иван Великий. На темном бесконечном бархате ночи это было и немного таинственно, и великолепно»^[332]. Не хуже выглядела иллюминация и из Кремля: «С террасы кремлевского дворца, на которую двери были отворены настежь, — вспоминал Б. Н. Чичерин, — открывался совершенно фантастический вид: кругом пылающие огнями Кремлевские башни, а внизу отражающая блески река и за нею бесконечная даль Замоскворечья с улицами, домами и колокольнями, освещенными миллионами плошек»^[333].

В коронацию Николая И возможности электричества использовали самым эффектным образом. «В 9 часов вечера, когда Государь с Императрицей вышли на балкон дворца, обращенный на Замоскворечье, Императрице был подан букет цветов на золотом блюде, в котором был скрыт электрический контакт, и, как только Императрица взяла в руку букет, тем самым замкнулся контакт, и был подан сигнал на центральную электрическую станцию. Первой запылала тысячами лампочек колокольня Ивана Великого, и за ней заблистала повсюду в Москве иллюминация», — вспоминала Матильда Кшесинская^[334].

Из годовых Великих (Двунадесятых) праздников к числу наиболее отмечаемых относились, безусловно, Рождество и следующие за ним Святки. В целом праздничные дни длились зимой с 25 декабря (ст. ст.; собственно Рождества) и до Крещения 6 января и включали в себя Новый год. Все эти дни были нерабочими; мастеровые и крестьяне-отходники в большинстве своем уезжали в деревню, закрывались фабрики, не работали государственные учреждения и учебные заведения. Многие иногородние студенты отправлялись по домам, а в Москву зато во множестве наезжали гости из других городов и губерний.

В общих чертах эти праздники проходили по общему праздничному сценарию. На Рождество и Крещение большинство горожан из всех слоев населения посещали церковные службы. Были обильные праздничные застолья с обязательным заливным поросенком, жареным гусем с яблоками и окороком холодной телятины. Во всяком уважающем себя доме на все Святки «ставились столы» и держались целыми днями накрытыми для визитеров. Работать по большим праздникам было грех, и даже дамские рукоделия в эти дни были под запретом. (Также в праздники нельзя было ходить в баню.)

Визиты полагались обязательными на Рождество и Новый год, а на Рождество и Крещение (так же как и на другие большие и приходские церковные праздники) визиты непременно наносили и священнослужители. Придя, «священник надевал епитрахиль, выправлял из-под нее длинные волосы и, становясь перед образом, пел: „Рождество твое, Христе Боже наш…“ Мы прикладывались к кресту вслед за матерью и целовали руку священнику. Он поздравлял нас с праздником, мы отвечали все зараз: „И вас, батюшка“. В это время мать возможно незаметнее вкладывала ему в руку „зелененькую“ (три рубля), которую он ловко подхватывал и опускал в карман», — вспоминала Е. А. Андреева-Бальмонт^[335]. Прибывшему со священником дьячку в семье Андреевых полагалась рублевка.

На Рождество и Пасху кроме приходского духовенства приезжали и священники из других мест, знакомые или так или иначе связанные с хозяевами, а еще монахи из тех обителей, где были похоронены их родственники или куда семья ездила на богомолье. «Беспрестанно из залы доносились праздничные песнопения на разные голоса, — вспоминал Н. П. Вишняков. — Я думаю, что прием многочисленного духовенства входил в условия хорошего тона среди тогдашнего купечества. Мне особенно врезались в память монахи из Симонова <монастыря>. Они приезжали в двух экипажах, человек шесть, большей частью рослые и здоровые. Уже одно появление такого числа духовных особ в длинных черных мантиях и высоких черных клобуках, их важная, степенная осанка, сдержанное откашливание и тяжелые шаги по залу вызывали во мне чувство особого уважения, близкого к робости. Мне очень нравилось их пение. У них был особенный напев вполголоса, каким-то сдержанным полушепотом, не повышая и не понижая голосов. Тихая и однотонная, как бы задумчивая гармония в исполнении одних басов производила глубокое впечатление. В ней было что-то аскетическое, бесстрастное, почти отвлеченное, что стремится к небу, выше и выше, дальше от земли и ее буйных тревог…»^[336]

Оригинальной чертой собственно Святок были устраиваемые в эти дни гулянья с горками и санными катаниями на парах и тройках. Кроме того, на Святки приходилась самая оживленная часть светского сезона, и молодежь без конца плясала на балах, маскарадах и танцевальных вечерах.

Народные традиции святочного ряженья и колядования были в Москве распространены сравнительно мало, в основном в низовой городской среде — среди мещанства и купечества попроще. Здесь молодежь — нередко дети фабриканта вместе с фабричными рядились медведями, солдатами, бабами и козами, надевали вывернутые мехом наружу тулупы, мазали лица сажей и все вместе, погрузившись в санки, разъезжали по знакомым. Мальчишки из мещанских и мастеровых семей иногда сбивались в ватаги и ходили по знакомым «Христа славить». Войдя в дом, шли к образам и пели «Христос рождается», за что и получали от хозяев пироги и пряники.

В образованном обществе на Святки и Масленицу вместо ряженых появлялись замаскированные. Надевали черное домино, сверх него чужую шубу; маска полностью скрывала лицо, даже глаза были закрыты черным тюлем, и в наемной карете, сев в нее для конспирации где-нибудь на углу другой улицы, отправлялись к кому-нибудь в гости, даже к незнакомым. «Впуск осуществлялся так одна из масок вызывала знакомого гостя, находящегося на вечере, тот отправлялся к хозяину дома, и последний по рекомендации гостя впускал маску, причем хозяин ни в коем случае не имел права открыть, по чьей рекомендации вошли маски». Вообще маски пользовались неприкосновенностью: обычай строго-настрого запрещал срывать с них личину, какие бы речи они ни вели. Маске разрешалось все.

«Что разрешалось под маской, покажут примеры, — рассказывал В. А. Нелидов. — Приехавшему великому князю громко говорилось о его кутежах и шашнях с заезжей шансонеткой-француженкой, молодящемуся старцу в парике и со вставными челюстями — о блеске его зубов и красоте прически. Скупому — о его щедрости. Легкомысленной даме — о ее добродетелях. Так, в шутливо-веселой форме высмеивались публично пороки и если московские обеды и вечера были своего рода митингами, где обсуждалась жизнь, то маски были своего рода общественным судом»^[337].

Почти до конца XIX века рождественская елка большинству москвичей была незнакома. Обычай новогоднего дерева вообще издревле был распространен в основном в Германии, а в России был неизвестен. Правда, Петр Великий, которому во время заграничного вояжа очень понравилось это немецкое обыкновение, попытался ввести его в России. Новый 1700 год велено было отмечать, украшая дома еловыми и можжевеловыми ветвями, но обычай тогда так и не привился, — может быть потому, что по древнему русскому обычаю еловыми ветвями «украшали» как раз кабак это было что-то вроде вывески для сплошь неграмотного народа.

После Петра прошло много десятилетий, а новогодней елки в России все не было. В 1817 году женился великий князь Николай Павлович, будущий император Николай I. Его избранница, дочь прусского короля Шарлотта (в православном крещении Александра Федоровна) скучала по родине, и чтобы ее порадовать, молодой супруг устроил для нее на Рождество первую в России настоящую елку с блестящими украшениями, свечами и развешанными на ветвях сластями и подарками. Произошло это как раз в Москве, в Чудовом дворце в Кремле, где первое время жили новобрачные. Потом, когда у царственной четы появились дети, стали устраивать елки уже для них.

Вслед за императорским семейством потянулась сперва петербургская аристократия, потом некоторые представители московской знати, затем кое-кто из купечества и интеллигенции, но все же в целом рождественские елки были распространены мало. Скажем, у купцов Вишняковых елку ставили уже в 1850-х годах, а у других богатых купцов — Андреевых этого обычая не было и в 1870-х годах. Лишь годам к 1880-м елка на Рождество превратилась в действительно массовое явление. Тогда-то и стали ставить елки не только везде в частных домах, но и в школах, учреждениях, на катках, а в игрушечных лавках вошла в обыкновение предпраздничная торговля елочными игрушками. Примерно тогда же атрибутом елки сделались мандарины.

Плод этот был долгое время редкий и дорогой, малоизвестный в Москве, вот и покупали его только в большие праздники, тем более что оранжевые мандаринные шарики, повешенные на елке, так нарядно смотрелись в гуще зеленых ветвей.

Приготовления к елке происходили скрытно от детей, что очень их интриговало, а показывали детям елку впервые в Рождественский сочельник После возвращения со Всенощной под бравурную музыку двери залы распахивали, и дети вбегали в залу, обходили елку кругом, рассматривали развешанные на ней украшения. Внизу под ветвями лежали подарки, завернутые в цветную бумагу и перевязанные лентами. На каждом было написано имя того, кому подарок предназначался.

На другой день, собственно в Рождество, устраивался детский праздник, причем всем приглашенным детям тоже принято было готовить подарки, которые раскладывали под елкой или развешивали на ветвях, и еще в их пользу поступали все сласти, висящие на дереве. В конце праздника, после вождения хороводов, подвижных игр и пения песен, кто-нибудь из взрослых или сами дети, кто повыше ростом, начинали снимать с елки мандарины, конфеты в ярких бумажках, позолоченные орехи, яркие китайские яблочки, а также хлопушки с сюрпризами, и все это раздавалось маленьким гостям.

В отличие от Рождества Новый год долго считался тихим домашним праздником. На него приглашали родственников, молодежь гадала, иногда плясала и играла, пожилые играли в карты. Ровно в 12 часов ночи заканчивался праздничный ужин, все дружно чокались и желали друг другу Нового года, нового счастья. Лишь в самом конце века, в 1890-х годах, появилось обыкновение заказывать новогодние столы в ресторанах и первоклассных трактирах В это время фабриканты и заводчики облюбовали для новогодних вечеринок новый, только что построенный ресторан «Метрополь», в «Большом Московском» стали собираться биржевики, а в «Эрмитаже» живущие в Москве иностранцы. Отправляясь в ресторан, одевались нарядно, но ночь проводили преимущественно в долгом застолье с крепкими напитками.

На Крещение, когда, по Евангелию, Иоанн Креститель крестил Христа в водах реки Иордан, на льду Москвы-реки неподалеку от Москворецкого моста строили «иордань»: крестообразно прорубали лед, рядом с прорубью возводили помост с белой полотняной сенью, со всех сторон для красоты расставляли зеленые елочки. Утром в день Крещения из кремлевских соборов к «иордани» совершался пышный и многолюдный крестный ход. Вокруг места торжества собирались войска московского гарнизона и великое множество зрителей. На морозном солнце сияли облачения духовенства, золотые хоругви, кресты, оклады икон. В день праздника обычно бывал сильный («крещенский») мороз, так что «парило» и от черной воды в проруби, и от собравшейся толпы, а на воротниках — собольих, бобровых, из простой овчины — оседало серебро инея.

После молебствия и освящения воды (в прорубь под пение, звон колоколов и пушечную пальбу погружали крест) публика принималась черпать освященную воду, пила ее и омывала лица, а некоторые, кто посмелее, отваживались окунуться. Вылезали красные, словно сваренные, но счастливые, обновленные. На них поспешно набрасывали шубы и в сторонке подавали по доброй порции водки. Здесь же, у «иордани», в продолжение праздника происходило окропление крещенской водой полковых знамен.

После постройки храма Христа Спасителя возле него была устроена постоянная каменная «иордань», и с той поры обряды крещенского водосвятия происходили в Москве на новом месте.

После Святок следующим по времени был праздник Масленицы. В эти дни, всю неделю, не работало большинство предприятий и контор, не учились школьники, хотя официальный праздник начинался лишь с пятницы. Устраивались праздничные гулянья с балаганами и катаниями, и Москва конечно же объедалась блинами.

Состоятельная публика обязательно посещала Троицкий трактир и трактир Егорова, где блины были особенно замечательны, но вообще блины подавались в эти дни во всех трактирах и харчевнях, их, можно сказать, круглосуточно пекли во всех домах (особенно активно с четверга или пятницы), и кроме блинов со всевозможными добавками — соленой рыбой разных видов, икрой, сметаной и пр. город почти ничего в это время не ел. Обычный семейный обед на Масленой состоял из блинов, ухи, рыбы и чая с лимоном. При этом много пили горячительного, ибо «блин жаждал». Московское блинное обжорство приобретало на Масленицу какие-то фантастические масштабы: съесть за один присест по двадцать штук блинов считалось ни во что, так, «легкой закуской», а знатоки заглатывали блины целиком, не жуя. Собственно, в Москве полагали, что только так, не разжевывая, и надо их есть (кстати, резать блин ножом считалось грехом). В результате Масленица была самым горячим временем для московских врачей: дежурной болезнью в это время был заворот кишок, и кое-кто, особенно из чтущего традиции московского купечества, отдавал от обжорства Богу душу.

На Святках и Масленице строились деревянные горы для катания. Их возводили в первой половине века на Москве-реке напротив Воспитательного дома и на Пресненских прудах, а позднее — на прудах в Зоопарке. Горки строились высокие, с затейливыми башенками, украшенными флагами, а вдоль ската для красоты и вместо барьера ставились зеленые елочки и иногда даже статуи из снега и льда. Здесь же, возле горок, бойко торговали пирожники и сбитенщики.

На протяжении нескольких дней — с четверга до воскресенья — по улицам Москвы устраивались санные катания на тройках с бубенцами, с лошадьми, украшенными лентами и бумажными цветами, с ряжеными и музыкантами, особенно бойкие и ухарские на окраинах города — в Рогожской, Дорогомилове и других. Компании в санях пели, шутили, хохотали, демонстрировали удальство, на ходу выпрыгивая в снег и запрыгивая обратно. В центре города до середины 1840-х годов устраивалось аристократическое катание от Кремля через Маросейку и Покровку, по Старой Басманной и до Разгуляя, а иногда и до Покровского (нынешнего Электрозаводского) моста.

В последний день Масленицы, на Прощеное воскресенье принято было, чтобы к родителям являлись на поклон замужние дочери с мужьями и всеми детьми, кроме грудных.

Вечером в этот день полагалось друг у друга попросить прощения, и в купеческо-мещанской Москве (а кое-где и среди дворянства) совершался своего рода ритуал. Все служащие и хозяева собирались вместе в столовой; приходили прислуга, рабочие, приказчики, конторщики и пр. «Сам» с хозяйкой усаживались в кресла, все остальные — сперва дети, потом женская прислуга, далее остальные — подходили к ним по очереди, кланялись в ноги и просили прощения, затем целовали «самого» в щеку, у хозяйки целовали руку. Когда все проходили, хозяин вставал, делал общий поклон и просил простить и его. Люди хором говорили: «Бог вас простит!» Потом такую же церемонию проделывали уже члены семьи.

Очень характерен для Москвы был контраст между праздничными днями Масленицы и Великим постом. В масленичное воскресенье ровно в полночь заканчивались все увеселения, затихали шум, гиканье лихачей, пьяное пение, и утром в понедельник город было не узнать: на улицах было малолюдно, с колоколен доносился мерный колокольный звон, все дружно принимались говеть и покаянная молитва «Господи и Владыко живота моего…» была на всех устах. Традиция предписывала посещать все без исключения церковные службы на первой, четвертой и Страстной неделях, а также преосвященные обедни по средам и пятницам, хотя следовать этому обыкновению в полной мере могли, конечно, только не работающие.

Открывался пост Чистым понедельником, в который положено было хорошенько убраться в кухне и даже выскоблить ножами деревянные столы, «чтобы снять всю нечисть от Масленицы». Все масленичные кушанья должны были исчезнуть, оставшиеся недоеденными блины отдавали нищим. Правда, позволялось «догрызать то, что на зубах осталось», и уверяли, что кое-кто из московских обжор ухитрялся улечься в Прощеное воскресенье спать, зажав в зубах телячью ногу.

Посту подлежали все, за исключением самых маленьких детей: им полагалось пропустить лишь три поста подряд после своего появления на свет — Великий, Петровский, Успенский или Рождественский, а после этого они уже ели постное, как все, и не пили молока.

С первого дня поста начинал работать грибной рынок, на котором для нужд постящихся продавались и приобретались пуды и пуды всевозможных грибов, капусты и солений.

Все увеселительные заведения в период Великого поста закрывались; театры не работали. Начиная со второй недели дозволены были камерные концерты и — выступления иностранных гастролеров. На них, как на иноверцев, русские традиции не распространялись, поэтому в Великий пост Москву наводняли разного рода большие и малые знаменитости — певцы, трагики, гипнотизеры, чревовещатели и иллюзионисты, отбиравшие хлеб у отечественных актеров. Частичное разрешение спектаклей в театрах (за исключением первой, четвертой и Страстной недель поста) произошло уже в двадцатом веке, после ухода К. П. Победоносцева с поста обер-прокурора Святейшего синода.

При всех произносимых в храмах проповедях о духовном значении поста Москва в великопостные дни была озабочена не только говением, но и… едой. Набожный москвич считал, что более всего важно в пост, чтобы не было на столе скоромного, в постном же себя не ограничивал. Поэтому хотя особо благочестивые горожане питались весь пост без масла, а часто и без горячего, на стол все же ставили обеды в 15 блюд.

Кухарки и хозяйки изощрялись в приготовлении постных кушаний, с ними соревновались бесчисленные трактиры, и Москва ела, ела и ела без конца — квашеную капусту и кислые щи с грибами, гороховую, картофельную и грибную похлебки, грибную ботвинью, соленые грузди и рыжики, картофельные котлеты с черносливом и грибную икру, и тертый горох, и клюквенный кисель, моченые яблоки и пшено с медом, и грибы белые, и грибы серые, и винегрет, и чай с кислым клюквенным морсом или миндальным молоком, с баранками, и с сайками, и с мармеладом, и с мятными пряниками, и с «постным» (фруктовым) сахаром (считалось, что обычный сахар очищается через фильтр из толченых костей, а значит, скоромится), ну и, разумеется, поглощали редьку во всех видах — «редьку териху, редьку ломтиху, редьку с маслом, редьку с квасом и редьку так», как шутили в Москве.

Обильная постная еда вызывала потом ностальгические воспоминания: «Самый тяжелый пост — в среду и пятницу на Страстной неделе. Он действительно тяжел: кислая капуста, похлебка из крупы, вареный картофель — все без масла, взвар из сушеных фруктов. Все остальные дни легче — с маслом, конечно, постным — подсолнечным. Какие вкусные пироги с гречневой кашей и луком, с рисом, сушеными грибами и луком, с морковью! Картофельные котлеты с грибным соусом или мелким зеленым горошком, солянка на сковороде из кислой капусты с грибами, кисели на третье — горячие, сладкие, ягодные, или холодный гороховый кисель с подсолнечным маслом, который подается до супа. Кислая капуста, рубленая или кочанная; пышные пирожки с вареньем. Щи или борщ грибные, грибной бульон с ушками, а ушки — мелкие поджаренные и подсушенные пирожки (похожие на вареники) с начинкой из рубленых грибов с луком — кладутся в тарелку с супом и там наполовину размокают. По праздникам в пост — стол роскошный: прозрачная, янтарного цвета, душистая уха, к ней — пирожки, или жирная солянка из красной рыбы с огурцами, маслинами, лимоном, кулебяка с рыбой, вязигой, рисом. Рыба жареная или разварная. Постные кремы, муссы или сладкие открытые пироги — теплые, рыхлые, с разным вареньем и покрытые решеточкой из теста»^[338].

Первым из праздников в пост было Благовещение (25 марта по старому стилю), когда полагалось печь и есть «жаворонков» — особые булочки-витушки с изюмными глазками (ими были в этот день завалены все булочные), а также обязательно отпускать на волю птичку. С последней целью москвичи устремлялись на Лубянскую площадь или на Трубу на птичий торг, приобретали там синичку или голубя в клетке и там же, на базаре, торжественно их из клетки вытряхивали.

Заморенные заточением птички, как уверяли, отлетали недалеко — до деревьев ближайшего бульвара, где их ловили мальчишки и снова засовывали в клетки, чтобы вновь продать.

В среду на четвертой неделе поста полагалось обязательно сказать кому-нибудь: «Вы слышали, какой треск сегодня был?» — «Нет, а что такое?» — спрашивали в ответ. «Так ведь пост ломается!» И действительно, половина поста оказывалась позади. Вскоре наступала и его последняя, Страстная неделя. Ей предшествовал второй великопостный праздник — Вербное воскресенье (Верба), ознаменованное в Москве обязательным гуляньем и предпасхальным базаром на Красной площади.

На Страстной с понедельника по среду в домах производилась основательнейшая генеральная уборка: мыли окна, двери, стены, выколачивали от пыли мебель, драпировки и ковры, обметали потолки, натирали полы, отмывали до блеска посуду и т. д. Киоты с иконами бережно приводили в порядок все образа обтирали, а оклады ярко начищали; лампады мыли и заправляли свежим маслом. К вечеру среды в доме устанавливалось предпраздничное настроение: пахло свежестью, воском, лампадным маслом, мастикой для пола и цветами — на подоконники составляли горшочки с нежно благоухающими гиацинтами или розами, к которым в последующие два дня добавлялись букеты махровой сирени, тюльпанов и ландышей, и даже в домах попроще старались вырастить к Пасхе хоть молодую травку в цветочном горшке. В эти же дни главы московских семейств старались рассчитаться с мелкими долгами, сведя расчеты с лавочниками, пирожниками, сапожниками, портными, приказчиками и т. д.

Уже в четверг обычная для поста благоговейная тишина нарушалась шумом и оживлением — начинались основные предпраздничные закупки. На улицах возобновлялась суета. Тверскую и Кузнецкий мост, не говоря уже об Охотном ряде, Гостином Дворе и Рядах, заполняла предпраздничная толпа. В лавках Охотного ряда выставлялись куличи, пасхи, красные яйца, туда стекались хозяйки, повара, дворецкие и кухарки. Нужно было пережить Великий пост, чтобы так от души радоваться предстоящему пасхальному изобилию. «Нигде этот праздник праздников столь не заметен, как в благочестивой Москве, — вспоминал современник. — Недаром же не только мы, русские, но и некоторые иностранцы издалека стекаются сюда к этому дню, чтобы только встретить его и насладиться духовно… По мере приближения к празднику уличная жизнь становится шумливее и разнообразнее, усваивая какой-то особый, приличествующий этому дню характер: магазины широко распахивают свои двери, не успевая принимать и выпускать посетителей; в окнах булочных и кондитерских появляются пасхальные атрибуты; Охотный ряд кишит разною живностью, предназначенною для объемистых утроб изнуривших свою плоть москвичей… Все это движется, волнуется, шумит…»^[339]

В четверг полагалось красить пасхальные яйца. Их покупали — смотря по количеству домочадцев — сотню или сразу несколько сотен (по 1 руб. 30 коп. и 1 руб. 50 коп. за сотню) и окрашивали сандалом, луковой шелухой или разноцветными линючими лоскутками в красный или мраморный цвет. К крашеным яйцам должна была быть подана особая, так называемая четверговая соль. Готовили ее так обычную соль заворачивали в тряпочку и бросали в печку, в самый жар. Через некоторое время вынимали черный спекшийся сгусток, толкли в ступке и просеивали. Остатки четверговой соли хранили весь год: она считалась важным оберегом и лечебным средством.

Еще одним непревзойденным оберегом считалась четверговая свеча. После службы в Страстной четверг нужно было донести до дома из церкви горящую свечу. Считалось, что тот, кому это удастся (то есть свеча не потухнет по дороге), счастливо и благополучно проживет потом весь год. Но даже если свечу все-таки задувало ветром, ее можно было вновь зажечь у кого-нибудь из родных или знакомых. Совсем без огонька явиться домой не полагалось, ведь от четверговой свечи зажигались все домашние лампадки перед иконами. Оставшийся огарок также тщательно берегли и зажигали потом, если кто-нибудь из домашних заболевал или случалось еще что-то экстраординарное: родины, например, или пожар — в Москве, впрочем, как и везде в России, были уверены, что четверговая свеча способна спасти и дом от огня, и всех домашних от напастей.

В пятницу готовили пасхи: протирали через решето творог, мешали его с сахаром, яйцами, сметаной или сливками, толченым миндалем, коринкой (мелким изюмом без косточек, черного цвета), ванилью, сиропом и т. п., помещали в четырехгранную разъемную форму с вырезанными углубленными буквами «ХВ» и разными растительными узорами. Получались высокие, в виде четырехгранных пирамид, пасхи: творожные, шоколадные, малиновые, с цукатами, с изюмом. Делали и соленые пасхи — на любителя.

Управиться с пасхами полагалось до полудня. В 2 часа дня шли в церковь на вынос плащаницы. После службы ставили куличи — из лучшей муки, с большим количеством яиц и сахара. У каждой хозяйки был собственный, их фамильный рецепт. Куличи долго вымешивали, иногда до 4–6 часов, привлекая к этой трудоемкой работе по очереди все домашнее народонаселение. Тесто получалось плотное, тяжелое, ярко-желтое от обилия шафрана, подходило долго, трудно, капризно, и все в доме ходили на цыпочках: от малейшего шума или тряски тесто могло опасть, и тогда прощай, праздничное лакомство! За ночь хозяйка несколько раз поднималась и ходила в кухню смотреть, все ли в порядке. Рано утром в субботу — еще затемно — куличи пекли и тогда же, в корке из ржаного теста, запекали в русской печи свиные окорока. Волнений при этом была масса: пропечется ли кулич, не останется ли сырой ветчина… Готовые куличи осторожно раскладывали на пуховые перинки: до полного их остывания оставался риск, что опадут, и снова все осторожно ступали по дому и говорили вполголоса.

Потом верх кулича украшали бумажным розаном и сахарным барашком, добавляли пару красных яиц, все это заворачивали в салфетку, в другую салфетку увертывали пасху и несли святить. Долгое время освящение куличей сопровождалось в Москве старинным обычаем: во время освящения кто-либо из причетников шел с ножом вдоль куличного ряда и над каждым куличом или пасхой заносил свой нож Владелец кулича тут же протягивал «откупное воздаяние» и причетник, приняв его, шел дальше. «Там же, где откупа не давалось, он отхватывал крупную часть кулича, отделял яиц»^[340]. Добытые таким образом снедь и деньги делились потом между всеми церковниками. Во второй половине века обычай постепенно вывелся.

К утру субботы дома и дворы блистали чистотой. К вечеру накрывали стол — клали лучшую скатерть и доставали лучшую посуду. В 9 вечера ставили на стол закуски, запеченный окорок, украшенный зеленью и завернутый в белую бумагу, обязательно масляного барашка на тарелке: рога из разрезанной пополам и загнутой восковой свечки, глаза из корицы, а во «рту» немного зелени, которая свисала вниз, изображая траву. Детей перед заутреней укладывали спать, чтобы разбудить незадолго до службы — часов в одиннадцать.

Ближе к вечеру в магазинах и лавках стихала суета, только в кондитерских и булочных продолжали еще какое-то время выдавать заказанные куличи и пасхи. К 10 часам в городе становилось совсем тихо.

«С наступлением сумерек Страстной субботы… наступает та знаменательная тишина, которая, собственно говоря, и составляет всю чарующую прелесть Священной ночи, — рассказывал бывший московский студент И. А. Свиньин. — Я любил эту ночь и дорожил каждым ее мгновением. Бывало, еще задолго до службы покинешь свой скромный приют и спешишь в университетскую церковь, движимый желанием занять там поудобнее местечко. Передо мной на темном фоне ночи развертывалась величественная картина: длинная полоса огней от фонарей карет, гарцующие жандармы, шум и гром подъезжающих экипажей, раззолоченные мундиры, ленты, ордена… и к довершению всего, блистающий огнями подъезд входа, до тесноты переполненный публикою, которая в благоговейном молчании стояла у притвора храма в ожидании крестного хода»^[341].

На Пасху полагалось надевать все новое или, по меньшей мере, самое нарядное. Собираясь в церковь, брали с собой в узелочке или ридикюле крашеные яйца, чтобы христосоваться со знакомыми, и после одиннадцати отправлялись всей семьей в храм.

В напряженном ожидании и благоговейной тишине ровно в полночь из глубины темно-синего предвесеннего неба раздавался важный бархатный гул Успенского колокола с Ивана Великого, а следом за ним взрывались праздничным звоном все сорок сороков московских церквей… Одновременно вспыхивала уличная иллюминация и начинался фейерверк, так что прыгающие шутихи и рассыпающиеся ракеты видны были сквозь церковные окна молящимся. В храмах светло, празднично, нарядно. Если на Страстной неделе только читали, то всю пасхальную службу непрерывно пели — радостно, бодро, торжественно и весело. Священник с дьяконом ходили по церкви в лучших светлых ризах, в руках у священника крест, украшенный живыми цветами. Кадит, кланяется и поздравляет: «Христос воскресе!», а вся толпа дружно отвечает: «Воистину воскресе!» Многие троекратно целовались — христосовались, и вообще в церкви стояла суета, прихожане переходили с места на место, поздравляли знакомых, обменивались яйцами, так до половины обедни…

На пасхальной заутрене в самом Кремле хотя бы раз в жизни старался побывать всякий москвич.

Уже к 11 часам Кремль заполняли толпы народа. Бывало много иностранцев и иноверцев, специально приезжавших взглянуть на русскую Пасху и именно в Кремль. Как и повсюду в Москве, на Соборной площади стояла торжественная тишина. На темном фоне Замоскворечья там и сям вспыхивали огоньки возле храмов и в воздухе висело ожидание и предвкушение чего-то необычайного. Почти темный Успенский собор слегка мерцал золотом и немногими зажженными свечами. Середина собора была отгорожена решеткой с двух сторон. Посредине возвышалось место для митрополита и духовенства. По сторонам стояли все высшие власти Москвы в мундирах и дамы, нарядно одетые, а вокруг них за решеткой было полно народу — тех счастливчиков, которым повезло попасть в собор.

Остававшиеся на улице тоже напряженно ждали. После одиннадцати начинали освещать шкаликами колокольню Ивана Великого, ограду и стены соборов. «По мере приближения к полуночи окутывающий вас мрак как будто ослабевал, — рассказывал И. А. Свиньин, — на колокольнях церквей показывались огни и сероватая даль уступала влиянию света и, постепенно испаряясь, выставляла на вид контуры отдельных предметов. Вы замечали, как в виду вашем линия огней постепенно росла и удлинялась, принимая самые причудливые очертания, то в виде звезды и креста, то в виде сплошного огненного снопа. То же самое происходило на глазах ваших и на ближайшем участнике предстоящего торжества Иване Великом. Вокруг царила невозмутимая благоговейная тишина. Казалось, как будто эта многотысячная толпа, затаив дыхание, обратилась в слух.

Вот, наконец, на Спасской башне пробило 11 с половиной часов. Вы мысленно считаете минуты, секунды, терции, вперяете ваш взор в амбразуры возвышающейся перед вами колокольни, которые при свете окружающих их огней кажутся еще чернее. Вы все проникнуты желанием услышать поскорее первый торжественный удар, и вам кажется, как будто даже чья-то невидимая рука начинает шевелить язык колокола, но это чаще всего было результатом лишь одного воображения, доведенного продолжительным ожиданием до последней степени напряженности»^[342].

Ровно в 12 часов ночи в полнейшей тишине раздавался цокот копыт и к собору подъезжала карета московского митрополита. В ту же секунду над Кремлем взлетали первые ракеты и раздавался густой и полнозвучный удар колокола на Иване Великом, за который купцы-любители платили звонарям по 25–50 рублей. Тотчас Москву покрывали волна шквального колокольного звона и грохот пальбы орудий с Тайнинской башни. Одновременно вспыхивали все паникадила собора и раздавалось чудное пение Синодального хора.

Народ, собравшийся в Кремле, обнажал головы, зажигал свечи и начинал христосоваться. В это время из Успенского собора выходил крестный ход во главе с митрополитом…

После заутрени часть прихожан уходила из церкви, но большинство традиционно оставались до утра, до конца обедни, и уже на раннем весеннем рассвете расходились по домам. Вообще в Москве чаще соблюдалось правило: опоздать к церковной службе еще можно, но уйти до окончания не положено.

На рассвете возвращались домой, где уже ждал накрытый стол с кипящим самоваром. Праздничное угощение и на Рождество, и на Пасху в основе своей было одинаковым: жареная индейка, запеченный окорок, телятина, но на Пасху еще, разумеется, горы красных яиц, куличи и творожные пасхи, украшенные сахарной глазурью и бумажными цветами. Перецеловавшись, садились за стол, а разговевшись, ложились спать.

Наутро весь город был наполнен колокольным звоном. В церковь в этот день ходили уже немногие. Праздничный стол был вновь накрыт, с добавлением спиртного и различных закусок Весь день принимали визитеров, в первую очередь духовенство «со святом», которое служило в зале короткую службу, кропило всех святой водой и, наскоро закусив и получив праздничный подарок деньгами, шло дальше. В этот же день ездили с визитами родственники и знакомые — мужчины (дамы ездили с визитами в понедельник). Наиболее близкие приезжали вечером и часто оставались ужинать. Вернувшихся визитеров заставляли рассказывать, где какие куличи и пасхи.

Обязательным ритуалом было поздравление прислуги. В этот день вся домашняя челядь собиралась где-нибудь в буфетной. «Все были одеты по-праздничному, женщины расфуфырены и завиты барашками, — вспоминал Ю. А. Бахрушин, — мужчины в новых рубашках, в белоснежных фартуках, с расчесанными маслом волосами. Отец, мать и я шествовали в буфетную, где стояло большое блюдо с покрашенными яйцами, а рядом горой лежали праздничные подарки. Начинался обряд христосования. Отец, мать и я троекратно целовали каждого, одаривая его яйцом и подарком»^[343]. Дарились отрезы на платье или рубаху, платки и шали, незамужним — галантерея и недорогие украшения — перстни, серьги. Подарки прислуге полагалось делать еще перед Рождеством и хозяйскими именинами, а также в день именин самой прислуги.

По пасхальному обычаю всю праздничную неделю любой желающий мог залезть на колокольню и звонить в колокола. Лазили все — и взрослые, и мальчишки, — и бесконечный перезвон: и неумелое «блямканье», и почти профессиональное благозвучие не умолкали в городе с утра до позднего вечера.

После Пасхи Москва постепенно начинала пустеть: обыватели перебирались на дачи и в загородные имения, и может быть, поэтому большинство праздников летнего цикла проходило в городе уже менее заметно. Троицу распознавали по появившимся возле храмов молодым березкам и ажиотажу в цветочных лавках: в этот день в доме обязательно полагалось поставить хотя бы один букет цветов; с цветами же ходили к обедне.

На Яблочный Спас город благоухал яблоками, которые начинали продавать во всех лавках и с бесчисленных уличных лотков. День Усекновения главы Иоанна Предтечи (29 августа по старому стилю) отмечался оригинальным запретом: из уважения к святому нельзя было есть ничего круглого — ни фруктов, ни овощей, ни арбузов, которых как раз в это время было самое изобилие.

А там наступала осень, и, отгуляв Покров, москвичи начинали исподволь готовиться к новому Рождеству.

Неотъемлемой принадлежностью большинства больших праздников и семейных торжеств, как уже говорилось, были визиты. Вообще в девятнадцатом веке обязательная визитная повинность составляла важную часть повседневной жизни москвичей. Визиты делались не только в праздничные дни, но и при приезде, при отъезде из города, и в промежутке между этими событиями — для поддержания дальних родственных и общественных связей (насколько упростило жизнь появление телефона!). Как писал М. Н. Загоскин, «посещают обыкновенно своих родных, друзей и приятелей, а визиты делают всем знакомым; в первом случае нам всегда приятно заставать хозяина дома, во втором — мы желаем совершенно противного. Мы посещаем людей, которых любим, для того, чтоб с ними повидаться; и делаем иногда визиты таким знакомым, с которыми не желали бы часто встречаться и на улице»^[344]. Обычный будничный визит делали наугад, не зная, застанут ли хозяев дома (часто молясь про себя, чтобы не застать), и если те были в отсутствии или не принимали, просто записывались в посетительскую книгу или оставляли в передней свою визитную карточку с загнутым уголком — в знак того, что привезли ее самолично. Если же личной встречи с хозяевами избежать не удавалось, визитер снимал верхнюю одежду и проходил в гостиную, где 15–20 минут (никак не больше) проводил в беседе о погоде и последних новостях, иногда успевая при этом выпить чашку чая.

В праздники принимали все, и потому Рождество, Пасха, Масленица, именины родных, близких знакомых и начальства и некоторые другие дни превращались в настоящую визитную каторгу. В общие праздники полагалось объехать всех, с кем поддерживались отношения, особенно старших по возрасту и положению, а в семейные праздники должны были приехать с поздравлениями все, с кем общались хозяева дома. В каждом доме имелись собственные визитные списки, в которых могло значиться от нескольких десятков до сотни и даже полутора сотен фамилий и адресов. Особенно тяжкий труд предстоял визитерам из купеческого сословия и верхушки мещанства. Н. Вишняков вспоминал: «Обычай требовал, чтобы в первый же день праздника обязательно объехать всех наиболее уважаемых лиц; отсрочка какого-нибудь такого визита на второй или третий день могла влечь за собою политические осложнения. Если какой-нибудь Иван Иванович считал себя стоящим на одинаковой общественной ступени с Иваном Никифоровичем, то обижался, если узнавал, что Иван Никифорович получил визит на первый день, а он, Иван Иванович, удостоился такового лишь на второй. На этих пустяках удивительно изощрялась память и проницательность. Поэтому людям, более или менее зависимым или обладавшим обширным кругом знакомых в деловой сфере, предстояла очень тяжелая задача: проделать несколько десятков визитов от Крестовской заставы до Даниловской слободы в один день, памятуя при этом, что визиты должны приканчиваться к вечерне… Я помню, брат Иван при мне говорил, что у него больше 50 визитов на первый день с Пасхальных праздников» ^[345]. Многие посетители из купеческой среды, особенно из молодежи, начинали свой страдный путь пасхальных или рождественских визитов сразу после окончания ранней обедни и заявлялись к знакомым… часа в три ночи. Тот же Н. Вишняков вспоминал, что дело это было для их среды вполне обыкновенное, но родители, вернувшись из церкви, ложились спать и оставляли «на хозяйстве», то есть принимать визитеров, своих детей-подростков (лет по 13–15), которым прободрствовать значительную часть ночи было легче. «Звонок Бежим в залу. Входит гость. „Христос Воскресе!“ — „Воистину Воскресе! Извините папеньку и маменьку: они легли отдыхать“. — „Ничего-с!“ Следуют слова два о визитах, о погоде, об обедне, о наших учебных занятиях — и гость исчезает»^[346].

Утром пробудившиеся родители отправляли намаявшихся детей спать, а сами заступали на вахту. Отец семейства надевал праздничный костюм (большинство визитеров разъезжали во фраках и белых галстуках, студенты и военные — в парадной форме) и сам отправлялся делать визиты, а мать усаживалась в гостиной принимать посетителей, которые шли уже непрерывным потоком. «Гость входил и здоровался:

— Честь имею поздравить с праздником!

— И вас поздравляю, — отвечала хозяйка…

Гость усаживался на кончик кресла.

— Как здоровье вашей супруги (имярек)? — спрашивает хозяйка.

— Покорно благодарю-с!

— А деток?

— Ничего, все слава Богу-с!

— Вы, наверное, в своем приходе праздник встречали?

— Да-с, у себя!