Медвежий праздник у кетов

Медвежий праздник (манс. яны йикв — «большие пляски», нивх. чхыф леранд — «медвежья игра») — комплекс обрядов, связанных с культом медведя.

МЕДВЕЖИЙ ПРАЗДНИК

Медвежий праздник  Медвежий праздник (манс. яны йикв — «большие пляски», нивх. чхыф леранд — «медвежья игра») — комплекс обрядов, связанных с культом медведя. Обряды сопровождаются игрой на музыкальных инструментах, ритуальными и развлекательными плясками, пением. Условно медвежий праздник состоит из нескольких частей: ритуальной, с соблюдением всех правил и запретов охоты или инсценированной охоты на выращенного для этого медведя (иногда — хранение медвежьей шкуры для праздника), с соблюдением правил, запретов и ритуалов свежевания его, доставки освежеванной туши и шкуры с головой в селение, где медведя встречали как гостя, одаривали его и угощали, извинительных обрядов (отведение вины за убийство на «русское ружье», а за поедание мяса — на ворон); воспевания зверя как предка рода, фратрии или родственника (медвежий фольклор); звериных и птичьих плясок, драматических сценок и инсценировок, в некоторых случаях — и спортивных состязаний; ритуального приготовления медвежьего мяса и трапезы; обрядов захоронения костей, черепа, призванных возродить медведя; хранения шкуры, черепа, норки (части морды), губ и лап в качестве священных.

  Существуют мифы о том, как зародились ритуалы медвежьего праздника. В эвенкийском мифе рассказывается о девушке, которая пошла в лес, упала в берлогу к медведю и провела там зиму. Весной она вернулась к родителям и родила медвежонка, которого они воспитали. Позже девушка вышла замуж за человека и родила мальчика. Оба брата выросли и решили померяться силами. Младший брат — человек убил старшего — медведя. Умирая, медведь поведал, как надо на него охотиться и как хоронить. В мифе хантов и манси медведица, съевшая растение порих и родившая двух медвежат и девочку, говорит дочери: «Завтра придут люди. Меня, твоего брата и сестру они убьют, а тебя возьмут с собою. Когда люди будут варить мое мясо, ты, смотри, не ешь, а к ночи приходи к заднему углу дома». Так и случилось. В условленном месте девушка встретила мать-медведицу, которая три ночи наставляла ее, как надо себя вести и как поступить с мясом и костями. У кетов Кайгусь-медведь хочет жениться на девушке и похищает ее. Но его преследуют, он отпускает девушку и рассказывает ей, что надо делать для его возрождения после смерти.

Медвежий праздник  Культ медведя (особое отношение, поклонение, служение ему) характерен для всех народов Севера, медвежий праздник — лишь для части из них. Условно можно выделить три основных варианта медвежьего праздника: 1 — общего характера (условно), свойственный эвенкам, эвенам, кетам, северным якутам и др., 2 — обско-угорский (у хантов и манси), 3 — амуро-сахалинский (у нивхов, ульчей, удэгейцев, орочей, ороков).

  Первый вариант наиболее ярко представлен у эвенков и кетов. Он приурочен к охоте на медведя, и главное в нем — трапеза. Медвежье мясо едят ночами в течение всего праздника (до трех дней), а в промежутках между приемами пищи устраивают танцы, игры, поют.

  У эвенков медведя убивал старший из охотников, а свежевал свойственник (нимак). Снимая шкуру с головы медведя вместе с шейными позвонками, приговаривали: «Дед (бабка), шубу снимать станем, много муравьев бегает, они кусаться станут». Отделяли сало, делили его между семьями, тушу доставляли в селение на нартах, которые затем ломали. В селении продолжали свежевать добытого зверя: отрезали голову, вынимали легкие, сердце, печень, глаза, вырезали уши, язык, нос, половые органы (их хранили до окончания праздника). Чтобы приобрести свойства медведя, нимак — родственник охотника — съедал сырое мясо.

Медвежий праздник  У большого дерева разводили костры. В первый день варили шейную часть. Молодежь играла, плясала и водила хороводы. В полночь «крик ворона» возвещал начало трапезы. Ели молча у костра и расходились. На второй день варили мелко нарезанные сердце и внутренности, в других котлах — мясо. Молодежь снова развлекалась, водила хороводы. После полуночи опять раздавался «крик ворона», все отвечали «птице», мазали лица сажей и, называя друг друга оли — ворон, садились вокруг костра. Нимак раздавал ложки и пускал сосуд с сердцем и внутренностями по кругу. Медвежье мясо ели, разойдясь по чумам. На третий день продолжали варить мясо и проводили обряды с головой, половыми органами медведя, мясо с головы съедали в полночь. Череп завертывали в бересту и хоронили. Шкуру медведя получал нимак (в ответ он дарил охотнику оленя), ее окуривали и хранили в семье вместе со святынями. Лапу вешали в чуме как талисман или отдавали шаману для изготовления колотушки.

  У хантов и манси медвежьи праздники были не только спорадические (по случаю удачной охоты на медведя), но и периодические. В далеком прошлом, когда убивать медведя, предка фратрии Пор, и есть его мясо запрещалось, очевидно, проводили только периодические праздники, на которые допускали лишь членов фратрии Пор. Со временем, когда запреты ослабли, на празднике позволяли присутствовать чужеродцам, а позднее — и иноплеменникам. Для возрождения зверя и отведения вины стали добывать медведя, съедать его мясо и проводить спорадические медвежьи праздники.

  Периодические праздники — «медвежьи игры» — устраивали зимой в течение семи лет, с последующим семилетним перерывом. Начинались они в декабре, с периода зимнего солнцестояния, а заканчивались в марте, в период весеннего равноденствия. Сначала «играли» подряд четыре ночи, затем через 5—7 дней перерыва в течение января и февраля — по 1—2 ночи, по мере того как из окрестных селений собирался народ. В начале марта «играли» семь ночей, перед полнолунием «игры» завершались.

Медвежий праздник  Праздник проходил в центре фратрии Пор — д. Вежакоры на Оби. Медведя представляла его шкура, которую обычно хранили в священном амбаре. Первая часть праздника включала песни, сказания о медведе и о происхождении людей Пор, танцы предков. В «медвежьих песнях» рассказывалось о происхождении медведя, установлении обрядов. Затем следовала священная часть — «призывные песни» и «птичьи танцы», во время которых обращались к общим божествам, вызывали предков, мужчины исполняли танцы с саблями или мечами. Впрочем, песни и интермедии также поручали исполнять мужчинам, одетым в специальные костюмы (лисицы, петуха, журавля и др.), с берестяными и деревянными масками на лицах. Костюмы и аксессуары праздника (сабли, мечи и др.) хранили в священном амбаре или в специальном общественном доме — «танцевальной избе». В последнюю ночь праздника разыгрывали священные представления, изображая главных духов — Большого духа, Калтащ-экву, Мир Сусне хума, исполняли посвященные им танцы. Традиционные пляски и интермедии изображали противоборство медведя, предка фратрии Пор, и Журавля, представляющего фратрию Мось. На медведя и всех присутствующих нападали также комары, филин, огненная лисица, ворон. Танец огненной лисицы исполняли в зимней одежде, к которой привязывали хвост из соломы. Во время танца хвост поджигали — это должно было привести к очищению помещения и участников праздника. Танцевали и пели под аккомпанемент пятиструнного музыкального инструмента сангультапа. Заключительный эпизод праздника — приход семи лесных духов — мэнквов (духи фратрии Пор) за искупительной жертвой в виде двух деревянных фигурок мужчины и женщины. Их уносили в тайное святилище и сжигали. Позднее этот обряд принял форму кукольного представления. Куклы выступали антагонистами медведя, и гибель куклы, которой заканчивался спектакль, воспринималась как искупительная жертва.

  Если убивали медведя, то медвежий праздник обских угров длился пять ночей, если медведицу — четыре, а если медвежонка — то 2—3 ночи (столько же исполнялось и «медвежьих песен» в начале праздника). Спорадический праздник являлся сокращенным вариантом периодического. В нем было больше развлекательных элементов. Когда тушу медведя привозили в селение, устраивали обряд очищения: летом всех обливали водой, зимой обсыпали снегом. Праздник проходил в доме охотника, добывшего медведя. Шкуру с головой и лапами укладывали в переднем углу на столе в жертвенной позе — голова положена на вытянутые лапы. Голову медведицы покрывали платком, на глаза клали кружки из бересты или монеты, лапы украшали кольцами, ленточками. Перед головой ставили угощения, фигурки из теста, изображавшие жертвенных оленей (раньше приносили в жертву оленей и лошадей), для окуривания — дымящуюся чагу. Все, кто приходил на празднование, кланялись медведю, целовали его лапу (женщины — через платок). На празднике пели песни о медведе, его жизни в лесу, о том, как его добывали. Важное место занимали обряды «отречения»: охотники обращались к медведю и говорили, что они не виноваты в его смерти. Сначала вина отводилась на членов фратрии Мось, позднее — на иноплеменников («виновато русское оружие»). В течение нескольких ночей исполняли медвежий фольклор, танцы, песни и представления — инсценировки в масках (тули лап). Они имели как сакральное, так и развлекательное значение. Все роли, в том числе и женские, исполняли мужчины. Женщины танцевали, закрыв от медведя лица и руки большим платком. Назидательносатирический характер носили сценки, изображавшие хвастунов, трусов, воров, лентяев, нерях. Объектом интермедии мог стать любой человек, в том числе присутствующий на празднике. Никто не обижался на актеров. Тем более что всем известные актеры были как бы анонимны: когда после представления и переодевания они возвращались в дом, хозяин спрашивал их: «Люди здесь веселились, где вы были весь вечер?» На что они отвечали: «Нам это совершенно не известно: мы все время крепко спали».

Медвежий праздник

  Кульминация праздника — представление с тряпичными куклами, укрепленными на ногах лежащего на спине артиста, либо с деревянными фигурками, которыми управлял музыкант, играющий на сангультапе. Мясо медведя ели лишь в последнюю ночь праздника. Варили его только мужчины, в особом месте и в специальных котлах. Ели руками или особыми палочками (нельзя было использовать металлические предметы), кости разделяли по суставам. Мужчины ели мясо от передней части туши, женщины — от задней. (Голову, лапы и сердце варили мужчины позже, в лесу, и ели отдельно). Во время еды каркали по-вороньи, отводя от себя вину. Говорили: «Вороны пришли, вороны едят». Очищались: обливались водой, зажигая стружки, ртом захватывали пламя, проводили руками над огнем, лезвием ножа постукивали по зубам. После этого человек с горящим трутом обходил все углы жилища и кричал поптичьи; открывал дверь, «выгоняя» птиц на улицу, — дом очищался от нарушителей запрета. Затем гасили свет и делали вид, что засыпают. Раздавался голос: «К верхнему духу поднимается» (медведь). Кости медведя хоронили в лесу или озере, череп вешали на высокий пень или хранили завернутым в платок в священном сундуке.

  Амуро-сахалинский медвежий праздник также устраивали периодически или по случаю удачной охоты на медведя. Наиболее ярко он представлен у нивхов. В охоте на медведя участвовали члены рода во главе со старейшим охотником. Он садился на спину убитого медведя и кричал: «У-у-у-у!» три раза, если убит был самец, и четыре — если медведица. Чтобы задобрить зверя, в его левое ухо клали табак. Освежевав тушу, доставляли в селение — везли головой вперед, предупреждая сородичей криком. Женщины встречали медведя игрой на музыкальном бревне. Тушу клали в амбар, шкуру с головой — на помост, где уже хранились кости, черепа, половые органы добытых ранее медведей. Тут же складывали охотничье снаряжение. Ставили всевозможные угощения, жареное мясо медведя раздавали присутствующим. Трапеза сопровождалась игрой на музыкальном бревне.

  Гораздо больше у амурских народов разработан ритуал периодического медвежьего праздника — с выращенным в клетке медведем, который проводили в январе—феврале, в период полнолуния. С одной стороны, он был связан с промысловым культом (сопровождался обрядом кормления хозяев земли, леса и гор), с другой — с поминками по умершему родственнику, душа которого якобы перешла в медведя.

  Медвежонка, найденного в лесу, выращивали три года в клетке. Хозяйка первое время даже кормила его грудью, называя «сынок». Праздник делился на несколько этапов: 1 — изготовление священных стружек инау, 2 — убиение медведя, 3 — водворение головы зверя на помост, 4 — кормление медвежьим мясом гостей, 5 — принесение в жертву собак, 6 — разъезд гостей.

  В назначенный день хозяин медведя наливал вино домашнему духу и обращался к нему с просьбой извинить за то, что не может больше держать медведя, хотя все время обращался с ним хорошо. Затем с гостями он шел к клетке и угощал животное. Медведя водили по селению, его радостно встречали в каждом доме, угощали рыбой, специальным студнем из рыбьей кожи, вином, кланялись ему — это должно было принести благополучие дому. Под звуки музыкального бревна все плясали, пантомимой изображая будущее путешествие медведя к прародителям.

  Убивал медведя зять (или зятья) на специально подготовленной площадке («стрельбище»). Медведя свежевали, шкуру с головой спускали в дом через дымовое отверстие. В жертву приносили собак. Начинали угощаться приготовленными блюдами. Между трапезами устраивали танцы, гонки на собаках, фехтование на палках, стрельбу из луков, женщины играли на музыкальном бревне. На огне, разведенном с помощью родового огнива, варили медвежье мясо, вынимали его специальным черпаком с изображением медведя, подавали в деревянных ковшах, сделанных к празднованию. Медвежью голову и мясо украшали стружками инау. Кости собирали и отдавали хозяевам, прикрепляя к ним какой-либо дар (копье, нож, ремень, даже собак, женщины — чашку с едой). Все дары вместе с костями якобы отсылались «лесным людям» — медведям. Перед окончанием праздника старики сидели целую ночь около черепа медведя, ели ритуальные кушанья и разговаривали с ним.

  Черепа хранили в амбаре или на дереве, весной и осенью, начиная промысел, «кормили» их.

  Медвежий праздник народов Севера соединил в себе элементы тотемизма (обряды возрождения медведя — предка и хозяина зверей) и промыслового культа. В нем также нашел отражение широко распространенный миф об умирающем и воскресающем звере.

статья из энциклопедии «Арктика — мой дом»

 

 

медвежий праздник
Медвежий праздник

Медвежий праздник (манс. яны пике — «большие пляски», нивх, чхыф леранд — «медвежья игра») — комплекс обрядов, связанных с культом медведя. Обряды сопровождаются игрой на музыкальных
инструментах, ритуальными и развлекательными плясками, пением. Условно медвежий праздник состоит из нескольких частей: ритуальной, с соблюдением всех правил
и запретов охоты или инсценированной охоты на выращенного для этого медведя (иногда — хранение медвежьей шкуры для праздника), с соблюдением правил, запретов и ритуалов свежевания его, доставки
освежеванной туши и шкуры с головой в селение, где медведя встречали как гостя, одаривали его и угощали, извинительных обрядов (отведение вины за убийство на «русское ружье», а за поедание мяса —
на ворон); воспевания зверя как предка рода, фратрии или родственника (медвежий фольклор); звериных и птичьих плясок, драматических сценок и инсценировок, в некоторых случаях — и спортивных
состязаний; ритуального приготовления медвежьего мяса и трапезы; обрядов захоронения костей, черепа, призванных возродить медведя; хранения шкуры, черепа, норки (части морды), губ и лап в
качестве священных. Существуют мифы о том, как зародились ритуалы медвежьего праздника. В эвенкийском мифе рассказывается о девушке, которая пошла в лес, упала в берлогу к медведю и провела там
зиму. Весной она вернулась к родителям и родила медвежонка, которого они воспитали. Позже девушка вышла замуж за человека и родила мальчика. Оба брата выросли и решили померяться силами. Младший
брат — человек убил старшего — медведя. Умирая, медведь поведал, как надо на него охотиться и как хоронить. В мифе хантов и манси медведица, съевшая растение порше и родившая двух медвежат и
девочку, говорит дочери: «Завтра придут люди. Меня, твоего брата и сестру они убьют, а тебя возьмут с собою. Когда люди будут варить мое мясо, ты, смотри, не ешь, а к ночи приходи к заднему углу
дома». Так и случилось. В условленном месте девушка встретила мать-медведицу, которая три ночи наставляла ее, как надо себя вести и как поступить с мясом и костями.

охотники
Охотники

У кетов Кайгусь-медведь хочет жениться на девушке и похищает ее. Но его преследуют, он отпускает девушку и рассказывает ей, что надо делать для его возрождения после смерти. Культ медведя (особое
отношение, поклонение, служение ему) характерен для всех народов Севера, медвежий праздник — лишь для части из них. Условно можно выделить три основных варианта медвежьего праздника: 1 — общего
характера (условно), свойственный эвенкам, эвенам, кетам, северным якутам и др.,
2 — обско-угорский (у хантов и манси), 3 — амуро-сахалинский (у нивхов, ульчей, удэгейцев, орочей, ороков). Первый вариант наиболее ярко представлен у эвенков и кетов. Он приурочен к охоте на
медведя, и главное в нем — трапеза. Медвежье мясо едят ночами в течение всего праздника (до трех дней), а в промежутках между приемами пищи устраивают танцы, игры, поют. У эвенков медведя убивал
старший из охотников, а свежевал свойственник (нимак). Снимая шкуру с головы медведя вместе с шейными позвонками, приговаривали: «Дед (бабка), шубу снимать станем, много муравьев бегает, они
кусаться станут». Отделяли сало, делили его между семьями, тушу доставляли в селение на нартах, которые затем ломали. В селении продолжали свежевать добытого зверя: отрезали голову, вынимали
легкие, сердце, печень, глаза, вырезали уши, язык, нос, половые органы (их хранили до окончания праздника). Чтобы приобрести свойства медведя, нимак — родственник охотника — съедал сырое мясо. У
большого дерева разводили костры. В первый день варили шейную часть. Молодежь играла, плясала и водила хороводы. В полночь «крик ворона» возвещал начало трапезы. Ели молча у костра и расходились.
На второй день варили мелко нарезанные сердце и внутренности, в других котлах — мясо. Молодежь снова развлекалась, водила хороводы. После полуночи опять раздавался «крик ворона», все отвечали
«птице», мазали лица сажей и, называя друг друга оли — ворон, садились вокруг костра. Нимак раздавал ложки и пускал сосуд с сердцем и внутренностями по кругу. Медвежье мясо ели, разойдясь по
чумам. На третий день продолжали варить мясо и проводили обряды с головой, половыми органами медведя, мясо с головы съедали в полночь. Череп завертывали в бересту и хоронили. Шкуру медведя
получал нимак (в ответ он дарил охотнику оленя), ее окуривали и хранили в семье вместе со святынями. Лапу вешали в чуме как талисман или отдавали шаману для изготовления колотушки. У хантов и
манси медвежьи праздники были не только спорадические (по случаю удачной охоты на медведя), но и периодические

участник медвежьего праздника
Праздник

В далеком прошлом, когда убивать медведя, предка фратрии Пор, и есть его мясо запрещалось, очевидно, проводили только периодические праздники, на которые допускали лишь членов фратрии Пор. Со
временем, когда запреты ослабли, на празднике позволяли присутствовать чужеродцам, а позднее — и иноплеменникам. Для возрождения зверя и отведения вины стали добывать медведя, съедать его мясо и
проводить спорадические медвежьи праздники. Периодические праздники — «медвежьи игры» — устраивали зимой в течение семи лет, с последующим семилетним перерывом. Начинались они в декабре, с
периода зимнего солнцестояния, а заканчивались в марте, в период весеннего равноденствия. Сначала «играли» подряд четыре ночи, затем через 5 — 7 дней перерыва в течение января и февраля — по 1 —
2 ночи, по мере того как из окрестных селений собирался народ. В начале марта «играли» семь ночей, перед полнолунием «игры» завершались. Праздник проходил в центре фратрии Пор — д. Вежакоры на
Оби. Медведя представляла его шкура, которую обычно хранили в священном амбаре. Первая часть праздника включала песни, сказания о медведе и о происхождении людей Пор, танцы предков. В «медвежьих
песнях» рассказывалось о происхождении медведя, установлении обрядов. Затем следовала священная часть — «призывные песни» и «птичьи танцы», во время которых обращались к общим божествам, вызывали
предков, мужчины исполняли танцы с саблями или мечами. Впрочем, песни и интерме¬дии также поручали исполнять мужчинам, одетым в специальные костюмы (лисицы, петуха, журавля и др.), с берестяными
и деревянными масками на лицах. Костюмы и аксессуары праздника (сабли, мечи и др.) хранили в священном амбаре или в специальном общественном доме — «танцевальной избе». В последнюю ночь праздника
разыгрывали священные представления, изображая главных духов -Большого духа, Калтащ-экву, Мир Сусне хума, исполняли посвященные им танцы. Традиционные пляски и интермедии изображали
противоборство медведя, предка фратрии Пор, и Журавля, представляющего фратрию Мось.

участники медвежьего праздника
Участники праздника

На медведя и всех присутствующих нападали также комары, филин, огненная лисица, ворон. Танец огненной лисицы исполняли в зимней одежде, к которой привязывали хвост из соломы. Во время танца хвост
поджигали — это должно было привести к очищению помещения и участников праздника. Танцевали и пели под аккомпанемент пятиструнного музыкального инструмента сангулътапа. Заключительный эпизод
праздника — приход семи лесных духов — мэнквов (духи фратрии Пор) за искупительной жертвой в виде двух деревянных фигурок мужчины и женщины. Их уносили в тайное святилище и сжигали. Позднее этот
обряд принял форму кукольного представления. Куклы выступали антагонистами медведя, и гибель куклы, которой заканчивался спектакль, воспринималась как искупительная жертва. Если убивали медведя,
то медвежий праздник обских угров длился пять ночей, если медведицу — четыре, а если медвежонка — то 2 — 3 ночи (столько же исполнялось и «медвежьих песен» в начале праздника). Спорадический
праздник являлся сокращенным вариантом периодического. В нем было больше развлекательных элементов. Когда тушу медведя привозили в селение, устраивали обряд очищения: летом всех обливали водой,
зимой обсыпали снегом.

Праздник проходил в доме охотника, добывшего медведя. Шкуру с головой и лапами укладывали в переднем углу на столе в жертвенной позе — голова положена на вытянутые лапы. Голову медведицы
покрывали платком, на глаза клали кружки из бересты или монеты, лапы украшали кольцами, ленточками. Перед головой ставили уго¬щения, фигурки из теста, изображавшие жертвенных оленей (раньше
приносили в жертву оленей и лошадей), для окуривания — дымящуюся чагу. Все, кто приходил на празднование, кланялись медведю, целовали его лапу (женщины — через платок). На празднике пели песни о
медведе, его жизни в лесу, о том, как его добывали. Важное место занимали обряды «отречения»: охотники обращались к медведю и говорили, что они не виноваты в его смерти. Сначала вина отводилась
на членов фратрии Мось, позднее — на иноплеменников («виновато русское оружие»). В течение нескольких ночей исполняли медвежий фольклор, танцы, песни и представления — инсценировки в масках (тули
лап). Они имели как сакральное, так и развлекательное значение. Все роли, в том числе и женские, исполняли мужчины. Женщины танцевали, закрыв от медведя лица и руки большим платком.
Назидательно-сатирический характер носили сценки, изображавшие хвастунов, трусов, воров, лентяев, нерях. Объектом интермедии мог стать любой человек, в том числе присутствующий на празднике.
Никто не обижался на актеров. Тем бо¬лее что всем известные актеры были как бы анонимны: когда после представления и переодевания они возвращались в дом, хозяин спрашивал их: «Люди здесь
веселились, где вы были весь вечер?» На что они отвечали: «Нам это совершенно не известно: мы все время крепко спали».

участник праздника медведя

Кульминация праздника — представление с тряпичными куклами, укрепленными на ногах лежащего на спине арти¬ста, либо с деревянными фигурками, которыми управлял музыкант, играющий на сангультапе.
Мясо медведя ели лишь в последнюю ночь праздника. Варили его только мужчины, в особом месте и в специальных котлах. Ели руками или особыми палочками (нельзя было использовать металлические
предметы), кости разделяли по суставам. Мужчины ели мясо от передней части туши, женщины — от задней. (Голову, лапы и сердце варили мужчины позже, в лесу, и ели отдельно). Во время еды каркали
по-вороньи, отводя от себя вину. Говорили: «Вороны пришли, вороны едят». Очищались: обливались водой, зажигая стружки, ртом захватывали пламя, проводили руками над огнем, лезвием ножа постукивали
по зубам. После этого человек с горящим трутом обходил все углы жилища и кричал по-птичьи; открывал дверь, «выгоняя» птиц на улицу, — дом очищался от нарушителей запрета. Затем гасили свет и
делали вид, что засыпают. Раздавался голос: «К верхнему духу поднимается» (медведь). Кости медведя хоронили в лесу или озере, череп вешали на высокий пень или хранили завернутым в платок в
священном сундуке. Амуро-сахалинский медвежий праздник также устраивали периодически или по случаю удачной охоты на медведя. Наиболее ярко он представлен у нивхов. В охоте на медведя участвовали
члены рода во главе со старейшим охотником. Он садился на спину убитого медведя и кри¬чал: «У-у-у-у!» три раза, если убит был самец, и четыре — если медведица. Чтобы задобрить зверя, в его левое
ухо клали табак. Освежевав тушу, доставляли в селение — везли головой вперед, предупреждая сородичей криком. Женщины встречали медведя игрой на музыкальном бревне. Тушу клали в амбар, шкуру с
головой — на помост, где уже хранились кости, черепа, половые органы добытых ранее медведей. Тут же складывали охотничье снаряжение. Ставили всевозможные угощения, жареное мясо медведя раздавали
присутствующим. Трапеза сопровождалась игрой на музыкальном бревне. 

отображение праздника медведя косторезами

Гораздо больше у амурских народов разработан ритуал пе¬риодического медвежьего праздника — с выращенным в клетке медведем, который проводили в январе — феврале, в период полнолуния. С одной
стороны, он был связан с промысловым культом (сопровождался обрядом кормления хозяев земли, леса и гор), с другой — с поминками по умершему родственнику, душа которого якобы перешла в медведя.
Медвежонка, найденного в лесу, выращивали три года в клетке. Хозяйка первое время даже кормила его грудью, называя «сынок». Праздник делился на несколько этапов: 1 — изготовление священных
стружек инау, 2 — убиение медведя, 3 — водворение головы зверя на помост, 4 — кормление медвежьим мясом гостей, 5 — принесение в жертву собак, 6 — разъезд гостей. В назначенный день хозяин
медведя наливал вино домашнему духу и обращался к нему с просьбой извинить за то, что не может больше держать медведя, хотя все время обращался с ним хорошо. Затем с гостями он шел к клетке и
угощал животное. Медведя водили по селению, его радостно встречали в каждом доме, угощали рыбой, специальным студнем из рыбьей кожи, вином, кланялись ему — это должно было принести благополучие
дому. Под звуки музыкального бревна все плясали, пантомимой изображая будущее путешествие медведя к прародителям. Убивал медведя зять (или зятья) на специально подготовленной площадке
(«стрельбище»). Медведя свежевали, шкуру с головой спускали в дом через дымовое отверстие. В жертву приносили собак. Начинали угощаться приготовленными блюдами. Между трапезами устраивали танцы,
гонки на собаках, фехтование на палках, стрельбу из луков, женщины играли на музыкальном бревне. На огне, разведенном с помощью родового огнива, варили медвежье мясо, вынимали его специальным
черпаком с изображением медведя, подавали в деревянных ковшах, сделанных к празднованию. Медвежью голову и мясо украшали стружками инау. Кости собирали и отдавали хозяевам, прикрепляя к ним
какой-либо дар (копье, нож, ремень, даже собак, женщины — чашку с едой). Все дары вместе с костями якобы отсылались «лесным людям» — медведям. Перед окончанием праздника старики сидели целую ночь
около черепа медведя, ели ритуальные кушанья и разговаривали с ним. Черепа хранили в амбаре или на дереве, весной и осенью, начиная промысел, «кормили» их. Медвежий праздник народов Севера
соединил в себе элементы тотемизма (обряды возрождения медведя — предка и хозяина зверей) и промыслового культа. В нем также нашел отражение широко распространенный миф об умирающем и
воскресающем звере.

Медвежий праздник

  • Медвежий праздник – это центральный обряд культа медведя, широко распространённого среди северных народов (в частности, у кетов). Он представляет собой комплекс ритуалов – от охоты на медведя до его ритуального разделывания. Все действия обряда строго регламентированы.

Источник: Википедия

Связанные понятия

Культ медведя — особое отношение к медведю, почитание его, комплекс обычаев и обрядов по отношению к нему. Медведь фигурирует в мифах многих народов Евразии и Америки. В разных традициях он мог являться божеством, культурным героем, прародителем, духом-охранителем, хозяином нижнего мира и т. д.

Иёмантэ — обычай ритуального убийства бурого медведя у айнов с целью отправить его дух в мир духов, в котором он должен вновь стать одним из камуев (духи предков в айнской мифологии).

Традиционные верования саамов — народа Северной Европы, живущего в Норвегии, России, Финляндии и Швеции — представляли собой прежде всего промысловый культ — почитание различных духов, являющихся хозяевами различных традиционных промыслов или явлений природы, поклонение священным камням-сейдам.

Животные в религиозных представлениях и мифах играют огромную роль, отображая представления различных народов о мироздании (космогонические мифы, космологические мифы), о своём происхождении (антропогонические мифы, тотемические мифы), они участвуют в качестве культурных героев, зачастую им приписывают сверхъестественные способности.

Оленеводство у кетов всегда существовало в качестве подсобной отрасли – олени использовались исключительно в транспортных целях и обеспечивали переезды во время охотничьего промысла, основным объектом которого была белка.

Упоминания в литературе

Кайгусь, приняв решение жениться, не нашёл ничего умнее, как перед браком принять облик здоровенного медведя, и утащил понравившуюся ему девушку. Естественно, весь народ всколыхнулся и кинулся в погоню. В итоге неразумный дух был убит, но перед смертью объяснил своей жене (а та передала дочке – полумедведице), что его можно воскресить с помощью специального обряда. Этот обряд и стал позднее медвежьим праздником.

Связанные понятия (продолжение)

Шаманизм в Сибири — рассматривается как главный пример шаманизма. Он является традиционной формой мировоззрения народов Сибири, видения и познания мира, рассматривающей человека как часть Космоса. Оно нацелено на непосредственное восприятие мира, постижение взаимосвязи природы и человека.

Культ коня — составная часть некоторых первобытных форм религии, вид зоолатрии, заключается в почитании коня (лошадей), сопряжён с наделением коня сверхъестественными свойствами (вплоть до обожествления), включает в себя комплекс религиозных обрядов, связанных с почитанием коня, а также включает материальные объекты, необходимые для совершения этих обрядов.

Онгон — дух предка семьи или рода, его культовое изображение в культуре монгольских и тюркских народов.

Обряд воздушного погребения — один из древнейших религиозных обрядов похорон умершего человека, в котором погребение совершается путём подвешивания тела умершего в воздухе, с целью предания тела умершего воздуху, духу, свету, дереву и т. п. Религиозная мотивировка обряда у разных народов была разная.

Культ предков — формы почитания родовых святынь и хранителей, и культ семейно-родовых предков. Считалось, что предки (чуваш. ваттисем) покровительствуют своим живым потомкам-сородичам, поэтому в их честь старались устраивать праздники и проводить обряды…

Алта́йский шамани́зм — региональная (и национальная) форма шаманизма. Территория распространения — Алтай. Как и у хакасов, якутов, казахов и других тюркоязычных народов Сибири, у алтайцев шаманизм испытал значительное влияние тенгрианства.

Ру́сский медве́дь (англ. Russian Bear) — олицетворение России, «атрибут российского государства и субститут её верховного правителя».

Борфимор, или борфима, что в переводе с африканских наречий означает «снадобье», является особым средством используемым членами Общества Леопарда. Средство имеет огромное значение в культе людей-леопардов и носит сакральный характер.

Травля медведя, беар-бейтинг (англ. Bear-baiting) — спорт с участием медведей и травильных собак.

Медвежья комедия, также Вождение медведя, Медвежий промысел — распространённое ярмарочное увеселение, промысел городских и деревенских жителей в ряде областей России, Речи Посполитой, Венгрии, заключавшееся в представлении, даваемом дрессированным медведем, его поводырём и ассистентами. В XVI—XVII веках — часть медвежьей потехи, к XIX веку — самостоятельное явление, в некоторых случаях ставшее элементом святочных шествий ряженых.

Бви́ти или буи́ти — традиционная африканская религия, основанная на приёме священного растения ибога. Видения, вызываемые этим растением, являются центральным опытом для её последователей. Бвити распространена в Западной части Центральной Африки среди племён бабонго и митсого на территории Габона и народа фанг (Габон и часть Камеруна). В последние десятилетия бвити распространяется на соседние страны (Республика Конго, Демократическая Республика Конго, Экваториальная Гвинея). Несмотря на энергичное…

Белорусская мифология — комплекс легенд и верований белорусов. Сначала языческая, политеистичная, позже она значительно трансформировалась под влиянием христианства. По мере отхода в прошлое собственно языческих представлений, их место постепенно занимала Народная Библия — совокупность апокрифичных фольклорных рассказов, которые объясняли окружающие явления через интерпретацию сюжетов Святого Писания.

О́ни (яп. 鬼) — в японской мифологии — большие злобные клыкастые и рогатые человекоподобные демоны с красной, голубой или чёрной кожей, живущие в Дзигоку, японском аналоге ада.

Глаштин (glashtyn или Manx: glashtin, glashan, glaistyn, glastyn; IPA /ˈɡlæʃtɨn/) — создание из фольклора о-ва Мэн. Слово glashtin считается происходящим из кельтского Old Irish: glais, glaise, glas, «ручей» или иногда даже «море».По некоторым сведениям, глаштин — это гоблин, который появляется из своего водного жилища для контакта с обычными людьми; другие относят его к водяным лошадям, известным здесь как «кавел-уштье».

Кручение собак (болг. Тричане на кучета, Песи понеделник, Ци́рене на кучетата, Цери́лка, Три́чене, Виси́ куче, Бе́си) — болгарский традиционный обряд. Совершается в первый день Великого поста (понедельник Фёдоровой недели).

Соба́ка (лат. Canis lupus familiaris) — домашнее животное, одно из наиболее распространённых (наряду с кошкой) животных-компаньонов.

Кошка была одним из многих животных, которым поклонялись в Древнем Египте. Она являлась символом плодородия и солнца.

Подробнее: Кошки в Древнем Египте

Евразийский волк (Canis lupus lupus), также известный как Волк обыкновенный, Волк европейский, Волк карпатский, Волк степной, Волк тибетский и Волк китайский — подвид волка серого (Canis lupus). Первоначально распространился по большей части Евразии с ограничением на юге Гималаями, Гиндукушем, Копетдагом, Кавказом, Чёрным морем и Альпами, и ограничением на севере между 60° и 70° северной широты, это заставило отступить популяцию волка назад из большей части Западной Европы и восточного Китая, которая…

Гого (или вагого) — народ банту, проживающий в регионе Додома в центральной Танзании. В 1992 году численность гого составляла приблизительно 1 300 000 человек. Гого исторически были патрилинейным народом (наследство и родство определяется по мужской линии родства). Многие из современных гого практикуют оседлый образ жизни, мигрируют в городские районы или работают на плантациях по всей Танзании.

Травля быка (Буль-бейтинг (англ. bull-baiting) — кровавый спорт с привлечением собак (бульдогов) и быков. Вид азартного развлечения, был популярен в Англии до середины XIX века; впоследствии запрещён.

Ацте́ки, или асте́ки (самоназв. mēxihcah ), — индейский народ в центральной Мексике. Численность современных науа, как ещё называют ацтеков, — свыше 1,5 млн человек. Цивилизация ацтеков (XIV—XVI века) обладала богатой мифологией и культурным наследием. Столицей империи ацтеков был город Теночтитлан, расположенный на озере Тескоко, там, где сейчас располагается город Мехико.

Тигры нападают на людей чаще, чем кто-либо из семейства кошачьих. Тигры, как правило, обитают в Индии и Юго-восточной Азии, а эти места густо заселены людьми. Подсчитано, что тигры убили 373 тысячи человек. Первоначально считалось, что на людей нападают только травмированные или старые тигры. Тем не менее, современные наблюдения показали, что молодые и здоровые тигры также нападают на людей. С развитием научно-технического прогресса и урбанизации, убийства людей тиграми стали снижаться, но и после…

Охота за головами — практика отрубания и сохранения головы человека после его убийства. Охота за головами практиковалась в историческое время в некоторых частях Китая, Индии, Нигерии, Нуристана, Бангладеш, Бирмы, Борнео и других районах Индонезии, Филиппин, Тайваня, Японии, островов Микронезии, Меланезии, Новой Зеландии, Центральной Америки, на юго-западе США и в бассейне Амазонки, а также среди некоторых племён кельтов, западногерманских народов, норвежцев и скифов древней Европы. Подобная практика…

Дух-хозя́ин (и аналогичные ему: господин, владыка; или дух локуса, дух места, дух-покровитель места, гений места) — общеупотребительный термин первобытных религий, а также и современного фольклора, перешедший в качестве синонима божества во все высшие религии.

Итальянский волк (Canis lupus italicus), также известный как апеннинский волк, — подвид серого волка, обитающий в Апеннинских горах в Италии. Впервые был описан в 1929 году и признан подвидом в 1999 году. Недавно из-за увеличения популяции этот подвид был также замечен в Швейцарии. В последние годы итальянские волки обосновались в Южной Франции, в частности в Национальном парке Меркантур. Во всех трёх странах волк находится под защитой.

Огнеземельцы, или фуэгины (исп. Fueguinos) — собирательное название аборигенов Огненной Земли, архипелага на южной оконечности Южной Америки. В английском языке термин англ. Fuegians изначально относился только к яганам, обитавшим в южной части Огненной Земли, и лишь впоследствии распространился на все аборигенные народы архипелага.

Каннибали́зм (от фр. cannibale, исп. canibal) — поедание людьми человеческой плоти (также используется термин антропофагия). В более широком смысле — поедание животными особей своего вида (см. Каннибализм (зоология)).

Увечье — акт совершения случайного или целенаправленного телесного повреждения, который наносит ущерб внешнему виду или функциям живого организма, иногда также приводя к его смерти. В английском языке этому термину соответствуют слова mutilation, maiming (обычно используется для обозначения увечья скота) и mayhem, значения которых не тождественны друг другу. В некоторых этнических группах нанесение определённого рода увечий является ритуальной практикой: к ним относятся шрамирование, нанесение ожогов…

Африка́нская мифоло́гия — это мифология африканского региона, а точнее — негроидных и других народов, живущих к югу от Сахары, — не считая арабских народов, которые пришли с Аравийского полуострова на африканский континент, хотя арабская культура и ислам повлияли на соседние африканские народы.

Жевода́нский зверь (фр. La Bête du Gévaudan, окс. La Bèstia de Gavaudan) — прозвище волкоподобного существа, зверя-людоеда, терроризировавшего север французской провинции Жеводан (ныне департамент Лозер), а именно селения в Маржеридских горах на юге Франции, на границе исторических регионов Овернь и Лангедок, с 1 июня 1764 по 19 июля 1767 года. В течение трех лет было совершено до 250 нападений на людей, 119 из которых закончились смертями. Согласно другим источникам было зарегистрировано от 88 до…

«Сморго́нская акаде́мия» (белор. Смаргонская мядзведжая акадэмія) — шуточное название школы дрессировки медведей, основанной князьями Радзивиллами в XVII веке в местечке Сморгонь (в настоящее время город в Гродненской области, Белоруссия). Просуществовала до конца XVIII века, по другим сведениям — до начала XIX века.

Лев (лат. Panthera leo) — вид хищных млекопитающих, один из четырёх представителей рода пантер (Panthera), относящегося к подсемейству больших кошек (Pantherinae) в составе семейства кошачьих (Felidae). Наряду с тигром — самая крупная из ныне живущих кошек, масса некоторых самцов может достигать 250 кг. Трудно сказать достоверно, массивнее ли крупнейшие подвиды льва, чем крупнейшие подвиды тигров. Связано это с тем, что исторические очень крупные веса амурских тигров в большинстве своём признаны…

Нападение медведя на человека — нападение на человека животного из семейства медвежьих. Такие атаки случаются относительно редко, но регулярно. Медведи обладают впечатляющей физической силой, поэтому нападение может закончиться для человека смертельным исходом.

Японские городские легенды (яп. 都市伝説 Тоси Дэнсэцу — букв. Городская Легенда) — пласт городских легенд, свойственных сугубо Японии, а также основанных на японской мифологии и культуре. Традиционно, японские городские легенды посвящены страшным паранормальным существам, которые из мести или просто злых побуждений, вредят живым людям. Обычно в качестве главных героев в японских городских легендах выступают духи онрё, которые также стали широко известны на Западе, благодаря популяризации японских фильмов…

Большинство современных этологов считают слона одним из самых умных животных в мире.

Подробнее: Интеллект слонов

Кроличья лапка — в некоторых культурах талисман, который, как считается, приносит удачу, поскольку имеет тесное соприкосновение с источником жизни — землёй. Вера в магические свойства кроличьей лапки распространена во множестве мест по всему миру, включая Европу, Китай, Африку, Северную и Южную Америки. Вполне вероятно, что эта вера существовала в Европе с 600 г. до н. э. среди кельтов.

Бакэнэко (яп. 化け猫, «кошка-оборотень») — кошка в японском фольклоре, обладающая магическими способностями. Демон. Одно из трёх наиболее популярных животных-оборотней в Японии. Другими двумя выступают кицунэ и тануки.Для кошки существует несколько способов стать бакэнэко: достигнуть определённого возраста, вырасти до определённого размера или же иметь длинный хвост. В последнем случае хвост раздваивается; такая бакэнэко называется нэкомата (яп. 猫又 или 猫股 раздвоенная кошка).

Общество Леопарда — тайное общество в Западной Африке, практиковавшее ритуальные убийства и каннибализм среди своих соплеменников. Общество леопардов было активно в начале и середине XX века. Основной зоной распространения общества считаются Сьерра-Леоне, Либерия и Кот-д’Ивуар, а также Нигерия.

Китайский дракон (кит. трад. 龍, упр. 龙, пиньинь: lóng, палл.: лун) — в китайской культуре символ доброго начала ян (в отличие от дракона европейского) и китайской нации в целом, прочно ассоциирующийся со стихией воды. В честь дракона установлен ежегодный праздник драконьих лодок.

Дома́шний осёл (лат. Equus asinus asinus), или ишак, — одомашненный подвид дикого осла (Equus asinus), сыгравший важную историческую роль в развитии хозяйства и культуры человека и по-прежнему широко в хозяйстве многих развивающихся стран. Все одомашненные ослы относятся к африканским ослам, в то время как попытки приручить куланов (азиатских ослов) всегда оставались безуспешными.

Жертвоприношение красной коровы — 113-я предписывающая заповедь Торы, согласно перечню заповедей по Маймониду. Ритуал изготовления пепла красной коровы описан в Торе и Библии. Пепел сожжённой жертвы использовали для ритуала очищения древние израильтяне, имевшие контакт с трупами.

Слюги (слюгги, слугги, арабская борзая, фр. sloughi) — очень редкая и древняя порода борзых собак, охотящихся «по-зрячему». Обладает невероятной резвостью, в странах Северной Африки её используют для охоты на зайца, газель, фенека, кабана. Может использоваться в собачьих бегах.

Тигр (лат. Panthera tigris) — вид хищных млекопитающих семейства кошачьих, один из четырёх представителей рода пантера (лат. Panthera), который относится к подсемейству больших кошек. Слово «тигр» происходит от др.-греч. τίγρις, которое в свою очередь восходит к др.-перс. *tigri от корня «*taig» со значением «острый; быстрый».

Крокодилы в Восточной Европе — городская легенда, согласно которой на территории Белоруссии, а также западной части России (в частности, Новгородская, Псковская и Тверская области) и Прибалтики вплоть до конца XIX века жили крокодилы или же другие существа, внешне напоминающие крокодилов.

Гайо населяют изолированные горные районы Северной Суматры на территории Индонезии, между областью расселения аче и каро-батаков. По коренным особенностям физического облика, языка и культуры гайо родственны батакам, в то же время в их языке и культуре очень явственны ачехские влияния. Это прежде всего относится к гайо, которые живут севернее народа ачех, в последнее время усилилось влияние восточносуматранцев. Язык — гайо.

Медвежий праздник — это центральный обряд культа медведя (b) , широко распространённого среди северных народов (в частности, у кетов (b) ). Он представляет собой комплекс ритуалов — от охоты на медведя до его ритуального разделывания. Все действия обряда строго регламентированы.

Ритуалы и их последовательность

  • Охота

Праздник начинается с охоты на медведя. Согласно верованиям кетов, медведь сам сдаётся на милость охотника, вставая на задние лапы и открывая уязвимое брюхо. Кеты считают, что в этот момент в медведя перерождается кто-то из уже умерших родственников. Обычно это старшие родственники, однако могут быть и сыновья. Сдающийся медведь — это родственник, который хочет отправиться в гости к своим. Смерть для него не страшна — он переродится. Таким образом, один человек после смерти может заглянуть к родным несколько раз в обличии нескольких животных. Охотники же об убитом медведе никогда не скажут, что это они его убили, медведя нельзя убить, он только сдаётся.

  • Гадания

Когда убитое животное приволакивают домой, первым делом у него отрезают правую переднюю лапу, которую используют для гаданий. Животное укладывают брюхом кверху, после чего самый старый охотник задаёт вопрос и подбрасывает лапу. Если она падает шерстью вверх, то это означает, что медведь дал отрицательный ответ. Если же кверху ладонью, то положительный. Первым делом выясняют личность медведя, то есть кем он был, когда был человеком. Помимо этого, у медведя спрашивают ещё целый ряд вещей вплоть до желаемой длительности пребывания в гостях.

  • Разделка и употребление медведя

После гадания происходит свежевание и разделка животного. У кетов за этим процессом не кроется сложных и длительных ритуалов, смыслов и последовательностей действий. В этом они заметно отличаются от других северных и особенно от дальневосточных народов. Сначала снимают шкуру, затем вырезают определённые пласты жира, затем расчленяют и удаляют внутренние органы, часть из которых отправляется для жарки на костёр. Жир срезают с различных частей тела, в разных пропорциях и дают получившимся типам кусков различные типы имён. Имена эти символизируют животных, которых хочет приманить охотник и т. д. Распоряжаются процессом исключительно мужчины. При этом раньше существовали запреты на поедание определённых частей тела женщинами, а то и вовсе всеми людьми, так как согласно суевериям, это могло вызвать проблемы в будущем. Однако сейчас все эти суеверия практически исчезли. Хотя часть органов (органы дыхательной системы) выкидывают.

  • Гостящий медведь

Поскольку большая часть туловища медведя подвергается тщательной разделке, то для следующей части ритуала необходимо сделать нечто вроде символического тела медведя. Этот символ представляет медведя в течение дальнейшего праздника. Символизирует медведя сборка из нескольких кусков бересты, на которых животное изображено, и собранных таким образом, что эта сборка объёмна. Медведю делают нечто вроде постели или комнаты и укладывают головой к огню. Так медведь становится гостем. Пока он гостит, в доме не едят медвежьего мяса и жира. Дальше медведя возрождают. Для этого символ снабжают отдельными частями тела животного, медными пластинами, спичками-рёбрами, пистонами и магическим кольцом из веточки кедра. В конце ритуала охотник наряжался в шкуру медведя (а ранее специальным образом надевал медвежий нос) и таким образом в личине животного как бы приманивали охотникам добычу.

Во время медвежьего праздника у народов, живущих в дельте реки Амур (b) , применялся музыкальный инструмент дуэнтэ (b) , представляющий собой подвешенное на крестообразные стойки двух-трёхметровое еловое бревно, в котором выдалбливались отверстия различной величины; при ударе деревянной колотушкой по такому инструменту раздавались звуки разной высоты[1].

Стилизация и упрощение

В случае кетов смысл большинства ритуалов давно утрачен. Уже в предвоенный период даже старейшие кеты не всегда могли объяснить, какой обряд выполняется с какой целью. Тем не менее, советским этнографам удалось установить, что изначально Медвежий праздник у кетов отличался от такового у других северных и дальневосточных народов (например, у нивхов (b) ) не настолько серьёзно, чтобы выделять его в нечто отдельное. Кетский медвежий праздник подвергся серьёзной стилизации. Если раньше в дом в качестве гостя вполне могли поместить полноценное, возможно даже не разделанное туловище медведя, то постепенно эта часть ритуала упростилась — от медведя в лучшем случае остаётся символ из бересты и каких-либо других материалов. Среди этнологов принято считать, что использование меди символизирует переход кетов из каменного в бронзовый век. Сейчас этот любопытный комплекс обрядов скорее всего полностью утерян, судить о нём можно лишь по записям этнографов.

Литература

  • Крейнович Е. А. Медвежий праздник у кетов // Кетский сборник. Морфология, этнография, тексты. М. — 1969. — С. 6-112.

Примечания

  1. Александр Горбачёв (b) . Past Perfect: Кола Бельды и подлинная история «Белого острова». Афиша (b) (3 марта 2011). Дата обращения: 18 марта 2014. Архивировано 18 марта 2014 года.

Ссылки

  • Медвежий праздник

Сложно возвращаться к этапам, неотвратимо занявшим своё место в становлении собственного языка и голоса, сложно говорить о том, что стало уже столпом субъектности, что неотрывно связано с тем, что сейчас я называю собой — собой-человеком, собой-художницей.
Однако переоснозавать прошлые опыты полезно, хоть и болезненно трудно.

Цикл видео-поэтических работ «Медвежий праздник» или «hebeerin» я сняла в 2017-2018 годах, это был мой первый опыт работы с видео, впервые я со стороны взглянула на материю собственного поэтического текста, вырвалась из липкой структуры рефлексий и литературных практик — вовне, попыталась самостоятельно переработать свой опыт, при этом возвращаясь к корням — что немаловажно в этом контексте.

Потому что переосознание — это всегда боль отстранения, и здесь не обойтись без помощи. Тогда, в переломный этап, я бессознательно обратилась к миру, знакомому с детства — к миру духов, к мифологии якутского народа, среди которого я родилась и выросла. Это интересный перевертыш — то, что, казалось бы, должно отталкивать белого человека, живущего в мегаполисе — для меня оказалось необходимой рукой помощи — рукой земли, рукой всех верхних и нижних миров. У якутов есть твёрдое убеждение, что духи предков принимают участие в нашей жизни, помогают нам. Когда я писала этот цикл — я обращалась к предкам напрямую, говорила им — смотрите, я есть, помогите мне понять, кто я. И они помогли.

В каком-то смысле я пела то, что вижу. И переносила эти образы на экран — такими, какие они есть — вот девушка, вот охотник, вот воины, вот лес и снова девушка, она замерла в неведении, но вот дух — и он помогает ей, говорит ей — «не бойся, бедный мой ребёночек». И она перестаёт бояться — открывает глаза. Ничего сложного, ничего особенного, но все вокруг поёт, и земля поёт, принимая меня — я чувствовала, как приношу себя в жертву с молчаливого согласия высших сил — и возрождаюсь тут же, открываю глаза, перехожу в новый медиум, обретаю новый инструмент. Так в меня вложилось режиссерское, визуальное, драматургическое, так из поэтического образа проросло кино — как кустик голубики, как бледный мох, как крепкий северный гриб или карликовая березка. В какой-то мере я обрела будущее видение, совершила переход — и все благодаря этому циклу.

Поэтому и «Медвежий праздник» — это великий обряд многих серверных народов, его участливое, хрупкое торжество на останках убитого зверя, его поклонение силам природы. Нарядная голова убитого медведя, аккуратно распределяемые внутренности, украшения этой головы, подношения ей, исполнение для нее сценок, пение песен, танцы. И вместе с тем — как будто бесконечное кружение вокруг, заметание следов. Мы убили тебя, медведь, но это не мы. Мы едим тебя, медведь, спасибо тебе, но это не мы. Равновесие в природе так сложно и тонко настроено — земные весы все время дрожат, чаши их нестабильны. Дух леса сегодня добр к нам, а завтра разметёт все вокруг страшной лапой. Поэтому мы танцуем на цыпочках, поем шепотом и делаем вид, будто мы — не мы. Называем себя другими именами. В каком-то смысле мы понимаем, что мы — маленькие, мы — дети. За нами глаз да глаз, стараемся соответствовать. И вместе с тем мы всем существом приникаем к сердцу природы, считывая малейшее дыхание ее, ведь только так мы живы.

Посмотри на меня, пожалуйста, но не смотри внимательно. Я буду в маске, я буду говорить чужим голосом. Так я буду защищена. Я говорю с предками, говорю с лесным человеком-медведем, говорю с охотником, говорю с лесом — кладу на пенёк печенье, кормлю огонь, я говорю с высшими божествами — с Белым господином — говорю ему — смотри на меня, но не смотри на меня, войди в меня, но оставляй собой. В каком-то смысле это и есть молитва перед прыжком. Неявное бормотание — склонённая голова или голова, задранная к бледному северному небу. Это ритуальная игра, цель которой — найти себя в лабиринте из трёх сосен. И, наверное, ее основная цель — научиться быть благодарной всем силам, что ведут и не бояться. Потому что главное, чему научила меня земля предков — уважай все, что вокруг тебя — на земле, под землей и в небе — и тогда ничего не страшно.

Инга Шепелёва

сибэккилэр хараҥаны туляуйбаттар
/цветы боятся темноты/

я позволяю взять себя за руку очерчиваю границы
то, что ты видишь, еще не является мной то, что ты держишь за руку —
распятая шкура, батут
ритуал
еще не является мной

проходит время
мои руки не находят в тебе ничего,
что можно было бы взять в горсть
и выбросить
тревожность твоя не дает мне покоя
нет боли, нет рук, нет тотемов любви
нет близости, нет несчастья
нет ничего, кроме границ
между чем-то и чем-то
случайные связи
шкуры, огонь, продолговатые лезвия каменных ножей
ты держишь меня в себе
но это не я
обожженные игры, ложе в снегу
попробуй, сшей две половины моего флага
попробуй, возьми мою руку
когда на ней нет поводка
веревки, мокрого рукава
попробуй, возьми мою руку
когда я сама пустота
границы того, что я называю собой
из толстого льда
оҕом сыыhа, куттаныма

мне страшно, что любая любовь проходит и нет спасения
я вижу во сне, как якуты растянули шкуру
и подбрасывают шамана
он летит и заклинает:
оҕом сыыhа, куттаныма
/не бойся, бедный мой ребеночек/

мои тотемы рукава любви
мои тотемы руки свет и слезы
священные животные войны
шаманы-розы расцвели
сибэккилэр хараҥаны туляуйбаттар
/цветы боятся темноты/
неправда
сложен наш костер из льда
на дне реки горит пожар
пожар вдали
на дно долин нисходит солнце
неправда, ничего не бойся
цветок, кошмар

прозрачный дедушка-ойуун
шаман на распростертой шкуре
возвещает о начале великого праздника
живой природы бесстрашия
меня не позвали на праздник холода
потому что те, кем движет страх, не выживут в снегах
их выгоняют в ледяную пустыню
смеются вслед:
оҕом сыыhа, куттаныма

мне страшно, что любая любовь проходит
и нет спасения
мне очень страшно, что на месте глаз
останутся дыры
воспоминания закроют двери
и я усну одна
оҕом сыыhа, куттаныма
/не бойся, бедный мой ребеночек/

юрюнг айыы-тойон
/белый господин творец/

господин, я умолкла
береги мои тайны
не проходи мимо
господин, я разжала объятия
невозможный мир улетел
солнце, ты бубен
сердце мое колотушка
все эти случаи, за которые я горю
в придуманном аду
все эти случаи —
монеты, железные пластинки
разноцветные лоскуты
украшения на твоем костюме
господин, шаман
родственник, соплеменник, святой тюлень
не оборачивайся, становись мной

я звеню, как бубен
я звеню, как свои ошибки
собираю иголки в большом лесу
смотрю на обои
звоню тебе, звоню
а ты не берешь трубку
ты мой любовник, ты камень в моем желудке
все облака и рассветы и случайная боль —
украшения на твоем костюме

господин, я перестала говорить
видишь, все мои тайны открыты
сердце залито воском
кровь засохла и не кипит
мир покрыт оленьей кожей
украшен простым металлом
кричит, как кит
большой тюлень, касатка

господи, я не даю себя касаться
вмешиваться в мои дела
я постепенно учусь думать сама
это сложно, но кто я такая
чтобы отступать

я хочу, чтобы ты любил меня долго
великий боже
белый господин неба
откусывал по куску
до или после обеда
я хочу, чтобы ты меня обнимал
двумя руками
холодно, горячо
льдами, льдами меня хватал
хлопал крыльями по плечу
из сырой земли вынимал
превращал в металл
я хочу чтобы ты меня обожал
неподдельный огромный бог
и все время хвалил, хвалил
гладил по голове
миллиардом светил

я хочу, чтобы ты меня съел
отпел, приголубил
смёл всю бессчетную пыль
с губ, с весел весны, проявил заботу
вывел меня на новую плоскость
крыльями осенил
вытащил из болота
я хочу, чтобы ты сожрал
мою человечность
чтобы был скандал в поднебесье
зеркала бы разбились, много зеркал
волки вцепились друг другу в глотки
весь мир бы цвел и стонал
я хочу, чтобы ты меня так любил
как любой человек мечтал
великий боже
я хочу, чтобы ты меня не отпускал
не давал быть собой,
был со мною строже
я бы въебывала, как вол
я бы стала металл
в человечьей коже

якуты говорят, вы смеетесь над нами в своем запредельном мире
с остальными богами
они говорят, вам все равно
не правда ли, это очень смешно
даже чудовища похожи на героев мультфильмов
даже страдания кинематографичны
души людей — маленькие человечки, насекомые
вчера я сидела, держала трубку
и слушала, как ты молчишь
ты молчишь, потому что хочешь стать мной
когда ты начнешь смеяться внутри меня
камлать внутри сердца, пружина взовьется
стань мной, раздуй мой огонь
напои языки беспощадной жажды
своей безграничной любовью
талой водой

медвежий праздник
/hэбээрин/

1.
как знаешь, делай,
говорит медведь
и отпускает, дальше только ветви
я думаю, что лучше: ветви или смерть
кровавые следы, уроки смерти
(В мифологических представлениях народов севера медведь выступает как божество умирающее и возрождающееся, культурный герой, родоначальник, тотем, дух-хранитель, дух-целитель, священное или жертвенное животное, воплощение души, даритель, звериный двойник человека, помощник шамана, его зооморфная ипостась и душа, оборотень и т. д.)

2.
звериной лапой загребает мох
под ним вода, дрожит олений след
и тонкий лёд блестит, смотри вперёд
вдруг там медведь стоит и ждёт
там есть медведь, нет, там медведя нет
там есть медведь, он слизывает мёд
с поросших небом островов, с действительных значений
с погасших глаз и символов ушедшего народа
и слёз зовущих из могил сестёр
вдруг там медведь, стоит и ждёт смертельных хороводов
губами трогает берёзу:
(ты что там делаешь, иди
сюда иди, ко мне, тащи кровавый след
по сопкам родственных могил, холмам ушедших предков)

(Медвежий праздник, или hэбээрин, состоял из нескольких частей: ритуальной охоты, свежевания и доставки туши в селение, где медведя встречали как гостя, одаривали его и угощали, извинительных обрядов, воспевания зверя как предка рода или родственника, звериных и птичьих плясок, драматических инсценировок, ритуального приготовления медвежьего мяса и общей трапезы, обрядов захоронения костей, хранения шкуры, черепа, части морды, губ и лап в качестве священных.)

3.
как знаешь, делай,
говорит медведь
но я не знаю, я плотва, я медь
я жду, когда меня научат и заставят
иду, боюсь, кричу ау, не знаю правил
я щучий выродок, чужая сторона
прощальный куст и ветка неба
я человек и мясо, я жратва
медведь мне говорит:
иди сюда, ты машенька, ты доченька лесная,
жучок безродный, северная сука
я полюблю тебя, как ветку покачаю, сожру тебя,
вплету в осиновую муку, на тени листьев разберу,
замучаю, пущу по кругу

(Из-за сходства освежеванной медвежьей туши с обнаженным человеческим телом медведь считался потомком девушки, полюбившей лесного зверя, причем, как правило, женского пола, поэтому женщины при встрече с медведем обнажали грудь и восклицали «моя невестка», якуты считали медведя человеческим родственником и называли дедушкой, эһэ.)

4.
как знаешь, делай,
говорит медведь
и отпускает, дальше только ветви, ямы
и впереди глаза одни, и только ветви и ручьи и шелест

иди за мной, медведь, сиди внутри
как всё сознание сиди внутри, как стыд сиди, как страх,
сиди, реви
как облако, плыви
как мох, слеза, верхушка ели,
как след олений и вода

как знаешь, делай
как всегда привыкла делать
так говорит медведь и отпускает, дальше ничего:
ни веток, ни иголок, ничего

а только голос твой, ревущий синевой
нечеловеческий, живой

(Голову убитого медведя называли эсэкээном, её размещали на специальном столе, стоящем в почетном углу жилища. при кормлении нос и рот головы зверя натирали коровьим маслом, а в огонь брызгали кровь и жир медведя. совершая это действие, якуты хором кричали «хуух!». иногда крик сопровождался взмахами рук, как крыльями. Это означало, что медвежатиной лакомятся не люди, а вороны.)

мы будем праздновать и напиваться жиром
копить тепло и прятать амулеты под язык
расслаивать наросты мира
и ранить воду наконечником копья
медвежья доля, тайный клык, озёрная вода
как знаешь делай, девушка моя

Что делать, когда стихотворение написано? Найдены слова, интимный опыт тела и души выговорен, но требует дальнейшей заботы, беспокойства. Этот вопрос стоит перед каждым пишущим. Текст обречен на общую могилу литературного журнала или на безразличное скольжение в социальных сетях. Его нельзя спасти. Дальнейшая жизнь поэтического текста в современной культурной реальности обесценивает вложенные в него силы. Есть авторы, впрямую работающие с этой логикой безразличия, делающие ее своим инструментом. Инга Шепелёва не из таких. Переживая эту обреченность поэзии — а с ней обреченность личного опыта — она устраивает тексту пышные похороны.

Интимный опыт не такой уж конечно индивидуальный — он весь состоит из общего, из требований социума и гендера, мира животного и мира духовного — из голосов современной политики и древней традиции. Но кажется, боль поэзии Шепелёвой — не в чрезмерной требовательности этих голосов, а наоборот в недостаточности, в их приглушенности, почти безразличии. Поэт — это тот, кого не слышат и тот с кем не говорят. Поэтому в искусстве Шепелёвой так важен голос, звучание — упрек этой логике. Мир современного культурного производства требует принести голос в жертву, закласть ради сладостной тотальности. Видео—проект Инги и предсталяет собой такого рода жертвоприношение, в котором тревога архаического ритуала сочетается с нейтральностью галерейного видео-арта, темная хтоническая стихия с гламурным блеском фэшн-съемки, страстное горение индивидуальной речи с убаюкивающим течением этно-электроники. Как у любого жертвоприношения — цель здесь убить и спасти.

Энциклопедическая справка о медвежьем празднике (сайт «История Якутска» (www.yakutskhistory.net):

Медвежий праздник (манс. яны пике — «большие пляски», нивх, чхыф леранд — «медвежья игра») — комплекс обрядов, связанных с культом медведя. Обряды сопровождаются игрой на музыкальных инструментах, ритуальными и развлекательными плясками, пением. Условно медвежий праздник состоит из нескольких частей: ритуальной, с соблюдением всех правил и запретов охоты или инсценированной охоты на выращенного для этого медведя (иногда — хранение медвежьей шкуры для праздника), с соблюдением правил, запретов и ритуалов свежевания его, доставки освежеванной туши и шкуры с головой в селение, где медведя встречали как гостя, одаривали его и угощали, извинительных обрядов (отведение вины за убийство на «русское ружье», а за поедание мяса — на ворон); воспевания зверя как предка рода, фратрии или родственника (медвежий фольклор); звериных и птичьих плясок, драматических сценок и инсценировок, в некоторых случаях — и спортивных состязаний; ритуального приготовления медвежьего мяса и трапезы; обрядов захоронения костей, черепа, призванных возродить медведя; хранения шкуры, черепа, норки (части морды), губ и лап в качестве священных. Существуют мифы о том, как зародились ритуалы медвежьего праздника. В эвенкийском мифе рассказывается о девушке, которая пошла в лес, упала в берлогу к медведю и провела там зиму. Весной она вернулась к родителям и родила медвежонка, которого они воспитали. Позже девушка вышла замуж за человека и родила мальчика. Оба брата выросли и решили померяться силами. Младший брат — человек убил старшего — медведя. Умирая, медведь поведал, как надо на него охотиться и как хоронить. В мифе хантов и манси медведица, съевшая растение порше и родившая двух медвежат и девочку, говорит дочери: «Завтра придут люди. Меня, твоего брата и сестру они убьют, а тебя возьмут с собою. Когда люди будут варить мое мясо, ты, смотри, не ешь, а к ночи приходи к заднему углу дома». Так и случилось. В условленном месте девушка встретила мать-медведицу, которая три ночи наставляла ее, как надо себя вести и как поступить с мясом и костями.

У кетов Кайгусь-медведь хочет жениться на девушке и похищает ее. Но его преследуют, он отпускает девушку и рассказывает ей, что надо делать для его возрождения после смерти. Культ медведя (особое отношение, поклонение, служение ему) характерен для всех народов Севера, медвежий праздник — лишь для части из них. Условно можно выделить три основных варианта медвежьего праздника: 1 — общего характера (условно), свойственный эвенкам, эвенам, кетам, северным якутам и др., 2 — обско-угорский (у хантов и манси), 3 — амуро-сахалинский (у нивхов, ульчей, удэгейцев, орочей, ороков). Первый вариант наиболее ярко представлен у эвенков и кетов. Он приурочен к охоте на медведя, и главное в нем — трапеза. Медвежье мясо едят ночами в течение всего праздника (до трех дней), а в промежутках между приемами пищи устраивают танцы, игры, поют. У эвенков медведя убивал старший из охотников, а свежевал свойственник (нимак). Снимая шкуру с головы медведя вместе с шейными позвонками, приговаривали: «Дед (бабка), шубу снимать станем, много муравьев бегает, они кусаться станут». Отделяли сало, делили его между семьями, тушу доставляли в селение на нартах, которые затем ломали. В селении продолжали свежевать добытого зверя: отрезали голову, вынимали легкие, сердце, печень, глаза, вырезали уши, язык, нос, половые органы (их хранили до окончания праздника). Чтобы приобрести свойства медведя, нимак — родственник охотника — съедал сырое мясо. У большого дерева разводили костры. В первый день варили шейную часть. Молодежь играла, плясала и водила хороводы. В полночь «крик ворона» возвещал начало трапезы. Ели молча у костра и расходились. На второй день варили мелко нарезанные сердце и внутренности, в других котлах — мясо. Молодежь снова развлекалась, водила хороводы. После полуночи опять раздавался «крик ворона», все отвечали «птице», мазали лица сажей и, называя друг друга оли — ворон, садились вокруг костра. Нимак раздавал ложки и пускал сосуд с сердцем и внутренностями по кругу. Медвежье мясо ели, разойдясь по чумам. На третий день продолжали варить мясо и проводили обряды с головой, половыми органами медведя, мясо с головы съедали в полночь. Череп завертывали в бересту и хоронили. Шкуру медведя получал нимак (в ответ он дарил охотнику оленя), ее окуривали и хранили в семье вместе со святынями. Лапу вешали в чуме как талисман или отдавали шаману для изготовления колотушки. У хантов и манси медвежьи праздники были не только спорадические (по случаю удачной охоты на медведя), но и периодические

В далеком прошлом, когда убивать медведя, предка фратрии Пор, и есть его мясо запрещалось, очевидно, проводили только периодические праздники, на которые допускали лишь членов фратрии Пор. Со временем, когда запреты ослабли, на празднике позволяли присутствовать чужеродцам, а позднее — и иноплеменникам. Для возрождения зверя и отведения вины стали добывать медведя, съедать его мясо и проводить спорадические медвежьи праздники. Периодические праздники — «медвежьи игры» — устраивали зимой в течение семи лет, с последующим семилетним перерывом. Начинались они в декабре, с периода зимнего солнцестояния, а заканчивались в марте, в период весеннего равноденствия. Сначала «играли» подряд четыре ночи, затем через 5—7 дней перерыва в течение января и февраля — по 1—2 ночи, по мере того как из окрестных селений собирался народ. В начале марта «играли» семь ночей, перед полнолунием «игры» завершались. Праздник проходил в центре фратрии Пор — д. Вежакоры на Оби. Медведя представляла его шкура, которую обычно хранили в священном амбаре. Первая часть праздника включала песни, сказания о медведе и о происхождении людей Пор, танцы предков. В «медвежьих песнях» рассказывалось о происхождении медведя, установлении обрядов. Затем следовала священная часть — «призывные песни» и «птичьи танцы», во время которых обращались к общим божествам, вызывали предков, мужчины исполняли танцы с саблями или мечами. Впрочем, песни и интермедии также поручали исполнять мужчинам, одетым в специальные костюмы (лисицы, петуха, журавля и др.), с берестяными и деревянными масками на лицах. Костюмы и аксессуары праздника (сабли, мечи и др.) хранили в священном амбаре или в специальном общественном доме — «танцевальной избе». В последнюю ночь праздника разыгрывали священные представления, изображая главных духов — Большого духа, Калтащ-экву, Мир Сусне хума, исполняли посвященные им танцы. Традиционные пляски и интермедии изображали противоборство медведя, предка фратрии Пор, и Журавля, представляющего фратрию Мось.

На медведя и всех присутствующих нападали также комары, филин, огненная лисица, ворон. Танец огненной лисицы исполняли в зимней одежде, к которой привязывали хвост из соломы. Во время танца хвост поджигали — это должно было привести к очищению помещения и участников праздника. Танцевали и пели под аккомпанемент пятиструнного музыкального инструмента сангулътапа. Заключительный эпизод праздника — приход семи лесных духов — мэнквов (духи фратрии Пор) за искупительной жертвой в виде двух деревянных фигурок мужчины и женщины. Их уносили в тайное святилище и сжигали. Позднее этот обряд принял форму кукольного представления. Куклы выступали антагонистами медведя, и гибель куклы, которой заканчивался спектакль, воспринималась как искупительная жертва. Если убивали медведя, то медвежий праздник обских угров длился пять ночей, если медведицу — четыре, а если медвежонка — то 2 — 3 ночи (столько же исполнялось и «медвежьих песен» в начале праздника). Спорадический праздник являлся сокращенным вариантом периодического. В нем было больше развлекательных элементов. Когда тушу медведя привозили в селение, устраивали обряд очищения: летом всех обливали водой, зимой обсыпали снегом.

Праздник проходил в доме охотника, добывшего медведя. Шкуру с головой и лапами укладывали в переднем углу на столе в жертвенной позе — голова положена на вытянутые лапы. Голову медведицы покрывали платком, на глаза клали кружки из бересты или монеты, лапы украшали кольцами, ленточками. Перед головой ставили угощения, фигурки из теста, изображавшие жертвенных оленей (раньше приносили в жертву оленей и лошадей), для окуривания — дымящуюся чагу. Все, кто приходил на празднование, кланялись медведю, целовали его лапу (женщины — через платок). На празднике пели песни о медведе, его жизни в лесу, о том, как его добывали. Важное место занимали обряды «отречения»: охотники обращались к медведю и говорили, что они не виноваты в его смерти. Сначала вина отводилась на членов фратрии Мось, позднее — на иноплеменников («виновато русское оружие»). В течение нескольких ночей исполняли медвежий фольклор, танцы, песни и представления — инсценировки в масках (тули лап). Они имели как сакральное, так и развлекательное значение. Все роли, в том числе и женские, исполняли мужчины. Женщины танцевали, закрыв от медведя лица и руки большим платком. Назидательно-сатирический характер носили сценки, изображавшие хвастунов, трусов, воров, лентяев, нерях. Объектом интермедии мог стать любой человек, в том числе присутствующий на празднике. Никто не обижался на актеров. Тем более что всем известные актеры были как бы анонимны: когда после представления и переодевания они возвращались в дом, хозяин спрашивал их: «Люди здесь веселились, где вы были весь вечер?» На что они отвечали: «Нам это совершенно не известно: мы все время крепко спали».

Кульминация праздника — представление с тряпичными куклами, укрепленными на ногах лежащего на спине артиста, либо с деревянными фигурками, которыми управлял музыкант, играющий на сангультапе. Мясо медведя ели лишь в последнюю ночь праздника. Варили его только мужчины, в особом месте и в специальных котлах. Ели руками или особыми палочками (нельзя было использовать металлические предметы), кости разделяли по суставам. Мужчины ели мясо от передней части туши, женщины — от задней. (Голову, лапы и сердце варили мужчины позже, в лесу, и ели отдельно). Во время еды каркали по-вороньи, отводя от себя вину. Говорили: «Вороны пришли, вороны едят». Очищались: обливались водой, зажигая стружки, ртом захватывали пламя, проводили руками над огнем, лезвием ножа постукивали по зубам. После этого человек с горящим трутом обходил все углы жилища и кричал по-птичьи; открывал дверь, «выгоняя» птиц на улицу, — дом очищался от нарушителей запрета. Затем гасили свет и делали вид, что засыпают. Раздавался голос: «К верхнему духу поднимается» (медведь). Кости медведя хоронили в лесу или озере, череп вешали на высокий пень или хранили завернутым в платок в священном сундуке. Амуро-сахалинский медвежий праздник также устраивали периодически или по случаю удачной охоты на медведя. Наиболее ярко он представлен у нивхов. В охоте на медведя участвовали члены рода во главе со старейшим охотником. Он садился на спину убитого медведя и кричал: «У-у-у-у!» три раза, если убит был самец, и четыре — если медведица. Чтобы задобрить зверя, в его левое ухо клали табак. Освежевав тушу, доставляли в селение — везли головой вперед, предупреждая сородичей криком. Женщины встречали медведя игрой на музыкальном бревне. Тушу клали в амбар, шкуру с головой — на помост, где уже хранились кости, черепа, половые органы добытых ранее медведей. Тут же складывали охотничье снаряжение. Ставили всевозможные угощения, жареное мясо медведя раздавали присутствующим. Трапеза сопровождалась игрой на музыкальном бревне.

Гораздо больше у амурских народов разработан ритуал периодического медвежьего праздника — с выращенным в клетке медведем, который проводили в январе-феврале, в период полнолуния. С одной стороны, он был связан с промысловым культом (сопровождался обрядом кормления хозяев земли, леса и гор), с другой — с поминками по умершему родственнику, душа которого якобы перешла в медведя. Медвежонка, найденного в лесу, выращивали три года в клетке. Хозяйка первое время даже кормила его грудью, называя «сынок». Праздник делился на несколько этапов: 1 — изготовление священных стружек инау, 2 — убиение медведя, 3 — водворение головы зверя на помост, 4 — кормление медвежьим мясом гостей, 5 — принесение в жертву собак, 6 — разъезд гостей. В назначенный день хозяин медведя наливал вино домашнему духу и обращался к нему с просьбой извинить за то, что не может больше держать медведя, хотя все время обращался с ним хорошо. Затем с гостями он шел к клетке и угощал животное. Медведя водили по селению, его радостно встречали в каждом доме, угощали рыбой, специальным студнем из рыбьей кожи, вином, кланялись ему — это должно было принести благополучие дому. Под звуки музыкального бревна все плясали, пантомимой изображая будущее путешествие медведя к прародителям. Убивал медведя зять (или зятья) на специально подготовленной площадке («стрельбище»). Медведя свежевали, шкуру с головой спускали в дом через дымовое отверстие. В жертву приносили собак. Начинали угощаться приготовленными блюдами. Между трапезами устраивали танцы, гонки на собаках, фехтование на палках, стрельбу из луков, женщины играли на музыкальном бревне. На огне, разведенном с помощью родового огнива, варили медвежье мясо, вынимали его специальным черпаком с изображением медведя, подавали в деревянных ковшах, сделанных к празднованию. Медвежью голову и мясо украшали стружками инау. Кости собирали и отдавали хозяевам, прикрепляя к ним какой-либо дар (копье, нож, ремень, даже собак, женщины — чашку с едой). Все дары вместе с костями якобы отсылались «лесным людям» — медведям. Перед окончанием праздника старики сидели целую ночь около черепа медведя, ели ритуальные кушанья и разговаривали с ним. Черепа хранили в амбаре или на дереве, весной и осенью, начиная промысел, «кормили» их. Медвежий праздник народов Севера соединил в себе элементы тотемизма (обряды возрождения медведя — предка и хозяина зверей) и промыслового культа. В нем также нашел отражение широко распространенный миф об умирающем и воскресающем звере.

З.П. Соколова

Культ медведя и медвежий праздник — одно из тех феноменальных явлений человеческой культуры, которое уникально тем, что, зародившееся еще в палеолите (вспомним склады медвежьих черепов и костей в пещерах Альп, северного Причерноморья и Кавказа, датируемых не менее чем 40 тыс. лет), оно бытует еще и сейчас у народов Сибири, сохраняя ряд архаических черт вплоть до хранения черепов и костей. «Удивительную архаичность медвежьего праздника» отмечал Б.А. Рыбаков. Особое отношение к медведю вплоть до его почитания было свойственно практически всем народам Северной Евразии и Северной Америки на лесной или таежной территории, где был распространен медведь.

Для того чтобы понять сущность и происхождение этого уникального и древнего явления, необходимо, во-первых, взглянуть на него с точки зрения широкого круга источников по этнографии разных народов, во-вторых, разделить понятия «культ медведя» и «медвежий праздник», которые обычно в литературе подменяют друг друга.

Культ медведя — широкое понятие, включающее в себя представления о медведе, обряды, связанные и с охотой на него, и с поеданием его мяса, и с хранением его костей; тогда как медвежий праздник — более узкое понятие и охватывает лишь те обряды, которые относятся к поеданию медвежьего мяса, а именно извинительные и умилостивительные. В число последних входит и развлечение медведя — песни, танцы, игры, пантомимы, состязания и пр. Эти обряды развиты далеко не у всех народов и не все народы имеют такой медвежий праздник, какой известен, например, обским уграм, о котором А. Альквист писал: «Неподражаемая область народной

поэзии, которая едва ли встречается у народов современности».

Медвежий праздник — условное название, в переводе с языков народов Сибири дословно это «пляски», или «игра» (манс. яних йикв — главные пляски, пупих йикв — пляски духов; хант. вой як — звериный танец, лэнгх як — танцы духов; нивх, чхыф леранд — медвежья игра). Т. Молданов предлагает термин «игрища» (обрядовая игра). Ближе к сути термин «медвежьи пляски».

О культе медведя и медвежьем празднике существует обширная литература. Классической работой на эту тему можно считать статью Б.А. Васильева 1948 г. Под медвежьим праздником он понимает комплекс обрядов, связанных с охотой на медведя, со свежеванием его туши и поеданием его мяса, похоронами черепа и костей. Б.А. Васильев отметил связь этого праздника с охотничьим хозяйством и потому его «глубокую древность», а также изменения, происшедшие в этом явлении со временем, в том числе у амуро-сахалинских народов и обских угров. Заслуга этого исследователя и в том, что, основываясь на собственных полевых материалах 1927 г. по орочам, он обобщил имевшиеся тогда публикации по данному вопросу и выделил общие и особенные черты в медвежьем празднике. Он подчеркнул отсутствие связи медвежьих праздников и обрядов шаманства, отметил, что медведь воспринимается одновременно и зверем, и существом высшего порядка, указал на близость медвежьих обрядов к «праздникам голов» у народов северо-востока Азии. Из общего ряда медвежьих церемоний Б.А. Васильев выделил древнейший евразийско-американский пласт и его элементы, а также более поздний пласт — так называемый айнский (или амуро-сахалинский) — с его особенностями: содержание медведя в клетке, обряд вождения его по домам селения, выкармливание медвежат грудью, подпиливание и чернение зубов медведя, жертвоприношение медведя и убиение медведя на специальном стрельбище, многодневные состязания и игры, особый ритуал по отношению к голове медведя (обращение к ней с речью, кормление и украшение ее, близкие к обрядам народов Юго-Восточной Азии — охотников за головами), многочисленные детали похоронного обряда (жертвоприношение собак, снабжение медведя так называемым «дорожным поясом» с продуктами и другими предметами, которыми обычно снаряжают умершего человека, приуроченность медвежьего праздника к поминкам), использование ритуальной посуды и стружек инао. Отметив сходство медвежьего праздника с погребальными обрядами, Б.А. Васильев подчеркнул и его промысловомагическое значение.

А.В. Смоляк придерживается иного взгляда на происхождение ряда элементов медвежьего культа у народов Амура и Сахалина. Она считает, что они не являются айнскими по происхождению, а напротив, свойственны только народам Амура и Сахалина (вождение медведя по домам, собачьи бега, культ стружек инао, использование музыкального бревна). Перечислив лишь три элемента сходства этих церемоний у айнов и амуро-сахалинских народов (содержание медведя в клетке, праздник при его убиении, похороны костей), она нашла не менее 12 их отличий от айнских, в том числе отсутствие жарения мяса медведя и подпиливания и чернения его зубов. А.В. Смоляк подчеркнула самобытность культуры народов Амура и Сахалина, ее аборигенный характер, а также влияние на нее не столько айнской культуры, сколько культуры южных народов (Китай, Маньчжурия). В.И. Цинциус, побывавшая у негидальцев р.Амгунь в 1926-1927 гг., выделила в их медвежьих церемониях четыре цикла: убиение медведя, его умилостивление, причастная трапеза и воскрешение, связав культ медведя у негидальцев с тотемизмом.

Е.А. Крейнович в своих двух статьях описал медвежий праздник, изученный им в 1926-1928 и 1931 гг. у нивхов низовьев Амура и Сахалина как по случаю удачной охоты на медведя, так и после убиения медведя, выращенного в клетке. Он отметил, что нивхи, убив животное, надевают ему на шею ременную петлю и, привязывая его к дереву, как собаку», издают победный клич (три раза по медведю, четыре – по медведице). Разрезая шкуру на брюхе, они оставляют неразрезанными три или четыре полоски («пуговицы»), которые потом разрывают12; жарят табуированные части туши медведя, запретные для женщин (голову, язык, глаза). Е.А. Крейнович сопоставил медвежьи обряды с обычаями неандертальцев хранить в пещерах (Драхенлох и Петерсхэле в Альпах) медвежьи черепа. Отметив, что у каждого рода нивхов есть свой род горных медведей, что они охотятся на медведя вместе с зятем и тестем, он связал культ медведя у них с культом близнецов. Подчеркнем также две интересные детали в описании Е.А. Крейновича: почти все мясо и жир убитого медведя отдается представителям рода зятьев — нархам (нельзя есть «своего» медведя, только убитого чужеродцами); после кормления медвежьим мясом нархов обливают водой, а когда они выходят из дома, кидают в них снегом.

Ч.М. Таксами отделил спорадический охотничий медвежий праздник нивхов по случаю охоты на медведя от периодического (с убиением выращенного в неволе медведя), в прошлом, по его мнению, промыслового, связанного с кормлением духов-хозяев земли, леса и гор, когда медведь выступал посредником между людьми и духами-хозяевами тайги. Эти периодические праздники — календарные, они были приурочены к Новому году и проводились в январе-феврале. Ч.М. Таксами выделил в них шесть этапов: 1) изготовление стружек, 2) убиение медведя, 3) водворение головы медведя на помост, 4) кормление гостей медвежьим мясом, 5) убиение собак, 6) разъезд гостей. Он отметил также наличие трех трапез, посвященных медведю, и подчеркнул родовой характер праздника: гости — члены рода, хозяин водит медведя вокруг родового дома вместе с сородичами, медведя убивают представители рода зятьев, кости хранят в родовом амбаре. Интересны его данные о том, что все дары медведю уходят к лесным сородичам медведя, а медвежью шкуру вносят в полуземлянку не через дверь, а через дымовое отверстие.

Кетский культ медведя и медвежий праздник со временем сильно изменились и не сохранили многих древних черт, что отметили и Е.А. Алексеенко, и Е.А. Крейнович. Но в них есть немало общего с такими же обрядами у других народов Сибири: подставные названия медведя, иносказательная речь, касающаяся охоты на медведя и обрядов с ним, представление о медведе как о лесном человеке (кайгусь) и госте праздника, воплощение в нем души умершего родственника (кеты верили, что у медведя есть душа), гадание на его лапе, табуирование частей тела (голова, глаза, сердце), обряды превращения человека в медведя при помощи маски из его носа и части губ (норка), которую охотники надевают на голову. На празднике в честь медведя кеты использовали лишь его изображение (реже — череп, голову либо норку). Любопытно, что кеты, не имевшие детей, выращивали медвежонка до трех лет, а потом отпускали его в лес; при этом его называли сынком или дочкой, что Е.А. Алексеенко считает признаком тотемизма. Она отметила три этапа праздника: 1) варка мяса (непременно в одном котле, а не в разных), поедание его (в первый день праздника), изготовление изображения медведя, 2) угощение медведя, сцены имитации охоты, пантомима, магические действия с целью обеспечить удачную охоту и благополучие людей, 3) проводы души медведя, захоронение его костей. Исследовательница подчеркнула, что первый и последний этапы представлены у всех охотничьих народов, при этом последний восходит к обряду «магического оживления животного». У кетов этот праздник был в прошлом, по ее мнению, тотемическим (родовым), а со временем стал межродовым.

Культ медведя у эвенков описан А.Ф. Анисимовым и Г.М. Василевич. Они также считали его промысловым, имеющим и тотемические корни (от палеосибирских предков), очень древним, формировавшимся при участии палеоазиатских народов. Очень интересны данные Г.М. Василевич о том, что нашедший берлогу охотник приглашал на охоту свойственника (нимак, нимэк), чаще всего брата жены, отдавая ему свою рогатину или ружье; тот и убивал медведя.

Если говорить о народах Сибири, то в наибольшей степени изучен культ медведя и медвежий праздник у обских угров — хантов и манси. И это не случайно: в нем особенно ярко представлены именно праздничные, игровые моменты, на его примере можно увидеть, как из древней охотничьей мистерии родился народный театр. Обско-угорский медвежий праздник изучали как русские ученые и путешественники (Н.Л. Гондатти, Н.Н. Харузин, A.M. Золотарев, В. Новицкий, В.Н. Чернецов, В.М. Кулемзин, Н.В. Лукина, Н.И. Новикова, И.Н. Гемуев, Т. Молданов и др.), так и зарубежные: финны — А. Альквист, А. Каннисто, К.Ф. Карьялайнен, венгры — Б. Мункачи, Й. Папай, Б. Кальман, Е. Шмидт и др.

Отметим статьи, посвященные описанию медвежьего праздника, авторы которых сами присутствовали на нем у хантов или манси. Их не так много: это работы А. Альквиста, Н.Л. Гондатти, А. Каннисто, В. Новицкого, В.Н. Чернецова, В.М. Кулемзина, Е. Шмидт, Т. Молданова. Дело в том, что попасть на подобный праздник не так легко: надо оказаться в поселке во время удачной охоты на медведя, а такие совпадения во времени и пространстве редки.

Мне тоже посчастливилось в 1966 г. побывать на таком празднике у северных манси — в д. Щекурья Березовского р-на Ханты-Мансийского автономного округа (р. Ляпин, приток Северной Сосьвы, левого притока Оби). Следует сказать, что он произвел на меня неизгладимое впечатление и вызвал настоящий восторг.

Из числа упомянутых авторов выделю тех, кто не ограничился простым описанием культа медведя и медвежьего праздника, а проводил сравнительные и теоретические исследования данной проблемы.

Работа H.Л. Гондатти отличается не только ярким и детальным описанием медвежьих церемоний очевидцем, но и систематизацией элементов этого удивительного явления. Он отметил также, что «прежние обряды и верования забываются настолько, что в настоящее время почти невозможно встретить человека вполне знающего все эти обряды, соединенные с празднествами в честь медведя». Н.Н. Харузин сравнил этот культ у хантов и манси с Обрядами подобного рода у других народов, отнес его к числу зоолатрических (основанных на анимизме, тотемизме, страхе перед хищником или почитании его полезных свойств), выявил две линии в фольклоре относительно происхождения медведя и сущности его образа (медведь как сын небесного бога и как потомок людей), на основе литературных данных подробно описал обряд «медвежьей присяги» — клятвы на туше или шкуре медведя, ее частях (лапе, морде, черепе, носе, зубе). Н.Н. Харузин приводит также интересные данные (по Эрману, использовавшему материалы Ф. Белявского, позаимствовавшего их, в свою очередь, у первоисточника — В.Н. Шаврова): кое-где остяки (ханты) относятся к убитому медведю насмешливо — перед медвежьим праздником сеном набивают его шкуру, топчут ее, плюют на нее, поют насмешливые песни (такой сильный зверь не мог устоять перед человеком); после этого чучело чествуют как своего бога-покровителя. Эти данные никем более не были подтверждены.

  1. Каннисто очень подробно описал драматическое искусство, представленное на медвежьем празднике у манси («вогульский театр», в том числе кукольный), отметив, что танцы и пантомимы, подражания животным на празднике — более древние, чем драматические сценки. Он подчеркнул близость медвежьих обрядов похоронным, роль в них Мир-сусне-хума (одного из важнейших духов манси), а также отметил наличие военного танца семи мужчин с деревянными саблями. К.Ф. Карьялайнен проанализировал культ медведя и медвежий праздник в общем контексте мировоззрения хантов и манси, их религии и обрядов. Важно то, что он выявил различия в церемониях при добыче медведя, доставке его домой и во время «медвежьего пира» у разных групп хантов и манси, подчеркнув, что последние достигают кульминации у северных манси, а первые — у южных хантов (Иртыш). По мнению ученого, главная цель церемонии — «обольщение» медведя, при этом она напоминает обращение с умершим человеком. Черты региональной специфики в обско-угорском медвежьем празднике отметил и Б.А. Васильев в упомянутой выше работе. Интересен и его вывод о том, что этот праздник связан с культом коня, характерным для степной полосы Западной Сибири, Юго-Западной Азии и южной Европы, в том числе и для древних арийцев, массагетов (Геродота), западных гуннов и алтайцев: «Весь ритуалжертвоприношения коня в целом, а также его эротический аспект связывают ритуал Алтая, Оби и Урала с древними ритуалами Индии и Индо-Китая».

B.Н. Чернецов в своих работах впервые обоснованно выделил два вида медвежьего праздника у хантов и манси: спорадический (по случаю охоты на медведя) и периодический, календарный, связав последний с фратриальными обрядами (медведь – предок одной из фратрий — Пор). Подробно описав этот праздник, он заметил присутствие иранского элемента в драматическом искусстве, кукольном представлении и костюмах танцоров. Впервые описаны им и танцы предков генеалогических групп – так называемые «звериные и птичьи танцы».

Опираясь на материалы по восточным хантам, В.М. Кулемзин отнес культ медведя и связанные с ним обряды к промысловым культам, отметив двойственность природы медведя в представлениях хантов: с одной стороны, это мясо зверя, которое едят, с другой — гость-родственник (в виде шкуры с головой), которого чествуют. В.Н. Топоров, исследуя мифологию народов Сибири, обнаружил в обско-угорских мифах значительное иранское влияние и сделал вывод о том, что образ мансийского божества Мир-сусне-хума, младшего сына Нуми-Торума может отождествляться с иранским богом Митра. Е.А. Хелимский, Н.И. Новикова и И.Н. Гемуев успешно развивали эту идею.

Венгерская исследовательница Е. Шмидт, отметив особенность культа медведя северных хантов в ряду подобных культов, рассмотрела его «внутренние мировоззренческие связи» — место данного культа в их традиционном мировоззрении в связи с трехчленным делением Вселенной (Верхний, Средний и Нижний миры). Она показала, что медведь в образе Старика священного города (Ялпус-ойка – хозяин священного места в селении Вежакоры на Нижней Оби, центре фратрии Пор) воспринимается хантами и манси как представитель нижнего, земного начала и обладает медиаторско-охранительными функциями (между Средним миром людей и Нижним миром духов), основанными на его роли в моделировке мира (наряду с Мир-сусне-хумом, имеющим черты южного, солнечного всадника-бога, являющегося медиатором между Средним и Верхним мирами). По ее мнению, сущность культа медведя v обских угров — медиаторская функция медведя во всех трех мирах, возникшая в результате контаминации двух образов: Священного старика и Мир-сусне-хума. Она высказала также мнение о том, что драматическая традиция медвежьего праздника хантов и манси «в древности» была свойственна обрядности духов.

Н.И. Новикова, посвятившая монографию праздникам манси, обобщила все имеющиеся в литературе материалы по медвежьему празднику, сравнив их с хантыйскими обрядами в честь медведя и подробно остановившись на периодических церемониях северных манси и спорадических у других их групп. Сославшись на труды Б. Мункачи, В.Н. Чернецова, В.Н. Топорова и других, она охарактеризовала южные элементы в медвежьем празднике угров. На основе своих полевых материалов Н.И. Новикова описала и проанализировала данные о кукольном театре манси как части праздника. И.Н. Гемуев подчеркнул наличие двух пластов в обско-угорском культе медведя — палеосибирского, с образом Ялпус-ойки и древнеугорского, с образом Мир-сусне-хума, угорского Митры. Он отнес медвежий культ к промысловому, отвергнув мысль о его причастности к тотемизму, хотя и отметил, что в клятве на лапе медведя последний проступает как предок. Н.В. Лукина выявила общие и особенные черты в культе медведя хантов и манси, сравнив отдельные его элементы с подобными же в культуре их соседей, и обнаружила параллели с кумандинцами и другими группами северных алтайцев, сославшись при этом на исследования С.В. Иванова. Н.В. Лукина считает, что этническая специфика обско-угорского медвежьего праздника проявляется в пяти его элементах: 1) «медвежий язык», 2) обряды очищения водой и снегом, 3) народный театр, 4) набор специальных атрибутов, 5) периодичность обрядов. Смысл медвежьего праздника исследовательница видит в примирении души медведя-предка с охотниками, возрождении промыслового животного, совершении погребальных церемоний. Она отмечает также три варианта представлений о медведе: небесное (сын бога); земное (предок человека и лесного духа менква); связанное с духом земли. Говоря о причинах локальных различий в медвежьих церемониях у разных групп хантов и манси, Н.В. Лукина ссылается на точки зрения В.Н. Чернецова (разная степень сохранности обрядов) и К.Ф. Карьялайнена (ранняя и поздняя стадии развития культа).

Т. Молданов подробно описал весь цикл спорадического медвежьего праздника северных (казымских) хантов, показав, как в нем отражено (а через него воспроизводится в каждом поколении хантов) их традиционное мировоззрение, их представления о Вселенной, ее горизонтальной и вертикальной модели, духах Верхнего, Среднего и Нижнего миров. Интересны его данные о том, что после проведения медвежьего праздника медведь становится духом-охранителем семьи или рода охотника, убившего медведя. Мне также приходилось писать о культе медведя и медвежьем празднике как у обских угров, так и у народов, особенно народов Сибири. В этих работах я высказала несколько идей по поводу типологии и происхождения данного интересного явления культуры, в частности о связи его происхождения у обских угров как с тотемизмом, так и с промысловым культом, о существенном отличии амуро-сахалинского варианта праздника от обско-угорского и общесибирского в целом (связь с родом и погребальным культом), о позднем зоолатрическом характере культа медведя у народов Сибири в XIX-XX вв. Сегодня, когда накоплена обширная источниковая база по данной проблеме, есть смысл еще раз вернуться к ней. В этой связи рассмотрим проблему происхождения культа медведя и медвежьего праздника. В его древности никто не сомневается, поскольку, как верно подметил Б.А. Васильев, он связан с охотничьим хозяйством, которое существует с палеолита.

Большинство авторов видит в культе медведя и медвежьем празднике проявления промыслового культа. Г.М. Василевич считала, что медвежий миф возник позднее охотничьих мистерий (промысловой охотничьей магии), а Б.А. Васильев и В.М. Кулемзин — что медвежьи мифы архаичнее шаманских и медвежий культ сложился раньше шаманизма. Б.А. Васильев, рассмотрев особенности амуро-сахалинского варианта медвежьего праздника, сделал вывод о двух хронологически неоднородных пластах в нем — древнейшем евразийско-американском и более позднем, связанном с южным влиянием. К такому же выводу пришли исследователи обско-угорского культа медведя. В этом аспекте особенно интересен вывод И.Н. Гемуева о связи представлений хантов и манси о Ялпус-ойке (Священном старике) в облике медведя с палеосибирским субстратом и образа Мир-сусне-хума (угорского Митры) с собственно угорским компонентом.

В культе медведя и медвежьем празднике у всех народов Евразии и Северной Америки обнаруживается единый древний пласт представлений и обрядов, связанных с медведем. С большой долей достоверности мы можем отнести к ним следующие: представления о медведе как о человеке (медведь подобен человеку, особенно он похож на него в освежеванном виде), который все слышит и понимает, в том числе человеческую речь (отсюда так называемый медвежий язык, т.е. подставные имена медведя, иносказательная речь в связи с медведем и охотой на него), поэтому его нельзя ругать, оскорблять, смеяться над ним; меры предосторожности при сборе на охоту и на самой охоте: медведя обычно добывают в берлоге, случайно встреченного — редко, только если он «вызвал» охотника на бой — оставил царапину на дереве, в ответ охотник делает зарубку; охотничий инвентарь окуривают; оставшиеся в селении соблюдают во время охоты разные табу (не кричат, не шумят, поддерживают чистоту). В берлоге медведя сначала будят (спящего убивать нельзя), перед выстрелом предупреждают: «Вылезай, старик»; к нему обращаются с извинительными речами, предлагают выйти и быть гостем охотников. После того, как животное убьют, его вытаскивают, повязав аркан или петлю на шею. Свежуя тушу, охотники имитируют раздевание медведя («Старик, давай снимать шубу»): на брюхо кладут палочки-«пуговицы» или делают надрезы, оставляя полоски-«пуговицы» кожи, затем символически разрезают, ломают («сощелкивают») палочки или разрывают полоски. На дереве делают зарубки о числе убитых медведей либо другие метки. Доставляя тушу медведя в селение, кричат, стреляя в воздух, каркают по-вороньи, возлагая вину за убиение медведя на ворон. Объект поклонения — голова или шкура медведя с неосвежеванными головой и лапами (реже вся туша). Ее приветствуют при встрече в селении (кричат, стреляют) как дорогого почетного гостя, помещают в доме охотника в красном углу, украшают ее, используя серьги, кольца, стружки инао и др., ставят перед ней угощение, табак, спички, вино, жертвуют монеты, платки, теленка, оленя и пр. При этом и медведя, и охотников, и всех остальных участников праздника окуривают дымом чаги, пихтовых веток, хвои, у хантов и манси обрызгивают водой и валяют в снегу. К этому же комплексу относятся и представления о медведе и вороне, о медведе и бурундуке, отразившиеся в криках по-вороньи и свисте по-бурундучьи во время обрядов.

С носа и части губ срезали узкий ремень и использовали его как маску, надевая на лицо, лоб. В этой маске охотник уподоблялся медведю и боролся с ним, отождествляя победу над ним. Затем этот ремень хранили. Борьба с медведем — частый сюжет праздника: это либо охотники в медвежьей шкуре (ваховские ханты), либо журавль и медведь, куклы и медведь (северные угры), либо мальчики (эвенки). У нивхов и орочей был и другой игровой обычай — обхватывать голову медведя в доказательство смелости охотника. Вероятно, это архаичные промыслово-магические обряды.

Широко известен и обряд гадания на медвежьей лапе: об исполнении желания (у эвенков), об удаче в промысле (у ваховских хантов), о следующем медвежьем празднике (у северных хантов), о желательной жертве медведю, его желании проводить праздник и быть домашним духом-охранителем семьи (у казымских хантов), о том, кто из умерших родственников явился в облике медведя (у кетов, восточных хантов).

Поедание мяса медведя составляло главный этап праздника. Медвежье мясо ели, как правило, вареным (в первый же день праздника, кроме обских угров, устраивавших медвежью трапезу лишь в последнюю — четвертую или пятую — ночь). Только народы Амура и Сахалина ели сырыми сердце (также кеты и эвенки), печень, пили кровь. Сахалинские нивхи и айны жарили табуированные части туши — сердце, легкие, грудину, мясо сосков (на табуированном огне). Мозг не ели, за исключением нивхов, негидальцев и орочей. Голову и другие табуированные части туши могли есть не все (только мужчины, только чужеродцы, только охотники). Женщины ели заднюю часть туши (за исключением нивхов, у которых ее давали лишь уважаемым гостям). Голову варили отдельно, в последний день праздника (обычно он был многодневным, хотя и проводился, как правило, ночами) и только мужчины. Совершали обрядовое вынимание глаз. У кетов и восточных хантов охотник глотал их (у эвенков — редко, лишь «на счастье»), айны, ороки, эвенки хоронили их отдельно. Поедание мяса сопровождалось извинительными обрядами и речами (вина за поедание мяса перекладывалась на птиц, в том числе ворон, на ружье, «купленное у русских», на чужеродцев), а также танцами-мистериями с просьбами об удаче в промысле, с кормлением и украшением медведя. Охотники активного участия в празднике не принимали.

У всех народов существовали запреты для женщин по отношению к медведю: не варить и не есть его голову (у угров также переднюю часть туши) и другие табуированные части туши, целовать морду (у угров это разрешалось только через платок), подходить к клетке с медведем, кормить и водить его по селению, прикасаться к священной утвари, видеть убиение медведя (у народов Амура и Сахалина); женщинам необходимо было соблюдать запреты, находясь в селении, во время охоты мужчин на медведя, «избегать» медведя так же, как старших родственников мужа (у угров) и др. В то же время у северных (сосьвинских) и кондинских манси отмечены случаи, когда именно женщина окуривает медведя и охотников.

Непременное правило культа медведя — сохранение его костей и черепа; их не рубили, а разбирали по суставам и хоронили в лесу. Нередко кости собирали на помосте в анатомическом порядке. Черепа держали в лесу, в специальных срубах, амбарах, на деревьях, нанизанными на высокие пни54, на чердаках домов. Считалось, что, если собака изгрызет череп медведя, охотника задерет медведь. Эти обряды были необходимы, чтобы после смерти зверь возродился вновь, что соответствует главному мифу промыслового культа — об умирающем и воскресающем звере. Когти, зубы медведя (клыки) использовали в качестве амулетов.

К промысловому культу относятся представления о том, что медведь – лесной человек (ханты, кеты), горный человек-дух (нивхи), что его посылает дух-хозяин тайги. К нему же относятся, по-видимому, обычаи, касающиеся медведя-убийцы, задравшего человека — его мясо не ели, тушу сжигали (угры, кеты) или же разбрасывали мясо в тайге (нивхи), хоронили в срубе (негидальцы).

По отношению к убитому медведю широко распространены также обычаи и обряды похоронно-поминального цикла, характерные для умершего человека. Медведя и воспринимают как умершего родственника, пришедшего в гости. Это похороны костей и черепа (у эвенков, кондинских манси — на помосте), уподобление праздника поминкам, траур после праздника, внесение и вынос шкуры и мяса медведя не через дверь, а через окно, дымовое отверстие (ханты, манси, саамы, эвенки, нивхи, орочи),  накладывание монет, бляшек, берестяных кружков на глаза и нос медведя (у угров этозамена погребальной маски покойного), втыкание топора в порог дома или около морды медведя, расчесывание его шерсти ритуальной (похоронной) расческой, укладывание медведя для свежевания головой на восток, трапеза в лесу после охоты (угры, кеты), жертвоприношение собак, снаряжение медведя как умершего человека (так называемый дорожный пояс), хранение шкуры в течение 40 дней (народы Амура и Сахалина).

Вероятно, с похоронным обрядом сближается и обычай проводить медвежий праздник, содержать медведя в неволе в течение определенного срока (три, пять, семь ночей, три года), кричать, стрелять, разрезать «пуговицы» на «шубе» медведя определенное число раз (от 2 до 7 раз), что скорее всего связано с представлениями о числе ипостасей души у человека и медведя (например, у хантов и манси четыре — у медведицы, пять — у медведя).

Все эти обряды и обычаи укладываются в ряд промысловых в честь умирающего и воскресающего зверя: к нему относятся как к человеку и проводят все обряды, чтобы обеспечить его душе возрождение. На медвежьем празднике нередко просили об удаче в промысле, гадали об этом. Среди подобных обрядов много очень архаических: танцы и пантомимы-подражания медведю (в том числе и в медвежьей шкуре), крики по-вороньи, окуривание (очищение), обряды с глотанием глаз, приготовление медвежьего мяса без соли, запрет резать его ножом и есть ложками (особенно металлическими), запрет отрезать мясо у рта, выковыривать палочками из зубов, пить чай во время медвежьей трапезы (негидальцы), похороны костей и черепа и др.

Отметим также, что культ медведя и медвежий праздник не связаны с шаманством, он проходил без активного участия шаманов, которые присутствовали на нем наравне с другими людьми. Лишь у эвенков после праздника шаман проводил камлание для очищения его участников. Упомянем также использование медвежьей шкуры для изготовления колотушки бубна и плаща шамана у восточных хантов, селькупов и эвенков. Скорее всего это более поздние явления.

Все эти черты, характерные для промыслового культа, в той или иной степени представлены в медвежьих церемониях всех народов Евразии и Северной Америки. В большей степени и чаще они развиты как охотничья магия (ранняя стадия промыслового культа), в меньшей степени и реже — как культ духов-хозяев тайги, представляющий более позднюю стадию промыслового культа. Это деление промыслового культа на две стадии хорошо иллюстрируется материалами по культу медведя у народов Сибири: представления о духах-хозяевах зверей, в том числе медведей, развиты не у всех.

Однако в медвежьем празднике есть ряд элементов, отличных от перечисленных выше и явно не связанных с промысловым культом. Это фратриальный характер периодических медвежьих праздников (игрищ) обских угров и связанные с ним его особенности (танцы предков — птичьи и звериные, цикл медвежьих песен, танцы-пантомимы и сценки-импровизации как основа народного театра, кукольные представления и др.), а также периодические медвежьи праздники амуро-сахалинских народов, приуроченные к большим поминкам, с ритуальным убиением-жертвоприношением выращенного в неволе медведя.

Н.Н. Харузин, A.M. Золотарев, В.Н. Чернецов, Е.А. Алексеенко, А.Ф. Анисимов, Г.М. Василевич, В.И. Цинциус видели в медвежьем культе проявление тотемизма. А.В. Смоляк, С.А. Токарев, а вслед за ними и И.Н. Гемуев выступили категорически против признания тотемических корней культа медведя, считая, что этому животному поклоняются представители всех родов. Действительно, в конце XIX-XX в. Медведь v многих народов стал объектом всеобщего поклонения, превратился из родового (где первоначально был таковым) в межродовой (например, у кетов), а из фратриального — в племенной (у угров). Но это произошло со временем: культ медведя не оставался неизменным, он трансформировался за тысячелетия его существования. Широко бытующие мифы о родстве человека с медведем через брак женщины и медведя, термины родства, с которыми обращаются к медведю, нередко принято рассматривать как признак тотемизма. Однако это не совсем правильно: для тотемизма характерны представления о родстве с медведем целой группы людей (род, фратрия). Возможно, в некоторых случаях эти мифы и термины связаны с древними тотемическими представлениями, утраченными со временем, но в каждом отдельном случае этот вопрос следует изучать с учетом разных материалов.

Наиболее ярко тотемизм выражен в культе медведя у хантов, манси, кетов и селькупов, у которых отмечены роды или фратрии, ведущие свое происхождение от медведя. У северных групп хантов и манси в культе медведя прежде всего ярко выражен фратриальный тотемизм: происхождение людей фратрии Пор от медведицы, названия генеалогических групп — их часто называют родовыми (например, пупи-сир — медвежий род), в связи с этим — особые периодические календарные обряды — «медвежьи игрища», проводившиеся в специальном общественном доме. Они не приурочены к удачной охоте на медведя, а обращены к его священной шкуре и сопровождаются мистериями, в которых мифологические песни о медведе-предке и тотемические танцы зверей и птиц, исполняемые под звуки цитры и арфы, сочетаются с народным театром (бытовые танцы, драматические сценки-пантомимы с актерами в масках и бутафорскими атрибутами, кукольный театр). В этих мистериях усилены мотивы извинения перед медведем и умилостивления его, но не столько за его убиение и поедание мяса, сколько за «грехи» людей. Обско-угорскому культу медведя соответствуют особо развитый «медвежий фольклор» (медвежьи песни и мифы) и «медвежий язык» (до 500 терминов, среди них — 132 подставных названия медведя), а также бытовавший еще в начале XX в. на Конде запрет убивать медведя и есть его мясо, пережитки этого обычая у иртышских хантов и южных манси (мясо не ели, а тушу хоронили в земле), запрет жевать медвежье мясо (его можно только глотать), клятва на медвежьей шкуре, его норке, голове, зубе, лапе. Шкура медведя священна, ее не выделывают (а раньше и не продавали), хранят в священном сундуке (тогда как у эвенков, например, ее используют и как подстилку). Медведь не связан с духом-хозяином: лесной дух Вонт-ики (Урманный старик) ведает всеми зверями, кроме медведя. У хантов и манси женщины «избегают» медведя, как старших родственников мужа, закрывая лицо платком в его присутствии.

Для медвежьего праздника обских угров характерно также то, что тушу убитого медведя везут в селение через все достопримечательные и священные места (казымские ханты), а медвежью шкуру во время церемоний укладывают в доме в так называемой «жертвенной позе», а точнее — в позе спящего медведя, лежащего на животе, вытянувшего передние лапы и положившего голову между ними. Перед зверем ставят угощение и фигурки из теста оленей, лосей, птиц (очевидно, это замена жертвенных животных). На периодическом празднике в дом вносят шкуру медведя с головой, набитой сеном. Известны сообщения о почитании и чучела медведя. У обских угров широко распространен также обряд очищения охотников и участников праздника — обрызгивание или умывание водой, а также обсыпание снегом, землей, мхом (последнее расценивается исследователями как маскировка от медведя). На периодическом празднике лиса с подожженным хвостом огнем очищала помещение. Мясо ели специальными палочками, его нельзя было резать ножом. Спорадический медвежий праздник представлял собой сокращенный вариант периодического. Раньше не все северные ханты и манси проводили медвежьи игрища — только члены фратрии Пор. Орнаменты с мотивом «медведь» священны, их может выполнять лишь опытная мастерица (в семи изделиях за всю свою жизнь) на берестяных кузовах, в которых хранили изображения духов, на ритуальных («медвежьих») рукавицах, мужской одежде; на детской одежде он был оберегом от злых духов.

Все эти особенности выделяют культ медведя и медвежий праздник хантов и манси в особый вариант, связанный с тотемизмом. Некоторые из этих особенностей можно обнаружить и у других народов. Например, коми раньше не ели медвежье мясо, а тушу хоронили (позднее стали продавать по дешевой цене либо отдавать соседям). Сахалинские нивхи не едят мясо «своего» медведя (убитого на охоте или выращенного), а лишь того, которого добудут или вырастят чужеродцы — их свойственники (из рода зятьев). Тотемические этнонимы известны у эвенков. Как у хантов и манси, так и у эвенков, эвенов и кетов зафиксированы мифы, в которых говорится о том, что медведь сам завещал людям, как проводить медвежьи церемонии.

У амуро-сахалинских народов (нивхов, ульчей, нанайцев, ороков, негидальцев) были как спорадические (после охоты на медведя), так и периодические медвежьи праздники, проводившиеся в январе-феврале. Для них были характерны иные особенности: выращивание медведя в неволе (в клетке около дома), вождение его по селению, угощение и увеселение (пение и пляски под игру на музыкальном бревне, спортивные игры и состязания — собачьи гонки, прыжки в длину и высоту, фехтование на палках и др.), ритуальное убиение зверя на специальном стрельбище, приуроченность медвежьих церемоний к большим поминкам (после смерти детей, супругов, родителей покупали или отлавливали медвежонка и выращивали его в течение трех лет), на которых шаман отправлял душу умершего в загробный мир; наличие ритуального инвентаря (стружки инао, ковши, ложки), обмазывание пищей («кормление») черепа, наконец, связь культа медведя с культом близнецов.

У нивхов медвежий культ носит четко выраженный родовой характер. У каждого их рода есть свой род горных медведей; водят медведя по домам лишь члены рода, его вырастившего; варят и жарят медвежье мясо на родовом огне. Участвуют в охоте и убивают медведя на стрельбище чужеродцы — зятья и тести, они же режут мясо, поедают табуированные части туши (жир, печень, сердце и др.), ломают и рубят кости таза, готовят угощение медведю. Члены рода зятьев — почетные гости праздника.

Роль чужеродцев, членов родов зятьев и тестей на празднике, обязательное наделение их мясом медведя (у сахалинских нивхов все медвежье мясо получали они) весьма напоминают тунгусский обычай нимат, который диктует обязательность отдачи добычи соседям (у эвенков есть подобный обычай, касающийся мяса медведя; в охоте принимает участие, свежует медведя, ест его сердце чужеродец (нимак)).

При детальном рассмотрении этих особенностей можно заметить, что некоторые из них встречаются и у других народов. Так, выращивание зверей в неволе известно многим охотничьим племенам, а медведя — кетам. Интересно провести параллель между содержанием медведя в клетке и обычаем кетов и сургутских хантов сооружать нечто вроде клетки или домика (стенка из планок, дощечек, лучинок) вокруг шкуры медведя или его изображения. Грудью выкармливали медвежат «заболотные» татары из рода (тохум) медведя. Возможно, у народов Евразии обычаи выкармливания и выращивания медвежат возникли на основе существовавших у охотничьих народов обычаев приручения детенышей зверей и птиц.

Вождению медведя тоже можно найти аналогии: русская медвежья комедия (скоморохи водили медведя), ряжение медведем на сретенских, святочных, рождественских гуляниях-карнавалах народов Европы и др. Интересно, что кондинские манси заносили медвежью шкуру в каждый дом. Эти обычаи и обряды особенно развиты у амуро-сахалинских народов, составляя специфику их праздника.

Некоторые детали культа медведя и медвежьего праздника можно отнести как к промысловому культу, так и к тотемизму. Так, например, мифы и предания о связи женщины с медведем, браке с ним и рождении у них детей и в связи с этим представления о родстве медведя и людей характерны для обеих форм религии. Однако не все данные такого рода могут свидетельствовать о тотемизме. Многие из этих представлений могли сформироваться и на основе промыслового культа, т.е. представлений о близости медведя человеку, женских духах-покровительницах охотников (Дал у сванов, греческая Артемида-охотница, римская Диана, герои европейских сказок о медведе-супруге и др.). Со временем часть из них превратилась в суеверия. Фаллические обряды, которые сопровождают медвежьи церемонии (эротические сценки, хранение половых органов медведя, имитация полового акта с собранным скелетом медведя, использование в танцах деревянного фаллоса и др.) также могут быть истолкованы и как тотемические обряды возрождения предка, и как промысловые обряды возрождения зверя. То же самое можно сказать и о танцах на медвежьем празднике в медвежьей шкуре (в том числе и женских): они напоминают и тотемические пляски и могут быть истолкованы как развлечение и умилостивление промыслового зверя, с которым после его возрождения возможна встреча в лесу. В дальнейшем с развитием общества подобные верования и обряды привели к возникновению веры в оборотничество — представлений и суеверий, сформировавшихся на почве древних форм почитания животных. По всей видимости, и клятва на лапе или морде медведя (его шкуре, зубе) могла столь широко распространиться (кроме угров у эвенков, ненцев, якутов) именно на такой почве и в более поздний период, чем формирование промыслового культа и тотемизма.

Н.Н. Харузин считал культ медведя у народов Сибири зоолатрическим, основанным на разных формах религии, страхе перед грозным хищником тайги, вере в его полезные свойства. К этому же мнению склоняемся и мы. Зоолатрия – сравнительно поздняя форма почитания животных, связанного своими корнями и с промысловым культом, и с тотемизмом, и с иными религиозными воззрениями (погребально-поминальные обряды, культ близнецов и др.). Классический пример зоолатрии — почитание животных-богов и богов-животных в политеистической религии древнего Египта. У эвенков медведь еще и полезен: он выполняет лечебную функцию, а кроме того, выступает как культурный герой, давший эвенкам оленей, и помощник бога в создании людей — это тоже явно позднее явление.

Таким образом, можно сказать, что возникший на почве промыслового культа культ медведя и медвежий праздник как наиболее яркое его проявление в XIX-XX вв. были уже зоолатрическими, впитавшими в себя элементы разных культур и религий.

По-видимому, у всех народов основа культа медведя — древняя, палеосибирская (или автохтонно-сибирская), связанная с промысловым культом (точнее, с промысловой магией как ранней стадией этого культа, сформировавшейся раньше представлений о духах-хозяевах). У обских угров, кетов, селькупов, нивхов образовались и тотемические роды, и генеалогические группы, и фратрии, ведущие свое происхождение от медведя. Наиболее ярко это выражено у северных хантов и манси, у которых можно отметить ряд отличительных (от других народов Сибири) черт медвежьего праздника: 1) периодичность и календарность праздника в честь предка зратрии, 2) укладывание шкуры медведя в так называемой жертвенной позе и отношение к ней как к умершему (монеты на глазах, украшение, угощение), 3) народный театр (сценки-пантомимы, диалоги масок, кукольные представления) с актерами-мужчинами в костюмах и масках, говорящих фальцетом, с бутафорией (маски, посохи-палицы, сабли, костюм — халаты, шапки, платки, шкурки, рукавицы, а также деревянные журавль, фаллос, металлические колокольчики, счетные бирки для отсчета песен — своеобразный конферанс — или фиксации числа жертв медведю), 4) общественный дом для проведения периодических медвежьих праздников, 5) большая роль культа медведя в мировоззрении хантов и манси. К этому можно добавить еще два пункта, выделенные Н.В. Лукиной, хотя они известны и другим народам Сибири: 6) многочисленные обряды очищения водой, снегом, огнем, землей, мхом, 7) фигурки из теста (известны алтайцам, но не в связи с культом медведя).

В силу того что у обских угров медведь — и промысловый зверь, и тотем фратрии Пор, его культ оказался очень тесно связанным с их мировоззрением. Медведь, в их представлении, и земное существо, потомок людей, человек (без пятого пальца), и сын женщины и лесного духа менква, и сын героя, и рожденный от духа земли, и медиатор между людьми и Нижним миром, и небесное существо, спущенное богом Торумом на землю, и культурный герой, получивший от Торума и отдавший людям лук, стрелы и огонь, и представитель истины и справедливости на земле, и дух-охранитель семьи. Он и умерший родственник, а мясо его — пища людей. Эти порой противоречивые представления могли сформироваться лишь разновременно в течение длительного времени. Прав Ю.В. Ширин, говоря, что в культе медведя мы находим «смешение нескольких явлений», «медведь поглотил сущности нескольких религиозных обрядов».

У хантов и манси можно четко проследить более поздние напластования ряда элементов на первоначальный промысловый характер медвежьего праздника, что связано с их двухкомпонентным происхождением, слиянием таежных аборигенных уральских племен охотников и рыболовов с южными скотоводческими угорскими племенами, испытавшими на себе влияние индо-иранских племен скифов и сарматов. Это связь с культом коня (в медвежьих мифах младший сын Нуми-Торума Мир-сусне-хум, побеждающий медведя — всадник на белом коне; маски менквов, персонажей праздника, с конскими хвостами); тряпичные куклы на ногах и деревянные куклы, управляемые с помощью музыкального инструмента, с которым они связаны нитью, аналогичные индийским; актеры-мужчины, говорящие фальцетом; драма как жанр; маски с нарисованными бородой и усами (не характерны для угров); костюмы (возможно, распашная одежда — халаты актеров, изображающих духов, с запахом справа налево, не свойственны алтайским и шорским в отличие от повседневных женских с полами, соединенными встык, как у шорцев; манера подпоясывания их широкими полосами ткани; платки поверх этих халатов, перекрещенные на груди; островерхие конусообразные шапки, не имеющие аналогий у народов северной Сибири); танцы с мечами или саблями, имеющие аналогии на юге (Кавказ, Передняя Азия). Если учитывать, что первую волну угров в Западной Сибири связывают с андроновцами, то эти явления или хотя бы часть их можно датировать не позднее II тыс. до н.э., а точнее — XII в. до н.э. (эпоха поздней бронзы).

Более поздние напластования — это черты сходства в обрядах и обычаях с северными алтайцами (фигурки из теста, каша саламат, которой кормили медведя), а также, возможно, с кетами и эвенками (медведь и бурундук, глотание глаз, сожжение туши медведя-убийцы). В медвежьем празднике обских угров отразились также и христианизация, и современная трансформация мировоззрения и уклада. Примером поздних интерпретаций медвежьих обрядов может служить миф о том, что бог Торум разрешил людям охоту на медведя потому, что тот нарушил волю бога и стал есть людей (легализация убиения тотема-предка).

У народов Амура и Сахалина (нивхи, орочи, ульчи, ороки, нанайцы, удэгейцы, а также айны) тоже можно отметить ряд местных особенностей медвежьего праздника, составляющих более поздний пласт, чем промысловый. Это следующие особенности: I) у них, как и у обских угров, помимо спорадических медвежьих праздников (после охоты на медведя) были и периодические, приуроченные к большим поминкам. Это первое и главное различие, явление, несвойственное другим народам Сибири. Из этой особенности амуро-сахалинского варианта медвежьего праздника вытекают и другие; 2) после смерти ближайшего родственника (родителя, супруга, ребенка) надо было в течение трех лет растить в клетке около дома купленного или пойманного медвежонка, иногда выкармливая сосунка грудью; 3) медведя водили по домам, что можно рассматривать как драматизацию медвежьего мифа; 4) медведя убивали на специальном стрельбище, оформленном с особой символикой; 5) в жертву приносили собак (собака — провожатый души умершего); 6) на празднике устраивали игры и состязания; 7) праздник носил ярко выраженный родовой характер, особую роль играли в нем члены рода зятьев и тестей, что, возможно, связано с особым характером взаимоотношений родов амуро-сахалинских народов (союзы доха), а также тунгусским обычаем нимапт, 8) череп медведя обмазывали пищей («кормление» черепа); 9) на празднике использовали местный музыкальный инструмент — бревно; 10) большую роль играли на нем стружки инао; 11) использовали специальную ритуальную посуду.

Выращивание медвежонка и вождение медведя по домам, а также, возможно, и использование ритуальной посуды не оригинальны, но у народов Амура и Сахалина они представлены особенно ярко. Обмазывание черепа медведя пищей, вероятно, южного происхождения. Вопрос о происхождении подпиливания зубов медведя, известном у айнов, остается неясным. Все эти особенности амуро-сахалинского медвежьего праздника скорее всего местного происхождения, развившиеся в более позднее время, чем пласт, связанный с промысловым культом.

Таким образом, можно выделить три варианта медвежьего праздника у народов Сибири: 1) общесибирский, или палеосибирский, как проявление древнего промыслового культа, 2) обско-угорский, фратриальный, 3) амуро-сахалинский, приуроченный к поминкам родственника.

В связи с этим возникает очень сложный вопрос о времени формирования промыслового культа и тотемизма, а также погребально-поминальных обрядов. С.А. Токарев считал погребально-поминальные обряды древнейшими, а самой древней формой почитания животных — тотемизм. Возникновение промыслового культа он относил к более позднему периоду (начало разложения первобытной общины), подчеркивая, что «на ранних ступенях развития… элементы промыслового культа не выделяются из тотемизма» и «промысловый культ в родовой форме — модификация тотемизма». Все изложенное выше, как мне представляется, свидетельствует о раннем появлении промысловой магии как составной части промыслового культа.

Роль культа медведя в мировоззрении хантов очень велика, но вряд ли он составляет его основу — скорее всего лишь в связи с общими представлениями о живой и неживой природе и промысловым культом в целом.

Несколько слов об обско-угорском медвежьем празднике в связи с двухкомпонентным происхождением хантов и манси. При детальном рассмотрении описаний праздника разными авторами оказывается, что отдельные его элементы (а именно связанные с южными культурами) характерны лишь для манси и северных, отчасти южных групп хантов; у восточных хантов они не встречаются либо представлены слабо, в размытой форме. Это отсутствие представлений о медведе как о предке фратрии, сыне богатыря, культурном герое, духе-охранителе семьи, представителе истины и справедливости, отсутствие периодических праздников и связанных с ним элементов (общественный дом, танцы предков групп, танцы с оружием, народный театр с актерами-масками, куклами, костюмами, богатой бутафорией). Бутафория праздника намного беднее, медведеподобные маски скорее напоминают шапки (т.е. их цель — превращение человека в медведя, а не маскировка); нет масок менквов с конскими хвостами. Таким образом, в медвежьем празднике восточных хантов отсутствуют элементы либо южного происхождения, либо более поздние; в нем больше элементов, связанных с охотой на медведя, чем с поеданием его мяса, в том числе и архаичных.

Все эти материалы позволяют предположить, что волны угорских племен переселялись с юга на север преимущественно по Иртышу на Нижнюю Обь и их левые притоки. Правобережье Оби развивалось во II—I тыс. до н.э., очевидно, по-иному. Согласно данным В.М. Могильникова, в основе формирования северных, южных и восточных хантов лежали разные культуры: у северных — нижнеобская культура, унаследовавшая влияние угров в эпоху бронзы, у южных — потчевашская и усть-ишимская культуры, унаследовавшие влияние угров первой (в эпоху бронзы) и второй (в эпоху раннего железа VI-V вв. до н.э.) волн угров, у восточных – нижнеобская культура, испытавшая влияние кулайской и усть-ишимской культур. В восточной группе хантов влияние угров на аборигенное население было либо слабее, либо ослаблено последующими этногенетическими процессами. Данный вывод подтверждают и иные материалы, касающиеся южных элементов в культуре восточных хантов (не столь значительная роль металла и изделий из него в религии и культах, отсутствие культа Золотой Бабы, женской распашной одежды, сочетающей платье и халат, музыкального инструмента арфы и др.).

В связи со сказанным выше возникает также вопрос о происхождении дуально-фратриального деления хантов и манси: кто прав — В.Н. Чернецов (автор данной статьи придерживается его точки зрения) или В. Штейниц? Если у восточных хантов нет фратриального предка-медведя и соответственно периодического медвежьего праздника, следовательно, у них не было и дуального деления? Тогда фратриальное деление могло возникнуть, как считал В. Штейниц, с приходом на север угров в результате слияния их с аборигенами: пришлые угры — Мось, аборигены — Пор. Однако, как нам представляется, все не так просто. Стоит обратить внимание на два параллельных сюжета медвежьего праздника, касающихся борьбы представителей двух фратрий: с одной стороны, это медведь и журавль, с другой — медведь и Мир-сусне-хум. Если второй, безусловно, относится к периоду смешения аборигенов и пришлого угорского населения, то относительно первого можно предположить более древнее и автохтонное происхождение.

Из всего сказанного выше можно сделать несколько выводов.

  1. В медвежьих церемониях различаются три комплекса: первый связан с охотой на медведя, его свежеванием и доставкой туши в селение, второй — с поеданием медвежьего мяса, третий — с похоронами костей и хранением черепа медведя. Первый и последний комплексы почти идентичны у всех народов, от саамов на западе до нивхов на востоке. Они восходят к промысловой магии как ранней стадии промыслового культа, связанной с представлениями о том, что медведь подобен человеку и может возрождаться, т.е. с мифом об умирающем и воскресающем звере, нередко также с представлениями о духах-хозяевах промыслового культа (особенно у кетов, эвенков, юкагиров, якутов, бурят, нивхов, нанайцев, эскимосов). Второй комплекс различается у разных народов: у одних он целиком соответствует промысловому культу (это пантомимы и сцены подражания медведю, борьба с ним, извинения перед ним и умилостивление его как возрождающегося зверя), у обских угров это комплекс обрядов фратриально-тотемического характера (медведь — предок фратрии, посредник между людьми и духами), у амуро-сахалинских народов — родового погребально-поминального характера (медведь — посланник, переносящий душу умершего родственника в загробный мир).
  2. В медвежьих церемониях следует различать собственно культ медведя и медвежий праздник. Если культ медведя у различных народов в целом имеет много общего, то медвежий праздник, напротив, проявляется по-разному. Рассматривая медвежьи церемонии подобным образом, легко выделить в них три варианта медвежьего праздника: 1) палеосибирский (автохтонно-сибирский, общесибирский, возможно, универсальный для всех народов), 2) обско-угорский, 3) амуро-сахалинский.

III. Обряды медвежьего праздника и представления, связанные с ним, в конце XIX-XX в. приобрели у народов Евразии зоолатрический характер. Они развивались в более поздний период, чем формирование промыслового культа, и на различной почве: у угров — на почве тотемизма, представлений о Вселенной и населяющих ее духах, этногенетических и этнических процессов, у амуро-сахалинских народов – на почве родового погребально-поминального культа, особых отношений внутри союзов родов, культа близнецов, межэтнических связей, у других народов — суеверий на основе веры в оборотничество и возможность браков между женщиной и медведем, обычаев нимата, представлений о культурном герое, влияния христианства (представления о медведе как помощнике бога в создании людей) и т.п.

  1. Обско-угорский медвежий праздник испытал большое влияние этногенетических процессов: в нем нашла отражение двухкомпонентность культуры хантов и манси — слияние черт аборигенной таежной культуры (промыслово-магический характер праздника) и элементов южных кочевых скотоводческих культур (периодические фратриальные праздники в честь медведя-предка, народный театр и др.).
  2. Южные черты в медвежьем празднике слабо или почти не проявляются у восточных хантов, что (вместе с другими данными) говорит об особом характере этно-генетических и этнических процессов в их среде в прошлом.

Итак, культ медведя и медвежий праздник у народов Сибири — сложный синкретичный комплекс представлений и обрядов, свидетельствующий о длительности его развития как на общей охотничье-промысловой основе, так и под влиянием этногенетических процессов и этнических контактов на разных территориях и в различных этнических средах.


Медвежий праздник у хантов (Нярсагорт, село Казым, Белоярский район, Ханты-Мансийский автономный округ). Медвежья шкура в «жертвенной позе».


Фото О. А. Кравченко

МЕДВЕ́ЖИЙ ПРА́ЗДНИК, ком­плекс пред­став­ле­ний и об­ря­дов, свя­зан­ных с мед­ве­дем. Встре­ча­ет­ся у на­ро­дов та­ёж­ной зо­ны Ев­ра­зии; эле­мен­ты М. п. из­вест­ны у ин­дей­цев Сев. Аме­ри­ки. Куль­то­вое зна­че­ние мед­ве­дя оп­ре­де­ля­лось пре­ж­де все­го пред­став­ле­ни­ем о его ан­тро­по­морф­но­сти, объ­яс­няв­шей­ся в ми­фо­ло­гич. тра­ди­ции общ­но­стью про­ис­хо­ж­де­ния мед­ве­дя и че­ло­ве­ка или про­ис­хо­ж­де­ни­ем их друг от дру­га. По­все­ме­ст­но рас­про­стра­не­ны та­буи­ро­ва­ние на­зва­ния мед­ве­дя, за­пре­ты, свя­зан­ные с по­ве­де­ни­ем че­ло­ве­ка по от­но­ше­нию к не­му, у не­ко­то­рых на­ро­дов – за­пре­ты на упот­реб­ле­ние в пи­щу его мя­са. Со­хра­не­ние го­ло­вы, че­ре­па, кос­тей, шку­ры мед­ве­дя в спец. строе­нии долж­но бы­ло спо­соб­ст­во­вать воз­ро­ж­де­нию мед­ве­дя в бу­ду­щем и про­мы­сло­во­му бла­го­по­лу­чию уча­ст­ни­ков празд­ни­ка.

Вы­де­ля­ют два ти­па М. п.: за­пад­ный (хан­ты, ман­си, ке­ты, эвен­ки и др.), свя­зан­ный с охо­той на мед­ве­дя, и даль­не­во­сточ­ный (нив­хи, ай­ны и др. на­ро­ды Аму­ра и Са­ха­ли­на), вклю­чаю­щий вы­ра­щи­ва­ние мед­ве­жон­ка в се­мье и его ри­ту­аль­ное убий­ст­во. Су­ще­ст­ву­ет боль­шое ко­ли­че­ст­во ло­каль­ных ва­ри­ан­тов М. п., да­же у од­но­го на­ро­да.


Медвежий праздник у хантов (Нярсагорт, село Казым, Белоярский район, Ханты-Мансийский автономный округ). Обряд «отречения».


Фото О. А. Кравченко

В наи­бо­лее пол­ном ви­де М. п. со­хра­нил­ся у об­ских уг­ров. У них су­ще­ст­ву­ют пе­рио­ди­че­ские и спо­ра­ди­че­ские М. п. Пе­рио­дич. М. п. (Яны йикв – Боль­шие тан­цы, или Боль­шие иг­ри­ща) уст­раи­ва­ют­ся в пе­ри­од ме­ж­ду зим­ним солн­це­стоя­ни­ем и ве­сен­ним рав­но­ден­ст­ви­ем; ра­нее про­хо­ди­ли в куль­то­вом цен­тре фрат­рии Пор – с. Ве­жа­ко­ры (Ок­тябрь­ский р-н Хан­ты-Ман­сий­ско­го автономного ок­ру­га). Кро­ме то­го, по­сле ка­ж­дой удач­ной охо­ты на мед­ве­дя уст­раи­ва­ют­ся спо­ра­дич. М. п., пред­став­ляю­щие со­кра­щён­ный ва­ри­ант пе­рио­дич. празд­ни­ка. Об­ря­ды длят­ся 5 но­чей, ес­ли убит са­мец, и 4 – ес­ли уби­та сам­ка. Все дей­ст­вия во вре­мя празд­ни­ка со­про­во­ж­да­ют­ся тан­ца­ми, пес­ня­ми, дра­ма­тич. и ку­коль­ны­ми пред­став­ле­ния­ми. Шку­ру мед­ве­дя ук­ла­ды­ва­ют в пе­ред­нем уг­лу до­ма в «жерт­вен­ной по­зе» – с го­ло­вой, по­ло­жен­ной на пе­ред­ние ла­пы; го­ло­ву и ла­пы ук­ра­ша­ют коль­ца­ми, лен­та­ми. Все при­хо­дя­щие на празд­ник при­но­сят да­ры, ко­то­рые рас­кла­ды­ва­ют пе­ред мед­ве­дем. М. п. на­чи­на­ет­ся с об­ря­да «от­ре­че­ния», во вре­мя ко­то­ро­го неск. мужчин, среди них – охот­ник, убив­ший мед­ве­дя, оде­тые в спец. кос­тюм (ха­лат, ост­ро­ко­неч­ная шап­ка, опу­шён­ная ме­хом, с мо­за­ич­ным ор­на­мен­том), об­ра­ща­ют­ся к мед­ве­дю и го­во­рят, что они не ви­но­ва­ты в его смер­ти. Ис­пол­ня­ют­ся «мед­ве­жьи пес­ни» (уй эр­гыт), рас­ска­зы­ваю­щие о про­ис­хо­ж­де­нии мед­ве­дя, об ус­та­нов­ле­нии об­ря­дов. За­тем сле­ду­ют «при­зыв­ные пес­ни», во вре­мя ко­то­рых при­зы­ва­ют­ся как об­щие бо­же­ст­ва, так и пред­ки оп­ре­де­лён­ных тер­ри­то­ри­аль­но-ге­неа­ло­гич. групп. Это – свя­щен­ная часть М. п., в от­ли­чие от сле­дую­щей (ту­ли лап) – пред­став­ле­ний в мас­ках, в осн. бы­то­во­го и юмо­ри­стич. со­дер­жа­ния. В по­след­нюю ночь ва­рит­ся и по­еда­ет­ся мед­ве­жье мя­со, во вре­мя тра­пе­зы со­блю­да­ют­ся мно­го­числ. та­бу, все очи­ща­ют­ся, по­сту­ки­вая но­жом по зу­бам. За­тем сле­ду­ют об­ря­ды, ко­то­рые долж­ны снять с лю­дей ви­ну за убий­ст­во мед­ве­дя и по­еда­ние его мя­са: ими­ти­ру­ют­ся уход охот­ни­ков в лес, сон, при­лёт птиц и т. п. Да­лее ис­пол­ня­ют­ся тан­цы зве­рей и птиц, бы­то­вые сценки, совершаются га­да­ния о сле­дую­щей охо­те на мед­ве­дя и о про­мыс­ле в це­лом. В кон­це М. п. про­во­дят­ся об­ря­ды, дол­жен­ст­вую­щие за­ста­вить мед­ве­дя сно­ва вер­нуть­ся и скрыть роль охот­ни­ка и др. уча­ст­ни­ков празд­ни­ка.

М. п. даль­не­восточного ти­па, в наи­бо­лее пол­ной фор­ме пред­став­лен­ный у нив­хов, ха­рак­те­ри­зу­ет­ся пред­став­ле­ния­ми и об­ря­да­ми, де­лаю­щи­ми мед­ве­дя за­щит­ни­ком оп­ре­де­лён­но­го ро­да. Мед­ве­жон­ка вы­ра­щи­ва­ют в те­че­ние не­сколь­ких лет, час­то по­сле смер­ти сво­его ре­бён­ка. М. п. начинается играми с медведем, затем его ведут на спе­ци­аль­но обо­ру­до­ван­ную и ук­ра­шен­ную пло­щад­ку и уби­вают с по­мо­щью лу­ка и стрел. Шку­ру мед­ве­дя сни­ма­ют, ими­ти­руя раз­де­ва­ние. Мед­ве­дя уби­ва­ет че­ло­век из дру­го­го ро­да – зять или тесть, в дру­гой род от­да­ют так­же мя­со и са­ло мед­ве­дя; в даль­ней­шем тот род дол­жен уст­ро­ить в от­вет ана­ло­гич­ный М. п. На­ря­ду с та­ким М. п., на­ро­ды Даль­не­го Вос­то­ка со­вер­ша­ют и об­ря­ды по­сле ус­пеш­ной охо­ты на мед­ве­дя; по мне­нию не­ко­то­рых ис­сле­до­ва­те­лей, у них су­ще­ст­во­ва­ли и пе­рио­дич. це­ре­мо­нии, про­хо­див­шие в ян­ва­ре – фев­ра­ле.

У хан­тов и ман­си, нив­хов и др. М. п., ут­ра­тив мн. ма­гич. чер­ты, со­хра­ня­ет­ся как нар. празд­ник и сред­ст­во пре­зен­та­ции сво­ей куль­ту­ры.

Отношение человека к медведю с давних пор было двойственным. Всем нам хорошо известны рассказы о человекообразном поведении медведя: ходит он, как человек на ногах – задних лапах, а передние использует в качестве рук; он мудрый, умный и хитрый. У коренного населения Сибири это сходство с человеком объяснялось их общим происхождением или же происхождением друг от друга. Считалось, что медведь понимает хантыйскую и селькупскую речь, так как он одной с ними крови. Поэтому к нему относились по-разному: как к небожителю – сыну верховного божества; как к существу, живущему на земле – в среднем мире – и как к существу, обитавшему в мире мёртвых, охранявшему вход в преисподнюю. На основании чего появились такие представления у таёжных жителей Сибири? Давайте познакомимся поближе с нашим героем и начнём с его звериной сущности.

Медведь-зверь животное, обитатель таёжных районов реального мира. На территории Северной Евразии он обитал с глубокой древности, и человек сталкивался с ним уже во времена её заселения. Об этом мы можем судить по находкам костей медведя на некоторых палеолитических стоянках.

В таёжной зоне обитал и обитает бурый медведь, который и по сей день является действительным хозяином тайги, самым крупным хищником. Высота некоторых взрослых особей достигает 3 м, а вес –725 и даже 1000 кг. У медведя мощное тело, массивная голова с короткими ушами и маленькими глазками. Лапы пятипалые с большими когтями, хвост короткий, шерсть густая и жёсткая, чёрного или бурого цвета. Он может развивать скорость до 50 км в час. С помощью больших и острых когтей легко взбирается на дерево, разрывает добычу, достаёт растительные корни из-под земли. Обладает хорошим обонянием.

Медведь–зверь. Фото

У медведя крупный череп, с большими гребнями и скуловыми дугами. Клыки мощные, хотя остальные зубы не так велики из-за смешанного питания. В неволе бурый медведь может прожить более 45 лет.

Медведь ест всё. Летом он питается осиновыми листьями, молодыми побегами и кореньями, рыбой, грызунами, яйцами птиц. В конце лета переходит на ягоды, кедровый орех, не гнушается использовать запасы кедровок и бурундуков, разоряет муравейники. Питается он и крупными животными (лось, олень, крупный рогатый скот), но охотой на них занимаются обычно крупные старые самцы, обнаруживая при этом поразительную силу, проворство и неутомимость в преследовании жертв.

В половодье медведь предпочитает возвышенные места – гривы. После спада воды он выходит к берегам рек, а с появлением гнуса часто переходит на пески или перекочёвывает на открытые болота. Осенью он снова появляется в поймах рек.

Кочуя в поисках пищи, медведь во многих местах прокладывает хорошо утоптанные тропы, идущие вдоль грив, по краям болот, по перешейкам между водоёмами и болотами.

Типичными местами его обитания являются глухие леса с буреломами, перемежающиеся болотами, лужайками, водоёмами. Убежище медведь находит себе в лесу, а открытыми участками пользуется при кормёжке. Летом он устраивается на отдых прямо на землю среди травы, кустарников, во мху, но в уединённых и безопасных местах.

Берлогу медведи устраивают осенью, в период листопада в верховьях речек, по увалам, выбирая самые глухие уголки где-нибудь на островке леса посреди обширного мохового болота. В бассейне реки Тым – на южных склонах возвышенностей и лощин. Иногда ограничиваются и открытой лёжкой в густом еловом молодняке, около дерева или даже на открытой поляне, натаскав туда кучу мха и еловых веток в виде большого птичьего гнезда. Часто берлоги располагаются в ямах под защитой бурелома или корней упавших деревьев. 

В берлогу зверь приходит за несколько десятков километров и, приближаясь к ней, всячески запутывает следы. У медведей встречаются и излюбленные места зимовок, куда они собираются с целой округи. Берлогу сверху заносит снегом и остаётся только небольшое отверстие для вентиляции, так называемое «чело», края которого покрываются инеем в сильные морозы.

 Зимняя спячка. Фото

В спячку медведи залегают в октябре и находятся в берлогах до марта-апреля и позже. Дольше всех в берлогах живут медведицы с медвежатами, меньше – старые самцы.

Состояние медвежьей спячки правильнее называть зимним сном, так как в это время они сохраняют полную жизнеспособность и чуткость, а в случае опасности покидают берлогу и после блужданий по лесу занимают новую. Дремлющие в берлоге звери расходуют не очень много энергии, существуя исключительно за счёт накопленного осенью жира, и таким образом с наименьшими лишениями переживают суровый зимний период. Зима для медведей –тяжёлое время года, так как они с трудом бродят по глубокому, рыхлому снегу.

Медведь в археологических памятниках

Медведи стараются избегать встреч с людьми, да и люди до недавнего времени специально не занимались промыслом этого зверя, но во все времена он играл важную роль в представлениях и культах.

Археологи находят кости бурого медведя в памятниках с возрастом 8000–2500 лет назад на восточных предгорьях Урала (Шигирские торфяники). Уже в III тысячелетии до нашей эры у людей, расселявшихся на территории современной Свердловской области, существовал культ медведя. Об этом можно судить по находкам на острове Каменные Палатки, где был обнаружен туннель, в котором предположительно совершались ритуальные обряды. Люди поклонялись каменной голове медведя (её размеры около 1,2 м). Причём, похоже, что обряды возле неё совершались на протяжении многих веков.

В Западной Сибири наиболее ранней является находка четырёх медвежьих черепов на поселении Преображенка 5 в Барабинской лесостепи (23–20 веков назад).

Культ медведя прослеживается и в погребальной практике. Так, 157 клыков медведя (не менее чем от 55 особей!) найдено в неолитических погребениях Оленеостровского могильника. Видимо их значение было велико не только для мира живых людей, но и для мира мёртвых. В погребениях кротовской культуры могильника Сопка 2 в Барабинской лесостепи обнаружены просверленные клыки, резцы и коренные зубы медведя, которые могли использовать в качестве оберегов и украшений.

Некоторым частям тела медведя уже тогда приписывали способность отгонять злых духов и приносить их владельцам удачу. Самым распространенным талисманом и амулетом были и остаются медвежьи клыки. Они встречаются на поселениях. Для подвешивания в них просверливали отверстия, или же делали желобок вокруг корня.

Судя по археозоологическим материалам, исследованным палеозоологом Павлом Адреевичем Косинцевым, значение медведя в питании древнего населения Северной Евразии было незначительным, и добывался он эпизодически. Причём, доля медведя в добыче была выше у земледельцев и скотоводов, что связано с целенаправленной его добычей при защите скота или посевов. У таёжного населения – охотников и рыбаков, ведущих присваивающее хозяйство, медведь играл более важную роль в духовной жизни, что нашло отражение в материалах поселений и могильников, в жертвенных комплексах святилищ. Образ этого зверя ярко представлен в культурах Евразии и Нового света, возникших именно на основе охотничьего хозяйства.

Настоящий расцвет культа медведя в лесной зоне Западной Сибири связан с эпохой средневековья: на 6 святилищах в низовьях Иртыша и на Средней Оби найдены кости медведя в разных сочетаниях – кости лап; головы; туловища и головы; туловища, головы, лапы. Между могилами Киняминского 2 могильника XIII–XIV вв. н.э. обнаружены отдельные части скелета медведя без черепа, а вот на одной из могил XVI–XVII в. в Бедеревском бору на реке Тым найден череп медведя.

Исследователи считают, что почитание лесного великана имело универсальный характер, а то исключительное место, которое он занимал в древних картинах мира, позволяет говорить об особой форме религии – о культе медведя.

Особое отношение к медведю издавна существовало и у населения Западной Сибири. Причём, особенно отличились древние мастера Томского Приобья, на территории которого найдены две каменные скульптуры медведя, а также каменная и керамическая голова зверя. Обнаружены они в памятниках эпохи неолита и бронзового века.

Находки каменной скульптуры относятся к 1950-х годам. Одна из них была сделана молодым археологом Владимиром Ивановичем Матющенко – заведующим Музеем истории материальной культуры Томского государственного университета. Самостоятельные полевые исследования проводились им в окрестностях д. Самусь. В 1953 году им были начаты раскопки на Самусьском неолитическом могильнике.

 Самусьский могильник. Фото № 5 из работы Г.В. Трухина. Архив ТОКМ Ф. 11. Оп. 15. Д. 18

Они продолжались до 1955 года. В одном из погребений была обнаружена уникальная находка, изготовленная неолитическим скульптором. Это небольшая каменная скульптура медведя, стоящего на задних лапах. Фигурка сделана из песчаника в виде круглой скульптуры. Её высота 8 см. Наиболее реалистично выполнены голова и морда зверя. Намечена пасть животного, ноздри и крутой изгиб лба. Глаза – две точки, нанесённые острым каменным инструментом. Рельефно переданы уши. Передние и задние лапы лишь намечены в виде валиков и на брюхе разделены углублением, на передние левой лапе нанесены когти.

 Скульптура медведя. Камень. Самусьский могильник. Фонды МАЭС ТГУ Колл. 6876/338

Рисунок из работы Г.В. Трухина. Архив ТОКМ Ф. 11. Оп. 15. Д. 18

Новая находка каменной скульптуры «галопирующего» медведя была сделана в погребении неолитического могильника, расположенного на месте старого мусульманского кладбища в городе Томске/

Томское Мусульманское кладбище. Из работы Г.В. Трухина. Архив ТОКМ Ф. 11. Оп. 15. Д. 19. Л. 12

Раскопки на этом сложном памятнике проводил в 1955–1956 годах известный лингвист, профессор Томского педагогического института Андрей Петрович Дульзон.

Страничку из дневника А.П. Дульзона с его описанием этой находки и рисунком вы можете увидеть на следующем рисунке.

Рисунок А.П. Дульзона. Дневник… Архив ТОКМ. Ф. 3. Оп. 9. Д. 27. Л. 140 об.

Скульптура медведя небольшая (длина 11 см) сделана из светло-коричневого песчаникового сланца. У зверя крупная голова, выполненная очень реалистично: массивная лобная часть головы, вытянутая морда, короткие уши. Вся фигура медведя и его едва намеченные, короткие задние лапы свидетельствуют о том, что древний скульптор изобразил его в беге. Впечатление это подчёркивается дополнительно такой деталью, как язык, высунутый из пасти.

Скульптура медведя. Камень. Томское Мусульманское Кладбище. Фонды ТОКМ Колл. 1497­_63

Рисунок медведя. ТОКМ КО 35

На основе новых методов датирования современные исследователи пересматривают хронологию могильников на старом мусульманском кладбище и Самусьского. Теперь нижней датой их существования считают V тыс. до н.э. Так что возраст «каменных медведей» из Притомья –7 тысяч лет!

Владимир Иванович Матющенко считал, что «находки такого рода в неолитических могильниках свидетельствуют о существовании религиозных верований», связанных с тотемизмом – верой в существование особой связи между группой людей (род, племя) и каким-либо животным или растением. Им поклоняются, считают себя связанными с ними кровным родством. По имени такого животного или растения люди себя называют. Наиболее распространёнными и, вероятно, наиболее древними тотемами были животные. Так что уже в те далёкие времена на томской земле жили люди, тотемом которых, по-видимому, был медведь.

Археологические исследования в окрестностях д. Самусь продолжались четверть века. Но уже в 1950-х годах Владимиром Ивановичем Матющенко была открыта целая серия памятников, принёсших ему мировую известность, в их числе –  знаменитое поселение бронзолитейщиков Самусь IV. Именно оно стало основой при выделении самусьской археологической культуры.

На этом поселении отголоски медвежьего культа прослеживаются по находкам каменной и керамической скульптуры – каменной головы этого животного.

 

Скульптура головы медведя. Камень. Поселение Самусь IV. Фонды МАЭС ТГУ

С того же поселения головой этого животного, вылепленной из глины, было увенчано какое-то керамическое изделие, возможно, крышка сосуда.

Скульптурный налеп на керамическом изделии. Фонды МАЭС ТГУ Колл. 6794/2647

Возможно, к позднему бронзовому веку (VIII–VII вв.) относится небольшая скульптура головы медведя с Басандайского III городища.

Каменная скульптура. Басандайское III городище. Сборы Р.А. Ураева 1955 г. ТОКМ

 Закончилась эпоха бронзы, и начался ранний железный век, но традиция сохранялась и в это время. В нашем музее есть скульптура медведя из кости. Это подвеска V–II  вв. до н.э. с Карбинского I городища. 

Карбинское I городище. ТОКМ 10913/8518

А вот раннесредневековые медведи с Тыма (VI–IX вв.) – нёготский, из сборов П.И. Кутафьева 1938 г. и наргинские  – отлиты из высококачественной белой бронзы.

Нёготское IV селище. Фонды МАЭС ТГУ 7436/467

Река Тым. Экспедиция П.И. Кутафьева 1938 г. Сборы. Фонды ККМ 672/13

Особенно узнаваемы медведи из окрестностей Нарги, подаренные музею А. и М. Ленок.

Наргинские находки. ТОКМ 14478/1, 14478/2

Это профильные изображения идущего медведя: спина его согнута, голова опущена вниз, пасть раскрыта, глаз овальный, чуткое ухо короткое, хвост короткий. Мощные когтистые лапы украшены «браслетами». Шерстяной покров на туловище показан в виде углублений. В согнутой фигуре, в движении – спокойная уверенность и мощь хозяина тайги.  

Выпукло-вогнутая отливка была изготовлена в двустворчатой форме. На обороте есть петля. Внешняя поверхность предмета сохранила следы полировки. Это изделие является переотливкой. При изготовлении формы, вероятно, использовали аналогичное изображение. Им, скорее всего, был предмет, дошедший до нас во фрагментах, который и послужил основой для отливки. Обе находки изготовлены и использовались в раннесредневековую эпоху.

Из такого же материала в X–XIV вв. отлит один из алдыганских браслетов, хранящийся в Колпашевском краеведческом музее.

Браслет. Могильник Алдыган. Фонды ККМ 3138/31

Могильник Алдыган. Прорисовка браслета

Из такого же металла отлита подвеска в виде фигуры медведя из сборов с Павлово-Парабельского селища.

Павлово-Парабельское селище. Сборы. ТОКМ 11474/2068

Отношение к медведю у хантов и селькупов

У коренных этносов Сибири издавна существовали запреты на добычу (убийство) того или иного представителя фауны. Это могли быть птицы, например, лебедь на реке Пелымке, кукушка на Агане или одна из разновидностей уток на Сосьве. Этих птиц считали воплощением местных богов, примерно так же, как древние греки представляли себе Зевса в образе орла или лебедя, а в древнерусских былинах – Вольгу в образе сокола. На реках Лозьве и Сосьве к «священным животным» относили змею и никогда её не убивали.

У хантов и селькупов особо почитаемым животным был и остаётся медведь. Он – один из главных героев преданий, сказок, быличек, песен. Как и у других северных народов, он может выступать в качестве предка, родоначальника, тотема, духа-охранителя, хозяина нижнего мира.

Для обозначения понятия «род» у селькупов применялось слово «тамтыр» – «соединение воедино людей однородных», то есть людей, имеющих одного предка. Селькупский род носил имя птицы или животного, и члены рода считали себя их потомками. Для них существовал запрет охоты на это (тотемное) животное или птицу. Каждый род имел в собственности свою родовую территорию, которая, наряду с промысловыми угодьями, включала реки и озёра. У селькупов эти названия рек существуют до сих пор и указывают на тот род, к которому они когда-то принадлежали. Поэтому в местах их расселения есть реки: Глухариная, Воронья, Орлиная и т.д. Селькупские роды объединялись в более крупные образования – фратрии. Так, фратрия «Кедровки» включала роды Медведя, Кедровки, Глухаря и Филина. Все они жили в бассейне реки Тым, которая по-селькупски называлась Кассыль-кы (Кедровки река). Фратрия «Орла» включала роды Журавля, Ястреба, Ворона, Лебедя, Орла. Дочерние роды, отделившиеся от главного, носили названия: Род Глухариного клюва, Род Журавлиного клюва.

Селькупы группы чумылькуп своим предком считали медведя. Он царил повсюду, пользуясь властью, которой его наделил «бог неба». Бог-предок был главным в религиозной жизни рода. «Коркыт тамтыр» – «люди Медведя» (Медведя род) проживали в верховьях реки Тым и на него не охотились. Поэтому в 1920-х – начале 1930-х годов медведей в этих краях развелось множество. В это же время был организован Тымский национальный район с центром в юртах Напас. Сюда переселялись селькупы с Оби, Парабели и других рек, и некоторые семьи переехали на новое место вместе с домашним скотом, который в очень короткий срок оказался уничтоженным медведями. Местные власти призвали население к систематической охоте на зверя, что вызвало возмущение тымских селькупов, считавших медведей своими единокровными родичами.

В прежние времена, вплоть до 50-х гг. ХХ в., на Тыму, на территории этого рода, существовали родовые мольбища селькупов (культовые места), где хранились изображения животных-предков родов.

Культовый лабаз. Р. Тым. Колпашевскеий краеведческий музей

По материалам Е. Прокофьевой, в священной избушке Рода Медведя хранилось изображение медведя, вырезанное из латуни. По сведениям Р.А. Ураева, тотем был сделан в виде скульптуры из цельного куска лиственницы в позе стоящего на месте зверя со слегка приподнятой головой. Потомки этого рода называли медведя «man mydamy» («мой младший брат»). На территории Притымья сохранились топонимы, содержащие родовое имя, например, «Медвежья речка» (один из истоков р. Поль-то) или районный центр Каргасок, как известно, означает «Медвежий мыс». Слово qorgy («медведь») легло в основу отдельных селькупских имён и семей, известных с XVII в.

Селькупы сюсюкум, расселявшиеся по Кети, тоже считали своим предком медведя, поэтому и их род назывался родом Медведя. Реку, на которой они жили, они называли «Медвежья река».

Финский исследователь Кай Доннер, побывавший на реках Тым и Кеть в 1911–1913 гг., писал о том, что «кетские самоеды…твёрдо верят в превращение человека в животного и наоборот». Для того, чтобы превратиться в медведя, достаточно было «особым способом перепрыгнуть через какое-то поваленное дерево и при этом проговорить нужное заклинание».

От отношений тотема и членов рода зависело благополучие последнего. Тотемный бог-предок мог дарить роду богатство и счастье, удачу на охоте; мог сделать человека хорошим, бесплодную женщину наградить деторождением и пр. По праздникам ему приносили общую жертву от всех членов рода, а по отдельности мужчины жертвовали ему оружие, меха, деньги, женщины – платки, нитки, иголки.

О божественном происхождении медведя повествует самодийский эпос, по которому медведь приходится сыном селькупского национального героя Ите – божественного властителя и дочери лесного духа. От этого сына-медведя ведут своё начало селькупы реки Кети.

На культовых местах хранили не только подарки в виде предметов, но и черепа самого зверя. Так, в окрестностях д. Наунак существовал «шайтанский остров», где в старину на деревья развешивали различные «подарки», «чтобы не болеть»: товар, туши животных…, когда медведя добывали, то мясо съедали, а кости и головы собирали и отвозили туда.

Около д. Варгананджиной на р. Тым, тоже было своё культовое место, где на деревья развешивали черепа зверей (медведей), шкурки животных, полоски материи, платки; клали монеты и пр. По словам местных жителей, у каждого рода («породы») имелась своя «лесина». «Как идут куда, то туда что-нибудь кладут: Пычкины – крылья утиные вешали, Пыршины – медвежьи головы, туши которых съедались всей деревней».

В верховьях Васюгана в XIX–XX вв. у местных хантов существовал обычай поклонения убитому медведю. Ритуал и праздник заканчивались погребением медвежьего черепа в земле.

Медвежьи могилы обнаружены в верховьях р. Васюган П.И. Кутафьевым в 1938 г. против бывших остяцких юрт Верховских Шмаковского сельсовета.

С почитанием родового тотема связано и языковое табу, существовавшее у хантов, селькупов и русских крестьян-старожилов. Потомки медвежьего рода на р. Тым называли медведя «мой младший брат», «парень», «медвежий старик». «Младшим братишкой» называли его и селькупы юрт Тюхтеревых.

На р. Кеть по отношению к медведю и медведице используются термины «муж» и «жена», «старик» и «старуха», довольно распространеённым именованием медведя является слово «дед» или «дедушка». Обозначение этим термином родства встречается у северных селькупов на р. Таз и р. Баихе.

Тотемный зверь особым образом уважается и почитается остяками и самоедами, о чём пишут исследователи. Каким бы опасным он ни был, его никогда не убивают для промысла и стараются не есть его мяса вне специального, «медвежьего» праздника – у селькупов; «медвежьих игрищ» – у хантов. Употребление в пищу мяса тотемного животного сравнимо с отношением цивилизованных людей к каннибализму.

Медведь – великий дух

У селькупов медведь, с одной стороны, житель верхнего мира, а с другой, – представитель нижнего. В качестве духа нижнего мира он присутствует в облике мамонта-медведя, охраняющего вход в подземный мир внутри земли и землю покойников; или же в облике двух полуободранных медведей с саблями (полумедведи-полулюди), охраняющих дом подземной старухи-хозяйки.

Медведь как хозяин тайги в значительной степени определял успех промысла вообще. Ханты р. Вах считали, что он посылает не только лосей, но и остальных зверей. О почитании селькупами медведя как великого духа свидетельствуют реликты различных церемоний, среди которых выделяется «медвежий праздник», напоминающий «медвежьи игрища» обских угров.

Тема подобия или тождества зверя и человека реализуется посредством ритуала медвежьей охоты, составляющей основу культа медведя. Один из основных этапов ритуала медвежьей охоты после её удачного завершения, в ряде сибирских традиций состоит в «расстёгивании» и последующем снятии шкуры (или «шубы»). Это означает в известной степени принятие Медведя человеческим коллективом (превращение медведя в человека), снятие различий между ними, после чего следует второй этап – вкушение медвежьего мяса.

«Медвежий праздник», связанный с охотой на медведя и его фактическим убийством, довольно долго сохранялся у обских угров, кетов, нивхов вплоть до XX в.

Ритуалы, связанные с охотой на медведя и разделкой его туши, свидетельствуют об отсутствии различий между человеком и медведем и обращение к медведю как к родственному человеку существу. Это проявляется в снятии шкуры с убитого медведя, которое трактуется как действие, производимое по отношению к человеку, и сопровождается призывом: «Ну-ка, поищем вшей!». Ту же тему родства отражают различные иносказательные обращения к зверю: медведя называли человеческими именами (брат сестра, старик, жена и т.п.), а человек мог получить имя медведя. Связь базировалась на вере в родство человеческой и медвежьей души: после смерти человека его душа вселяется в тело медведя, а после смерти медведя она становится вновь человеческой.

Отголоски легенды о том, что медведь был когда-то человеком, проявляются в текстах, где медведь представлен в виде маленького ребёнка и младшего брата человека. В связи с этим и говорится, что есть медвежье мясо – грех.

После смерти медведь, согласно традиционным представлениям, мог выступать защитником в борьбе с нечистой силой. Поэтому шкуру медведя вместе с головой хранили на чердаках жилищ, у северных селькупов её вывешивали на фронтоне домов.

Не только шкура или лапа, но и череп медведя обладал значительной силой и был способен защитить от пришельцев нижнего мира тех, кто хранил его у себя дома: вверху чума или на чердаке. Хранение черепов отдельно от остальных костей было широко распространено у жителей р. Вах, р. Казым, р. Аган. На р. Васюган спустя три года их относили в лес и хоронили.

Медведь в орнаменте хантов

Изображение медведя в орнаменте хантов

Очень образно и доступно рассказывает об узорах хантов этнограф Татьяна Молданова. Изучая их орнаменты, она сделала вывод о том, что священные узоры являются, по сути дела, неким изображением божественного. Среди таких священных узоров есть и изображение медведя, способного к «оживлению»: это изображение в виде распластанной шкуры животного, как на браслете из могильника Алдыган. То, что в археологии и этнографии стилизованные изображения медведя имеют внутреннюю полость и воспринимаются как живые, соответствует, по мнению этого исследователя, сегодняшнему пониманию «медвежьей головы», оставленной в доме в качестве духа.

Среди священных узоров одну из групп составляют изображения медведя.

Этим узором – «изображение медведя» – охотники украшают свои вещи в качестве оберега. Они верят, что медведь их охраняет и приносит удачу на охоте.

След медведя – «медведя узор». След – это часть животного в самом реальном и конкретном значении. Имея перед глазами след, особенно на снегу, опытному охотнику необязательно наблюдать само животное, оно и так уже в конкретно-чувственном восприятии стоит перед его мысленным взором. Ему известно: сыт зверь или голоден, куда и для чего он направляется; более того, по следу считывается, какая завтра будет погода и, следовательно, чем будет заниматься данный конкретный зверь. Поэтому, след есть животное, изображение следа медведя – есть сам медведь, они тождественны.

 

След медведя

Медведь – шаман

По представлениям селькупов, могущественные шаманы были способны оборачиваться медведем. На р. Тым среди шаманских духов-помощников был известен и «медведя дух», который имел облик этого животного (во время камлания в тёмном чуме можно было услышать его поступь и ворчанье в момент прихода на призыв шамана). Изображения духов помощников (сверхъестественных существ) отливали из металла, вырезали из металлических пластин, делали из дерева.

У селькупов р. Кеть была особая категория лиц, которые во время камлания надевали на лицо медвежью маску, а на руки и ноги медвежьи лапы. Согласно поверью, они будто бы и сами могли превращаться в медведей. В 1963 г. на р. Кети в окрестностях юрт Лукьяновых, в «колдовском месте» шамана Сергея Белозёрова возле старого кедра этнографической экспедицией Томского университета были обнаружены остатки костюма и атрибутов такого шамана. Среди них была и медвежья маска, состоявшая из полосы шкуры, снятой с головы медведя, с сохранившимся на ней медвежьим носом. С двух сторон от него шли длинные полосы, выкроенные вдоль всей медвежьей шкуры от головы до хвоста. Медвежий нос должен был закрывать нос шамана, а полосы медведя проходили по щекам шамана, продевались в петли на шапке и спадали за спиной, как косы.

Медведь – свидетель

О медвежьей клятве западносибирских народов сохранились письменные источники. Первое свидетельство об этом было получено еще в XVII в. Избрантом, который писал: «те народы убеждены в том, что если женщина отважится солгать, то тот медведь, с чьей шкуры была эта шерсть, через три дня восстанет из мёртвых и сожрёт клятвопреступницу».

В сообщении о северных остяках 1832 г. утверждается, что они выкусывают волос из шкуры медведя, проглатывают его и говорят: «Пусть меня сожрёт медведь так же, как я теперь ем его шкуру, если я скажу неправду или не выполню своё обещание». Этот же источник добавляет, что самая ценная клятва ими даётся на хвосте шкуры медведя: клянущийся царапает ножом хвост и при этом говорит: «Пусть меня сожрёт медведь, если у меня ложная клятва». Иртышские остяки или целуют хвост, или делают надрез на нём, говоря при этом: «Пусть священный зверь разорвёт мою глотку», если клятва ложная.

Обычна у остяков и клятва на медвежьей лапе, которую клянущийся кусает со словами: «Пусть этот зверь сожрёт меня, если я виноват» или на медвежьем черепе, которые находятся во многих местах на деревьях или столбах. Если в посёлке не оказывалось черепа, то его привозили из другой деревни, причём за его использование владелец получал возмещение.

Финский ученый К.Ф. Карьялайнен, специалист по языку и мифологии хантов, в конце XIX в. отмечал, что самым значительным свидетелем клятвы был и остаётся медведь: «Если остяк высказывает сомнение в супружеской верности своей жены, то он вырезает шерсть из шкуры медведя и предлагает её жене; если женщина невиновна, то она принимает шерсть, но если виновна то ни за что не отважится принять шерсть, а тотчас же признается в преступлении… На ту, которая, будучи виновной, принимает шерсть, затем в лесу нападёт этот зверь и разорвёт её на куски – такова вера».

«Если кто-то… из остяков даст ложную клятву, тот, по их вере, не проживёт и года, а будет сожран медведем».

Описание клятвы дает А.А. Дунин-Горкавич на материалах Сургутского края: обвиняемый для доказательства своей невиновности касался черепа или лапы лезвием топора или целовал его (её), говоря при этом: «Пусть меня разорвёт м

После присоединения Западной Сибири к Российскому государству эта клятва нашла служебное применение: она использовалась при принесении присяги на верность. По описанию известного историка Г. Миллера, присягающих вводили в «судебную комнату», клали перед ними медвежью шкуру и топор и одновременно подавали на кончике ножа хлеб для съедения. Присягающие говорили: «Если только я не останусь до конца верным моей верховной власти страны, а по знанию и желанию стану изменником, уклонюсь от выполнения возложенных на меня обязательств или каким-то другим образом провинюсь перед верховной властью страны, то этот медведь должен разорвать меня в лесу; этот хлеб, который я вкушаю, пусть застрянет у меня в горле, этот нож убьёт меня, этот топор отрубит мне голову».

 

Присяга верности русскому царю у народов Сибири. Интернет ресурс

Вряд ли присягающие сами давали такую сложную клятву, скорее всего, они просто повторяли слова за переводчиком, о чём сообщает Новицкий.

Медвежьи церемонии

В пределах Евразии известно два типа медвежьих ритуалов/праздников: западный – у обских угров, кетов, эвенков, связанный с охотой на медведя, и дальневосточный, включающий воспитание медведя в семье человека.

У некоторых сибирских народов известны «медвежьи пляски», совершаемые перед предстоящей охотой или после её удачного завершения. Иногда такая пляска в медвежьих масках и костюмах, сопровождаемая «медвежьими песнями» приурочивается к главному празднику племени.

Добыча медведя – это большое событие, которому радуются и которое даёт повод к празднику. К нему готовятся, существуют специальные церемонии при добыче зверя, его доставке домой и во время самого медвежьего пира.

Подготовка к охоте. Убийство медведя происходит случайно, так как преследовать этого зверя опасно. Обнаружив лёжку или берлогу медведя, охотник сообщает об этом двум-трём близким людям. Затем охотники собираются у «хозяина», где им подают еду и питьё. Хозяин окуривает пищу и участников дымом пихтовой коры, сжигая её в ложке с углями. Все они должны быть очищены от всего нечистого, что может вызвать гнев медведя. При окуривании читается заговор, в котором медведя называют сыном или дочерью небесного отца, просят не гневаться и подождать их какое-то время. На слово «убить» у хантов существует запрет, поэтому, отправляясь на охоту, они собираются не убить медведя, а «спустить» его с небес, так как у обско-угорских народов он является сыном верховного божества.   

Покидая дом, охотников вновь окуривают: они перешагивают через дымящуюся ложку, после чего отправляются на охоту. С этого времени все оставшиеся дома должны были соблюдать ряд запретов (нельзя мести пол, стирать бельё и т.д.), иначе медведь мог не показаться охотнику.

Добыча медведя. Обычно медведя убивали в берлоге, затем вытаскивали из неё и укладывали, «как человека» – мордой в снег.

По традиционным представлениям, при добыче медведя из него «вылетает» только одна из его душ, остальные остаются при нём, поэтому он «живой». Вот почему для очищения охотники забрасывают друг друга снегом (летом – мхом и землёй), символически изображая пургу/ветер, в которой ни они, ни зверь не смогли различить друг друга. У места добычи разводят костёр и готовят пищу. Пищу окуривают и помещают около медведя, участники обеда сначала кланяются медведю, для угощения которого она тоже предназначена, затем приступают к еде. Этот обычай трапезы после добычи медведя и в его присутствии напоминает еду (поминки) у могилы человека.

Снятие шкуры происходит на том же месте, с соблюдением определённых правил. Зверя кладут на спину, обычно головой на восток, сбоку поперёк туловища кладут палочки (5 самцу, 4 самке) длиной и толщиной с палец – «пуговицы», которые при разрезании шкуры разламывают: таким образом, с медведя снимают «ошейник» и «изготовленную матерью мягкую одежду» – шубу. Зимой шкуру укладывают на нарты в позе сидящего человека, для чего её наполняют пихтовыми ветками.

С этого момента начинается поездка медведя к селению. По дороге охотники от лица медведя отмечают все достойные внимания места и перечисляют все деяния, которые он совершал здесь при жизни: бродил по болоту, собирая ягоды; катался по лужайке или около озера и т.д.

Прибытие в селение. При приближении к посёлку охотники останавливаются и подают выстрелами сигнал, им отвечают тем же и идут навстречу. Шкуру окуривают из дымокура, затем трижды обрызгивают водой – эти очистительные, изгоняющие зло, действия проделываются всеми присутствующими, включая охотников. После чего встречающие кланяются медведю и целуют его, обмакивая руки в сосуде с водой, проводят себе по лицу. В доме для медведя устанавливается помост, на который голова укладывается так, что покоится на передних лапах и его поза напоминает лежащую на животе собаку. Самцу на голову надевают шапку, на шею повязывают платок, самке на голову повязывают платок, на шею – женский воротник, украшенный бисером. Когти медведя украшают кольцами. Снаряжение медведя завершается закрыванием его глаз и носового отверстия нашивками – серебряными или медными монетами, поясными бляшками, берестяными кружками.

Медвежий праздник. Шкура медведя в ритуальной позе

Перед медведем в чашках и берестяных сосудах ставят угощение. После этих приготовлений начинается праздник, который служит главным образом, развлечением для большого зверя и увеселением для охотников и их друзей. Программа праздника очень насыщена и длится несколько дней: 5 дней танцуют «звериный танец», если убит самец, и 4 – если самка.

Перед началом игрищ, поднимая тушу, у медведя спрашивают, желает ли он быть домашним духом. Если «да», то игрища проводятся по одному из двух сценариев, и в нём, в частности, запрещаются эротические сценки. В конце праздника с неба спускаются семь божеств и уносят вторую душу на небо. Ещё одна душа остается при медведе, именно она и служит в качестве домашнего духа: медведь по-прежнему живой, он имеет дух, который называют лыпи вэнтр лух. Эта душа всё видит, понимает, чувствует и т.д. Стилизованное изображение медведя, помещённое на браслет, соответствует именно этому «живому» медведю, ставшему духом. Раньше в качестве духа оставляли выделанную шкуру медведя целиком вместе с головой. После репрессий 1930-х гг., чтобы легче было спрятать духа, стали оставлять только голову.

Если медвежьи игрища происходят по второму сценарию, то после вознесения второй души последнюю тоже умерщвляют (не убивают!). Медведь, которого убили, не может иметь изображения, так как он идентичен мертвецу и, следовательно, для живых представляет большую опасность. Таким образом, изображать можно только лишь «живого» медведя-духа.

Медвежий праздник возник под влиянием представления о кровной связи людей с медведем и их общих предках. Совершение своеобразных “поминок” в виде игрищ или праздника снимало запрет на употребление его мяса в пищу, а могучая сила медведя породила веру в магические свойства его тела.

Отношение к медведю русских крестьян-строжилов

В словаре В.И. Даля для бурого медведя указаны десятки названий: зверь, чёрный зверь, урманный, косолапый, лесной чёрт, потапыч и т.д. Среди русских крестьян-строжилов в конце XIX– начале XX в. в быту, в разговоре использовались обращения «дедушка», «хозяин», другие имена. Вспомним известную песню, в которой его называют «ты, медведь, ты мой батюшка».

О медведе нельзя было вслух неуважительно отзываться или ругать его, так как считалось, что он «услышит» и обязательно отомстит. Особенно страшной, как и у аборигенов Сибири, считалась звериная месть при ложной клятве – при целовании медвежьей лапы, потому что в тот же год «медведь обдерёт» клятвопреступника.

У русских сибиряков отмечено почитание медведя как особого лесного существа. Бытовало убеждение, что эти животные понимают человеческую речь, поэтому, убив медведя, русские охотники «извинялись» перед ним, боясь последствий, и говорили, обращаясь к его «душе»: Не я тебя убил, а тунгус, хант или кто другой, в зависимости от места проживания в Якутии, Сургутском крае.

Сцена охоты на медведя. Русские

Предохраняющие заговоры и обереги от нападения зверя использовали традиционно русские, включавшие христианские элементы. От нежелательных встреч, считалось, уберегали заклинания: «Пень, колода, крута гора, не видать чёрному зверю меня».

В отношении медведя бытовало «суеверие», касающееся его провидческих способностей, особого чутья в отношении женщин. По словам сургутян, он даже из сотни женщин всегда выбирал ту, что была беременна и носила под сердцем мальчика. Объяснялось это желанием расправиться со своим будущим врагом-охотником. Поэтому беременных обычно не брали в лес, так как верили, что они могли навлечь медведя, погибнуть сами и погубить остальных.

Убитый медведь, согласно представлениям сибирских крестьян, мог помогать людям в их борьбе с нечистой силой. Поэтому в некоторых местностях было принято хранить в конюшне отрубленную медвежью лапу, а дом, скотный двор и хозяйственные постройки окуривать медвежьей шерстью.  

У русских старожилов сохранились пережитки, связанные с культом медведя: запрет на все виды хозяйственной и промысловой деятельности на Благовещенье, что связано с представлениями о пробуждении медведя в этот день; святочные и масляничные ряжения медведем.

Сохранению обычаев и обрядов среди русских старожилов способствовали особенности их происхождения. Будучи преимущественно выходцами северорусских губерний, при переселении в Сибирь они попали в близкие природные условия, сказались и их культурные контакты с хантами и селькупами.

Заканчивая рассказ о медведе, можно констатировать, что для западносибирского населения этот зверь до сих пор остаётся одним из самых почитаемых.

Фото медведя. Интернет ресурс

Литература:

Болонев Ф.Ф., Фурсова Е.Ф. Культ медведя в верованиях крестьян Сибири в прошлом и настоящем // Народы Сибири: история и культура. Медведь в древних и современных культурах Сибири. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2000. С. 84–89.

Брей У., Трамп Д. Археологический словарь / Перевод с англ. М.: Прогресс, 1990. 368 с.

Доннер К. У самоедов в Сибири / Перевод с нем. А.В. Байдак Томск: Изд-во ВЕТЕР, 2008.

Дульзон А.П. Дневник раскопок, произведенных летом 1955 года на томском Старом мусульманском кладбище / Архив ТОКМ. Ф. 3. Оп. 9. Д. 27. –329 л.

Дульзон А.П. Предварительный отчет об археологических раскопках на старом мусульманском кладбище у южной окраины города Томска, произведенных летом 1955 года / Архив ТОКМ.  Ф. 3. Оп. 9. Д. 30. – 154 л.

Дульзон А.П. Археологические памятники Томской области. Тр. Том. обл. краев. музея. Т. 5. Томск, 1956. С. 89–316.

Дунин-Горкавич А.А. Тобольский Север. Этнографический очерк местных инородцев. / Репринтное издание 1911 г. В 3 т. Т. 3. М.: Либерия, 1996. 208 с.

Жизнь животных (в семи томах). Т. 7. Млекопитающие. Семейство медвежьих. (С. 286–291). М.: Просвещение, 1989. 558 с.

Карьялайнен К.Ф. Религия югорских народов. Т. 3. / Перевод с нем. Н.В. Лукиной. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1996. 264 с.

Ким А.А. Очерки по селькупской культовой лексике. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1997. 219 с.

Косинцев П.А. Человек и медведь в голоцене Северной Евразии (по археозоологическим данным) // Народы Сибири: история и культура. Медведь в древних и современных культурах Сибири. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2000. С. 4–9.

Кулемзин В.М. Человек и природа в верованиях хантов. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1984. 190 с.

Лаптев И.П. Млекопитающие таёжной зоны Западной Сибири. Бурый медведь (с. 80–87). Томск: Изд-во Том. ун-та, 1958. 285 с.

Матющенко В.И. Новые находки из низовий реки Томи // Краткие сообщения ин-та археологии АН СССР. Вып. 84. М., 1961. – С. 130–132.

Матющенко В.И. Древняя история Сибири. Омск, 1999. 232 с.

Матюшин Г.Н. Археологический словарь. М.: Просвещение АО «Учебная литература», 1996. 304 с.

Мифология селькупов. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2004. 382 с.

Мифы народов мира. Энциклопедия. Медведь (с. 128–130). Т. 2. М.: Научное изд-во «Большая Российская энциклопедия», 1997. 719 с. с ил.

Молданова Т.А. Орнамент хантов Казымского Приобья: семантика, мифология, генезис. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1999. 261 с.

В.С. Мосин, В.В. Бобров, А.Г. Марочкин. Новые данные по хронологии неолита и эпохи раннего металла в лесостепной зоне Зауралья и Западной Сибири // Археология, этнография и антропология Евразии. Т. 45№4. Новосибирск, 2017.

Народы и культуры Томско-Нарымского Приобья. Материалы к энциклопедии Томской области. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2001. 252 с.

Обские угры. Повествование о культуре народов ханты и манси, о бесценном историческом наследии, бережно сохраненном для грядущих поколений. В очерках, образах и сказаниях о «Кожистой, Шерстистой Земле». Ханты-Мансийск, 2002. 64 с.

Пелих Г.И. Происхождение селькупов. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1972. 424 с.

Селькупская мифология / Составитель Г.И. Пелих. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1998. 80 с.

Сидорова Т.А. Этнокультурная ситуация бассейна реки Тым XIX – первой трети XX веков. Вопросы истории, археологии, политических наук и регионоведения. Сб. мат-лов XIII Всерос. научн. конф. студентов, магистрантов, аспирантов и молодых ученых (Томск, 24–26 апреля 2017 г.). Выпуск 13 Т. 2. Томск: Изд-во Том. ун-т, 2017. – С. 272–278

Трухин Г.В. / Архив ТОКМ Ф. 11. Оп. 15. Д. 18

Яковлев Я.А. «И зверьё, как братьев наших меньших…» // Земля каргасокская. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1996. С. 23-39.

Понравилась статья? Поделить с друзьями:
  • Медвежий праздник сценарий
  • Медвежий праздник сибирь
  • Медвежий праздник описание
  • Медвежий праздник музыкальные инструменты
  • Медвежий праздник маски