Национальные праздники народов дальнего востока

Посещение традиционных фестивалей — прекрасный способ познания этнических, религиозных и культурных особенностей народов. В одном действии сразу же раскрывается множество аспектов: традиционные архитектура, костюмы, предметы быта, кухня, музыка.

Каждый традиционный праздник может быть отмечен только раз в год и с сохранением неразрывных констант: сочетание места, времени и действий, что формирует его неповторимый облик и гарантирует исключительные впечатления.

Праздник Камчатского края «День первой рыбы»

12.06.2019, г. Петропавловск-Камчатский, берег Авачинской бухты

Это одно из важнейших древних торжеств коренных жителей Камчатки. Суть обрядового праздника «День первой рыбы» заключается в том, чтобы с помощью ритуальных действий заманить рыбу в камчатские реки. Подготовка начинается с плетения косы из травы. На нее нанизывают рыбные головы и жабры. Хвост косы должен быть в воде. Все, кто участвует в обряде, берутся за косу и идут против течения, своим видом показывая, что тянут с трудом, потому что «много рыбы поймалось». При этом люди приговаривают на родных языках: «Столько рыбы, не можем справиться! Идите сюда, помогите нам!». По обычаю, если за травяную косу берется беременная женщина, это поможет не только ей в родах, но и одновременно обильному ходу рыбы во время нереста.

В программе праздника — концертная программа творческих коллективов, конкурсы, игры. Также организуется показ национальных причесок и костюмов. Все желающие могут отведать уху.

Праздник-обряд кормления Духа хозяина моря

23.06.2019, Поронайск, Сахалинская область

На берегу залива терпения в городе Поронайске перед началом хода лосося, в середине лета, проводится праздник-обряд кормления Духа хозяина моря. Это ритуальное действо, пришедшее к нам из глубины веков, происходит в этно-деревне на берегу Охотского моря.
По верованиям коренных сахалинцев задабривание Духа моря принесет в невода рыбаков богатые уловы лосося, а значит обеспечит сытую и благополучную зиму для всех родовых общин.

Традиционный праздник народов севера «Тени Гу» («Лов горбуши»)

Рыбный промысел является древнейшим и одним из важнейших занятий нивхов, именно с промыслом связаны основные обряды и обычаи коренных народов севера Сахалина. В программе праздника «Тени Гу»: гонки на традиционных лодках, национальная борьба, стрельба из лука, метание гарпуна, тройной прыжок, дегустация национальных блюд из рыбы и ягод.

Корякский обрядовый праздник «Хололо»

04.11.2019, Камчатский Край, центр города Петропавловск-Камчатский

Хололо – это праздник благодарения природе за ее щедрые речные, лесные и морские дары, это проводы нерпы «домой». Убитые охотником нерпы являются гостями, и для них устраивается праздник, чтобы достойно проводить их обратно в море. Коряки верили — если задобрить «души» убитых зверей, то в следующем году они приведут с собой в «гости» своих собратьев. 

На протяжении всего праздника животные «присутствуют» на всех этапах как живые, они веселятся вместе со всеми, едят, а чтобы им не было жарко, их обсыпают снегом, поят водой. Во время сжигания чучел нерп, женщины и мужчины, танцуя, поворачиваются в направлении моря с возгласами «оча-а! хололо!», и таким образом они указывают непрпам дорогу домой.

Коренные малочисленные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации (далее — малочисленные народы Севера) — народы численностью менее 50 тысяч человек, проживающие в северных районах России, в Сибири и на российском Дальнем Востоке на территориях традиционного расселения своих предков, сохраняющие традиционные образ жизни, хозяйствование и промыслы и осознающие себя самостоятельными этническими общностями^[1].

Перечень малочисленных народов Севера

Согласно утверждённому Правительством Российской Федерации перечню коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации, к таким народам относятся^[2] (разбивка по языковым группам по родному языку, сортировка по численности народа в России согласно переписи 2010):

Тунгусо-маньчжурские языки

• Эвенки
• Эвены (21 830)
• Нанайцы (11 671)
• Ульчи (2765)
• Удэгейцы (1453)
• Негидальцы (525)
• Орочи (596)
• Ороки (295)

Всего: 76 263 человека

Финно-угорские языки

• Ханты (30 943)
• Манси (12 269)
• Вепсы (5936)
• Саамы (1771)

Всего: 435 221 человек

Самодийские языки

• Ненцы (44 640)
• Селькупы (3649)
• Нганасаны (862)
• Энцы (227)

Всего: 49 378 человек

Тюркские языки

• Шорцы (12 888)
• Долганы (7885)
• Тувинцы-тоджинцы (4442)
• Теленгиты (3712)
• Сойоты (3608)
• Кумандинцы (2900)
• Телеуты (2643)
• Тубалары (1965)
• Челканцы (1181)
• Тофалары (761)
• Чулымцы (355)

Всего: 520 340 человек

Палеоазиатские языки

• Чукчи (15 908)
• Коряки (7953)
• Нивхи (4466)
• Ительмены (3193)
• Эскимосы (1738)
• Юкагиры (1597)
• Кеты (1219)
• Чуванцы (1002)
• Алеуты (482)
• Кереки (4)

Всего: 37 562 человека

Славянские языки

• Поморы (3113)
• Камчадалы (1927)

Всего: 5040 человек

Сино-тибетские языки

• Тазы (274)

Алюторцы (алютор. alutal’u) — этническая группа из числа официального списка коренных малочисленных народов Севера России. В 2010 году фактически прекратила своё существование как отдельный народ.

Места традиционного проживания и виды традиционной хозяйственной деятельности

Перечень мест традиционного проживания и традиционной хозяйственной деятельности и перечень видов традиционной хозяйственной деятельности малочисленных народов Севера утверждены Правительством Российской Федерации^[3]. Культурно освоенный ареал с маршрутами кочёвок оленеводов, сезонными маршрутами охотников, собирателей, рыболовов, священными, рекреационными местами и прочее, который обеспечивает их традиционный образ жизни^[4], крайне обширный: от долган и нганасан на полуострове Таймыр до удэгейцев на юге России, от алеутов на Командорских островах до саамов на Кольском полуострове.

Согласно перечню видов традиционной хозяйственной деятельности к ним относятся:

• Животноводство, в том числе кочевое (оленеводство, коневодство, яководство, овцеводство).
• Переработка продукции животноводства, включая сбор, заготовку и выделку шкур, шерсти, волоса, окостенелых рогов, копыт, пантов, костей, эндокринных желез, мяса, субпродуктов.
• Собаководство (разведение оленегонных, ездовых и охотничьих собак).
• Разведение зверей, переработка и реализация продукции звероводства.
• Бортничество, пчеловодство.
• Рыболовство (в том числе морской зверобойный промысел) и реализация водных биологических ресурсов.
• Промысловая охота, переработка и реализация охотничьей продукции.
• Земледелие (огородничество), а также разведение и переработка ценных в лекарственном отношении растений.
• Заготовка древесины и недревесных лесных ресурсов для собственных нужд.
• Собирательство (заготовка, переработка и реализация пищевых лесных ресурсов, сбор лекарственных растений).
• Добыча и переработка общераспространённых полезных ископаемых для собственных нужд.
• Художественные промыслы и народные ремесла (кузнечное и железоделательное ремесло, изготовление утвари, инвентаря, лодок, нарт, иных традиционных средств передвижения, музыкальных инструментов, берестяных изделий, чучел промысловых зверей и птиц, сувениров из меха оленей и промысловых зверей и птиц, иных материалов, плетение из трав и иных растений, вязание сетей, резьба по кости, резьба по дереву, пошив национальной одежды и другие виды промыслов и ремесел, связанные с обработкой меха, кожи, кости и других материалов).
• Строительство национальных традиционных жилищ и других построек, необходимых для осуществления традиционных видов хозяйственной деятельности.

Сдерживающие факторы устойчивого развития

Положение малочисленных народов Севера в последние десятилетия осложнено неприспособленностью их традиционного образа жизни к современным экономическим условиям. Низкая конкурентоспособность традиционных видов хозяйственной деятельности обусловлена малыми объёмами производства, высокими транспортными издержками, отсутствием современных предприятий и технологий по комплексной переработке сырья и биологических ресурсов.

Кризисное состояние традиционных видов хозяйственной деятельности привело к обострению социальных проблем. Уровень жизни значительной части граждан из числа малочисленных народов Севера, проживающих в сельской местности или ведущих кочевой образ жизни, ниже среднероссийского. Уровень безработицы в районах Севера, где проживают малочисленные народы Севера, в 1,5—2 раза превышает средний по Российской Федерации.

Интенсивное промышленное освоение природных ресурсов северных территорий Российской Федерации также существенно сократило возможности ведения традиционных видов хозяйственной деятельности малочисленных народов Севера. Из традиционного хозяйственного оборота изъяты значительные площади оленьих пастбищ и охотничьих угодий. Часть используемых прежде для традиционных промыслов рек и водоёмов в связи с экологическими проблемами потеряли своё рыбохозяйственное значение.

6 ноября 2019 года по требованию Минюста РФ Мосгорсуд ликвидировал правозащитную организацию Центр содействия коренным малочисленным народам Севера (ЦСКМНС). Минюст заявил, что центр «неоднократно нарушал законодательство» об НКО. Глава центра Родион Суляндзига связывает претензии с тем, что представители НКО неоднократно рассказывали «на международных площадках» о проблемах коренных жителей Арктики (включая конфликт между коренными народами Арктики и российскими нефтяниками)^[5].

Нарушение традиционного уклада жизни в 1990-е годы привело к развитию целого ряда заболеваний и патологий среди представителей малочисленных народов Севера. Значительно выше среднероссийских показателей среди этих народов показатели младенческой (в 1,8 раза) и детской смертности, заболеваемости инфекционными заболеваниями и алкоголизмом.

Демография

В советский период

В СССР с 1920-х годов официально выделяли 26 малочисленных народов Севера, их суммарная численность составляла: в 1959 году — 129,6 тысяч человек, в 1989 году — 181,5 тысяч человек^[6]. В 1920—1930-е годы вопросами северных народов занимался Комитет Севера ВЦИК (Комитет содействия народностям северных окраин при Президиуме ВЦИК).

Современное состояние

По состоянию на 2009 год^[7] в 28 субъектах Российской Федерации компактно проживают 40 малочисленных народов Севера. Согласно данным Всероссийской переписи населения 2002 года, общая численность малочисленных народов Севера составила 244 тысяч человек, причём численность отдельных народов колебалась от 41 тысячи человек (ненцы) до 240 человек (энцы).

В целом существует положительная динамика демографических процессов в среде малочисленных народов Севера. Почти в 2,5 раза выросло число ороков (ульта), значительно (на 20—70 процентов) выросла численность ненцев, селькупов, хантов, юкагиров, негидальцев, тофаларов, ительменов, кетов и других. Численность ряда народов сократилась, что объясняется как общей отрицательной демографической динамикой в Российской Федерации, так и выделением в ходе переписи из состава малочисленных народов Севера самобытных этнических групп, которые стали идентифицировать себя в качестве самостоятельных народов.

В конце XX — начале XXI веков произошёл рост этнического самосознания малочисленных народов Севера. Возникли общественные объединения, учебные центры, ассоциации и профессиональные союзы (оленеводов, морских зверобоев и другие) малочисленных народов Севера, деятельности которых оказывается государственная поддержка. Во многих местах проживания малочисленных народов Севера воссозданы общины как традиционные формы организации совместной деятельности, распределения продукции и взаимопомощи. В ряде мест^{[уточнить]} традиционного проживания и традиционной хозяйственной деятельности созданы «родовые угодья», территории традиционного природопользования регионального и местного значения, закреплённые за представителями малочисленных народов Севера и их общинами.

Около 65 процентов граждан из числа малочисленных народов Севера проживают в сельской местности. Во многих национальных сёлах и посёлках общины этих народов стали единственными хозяйствующими субъектами, выполняющими ряд социальных функций. В соответствии с законодательством Российской Федерации, общины как некоммерческие организации пользуются рядом льгот и используют упрощённую систему налогообложения.

В Российской Федерации в целом создана правовая база в сфере защиты прав и традиционного образа жизни малочисленных народов Севера. Россия является участницей международных договоров в этой сфере. Меры государственной поддержки (в виде льгот, субсидий, квот на использование биологических ресурсов) также законодательно закреплены. Льготы для представителей малочисленных народов Севера, проживающих в местах традиционного проживания и традиционной хозяйственной деятельности и занимающихся традиционными видами хозяйственной деятельности, предусмотрены Налоговым кодексом Российской Федерации, Лесным кодексом Российской Федерации, Водным кодексом Российской Федерации и Земельным кодексом Российской Федерации.

Значительным достижением стало формирование финансовых инструментов государственной поддержки социально-экономического развития малочисленных народов Севера. За последние 15 лет^{[уточнить]} в Российской Федерации были реализованы три федеральные целевые программы, а также многочисленные региональные целевые программы и подпрограммы по социально-экономическому развитию малочисленных народов Севера, призванные сформировать условия для их устойчивого развития за счёт средств федерального бюджета, бюджетов субъектов Российской Федерации и внебюджетных источников. За счёт средств федерального бюджета были предусмотрены субсидии бюджетам субъектов Российской Федерации на поддержку северного оленеводства и племенного животноводства.

В местах традиционного проживания и традиционной хозяйственной деятельности малочисленных народов Севера для обучения детей оленеводов, рыбаков и охотников, в том числе на родном языке, действуют дневные общеобразовательные школы, школы-интернаты. В местах кочевания оленеводов инициировано создание кочевых школ, в которых дети получают начальное образование с учётом традиционного образа жизни малочисленных народов Севера.

В издательствах по государственному заказу издаётся учебно-методическая литература для изучения языков малочисленных народов Севера. Несколько десятилетий действует Институт народов Севера Российского государственного педагогического университета имени А. И. Герцена.

Российская Федерация приняла активное участие в проведении Международного десятилетия коренных народов мира, провозглашённого Генеральной Ассамблеей ООН в декабре 1994 года, а также стала первым государством, создавшим Национальный организационный комитет по подготовке и проведению в Российской Федерации Второго Международного десятилетия коренных народов мира.

За последние годы^{[уточнить]}, в рамках развития государственно-частного партнёрства, сформировалась практика заключения крупными промышленными компаниями, в том числе топливно-энергетического комплекса, договоров с органами государственной власти субъектов Российской Федерации, органами местного самоуправления, общинами малочисленных народов Севера, районными и поселковыми объединениями малочисленных народов, отдельными национальными домохозяйствами — владельцами «родовых угодий», что позволило создать внебюджетные фонды кредитной поддержки предприятий малочисленных народов Севера.

Культура

Праздники

• День оленевода
• День Оленя — праздник оленеводов в Ненецком автономном округе.
• День саамского флага — официальный международный день саамского флага.
• День Хоомея — праздник, посвящён искусству горлового пения.
• Древо жизни — национальный праздник вепсского народа, проходящий летом.
• С 1969 года в последнее воскресенье января отмечается общенародный праздник народов Севера – «Здравствуй, Солнце!»^[8].
• Медвежий праздник — центральный обряд культа медведя, широко распространённого среди северных народов.
• Международный день саамов
• Наадым — тувинский национальный праздник животноводов.
• Праздник Севера — спортивные соревнования по зимним видам спорта.
• Цаган Сар — праздник монгольских и некоторых тюркских народов (например, тувинцев-тоджинцев) в честь начала весны.
• Шагаа — тувинский Новый Год по лунно-солнечному календарю.

Литература

• Вепсская литература
• Ительменская литература
• Корякская литература
• Мансийская литература
• Нанайская литература
• Нивхская литература
• Тувинская литература
• Удэгейская литература
• Ульчская литература
• Хантыйская литература
• Чукотская литература
• Эвенская литература
• Эскимосская литература

Ремёсла и промыслы

• Корневатик — плетёный сосуд, изготовляемый из кедрового корня и черёмухового прута у хантов и манси.
• Леуку — большой тяжёлый нож, используемый саамами в быту.
• Нухуко — традиционная детская игрушка ненцев, кукла, в основу которой положен птичий клюв.
• Паренский нож — разновидность традиционного северного ножа, изготавливаемая коряками.
• Чукотская резная кость — фигурки из моржового клыка, гравированные и рельефные изображения на моржовых клыках.

См. также

• Русскоустьинцы
• Якутяне
• Походчане
• Ассоциация коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации
• Перечень коренных малочисленных народов России (в целом России)
• Народы Арктики

Примечания

Литература

• Народы России. Атлас культур и религий. — М.: Дизайн, Информация. Картография, 2009. — 256 с.: с илл. — ISBN 978-5-287-00607-5
• Пименова Н. Н. Механизмы социокультурных изменений коренных этносов Севера и Сибири : социально-философский анализ / дисс. … канд. филос. наук : 09.00.11. — Красноярск: СФУ, 2015. — 183 с.
• Sablin I. V., Savelyeva M. Mapping Indigenous Siberia: Spatial Changes and Ethnic Realities, 1900—2010. // Settler Colonial Studies. — 2011. — Vol. 1. — № 1. — P. 77-110. doi:10.1080/2201473X.2011.10648802

Ссылки

• Распоряжение Правительства РФ от 04.02.2009 N 132-р «О Концепции устойчивого развития коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации» (недоступная ссылка) на сайте Консультант Плюс

• Портал содействия КМНС, новости, информация о грантах, поддержка

УДК 947.05 (571.6)

DOI 10.24412/1026-8804-2021-3-169-182

Традиционные праздники как духовно-ценностные ориентиры в досуговой культуре Дальнего Востока России (конец XIX — начало XX в.)

Галина Алексеевна Андриец,

кандидат исторических наук, научный сотрудник Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН, Владивосток. E-mail: andriets2005@list.ru

В статье рассматриваются основные традиционные праздники как духовно-ценностные ориентиры в досуговой культуре дальневосточного региона во второй половине XIX —начале XX в. Отмечено, что культурные ценности возникают в формах повседневного и праздничного досуга. Основной составляющей праздничной культуры является праздник или совокупность праздников и связанных с ними обрядов, традиций, символов, накопленных человечеством и передаваемых от поколения к поколению. Определено, что праздничная культура легко усваивает общественные и культурные новшества, демонстрирует уровень и характер развития традиционной досуговой культуры, что отражается в конкретном торжестве. Подчёркнуто, что рож-дественско-новогодний цикл обычаев и обрядов, называемый Святками, наряду с религиозной выполняет развлекательную функцию. Обязательный ритуал включает организацию и проведение рождественских колядований и новогодних ёлок с благотворительной целью. Особой популярностью в период от Нового года до Крещения пользовался обычай гадания, который со временем утратил своё ритуальное значение и для большинства населения был весёлым молодёжным развлечением. Выявлено, что на Святки и в масленичную неделю праздничный досуг населения заполняли балы, маскарады, танцевальные вечера, участие в которых, а тем более победа в конкурсе костюмов, считались очень престижными. На Пасху устраивались уличные балаганы, качели, карусели, различные аттракционы, дома пекли куличи, красили яйца. Досуг состоял из праздничного богослужения, обязательно-

„ го пасхального застолья, или разговения, похода в гости с поздравлениями

01 .

и, конечно, народных гуляний. Автор приходит к выводу, что с ростом об-

§ щественной активности и самосознания населения наряду с сохранением

^ традиционной обрядности возникали новые формы праздничного досуга.

^ А народные гуляния как нечто единое и цельное становились более органи-

зованными и зрелищными. § Ключевые слова: Дальний Восток, традиционные праздники, досуговая

культура, духовные ценности, обряды, традиции.

Traditional Holidays as Spiritual and Value Orientations

in Leisure Culture of the Russian Far East

(The Second Half of the 19th Century — The Early 20th Century).

Galina Andriets, Institute of History, Archaeology and Ethnology of the Peoples

of the Far East, FEB RAS, Vladivostok, Russia. E-mail: andriets2005@list.ru.

The paper examines the main traditional holidays as spiritual and value orientations in the leisure culture of the Far Eastern region from the second half of the 19th century until the early 20th century. It is noted that cultural values arise in the forms of everyday and festive leisure. The main component of the festive culture is a holiday or a set of holidays and related rituals, traditions, symbols accumulated by mankind and passed on from generation to generation. It is determined that the festive culture easily assimilates social and cultural innovations, demonstrates the level of development of traditional leisure culture, gives an idea of the nature of its development, which is reflected in a particular celebration. It is emphasized that the Christmas-New Year cycle of customs and rituals called Christmastide, in addition to the religious function, also performs the entertaining function. The obligatory ritual includes organizing and conducting Christmas carols and New Year’s parties for charitable purposes. The custom of fortune telling was especially popular in the period from New Year to Epiphany, which over time lost its ritual significance and was a cheerful youth entertainment for the majority of the population. It was revealed that during Christmastide and Shrovetide week the festive leisure of the population was filled with balls, masquerades and dancing parties. The participation and, moreover, winning in a costume contest were considered very prestigious. At Easter, street booths, swings, carousels, various attractions were arranged, cakes were baked at home, eggs were painted. Leisure consisted of a festive church service, an obligatory Easter feast or breaking the fast, visits with congratulations and, of course, folk festivals. The author comes to the conclusion that new forms of festive leisure appeared with the growth of social activity and self-awareness of the population along with the preservation of traditional rituals. And folk festivals, as something unified and integral, became more organized and spectacular. Keywords: Far East, traditional holidays, leisure culture, spiritual values, rituals, traditions.

В настоящее время в российской исторической науке интерес к праздничной культуре подтверждается многочисленными попытками возродить народные традиции, использовать компоненты зрелищно-игровой культуры в современных массовых праздниках и гуляньях. На протяжении всей истории праздники сопровождали наиболее значимые моменты и периоды в жизни коллектива, государства, народа, религиозной общины или семьи. Традиционные народные праздники, включённые в систему православного календаря, имели не только сугубо религиозную и обрядовую сторону, но и «вполне светские традиции» [18, с. 2].

На рубеже XIX—XX вв. на Дальнем Востоке России культурные ценности возникали в формах досуга, в сфере культуры и отдыха. Любое торжество, кроме идейно-смысловой нагрузки, которая в религиозном празднике доминирует, содержит в себе и досуговый компонент. В системе духовных ценностей досуг занимает особое место и в последнее время всё чаще оказывается объектом исследовательского внимания [7; 14; 15; 17; 18; 20; 23]. При этом праздничная культура как часть традиционной культуры досуга изучена недостаточно [13; 17; 18; 20; 22; 23]. Она включает представления, умения и навыки, всю практическую подготовку праздника и его проведение. Бесспорно, основной составляющей праздничной культуры является праздник, а точнее совокупность праздников и связанных с ними обрядов, традиций, символов, накопленных человечеством и передаваемых от поколения к поколению. Французские исследователи, например, предлагают понимание «праздника» через социокультурную динамику, «когда сообщество развлекательным (игровым) способом подтверждает свойственные ему общественные и культурные отношения» [13, с. 70]. Тем самым праздник формирует в общественном сознании определённые духовные ценности и ритуалы. В данной работе мы опираемся на такое понимание праздника, которое чаще всего ассоциируется с эмоциональным восприятием, как «изъятые из повседневности общественные события торжественного характера» [13, с. 70].

Целью статьи является рассмотрение основных традиционных праздников как духовно-ценностных ориентиров в досуговой культуре городского населения юга Дальнего Востока России во второй половине XIX — начале XX в. Особое внимание уделим характеристике традиционных обрядов и обычаев, общепринятых в праздничной культуре русских дальневосточников, отметим массовость и зрелищность праздников, включённых в систему православного календаря, выявим новые формы культурно-развлекательных мероприятий в традиционном праздничном досуге горожан.

Надо сказать, что данная статья является самостоятельным исследованием по указанной теме и существенно дополняет ранее опубликованные автором работы [4; 5; 6]. За рамками исследования остаются полиэтнический и поликонфессиональный аспекты праздничной культуры. Принимая во внимание высказывание о том, что культурная жизнь дальневосточных городов «развивалась в том же направлении, что и культурная жизнь центральной России» [4, с. 217], некоторые региональные аспекты традиционной праздничной культуры обосновываем в работе с общероссийских позиций.

Праздник — явление многогранное и многофункциональное, в сознании человека он не только ассоциируется с определёнными датами и выходными днями, но и вызывает особый душевный подъём. Благодаря этому праздничная культура легко усваивает общественные и культурные новшества, даёт представление об уровне и характере развития традиционной досуговой культуры, что отражается в конкретном торжестве [23, с. 1,12—13].

Все значимые даты традиционного праздничного календаря включают три основных составляющих. Прежде всего, это сбор в кругу семьи как демонстрация сплочённости родственников. Обязательное посещение храма свидетельствует о приобщении присутствующих к высокой духовности. И, наконец, выход на улицу, «в народ», подчёркивает единство общества и даёт возможность для проявления естественной природы человека. Таким образом, подтверждается основная сущность праздника — объединение в общем устремлении, преображение себя и мира, приобщение к непреходящим ценностям [17, с. 4].

Существенное влияние на общественную жизнь населения дальневосточной окраины оказывала церковь, для подавляющего большинства — православная. Чередование труда и отдыха, формы и характер проведения досуга во многом определялись датами религиозного календаря, обязательного для всех. В рождественско-новогоднем цикле традиционных обрядов, направленных на обеспечение плодородия и благополучия в наступающем году, выделялись Святки [21, с. 570], проходившие обычно с вечера 24 декабря по 6 января по старому стилю. Праздничные дни от Рождества Христова до Крещения наряду с религиозной выполняли развлекательную функцию, считались самым оживлённым и весёлым временем года, особенно у молодых людей. Обязательный ритуал включал организацию и проведение рождественских и новогодних колядований (колядок), широко известных и распространённых в народной среде. Молодёжь, как правило, весёлой гурьбой обходила дома с пожеланиями благополучия хозяевам, за что получала вознаграждение, обычно продуктами. Утром на Новый год мальчики поздравляли домохозяев, исполняли праздничный тропарь, рассыпали семена — «засевали». Детям дарили мелочь. Всё, что удавалось наколядовать, «шло на устройство праздничных вечеринок и бесед, которые… отличались особым разгулом и многолюдностью» [21, с. 570].

Со второй половины XIX в. на Дальнем Востоке был распространён обычай ряжения, в котором принимали участие не только мужчины, но и женщины. В социальном отношении основными его участниками были мелкие канцелярские чиновники, мещане, казаки. Нижние чины оставались в форме. Обычно использовались традиционные маски — конь, коза, бык, старик и старуха. В начале XX в. стали популярными бытовые маски — доктор, цыган и цыганка и др. На святки разыгрывали народные драмы — «Лодку», «Царя Максимилиана», «Голого барина» [21, с. 570]. Так, в 1853 г. весело и оживлённо прошли Рождество и Новый год в домике у Г.И. Невельского. В честь праздника из скудных запасов каждый сотрудник возглавляемой им Амурской экспедиции получал по 12 фунтов белой муки, по 10 фунтов масла, по полфунта чая и по чарке водки. Произносились тосты, гости пели, танцевали, даже разыгрывали сцены из «Недоросля»; днём дамы и офицеры катались с гор на санках, собачьи и оленьи упряжки мчали их по снежному заливу. Не скучали и в Николаевском

посту, откуда пришло следующее сообщение: «Мы встретили праздник, как следует встретить праздник. русским людям, обедали все вместе. вечером по охотскому положению была вечёрка» [1, с. 118—119].

Неотъемлемым атрибутом зимних календарных праздников была рождественская благотворительная ёлка, устраиваемая бесплатно с раздачей подарков. Например, моряки Владивостока организовывали ежегодный праздник для детей из бедных семей. Ёлку ставили в канцелярии Сибирского флотского экипажа в деревянной казарме, украшали её апельсинами, яблоками, конфетами, многочисленными свечами. В соседнем помещении накрывали столы, готовили угощение и подарки детям. Торжественная часть состояла из театрального представления, народных песен, комических сценок, которые разыгрывали сами матросы. Один из посетителей такой «экипажной ёлки» Н.П. Матвеев (Амурский) впоследствии вспоминал, что дети «были рады, довольны и сияющи, как первые богачи в мире» [3, с. 106].

В Хабаровске 30 декабря 1893 г. на ёлке для гимназисток и кадетов новогодние подарки вручали Приамурский генерал-губернатор С.М. Духовской с супругой [11, с. 46]. Вот как вспоминает зимние праздники 1894—1895 гг. В.Ф. Духовская: «В первый день Рождества пять молодых хохлушек-переселенок пришли к нам колядовать, по малороссийскому обычаю. 26 декабря [1894] аллегри прошёл у нас ещё удачнее, чем в прошлом году. Народу было очень много, преимущественно солдаты и китайцы, играл хор военной музыки. Вечером мы отправились на любительский спектакль в Военном собрании. 1 января [1895] у нас опять была ёлка для кадет и гимназистов, собралось до ста пятидесяти детей; в антрактах между танцами один из учителей городской школы показывал им волшебный фонарь. Накануне ёлки Рамзайцева одела дворника гимназии Дедом Морозом, каждая девочка должна была передать ему билетик, на котором написано, какой она желает получить подарок на ёлке. Многие писали: „Милый дед, я хочу куклу», но были и такие, которые пожелали зеркало» [8, с. 105, 110]. В Харбине в начале XX в. ёлка в «Детском маяке» Е.Н. Соколовой доставляла много удовольствия обилием развлечений — сценки, живые картины, хоры, дуэты и соло, «микроскопический», по возрасту исполнителей, балет, трогательная сценка «Солдат и старушка», жизнерадостные «Кузнецы» и страшный «Стёпка-растрёпка» [12, с. 14].

Празднества по поводу зимних Святок проводились в открывшихся к тому времени всевозможных общественных и культурных учреждениях. Наиболее в этом деле преуспели хабаровские пожарники, чьи торжества славились значительным числом гостей и хорошей подготовкой. Так, для новогоднего маскарада 1899 г. специалисты по борьбе с «красным петухом» с большой изобретательностью украсили зал пожарными арматурами, а в центре соорудили витрину с призами в виде пожарной каланчи [9, с. 33]. А Хабаровское общественное собрание на Рождество

и встречу нового, 1902 года проводило членский маскарад, танцевальный вечер, вечер Общества вспомоществования нуждающимся учащимся [19, 1901, 23 дек., с. 13]. Вечером 1 января для «избранного общества» в доме главы местной администрации, как правило, давался костюмированный бал.

Участие в подобных вечерах, а тем более победа в конкурсе костюмов, считались очень престижными. Об этом свидетельствовали ценные подарки победителям (например, золотые часы), которые заказывали в столице. Чтобы выбрать самого достойного, члены жюри без предварительного обсуждения опускали свои купоны в специальный ящик. Подсчётом голосов занимались помощники, выбранные из публики. Описание лучших «масок» появлялось в местной прессе. Особенно ценились так называемые идейные костюмы, т.е. выражающие какую-то мысль оригинальным способом. Например, в 1899 г. костюм-сенсация состоял из двух половин, сшитых вместе: арестантского одеяния с бубновым тузом на спине и шикарной «тройки» с массивной золотой цепью на жилетке; головной убор также являл собой странный союз войлочной шапки с шёлковым цилиндром. Были и «чернушные» наряды, обладатели которых шокировали отдыхающую публику в надежде получить приз. Так, в 1907 г. один из участников маскарада носил на спине гроб, старательно изображая усопшего, что, по замыслу автора, символизировало «смерть свободного слова» [9, с. 33].

Военное ведомство в праздничные дни обычно выделяло дополнительное довольствие. Так, по Приказу командира 12-го Восточно-Сибирского стрелкового полка (крепость Владивосток) полковника Цыбульско-го от 17 декабря 1906 г. № 354 было выписано «в расход из ротных сумм каждой строевой роты по 50 руб., а нестроевой 100 руб.», всего «900 руб. для выдачи ротным командирам на устройство ёлки и улучшение пищи нижним чинам в Рождественские праздники. На устройство кутьи на сочельник выдать в роте по 1/4 фунта риса на человека и по 5 фунтов мелкого сахара. Выписать в расход из артельных сумм каждой строевой роты по 50 к., а всего 8 руб. для выдачи Поручику Соболеву на улучшение пищи хлебопёкам в день Рождества» [ГАПК. Ф. 12. Оп. 1. Д. 3. Л. 191, 192 об. — 193].

Традиция отмечать зимние праздники сохранялась и в военное время. Например, в годы Первой мировой войны в 1915 г. «Вечерняя газета» поздравила читателей г. Владивостока с «великим праздником Рождества Христова» и опубликовала следующую программу. В театре-иллюзионе «Золотой Рог» в субботу 26 декабря кинематографические картины «В год кровавых испытаний» (драма из военной жизни в 3-х отделениях: 1) Накануне войны, 2) Клятва верности, 3) Да здравствует армия!!!), «Военная хроника последних мировых событий» (с театра военных действий), «Мышонок сосватал» (комические сцены). Утренний спектакль труппы малорусских артистов К.Л. Кармелюка-Каменского (по Гоголю)

с пением и танцами (начало в 1 час дня). 31 декабря — «1-й Грандиозный Бал — Маскарад и встреча Нового года с раздачей ценных призов за идейный и на злобу дня костюмы» (2 мужских и 2 дамских приза). Народный Дом. В субботу 26 декабря — «Тарас Бульба», драма в 4-х действ. Н.В. Гоголя (начало в 8 час. вечера). Пушкинский театр. Вечером 27 декабря — «Запорожец за Дунаем», опера в 3-х действ., музыка Гулак-Арте-мовского; «День правды», водевиль в 1-м действ., соч. Товстоноса. Днём 28 декабря — «Невольник», драма в 5 д. с пен. и танц., соч. Кропивницко-го; вечером — «Ой не ходи Грицю, та на вечерницю!», драма в 5 д. с пением и танцами, соч. Старицкого [10, 25 дек., с. 1—2].

Особой популярностью в период от Нового года до Крещения пользовался обычай гадания, который со временем утратил «своё ритуальное значение и для большинства населения… [стал] весёлым молодёжным развлечением. Гадали преимущественно девушки о своём будущем замужестве». На Крещение, которым завершался рождественско-ново-годний цикл празднеств и гуляний, совершался «массовый крестный ход с водосвятием на Иордань — специально оформленную прорубь на местном водоёме.». Подготовка процессии и устройство проруби также были общественным делом, «в нём принимали участие все от мала до велика. Из проруби брали освящённую (святую) воду», многие окунались в ледяную купель [21, с. 570]. Например, в 1895 г. в Хабаровске на крещенское водосвятие «хохлы-переселенцы вырубили во льду громадный крест, выкрасили его и поставили стоймя на реке» [8, с. 110].

В праздничную культуру Дальнего Востока большое оживление вносил Новый год по лунному календарю, отмечавшийся в течение нескольких дней весельем и гуляниями. Так, празднование китайского Нового года 14 января 1895 г. в Хабаровске длилось всю ночь. Как вспоминал очевидец, «китайцы расхаживают по улицам на ходулях, с разноцветными фонарями в руках» [8, с. 110]. Во Владивостоке «народ» обычно посещал выступления проезжающих акробатов и фокусников, смотрел на китайские представления, которые совершались в то время прямо на площадях, на открытых подмостках, любовался китайскими праздниками, «когда сыны Небесной империи по городу своего Дракона носили или ходили процессиями на ходулях» [16, с. 179—180]. Иногда русские ходили в гости к китайцам.

В народной среде годовой цикл календарных праздников дополняла весёлая и шумная Масленица. В отличие от других праздников, она «не имела христианского осмысления и отмечала лишь начало Великого поста перед Пасхой». В обрядовой атмосфере, восходящей к древнему язычеству, были естественны шуточные сценки, проказы ряженых. Масленичное общение носило в целом разгульный характер. Одна из основных обрядовых форм — «хождение в гости и приём гостей» — сопровождалась обильной жирной едой. «Атрибутом Масленицы стали блины, которые поедались в большом количестве» [21, с. 570]. В хабаровском высшем

обществе было принято днём после блинов ездить на тройках на Красную речку пить чай. Для народа на плацу устраивались качели. В Общественном собрании читались лекции. В частности, супруга Приамурского генерал-губернатора В.Ф. Духовская вспоминала, как «…вечером… лектор Лапин читал назидательную лекцию о любви» [11, с. 48].

Надо сказать, что дальневосточная интеллигенция с большой ответственностью относилась к своей просветительской миссии и старалась заполнить праздничный досуг «простого народа» полезными занятиями. Например, в 1897 г. газета «Приамурские ведомости» сообщала, что на масленичной неделе в столовой 10-го Восточно-Сибирского линейного батальона военными под руководством штабс-капитана и поручика Конакова было устроено несколько солдатских спектаклей для нижних чинов и их семейств, в числе которых драма «Правому Бог защита» и комедия-шутка «Солдатская любовь». Театрализованные представления завершались хоровым пением русских и малорусских народных песен с плясками, игрой оркестра балалаечников, хора духовой музыки окружного штаба, исполнением клоунских сценок [19, 1897, 23 февр., с. 8; 2 марта, с. 7]. Примечательно, что развлекательными мероприятиями в масленичную неделю охватывались все горожане, включая извозчиков, которые обычно мёрзли у подъездов, дожидаясь посетителей. В то время как в зрительном зале шёл спектакль, извозчики смотрели на экране, укреплённом на краю крыши одного из зданий, «туманные картины» [19, 1897, 2 марта, с. 8].

В течение всей масленичной недели проходили танцевальные вечера, балы, маскарады. Одним из наиболее удачных оказался масленичный вечер 1906 г., на котором женскому костюму «Хабаровская пресса» была присуждена первая премия. На юбке, сшитой из трёх полос, окрашенных в цвета российского флага, были напечатаны названия выходящих в г. Хабаровске газет с соответствующими девизами. На белой полосе была представлена газета «Приамурские ведомости» с девизом «Что прикажите?»1, на красной — «Приамурье» с девизом «И нашим и вашим», на синей — «Свободное слово» с шеренгой из знаков «?» и «!». В верхней части юбки-досье имелись кармашки, в которых были размещены «сотрудники»: ножницы, клей, кисточки и столичные газеты. На голове «Хабаровской прессы» была шляпа, сделанная из печатных полос в форме утки с торчащим пером. Лучшим мужским костюмом был назван «Народный митинг». Он представлял сборную конструкцию: скамейка, два сидящих на ней крестьянина — «председатель» и «секретарь» с балалайкой, водкой и закуской в руках. Передвигаясь с лавкой по залу, «митинг» забавлял отдыхающих на протяжении всего праздника [9, с. 34].

Самая любимая масленичная забава — публичное катание в санях и с ледяных гор — была распространена как в городе, так и в сельской местности. С конца XIX в. сохранялся обычай накануне Масленицы

1 Орфография источника сохранена. £

заливать ледяные горки, только в сёлах их устраивали вдоль или поперёк рек, а в городах возводили на площадях. В масленичных гуляниях участвовали все слои населения. Для детей устраивали бесплатный каток, выдавали коньки, санки. Подобные масленичные катания, по мнению современников, сохранялись в начале XX в. по традиции и были направлены только на светские цели: доставить удовольствие от быстрой езды, показать богатство экипажа и красоту упряжи, для молодых — блеснуть своей удалью [15, с. 127].

Горки и празднично украшенные улицы во время народных гуляний становились своеобразной сценой, где присутствующие одновременно оказывались и зрителями, и действующими лицами. «Масленичное гуляние заканчивалось обрядом проводов масленицы, в котором принимало участие много народу: жгли костры, провозили чучело, сжигали его или разрывали на куски и разбрасывали по полям» [21, с. 571]. В целом после Масленицы общественная жизнь замирала.

Цикл весенних праздников начинался обычно за неделю до Пасхи, в субботу накануне Вербного воскресенья, и славился вербными базарами. Особенность последних состояла в том, что и покупатели, и продавцы участвовали в торге по привычке. Представленные товары были в основном низкого качества и большой прибыли не приносили. На Страстной неделе осуществлялась подготовка к предстоящим торжествам: приобретались подарки и обновки, делалась генеральная уборка, готовился праздничный стол. Театральные представления и увеселения были запрещены [20, с. 17—18].

Первым и наиболее значимым праздником, который наступал после Великого поста, была Пасха, отмечавшаяся согласно церковному календарю, но не ранее 22 марта и не позднее 25 апреля. Все запрещённые в период строгого поста общественные развлечения возрождались вновь и продолжались всю пасхальную неделю. Обычно на площадях устраивались качели, карусели, балаганы, различные аттракционы и др. Например, в 1909 г. Владивостокская городская управа разрешила крестьянину Орловской губернии Афанасию Андреевичу Иванину построить в городе деревянный балаган для народного (в том числе циркового) увеселения на Пасхальной и Фоминой неделях [РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 653. Л. 29]. А в 1910 г. было дано разрешение местному мещанину Павлу Сладкову поставить на Пасху «карусель Панораму и тир практической призовой стрельбы» [РГИА ДВ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 654. Л. 296]. В простонародной среде кроме вышеуказанных развлечений были популярны специфические пасхальные игры — «биться яйцами» и «катать яйца» [15, с. 130]. В «высшем обществе» накрывали обильные пасхальные столы, вели приёмы, дарили подарки. Так, супруга генерал-губернатора В.Ф. Духовская вспоминала, что в честь Великого Христова Воскресенья ученицы женского училища преподнесли ей в дар вышитую подушку и два яйца, на которых были искусно вырезаны имена всех учительниц [11, с. 48].

По традиции подготовку к празднику Пасхи начинали заранее, повсеместно пекли куличи, красили яйца, делали сыры. Святую неделю проводили в кругу родных и знакомых. Особенно тщательно к Великому Христову Воскресенью готовились военные. Например, согласно Приказанию по 12-му Сибирскому стрелковому полку (крепость Владивосток) от 1 апреля 1914 г. № 121 нижним чинам в первые три дня праздника Святой Пасхи была улучшена пища: вместо гречневой каши давали рисовую, на обед — борщ с полуфунтом свинины, на ужин — по полфунта мяса. Кроме того, выдавались «по 1 фунту кулича (на двоих один 2-фунтовый), по 5 штук крашеных яиц, свинины копчёной бочок по 1/4 фун., на троих по одной 9-коп. булке. Сырной Пасхи по 1/8 фун. на каждого человека. После разговения всем выдавали горячий чай.». В первые три дня праздника нижним чинам показывали «полковой иллюзион в помещении учебной команды и в столовой 3-го и 4-го батальонов [спектакль]» [ГАПК. Ф. 12. Оп. 1. Д. 25. Л. 49].

Досуг на Пасху состоял из праздничного богослужения, обязательного пасхального застолья, или разговения, похода в гости с поздравлениями, посещения кладбищ, служебных награждений и чинопроизводства и т.д. Сугубо пасхальная традиция христосования (троекратный поцелуй с поздравлением и обменом пасхальными яйцами) соблюдалась везде: дома, в храме, в гостях, на улице, с родственниками, знакомыми и посторонними людьми [20, с. 18—19]. При этом официальная общественно-религиозная часть оставалась сильной стороной праздника. Однако к посещению церкви людей влекла не только вера, но и эстетическое чувство, например желание послушать хоровое пение.

Радость от встреч и общения с широким кругом знакомых присутствовала не только в официальной, но и в культурно-развлекательной части праздника, независимо от возраста и социального статуса человека. Особенно в таком общении нуждались дети и подростки. Не случайно на пасхальной неделе 1901 г. были устроены массовые торжества для хабаровской учащейся молодёжи в женской гимназии (320 чел.) и в Николаевском городском училище (420 чел.), куда также прибыли кадеты хабаровского корпуса и ученики технического железнодорожного училища. Хоровое пение, танцы, чаепитие, показ «туманных картин», вручение подарков с искусственными пасхальными яйцами и конфетами дополнило выступление гастролировавшего в то время по Дальнему Востоку фокусника и чревовещателя Отто Шарлье [19, 1901, 8 апр., с. 5]. Участие детей и подростков в праздничных мероприятиях свидетельствовало об объединении духовных интересов разных поколений.

Типичным примером может служить пасхальная неделя, прошедшая в 1912 г. в г. Благовещенске. Культурно-развлекательные программы практически всех учреждений города создавали праздничную атмосферу: работали иллюзионы, в театре Роганова ставились спектакли, в цирке Левентаса давались любительские дневные и вечерние представления.

В помещении Ольгинской школы 28 марта был организован детский праздник со спектаклем (сказка-феерия «Спящая красавица»), пением, танцами и играми. Для взрослого населения в театре Общественного собрания 29 марта состоялся семейно-танцевальный вечер, а на Сенной площади были устроены народные развлечения: карусели, качели и проч. [2, 25 марта, с. 5].

В атмосфере праздника человек наиболее остро ощущал себя одновременно личностью и членом коллектива, осуществлялись контакт и свободное общение, без которых невозможно нормальное существование. Особую важность это приобретало в военное время. Например, Светлое Христово Воскресенье отмечалось в годы Русско-японской войны при обороне Порт-Артура. По воспоминаниям очевидца, день 28 марта 1904 г. «…выдался прекрасным. Японцы дали провести праздник, да и на море не было видно судов. в саду играла военная музыка. Солдаты и офицеры с жёнами гуляли. много публики, несмотря на тяжёлое время войны». По случаю праздника в Порт-Артуре были открыты бесплатные чайные, столовые для солдат [ХКМ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1520. Л. 12, 21].

В целом Пасха воспринималась как семейный праздник, главные мотивы которого — счастье и возрождение к новой жизни. При этом большой популярностью пользовались ежегодные благотворительные акции на Светлой неделе «по сбору средств в пользу малоимущих», «раздавались куличи и пасхи бедным, организовывались разговения для нищих» [20, с. 24]. В 1916 г. Благовещенский отдел Приамурского Комитета по оказанию помощи воинам получил пасхальные подарки от Благовещенского епархиального церковно-школьного Комитета по сбору пожертвований и изготовлению вещей для русской армии в количестве 236 предметов, Торгового дома «<Кунст и Альберс» в количестве 146 рубашек и 17 кальсон, от учениц благовещенской Алексеевской женской гимназии — 3 ящика весом 7 пудов 2 фунта, в которых находилось 330 разных книг и журналов для чтения и др. [РГИА ДВ. Ф. 755. Оп. 2. Д. 1341. Л. 2, 14—15, 22, 35—36].

Как уже отмечалось ранее, непременным атрибутом всех традиционных праздников являлись народные гуляния: в скверах, на центральных улицах или в городском саду. Здесь организовывались выступления военных оркестров, хоров, устраивались бесплатные качели и прочие аттракционы, включая выступления фокусников и акробатов. Среди массовых увеселений наибольшей популярностью пользовались тир, стрельба с призами, базар вещей, буфеты и киоски с прохладительными напитками и закусками. Для солдат организовывалось бесплатное угощение с выдачей спиртного. Вечер завершался праздничной иллюминацией и фейерверком [19, 1900, 20 авг., с. 9]. Народное гулянье, несмотря на огромную пестроту и разнообразие составляющих его элементов, воспринималось как нечто единое и цельное.

Таким образом, при изучении традиционного праздничного досуга выделение трёх основных компонентов — торжественно-официального, массово-развлекательного, относящихся к общественной жизни, и домашне-бытового, присущего семейной сфере, — является условным [7, с. 212]. По природе своей все праздники принадлежат к явлениям общественным. Роль общества велика как в гражданских, так и в семейных торжествах. Семейное (личное) и массовое (общественное, коллективное) начала в любом празднике взаимопроникают и дополняют друг друга. Различны лишь степень и характер массовости, обусловленные местом проведения торжества.

В целом на Дальнем Востоке России во второй половине XIX — начале XX в. календарная обрядность религиозных праздников как особая духовная часть досуговой культуры, её ядро оставалась стабильно значимой. Однако с ростом общественной активности и самосознания населения наряду с общепринятыми обычаями и обрядами возникали новые формы праздничных мероприятий, такие как устройство балов, костюмированных маскарадов, музыкальных вечеров. При всём разнообразии и пестроте народный праздник воспринимался как нечто цельное. Эту целостность создавала специфическая атмосфера праздничной площади с её весельем, равенством, безудержностью смеха, совместной едой и питьём. Со временем существенно сокращался стихийный характер мероприятий, усиливалась зрелищная сторона праздничных гуляний.

ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ

1. Алексеев А.И. Хозяйка залива Счастья: книга о большой любви и исполненном долге. Хабаровск: Хабаровское кн. изд-во, 1981. 224 с.

2. Амурский листок. Благовещенск. 1912.

3. Амурский Н. Уссурийские рассказы. М., 1904. 228 с.

4. Андриец Г.А. История культурной жизни городов юга Дальнего Востока России (вторая половина XIX — начало XX века). Владивосток: Дальнаука, 2014. 356 с.

5. Андриец Г.А. Массовые городские праздники на юге Дальнего Востока России (конец XIX — начало XX в.) // Россия и АТР. 2007. № 1. С. 155—165.

6. Андриец Г.А. Повседневная и праздничная культура дальневосточных городов: сфера досуга (вторая половина XIX — начало XX века) // Вестник ДВО РАН. 2013. № 4. С. 114—124.

7. Будина О.Р., Шмелёва М.Н. Город и народные традиции русских. М.: Наука, 1989.

254 с. |

8. Бурилова М.Ф. Общество старого Хабаровска (конец XIX — начало XX вв.): по семейным фотоальбомам и прочим раритетам. Хабаровск: Изд-во «РИОТИП» ^ краевой типографии, 2007. 528 с.

9. Буркова В.В. Маскарад в Хабаровске // ЭПИ: экономика, право, история в шко- ^ лах Хабаровского края. Хабаровск, 1999. Вып. 2. С. 32—34. ^

10. Вечерняя газета. Владивосток. 1915. № 6. §

11. Духовская В.Ф. Из моих воспоминаний. М., 1901. 71 с. £

12. Железнодорожная жизнь на Дальнем Востоке. Харбин. 1917. № 2—3.

13. Жигульский К. Праздник и культура: праздники старые и новые: Размышления социолога. М.: Прогресс, 1985. 336 с.: ил., 20 л. ил.

14. Кулинич Н.Г. Досуговая культура горожан советского Дальнего Востока в 1920—1930-е годы. Хабаровск: Изд-во ТОГУ, 2011. 163 с.

15. Куприянов А.И. Русский город в первой половине XIX века: общественный быт и культура горожан Западной Сибири. М.: АИРО-XX, 1995. 160 с.

16. Матвеев Н.П. Краткий исторический очерк г. Владивостока. Владивосток: Уссури, 1990. 302 с.

17. Некрылова А.Ф. Русские народные городские праздники, увеселения и зрелища. Конец XVIII — начало XX века. СПб.: Азбука-классика, 2004. 256 с.: ил. + вклейки 16 с.

18. Орлова В. Празднование Пасхи в городах России в начале XX в. // Кредо. 1994. № 2. С. 2—9.

19. Приамурские ведомости. Хабаровск. 1897. 1900. 1901.

20. Рогожина Н.Д. Пасхальный праздник в повседневной жизни Петербурга и Москвы в конце XIX — начале XX века: автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 2009. 26 с.

21. Русские / отв. ред. В.А. Александров и др. М.: Наука, 2003. 827 с., 8 л. цв. ил. (Серия «Народы и культуры»)

22. Фёдоров Р.Ю. Маркеры этнокультурной идентичности в календарной обрядности белорусских крестьян-переселенцев // Вестник славянских культур. 2020. Т. 55. С. 21—33.

23. Шматова Н.И. Праздничная культура московского дворянства в последней трети XVIII века: автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 1999. 19 с.

24. ГАПК (Гос. арх. Приморского края).

25. РГИА ДВ (Рос. гос. ист. арх. Дальнего Востока).

26. ХКМ (Хабаровский краевой музей им. Н.И. Гродекова).

REFERENCES

1. Alekseev A.I. Khozyayka zaliva Shchast’ya: kniga o bol’shoy Iyubvi i ispolnennom dolge [The Mistress of the Bay of Happiness: A Book about Great Love and Fulfilled Duty]. Khabarovsk, Khabarovskoe kn. izd-vo Publ., 1981, 224 p. (In Russ.)

2. Amurskiy listok. Blagoveshchensk, 1912. (In Russ.)

3. Amurskiy N. Ussuriyskie rasskazy [Ussuri Stories]. Moscow, 1904, 228 p. (In Russ.)

4. Andriets G.A. Istoriya kul’turnoy zhiznigorodovyuga Dal’nego Vostoka Rossii (vtora-ya polovina XIX — nachalo XX veka) [History of the Cultural Life of the Cities in the South of the Russian Far East (The Second Half of the 19th Century — the Early 20th Century)]. Vladivostok, Dal’nauka Publ., 2014, 356 p. (In Russ.)

5. Andriets G.A. Massovye gorodskie prazdniki na yuge Dal’nego Vostoka Rossii (konets XIX — nachalo XX v.) [Mass City Holidays in the South of the Russian Far

co East (The Late 19th Century — The Early 20th Century)]. Rossiya i ATR, 2007, no. 1,

= pp. 155—165. (In Russ.)

§ 6. Andriets G.A. Povsednevnaya i prazdnichnaya kul’tura dal’nevostochnykh gorodov: ^ sfera dosuga (vtoraya polovina XIX — nachalo XX veka) [Everyday and Festive Culture

^ of the Far Eastern Cities: The Sphere of Leisure (The Second Half of the 19th Centu-

* ry — The Early 20th Century)]. Vestnik DVO RAN, 2013, no. 4, pp. 114—124. (In Russ.)

§ 7. Budina O.R., Shmeleva M.N. Gorod i narodnye traditsii russkikh [The City and Folk £ Traditions of the Russians]. Moscow, Nauka Publ., 1989, 254 p. (In Russ.)

8. Burilova M.F. Obshchestvo starogo Khabarovska (konets XIX — nachalo XX vv.): po semeynym fotoal’bomam i prochim raritetam [The Society of Old Khabarovsk (The Late 19th Century — The Early 20th Century): From Family Photo Albums and Other Rarities]. Khabarovsk, Izd-vo «RIOTIP» krayevoy tipografii Publ., 2007, 528 p. (In Russ.)

9. Burkova V.V. Maskarad v Khabarovske [Masquerade in Khabarovsk]. EPI: ekonomika, pravo, istoriya v shkolakh Khabarovskogo kraya [Economics, Law, History in Schools in the Khabarovsk Region]. Khabarovsk, 1999, iss. 2, pp. 32—34. (In Russ.)

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

10. Vechernyaya gazeta. Vladivostok, 1915, no. 6. (In Russ.)

11. Dukhovskaya V.F. Iz moikh vospominaniy [From My Memories]. Moscow, 1901, 71 p. (In Russ.)

12. Zheleznodorozhnaya zhizn’ na Dal’nem Vostoke [Railway Life in the Far East]. Khar-bin, 1917, no. 2—3. (In Russ.)

13. Zhigul’skiy K. Prazdnik i kul’tura: prazdniki starye i novye: Razmyshleniya sotsiologa [Holiday and Culture: Old and New Holidays: Reflections of a Sociologist]. Moscow, Progress Publ., 1985, 336 p., illus., 20 p. illus. (In Russ.)

14. Kulinich N.G. Dosugovaya kul’tura gorozhan sovetskogo Dal’nego Vostoka v 1920—1930-e gody [Leisure Culture of the Townspeople of the Soviet Far East in the 1920s—1930s]. Khabarovsk, Izd-vo TOGU Publ., 2011, 163 p. (In Russ.)

15. Kupriyanov A.I. Russkiy gorod v pervoy polovine XIX veka: obshchestvennyy byt i kul’tura gorozhan Zapadnoy Sibiri [A Russian City in the First Half of the 19th Century: Social Life and Culture of the Townspeople of Western Siberia]. Moscow, AIRO-XX Publ., 1995, 160 p. (In Russ.)

16. Matveev N.P. Kratkiy istoricheskiy ocherk g. Vladivostoka [Brief Historical Sketch of the City of Vladivostok]. Vladivostok, Ussuri Publ., 1990, 302 p. (In Russ.)

17. Nekrylova A.F. Russkie narodnye gorodskie prazdniki, uveseleniya i zrelishcha. Konets XVIII — nachalo XX veka [Russian Folk City Holidays, Amusements and Shows. The Late 18th Century — The Early 20th Century]. Saint Peterburg, Azbuka-klassika Publ., 2004, 256 p., illus. and 16 tipped-on p. (In Russ.)

18. Orlova V. Prazdnovanie Paskhi v gorodakh Rossii v nachale XX v. [Celebration of Easter in Russian Cities at the Beginning of the 20th Century]. Kredo, 1994, no. 2, pp. 2—9. (In Russ.)

19. Priamurskie vedomosti. Khabarovsk, 1897, 1900, 1901. (In Russ.)

20. Rogozhina N.D. Paskhal’nyy prazdnik v povsednevnoy zhizni Peterburga i Moskvy v kontse XIX — nachale XX veka: avtoref. dis. … kand. ist. nauk [Easter Holiday in Everyday Life of St. Petersburg and Moscow from the Late 19th Century to the Early 20th Century: author’s abstract of the PhD in hist. sci. diss.]. Moscow, 2009, 26 p. (In Russ.)

21. Russkiye [Russians]. Moscow, Nauka Publ., 2003, 827 p., 8 p. col. Illus. (Series «Peoples and Cultures») (In Russ.)

22. Fedorov R.Yu. Markery etnokul’turnoy identichnosti v kalendarnoy obryadnosti be-lorusskikh krest’yan-pereselentsev [Markers of Ethnocultural Identity in the Calendar Rituals of Belarusian Peasant Migrants]. Vestnik slavyanskikh kul’tur, 2020, « vol. 55, pp. 21—33. (In Russ.) ^

23. Shmatova N.I. Prazdnichnaya kul’tura moskovskogo dvoryanstva v posledney tre- § ti XVIII veka: avtoref. dis. … kand. ist. nauk [Festive Culture of Moscow Nobility in ^ the Last Third of the 18th Century: author’s abstract of the PhD in hist. sci. diss.]. Moscow, 1999, 19 p. (In Russ.) *

О

Дата поступления в редакцию 10.03.2021 £

Дальний Восток России не представляет
собой единого этнографического региона. Исторически этническая карта региона
была чрезвычайно пестрой. Сотни племен и родов населяли обширную территорию от
побережья Северного Ледовитого океана до границ Китая и Кореи. В отчетах
русских землепроходцев XVII в. упоминаются чукчи,
коряки, эскимосы, камчадалы, юкагиры, тунгусы, алеуты, гиляки, натки, ачаны,
гольдики, солоны, дауры, дючеры и другие.

Дальневосточные аборигены прошли
длительный путь своего развития. Они первыми обжили тайгу и тундру, вышли к
берегам Северного Ледовитого и Тихого океанов, создали своеобразные культуры.
Особенности исторического пути аборигенов Дальнего Востока и своеобразие их
культур во многом зависели от той географической среды, на фоне и условиях
которой жили эти народы.

Этнографические области Дальнего Востока

В этническом отношении территория
расселения дальневосточных аборигенов представляла несколько больших областей,
каждая из которых имеет свою специфику, обусловленную географической средой,
процессом исторического развития народов, их принадлежностью к той или иной
языковой группе, производственной деятельностью народов и взаимоотношениями.

Чукотско-Камчатская этнографическая область

Крайний Север-Восток Азии –
Чукотско-Камчатская этнографическая область – населена чукчами (самоназвание –
чавчу); эскимосами (самоназвание – иннуит); коряками (самоназвание – намылан,
чауч), ительменами (камчадалы), алеутами (унчан).  Формирование этих
народов, как свидетельствуют источники, началось в период затяжного неолита.
Чукчи, коряки, ительмены являются автохтонным населением Чукотки, Камчатки. Их
предки – аборигены Крайнего Северо-Востока – были континентальными охотниками
на дикого оленя, а также охотились на морского зверя и занимались рыболовством.
Межэтнические и внутриэтнические отношения были развиты слабо. В начале новой
эры на Крайнем Северо-Востоке появились эскимосы с их специализированной
культурой морского зверобойного промысла. Они оказали влияние на
производственную деятельность, культуру и язык чукчей и коряков. В свою очередь
язык эскимосов вобрал в себя значительное количество чукотско-камчатской лексики.

Приохотоморская этнографическая область

Таежно-тундровые районы Охотского
побережья, Северо-Востока Азии и север Приамурья являлись местом жительства
эвенов (ламуты, самоназвание – эвэн, ороч), эвенков (старое название –
тунгусы), юкагиров (самоназвание – одул), которые также находились на стадии
первобытнообщинного строя. Языки, на которых говорят эти народности, относятся
к тунгусской группе языков. Этногенез юкагиров, эвенов и эвенков (тунгусов)
сложен. Многие исследователи Сибири рассматривают юкагиров как прямых потомков
древнейшего аборигенного населения севера Дальнего Востока – континентальных
охотников на северного дикого оленя и рыболовов. В середине XVII в. на севере
Дальнего Востока обитали три юкагирских племени – ходынцы, чуванцы, анаулы. В этногенезе тунгусов (эвенов и эвенков)
приняли участие автохтонные племена Сибири. С юга и юго-востока в Прибайкалье
пришли тюркские, монгольские, маньчжурские племена, которые смешались с местным
населением и, вероятно, дали начало эвенам и эвенкам. В дальнейшем древние
тунгусы стали мигрировать как на запад, так и на восток вплоть до Охотского
побережья. Однако, по мнению исследователей, этнические признаки, позволяющие
отличить эвенов от эвенков, сложились уже после прихода русских в Сибирь. 
К середине XVII в. численность эвенов и эвенков составила 8,4 тыс. человек. Все
эти народности вели кочевой образ жизни. Делились по типу хозяйствования на
пеших и оленьих. Для первых первостепенное значение в хозяйстве имели
рыболовство, собирательство и охота. Вторые занимались отгонным оленеводством и
охотой на диких оленей. Имели они и немногочисленные стада домашних оленей,
которых использовали как транспортных животных.

Амуро-Сахалинская этнографическая область

Третья крупная этнографическая область –
Амуро-Сахалинская –охватывает Приамурье, Приморье, Сахалин. Это районы проживания
нанайцев (самоназвание – нани, прежнее – гольды),  ульчей (самоназвание –
ольчи), удэгейцев (удэ, удэге), орочей (самоназвание – нани), ороков (старое
название – ульта), негидальцев (самоназвание – элькан, бэйэниан), нивхов
(старое название – гиляки), айнов. Об этногенезе народов Приамурья и Сахалина
нет единого мнения среди исследователей. Так, Л.И. Шренк утверждал, что нивхи –
исконные обитатели Нижнего Амура и Сахалина, а их тунгусоязычные соседи –
ульчи, ороки, нанайцы – очень поздние пришельцы, которые позаимствовали от
нивхов основные приемы хозяйственной деятельности и формы быта. В свою очередь
и тунгусоязычные группы, по мнению Л.И. Шренка, оказали большое влияние на
нивхов. Л. Я. Штернберг, изучив тунгусоязычные народы, пришел к выводу, что
ульчи, нанайцы, орочи и ороки являются представителями единого племени
(народности). На основе анализа сходства в некоторых элементах жилищ у нивхов и
народов Северо-Востока Азии, был сделан вывод о том, что предки нивхов пришли
из более северных регионов. А. П. Окладников считал, что уже в неолите на Амуре
и Сахалине начала складываться культура предков современных нанайцев, ульчей и
нивхов. По мнению А. П. Деревянко, в начале новой эры большое влияние на народы
нижнего Амура оказало земледельческое население мохэ, между ними развивались
обменные отношения. Все эти народности находились на стадии распада
родоплеменных отношений. Обитатели юга Дальнего Востока в неолитический период,
судя по археологическим данным, вели оседлый образ жизни. Основой их хозяйства было
рыболовство. В период раннего железного века население среднего и верхнего
Амура уже перешло к земледелию. Земледелие сочеталось с охотой и, возможно,
оленеводством, что обусловило проникновением в долину Амура тунгусских племен.
Среди нивхов довольно высокого уровня развития достигли такие ремесла, как
кузнечное, лодочное, плетение веревок, выделка шкур животных и рыбьей кожи.
Нанайцы достигли большого мастерства в постройке лодок, в изготовлении
различного вида нарт, лыж и т. д. Высокими художественными достоинствами
отличались изделия нанайцев из бересты. Орочам издавна было известно
металлическое литье. Айны кроме рыболовства и охоты занимались океаническим
рыболовством. Земледелие в основном было развито у дючеров и дауров. Продукты
земледелия обеспечивали потребности в хлебе, крупе и муке. Часть их шла на
обмен. Кроме земледелия дауры занимались коневодством и охотоводством. Лошадей
использовали для верховой езды. Даурам были известны и ремесла. Они пилили
бревна и брусья, строили жилища и мастерили лодки, плели веревки и канаты из
крапивы, умели обрабатывать металл. По существу хозяйство всех народов юга
Дальнего Востока было комплексным, по характеру – полунатуральным.

У аборигенов южной части Дальнего
Востока активно развивались межэтнические контакты. Нивхи, ульчи, нанайцы
занимались обменом сырья и местной продукции. В процессе общения заключались
межэтнические браки. Например, у ульчей возникали роды нивхского, нанайского,
негидальского происхождения, а у нанайцев – ульчского, нивхского и т. д. В
языковом отношении большинство этих народов относились к тунгусо-маньчжурской
языковой группе, нивхи – к палеоазиатской языковой группе. В документах
первопроходцев XVII в. упоминаются дауры, дючеры, которые находились на более
высокой стадии общественного развития, вели оседлый образ жизни, испытывали
сильное культурное влияние со стороны маньчжуров и китайцев. Язык дючеров был
близок к тунгусо-маньчжурскому языку, а дауров – к монгольскому.

История коренных народов ДВ

Сложна многовековая история коренных
народов. Несмотря на все трудности жизни в суровых климатических условиях
Дальнего Востока, аборигены сумели создать богатую материальную культуру.
Материальная культура аборигенов была максимально приспособлена к суровым
географическим условиям региона, характеру производственной деятельности с
учетом тех материалов, средств, продуктов, которые давала им необходимом
количестве природа: тайга, реки, океан.

Традиционным занятиям соответствовали
орудия труда и средства передвижения. Орудия морского зверобойного промысла,
средства передвижения по морю у эскимосов и оседлых чукчей имели много общего.
Для охоты на китообразных, моржей, тюленей эскимосы и чукчи использовали
поворотный гарпун. У коряков помимо этого устройства использовались
неповоротные наконечники, сделанные из кости с симметрично расположенными
зубцами-бородками. Применялись они и при охоте на мелких ластоногих. Для ловли
тюленей чукчи и эскимосы применяли сети, сделанные из тонких ремней.

Орудия сухопутной охоты были довольно
однообразны у всех народов этого региона: луки, копья, стрелы с каменными,
железными, костяными наконечниками разной формы и назначения; копья, дротики,
петли из ремня. Орудия и средства рыболовства – запоры, морды, остроги, крючки
и др. Основным средством передвижения по морю для эскимосов, чукчей, алеутов
служили байдары и каяки. Об использовании байдар при охоте на морских
млекопитающих, а каяков – при охоте на диких оленей на речных переправах дают
представления петроглифы Пегтымеля. Ительмены и коряки для плавания по рекам и
в бухтах использовали баты-лодки, выдолбленные из цельного бревна. Оседлое
население – коряки, чукчи, эскимосы и ительмены в качестве транспорта
использовали олени, упряжки собак, различные виды нарт (для легковой езды, для
перевозки грузов, детей), ступательные лыжи-палки. Юкагиры на сухопутного зверя
охотились с помощью лука со стрелами. В рыболовстве на реках, озерах, в заливах
использовали разнообразные снасти: заездки с мордами, багры, остроги, сети из
конского волоса, крючки и т. д. Средством передвижения у эвенов, эвенков были
нарты, в которые кочевники запрягали оленей. Для юкагиров средством
передвижения летом по рекам служили плоты, легкие челноки-берестянки,
долбленки, зимой – ступательные камусные лыжи, аналогичные чукотским, и ездовые
нарты, в которые запрягали собак цугом.  Аборигены юга Дальнего Востока –
нанайцы, ульчи, нивхи использовали в рыболовстве крючки, переметы, сети из
дикой конопли и крапивы. Крупную рыбу и морского зверя добывали гарпунами. Айны
для ловли крупной рыбы использовали гарпуны с отделяющимися костяными или
железными наконечниками. Неводы – орудия коллективного рыболовства – появились
сравнительно поздно, когда рыбу стали добывать для продажи. Повсеместно у
аборигенов были распространены тесла, выполнявшие функции топора. С их помощью
обрабатывали дерево, кость, моржовый клык. Русский исследователь Камчатки С. П.
Крашенинников отмечал, что даже в середине XVII в. аборигены Камчатки свои
орудия труда – топоры, ножи, копья, стрелы, иглы – делали из оленьей и китовой
кости и камня. Топорами долбили лодки, чаши, корыто и прочее. Вместе с тем, как
показали археологические раскопки в бухте Сарычева, аборигены Северо-Востока
Азии были знакомы с железом в I тыс. н. э. Но широкое применение железных
орудий стало возможным лишь с приходом русских.

Быт коренных народов ДВ

Природные условия, в которых жили
дальневосточные аборигены, и их хозяйственная деятельность определили характер
поселений, тип жилища, бытовой уклад, одежду. Археологи обнаружили, что
постоянные поселения были лишь у тех народов, которые вели оседлый образ жизни
и занимались преимущественно рыболовством или морским зверобойным промыслом.

Вместе с тем у оседлых народов –
эскимосов, береговых коряков, нивхов, ульчей, нанайцев – существовали как
постоянные поселения, так и временные – промысловые, сезонные. У кочевых
народов (чукчей, коряков), занимавшихся таежной охотой и оленеводством,
постоянных селений не было. Основными селениями были зимние. Некоторые селения
эскимосов и оседлых чукчей находились на одном месте десятки, а то и сотни лет.

Ительмены летом жили во временных
селениях, где они занимались рыболовством, а зимой переселялись в поселки,
состоящие из землянок. У большинства оседлого населения Амура основная жизнь
была сосредоточена в зимних селениях, где имелись амбары, а также летние
жилища. Типы жилищ были разнообразны. На Камчатке и Чукотке широкое
распространение имели полуземлянки с входом через дымовое отверстие в крыше.
Такие жилища в XVIII в. сохранялись у ительменов и коряков, в них жило по
нескольку родственных семей.

Оленные чукчи и коряки имели переносную
ярангу (юрту), в которой жили круглый год. Это был многогранный каркас с
деревянными опорами и крышей. Иногда к зимнему корякскому жилищу пристраивались
сени из жердей, покрытых оленьими шкурами.

Ительмены летом переселялись в балаган –
это круглые или четырехугольные двойные постройки, опирающиеся на девять или
двенадцать столбов.  Алеуты жили в землянках, а летом селились в наземных
жилищах.

Юкагиры жили большими поселками –
острожками в землянках, летом переселялись в срубленные прямоугольные
постройки. Зимним жилищем эвенов-кочевников был переносной конический чум. У
оседлых групп зимним жилищем служил срубной дом или полуземлянка с очагом из
жердей, обмазанных глиной. У оседлых нанайцев, ульчей, орочей, «низовых»
негидальцев и нивхов постоянным жилищем в XVII–XVIII вв. являлась постройка в
виде обычного дома, имеющего столбовые каркасы, крышу, земляной пол, с кановым
отоплением.

Летнее жилище у каждого народа
отличалось по форме и конструкциям. Например, дауры жили поселками (из 60–70
домов каркасного типа). Строения напоминали наземные жилища народов Приамурья и
Маньчжурии. Поселки (крепости-городки) были окружены земляными валами, стенами.
Вокруг них располагались поля, места выпаса скота. В XVIII–XIX вв. народы
Дальнего Востока постепенно освоили технику русского срубного домостроения.
Появились русские печи, а на место канов устанавливали нары или кровати. 
Русская изба к началу XX в. стала основным типом жилья.

Одежда народов Дальнего Востока

Одежда народов Дальнего Востока
сложилась в глубокой древности и изменялась на протяжении веков. На характер и
тип одежды аборигенов повлияли климатические условия, промысловая деятельность
народов.

Народы Северо-Востока Азии пользовались
глухой одеждой северо-восточ­ного типа. Зимней одеждой у мужчин служила
короткая двойная кухлянка. Коряки и ительмены носили кухлянки с капюшоном и
небольшим нагрудником, пришитым спереди к вороту.

Среди алеутов была распространена зимняя
одежда из птичьих шкурок (парки). Летом носили выношенную зимнюю одежду, а
также шили специальную летнюю из толстой дымленицы, ровдуги (замши), кишок морских
животных, птичьих шкурок.

Одежда эвенов, эвенков, юкагиров была
распашного типа и покроя и имела два варианта покроя кафтана: его шили из шкур,
реже из ровдуги, под кафтан в зимний период надевали второй, сшитый мехом внутрь;
он же служил летней одеждой.

Юкагиры одежду шили из выделанных шкур
оленей; имели латы, куяки и шлемы из костяных пластинок.

Нанайцы, ульчи, нивхи, ороки, удыгейцы
носили одежду запашного типа с удвоенной левой полой. Шили одежду из сукна, замши,
рыбьей кожи.

Зимняя одежда айнов – халаты из материи,
шкур животных или кожи лося. Летом айны надевали наголовные  повязки, а
зимой – меховые шапки. Праздничная одежда не отличалась покроем от
повседневной, но ее обильно украшали вышивками, аппликациями, меховой мозаикой,
бисером.

Коряки нашивали на праздничную одежду
бахрому и кисточки из тонкой белой  мандарки, выполненные шитьем цветным
бисером, аппликации в виде вырезанных из мандарки полосок с зубчиками.
Ительмены шили праздничные парки из меха соболя, оленя или собаки, украшали мех
декоративными полосами. Алеуты во время торжеств надевали новую парку, богато
украшенную ремешками из меха.

Пища дальневосточных народов

Разнообразной была и пища
дальневосточных народов. Основная пища полярных зверобоев – эскимосов,
береговых чукчей и коряков – моржовое, тюленье и китовое мясо в разных видах
(мороженое, вареное, вяленое). Кожу кита ели сырой; высоко ценилась оленина.
Приправой служили растительная пища, морская капуста, моллюски.

У ительменов главной пищей была рыба –
«камчатский хлеб». Употребляли рыбу вяленную (юкола), копченую и квашеную.
Русский путешественник В. М. Головнин отмечал, что «камчадалы очень редко солят
рыбу. Небольшую часть коптят, прочую вялят на воздухе или квасят; то есть,
кладут свежую рыбу в яму и закапывают землей, где она портится и гниет. Такую
мерзость здесь называют кислою рыбой, но камчадалы чрезвычайно любят кислую
рыбу».

В пищу эвены и эвенки употребляли,
главным образом, мясо оленей и лосей, которое заготавливали вялением на солнце
в мелко нарезанном виде. На мясном бульоне готовили суп с добавлением крови. Из
кишок делали колбасу, из вяленой рыбы – юкону, а из сушеной рыбы – муку. Летом
потребляли в большом количестве оленье молоко, ягоды, дикий чеснок, лук. 
Основной напиток – чай с оленьим молоком и солью.

Пища у населения южной части Дальнего
Востока была преимущественно рыбной. Употребляли рыбу в разных видах: вареную,
сырую, консервированную. Супы из свежей или вяленой рыбы, а также из мяса
приготавливались с множеством приправ – дикорастущих трав и корней. В блюдо из
покупных продуктов (круп, макарон, лапши) добавляли много рыбьего жира. Его ели
также с ягодами, которые в большом количестве шли в салаты, преимущественно из
рыбы и различных корней. Чай заваривали из чаги, листьев брусники, мяты, побегов
багульника и т. д.

Духовная культура

Многовековой опыт жизни коренных народов
Дальнего Востока нашел свое отражение в духовной культуре. Являясь творцами
уникальной духовной культуры и самобытного прикладного искусства, они внесли
неоценимый вклад в сокровищницу мировой культуры.

Значительное место в духовной жизни
занимал фольклор: мифы, сказки, легенды. У всех народностей Крайнего Севера
имелся миф о культурном герое – Вороне-творце. В чукотском фольклоре главный
подвиг Ворона – добывание света. Ворон похитил у злых духов Солнце, создал
горы, реки, людей и зверей, используя в качестве материала кости нерпы, щепки,
траву и огниво. В эскимосских мифах есть сюжеты о сотворении Ворона суши. В
корякско-ительменских мифах много внимания уделено семейной жизни Ворона: обычно
фигурируют его жена, брат, сестра, а также дети и внуки.

Героические сказания у народностей
Крайнего Северо-Востока возникли в эпоху разложения родового строя и начала
расслоения первобытного общества. Главным действующим лицом героических
сказаний выступает человек волк-охотник, выделяющийся физической силой и
смекалкой. Основой многих героических сказаний послужили подлинные исторические
события: крупные столкновения, междоусобная вражда отдельных общин и семей.
Так, в чукотских сказках противниками выступают коряки, в корякских – чукчи. В
ительменском  фольклоре имеется единый цикл сказаний о богатыре Тылвале.

У народностей юга Дальнего Востока
встречаются космогонические, тотемические и другие мифы. Космогонические мифы
повествуют о возникновении Вселенной. Например, мифы народов Приамурья
рассказывают об участии в сотворении мира Лебедя и Орла. Тотемические мифы
повествуют о связях человека с животным, которое затем становится покровителем
рода. Так, орочи и нанайцы считали своим предком тигра, нивхи – медведя. Все
они верили, что животные, если хотели, всегда могли снять свою шкуру и стать
людьми.

Прикладное творчество

В жизни и быте аборигенов большое место
занимало народное  декоративное искусство. В нем отразилось не только
самобытное эстетическое мировоззрение народов, но и социальный быт, уровень
развития хозяйства и межэтнические, межплеменные связи. Традиционное
декоративное искусство  народностей имеет глубокие корни на земле их
предков.

Яркое свидетельство тому – памятник
древнейшей культуры – петроглифы (рисунки-писанины) на скалах Сикачи-Аляна.
Искусство тунгусов-маньчжу­ров и нивхов отображало окружающую среду,
устремления, творческую фантазию охотников, рыболовов, собирателей трав и
кореньев. Самобытное искусство народностей Амура и Сахалина всегда восхищало
тех, кто впервые с ним соприкасался.  Русского ученого Л. И. Шренка очень
поразило умение нивхов (гиляков) изготовлять поделки из разных металлов,
украшать свое оружие фигурами из красной меди, латуни, серебра.

Большое место в искусстве
тунгусо-маньчжуров, нивхов занимала культовая скульптура, материалом для
которой служили дерево, железо, серебро, трава, солома в сочетании с бисером,
бусами, лентами, мехом. Исследователи отмечают, что только народности Амура и
Сахалина умели делать удивительно красивые аппликации по рыбьей коже,
расписывать бересту, дерево. В искусстве чукчей, эскимосов, коряков,
ительменов, алеутов нашла свое отражение жизнь охотника, морского зверобоя,
тундрового оленевода. В течение многих веков они достигли совершенства в резьбе
по моржовой кости, резьбе на костяных пластинках с изображением жилищ, лодок,
животных, сценок охоты на морского зверя. Знаменитый русский исследователь
Камчатки академик С. П. Крашенинников, восторгаясь  мастерством древних
народов, писал: «Из всей работы сих других народов, которую они каменными
ножами и топорами весьма чисто делают, ничто мне так не было удивительно, как
цепь из моржовой кости … Она состояла из колец, гладкостью подобных точеным, и
из одного зуба была сделана; верхние кольца были у ней больше, нижние меньше, а
длиною она была немного меньше полуаршинна. Я могу смело сказать, что по
чистоте работы и по искусству никто б не почел иную за труды дикого чукчи и за
деланную каменным инструментом».

Песенное творчество

На протяжении всего исторического
развития народностей Дальнего Востока формировались их песни. Наиболее древние
пласты музыкальной культуры проявляются в «медвежьем празднике» народностей юга
Дальнего Востока. Главным героем песен и сказок юкагиров был умный и храбрый
заяц. Фольклор – легенды, мифы, предания – хранили нормы права, этики и морали.

Из поколения в поколение передавались
традиции музыкального искусства. Наибольшее распространение получил круговой
танец, хоровод. Исполнение песен и танцев сопровождалось музыкой воргана.
Праздники завершались массовыми играми, во время которых состязались в борьбе,
беге, стрельбе из лука. Очень важное место в культуре аборигенов принадлежало
танцевальному искусству. У эскимосов, чукчей, коряков, ительменов широко
бытовали игровые танцы. Обрядовые танцы носили магический характер, посвящались
окончанию охоты или проводам душ убитых морских зверей в море, или
торжественной встрече добытых морских зверей. Они исполнялись пожилыми
женщинами под аккомпанемент бубна или пения. Исполнители, танцуя, подражали
повадкам зверей, пытались «задобрить», развеселить его.

Особые танцы присущи эвенкам и эвенам. У
них были распространены хороводы, которые двигались по замкнутому кругу, по
ходу Солнца под запев самих исполнителей. 

Последствия русской колонизации 

Включение коренных народов в состав
Российского государства имело особое значение для исторического развития
коренного населения. Постоянные контакты с русскими людьми привели к
разнообразным изменениям в жизни коренного населения. Процесс этот был
прогрессивным, но сложным. Постепенно вовлечение полунатурального хозяйства
аборигенов во всероссийскую экономику вывело дальневосточные народности из
первобытной замкнутости и изолированности. Под влиянием русского населения
некоторые из аборигенных групп стали заниматься огородничеством и домашним
животноводством, которые имели в основном натуральный характер. Многие группы
коренного населения постепенно перешли от оленеводства, охоты и рыболовства к
охоте на пушного зверя и торговле пушниной в обмен на промышленные товары и
европейские продукты, другие, изменив характер оленеводства, перешли от
мелкотабунного к крупнотабунному.

В XIX – начале ХХ вв. хозяйства
коренного населения были втянуты в сферу капиталистического производства.
Товарное значение приобретает пушнина, частично выходили на рынок продукты
оленеводства, рыболовства, морского зверобойного промысла. Появление
товарно-денежных отношений способствовало разложению патриархально-родового
строя у коренных народов. Постепенно исчезал обычай дележа крупной мясной
добычи, наиболее ценных продуктов охоты (например, пантов). Распространялась
частная собственность на продукцию рыболовства; появилась личная собственность
даже у членов одной семьи: мужа, жены, детей. К началу XX в. национальные
общины распались на бедных и богатых. Отдельные представители богатой верхушки
переселялись в города, порывая со своей национальной средой. Древние обычаи,
нормы обычного права, традиции вытеснялись из коренного населения
частнособственническими   интересами. Однако этот процесс у разных
народов имел свои особенности. У нанайцев, ульчей родовая организация распалась
к середине XIX в. У нивхов этот процесс шел медленнее. В наименьшей степени
перемены коснулись аборигенов северных территорий – коряков, чукчей, эвенов и
других. Социальные преобразования в их среде сдерживались сохранявшейся
изоляцией от остального мира, непостоянными контактами с русскими, японскими и
американскими купцами, промышленниками. В XVII-XVIII вв. усилились миграции,
смешение населения как внутри одной группы, так и между различными этносами. В
целом, с XVII до начала ХХ в. значительно изменилась и усложнилась
этнографическая карта региона: уменьшились территории групп, занимающихся
преимущественно присваивающими отраслями (коряков, эскимосов, ительменов) и,
напротив, существенно расширили свои территории оленеводы (эвены, эвенки).

Присоединение дальневосточных земель к
России имело и отрицательные стороны. Фискальная политика царизма в известной
мере способствовала консервации архаичных общественных отношений, обрекала
аборигенов на жесткую эксплуатацию и материальное прозябание. Непосильный ясак,
отсутствие медицинской помощи, антисанитарные бытовые условия, злоупотребления
администрации, притеснения со стороны купцов и казаков порождали стремление
аборигенов освободиться от угнетения пришлого русского населения. В XVIII –
начале ХХ в. произошло несколько крупных столкновений коренных народов с
русскими землепроходцами. Наиболее серьезные стычки произошли на Охотском
побережье, Камчатке, Чукотке. Наиболее упорны были в своей борьбе чукчи.
Безудержный грабеж русских и иностранных предпринимателей отразился на
состоянии хозяйства коренных народов Дальнего Востока. Резко сократилось
поголовье морского промыслового зверя, ценного пушного зверя, ценных пород
рыбы. Коренное население беззастенчиво эксплуатировали как русские торговцы и
промышленники, так и свои собственные. За пушнину и рыбу они расплачивались
товарами самого низкого качества; торговые операции часто сопровождались
спаиванием аборигенов водкой.

В результате упадка традиционного
хозяйства не хватало продуктов пи тания, резко повысилась смертность коренного
населения от голода, эпидемий кори и оспы. Так, по данным академика Л. И.
Шренка, в 1850-х гг. в Приамурье проживало 5216 гиляков (нивхов), а перепись
1897 г. зарегистрировала только 4642 человека. Столь тяжелое положение
аборигенов сохранялось и в начале ХХ в. Широкое распространение ранее
неизвестных болезней, массовый алкоголизм вели к высокой смертности,
умственному и физическому их вырождению. Возможности ведения хозяйства
аборигенов дополнительно сократились из-за изъятия и перераспределения угодий в
пользу российских и иностранных предпринимателей, торговой эксплуатации
коренного населения. Коренное население, не имея возможности прожить за счет
исконных промыслов, вынуждено было осваивать новые занятия: работать по найму
на добыче и засолке рыбы, заготовке сена и дров, на строительстве. На рудниках
и приисках Приамурья, Сахалина появились рабочие из числа коренных жителей. 

Государственная политика в отношении
коренных народов Дальнего Востока 

Дальний Восток привлекал царское
правительство России как территория для реализации переселенческой политики,
при этом оно пыталось воспрепятствовать негативному воздействию русских на
коренные народы Сибири, Дальнего Востока. В 1822 г. был принят Устав об
управлении инородцами. В нем делалась попытка юридического определения
положения коренного населения. Устав был проникнут стремлением сохранить не
только экономическое благополучие, но и самобытный строй жизни. Правительство,
несмотря на все меры, не сумело ввести в законные рамки поток русской
колонизации Севера, Дальнего Востока, который вторгался вглубь земель,
постоянно нарушая права инородцев. В 1892 г. было принято Новое положение об
инородцах, которое действовало до 1917 г. Согласно этому закону в Приамурье
учредили управление старейшин, подчинявшихся полицейским или волостным
управлениям. К 1916 г. было принято и начало действовать специальное «Положение
об управлении инородцами Приамурского края», разработанное при непосредственном
участии Приамурского генерал-губернатора Н. Л. Гондатти. По этому
«Положению» большая часть народов юга Дальнего Востока приравнивалась к
крестьянскому сословию. Однако предпринимаемые меры царским правительством не
возымели должного результата в силу их бессистемности, эпизодичности, а также
по вине местных властей, обходивших все решения. Вместе с тем коренные народы,
как поданные империи, подвергались губительным проявлениям политики
безразличного, пассивного отношения властей в отношении поднятия уровня жизни,
состояния их здоровья, грамотности, поддержания национальной культуры.

Ситуация, сложившаяся в стране в период
Первой мировой войны, революции и последовавших за ними гражданской войны и
иностранной интервенции, усугубила положение КМНС. Угроза развала страны
вследствие притязаний интервентов и ожесточенной борьбы внутренних
социально-политических сил больно ударила по экономике районов проживания
аборигенов. Промысловое хозяйство находилось в кризисе, отсутствовали связи с
южными районами, упала торговля пушниной, древесиной и, как результат,
сократилась численность населения. Приостановить  процесс вымирания
коренных народов удалось только в 1920-е гг. при советской власти.

Важнейшей особенностью государственной
политики советского правительства власти по отношению к коренным народам
являлось то, что она в отличие от политики царского правительства проводилась
не только с целью сохранения этих народов от вымирания, но, главным образом,
качественного изменения их культуры, быта, образа жизни. За короткий срок они
должны были стать полноценными и полноправными гражданами страны. Стране для
восстановления и строительства требовались огромные природные ресурсы. Внимание
государства было приковано к восточным районам. Полезные ископаемые, древесина,
пушнина, рыба, водные ресурсы – все эти богатства таила в себе дальневосточная
земля. Еще в годы гражданской войны в Москве был создан Комитет по изучению
естественных ресурсов, который в 1920-е гг. развернул широкую деятельность в
Сибири и на Дальнем Востоке. В своей деятельности он столкнулся с проблемой
состояния аборигенного населения. Многочисленные экспедиции по местам
проживания северных народов в начале 1920-х гг. выявили ужасающую картину. В
силу военно-политических событий 1917–1922 гг. эти народы оказались на грани
вымирания, поэтому Комитет по изучению естественных ресурсов в 1920-е гг.
предпринял ряд мер, направленных на поддержание жизни северян. Зачастую это
выражалось в безвозмездном снабжении их продовольствием, оружием, боеприпасами,
предоставлении в пользование оленей. Народам были возвращены многие участки
рыболовных и охотничьих угодий. Они были освобождены от государственных и
местных налогов.

В 1924 г. при Президиуме ВЦИК был создан
Комитет содействия народностям северных окраин, который стал заниматься
проблемами коренных народов СССР. Вскоре были созданы местные комитеты. В 1926
г. при Далькрайисполкоме учрежден Дальневосточный Комитет Севера под
руководством выдающегося организатора и ученого К. Я. Лукса. Начальником
«Большого Комитета» называли его обитатели Приамурья, Чукотки и Камчатки.
Главной задачей деятельности центрального и местных комитетов являлось изучение
жизни коренных народов и оказание им помощи в условиях новых общественных
отношений. Эти учреждения органично вписывались в создаваемую систему
управления.

Во второй половине 1920-х гг.
изменилась  политика кредитования и ценообразования в отношении коренных
жителей. Местная продукция промыслов находила сбыт, росла покупательная
способность местного населения. Зарождались кооперативные формы хозяйствования.
В 1927 г. в низовьях Амура было зарегистрировано около 70 рыболовецких артелей
сезонного характера. Это были простейшие товарищества на основе коллективного
труда, связанные с государственными и кооперативными организациями
снабженческо-сбытовыми отношениями. Жестких лимитов на добычу рыбы для
собственного потребления  не было.

Важное значение в это время имел морской
зверобойный промысел. В 1927 г. в Амурском лимане было добыто 800 лахтаков,
2205 нерп, 927 белух. При этом местные жители сдали государству и кооперативным
предприятиям 1/5 часть продукции, остальное использовали в своих хозяйствах.
Таким образом, к концу 1920-х гг. экономическое положение нивхов
 значительно улучшилось за счет расширения возможности использовать
природные ресурсы для ведения традиционного пользования. В этот период многие
нивхские семьи познакомились с животноводством, продажа скота для них
осуществлялась на льготных условиях. В 1927–1928 гг. 40 % нивхских хозяйств
имели лошадей, 16,7 %  – крупный рогатый скот, 20 % –птицу, 82,7 % –
собак. Развивалось и огородничество. В 1924 г. 30 % хозяйств имели огороды.

Однако целый ряд факторов препятствовал
модернизации хозяйств. К ним следует отнести родоплеменные отношения,
недостаток общей культуры, удаленность мест проживания. Для их преодоления
Комитет Севера предпринимал организационно-политические  и
административные меры. В течение 1927–1936 гг. по его решению было построено 18
северных культурных баз, в том числе на Дальнем Востоке – 4.  Они
предназначались для решения насущных жизненных проблем, обслуживания
потребностей населения. В культурную базу входил комплекс
социально-хозяйственных и культурных учреждений: магазин, школа, больница,
баня, Дом туземца (нечто среднее между клубом и гостиницей).

Особенности социально-экономического
развития народов Дальнего Востока, условия их жизни (масштабы территории,
малочисленность населения, отдаленность от центров страны), характер их промыслов
породили традиции свободного пользования промысловыми угодьями. Межэтническим
связям способствовал также обмен продукцией местного производства. Однако
особенности быта и культуры коренных народов противоречили политике
форсированного строительства социализма, которая осуществлялась в стране с
конца 1920-х гг. – начала 1930-х гг.  В результате коренные народы
испытали на себе негативные последствия индустриализации и коллективизации,
которые усугублялись непродуманной национальной политикой государства.
Существует мнение, что в условиях промышленного освоения Дальнего Востока
национальные традиции, быт, обычаи, хозяйство малочисленных народов в принципе
не могли сохраниться.

Первый удар по хрупкой этносоциальной
среде народов Дальнего Востока был нанесен в 30–50-е гг. ХХ в., когда среди них
начали проводить коллективизацию. Создание колхозов и совхозов обеспечивалось
финансовой поддержкой государства. Первые сельхозартели появляются в 1928 г. К
1930 г. среди коренного населения Дальнего Востока было уже несколько десятков
рыболовецких и охотопромысловых колхозов. Основой проведения коллективизации
стали решения партийно-государствен­ных органов. Они во многом не учитывали
особенностей положения КМНС, отличались формализмом и непродуманностью. Далькрайисполком
принял решение о проведении коллективизации среди этносов Севера в рамках
жесткого политического курса в 1931 г. Хотя темпы коллективизации были
различными для территорий, коренных жителей Приамурья охватили коллективизацией
на 95 % уже в 1934 г.  Такой показатель свидетельствовал о массовом
принуждении жителей записываться в коллективные хозяйства. Историкам известны
документы, свидетельствующие о слабой попытке руководящей верхушки оправдать
перегибы в политике раскулачивания, найти подлинных виновников насилия над
народом. Так же с конца 1980-х гг. стали достоянием гласности материалы о
незаконных репрессиях граждан. «Врагов народа» находили и среди
 дальневосточных народов, сотни людей были брошены в лагеря НКВД.  Но
оправдать угрозу голодной смерти невозможно было ничем. Страна тяжело
переживала последствия коллективизации. Происходило постепенное вытеснение КМНС
из традиционных форм хозяйствования: охоты, рыболовства, морского зверобойного
промысла.

Особая роль в экономических
преобразованиях на Дальнем Востоке (?) отводилась Интеграл кооперации
(Интегралсоюз), созданной в 1926 г. для снабжения  и сбыта продукции,
содействия промыслу, кредитования аборигенного населения. Анализ ее
деятельности показал, что излишнее внимание к промысловым национальным районам
по заготовке пушнины и ценных пород рыб, низкие закупочные цены вынуждали
охотников хищнически уничтожать пушного зверя, чтобы обеспечить свое
существование. Соцсоревнование, перевыполнение планов вели к подрыву
биоресурсов, не обеспечивали воспроизводство рыбных запасов, пушного и морского
зверя. Это особенно характерно было для промысловиков Хабаровской и
Нижне-Амурской областей. В связи с этим деятельность Интеграл кооперции в 1938
г. была прекращена.

Только со второй половины 1930-х гг. стали
намечаться положительные изменения. Наряду с традиционными промыслами (охотой,
рыболовством, оленеводством) в колхозах стали заниматься овощным земледелием,
клеточным звероводством, пчеловодством. С целью механизации традиционных
промыслов были открыты моторо-рыболовецкие станции, морские зверобойные
станции, морзверокомбинаты, выполнявшие роль МТС в земледельческих колхозах. Но
преодолеть глубинные последствия сплошной коллективизации до конца не удалось.
В 1935г. была создана самостоятельная хозяйственная единица – Средне Амурский
Рыбаксоюз. Он объединял 48 рыболовецких колхозов, территориально расположенных
в двух районах (Комсомольском и Нанайском) общей протяженностью в 500 км по
берегу р. Амур. Колхозы создавались на местах, т. е. стойбищах традиционного
природопользования коренного населения. Причем численный состав 
колхозников постоянного увеличивался, а плановые задания по вылову рыбы из года
в год существенно росли, несмотря на то, что за все свое существование
Рыбаксоюз ни разу не справился с поставленной перед ним задачей.

Одновременно с коллективизацией
осуществлялась ликвидация ряда населенных пунктов, насильственное переселение
порой в неудачно расположенные селения. В жизнь стал проводиться
унифицированный подход, совершенно не учитывались особенности культур, обычаев,
образа жизни коренных народов. Эта политика вела к разрушению связи людей с
традиционной системой хозяйствования, к потере национально-культур­ной
самобытности народов, к их принудительному включению в другой, чуждый им уклад
жизни.

После Великой Отечественной войны
оставшееся население было расселено в укрупненные колхозы; в некоторых
населенных пунктах национальные и русские колхозы были объединены.

В 1950–1960-е гг. жизнь коренных жителей
стала улучшаться в связи с изменениями в материально-техническом обеспечении
колхозов, но процесс переселения из традиционных селений в укрупненные поселки
продолжался до конца 1970-х гг. Отрыв от родной почвы (родного селения) многих
семей, переселение их на новые места привели к быстрому разрушению национальной
культуры. В 1960-е гг. с организацией промхозов началось отчуждение аборигенов
от охотничьего хозяйства. Особенно сильно этот процесс повлиял на жизнь
негидальцев, для которых охотничий промысел всегда играл большую роль. Они постепенно
вытеснялись пришлыми охотниками с угодий. В то же время некоторые выводы ученых
относительно негативных последствий переселения и способности ресурсной базы
охоты обеспечить устойчивое развитие промысла без угрозы вымирания от голода
продолжают оставаться спорными. Среда обитания КМНС к 1950–1970 гг. была
существенно трансформирована; населению уже нельзя было прожить на сложившейся
ресурсной базе. В то же время не было необходимой критической массы населения в
среде аборигенов, которая могла бы жить по законам отцов и дедов. 
Искусственная концентрация населения, «интернатизация» детей, утрата связи
между поколениями, все это вело к отчуждению от прошлого традиционного образа
жизни.

Деятельность местных органов советской
власти сопровождалась, с одной стороны, тотальным воздействием на традиционные
этнокультуры народов Севера с целью повышения их модернизированного потенциала,
с другой – развертыванием масштабных социальных программ, призванных
минимизировать возможные негативные последствия такой модернизации. Реальные
изменения, происшедшие в жизни народов в 1930–1960-е гг., истолкованные
официальной пропагандой и обоснованные советской наукой как однозначно
положительные, долгое время не позволяли заметить, а тем более обнародовать
отрицательные последствия такой политики.

В то же время нельзя не отметить
позитивные сдвиги в положении коренных народов, происшедшие в результате
политики, направленной на сохранение здоровья, развитие образования, изменение
их образа жизни.

В 1920-е гг. основной формой оказания
медицинской помощи коренному населению стали разъездные врачебные отряды. На
Дальнем Востоке такие отряды впервые появились в 1924 г. Сначала их было 2,
позже стало 23.  С 1932 г. стали создавать постоянную сеть фельдшерских и
врачебных пунктов в местах скопления населения. Многие болезни были излечены, и
люди поверили в действенность медицины. В течение десяти лет после переписи
аборигенного населения 1926–1928 гг. в округах и районах Дальнего Востока
численность коренных народов к 1937 г выросла с 49902 до 62761 человека, что
составило 123 %  прироста.

Плохо обстояло дело и с уровнем
грамотности аборигенов, которая составляла 3 %. После установления Советской
власти началась ликвидация неграмотности. Открывались школы, передвижные
учебные пункты. При организации учебы учитывались особенности жизнедеятельности
населения. В принятом постановлении ЦК ВКП (б) от 25 июля 1935 г. «О
всеобщем обязательном начальном обучении» предписывалось провести всеобуч на
Крайнем Севере не позднее 1934 г., а для районов с кочевым населением к 1935 г.
В 1934 г. общая грамотность коренного населения составила 25 %, а нанайцев – 50
%. Однако, несмотря на принятые меры, в том числе на введение в стране
всеобщего начального образования, охватить всех детей школьным обучением не
удалось даже к 1940 г.

Создание национальных письменностей
происходило в 1931–1936 гг. Нанайцы, нивхи, ульчи, эвенки, чукчи стали
использовать русские буквы. Это способствовало включению народов Дальнего
Востока в мировой культурный процесс. Издание журналов, газет, книг на
национальных языках свидетельствовало об определенных успехах культурной
политики. Однако и здесь не обошлось без перегибов.  Унификация учебного
процесса особенно болезненно отразилась на школьном обучении детей. С 1963 г.
во всех школах, расположенных в местах компактного проживания коренных народов,
прекратился процесс обучения на родных языках. Русский язык вытеснял
национальные языки, стали сокращаться печатные издания.  Вытеснение
национальных «пережитков» считалось обязательным условием в деле формирования
человека социалистического мировоззрения. Осуждались многие традиции, обряды,
верования, подвергались идеологическому нажиму многие положительные и бесценные
для народов обычаи старины. Образ жизни у народов изменился коренным образом и
мало чем стал отличаться от образа жизни русских людей. Ушли в прошлое колорит
и привлекательность национальных селений, домашней утвари, одежды, игр и
развлечений. Все это вместе нанесло большой ущерб воспитанию молодого поколения
коренных жителей.

Двойственный результат русификации
признается учеными в отношении всех малочисленных народов страны, в том числе и
народов Дальнего Востока. Наряду с негативными проявлениями политики насаждения
русской культуры, национальные культуры достигли значительных высот, что
подтверждается формированием научной, творческой интеллигенции из числа
малочисленных народов. Большую роль в этом сыграли высшие учебные заведения,
созданные для подготовки национальных кадров – Институт народов Севера,
открытый в 1926 г. в Ленинграде, отделение народов Севера при Хабаровском
педагогическом институте, открытое в 1934 г. Десятки людей приобрели всемирную
известность, среди них такие писатели, как нанаец Г. Ходжер, удегеец Д.
Кимонко, ульч А. Вальдю, чукча Ю. Рытхэу, нивх В.Санга, певец и собиратель
фольклора народов Севера К. Бельды, доктор филологических наук С. Оненко,
доктор исторических наук Ч. Таксами и др. 

В 1960–1980-е гг. обозначились и
последовательно усиливались разнообразные и во многом противоречивые тенденции
общественного развития КМНС. Повышение уровня жизни населения, стабильность
социально-экономического развития способствовали увеличению их численности.

Динамика численности коренных народов
Приамурья

Малые народы были окончательно вовлечены
в хозяйственный оборот. По стране занятость населения в общественном
производстве в 1970 г. составляла 88,3 %, в крае – 89 %. Удельный вес занятого
в общественном производстве населения (от всего трудоспособного) у коренных
народов Нижнего Амура в 1970 г. составил: у нанайцев – 80,9 %, ульчей – 76,2 %,
нивхов – 73,9 %, удегейцев – 77,1 %., в том числе у мужского населения
соответственно – 89,5 %, 82,6 %, 84,2 %, 88,6 %. В первом случае снижение
показателей давала более низкая, по сравнению с мужской,  женская
занятость. Это объяснялось сохраняющимися национальными традициями, временным
сокращением спроса на рабочую силу в связи с переориентацией национальных
рыболовецких колхозов на новые отрасли производства. Нарастала
социально-профессиональная дифференциация сельского населения народов Нижнего
Амура. К концу 1970-х гг. доля занятых в колхозном производстве среди нанайцев
– сельских жителей составляла 59,7 %, ульчей – 40,4 %, причем сельское
население достаточно широко было занято в государственной сфере народного
хозяйства.  В промышленности и народном образовании она составляла от 8,2
% до 20,8 %. Нанайцы и ульчи в основном проживали в колхозах,
специализировавшихся на добыче рыбы. В 1960–1970-е гг. происходило изменение
отраслевой структуры рыболовецких колхозов – удельный вес рыбодобычи сокращался
в пользу других отраслей. Это вело к перераспределению рабочей силы внутри
колхозов, между колхозным и государственным производством на селе, а также
между городом и деревней. Более 40 % нанайцев и около 60 % ульчей в 1970-е
гг. были заняты в государственном производстве, что не могло не сказываться на
сохранении национальных промыслов, среде обитания. Стали нарастать негативные
явления, порожденные непродуманной и поспешной модернизацией. Постановление ЦК
КПСС и Совета Министров СССР от 7 февраля 1980 г. «О мерах по дальнейшему
экономическому и социальному развитию районов проживания народностей Севера»
явилось запоздалым шагом и не могло коренным образом изменить неблагоприятную
ситуацию.

Существенная утрата национальных культур
КМНС, продолжающееся и усиливающееся год от года наступление на среду их
обитания – вот результаты такой политики. В регионе продолжалось в эти годы и
укрупнение населенных поселков. В Хабаровском крае прекратили свое
существование 50 малых сел, в которых преимущественно проживали этнические
меньшинства.

В годы перестройки к выработке политики
государства по отношению к коренным народам были привлечены ученые, которые
разрабатывают государственную концепцию развития КМНС с учетом как позитивного,
так и негативного опыта решения сложнейших межэтнических проблем в стране и за
рубежом. В 1989 г. большим коллективом ученых  под руководством Сибирского
отделения АН СССР была предложена концепция социального и экономического
развития народностей Севера на период до 2010 г. В рамках этой концепции были
выделены узловые проблемы   поддержки и развития коренных народов
страны. К ним относятся вопросы социально-экономического,
социально-культурного, медико-социального развития, проблемы расселения,
архитектурной среды жизнедеятельности, системы самоуправления коренных народов

Однако поспешная и непродуманная
политика перестройки всего хозяйственного механизма во второй половине 1980-х
гг. привела в конечном счете к обвалу экономики и ухудшению положения всего
населения страны, в том числе и КМНС.

Занятость аборигенного населения в
общественном производстве составила менее 50 %  от его численности. Эта
важнейшая проблема возникла после прекращения государственной поддержки, существовавшей
в годы советской власти, развала потребкооперации, принимавшей дикоросы от
коренных народов, значительного сокращения поголовья оленей, развала
рыболовецких коллективных хозяйств. По мнению губернатора Хабаровского края В.
И. Ишаева, высказанном в начале 1990-х гг., ситуация сложилась таким образом,
что «… стало ясно и понятно, что Дальний Восток выпадает из экономического
пространства России».  Понимание обществом важности вставших проблем
радикальным образом повлияло на пробуждение национального самосознания.
Особенно активно развитие национальных движений проходит в конце 80-х гг.
прошлого века, когда начинают создаваться народные фронты, движения,
политические партии. Не обошел стороной этот процесс и КМНС. В 1990 г. 30 марта
в Москве на первом съезде КМНС была создана Ассоциация коренных малочисленных
народов Севера, Сибири и Дальнего Востока. В нее вошли 30 региональных
этнических ассоциаций, созданных по территориальному и
территориально-этническому принципу,  некоторые из них были созданы на момент
проведения съезда: в Корякском автономном округе, в Камчатской, Магаданской,
Сахалинской, Амурской областях, Хабаровском крае. После проведения съезда
ассоциации коренных народов активно создаются в республике Саха (Якутия),
Чукотском автономном округе, Приморском крае. Формируются объединения:
отделение инуитской циркумполярной конференции Чукотского автономного округа,
ассоциация алеутского народа «Ансарко» Камчатской области. В 1997 г.
оформляется Дальневосточный союз КМНС РФ, как представитель региональных и
этнических Ассоциаций КМНС Дальнего Востока.

Высшим органом Ассоциации КМН Севера,
Сибири и Дальнего Востока является съезд, созываемый один раз в 4 года. Между
съездами работает Координационный Совет во главе с Президентом. Первым
Президентом был избран С. Н. Харючи. Президентом  Ассоциации коренных
малочисленных народов Севера Дальнего Востока стал П. В. Суляндзига.
Ассоциацией проведено 3 съезда коренных народов.  К 2000 г. 
осуществлено 3 масштабных проекта.  Первый проект направлен на развитие
институтов коренных народов Севера, он включает три части. Первая – 
«коренные народы – коренным народам». В феврале 1998 г. представители
региональных ассоциаций установили тесные контакты с обществом инуитов в
Канаде, изучали опыт их работы. Вторая часть – «правительство – правительству».
Государственный комитет по делам развития Севера РФ и министерство по делам
индейцев и развитию севера Канады обсудили аспекты развития политики двух стран
в отношении Арктики. Одним из успешных результатов стало оказание гуманитарной
помощи на Чукотке в январе 1998 г. Третья часть программы – это обеспечение
современным технологическим оборудованием ассоциаций КМНС. 

Второй проект «Развитие циркумполярного
сотрудничества коренных народов в защите прав и среды обитания» на
теоретико-методологическом уровне был реализован к 2000 г. Проведены семинары и
конференции по проблемам КМНС, создан банк данных по проектным предложениям из
регионов, осуществляется сбор данных по экологическим проблемам. Ассоциация
усиливает свое влияние на отслеживание процессов развития и реабилитации
окружающей среды.

На рубеже ХХ–ХХI вв. коренные
малочисленные народы Дальнего Востока столкнулись с многочисленными проблемами,
имеющими для них витальное (жизненно важное) значение. Положение в ряде случаев
для них ухудшилось к началу ХХI в. Но рассматривать ситуацию, как
катастрофическую нельзя.  Высказывания об исчезновении малочисленных
народов с этнической карты региона, по меньшей мере, ошибочны. Этносоциальные
проблемы малочисленных народов не являются чем-то уникальным и исключительным в
мире. В странах, где проживают коренные народы, решаются аналогичные задачи
оказания им помощи.

В жизни народов Дальнего Востока также
идут процессы медленного развития в сторону рыночной экономики.  Перед властными
структурами стоят задачи создания условий эффективного «приспособления» к новым
социально-экономическим и политическим условиям, выработки защитных механизмов
от негативных воздействий непродуманных реформ и перестроек.  В течение
нескольких лет настойчивость региональных властей, общественности, ученых,
специалистов различных отраслей экономики сумели «переломить» ситуацию в
сторону возрождения экономики и культуры Дальнего Востока. Это, в свою очередь,
дает широкую возможность решения насущных вопросов жизни и дальнейшего
прогресса коренных малочисленных народов. В 2004 году завершилось 10-летие
коренных народов мира, объявленное ООН. Определены основные ориентиры развития.
В дальневосточных субъектах РФ намечены  и реализуются меры по преодолению
негативных последствий государственной политики в социально-экономической
сфере. Сокращение численности отдельных коренных народов имеет место в
современных условиях, но его нельзя назвать катастрофическим.

Цивилизационные изменения в современном
мире не могли не сказаться на процессе экономического и социокультурного
развития малочисленных народов, проживающих в различных странах. Россия в ХХ
веке, вошедшая в период глобальных перемен, связанных с революциями, мировыми
войнами и попытками создания демократического государства, неизменно
сталкивается с важнейшей проблемой  создания или поддержания условий для
самобытного развития коренных народов.

Численность коренных народов ДВ

Из 45 коренных малочисленных народов
(КМНС) России значительная их часть проживает на Дальнем Востоке. На территории
Хабаровского края  проживают нанайцы (гольды), ульчи, негидальцы, нивхи
(гиляки), эвены (тунгусы – ламуты), эвенки (тунгусы),  удэгейцы (удэ),
орочи. В Приморском крае – эвенки (тунгусы), нанайцы (гольды), орочи, удэгейцы,
тазы; Сахалинской области – эвенки (тунгусы), ороки, нивхи; Магаданской области
– эвены (тунгусы – ламуты), чукчи, юкагиры (одулы), чуванцы;  Камчаткой
области – эвены (тунгусы – ламуты), алеуты, коряки, ительмены (камчадалы);
Амурской области – эвенки (тунгусы); в Чукотском автономном округе – эвены
(тунгусы – ламуты), эскимосы (инуиты), коряки, кереки, чуванцы (этели); в
Корякском автономном округе – эвены (тунгусы – ламуты), алеуты (унганы), чукчи,
коряки, ительмены (камчадалы), в республике Саха (Якутия) – эвенки (тунгусы),
эвены (тунгусы – ламуты), юкагиры (одулы), долганы. При обследовании районов
компактного проживания коренных народов в дальневосточных субъектах Российской
Федерации отмечается проживание других малых народностей.  Так, в
Хабаровском крае  живут чукчи, коряки, алеуты, ненцы, ханты, манси,
долганы, эскимосы.   Коренные народы Приамурья компактно проживают в
54 селах.  Среди КМНС только эвены и эвенки проживают в субъектах Дальнего
Востока  и за их пределами, численность соответственно составляет 17199 и
30163 человек (данные на 2000 г.). Остальные народы расселены как компактно,
так  и по всей территории региона.  

Коренные малочисленные народы Дальнего
Востока (данные на 2000 г.) 

В целом, народы Севера малочисленны – в
этом одна из их специфических черт. Их малочисленность не единственный фактор,
влияющий на характер этнических процессов, в том числе на языковую и культурную
ассимиляцию и сохранение родных языков. Уровень урбанизации народов ниже в
автономных округах, чем за их пределами. Этнические процессы протекают более
ускоренно, если инонациональное окружение давнее и значительное. У народов,
сохранивших традиционное хозяйство, лучше сохраняется национальная культура и,
как правило, родной язык. У ряда КМНС наблюдается тенденция расселения за зоны
традиционного расселения в другие районы. В то же время устойчивая многовековая
оседлость малочисленных народов подтверждается выявленным исследователями
феноменом постоянства, как характерной особенностью этноса, который обеспечил
региональную стабильность их жизнедеятельности. Он является историческим
общенациональным достоянием и богатством малочисленных народов Дальнего
Востока. Его необходимо учитывать при решении комплекса экономических и
медико-социальных проблем в местах проживания КМНС.

Коренные народы ДВ сегодня

Отмечаются перемены в характере
традиционных отраслей хозяйства, занятости населения, в соотношении видов
труда. Прогрессирует дифференциация видов деятельности. Показатели характера
занятости населения пока существенно различаются в отдельных регионах
проживания народностей Севера. Если среди народностей Сахалина и Нижнего Амура
процент занятых в традиционных областях достигал 25%, то в Чукотском, Корякском
округах –  80%, что объясняется различиями поселенческой и демографической
структуры регионов.

Исследования 1990-х годов показывают,
что отчуждение от прошлого традиционного образа жизни у КМНС – это свершившийся
факт. В условиях техногенной цивилизации адаптация аборигенного населения к
изменившимся факторам жизнедеятельности слаба, конкурентноспособность невелика.
Народы Севера, находясь в местах своего коренного обитания, вынуждены
приспосабливаться, вырабатывать жизнестойкость, гибкость, психическую
устойчивость. В то же время нельзя полагаться только на внутренний потенциал
народов, их способность к самовозрождению, потому что этот процесс может
затянуться на долгие десятилетия и последствия его будут разрушительны.

Отрицательные тенденции в положении
аборигенного населения были выявлены учеными в конце 1990-х годов. Традиционная
структура хозяйства в полном объеме не сохранилась нигде. Она существует в виде
отдельных элементов: охотничьего, рыболовного, оленеводческого инвентаря;
набора национальной одежды, средств передвижения ( лодки, лыжи, нарты), приемов
и способов ведения промыслов. Сокращается количество населения, занимающегося
прикладными видами национального промысла. Среди опрошенных нивхов и
негидальцев только 54,9 % занимаются таковыми, а именно: выделкой шкур,
вязанием сетей, изготовлением лыж, изготовлением одежды, обуви, резьбой,
вышивкой. Овладеть видами промыслов, высказало желание не более 57%.
Предшествующее социально-экономическое развитие изменило структуру
профессиональных навыков, образ жизни, потребности, духовные ценности.
Ориентирование государством народов на возврат их к самобытной культуре, на
возрождение национальных видов хозяйствования без серьезной финансовой,
материальной, организационной поддержки,  без вовлечения в общественное
производство губительно.

Процессы деградации производства
индустриального типа в районах проживания КМНС решающим образом сказались и
сказываются на занятости в сфере «официальной экономики». Сокращение доли
общественного производства в экономике страны привело к проблеме занятости населения
в различных отраслях Решение таковой связано с изменением всей
социально-экономической ситуации в районах проживания КМНС. За последние десять
— пятнадцать лет уменьшилось число людей, считающих, что традиционные промыслы
должны быть основным занятием. Реальность такова, что при всех издержках
социально-экономического развития с учетом уравнительно-распределительной
системы социализма, КМНС стали условно субъектами сложившихся производственных
отношений. Поэтому возрождение всех видов хозяйственной деятельности должно
происходить на стыке общинно-родового (коллективного),
государственно-территориального и частнопредпринимательского.

Для решения насущных проблем дальнейшего
развития уникальной самобытной культуры имеет важное значение исследование
исторического пути, пройденного народами Дальнего Востока.  Она
сохранилась в  условиях коренной ломки устоявшихся порядков, становления
нового типа государственности, выработки и реализации государственной политики,
не всегда отвечавшей интересам и потребностям этносов. Поэтому важным фактором
совместного существования и  взаимного обогащения культур всех народов
нашей страны является забота и поддержание  прогресса и процветания
малочисленных народов.

Источник

Коренные народы Дальнего Востока // Тихоокеанский государственный университет

Автор фото: Testus. Источник: Википедия