Нечестивец или праздник козла краткое содержание

The Feast of the Goat

First edition (Spanish)
Author	Mario Vargas Llosa
Original title	La Fiesta del Chivo
Translator	Edith Grossman
Country	Peru
Language	Spanish
Genre	Historical novel Dictator novel
Publisher	Alfaguara (Spanish) Picador (imprint) (English)
Publication date	2000
Published in English	2001
Media type	Print (hardback & paperback)
ISBN	978-950-511-584-6 (Spanish) ISBN 0-374-15476-7 (English)

The Feast of the Goat (Spanish: La Fiesta del Chivo, 2000) is a novel by the Peruvian Nobel Prize in Literature laureate Mario Vargas Llosa. The book is set in the Dominican Republic and portrays the assassination of Dominican dictator Rafael Trujillo, and its aftermath, from two distinct standpoints a generation apart: during and immediately after the assassination itself, in May 1961; and thirty-five years later, in 1996. Throughout, there is also extensive reflection on the heyday of the dictatorship, in the 1950s, and its significance for the island and its inhabitants.

The novel follows three interwoven storylines. The first concerns a woman, Urania Cabral, who is back in the Dominican Republic, after a long absence, to visit her ailing father. Eventually, she ends up recalling incidents from her youth before recounting a long-held secret to her aunt and cousins. The second story line focuses on the last day in Trujillo’s life from the moment he wakes up onwards, and shows us the regime’s inner circle, to which Urania’s father once belonged. The third strand depicts Trujillo’s assassins, many of whom had previously been government loyalists, as they wait for his car late that night; after the assassination, this story line shows us the assassins’ persecution. Each aspect of the book’s plot reveals a different viewpoint on the Dominican Republic’s political and social environment, past and present.

Readers are shown the regime’s downward spiral, Trujillo’s assassination, and its aftermath through the eyes of insiders, conspirators, and a middle-aged woman looking back. The novel is therefore a kaleidoscopic portrait of dictatorial power, including its psychological effects and its long-term impact. The novel’s themes include the nature of power and corruption, and their relationship to machismo or sexual perversion in a rigidly hierarchical society with strongly gendered roles. Memory, and the process of remembering, is also an important theme, especially in Urania’s narrative as she recalls her youth in the Dominican Republic. Her story (and the book as a whole) ends when she recounts the terrible events that led to her leaving the country at the age of 14.

Vargas Llosa interlaces fictional elements and historical events: the book is not a documentary and the Cabral family, for instance, is completely fictional. On the other hand, the characters of Trujillo and Trujillo’s assassins are drawn from the historical record; Vargas Llosa weaves real historical incidents of brutality and oppression into these people’s stories, to further illuminate the nature of the regime and the responses it provoked. In Vargas Llosa’s words, «It’s a novel, not a history book, so I took many, many liberties. [. . .] I have respected the basic facts, but I have changed and deformed many things in order to make the story more persuasive—and I have not exaggerated.»^[1]

The Feast of the Goat received largely positive reviews, with several reviewers commenting on the book’s depiction of the relationship between sexuality and power, as well as the graphic descriptions of violent events. It has been described as a powerful exploration of the atrocities associated with dictatorship, and a testament to the dangers of absolute power.^[2]

A film version of the novel was released in 2005, starring Isabella Rossellini, Paul Freeman, and Tomas Milian. Jorge Alí Triana and his daughter, Veronica Triana, wrote a theatrical adaptation in 2003.

Background[edit]

The Feast of the Goat is only the second of Vargas Llosa’s novels to be set outside Peru (the first being The War of the End of the World). It is also unusual because it’s the first to have a female protagonist: as critic Lynn Walford writes of the leading character in The Feast of the Goat, and also Vargas Llosa’s subsequent book The Way to Paradise, «both are utterly unlike any of the other female characters in his previous novels».^[3]

El pueblo celebra

The people celebrate
With great enthusiasm
The feast of the Goat

The thirtieth of May

— Lyrics from Mataron al chivo, as quoted at the beginning of the novel.

The novel examines the dictatorial regime of Rafael Leónidas Trujillo Molina in the Dominican Republic. Trujillo was, in historian Eric Roorda’s words, «a towering influence in Dominican and Caribbean history» who presided over «one of the most durable regimes of the twentieth century» during the thirty-one years between his seizure of power in 1930 and his assassination in 1961.^[4] Trujillo had trained with the United States Marine Corps during the United States occupation of the island, and graduated from the Haina Military Academy in 1921.^[4] After the U.S. departed in 1924, he became head of the Dominican National Police which, under his command, was transformed into the Dominican National Army and Trujillo’s personal «virtually autonomous power base».^[5]

Trujillo was officially dictator only from 1930 to 1938, and from 1942 to 1952, but remained in effective power throughout the entire period. Though his regime was broadly nationalist, Daniel Chirot comments that he had «no particular ideology» and his economic and social policies were basically progressive.^[6]

The novel’s title is taken from the popular Dominican merengue Mataron al chivo («They Killed the Goat»), which refers to Trujillo’s assassination on May 30, 1961.^[7] Merengue is a style of music created by Ñico Lora in the 1920s and actively promoted by Trujillo himself. It’s now considered the country’s national music.^[8] Cultural critics Julie Sellers and Stephen Ropp comment about this particular merengue that, by envisaging the dictator as an animal who could be turned into a stew (as frequently happened with goats struck down on the Dominican Republic’s highways), the song «gave those performing, listening to, and dancing to this merengue a sense of control over him and over themselves that they had not experienced for over three decades.»^[9] Vargas Llosa quotes the lyrics to Mataron al chivo at the beginning of his novel.

Plot summary[edit]

The novel’s narrative is divided into three distinct strands. One is centred on Urania Cabral, a fictional Dominican character; another deals with the conspirators involved in Trujillo’s assassination; and the third focuses on Trujillo himself. The novel alternates between these storylines, while jumping back and forth from 1961 to 1996, with frequent flashbacks to periods earlier in Trujillo’s regime.

The Feast of the Goat begins with the return of Urania to her hometown of Santo Domingo, a city which had been renamed Ciudad Trujillo during Trujillo’s time in power. This storyline is largely introspective, dealing with Urania’s memories and her inner turmoil over the events preceding her departure from the Dominican Republic thirty-five years earlier. Urania escaped the crumbling Trujillo regime in 1961 by claiming she planned to study under a tutelage of nuns in Michigan. In the following decades, she becomes a prominent and successful New York lawyer. She finally returns to the Dominican Republic in 1996, on a whim, before finding herself compelled to confront her father and elements of her past she has long ignored. As Urania speaks to her ailing father, Agustin Cabral, she recalls more and more of the anger and disgust that led to her thirty-five years of silence. Urania retells her father’s descent into political disgrace, while revealing the betrayal that forms a crux between both Urania’s storyline and that of Trujillo himself.

The second and third storylines are set in 1961, in the weeks prior to and following Trujillo’s assassination on May 30. Each assassin has his own background story, explaining his motivation for their involvement in the assassination plot. Each has been wronged by Trujillo and his regime, by torture and brutality, or through assaults on their pride, religious faith, morality, and loved ones. Vargas Llosa weaves the tale of the men as memories recalled on the night of Trujillo’s death, as the conspirators lie in wait for «The Goat». Interconnected with these stories are the actions of other famous Trujillistas of the time: Joaquín Balaguer, the puppet president; Johnny Abbes García, the merciless head of the Military Intelligence Service (SIM); and various others—some real, some composites of historical figures, and some purely fictional.

The third storyline is concerned with the thoughts and motives of Rafael Leónidas Trujillo Molina himself. The chapters concerning The Goat recall the major events of his time, including the slaughter of thousands of Dominican Haitians in 1937. They also deal with the Dominican Republic’s tense international relationships during the Cold War, especially with the United States under the presidency of John F. Kennedy and Cuba under Castro. Vargas Llosa also speculates upon Trujillo’s innermost thoughts and paints a picture of a man whose physical body is slowly failing him. Trujillo is tormented by both his incontinence and impotence. Eventually, his storyline intersects with Urania’s narrative when it’s revealed that Urania was sexually assaulted by Trujillo. He is unable to achieve an erection with Urania and, in frustration, rapes her with his bare hands. This event is the core of Urania’s shame and hatred towards her own father. In addition, it’s the cause of Trujillo’s repeated anger over the «anemic little bitch»^[10] who witnessed his impotence and emotion, as well as the reason he’s en route to sleep with another girl on the night of his assassination.

In the novel’s final chapters, the three storylines intersect with increasing frequency. The tone of these chapters is especially dark as they deal primarily with the horrific torture and death of the assassins at the hands of government agents, the failure of the coup, the rape of Urania, and the concessions made to Trujillo’s most vicious supporters allowing them to enact their horrific revenge on the conspirators and escape the country. The book ends as Urania prepares to return home, determined this time to keep in touch with her family back on the island.

Characters[edit]

Modern day[edit]

Urania Cabral and her father Agustín Cabral appear in both the modern day and historical portions of the novel. In the year 1996, Urania returns to the Dominican Republic for the first time since her departure at the age of 14. She is a successful New York lawyer who has spent most of the past 35 years trying to overcome the traumas of her childhood, a goal she pursues through an academic fascination with Trujillo and Dominican history. Urania is deeply troubled by the events of her past, and is compelled to confront her father Agustín about his role in those events. Urania visits her father, finding him weakened by age and a severe stroke, so much so that he is barely able to respond physically to her presence, let alone speak. Agustín listens helplessly as Urania recounts his past as «Egghead Cabral», a high-ranking member of Trujillo’s inner circle, and his drastic fall from grace. Urania details Agustín’s role in the events that led to her rape by the Dominican leader, and subsequent lifetime of celibacy and emotional trauma.^[11] Agustín’s character in the modern day portion of the novel serves primarily as a sounding board for Urania’s recollections of the Trujillo era, and the events that surrounded both Agustín Cabral’s disgrace and Urania’s escape from the country. His responses are usually minimal or non-vocal, despite the ardency of Urania’s accusations and the enormity of his own actions during Trujillo’s reign.

The Trujillo regime[edit]

Rafael Trujillo, known also as The Goat, The Chief, and The Benefactor, is a fictionalized character based on the real dictator of the Dominican Republic from 1930 to 1961 and the official President of the Republic from 1930 to 1938 and 1943 to 1952.^[12] In The Feast of the Goat, Vargas Llosa imagines the innermost thoughts of the dictator, and retells the Goat’s last hours from his own perspective.^[13]
Trujillo’s character struggles with aging and the physical problems of incontinence and impotence.^[14] Through fictional events and first person narrative, the reader is given insight into the man who, during his «thirty-one years of horrendous political crimes»,^[7] modernized the country’s infrastructure and military, but whose regime’s attack against its enemies overseas (particularly the attempted assassination of Rómulo Betancourt, president of Venezuela) led to the imposition of economic sanctions on the Dominican Republic by the Organization of American States in the 1950s.^[15] The resultant economic downturn, in conjunction with other factors, leads to the CIA supported assassination plot that ended Trujillo’s life on May 30, 1961.^[12]

Trujillo’s regime is supported by Johnny Abbes García, the head of the Military Intelligence Service (SIM), a brutal man to whom many «disappearances, … executions, … sudden falls into disgrace»^[16] are attributed. Abbes and his intelligence officers are notorious for their cruelty, particularly their habit of killing dissidents by throwing them into shark-infested waters.^[17] Colonel Abbes «may be the devil, but he’s useful to the Chief; everything bad is attributed to him and only the good to Trujillo».^[18] Trujillo’s son, Ramfis Trujillo, is a loyal supporter of the Chief. After unsuccessful attempts at schooling in the United States, Ramfis returns to the Dominican Republic to serve in his father’s military. He’s a well-known womanizer. Upon Trujillo’s death, Ramfis seeks revenge, even going so far as to torture and kill his uncle by marriage, General Jose Roman, for his part in the assassination conspiracy.

Joaquín Balaguer, Trujillo’s puppet president is also a supporter, and initially his seemingly innocuous character holds no real power. Following Trujillo’s death, the calm and serenity of Balaguer bring about real change in his character, and General Román comments that «this insignificant man whom everyone had always considered a mere clerk, a purely decorative figure in the regime, began to acquire surprising authority».^[19] It’s Balaguer who guides much of the action in the last sections of the book.

Conspirators[edit]

The storyline concerning the assassination primarily follows the four conspirators who directly participate in Trujillo’s death. Antonio Imbert Barrera is one of the few conspirators who survives the violent reprisals that follow Trujillo’s assassination. Imbert is a politician who becomes disillusioned with the deception and cruelty of Trujillo’s regime. His first plan to kill Trujillo was foiled by the unsuccessful attempted overthrow of the regime by Cuban paramilitary forces. Now convinced of the difficulty of his task, Imbert joins the other conspirators in plotting Trujillo’s death. Among the others is Antonio de la Maza, one of Trujillo’s personal guards. Antonio’s brother is killed as part of a government cover-up and Antonio swears revenge upon Trujillo. Salvador Estrella Sadhalá, known as «Turk», is a devout Catholic who, in indignation at the regime’s many crimes against God, swears an oath against Trujillo. Turk eventually turns himself in for fear that the regime was torturing his family. Both Turk and his innocent brother are then tortured for months. His father remains loyal to Trujillo and disowns Turk in his face. Despite all of this, Turk refuses to commit suicide and doesn’t lose faith in God. He is later executed by Ramfis and other high level government men. Turk’s close friend, Amado García Guerrero, known as Amadito, is a Lieutenant in the army who gave up his beloved as proof of his loyalty to Trujillo, and then later was forced to kill her brother to prove himself to Trujillo. Amadito’s disgust with himself and disillusionment with the regime lead to his decision to help kill Trujillo. Following the assassination, he hides out with de la Maza and dies fighting. In the aftermath of the assassination, Amadito and Antonio de la Maza choose to fight the members of SIM who come to arrest them, opting to die in battle rather than be captured and tortured.

Major themes[edit]

The Feast of the Goat’s major themes include political corruption, machismo, memory, and writing and power. Olga Lorenzo, reviewer for The Melbourne Age, suggests that overall Vargas Llosa’s aim is to reveal the irrational forces of Latin tradition that give rise to despotism.^[20]

Political corruption[edit]

The structure of Dominican society was hierarchical, with strongly gendered roles. Rafael Trujillo, the ruler, was a cruel dictator who haunts the people of Santo Domingo even 35 years after his death. He is a true caudillo, ruling with brutality and corruption. He creates a personality cult in his capitalist society and encourages decadence within his regime.^[21] Prior to their promotion for a position of responsibility, an officer is required to pass a «test of loyalty».^[22] His people must remain loyal to him all cost. Their obedience is periodically tested by public humiliation and censure, even though acts of disloyalty were rare. Trujillo violates both women and children as an expression of his political/sexual power. In some cases, he sexually assaults the wife or child of his own lieutenants, many of whom still remain blindly loyal.^[23] Even the church and military institutions are employed to give women to the tyrant for pleasure.

Many of the assassins had belonged to Trujillo’s regime or had at one point been his staunch supporters, only to find their support for him eroded by the state’s crimes against its own citizens.^[24] Imbert, one of the assassins, sums up this realization in a comment prompted by the murder of the Mirabal sisters: «They kill our fathers, our brothers, our friends. And now they’re killing our women. And here we sit, resigned, waiting our turn.»^[25] In an interview, Vargas Llosa describes the corruption and brutality of Trujillo’s regime: «He had more or less all the common traits of a Latin American dictator, but pushed to the extreme. In cruelty, I think he went far far away from the rest—and in corruption, too.»^[26]

Machismo[edit]

According to literary scholar Peter Anthony Niessa, the two important components of machismo are aggressive behaviour and hyper-sexuality.^[27] Aggressive behaviour is exhibited by displays of power and strength, while hyper-sexuality is revealed through sexual activity with as many partners as possible.^[28] These two components shape the portrayal of Trujillo and his regime in The Feast of the Goat. As Lorenzo observes, Vargas Llosa «reveals traditions of machismo, of abusive fathers, and of child-rearing practices that repeat the shaming of children, so that each generation bequeaths a withering of the soul to the subsequent one.»^[20]

In a display of both aspects of machismo, Trujillo demanded that his aides and cabinet provide him with sexual access to their wives or daughters. Mario Vargas Llosa wrote of Trujillo’s machismo and treatment of women, «[h]e went to bed with his ministers’ wives, not only because he liked these ladies but because it was a way to test his ministers. He wanted to know if they were ready to accept this extreme humiliation. Mainly the ministers were prepared to play this grotesque role—and they remained loyal to Trujillo even after his death.»^[26] Trujillo’s sexual conquests and public humiliations of his enemies also serve to affirm his political power and machismo. In Niessa’s words, «The implication is that maximum virility equals political dominance.»^[29]

Trujillo’s attempted sexual conquest of Urania is an example of both political manipulation of Agustín Cabral and sexual power over young women. However, as Trujillo’s penis remains flaccid throughout the encounter and he is humiliated in front of the young girl, the encounter fails to satisfy his requirements for machismo.^[30]

Memory[edit]

All of the novel’s storylines concern memory in some sense or another. The most apparent confrontation of memory is on the part of Urania Cabral, who has returned to the Dominican Republic for the first time in 30 years. Soon, Urania is forced to confront her father and the traumas that led her to leave the country at 14. She was the victim of sexual abuse at the hands of Trujillo himself, a sacrifice her father made to try to gain favor with the dictator again (a fact to which she alludes throughout the book, but which is only revealed at the very end). The book concludes with her recounting the memory of that night to her aunt and cousins, who never knew the true reason she left the country. When her aunt is surprised that she remembers all these details, Urania responds that while she forgets many things, «I remember everything about that night.»^[31] For Urania, forgetting the atrocities committed by the regime is unacceptable.^[32] Her father, on the other hand, is not capable of joining her in this process of remembering, since he has suffered a stroke and is not capable of speaking. However, Urania is angry that he chose to forget these things while he was still capable of acknowledging them.^[32]

Memory is also important in the sections of the novel that deal with the assassins. Each recalls the events that led him to take part in the assassination of Trujillo. These incidents included the 1956 Galindez kidnapping and murder, the 1960 murder of the Mirabal sisters, and the 1961 split with the Catholic Church. These historical events are used by Vargas Llosa to connect the assassins with specific moments that demonstrate the violence of Trujillo’s regime.^[33] Trujillo, too, is shown reflecting on the past, not least his own formation and training at the hands of the US Marines.

But above all, Mario Vargas Llosa uses the fictional Urania to facilitate the novel’s attempt at remembering the regime. The novel opens and closes with Urania’s story, effectively framing the narrative in the terms of remembering the past and understanding its legacy in the present.^[34] In addition, because of her academic study of the history of the Trujillo regime, Urania is also confronting the memory of the regime for the country as a whole.^[35] This is in keeping with one purpose of the book, which is to ensure that the atrocities of the dictatorship and the dangers of absolute power will be remembered by a new generation.^[36]

Writing and power[edit]

In her treatment of the novel, María Regina Ruiz claims that «power gives its wielder the ability to make prohibitions; prohibitions that are reflected in history, the study of which reveals what is and what is not told.»^[37] The government’s actions in The Feast of the Goat demonstrate the discourse of prohibition: foreign newspapers and magazines were prohibited from entering Trujillo’s country as they were seen as a threat to the government’s ideas. Mario Vargas Llosa takes part in this discourse by recounting what was prohibited.^[38]

Ruiz notes that writing also has the power to transform reality. It brings the reader back to the past, allowing the reader to comprehend myths or distorted stories told by historians. Ruiz contends that knowing the past is crucial to one’s understanding of the present that takes us to postmodernism, and argues that The Feast of the Goat can thus be seen as a postmodern discourse that gives power to history recreation.^[39]

The construction of fictions surrounding the events of Trujillo’s regime allow a degree of freedom from the horrors that took places. Author Julia Alvarez contends that these events can «only finally be understood by fiction, only finally be redeemed by the imagination»,^[40] while Richard Patterson claims that Vargas Llosa «reconfigures, and to a large degree demythologizes» Trujillo and his brutal reign through use of narrative structure.^[41] Vargas Llosa’s writing acts as a cathartic force for this period in history.

Fact and fiction[edit]

The novel is a combination of fact and fiction. Blending together these two elements is important in any historical novel, but especially in The Feast of the Goat because Vargas Llosa chose to narrate an actual event through the minds of both real and fictional characters.^[42] Some characters are fictional, and those that are non-fictional still have fictionalized aspects in the book. The general details of the assassination are true, and the assassins are all real people.^[41] While they lie in wait for the Dictator to arrive, they recount actual crimes of the regime, such as the murder of the Mirabal sisters.^[24] However, other details are invented by Vargas Llosa, such as Amadito’s murder of the brother of the woman he loved.^[24]

Those within the regime are also a mix of fictional characters and real people. President Balaguer is real, but the entire Cabral family is completely fictional. According to Wolff, Vargas Llosa «uses history as a starting point in constructing a fictionalized account of Trujillo’s «spiritual colonization» of the Dominican Republic as experienced by one Dominican family.^[43] The fictional Cabral family allows Vargas Llosa to show two sides of the Trujillo regime: through Agustin, the reader sees ultimate dedication and sacrifice to the leader of the nation; through Urania, the violence of the regime and the legacy of pain it left behind. Vargas Llosa also fictionalized the internal thoughts of the characters who were non-fictional, especially those of the Goat himself. According to literary scholar Richard Patterson, «Vargas Llosa’s expands all the way into the very «dark area» of Trujillo’s consciousness (as the storyteller dares to conceive it).»^[44]

Vargas Llosa also built an image of the regime with the troubled historical events. With regard to the historical accuracy of the book, Vargas Llosa has said «It’s a novel, not a history book, so I took many, many liberties. The only limitation I imposed on myself was that I was not going to invent anything that couldn’t have happened within the framework of life in the Dominican Republic. I have respected the basic facts, but I have changed and deformed many things in order to make the story more persuasive—and I have not exaggerated.»^[26]

Critical reception[edit]

The realist style of The Feast of the Goat is recognized by some reviewers as being a break from a more allegorical approach to the dictator novel.^[45] The novel received largely positive reviews, most of which were willing to accept sacrifices of historical accuracy in favour of good storytelling.^[46]

A common comment on the novel is the graphic nature of the many acts of torture and murder, which are depicted in the novel. Vargas lets the reader see the realities of an oppressive regime with a degree of detail not often used by his compatriots in Latin American literature, as Michael Wood suggests in the London Review of Books: «Vargas Llosa … tells us far more about the details of day-to-day intrigue, and the sordid, sadistic minutiae of torture and murder.»^[47] Walter Kirn of The New York Times suggests that the «grisly scenes of dungeon interrogations and torture sessions» cast other aspects of the novel in a pale light, draining them of their significance and impact.^[21] Similarly, Kirn implies that the «narrative machinery» mentioned by Wood as being somewhat unwieldy also produces a largely superfluous storyline.^[21] The plot line centered on Urania Cabral is described by Sturrock as being an emotional centre that focuses the novel, and Wood agrees that her confrontations with past demons hold the readers attention.^[45] In contrast, Kirn’s review states that Urania’s segments are «talky and atmospheric … [and] seem to be on loan from another sort of book.»^[21]

Most reviews of The Feast of the Goat make either indirect of direct reference to the relationship between sexuality and power. Salon reviewer Laura Miller,^[48] writer for The Observer Jonathan Heawood,^[49] Walter Kirn,^[50] and Michael Wood^[51] each detail the connection between Trujillo’s gradual loss of ultimate control, both over his body and his followers. The means by which Trujillo reinforces political power through sexual acts and begins to lose personal conviction as his body fails him, are topics of frequent discussion among reviewers.

In 2011 Bernard Diederich, author of the 1978 non-fiction book Trujillo: The Death of the Goat, accused Vargas-Llosa of plagiarism.^[52]

Adaptations[edit]

An English-language film adaptation of the novel was made in 2005, directed by Luis Llosa, Mario Vargas Llosa’s cousin. It stars Isabella Rossellini as Urania Cabral, Paul Freeman as her father Agustin, Stephanie Leonidas as Uranita and Tomas Milian as Rafael Leonidas Trujillo. It was filmed in both the Dominican Republic and in Spain.^[53] Reviewing the film for the trade paper Variety, critic Jonathan Holland called it «less a feast than a somewhat rushed, but thoroughly enjoyable, three-course meal», commenting that the main difference from the source novel was the sacrifice of psychological nuance.^[54]

The novel has also been adapted for the stage, by Jorge Alí Triana and his daughter Veronica Triana, directed by Jorge Triana: the play was put on (in Spanish, but with simultaneous translation to English) at Repertorio Español (www.repertorio.org/chivo) in New York in 2003;^[55] and the production moved to Lima in 2007.^[56] A feature of the novel’s stage version is that the same actor plays both Agustin Cabral and Rafael Trujillo. For reviewer Bruce Weber, this makes the point «that Trujillo’s control of the nation depended on gutless collaborators».^[55]

Notes[edit]

References[edit]

Further reading[edit]

• López-Calvo, Ignacio (2005), «God and Trujillo»: Literary and Cultural Representations of the Dominican Dictator, Gainesville, FL: University Press of Florida, ISBN 0-8130-2823-X.
• The Feast of the Goat, review by Ted Gioia (The New Canon)

The Feast of the Goat

First edition (Spanish)
Author	Mario Vargas Llosa
Original title	La Fiesta del Chivo
Translator	Edith Grossman
Country	Peru
Language	Spanish
Genre	Historical novel Dictator novel
Publisher	Alfaguara (Spanish) Picador (imprint) (English)
Publication date	2000
Published in English	2001
Media type	Print (hardback & paperback)
ISBN	978-950-511-584-6 (Spanish) ISBN 0-374-15476-7 (English)

The Feast of the Goat (Spanish: La Fiesta del Chivo, 2000) is a novel by the Peruvian Nobel Prize in Literature laureate Mario Vargas Llosa. The book is set in the Dominican Republic and portrays the assassination of Dominican dictator Rafael Trujillo, and its aftermath, from two distinct standpoints a generation apart: during and immediately after the assassination itself, in May 1961; and thirty-five years later, in 1996. Throughout, there is also extensive reflection on the heyday of the dictatorship, in the 1950s, and its significance for the island and its inhabitants.

The novel follows three interwoven storylines. The first concerns a woman, Urania Cabral, who is back in the Dominican Republic, after a long absence, to visit her ailing father. Eventually, she ends up recalling incidents from her youth before recounting a long-held secret to her aunt and cousins. The second story line focuses on the last day in Trujillo’s life from the moment he wakes up onwards, and shows us the regime’s inner circle, to which Urania’s father once belonged. The third strand depicts Trujillo’s assassins, many of whom had previously been government loyalists, as they wait for his car late that night; after the assassination, this story line shows us the assassins’ persecution. Each aspect of the book’s plot reveals a different viewpoint on the Dominican Republic’s political and social environment, past and present.

Readers are shown the regime’s downward spiral, Trujillo’s assassination, and its aftermath through the eyes of insiders, conspirators, and a middle-aged woman looking back. The novel is therefore a kaleidoscopic portrait of dictatorial power, including its psychological effects and its long-term impact. The novel’s themes include the nature of power and corruption, and their relationship to machismo or sexual perversion in a rigidly hierarchical society with strongly gendered roles. Memory, and the process of remembering, is also an important theme, especially in Urania’s narrative as she recalls her youth in the Dominican Republic. Her story (and the book as a whole) ends when she recounts the terrible events that led to her leaving the country at the age of 14.

Vargas Llosa interlaces fictional elements and historical events: the book is not a documentary and the Cabral family, for instance, is completely fictional. On the other hand, the characters of Trujillo and Trujillo’s assassins are drawn from the historical record; Vargas Llosa weaves real historical incidents of brutality and oppression into these people’s stories, to further illuminate the nature of the regime and the responses it provoked. In Vargas Llosa’s words, «It’s a novel, not a history book, so I took many, many liberties. [. . .] I have respected the basic facts, but I have changed and deformed many things in order to make the story more persuasive—and I have not exaggerated.»^[1]

The Feast of the Goat received largely positive reviews, with several reviewers commenting on the book’s depiction of the relationship between sexuality and power, as well as the graphic descriptions of violent events. It has been described as a powerful exploration of the atrocities associated with dictatorship, and a testament to the dangers of absolute power.^[2]

A film version of the novel was released in 2005, starring Isabella Rossellini, Paul Freeman, and Tomas Milian. Jorge Alí Triana and his daughter, Veronica Triana, wrote a theatrical adaptation in 2003.

Background[edit]

The Feast of the Goat is only the second of Vargas Llosa’s novels to be set outside Peru (the first being The War of the End of the World). It is also unusual because it’s the first to have a female protagonist: as critic Lynn Walford writes of the leading character in The Feast of the Goat, and also Vargas Llosa’s subsequent book The Way to Paradise, «both are utterly unlike any of the other female characters in his previous novels».^[3]

El pueblo celebra

The people celebrate
With great enthusiasm
The feast of the Goat

The thirtieth of May

— Lyrics from Mataron al chivo, as quoted at the beginning of the novel.

The novel examines the dictatorial regime of Rafael Leónidas Trujillo Molina in the Dominican Republic. Trujillo was, in historian Eric Roorda’s words, «a towering influence in Dominican and Caribbean history» who presided over «one of the most durable regimes of the twentieth century» during the thirty-one years between his seizure of power in 1930 and his assassination in 1961.^[4] Trujillo had trained with the United States Marine Corps during the United States occupation of the island, and graduated from the Haina Military Academy in 1921.^[4] After the U.S. departed in 1924, he became head of the Dominican National Police which, under his command, was transformed into the Dominican National Army and Trujillo’s personal «virtually autonomous power base».^[5]

Trujillo was officially dictator only from 1930 to 1938, and from 1942 to 1952, but remained in effective power throughout the entire period. Though his regime was broadly nationalist, Daniel Chirot comments that he had «no particular ideology» and his economic and social policies were basically progressive.^[6]

The novel’s title is taken from the popular Dominican merengue Mataron al chivo («They Killed the Goat»), which refers to Trujillo’s assassination on May 30, 1961.^[7] Merengue is a style of music created by Ñico Lora in the 1920s and actively promoted by Trujillo himself. It’s now considered the country’s national music.^[8] Cultural critics Julie Sellers and Stephen Ropp comment about this particular merengue that, by envisaging the dictator as an animal who could be turned into a stew (as frequently happened with goats struck down on the Dominican Republic’s highways), the song «gave those performing, listening to, and dancing to this merengue a sense of control over him and over themselves that they had not experienced for over three decades.»^[9] Vargas Llosa quotes the lyrics to Mataron al chivo at the beginning of his novel.

Plot summary[edit]

The novel’s narrative is divided into three distinct strands. One is centred on Urania Cabral, a fictional Dominican character; another deals with the conspirators involved in Trujillo’s assassination; and the third focuses on Trujillo himself. The novel alternates between these storylines, while jumping back and forth from 1961 to 1996, with frequent flashbacks to periods earlier in Trujillo’s regime.

The Feast of the Goat begins with the return of Urania to her hometown of Santo Domingo, a city which had been renamed Ciudad Trujillo during Trujillo’s time in power. This storyline is largely introspective, dealing with Urania’s memories and her inner turmoil over the events preceding her departure from the Dominican Republic thirty-five years earlier. Urania escaped the crumbling Trujillo regime in 1961 by claiming she planned to study under a tutelage of nuns in Michigan. In the following decades, she becomes a prominent and successful New York lawyer. She finally returns to the Dominican Republic in 1996, on a whim, before finding herself compelled to confront her father and elements of her past she has long ignored. As Urania speaks to her ailing father, Agustin Cabral, she recalls more and more of the anger and disgust that led to her thirty-five years of silence. Urania retells her father’s descent into political disgrace, while revealing the betrayal that forms a crux between both Urania’s storyline and that of Trujillo himself.

The second and third storylines are set in 1961, in the weeks prior to and following Trujillo’s assassination on May 30. Each assassin has his own background story, explaining his motivation for their involvement in the assassination plot. Each has been wronged by Trujillo and his regime, by torture and brutality, or through assaults on their pride, religious faith, morality, and loved ones. Vargas Llosa weaves the tale of the men as memories recalled on the night of Trujillo’s death, as the conspirators lie in wait for «The Goat». Interconnected with these stories are the actions of other famous Trujillistas of the time: Joaquín Balaguer, the puppet president; Johnny Abbes García, the merciless head of the Military Intelligence Service (SIM); and various others—some real, some composites of historical figures, and some purely fictional.

The third storyline is concerned with the thoughts and motives of Rafael Leónidas Trujillo Molina himself. The chapters concerning The Goat recall the major events of his time, including the slaughter of thousands of Dominican Haitians in 1937. They also deal with the Dominican Republic’s tense international relationships during the Cold War, especially with the United States under the presidency of John F. Kennedy and Cuba under Castro. Vargas Llosa also speculates upon Trujillo’s innermost thoughts and paints a picture of a man whose physical body is slowly failing him. Trujillo is tormented by both his incontinence and impotence. Eventually, his storyline intersects with Urania’s narrative when it’s revealed that Urania was sexually assaulted by Trujillo. He is unable to achieve an erection with Urania and, in frustration, rapes her with his bare hands. This event is the core of Urania’s shame and hatred towards her own father. In addition, it’s the cause of Trujillo’s repeated anger over the «anemic little bitch»^[10] who witnessed his impotence and emotion, as well as the reason he’s en route to sleep with another girl on the night of his assassination.

In the novel’s final chapters, the three storylines intersect with increasing frequency. The tone of these chapters is especially dark as they deal primarily with the horrific torture and death of the assassins at the hands of government agents, the failure of the coup, the rape of Urania, and the concessions made to Trujillo’s most vicious supporters allowing them to enact their horrific revenge on the conspirators and escape the country. The book ends as Urania prepares to return home, determined this time to keep in touch with her family back on the island.

Characters[edit]

Modern day[edit]

Urania Cabral and her father Agustín Cabral appear in both the modern day and historical portions of the novel. In the year 1996, Urania returns to the Dominican Republic for the first time since her departure at the age of 14. She is a successful New York lawyer who has spent most of the past 35 years trying to overcome the traumas of her childhood, a goal she pursues through an academic fascination with Trujillo and Dominican history. Urania is deeply troubled by the events of her past, and is compelled to confront her father Agustín about his role in those events. Urania visits her father, finding him weakened by age and a severe stroke, so much so that he is barely able to respond physically to her presence, let alone speak. Agustín listens helplessly as Urania recounts his past as «Egghead Cabral», a high-ranking member of Trujillo’s inner circle, and his drastic fall from grace. Urania details Agustín’s role in the events that led to her rape by the Dominican leader, and subsequent lifetime of celibacy and emotional trauma.^[11] Agustín’s character in the modern day portion of the novel serves primarily as a sounding board for Urania’s recollections of the Trujillo era, and the events that surrounded both Agustín Cabral’s disgrace and Urania’s escape from the country. His responses are usually minimal or non-vocal, despite the ardency of Urania’s accusations and the enormity of his own actions during Trujillo’s reign.

The Trujillo regime[edit]

Rafael Trujillo, known also as The Goat, The Chief, and The Benefactor, is a fictionalized character based on the real dictator of the Dominican Republic from 1930 to 1961 and the official President of the Republic from 1930 to 1938 and 1943 to 1952.^[12] In The Feast of the Goat, Vargas Llosa imagines the innermost thoughts of the dictator, and retells the Goat’s last hours from his own perspective.^[13]
Trujillo’s character struggles with aging and the physical problems of incontinence and impotence.^[14] Through fictional events and first person narrative, the reader is given insight into the man who, during his «thirty-one years of horrendous political crimes»,^[7] modernized the country’s infrastructure and military, but whose regime’s attack against its enemies overseas (particularly the attempted assassination of Rómulo Betancourt, president of Venezuela) led to the imposition of economic sanctions on the Dominican Republic by the Organization of American States in the 1950s.^[15] The resultant economic downturn, in conjunction with other factors, leads to the CIA supported assassination plot that ended Trujillo’s life on May 30, 1961.^[12]

Trujillo’s regime is supported by Johnny Abbes García, the head of the Military Intelligence Service (SIM), a brutal man to whom many «disappearances, … executions, … sudden falls into disgrace»^[16] are attributed. Abbes and his intelligence officers are notorious for their cruelty, particularly their habit of killing dissidents by throwing them into shark-infested waters.^[17] Colonel Abbes «may be the devil, but he’s useful to the Chief; everything bad is attributed to him and only the good to Trujillo».^[18] Trujillo’s son, Ramfis Trujillo, is a loyal supporter of the Chief. After unsuccessful attempts at schooling in the United States, Ramfis returns to the Dominican Republic to serve in his father’s military. He’s a well-known womanizer. Upon Trujillo’s death, Ramfis seeks revenge, even going so far as to torture and kill his uncle by marriage, General Jose Roman, for his part in the assassination conspiracy.

Joaquín Balaguer, Trujillo’s puppet president is also a supporter, and initially his seemingly innocuous character holds no real power. Following Trujillo’s death, the calm and serenity of Balaguer bring about real change in his character, and General Román comments that «this insignificant man whom everyone had always considered a mere clerk, a purely decorative figure in the regime, began to acquire surprising authority».^[19] It’s Balaguer who guides much of the action in the last sections of the book.

Conspirators[edit]

The storyline concerning the assassination primarily follows the four conspirators who directly participate in Trujillo’s death. Antonio Imbert Barrera is one of the few conspirators who survives the violent reprisals that follow Trujillo’s assassination. Imbert is a politician who becomes disillusioned with the deception and cruelty of Trujillo’s regime. His first plan to kill Trujillo was foiled by the unsuccessful attempted overthrow of the regime by Cuban paramilitary forces. Now convinced of the difficulty of his task, Imbert joins the other conspirators in plotting Trujillo’s death. Among the others is Antonio de la Maza, one of Trujillo’s personal guards. Antonio’s brother is killed as part of a government cover-up and Antonio swears revenge upon Trujillo. Salvador Estrella Sadhalá, known as «Turk», is a devout Catholic who, in indignation at the regime’s many crimes against God, swears an oath against Trujillo. Turk eventually turns himself in for fear that the regime was torturing his family. Both Turk and his innocent brother are then tortured for months. His father remains loyal to Trujillo and disowns Turk in his face. Despite all of this, Turk refuses to commit suicide and doesn’t lose faith in God. He is later executed by Ramfis and other high level government men. Turk’s close friend, Amado García Guerrero, known as Amadito, is a Lieutenant in the army who gave up his beloved as proof of his loyalty to Trujillo, and then later was forced to kill her brother to prove himself to Trujillo. Amadito’s disgust with himself and disillusionment with the regime lead to his decision to help kill Trujillo. Following the assassination, he hides out with de la Maza and dies fighting. In the aftermath of the assassination, Amadito and Antonio de la Maza choose to fight the members of SIM who come to arrest them, opting to die in battle rather than be captured and tortured.

Major themes[edit]

The Feast of the Goat’s major themes include political corruption, machismo, memory, and writing and power. Olga Lorenzo, reviewer for The Melbourne Age, suggests that overall Vargas Llosa’s aim is to reveal the irrational forces of Latin tradition that give rise to despotism.^[20]

Political corruption[edit]

The structure of Dominican society was hierarchical, with strongly gendered roles. Rafael Trujillo, the ruler, was a cruel dictator who haunts the people of Santo Domingo even 35 years after his death. He is a true caudillo, ruling with brutality and corruption. He creates a personality cult in his capitalist society and encourages decadence within his regime.^[21] Prior to their promotion for a position of responsibility, an officer is required to pass a «test of loyalty».^[22] His people must remain loyal to him all cost. Their obedience is periodically tested by public humiliation and censure, even though acts of disloyalty were rare. Trujillo violates both women and children as an expression of his political/sexual power. In some cases, he sexually assaults the wife or child of his own lieutenants, many of whom still remain blindly loyal.^[23] Even the church and military institutions are employed to give women to the tyrant for pleasure.

Many of the assassins had belonged to Trujillo’s regime or had at one point been his staunch supporters, only to find their support for him eroded by the state’s crimes against its own citizens.^[24] Imbert, one of the assassins, sums up this realization in a comment prompted by the murder of the Mirabal sisters: «They kill our fathers, our brothers, our friends. And now they’re killing our women. And here we sit, resigned, waiting our turn.»^[25] In an interview, Vargas Llosa describes the corruption and brutality of Trujillo’s regime: «He had more or less all the common traits of a Latin American dictator, but pushed to the extreme. In cruelty, I think he went far far away from the rest—and in corruption, too.»^[26]

Machismo[edit]

According to literary scholar Peter Anthony Niessa, the two important components of machismo are aggressive behaviour and hyper-sexuality.^[27] Aggressive behaviour is exhibited by displays of power and strength, while hyper-sexuality is revealed through sexual activity with as many partners as possible.^[28] These two components shape the portrayal of Trujillo and his regime in The Feast of the Goat. As Lorenzo observes, Vargas Llosa «reveals traditions of machismo, of abusive fathers, and of child-rearing practices that repeat the shaming of children, so that each generation bequeaths a withering of the soul to the subsequent one.»^[20]

In a display of both aspects of machismo, Trujillo demanded that his aides and cabinet provide him with sexual access to their wives or daughters. Mario Vargas Llosa wrote of Trujillo’s machismo and treatment of women, «[h]e went to bed with his ministers’ wives, not only because he liked these ladies but because it was a way to test his ministers. He wanted to know if they were ready to accept this extreme humiliation. Mainly the ministers were prepared to play this grotesque role—and they remained loyal to Trujillo even after his death.»^[26] Trujillo’s sexual conquests and public humiliations of his enemies also serve to affirm his political power and machismo. In Niessa’s words, «The implication is that maximum virility equals political dominance.»^[29]

Trujillo’s attempted sexual conquest of Urania is an example of both political manipulation of Agustín Cabral and sexual power over young women. However, as Trujillo’s penis remains flaccid throughout the encounter and he is humiliated in front of the young girl, the encounter fails to satisfy his requirements for machismo.^[30]

Memory[edit]

All of the novel’s storylines concern memory in some sense or another. The most apparent confrontation of memory is on the part of Urania Cabral, who has returned to the Dominican Republic for the first time in 30 years. Soon, Urania is forced to confront her father and the traumas that led her to leave the country at 14. She was the victim of sexual abuse at the hands of Trujillo himself, a sacrifice her father made to try to gain favor with the dictator again (a fact to which she alludes throughout the book, but which is only revealed at the very end). The book concludes with her recounting the memory of that night to her aunt and cousins, who never knew the true reason she left the country. When her aunt is surprised that she remembers all these details, Urania responds that while she forgets many things, «I remember everything about that night.»^[31] For Urania, forgetting the atrocities committed by the regime is unacceptable.^[32] Her father, on the other hand, is not capable of joining her in this process of remembering, since he has suffered a stroke and is not capable of speaking. However, Urania is angry that he chose to forget these things while he was still capable of acknowledging them.^[32]

Memory is also important in the sections of the novel that deal with the assassins. Each recalls the events that led him to take part in the assassination of Trujillo. These incidents included the 1956 Galindez kidnapping and murder, the 1960 murder of the Mirabal sisters, and the 1961 split with the Catholic Church. These historical events are used by Vargas Llosa to connect the assassins with specific moments that demonstrate the violence of Trujillo’s regime.^[33] Trujillo, too, is shown reflecting on the past, not least his own formation and training at the hands of the US Marines.

But above all, Mario Vargas Llosa uses the fictional Urania to facilitate the novel’s attempt at remembering the regime. The novel opens and closes with Urania’s story, effectively framing the narrative in the terms of remembering the past and understanding its legacy in the present.^[34] In addition, because of her academic study of the history of the Trujillo regime, Urania is also confronting the memory of the regime for the country as a whole.^[35] This is in keeping with one purpose of the book, which is to ensure that the atrocities of the dictatorship and the dangers of absolute power will be remembered by a new generation.^[36]

Writing and power[edit]

In her treatment of the novel, María Regina Ruiz claims that «power gives its wielder the ability to make prohibitions; prohibitions that are reflected in history, the study of which reveals what is and what is not told.»^[37] The government’s actions in The Feast of the Goat demonstrate the discourse of prohibition: foreign newspapers and magazines were prohibited from entering Trujillo’s country as they were seen as a threat to the government’s ideas. Mario Vargas Llosa takes part in this discourse by recounting what was prohibited.^[38]

Ruiz notes that writing also has the power to transform reality. It brings the reader back to the past, allowing the reader to comprehend myths or distorted stories told by historians. Ruiz contends that knowing the past is crucial to one’s understanding of the present that takes us to postmodernism, and argues that The Feast of the Goat can thus be seen as a postmodern discourse that gives power to history recreation.^[39]

The construction of fictions surrounding the events of Trujillo’s regime allow a degree of freedom from the horrors that took places. Author Julia Alvarez contends that these events can «only finally be understood by fiction, only finally be redeemed by the imagination»,^[40] while Richard Patterson claims that Vargas Llosa «reconfigures, and to a large degree demythologizes» Trujillo and his brutal reign through use of narrative structure.^[41] Vargas Llosa’s writing acts as a cathartic force for this period in history.

Fact and fiction[edit]

The novel is a combination of fact and fiction. Blending together these two elements is important in any historical novel, but especially in The Feast of the Goat because Vargas Llosa chose to narrate an actual event through the minds of both real and fictional characters.^[42] Some characters are fictional, and those that are non-fictional still have fictionalized aspects in the book. The general details of the assassination are true, and the assassins are all real people.^[41] While they lie in wait for the Dictator to arrive, they recount actual crimes of the regime, such as the murder of the Mirabal sisters.^[24] However, other details are invented by Vargas Llosa, such as Amadito’s murder of the brother of the woman he loved.^[24]

Those within the regime are also a mix of fictional characters and real people. President Balaguer is real, but the entire Cabral family is completely fictional. According to Wolff, Vargas Llosa «uses history as a starting point in constructing a fictionalized account of Trujillo’s «spiritual colonization» of the Dominican Republic as experienced by one Dominican family.^[43] The fictional Cabral family allows Vargas Llosa to show two sides of the Trujillo regime: through Agustin, the reader sees ultimate dedication and sacrifice to the leader of the nation; through Urania, the violence of the regime and the legacy of pain it left behind. Vargas Llosa also fictionalized the internal thoughts of the characters who were non-fictional, especially those of the Goat himself. According to literary scholar Richard Patterson, «Vargas Llosa’s expands all the way into the very «dark area» of Trujillo’s consciousness (as the storyteller dares to conceive it).»^[44]

Vargas Llosa also built an image of the regime with the troubled historical events. With regard to the historical accuracy of the book, Vargas Llosa has said «It’s a novel, not a history book, so I took many, many liberties. The only limitation I imposed on myself was that I was not going to invent anything that couldn’t have happened within the framework of life in the Dominican Republic. I have respected the basic facts, but I have changed and deformed many things in order to make the story more persuasive—and I have not exaggerated.»^[26]

Critical reception[edit]

The realist style of The Feast of the Goat is recognized by some reviewers as being a break from a more allegorical approach to the dictator novel.^[45] The novel received largely positive reviews, most of which were willing to accept sacrifices of historical accuracy in favour of good storytelling.^[46]

A common comment on the novel is the graphic nature of the many acts of torture and murder, which are depicted in the novel. Vargas lets the reader see the realities of an oppressive regime with a degree of detail not often used by his compatriots in Latin American literature, as Michael Wood suggests in the London Review of Books: «Vargas Llosa … tells us far more about the details of day-to-day intrigue, and the sordid, sadistic minutiae of torture and murder.»^[47] Walter Kirn of The New York Times suggests that the «grisly scenes of dungeon interrogations and torture sessions» cast other aspects of the novel in a pale light, draining them of their significance and impact.^[21] Similarly, Kirn implies that the «narrative machinery» mentioned by Wood as being somewhat unwieldy also produces a largely superfluous storyline.^[21] The plot line centered on Urania Cabral is described by Sturrock as being an emotional centre that focuses the novel, and Wood agrees that her confrontations with past demons hold the readers attention.^[45] In contrast, Kirn’s review states that Urania’s segments are «talky and atmospheric … [and] seem to be on loan from another sort of book.»^[21]

Most reviews of The Feast of the Goat make either indirect of direct reference to the relationship between sexuality and power. Salon reviewer Laura Miller,^[48] writer for The Observer Jonathan Heawood,^[49] Walter Kirn,^[50] and Michael Wood^[51] each detail the connection between Trujillo’s gradual loss of ultimate control, both over his body and his followers. The means by which Trujillo reinforces political power through sexual acts and begins to lose personal conviction as his body fails him, are topics of frequent discussion among reviewers.

In 2011 Bernard Diederich, author of the 1978 non-fiction book Trujillo: The Death of the Goat, accused Vargas-Llosa of plagiarism.^[52]

Adaptations[edit]

An English-language film adaptation of the novel was made in 2005, directed by Luis Llosa, Mario Vargas Llosa’s cousin. It stars Isabella Rossellini as Urania Cabral, Paul Freeman as her father Agustin, Stephanie Leonidas as Uranita and Tomas Milian as Rafael Leonidas Trujillo. It was filmed in both the Dominican Republic and in Spain.^[53] Reviewing the film for the trade paper Variety, critic Jonathan Holland called it «less a feast than a somewhat rushed, but thoroughly enjoyable, three-course meal», commenting that the main difference from the source novel was the sacrifice of psychological nuance.^[54]

The novel has also been adapted for the stage, by Jorge Alí Triana and his daughter Veronica Triana, directed by Jorge Triana: the play was put on (in Spanish, but with simultaneous translation to English) at Repertorio Español (www.repertorio.org/chivo) in New York in 2003;^[55] and the production moved to Lima in 2007.^[56] A feature of the novel’s stage version is that the same actor plays both Agustin Cabral and Rafael Trujillo. For reviewer Bruce Weber, this makes the point «that Trujillo’s control of the nation depended on gutless collaborators».^[55]

Notes[edit]

References[edit]

Further reading[edit]

• López-Calvo, Ignacio (2005), «God and Trujillo»: Literary and Cultural Representations of the Dominican Dictator, Gainesville, FL: University Press of Florida, ISBN 0-8130-2823-X.
• The Feast of the Goat, review by Ted Gioia (The New Canon)

«Диктатор — это единственный законченный типологический образ, который дала Латинская Америка», — со знанием дела утверждал когда-то Габриэль Гарсиа Маркес[1]. В самом деле, мало кто из крупных латиноамериканских писателей прошел мимо вечно животрепещущей темы: деспот и зачарованные его абсолютной властью подданные.

В начале семидесятых во время конференции латиноамериканских писателей то ли Гарсиа Маркеса, то ли Карлоса Фуэнтеса осенила необычная мысль: создать книжную серию «Отцы родины», посвятив ее наиболее колоритным тиранам Латинской Америки: «Каждый известный к тому времени романист должен был писать о диктаторе своей страны. <…> Мигель Отеро Сильва взялся написать о Хуане Висенте Гомесе, Хулио Кортасар хотел писать о трупе Эвиты Перон, Карлос Фуэнтес — о Санта-Ана, Алехо Карпентьер — о Мачадо, Хуан Бош — о Трухильо, Аугусто Роа Бастос — о докторе Франсиа…»[2]. Далеко не все авторы воплотили свои замыслы, и многие «пламенные реакционеры» Латинской Америки остались без жизнеописаний, однако идея не повисла в воздухе. Практически одновременно на свет божий появились «Превратности метода» (1974) Карпентьера, «Осень патриарха» (1975) Гарсиа Маркеса, «Я, Верховный» Роа Бастоса (1974) — уже этого достаточно, чтобы считать задуманную серию состоявшейся. А совсем недавно, в 2000 году, серия пополнилась еще одной книгой. Знаменитый перуанский прозаик Марио Варгас Льоса (после неудачных для него президентских выборов 1990 года — гражданин Испании), и раньше обращавшийся к социально-политической проблематике (например, в романе 1969 года «Разговор в „Соборе“ »), написал «антидиктаторский» роман, посвященный доминиканскому диктатору Рафаэлю Леонидасу Трухильо Молине (1891-1961).

Трухильо железной рукой правил Доминиканской Республикой на протяжении 30 лет (даже тогда, когда, играя в демократию, формально отстранялся от власти и, наподобие Ивана Грозного, прятался за спины марионеточных правителей: своих родственников или подкаблучных протеже). О таком сильном лидере у нас многие мечтали в середине девяностых, во времена ельцинского правления. Буржуазный реформатор, правоверный рыночник, благодаря финансовым вливаниям Штатов он оздоровил рахитичную доминиканскую экономику, добился неслыханно высокого для Латинской Америки уровня жизни, драконовскими методами искоренил преступность, а заодно и политическую оппозицию: всех недовольных либо скормил акулам, либо вытурил из страны (с тем, чтобы позже избавиться от них с помощью наемных убийц); проблему незаконной миграции решил радикально: чернокожие гаитяне, наводнившие страну, в один прекрасный день были просто-напросто перебиты. Воспитанник американской учебки для морпехов, люто ненавидевший коммунизм и социализм, Трухильо рьяно защищал интересы своих североамериканских покровителей, поэтому те до поры до времени благодушно закрывали глаза на кровавые безобразия его режима. «Да, он сукин сын… Но это наш сукин сын!» — пафосная, ставшая крылатой фраза госсекретаря Корделла Халла относилась именно к Трухильо. Лишь к началу шестидесятых, после целого ряда скандальных политических провалов — неуклюжих заказных убийств диссидентов, ставших гражданами США, неудачного покушения на венесуэльского президента Бетанкура, спровоцировавшего бойкот со стороны всех южноамериканских стран, разрыва с церковными лидерами — вашингтонские политики отвернулись от былого ставленника и начали подумывать о подходящей замене. Сотрудники ЦРУ даже косвенно поучаствовали в заговоре, созревшем в ближайшем окружении диктатора: от щедрот своих выделили заговорщикам пару автоматических винтовок да пообещали в случае форс-мажорных обстоятельств высадить морскую пехоту.

О последних днях дряхлеющего тропического сталиниссимуса, о его убийстве заговорщиками, о провале мятежа, жестоко подавленного Трухильо-младшим, и рассказывает книга Варгаса Льосы, балансирующая на зыбкой грани между беллетристикой и тем, что Варлам Шаламов называл «прозой живой жизни, которая в то же время — преображенная действительность, преображенный документ».

Почти все персонажи «Праздника Козла» — реально существовавшие лица: соратники, жертвы, убийцы диктатора, информацию о которых писатель скрупулезно собирал начиная с 1975 года, когда впервые побывал в Доминиканской Республике и заинтересовался все еще вызывавшей благоговейный ужас фигурой Трухильо — Козла, как прозвали того в народе за чудовищное сладострастие. Сексуальная вседозволенность издавна была атрибутом абсолютной политической власти (случай асексуального Иосифа Виссарионовича скорее исключение, чем правило); что уж тут говорить о горячем доминиканском парне, стремившемся облагодетельствовать едва ли не всех хорошеньких подданных женского пола, будь то жены его клевретов или подобранные на одну ночь уличные девки.

Именно с сексуальными подвигами доминиканского тирана связана одна из сюжетных линий романа, рассказывающая об изломанной судьбе Урании Кабраль, дочери видного «трухилиста», внезапно, по капризу Хозяина впавшего в немилость и решившего поправить положение вполне традиционным для тогдашних доминиканцев способом — четырнадцатилетняя девочка была отправлена на виллу Благодетеля для плотских утех — в надежде, что разлакомившийся старец оценит подарочек и простит папашу. Педофильская затея обернулась настоящим фиаско: престарелый сластолюбец, под конец жизни имевший проблемы с простатой, не смог должным образом возбудиться, но в порыве бессильной ярости все же надругался на свой лад над обезумевшей от страха «партнершей». Лишь чудом Урании удалось избежать гибели: с помощью американских монахинь она перебралась в США, где окончила колледж и сделалась преуспевающим юристом, хотя, несмотря на внешнее благополучие, так и не смогла изжить нанесенную ей травму и на всю жизнь возненавидела и отца, и свою родину.

Урания — один из немногих вымышленных персонажей книги (наряду с подобострастным советником диктатора, продажным сенатором Энри Чириносом, получившим имя одного из политических соратников Варгаса Льосы, предавшего его во время президентской кампании и переметнувшегося на сторону главного соперника — Альберто Фухимори). И как бы ни была типична чудовищная история героини — жертвы предательства и насилия, — она все же блекнет, отдает мелодрамой при сравнении с реальными фактами, о которых рассказывается в «Празднике Козла».

Тема насилия, физического и нравственного растления звучит куда более зловеще, когда речь заходит о невымышленных лицах и событиях. Изнасилование сексапильной нимфетки выглядит просто невинной шалостью по сравнению с тем, что сотворил каудильо с душами своих приближенных, готовых на любые унижения и подлости, чтобы добиться его благосклонного внимания и расположения.

Даже заговорщики — бывшие «трухилисты», по тем или иным причинам разочаровавшиеся в Хозяине и решившиеся на его убийство, — оказались фатальным образом отравлены атмосферой идолопоклонства и сервилизма, так что в критический момент, при всей своей храбрости, выказали поразительное отсутствие воли.

Едва не перестреляв другу друга, оставив множество улик, они кое-как прикончили престарелого диктатора, который в сопровождении всего лишь одного охранника мчался на встречу с очередной метрессой. Но на большее — свержение деспотического режима — их не хватило. Подобно Раскольникову, они «только и сумели, что убить», а вот «переступить-то не переступили». Печальный рассказ о доминиканских тираноборцах, используя шаламовскую фразу об узниках ГУЛАГа, можно назвать историей «мучеников, не бывших, не умевших и не ставших героями».

В первую очередь это касается военного министра, генерала Хосе Рене Романа, согласившегося возглавить переворот в том случае, если ему предъявят труп Козла. (По сравнению с Романом даже князь С. П. Трубецкой, так и не появившийся на Сенатской площади, выглядит образцом мужества и благородства.) Получив достоверные сведения о смерти тирана, бравый генерал — истинный латиноамериканский мачо, которого никто не мог упрекнуть в трусости и в руках у которого была вся армия, — вместо того, чтобы действовать и довести дело до конца, впал в прострацию и, обрекая на бесславную гибель себя и остальных мятежников, медлил, колебался, отдавал бессмысленные и туманные приказания, а когда полиция одного за другим стала отлавливать растерявшихся бунтарей, помчался к наследникам Трухильо, чтобы выразить свои соболезнования по поводу случившегося… Из «желеобразного умственного состояния», в котором он находился несколько суток, несостоявшийся революционер вышел лишь в тюремном застенке, где и окончил свои дни после чудовищных четырехмесячных пыток.

«Между сеансами на электрическом стуле его, голого, отволакивали в сырую камеру и поливали вонючей водой, пока он не начинал подавать признаки жизни. А чтобы он не спал, веки ему приклеили к бровям лейкопластырем. Когда же и при открытых глазах впадал в полубессознательное состояние, его будили бейсбольной битой. Несколько раз забивали рот чем-то несъедобным, однажды он почувствовал экскременты, и его вырвало. Позднее в своем стремительном падении в нечеловеческое состояние он уже мог удерживать в желудке то, что ему давали…»

Главы, в которых нарочито бесстрастно, со спокойной и расчетливой жестокостью повествуется о провале мятежа и расправе над схваченными заговорщиками, производят, пожалуй, наиболее сильное впечатление: жестокий реализм Варгаса Льосы создает «эффект присутствия»: автор приоткрывает перед читателем ту чудовищную правду жизни, которую неспособны затмить даже самые извращенные фантазии болезненного воображения.

Я вовсе не хочу сказать, что «антидиктаторский» роман перуанского прозаика — очередной пример того, как нас «возвышающий обман» беллетризма отступает перед суровой правдой документа. (Хотя доминиканские читатели восприняли книгу именно как «нон-фикшн» и обрушились на автора с обвинениями во лжи и неточностях; а тамошний историк Бернардо Вега опубликовал даже специальную работу, в которой сварливо указывал на тридцать восемь фактических ошибок, будто бы допущенных автором, — точь-в-точь как ветераны Отечественной войны 1812 года укоряли создателя «Войны и мира» за искажение фактов.)

Чтобы там ни утверждали доминиканские зоилы, «Праздник Козла» — это все-таки не «нон-фикшн», а произведение высокого искусства, в котором документ преображен и освящен огнем подлинного таланта. Другое дело, что творческое преображение проявляется здесь не столько в фабульной выдумке, сколько в виртуозном композиционном мастерстве (полифонии повествовательных точек зрения, сменяющих друг друга без всяких переходов и описательных прокладок, прихотливом временном контрапункте, мгновенно сопрягающем сиюминутное настоящее с давним прошлым), в силе воплощения полнокровных, исполненных высоких и низменных страстей характеров, в той, как сказал бы Павел Муратов, «жизненной заразительности», которая «вовлекает нас кратчайшим путем в опыт иной жизни»[3].

Недаром же роман вызвал целый фейерверк хвалебных отзывов, а многие западноевропейские и американские критики назвали его лучшим произведением Мастера, причем восторженный рецензент из «Спектейтора» даже посулил ему Нобелевскую премию, в чем, увы, оказался плохим пророком[4].

На мой вкус, «Праздник Козла» все-таки нельзя назвать лучшим творением Варгаса Льосы: превзойти свой давний шедевр, роман «Война конца света» (1981), тоже, кстати, построенный на документальном материале, ему не удалось. Однако это обстоятельство не умаляет ценности новой книги латиноамериканского писателя: поднятые в ней темы едва ли когда-нибудь потеряют свою актуальность, а в умении «околдовать читателя: победить его скептицизм, завладеть его вниманием, управлять его чувством» Марио Варгас Льоса, по-моему, не знает себе равных.

---

1. Гарсиа Маркес Г. «Многое я рассказал Вам впервые…» // Латинская Америка, 1980, № 1, с. 108.
2. Там же. С. 109.
3. Муратов П. Искусство прозы. В кн.: Муратов П. Ночные мысли. М., 2000. С.136.
4. См.: Spectator, 2001, vol. 48, № 19 (November 25), p. 39.

Пир Козла

Первое издание (испанский)
Автор	Марио Варгас Льоса
Оригинальное название	Ла Фиеста дель Чиво
Переводчик	Эдит Гроссман
Страна	Перу
Язык	испанский
Жанр	Исторический роман Роман о диктаторе
Издатель	Альфагуара (Испанский) Пикадор (отпечаток) (Английский)
Дата публикации	2000
Опубликовано на английском языке	2001
Тип СМИ	Печать (в твердой и мягкой обложке)
ISBN	978-950-511-584-6 (Испанский) ISBN  0-374-15476-7 (Английский)

Пир Козла (испанский: Ла Фиеста дель Чиво, 2000) — роман Перуанский Лауреат Нобелевской премии по литературе Марио Варгас Льоса. Книга установлена ​​в Доминиканская Республика и изображает убийство доминиканского диктатора Рафаэль Трухильо и его последствия, с двух разных точек зрения, разнесенных на поколение: во время и сразу после самого убийства в мае 1961 года; и тридцать пять лет спустя, в 1996 году. Повсюду также широко обсуждаются времена расцвета диктатуры в 1950-х годах и ее значение для острова и его жителей.

Роман следует за тремя переплетенными сюжетными линиями. Первый касается женщины, Урании Кабрал, которая вернулась в Доминиканскую Республику после долгого отсутствия, чтобы навестить своего больного отца. В конце концов, она вспоминает инциденты из своей юности, прежде чем рассказывать давнюю тайну своей тете и двоюродным братьям. Вторая сюжетная линия сосредотачивается на последнем дне жизни Трухильо с момента его пробуждения и показывает нам внутренний круг режима, к которому когда-то принадлежал отец Урании. На третьей строке изображены убийцы Трухильо, многие из которых ранее были сторонниками правительства, ожидающих его машину поздно ночью; После убийства эта сюжетная линия показывает нам преследование убийц. Каждый аспект сюжета книги раскрывает свою точку зрения на политическое и социальное окружение Доминиканской Республики, прошлое и настоящее.

Читателям показывают нисходящую спираль режима, убийство Трухильо и его последствия глазами инсайдеров, заговорщиков и женщины средних лет, оглядывающейся назад. Таким образом, роман представляет собой калейдоскопический портрет диктаторской власти, включая ее психологические эффекты и долгосрочные последствия. Темы романа включают в себя природу власти и коррупции, а также их отношение к мужскому мужеству или сексуальным извращениям в жестко иерархическом обществе с строго гендерными ролями. Память и процесс запоминания также являются важной темой, особенно в повествовании Урании, когда она вспоминает свою молодость в Доминиканской Республике. Ее история (и книга в целом) заканчивается, когда она рассказывает об ужасных событиях, которые привели к тому, что она покинула страну в возрасте 14 лет. Сама книга служит напоминанием о зверствах диктатуры, чтобы гарантировать, что опасности абсолютного власть запомнится новому поколению.

Варгас Льоса переплетает вымышленные элементы и исторические события: книга не является документальным фильмом, а семья Кабрал, например, полностью вымышлена. С другой стороны, характеры убийц Трухильо и Трухильо взяты из исторических записей; Варгас Льоса вплетает реальные исторические факты жестокости и угнетения в рассказы этих людей, чтобы еще больше прояснить природу режима и реакцию, которую он спровоцировал. По словам Варгаса Льосы: «Это роман, а не книга по истории, поэтому я взял много, много вольностей. […] Я уважал основные факты, но я изменил и исказил многие вещи, чтобы сделать историю более убедительно — и я не преувеличивал «.^[1]

Пир Козла получил в основном положительные отзывы, причем несколько рецензентов прокомментировали изображение в книге отношений между сексуальностью и властью, а также графические описания насильственных событий.

А версия фильма романа вышел в 2005 году, в главных ролях Изабелла Росселлини, Пол Фриман, и Томас Милиан. Хорхе Али Триана и его дочь Вероника Триана в 2003 году написали театральную адаптацию.

Задний план

Пир Козла это только второй из романов Варгаса Льосы, действие которого происходит за пределами Перу (первый из них Война конца света ). Это необычно еще и потому, что у него первая женщина. главный герой: как пишет критик Линн Уолфорд о главной героине в Пир Козла, а также последующая книга Варгаса Льосы Путь в рай, «оба совершенно не похожи на других женских персонажей в его предыдущих романах».^[2]

Эль-пуэбло-празднование

Народ празднует
С большим энтузиазмом
Праздник Козы
Тридцатое мая

— Тексты из Матарон Аль Чиво, как указано в начале романа.

Роман исследует диктаторский режим Рафаэль Леонидас Трухильо Молина в Доминиканская Республика. По словам историка Эрика Рурды, Трухильо имел «огромное влияние в Доминиканской Республике и Карибский бассейн история, «который руководил« одним из самых прочных режимов двадцатого века »в течение тридцати одного года между его захватом власти в 1930 году и его убийством в 1961 году.^[3] Трухильо тренировался с Корпус морской пехоты США во время оккупации острова Соединенными Штатами и в 1921 году окончил Военную академию Хайны.^[3] После ухода США в 1924 году он стал главой Доминиканской национальной полиции, которая под его командованием была преобразована в Доминиканскую национальную армию и личную «фактически автономную базу власти» Трухильо.^[4]

Трухильо был официально диктатором только с 1930 по 1938 и с 1942 по 1952 годы, но оставался у власти на протяжении всего периода. Хотя его режим был в целом националистическим, Даниэль Широ отмечает, что у него «не было особой идеологии», а его экономическая и социальная политика в основном прогрессивный.^[5]

Название романа взято из популярного доминиканского меренге Матарон Аль Чиво («Они убили козу»), в котором говорится об убийстве Трухильо 30 мая 1961 года.^[6] Меренге это стиль музыки, созданный Ico Lora в 1920-е годы и активно продвигался самим Трухильо. Сейчас это считается национальной музыкой страны.^[7] Культурные критики Джули Селлерс и Стивен Ропп комментируют эту конкретную меренгу, что, рассматривая диктатора как животное, которое можно превратить в тушить (как это часто случалось с козами, сбитыми на шоссе Доминиканской Республики), песня «дала тем, кто исполняет, слушает и танцует под эту меренгу, чувство контроля над ним и собой, которого они не испытывали более трех десятилетий».^[8] Варгас Льоса цитирует слова к Матарон Аль Чиво в начале его романа.

Краткое содержание сюжета

Повествование романа разделено на три отдельные части. Один из них сосредоточен на Урании Кабрал, вымышленном доминиканском персонаже; другой касается заговорщиков, причастных к убийству Трухильо; а третий посвящен самому Трухильо. Роман чередует эти сюжетные линии, прыгая туда-сюда с 1961 по 1996 год, с частыми воспоминания к периодам ранее в Трухильо режим.

Пир Козла начинается с возвращения Урании в ее родной город Санто-Доминго, город, который был переименован в Сьюдад-Трухильо во время Трухильо время у власти. Эта сюжетная линия в значительной степени интроспективна, она касается воспоминаний Урании и ее внутреннего волнения из-за событий, предшествовавших ее уходу из мира. Доминиканская Республика тридцать пять лет назад. Урания избежала рушащегося режима Трухильо в 1961 году, заявив, что она планировала учиться под опекой монахинь в Мичиган. В последующие десятилетия она становится известной и успешной. Нью-Йорк юрист. Она наконец возвращается в Доминиканскую Республику в 1996 году по прихоти, прежде чем обнаруживает, что вынуждена противостоять своему отцу и элементам своего прошлого, которые она долго игнорировала. Когда Урания разговаривает со своим больным отцом, Агустином Кабралом, она все больше и больше вспоминает гнев и отвращение, которые привели к ее тридцатипятилетнему молчанию. Урания пересказывает падение своего отца в политический позор, раскрывая при этом предательство, которое является ключевым моментом между сюжетной линией Урании и сюжетом самого Трухильо.

Действие второй и третьей сюжетных линий происходит в 1961 году, за несколько недель до и после убийства Трухильо 30 мая. У каждого убийцы есть своя предыстория, объясняющая его мотивацию для их участия в заговоре с убийством. Каждый из них был обижен Трухильо и его режимом посредством пыток и жестокости или через нападения на их гордость, религиозную веру, мораль и близких. Варгас Льоса сплетает рассказы о мужчинах как воспоминания, вспоминаемые в ночь смерти Трухильо, когда заговорщики подстерегают «Козла». С этими историями связаны действия других известных трухиллистов того времени: Хоакин Балагер, марионеточный президент; Джонни Аббес Гарсия, беспощадный глава Службы военной разведки (СИМ); и различные другие — некоторые реальные, некоторые составные части исторических фигур, а некоторые чисто вымышленные.

Третья сюжетная линия связана с мыслями и мотивами самого Рафаэля Леонидаса Трухильо Молины. Главы, касающиеся Козел вспомнить главные события своего времени, в том числе бойня тысяч доминиканцев Гаитяне в 1937 году. Они также касаются напряженных международных отношений Доминиканской Республики во время Холодная война, особенно с США под председательством Джон Ф. Кеннеди и Куба под Кастро. Варгас Льоса также размышляет о сокровенных мыслях Трухильо и рисует картину человека, физическое тело которого медленно его подводит. Трухильо мучает и его недержание, и бессилие. В конце концов, его сюжетная линия пересекается с повествованием Урании, когда выясняется, что Урания подверглась сексуальному насилию со стороны Трухильо. Он не может достичь эрекции с Уранией и в отчаянии насилует ее голыми руками. Это событие является ядром стыда и ненависти Урании к собственному отцу. Кроме того, это причина неоднократного гнева Трухильо по поводу «маленькой анемичной сучки».^[9] который засвидетельствовал его бессилие и эмоции, а также причину, по которой он собирался спать с другой девушкой в ​​ночь своего убийства.

В заключительных главах романа три сюжетные линии пересекаются все чаще. Тон этих глав особенно мрачен, поскольку они в основном касаются ужасающих пыток и смерти убийц от рук правительственных агентов, провала государственного переворота, изнасилования Урании и уступок, сделанных самым злобным сторонникам Трухильо, позволившим им чтобы отомстить заговорщикам и сбежать из страны. Книга заканчивается, когда Урания готовится вернуться домой, решив на этот раз поддерживать связь со своей семьей на острове.

Символы

Современный день

Урания Кабрал и ее отец Агустин Кабрал появляются как в современной, так и в исторической частях романа. В 1996 году Урания возвращается в Доминиканскую Республику впервые с момента ее отъезда в возрасте 14 лет. Она успешный нью-йоркский юрист, который большую часть последних 35 лет пытался преодолеть травмы своего детства. цель, которую она преследует благодаря академическому увлечению Трухильо и доминиканской историей. Урания глубоко обеспокоена событиями своего прошлого, и она вынуждена противостоять своему отцу Агустину о его роли в тех событиях. Урания навещает своего отца, обнаруживая, что он ослаблен возрастом и тяжелым инсультом, настолько, что он едва ли может физически отреагировать на ее присутствие, не говоря уже о том, чтобы говорить. Агустин беспомощно слушает, как Урания рассказывает о своем прошлом как «Умник Кабрал», высокопоставленном члене ближайшего окружения Трухильо, и о его резком падении с благодати. Урания подробно описывает роль Агустина в событиях, которые привели к ее изнасилованию доминиканским лидером, и последующей жизни безбрачия и эмоциональной травмы.^[10] Персонаж Агустина в современной части романа служит в первую очередь резонатором для воспоминаний Урании об эпохе Трухильо и событиях, окружавших позор Агустина Кабрала и побег Урании из страны. Его ответы обычно минимальны или беззвучны, несмотря на пылкость обвинений Урании и чудовищность его собственных действий во время правления Трухильо.

Режим Трухильо

Рафаэль Трухильо, известный также как Коза, Вождь и Благодетель, — это вымышленный персонаж, основанный на реальном диктаторе Доминиканская Республика с 1930 по 1961 год и официальный президент республики с 1930 по 1938 и с 1943 по 1952 год.^[11] В Пир КозлаВаргас Льоса представляет сокровенные мысли диктатора и пересказывает последние часы Козы со своей точки зрения.^[12]Персонаж Трухильо борется со старением и физическими проблемами недержания мочи и импотенции.^[13] Благодаря вымышленным событиям и повествованию от первого лица читатель узнает о человеке, который за «тридцать один год ужасных политических преступлений»^[6] модернизировал инфраструктуру и вооруженные силы страны, но чей режим нападения на своих врагов за рубежом (особенно попытка убийства Ромуло Бетанкур, президент Венесуэла ) привел к введению экономических санкций против Доминиканской Республики со стороны Организация американских государств в 1950-е гг.^[14] Возникший в результате экономический спад в сочетании с другими факторами приводит к ЦРУ поддержал заговор с целью убийства, положившего конец жизни Трухильо 30 мая 1961 года.^[11]

Режим Трухильо поддерживается Джонни Аббес Гарсия, глава Службы военной разведки (СИМ), жестокий человек, в отношении которого множество «исчезновений, … казней, … внезапно попадает в опалу»^[15] приписываются. Аббес и его офицеры разведки известны своей жестокостью, особенно своей привычкой убивать диссидентов, бросая их в кишащие акулами воды.^[16] Полковник Аббес «может быть дьяволом, но он полезен начальнику; все плохое приписывается ему, а Трухильо — только хорошее».^[17] Сын Трухильо, Рамфис Трухильо, является верным сторонником вождя. После неудачных попыток получить образование в Соединенных Штатах Рамфис возвращается в Доминиканскую Республику, чтобы служить в армии своего отца. Он известный бабник. После смерти Трухильо Рамфис стремится отомстить, даже пытаясь замучить и убить своего дядю по браку, генерала Хосе Романа, за его участие в заговоре с целью убийства.

Хоакин БалагерМарионеточный президент Трухильо также является сторонником, и первоначально его, казалось бы, безобидный персонаж не имеет реальной власти. После смерти Трухильо спокойствие и безмятежность Балагера по-настоящему изменили его характер, и генерал Роман отмечает, что «этот незначительный человек, которого все всегда считали простым клерком, чисто декоративной фигурой в режиме, начал приобретать удивительный авторитет». .^[18] Именно Балагер руководит большей частью действия в последних разделах книги.

Заговорщики

Сюжет убийства в первую очередь следует за четырьмя заговорщиками, которые непосредственно участвовали в смерти Трухильо. Антонио Имберт Баррера — один из немногих заговорщиков, переживших жестокие репрессии, последовавшие за убийством Трухильо. Имберт — политик, разочаровавшийся в обмане и жестокости режима Трухильо. Его первый план убить Трухильо был сорван из-за неудачной попытки свержения режима кубинцами. военизированный силы. Убедившись в сложности поставленной задачи, Имберт присоединяется к другим заговорщикам в заговоре с целью убийства Трухильо. Среди других Антонио де ла Маза, один из личных охранников Трухильо. Брат Антонио убит в рамках государственного прикрытия, и Антонио клянется отомстить Трухильо. Сальвадор Эстрелла Садхала, известный как «Турок», — набожный католик, который, возмущенный многочисленными преступлениями режима против Бога, приносит клятву Трухильо. В конце концов Терк сдается из-за опасений, что режим пытал его семью. И Турка, и его невиновного брата пытают в течение нескольких месяцев. Его отец остается верным Трухильо и отрекается от Турка в лицо. Несмотря на все это, Тюрк отказывается покончить жизнь самоубийством и не теряет веру в Бога. Позже он казнен Рамфисом и другими высокопоставленными правительственными чиновниками. Близкий друг турка, Амадо Гарсиа Герреро, известный как Амадито, лейтенант в армии, который отказался от своей возлюбленной как доказательство своей лояльности Трухильо, а затем был вынужден убить своего брата, чтобы проявить себя перед Трухильо. Отвращение Амадито к себе и разочарование в режиме привело к его решению помочь убить Трухильо. После убийства он скрывается с де ла Масой и умирает в бою. После убийства Амадито и Антонио де ла Маза решают сразиться с членами SIM, которые приходят арестовать их, предпочитая умереть в бою, а не быть схваченными и подвергнутыми пыткам.

Основные темы

Праздник козла ‘Основные темы включают политическую коррупцию, мачизм, память, письмо и власть. Ольга Лоренцо, обозреватель Мельбурнский век, предполагает, что общая цель Варгаса Льосы — выявить иррациональные силы латинской традиции, порождающие деспотизм.^[19]

Политическая коррупция

Структура доминиканского общества была иерархический, с сильно гендерные роли. Рафаэль Трухильо, правитель, был жестоким диктатор который преследует людей Санто-Доминго даже через 35 лет после его смерти. Он настоящий каудильо, правящий с жестокостью и коррупцией. Он создает культ личности в своем капиталистическом обществе и поощряет упадок внутри своего режима.^[20] Перед продвижением на ответственную должность офицер должен пройти «тест на лояльность».^[21] Его люди должны оставаться верными ему любой ценой. Их послушание периодически проверяется публичным унижением и порицанием, хотя акты нелояльности были редкостью. Трухильо насилует женщин и детей как выражение своей политической / сексуальной власти. В некоторых случаях он изнасиловал жену или ребенка своих помощников, многие из которых до сих пор остаются слепо верными.^[22] Даже церковь и военные учреждения используются, чтобы отдавать женщин тирану для удовольствия.

Многие из убийц принадлежали к режиму Трухильо или в какой-то момент были его стойкими сторонниками, но их поддержка была подорвана преступлениями государства против своих граждан.^[23] Имберт, один из убийц, резюмирует это осознание в комментарии, вызванном убийством Сестры Мирабал: «Они убивают наших отцов, наших братьев, наших друзей. А теперь они убивают наших женщин. И вот мы сидим, смирившись, ждем своей очереди».^[24] В интервью Варгас Льоса описывает коррупцию и жестокость режима Трухильо: «Он имел более или менее все общие черты латиноамериканского диктатора, но доведен до крайности. По своей жестокости, я думаю, он ушел далеко от остальных. — и в коррупции тоже «.^[25]

Мачизм

По мнению литературоведа Питера Энтони Нисси, два важных компонента мачизм агрессивное поведение и гиперсексуальность.^[26] Агрессивное поведение проявляется в демонстрации силы и силы, а гиперсексуальность проявляется в сексуальной активности с максимально возможным количеством партнеров.^[27] Эти два компонента формируют изображение Трухильо и его режима в Праздник козла. Как отмечает Лоренцо, Варгас Льоса «раскрывает традиции мачизма, жестоких отцов и практики воспитания детей, которые повторяют стыд детей, так что каждое поколение наследует увядание души последующему».^[19]

Продемонстрировав оба аспекта мачизма, Трухильо потребовал, чтобы его помощники и кабинет предоставили ему сексуальный доступ к их женам или дочерям. Марио Варгас Льоса писал о мужском мужестве Трухильо и обращении с женщинами: «[он] лег спать с женами своих министров не только потому, что ему нравились эти женщины, но и потому, что это был способ проверить своих министров. Он хотел знать, действительно ли они были готовы принять это крайнее унижение. В основном министры были готовы сыграть эту гротескную роль — и они остались верны Трухильо даже после его смерти ».^[25] Сексуальные завоевания Трухильо и публичные унижения его врагов также служат подтверждению его политической власти и мужского мужества. По словам Ниссы, «подразумевается, что максимальная мужественность равняется политическому доминированию».^[28]

Попытка Трухильо сексуально завоевать Уранию является примером как политического манипулирования Агустином Кабрала, так и сексуальной власти над молодыми женщинами. Однако, как сказал Трухильо пенис остается вялым на протяжении всей встречи, и он унижается перед молодой девушкой, встреча не удовлетворяет его требованиям к мужскому мужеству.^[29]

объем памяти

Все сюжетные линии романа касаются объем памяти в том или ином смысле. Наиболее явное противостояние памяти происходит со стороны Урания Кабрал, которая вернулась в Доминиканскую Республику впервые за 30 лет. Вскоре Урания вынуждена противостоять своему отцу и травмам, которые заставили ее покинуть страну в 14 лет. Она стала жертвой сексуального насилия со стороны самого Трухильо, жертвы, на которую пошел ее отец, чтобы снова завоевать расположение диктатора. (факт, на который она ссылается на протяжении всей книги, но раскрывается только в самом конце). Книга заканчивается тем, что она вспоминает ту ночь своим тете и двоюродным братьям, которые никогда не знали истинную причину, по которой она покинула страну. Когда ее тетя удивляется, что она помнит все эти подробности, Урания отвечает, что, хотя она многое забывает, «Я помню все о той ночи».^[30] Для Урании недопустимо забывать о зверствах, совершенных режимом.^[31] Ее отец, с другой стороны, не может присоединиться к ней в этом процессе вспоминания, поскольку он перенес инсульт и не может говорить. Однако Урания злится, что он решил забыть об этих вещах, пока еще был способен их признать.^[31]

Память также важна в тех частях романа, в которых рассказывается об убийцах. Каждый вспоминает события, которые привели его к участию в убийстве Трухильо. Эти инциденты включали похищение и убийство Галиндеза в 1956 г., убийство в 1960 г. Сестры Мирабал и раскол 1961 года с католической церковью. Эти исторические события используются Варгасом Льосой, чтобы связать убийц с конкретными моментами, демонстрирующими жестокость режима Трухильо.^[32] Показано, что Трухильо размышляет о прошлом, не в последнюю очередь о своем собственном построении и обучении в руках морских пехотинцев США.

Но прежде всего Марио Варгас Льоса использует вымышленную Уранию, чтобы облегчить попытку романа вспомнить режим. Роман открывается и заканчивается историей Урании, эффективно образуя повествование с точки зрения воспоминания о прошлом и понимания его наследия в настоящем.^[33] Кроме того, из-за своего академического изучения истории режима Трухильо Урания также противостоит памяти режима для страны в целом.^[34] Это соответствует одной цели книги — гарантировать, что зверства диктатуры и опасности абсолютной власти будут помнить новое поколение.^[35]

Письмо и власть

В своей трактовке романа Мария Регина Руис утверждает, что «мощность дает своему владельцу возможность делать запреты; запреты, отраженные в истории, изучение которых раскрывает, что говорится, а что не говорится ».^[36] Действия правительства в Праздник козла продемонстрировать дискурс запрета: иностранным газетам и журналам был запрещен въезд в страну Трухильо, поскольку они рассматривались как угроза идеям правительства. Марио Варгас Льоса принимает участие в этой беседе, рассказывая о том, что было запрещено.^[37]

Руиз отмечает, что письмо также может преобразовывать реальность. Он возвращает читателя в прошлое, позволяя читателю понять мифы или искаженные истории, рассказанные историками. Руиз утверждает, что знание прошлого имеет решающее значение для понимания настоящего, которое приводит нас к постмодернизм, и утверждает, что Праздник козла Таким образом, его можно рассматривать как постмодернистский дискурс, который дает силу воссозданию истории.^[38]

Построение вымыслов, связанных с событиями режима Трухильо, позволяет в определенной степени избавиться от произошедших ужасов. Автор Джулия Альварес утверждает, что эти события могут «только окончательно быть поняты с помощью художественной литературы, только в конечном итоге могут быть искуплены воображением»,^[39] в то время как Ричард Паттерсон утверждает, что Варгас Льоса «реконфигурирует и в значительной степени демифологизирует» Трухильо и его жестокое правление, используя повествовательная структура.^[40] Сочинения Варгаса Льосы действуют как катарсис для этого периода истории.

Факт и вымысел

Роман представляет собой сочетание фактов и вымысла. Сочетание этих двух элементов важно в любом историческом романе, но особенно в Праздник козла потому что Варгас Льоса решил повествовать о реальном событии через умы как реальных, так и вымышленных персонажей.^[41] Некоторые персонажи являются вымышленными, а те, что не являются вымышленными, все еще имеют художественные аспекты в книге. Общие подробности убийства верны, и все убийцы — реальные люди.^[40] В ожидании прибытия диктатора они рассказывают о реальных преступлениях режима, таких как убийство сестер Мирабаль.^[23] Однако Варгас Льоса придумал другие детали, такие как убийство Амадито брата женщины, которую он любил.^[23]

Те, кто находится в режиме, также представляют собой смесь вымышленных персонажей и реальных людей. Президент Балагер реально, но вся семья Кабралов полностью вымышлена. Согласно Вольфу, Варгас Льоса «использует историю как отправную точку при построении беллетризованного описания« духовного наследия Трухильо ». колонизация «Доминиканской Республики на опыте одной доминиканской семьи.^[42] Вымышленная семья Кабрала позволяет Варгасу Льоса показать две стороны режима Трухильо: через Агустина читатель видит абсолютную преданность и жертву лидеру нации; через Уранию насилие режима и боль, которую он оставил после себя. Варгас Льоса также выдумал внутренние мысли персонажей, которые не были вымышленными, особенно мысли самого Козла. Согласно литературоведу Ричарду Паттерсону, «Варгас Льоса проникает в самую« темную область »сознания Трухильо (как это осмеливается представить рассказчик)».^[43]

Варгас Льоса также создал образ режима с помощью тревожных исторических событий. Что касается исторической достоверности книги, Варгас Льоса сказал: «Это роман, а не книга по истории, поэтому я взял много, много вольностей. Единственное ограничение, которое я наложил на себя, заключалось в том, что я не собирался изобретать ничего, что не могло Этого не произошло в рамках жизни в Доминиканской Республике. Я уважал основные факты, но я изменил и исказил многие вещи, чтобы сделать историю более убедительной — и я не преувеличиваю ».^[25]

Критический прием

Реалистичный стиль Пир Козла признается некоторыми обозревателями как отход от более аллегорического подхода к диктаторский роман.^[44] Роман получил в основном положительные отзывы, большинство из которых были готовы пойти на жертвы исторической точности в пользу хорошего повествования.^[45]

Распространенным комментарием к роману является графическая природа многих актов пыток и убийств, которые изображены в романе. Варгас позволяет читателю увидеть реалии репрессивного режима со степенью детализации, которая не часто используется его соотечественниками в латиноамериканской литературе, как предлагает Майкл Вуд в своей книге. Лондонское обозрение книг: «Варгас Льоса … рассказывает нам гораздо больше о деталях повседневных интриг и грязных садистских мелочах пыток и убийств».^[46] Уолтер Кирн из Нью-Йорк Таймс предполагает, что «ужасные сцены допросов в темнице и сеансов пыток» бросают тусклый свет на другие аспекты романа, лишая их значения и воздействия.^[20] Точно так же Кирн подразумевает, что «повествовательный механизм», упомянутый Вудом как несколько громоздкий, также создает в значительной степени излишнюю сюжетную линию.^[20] Сюжетная линия, сосредоточенная на Урании Кабрал, описывается Старроком как эмоциональный центр, на котором сосредоточен роман, и Вуд соглашается, что ее столкновения с демонами прошлого привлекают внимание читателей.^[44] Напротив, в обзоре Кирна говорится, что сегменты Урании «разговорчивы и атмосферны …[и] похоже взяты взаймы из другой книги ».^[20]

Большинство обзоров Пир Козла сделать косвенную или прямую ссылку на отношения между сексуальностью и властью. Салон рецензент Лаура Миллер,^[47] писатель для Наблюдатель Джонатан Хивуд,^[48] Уолтер Кирн,^[49] и Майкл Вуд^[50] каждая деталь связана с постепенной потерей Трухильо окончательного контроля над своим телом и его последователями. Способы, с помощью которых Трухильо усиливает политическую власть через половые акты и начинает терять личную убежденность, поскольку его тело подводит его, являются темами частых дискуссий среди рецензентов.

В 2011 Бернар Дидерих, автор научно-популярной книги 1978 г. Трухильо: Смерть козы, обвинил Варгаса-Льоса в плагиат.^[51]

Адаптации

Англоязычная экранизация романа. снята в 2005 г., постановщик Луис Льоса, Двоюродный брат Марио Варгаса Льосы. Это звезды Изабелла Росселлини как Урания Кабрал, Пол Фриман как ее отец Агустин, Стефани Леонидас как Уранита и Томас Милиан как Рафаэль Леонидас Трухильо. Его снимали как в Доминиканской республике, так и в Испании.^[52] Рецензирование фильма для торговой газеты Разнообразие, критик Джонатан Холланд назвал это «не столько застольем, сколько несколько поспешным, но очень приятным обедом из трех блюд», отметив, что главным отличием от исходного романа было принесение в жертву психологического нюанса.^[53]

Роман также был адаптирован для сцены Хорхе Али Триана и его дочь Вероника Триана, режиссер Хорхе Триана: пьеса была поставлена ​​(на испанском, но с синхронным переводом на английский) в Repertorio Español (www.repertorio.org/chivo) в Нью-Йорке в 2003 году;^[54] Производство переехало в Лиму в 2007 году.^[55] Особенностью сценической версии романа является то, что и Агустина Кабрала, и Рафаэля Трухильо играет один и тот же актер. По мнению рецензента Брюса Вебера, это указывает на то, что «контроль Трухильо над страной зависел от бесстрашных сотрудников».^[54]

Заметки

использованная литература

дальнейшее чтение

• Лопес-Кальво, Игнасио (2005), «Бог и Трухильо»: литературные и культурные репрезентации доминиканского диктатора, Гейнсвилл, Флорида: Университетское издательство Флориды, ISBN  0-8130-2823-X.
• Пир Козла, обзор Теда Джоя (The New Canon)

#БК_2021 (Книга, в названии которой есть любое живое существо)

Все-таки Льоса умеет удивлять. Я прочитала уже несколько его романов, и все они совершенно не похожи друг на друга. Широкий спектр тем и жанров впечатляет. Кажется, что этого писателя волнует абсолютно все, и обо всем ему хочется рассказать.

Этот роман, пожалуй, самый серьезный из всех ранее прочитанных. Он основан на реальных событиях — убийстве доминиканского диктатора Трухильо.

Сюжет построен вокруг этого события, но основное внимание уделено все же не самому убийству. Больше здесь о людях, его осуществившим. Эволюции их убеждений. Ведь все они были из команды Трухильо, его приближенными. Как и почему человек, находящийся у кормушки, решает вдруг стать заговорщиком? В какой момент приходит осознание того, что Хозяин, которому верно служишь и слепо подчиняешься — кровавый тиран?

У каждого был свой мотив свести счёты с Трухильо, чаще всего реальный, как, например, убийство режимом кого-то из близких. Но такой повод был скорее всего последней каплей, триггерной точкой, которая запускала высвобождение накапливаемого годами унижения, переросшего в гнев.

«Его он убивал по частям, сперва убил его достоинство, честь, потом — уважение к самому себе, радость жизни, надежды и желания, превратив его в мешок с костями, который уже столько лет разъедает совесть, пока не сожрет окончательно».

Каждый из приближенных был в своё время поставлен Трухильо перед нравственным выбором. И делая этот выбор, должен был доказать преданность вождю, продавая тем самым свою совесть и честь. И все ради чего? Чтобы иметь возможность лобызать руку Благодетеля, угодничать и льстить, зная, что в любой момент эта рука может, не дрогнув, пристрелить тебя за малейший промах.

Помимо заговорщиков, Льоса описывает и других трухилистов, которые соревнуются между собой за внимание Хозяина. Писатель удачно сравнивает их с гаремом, в котором женщины конкурируют за право быть любимой женой. На примере некоторых из них автор показывает, как далеко эти люди готовы зайти, чтобы не потерять или вернуть утраченное расположение Трухильо. Складывается впечатление, что дна нравственного падения для них просто не существует.

Как сказала одна из героинь романа, ещё можно понять тех, кто сознательно идёт на сделку с совестью, расчетливо намереваясь отхватить кусок пожирнее: деньги, власть и другие плюшки, что сулит жизнь приближенного к диктатору. Мерзко? Да. Но от мерзавца никто не станет ждать благородства.

Хуже с теми, кто по наивности или духовной неразвитости своей совершенно искренне служат режиму, и бескорыстно творят чудовищные вещи, оправдываясь перед своей совестью чем? Идеалами? Страхом? Или их нравственные компасы настолько сбиты пропагандой и подавляющим волю магнитным полем власти диктатора, что их стрелки смотрят только на «мораль», им продиктованную?

«Худшее, что может произойти в этой стране с доминиканцем, — это родиться умным или талантливым <…> Потому что в таком случае рано или поздно Трухильо призовет его служить режиму или ему лично, а когда он зовет, отказаться нельзя. <…> Козел отнял у людей священное право, дарованное им Богом: свободу воли».

Конечно, осуждать людей, обреченных жить в атмосфере страха, в постоянном напряжении и ожидании угрозы отовсюду, в стране, где человеческая жизнь ничего не стоит, лично я не возьмусь. И все же на примере своих персонажей Льоса показывает, что и в таких условиях есть люди, кто покорно терпит унижения, и те, кто этого не делает. Существуют по-настоящему безвыходные ситуации, где единственное достойное решение — пуля. Но есть и другие, из которых все же можно выйти, не став подлецом. Как поступить — это уже выбор каждого.

Как ни страшен диктатор, никогда не следует забывать, что это всего-навсего простой смертный. Не зря Льоса заострил внимание на унизительной болезни Трухильо, которую он при всем своём могуществе никак не мог контролировать. У тирана, наводящего ужас, оказалась своя Ахиллесова пята.

И тиран, как оказалось, тоже смертен. Любой диктатуре рано или поздно приходит конец. Об этом тоже не надо забывать тем, кто так старательно служит режиму.

Льоса посвятил часть произведения событиям после убийства Трухильо. И они, пожалуй, не менее интересны, чем то, что было до него.

Очень интересная книга, написанная прекрасным языком. Советую к прочтению даже впечатлительным, вроде меня. Описания жестокостей в книге есть, но Льоса не смакует их, и благодаря его языку читать все это можно без ущерба для психики.

Categories:

• Общество
• Политика
• Cancel

«Нечестивец, или Праздник Козла» Марио Варгас Льоса

Известный факт, мало кто в мире может так живописать диктатуру как латиноамериканские писатели. Печально,что целый континент вдохновившись идеями прав человека и гражданина, а также  имея перед глазами  примеры США и революционной Франции, течении почти двадцатилетней непрерывной кровавой войны с метрополией сумел завоевать свободу, и, практически сразу после победы превратился в россыпь  тираний  различного сорта. Декларируемые принципы свободы и равенства перед законом стали прикрытием для авторитарных режимов с собственными культами властвующих президентов и генералов. Парламент, судебная система, конституция зачастую написанная по американскому образцу, выборная система исполнительной власти — все это шельмовалось и подгонялось под очередного «отца нации» и «эру процветания».

Писатели, уроженцы континента, часто Нобелевские лауреаты по литературе, прекрасно показывали все оттенки этой почти магической власти раздутых ничтожеств над целыми народами и странами в течении долгих десятилетий террора, сменяемых годами анархии и произвола, приводящих  к власти очередного диктатора. Но в прославленных романах Маркеса и Астуриаса, было, на мой взгляд, слишком уж много «магического реализма» и акцентирования на всяких индейско-креольских народных притчах и прочих иносказаниях сдобренных неуемным местным темпераментом
Тут же наоборот, выверенное, даже несколько «подсушенное» повествование о тридцать первом годе «Эры Трухильо» (1961 г.н.э.) в Сьюдад-Трухильо (быв. Санто-Доминго) Доминиканской республике, когда Генералиссимус Рафаэль Леонидас Трухильо попадает в сложное положение. Ему, имевшему огромный вес в регионе благодаря тесным контактам с прежними администрациями президентов США, с кучей тамошних конгрессменов и сенаторов, регулярно получавших прямые денежные вливания за лоббизм из госбюджета банановой республики; и самому получавшему миллионные субсидии еще тех крепких долларов без пересчета на нынешнюю инфляцию для борьбы с коммунизмом;  а также прощалось очень многое в том числе и массовая резня гаитянских иммигрантов, и даже похищение и убийство противников режима прямо на территории США; теперь предъявляется счета к оплате.

Причем противниками становятся казалось бы вернейшие союзники, все тридцать лет поддерживавшие режим. Ватикан с которой казалось бы совсем недавно был подписан официальный конкордат через неподконтрольных епископов с американскими паспортами начинает официальные проповеди в доминиканских церквях с осуждением за террор против политических конкурентов внутри страны и нарушении прав человека. Администрация Кеннеди, в свою очередь сыта по горло потерявшим берега диктатором, который теперь  устраивает через свои спецслужбы не ликвидации всяких социалистов, а теракты против президента лояльной Венесуэлы, из чувства «испытывания такой личной неприязни». Отдельной строкой идут дебоши и кутежи его любимого чада Рамфиса посланного в США на учебы в военную академию. После скандала когда  влиятельная американская газета раскапывает, что суммы потраченные плейбоем на всяких  суперзвезд тогдашнего кино, вроде Ким Новак, превышают официальную военную помощь США Доминиканской республике, тамошние девушки вынуждены клеить на свои автомобили стикеры «

насосала, а

не подарок диктатора».

Введенные по инициативе гринго санкции, казавшиеся поначалу смешными, разгоняясь рушат экономику острова, не меньшим злом для народного хозяйства становится его многочисленные алчные родственники на тепленьких должностях старающиеся под шумок и его личные запреты вывести валюту в надежные места вроде Швейцарии. Да и еще возрастные проблемы с простатой (70 лет как-никак) при имидже супермачо заставляют срываться в насилия над несовершенолетними девочками из семей соратников, чем давно уже промышляют все члены его семьи мужского пола.
Среди этого всего мы увидим зарождение заговора, покушения, много сцен пыток и довольно бессмысленной жестокости и столь же необъяснимой трусости, а также постепенного выхода страны из состояния шока под названием «эра Трухильо».

Отдельно хочу выделить фигуру Балагера, формального президента Доминиканской республики, а на самом деле безвольную, на первый взгляд, марионетку в руках генералиссимуса. Явно автор  чувствовал к нему искреннюю симпатию, и сам образ реального политика выдержан просто блестяще. Обычный скромный и чиновник умудряется спокойно за год начать переходный период при том, что все реальные рычаги власти, как-то спецслужбы и армия находятся в руках семейки Трухильо жаждущей устроить в стране массовые расстрелы с концлагерями за любимого отца, мужа, брата, дядю. Сцена когда Балагер не повышая голоса ставит на место ворвавшихся в его кабинет пятерых аналогов «академика в спортивном костюме с золотым пистолетом» просто достойна восхищения.
.

Перевод с испанского Людмилы Синянской

Лурдес и Хосе Исраэлю Куэльо, а также многим и многим моим друзьям доминиканцам.

I

Урания. Ну и именем наградили ее родители; при этом имени в сознании возникала планета, минерал, все что угодно, но только не стройная женщина с тонкими чертами лица, гладкой кожей и огромными темными, немного печальными глазами, которые смотрели на нее из зеркала. Урания! Ну и ну. К счастью, никто ее так не звал, а звали Ури, Мисс Кабраль или доктор Кабраль. Насколько помнится, с тех пор, как она уехала из Санто-Доминго (а точнее, из Сьюдад-Трухильо: когда она уезжала, столице еще не вернули ее настоящего имени), ни в Адриане, ни в Бостоне, ни в Вашингтоне, ни в Нью-Йорке никто не называл ее больше Урания, как звали когда-то дома и в колледже святого Доминго, где sisters [Сестры (англ.).], монахини доминиканского ордена, и ее соученицы старательно выговаривали дурацкое имя, которым ее с самого рождения обрекли на муки. Кого же это угораздило — его или ее? Теперь уже поздно докапываться, дорогая: мать — на небесах, а отец — покойник при жизни. Так что не узнаешь. Урания! Так же глупо, как переименовать древний Санто-Доминго де-Гусман в Сьюдад-Трухильо. Может, и эту идею родил твой отец?

Она ждет, пока море покажется в окне ее комнаты на девятом этаже отеля «Харагуа», и, наконец, вот оно. Еще несколько секунд, и темень отступает, и сияющий синий горизонт стремительно распахивается, открывая зрелище, которого она ждет с того момента, как проснулась в четыре часа утра, несмотря на таблетку, выпитую на ночь вопреки всем предубеждениям против снотворных. Ярко-синяя поверхность моря, взъерошенная пятнами пены, вливается в свинцовое небо у линии горизонта, а тут, у берега, звонко бьется пенистыми волнами о набережную, Малекон, мостовая просвечивает сквозь кайму пальм и миндалевых деревьев. Тогда отель «Харагуа» выходил фасадом на Малекон. А теперь — торцом. В памяти всплывает воспоминание — это было в тот день? — отец ведет девочку за руку, они входят в ресторан отеля, пообедать вдвоем. Им дают столик у окна, и из-за занавесок Уранита видит просторный сад, бассейн с трамплинами для прыжков и купающихся. В Испанском дворике, облицованном узорчатой плиткой и уставленном горшками с гвоздиками, оркестр играл меренги. В тот день это было?

— Нет, говорит она вслух.

Тогдашний «Харагуа» разрушили, а на его месте воздвигли это огромное здание цвета розовой пантеры, которое так поразило ее три дня назад, когда она прибыла в Санто-Доминго.

Правильно ли она поступила, что вернулась? Ты еще пожалеешь, Урания. Растратить целую неделю отпуска, при том что у тебя никогда не находится времени, чтобы увидеть города и страны, которые тебе хочется увидеть, и вместо того, чтобы, к примеру, смотреть на горы и покрытые снегом озера Аляски, ты оказываешься на крошечном островке, куда, ты поклялась, никогда больше не ступит твоя нога. Неужели ты сдаешь? Проявляешь осеннюю сентиментальность? Нет, простое любопытство. Чтобы доказать себе, что можешь ходить по улицам этого города и он уже не твой город, и страна, тебе уже чужая, и они больше не вызывают в тебе ни грусти, ни ностальгии, ни ненависти, ни горечи, ни ярости. А может, ты приехала, чтобы взглянуть на развалину, в которую превратился твой отец? Узнать, что ты испытаешь, увидев его через столько лет? Озноб пробегает у нее по телу. Урания, Урания! Смотри-ка, столько лет прошло, а у тебя, такой непокорной, такой организованной, совершенно не поддающейся унынию, у тебя за этой неприступной броней, которой все восхищаются и завидуют, оказывается, такое нежное сердечко, такое боязливое, уязвимое и чувствительное. И она хохочет. Хватит глупостей, милочка.

Она надела легкие туфли, брюки, спортивную блузку, подобрала волосы сеткой. Выпила стакан холодной воды и уже собралась было включить телевизор, чтобы послушать новости по CNN, но одумалась. Подойдя к окну, она смотрит на море, на Малекон, а потом — в другую сторону — на теснящиеся крыши, башни, купола, колокольни и купы деревьев. Город. Как он разросся! Когда ты его оставила, в 1961 году, в нем проживали триста тысяч душ. А теперь — больше миллиона. Он раскинулся кварталами, проспектами, парками и отелями. Вчера она почувствовала себя чужой, когда колесила во взятом на прокат автомобиле по элегантным кварталам Белья-Виста и огромному парку Мирадор, где joggers [Бегун трусцой (англ.).] было ничуть не меньше, чем в нью-йоркском Сентрал-Парке. В детстве город кончался на отеле «Эмбахадор»; за ним шли поместья, засеянные поля. Вокруг Кантри-клуба, куда отец водил ее по воскресеньям в бассейн, расстилалось чистое поле, и не было ни асфальта, ни домов.

Но старый город, построенный в колониальном стиле, не обновился, как не помолодели и квартал Гаскуэ и тот, где жила она. Она была уверена, что ее дом тоже едва ли изменился. Наверняка такой же, как и был, в маленьком садике, где старое дерево манго, и весь в пурпурных цветаx высоченный фламбойан, прислонившийся к террасе, там они обычно завтракали, на воздухе, по субботам и воскресеньям; домик под двухскатной крышей, с балкончиком, куда выходила ее спальня и на котором она поджидала своих двоюродных сестер — Лусинду и Манолиту, — а в том, 1961 году, выглядывала мальчика, проезжавшего мимо на велосипеде, тайком следила за ним, не осмеливаясь заговорить. А внутри он, город, — такой же, как и был? Австрийские часы с боем и с готическими цифрами и сценой охоты на циферблате. И отец — такой же, как и был? Нет. Она замечала, как он дряхлел, по фотографиям, которые с перерывами в несколько месяцев или лет присылали ей тетя Аделина и другие дальние родственники, продолжавшие писать, несмотря на то, что она не отвечала на их письма.

Она опускается в кресло. Раннее утреннее солнце высвечивает центр города; купол Национального дворца и его бледно-охряные стены чуть посверкивают под голубым сводом небес. Ну, выйди же, наконец, скоро жара станет нестерпимой. Она закрывает глаза: совершенно несвойственная ей инертность сковывает ее; а ведь она привыкла быть постоянно в действии и не терять времени на то, что — с момента, как она вновь ступила на доминиканскую землю, — занимает у нее теперь день и ночь: на воспоминания. «Девочка у меня такая трудолюбивая, она и во сне твердит уроки». Так говорил о тебе сенатор Агустин Кабраль, министр Кабраль, Мозговитый Кабраль, так он хвастался перед друзьями дочкой, которая забирает все премии, a sisters ставили эту ученицу всем в пример. Может, так же он хвастался школьными свершениями Урании и перед Хозяином? «Как бы мне хотелось, представить ее вам, она берет первые премии все годы, что учится в колледже святого Доминго. Для нее было бы счастьем познакомиться с вами, подать вам руку. Уранита молится каждую ночь, чтобы Господь сохранил ваше железное здоровье. И еще молится за донью Хулию и донью Марию. Окажите нам эту честь. Вас просит об этом, умоляет вас, молит вернейший из ваших верных псов. Вы не можете отказать мне в этом: примите ее. Ваше Превосходительство! Хозяин!»

Ты проклинаешь его? Ненавидишь? Все еще?

— Уже — нет, — говорит она вслух.

Она бы не вернулась сюда, если бы ярость еще терзала ее, если бы рана еще кровоточила, а разочарование разрушало бы и отравляло, как в молодости, когда учение и работа были единственным, неотвязно маниакальным средством от воспоминаний. Тогда она и в самом деле его ненавидела. Каждым атомом своего существа, каждой своей мыслью и чувством. Она желала ему всех бед, болезней и несчастий. Бог пошел навстречу твоим пожеланиям, Урания. Нет, скорее — дьявол. Разве мало того, что инсульт превратил его в живой труп? Разве не сладка эта месть — десять лет он в инвалидном кресле, не может ни ходить, ни говорить, полностью зависит от сиделки, которая его кормит с ложечки, укладывает спать, одевает и раздевает, подстригает ему ногти, бреет, помогает помочиться и испражниться? Чувствуешь ты себя отмщенной? «Нет».

Она выпивает еще стакан воды и выходит. Семь утра. Внизу, на первом этаже, на нее наваливается шум, привычный гостиничный гул — голоса, рокот моторов, радио, пущенное на полную катушку, меренги, сальсы, дансоны и болеро, рок и рэп, — все сливается в сплошной гвалт и гомон. Шумный человеческий хаос, рожденный глубинной потребностью оглушить себя, чтобы не думать, а может быть, даже и не чувствовать, вот что такое твой народ, Урания. И еще — взрыв диких жизненных проявлений, чуждый веяниям времени, не знающий перемен. Есть в доминиканцах нечто, что заставляет их цепляться за подсознательное, магическое, — эта тяга к шуму. («К шуму, а не к музыке».)

Она не помнит, чтобы, когда она была девочкой, а Санто-Доминго назывался Сьюдад-Трухильо, улицы бурлили гак шумно. Нет, такого не было; вероятно, тридцать пять лет назад, когда город был в три или в четыре раза меньше, когда он был более провинциален, изолирован от мира и жил в полудреме под гнетом страха и угодничества, когда душа у него сжималась от почтения и панического ужаса перед Хозяином, Генералиссимусом, Благодетелем, Отцом Новой Родины, Его Превосходительством доктором Рафаэлем Леонидасом Трухильо Молиной, и жизнь в нем шла тише, без этого неистовства. А сегодня все звуки, какие только есть в жизни, все автомобильные моторы, музыкальные кассеты и диски, радиоприемники, автомобильные гудки, лай, рык, человеческий гомон, запущены на полную мощность и свои звуковые возможности наравне с механическими и электронными аппаратами демонстрируют и живые существа (и собаки-то теперь лают громче, а птицы трещат веселее). А еще говорят, что Нью-Йорк — шумный город! Никогда, за все десять лет жизни в Манхэттене, уши ее не слышали ничего, подобного этой свирепой какофонии, в которую она погружена уже три дня.