Никогда зимний праздник

Небольшая корзина для сбора ягод и грибов, изготовленная из луба с берестяным дном или целого пласта березы.

Представляла собой круглую в сечении емкость с невысокими прямыми стенками и дужкой. Изготовление лубяной или берестяной набирки не требовало много времени и большого труда, поэтому этим могли заниматься мужчины в свободное от земледельческих работ время. Они обычно снабжали семью нужным количеством такой утвари. Правда, наряду с набирками домашней работы во многих крестьянских семьях на русском Севере имелись и лубяные набирки, изготовленные профессиональными мастерами. Их делали в ремесленных селах, расположены на Северной Двине, и продавали на ярмарках и базарах. Эти невысокие, широкие набирки были украшены росписью. Растительный узор в виде пышной волнистой ветви опоясывал по горизонтали все тулово окрашенной в белый цвет набирки. Ветви, листья, цветы, ягоды вырисовывали черной краской, а затем раскрашивали в красный, зеленый, желтый цвет. В узор включали также маленькие изображения птиц и животных.

Ист.: Шангина И. И. Русский традиционный быт. Энциклопедический словарь. СПб., 2003. Сс. 423–424.

Христианская добродетель; вера, упование, уверенность в исполнении желаний. В православной символике представляется зеленым цветом, с XVI в. – якорем, в искусстве надежда аллегорически представляется в виде молящейся, часто крылатой фигуры в зеленом одеянии, с якорем; до XVI в. – с патриаршим крестом.

В русских пословицах надежда связывается с Богом, терять надежду – грех перед Богом, хотя упованием на Него не ограничивается и требует приложить свой труд: Полагай надежду на Бога; На Бога надейся, но сам не плошай; На чужое надейся, а свое паси; Ко- лотися, бейся, а все надейся; Век живи, век надейся; Надейся добра, а жди худа; Жить надейся, а умирать готовься; Надеючись и живут и мрут; Счастье скоро покинет, а добрая надежда – никогда.

О. П.

Среди многочисленных напитков, которые с древности употреблялись русскими, прежде всего следует отметить березовый сок (березовицу, березовку). Добыча этого сока известна всем русским людям, причем пили его не только свежим, но и кислым, в виде кваса. Северно-русские заквашивали такой березовый сок солодом (т. н. сусло), пивной гущей; малороссы – воском (сотами без меда), сушеным горохом или горячим ржаным хлебом; белорусы – тоже воском, солодом, проросшими бобами и дубовыми щепками.

Способы добычи березового сока были не везде одинаковы. Простейший способ состоял в том, что на стволе дерева, из которого собирались брать сок, не выше чем в 80 см от земли делали надрез глубиной ок. 20 см; сок, скапливающийся в этом углублении, вычерпывали ложкой. Существовал и др. способ: в березе пробуравливали отверстие, до сердцевины или менее глубокое, или же надрубали дерево в двух местах топором вдоль древесного волокна, а между этими зарубками делали поперечный надрез. В сделанное отверстие вставляли трубку из бузины или др. дерева или же пристраивали желоб. Под ними ставили или подвешивали сосуд. Чтобы этот сосуд не украли, его помещали довольно высоко и прикрывали ветками. Иногда обрубали сук и у обрубленного конца подвешивали сосуд. Такими же способами добывали и кленовый сок (кленовица).

Самым распространенным повседневным напитком русских был квас (рус. квас, суровец, сыровец; малорос. квас, сирiвец; белорус. квас). Известны были три вида хлебного кваса: из муки, из черствого хлеба и из солода (см.: Квас).

Русские делали с солодом три разных напитка: уже описанный солодовый квас, пиво и брагу. Последняя иногда отличалась своим составом от др. напитков. Северно-русские варили брагу из овсяной муки со сравнительно небольшим количеством солода, и напиток обычно был белого цвета; поэтому его называли белая брага, бражка. Бражку часто пили горячей, т. к. от холодной не так быстро хмелеют. Малоросы варили брагу из ячменного солода; ячменный солод ошпаривали кипятком, затем оставляли на 8 часов солодиться, разводили холодной водой и процеживали через сито. Кое-где брагой называли также обыкновенное пиво без хмеля.

В общем, три этих солодовых напитка отличались друг от друга только более или менее сложным способом приготовления. Наиболее сложен был процесс варки пива (см.: Пиво).

С глубокой древности излюбленными напитками русских были т. н. меды. Медовые соты заливали теплой водой и процеживали через сито. Затем туда клали хмель, и все это варили в котле, снимая ситом пену. Сваренную жидкость остужали и заквашивали куском ржаного хлеба, смазанного сахарным сиропом и дрожжами. Пока шло брожение, ее разливали в бочки. Сорта вареного меда различали по соотношению воды и меда, по способу заквашивания, по приправам (ягоды, пряности и т. д.): обарный, т. е. обваренный, простой, пресный, белый, красный, боярский, ягодный и т. д.

На этот старинный вареный мед была похожа малороссийская варенуха, но кроме меда в нее, если не было хмеля, добавляли сливы, изюм, винные ягоды и сладкие рожки – заливали водкой и добавляли туда мед и немного испанского перца. Горшок с этой смесью герметически закрывали хлебной коркой, замазывали сверху пресным тестом и на 12 часов ставили в горячую печь. Горячая варенуха была вкуснее, чем холодная.

Похожий на нее напиток, но без хмеля и алкоголя, назывался медовый квас. Белорусские пчеловоды употребляли его до н. ХХ в.: соты, из которых вынут мед, 2 часа варили в воде. Полученная жидкость в течение недели стояла в полуоткрытом сосуде и бродила, после чего сосуд плотно закупоривали. В старину медовый квас заквашивали т. н. колачами. Лучший квас назывался монастырским, т. к. у монастырей были большие пасеки и много меда.

Малороссы делали квас из диких груш и яблок. Груши пекли и клали на 2 месяца в бочку с водой; яблоки держали 3 месяца в бочке сырыми. И в том и в др. случае бочки ставили в погреб. Белорусы делали напиток из брусники и клюквы, добавляя груши и яблоки. В старину делали квас с медом; он был известен под названием ставленый мед. Свежие спелые ягоды заливали на 2–3 дня водой, после чего ее сливали и на каждые 2–3 стакана этой воды клали стакан чистого меда. Заквашивали ее печеным хлебом или дрожжами, но квасили не сильно; добавляли пряности, а иногда и хмель.

На русских ярмарках, особенно в XVIII в., всегда продавали горячий напиток из жженого меда с пряностями – сбитень. Иногда в него вместо пряностей клали шалфей. Сбитень пили только горячим. В к. XIX в. сбитень сменился чаем, и сравнительно быстрое распространение чая среди населения как раз и объясняется тем, что раньше все пили сбитень. Китайский чай появился на Руси лишь в н. XVII в. и был прислан монгольским властителем в подарок царю Михаилу Федоровичу. Староверы и теперь считают употребление чая грехом. Существуют деревни, в которых и в наше время не пьют чай, но таких деревень немного. Вообще же чай, который пили иногда с молоком и непременно с хлебом, нередко заменял крестьянину завтрак. Сахар в чай не клали, а пили через сахар или вприкуску (откусывая маленькие кусочки). Иногда вместо сахара употребляли изюм. Там, где чай не продавался, его заменяли травами: Иван-чаем или душицей, чабрецом, липовым цветом, листьями яблони, кое-где даже березовым грибом.

В Сибири пили кирпичный чай, который продавали в виде прессованных плиток черного или красного цвета. Северно-русское население Забайкалья готовило этот чай так: плитку толкли в ступе, высыпали толченый чай в чугунок и варили в печи, затем наливали его в высокий глиняный сосуд (т. н. байдара) и в течение четверти часа переливали поварешкой из байдары в др. сосуд. Иногда всыпали чай в кипяток, а не варили его предварительно в печи; в этих случаях грели воду, бросая в нее горячие камни.

Водку, или хлебное вино, гнали из ячменя, ржи и пшеницы и иногда, чтобы она была крепче, перегоняли 3–4 раза.

Ист.: Зеленин Д. К. Восточнославянская этнография. М., 1991.

Кадушка, выдолбленная из толстого дерева. Использовалась для квашения капусты, хранения зерна, муки, меда, масла.

Наспишник

Полотенце для украшения избы в праздничный день, вывешивалось на спичку (деревянный гвоздь).

Народное название дня прор. Наума, 1/14 дек.

Пророка Наума русский народ почитал помощником в «умственных и механических занятиях» и называл его Грамотником. В прописях и азбуковниках XVII в. приводилась следующая краткая молитва к прор. Науму о его содействии занимающимся науками: «Святый пророче Божий Науме, вразуми мя и накажи своею милостию добре руководствию навыкати». В одном из азбуковников XVII в. указывалось: «Обычай есть многим (учащимся) совершати молебны свв. бессребреникам Косме и Дамиану, и св. прор. Науму, и Ангелу своему, его же святаго тезоименитство имать». Предки наши имели обычай отдавать своих детей в научение со дня св. прор. Наума и 1 дек. обращались к этому пророку с молитвой о его содействии и помощи всем начинающим учиться. В старое время на день прор. Наума отцы семейств начинали учить своих детей грамоте. Для этого заранее условливались с приходским дьячком или другим лицом. Все семейство отправлялось в церковь, где после обедни служили молебен, испрашивая благословение на отрока. Учитель являлся в назначенное время в дом родителей, где его встречали с почетом и ласковым словом, сажали в передний угол с поклонами. Тут, держа сына за руку, отец передавал его учителю с просьбами научить уму- разуму и за леность угощать побоями. Мать, по обыкновению, стоя у двери, должна была плакать. Иначе худая молва пронеслась бы во всем околодке. Ученик, приближаясь к учителю, обязан был сотворить ему три земных поклона. После этого учитель ударял осторожно своего ученика по спине три раза плеткой. Мать сажала своего сына за стол, вручала ему узорчатую костяную указку, учитель развертывал азбуку, и начиналось велимудрое учение: аз-земля-ер-аз. Мать усугубляла свой плач и умоляла учителя не морить сына за грамотой. На одном азе оканчивалось первое учение. Учителя после трудов угощали чем Бог послал и дарили подарками. Отец награждал учителя платьем или хлебом, мать – полотенцем от своих трудов. Проводы и угощения продолжались до ворот. На другой день ученика отправляли к учителю с азбукой и указкой. Матушка снаряжала с сынком огромный завтрак и подарок для учителя, который состоял из домашних птиц. Объяснения, почему этот обычай приурочен к имени и дню св. Наума, напрасно мы стали б искать в жизни этого угодника. Всего проще обычай этот объясняется тем, что месяц декабрь как зимнее время есть самое сподручное и свободное в сельскохозяйственном быту для занятий сельских детей книжным делом, а первый день этого месяца наша Церковь посвящает памяти св. прор. Наума. Естественно также, что при мысли о занятии наукой – делом умственным – кто-либо из русских простодушных начетников мог подумать, что самое имя пророка – Наум имеет отношение к образованию ума. Русские крестьяне говорили о Науме: «Батюшка Наум наводит на ум» – и верили, что хорошо начинать учить детей не только со дня св. Наума, но и во всякое время года с молитвой к нему.

И. Калинский

У коренного русского человека обязательность исполнения нравственного долга перед Богом, Царем и Родиной, духовная невозможность совершить противоположное. Необходимость такого порядка не подлежала обсуждению и считалась само собой разумеющимся моральным принципом.

О. П.

Чудотворная икона Пресвятой Богородицы. Одна из любимых икон русского народа. Празднуется 4/17 сент. Середину иконы занимает звезда восьмиконечная, в центре которой образ Богоматери с Христом Спасителем. Четыре зеленые луча обозначают купину, т. е. куст, другие четыре луча – красное пламя горящей купины. На некоторых иконах «Неопалимой Купины» к концам внешних лучей добавляются буквы А. Д. А. М. Эта деталь основана на греческом сказании, по которому Архангелы составили имя первого человека по звездам, взятым с четырех концов света: Архангел Михаил – с Востока букву «А» от звезды «Анатоли», Архангел Гавриил – букву «Д» от Западной звезды «Дисис», Архангел Рафаил – букву «А» от Северной звезды «Арктос» и Архангел Уриил – от Южной звезды «Месембрии» букву «М».

Богоматерь держит в руках Спасителя и свою эмблему – лестницу. По четырем углам иконы размещены пророчества, связанные с Воплощением Христа: Моисей перед горящей купиной, в центре которой образ Богоматери «Знамения» с Предвечным Эммануилом в лоне. Прор. Иезекииль перед закрытыми вратами «видевши на востоке ворота и никакой человек не войдет ими, ибо Бог вошед ими» (Иез. 44:1–2). Видение пророку Исаие Серафима «в руце у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника» (Ис. 6:6). Горящий уголь – символ Христа, клещи – символ Богоматери (см. икону «Уголь Исаево»). На некоторых иконах «Неопалимой Купины» добавляется «Корень Древа Иессеева», по пророчеству Исаии: «вместо терновника вырастет кипарис, в знамение вечное несокрушимое» (Ис. 11:10; 55:13).

Богоматерь «Царица Небесная», честнейшая Херувим и славнейшая Серафим, окружена подвластными Ей небесными силами – архангелами и ангелами стихий: грома, молнии, росы, ветра, дождя, мороза и мглы. Каждый ангел держит соответствующий «атрибут», как чашу, фонарь, облако, меч, факел, закрытый кивот (мороз), нагую фигуру (ветер). Число ангелов и их распределение вокруг Богоматери меняется по выбору иконописца. Ангелы светил и небесных стихий взяты из Апокалипсиса, где перечисляются ангелы звезд, облака, молнии, града и землетрясения. Представление об ангелах, управляющих светилами и стихиями, было принято с верою в средние века. Летописец Нестор, отмечая таинственный огненный столп, появившийся над Киево-Печерской лаврой в его дни, без малейшего сомнения объясняет это явлением ангела (Нес. 96:121). В Соловецкой рукописи XIV в. сказано, что Богоматерь посылает, через посредство ангелов, молнию, лед и землетрясение на безбожников. Но бедствия, ниспосылаемые Богоматерью, могут быть предотвращены молитвой, обращенной к Ней, и карательная сила превращается в заступничество и милосердие.

Первая икона «Неопалимой Купины» была привезена на Русь из Синая палестинскими старцами в 1390. Иконе приписывается чудодейственная сила защиты от огня «огненного опаления». На Синае поют службу иконе во время сильных гроз; в России обносили икону во время пожаров, предохраняя соседние здания от огня.

Появление «Неопалимой Купины» в Москве связано со следующим преданием: стремянный конюх царя Феодора Алексеевича Димитрий Колошин, человек богатый, особенно уважал икону Богоматери «Неопалимой Купины», стоявшую в святых сенях при царской Грановитой палате, и каждый раз, когда приходил во дворец и уходил, усердно молился пред нею; наконец он пожелал построить во имя ее храм по следующему случаю. Однажды подпав невинно гневу царя и не надеясь оправдаться пред ним, Колошин с еще большим усердием начал молиться пред иконою «Неопалимой Купины», прося Царицу Небесную защитить его; молитва была скоро услышана. Царю Феодору Алексеевичу во сне явилась Богоматерь и объявила конюшего невинным; царь велел исследовать дело Ко- лошина и, найдя его невинным, освободил от суда и возвратил свое прежнее расположение к нему. В благодарность своей Избавительнице Колошин выпросил у царя икону «Неопалимой Купины», и в 1680 построил во имя ее храм. Предание прибавляет и другие случаи, относящиеся к славе этой иконы. 1) Когда в Москве был сильный пожар, эту икону обносили вокруг домов прихожан Неопалимовской церкви, и те все уцелели от огня. Живущие в этом приходе замечали, что в нем бывают очень редко пожары, да и те очень незначительные, несмотря на то, что это место было застроено преимущественно частыми деревянными домами, – и это приписывали особенному покровительству Богоматери. 2) Покойный протоиерей Новодевичьего монастыря, находящегося недалеко от Неопалимовской церкви, Введенский, сообщил одному из священнослужителей этой церкви следующее: «В 1812, когда Москва была занята французскими войсками, оставшись один в монастыре, я был однажды испуган неожиданным приходом польского солдата, который, отдавая мне серебряную ризу с иконы, просил возвратить ее в ту церковь, где она была похищена, и прибавил к этому, что с того времени, как он снял ее, его мучит сильная тоска». Эту ризу по выходе из Москвы французов протоиерей возвратил в Неопалимовскую церковь. Икона эта празднуется еще в 6-ю неделю по Пасхе. Название иконы Божией Матери «Неопалимая Купина» произошло от видения Моисеем горевшей и не сгоревшей купины (куста терновника), которое изображало Приснодевство Богородицы, и на этой иконе Пресвятая Богородица обыкновенно изображается окруженной пламенем.

В г. Славянске Харьковской епархии, в Троицкой церкви имелась чудотворная икона «Неопалимая Купина». Она была написана по следующему случаю. В 1820–21 в этом городе происходили частые пожары от поджогов. Приняты были все меры к открытию поджигателей, но злодея не могли найти. В это время одной старушке, Бельницкой, которая первая пострадала от пожара, кто-то, явившись во сне, сказал, что если будет написан образ «Неопалимой Купины» и будет совершено пред ним молебствие, то пожары прекратятся. Старушка открыла свой сон городскому протоиерею. Образ был написан, и после молебствия пред ним в этот же день была открыта виновница пожаров – малоумная девица Мавра, которая тотчас созналась, и пожары прекратились.

На Руси был обычай ходить вокруг горящего здания с иконой «Неопалимая Купина» для скорейшего предотвращения пожара. «Неопалимая Купина» считалась у русских охранительницей от пожаров и молний, ей полагалась особая молитва с просьбой защитить дом и скотину от огня.

На Неопалимую Купину начинали рвать лук с гряд.

День «Неопалимой Купины» имел еще одно название: Вавила – праздник острых вил.

Прот. И. Бухарев, Д. К.

Одна из главных духовнонравственных основ русской жизни. Суть его заключалась в преобладании духовно-нравственных мотивов жизненного поведения над материальными интересами.

В душе наших предков, прежде всего крестьян, жило чувство справедливости, причем не просто материального воздаяния, компенсации, а чувство высшей справедливости – жить по душе достойно, вознаграждать по совести. К XIX в. сформировался народный идеал справедливости, который был для русского крестьянина своего рода компасом. Не следует гнаться за богатством, за наживой, преследовать корыстные интересы. Как цель жизни, это считалось недостойным. Главное же – прожить жизнь по-доброму, по правде, достойно.

Человек не должен стремиться ни к богатству, ни к накопительству, человек должен довольствоваться малым.

«Лишние деньги – лишние заботы», «Деньги – забота, мешок – тягота», «Без хлеба не жить, да и не от хлеба (не о хлебе, материальном интересе) жить», «Не о хлебе едином жив будешь», «Хлеб за живот – и без денег живет». Действительно, «зачем душу тужить, кому есть чем жить» (есть хлеб). «Без денег проживу, лишь бы хлеб был», «Без денег сон крепче», «Лучше хлеб с водою, чем пирог с бедою».

«Напитай, Господи, малым кусом», – молит крестьянин. «Ешь вполсыта, пей вполпьяна, проживешь век дополна». Нечего завидовать другим, говорит русский крестьянин и подчеркивает: «На людей глядя жить (то есть не по достатку) – на себя плакаться».

Отвергая стяжательство и накопительство, осторожно и с достоинством принимая богатство и деньги, трудовой человек выдвигает свой идеал – идеал скромного достатка, при котором можно и самому жить сносно, и помогать своим близким. «Тот и богат, кто нужды не знат», «Богаты не будем, а сыты будем».

В сознании русского человека понятие достатка, сытости связано только с трудом, работой, личными заслугами. «Как поработаешь, так и поешь», «Каковы сами (как работаем), таковы и сани», «Каков Пахом, такова и шапка на нем», «По Сеньке и шапка», «Каков Мартын, таков у него алтын» (столько заработал).

Русский человек твердо считает, что: «От трудов своих сыт будешь, а богат не будешь». Нажива такому человеку не нужна. «Сыта душа не берет барыша», «Лучше жить в жалости, чем в зависти», «Кто сирых напитает, тот Бога знает», «Одной рукой собирай, другой – раздавай», «Рука дающего не оскудеет».

«Не тем богат, что есть, а тем богат, чем рад» (то есть поделись с ближним), «Не богат, да гостям рад», «Не надо мне богатого, подай тороватого» (нежадного), «Держи девку в темноте, а деньги в тесноте».

Особо вопрос ставится об отношении к чужому имуществу, результатам чужого труда. Посягнуться на них – страшный грех. «Лучше по миру сбирать, чем чужое брать». «Лучше попросить ради Христа, чем отнять из-за куста». «Заработанный ломоть лучше краденого каравая». «Хоть в латаном, да не в хватаном».

Для западноевропейского бюргера, наверное, чудовищной бессмыслицей показались бы русские народные пословицы, призывающие жалеть чужое добро. «Не береги свое, береги чужое». «Береги чужое, а свое – как знаешь». А ведь в самом деле было так: чужое добро берегли с большей ретивостью, чем свое.

«В чужом кармане денег не считай». «Пожалей чужое, Бог даст свое». «Кто чужого желает, тот свое утратит». Впрочем, русский труженик говорит и так: «Своего не забывай, а чужого не замай». «За свое постою, а чужого не возьму».

А. И. Герцен в книге «Былое и думы» рассказывает о крестьянине, который категорически отказался взять с него лишнее. В избе, где Герцен остановился ночевать по пути в ссылку, крестьянин накормил его ужином. Когда утром надо было рассчитываться за трапезу, хозяин запросил со ссыльного пять копеек, а у того самой мелкой монетой оказался двугривенный. Крестьянин отказался принять эту монету, потому что считал великим грехом взять за ужин больше, чем он того стоит.

Писатель В. И. Белов справедливо отмечает: «В старину многие люди считали Божьим наказанием не бедность, а богатство. Представление о счастье связывалось у них с нравственной чистотой и душевной гармонией, которым, по их мнению, не способствовало стремление к богатству. Гордились не богатством, а умом и смекалкой. Тех, кто гордился богатством, особенно не нажитым, а доставшимся по наследству, крестьянская среда недолюбливала».

Среди крестьянских мудрецов и бывалых людей бытовали истины, идейно-нравственное содержание которых в переводе на современный язык было примерно таково: «Богатство человека состоит не в деньгах и комфорте, не в дорогих и удобных вещах и предметах, а в глубине и многообразии постижения сущности бытия, стяжании красоты и гармонии мира, создании высокого нравственного порядка».

Человек, который думает только о своих личных материальных интересах, неприятен душе крестьянина. Его симпатии на стороне живущих по совести, справедливости, простоте душевной.

Классическая русская сказка о трех братьях – двух умных и третьем дураке – кончается моральной победой бессребреника, нестяжателя, простодушного младшего брата-«дурака» над материализмом и практической мудростью старших братьев.

Русский человек осуждает неправедное богатство, как и любую другую форму паразитизма.

С его идеалом скромного достатка больше согласуются бережливость и запасливость. «Бережливость, – говорит он, – лучше богатства», «Запасливый лучше богатого», «Береж – половина спасения», «Запас мешка не дерет», «Запас беды не чинит».

«Маленькая добычка, да большой береж – век проживешь», «Копейка к копейке – проживет и семейка», «Домашняя копейка рубль бережет», «Лучше свое поберечь, чем чужое прожить».

«Держи обиход по промыслу и добытку», «Не приходом люди богатеют, а расходом», «Кинь добро позади, очутится впереди», «Кто мотает, в том пути не бывает».

«Не о том, кума, речь, а надо взять и беречь», – поучает рассудительный хозяин. «Собирай по ягодке – наберешь кузовок», «Пушинка к пушинке, и выйдет перинка», «В общем, запас мешку не порча», «Подальше положишь – поближе возьмешь».

Бережливость всячески поощряется. Но накопительство, жадное стяжание материальных предметов рассматривается как грех, ибо, считает народ, «скупому душа дешевле гроша».

Скупые и скряги, так же как и богачи, подозреваются в сговоре с чертом. «Скупой копит – черт мошну тачает», «Черт мошну тачает – скряга ее набивает», «Кто до денег охоч, тот не спит всю ночь», «Скупые что пчелы: мед собирают, да сами умирают».

О таких народ говорил: «У него от скупости зубы смерзлись», «У него в Крещенье льду взаймы не выпросишь», «У него всякая копейка рублевым гвоздем прибита». А общий приговор таков: «Скупому человеку убавит Бог веку».

Осуждая стяжательство, накопительство, жадность, скупость и неправедное богатство, народное сознание снисходительно относится к беднякам и, более того, симпатизирует им. По-видимому, образ бедняка больше согласуется с народными идеалами, чем образ богача.

«Бедность – святое дело», «У голыша та же душа», «Гол, да не вор; беден, да честен», «Богат, да крив; беден, да прям», «Лучше нищий праведный, чем богач ябедный».

«Бедность не порок, а несчастье», «Хоть мошна пуста, да душа чиста», «Гол да наг – перед Богом прав», «Бедность учит, а счастье портит», «Убожество учит, богатство пучит».

О. Платонов

Предание связывает название иконы с цветком бессмертника, растущим на склонах Афонской горы, никогда не вянущим и считающимся символом чистоты.

Празднование иконе Божьей Матери «Неувядаемый Цвет» установлено 3 / 16 апр.

История чудотворного образа Богоматери «Неупиваемая Чаша» связана с Введено-Владычным монастырем, построенным по благословению св. митр. Алексия в 1360–62 в г. Серпухове. Первым настоятелем этой обители стал его ученик и келейник св. Варлаам. Перед закладкой монастыря ему было видение ангелов, держащих в небесах монастырь, в который входила Сама Пресвятая Дева. Поэтому построенная обитель была названа Введенской Владычной, а первая церковь освящена в честь Введения Богородицы во храм. По прошествии столетий в 1878 во Владычном монастыре произошло чудесное обретение иконы «Неупиваемая Чаша». В Тульской губ. Ефремовского у. сильно страдал от пьянства некий отставной солдат. Он пропил все свое имущество и стал нищенствовать. К нужде добавились тяжкие болезни, у него отнялись ноги, но солдат продолжал пить. Однажды он во сне увидел старца, который повелел ему идти в г. Серпухов и молиться об обретении здравия у иконы «Неупиваемая Чаша» во Владычном монастыре. Солдат не придал значения видению, но сон повторился дважды. Тогда он решил отправиться в неблизкий путь, преодолевая все свои немощи.

Добравшись до обители, он сразу попросил отслужить молебен перед образом «Неупиваемая Чаша». Встретившие его монахи сильно удивились. Они ничего не знали о существовании в монастыре такого извода. После долгих поисков иноки вспомнили, что у входа в ризницу есть образ Богоматери с изображением перед Ней чаши для причастия. К всеобщей радости на оборотной стороне иконной доски они обнаружили надпись: «Неупиваемая Чаша». Рядом с этой иконой солдат увидел образ св. Варлаама, в котором он узнал старца, являвшегося ему во сне. После молитв перед иконой «Неупиваемая Чаша» солдат исцелился от болезней и навсегда избавился от пьянства.

Празднование иконе Божией Матери «Неупиваемая Чаша» установлено 5 / 18 мая.

в основу которой положен сюжет повести «Руно орошенное», написанной свт. Димитрием Ростовским (1702–09).

Согласно этому тексту, один разбойник ежедневно молился Пресвятой Богородице перед Ее иконой. Свою молитву он начинал архангельским благовестием: «Радуйся, Обрадованная!». Именно с этими словами архангел Гавриил обратился к Деве Марии при Благовещении. Но после молитвы человек снова возвращался на порочный путь и совершал беззакония, в которых затем каялся. Однажды во время молитвы ему явилась Пречистая Дева с Младенцем на руках. На руках, ногах и в боку Христа были кровоточащие раны. Испугавшись, грешник пал на колени и спросил, кто принес страдания Божественному Младенцу. Богородица ответила, что каждый человек творящий грех, причиняет боль Ее Сыну и словно заново распинает Его. Пораженный словами Пресвятой Девы разбойник раскаялся в содеянных проступках. Стараясь больше не грешить, он начал вести честную и благочестивую жизнь и постоянно просил Богородицу стать его заступницей перед Господом. Богоматерь смиловалась над ним и стала молить Своего Сына простить разбойника. Вскоре человек услыхал слова Спасителя «Ныне прощаются ему грехи Тебя ради». Так раскаявшийся разбойник обрел прощение, которое стало для него «нечаянной радостью».

Празднование иконе Божией Матери «Нечаянная Радость» установлено 9/22 дек. и 1/14 мая.

В представлении русского народа нечистая сила есть черное воинство дьявола – черти, бесы, нечисть, нежить, то, что не живет естественным образом, но существует, принимая телесные, произвольно изменяемые формы, по Божьему попущению. По народным поверьям, когда дьявол восстал против Бога и был низвергнут со своим воинством с небес, сам он и большая часть его присных, чертей, провалилась сквозь землю в преисподнюю, часть же упала в разные места на землю и там осталась. В зависимости от места падения нечисть приобрела облик леших, водяных, болотников (болотниц), полевиков, овинников, банников, кикимор, дворовых, домовых. Назначение нечистой силы – вредить человеку, вводить его в соблазн с целью завладеть его душой. Сущность нечисти зловредна, и она довольно опасна, но от нее можно уберечься крестом, молитвой и заклятиями. Впрочем, постоянная близость с человеком смягчила некоторые виды нечисти, напр. домового. Внешний облик нежити малоизвестен и трудноуловим, к тому же она способна «скидываться», превращаясь в предметы, животных, особенно нечистых (собаку, свинью, козла), в черную кошку и даже в людей, особенно в рыжих; но при умелом применении нужного заклятия нежить «рассыпается». Обычно нечисть бесчинствует по ночам, до третьих петухов, с пением которых скрывается, либо до третьего удара благовеста к заутрени.

Среди повседневных проявлений веры простого русского человека в своем доме, видимых и для постороннего глаза, – защита себя и жилища своего от нечистой силы, нечисти. Бытовавшие при этом воззрения на вражью силу – народная демонология – не противоречили соответствующим догматам Православия. «Наша брань не против крови и плоти, но против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных». (Еф. 6:12).

«Крестьяне, живущие вблизи своих приходских церквей, – писал корреспондент в Тенишевское этнографическое бюро о Гжатском у. Смоленской губ., – стараются донести до дома зажженную свечу, с которой они стояли в церкви во время чтения о страданиях Христа или во время выноса плащаницы. Этим огнем они выжигают знаки на дверных и оконных притолках» для предохранения от нечистой силы и колдовства.

Указание на этот благочестивый обычай – одно из наиболее часто встречающихся во всех тенишевских материалах. Различие лишь в том, что в большинстве сообщений речь идет о свечах Великого Четверга, но встречается в этом назначении и крещенская свечка. Так, в Бирюченском у. Воронежской губ. в Великий Четверг по окончании чтения 12-ти Евангелий (т. е. 12 текстов из Евангелий о святых страстях Господних) крестьяне шли по домам с зажженными свечами и на избяных балках выжигали кресты. В Тульской губ. в Великий Четверг после 12 Евангелий (по церковному обычаю это чтение совершалось в четверг вечером на утрени) двигались по домам с горящими свечками и выжигали кресты на дверных притолках, потолках, избяных матицах.

Сохранился рассказ о Четверговых свечах в предреволюционное время Н. Толгской, у которой дед и три дяди были священниками, а отец – церковным регентом. «Помню, как мерцали свечечки в руках москвичей, идущих домой от Двенадцати Евангелий в Страстной четверг. Четверговую свечу, которую держали во время чтения Евангелия, полагалось принести домой зажженной. Так и шли по улицам и переулкам, прикрывая пламя свечи ладонью от ветра, а у некоторых были бумажные фонарики. Удивительно: погода всегда была в Великий Четверг безветренной! Вечер был тихий, и все благополучно доносили до дому свечу горящей. С такой свечечкой в дом входила благодать. От нее зажигали лампадку, растапливали печку, ставили самовар, а потом хранили в киоте до следующего года. Не сохранить пламя свечи считалось неблагого- вейностью.

Так же было и в Вербную Субботу. Вся Москва после всенощной была в мерцающих огоньках свечей, двигающихся от храма к домам. Церквей было много, и путь от церкви домой был не длинный».

По наблюдениям в Ярославской губ., «крест, согласно христианскому вероучению, считается народом самым верным, действительным оружием для борьбы с нечистою силою. В день крещенского Сочельника во многих местах выжигают на дверях дома и надворных строений богоявленскою свечою кресты для защиты от нечистой силы». О начертании крестов «по всем дверям, окнам и хаты и надворных построек» накануне Крещения, когда приносили после вечерни домой святую крещенскую воду, писали и из Обоянского у. Курской губ.; только здесь (с. Шелковка) чертили кресты мелом. Возможно, это была трансформация обычая выжигать крест свечою, ибо самый Сочельник назывался здесь «Свечки». (Такое название крещенского сочельника отмечено также в словаре В. И. Даля для Костромской и Пензенской губ., а в наших материалах встречается еще в Воронежской губ.) После начертания крестов кропили всюду крещенской водой. Так очищали свой дом.

Мелом же чертили кресты на всех косяках окон и дверей и на воротах в Щигровском у. Курской губ. в Крещенский сочельник – «для сохранения от нечистой силы». Указание на то, что «на Крещенский сочельник ставят меловые кресты», есть и у Даля.

А. Балов писал, что крест считается народом самым верным и действенным оружием для борьбы с нечистой силой. Это проявлялось и в постоянном осенении себя крестным знамением (не только во время молитв). Медынский помещик (Калужская губ.) Г. Спафарьев, писавший в 1849 о христианских взглядах русских крестьян, подчеркивал, что они всякое дело начинают и кончают, осенив себя крестным знамением. Люди, попавшие под сильное воздействие силы вражьей, не могли осенить себя крестным знамением, и в этом была главная опасность их положения. Крестьянин Ф. Е. Кутехов (д. Бармино Середниковской вол. Егорьевского у. Рязанской губ.) сообщал в к. XIX в., что во время свадьбы ни один человек не перейдет через порог, не перекрестившись.

Прежде чем резать хлеб (это делал обычно старший мужчина, сидевший под иконами), над ним ножом чертили в воздухе крест либо проводили ножом крестообразно по хлебу. Поднося ко рту кружку с питьем, – крестились.

«При упоминании о нечистой силе, – писал Ф. Зобнин, – у нас имеют обыкновение или отплюнуться или перекреститься и сказать: «не слушай, святая хоромина, не к нам будь сказано». Это не воспринималось православными как формальность. Считали, что именование вызывало присутствие именованного. Представляет интерес приводимое здесь обращение к жилому дому – «святая хоромина», свидетельствующее об отношении к нему, как к Малой Церкви. Человек, упомянувший нечисть, понимает неуместность этого в святом помещении и, сверх того, опасается накликать такими словами на себя воздействие вражьей силы – отсюда – «не к нам будь сказано» и осенение себя крестным знамением.

Бытовало и бытует ныне множество историй, рассказывающих о том, как спасает от нечистой силы шейный крест и как опасно оказаться при каких-то обстоятельствах без него. Ходить без креста считалось серьезным грехом. Нельзя спать без креста, снимать его на время купания – человек остается без защиты.

Как только начиналась гроза, не только закрывали окна и задвижки печных труб, но обязательно крестили их. Лопаткой делали крестное знамение в сусеке над зерном, предназначенным для сева, прежде чем насыпать его в мешки. Когда сажали в печь кулич, то в каждом углу избы, начиная со святого, лопатой трижды делали крест.

При зажигании огня от спички непременно крестились и говорили: «Господи, благослови». Существовали понятия благословенный и неблагословенный огонь: «благословенный огонь не спалит ничего, а от неблагословенного огня получаются пожары». Еще страшнее был огонь, при зажигании которого ругались «срамными словами» или произносили проклятья. От такого огня, как считалось в народе, случались самые страшные пожары, когда горела скотина и даже люди.

Крестились, когда подавали питье и еду приезжему (или прохожему) человеку чужой веры, которого опасались, «чтобы не напустил нечистого»; посуду после него перемывали со святой водой. Но при этом его никогда не обижали, лишней копейки с него не брали за ночлег, «а то еще и совсем не просят, а что дадут, за то и спасибо» (сведения Болховского у. Орловской губ.).

Насторожены были крестьяне, если в дом приходил односельчанин, имевший худую репутацию человека, причастного к колдовству. С народными представлениями о вражьей силе было связано широко бытующее убеждение в том, что люди, предавшие себя этой силе, могут «сделать» – причинить вред, наслать болезнь, беснование и пр. Соответственно верили и в то, что некоторые священники (из монахов и белого духовенства), а также старцы и старицы из мирян, достигшие большой духовной силы, могли изгонять бесов из людей – «отчитывать» и исцелять от др. какой-либо порчи. При появлении человека, который мог навести порчу, крестились и начинали читать про себя молитву.

Невозможно перечислить все случаи, когда считалось необходимым принять меры против нечистой силы: прежде всего – осенить себя крестным знамением или перекрестить какой-то предмет. Кроме постоянно повторяющихся обстоятельств – поведение в них определялось устоявшимся обычаем, возникало, разумеется, множество индивидуальных моментов, требующих от каждого своего, личного решения. В «невидимой брани», которую вел православный человек в своем доме против нечистой силы, многое зависело от степени его веры. «Всяк крестится, да не всяк молится», – говорит пословица. Относительно начертания крестов тоже есть пословица такого рода: «Не спасет дегтярный крест, коли не спасет животворящий» (дегтярные кресты чертили на воротах и на самих животных от падежа скотины). Народ в массе своей понимал, что начертание креста – не магия, что оно должно сочетаться с живой верой в Бога, в Крест Животворящий. См. также ст.: «Дьявол».

Ист.: Громыко М. М., Буганов А. В. О воззрениях русского народа. М., 2000; Беловинский Л. В. Энциклопедический словарь российской жизни и истории. М., 2003.

Народное название дней двух разных святых – прп. Никиты, епископа Халкидонского, 28 мая/10 июня и вмч. Никиты Воина, 15/28 сент., считавшихся в народе покровителями гусей.

На Никиту Гусятника (первого) 28 мая/10 июня крестьяне говорили: «Гуси становятся ожиревшими и ленивыми». В этот день дети играли в игру «Волк и гуси».

На Никиту Гусятника (второго) 15/28 сент. (еще его называли Гусепролет и Никита Репорез) полагалось молиться о сохранении водоплавающей птицы.

Св. Никите молились, чтобы помог он птицам трудный путь преодолеть и назад весной прилететь, поэтому Никиту Гусепролетом называли. В этот день били и зажаривали домашних гусей, не забывали задобрить и водяного, которому бросали зарубленного гуся без головы.

В некоторых местах в этот день начинали убирать с полей репу и укладывать в погреба. Никиту почитали покровителем репы – основного крестьянского продукта до появления картофеля. Поэтому его и прозвали Репорезом. Репу ели свежую, пареную, ее сушили, варили из нее кашу-репницу, готовили репный квас.

На Никиту стригли овец. До больших холодов овцы успевали обрасти шерстью; снятая шерсть шла на изготовление валенок, онучей, варежек. Никита почитался у русского народа еще и целителем: он спасал детей от родимца (падучей болезни), потому к нему обращались с особой молитвой.

Народное название дня свт. Никиты, затворника Печерского, епископа Новгородского (1108), 31 янв. /13 февр.

Св. Никита считался охранителем дома от молний и пожаров. Его символом был конек на крыше – коник, охлупень. К св. Никите обращались в этот день, прося заступничества и покровительства.

Народное название дня прп. Никиты Исповедника, 3/16 апр. В этот день в западных губерниях освящали в храмах хлеб с солью и вешали его на рога коровам. Считалось, что на Никиту водяной просыпается от зимней спячки.

В некоторых местах существовал обычай: если у кого скотина не ко двору или не ведется, то в этом случае приносили в жертву купленную у цыган лошадь (топили в воде), чтобы умилостивить водяного. Чтобы задобрить водного (даже если в доме все в порядке), выходили на реку, пруд или озеро и подкармливали его, крошки со своего стола бросали в лунки. Считалось, что водяной хозяин воды, и если его не задобришь, так он такое половодье устроит – все дома затопит. Не только водяной, но и все подводное царство в этот день от долгой зимы оживает, приплывает к прорубям и ледяным трещинам.

Народное название дня прп. Никиты, столпника Переяславского (1186 г.), 24 мая/6 июня.

В этот день было принято высаживать огурцы, а также проверять, как растет своборинное дерево, так в старину называли шиповник. Крестьяне использовали его от многих недугов. Девушки в этот день старались прикоснуться лицом к лепесткам шиповника, чтобы лицо стало нежным и румяным. Шиповнику кланялись, просили у него здоровья.

Народное название дня свт. Никифора, исповедника, патриарха Константинопольского (828 г.), 2/15 июня.

В это время заготавливали древесную кору для дубления кожи. День Никифора Дубодера показывал на Зеленые святки, когда дома были украшены березками, а молодежь по вечерам водила хороводы, которые в некоторых местах назывались зелеными вьюнами.

Девушки плели венки из разных цветов, вплетали в них веточку березовую или дубовую. Надевала девушка такой венок-вьюнок на голову приглянувшемуся парню, надеясь его к себе приворожить.

В некоторых местах хороводы водили у березки, нарядив ее цветными лентами. Березку вырубали в лесу и ставили на поляне, украшали. Вокруг нее плясали, пели песни, водили хороводы, а вечером устраивали костер.

(1845–1910), этнограф, краевед. Из духовного сословия Витебской губ. Закончил Полоцкую духовную семинарию. Был учителем на Витебщине. Никифоровский собирал различный материал по быту, обычаям, поверьям местного крестьянства. Этот материал он передавал сначала П. В. Шейну (с которым познакомился в 1871), а с начала 90-х начал публиковать его сам. Его записи охватывали разные стороны материального и духовного быта витебских белорусов. Главные работы: «Очерки Витебской Белоруссии» – ряд статей под этим общим заглавием печатался в «Этнографическом обозрении» за 1892–98 (и отдельно); «Очерки простонародного житья-бытья в Витебской Белоруссии и описание предметов обиходности» (Витебск, 1895); «Простонародные приметы и поверья, суеверные обряды и обычаи, легендарные сказания о лицах и местах в Витебской Белоруссии» (Витебск, 1897); «Нечистики. Свод простонародных в Витебской Белоруссии сказаний о нечистой силе» (Вильно, 1907).

Лит.: Токарев С. А. История русской этнографии. М., 1966.

Народное название дня прп. Панкратия Печерского (XIII в.) и мч. Никифора (260 г.), 9/22 февр.

В этот день у крестьян было принято проверять свое хозяйство, особенно запасы в амбарах. Считалось, что родившийся в этот день будет трудолюбивым.

Народное название дня прпп. Спиридона и Никодима Киево-Печерских (XII в.), 31 окт./13 нояб.

На Никодима перед Кузьминками у русских существовал обычай собираться всей семьей и молиться св. Никодиму, чтобы сохранил крепость матице. Матица считалась в избе священным предметом. Кто в дорогу собирался, обязательно за матицу перед тем держался, потому что считалось, что матицей дом держится. «Нельзя ее забывать – она что мать родная, потому матицей и зовется». Никодима почитали как хранителя дома от огня, бед и несчастий. По преданию, Никодим Печерский затушил пожар в монастыре, набрав воды в свою власяницу. С тех пор ему и поклонялись в этот день, прося защитить от огня. В разных местах этот день отмечался по-своему: где-то это был праздник рыболовов и охотников, где-то устраивали проводы осени, где-то этот день (а в некоторых местах – накануне) назывался Юровой.

Чудотворная Великорецкая икона Николая Чудотворца была обретена в 1383, когда Вятские земли осваивались православными верующими, преимущественно новгородцами. Местные племена вотяков и черемисов – язычники – нередко нападали на переселенцев. Согласно Сказанию, спасаясь от них, колонисты бежали на р. Великая (неподалеку от Хлынова), где в лесной чаще «святой образ оставиша». Вскоре «благоговейный муж» Семен Агалаков увидел дивный свет в лесу, напоминавший множество горящих свечей. Пробравшись сквозь заросли, он обнаружил у источника икону свт. Николая. Семен спрятал образ дома, и никому о нем не рассказывал.

Однажды его односельчанину, больному и обездвиженному Иоанну, во сне явился св. Николай, который поведал ему о своей чудотворной иконе и повелел к ней приложиться, чтобы исцелиться от недуга. Когда Иоанн исполнил наказ святителя и поправился, весть о святыне распространилась в окрестностях, и поселяне построили на месте обретения святыни церковь. Вскоре, чтобы уберечь образ от язычников, жители Хлынова, в ту пору главного города Вятской земли, испросили у митрополита Московского Пимена разрешения перенести икону св. Николая в свой город, пообещав ежегодно возвращать святыню на р. Великая. Так было положено начало многовековой русской традиции – Великорецкого крестного хода.

Народное название дня перенесения мощей свт. Николая Чудотворца, 9/22 мая. Один из важнейших праздников в русской деревне, считался мужским праздником. От Николы Вешнего оставалось 12 утренников (заморозков). Шел средний посев яровых, а овес должен был быть уже отсеян; лошадей выгоняли в поле, совершая молебен с водосвятием. Парни в первый раз ехали в ночное и пировали у костров всю ночь. С Николы Вешнего заказывали луга, втыкая на межах ветки.

Никола Вешний – покровитель лошадей, охраняет их от волков и медведей, дарует табунам здоровье, поэтому этот день был праздником конюхов. Лошадей выгоняли в ночное на пастбище.

С этого дня начинается купание – Никола Вешний выступает здесь как властитель над водной стихией.

Народное название дня свт. Николая Чудотворца, 6/19 дек. Зимний Никола вел с собой никольские морозы. Об этом времени крестьяне говорили: «Подошел бы Никола, а уж зима на санках приедет за ним!», «Привезли зиму на санках до Николы – вот тебе и жданная оттепель!»

По преданию, 6 дек. Никола-угодник спускается с небесных полей на оснеженную землю и шествует по Русской земле, обходя ее «обыденкой» из конца в конец. У русских существовал сказ о состязании Николы-угодника с Ильей-громовником. В давние времена жил-был мужик. Николин день завсегда почитал, а в Ильин нет-нет да и работать станет, а про Илью-пророка и думать забыл. Вот как-то раз идет Илья-пророк с Николою полем этого самого мужика, идут они и смотрят – на ниве зеленя стоят такие славные, что душа не нарадуется. «Вот будет урожай, так урожай!» – говорит Никола. «А вот посмотрим! – отвечает Илья. – Как спалю я молнией и выбью градом все поле, так будет мужик правду знать да Ильин день почитать!» Поспорили и разошлись в разные стороны. Никола-угодник сейчас к мужику: «Продай, – говорит, – скорее ильинскому попу весь хлеб на корню; не то ничего не останется, все градом прибьет!..» Мужик послушался. Прошло ни много, ни мало времени: собралась-понадвинулась грозовая туча, страшным градом и ливнем разразилась она над нивой мужика, весь хлеб как ножом срезала. На другой день идут мимо Илья с Николою, и говорит Илья: «Посмотри, каково разорил я мужиково поле!» А Никола-угодник в ответ ему, что хлеб-де давно мужиком на корню продан. «Постой же, я опять поправлю ниву, будет она вдвое лучше прежнего!» Никола опять к мужику и заставил его выкупить побитое поле. Меж тем откуда что взялось – стала мужикова нива поправляться: от старых пошли новые, свежие побеги. Дождевые тучи то и дело носятся над полем и поят землю: чудный уродился хлеб – высокий да густой, сорной травы совсем не видать, а колос налился полный-полный, так и гнется к земле. Пригрело солнышко, и созрела рожь – словно золотая стоит в поле. Много нажал мужик снопов, много наклал копен, уж собрался возить да в скирды складывать. На ту пору идет Илья с Николою; узнает Илья, что поле мужиком выкуплено, и говорит: «Постой же, отыму я у хлеба спорость! Сколько бы ни поклал мужик снопов, больше четверика зараз не вымолотит!» Никола-угодник идет к мужику и советует ему во время молотьбы больше, как по одному снопу, не класть на ток. Стал мужик молотить, что ни сноп, то и четверик зерна: все закрома, все клети засыпал рожью, и все еще много остается; пришлось строить новые амбары.

Св. Николай Чудотворец представлялся в воображении русского народа то в образе «доброго деда» (Никола-милосливый), то в виде сурового старца; то облик его отличался богатырской поступью, напоминающей «походочку» Миколы Селяниновича, сына Матери-Сырой-Земли. Ему приписывалась не только власть над морями, не только защита хлебородных полей, но и мн. др.

«Кому на ком жениться, тот в того и родится», – говорила старая русская пословица. «Всякая невеста – своему жениху невестится», «Суженого конем не объедешь», или «Сужено-ряжено – не объедешь в кузове» и т. д. Николу-милосливого наделяли силой «связывать судьбу суженых». Существовал обычай служить после свадебного сговора молебствие Николе-угоднику о благополучии брачующихся. «Смерть да жена – Богом суждена».

Вместе с Ильей-пророком и Михаилом-архангелом русские приписывали св. Николаю Чудотворцу участие в перевозе душ христианских через реки огненные, отделяющие пределы земные от мира загробного. Среди благоуханного рая, под густым навесом «племенитого лавра», распустившего во все стороны света белого свои ветви золотые с листьями серебряными, «на святом ложе», усыпанном пестрыми цветами духовитыми, лежит-почивает «святой отец Никола». Приходит к нему, говорит сказание, Илья-громовый. «Вставай, Никола, пойдем в лес, построим корабли и давай перевозить души с того света на этот!»

Уделив св. Николаю Чудотворцу обширное место в области своих сказаний, окружив его имя вереницею обычаев и поверий и создав о нем множество пословиц, поговорок и всяких речений, русский народ не забыл о нем и в своих заговорах. Вот один из них: «Завяжи, Господи, колдуну и колдунье, ведуну и ведунье уста и язык на раба Божия (имярек) зла не мыслити. Михайло-архангел, Гавриил-архангел, Никола-милостив! Сниидите с небес и снесите ключи и замкните колдуну и колдунье, ведуну и ведунье и упырю накрепко и твердо. И сойдет Никола-милостив, и снесет железа и поставит от земли до небес, и запрет тремя ключами позолоченными, и те ключи бросит в окиян-море; в окиян-море лежит камень алатырь: тебе бы, камню, не отложаться, а вам, ключам, не выплывать по мое слово!»

У того ли, у Николы Можайского,

Те мужики новгородские соходилися,

На братчину, на Никольщину,

Начинают пить канун, пива ячныя…

Никольщина была приходским праздником, отмечалась в течение 3–4 дней с приглашением всех родственников и друзей. Это был «обетный» праздник, готовясь к встрече которого варили всей деревней на общий счет пиво, распиваемое до последней капли в один день (кроме Николы-зимнего это совершалось и в некоторые др. праздники). В старину на Николу привозили мужики новгородские к обедне в церковь жареных петухов, баранину и караваи хлеба. Часть этого отдавалась причту церковному за молебен, а остальное шло на угощение съезжавшихся и сходившихся на братчину. «На братчину ездят незваны!», «Братчина судит, ватага – рядит», – говорят в народе. «На Никольщину и друга зови, и ворога зови, оба друзья будут!» – добавляется в др. изречении с намеком на то, что за одним столом с братающимся людом сидит и Яр-Хмель, общий примиритель. «Николить» – праздновать Никольщину – является в то же время равнозначащими словами: пить, гулять, пьянствовать. «Наши заниколили», – говорили на Руси. «Что наковал, то и прониколил», «Дониколился до сумы». Крылатое слово народное рисовало яркую картину деревенского веселья, связанного с зимней Никольщиной. Вся эта картина составлялась из поговорок вроде: «Веселилась Маланья на Николин день, что мирскую бражку пьет, а того Маланья не ведает, что за похмелье мужиков бьют!», «Звали бабы Никольских ребят брагу варить, а того бабы не ведали, что ребята только брагу пьют!», «На Никольщину едут мужики с поглядкой, а после Никольщины валяются под лавкой», «Знать мужика, что Никольщину справлял, коли на голове шапка не держится!». В этих поговорках русские сами подсмеивались над своим обычаем. Тем не менее, о Никольщине говорили так: «Никольщина красна пивом да пирогами!», «Для кума Никольщина бражку варит, для кумы пироги печет!», «Городская Никольщина на санках по улице бежит, а деревенская в избе сидит да бражку пьет», «Горевал мужик по Никольщине, зачем она не целый век живет!»

Сохранились в памятниках народного творчества и другие изречения: «Никольщина не ходит с поклоном на барский двор!», «Позывала Никольщина барщину в гости пировать, а того Никольщина и не ведала, что на барщину царем от Бога навек заказ положен!»

День, посвященный Церковью памяти св. угодника Божия, ведающего «все воды и все броды», был днем первого хлебного торга. «Цены на хлеб строит никольский торг», «Никольский обоз для боярской казны дороже золота!», «У доброго мужика и на Никольщину торг стоит!». Длинная цепь подобных хозяйственных поговорок замыкалась наиболее точной из них: «Никольский торг всему указ».

В крестьянском быту Николин день был сроком для разного рода сделок, платежей, хозяйственных договоров. На ярмарках складывались цены на хлеб и др. продукты. На посиделки девушки пряжи не брали, надевали праздничные наряды да хороводы с песнями веселыми водили.

В Поморье Никола Зимний был рубежом между осенней и зимней путиной. Заканчивался лов семги, наваги, камбалы, трески. Рыбаки возвращались домой. А после Николы уходили на морской зверобойный промысел. Начинался и последний лов сельди. С Николы Зимнего молодежь начинала готовиться к святочным посиделкам, шить наряды, готовить маски для ряженых.

С Николы Зимнего начиналось сватовство; те, кто думал жениться или женить, служили молебен.

А. Коринфский

Икона свт. Николая Чудотворца, в основу сюжета которой легло народное предание о чудесном избавлении г. Можайска от вражеского разорения. В XIII в., когда татаро-монголы подступили к г. Можайску, над городскими стенами было видение св. Николая. В одной руке Он держал меч, а в другой – изображение крепостного храма. Напуганные этим знамением, враги бежали. В благодарность за спасение горожане изготовили деревянную резную статую Николая Чудотворца с мечом и макетом храма в руках. Позже таким святителя стали изображать на иконах.

Образ «Николы Можайского» почитался на Руси как защитник русских городов от вражеских вторжений. Резные статуи «Николы Можайского» почитались русским народом наравне с иконами. Наибольшее распространение они получили в северных областях России. Мастера-резчики, чьи имена за редким исключением остались неизвестными, изготавливали их чаще всего из липы или иногда сосны и березы, используя топор и ножи разной формы. Затем иконописцы покрывали готовую статую левкасом, расписывали ее темперой и золотили как икону.

(ск. 1143), первый русский князь, принявший монашество, сын Черниговского кн. Давида. По воле родителей Никола, носивший в миру имя Святослав, женился и стал Луцким князем (дочь его была замужем за блгв. кн. Всеволодом Новгородским). Не по душе миролюбцу были постоянные ссоры русских князей. В февр. 1106 кн. Святослав, оставив семейство, принял постриг в Киево-Печерской обители. Здесь он с великим смирением работал в поварне, рубил дрова, носил воду, был привратником. На свои средства построил надвратный Троицкий храм и больничную церковь свт. Николая, около своей кельи развел сад. Его никто не видел праздным, все труды его сопровождались непрестанным произнесением молитвы Иисусовой (первый известный пример на Руси). Пройдя разные послушания, подвижник наложил на себя обет безмолвия, который соблюдал в продолжение 30 лет. Он стяжал дар прозорливости и врачевания.

Память прп. Николе отмечается 14/27 окт., 28 сент./11 окт. и во 2-ю неделю (воскресенье) Великого поста.

Народное название дня прп. Николая, исповедника, игумена Студийского (ок. 868), 4/17 февр.

Редкий год на Руси в этот день не бывало морозов. Считалось, что морозы новоезерские – самые крепкие. Крестьяне говорили, что в этот день Никола Студийский и Кирилл Новоезерский (праздновался в этот же день) морозы на Руси ставят. В это время происходили звериные свадьбы, поэтому в народе Николу Студеного называли волчьим сватом.

Народное название дня блж. Николая Кочанова, Христа ради юродивого, Новгородского (1392), 27 июля/9 авг.

В это время созревали огородные культуры. По народному поверью, капуста в кочаны завивается, чем напоминает голову св. Николая. В этот день она оживляется, поэтому надо молиться Николаю Кочанову и просить его, чтобы капуста туго завивалась.

В этот же день русские чтили память св. Пантелеймона (Палия)– целителя. По народным поверьям, в этот день нельзя было работать в поле, иначе Пантелеймон – Палий напустит грозу и все поле спалит.

Блаженный (по прозвищу Салос) († 28.02.1576), Христа ради юродивый. Зимой 1570 Иоанн Грозный, разгромив Новгород, с тем же намерением подошел к Пскову. «Теперь во Пскове все трепещут, – говорил он приближенным, – но напрасно: я не сотворю им зла». Действительно, в городе происходило смятение, вести об участи Новгорода уже достигли до него, и жители не знали, что им делать: бежать всем в леса? Сопротивляться? В то же время между местным архиепископом, воеводой – кн. Юрием Токмаковым – и Христа ради юродивым Николаем Салосом происходило совещание. По совету юродивого решено было устроить торжественную встречу. И вот когда царь, окруженный опричниками, вступил в город, он увидел, что перед каждым домом поставлены столы с хлебом и солью, а рядом со столами – на коленях граждане с женами и детьми.

Злоба опять закипела в душе царя. Когда первым поднес ему хлеб и соль кн. Токмаков, он с яростью оттолкнул блюдо, и соль рассыпалась. Все вздрогнули от ужаса. В это время на палочке, как дитя, подъехал к нему юродивый. «Иванушка, Иванушка, – сказал он, – покушай хлеба и соли, а не человеческой крови». Царь велел схватить его, но юродивый скрылся. Царь вошел в Троицкий собор, и там начался молебен. После молебна блаженный опять подошел к нему и пригласил его в свою келью: он жил под соборной колокольней. Царь, который успел немного успокоиться, согласился.

В чисто убранной келье на лавке была разостлана скатерть, а на ней лежал кусок сырого мяса. «Покушай, Иванушка», – ласково сказал блаженный. «Я христианин, – сказал царь, – мяса постом не ем!» «Ты делаешь хуже, – строго возразил ему блаженный, – ты питаешься плотию и кровию человеческою. Ты забываешь не только пост, но и Бога!» Злоба опять закипела в душе царя. Он приказал начать грабеж. «Оставь нас, прохожий человек, – строгим голосом сказал тогда блаженный, – ступай скорей от нас. Если еще помедлишь, то не на чем будет тебе бежать отсюда». Но царь уже не слушал, на соборной колокольне уже снимали лучший колокол. И в это время поспешно входит опричник и докладывает, что любимый царский конь пал. Тогда только царь опомнился – он поспешно вышел из кельи, приказал немедленно прекратить грабеж и выступать из города. Однако же награбленную добычу отвезли в Москву. Когда же блж. Николай скончался, то благодарные граждане погребли его в Троицком соборе, где хоронили только князей и архипастырей.

Память блж. Николая Салоса празднуется 28 февр./13 марта.

Архиепископ, чудотворец († ок. 345). В России нет ни одного храма, ни одной православной семьи, где на почетном месте не оказалось бы иконы свт. Николая. Провинциальный архиерей из Малой Азии так тронул русскую душу, что стал отцом-покровителем далекой необъятной России. Русскому слуху оказалось близким название г. Миры, в котором святитель епископствовал. Здесь и миро – свящ. благовоние, крестопомазанием которого сообщаются благодатные дары Св. Духа выходящему из купели крещения христианину, царю, венчаемому на царство, престолам и антиминсам храмов; и душистое миро, истекающее от чудотворных икон или мощей прославленных святых; это и мир как состояние души, и мир как вселенная; здесь и производное мирянин – человек, не имеющий сана, но мирно, по церковным законам живущий в миру. Родился будущий святитель в г. Патары. Назидаемый благочестивыми родителями, достойно провел детские годы, с юных лет посвятил себя Церкви и стал архиепископом Мир Ликийских. Он отличался скромностью и простотой; трудился, постился, молился; помогал всем – богатым и бедным, старым и юным, больным и здоровым и, самое главное, – исцелял страждущих от греховных язв. В глубокой старости мирно отошел ко Господу, но не оставил своим попечением весь христианский мир. Ему молятся о воспитании детей, о мире в семье, об избавлении от нищеты и бедности, об отвращении блудных помыслов или посягательств, о паломниках, моряках, путешествующих, об избавлении от уз или от смерти, об укреплении и чистоте православной веры. Нет такой ситуации, в которой Николай Чудотворец не помог бы страждущим. Погребен был св. Николай в г. Мирах Ликийских, на юге Малой Азии (отсюда и его наименование – Мирликийский). Но в посл. четв. XI в., когда турки-мусульмане часто стали опустошать эти области Византии, угроза нависла и над великой общехристианской святыней – мощами св. Николая. Купцы из Италии, среди которых было много греков, в 1087 решили спасти св. мощи от неминуемой гибели. Они даже пошли на насилие над монахами, оберегавшими мощи святителя: завернув благоухавшие миром мощи, купцы отнесли их на свой корабль. Среди купцов-похитителей почти все были из г. Бари (на юго-востоке Италии), куда они и привезли святыню. Мощи были торжественно помещены в храме св. Стефана, а через год для них построили особый храм, где они находятся и по сей день.

О степени почитания русским народом свт. Николая можно судить по тому, что Русская церковь положила ему по четвергам в каждую неделю особую службу наряду с апостолами. До Крещения Руси четверг считался днем главного языческого бога Перуна, в который ему поклонялись и приносили жертвы. После принятия христианства многие праздники и торжественные дни, во время которых почитался Перун, были вытеснены почитанием святых, и прежде всего св. Николая Чудотворца. Этим в значительной степени и объясняется, почему русские люди издревле с особенным усердием чествовали св. Николая и чаще, чем к другим святым, обращались к нему с молитвою. В Ипатьевской летописи под 1227 о галицком кн. Данииле читаем: «Еха Данил в Жидичин кланятися и молитися св. Николе, и зва и Ярослава к Лучьску; и реша ему бояре его: приими Луческ, где ими князя их; оному же отвещавшу: яко приходих зде молитву створити». Или в другом месте: «Нача посылати Михаил и Изяслав грозыча: дай нашу братью, или придем на тя войною. Данилови же молящюся Богу и св. архиерею Николе, иже каза чюдо свое». Калики перехожие в одном из своих стихов поют про св. чудотворца Николая, что он, чудотворец, Богом силен, он всем помощник. Малороссийские старцы пели в своих стихах о св. Николае Чудотворце:

Ой!Хто, хто Миколая любит,

Ой!Хто, хто Миколаю служит,

Тому святый Миколае

На всякий час помогае.

В «Сказании о святых» свт. Николаю приводится особая молитва о заступлении от всяких бед и несчастий. Исстари ни одному угоднику в православной Руси не воздвигалось столько храмов и приделов, как св. Николаю Чудотворцу. Александр Гуагнин Веронский, путешествовавший по России в XVI в., замечал, что русские, между святыми особенно почитая св. Николая, едва не воздают ему божеского поклонения; во имя его воздвигают они особенные храмы и рассказывают о нем много чудесного. Иностранный путешественник говорил, что у русских св. Николай считается патроном их отечества, и, между прочим, прибавлял, что русский люд даже верит, будто св. Николай Чудотворец мог бы быть Богом, но не захотел этой чести, и, во всяком случае, после Бога заступает первое место. Русский народ исстари привязан к самому имени св. Николая; оно составляет доселе одно из употребительнейших имен, какими только привыкли называть себя русские. Образ св. Николая можно встретить почти во всех православных русских домах. Пред ним русский человек молился о помощи во всех более или менее трудных обстоятельствах своей жизни. Русские крестьяне говорили о св. чудотворце Николае: «Нет на нас поборника супротив Николы», «Попроси Николу, и он скажет Спасу», «Всем богам по сапогам, а Николе боле, что ходит боле», или: «От Холмогора до Колы тридцать три Николы», или еще: «Благому чудотворцу Николаю два праздника в году, а Касьяну немилостивому один в четыре года», «Что криво и слепо, то Николе свету» и т. д.

Всеобщее поклонение Николаю Чудотворцу среди русских людей в значительной степени объяснялось его душевными качествами, в которых русские находили много сходного с русским народным характером. Это открытое заявление Николая Чудотворца в защиту угнетаемой невинности, это решительное и смелое заступничество за неправедно осуждаемых и гонимых, каким отличался свт. Николай Мирликийский во время своей жизни, особенно как-то идут к характеру открытой, смелой и доброй русской натуры. Такие особенности личного характера чудотворца, без всякого сомнения, делали образ этого угодника Божия особенно привлекательным и достойным уважения в глазах русского народа. Насколько русский человек представляется простодушным и чистосердечным в обращении с Николаем Чудотворцем, лучшим доказательством служат народные легенды об этом угоднике, как, напр., легенда о купце Садко и св. Николае Можайском, повесть о покровительстве одному крестьянину св. чудотворцем Николаем и о его соперничестве в этом деле со св. Илиею Пророком и т. д. Свт. Николай почитался в России не только вообще заступником от всех бед и несчастий, но еще, в частности, хранителем на водах, и в «Сказании о святых» ему полагалась особая молитва об охранении на водах. Русские мореходы почти всегда имели икону этого угодника и в случае опасности выносили ее на палубу, умоляя его об избавлении от кораблекрушения и бури.

Очевидно, что основанием для этого верования послужили чудеса св. Николая, которыми прославился этот угодник на море. Четьи-Минеи о св. чудотворце Николае повествуют так: однажды случилось, что корабль, на котором плыл в Палестину св. Николай для поклонения святым местам, подвергался опасности от бурных волн на море. Но когда св. Николай помолился о спасении, буря укротилась, и корабль благополучно прибыл к месту своего следования. Исполнив свой обет в Палестине, св. Николай на том же корабле намерен был отправиться на родину, но корабельщики, обещавшие привести его в Ликию, обманули и направили свой корабль в другую сторону. Вдруг по молитве св. Николая поднялась буря, и корабль, вопреки всем усилиям корабельщиков, принесло к берегам Ликии. В другой раз какой-то корабль на пути в ликийские страны застигнут был сильною бурею, которая угрожала кораблекрушением. Корабельщики только по слуху о св. Николае как помощнике всем несчастным на водах воспомянули вел. свт. Николая, и он, явившись сам на корабль, стал править рулем и запретил бушевать ветру по морю. В прологе XVII в. в числе чудес чудотворца Николая повествуется «о чуде чудотворца Христова Николая, бывшем в Кыеве месте, в церкви св. Софии». Чудо состояло в том, что утопшее дитя св. Николай сохранил живым. «Так раб Господень, – говорится в Минеях, – морю и ветрам повелеваше и послушливы ему бываху». На этом основании Русская Церковь в своих песнопениях в честь св. Николая величает его спутником путешествующих и на море сущим правителем. На Руси с давних времен св. Николая в народе называли «морским» и «мокрым». Последнее прозвище укрепилось за ним и не только потому, что его молитва спасала плавающих по водам, но и от того еще, что он держал в своей властной руке и воды подземные. Влага, выступающая из-под земли и спасающая поля от засухи, поднимаясь в виде испарений и снова падая на грудь земную дождем, в некоторых местностях признавалась даром св. Николая. Потому-то и оставляли во многих селах на сжатой ниве горсть колосьев «на бороду святому Николе» – обычай, в большинстве случаев связанный с почитанием Ильи-Пророка. Ко дню 6 дек. в честь св. Николая приурочены были в старину т. н. братчины. О братчинах встречаем весьма частые упоминания в летописях и других древних русских памятниках, и братчины, совершавшиеся на празднике св. Николая, получили название Никольщины (см.: Никола Зимний).

Празднование памяти свт. Николая Чудотворца совершается 6/19 дек. и 9/22 мая (перенесение мощей в 1087).

И. Калинский

Преподобный (1433–7.05.1508), происходил из рода бояр Майковых.

Пострижение в монашество прп. Нил получил и начало иноческой жизни полагал в обители прп. Кирилла Белозерского. Здесь он пользовался советами умного и строгого старца Паисия (Ярославова), который потом был игуменом Свято-Троицкой Сергиевой лавры и был приглашаем в митрополиты, но, по смирению своему, отказался от этого великого сана.

Прожив в Кирилло-Белозерском монастыре некоторое время, Нил вместе с учеником своим и сотрудником, монахом Иннокентием, из рода бояр Охлебининых, путешествовал ко святым местам, на Восток, чтобы в опытах тамошних подвижников видеть жизнь духовную: был он, по его словам, «на горе Афонской, в странах цареградских и других местах».

Живя несколько лет на Афонской горе и путешествуя по монастырям Константинопольским, прп. Нил особенно в это время напитал дух свой наставлениями великих отцов пустынных, которые путем внутреннего очищения и непрестанной молитвы, совершаемой умом в сердце, достигали светоносных озарений Духа Святого.

Прп. Нил не только изучил умом и сердцем, но и в постоянное упражнение своей жизни обратил душеспасительные уроки богомудрых отцов – Антония Великого, Василия Великого, Ефрема Сирина, Исаака Сирина, Макария Великого, Варсонофия, Иоанна Лествичника, Аввы Дорофея, Максима Исповедника, Исихия, Симеона Нового Богослова, Петра Дамаскина, Григория, Нила и Филофея Синайских. Потому-то изречениями сил великих отцов и преисполнена его книга, называемая «Предание о жительстве скитском».

Возвратясь в Белозерский монастырь, прп. Нил уже не хотел жить в нем, но построил себе келью, невдалеке от него, за оградой, где и жил недолгое время в уединении. Потом отошел за 15 верст от сего монастыря на реку Сорку, водрузил здесь крест, поставил сперва часовню и уединенную келью и при ней выкопал колодец, а когда собралось к нему для сожития несколько братий, то построил и церковь. Обитель свою учредил он на особенных отшельнических правилах, по образцу скитов Афонских, почему она и названа скитом, а прп. Нил почитается основателем в России скитского жития, в более строгом и точном его устройстве.

Святые отцы-подвижники разделяли монашеское житие на 3 вида: первый вид – общежитие, когда многие иноки живут и подвизаются вместе; второй вид – отшельничество, когда подвизается один инок в уединении; третий вид – скитничество, когда инок живет и подвизается с двумя или тремя братиями, при общей пище и одежде, при общем труде и рукоделии. Этот-то последний вид монашеского жития, как бы средний между двумя первыми, который прп. Нил называл потому «царским путем», и хотел он осуществить в своем скиту.

Скит прп. Нила имел сходство и с нашими монастырями необщежительными, которые очень часто состояли из 2 и 3 иноков, иногда из 5 и 10, тогда как в скиту Нила, под конец его жизни, число скитников возросло даже до 12; и с монастырями общежительными, ибо у скитников общие были и труды, и одежда, и пища. Но отличался Нилов скит от всех др. наших обителей по внутреннему своему направлению – по тому «умному» деланию, которое должно было составлять главнейший предмет забот и усилий для всех скитников.

В новом своем скиту преподобный продолжал изучать Божественное Писание и творения святых отцов, устрояя по ним жизнь свою и учеников своих.

Преподобным было написано религиозное и научное сочинение «Устав монастырский», ставший одним из основополагающих трудов в развитии философии, психологии и педагогики. Вокруг Нила Сорского возникает целая школа ученых монахов, его последователей – Вассиан Косой, Иннокентий Вологодский и др.

Историю внутренней своей жизни отчасти открыл сам преподобный в послании к одному из своих близких сподвижников, по настоятельной его просьбе. «Пишу к тебе, – говорит он, – показывая себя: любовь твоя по Боге вынуждает к тому и делает меня безумным, чтобы писать тебе о себе. Не просто и не по случаям надобно нам поступать, а по Святому Писанию и по преданию святых отцов. Удаление мое из монастыря (Кириллова) не было бы ради душевной пользы? Ей, ради нее. Я видел, что там живут не по закону Божию и преданию отеческому, а по своей воле и человеческому рассуждению. Много еще и таких, которые, поступая так неправильно, мечтают, будто проходят житие добродетельное. Когда мы жили вместе с тобой в монастыре, ты знаешь, как удалялся я мирских связей и старался жить по Святому Писанию, хотя по лености моей и не успевал. По окончании странствования моего, пришел я в монастырь и, вне монастыря, вблизи его, устроив себе келью, жил сколько мог. Теперь переселился я вдаль от монастыря, нашел благодатью Божией место, по мыслям моим малодоступное для мирских людей, как сам ты видел. Живя наедине, занимаюсь испытанием духовных писаний: прежде всего испытываю заповеди Господни и их толкование – предания апостолов, потом – жития и наставления святых отцов. О всем том размышляю и что, по рассуждению моему, нахожу богоугодного и полезного для души моей, переписываю для себя. В этом – жизнь моя и дыхание. О немощи моей и лени возложил я упование на Бога и Пречистую Богородицу. Если что случается мне предпринимать и если не нахожу того в Писании, на время отлагаю в сторону, пока не найду. По своей воле и по своему рассуждению не смею предпринимать что-нибудь. Живешь ли отшельнически или в общежитии, внимай Святому Писанию и следуй по стопам отцов или повинуйся тому, кто известен как муж духовный, – в слове, жизни и рассуждении. Святое Писание жестоко лишь для того, кто не хочет смириться страхом Божиим и отступить от земных помышлений, а желает жить по своей страстной воле. Иные не хотят смиренно испытывать Святое Писание, не хотят даже слышать о том, как следует жить, как будто Писание не для нас писано, не должно быть исполняемо в наше время. Но истинным подвижникам и в древние времена, и в нынешние, и во все века слова Господни всегда будут словами чистыми, как очищенное серебро: заповеди Господни для них дороги более, чем золото и каменья дорогие, сладки более, чем мед и сот».

Новый путь жизни, избранный прп. Нилом, изумлял собой современников его. Да и, действительно, было чему изумляться, особенно для слабых.

Место, которое избрал для своего скита прп. Нил, по свидетельству очевидцев его, было дико, мрачно, пустынно. Вся местность скита – низменная и болотистая. Сама р. Сорка, давшая свое имя угоднику Божию, едва тянется вниз по течению и похожа больше на болото, чем на текущую реку. И здесь-то подвизался русский отшельник! Еще целы: прудок, выкопанный прп. Нилом, колодец его трудов, с превкусной водой, которую употребляют для исцеления, одежда святого подвижника, волосья которой колются, как иглы.

Все скитское общество преподобного состояло из иеромонаха, диакона и 12 старцев; в числе их были Дионисий, из князей Звенигородских, и Нил (Полев), потомок князей Смоленских, – оба вышедшие из монастыря Иосифо-Волоколамского; потому что прп. Нил сиял тогда, как светило, в пустыне Белозерской.

Для устройства храма и усыпальницы руками святого старца и его скитников насыпан был на болотистой почве высокий холм, а для нужд братий прп. Нил устроил на р. Сорке небольшую мельницу. Каждая келья поставлена была на возвышении и каждая от храма и от др. кельи – на расстоянии брошенного камня. В храм свой скитники, по примеру восточных, собирались только по субботам, воскресеньям и праздникам, а в прочие дни каждый молился и трудился в своей келье. Всенощная скитская буквально продолжалась всю ночь. После каждой кафизмы предлагалось по 3 и 4 чтения из отцов. Во время литургии пели только «Трисвятую песнь», «Аллилуйя», «Херувимскую» и «Достойно»; все прочее читалось протяжно – нараспев. По субботам в братской усыпальнице совершалась общая панихида за упокой усопших. Таковы были устройство скита и церковный устав прп. Нила Сорского. Относительно внешнего поведения и деятельности прп. Нил предписывает полную скитскую нестяжательность и простоту во всем. Необходимое для жизни велит приобретать только трудами рук своих, повторяя слова апостола: «Аще кто не хощет делати, ниже да яст».

«Иноческая милостыня – помочь брату словом во время нужды, утешить в скорби духовным рассуждением; душевная милостыня настолько выше телесной, насколько душа выше тела. Если придет к нам странник, – успокоим его по силе, и если требует хлеба, – подадим ему и отпустим его», – говорил прп. Нил.

Новая, до этого невиданная на Руси, жизнь скитская, часто высказываемая душевная скорбь о порче церковных книг и старание, по возможности, исправлять их, конечно, возбуждали против преподобного неудовольствия, но он терпеливо шел своим путем и был в уважении добрых святителей и даже вел. князей.

Прп. Нил был на Соборе о жидовствующих еретиках в 1491. Сам ревнитель Православия, архиеп. Геннадий Новгородский, в 1492 желал лично видеть и слышать суждения прп. Нила о предметах недоумений, по делу о них. Даже вел. князь содержал Нила (Майкова) и учителя его Паисия (Ярославова) в великой чести. По окончании Собора 1503 о вдовых попах и диаконах старец Нил, как имевший доступ к самодержцу, по своей крепкой жизни и по великой добродетели, и как уважаемый самодержцем, предложил, чтобы не было сел у монастырей и жили бы монахи трудами рук своих. С ним согласны были все Белозерские подвижники.

В своем предсмертном завещании прп. Нил, заповедуя ученикам бросить тело его в пустыни в пищу зверям или закопать его в яму с презрением, написал: «Оно тяжко согрешило перед Богом и недостойно погребения», а затем прибавил: «Сколько в моей силе было, старался я не пользоваться никакой честью на земле в этой жизни, так пусть будет и по смерти».

Память прп. Нилу отмечается 7/20 мая.

Архим. Иустин

Народное название дня прп. Нила Столбенского, 7/20 дек.

В этот день заканчивали зимний праздник уходящего года. Девушки и молодые женщины принимались за шитье с молитвой, приговаривая: «Наперед стежка – Богу молись, наперед шитья – Бога славь».

Преподобный, еп. Кипрский (IV в.), празднуется 23 дек./5 янв., у русского народа почитался заступником от козней и наваждений нечистого духа. В «Сказании о святых» ему назначается особая молитва о прогнании лукавого духа от людей и скота. Верование это основывается на жизнеописании преподобного, который всю свою жизнь боролся с нечистыми духами и всегда побеждал их при помощи Божией.

Празднование св. Никифора совпадало с Федуловым днем.

И. Калинский

Собирание подаяния Христа ради.

Нищелюбие, т. е. желание помочь нищим и обездоленным, было традиционным для русских людей. В летописях XII–XV вв. рассказывается о русских князьях, выделявших большие денежные суммы на подаяния. Напр., Святой Владимир (X в.) раздал нищим, как говорит летописец, 300 гривен – огромную по тем временам сумму, кн. Святослав Всеволодович (XII в.) всегда их «миловал» и не однажды приглашал на пир, кн. Всеволод Юрьевич (XII–XIII вв.) считался «кормильцем нищих».

Доброжелательное отношение к нищим сохранялось и в более поздние времена, в XV-XVII вв. В «Домострое» – памятнике русской письменности XVI в. – рекомендовалось: «Милостыню по силе всяких потребностей дай, сколько требуют; и видя беду их и скорбь и всякую нужду, сколько возможно помогай им; и всякого скорбного, и нищего, и бедного, и нуждающегося не презри; и введи в дом свой, напои, накорми, согрей, одень со всею любовию и чистой совестью». Русские цари, а вслед за ними и бояре, следуя этому правилу, раздавали нищим деньги, приглашали их на праздничные и поминальные трапезы. Так, напр., в покоях Патриарха всю светлую Пасхальную неделю, в праздник Успения и в один из дней Масленицы устраивались пиры, на которые наряду с «боярскими детьми» и священниками приглашались и нищие. В 1678 у Патриарха было устроено застолье, на котором присутствовали 2500 нищих. Во время поминок по умершему царю Федору Алексеевичу в течение пяти дней кормили 300 нищих, то же самое происходило и на поминках по царю Ивану Алексеевичу. Подаяния из государственной казны раздавались также в Великий пост, в двунадесятые и великие христианские праздники, во время поездки царя и царицы на богомолье, во время царских свадеб. Иван Грозный в своем обращении к Церковному собору говорил: «Милостыня и корм годовой, хлеб и соль, и деньги, и одежда по богадельням, по избам и по городам деются из нашей казны, и христолюбцы милостыню дают же».

Такое отношение к нищенству было основано на представлениях о святости нищих. Считалось, что Бог любит нищих – «труждающихся и обремененных», и что им покровительствуют Иисус Христос и ап. Иоанн Богослов. Соответственно человек, щедрый на милостыню, заботящийся о «Христовой братии», угоден Богу. Он оградит дающего милостыню и его дом от всякого зла: «от насилия, от ограбления, от всякого мздоимства, от ябедничества, от кривого суда», а сам подающий «благословен будет отныне и до века». Люди верили, что подаяние милостыни поможет «грешной душеньке» очиститься и попасть в Царствие Небесное. Русские пословицы говорят: «В день страшный вся милостыня, тобою сотворенная, соберется в чашу твою», «В рай входят святой милостыней», «Милостыня перед Богом оправдывает», «Пост приводит к вратам рая, а милостыня отверзает их», «Нищий богатым питается, а богатый нищего молитвой спасается». Вера в святую милостыню получила яркое поэтическое воплощение в духовных стихах о спасении души.

Эти представления, столь долго господствовавшие в русском обществе, опирались на евангельские изречения: «… если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах.», «Подавайте лучше милостыню из того, что у вас есть: тогда все будет у вас чисто».

Христианские представления о значимости милостыни для спасения души естественно соединялись с жалостью русского человека к нищим и убогим людям, желанием помочь в беде, которая может настигнуть каждого: «От тюрьмы да от сумы никто не зарекайся». Эта сторона нищелюбия особенно проявлялась в т. н. тайной (тихомирной) милостыньке, т. е. поданной таким образом, что получающий не знал, от кого она исходит. Хлеб, пироги, крупу, молоко, яйца, мясо, отрез ткани, одежду оставляли поздним вечером под окном (на крыльце дома) нищего или обедневшей семьи. Некоторые бедные семьи получали тайную милостыню от односельчан до тех пор, пока семья не встанет на ноги, оправившись от несчастья. Желание помогать ближнему тайно также находило объяснение в христианском учении: «Смотрите, не творите милостыни вашей перед людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного. Итак, когда творишь милосердие, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно».

Нищенство представляло собой явление, достаточно широко распространенное в России. Трудно было представить себе монастырь, церковь, кладбище без стоявших с протянутой рукой нищих. Всюду, где собиралось большое количество людей, – на ярмарках, праздничных гуляньях, похоронах, на кладбищах в поминальные дни можно было услышать их жалобный голос: «Подайте копеечку ради Христа», «Будьте отцы милостивы, сотворите святую милостыньку, поминаючи родителей во Царствии Небесном!», «Побейте меня, да покормите! Руки-ноги поломайте, да милостыньки Христовой подайте!» Толпами нищие шли по дорогам России к святым местам, рассчитывая получить там «милостыньку во спасение души» от богомольцев (см.: Богомолье). Они останавливались в больших селах в надежде поживиться во время престольного праздника, стекались на городские кладбища в ожидании богатых похорон, толпились у домов знатных людей в дни их именин или свадеб. И. Г. Прыжов, изучавший эту сторону русской жизни в XIX в., писал о количестве нищих в России так: «Крестьяне казенные и господские, как говорится, «из мира нейдут». Вот идет по деревне нищий и просит: «Дайте Христа ради!» А ему отвечают с привычной усмешкой над своей участью: «Сами семерых послали, не знаем, что принесут». По его словам, нищих было полно и в городах: «Войдемте в московский город, в московские городские ряды, старинный притон нищих. Ряды битком набиты нищими, которые с раннего утра до позднего вечера снуют там взад и вперед, не давая ни прохода, ни покоя ни покупателям, ни торговцам. Это какая-то саранча, вылетающая ежедневно из разных дальних и ближних закоулков столицы и облипающая каждого встречного».

Среди людей, живущих сбором подаяний «Христа ради», человек оказывался по разным обстоятельствам. В большинстве случаев в это «сословие» попадали люди, лишившиеся в силу каких-либо жизненных обстоятельств средств к существованию. Это могли быть крестьяне или горожане, утратившие имущество во время пожара, пострадавшие от стихийного бедствия, разоренные войной, потерявшие кормильца. Ряды нищих пополняли старые солдаты, калеки, одинокие старики, утратившие способность к труду, беглые крестьяне и арестанты, осиротевшие дети. При этом количество несчастных и обездоленных людей, по наблюдениям современников, постоянно увеличивалось. И. Г. Прыжов писал, что это происходило «от отсутствия в жизни всяких человеколюбивых начал, от постоянных разгромов, пожаров, ежегодно истребляющих целые города, моровых поветрий, голодных времен, рабства и пр. и пр.»

Наряду с людьми, нищенствующими по объективным обстоятельствам, в России было множество профессиональных нищих, называвшихся промышленниками. Они обосновывались в больших городах или странствовали по стране и были вполне довольны своим образом жизни, сравнительно много зарабатывая благодаря профессиональному опыту, часто полученному в наследство от родителей. Каждый из них имел своего рода «специальность», которая его кормила. Самым распространенным типом профессиональных нищих были «мамаки» – женщины, побиравшиеся с маленькими детьми, украденными или взятыми напрокат у бедной семьи. Дети-калеки, золотушные, рахитичные вызывали жалость у добросердечных людей, обеспечивая нищенке неплохой доход. Удачливая «мамака» зарабатывала на них до 3 руб. в день, в то время как девушка, работавшая на фабрике, получала в среднем ок. 50 коп. в день. Второй довольно выгодной «специальностью» профессиональных нищих был сбор денег якобы на восстановление дома после пожара. Мнимые погорельцы работали «семьей»: мужчина, женщина и множество маленьких детей. Они обходили деревни, вызывая сочувствие крестьян, хорошо знающих, что значит остаться без крова. Доход был вполне приличный – ок. 30 руб. в месяц. В городах промышляли «савотейщики», которые каждое утро обходили булочные, лавки, трактиры, собирая черствый хлеб, пироги, булки, бублики для продажи в ночлежках. На кладбищах – «могильщики», среди которых особую группу составляли люди, поставлявшие сведения о богатых похоронах и получавшие за это «деньги на подметки». На церковных папертях стояли «богомолы», зачастую делившиеся доходом с церковным старостой за разрешение жить при церкви и просить подаяние. «Профессий» у нищих было множество: «выписавшиеся из больницы», просившие деньги на дорогу в родную деревню, «железнодорожники», т. е. побиравшиеся на железных дорогах, «коробочники» – собиравшие деньги на строительство церкви, «охотники» – нищие, получившие образование и пользующиеся им в своих интересах, «протекционисты» – приходившие в дома богатых людей за деньгами якобы по просьбе кого-то из знакомых, «севастопольцы» – изображавшие солдат, раненных при осаде Севастополя в Крымскую войну, «терялки» – дети, разыгрывавшие горе от потери родительских или хозяйских денег Все они рассказывали различные печальные или страшные истории, которые должны были разжалобить сердобольных людей. Профессиональные нищие часто объединялись в ватаги, возглавлявшиеся выборным атаманом. Члены ватаг вместе собирали подаяние, помогали друг другу в тяжелую минуту. Собранное делилось на паи, при этом двойной пай получал атаман, решавший различного рода организационные вопросы, члены ватаги, владевшие лошадью и повозкой, а также знахари, их лечившие. Ватажники общались на специальном «нищенском» языке, который сформировался в XVII в.

Особую группу нищих составляли калики перехожие. Этим словом в XIX в. обозначали набожных слепых людей, исполнявших духовные стихи. Они были объединены в большие артели – «по сорок каликов со каликою», которые во главе со зрячим проводником передвигались по стране, останавливаясь на ночлег в монастырях, странноприимных домах, ночлежках. Своей главной задачей они считали прославление Христа и святых угодников. Придя в село, калики, одетые в старые рваные кафтаны и армяки, давно не стриженные и неумытые, останавливались у церкви, втыкали свои палки с крючьями на конце в землю, вешали на них нищенские мешки и начинали читать нараспев духовные стихи. В них развивались сюжеты, взятые преимущественно из апокрифов – раннехристианских текстов, не включенных в библейский канон и изъятых из официального употребления Православной церковью. Калики воспевали аскетизм, призывали отречься от всего мирского и обратиться в своих помыслах к Богу:

Тебе, Христос, подражаю,

Нищ и бос хощу быти,

Да с тобою могу жити.

На царские вси палаты златы

Не хочу взирати;

Покоев светлых, чертогов,

Славы и чести премногой

Бегал, аки от змия.

Лейтмотивом в духовных стихах, исполнявшихся каликами перехожими, проходила мысль о наказании за грехи на Страшном суде, гибели земли в связи с близким приходом Антихриста:

Скоро нам будет тое времечко злаго Антихриста,

Время на три года будет и шесть месяцев.

Отношение к нищим, в т. ч. и профессиональным, в русской среде было вполне доброжелательным. В большинстве своем люди откликались на просьбы о подаянии, говоря: «Прими Христа ради!» Отказывали в милостыне («Бог подаст», «Ступай, ступай отселева с Богом! Много вас таскается, всех не накормишь!») довольно редко. Пришедшему в деревню нищему, как замечали бытописатели XIX в., «никогда не откажут ни в хлебе, ни в ночлеге», «крестьяне очень гостеприимны и внимательны к нищим и странникам. Лавку в переднем углу и последний кус хлеба крестьянин всегда готов с душевным усердием предоставить нищему». Нищим всегда подавали милостыню на похоронах, во время поминок по умершему, при каждом посещении церкви. Во многих деревнях было принято приглашать нищих на поминальные обеды, на которые иногда собиралось до 200–300 представителей нищей братии.

Ист.: Прыжов И. Г. История нищенства, кабачества и кликушества на Руси. М., 1997; Шангина И. И. Русский народ. Будни и праздники. М., 2003; Громыко М. М., Буганов А. В. О воззрениях русского народа. М., 2000.

Один из главных символов русского государства и народной жизни. Впервые упоминается в 859. С X в. второй по значению центр Киевской Руси. Расположение на стыке пути «из варяг в греки» с Волжским путем способствовало развитию уже в X в. ремесел (обработка железа, дерева, кожи, ювелирное искусство), торговли и культуры. В 1136–1478 центр Новгородской республики, управляемой вечем. Со 2-й пол. XIV в. город называется Великий Новгород, в XV в. – Господин Государь Великий Новгород. Под его властью находилась огромная территория от Кольского полуострова до г. Торжок, которая административно делилась на 5 частей (пятин). Торговые связи Новгорода распространялись от Фландрии и ганзейских городов до Югорской земли и от Скандинавии до Астрахани и Константинополя (вывозились пушнина, воск, лен, кожевенное сырье и др.). С сер. XII в. Новгород – место напряженной социальной борьбы посадских людей с засильем светских и церковных феодалов и купцов (городские вооруженные восстания XII-XV вв.). Древний Новгород – выдающийся центр русской культуры, не пострадавший от татаро-монгольского нашествия, был средоточием летописания, книгописания, распространения грамотности (найдены 752 берестяные грамоты XI-XV вв.), сыграл большую роль в развитии русской архитектуры, живописи и прикладного искусства. В 1478 Новгород и все его земли вошли в состав русского централизованного государства. В XVI – н. XVIII вв. оставался одним из крупных хозяйственных и торговых центров России (в 1546 по количеству дворов и населения занимал среди русских городов 3-е место после Москвы и Пскова). Сильно пострадал от шведской оккупации 1611–17. В XVIII в. с развитием С.-Петербурга постепенно теряет свое торгово-экономическое значение, оставаясь одним из центров льноводства. Крупнейшим предприятием Новгорода была адмиралтейская парусная фабрика, снабжавшая парусиной Балтийскую флотилию; действовали 8 кожевенных заводов. С 1727 центр Новгородской губ.

На левом берегу р. Волхов – т. н. Софийская сторона с Новгородским кремлем – Детинцем (основан в X в.; каменные стены 1302–24, общая протяженность 1385 м; ныне – Историко-архитектурный музей-заповедник), на территории которого Софийский собор (1045–50), Софийская звонница (XV в.; перестраивалась в XVI–XIX вв.), Митрополичьи покои (1770-е, на основании построек XVII в.), здания Владычного (Епископского) дворца с Грановитой палатой (1433), дозорная башня «Часозвоня» (1673), Архиепископский дворец (по др. данным, Судная палата, 1670), памятник «Тысячелетие России» (1862). На правобережье Волхова, на т. н. Торговой стороне, комплекс построек Ярославова дворища, Торгового и Гостиного дворов (к. XVII в., перестраивались в к. XVIII–XIX вв.). Близ р. Волхов, в северной части города, – Рождество-Богородицкий Антониев монастырь (н. XII в.) с собором Рождества Богородицы (1117).

Чудотворная икона Пресвятой Богородицы. По преданию, написана свт. Петром, будущим митрополитом Московским и всея Руси, ок. 1320, когда он жил еще на Волыни в устроенном им монастыре, на р. Рате, на урочище, называемом Новый Дворец, который ныне не существует.

Празднуется 20 дек./2 янв.

День 1 сент., празднуемый в допетровской Руси как первый день нового года. Он приходился на день памяти св. Симеона Столпника, с XV по XVIII в. считался на Руси днем «Новолетия». 1 сент. 1699 Петр Великий в последний раз «торжествовал, по древнему обычаю своих предков, начало нового лета и на большой Ивановской площади, сидя на престоле в царской одежде, принимал от патриарха благословение, а от народа приветствие, и сам поздравлял его с новым годом, который в 1700 г. он уже праздновал 1 января». В допетровские же времена цари московские и всея Руси справляли день св. Симеона, заканчивавший старое и начинавший новое лето (год), а потому и называвшийся днем Симеона Летопроводца, являлся одним из торжественных дней общения царя с народом, во множестве стекавшимся не только со всей Москвы Белокаменной, но даже изо всех ближайших пригородов, «лицезреть пресветлыя царския очи» в стены Кремля златоглавого. Здесь из года в год совершалось, по нерушимому завету старины, летопровождение или «действо многолетняго здоровья».

Богомольные царские выходы, приближавшие священную особу царя к народу и придававшие особый блеск церковным «действам», ознаменовывавшим собой главнейшие годовые праздники, поражали иностранцев не только своим великолепием, но и самобытностью.

Действо Новолетия начиналось раскатом выстрела вестовой пушки в Кремле. Это происходило ровно в полночь. Выстрелом возвещался жителям Белокаменной, а за ними и всей Руси Православной, миг наступления нового года. Вслед за ним начинал гудеть большой колокол с колокольни Ивана Великого. Кремлевские ворота распахивались, и «всенародное множество» наполняло Кремль, чтобы встретить Новолетие вместе с государем. Царь выходил из своих палат в четвертом часу дня. В Успенском соборе совершалась в это время патриаршая утренняя служба. «Государев богомолец» выходил, предшествуемый образами и сонмом духовенства, в западные двери. На дворе церковном, перед вратами, совершалось «патриаршее молитвословие», вслед за которым царь благоговейно подходил к Евангелию и осенялся благословением патриарха. Затем сопровождаемое звоном «во все колокола с реутом» шествие следовало на Ивановскую площадь, между Архангельским и Благовещенским соборами. Здесь, против Красного крыльца, посреди площади, воздвигался обширный помост, выстланный богатыми коврами и огороженный расписной решеткой. По описанию Забелина, с восточной стороны этого помоста ставились три налоя с иконой св. Симеона Летопроводца на одном из них. Возжигались свечи в серебряных преданалойных подсвечниках. Ставился особый «столец» для освящения воды. С западной стороны устраивались два «места»: государево, обитое червчатым бархатом и серебряной объярью (парчой), и патриаршее, крытое ковром персидским. Государево место было подобно трону: вызолочено, расписано красками и имело вид пятиглавого храма с одной большой главой посредине и четырьмя малыми – по углам; на главах, сделанных из прозрачной слюды, реяли двуглавые золоченые орлы. Под колокольный звон государь вступал на свое место через створчатые слюдяные двери. Звон умолкал. Ближайшие стольники поддерживали под руки государя, прикладывавшегося на ступенях своего места к иконам. Патриарх, осеняя царя крестом, вопрошал его «о царском здоровье». Духовенство размещалось в это время по обе стороны мест государя и патриарха; ближние люди царские становились, по чину, по правую сторону государя и за его местом. Вся площадь, «по предварительной росписи», заполнялась еще до выхода государева служилыми людьми в золотных и др. праздничных кафтанах. На паперти Архангельского собора стояли иноземные послы, приезжие иностранцы, а также посланцы из отдаленных русских областей. Ратный строй стрельцов со знаменами, ружьями и в цветном платье завершал величественную картину, окаймленную живой рамой несметной народной толпы. Начиналось молебствие с водоосвящения. Митрополиты, архиепископы, а за ними и все иное присутствовавшее духовенство по двое подходили и били поклоны перед царем и отдельно перед патриархом. Осенив государя крестом по окончании молебного пения, патриарх «здравствовал ему речью», заканчивавшейся возгласом: «Здравствуй, царь-государь, нынешний год и впредь идущия многия лета в род и во веки!» Государь в ответ на пространную речь патриарха кратко благодарил своего богомольца. Затем государя и патриарха поздравляли по очереди духовные власти, бояре и все сановные люди, кланяясь «большим обычаем», т. е. почти до земли. Государь отвечал на поздравление духовенства наклонением головы, а боярам – поздравлением. После этого государя поздравляли с новым летом все стрелецкие полки; а за ними – весь народ, бывший в Кремле, «многолет- ствовавший» царю, ударяя челом о землю, как один человек. Ответив народу поклоном, приложившись к кресту и приняв патриаршее благословение, государь шествовал в Благовещенский собор к поздней обедне, а оттуда – в свои палаты царские. Действо новолетия заканчивалось. Из казны государевой раздавалась в этот день обильная милостыня нищим и убогим, чтобы все они «молили о многолетнем здравии государя царя». Новое «лето» вступало в свои права при облетавшем столицу всенародном возгласе: «Здравствуй, здоров будь, на многия лета, надежа государь!»

В правовом отношении день нового года имел в старину немалое значение для народной жизни. Он вместе с Рождеством Христовым и Троицыным днем был сроком, когда должно было приезжать в Москву «ставиться на суд пред государем и его боярами». Кто из судившихся не являлся к «началу индикта» на срочный суд, тот считался виновным, и его противнику выдавалась «правая грамота». Местом суда на Семен- день назначался Приказ Большого Дворца. Государю представлялись на усмотрение те особо важные дела, которых не могли разрешить наместники, приказчики, городовые и волостели. Суд царев считался равным Божьему. В приговорах уличенным в преступлении так прямо и объявлялось: «Пойманы вы есте Богом и Государем Великим». В день Новолетия ставились обвиняемые на суд и пред патриархом. По Уложению царя Василия Ивановича Шуйского (1607) было установлено относительно крестьян-перебежчиков, что, «если не подадут челобитья по 1 сентября о крестьянах, то после того срока написать их в книги за тем, за кем они ныне живут». Этот же день, по установившемуся с давних времен и вошедшему в силу закона обычаю, являлся сроком уплаты оброков, даней и пошлин. Им начинались и заканчивались условные договоры между поселянами и торговыми людьми. С него сдавались во временное пользование земли, рыбные ловли и всякие др. угодья.

В Семенов день на Руси существовали обычаи – «постриги» и «сажание на коня», о которых сохранились летописные свидетельства с XII в. Постриги совершались над сыном-первенцем в каждом благочестивом русском семействе, начиная с великокняжеского. Обряд постригов детей великокняжеских происходил в церкви и совершался епископом; у бояр и простолюдинов это делалось дома, в присутствии ближайшей родни, рукой крестного отца. Выстриженные на темени младенца волосы передавались матери, зашивавшей их в ладанку. Кум и кума выводили крестника на двор, где отец дожидался их с объезженным конем, на которого и сажал своего первенца. Кум водил коня под уздцы, а отец придерживал сына рукой. У крыльца отец снимал ребенка с коня и передавал его куму, в свою очередь вручавшему крестника куме – «из полы в полу» с поклонами. Кума вела младенца к его матери и приветствовала последнюю ласковым словом. В горнице подносились куму и куме подарки, а они одаривали крестника. За торжественным обедом кум с кумою разламывали на крестниковой голове пирог с пожеланиями «новопостриженному» всяких удач в жизни. Эти обычаи давно уже исчезли из обихода русской народной жизни; дольше всего сохранялись они у казаков и старообрядцев.

Вся неделя с 1 по 8 сент. называлась на Руси «Семенской». Она же называлась и «бабьим летом», хотя это последнее по большей части продолжалось, по местному неписаному месяцеслову, до середины месяца. Со дня Новолетия начинались, по народной примете, первые холода, готовые перейти если еще не в морозы, то в заморозки. Еще за несколько дней (а именно 29 авг.) начинали загадывать в деревне о холодах – по отлету птиц и по паутине, носящейся в воздухе. «Батюшка-сентябрь не любит баловать! – говорили крестьяне. – В сентябре держись крепче за кафтан!» Деревенский опыт посмеивался над наступившим бабьим летом, приговаривая: «Как ни хвались, баба, бабьим летом, а все глядит осенина-матушка: на дворе сентябрь – в сентябре одна ягода, да и та горькая рябина!» Но в то же самое время этот умудренный жизнью опыт зорко примечал приметы первого дня осмеиваемого им «лета». Этот день оказывал влияние на всю последующую осень: если на него ясно, то и вся осень будет ведреная; если луга в этот день опутаны тенетником, если гуси гуляют стадами, если скворцы не летят, то вся осень будет сподручной для деревенских работ, т. е. ясной. С Семена-дня бабам было всяких забот чуть ли не больше, чем мужику-домохозяину. С этого времени принималась деревня мять и трепать пеньку, молотить выбранный лен и расстилать его по лугам. В этот же день, вечером, «затыкали красна», т. е. начинали ткать холст, затевали «супрядки» – садились за прялки и веретена.

1 сент. – день «запашек» (опахивания) полей для ограждения их от всяких напастей со стороны вечно враждующей с народом-пахарем темной нечистой силы. В этот же день во многих местностях было в обычае перебираться в новые дома и справлять новоселье. Варилась брага, пеклись пироги; на пирушку зазывались хозяевами нового дома тесть с тещей, сваты, дяди и кумовья. Гости присылали и приносили на новоселье хлеб-соль и подарки, каждый по своему состоянию, кроме кума и кумы, которые непременно должны были принести полотенце и мыло. Пирушка затягивалась, только поздним вечером начинались проводы гостей. Но еще до всего этого, до прихода последних, совершался завещанный предками обряд: перейти в новое жилье не решался ни один крестьянин, не пригласив на новоселье старого хозяина, дедушку-Домового. В покидаемой хате в последний раз топилась печь. Старая бабка, остающаяся на прежнем пепелище одна, выгребала из печки все угли в печурку. В полдень поспешно собирала она в припасенный заранее горшок все непогасшие до того времени угли, накрывала посудину скатертью и, обращаясь к заднему углу избы, говорила: «Милости просим, дедушка, к нам в новое жилье!» Затем уходила бабка на новый двор, где у распахнутых настежь ворот ее ожидали хозяева с хлебом- солью. Подойдя к воротам, старуха стучалась в верею и спрашивала: «Рады ли хозяева гостям?» – «Милости просим, дедушка, к нам на новое место!» – с поклонами отвечали ей ожидающие. Старуха шла в новую избу в сопровождении несущих хлеб-соль хозяев и ставила горшок с углями на стол; взяв скатерть, она трясла ею по всем углам и высыпала угли в печурку. После этого только и было возможно, по мнению крестьян, есть хлеб-соль в новом доме. Горшок, в котором был перенесен сюда «Домовой», разбивался и зарывался под передний угол нового дома.

На Семен-день, совпадающий с древним праздником в честь Белбога, крестьянские девушки хоронили мух и тараканов, покровителем которых, между прочим, считался и названный славянский бог. Для этого делались гробки из свеклы, репы или моркови, в которые и клались погребаемые насекомые, а затем зарывались в землю. При этом пелись песни, ничего общего ни с «богом мух», ни с какими погребальными обычаями не имеющие. Погребальщицы, разряженные в свои лучшие наряды, играли песни, а парни, собирающиеся тайком поглядеть на девичью забаву, высматривали себе подходящих невест. После похорон девушки шли вместе с выбегающими к ним из своей засады парнями пить брагу, и вслед за тем деревня оглашалась протяжной хоровой песней:

Ай, на горе мы пиво варили;

Ладо мое, Ладо, пиво варили!

Мы с этого пива все вкруг соберемся;

Ладо мое, Ладо, все вкруг соберемся!..

Семен-день чествовался не только работниками, но и охотниками. В старину в этот день выезжали бояре охотиться за зайцами. Существовало поверье, что «от семенинского выезда лошади смелеют, собаки добреют и не болеют», и что также и «первая затравка наводит зимою больше добычи».

В новгородско-валдайской округе записано любопытное поверье об угорь-рыбе. На утренней ранней зорьке выметывается она в Семен-день из воды на берег и ходит-перескакивает по лугам на три версты по росе. Смывает-сбрасывает с себя она все свои лихие болести – на пагубу человеку. Потому-то и не советовали знающие люди выходить до спада росы в этот день на берег реки. Угорь считался на Руси запрещенной рыбой. Можно его есть, говорили старики, только тогда, когда «семь городов наперед обойдешь – никакой яствы не найдешь», да и тогда запрещалось вкушать голову и хвост угря. Народное суеверие принимало его за «водяного змея, хитраго и злобнаго», поясняя при этом, что за великие прегрешения этому змею положен запрет на жало: «не жалить ему веки вечные ни человека, ни зверя». Знахари заставляли угря быть вещим помощником их гаданий: они клали его на горячие уголья и по направлению его прыжков старались обозначить место, где укрыта ворами какая-нибудь пропавшая вещь. При этом они заклинали его именем св. Марфы, матери Симеона Столпника, память которой чествуется Православной церковью в один день с ее преподобным сыном.

А. Коринфский

В Древней Руси первый день года, который начинался с 1 марта. В 1492 вел. кн. Иоанн III Васильевич окончательно утвердил постановление Московского собора считать за начало как церковного, так и гражданского года 1 сент., когда повелено было платить дань, пошлины, различные оброки и т. п., а для того чтобы придать более торжественности этому дню, сам царь накануне являлся в Кремль, где каждый, будь то простолюдин или знатный боярин, в это время мог подходить к нему и искать непосредственно у него правды и милости.

Первообразом той церковной церемонии, с какою происходило на Руси празднование сентябрьского новолетия в царский период ее существования, служило празднование его в Византии, установленное Константином Великим. Один из иностранных современников так описывает, между прочим, виденное им в России в 1636 торжественное зрелище встречи Нового года: «На дворцовом дворе собралось более 20 тысяч человек старых и малых. Из церкви, стоящей с правой стороны у входа на площадь (речь идет об Успенском соборе. – Н. С.), вышел патриарх со своим духовенством из 400 священников: все в церковном облачении со множеством образов и с развернутыми старыми книгами. Его Царское Величество, со своими государственными сановниками, боярами и князьями, шел с левой стороны площади. Великий Князь с непокрытою головою и патриарх в епископской митре вышли одни из хода, подошли друг к другу и поцеловались в уста. Патриарх подал также Великому Князю поцеловать крест.. Затем в длинной речи он произнес благословение Его Царскому Величеству и всему народу и пожелал всем счастья на Новый год. Патриарх говорил так: «Дай, Господи! Вы, Царь Государь и Великий Князь, всея России Самодержец, здоров был со своею Государынею Царицею и Великою Княгинею, а нашею Великою Государынею, и со своими государевыми благородными чады, с царевичи и царевны, и со своими государевыми богомольцы, с преосвященными митрополиты, и со архиепископы, и со епископы, и с архимандриты, и с игумны, и со всем освященным собором, и с бояры, и с христолюбивым воинством, и с доброхоты, и со всеми православными христианы, здравствуй, Царь Государь, нынешний год и впредь идущие многие лета в год и во веки». Народ в подтверждение патриарших новогодних пожеланий громко кричал: «Аминь!» Сирые, убогие, беззащитные и гонимые находились тут же в толпе с поднятыми вверх прошениями, которые они с плачем и рыданием повергали к стопам Великого Князя, прося у него милости, защиты и заступы. Прошения эти относились в царские покои».

Последний раз Новый год отпразднован был 1 сент. в 1698. Проведен он был весело в пиршестве, устроенном с царскою пышностью воеводою Шеиным, собравшим невероятное множество бояр, гражданских и военных чиновников, а также большое число матросов; к ним подходил сам царь, оделял их яблоками, называя каждого из них братом. Каждый заздравный кубок сопровождался выстрелом из 25 орудий. Царь Петр Великий, явившись в Успенский собор в сопровождении своего малолетнего сына Алексея и супруги царицы Евдокии, одетый уже на немецкий лад, как и прочие присутствовавшие, за исключением вдовствующей царицы Прасковьи Феодоровны, сам поздравлял народ с Новым годом, с новым счастьем. Гвардия была в синих мундирах с красными обшлагами и высоких ботфортах.

«Лучшего ради согласия с народами европейскими в контрактах и трактатах» Петр Великий изменил коренным образом и летосчисление наше, и способ празднования Нового года. В первый год XVIII ст. он уже приказал вести летосчисление от воплощения на земле Богочеловека, отменив летосчисление от дня Сотворения мира. Не желая совершенно изгонять обычай празднования Нового года, он установил его по обычаям, заимствованным им в Голландии и др. странах Западной Европы. В оправдание своих начинаний царь приводил те простые и очевидные основания, что «не только во многих европейских христианских странах, но и в народах славянских, которые с восточною нашею Церковью во всем согласны, как валахи, молдавы, сербы, далматы и самые его великого государя подданные черкесы (т. е. малороссы), и все греки, от которых наша вера православная принята, согласно лета свои исчисляют от Рождества Христова в восьмой день спустя, т. е. генваря 1 числа, а не от создания мира, за многую рознь счисления в тех летах».

Проведение в жизнь этой реформы, имевшей столь важное общественное значение, началось с того, что запрещено было праздновать каким бы то ни было образом 1 сентября, а 15 декабря 1699 барабанный бой возвестил о чем-то важном народу, который толпами хлынул на Красную площадь. Здесь устроен был высокий помост, стоя на котором так, чтобы было видно всему народу, царский дьяк громко читал царский указ о том, что великий государь Петр Алексеевич повелел «впредь лета счисляти в приказах и во всех делах и крепостях писать с 1 генваря от Рождества Христова». В знак того доброго начинания и нового столетнего века, «после благодарения Богу и молебного пения в церкви» повелено было: «по большим проезжим улицам, и знатным людям, и у домов нарочитых (именитых) духовного и мирского чина, перед воротами, учинить некоторое украшение от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых. А людям скудным (т. е. бедным) хотя по древу или ветви над воротами или над хороминами своими поставить. И чтоб то поспело будущего генваря к 1-му числу 1700 сего года; а стоять тому украшению генваря по 7-е число того же года. Да генваря ж в 1-й день, в знак веселия, друг друга поздравляти с Новым годом и столетним веком, и учинить сие, когда на Большой Красной площади огненные потехи начнутся и стрельба будет; и по знатным домам боярским и окольничьим, и думным и знатным людям, палатного, воинского и купеческого чина знаменитым людям на своем дворе из небольших пушечек, у кого есть, или из мелкого ружья учинить трижды стрельбу и выпустить несколько ракет, сколько у кого случится; а по улицам большим, где пристойно, генваря с 1-го числа по 7-е число по ночам огни зажигать из дров, или из хвороста, или из соломы; а где мелкие дворы, – собравшись по пяти или шести дворов, тако ж огонь класть, или, кто похочет, на столбиках по одной, или по две, или по три смоляные и худые бочки, наполняя соломою или хворостом, зажигать, а перед бургомистрскою ратушею стрельбе и таким украшениям по их усмотрению быть же». Сам царь первый пустил ракету, которая, огненной змейкой извиваясь в воздухе, возвестила народу наступление Нового года, а вслед за нею, согласно царскому указу, началась потеха и по всей Белокаменной. На другой день царь принимал поздравления у себя во дворце.

Н. Степанов

Инструмент для разрезания. С использованием ножа было связано множество примет. Во время трапезы нож полагалось класть рядом с хлебом, режущим краем в его сторону. После трапезы нож надо было убрать в положенное ему место: считалось, что ножом, оставленным на столе или в др. неподходящем месте, мог воспользоваться бес, чтобы нанести людям вред. Передавать нож др. человеку можно было только рукояткой вперед: если нож подается лезвием, то произойдет ссора. Нельзя есть с ножа, чтобы не быть зарезанным разбойником.

Хлеб за обедом разрезал только глава семьи: когда все собирались за столом, на каравае ножом чертили крест и только после этого хлеб разрезался на ломти.

Нож считался важным орудием колдунов и оборотней: только перекувырнувшись через нож 12 раз или один раз через 12 ножей, воткнутых в пень в лесу, можно было превратиться в волка и таким же образом вновь стать человеком; ножом очерчивали магический круг против нечистой силы при добывании цветка папоротника, поиска клада и пр. Нож клали под подушку родильницы, чтобы защитить ее от нечистой силы, когда ребенка после крестин вносили в дом, крестные родители должны были переступить через нож, лежавший на пороге, или наступить на него. Если ребенок долго не начинал ходить, ему опутывали ноги ниткой и затем разрезали эти путы ножом и т. д. В день усекновения главы Иоанна Крестителя, 29 авг./11 сент., не полагалось брать в руки ножа, и хлеб нарезали накануне. Чтобы узнать колдуна, нужно было положить нож острием кверху и прочесть воскресную молитву с конца.

Нож использовался в обрядовой жизни людей как действенное средство защиты от вредоносной силы. Нож оставляли в колыбели новорожденного под матрасом, чтобы нечистая сила не могла подменить младенца; укладывали на порог перед тем, как пронести через него ребенка, возвращающегося из церкви после обряда крещения; клали в карман жениху, отправляющемуся за невестой перед венчанием, чтобы «бесы не попутали» его в такой важный момент жизни. Верили, что нож может защитить от сил смерти, если его воткнуть в притолоку двери после выноса гроба с покойником из избы. В обрядах народного годового календаря нож использовали в гаданиях: им очерчивали круг возле себя гадающие, стремившиеся предохраниться от чертей. В Егорьев день (23 апр./6 мая) пастух обходил стадо, положив нож в решето рядом с иконой, веткой вербы, яйцом, хлебом, чтобы магическим путем защитить животных от лешего. С этой же целью нож весной закапывали на пастбище. Верили в то, что колдуны и ведьмы не смогут проникнуть в дом, если в Великий четверг воткнуть нож в притолоку входной двери; если бросить его в поднявшийся вихрь, то вихрь прекратится, а нечистая сила, вызвавшая это бедствие, погибнет.

И. Ш., Л. Б.

В народной традиции нож считался оберегом от нечистой силы. Считалось, что нож, брошенный в вихрь, ранит черта и на нем останется кровь.

Нож и др. металлические предметы сопровождали человека, когда он считался наиболее уязвимым для воздействия нечистой силы, в первую очередь их использовали для защиты некрещеного младенца, женщины в предродовой или послеродовой период, жениха и невесты во время свадебного обряда. В Волынской губ. для охраны новорожденного от конвульсий мать, ложась спать или выходя из дома, клала нож в колыбель или брала его с собой. Там же баба-повитуха трижды обводила ножом вокруг кумы, когда та несла крестить ребенка, чтобы злой дух не мог приступить к младенцу. В Гомельской обл. мальчику клали в колыбель нож, чтобы он стал плотником, а девочке – гребень, чтобы она умела прясть. В 1920-х в Житомирском районе во время похорон клали в колыбель нож или ножницы, «чтобы не приступила смерть» к ребенку. В Полесье, выходя из дома после родов, женщина затыкала за пояс нож (реже – ключ или гвоздь). Там же мать подкладывала под себя нож при кормлении грудью ребенка. В Малороссии кум и кума, отправляясь в церковь крестить ребенка, переступали через нож, положенный у порога или на порог, так поступали, «чтобы к ребенку, еще не крещенному, не мог подступить нечистый дух».

В Белоруссии и Малороссии широко практиковалось процеживание молока через нож, серп или иголки. Напр., в Черниговской обл. говорили, что если корова доится кровью, то надо лить молоко на нож, положенный под цедилкой на подойник, этим «ведьме перерезаешь язык». Вместе с тем в быличках нож описывается как одно из орудий ведьм, отбирающих молоко у коров. В Овручском р-не говорили, что когда ведьма захочет молока, она идет к себе в хлев, забивает в соху нож и подставляет доенку, молоко так и бежит струей с ножа.

В Белорусском Полесье, если скотина заблудилась в лесу, хозяин обращался к знахарю с просьбой «засечь» ее. Знахарь шел в лес, находил дерево, больше других покрытое зелеными листьями, поднимал кверху принесенный с собой нож и произносил заговор, в котором просил Господа Бога и св. Юрия «засечь» скотину. Произнося последнее слово заговора, знахарь вбивал нож в дерево и возвращался домой. На следующий день перед восходом солнца он снова шел в лес и вынимал нож из дерева. Если тот оставался чистым, то это означало, что животное не погибло и уже не сойдет с того места, где оно находилось, когда его «засекали», а также что оно защищено от волков. В Дубровицком р-не Ровенской обл. для того, чтобы черт не трогал скотину, требовалось встать до восхода солнца, раздеться, взять под левую руку нож или косу, трижды обежать вокруг хлева и забить их в стену. Обегание хлева с ножом или косой выражало идею, которая в заговорах передается мотивом «железной стены» до неба; втыкание ножа в стену хлева как бы замыкает эту железную стену на замок.

В Ровенской и Волынской обл. известны случаи, когда во время свадьбы, собрания молодежи или большого праздника в стол втыкали снизу нож, чтобы гости меньше ели.

В Черниговской губ. во время приготовления свадебного каравая после того, как тесто вынимали из дежи и начинали месить на столе, в середину пустой дежи втыкали острый нож и пели: «Коло дюжи чотирi ножи,/А пятий на послузи,/Коло дюжи свiчи палають,/А на столи коровай бгають». По-видимому, нож, как и горящие свечи, символизировал собой работающих каравайниц, в белорусских «каравайных» песнях сила каравайницы упоминалась вместе с ножом, которые как бы принимали участие в замешивании каравая: «Чатыры ножи у дзяжи,/Пятая моя сила/Коровай замясила…»

Лит.: Топорков А. Л. Домашняя утварь в поверьях и обрядах Полесья//Этнокультурные традиции русского сельского населения XIX – н. XX в. М., 1990. Вып. 2.

А. Топорков

Выпас лошадей на ночной пастьбе. Осуществлялся преимущественно подростками. Деревенские мальчики 10–13 лет умели хорошо управлять лошадьми, т.к. к этой считавшейся чисто мужской работе мальчика начинали приучать довольно рано. Семилетний мальчик уже ездил верхом на лошади, гонял ее по поручению отца на водопой, в 9–10 лет умел запрягать лошадь в телегу, помогал отцу в перевозке снопов, сена.

Пригнав лошадей на место выпаса, многие подростки, следуя советам своих бабушек и дедов, проводили обряд задабривания хозяина леса – лешего. Этот обряд мог проходить по-разному, но повсюду включал в себя приношение лешему и молитву-заговор. Так, напр., в Смоленской губ. подросток укладывал под березу принесенную с собой краюшку хлеба и яйцо, кланялся три раза низким поклоном земле и произносил: «Честной лес, муж богатый, дарю тебе подарок: хлеб, соль, белую рубаху и шелковый пояс. Прими от меня, раба Божьего, и сбереги мою скотину и в чистом поле, и во темном лесу».

Поездки в ночное были любимым летним развлечением мальчиков. В лесу дети были предоставлены сами себе, разводили костер, рассказывали друг другу страшные истории. Подросткам очень нравились рассказы о баловстве лешего или водяного, о колдунах и ведьмах, о живых мертвецах, о кладах, закопанных в земле лихими разбойниками.

Особенно впечатляющими были рассказы о леших, которые бродят по лесу и подходят к костру, где сидят ребята. Верили, что это может произойти в лунные теплые ночи. Леший, прикинувшись старичком, подойдет к костру, сядет рядом с подростками и примется плести лапти. Свою сущность он покажет только в том случае, если тучка закроет месяц и станет темно. В этот момент леший встанет и скажет глухим голосом: «Свети, светило». Говорили, что леший может специально испугать ребят: прикинуться страшной образиной в виде лягушки, подойти к костру и начать хлопать себя шестипалыми руками по голому желтому брюху с зеленым пупком. Крик совы, хлопанье ночных птиц крыльями, треск старого дерева – все это воспринималось как проделки лесных духов, от которых надо открещиваться. По поверью, лешего можно вызвать к костру силой заклятия. Для этого надо найти в лесу сосну, срубить ее так, чтобы она вершиной упала к востоку, встать на пень и произнести: «Дядя леший, покажись не серым волком, не черным вороном, не елью жаровою, покажись таким, каков я». Если табун пасся на берегу реки или озера, то еще страшнее лешего считался водяной. По поверью, он показывается в полночь в виде старика, покрытого мхом и болотной травой, и его появление около табуна предвещает грядущее несчастье.

Ист.: Шангина И. И. Русский народ: будни и праздники. СПб., 2003.

Одиннадцатый месяц в году, древнерусское название «грудень» – от слова «груда», мерзлая колея на дороге. В Древней Руси замерзшая дорога называлась грудным путем. В «Повести временных лет» говорится: «Поидоша на колех (колесах) и по грудну пути, бе бо тогда месяц грудень, рекше ноябрь».

Основные народные приметы этого месяца, по В.      И. Далю, были таковы: 1. Св. бессрр. Космы и Дамиана. Кузьмы и Демьяна. Курячий праздник. На Кузьму и Демьяна курячьи именины, куриная смерть. На Козьму и Демьяна курицу на стол, цыпленка попу. Если Кузьма и Демьян с мостом, то Никола с гвоздем, а то и сам с гвоздем (начало зимы). Коли Кузьма и Демьян закует, то Михаил (8-го) раскует (оттепели). На Кузьму и Демьяна лист на дереве – через год мороз; 8. Собор Архистратига Михаила и пр. бесплотных Небесных Сил. Михайлов день. Михайловские заморозки. День Архистратига с полумостом. С Михайла зима не стоит, земля не мерзнет. Михайловские оттепели, грязи. Во что Михайла, в то и Никола. С Михайла зима морозы кует; 9. Прп. Матроны. Матренин день (см.: Матрена Настовница). С зимней Матрены зима встает на ноги, налетают морозы. С Сергия (25 сент.) зима починается, с Матрены устанавливается. Иней на Матрену на деревьях – к морозам, туман – к оттепелям; 11 Прп. Феодора Студита. Со дня Федора Студита стало холодно и сердито. Федор Студит землю студит; 12 Иоанна Милостивого (см.: Иван Милостивый). Дождь на Милостивого – оттепели до Введения; 14. Ап. Филиппа (см.: Филипповки). Иней на Филиппа – урожай на овес; 15. Мч. Гурия (Гурьев день). Гурий на пегой кобыле (грязь либо снег); 16. Ап. и евангелиста Матфея. На Матвея (Матвеев день) земля потеет, преет; 17. Св. Григория Неокесарийского (см.: Встреча Сивера). Приехала зима на пегой кобыле; 18. Мчч. Платона и Романа. Каков Платон да Роман, такова и зима; 21. Введение во храм Пресвятой Богородицы. На Введенье – леденье. Введенье ломает леденье. Введенье пришло – зиму привело. Введенье не ставит зимы; 24. Вмц. Екатерины. Катерины Женодавицы. Катеринин день. Первое катание на санях; 26. Освящение храма вмч. Георгия в Киеве. Юрьев день осенний. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Срок перехода крестьян при царе Борисе. Крепки ряды Юрьевым днем. Мужик и болит, и сохнет по Юрьев день. Мужик не тужит, знает, когда Юрья. Юрий холодный оброк собирает. Юрьевский оброк. Осенью Юрий с мостом, Никола с гвоздем; 30. Ап. Андрея Первозванного. Андрею молятся о хороших женихах. Наслушивают воду: коли тиха – хорошая зима, коли шумна – морозы, бури и вьюги.

Ноябрь начинался с «зимнего Кузьмы – Демьяна» (см.: Кузьминки Осенние). 2 нояб. – Акиндин и Пигасий. «Акундин разжигает овин, Пигасий – солнце гасит». Всюду, где уродился хлеб, в этот день дымились овины, молотьба по гумнам впервые готовилась на зимнем ледяном току. Через два дня на третий – день св. Галактиона-мученика. О св. Галактионе ходило по Руси сказание. «У Галактиона-мученика, святого православного, родители были злые эллины неверные… Выбирают они (родители) Галактиону обручницу юную, что тое-ли свет-Епистимию, деву красную. Галактион святой воли родителей не послушался, обручается он с Епистимею кольцом железным, по тому ли по обычаю злу эллинскому поганому. Уж и сидит-то Галактион с Епистимией, своей обручницей, говорит он с нею речи короткие, привычные, не творит лишь ей обычного целования. Как возговорит Галактиону родный его батюшка: «Ох ты, сыну, ты мой сыну, чадо милое! Ты скажи мне всю правду, не утаючи: чем младая обручница тебя опечалила? Не творишь почто ты ей обычного целования?» На вопрос отца держит («гласом кратким») свою отповедь сыновнюю святой Галактион: «Господин ты мой великий, родный батюшка! Во всем я тебе, господину, послушный сын, что ты хочешь мне, своему сыну, приказывай, и ни в чем я твоей отчей воле не противляюсь: лишь единого от меня, родный батюшка, не спрашивай: Епистимия, обручница моя юная, дева красная, никаким она меня тяжким словом не опечалила, и люба она мне, моя обручница Епистимия, и по ней всем сердцем болю- сокрушаюся, да и к ней я, деве красной, душой распаляюся; не могу ж я ей творити обычного целования: христианин бо аз есмь, она же – эллинка поганая, и скверна мне будет, доколе не очистится баней водною, баней чистою, святым крещением, и скверна мне и мерзка мне будет, доколь не оденется в ризу чистую, в ризу светлую, в ризу нетления; и дотоле скверна будет, доколь не причислится к стаду кроткому, к стаду избранному, к стаду христианскому!» Вслед за этим ответом святого сказание переходит к словам обрученной невесты его – Епистимии. «О, жених мой возлюбленный, ты печаль души моей!» – обращается она к Галактиону, уведя его в свою горницу. Голос ее слагатель стиха называет «голосом кротким, сладостным». «О тебе об едином мое сокрушение! – продолжает она. – О тебе бо едином все мое помышление! Жестоко слово Христос эллином поганым, тяжко слышати будет моим родителям, страшусь страхом я их ярости поганския: совершенная же любы изгоняет страх. И скажу я тебе, возлюбленный, не боясь – скажу: аще хощешь, и я буду христианкою православною!» Слыша эти слова возлюбленной, «берет Галактион воду чистую и крестит он в той воде Епистимию, деву красную. Как узнали то да увидали злые эллины, предают они святую двоицу судилищу поганскому, осуждает их игемон скверный на мучение смертное. Идет святая двоица на смерть, радуясь». Сказание кончается словами св. Галактиона, обращенными к его спутнице: «Возлюбленная моя супружница Епистимия! За Христа мы умрем и со Христом будем царствовать, и подаст Христос за нашу веру и страдание: аще просит раб моим именем да раба возлюбит его любовью огнепальною, то и будет тому рабу по прошению». Этими последними словами объясняется народное поверье о том, что желающие приворожить чье-либо сердце к себе должны молиться о том Галактиону-мученику.

Вслед за Галактионовым днем – «Павлы-исповедники, Варлаамы-хутынские» (6 нояб.), с памятью о которых была связана в народе примета о ледоставе и будущем урожае: «Если лед на реке (к этому дню) становится грудами, то и хлеба будут груды, а гладко – так и хлеба будет гладко». 7 нояб. Федот Зимородок. «Мученик Федот лед на лед ведет», – говорили крестьяне. О 8 нояб. – Михайловом дне был в народе свой особый сказ. Калики перехожие в этот день пели: «Единаго славы Царя невещественна заря благолична, просвещает всех нас земных разумична. Ею же осиявшеся, причастницы сим явльшеся, тем ублажим, гласы благодарственная с мыслями чувственная днесь умножим. Михаила-воеводу и христианскому роду спасителя; с Рафаилом Гавриила и светлая Уриила хранителя, небесных сил, начальников, душам нашим помощников непрестанных, престолов Божественнейших, херувимов пресвятейших, небославных, серафимов светловзятых, шестокрылых, правителей, Церкви всея соборные и веры непорочныя защитителей. Первую троицу образну, богоносну, бессоблазну, пречестней- шу, триех священств углезарных, гласом святым благодарным всесветлейшу. Господствия священная почтем приукрашенна багром светлым. Сил славных вооруженных, твердым словом ублаженных, небоцветных, владычественнейших Властей, изъятых всех долних страстей. Втору троицу, слова полных хвалителей, духоносных служителей Богу Отцу. Начал святых богомудрых, архангелов всех премудрых поя ясно почтем с благодаренми, купно и славословенми богогласно, ангелов сонм безчисленных, лик святый богопочтенный возносяще, десяточисленные лики, полки зелны, превелики, венцов вечных, небесных сил блаженнейших и Троице слуг пресветлейших, бесконечных.»

9 нояб. – Матренин день, Матрена Настовница «Скоропослушница», икона Божией Матери. «С зимней Матрены зима встает на ноги!» – говорили крестьяне. Иней в этот день, по деревенской примете, к холодам; туман – к теплой погоде, во время которой не страшны никакие морозы, налетающие с гор. За зимней Матреной следовал день апп. Родиона и Ераста, Ераст – настели наст. «Придет Родивон (10 нояб.) – возьмет зима мужика в полон!» – говорила народная примета. «Со святого Ераста – жди ледяного наста!», «Наш Ераст на все горазд, – подхватывал смешливый люд, – и на холод, и на бездорожную метелицу!» 11 нояб. праздновался Федор Студит: «придет – все остудит!», «Федоровы ветры голодным волком воют!», «Со Студита стужа – что ни день лютей-хуже!», «Федор – не Федора: знобит без разбора!», «Федор Студит – на дворе студит, в окошко стучит!», «На дворе Студит, да в избе тепло, коли хозяйка хороша!», «На печке да около горячих щей и на Студитов день не застудишься!», «Жирные щи застудятся, коли вовремя не съешь, студеный квас нагреется, коли не вовремя выпьешь!», «Не плачь, что ночь студена – на то она и Студитова: ободняет, так и обогреет; а не обогрело – так ведь не к Семику дело!», «Федоры Студиты к Филипповкам, посту Рождественскому, студеную дорожку торят!»

За Студитовой стужей следовали два Ивана: Иван Милостивый (12 нояб.) и Иван Златоуст (13 нояб.). 12 нояб. также праздновали чудотворную икону Пресвятой Богородицы «Киккская Милостивая». Под Москвой был записан духовный стих о св. Иоанне Златоусте, начинающийся следующими словами:

Златокованную трубу

Восхвалим днесь,

Свирель пастырскую,

Низложившаго песни мусикийския,

Орган чудный Духа Святаго,

Иоанна Златоустаго…

Стих этот имеет южнорусское происхождение: «Днесь позлащенная труба цветет, яко финик ласковый горлицы ждет; воин на поле станицы, Иоанна Златоустого, архиерея цареградского. Вечной славы царь, слово превечное со ангельским чином Тебе взывает укоханным Сыном: – Прииде, чадо укоханне, в чертог светел днесь, Иоанне! – Ангели чюдятся, зряще Иоанна в ризы оболченна, митра на главе херувимом дана, крест победы, пастырем слава, руци его на змиеве главе. Цевнице духовна, а труба златая, гора Елеонская, тимпан златый, церковь Сионская! Когда вострубит Господь трубою, не забуди стати со мною!»

14 нояб. – день св. ап. Филиппа, заговенье на Филипповки. Если иней изукрасит на Филиппово заговенье серебряной бахромой все деревья, ждали крестьяне богатого урожая овса на будущий год; воронье черное каркает – к оттепели. В этот день доигрывали по деревням последние свадьбы. «Кто не повенчался до Филипповок – молись Богу да жди нового мясоеда! – говорили в народе. «Пост свадьбам не потатчик, пива не наварит, на пир-беседу не позовет!»

Гурьев день (15 нояб.). Как только мчч. Гурий, Симон и Авива, слывшие в народе зубными целителями, «разрубят ноябрь студеный пополам, так уже не растаять снегу вплоть до весеннего половодья». «Морозы – железные носы» брали с этой поры такую силу-мочь, что даже вся «нечисть лихая» убегает с земли в свои преисподняя, где и скрывается до самых Святок. В этот же день праздновали чудотворную икону Пресвятой Богородицы «Благоуханный цвет» и Купятицкую икону..

Считалось, что если на ап. Матфея (Матвеев день) 16 нояб. ветры веют буйные, то быть «вьюгам-метелицам» до самого Николы Зимнего (6 дек.). Так же 16 ноября праздновали память счмч. Ипатия Гангрского. 17 нояб. память Никона Рождественского. Через трое суток с Матвеева дня праздновались «Проклы» (20 нояб.) Проклинали в этот день знахари скрывавшуюся в земных недрах нежить, чтобы не выходила она из своих нор как можно дольше, чтобы как можно меньше мутила человеческую жизнь. Существовали особые заговоры на этот случай.

21-й день ноября был посвящен великому празднику Введения Пресвятой Богородицы во храм.

22 нояб. – Память великого князя Михаила Тверского убитого за веру татарами. Прокопьев день. «Пришел Прокоп – разрыл сугроб!» – говорили в народе. «Святой Прокопий дороги прокапывает!», «С Прокопьева дня – хороший санный путь: сани сами катятся по гладкой дорожке, сами сани лошадке прыти прибавляют!», «Где прокопал Прокоп – там и мужику и зимний путь!» В обычае было с этого дня ставить зимние вехи, обозначать дорогу; местами вешить дорогу снопами вымолоченной ржи, по др. местам – сосенками да елочками. Старые благочестивые люди советовали не приниматься за это дело без молитвы к святому «прокопывателю дорог». Вешить дорогу считалось богоугодным делом, т. к. цель его – указание пути идущему люду в ночное время и в снежную вьюгу, когда легко можно сбиться с дороги. Обыкновенно эта нетрудная работа производилась «всем миром». 23 нояб. святитель Митрофан Воронежский. Через сутки после «Прокопов» – день памяти св. вмц. Екатерины. Екатеринин день прошел, катанье привел; «Катайся, у кого лошадь да сани есть – на санях, а нет ни саней, ни лошадки – садись на ледянку, с горы катись!» – говорили об этом дне: «Прокоп дорожку прокопает, а Катерина укатает!», «С Катерин зима деревню доймет не мытьем, так катаньем: не голодом, так холодом!» С этого дня начинался для мужика зимний извоз: тянулись в города из села обозы с хлебом.

В Пермской губ., в 30-х гг. XIX столетия по многим селам чествовали прокапывателя занесенных дорог, св. Прокопия, особым празднеством, сопровождавшимся пирушкой «всего мира на мирской счет». В этот день закалывался «последний (до весны) барашек», и его съедали сообща всей деревней. Соблюдался этот обычай и в некоторых др. местностях.

За Катерининым следовал Климентьев день, Клим Холодный. «С Климентья зима клин клином вышибает, слезу у мужика морозом из глаз гонит!» – говорили в народе. 26 нояб. – «Юрий Холодный» – зимний Егорий, Юрьев день.

27 нояб. отмечали «Знамение» (от иконы Божьей Матери, в Новгороде), церковный праздник, бывший престольным-храмовым во многих селах. С этим праздником было связано ожидание всяких знамений: более чем когда бы то ни было крестьяне внимательно приглядывались-прислушивались ко всему, и в жизни, и в природе, в этот день; всему придавалось особое значение. И тучи небесные, и звезды чистые, и ветры буйные, и все голоса природы говорили для них своим вещим языком, предвещающим и доброе, и худое, и лихое, и желанное. В Сибири праздновали Абалацкую икону Божией Матери, в Рязани Корчемная «Знамение». 29 нояб. отмечался Парамонов день (Парамон Зимоуказатель), с которым были связаны у крестьян приметы о декабрьской погоде: «Если на Парамона утро красное – быть и всему декабрю ясным: коли Парамон со снегом – жди метелей вплоть до Николина дня!», «Багряная заря с Парамонова дня на Андреев (30 нояб., Андрей Первозванный) – будут сильные ветры». На этот же день приходилась память прп. Акакия Синайского, который считался на Руси целителем всяких болестей.

В занесенном в бессоновский сборник песенном «Месяцеслове» калик перехожих воспевались в последовательном порядке все святые, отмечавшиеся в ноябре, и все праздники ноябрьские. «Месяц Ноемврий весь святых множеством днесь светло приукрашен», – гласила запевка. Начинали ряд воспеваемых святых «Косьма с Дамианом», орошающие, по народному слову, верных своим врачеванием. Заключительные слова были посвящены св. Андрею Первозванному, которого безвестный слагатель этого стиха величал «русской Церкви камнем».

Ист.: Коринфский А. Народная Русь. М., 1995.

В понятиях Руси одна половина или одно из двух свойств духа человека (вторая – ум), включающая волю, любовь, милосердие, хотение, страсти. От слова «нрав» происходит слово «нравиться», то есть «соответствовать нраву, духу человека».

Народные пословицы: «Что кому нравно, то и любо. Не то хорошо, что хорошо, а то, что нравно. Нравное дело не спор. Нрав на нрав не приходится. Всяк своему нраву работает». Народный идеал состоит в том, чтобы нрав был добрый, а человек – нравственный (см.: Нравственность).

О. П.

В понятиях Руси качество, относящееся к одной половине духовного быта (другая половина – ум, умственное), но составляющее общее с ней духовное начало: к умственному относится истина и ложь, к нравственному – добро и зло (В. И. Даль).

Понятие нравственности носит положительный характер и противопоставляется телесному, плотскому. Нравственно то, что согласуется с совестью, с законами правды, с достоинством человека, с долгом честного и чистого сердцем гражданина своего Отечества.

Для коренного русского человека нравственный быт важнее быта материального. А это означает способность в самоотверженности. «Всякое самоотверженье есть поступок нравственный, доброй нравственности, доблести. Православная вера заключает в себе правила самой высокой нравственности. Нравственность веры нашей выше нравственности гражданской: первая требует только строгого исполнения законов, вторая же ставит судьей совесть и Бога» (В. И. Даль).

«Каждая сила духовная, создавшаяся внутри одного человека, невидимо влечет к себе и подвигает силы всего нравственного мира. Мир свободной воли имеет свою правду в мире вечной нравственности» (И. В. Киреевский). «Чем соедините вы людей для достижения ваших гражданских целей, если нет у вас основы в первоначальной великой идее нравственной? Созидается общество началами нравственными» (Ф. М. Достоевский). «Жизнь без нравственного усилия – это сон. Ценность нравственности определяется не вещественным значением дела и его возможными последствиями, а степенью доброго усилия» (Л. Н. Толстой).

О. Платонов