Праздник красного террора

Вспомним черные дни 23 февраля разных годов, когда коммунистические палачи занимались своим любимым делом — расстрелами.

— расстрел в Саратове осужденных к ВМН 13 февраля Особым Совещанием при НКВД СССР генералов и офицеров Красной Армии и работников оборонной промышленности СССР («сталинский список» от 29 января 1942 г.):

1. АКИМОВА Бориса Владимировича, 1902 г.р., главного инженера 4-го Главного Управления Наркомата авиационной промышленности СССР;

2. АЛЕКСЕЕВА Павла Александровича, 1888 г.р., заместителя командующего ВВС Приволжского военного округа, ранее — начальника Главного управления авиационного снабжения РККА, генерал-лейтенанта авиации;

3. ВАСИЛЬЧЕНКО Николая Николаевича, 1896 г.р., помощника генерал-инспектора по военно-учебным заведениям ВВС РККА, комдива;

4. ВОДЯНИЦКОГО Леонида Израилевича, 1906 г.р., начальника планово-экономического отдела Наркомата Авиационной промышленности СССР;

5. ГОЛЬЦЕВА Николая Дмитриевича, 1897 г.р., начальника отдела автобронетанковых войск 18-й армии, генерал-майора;

6. ГОРИНА Сергея Петровича, 1903 г.р., директора завода №80 Наркомата Боеприпасов СССР;

7. ГУСЕВА Константина Михайловича, 1906 г.р., командующего ВВС Дальневосточного фронта, генерал-лейтенанта авиации;

8. ДЕ-ЛАЗАРИ Александра Николаевича, 1880 г.р., бывш. подполковника русской императорской армии, старшего преподавателя военной Академии химзащиты РККА, генерал-майора;

9. ДИМАНТА Семёна Марковича, 1903 г.р., начальника курса Военной академии Механизации и Моторизации РККА, полковника;

10. ЕФРЕМОВА Бориса Алексеевича, 1903 г.р., начальника 2-го Главного Управления Наркомата Боеприпасов СССР;

11. ИНЯШКИНА Михаила Степановича, 1904 г.р., заместителя наркома Боеприпасов СССР;

12. ЙОНОВА Алексея Павловича, 1894 г.р., командующего ВВС Прибалтийского военного округа, генерал-майора авиации;

13. ИРЛИНА Даниила Аркадьевича, 1902 г.р., начальника планового отдела Наркомата Боеприпасов СССР;

14. КАМИНСКОГО Анисима Владимировича, 1902 г.р., заместителя начальника 3-го Главного Управления Наркомата авиапромышленности СССР;

15. КЛЁНОВА Петра Семёновича, 1892 г.р., бывш. штабс-капитана русской императорской армии, начальника штаба Северо-Западного фронта (ранее — Прибалтийского военного округа), генерал-лейтенанта;

16. КОРОЛЕВА Дмитрия Васильевича, 1898 г.р., заместителя начальника 8-го Управления Наркомата авиационной промышленности СССР;

17. ЛАСКИНА Николая Алексеевича, 1894 г.р., начальника штаба ВВС Юго-Западного фронта, генерал-майора авиации;

28. ЛЁВИНА Александра Алексеевича, 1896 г.р., заместителя командующего ВВС Ленинградского военного округа, генерал-майора авиации;

19. МИХАЙЛОВА Ивана Семёновича, 1894 г.р., начальника 4-го Главного Управления Наркомата авиационной промышленности СССР;

20. НИКОНОВА Петра Константиновича, 1908 г.р, начальника 8-го Управления Главного Управления ВВС Красной Армии, военинженера 1-го ранга;

21. ОНИСЬКО Сергея Григорьевича, 1903 г.р., начальника отдела Научно-Испытательного полигона авиационного вооружения ВВС РККА, военинженера 1-го ранга;

22. ПЕТРОВА Макария Ивановича, 1897 г.р., преподавателя Военной артиллерийской академии имени Ф.Дзержинского, генерал-майора;

23. ПТУХИНА Евгения Саввича, 1902 г.р., командующего ВВС Юго-Западного фронта, Героя Советского Союза, генерал-лейтенанта авиации;

24. ПУМПУР Петра Ивановича, 1900 г.р., командующего ВВС Московского военного округа, Героя Советского Союза, генерал-лейтенанта авиации;

25. СЕЛИВАНОВА Ивана Васильевича, 1886 г.р., командира 83-й кавалерийской дивизии, ранее — командира 30-го стрелкового корпуса, генерал-лейтенанта;

26. СЕРГЕЕВА Ивана Павловича, 1897 г.р., наркома Боеприпасов СССР;

27. ТАЛЬКОВСКОГО Александра Александровича ( Искандера Искандеровича) , 1894 г.р., бывш. штабс-капитана русской императорской армии, начальника курса Военной Академии им.М.Фрунзе, комдива;

28. ТАЮРСКОГО Андрея Ивановича, 1900 г.р., командующего ВВС Западного фронта, генерал-майора авиации;

29. ТОЛСТОВА Георгия Алексеевича, 1903 г.р., начальника Главснаба Наркомата Боеприпасов СССР;

30. ТРУБЕЦКОГО Николая Иустиновича, 1890 г.р., начальника управления военных сообщений РККА, генерал-лейтенанта технических войск;

31. ФИЛИНА Александра Ивановича, 1903 г.р., начальника НИИ ВВС РККА, генерал-майора авиации;

32. ХОДЯКОВА Александра Константиновича, 1908 г.р., члена Хозяйственного совета по оборонной промышленности при СНК СССР, ранее — заместителя наркома Боеприпасов СССР;

33. ХРЕНКОВА Николая Матвеевича, 1897 г.р., заместителя наркома Боеприпасов СССР;

34. ЦИЛОВА Волько Яковлевича, 1896 г.р., начальника отделения опытного тдела Научно-Испытательного полигона ВВС РККА, военинженера 1-го ранга;

35. ШАХТА Эрнста Генриховича, 1902 г.р., помощника командующего ВВС Орловского военного округа, Героя Советского Союза, генерал-майора авиации;

36. ШИБАНОВА Василия Яковлевича, 1909 г.р., заместителя наркома Боеприпасов СССР;

37. ЮСУПОВА Павла Павловича, 1894 г.р., заместителя начальника штаба ВВС РККА, генерал-майора авиации.

В ночь на 23 февраля 1939 года в Москве — расстрел 54 фигурантов списка Л.Берии-А.Вышинского от 15.2.1939 г. ( 1-я категория), одобренного Политбюро ЦК ВКП(б). В этом списке, уникальном по составу, довольно мало представителей гражданских специальностей и занятий. Среди таковых — группа советского комсомола во главе с его Первым секретарем Александром КОСАРЕВЫМ, недавним сталинским любимцем, членом ЦК ВКП(б), возглавлявшим ВЛКСМ с 1928 г. Он и его секретари ЦК немало сделали для «очистки партии от примазавшихся и тайных троцкистско-бухаринских наймитов». И затем оказавшись в графе «расходный материал».

24 ФЕВРАЛЯ 1942 г. — расстрел в г. Куйбышеве очередной партии осужденных 13 февраля Особым Совещанием при НКВД СССР военнослужащих, в основном из числа артиллерийских специалистов («Сталинский список» от 29 января 1942 г.):

1. ГЕРАСИМЕНКО Ивана Абрамовича, 1904 г.р., начальника 3-го отдела управления наземной артиллерии ГАУ РККА, военинженера 1-го ранга;

2. ЛИПИНА Василия Всеволодовича, 1897 г.р., начальника управления вооружения наземной артиллерии ГАУ РККА, военинженера 1-го ранга;

3. МИХНО Григория Фёдоровича, 1904 г.р., начальника отделения опытного отдела управления вооружения ВВС РККА, военинженера 1-го ранга;

4. ШЕВЧЕНКО Георгия Матвеевича, 1894 г.р., начальника Научно-испытательного полигона авиационного вооружения ВВС РККА, полковника.
Источники: https://bessmertnybarak.ru/article/rasstrelnyy_den_krasnoy_armii/
АРХИВ ПРЕЗИДЕНТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ФОНД №3. Опись №24. Дело №378. Лл.196-211
http://stalin.memo.ru/spiski/pg15196.htm

23 февраля: праздник или день кровавого террора? взято в https://d-v-sokolov.livejournal.com/271954.html

… О страшной подоплеке этого праздника нынешний официоз старается не упоминать, а массы в основном пребывают в неведении.
Между тем, в истории Севастополя 23 февраля 1918 г. — это по-настоящему трагичная и страшная дата. Ведь именно в это время в городе произошла вторая по счету масштабная резня офицеров и обывателей, устроенная революционными матросами.
Два года спустя после этих событий, 8 (21) февраля 1920 г. газета «Крымский вестник» писала:

«История Севастополя знает много кровавых событий, но и среди них февральские ночи займут первое место по той бессмысленной кровожадности, которая их сопровождала…
Нужно только вспомнить лужи крови на улицах, изуродованные трупы, подвозимые на автомобилях к баржам для погребения, бледных женщин с печатью смертельного отчаяния, мечущихся по улицам… Ведь все это было так недавно, всего два года тому назад.
Мало в Севастополе семей, так или иначе не затронутых февральскими убийствами. Много погибло тогда людей, которые еще долгие годы могли бы приносить пользу родине.
Убийство – всегда преступление. Но эти убийства были дважды преступны, т. к. была пролита кровь ни в чем не повинных, беззащитных людей…
Кто убивал – мы не знаем. Слишком сумбурно и волнующе было то время, чтобы беспристрастное расследование могло найти виновников преступлений, совершенных в те ночи. Мы их не знаем: убивала озверелая толпа, в которой не было ничего человеческого. Убивала для того… чтобы убивать.
Два года прошло с тех пор… Образы погибших живут в наших сердцах, и мы никогда не забудем тех, кто пал жертвою безумия и ужаса наших дней…»
См. также:

А.Г.Зарубин. Севастопольская трагедия
В.Лидзарь.«ВАРФОЛОМЕЕВСКАЯ НОЧЬ В СЕВАСТОПОЛЕ 23 ФЕВРАЛЯ 1918 ГОДА»
События в Севастополе 23 февраля 1918 г. (некоторые архивные документы)

___

Владимир Гривенко: 23 февраля: праздник или день кровавого террора?

23 февраля 1918 года первый раз за всю большевистскую революцию число казненных измерялось сотнями. Никогда до этих дней такого не бывало. Это уже потом имели место и куда более масштабные экзекуции… Культивируемый десятилетиями праздничный миф о 23 февраля 1918-го начисто вытравил из общественного сознания горькую правду, связанную с этой датой. «23 февраля – красный день календаря» – отныне и во веки веков?
В СССР 23 февраля являлось Днем Советской Армии и Военно-Морского Флота. В РФ – это «День победы Красной армии над кайзеровскими войсками Германии – День защитников Отечества». Так в очередной раз «мужской праздник», отмечаемый в нашем Отечестве на протяжении без малого 90 лет, поменял свое наименование, которое попутно служит и обоснованием для его учреждения.

С НОГ НА ГОЛОВУ
Здесь уместно напомнить, что сперва 23 февраля считалось Днем создания РККА. Но поскольку она была образована декретом от 15 (28) января 1918 года, вожди большевиков выдумывали все новые и новые объяснения. Например, в 1923–1937 годах утверждалось, что якобы именно 23 февраля 1918-го был опубликован декрет, положивший начало формированию первых частей Красной армии. В приказе Реввоенсовета Республики от 5 февраля 1923 года, подписанном Львом Троцким, так и говорилось: «23 февраля 1918 г., под напором врагов рабочее и крестьянское правительство провозгласило необходимость создания вооруженной силы».
Между тем законодательные акты Совета народных комиссаров вступали в действие со дня их обнародования в печати. И с вышеупомянутым декретом население, скажем, Петрограда могло ознакомиться уже 20 января (2 февраля) 1918 года. В Кремле, наконец, поняли нелепость прежнего довода, а потому в появившемся в 1938 году «Кратком курсе» истории ВКП(б) сообщалось следующее: «Молодые отряды новой армии – армии революционного народа – героически отражали натиск вооруженного до зубов германского хищника. Под Нарвой и Псковом немецким оккупантам был дан решительный отпор. Их продвижение на Петроград было приостановлено. День отпора войскам германского империализма – 23 февраля – стал днем рождения молодой Красной армии».
Затем этот пассаж был доведен до полного абсурда, о чем свидетельствуют строки из приказа наркома обороны Сталина (1942 год): «Молодые отряды Красной армии, впервые вступившие в войну, наголову разбили немецких захватчиков под Псковом и Нарвой… Именно поэтому день 23 февраля 1918 г. был объявлен днем рождения Красной армии».
Утверждение, что 23 февраля 1918-го была одержана какая-то победа над германскими войсками, сродни декларации Саддама Хусейна 1991 года о выигрыше Ираком войны с американцами и их союзниками. Тем не менее оно вошло в законодательство РФ. Хотя даже большевики в первые годы своего правления отнюдь не утверждали, что в феврале 1918-го были достигнуты какие-то успехи в боях с немцами. В вышеупомянутом приказе РВСР 1923 года отмечалось: «Немногочисленны и слабы были первые отряды. Под стенами Казани и Симбирска молодая армия получает первое боевое крещение. Здесь, на Волге, она научается верить в свои силы».
Кстати, после Великой Отечественной советская пропаганда вернулась к формулировке «Краткого курса». А заодно придумала новую причину, по которой был установлен главный праздник Вооруженных сил СССР: 22 февраля опубликован декрет СНК «Социалистическое отечество в опасности!», и под его воздействием 23 февраля в Красную армию записались десятки тысяч добровольцев. Сомнительное объяснение. Да, в 1918 году большевистские газеты утверждали, что якобы у вербовочных пунктов выстроились очереди добровольцев. Но не 23 февраля (в субботу), а в середине следующей недели.
ДЕНЬ – ПРЕДВЕСТНИК МАССОВОГО ТЕРРОРА
То, что произошло 89 лет назад в феврале, ныне хорошо известно. В ту пору большевики могли рассчитывать всего на несколько десятков тысяч солдат, способных оказать сопротивление германским и австро-венгерским соединениям. Однако Троцкий, ничтоже сумняшеся, прервал мирные переговоры с представителями блока центральных держав (как он утверждал по предварительной договоренности с Лениным), и противник 18 февраля перешел в наступление. Позже в СССР принялись писать, что в нем участвовало несколько сот тысяч военнослужащих. Но, например, в опубликованном 21 февраля воззвании прапорщика Николая Крыленко, волею судеб и СНК оказавшегося на посту Верховного главнокомандующего, подчеркивалось: «По полученным известиям совершенно определенно установлено, что Германия не в состоянии бросить на революционную Россию достаточно крупных сил. Наступление ведется сравнительно небольшими отрядами». «Провокационные» же «слухи о немецком нашествии» распускаются «буржуазией и ее агентами». Еще один видный большевик Владимир Антонов-Овсеенко отмечал, что немцы заняли Минск и Борисов отрядами примерно в 100 человек.
Скорость продвижения неприятеля доходила 50 км в сутки. 23 февраля немцы предъявили правительству Ленина ультиматум с требованием фактической капитуляции. В тот же день ЦК большевистской партии принял условия врага. В ночь на 24 февраля ВЦИК и СНК, в которых большевики имели подавляющее большинство мест, «проштамповали» это решение.
Впрочем, «знаменательно» 23 февраля не только столь позорным событием.
23 февраля 1918 года в 2 часа ночи «революционные матросы» Черноморского флота начали акцию по уничтожению офицеров, «контрреволюционных агитаторов», «спекулянтов» и прочих «буржуев» Севастополя. В кровавой расправе приняло участие до 2 тыс. «активистов» (на ЧФ в конце 1917 года служило свыше 40 тыс. моряков). 26 февраля на заседании Севастопольского совета подвели итоги: убито не менее 250 человек. Некоторые белоэмигранты писали о 800 погибших.
Волна истребления прокатилась и по всему Крыму. Как писал председатель Севастопольского ревкома Гавен, в Симферополе в ночь на 24 февраля были расстреляны 170 человек. Десятки людей предали смерти в других городах.
Что же стало причиной крымской бойни? Тот же Гавен назвал 23–24 февраля 1918 года тревожными днями, «когда над всей Россией громко раздался голос Совнаркома, объявивший, что «социалистическое отечество в опасности». По словам Гавена, один из матросов на заседании Севастопольского совета 26 февраля оправдывался: «Мы виноваты, но, когда я бросал в море офицеров и спекулянтов, я думал, что делаю хорошее дело. И мои товарищи, которые принимали участие в расстрелах, думали, что они поступают как честные революционеры». И в самом деле, ведь последний пункт декрета СНК гласил: «Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления».
«И больше ничего. Никаких инструкций, никаких рамок, никакого надзора за применением этой кары не было поставлено, – отмечал в книге «Нравственный лик революции» бывший нарком юстиции левый эсер Исаак Штейнберг. – Единственное теоретическое разъяснение этого акта заключалось в бесчисленных аршинных призывах к мести, заполнявших большевистскую печать. Единственное практическое развитие этого неслыханно-ответственного распоряжения заключалось в циркулярной телеграмме ВЧК, которая в истеричных тонах, в самых безудержных выражениях призывала к широкому применению смерти… Осуществление этой меры, которая позже воистину должна была превратиться в величайшее поражение революции, было доверено всем, почти всем без исключения. Все дремлющие в массовом человеке инстинкты зла и разнузданности, не переплавленные культурой, не облагороженные моральным подъемом революции, изредка проявлявшиеся в фактах самосудов, были узаконены, выпущены наружу, выпущены сверху. Самосуд случайный, спорадический и преступный превращался в законную революционную систему. Манифест об обороне социалистического отечества превратился в манифест о расстрелах. Те самые действия, после совершения которых в состоянии коллективного опьянения массы испытывают горечь, раскаяние, жалость, чувство греха, теперь становились допустимыми, нужными, полезными. Волею революционной власти создавался слой революционных убийц, которым суждено было вскоре стать убийцами революции».
Штейнберг не лицемерил. В книге Троцкого «О Ленине» отмечается, что на заседании СНК Штейнберг восстал против «расстрельного пункта» декрета. «Наоборот, – воскликнул Ленин, – именно в этом настоящий революционный пафос (он иронически передвинул ударение) и заключается. Неужели же вы думаете, что мы выйдем победителями без жесточайшего революционного террора?»
Конечно, подобные «Варфоломеевские ночи» после свержения самодержавия случались и ранее.
Так, ходили слухи, что в Петрограде во время Октябрьского переворота были расстреляны сотни защитников Зимнего дворца и участников восстания юнкеров. Но, по утверждениям статистиков, опубликованным в 1920-е годы, в столице в октябре–ноябре 1917 г. было зарегистрировано 268 убитых (включая жертвы чисто криминальных преступлений).
Утверждали, что в Киеве в январе–феврале 1918 года большевики убили тысячи офицеров. Но и это не соответствует действительности. В 1918 году во время правления гетмана Скоропадского увидели свет подсчеты, согласно которым в городе в общих и индивидуальных могилах захоронено 1286 жертв гражданской войны. В большинстве своем – погибшие в результате боев, происходивших в Киеве и его окрестностях 16–27 января 1918 года.
Таким образом 23–24 февраля 1918 года первый раз за всю большевистскую революцию число казненных измерялось сотнями. Никогда до этих дней такого не бывало. Это уже потом имели место и куда более масштабные экзекуции…

Словом, культивируемый десятилетиями праздничный миф о 23 февраля 1918-го начисто вытравил из общественного сознания горькую правду, связанную с этой датой. «23 февраля – красный день календаря» – отныне и во веки веков.

Красный террор — широкомасштабный терроризм, устроенный «красными» маньяками-террористами (коммунистами-большевиками); комплекс карательных мер, проводившихся большевиками в ходе Гражданской войны в России (1917—1923) против социальных групп, провозглашённых классовыми врагами, а также против лиц, обвинявшихся в контрреволюционной деятельности.

Красный террор после Гражданской войны перешёл в государственный терроризм в СССР и являлся частью репрессивной государственной политики большевистского правительства, применялся на практике как путём реализации законодательных актов, так и вне рамок какого-либо законодательства. Служил средством устрашения как антибольшевистских сил, так и не принимавшего участия в Гражданской войне населения. Террор и насилие большевики широко использовали против «классовых врагов» раньше, ещё до официального провозглашения декрета от 5 сентября 1918 «О красном терроре».

Интересно то, что в гнилой Путинской России, если ты, как любой нормальный человек, справедливо ненавидишь коммунистов, большевиков и чекистов (то есть всех маньяков-террористов, устраивающих как красный террор во время Гражданской войны, так и государственный террор в СССР), то некоторая безмозглая ватная мразь с подачи коммунистов будет называть тебя пятой колонной и врагом народа, как они это делали в СССР. Складывается впечатление, что живёшь не в России (за которую воевали русские вместе с немцами против коммунистов во ВМВ), а в каком-то продолжении засратого Совка. Это всё от того, что путинское правительство четно пытается всё замять, смешать и сгладить, чтобы у одного российского народа была одна общая история. Идея в теории может быть и неплохая, только вот всё это идёт больше в коммунистический уклон. На улицах российских городов почему-то стоят памятники именно коммунистическому выродку, русофобу и террористу Ленину, а не, например, императору РИ Николаю II. И улицы по-прежнему носят именно коммунистические названия, также как и культура с законами по-прежнему основываются на коммунистическом праве. То есть явно видно, что никакого равноправия истории не существует и Путинская Россия продолжает гнуть советскую линию. Поэтому не надо пиздеть о равнозначной истории. Путинская Россия это продолжение Совка и это говно все презирают и всё равно снесут. Коммунисты будут признаны изменниками родины, террористами, заговорщиками, путчистами и т. д. по законодательству Российской империи. Памятники коммунистическим террористам должны быть снесены. У нормальных русских людей (настоящих русских), которые за императора и империю, с коммунистическими террористами нет и быть не может никакой общей истории. Бесполезно смешивать несопоставимые вещи и втюхивать это народу под маркой общей истории.

Все знают, кто такие большевики-коммунисты на самом деле и кто такой Ленин. Большевики — это террористы, а Ленин — садист-русофоб, разваливший РИ. Это враги всего русского и России в частности. В истории России у них может быть только одно место — место врагов России, со всеми вытекающими, то есть коммунистические ветераны это такие же враги России. Это конечно не означает, что их надо сажать и расстреливать, но они должны знать, что они оккупанты, которые живут в чужой стране, в которой они преступники. Перед отменой 282-ой статьи надо посчитать сколько людей (русских патриотов России) по ней посадили и посадить в 2 раза больше коммунистов за антироссийский коммунизм. Никакие коммунистические праздники не праздновать. У России и русских не было никакой Великой Отечественной войны и не было никакого отечества в СССР. Ленин и Сталин — это террористы-русофобы, враги России. Улицы российских городов должны носить нормальные называния русских героев, а не коммунистических ублюдков и т. д.

Большая и добрая страна, в которой есть множество множеств и иное
Основы	СНГ • Единый день голосования • Две награды маршала Рокоссовского • Гарантии безопасности для России • Суверенная демократия • Нацпроекты • Суверенный Рунет
История	Раздел России (1991) • Работорговля в Российской империи • Сытые 2000-е • Обвал рубля в январе 2022 года • Слова в честь Брежнева • Едкий дым в Москве (ноябрь 2021 года) • Инвазия иноземной еды в Россию • Обвал российского рубля • Крым наш • Русский мир • Расселение Москвы • Уплотнение Москвы • Закрытие Москвы • Падение уровня жизни в России • Россияне за границей • Отмена пенсий в России • Чернобыльская катастрофа • Хроника истории XX века • Проект 1917 • Проигрыш в Первой информационной войне • Сучья война
Люди	Алиса Теплякова • Канонизация Евгения Родионова • Княгиня Ольга • Владимир Святой • Русские • Новый русский • Москвич • Молдаване и гагаузы в Тюменской области
Явления	Большая популярность имени Алиса в России • Отмена копирайта в России • У России один союзник • Отравление Сталина • Российский уникальный камень-шпион • Ностальгия по СССР • Российские дороги • Отношение к детям в РФ • Список друзей России • Ограничение 30 км/ч • Автохлам • Пешеход • Дальнобойщик • Русский кулачный бой • Пегас туристик • Отдых в Сочи • Безопасный регион • Кредитное рабство в России • Атомное православие • Духовные скрепы • Buceta Rosa • Чернильница
Инциденты	Бегство IT-специалистов из России • Загрязнение центральной России • Депопуляция Сибири • Лесные пожары в России • Стояние Зои (православная версия)
Теории	Россия как мировое зло • Барнаул, Алтайский край • Россия преемница Золотой Орды • Закрытие границ России • Миф о прекрасной дореволюционной России • Русская реконкиста

Война сопровождает человечество всю его историю
Разжигатели	Армия • Вагнер • НАТО • Политика • Рапторы • ЦАХАЛ
Миротворцы	The Beatles • Братающиеся • Вежливые люди • Жириновский • Хиппи
Мировые войны	Первая • Вторая • Холодная • Третья • Война миров
Локальные войны	Троянская война • Галльское нашествие на Рим • Пунические • Парфянский поход Красса • Крестовые походы • Имдинская • Отечественная 1812 года • Крымская • Гражданская американская • Англо-бурская • Русско-японская • Гражданская наша • Советско-финская • Советско-японские • Корейская • Арабо-израильские • Вьетнамская • Афганская • Ирано-иракская‎ • Югославские • Чеченская • Война в Руанде • Война 08.08.08 • Арабская весна • Гражданская сирийская • Гражданская украинская • Войны за Карабах
Битвы	Пиррова победа • Куликовская битва (и её ветераны) • Блокада Ленинграда • Бомбардировка Дрездена • Бросок на Приштину
Полководцы	Баннерет Иоанна Аркская • Бомбардир Пётр Михайлов • Ефрейтор Гитлер • Команданте Че • Полковник Каддафи • Комбриг Махно • Комдив Чапаев • Генерал Бонапарт • Генерал Лубурич • Генерал Мороз • Генерал-лейтенант Унгерн • Маршал Жуков • Маршал Тухачевский • Маршал Хусейн • Генералиссимус Сталин • Генералиссимус Суворов • Консул Марий • Консул Сулла • Консул Цезарь • Князь Александр Невский • Царь Александр Македонский • Генерал армии Ходжа • Генерал армии Шойгу
Бойцы	Waffen-SS • Викинги • Диванные войска • Зоя Космодемьянская • Иностранный легион • Лётчик Ли Си Цын • Марвин Химейер • Наёмник • Обезьяна с гранатой • Панфиловцы • Политрук • Поручик Ржевский • Пушечное мясо • Рыцарь • Рэмбо • Самурай • Снайпер • Стелс-пихота • Хироо Онода • ЧВК Вагнер
Тактика	Duck and Cover • Hit & Run • Zerg rush • Выкинь Васю на мороз • Децимация • Дипломатические победы (Молотов и Риббентроп, Мюнхенский сговор) • Заговор генералов • Информационная война • Котёл • Ленд-лиз (Арктические конвои) • Маленькая победоносная война• Несение демократии • Партизанская война • Приковывание к пулемету • План Даллеса • Холокост • ЧВК
Священные войны	Геленджикская • Имиджборд • Правок • Пятницы тринадцатого • Рельсы и страпона • Шушпанчиковые
В культуре и быту	9 мая (Георгиевская ленточка) • FUBAR • Бронзовый солдат • Дворовые войнушки • Победа вопреки • Учи матчасть • Холивар • Шутер про Вторую Мировую

В Советской России…
Мета	In Soviet Russia ★ Восьмидесятые ★ Клюква ★ Коммунизм ★ Сверхдержава ★ Совок (Совкосрач) ★ СССР
Вожди	Ленин ★ Сталин ★ Хрущёв ★ Брежнев ★ Горбачёв
Ум, честь и совесть эпохи	Булгаков ★ Высоцкий ★ Гагарин ★ Гоблин ★ Гутник ★ Жуков ★ Калашников ★ Кола Бельды ★ Космодемьянская ★ Кукрыниксы ★ Летов ★ Лысенко ★ Павлик Морозов ★ Панфиловцы ★ Стаханов ★ Хиль ★ Циолковский ★ Цой ★ Чапаев
Враги народа	Бандеровцы ★ Берия ★ Власовцы ★ Ежов ★ Диссиденты ★ Лоза ★ Мао ★ НАТО ★ Николай II ★ Новодворская (Vnovodvorskaya) ★ Пассажиры корейского Боинга ★ Резун ★ Солженицын ★ Тальков ★ Тонька-пулеметчица ★ Троцкий ★ Тухачевский ★ Ходжа ★ Чикатило ★ И примкнувший к ним Шепилов
Культурно-развлекательные мероприятия	Red Alert ★ Алкоголизм (Слеза комсомолки и прочий самогон) ★ Баня ★ Бесконечное лето ★ В мире животных ★ Детский лагерь ★ Закручивать гайки ★ Из спичек и желудей ★ Изобразительное исскуство ★ Космическая гонка ★ Ламбада ★ Мессинг ★ Московская Олимпиада ★ Неуловимые мстители ★ Ритмическая гимнастика ★ Советские игрушки ★ Советское кино (Иван Васильевич меняет профессию ★ Ирония судьбы ★ Кин-дза-дза ★ Бриллиантовая рука) ★ Марш авиаторов ★ Советская мультипликация (Винни-Пух ★ Черкасский ★ Ёжик в тумане ★ Карлсон ★ Ну, погоди! ★ Падал прошлогодний снег) ★ Советские плакаты (Не болтай! ★ Нет! ★ Родина-мать ★ Ты записался добровольцем?) ★ Херлуф Бидструп
Достижения науки и техники	S-90 ★ АК-47 ★ Беломор ★ Брежневка ★ Варёнки ★ Гитара «Урал» ★ Дембельский альбом ★ Дирижабль Киров ★ Дотянулся проклятый Сталин ★ Ковёр ★ КТ315 ★ Кузькина мать ★ Мавзолей ★ Ми-24 ★ Миллиард расстрелянных лично Сталиным ★ Мирный советский трактор ★ Мотоцикл «Урал» ★ Общепит ★ Освоение Антарктиды ★ Отечественный автопром ★ Отечественный производитель ★ Полет Леваневского ★ Посадка Ту-124 на Неву ★ Почтовый ящик ★ ППШ ★ Противогаз ★ Т-34 ★ Т-35 ★ Т-72 ★ Т-90 ★ Терменвокс ★ Ту-154 ★ Ту-160 ★ Хрущёвка ★ Чернобыль ★ Членовоз ★ Чугуний ★ Шишига
Несущественные недостатки	101-й километр ★ Аэрофлотовская курица ★ В СССР секса нет ★ Вражеские голоса ★ Дефицит ★ Добровольно-принудительно ★ Железный занавес ★ Квадратно-гнездовой способ мышления ★ Колыма ★ Комбинат «Маяк» ★ Нет, Молотов! ★ Очередь ★ Пакт Молотова-Риббентропа ★ Плановое отключение ★ Политрук ★ Пропаганда ★ Прописка
Мемы	3,62 ★ 1000 мелочей ★ Ведро компрессии ★ Вентиляторный завод ★ Ветеран Куликовской битвы ★ Всё прогрессивное человечество ★ Вписка ★ Генеральная линия партии ★ Глобус Украины ★ Граждане СССР ★ Дважды еврей Советского Союза ★ До чего Сталин страну довёл ★ Жить стало лучше, жить стало веселее ★ Загнивающий капитализм ★ Зато мы делаем ракеты ★ Звёздочка ★ Игрушки, прибитые к полу ★ Как я провёл лето ★ Книга о вкусной и здоровой пище ★ Ковёр ★ Маленький мальчик… ★ Не имеющий аналогов в мире ★ Не читал, но осуждаю ★ Обезьяна с гранатой ★ Обработать напильником ★ Первый и последний не предлагать ★ По многочисленным просьбам трудящихся ★ Победа вопреки ★ Предыдущий оратор ★ Приковать к пулемёту ★ Продажная девка империализма ★ Советский Союз — самый советский союз в мире! ★ Советские мемы ★ С точки зрения банальной эрудиции… ★ Фарцовка ★ Челноки ★ Человек и пароход ★ Чувство глубокого удовлетворения

Историчность подтверждена аннунаками. Лурк образовательный
Историки	Абсентис • Бушков • Гумилёв • Понасенков • Радзинский • Резун-Суворов • Соколов • Стариков • Фоменко • Андрей Зелев
Вымершие государства	Вавилон • Великое княжество Литовское • ГДР • Дальневосточная республика • Древний Египет • Древний Рим • Древняя Греция • Израильское царство • Монгольская империя • Протекторат Богемии и Моравии • СССР • Хазарский Каганат
Вымершие сословия	Викинги (Энциклонги) • Гладиаторы • Морские пираты • Офени • Пещерные люди • Пилтдаунский человек • Рыцари • Самураи • Фарцовщики
Терминология	Бандеровщина • Гетто • Госдеп • Децимация • Железный занавес • Загнивающий капитализм • Инквизиция • Казачество • Кровная месть • Коммунизм • Маленькая победоносная война • Недавно • План Даллеса • План Путина • Реконструкции • Тоталитаризм • Фальсификация истории
История России	Древняя Русь • Царская Россия (Россия в 1839 году) • Совок • Восьмидесятые • Девяностые • Нулевые • Десятые
Исторические личности	Александр Невский • Иван Грозный • Алексей Михайлович • Пётр I • Екатерина II • Александр Суворов • Княжна Тараканова • Козьма Прутков • Николай I • Александр II • Николай II • Кшесинская • Столыпин • Прокудин-Горский • Распутин • Унгерн • Махно • Чапаев • Ленин • Павлик Морозов • Троцкий • Тухачевский • Ежов • Стаханов • Космодемьянская • Сталин • Берия • Жуков • Хрущев • Брежнев • Горбачев • Ельцин • Путин • Медведев Не наши: Эдип • Соломон • Гармодий и Аристогитон • Александр Македонский • Гай Марий • Сулла • Цезарь • Иисус • Калигула • Нерон • Вителлий • Гелиогабал • Жанна д’Арк • Влад Цепеш • Колумб • Иероним Босх • Леонардо да Винчи • Кортес • Декарт • Паскаль • Спиноза • Лейбниц • Вольтер • Руссо • Дидро • Шевалье д’Эон • Бомарше • де Сад • Наполеон • Карл Маркс • ван дер Люббе • Рём • Гитлер • Геббельс • Геринг • Менгеле • Лубурич • Бальдур фон Ширах • Франко • Мао Цзэдун • Ходжа • Че Гевара • Кеннеди • Пол Пот • Пиночет • Бокасса • Иди Амин • Саддам Хусейн • Джордж Буш • Каддафи • Обама • Трамп
Древний мир	Древняя Украина • Эпоха динозавров • Троянская война • Ветхий Завет • Галльское нашествие на Рим • Слава Герострата • Пиррова победа • Пунические войны • Заговор Катилины • Парфянский поход Красса
Средневековье и Новое время	Крестовые походы • Татаро-монгольское иго • Куликовская битва • Эпидемии чумы • Охота на ведьм • Имдинская война • Испано-нидерландская война • Овцы съели людей • Письмо запорожских казаков • Восстание Пугачёва • Мятеж на «Баунти» • Великая французская революция • Отечественная война 1812 года • Крымская война • Гражданская война в США • Дикий Запад • Дело Дрейфуса • Англо-бурская война • Русско-японская война • Титаник
Новейшее время	Первая мировая война (Братание) • 1917 год • Гражданская война в России • Голодомор • Марсельское убийство • Полёт Леваневского • Сталинские репрессии (Закручивание гаек) • Мюнхенский сговор • Пакт Молотова-Риббентропа • Советско-финская война • Великая Отечественная война (28 героев-панфиловцев • Арктические конвои • Блокада Ленинграда • Бомбардировка Дрездена • Заговор генералов • Коллаборационизм • Ленд-лиз • Холокост) • Холодная война (Корейская война • К-19 • Полет Пауэрса • Берлинская стена • Вьетнамская война • Корейский Боинг) • Афганская война • Ирано-иракская война • Чеченская война • Геноцид в Руанде • Коробка из-под ксерокса • Бросок на Приштину • АПЛ «Курск» • Война в Южной Осетии • Арабские бунты • Наводнение в Крымске • Вежливые люди • Конфликт в Донбассе • Военная операция в Сирии • Карабах
Отдельные истории	We Wuz Kangz • 3,62 • Арабо-израильские войны • Геноцид армян • Говно мамонта • Деятельность генерала Мороза • Иван Грозный убивает своего сына • Кораблекрушения • Космическая гонка • Котлы • Крым • Масоны • Римские папы • Русская деревня • Семь чудес света • Советско-японские войны • Югославские войны

Демонстрация в сентябре 1918 года в поддержку красного террора

5 сентября 1918 года — революционная дата, о которой больше любят вспоминать враги революции, нежели её друзья. День объявления красного террора. Что ж, взглянем на эти дни 1918 года вначале глазами ярого белогвардейца-колчаковца (а потом сменовеховца-сталинца) профессора Николая Устрялова.
«Страшный, роковой день 30 августа… Покушение на Ленина. «Русская Шарлотта Кордэ»… Тяжёлая рана, и первые дни казалось, что смерть неминуема. Все чувствовали, что жизнь или смерть Ленина есть жизнь или смерть революции. «Правда» выходит с аншлагом: «Товарищ Ленин будет жить — такова воля пролетариата». И вот бюллетени становятся оптимистичнее. Кризис, наконец, миновал, и революция торжествует: голова её удержалась на плечах… Но кровь вождя вопиет об отмщении… «Всё для спасения революции».
Тут-то и начинается настоящий террор, настоящий ужас, небывалый, неслыханный. Большевизм ощетинивается и переходит к «прямому действию». Циркуляр комиссара внутренних дел Петровского местным советам дышит кровью с первой буквы до последней. Разносит за сентиментальничество и разгильдяйство, требует немедленного и самого действительного осуществления массового террора против враждебного класса как такового, — против буржуазии и интеллигенции…»

Григорий Петровский, бывший депутат Государственной Думы, был назначен на пост наркома ВД, так как большевики считали, что он, один из немногих среди них, имеет хоть какой-то опыт государственной деятельности. Тот самый Петровский, чьи памятники валили после майдана на Украине, и чьё имя стирали с карты

Страницы печати тех дней

Устрялов продолжает: «И вот разгорается вакханалия… Гибнут офицеры, расстреливаются не успевшие бежать или скрыться политические деятели антибольшевистского лагеря. В газетах ежедневно торжественно публикуются длинные именные списки казненных… Даже и сейчас уже, припоминая настроения тех дней, ощущаешь в душе какое-то особое, сложное, трудно формулируемое состояние. Воистину, только тот, кто пережил те дни в России, знает, что такое — революция, и Мережковский глубоко прав, когда говорит, что между знающим и незнающим — «стена стеклянная»… Каждый день в роковом списке — знакомые имена. Сразу — какая-то придавленность, угнетённость повсюду. Полное преображение привычной среды, а потому и весь город кажется другим… Вот в синих очках, нелепом картузе и без бороды профессор М… Редко кто из литераторов или политических людей ночует дома. Это нудное, тоскливое чувство — оказаться без своего пристанища. Слоняешься без смысла, с пустой душой. Вдобавок голодно… Ю.Н. Потехин, — нынешний «сменовеховец», — спешно ликвидирует уютную обстановку, собирается в Киев и по ночам ходит спать, кажется, куда-то на чердак…
Со всех сторон слышишь вопросы:
— Вы куда?
— К гетману — куда же ещё?
Или, гораздо реже:
— К чехам… [т. е. в Поволжье — район белогвардейского восстания чехословаков. — Прим. автора]. Авось как-нибудь проберусь… (пробираться к чехам трудно и небезопасно).
И почему-то уже тают надежды, что «вот через неделю»… Смельчаки перестают храбриться. Офицеры спасаются кто куда. О восстаниях что-то уж меньше слышно. «Ну, батенька, это дело затяжное»… Эсеровские убийства как рукой сняло. На Волге хуже, и это самое непонятное: — отвоёвана Казань. Чехи отступают… Перед кем? «Неужели этот сброд?» Что же это значит? — Неужели террор спасёт Революцию?».
Конечно, праволибералу Устрялову, который тогда восторженно приветствовал любые антибольшевистские шаги (например, он одобрил анафему большевикам, провозглашённую патриархом Тихоном — многим либералам поддержка церковной анафемы показалась чем-то уж слишком средневековым), красный террор представлялся «настоящим ужасом». Именно на таких ярых врагов революции, как он или его соратник Потехин, тогда и велась охота. Но при этом — продолжали выходить оппозиционные меньшевистские газеты «Утро Москвы» и «Вечер Москвы», выпускали свою прессу анархисты и другие левые течения и партии…
Меньшевики в своей печати «взвешенно» осуждали и большевиков, и стрелявших в них эсеров-террористов, попутно расхваливая последних: «Как бы ни были идейны и чисты граждане, свершившие это покушение [на Ленина], как бы ни были благородны их побуждения… к этим террористическим актам может быть только одно отношение: возмущение и негодование. Убийство — не доказательство. Спор между сторонниками демократии и сторонниками советской власти не может быть решён ни террористическими актами, ни расстрелами по суду и без суда».
А анархисты в выражениях не стеснялись: «Полнейшее убожество духа и мысли правящей партии, — писал московский «Вольный голос труда» 16 сентября, — чрезвычайно ярко и выпукло выразилось… в так называемом красном терроре… Опасность террора, этого обоюдоострого оружия, заключается в том, что применение его очень часто дает результаты, совершенно противоположные ожидаемым… Выхватывание наугад из буржуазных рядов заложников, кандидатов на расстрел, — это позор, который мог не смущать Тамерлана, но который недопустим в наше время… Принуждение буржуазии производить самые грязные работы, вроде очистки казарменных клозетов, носит характер издевательства и вредит делу социализма. Социализм имеет целью облагородить всякий полезный труд, как бы неприятен он не был. Злорадство же коммунистов при виде чистящего клозет буржуа, — развращает тёмные массы, укрепляя в них отвращение к чёрной работе». Журналист той же газеты Григорий Лапоть негодовал: «Сотнями расстреливают заложников буржуазии: в Питере 500, в Нижнем 41. Расстрел заложников, что это такое?! Где мы живём?! В Африке? Или мы вернулись к временам Цезаря?.. Опомнитесь, господа большевики, не губите революцию!» И делал вывод: «Большевизм физически разлагается, а морально умер».
Действительно, потрясающее впечатление произвёл расстрел «в порядке красного террора» в Петрограде группы из 512 контрреволюционеров. Менее известно, что такая впечатляющая гекатомба вызвала осуждение самих руководителей Чека. Председатель ВЧК Петерс говорил в интервью оппозиционной меньшевистской газете «Утро Москвы» 4 ноября 1918 года: «Что же касается расстрелов, то я должен сказать, что вопреки распространённому мнению, я вовсе не так кровожаден, как думают. Напротив, если хотите знать, я первый поднял вопль против красного террора в том виде, как он проявлялся в Петербурге. К этому — я сказал бы истерическому — террору прикосновенны больше всего как раз те самые мягкотелые революционеры, которые были выведены из равновесия и стали чересчур усердствовать. До убийства Урицкого в Петрограде не было расстрелов, а после него слишком много и часто без разбора, тогда как Москва в ответ на покушение на Ленина ответила лишь расстрелом нескольких царских министров».
Петерс подразумевал, очевидно, Григория Зиновьева и его окружение, которые до последнего момента цеплялись за союз с либеральной и леволиберальной интеллигенцией (в Октябре 1917-го года тоже), и лишь после убийства Урицкого и выстрелов в Ленина вдруг с ужасом поняли, что эта интеллигенция начала их попросту методично отстреливать. И тогда шарахнулись в другую крайность — устроили гекатомбы из 500 расстрелянных за один приём.

А были — сейчас об этом мало кто помнит — и такие оппозиционные советские партии, которые, не соглашаясь с большевиками, тем не менее посчитали красный террор жестокой необходимостью. Так, журнал эсеров-максималистов «Максималист» 7 октября 1918 года провозглашал: «Красный террор всем врагам народа, буржуазии и всем её прихвостням!». Газета другой народнической партии — партии революционного коммунизма — «Воля труда» писала 15 сентября: «Нам надо пройти через жестокости красного террора. Как неизбежное зло мы его принимаем». А шапка газеты гласила: «Перед призраком красного террора трусливо и злобно воет буржуазия всего мира!».
Нельзя сказать, что и сами большевики с восторгом принимали перспективу красного террора. Им была известна цитата Энгельса о революционном терроре: «Мы понимаем под последним господство людей, внушавших ужас, в действительности же, наоборот, это господство людей, которые сами напуганы. Террор — это большей частью бесполезные жестокости, совершаемые для собственного успокоения людьми, которые сами испытывают страх. Я убеждён, что вина за господство террора в 1793 году падает почти исключительно на перепуганных, выставлявших себя патриотами буржуа, на мелких мещан, напускавших в штаны от страха, и на шайку прохвостов, обделывавших свои делишки при терроре». Заметим всё же, что, по Энгельсу, террор представляет собой ненужные жестокости хоть и «большей частью», но не на 100%. Однако природа человека, включая и революционера, понятна: хочется быть добрым и великодушным, даже к самым отъявленным врагам. Поэтому в мае 1918 года досрочно, по амнистии, отпустили черносотенца Пуришкевича, который до этого собирался без церемоний вешать большевиков… Ещё раньше отпускали многих будущих главарей белогвардейцев, таких, как генерал Краснов, освободили арестованных после Февраля сановников и министров царского режима, отменили смертную казнь… Владимир Ульянов с досадой говорил летом 1918 года (ещё до покушения на него и до убийства Урицкого): «Если повести дело круто (что абсолютно необходимо), — собственная партия помешает: будут хныкать, звонить по всем телефонам, уцепятся за факты, помешают. Конечно, революция закаливает, но времени слишком мало… Добер русский человек, на решительные меры революционного террора его не хватает».
Настроение переломилось только в начале сентября. Большевики, представлявшиеся правым оторванной от жизни интеллигентской сектой, которую «один раз хорошо толкни — и упадёт», вдруг «ощетинились» и показали неожиданную твёрдость. Как писал Троцкий: «В эти трагические дни революция переживала внутренний перелом. Её «доброта» отходила от неё…»
Ну, а итоги этой политики неплохо подытожил процитированный выше белогвардеец Устрялов: «тают надежды… смельчаки перестают храбриться… офицеры спасаются кто куда… о восстаниях что-то уж меньше слышно… эсеровские убийства как рукой сняло… отвоёвана Казань… чехи отступают… неужели террор спасет Революцию?».
Владимир Ульянов замечал: «Мы говорим: нам террор был навязан… Если бы мы попробовали… действовать словами, убеждением, воздействовать как-нибудь иначе, не террором, мы бы не продержались и двух месяцев, мы бы были глупцами». Однажды он сказал Горькому: «Нашему поколению удалось выполнить работу, изумительную по своей исторической значительности. Вынужденная условиями, жестокость нашей жизни будет понята и оправдана. Всё будет понятно, всё!»
А Вячеслав Молотов вспоминал такой эпизод: «Как-то вечером после работы он [Ленин] говорит мне: «Зайдём ко мне, товарищ Молотов». Пили чай с черносмородиновым вареньем. «У нас такой характер народный, — говорил Ленин, — что для того, чтобы что-то провести в жизнь, надо сперва сильно перегнуть в одну сторону, а потом постепенно выправлять. А чтобы сразу всё правильно было, мы ещё долго так не научимся. Но, если бы мы партию большевиков заменили, скажем, партией Льва Николаевича Толстого, то мы бы на целый век могли запоздать».

UPD. Самый правильный лозунг по случаю покушения на Ленина и убийства Урицкого 30 августа 1918 года:

Демонстрация на Миусской площади в Москве после покушения на Ленина и убийства Урицкого

Да! Им не избежаТ тяжОлой руки пролетарского правосудия. Как ни извиваются убИцы. Именно так. Комментарий к данной фотографии с либерального паблика: «О том, кто захватил власть в 1917 году, можно судить по их вопиющей безграмотности». Да, пролетариат захватил. Что, не нравится?!..
А «вина» за малограмотность и ошибки в правописании — не на нём, а на тех высокограмотных и образованных, кто в предыдущие десятилетия строчил циркуляры о «кухаркиных детях».

5 сентября 1918 г. — день подписания декрета «О красном терроре». В этот день захватившие власть в России большевики узаконили убийства и насилие, возведя террор в ранг государственной политики. Грабежи, пытки, самосуды, расстрелы, изнасилования сопутствовали советской власти с первых дней, хотя стоит отметить, что началась эта вакханалия произвола ещё в феврале 1917 года, после падения монархии и перехода власти в руки левых.

С первых же дней Февральской революции волна насилия захлестнула военно-морские базы Балтийского флота Гельсингфорс (ныне — Хельсинки) и Кронштадт. С 3 по 15 марта 1917 г. жертвами матросских самосудов на Балтике стали 120 офицеров, из которых 76 было убито (в Гельсингфорсе — 45, в Кронштадте — 24, в Ревеле — 5 и Петрограде — 2). По воспоминаниям очевидцев, «зверское избиение офицеров в Кронштадте сопровождалось тем, что людей обкладывали сеном и, облив керосином, сжигали; клали в гробы вместе с расстрелянными ранее людьми еще живого, убивали отцов на глазах у сыновей». В числе погибших были командующий Балтийским флотом Адриан Непенин и главный командир Кронштадтского порта, герой Порт-Артура адмирал Роберт фон Вирен. Никогда, ни в одном из морских сражений Первой мировой войны, командный состав Балтийского флота не понес таких серьезных потерь, как в эти страшные дни.

После октябрьского переворота террор принял более масштабные формы, так как большевистское насилие было направлено не против действующего сопротивления, а против целых слоёв общества, которые были провозглашены вне закона: дворян, помещиков, офицеров, священников, кулаков, казаков, ученых, промышленников, и т. п.

Убитый коммунистами русский офицер. Иркутск, декабрь 1917 г.

Иногда первым актом красного террора считают убийство руководителей партии кадетов, депутатов Учредительного собрания, юриста Ф. Ф. Кокошкина и врача А. И. Шингарёва в ночь с 6 на 7 января 1918.

Председатель Совета народных комиссаров РСФСР Владимир Ленин и руководство коммунистической партии выступили против мягкотелости в ответах на действия контрреволюционеров, «поощряя энергию и массовидность террора», называемого «вполне правильной революционной инициативой масс», о чём пишет В.И.Ленин в своём письме Зиновьеву 26 июня 1918 года:

Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы … удержали. Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это невозможно! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров.

На проходившем V Всероссийском съезде Советов с отчётом Съезду о деятельности ВЦИК 5 июля 1918 году выступал Я.М.Свердлов. В условиях углубляющегося кризиса большевистской власти, Свердлов в своём докладе призвал к «массовому террору», который необходимо проводить против «контрреволюции» и «врагов советской власти» и выразил уверенность, что «вся трудовая Россия отнесется с полным одобрением к такой мере, как расстрел контрреволюционных генералов и других врагов трудящихся». Съезд официально одобрил эту доктрину.

Ещё в сентябре 1917 г. в своей работе «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» Ленин заявил, что:

…без смертной казни по отношению к эксплуататорам (то есть помещикам и капиталистам) едва ли обойдётся какое ни есть революционное правительство.

Впервые слова «красный террор» в России услышали после 30 августа 1918 года, когда в Петрограде произошло покушение на председателя Совнаркома Владимира Ленина (хотя терроризм всегда был у левых единственным способом борьбы за власть, достаточно вспомнить деятельность эсеров-бомбистов). Через несколько дней появилось официальное сообщение, что покушение организовала партия левых эсеров, а в «вождя мирового пролетариата» стреляла активистка этой партии Фанни Каплан. Под предлогом мести за кровь своего вождя партия большевиков ввергла страну в пучину красного террора.

Сразу после покушения на Ленина председатель Всероссийского Центрального исполнительного комитета (ВЦИК) Яков Свердлов подписал резолюцию о превращении Советской республики в военный лагерь. Вот что писал в то время в направляемой на места инструкции для губернских чекистов член коллегии ВЧК Мартин Лацис: «Для нас нет и не может быть старых устоев морали и «гуманности», выдуманных буржуазией для угнетения и эксплуатации «низших классов». Нам всё разрешено, ибо мы первые в мире подняли меч не во имя закрепощения и угнетения кого-либо, а во имя раскрепощения от гнёта и рабства всех. …

Жертвы, которых мы требуем, жертвы спасительные, жертвы, устилающие путь к Светлому Царству Труда, Свободы и Правды. Кровь? Пусть кровь, если только ею можно выкрасить в алый цвет серо-бело-чёрный штандарт старого разбойного мира. Ибо только полная бесповоротная смерть этого мира избавит нас от возрождения старых шакалов, тех шакалов, с которыми мы кончаем, кончаем, миндальничаем, и никак не можем кончить раз и навсегда… ЧК — это не следственная коллегия и не суд. Она уничтожает без суда или изолирует от общества, заключая в концлагерь. В самом начале необходимо проявить крайнюю строгость, неумолимость, прямолинейность: что слово — то закон. Работа ВЧК должна распространяться на все те области общественной жизни, где вкоренилась контрреволюция, за военной жизнью, за продработой, за народным просвещением, за всеми положительно хозяйственными организациями, за санитарией, за пожарами, за народной связью и т. д. и т. д.»

Однако, призывы к террору звучали из уст лидера большевиков с первых месяцев его нахождения у власти, что и послужило поводом для попыток ликвидировать этого взбесившегося маньяка.

8 августа 1918 года В.И.Ленин пишет Г.Ф.Фёдорову о необходимости массового террора для «наведения революционного порядка».

В Нижнем, явно, готовится белогвардейское восстание. Надо напрячь все силы, составить тройку диктаторов (Вас, Маркина и др.), навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т. п.

Ни минуты промедления.

9 августа 1918 года Ленин отправляет указания в Пензенский губисполком:

Необходимо произвести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города.

Декретируйте и проводите в жизнь полное обезоружение населения, расстреливайте на месте беспощадно за всякую сокрытую винтовку.

«Известия Пензенской Губчека» публикуют следующую информацию:

«За убийство товарища Егорова, петроградского рабочего, присланного в составе продотряда, было расстреляно 152 белогвардейца. Другие, ещё более суровые меры будут приняты против тех, кто осмелится в будущем посягнуть на железную руку пролетариата».

Как уже было сказано, в свете проведения политики подавления врагов революции органы ЧК на местах получили широчайшие полномочия, каких в то время не было ни у одной властной структуры. Любой человек по малейшему подозрению мог быть арестован и расстрелян чекистами, и никто при этом не имел права даже спросить у них, какое тому было предъявлено обвинение.

Широкий размах большевистского террора обусловлен тем, что практически все слои населения России были против большевиков и воспринимали их как узурпаторов власти, поэтому Ленин и компания понимали, что единственный шанс удержать власть — это физически уничтожить всех, кто не согласен с их политикой.

Довольно широко известна формулировка направленности деятельности карающих органов революционной власти, опубликованная в газете «Известия ВЦИК». Первый председатель Реввоентрибунала РСФСР К. Данишевский заявил:

«Военные трибуналы не руководствуются и не должны руководствоваться никакими юридическими нормами. Это карающие органы, созданные в процессе напряжённейшей революционной борьбы».

Самой крупной из первых акций красного террора был расстрел в Петрограде 512 представителей элиты (бывших сановников, министров, профессоров). Данный факт подтверждает сообщение газеты «Известия» от 3 сентября 1918 года о расстреле ЧК города Петрограда свыше 500 заложников. По официальным данным ЧК, всего в Петрограде в ходе красного террора было расстреляно около 800 человек.

Согласно исследованиям итальянского историка Дж. Боффы в ответ на ранение В.И.Ленина в Петрограде и Кронштадте было расстреляно около 1000 человек.

В сентябре 1918 года Г.Зиновьев делает соответствующее заявление:

Нужно уподобиться военному лагерю, из которого могут быть кинуты отряды в деревню. Если мы не увеличим нашу армию, нас вырежет наша буржуазия. Ведь у них второго пути нет. Нам с ними не жить на одной планете. Нам нужен собственный социалистический милитаризм для преодоления своих врагов. Мы должны увлечь за собой 90 милл.[ионов] из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить — их надо уничтожать.

В то же время, ЦК РКП (б) и ВЧК разрабатывают совместную инструкцию следующего содержания:

Расстреливать всех контрреволюционеров. Предоставить районам право самостоятельно расстреливать… Взять заложников… устроить в районах мелкие концентрационные лагери… Сегодня же ночью Президиуму ВЧК рассмотреть дела контрреволюции и всех явных контрреволюционеров расстрелять. То же сделать районным ЧК. Принять меры, чтобы трупы не попадали в нежелательные руки…

Красный террор был объявлен 2 сентября 1918 года Яковом Свердловым в обращении ВЦИК и подтверждён постановлением Совнаркома от 5 сентября 1918 года как ответ на покушение на Ленина 30 августа, а также на убийство в тот же день Леонидом Каннегисером председателя Петроградской ЧК Урицкого.

Официальное издание Петросовета, «Красная газета», комментируя убийство Моисея Соломоновича Урицкого, писала:

«Убит Урицкий. На единичный террор наших врагов мы должны ответить массовым террором… За смерть одного нашего борца должны поплатиться жизнью тысячи врагов.»

«… дабы не проникли в них жалость, чтобы не дрогнули они при виде моря вражеской крови. И мы выпустим это море. Кровь за кровь. Без пощады, без сострадания мы будем избивать врагов десятками, сотнями. Пусть их наберутся тысячи. Пусть они захлебнутся в собственной крови! Не стихийную, массовую резню мы им устроим. Мы будем вытаскивать истинных буржуев-толстосумов и их подручных. За кровь товарища Урицкого, за ранение тов. Ленина, за покушение на тов. Зиновьева, за неотмщенную кровь товарищей Володарского, Нахимсона, латышей, матросов — пусть прольётся кровь буржуазии и её слуг, — больше крови!»

Таким образом, за кровь нахимсонов и латышей было решено утопить в крови русскую аристократию и «белогвардейцев», хотя ни к покушению на Ленина, ни к убийству Урицкого русские военные, и уж тем более «буржуи» отношения не имели — в Ленина стреляла еврейка Каплан из партии эсеров, убийца Урицкого — тоже еврей, но из партии энесов.

Сам «декрет о красном терроре» гласил:

СОВЕТ НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ РСФСР

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

от 5 сентября 1918 года

О «КРАСНОМ ТЕРРОРЕ»

Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад Председателя Всероссийской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности о деятельности этой Комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; что для усиления деятельности Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности и внесения в нее большей планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; что необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры.

Подписали: Народный Комиссар Юстиции Д. КУРСКИЙ

Народный Комиссар по Внутренним Делам Г. ПЕТРОВСКИЙ

Управляющий Делами Совета Народных Комиссаров Вл. БОНЧ-БРУЕВИЧ

СУ, № 19, отдел 1, Ст. 710, 05.09.18.

После его провозглашения, обрадованный Дзержинский заявил:

«Законы 3 и 5 сентября наконец-то наделили нас законными правами на то, против чего возражали до сих пор некоторые товарищи по партии, на то, чтобы кончать немедленно, не испрашивая ничьего разрешения, с контрреволюционной сволочью».
Известный исследователь большевистского террора Роман Гуль отмечал: «…Дзержинский занес над Россией «революционный меч». По невероятности числа погибших от коммунистического террора «октябрьский Фукье-Тенвиль» превзошел и якобинцев, и испанскую инквизицию, и террор всех реакций. Связав с именем Дзержинского страшное лихолетие своей истории, Россия надолго облилась кровью».

Известный чекист М.Я.Лацис так определил принцип красного террора:

«Мы не ведём войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который мы должны ему предложить, — к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом — смысл и сущность красного террора».

Согласно сведениям, опубликованным лично М.Лацисом, в 1918 году и за 7 месяцев 1919 года были расстреляны 8389 человек, из них: Петроградской ЧК — 1206; Московской — 234; Киевской — 825; ВЧК 781 человек, заключено в концлагеря 9496 человек, тюрьмы — 34334; взяты заложники 13111 человек и арестованы 86 893 человека.

В то же время, в октябре 1918 года Ю. Мартов, лидер партии меньшевиков заявил, что жертв репрессий ЧК в ходе красного террора с начала сентября было «более чем десять тысяч».

23-го марта 1919 года С.П.Мельгуновым сообщается о событиях августа 1918 года:

«в последних числах августа две барки, наполненныя офицерами, потоплены и трупы их были выброшены в имёніи одного из моих друзей, расположенном на Финском заливе; многіе были связаны по двое и по трое колючей проволокой».
И если в Москве и Петрограде количество убитых поддаётся хоть какому-то учёту, можно найти свидетельства звеств чекистских палачей, то в отдалённых уголках России красный террор принял неконтролируемые формы. Сомопровозглашённые «чекушки», состоящие из бывших уголовников, тунеядцев-алкоголиков и всевозможных маргиналов, творили любой безпредел, упиваясь властью и безнаказанностью, под видом «борьбы с буржуазией» убивая всех, кто им лично не нравился, часто — с целью завладеть имуществом убитого, а то и просто для удовлетворения собственных садистских потребностей.

Отдельная тема — это отношение красноармейцев к пленным Белым воинам. Белым офицерам красные выбивали погоны гвоздями на плечах, а казакам на ногах лампасы вырезали ножами. При взятии Астрахани, например, пленных и недовольных топили целыми баржами, чтобы патроны экономить. Живьем бросали людей в доменные печи и сжигали в топках паровозов. Доходило то того, что особым шиком у красных считалось обмазывать сапоги человеческим салом…

Развлечения чекистов

Параллельно убийствам русских военных и интеллигенции, большевики осуществляли террор против Русской Православной Церкви и убивали священнослужителей и верующих.

8 ноября 1917 года царскосельский протоиерей Иоанн Кочуров был подвергнут продолжительным избиениям, затем был убит путём волочения по шпалам железнодорожных путей. В 1918 году три православных иерея в г. Херсоне были распяты на кресте. В декабре 1918 года епископ Соликамский Феофан (Ильменский) был публично казнён путём периодического окунания в прорубь и замораживания, будучи подвешенным за волосы, в Самаре бывший Михайловский епископ Исидор (Колоколов) был посажен на кол, вследствие чего умер. Епископ Пермский Андроник (Никольский) был захоронен в землю заживо. Архиепископ Нижегородский Иоаким (Левицкий) был казнен, согласно документально неподтверждённым данным, путём публичного повешения вниз головой в севастопольском соборе.

В 1918 году в Ставропольской епархии были казнены 37 священнослужителей, в числе которых — Павел Калиновский, 72 лет и священник Золотовский, 80 лет

Епископ Серапульский Амвросий (Гудко) был казнён путём привязывания к хвосту лошади; в Воронеже в 1919 году было одновременно убито 160 священников во главе с архиепископом Тихоном (Никаноровым), которого повесили на Царских вратах в церкви Митрофановского монастыря. В начале января 1919 года, в числе иных, был зверски умерщвлён епископ Ревельский Платон (Кульбуш).

Расстрелянные красными монахи Мгарского мужского монастыря, 1919 г.

В августе 1919 года, когда войсками Добровольческой армии были освобождены от красных обширные территории России, и началось расследование и обнародование фактов преступлений большевиков, сообщалось о существовании в Киеве так называемых «человеческих боен» губерской и уездных ЧК:

Весь … пол большого гаража был залит уже … стоявшей на несколько дюймов кровью, смешанной в ужасающую массу с мозгом, черепными костями, клочьями волос и другими человеческими остатками …. стены были забрызганы кровью, на них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи… жёлоб в четверть метра ширины и глубины и приблизительно в 10 метров длины… был на всём протяжёніи до верху наполнен кровью… Рядом с этим местом ужасов в саду того же дома лежали наспех поверхностно зарытые 127 трупов последней бойни… у всех трупов размозжены черепа, у многих даже совсем расплющены головы… Некоторые были совсем без головы, но головы не отрубались, а… отрывались… мы натолкнулись в углу сада на другую более старую могилу, в которой было приблизительно 80 трупов… лежали трупы с распоротыми животами, у других не было членов, некоторые были вообще совершенно изрублены. У некоторых были выколоты глаза… головы, лица, шеи и туловища были покрыты колотыми ранами… У нескольких не было языков… Тут были старики, мужчины, женщины и дети. Одна женщина была связана верёвкой со своей дочкой, девочкой лет восьми. У обеих были огнестрельныя раны.

В губернской Чека мы нашли кресло (то же было и в Харькове) в роде зубоврачебнаго, на котором остались ещё ремни, которыми к нему привязывалась жертва. Весь цементный пол комнаты был залит кровью, и к окровавленному креслу прилипли остатки человеческой кожи и головной кожи с волосами… В уездной Чека было то же самое, такой же покрытый кровью с костями и мозгом пол и пр… В этом помещёніи особенно бросалась в глаза колода, на которую клалась голова жертвы и разбивалась ломом, непосредственно рядом с колодой была яма, в роде люка, наполненная до верху человеческим мозгом, куда при размозжёніи черепа мозг тут же падал.

Не менее жестокими оказываются пытки, применяемые так называемой «китайской» ЧК г. Киева:

Пытаемаго привязывали к стене или столбу; потом к нему крепко привязывали одним концом железную трубу в несколько дюймов ширины… Через другое отверстіе в неё сажалась крыса, отверстіе тут же закрывалось проволочной сеткой и к нему подносился огонь. Приведённое жаром в отчаяніе животное начинало въедаться в тело несчастнаго, чтобы найти выход. Такая пытка длилась часами, порой до следующаго дня, пока жертва умирала.

Как сообщается, в свою очередь Харьковская ЧК под руководством Саенко применяло скальпирование и «снимание перчаток с кистей рук», Воронежская ЧК применяло катание голыми в бочке, утыканной гвоздями. В Царицыне и Камышине «пилили кости». В Полтаве и Кременчуге священнослужителей сажали на кол. В Екатеринославе применяли распятие и побивание камнями, в Одессе офицеров привязывали цепями к доскам, вставляя в топку и жаря, либо разрывали пополам колёсами лебёдок, либо опускали по очереди в котёл с кипятком и в море. В Армавире, в свою очередь, применялись «смертные венчики»: голова человека на лобной кости опоясывается ремнём, концы которого имеют железные винты и гайку, которая при завинчивании сдавливает ремнём голову. В Орловской губернии широко применяется замораживание людей путём обливания холодной водой при низкой температуре.

Сведения о применении пыток во время допросов проникают в революционную прессу, поскольку данная мера, естественно, была непривычна для многих большевиков. В частности, газета «Известия» от 26-го января 1919 года № 18 публикует статью «Неужели средневековый застенок?» с письмом случайного пострадавшаго члена РКП (б), который был подвергут пыткам следственной комиссией Сущево-Мариинскаго района в Москве:

«Арестован я был случайно, как раз в месте, где … фабриковали фальшивые керенки. До допроса я сидел 10 дней и переживал что-то невозможное … Тут избивали людей до потери сознания, a затем выносили без чувств прямо в погреб или холодильник, где продолжали бить с перерывом по 18 часов в сутки. На меня это так повлияло, что я чуть с ума не сошёл».

6-го октября 1918 года 3-й номер «Еженедельника ВЧК» публикует посвящённую «Делу Локкарта» статью «Почему вы миндальничаете?», автором которой являлся Председатель нолинской ЧК:

Собственно Ленин виновен в 2,5 миллионах смертей в нашей стране. Это результаты санкционированного им красного террора. Добавив сюда жертвы развязанной большевиками гражданской войны и искуственного голода, устроенного чтобы подавить крестьянское антисоветское сопротивление, получатся совсем другие цифры. Начатый при жизни Ленина террор продолжался и после его смерти — расказачивание, раскулачивание, насильственная коллективизация, сталинские чистки есть продолжение начатой им политики, и тогда, Ленин виновен в 60 миллионах смертей в нашей стране.

Так почему же до сих пор на улицах русских городов стоят памятники этому кровожадному тирану, а улицы городов носят его проклятое миллионами имя?

Всем сейчас хорошо известно, какими методами большевики подавляли крестьянские восстания — достаточно примера применения химического оружия против тамбовских повстанцев, известно, сколько коммунистами было убито священников и разрушено храмов. Известно о безпрецедентной бойне, устроенной большевиками в Крыму, после отступления оттуда Русской армии Врангеля. Убийство царской семьи, геноцид казаков, голодомор, войны…

Мы обязаны дать преступлениям коммунизма однозначную юридическую и моральную оценку, чтобы подобное больше никогда не повторилось.

Мемориал памяти жертв красного террора в г. Ростов-на-Дону

Part of the Russian Civil War
Propaganda poster in Petrograd, 1918: «Death to the Bourgeoisie and its lapdogs – Long live the Red Terror»[1]
Native name	Красный террор / Красный терроръ Krasnyy terror
Date	August 1918 – February 1922
Duration	3–4 years
Location	Soviet Russia
Motive	Political repression
Target	Anti-Bolshevik groups, criminals, counter-revolutionaries, and dissidents
Organized by	Cheka
Deaths	50,000–200,000 executed

The Red Terror (Russian: Красный террор, romanized: krasnyj terror) in Soviet Russia was a campaign of political repression and executions carried out by the Bolsheviks, chiefly through the Cheka, the Bolshevik secret police. It started in late August 1918 after the beginning of the Russian Civil War^{[2][3][4][page needed]} and lasted until 1922.^[5][6]

Arising after assassination attempts on Vladimir Lenin and Petrograd Cheka leader Moisei Uritsky, the latter of which was successful, the Red Terror was modeled on the Reign of Terror of the French Revolution,^[7] and sought to eliminate political dissent, opposition, and any other threat to Bolshevik power.^[2] More broadly, the term is usually applied to Bolshevik political repression throughout the Civil War (1917–1922),^[8][9][10] as distinguished from the White Terror carried out by the White Army (Russian and non-Russian groups opposed to Bolshevik rule) against their political enemies, including the Bolsheviks.

Estimates for the total number of victims of Bolshevik repression vary widely in numbers and scope. One source gives estimates of 28,000 executions per year from December 1917 to February 1922.^[11] Estimates for the number of people shot during the initial period of the Red Terror are at least 10,000.^[12] Estimates for the whole period go for a low of 50,000^[13] to highs of 140,000^[13][14] and 200,000 executed.^[15] The most reliable estimations for the number of executions in total put the number at about 100,000.^[16]

Bolshevik justification[edit]

The Red Terror in Soviet Russia was justified in Soviet historiography as a wartime campaign against counter-revolutionaries during the Russian Civil War of 1918–1921, targeting those who sided with the Whites (White Army). Bolsheviks referred to any anti-Bolshevik factions as Whites, regardless of whether those factions actually supported the White movement cause. Leon Trotsky described the context in 1920:

The severity of the proletarian dictatorship in Russia, let us point out here, was conditioned by no less difficult circumstances [than the French Revolution]. There was one continuous front, on the north and south, in the east and west. Besides the Russian White Guard armies of Kolchak, Denikin and others, there are those attacking Soviet Russia, simultaneously or in turn: Germans, Austrians, Czecho-Slovaks, Serbs, Poles, Ukrainians, Roumanians, French, British, Americans, Japanese, Finns, Esthonians, Lithuanians … In a country throttled by a blockade and strangled by hunger, there are conspiracies, risings, terrorist acts, and destruction of roads and bridges.

He then contrasted the terror with the revolution and provided the Bolshevik’s justification for it:

The first conquest of power by the Soviets at the beginning of November 1917 (new style) was actually accomplished with insignificant sacrifices. The Russian bourgeoisie found itself to such a degree estranged from the masses of the people, so internally helpless, so compromised by the course and the result of the war, so demoralized by the regime of Kerensky, that it scarcely dared show any resistance. … A revolutionary class which has conquered power with arms in its hands is bound to, and will, suppress, rifle in hand, all attempts to tear the power out of its hands. Where it has against it a hostile army, it will oppose to it its own army. Where it is confronted with armed conspiracy, attempt at murder, or rising, it will hurl at the heads of its enemies an unsparing penalty.

Martin Latsis, chief of the Ukrainian Cheka, stated in the newspaper Red Terror:

We are not fighting against single individuals. We are exterminating the bourgeoisie as a class. Do not look in the file of incriminating evidence to see whether or not the accused rose up against the Soviets with arms or words. Ask him instead to which class he belongs, what is his background, his education, his profession. These are the questions that will determine the fate of the accused. That is the meaning and essence of the Red Terror.

The bitter struggle was described succinctly from the Bolshevik point of view by Grigory Zinoviev in mid-September 1918:

To overcome our enemies we must have our own socialist militarism. We must carry along with us 90 million out of the 100 million of Soviet Russia’s population. As for the rest, we have nothing to say to them. They must be annihilated.

A completely different point of view from those of the Bolsheviks was expressed in November 1918 by the Left Socialist Revolutionary leader Maria Spiridonova, at the time in prison awaiting trial. In her Open Letter to the Central Executive of the Bolshevik party, she wrote in particular:

Never in the most corrupt of Parliaments, never in the most venal papers of capitalist society has hatred of opponents reached such heights of cynicism as your hatred.

[…] These nightly murders of fettered, unarmed, helpless people, these secret shootings in the back, the unceremonious burial on the spot of bodies, robbed to the very shirt, not always quite dead, often still groaning, in a mass grave—what sort of Terrorism is this? This cannot be called Terrorism. In the course of Russian revolutionary history, the word Terrorism did not merely connote revenge and intimidation (which were the very last things in its mind). No, the foremost aims of Terrorism were to protest against tyranny, to awake a sense of value in the souls of the oppressed, to rouse the conscience of those who kept silence in the face of this submission. Moreover, the Terrorist nearly always accompanied his deed by a voluntary sacrifice of his own liberty or life. Only in this way, it seems to me, could the Terrorist acts of the revolutionaries be justified. But where are these elements to be found in the cowardly Cheka, in the unbelievable moral poverty of its leaders?
… So far the working classes have brought about the Revolution under the unblemished red flag, which was red with their own blood. Their moral authority and sanction lay in their sufferings for the highest ideal of humanity. Belief in Socialism is at the same time a belief in a nobler future for humanity—a belief in goodness, truth, and beauty, in the abolition of the use of all kinds of force, in the brotherhood of the world. And now you have damaged this belief, which had inflamed the souls of the people as never before, at its very roots.

— Maria Spiridonova Open Letter to the Central Executive of the Bolshevik Party, November 1918^[19]

History[edit]

The Red Terror campaign is considered to have officially begun between 17 and 30 August 1918 as retribution for two assassination attempts (one of which was successful).^[7][20] The official decree of a «Red Terror,» however, came a few days later, in September.^[20][21]

Background[edit]

In December 1917 Felix Dzerzhinsky was appointed to the duty of rooting out counterrevolutionary threats to the Soviet government. He was the director of the All-Russian Extraordinary Commission (aka Cheka), a predecessor of the KGB that served as the secret police for the Soviets.^[20]

From early 1918 Bolsheviks started physical elimination of opposition and other socialist and revolutionary fractions:^[22]

Of all the revolutionary elements in Russia it is the Anarchists who now suffer the most ruthless and systematic persecution. Their suppression by the Bolsheviki began already in 1918, when — in the month of April of that year — the Communist Government attacked, without provocation or warning, the Anarchist Club of Moscow and by the use of machine guns and artillery «liquidated» the whole organisation.

— Alexander Berkman, Emma Goldman, Bolsheviks Shooting Anarchists

On 11 August 1918, prior to the events that would officially catalyze the Terror, Vladimir Lenin had sent telegrams «to introduce mass terror» in Nizhny Novgorod in response to a suspected civilian uprising there, and to «crush» landowners in Penza who resisted, sometimes violently, the requisitioning of their grain by military detachments:^[10]

Comrades! The kulak uprising in your five districts must be crushed without pity … You must make example of these people.

(1) Hang (I mean hang publicly, so that people see it) at least 100 kulaks, rich bastards, and known bloodsuckers.

(2) Publish their names.

(3) Seize all their grain.

(4) Single out the hostages per my instructions in yesterday’s telegram.

Do all this so that for miles around people see it all, understand it, tremble, and tell themselves that we are killing the bloodthirsty kulaks and that we will continue to do so …

Yours, Lenin.

P.S. Find tougher people.

On 17 August 1918, Petrograd Cheka leader Moisei Uritsky was assassinated by Leonid Kannegisser; shortly after, on August 30, Fanni Kaplan unsuccessfully attempted to assassinate Vladimir Lenin.^[7][20]

These attacks would finally persuade the government to heed Dzerzhinsky’s lobbying for greater internal security. The campaign of mass repressions would officially begin thereafter as retribution.^[7][20]

Repression begins[edit]

While recovering from his wounds, Lenin instructed: «It is necessary – secretly and urgently to prepare the terror.»^[23] In immediate response to the two attacks, Chekists killed approximately 1,300 «bourgeois hostages» held in Petrograd and Kronstadt prisons.^[24]

Bolshevik newspapers were especially integral to instigating an escalation in state violence: on August 31, the state-controlled media launched the repressive campaign through incitement of violence. One article appearing in Pravda exclaimed: «the time has come for us to crush the bourgeoisie or be crushed by it…. The anthem of the working class will be a song of hatred and revenge!»^[20] The next day, the newspaper Krasnaia Gazeta stated that «only rivers of blood can atone for the blood of Lenin and Uritsky.»^[20]

The first official announcement of a Red Terror was published in Izvestia on September 3, titled «Appeal to the Working Class», calling for the workers to «crush the hydra of counter-revolution with massive terror!»; it would also make clear that «anyone who dares to spread the slightest rumor against the Soviet regime will be arrested immediately and sent to a concentration camp».^[25] Izvestia also reported that, in the 4 days since the attempt on Lenin, over 500 hostages had been executed in Petrograd alone.^[20]

Subsequently, on September 5, the Central Committee of the Bolshevik government issued a decree «On Red Terror», prescribing «mass shooting” to be «inflicted without hesitation;» the decree ordered the Cheka «to secure the Soviet Republic from the class enemies by isolating them in concentration camps», as well as stating that counter-revolutionaries «must be executed by shooting [and] that the names of the executed and the reasons of the execution must be made public.»^[2][20][21]

The government executed 500 «representatives of overthrown classes» (kulaks) immediately after the assassination of Uritsky.^{[3][need quotation to verify]} Soviet commissar Grigory Petrovsky called for an expansion of the Terror and an «immediate end of looseness and tenderness.»^[2]

In October 1918, Cheka commander Martin Latsis likened the Red Terror to a class war, explaining that «we are destroying the bourgeoisie as a class.»^[2]

On October 15, the leading Chekist Gleb Bokii, summing up the officially-ended Red Terror, reported that, in Petrograd, 800 alleged enemies had been shot and another 6,229 imprisoned.^[23] Casualties in the first two months were between 10,000 and 15,000 based on lists of summarily executed people published in newspaper Cheka Weekly and other official press. A declaration About the Red Terror by the Sovnarkom on 5 September 1918 stated:

…that for empowering the All-Russian Extraordinary Commission in the fight with the counter-revolution, profiteering and corruption and making it more methodical, it is necessary to direct there possibly bigger number of the responsible party comrades, that it is necessary to secure the Soviet Republic from the class enemies by way of isolating them in concentration camps, that all people are to be executed by fire squad who are connected with the White Guard organizations, conspiracies and mutinies, that it is necessary to publicize the names of the executed as well as the reasons of applying to them that measure.

— Signed by People’s Commissar of Justice D. Kursky, People’s Commissar of Interior G. Petrovsky, Director in Affairs of the Council of People’s Commissars V. Bonch-Bruyevich, SU, #19, department 1, art.710, 04.09.1918^[26]

As the Russian Civil War progressed, significant numbers of prisoners, suspects and hostages were executed because they belonged to the «possessing classes». Numbers are recorded for cities occupied by the Bolsheviks:

In Kharkov there were between 2,000 and 3,000 executions in February–June 1919, and another 1,000–2,000 when the town was taken again in December of that year; in Rostov-on-Don, approximately 1,000 in January 1920; in Odessa, 2,200 in May–August 1919, then 1,500–3,000 between February 1920 and February 1921; in Kiev, at least 3,000 in February–August 1919; in Ekaterinodar, at least 3,000 between August 1920 and February 1921; In Armavir, a small town in Kuban, between 2,000 and 3,000 in August–October 1920. The list could go on and on.^[27]

In Crimea, Béla Kun and Rosalia Zemlyachka, with Vladimir Lenin’s approval,^[28] had 50,000 White prisoners of war and civilians summarily executed by shooting or hanging after the defeat of general Pyotr Wrangel at the end of 1920. They had been promised amnesty if they would surrender.^[29] This is one of the largest massacres in the Civil War.^[30]

On 16 March 1919, all military detachments of the Cheka were combined in a single body, the Troops for the Internal Defense of the Republic, which numbered 200,000 in 1921. These troops policed labor camps, ran the Gulag system, conducted prodrazvyorstka (requisitions of food), and put down peasant rebellions, riots by workers, and mutinies in the Red Army (which was plagued by desertions).^[10]

One of the main organizers of the Red Terror for the Bolshevik government was 2nd-Grade Army Commissar Yan Karlovich Berzin (1889–1938), whose real name was Pēteris Ķuzis. He took part in the October Revolution of 1917 and afterwards worked in the central apparatus of the Cheka. During the Red Terror, Berzin initiated the system of taking and shooting hostages to stop desertions and other «acts of disloyalty and sabotage».^{[4][page needed]} As chief of a special department of the Latvian Red Army (later the 15th Army), Berzin played a part in the suppression of the Russian sailors’ mutiny at Kronstadt in March 1921. He particularly distinguished himself in the course of the pursuit, capture, and killing of captured sailors.^{[4][page needed]}

Repressions[edit]

Among the victims of the Red Terror were tsarists, liberals, non-Bolshevik socialists, members of the clergy, ordinary criminals, counter-revolutionaries, and other political dissidents. Later, industrial workers who failed to meet production quotas were also targeted.^[2]

The first victims of the Terror were the Socialist Revolutionaries (SR). Over the months of the campaign, over 800 SR members were executed, while thousands more were driven into exile or detained in labor camps.^[2] In a matter of weeks, executions carried out by the Cheka doubled or tripled the amount of death sentences pronounced by the Russian Empire over its 92-year period from 1825 to 1917.^[24] While the Socialist Revolutionaries were initially the primary targets of the terror, most of its victims were associated with the Tsarist autocracy.^[12][20]

Peasants[edit]

The Internal Troops of the Cheka and the Red Army practiced the terror tactics of taking and executing numerous hostages, often in connection with desertions of forcefully mobilized peasants. According to Orlando Figes, more than 1 million people deserted from the Red Army in 1918, around 2 million people deserted in 1919, and almost 4 million deserters escaped from the Red Army in 1921.^[31] Around 500,000 deserters were arrested in 1919 and close to 800,000 in 1920 by Cheka troops and special divisions created to combat desertions.^[10] Thousands of deserters were killed, and their families were often taken hostage. According to Lenin’s instructions,

After the expiration of the seven-day deadline for deserters to turn themselves in, punishment must be increased for these incorrigible traitors to the cause of the people. Families and anyone found to be assisting them in any way whatsoever are to be considered as hostages and treated accordingly.^[10]

In September 1918, in just twelve provinces of Russia, 48,735 deserters and 7,325 brigands were arrested: 1,826 were executed and 2,230 were deported. A typical report from a Cheka department stated:

Yaroslavl Province, 23 June 1919. The uprising of deserters in the Petropavlovskaya volost has been put down. The families of the deserters have been taken as hostages. When we started to shoot one person from each family, the Greens began to come out of the woods and surrender. Thirty-four deserters were shot as an example.^[10]

Estimates suggest that during the suppression of the Tambov Rebellion of 1920–1921, around 100,000 peasant rebels and their families were imprisoned or deported and perhaps 15,000 executed.^[32]

This campaign marked the beginning of the Gulag, and some scholars have estimated that 70,000 were imprisoned by September 1921 (this number excludes those in several camps in regions that were in revolt, such as Tambov). Conditions in these camps led to high mortality rates, and «repeated massacres» took place. The Cheka at the Kholmogory camp adopted the practice of drowning bound prisoners in the nearby Dvina river.^[33] Occasionally, entire prisons were «emptied» of inmates via mass shootings prior to abandoning a town to White forces.^[34][35]

Industrial workers[edit]

On 16 March 1919, Cheka stormed the Putilov factory. More than 900 workers who went to a strike were arrested, of whom more than 200 were executed without trial during the next few days.^{[citation needed]} Numerous strikes took place in the spring of 1919 in cities of Tula, Oryol, Tver, Ivanovo and Astrakhan. Starving workers sought to obtain food rations matching those of Red Army soldiers. They also demanded the elimination of privileges for Bolsheviks, freedom of the press, and free elections. The Cheka mercilessly suppressed all strikes, using arrests and executions.^[36]

In the city of Astrakhan, a revolt led by the White Guard forces broke out. In preparing this revolt, the Whites managed to smuggle more than 3000 rifles and machine guns into the city. The leaders of the plot decided to act on the night 9–10 March 1919. The rebels were joined by wealthy peasants from the villages, which suppressed the Committees of the Poor, and committed massacres against rural activists. Eyewitnesses reported atrocities in villages such as Ivanchug, Chagan, Karalat. In response, Soviet forces led by Kirov undertook to suppress this revolt in the villages, and together with the Committees of the Poor restored Soviet power. The revolt in Astrakhan was brought under control by 10 March, and completely defeated by the 12th. More than 184 were sentenced to death, including monarchists, and representatives of the Kadets, Left-Socialist Revolutionaries, repeat offenders, and persons shown to have links with British and American intelligence services.^[37] The opposition media with political opponents like Chernov, and Melgunov, and others would later say that between 2,000 and 4,000 were shot or drowned from 12 to 14 of March 1919.^{[38] [39]}

However, strikes continued. Lenin had concerns about the tense situation regarding workers in the Ural region. On 29 January 1920, he sent a telegram to Vladimir Smirnov stating «I am surprised that you are putting up with this and do not punish sabotage with shooting; also the delay over the transfer here of locomotives is
likewise manifest sabotage; please take the most resolute measures.»^[40]

At these times, there were numerous reports that Cheka interrogators used torture. At Odessa the Cheka tied White officers to planks and slowly fed them into furnaces or tanks of boiling water; in Kharkiv, scalpings and hand-flayings were commonplace: the skin was peeled off victims’ hands to produce «gloves»;^[41] the Voronezh Cheka rolled naked people around in barrels studded internally with nails; victims were crucified or stoned to death at Dnipropetrovsk; the Cheka at Kremenchuk impaled members of the clergy and buried alive rebelling peasants; in Oryol, water was poured on naked prisoners bound in the winter streets until they became living ice statues; in Kyiv, Chinese Cheka detachments placed rats in iron tubes sealed at one end with wire netting and the other placed against the body of a prisoner, with the tubes being heated until the rats gnawed through the victim’s body in an effort to escape.^[42]

Executions took place in prison cellars or courtyards, or occasionally on the outskirts of town, during the Red Terror and Russian Civil War. After the condemned were stripped of their clothing and other belongings, which were shared among the Cheka executioners, they were either machine-gunned in batches or dispatched individually with a revolver. Those killed in prison were usually shot in the back of the neck as they entered the execution cellar, which became littered with corpses and soaked with blood. Victims killed outside the town were moved by truck, bound and gagged, to their place of execution, where they sometimes were made to dig their own graves.^[43]

According to Edvard Radzinsky, «it became a common practice to take a husband hostage and wait for his wife to come and purchase his life with her body».^[3] During decossackization, there were massacres, according to historian Robert Gellately, «on an unheard of scale». The Pyatigorsk Cheka organized a «day of Red Terror» to execute 300 people in one day, and took quotas from each part of town. According to the Chekist Karl Lander [ru], the Cheka in Kislovodsk, «for lack of a better idea», killed all the patients in the hospital. In October 1920 alone more than 6,000 people were executed. Gellately adds that Communist leaders «sought to justify their ethnic-based massacres by incorporating them into the rubric of the ‘class struggle‘«.^[44]

Clergy and religious[edit]

Members of the clergy were subjected to particularly brutal abuse. According to documents cited by Alexander Yakovlev, then head of the Presidential Committee for the Rehabilitation of Victims of Political Repression, priests, monks and nuns were crucified, thrown into cauldrons of boiling tar, scalped, strangled, given Communion with melted lead and drowned in holes in the ice.^[45] An estimated 3,000 were put to death in 1918 alone.^[45]

Interpretations by historians[edit]

Historians such as Stéphane Courtois and Richard Pipes have argued that the Bolsheviks needed to use terror to stay in power because they lacked popular support.^[10][46] Although the Bolsheviks dominated among workers, soldiers and in their revolutionary soviets, they won less than a quarter of the popular vote in elections for the Constituent Assembly held soon after the October Revolution, since they commanded much less support among the peasantry. The Constituent Assembly elections predated the split between the Right SRs, who had opposed the Bolsheviks, and the Left SRs, who were their coalition partners, consequentially many peasant votes intended for the latter went to the SRs.^[47][48][49] Massive strikes by Russian workers were «mercilessly» suppressed during the Red Terror.^[47]

According to Richard Pipes, terror was inevitably justified by Lenin’s belief that human lives were expendable in the cause of building the new order of communism. Pipes has quoted Marx’s observation of the class struggles in 19th century France: «The present generation resembles the Jews whom Moses led through the wilderness. It must not only conquer a new world, it must also perish in order to make room for the people who are fit for a new world», but noted that neither Karl Marx nor Friedrich Engels encouraged mass murder.^[46][50] Robert Conquest was convinced that «unprecedented terror must seem necessary to ideologically motivated attempts to transform society massively and speedily, against its natural possibilities.»^[47]

Orlando Figes’ view was that Red Terror was implicit, not so much in Marxism itself, but in the tumultuous violence of the Russian Revolution. He noted that there were a number of Bolsheviks, led by Lev Kamenev, Nikolai Bukharin, and Mikhail Olminsky, who criticized the actions and warned that thanks to «Lenin’s violent seizure of power and his rejection of democracy,» the Bolsheviks would be «forced to turn increasingly to terror to silence their political critics and subjugate a society they could not control by other means.»^[51] Figes also asserts that the Red Terror «erupted from below. It was an integral element of the social revolution from the start. The Bolsheviks encouraged but did not create this mass terror. The main institutions of the Terror were all shaped, at least in part, in response to these pressures from below.»^[52]

The German Marxist Karl Kautsky pleaded with Lenin against using violence as a form of terrorism because it was indiscriminate, intended to frighten the civilian population and included the taking and executing hostages: «Among the phenomena for which Bolshevism has been responsible, terrorism, which begins with the abolition of every form of freedom of the Press, and ends in a system of wholesale execution, is certainly the most striking and the most repellent of all.»^[53]

In The Black Book of Communism, Nicolas Werth contrasts the Red and White Terrors, noting the former was the official policy of the Bolshevik government:

The Bolshevik policy of terror was more systematic, better organized, and targeted at whole social classes. Moreover, it had been thought out and put into practice before the outbreak of the civil war. The White Terror was never systematized in such a fashion. It was almost invariably the work of detachments that were out of control, and taking measures not officially authorized by the military command that was attempting, without much success, to act as a government. If one discounts the pogroms, which Denikin himself condemned, the White Terror most often was a series of reprisals by the police acting as a sort of military counterespionage force. The Cheka and the Troops for the Internal Defense of the Republic were a structured and powerful instrument of repression of a completely different order, which had support at the highest level from the Bolshevik regime.^[54]

James Ryan points out that Lenin never advocated for the physical extermination of the entire bourgeoisie as a class, just the execution of those who were actively involved in opposing and undermining Bolshevik rule.^[55] He did intend to bring about «the overthrow and complete abolition of the bourgeoisie», but through non-violent political and economic means.^[56]

Leszek Kołakowski noted that while Bolsheviks (especially Lenin) were very much focused on the Marxian concept of «violent revolution» and dictatorship of the proletariat long before the October Revolution, implementation of the dictatorship was clearly defined by Lenin as early as in 1906, when he argued it must involve «unlimited power based on force and not on law,» power that is «absolutely unrestricted by any rules whatever and based directly on violence.» In The State and Revolution of 1917, Lenin once again reiterated the arguments raised by Marx and Engels calling for use of terror. Voices such as Kautsky calling for moderate use of violence met «furious reply» from Lenin in The Proletarian Revolution and the Renegade Kautsky (1918). Another theoretical and systematic argument in favor of organized terror in response to Kautsky’s reservations was written by Trotsky in The Defense of Terrorism (1921). Trotsky argued that in the light of historical materialism, it is sufficient that the violence is successful for it to justify its rightness. Trotsky also introduced and provided ideological justification for many of the future features characterizing the Bolshevik system such as «militarization of labor» and concentration camps.^[57]

Historical significance[edit]

The Red Terror was significant because it was the first of numerous Communist terror campaigns which were waged in Soviet Russia and many other countries.^{[58][page needed]} It also triggered the Russian Civil War according to historian Richard Pipes.^[46] Menshevik Julius Martov wrote about Red Terror:

The beast has licked hot human blood. The man-killing machine is brought into motion … But blood breeds blood … We witness the growth of the bitterness of the civil war, the growing bestiality of men engaged in it.^[59][60]

The term ‘Red Terror’ was later used in reference to other campaigns of violence which were waged by communist or communist-affiliated groups. Some other events which were also called «Red Terrors» include:

• Hungarian Red Terror — the execution of 590 people who were accused of being involved in the counterrevolutionary coup against the Hungarian Soviet Republic on 24 June 1919.
• Spanish Red Terror — assassinations which were carried out during the Spanish Civil War.
• Red Terror (Greece) — a campaign of repression which was waged in Greece by the Communist organizations of the Greek Resistance (during the Axis occupation of Greece which coincided with World War II) and the Greek Civil War (1943–49).^[61]
• Ethiopian Red Terror — a campaigned of repression which was waged by the Derg during the rule of Mengistu Haile Mariam.
• Chinese Red Terror — a campaign of repression which is believed to have begun with the Red August of the Cultural Revolution. According to Mao Zedong himself: «Red terror ought to be our reply to these counter-revolutionaries. We must, especially in the war zones and in the border areas, deal immediately, swiftly with every kind of counter-revolutionary activity.»^[62]
• Indian Red Terror — a name which was given to the «Nandigram violence» (November 2007) in Nandigram, West Bengal, critics use it in order to allude to the actions of the local administration Communist Party of India, the ruling party in West Bengal.^[63] The situation was also called a «Red Terror» by the media.^[64]
• Finnish Red Terror — the 1918 Civil War in Finland.
• Yugoslavian Red Terror — another name for the period from 1941 to 1942 in Yugoslavia known as the «Leftist errors.»

See also[edit]

Notes[edit]

References and further reading[edit]

See also: Bibliography of the Russian Revolution and Civil War § Violence and terror

• Figes, Orlando (1998). A People’s Tragedy: The Russian Revolution 1891–1924. Penguin Books. ISBN 0670-859168.
• Gellately, Robert (2008). Lenin, Stalin, and Hitler: The Age of Social Catastrophe. Knopf. ISBN 9781400032136.
• Leggett, George (1986). The Cheka: Lenin’s Political Police. Oxford University Press. ISBN 0-19-822862-7.
• Lowe, Norman (2002). Mastering Twentieth Century Russian History. Palgrave. ISBN 9780333963074.
• Melgounov, Sergey (1975) [1925]. The Red Terror in Russia. Hyperions. ISBN 0-88355-187-X.
• Ryan, James (2012). Lenin’s Terror: The Ideological Origins of Early Soviet State Violence. London: Routledge. ISBN 978-1138815681.
• Steinberg, Isaac (1935). Spiridonova: Revolutionary Terrorist. London: Methuen.
• Trotsky, Leon (2017) [1920]. Terrorism and Communism: A Reply to Karl Kautsky. Verso. ISBN 9781786633439. See also text on marxists.org.
• Werth, Nicolas; Bartosek, Karel; Panne, Jean-Louis; Margolin, Jean-Louis; Paczkowski, Andrzej; Courtois, Stephane (1999). Black Book of Communism: Crimes, Terror, Repression. Harvard University Press. ISBN 0-674-07608-7.

External links[edit]

• Down with the Death Penalty! by Yuliy Osipovich Martov, June/July 1918
• The Record of the Red Terror by Sergei Melgunov
• More ‘red terror’ remains found in Russia UPI, July 19, 2010.

Part of the Russian Civil War
Propaganda poster in Petrograd, 1918: «Death to the Bourgeoisie and its lapdogs – Long live the Red Terror»[1]
Native name	Красный террор / Красный терроръ Krasnyy terror
Date	August 1918 – February 1922
Duration	3–4 years
Location	Soviet Russia
Motive	Political repression
Target	Anti-Bolshevik groups, criminals, counter-revolutionaries, and dissidents
Organized by	Cheka
Deaths	50,000–200,000 executed

The Red Terror (Russian: Красный террор, romanized: krasnyj terror) in Soviet Russia was a campaign of political repression and executions carried out by the Bolsheviks, chiefly through the Cheka, the Bolshevik secret police. It started in late August 1918 after the beginning of the Russian Civil War^{[2][3][4][page needed]} and lasted until 1922.^[5][6]

Arising after assassination attempts on Vladimir Lenin and Petrograd Cheka leader Moisei Uritsky, the latter of which was successful, the Red Terror was modeled on the Reign of Terror of the French Revolution,^[7] and sought to eliminate political dissent, opposition, and any other threat to Bolshevik power.^[2] More broadly, the term is usually applied to Bolshevik political repression throughout the Civil War (1917–1922),^[8][9][10] as distinguished from the White Terror carried out by the White Army (Russian and non-Russian groups opposed to Bolshevik rule) against their political enemies, including the Bolsheviks.

Estimates for the total number of victims of Bolshevik repression vary widely in numbers and scope. One source gives estimates of 28,000 executions per year from December 1917 to February 1922.^[11] Estimates for the number of people shot during the initial period of the Red Terror are at least 10,000.^[12] Estimates for the whole period go for a low of 50,000^[13] to highs of 140,000^[13][14] and 200,000 executed.^[15] The most reliable estimations for the number of executions in total put the number at about 100,000.^[16]

Bolshevik justification[edit]

The Red Terror in Soviet Russia was justified in Soviet historiography as a wartime campaign against counter-revolutionaries during the Russian Civil War of 1918–1921, targeting those who sided with the Whites (White Army). Bolsheviks referred to any anti-Bolshevik factions as Whites, regardless of whether those factions actually supported the White movement cause. Leon Trotsky described the context in 1920:

The severity of the proletarian dictatorship in Russia, let us point out here, was conditioned by no less difficult circumstances [than the French Revolution]. There was one continuous front, on the north and south, in the east and west. Besides the Russian White Guard armies of Kolchak, Denikin and others, there are those attacking Soviet Russia, simultaneously or in turn: Germans, Austrians, Czecho-Slovaks, Serbs, Poles, Ukrainians, Roumanians, French, British, Americans, Japanese, Finns, Esthonians, Lithuanians … In a country throttled by a blockade and strangled by hunger, there are conspiracies, risings, terrorist acts, and destruction of roads and bridges.

He then contrasted the terror with the revolution and provided the Bolshevik’s justification for it:

The first conquest of power by the Soviets at the beginning of November 1917 (new style) was actually accomplished with insignificant sacrifices. The Russian bourgeoisie found itself to such a degree estranged from the masses of the people, so internally helpless, so compromised by the course and the result of the war, so demoralized by the regime of Kerensky, that it scarcely dared show any resistance. … A revolutionary class which has conquered power with arms in its hands is bound to, and will, suppress, rifle in hand, all attempts to tear the power out of its hands. Where it has against it a hostile army, it will oppose to it its own army. Where it is confronted with armed conspiracy, attempt at murder, or rising, it will hurl at the heads of its enemies an unsparing penalty.

Martin Latsis, chief of the Ukrainian Cheka, stated in the newspaper Red Terror:

We are not fighting against single individuals. We are exterminating the bourgeoisie as a class. Do not look in the file of incriminating evidence to see whether or not the accused rose up against the Soviets with arms or words. Ask him instead to which class he belongs, what is his background, his education, his profession. These are the questions that will determine the fate of the accused. That is the meaning and essence of the Red Terror.

The bitter struggle was described succinctly from the Bolshevik point of view by Grigory Zinoviev in mid-September 1918:

To overcome our enemies we must have our own socialist militarism. We must carry along with us 90 million out of the 100 million of Soviet Russia’s population. As for the rest, we have nothing to say to them. They must be annihilated.

A completely different point of view from those of the Bolsheviks was expressed in November 1918 by the Left Socialist Revolutionary leader Maria Spiridonova, at the time in prison awaiting trial. In her Open Letter to the Central Executive of the Bolshevik party, she wrote in particular:

Never in the most corrupt of Parliaments, never in the most venal papers of capitalist society has hatred of opponents reached such heights of cynicism as your hatred.

[…] These nightly murders of fettered, unarmed, helpless people, these secret shootings in the back, the unceremonious burial on the spot of bodies, robbed to the very shirt, not always quite dead, often still groaning, in a mass grave—what sort of Terrorism is this? This cannot be called Terrorism. In the course of Russian revolutionary history, the word Terrorism did not merely connote revenge and intimidation (which were the very last things in its mind). No, the foremost aims of Terrorism were to protest against tyranny, to awake a sense of value in the souls of the oppressed, to rouse the conscience of those who kept silence in the face of this submission. Moreover, the Terrorist nearly always accompanied his deed by a voluntary sacrifice of his own liberty or life. Only in this way, it seems to me, could the Terrorist acts of the revolutionaries be justified. But where are these elements to be found in the cowardly Cheka, in the unbelievable moral poverty of its leaders?
… So far the working classes have brought about the Revolution under the unblemished red flag, which was red with their own blood. Their moral authority and sanction lay in their sufferings for the highest ideal of humanity. Belief in Socialism is at the same time a belief in a nobler future for humanity—a belief in goodness, truth, and beauty, in the abolition of the use of all kinds of force, in the brotherhood of the world. And now you have damaged this belief, which had inflamed the souls of the people as never before, at its very roots.

— Maria Spiridonova Open Letter to the Central Executive of the Bolshevik Party, November 1918^[19]

History[edit]

The Red Terror campaign is considered to have officially begun between 17 and 30 August 1918 as retribution for two assassination attempts (one of which was successful).^[7][20] The official decree of a «Red Terror,» however, came a few days later, in September.^[20][21]

Background[edit]

In December 1917 Felix Dzerzhinsky was appointed to the duty of rooting out counterrevolutionary threats to the Soviet government. He was the director of the All-Russian Extraordinary Commission (aka Cheka), a predecessor of the KGB that served as the secret police for the Soviets.^[20]

From early 1918 Bolsheviks started physical elimination of opposition and other socialist and revolutionary fractions:^[22]

Of all the revolutionary elements in Russia it is the Anarchists who now suffer the most ruthless and systematic persecution. Their suppression by the Bolsheviki began already in 1918, when — in the month of April of that year — the Communist Government attacked, without provocation or warning, the Anarchist Club of Moscow and by the use of machine guns and artillery «liquidated» the whole organisation.

— Alexander Berkman, Emma Goldman, Bolsheviks Shooting Anarchists

On 11 August 1918, prior to the events that would officially catalyze the Terror, Vladimir Lenin had sent telegrams «to introduce mass terror» in Nizhny Novgorod in response to a suspected civilian uprising there, and to «crush» landowners in Penza who resisted, sometimes violently, the requisitioning of their grain by military detachments:^[10]

Comrades! The kulak uprising in your five districts must be crushed without pity … You must make example of these people.

(1) Hang (I mean hang publicly, so that people see it) at least 100 kulaks, rich bastards, and known bloodsuckers.

(2) Publish their names.

(3) Seize all their grain.

(4) Single out the hostages per my instructions in yesterday’s telegram.

Do all this so that for miles around people see it all, understand it, tremble, and tell themselves that we are killing the bloodthirsty kulaks and that we will continue to do so …

Yours, Lenin.

P.S. Find tougher people.

On 17 August 1918, Petrograd Cheka leader Moisei Uritsky was assassinated by Leonid Kannegisser; shortly after, on August 30, Fanni Kaplan unsuccessfully attempted to assassinate Vladimir Lenin.^[7][20]

These attacks would finally persuade the government to heed Dzerzhinsky’s lobbying for greater internal security. The campaign of mass repressions would officially begin thereafter as retribution.^[7][20]

Repression begins[edit]

While recovering from his wounds, Lenin instructed: «It is necessary – secretly and urgently to prepare the terror.»^[23] In immediate response to the two attacks, Chekists killed approximately 1,300 «bourgeois hostages» held in Petrograd and Kronstadt prisons.^[24]

Bolshevik newspapers were especially integral to instigating an escalation in state violence: on August 31, the state-controlled media launched the repressive campaign through incitement of violence. One article appearing in Pravda exclaimed: «the time has come for us to crush the bourgeoisie or be crushed by it…. The anthem of the working class will be a song of hatred and revenge!»^[20] The next day, the newspaper Krasnaia Gazeta stated that «only rivers of blood can atone for the blood of Lenin and Uritsky.»^[20]

The first official announcement of a Red Terror was published in Izvestia on September 3, titled «Appeal to the Working Class», calling for the workers to «crush the hydra of counter-revolution with massive terror!»; it would also make clear that «anyone who dares to spread the slightest rumor against the Soviet regime will be arrested immediately and sent to a concentration camp».^[25] Izvestia also reported that, in the 4 days since the attempt on Lenin, over 500 hostages had been executed in Petrograd alone.^[20]

Subsequently, on September 5, the Central Committee of the Bolshevik government issued a decree «On Red Terror», prescribing «mass shooting” to be «inflicted without hesitation;» the decree ordered the Cheka «to secure the Soviet Republic from the class enemies by isolating them in concentration camps», as well as stating that counter-revolutionaries «must be executed by shooting [and] that the names of the executed and the reasons of the execution must be made public.»^[2][20][21]

The government executed 500 «representatives of overthrown classes» (kulaks) immediately after the assassination of Uritsky.^{[3][need quotation to verify]} Soviet commissar Grigory Petrovsky called for an expansion of the Terror and an «immediate end of looseness and tenderness.»^[2]

In October 1918, Cheka commander Martin Latsis likened the Red Terror to a class war, explaining that «we are destroying the bourgeoisie as a class.»^[2]

On October 15, the leading Chekist Gleb Bokii, summing up the officially-ended Red Terror, reported that, in Petrograd, 800 alleged enemies had been shot and another 6,229 imprisoned.^[23] Casualties in the first two months were between 10,000 and 15,000 based on lists of summarily executed people published in newspaper Cheka Weekly and other official press. A declaration About the Red Terror by the Sovnarkom on 5 September 1918 stated:

…that for empowering the All-Russian Extraordinary Commission in the fight with the counter-revolution, profiteering and corruption and making it more methodical, it is necessary to direct there possibly bigger number of the responsible party comrades, that it is necessary to secure the Soviet Republic from the class enemies by way of isolating them in concentration camps, that all people are to be executed by fire squad who are connected with the White Guard organizations, conspiracies and mutinies, that it is necessary to publicize the names of the executed as well as the reasons of applying to them that measure.

— Signed by People’s Commissar of Justice D. Kursky, People’s Commissar of Interior G. Petrovsky, Director in Affairs of the Council of People’s Commissars V. Bonch-Bruyevich, SU, #19, department 1, art.710, 04.09.1918^[26]

As the Russian Civil War progressed, significant numbers of prisoners, suspects and hostages were executed because they belonged to the «possessing classes». Numbers are recorded for cities occupied by the Bolsheviks:

In Kharkov there were between 2,000 and 3,000 executions in February–June 1919, and another 1,000–2,000 when the town was taken again in December of that year; in Rostov-on-Don, approximately 1,000 in January 1920; in Odessa, 2,200 in May–August 1919, then 1,500–3,000 between February 1920 and February 1921; in Kiev, at least 3,000 in February–August 1919; in Ekaterinodar, at least 3,000 between August 1920 and February 1921; In Armavir, a small town in Kuban, between 2,000 and 3,000 in August–October 1920. The list could go on and on.^[27]

In Crimea, Béla Kun and Rosalia Zemlyachka, with Vladimir Lenin’s approval,^[28] had 50,000 White prisoners of war and civilians summarily executed by shooting or hanging after the defeat of general Pyotr Wrangel at the end of 1920. They had been promised amnesty if they would surrender.^[29] This is one of the largest massacres in the Civil War.^[30]

On 16 March 1919, all military detachments of the Cheka were combined in a single body, the Troops for the Internal Defense of the Republic, which numbered 200,000 in 1921. These troops policed labor camps, ran the Gulag system, conducted prodrazvyorstka (requisitions of food), and put down peasant rebellions, riots by workers, and mutinies in the Red Army (which was plagued by desertions).^[10]

One of the main organizers of the Red Terror for the Bolshevik government was 2nd-Grade Army Commissar Yan Karlovich Berzin (1889–1938), whose real name was Pēteris Ķuzis. He took part in the October Revolution of 1917 and afterwards worked in the central apparatus of the Cheka. During the Red Terror, Berzin initiated the system of taking and shooting hostages to stop desertions and other «acts of disloyalty and sabotage».^{[4][page needed]} As chief of a special department of the Latvian Red Army (later the 15th Army), Berzin played a part in the suppression of the Russian sailors’ mutiny at Kronstadt in March 1921. He particularly distinguished himself in the course of the pursuit, capture, and killing of captured sailors.^{[4][page needed]}

Repressions[edit]

Among the victims of the Red Terror were tsarists, liberals, non-Bolshevik socialists, members of the clergy, ordinary criminals, counter-revolutionaries, and other political dissidents. Later, industrial workers who failed to meet production quotas were also targeted.^[2]

The first victims of the Terror were the Socialist Revolutionaries (SR). Over the months of the campaign, over 800 SR members were executed, while thousands more were driven into exile or detained in labor camps.^[2] In a matter of weeks, executions carried out by the Cheka doubled or tripled the amount of death sentences pronounced by the Russian Empire over its 92-year period from 1825 to 1917.^[24] While the Socialist Revolutionaries were initially the primary targets of the terror, most of its victims were associated with the Tsarist autocracy.^[12][20]

Peasants[edit]

The Internal Troops of the Cheka and the Red Army practiced the terror tactics of taking and executing numerous hostages, often in connection with desertions of forcefully mobilized peasants. According to Orlando Figes, more than 1 million people deserted from the Red Army in 1918, around 2 million people deserted in 1919, and almost 4 million deserters escaped from the Red Army in 1921.^[31] Around 500,000 deserters were arrested in 1919 and close to 800,000 in 1920 by Cheka troops and special divisions created to combat desertions.^[10] Thousands of deserters were killed, and their families were often taken hostage. According to Lenin’s instructions,

After the expiration of the seven-day deadline for deserters to turn themselves in, punishment must be increased for these incorrigible traitors to the cause of the people. Families and anyone found to be assisting them in any way whatsoever are to be considered as hostages and treated accordingly.^[10]

In September 1918, in just twelve provinces of Russia, 48,735 deserters and 7,325 brigands were arrested: 1,826 were executed and 2,230 were deported. A typical report from a Cheka department stated:

Yaroslavl Province, 23 June 1919. The uprising of deserters in the Petropavlovskaya volost has been put down. The families of the deserters have been taken as hostages. When we started to shoot one person from each family, the Greens began to come out of the woods and surrender. Thirty-four deserters were shot as an example.^[10]

Estimates suggest that during the suppression of the Tambov Rebellion of 1920–1921, around 100,000 peasant rebels and their families were imprisoned or deported and perhaps 15,000 executed.^[32]

This campaign marked the beginning of the Gulag, and some scholars have estimated that 70,000 were imprisoned by September 1921 (this number excludes those in several camps in regions that were in revolt, such as Tambov). Conditions in these camps led to high mortality rates, and «repeated massacres» took place. The Cheka at the Kholmogory camp adopted the practice of drowning bound prisoners in the nearby Dvina river.^[33] Occasionally, entire prisons were «emptied» of inmates via mass shootings prior to abandoning a town to White forces.^[34][35]

Industrial workers[edit]

On 16 March 1919, Cheka stormed the Putilov factory. More than 900 workers who went to a strike were arrested, of whom more than 200 were executed without trial during the next few days.^{[citation needed]} Numerous strikes took place in the spring of 1919 in cities of Tula, Oryol, Tver, Ivanovo and Astrakhan. Starving workers sought to obtain food rations matching those of Red Army soldiers. They also demanded the elimination of privileges for Bolsheviks, freedom of the press, and free elections. The Cheka mercilessly suppressed all strikes, using arrests and executions.^[36]

In the city of Astrakhan, a revolt led by the White Guard forces broke out. In preparing this revolt, the Whites managed to smuggle more than 3000 rifles and machine guns into the city. The leaders of the plot decided to act on the night 9–10 March 1919. The rebels were joined by wealthy peasants from the villages, which suppressed the Committees of the Poor, and committed massacres against rural activists. Eyewitnesses reported atrocities in villages such as Ivanchug, Chagan, Karalat. In response, Soviet forces led by Kirov undertook to suppress this revolt in the villages, and together with the Committees of the Poor restored Soviet power. The revolt in Astrakhan was brought under control by 10 March, and completely defeated by the 12th. More than 184 were sentenced to death, including monarchists, and representatives of the Kadets, Left-Socialist Revolutionaries, repeat offenders, and persons shown to have links with British and American intelligence services.^[37] The opposition media with political opponents like Chernov, and Melgunov, and others would later say that between 2,000 and 4,000 were shot or drowned from 12 to 14 of March 1919.^{[38] [39]}

However, strikes continued. Lenin had concerns about the tense situation regarding workers in the Ural region. On 29 January 1920, he sent a telegram to Vladimir Smirnov stating «I am surprised that you are putting up with this and do not punish sabotage with shooting; also the delay over the transfer here of locomotives is
likewise manifest sabotage; please take the most resolute measures.»^[40]

At these times, there were numerous reports that Cheka interrogators used torture. At Odessa the Cheka tied White officers to planks and slowly fed them into furnaces or tanks of boiling water; in Kharkiv, scalpings and hand-flayings were commonplace: the skin was peeled off victims’ hands to produce «gloves»;^[41] the Voronezh Cheka rolled naked people around in barrels studded internally with nails; victims were crucified or stoned to death at Dnipropetrovsk; the Cheka at Kremenchuk impaled members of the clergy and buried alive rebelling peasants; in Oryol, water was poured on naked prisoners bound in the winter streets until they became living ice statues; in Kyiv, Chinese Cheka detachments placed rats in iron tubes sealed at one end with wire netting and the other placed against the body of a prisoner, with the tubes being heated until the rats gnawed through the victim’s body in an effort to escape.^[42]

Executions took place in prison cellars or courtyards, or occasionally on the outskirts of town, during the Red Terror and Russian Civil War. After the condemned were stripped of their clothing and other belongings, which were shared among the Cheka executioners, they were either machine-gunned in batches or dispatched individually with a revolver. Those killed in prison were usually shot in the back of the neck as they entered the execution cellar, which became littered with corpses and soaked with blood. Victims killed outside the town were moved by truck, bound and gagged, to their place of execution, where they sometimes were made to dig their own graves.^[43]

According to Edvard Radzinsky, «it became a common practice to take a husband hostage and wait for his wife to come and purchase his life with her body».^[3] During decossackization, there were massacres, according to historian Robert Gellately, «on an unheard of scale». The Pyatigorsk Cheka organized a «day of Red Terror» to execute 300 people in one day, and took quotas from each part of town. According to the Chekist Karl Lander [ru], the Cheka in Kislovodsk, «for lack of a better idea», killed all the patients in the hospital. In October 1920 alone more than 6,000 people were executed. Gellately adds that Communist leaders «sought to justify their ethnic-based massacres by incorporating them into the rubric of the ‘class struggle‘«.^[44]

Clergy and religious[edit]

Members of the clergy were subjected to particularly brutal abuse. According to documents cited by Alexander Yakovlev, then head of the Presidential Committee for the Rehabilitation of Victims of Political Repression, priests, monks and nuns were crucified, thrown into cauldrons of boiling tar, scalped, strangled, given Communion with melted lead and drowned in holes in the ice.^[45] An estimated 3,000 were put to death in 1918 alone.^[45]

Interpretations by historians[edit]

Historians such as Stéphane Courtois and Richard Pipes have argued that the Bolsheviks needed to use terror to stay in power because they lacked popular support.^[10][46] Although the Bolsheviks dominated among workers, soldiers and in their revolutionary soviets, they won less than a quarter of the popular vote in elections for the Constituent Assembly held soon after the October Revolution, since they commanded much less support among the peasantry. The Constituent Assembly elections predated the split between the Right SRs, who had opposed the Bolsheviks, and the Left SRs, who were their coalition partners, consequentially many peasant votes intended for the latter went to the SRs.^[47][48][49] Massive strikes by Russian workers were «mercilessly» suppressed during the Red Terror.^[47]

According to Richard Pipes, terror was inevitably justified by Lenin’s belief that human lives were expendable in the cause of building the new order of communism. Pipes has quoted Marx’s observation of the class struggles in 19th century France: «The present generation resembles the Jews whom Moses led through the wilderness. It must not only conquer a new world, it must also perish in order to make room for the people who are fit for a new world», but noted that neither Karl Marx nor Friedrich Engels encouraged mass murder.^[46][50] Robert Conquest was convinced that «unprecedented terror must seem necessary to ideologically motivated attempts to transform society massively and speedily, against its natural possibilities.»^[47]

Orlando Figes’ view was that Red Terror was implicit, not so much in Marxism itself, but in the tumultuous violence of the Russian Revolution. He noted that there were a number of Bolsheviks, led by Lev Kamenev, Nikolai Bukharin, and Mikhail Olminsky, who criticized the actions and warned that thanks to «Lenin’s violent seizure of power and his rejection of democracy,» the Bolsheviks would be «forced to turn increasingly to terror to silence their political critics and subjugate a society they could not control by other means.»^[51] Figes also asserts that the Red Terror «erupted from below. It was an integral element of the social revolution from the start. The Bolsheviks encouraged but did not create this mass terror. The main institutions of the Terror were all shaped, at least in part, in response to these pressures from below.»^[52]

The German Marxist Karl Kautsky pleaded with Lenin against using violence as a form of terrorism because it was indiscriminate, intended to frighten the civilian population and included the taking and executing hostages: «Among the phenomena for which Bolshevism has been responsible, terrorism, which begins with the abolition of every form of freedom of the Press, and ends in a system of wholesale execution, is certainly the most striking and the most repellent of all.»^[53]

In The Black Book of Communism, Nicolas Werth contrasts the Red and White Terrors, noting the former was the official policy of the Bolshevik government:

The Bolshevik policy of terror was more systematic, better organized, and targeted at whole social classes. Moreover, it had been thought out and put into practice before the outbreak of the civil war. The White Terror was never systematized in such a fashion. It was almost invariably the work of detachments that were out of control, and taking measures not officially authorized by the military command that was attempting, without much success, to act as a government. If one discounts the pogroms, which Denikin himself condemned, the White Terror most often was a series of reprisals by the police acting as a sort of military counterespionage force. The Cheka and the Troops for the Internal Defense of the Republic were a structured and powerful instrument of repression of a completely different order, which had support at the highest level from the Bolshevik regime.^[54]

James Ryan points out that Lenin never advocated for the physical extermination of the entire bourgeoisie as a class, just the execution of those who were actively involved in opposing and undermining Bolshevik rule.^[55] He did intend to bring about «the overthrow and complete abolition of the bourgeoisie», but through non-violent political and economic means.^[56]

Leszek Kołakowski noted that while Bolsheviks (especially Lenin) were very much focused on the Marxian concept of «violent revolution» and dictatorship of the proletariat long before the October Revolution, implementation of the dictatorship was clearly defined by Lenin as early as in 1906, when he argued it must involve «unlimited power based on force and not on law,» power that is «absolutely unrestricted by any rules whatever and based directly on violence.» In The State and Revolution of 1917, Lenin once again reiterated the arguments raised by Marx and Engels calling for use of terror. Voices such as Kautsky calling for moderate use of violence met «furious reply» from Lenin in The Proletarian Revolution and the Renegade Kautsky (1918). Another theoretical and systematic argument in favor of organized terror in response to Kautsky’s reservations was written by Trotsky in The Defense of Terrorism (1921). Trotsky argued that in the light of historical materialism, it is sufficient that the violence is successful for it to justify its rightness. Trotsky also introduced and provided ideological justification for many of the future features characterizing the Bolshevik system such as «militarization of labor» and concentration camps.^[57]

Historical significance[edit]

The Red Terror was significant because it was the first of numerous Communist terror campaigns which were waged in Soviet Russia and many other countries.^{[58][page needed]} It also triggered the Russian Civil War according to historian Richard Pipes.^[46] Menshevik Julius Martov wrote about Red Terror:

The beast has licked hot human blood. The man-killing machine is brought into motion … But blood breeds blood … We witness the growth of the bitterness of the civil war, the growing bestiality of men engaged in it.^[59][60]

The term ‘Red Terror’ was later used in reference to other campaigns of violence which were waged by communist or communist-affiliated groups. Some other events which were also called «Red Terrors» include:

• Hungarian Red Terror — the execution of 590 people who were accused of being involved in the counterrevolutionary coup against the Hungarian Soviet Republic on 24 June 1919.
• Spanish Red Terror — assassinations which were carried out during the Spanish Civil War.
• Red Terror (Greece) — a campaign of repression which was waged in Greece by the Communist organizations of the Greek Resistance (during the Axis occupation of Greece which coincided with World War II) and the Greek Civil War (1943–49).^[61]
• Ethiopian Red Terror — a campaigned of repression which was waged by the Derg during the rule of Mengistu Haile Mariam.
• Chinese Red Terror — a campaign of repression which is believed to have begun with the Red August of the Cultural Revolution. According to Mao Zedong himself: «Red terror ought to be our reply to these counter-revolutionaries. We must, especially in the war zones and in the border areas, deal immediately, swiftly with every kind of counter-revolutionary activity.»^[62]
• Indian Red Terror — a name which was given to the «Nandigram violence» (November 2007) in Nandigram, West Bengal, critics use it in order to allude to the actions of the local administration Communist Party of India, the ruling party in West Bengal.^[63] The situation was also called a «Red Terror» by the media.^[64]
• Finnish Red Terror — the 1918 Civil War in Finland.
• Yugoslavian Red Terror — another name for the period from 1941 to 1942 in Yugoslavia known as the «Leftist errors.»

See also[edit]

Notes[edit]

References and further reading[edit]

See also: Bibliography of the Russian Revolution and Civil War § Violence and terror

• Figes, Orlando (1998). A People’s Tragedy: The Russian Revolution 1891–1924. Penguin Books. ISBN 0670-859168.
• Gellately, Robert (2008). Lenin, Stalin, and Hitler: The Age of Social Catastrophe. Knopf. ISBN 9781400032136.
• Leggett, George (1986). The Cheka: Lenin’s Political Police. Oxford University Press. ISBN 0-19-822862-7.
• Lowe, Norman (2002). Mastering Twentieth Century Russian History. Palgrave. ISBN 9780333963074.
• Melgounov, Sergey (1975) [1925]. The Red Terror in Russia. Hyperions. ISBN 0-88355-187-X.
• Ryan, James (2012). Lenin’s Terror: The Ideological Origins of Early Soviet State Violence. London: Routledge. ISBN 978-1138815681.
• Steinberg, Isaac (1935). Spiridonova: Revolutionary Terrorist. London: Methuen.
• Trotsky, Leon (2017) [1920]. Terrorism and Communism: A Reply to Karl Kautsky. Verso. ISBN 9781786633439. See also text on marxists.org.
• Werth, Nicolas; Bartosek, Karel; Panne, Jean-Louis; Margolin, Jean-Louis; Paczkowski, Andrzej; Courtois, Stephane (1999). Black Book of Communism: Crimes, Terror, Repression. Harvard University Press. ISBN 0-674-07608-7.

External links[edit]

• Down with the Death Penalty! by Yuliy Osipovich Martov, June/July 1918
• The Record of the Red Terror by Sergei Melgunov
• More ‘red terror’ remains found in Russia UPI, July 19, 2010.

Сегодня, в день отдания праздника Успения Пресвятой Богородицы, Святая Церковь чтит память мученика Луппа (ок. 306), сщмч. Иринея, еп. Лионского (202), прпп. Евтихия (ок. 540) и Флорентия (547), свт. Каллиника, патриарха Константинопольского (705), сщмчч. Ефрема, еп. Селенгинского, Иоанна пресвитера и мч. Николая (1918), сщмчч. Павла и Иоанна пресвитеров (1937).

Сегодня Русская Православная Церковь вспоминает председателя Читинского отдела Русского Народного Союза имени Михаила Архангела священномученика епископа Селенгинского Ефрема (Кузнецова) и председателя Русского Монархического Союза священномученика протоиерея Иоанна Восторгова, которые приняли мученическую кончину в первый день после объявления большевиками красного террора. Вместе с ними были расстреляны выдающиеся деятели Царской России председатель Государственного Совета Иван Григорьевич Щегловитов, министр внутренних дел Николай Алексеевич Маклаков, министр внутренних дел Алексей Николаевич Хвостов и сенатор Степан Петрович Белецкий.

30 августа 1918 г. эсеры организовали два покушения на своих политических конкурентов – большевистских лидеров. В Петрограде Л.Канегиссер убил председателя местной ЧК Моисея Урицкого, а в Москве Ф.Каплан тяжело ранила Ленина. Через два дня «Красная газета» писала: «За кровь Ленина и Урицкого пусть прольются потоки крови – больше крови, столько, сколько возможно». 5 сентября Совет народных комиссаров издал свой печально знаменитый декрет о «красном» терроре. Большевики начали зверствовать: начались расстрелы «по классовому признаку», вводилась система заложников. Причем, расстреливать начали тех, кто не принимал никакого участия в гражданской войне – русских патриотов-монархистов.

Первыми жертвами «красного» террора стали видные деятели Царской России, которые были расстреляны на Братском кладбище. До нас дошел рассказ о мученической кончине русских монархистов. «По просьбе о. Иоанна Восторгова палачи разрешили всем осужденным помолиться и попрощаться друг с другом. Все встали на колени, и полилась горячая молитва несчастных «смертников», после чего все подходили под благословение Преосвященного Ефрема и о. Иоанна, а затем все простились друг с другом. Первым бодро подошел к могиле протоиерей Восторгов, сказавший пред тем несколько слов остальным, приглашая их с верою в милосердие Божие и скорое возрождение Родины принести последнюю искупительную жертву. «Я готов», заключил он, обращаясь к конвою. Все стали на указанные им места. Палач подошел к нему со спины вплотную, взял его левую руку, завернул за поясницу и, приставив к затылку револьвер, выстрелил, одновременно толкнув отца Иоанна в могилу. Другие палачи приступили к остальным своим жертвам». Очевидец рассказывал, что палачи «высказывали глубокое удивление о. Иоанну Восторгову и Николаю Алексеевичу Маклакову, поразивших их своим хладнокровием пред страшною, ожидавшею их участью».

Протоиерей Иоанн Восторгов родился 20 января 1864 г. в семье священника поселка Кирпильского Кубанской области. В 1883 г. закончил Ставропольскую духовную семинарию, 6 лет служил псаломщиком. В 1889 г. рукоположен во иерея, служил в родном поселке, затем в Ставрополе, Елисаветполе и других местах Кубанской области, исполняя обязанности законоучителя различных гимназий. В 1897 г. переведен в Тифлис, в 1900 г. назначен епархиальным наблюдателем церковно-приходских школ и школ грамоты Грузинского экзархата, в 1901 г. возведен в сан протоиерея. Получил известность как миссионер, во время командировки в Персию добился воссоединения с Православной Церковью трех епископов-несториан. Уже во время служения в Грузии о. Иоанн заявил о себе как об активном общественном деятеле. При его участии в Тифлисе был открыт отдел Общества ревнителей русского исторического просвещения в память Императора Александра III, ставивший задачу приобщить окраины Российской Империи к общерусскому делу. В 1905 г. переведен в Москву, с января 1906 г. проповедник-миссионер Московской епархии с правами противосектантского епархиального миссионера, с 1907 г. Синодальный миссионер, батюшка исколесил практически всю страну.

Оказавшись в Москве в самый разгар революционных беспорядков, отец Иоанн сразу же активно включился в противореволюционное черносотенное движение: вступил в основанную В.А.Грингмутом Русскую Монархическую партию, стал членом московского отдела Союза Русского Народа (СРН). В 1906-07 гг. он был деятельным участником 2-го, 3-го и 4-го Всероссийских монархических съездов, на которых выступал с речами. О.Иоанн был уверен, что «нет в мире более народного духовенства, как в России», а потому «все, что не народно и не патриотично, должно оставить ряды служителей Церкви, уйти из ее священной дружины, чтобы не смущать боголюбивого и царелюбивого народа Русского». Когда в конце сентября 1907 г. скоропостижно скончался вождь московских монархистов В.А.Грингмут, ни у кого не было сомнений относительно его преемника. Русскую Монархическую Партию, переименованную вскоре в Русский Монархический Союз, возглавил протоиерей Иоанн Восторгов. Сменил он Грингмута и на посту председателя Русского Монархического Собрания – интеллектуального штаба монархистов Москвы. Он выступил инициатором учреждения Братства Воскресения Христова для удовлетворения религиозных нужд русского населения на окраинах, которое было открыто 8 января 1909 г. В течение первого года существования силами Братства было создано 25 проповеднических и 3 миссионерских кружка. А в 1912 г. о.Иоанн организовал уже пастырско-миссионерские курсы в Хабаровске и Тобольске, в 1913 г. – в Иркутске и Ташкенте. Курсы готовили к пастырской деятельности учителей, псаломщиков и вообще всех достойных и способных людей.

Однако с 1908 г. русское патриотическое движение начали сотрясать расколы, сопровождавшиеся подчас ожесточенной внутренней борьбой. На острие этой борьбы оказался о. Иоанн Восторгов. Из-за разногласий и внутренней борьбы в июне 1908 г. о. Иоанн и его ближайший помощник архимандрит (будущий епископ и сщмч.) Макарий (Гневушев) вынуждены были оставить руководящие должности в Московском губернском Совете СРН. В этот период он сблизился с В.М.Пуришкевичем и стал членом Главной Палаты созданного им Русского Народного Союза имени Михаила Архангела. В 1909 г. по его инициативе в Москве прошел монархический съезд, однако его бойкотировали некоторые лидеры монархического движения. Признанием полезности деятельности о. Иоанна стали Высочайшие приемы депутаций московских монархистов во главе с протоиереем Восторговым в 1909 и 1910 гг., когда Государь пожаловал о. Иоанну орден Св. Владимира 3-й ст. и подарил монархическим союзам Москвы Свой портрет. В сентябре 1909 г. он был назначен настоятелем Князь-Владимирской церкви при Епархиальном доме, где проходили многие монархические форумы. В 1910 г. протоиерей Восторгов проявил себя и на ином поприще — он встал у истоков женского богословского образования в Москве. Вскоре батюшка был назначен настоятелем собора Покрова на Рву (Василия Блаженного). В 1913 г. Св. Синод принял решение, запрещающее лицам духовного звания руководить деятельностью политических партий и движений, из-за чего о. Иоанн вынужден был оставить пост председателя РМС. Это спровоцировало борьбу за освободившееся место, которая сопровождалась новыми потоками клеветы в адрес протоиерея Восторгова. Вместе с тем освобождение от общественных обязанностей позволило о. Иоанну активнее заняться издательской деятельностью, в том числе издать свои сочинения.

С тяжелым сердцем принял лидер московских монархистов известие о февральском перевороте в Петрограде. Над о. Иоанном сгустились тучи, среди духовенства нашлись люди, которые требовали от властей репрессий в отношении известного монархиста, но власти на это не решились. Протоиерей Иоанн Восторгов был участником Поместного Собора Православной Российской Церкви, на котором выступал с речью, был назначен на должность секретаря Миссионерского Совета при Св. Синоде, которую исполнял в 1917-18 гг. В самый разгар соборных деяний власть захватили большевики, о. Иоанн сразу заявил себя противником большевистской власти. Он выступил с идеей объединения русского народа вокруг Православной Церкви. В газете «Церковность» в феврале 1918 г. он писал: «Ибо одна Церковь остается у нас вне партий. Наше правительство, если оно есть, представляет собой не народ, не страну, а только власть класса, да и то не целого, а только одной части его; наши газеты представляют каждая только свою партию; только одна Церковь представляет весь верующий русский народ и способна сказать здравое и смелое слово». С захватом власти откровенными богоненавистниками вновь зазвучал во всю мощь голос блестящего проповедника. Каждое воскресенье он служил молебны на Красной площади, где в проповедях неустрашимо обличал богоборческую власть. Особое значение его службам и проповедям придавал тот факт, что в соборе Василия Блаженного почивали мощи св. мученика младенца Гавриила, от жидов умученного. 30 мая 1918 г. о.Иоанн был арестован в своей квартире вместе с епископом Селенгинским Ефремом (Кузнецовым), одновременно были арестованы священник о.Корнеев и староста Успенского собора Н.Н.Ремизов. Им было предъявлено обвинение в том, что они дали согласие на продажу Епархиального дома, который был к тому времени уже отобран большевиками у законного собственника – Московской епархии. Сначала о. Иоанна содержали на Лубянке во Внутренней тюрьме ВЧК, затем перевели в Бутырку, где ему даже разрешили совершать богослужения в тюремной церкви.

Мужественный проповедник, один из вождей Черной Сотни, митрофорный протоиерей Иоанн Иоаннович Восторгов стал одной из первых жертв «красного террора». На Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 г. он прославлен в сонме Новомучеников и Исповедников Российских.

В этот первый день «красного» террора в Петрограде был расстрелян член Главной Палаты Русского Народного Союза имени Михаила Архангела духовник Царской Семьи протоиерей Александр Васильев. Он родился в крестьянской семье в Смоленской губернии, рано остался круглым сиротой. Был воспитанником выдающегося русского педагога Сергея Александровича Рачинского, который помог ему получить образование в Вифанской духовной семинарии и Санкт-Петербургской духовной академии. Долгое время был настоятелем церкви при Крестовоздвиженской общине Красного Креста, законоучительствовал, чем приобрел большую известность в Петрограде, с 1910 г. преподавал Закон Божий царским детям. С 1913 г. протоиерей, первый настоятель Феодоровского Государева собора в Царском Селе, с 1914 г. настоятель собора Спаса Нерукотворного Образа в Зимнем дворце, духовник Царской Семьи. Будучи монархистом по своим убеждениям, участвовал в патриотическом движении, в 1910 г. был членом Главной Палаты РНСМА, в 1915 г.принимал участие в открытии Совещания монархистов в Петрограде. Активный участник трезвеннического движения. Служил напутственный молебен при отправлении Царственных Мучеников в сибирскую ссылку. 29 августа 1918 г. арестован в Петрограде и вскоре расстрелян.

Николай Алексеевич Маклаков родился 9 сентября 1871 г. в Москве в семье врача-окулиста, впоследствии профессора офтальмологии. Образование получил на историко-филологическом факультете Московского университета, который окончил в 1893 г. Поступив по окончании университета на государственную службу, служил по финансовому ведомству в г. Юрьеве Владимирской губернии, Москве и Тамбове. Проявляя энергию и распорядительность, Маклаков дослужился до должности управляющего Полтавской Казенной палатой. В 1909 г. председатель Совета Министров П.А.Столыпин представил энергичного чиновника Государю Николаю II, и в 1909 г. он был назначен Черниговский губернатором, где проявил недюжинные административные способности. В 1911 г. Государь посетил Чернигов, чтобы помолиться у мощей прославленного в Его царствование Святителя Феодосия Угличского. Порядок в губернии порадовал Императора. А в 1912 г. на выборах в 4-ю Государственную Думу в губернии провалились либералы, считавшие Чернигов чуть ли не своей вотчиной. 16 декабря 1912 г. Государь назначил Маклакова управляющим делами Министерства внутренних дел несмотря на упорное сопротивление председателя Совета Министров В.Н.Коковцова, который не без оснований опасался, что новый министр станет препятствовать проведению правительством либеральной политики. Однако Государь настоял на своем и был очень доволен работой министра. Анна Вырубова вспоминала: «Маклаковым Государь был очарован и говорил: «Наконец Я нашел человека, который понимает Меня и с которым Я могу работать»».

На посту министра он неоднократно выступал за роспуск Государственной Думы (в этом духе направил в 1913 г. несколько писем Царю). После начала Первой мировой войны внес 18 ноября 1914 г. в Совет Министров «Записку», в которой настаивал на ограничении Земского и Городского союзов исключительно делом «помощи больным и раненым» и запрещении им заниматься политикой, что, к сожалению, не было исполнено. Однако из-за сопротивления либеральных сановников многое ему не удалось сделать. Глава правительства Коковцов мешал проведению жестких мер в отношении печати, препятствовал его политике вытравливания еврейского элемента из акционерных предприятий. Маклакову не удалось сменить либеральных губернаторов и добиться повсеместно проведения правого курса. С самого начала против него ополчились думские октябристско-кадетские круги. Либералы использовали любой повод, чтобы устранить ненавистного им министра. Союзником думских либералов стало так называемое «столичное общество», которое с первых дней вступления в должность министра начало травить провинциального чиновника. Но Государь длительное время отвергал самую мысль об отставке Маклакова. Однако вскоре либералам удалось привлечь на свою сторону Главнокомандующего армией Великого Князя Николая Николаевича. Не желая обострять внутриполитическую ситуацию во время войны, стремясь к единению общества, Государь решил пойти навстречу пожеланиям либералов, и в июне 1915 г. Маклаков вынужден был выйти в отставку. По свидетельству А.А. Вырубовой, вопреки обыкновению «Государь лично ему об этом сообщил на докладе. Маклаков расплакался… Он был один из тех, которые горячо любили Государя, не только как Царя, но и как человека, и был ему беззаветно предан».

Маклаков остался членом Государственного Совета, принимал непосредственное личное участие в монархическом движении (официальный статус государственного служащего не позволял ему делать это раньше). Он был участником Совещания монархистов в Петрограде в ноябре 1915 г., на котором был избран в состав руководящего органа черносотенного движения – Совет монархических съездов. В конце 1916 – начале 1917 г. Маклаков принимал активное участие в кружке сенатора А.А.Римского-Корсакова, объединявшем правых государственных деятелей, которые интенсивно искали способы предотвращения грядущей катастрофы.

Ситуация в стране обострялась. Враги Самодержавия объединились в Прогрессивный блок, запахло антимонархическим заговором. Предчувствуя опасность, Государь в конце 1916 г. начал вызывать Маклакова и советоваться с ним по поводу ситуации в стране. По поручению Царя он подготовил проект Манифеста о роспуске Государственной Думы, готовил проект изменения Основных Законов. Многие видели в нем лучшего кандидата на роль диктатора, который сможет в случае начала революции восстановить порядок. 26 ноября 1916 г. Маклаков выступил в Государственном Совете с большой речью, в которой обличил либералов в подготовке антигосударственного переворота. В декабре 1916 г. Маклаков написал письмо Государю, в котором призывал принять жесткие меры против распоясавшихся внутренних врагов России. Многие видные монархисты небезосновательно видели в нем «сильную фигуру», которая может подавить массовые беспорядки и восстановить порядок. Революция грянула неожиданно. 25 февраля 1917 г., когда только начались беспорядки в Петрограде, Маклаков вместе с А.Ф.Треповым и А.А.Ширинским-Шихматовым, явившись на заседание Совета Министров, пытались убедить министров ввести осадное положение в городе. Их усилия оказались тщетными. Облеченные доверием Царя министры проявили преступную беспечность. Уже 28 февраля Маклаков был арестован и при пешем сопровождении в Петропавловскую крепость чуть было не был растерзан революционной чернью. В тюрьме он находился уже до самой кончины.

Николай Алексеевич Маклаков был одним из тех немногих царских министров, которые имели мужество на допросах в Следственной комиссии Временного правительства не отречься от своих идеалов. Он с достоинством возражал следователям Временного правительства, которые направо и налево спекулировали «интересами страждущего народа». Летом 1918 г. Маклаков был отправлен в Москву, где в первый день после объявления «красного террора», был убит на Братском кладбище вместе другими видными государственными и общественными деятелями России. Свидетель преступления передавал, что палачи «высказывали глубокое удивление о. Иоанну Восторгову и Николаю Алексеевичу Маклакову, поразивших их своим хладнокровием пред страшною, ожидавшею их участью».

Иван Григорьевич Щегловитов родился 13 февраля 1861 г. в дворянской семье в Черниговской губернии. Образование получил в элитном Императорском Училище правоведения, которое окончил в 1881 г. с золотой медалью. Он служил по судебному ведомству, последовательно занимая разные должности в Министерстве юстиции и Сенате, в 1903 г. стал обер-прокурором Сената. Он активно сотрудничал в газетах и журналах, помещая в них статьи на правовые темы. С 1903 г. в качестве профессора он стал читать лекции по уголовному судоустройству и судопроизводству в родном Императорском Училище правоведения. В 1905 г. был прокурором на процессе по делу Каляева, убийцы великого князя Сергея Александровича. В ответ террористы объявили, что Щегловитов приговорен к смерти, но он не обращал никакого внимания на угрозы, продолжал вести прежний образ жизни. В апреле 1906 г. Щегловитов был назначен министром юстиции в правительстве И.Л.Горемыкина, на этой должности он оставался более девяти лет несмотря на смену председателей правительства.

Будучи монархистом по своим убеждениям, Щегловитов покровительствовал деятельности черносотенцев. До своего назначения на пост министра юстиции он сам был членом старейшей монархической организации Русского Собрания. За свои убеждения, твердость и последовательность в их исповедании он подвергался ожесточенным нападкам либералов. Особенно раздражала врагов Самодержавия его кадровая политика: на руководящие должности он старался подбирать людей монархически настроенных. Неприязнь переросла в ненависть, когда Щегловитов не позволил развалить следствие по делу о ритуальном убийстве Андрея Ющинского (знаменитое дело Бейлиса). Именно благодаря его твердой позиции расследование было доведено до суда. Это — одна из главных его заслуг в должности министра юстиции. Неприязненно к Щегловитову относилась не только либеральная интеллигенция, но и бюрократия. Объяснение этому факту простое – Щегловитов представлял собой редкий тогда уже тип искренно верующего православного русского сановника, а значит, был чужим по духу для чиновничьей среды. Как дело совершенно уникальное современники сообщали, что министр «блюдет посты и перед едой и после громко читает молитвы».

6 июля 1915 г. Государь вынужден был отправить Щегловитова в отставку вследствие сильного давления со стороны либеральных кругов, которые сумели привлечь на свою сторону главнокомандующего великого князя Николая Николаевича. Государь, стремясь к единению общества во время войны, решил пойти навстречу желаниям либералов и генералитета (ранее отставку получили еще три правых министра министр внутренних дел Н.А.Маклаков, военный министр В.А.Сухомлинов и обер-прокурор Св. Синода В.К.Саблер). Выйдя в отставку, Щегловитов в 1915-16 гг. начал активно участвовать в деятельности монархических организаций, пытаясь активизировать их работу. Он участвовал в работе Совещания монархистов в ноябре 1915 г. в Петрограде, на котором единогласно был избран председателем. Обращаясь с приветственной речью к участникам Совещания, Щегловитов дал очень меткое определение тогдашней интеллигенции, состоящей из «мыслителей без мысли, ученых без науки, политиков инородческого, не национального пошиба». На Совещании он был избран председателем Совета монархических съездов, руководящего органа Черной Сотни. Но в ноябре 1916 г. он сложил с себя полномочия председателя Совета, ввиду того, что Государем ему было намечено иное поприще. В конце 1916 г. Николай II начал осуществлять, видимо, давно продуманный план государственных преобразований, призванный восстановить Неограниченное Самодержавие. Ключевым пунктом этого плана являлось изменение Основных Законов Российской Империи. Оно было невозможно без полной лояльности Государственного Совета. Для начала нужно было поставить во главе Госсовета деятельного человека твердых монархических взглядов, преданного Государю. Выбор Императора пал на Щегловитова. 1 января 1917 г. он был награжден орденом Св. Александра Невского и назначен председателем Государственного Совета. Однако успел провести всего только два заседания.

Щегловитов был арестован уже на второй день после февральского переворота, как один из самых опасных противников заводил масонского заговора, и с того дня до самой гибели томился в тюрьме. При Временном правительстве он сидел в Петропавловской крепости, при большевиках был переведен в «Кресты». Известны факты мужественного поведения Щегловитова в тюрьме. Будучи прекрасным знатоком права, он помогал добрым советом простым русским людям, оказавшимся по несчастливому стечению обстоятельств в чекистских застенках. Летом 1918 г. председатель Государственного Совета Российской Империи под конвоем был отправлен в Москву вместе с другими царскими министрами-монархистами и помещен в Бутырскую тюрьму. В первый день после объявления «красного террора» он был расстрелян на Братском кладбище вместе с другими русскими монархистами. Во время злодейского убийства, по словам очевидца, «Иван Григорьевич Щегловитов с трудом передвигался, но ни в чем не проявил никакого страха».

Сегодня также день памяти еще одного царского министра внутренних дел Александра Григорьевича Булыгина, который был расстрелян как заложник в 1919 г.

Каплан, судя по всему, была одиночкой, поскольку никакая контрреволюционная организация в здравом уме не отправила бы на такое задание слепого киллера.

На следующий день – еще одна телеграмма в Пензу: “Восстание пяти волостей кулачья должно повести к беспощадному подавлению. Этого требует интерес всей революции, ибо теперь взят “последний решительный бой!” с кулачьем. Образец надо дать.

Заместитель Дзержинского, член коллегии ВЧК Лацис: “Мы не ведём войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который мы должны ему предложить, — к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом — смысл и сущность красного террора”.