Праздник солдата швейка

«Шесть часов вечера после войны»

    Назначить встречу «В шесть часов вечера после войны» придумали вовсе не авторы знаменитого фильма в этим названием, а автор не менее знаменитого романа «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны», Ярослав Гашек.

    Очень люблю эту книгу с детства. Впервые прочитал её, когда мне было лет девять-десять. Понимание пришло в более зрелом возрасте, когда я отслужил срочную службу.

    Краткий пересказ предыдущих серий событий. Поручик Лукаш, в денщиках у которого состоял Швейк, заприметил в театре красивую женщину. Узнал её адрес и приказал Швейку тайно передать ей письмо. По дороге Швейк встретил своего давнего, ещё по мирной жизни, приятеля — сапёра Водичку

    
и после возлияний в кабачке они отправились уже вдвоём.
Передача письма перешла в драку с мужем дамы,
    
а после с группой венгерских солдат (муж тоже был венгр).Разумеется, их обоих арестовали.

    В канцелярии с делом покончили в два счета. Фельдфебель с еще жирными после обеда губами, подавая Швейку и Водичке бумаги, сделался необычайно серьезным и не преминул произнести перед ними речь, в которой апеллировал к их воинскому духу.[…]
    Каждого отправляли в свою часть, и Швейк, прощаясь с Водичкой, сказал:
    — Как кончится война, зайди проведать. С шести вечера я всегда «У чаши» на Боиште.
    — Известно, приду,— ответил Водичка.— Там скандал какой-нибудь будет?
    — Там каждый день что-нибудь бывает,— пообещал Швейк,— а уж если выдастся очень тихий день, мы сами что-нибудь устроим.
    Друзья разошлись, и, когда уже были на порядочном расстоянии друг от друга, старый сапер Водичка крикнул Швейку:
    — Так ты позаботься о каком-нибудь развлечении, когда я приду!
    В ответ Швейк закричал:
    — Непременно приходи после войны!
    Они отошли еще дальше, и вдруг из-за угла второго ряда домов донесся голос Водички:
    — Швейк! Швейк! Какое «У чаши» пиво?
    Как эхо, отозвался ответ Швейка:
    — Великопоповицкое!
    — А я думал, смиховское! — кричал издали сапер Водичка.
    — Там и девочки есть! — вопил Швейк.
    — Так, значит, после войны в шесть часов вечера! — орал Водичка.
    — Приходи лучше в половине седьмого, на случай если запоздаю! — ответил Швейк.
    И еще раз донесся издалека голос Водички:
    — А в шесть часов прийти не сможешь?!
    — Ладно, приду в шесть! — услышал Водичка голос удаляющегося товарища.
    Так разлучились бравый солдат Швейк и старый сапер Водичка.

    Самое интересное (а, может быть уж и не такое), что сам-то я этой фразы не заметил, только где-то услышав об этом, вновь перелистал книгу и нашёл эти самые «шесть часов вечера после войны»!

Похождения бравого солдата Швейка — роман чешского писателя Ярослава Гашека, по праву входящий в число лучших сатирических и лучших антивоенных книг всех времён и народов. Не говоря уже о том, что одно из самых известных произведений чешской литературы и просто очень смешная книга.

Полное название — «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны» (чешск. «Osudy dobrého vojáka Švejka za světové války»). Роман повествует об идиотизме погрязшей в абсурде имперской военно-государственной системы, которая старается, но не может нагнуть архетипичного маленького человека — и который сам нагибает её множеством способов, подчас совершенно невообразимых. Персонаж получился настолько ярким, что на нашем сайте даже попал в заглавие статьи про Чехию.

Роман написан на чешском языке с обильными вкраплениями немецкого^[1] (и капелькой венгерского). Чешский текст переводится как основной. Немецкие фрагменты переведены в сносках, но знание языка позволяет оценить используемые персонажами ругательства, а то и подучиться по этой части. Встречаются как чешский + плохой немецкий у чехов и немецкий + плохой чешский у немцев, а эпизодически и языки других национальностей. В переводе колорит в основном утрачен.

Другая особенность — повествование идёт от лица автора, и Гашек не стесняется пропагандировать свои взгляды. Весь роман — сплошное На тебе! (а точнее, откровенное глумление и оскорбление чувств) в адрес уже распавшейся к тому моменту Австро-Венгрии. Гашек щедро раздавал наиболее одиозным героям швейковских баек имена своих недругов (и даже друзей!) и не стеснялся устами персонажей издеваться над своими оппонентами из реальной жизни. Вообще был большим мастером «натебеек»: и той же империи ещё до войны, и белым в послереволюционной России, и политикам независимой Чехословакии в рассказах и очерках тоже досталось.

Некоторые литературоведы рассматривают «Похождения» как роман воспитания, в котором Лукаш протагонист, а Швейк является его ментором. Небесспорная, но довольно интересная точка зрения.

Вскоре после смерти Гашека в акте, составленном издателем Шольцем и адвокатом Червинкой по поводу «Похождений Швейка», говорилось: «Через десять лет новому поколению содержание произведения будет уже неясным, и едва ли найдутся для него читатели». Издатель и адвокат глубоко заблуждались: роман стал классикой не только чешской, но и мировой литературы. А в чешском языке появилось слово «швейковина», которое означает пассивное сопротивление абсурду жизни. (Сам этот абсурд, кстати, зовётся чехами «кафкарня»).

В Петербурге на Балканской площади, откуда берёт начало улица Ярослава Гашека, стоит памятник Швейку.

Краткая справка[править]

Хотя «Похождения» трудно назвать историческим романом, но всё же действие происходит более ста лет назад и в другой стране, посему лучше иметь общее представление о тогдашних временах и нравах. Расскажем совсем коротко.

Об эпохе[править]

К началу ХХ века Чехия уже почти триста лет как не была независимым государством и входила в состав Австро-Венгерской империи. До этого чешские земли входили в Рейх ещё с XI века, в XIII на них возникло полунезависимое королевство Богемия, чей король имел право выбирать императора. Независимость чехи обрели во время восстания гуситов, а после подавления восстания вновь её потеряли. Стоявшая у руля династия Габсбургов над чехами откровенно издевалась и всячески их троллила. Особенно в этом преуспел император Франц Иосиф I^[2], правивший с 1848 по 1916. Когда грянула мировая война, это ему самым естественным образом аукнулось.

Укомплектованные чехами и словаками воинские части оказались чудовищно ненадёжными и в них процветало дезертирство — иногда дезертировали целые батальоны^[3] во главе с офицерами из тех же чехов и словаков! Сдавшихся в плен было столько, что из них удалось сформировать Чехословацкий корпус, сражавшийся за независимость своей страны против Австро-Венгрии и её союзников. В тылу было не лучше: там быстро почуяли близящийся распад империи (так оно потом и вышло), из-за чего начался резкий подъём национального самосознания.

Действие романа начинается вскоре (возможно — на следующий день или даже в этот же) после убийства наследника престола эрцгерцога Франца Фердинанда, которое случилось в Сараеве и явилось формальным началом Первой мировой войны.

Об авторе[править]

Гашек был журналистом-фрилансером, много писал и публиковался в чешских газетах. Попутно занимался множеством вещей авантюрного характера и вёл богемный образ жизни; пражская полиция знала его очень хорошо, и не с лучшей стороны. Официальные структуры писатель вообще откровенно недолюбливал и троллил, как мог, при любом удобном случае. Например, однажды заявился в свой полк в цилиндре вместо фуражки^[4]. Его биография пестрела эпизодами типа «Вышел на полчасика в соседнюю пивнушку, вернулся через месяц из Ческих Будейовиц».

В 1915 г. был призван в австрийскую армию. Солдатом Гашек оказался хорошим, был даже награждён медалью за храбрость, но говорить об этом не любил. Вполне понятное желание: живя впоследствии в России, распространяться о своих заслугах на фронте против русских войск?! Сослуживцы рассказывали, что Гашек был награждён за взятие в плен нескольких русских солдат (фактически — за то, что смог уговорить их сдаться, владея русским языком), сам же он шутливо отговаривался: дескать, подсказал одному офицеру хорошую мазь от вшей, тот в благодарность к медали и представил…

Впоследствии сдался в русский плен, вступил в Чехословацкий корпус, ещё повоевал. Потом вступил в коммунистическую партию (хотя до войны вёл себя скорее как левый анархист), комиссарил. В декабре 1918 г. его назначили заместителем коменданта Бугульмы (город на юго-востоке Татарстана), а вскоре, сместив начальника, он сам стал комендантом. Там в здании бывшей комендатуры, по адресу ул. Советская, 67, открыт дом-музей «Красного Чеха» — единственный в России. Уже в январе 1919 его перевели в Уфу, а вообще в ходе войны добрался аж до Иркутска, совмещая революционную деятельность с написанием фельетонов.

В 1920 году был послан на агитационную работу на родину в Чехию, где тогда разворачивалась заварушка, напоминавшая начало революции. Однако к тому времени, как Гашек добрался до Праги, там всё кончилось, революцией уже и близко не пахло. «Вернувшись на родину, я узнал, что был трижды повешен, дважды расстрелян и один раз четвертован дикими повстанцами киргизами у озера Кале-Исых. Наконец меня окончательно закололи в дикой драке с пьяными матросами в одесском кабачке». А в ответ на настойчивые просьбы рассказать, какие злодейства он совершал в Красной Армии, сатирик поделился воспоминанием, как он приказал выпустить кишки младенцам, чтобы было чем пришивать пуговицы.

Гашек вернулся к журналистской и писательской деятельности, благо имел о чём рассказывать, снова стал вести богемный образ жизни. Со временем перебрался в небольшой городишко Липнице, где и работал до конца жизни над своим самым известным романом.

О главном герое романа[править]

Работа над романом была начата в 1921 году, и показанный в книге Йозеф Швейк — это, так сказать, версия 2.0.

Швейк 1.0, столяр, появился в пяти рассказах 1911-12 гг. По сути, здесь он просто идиот на военной службе. Например, Швейка поставили охранять склад боеприпасов, он курил трубку, и склад взлетел на воздух. Сила взрыва была офигенная, но находящийся поблизости (!) Швейк нисколько (!!) не пострадал (хотя другие люди превратились в месиво), а прибывшему начальству браво отрапортовал: «Осмелюсь доложить, за время моего дежурства никаких происшествий на объекте не было!». Также, будучи посланным купить церковного вина, попёрся через всю страну туда, где его разливают. (Но уже этот случай с вином легко можно истолковать не как «Швейк действительно идиот», а как «Швейк виртуозно троллит и гениально придуривается»). Также очевидно, что именно отсюда впоследствии родились те главы, в которых Швейк служит денщиком у Каца.

Швейк 1.5, сапожник, был героем небольшой повести «Бравый солдат Швейк в плену», написанной в 1917 году в Киеве. Здесь он хоть и не блещет умом и сообразительностью, но окружающая его действительность оказывается намного более идиотской. Впервые возникает тема военно-государственной машины, которая сама себя довела до полнейшего абсурда. Характерная цитата:

Военное начальство представить себе не могло, чтобы, находясь в здравом уме, можно было добровольно жертвовать жизнью за государя императора. В полковой канцелярии хранился документ №16112 с заключением высшей призывной комиссии о бравом солдате Швейке. Его преданность государю императору была расценена как тяжёлый психический недуг; при этом комиссия опиралась всецело на заявление штабного врача, который, когда речь зашла о Швейке, сказал служителю: «Позовите этого идиота». Напрасно твердил бравый солдат Швейк, что он не уйдёт из армии, что хочет служить. У него обнаружили какой-то особенный выступ на нижней кости лобной пазухи. Когда входивший в состав комиссии майор сказал: «Вы исключительный идиот; наверно, рассчитываете попасть в генеральный штаб?», Швейк добродушно спросил: «Вы думаете, господин майор, я один туда попаду?»

«Бравый солдат Швейк в плену», перевод Н. Роговой

Иными словами: раз Швейк желает служить в армии и отправиться на войну проливать кровь за государя императора — значит, он явный идиот, и ему как идиоту нельзя служить в армии. Позднее Джозеф Хеллер инвертирует это логическое построение и превратит его в знаменитую «уловку-22»…

Наконец, Швейк 2.0 представляет собой самый интересный случай. Он ведёт себя как идиот, часто разговаривает и рассуждает как идиот… но идиотами-то в итоге оказываются как раз те, кто принимает его за такового. «Похождения» — гораздо более серьёзное и мрачное произведение, чем рассказы и повесть. И сам Швейк превратился в глубокого и многогранного литературного героя.

• Но главная суть осталась одинаковой и в рассказах, и в повести, и в романе (в «Похождениях…»): Швейк на самом деле не дурак, он только придуривается.
  • А в рассказе «Бравый солдат Швейк учится обращаться с пироксилином» он на пороховом складе курил, видать, от большого ума… Ведь от взрыва Швейк мог погибнуть или покалечиться. Тут уж одно из двух (или даже и то и другое сразу): либо Йозеф перебрал с алкоголем и временно лишился ума — либо он чуял, что его судьба — особенная и ничего лично с ним не случится (зато какой случай потроллить начальство, какая эпичная сцена!).
  • Служившие иногда развивают эту мысль до того, что Швейк живёт именно в мире, где всё и вся делается армейским способом. В реальной армии именно швейковскими методами рядовой состав защищается в мирное (а иногда и военное) время от бредовых и самоубийственных приказов начальства. Приказ офицера нельзя оспорить. Нельзя сказать, что ты не будешь это делать. Нельзя даже спросить «А почему я?». Но можно: забить на приказ (в армии это происходит постоянно), отыграть дурака, который не понимает, что от него хотят, начать и не сделать, сделать и вернуть, как было, сделать, но максимально идиотским способом и т. п. В уставе не предусмотрено наказания за глупость личного состава, иначе половина дивизии не вылезала бы с гаупвахты.
  • По другой версии (впрочем, это уже на грани СПГС) Швейк именно что простодушный человек, который в любой ситуации старается поступать «как положено». На публике изображает страстного патриота Австро-Венгрии (что совершенно нелепо для штатского чешского обывателя), в присутствии офицеров честно пытается выполнять их приказы, в разговорах с рядовыми всегда с ними соглашается (даже если они ругают государя-императора) и приводит явно вымышленные истории из жизни. Другое дело, что реальность настолько безумна, что действия Швейка неприменно заканчиваются катастрофой.

Персонажи[править]

Йозеф Швейк[править]

Главный герой романа, представленный автором читателю как типичный маленький человек. Впоследствии обнаруживается, что всё далеко не так просто.

За несколько лет до начала действия Швейк служил срочную и был комиссован «по дурке» («Я — официальный идиот!»; привет от Швейка 1.0). Известно, что он некоторое время «бродил по свету» и добрался аж до Гамбурга, где один спившийся матрос научил его варить шикарный грог. В первой главе живёт в Праге и достаточно успешно занимается спекуляцией собаками: продаёт откровенных ублюдков с улицы как породистых (да и в похищении и перепродаже реально породистых собак он явно собаку съел), ловко подделывает им документы и запудривает мозги покупателям (то есть, фактически, является профессиональным преступником — и в этом свете наличие справки о невменяемости, безусловно полезной для мошенника, выглядит как часть продуманного плана.). Козёл с золотым сердцем.

С началом войны естественным образом попадает в жернова военно-государственной машины и там активно приключается. Маленький человек оказывается большим троллем и трикстером. Может достать и задолбать кого угодно, его же не получается — он для этого слишком архетипичен.

Творческий метод Швейка можно описать примерно следующим образом. Получив приказ, он либо исполняет его абсолютно буквально (неужели основой послужили т. н. итальянские забастовки, распространившиеся именно в начале XX века?), либо действует по какой-то хитровывернутой логике, которая сути приказа вроде бы и не противоречит, и даже с ней согласуется, но ни один нормальный человек в жизни бы до такого не додумался. Характерный пример: Лукаш велит Швейку заботиться о своих домашних животных. Швейк начинает это дело с воспитания кошки на предмет того, чтобы она не пыталась сожрать канарейку. Для чего достаёт птичку из клетки и демонстрирует кошке вблизи, имея в виду провести профилактическую беседу: птичка хорошая, кушать её нельзя. Канарейка тут же оказывается сожранной. Через некоторое время отдатель приказа наблюдает разрушительные последствия и невинные голубые глаза Швейка, который гениально напускает на себя невинный же вид и утешает отдателя приказа. (А ведь это очень похоже на намеренную — и успешную — попытку избавиться от «геморроя в виде канарейки»! Попытку, замаскированную под «глупость и наивность». Тем более, что кошка вскоре тоже погибла — якобы, нажравшись ваксы.)

Если Швейк не исполняет приказ, а участвует в дискуссии, то он будет поддакивать высокоуважаемому оппоненту, соглашаться с ним и в подтверждение его точки зрения приводить такие примеры… А если дискуссия касается политики, то они будут густо перемежаться махровейшим патриотизмом. Через некоторое время оппонент либо почувствует себя придурком в театре абсурда, либо ему буквально сделается нехорошо. В любом случае, у него исчезнет само желание продолжать дискуссию, да ещё и неприятный осадок останется.

Он с неимоверной лёгкостью способен подхватить любой разговор: «Всё это очень напоминает случай, который произошёл…» — и далее следует какая-нибудь байка. В зависимости от общего контекста ситуации и настроения Швейка, это может быть как убойно-смешная хохма, так и нечто мозговыворачивающее с неаппетитными подробностями. В общем, рассказчик он довольно специфический. Его не остановить, и это очень достаёт и сбивает с толку его собеседников (во многих случаях Швейк как раз этого и добивается). Хотя вот Лукаш со временем научился получать удовольствие от швейковских баек и даже, было дело, сам просил его рассказать чего-нибудь для развлечения.

Другой особенностью Швейка является его полный иммунитет к обстоятельствам. Он в любой ситуации ведёт себя так, будто полностью уверен: что бы ни случилось, обстоятельства могут сложиться и обязательно сложатся исключительно в его пользу. Что характерно, именно так оно почему-то всегда и происходит. Наглядный пример: Дуб ловит Швейка с бутылкой коньяку. Что это у тебя, мерзавец?! — А это я в коньячную бутылку из насоса воды накачал. Цвет странный, да, железистая, наверно. — Вода, говоришь? а ну, пей! — Швейк выдувает всю бутылку. — Э-э-э… Показывай тот насос! Казалось бы, неудачная ложь — но Швейк совершенно наугад идёт куда-то и действительно приходит с Дубом к насосу! Из которого действительно течёт вода именно такого цвета! Наливает стакан, подаёт Дубу, тот пьёт… вода оказывается пополам с мочой, отчего и цвет. В результате Швейк на халяву выпил коньяк и лёг спать, Дуб наглотался мочи, и на Дуба же теперь злится Лукаш, которому коньяк предназначался. Магия архетипа, не иначе. (Хохма в том, что дубина Дуб вполне мог вывести Швейка на чистую воду, потребовав дыхнуть. Через какое-то время он (Дуб) всё же вспомнил, что от выпивших несёт спиртным, и снова пришёл к Швейку, но было поздно: солдатам как раз выдали ром, и Швейк, от души надышав перегаром на подпоручика, спокойно заявил, что этот самый ром и выпил).

Швейк — атеист-диссидент: заглавный герой официально «вне вероисповедания», т. е. независимо от своих философских взглядов (которые являются его личным делом) не причисляет себя ни к одной религии и не обязан участвовать в каких бы то ни было обрядах и актах поклонения. (В Австро-Венгерской империи, в отличие от Российской, действительно можно было таким себя объявить. Но надлежало непременно указать в документах одно из двух: или «конфессия такая-то», или «вне вероисповедания»).

Трактирщик Паливец[править]

Хозяин пивной «У чаши», которую на гражданке любит посещать Швейк. Грубиян и матерщинник, категорически не желающий соблюдать какие-то там светские условности и страшно этим гордящийся. Автор это тоже одобряет: «Употребляя первые попавшиеся выражения, он, сам того не зная, просто и честно выразил протест чеха против всякого рода низкопоклонства. Неуважение к императору и к приличным выражениям было у него в крови».

Был арестован вместе со Швейком за государственную измену, а по сути — за рассказ о том, как мухи загадили у него в пивной портрет государя императора. В отличие от Швейка, был осуждён на десять лет тюрьмы. Один из двух персонажей, послевоенная судьба которого описана в романе прямым текстом: сидел всю войну, был выпущен при республике и, очевидно, снова встал к трактирной стойке. В принципе, можно сказать, что человеку повезло больше, чем многим завсегдатаям его трактира.

Агент Бретшнейдер[править]

Агент тайной полиции, первый антагонист Швейка в романе — в день сараевского покушения попытался посадить его за агитацию и политические высказывания. Посадить-то посадил, но очень ненадолго. Когда Швейка выпустили, не прекратил свои старания и в результате добром не кончил. Пытался сойтись с клиентом поближе на почве собачьей торговли, купил у него нескольких собак-уродов, заплатив за них почти триста крон. (Изрядные деньги, между прочим: месячный заработок квалифицированного рабочего составлял 55-65 крон, а за 35 крон в месяц можно было снимать небольшую, но приличную квартирку в Праге). Кормить их не кормил, ибо казённые деньги надо же экономить. В результате эта уродская свора с голодухи загрызла Бретшнейдера до смерти. «В полицейском управлении в его послужной список, в графу „Повышения по службе“, были занесены следующие полные трагизма слова: „Сожран собственными псами“…» Технически на него собак никто не спускал, но учитывая, что тех собак он получил от Швейка, которого очень старательно подсиживал, всё выглядит именно так.

Пани Мюллерова[править]

Служанка Швейка. Судя по тому, что он может платить прислуге, его маленькое мошенничество приносит немаленький доход. Именно она катила его в коляске на призывной пункт во время обострения ревматизма. Восторженные журналисты назвали её матерью героя, из чего видно, что она заметно старше Швейка. На допросе в ответ на «С кем состоите в сношениях?» Швейк чистосердечно ответил «Со своей служанкой», так что всё равно привлекательная. После ареста симулянта-идиота она столкнулась с неправым судом в режиме педаль в земную кору: «Пани Мюллерова была арестована, старушку судил военный суд, и ввиду того, что ничего не было доказано, ее отвезли в концентрационный лагерь в Штейнгоф». Освобождённому Швейку двоюродная сестра пани Мюллеровой дала почитать проверенное императорской и королевской цензурой письмо из неволи: «Нам здесь очень хорошо, и все мы здоровы. У соседки по койке сыпной [зачёркнуто], есть и чёрная [зачёркнуто]. Еды у нас достаточно, и мы собираем на суп картофельную [зачёркнуто]».

• Вообще-то, она скорее владелица квартиры или, по крайней мере, ответственный квартиросъёмщик, а Швейк арендует у неё жильё с пансионом, как Холмс с Уотсоном у миссис Хадсон. Обоснуй? Когда она попала в концлагерь, в квартире поселилась её кузина.

Фельдкурат Отто Кац[править]

Отто — совершенно незабываемый персонаж, хотя появляется лишь в пяти главах первой части. Ходячее воплощение кучи взаимоисключающих параграфов.

Будучи по национальности евреем, проявил полнейшую неспособность к коммерции (!) и разорил фирму своего отца (хотя возможно, что сделал это из лени). Однако национальную смекалку таки имел и ловко устроился в жизни — стал христианским священником. А когда началась война, сумел пролезть в военные священники^[5] и служит в глубоком тылу, в Праге.

Кац — идеальный пастырь нерадивый. Впрочем, нерадивый он только с точки зрения уставов. По факту же его пьяные проповеди и алкогольные богослужения приносят неизмеримо больше пользы для солдатской психики, чем если бы он старался по-настоящему. Смех действительно лечит.

Это полнейший безбожник, который сей факт не скрывает и даже доходит до того, что проповедует безбожие другому священнику, предварительно как следует того напоив. Впрочем, при необходимости ввернуть цитату из Писания вполне может. А вместо икон на стенах его квартиры висят похабные картины. Тот ещё алконавт: валялся пьяным на лестничной клетке, будучи выставленным из гостей, наблевал в пролётке извозчика (собственно, извозчики его уже не возят, потому что он гадит в пролётке и не платит, так что платить пришлось Швейку), нёс всяческую ахинею, получал оплеухи от денщика (который также укладывал своего крикливого-певучего хозяина баиньки) и обмочился на кожаном диване. Однако всё это ему до одного места.

Живая реклама тропа Пьяный — это забавно. Монологи бухого Каца непередаваемо прекрасны, это надо видеть и читать. Судя по всему, только ради них собутыльники терпят эту весьма неприятную в близком общении личность.

Бабник, которого это дело интересует исключительно в плотском смысле. Заядлый картёжник, про которого ходят слухи, что нечист на руку, но поймать его на шулерстве никому не удаётся. Живёт по уши в долгах, что его совершенно не волнует (кроме карточных долгов, это святое!). И для полного счастья дебошир: многие его пьянки заканчиваются драками, причём Кац, само собой, регулярно огребает звездюлей от физически крепких офицеров.

Швейку пришлось постоянно вытаскивать его из разных приключений, однако в целом служба получалась весёлой (скучать уж точно не приходилось!) и не слишком обременительной. Фельдкурат покинул страницы романа, проиграв денщика в карты, однако удостоился особого упоминания в послесловии первой части. Согласно Слову Божию, прослужил фельдкуратом всю войну, потом забросил это дело и ушёл в торговые представители, не прекращая совмещать понятия «жить» и «бухать».

Поручик Йиндржих Лукаш[править]

Второй по важности (после самого Швейка) персонаж романа. Толковый офицер и нормальный мужик. В начале книги питает некоторые романтические иллюзии относительно офицерской профессии, но в военное время с помощью Швейка очень быстро от них избавляется.

Чех до мозга костей; австрийским патриотизмом не страдает ни в какой форме. Секрета из этого не делает, хотя и не афиширует особо, и в результате по службе продвигается крайне медленно, тем более что в силу характера перед начальством сроду не заискивает. Приятель капитана Сагнера. На момент начала романа преподаёт в пражской школе вольноопределяющихся.

К солдатам относится как к людям: может в сердцах наорать, но никогда не занимается унижением (и тех подчинённых, кто пытается заниматься, быстро ставит на место). Даже на Швейка, обладавшего редким талантом вывести его из себя с пол-оборота, ни разу не поднял руки, ограничившись литературной руганью типа «Вы болван!» (даром что денщиков не любит как класс, и предыдущим своим денщикам даже бил морды… впрочем, там было за что). Вполне может из собственной зарплаты выставить солдатам бочку пива, чего время от времени и делает. На занятиях по строевой старательно топает и поёт вместе с солдатиками… кстати, по отзывам сослуживцев, петь любит и умеет.

Любит животных, что сыграло роль в сюжете: когда попросил Швейка раздобыть ему собаку, тот привёл краденого пса вышестоящего офицера, потом это всплыло, и Лукаш в результате отправился в сторону фронта. (А вместе с ним и сам Швейк). Юмора добавляет то, что два года тому назад поручик просил переводе в Девяносто первый полк. Но прошение было выполнено, лишь когда в этом полку появился большой недостаток в офицерском составе из-за того, что офицеров перебили сербы.

Единственный недостаток — заядлый ловелас, причём, в отличие от Каца, ценит в этом деле не только техническую сторону дела, но ещё и куртуазность отношений. При всей истинно джентльменской натуре помешан на представительницах прекрасного пола настолько, что все свободное от службы время проводит в дамском окружении. В Праге имел несколько десятков (!!!) любовниц, и всех ухитрялся одновременно ублажать. Хотя и страдал временами от того, что штатские дамочки не хотели понимать важность порядка, не соблюдали аккуратно составленное им расписание и часто лезли не в свою очередь. Одну такую — пани Кати Вендлерову, которой было мало офицерской любви и она возжелала ещё и солдатской (бедному Швейку пришлось за вечер исполнить шесть её желаний, сняв ботинки и брюки), пришлось сбывать с рук, послав мужу-хмелеторговцу телеграмму с её адресом. Хмелеторговец на поручика не был в обиде, зато его супруга изрядно огорчилась. Лукаш же был доволен ее отъездом и педантично присовокупил забытую пани Кати расческу к своей коллекции фетишей (вещи экс-любовниц): «несколько разных дамских подвязок, четыре пары изящных панталончиков с вышивкой, три прозрачные, тончайшие дамские рубашечки, батистовые платья и, наконец, один корсет и несколько чулок».

Вольноопределяющийся Марек[править]

Приятель Швейка, с которым тот познакомился в тюрьме. На гражданке был студентом классической философии, а по факту тусовщиком, халявщиком и «свободным художником». Он даже ухитрился поредактировать зоологический журнал, придумывая несуществующих животных, и рассказ об этом отрезке его биографии смахивает на вывих мозга. Хотя всё это — факты из биографии самого Гашека, и, в принципе, себя он и выводит в этом персонаже.

Любит и умеет троллить дураков и начальство — пожалуй, несколько уступает по этой части Швейку, зато вдвоём они составляют поистине звёздный дуэт. За недостойное офицера^[6] поведение его разжаловали и надолго отправили на кухню. Полковник горд собой: наглец лишён всяких шансов на воинскую славу. Марек тоже очень доволен: воевать ему вовсе не хочется, а лепить кнедлики куда как приятнее, чем вести солдат в атаку, наложив полные подштанники.

Был назначен батальонным историографом и с тех пор вовсю развлекается, придумывая для своих друзей и сослуживцев впрок бафосные подвиги (так, повар Юрайда у него выскакивает на поле боя с котлом в руках и сеет ужас среди неприятельских солдат, ошпаривая их кипящим супом). А вот пример темнее и острее: «А может быть, вы предпочитаете быть тяжелораненым, остаться за проволочными заграждениями? Лежите себе этак с перебитой ногой целый день. Ночью неприятель прожектором освещает наши позиции и обнаруживает вас. Полагая, что вы исполняете разведочную службу, он начинает садить по вас гранатами и шрапнелью. Вы оказали армии огромную услугу, неприятельское войско на одного вас истратило столько боеприпасов, сколько тратит на целый батальон. После всех взрывов части вашего тела свободно парят в атмосфере, рассекая в своем вращении воздух. Они поют великую песнь победы».

Многие исследователи творчества Гашека склонны считать, что Мареку предстояло сыграть значительную роль в последующих частях романа (которые из-за смерти автора не были написаны). Аргументируется это тем, что иначе для автора не было бы смысла вводить в сюжет двух таких схожих героев, как Швейк и Марек.

Патер Лацина[править]

Эпизодический, но яркий персонаж. Обер-фельдкурат из Седьмой кавалерийской дивизии, гроза всех офицерских столовок, ненасытный обжора и пьяница. «Напившись и наевшись за десятерых, он в более или менее нетрезвом виде пошел в офицерскую кухню клянчить у поваров остатки. Там он проглотил целые блюда соусов и кнедликов и обглодал, словно кот, все кости. Дорвавшись наконец в кладовой до рому, он налакался до рвоты и затем вернулся на прощальный вечерок, где снова напился вдрызг». В пьяном виде залез в арестантский вагон и поехал в компании Швейка и Марека. «Рагу с грибами, господа, выходит тем вкуснее, чем больше положено туда грибов. Но перед этим грибы нужно обязательно поджарить с луком и только потом уже положить туда лаврового листа и лука. Все зависит от кореньев, от того, сколько и каких кореньев положить. Но чтобы не переперчить, не… — Он говорил все тише и тише: — …не перегвоздичить, не перелимонить, перекоренить, перемуска…»

Супруги Каконь[править]

Ещё более эпизодические персонажи, которым, однако, было суждено сыграть важную роль в судьбе Швейка. Находясь в Будапеште, Лукаш посетил варьете, в котором исполнительницы канкана не носили ни трико, ни панталон, и ещё выбривали себе интимную зону для интереса господ офицеров. Лукаш не взял ахроматический бинокль и потому вместо этой интересной похабщины видел лишь мелькание цветных пятен. Венгры господа Каконь сидели рядом, и госпожа увела господина, громко возмущаясь этим свинством. Лукаш, разумеется, не мог упустить случая завести очередной романчик и приказал Швейку передать госпоже письмо. Увы, до госпожи оно не дошло; героический Швейк, чтобы оно не попало в руки ревнивого мужа, съел записку, а потом нагло утверждал, что это он, а вовсе не Лукаш пытался подкатить к даме. Впрочем, в итоге для Швейка всё кончилось хорошо — он даже заслужил повышение.

Антонин Вóдичка[править]

Давний пражский приятель Швейка, случайно встреченный им в Венгрии. «Старый» (т. е. сверхсрочник, а так-то ему, надо полагать, едва за 50) сапёр, простой неотёсанный мужик, обладатель роскошной рыжей бороды. Надёжный и верный товарищ, но при этом та еще наивная сволочь: хам и ярый чешский националист, люто ненавидящий венгров. «— Короче говоря, мадьяры — шваль… Плохо, брат, ты мадьяр знаешь! С ними мы должны ухо держать востро… А на суде мне предстоит притворяться, будто я против мадьяр ничего не имею!».

Единственным способом разрешения национальных противоречий признаёт драку. Вообще драться любит и умеет. Изрядно поспособствовал скандалу, после которого Швейка повысили в ротные ординарцы: «Айн, цвай — и полетит с лестницы!» Так оно и было в случае с описанными выше супругами Каконь — мужа Водичка ни за что ни про что отлупасил до потери сознания.

Подпоручик Дуб[править]

Офицер из роты Лукаша (должность прямо не называется, скорее всего, взводный командир). «Пиджак», то есть призван из запаса, не имея профильного образования и не являясь кадровым военным. Второй и главный антагонист Швейка в романе. Самоуверенный мерзавчик, причем адски смешной. Эталонный придурок, австрийский горе-патриот (даром что чех), который даже не умеет выбирать правильные моменты для своих ура-патриотических воплей. «Ещё в бытность свою преподавателем гимназии прослыл доносчиком». Носитель говорящей фамилии.

Поскольку ещё не старикашка, не может считаться старым козлом. Швейк назвал его «Полупердун». Не за то, что пукнул, а просто от большой любви к такому хорошему человеку. Как разъяснил автор, «высшая степень непорядочности, придирчивости и глупости обозначалась словом „пердун“. …Дело шло о человеке пожилом … и по возрасту, и по чину, и вообще по всему прочему подпоручику Дубу до „пердуна“ не хватало еще пятидесяти процентов».

Очень похоже на то, что его любимое высказывание о том, что «вы меня знаете с хорошей стороны, но вы меня ещё узнаете с плохой стороны» — это как раз обычное учительское хамство, типа нашего современного: «А голову ты дома не забыл?» или «Звонок с урока — для учителя, а не для вас!».

Ненавидим и презираем абсолютно всеми (и чехами, и немцами, и солдатами, и офицерами, в том числе и не слишком умными). Фэйлит абсолютно всё, за что берётся. Изображает из себя крутого вояку, за что кадровыми офицерами презираем ещё больше (Лукаш даже прямо прикрывает Швейка в его троллинге Дуба). Единственный, на ком Дуб хоть как-то может отыграться, — это его денщик, вечно забитый и затюканный… так и то, надавав ему оплеух, тут же позорно спалился перед другими офицерами.

Выдающийся лицемер, Дуб предостерегал солдат от посещения публичных домов. «Он-де сам обойдет эти дома, чтобы убедиться, не ослушался ли кто его приказа. Поэтому, вероятно, исходным пунктом своей ревизии избрал диван в комнатке Эллы на втором этаже так называемого „городского кафе“». «Совсем близко от подпоручика Дуба, на расстоянии вытянутой руки, на столике стояла бутылка рябиновки и рюмки. Так как бутылка была опорожнена только наполовину, а Элла и подпоручик Дуб уже и лыка не вязали, было ясно, что пить Дуб не умеет. Из его слов можно было понять, что он все перепутал и принимает Эллу за своего денщика Кунерта; он так ее и называл, угрожая, по привычке, воображаемому Кунерту: „Кунерт, Ку-нерт, бестия! Ты еще узнаешь меня с плохой стороны!“» (Часть III, гл. 4 «Шагом марш!»)

К Швейку испытывает лютую ненависть, на которую тот, впрочем, плевать хотел. Своё противоборство с бравым солдатом Дуб ухитряется вчистую сливать, даже играя на собственном поле^[7].

В конце романа Дуба начинает презирать и троллить даже кадет Биглер, при том что он сам не является кадровиком и заметно младше Дуба как по чину, так и по возрасту. Причём, отдать ему должное, троллит вполне качественно.

В окончании романа, написанном К. Ванеком, погибает вместе со всем взводом во время артиллерийского обстрела позиций батальона русскими. Так как в дальнейшем роман в основном печатался без дополнения Ванека, пусть каждый решает для себя сам судьбу Дуба. Не исключено, что Ванек действительно знал, что Дубу Гашек уготовил именно такую участь. Ведь для настоящего патриота отдать жизнь в бою за государя-императора — наилучшая судьба!

Интересный факт: в переводе Гарри Поттера на чешский, персонажу Вуду (wood означает «дерево») дали фамилию Dub.

Кадет Биглер[править]

Взводный командир в роте Лукаша, обладатель гордого прозвища «Крыло аиста с рыбьим хвостом» (по фамильному гербу). «Его предки писались в прошлом Бюглер фон Лейтгольд». В данном случае «кадет» означает не курсанта военного учебного заведения, а кандидата в офицеры, выпускника школы вольноопределяющихся, поставленного на офицерскую должность в порядке стажировки и ожидающего производства в чин. Со Швейком практически не пересекается, зато читателя премного развлекает («вспомогательный комедийный герой, добавленный just for luls»). Например, он увидел сон про воинский рай, в котором он уже не кадет, а генерал. В этом раю маршируют и муштруют. Сон завершился низвержением из рая в сортир, а в реальности бравый кадет обделался лёгким испугом.

Биглер, как и Дуб, горе-патриот, но совершенно иного склада. Он романтизирует военную службу и жаждет возложить на её алтарь собственные свершения (которые, по его разумению, не замедлят явить себя). В нём больше амбиций, чем собственно ура-патриотизма, да и то — от полного отсутствия жизненного опыта. По сути — мальчишка, который занимает лейтенантскую должность и вот-вот должен получить звание. Нормальные офицеры, контактирующие с Биглером, не могут толком понять, как к нему относиться — смеяться или плакать.

При этом важно, что Биглер, в отличие от Дуба, всё же вменяем. Он способен видеть очевидное, делать выводы и как-то учиться на своих ошибках. К концу романа поумнел: буквально подтёрся тетрадкой, заготовленной для фиксации своих будущих заслуг, смог разглядеть полное ничтожество в подпоручике Дубе и поубавил патриотический пыл.

Кстати, теоретическая подготовка у этого юнца вполне на уровне. Когда с господами офицерами проводят занятия по шифровальному делу, он первым сообщает преподавателю, что у учеников не получается искомой фразы, а также указывает, что ключом к расшифровке должен был стать ВТОРОЙ том, а не первый. «Сопливое „крыло аиста с рыбьим хвостом“ было абсолютно право». Да-с, лентяи в штабе не потрудились даже поменять наглядный пример! А не получалась искомая фраза, потому что Швейк решил: зачем офицерам ВТОРОЙ том, они же не евреи, чтобы читать задом наперёд! Последовал выговор от Лукаша: «Вы совершили такой проступок, что я даже не могу вам сказать, какой!». Швейк возгордился.

Биглер поначалу думал, что он протагонист, и книга будет про его путь к вершинам воинской славы, но облом — кадет у нас комический неудачник. Зато роль Дуба в сюжете Биглер понял.

Старший писарь Ванек[править]

На самом деле он Rechnungsfeldwebel, по-нашему старшина-интендант. В роте Лукаша является каптёрщиком, на гражданке был аптекарем.

Занимая эту многотрудную и многовыгодную должность, считает себя важной шишкой. А поскольку едет на фронт с маршевой ротой уже не в первый раз^[8] — ещё и опытной важной шишкой, чуть ли не вровень с Лукашем (который хоть и командир роты, но впервые). Лукаш из-за этого проявляет определённое недовольство, но всё-таки Ванек дело своё знает и лишнего себе не позволяет, так что дальше недовольства дело не заходит.

К Швейку Ванек относится приятельски и несколько покровительственно. Иногда даёт вполне дельные советы, как лучше поступить с тем или иным распоряжением. Поскольку человек действительно опытный.

Повар Юрайда[править]

В романе обычно упоминается как «повар-оккультист», причём со всеми на то основаниями: на гражданке он издавал журнальчик оккультно-мистического направления и один раз таки сбросил в тексте книги оккультрёпную бомбу.. В армии же сделался поваром, причём поваром хорошим — жалоб на его стряпню не поступает, он честно старается приготовить чего получше-поинтереснее, и обычно у него вполне получается.

Со Швейком приятельствует и иногда подкармливает его (что вполне логично: оба занимают в роте привилегированное положение, тут обязательно нужно держаться вместе). Время от времени забавно комментирует происходящее в терминах кармы и всякой прочей мистики.

Балоун[править]

На гражданке был мельником, поэтому носит чёрную бородищу: в конце XIX века и начале XX борода была шиком в среде чешских провинциальных обывателей. Здоровенный недалёкий мужик, к военной службе категорически неспособный: дай ему оружие, так он сам из него застрелится и хорошо ещё если не застрелит кого другого. Посему был назначен новым денщиком Лукаша после того, как Швейк был повышен в ординарцы.

Вот тут-то Лукаш и осознал, что со Швейком ему было не так уж плохо. Потому как Балоун не только недотёпа и эгоист, нытик и трус. Главное — он патологический Обжора! Он просто не может не обжираться, а поскольку для обычного солдата это в армии проблематично — систематически объедает других. Объедает своего офицера, за что огребает от него. Объедает своих сослуживцев, за что тоже огребает. Пытается тырить и жрать продукты с кухни, за что огребает от повара Юрайды. В общем, понятно.

По своему статусу Балоун мог бы входить в негласный триумвират «ротный каптёрщик + ротный ординарец + денщик ротного командира» и иметь с этого выгоду (да хоть бы и в плане жратвы, если с понятием и в меру), но на это ему просто не хватает соображаловки.

— Балоун, обер-лейтенант велел тебе принести булочку и печеночный паштет в станиоле. Великан Балоун сразу сник. — Нет его у меня, — едва слышно, с отчаянием пролепетал он. — Я думал… я его перед отъездом развернул… Я его понюхал… не испортился ли… Я его попробовал! — закричал он с таким искренним раскаянием, что всем все стало ясно. — Вы сожрали его вместе со станиолем[9], — остановился Ванек. …Балоун успел открыть чемоданчик Лукаша и запихивал в рот его последнюю булочку.

Яркий пример.

Кстати, позже Балоун чуть позже даже блевал кусками этой самой фольги и полупереваренным паштетом. А вот нечего упаковку жрать! Кое-как утихомирился только после того, как ему официально назначили двойную порцию.

Его Императорское Величество Франц-Иосиф I[править]

Персонаж-призрак, император Австро-Венгрии. Говорят о нём много разного, например, что его «нельзя выпустить из сортира без того, чтобы он не загадил весь Шёнбрунн». Ничего удивительного, в свете античешской политки монарха, общей деградации империи и весьма преклонного возраста. А когда Швейк приветствовал психиатрическую комиссию фразой «Да здравствует император Франц-Иосиф Первый!», этого хватило, чтобы комиссия признала его идиотом. Трактирщик Паливец сел в тюрьму за то, что портрет императора у него в заведении обгадили мухи. Швейк на словах (конечно, только на словах!) выражает стремление «служить государю императора до последнего вздоха».

Сюжет вкратце[править]

Действие романа начинается в Праге. Услышав сообщение об убийстве эрцгерцога, Швейк предположил, что будет война с турками, выдал реакцию где-то на грани полного идиотизма и горе-патриотизма с готовностью «служить государю императору до последней капли крови^[10]», причём никто не мог толком понять — действительно он такой дурак или прикидывается. Двусмысленные слова привели его в тюрьму, оттуда его как сертифицированного идиота отправили в сумасшедший дом, оттуда его выставили как «слабоумного симулянта» и отправили в полицию (ибо выпендривался и требовал перед выпиской обед), оттуда отпустили домой, решив, что всё-таки дурак.

Затем Швейк явился на призывной пункт в инвалидной коляске: ревматизм-де замучил, но готов служить до последней капли крови! Это явление превратилось в натуральное шествие с толпой народа и криками «На Белград!», о чём даже написали в газетах. Попал в госпиталь полутюремного типа для симулянтов, затем оттуда в гарнизонную тюрьму как злостный симулянт (ибо выпендривался перед врачебной комиссией). В гарнизонной тюрьме начинается новый этап его биографии.

Во время проповеди и богослужения для арестантов, проводимых Кацем, Швейк по приколу громко разрыдался аки кающийся грешник, чем обратил на себя внимание Каца и в последовавшей беседе приглянулся ему. Фельдкурат вытащил Швейка из тюрьмы и взял к себе в денщики^[11]. Господин и слуга были вполне довольны друг другом, пока Кац не продул денщика в карты (Кто сказал, что крепостное право отменили?..) ^[12] поручику Лукашу^[13].

Лукаш оказался нормальным мужиком, но ничем ему не обязанный Швейк исполняет свои обязанности довольно своеобразно — доводит выполнение приказов до абсурда, а в случае чего включает режим идиота. Так было до тех пор, пока любитель животных Лукаш не попросил денщика раздобыть ему собачку.

Швейк вспомнил свой гражданский опыт и расстарался — добыл Лукашу действительно породистого пса. Через знакомого, который украл его у полковника фон Циллергута. Тот довольно быстро опознал свою пропажу при встрече на улице (мир тесен) и отправил Лукаша в другой полк, по странной случайности — как раз поближе к фронту. С другой стороны, Лукаш не так давно и сам просил о переводе в эту воинскую часть, так что Швейк нечаянно исполнил ещё одно его желание.

С этого момента Лукаш и Швейк неуклонно продвигаются на восток в сторону русского фронта. Попутные приключения то разлучают их, то снова сводят вместе. А без приключений Швейк не может.

Сначала его ссадили с поезда (довыпендривался перед попутчиком, оказавшимся генералом в штатском, и потом доигрался со стоп-краном), а после выяснения обстоятельств ему велели буквально догонять своего офицера пешком, ибо выданные ему на проезд деньги Швейк успел пробухать в пивной. Идя пешком, Швейк малость заплутал, стал нарезать круги (всё это получило гордое название «Будейовицкий анабасис») и нарвался на придурочного участкового жандарма, который начал шить ему дело о шпионаже. Опять разбирательство, тюрьма… зато догнал свой эшелон и в тюрьме познакомился с вольноопределяющимся^[14] Мареком, который стал ему хорошим товарищем.

Затем Швейк оказался в центре националистического скандала с госпожой Каконь. Всё кончилось безобразной уличной дракой с неожиданными последствиями. Лукаш укрепил свою репутацию ловеласа, был наказан немедленной отправкой на фронт (вместе со всем полком, ага!) и получил намёк, что на фронте так и останется. Но хотя одиозный полковник Шредер и был козлом, его впечатлило поведение Швейка, когда бравый денщик предпочёл выгородить своего офицера при неудачной встрече с мадам Каконь. Так Швейк стал ротным ординарцем^[15].

Потом было ещё много чего примерно в том же духе. Швейк встретил как новых товарищей, так и своего антагониста подпоручика Дуба, был обвинён в мародёрстве, был взят в плен собственными войсками (интереса ради переоделся в русскую военную форму, которую при виде австрийского солдата оставил на берегу пруда купавшийся русский военнопленный). Но вот эшелон приближается непосредственно к линии фронта… Путь Швейка на фронт закончился подо Львовом.

Точку ставит смерть[править]

В Липнице состояние здоровья Гашека сильно ухудшилось, он уже не мог писать и вынужден был диктовать, а в январе 1923 умер, не дописав роман до конца. Его издатель оказался в сложной ситуации: текст печатался по мере написания небольшими выпусками-тетрадками, многие читатели подписались на эти выпуски с оплатой вперёд — в общем, останавливать публикацию было никак нельзя. Генеральный замысел Гашека был известен: Швейку предстояло оказаться в русском плену, попасть в Россию и пройти там через множество приключений, схожих с российскими приключениями самого автора. На роль спасителя и продолжателя романа был приглашён писатель и журналист Карел Ванек, который служил с Гашеком и стал прототипом одного из персонажей романа. Его биография в этом смысле была чрезвычайно близка к биографии Гашека.

В очередном выпуске появились слова:

Здесь кончается рукопись Ярослава Гашека, который умер 3 января 1923 года в возрасте сорока лет, недодиктовав «Швейка». Смерть запечатала его уста и никто никогда не узнает, что было бы далее. Великий юмористический роман остановился на полуслове. Стоя перед этим недосказанным словом в восхищении, мы теперь пытаемся что-то угадать или дорисовать. Рукопись после смерти Гашека продолжил Карел Ванек.

Из первого издания романа

— после чего Ванек честно и в меру своих способностей выполнил порученное и выдал читателю обещанное, но… Увы, именно что в меру своих способностей. Его труд по литературному уровню даже отдалённо не напоминает блистательное начало романа, не говоря уже о том, что «Швейк от Ванека» и «Швейк от Гашека» — это два совершенно разных человека.

Всего Ванеком были написаны три с половиной главы четвёртой части «Похождений» (вплоть до того момента, как Швейк сдался в плен) и роман-продолжение «Приключения бравого солдата Швейка в русском плену» («Osudy dobrého vojáka Švejka v ruském zajetí»). Сейчас эти тексты практически не издаются, однако желающие могут найти их здесь. И, по иронии судьбы, Ванека знают именно как автора никакой дописки к замечательному роману.

Начиная с 1951 г. издания романа обычно заканчиваются следующими словами:

До этих слов продиктовал уже больной Ярослав Гашек «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны». Смерть, наступившая 3 января 1923 года, заставила его умолкнуть навсегда и помешала закончить один из самых прославленных и наиболее читаемых романов, созданных после первой мировой войны.

Современная концовка

Что здесь есть[править]

• Антиреклама спиртного. Кац — воплощение этого тропа, Дуб и Лацина дышат ему в затылок. Да и эпизодический персонаж Фландерка, жандармский вахмистр из Путима, от них не отстаёт.

И действительно, дело обстояло плохо. Дежурный вахмистр послал за начальником управления ротмистром Кенигом. Первое, что сказал ротмистр, было: — Дыхните. Теперь понятно. Испытанный нюх его быстро и безошибочно определил ситуацию. — Ага! Ром, контушовка, «чёрт», рябиновка, ореховка, вишневка и ванильная. Господин вахмистр,— обратился он к своему подчиненному,— вот вам пример, как не должен выглядеть жандарм. Выкидывать такие штуки — преступление, которое будет разбираться военным судом.

Надо уметь сочетать напитки!

• Бафос — Гашек цитирует или описывает множество образцов имперской пропаганды, в которых бафос буквально хлещет через край. Чего стоит только серия плакатов «Примеры исключительной доблести». Швейк тоже знает в этом толк: «Он служил в Галиции, в Седьмом егерском полку. Когда дело дошло до штыкового боя, попала ему в голову пуля. Вот понесли его на перевязочный пункт, а он как заорёт, что не даст себя перевязывать из-за какой-то царапины, и полез опять со своим взводом в атаку. В этот момент ему оторвало ступню. Опять хотели его отнести, но он, опираясь на палку, заковылял к линии боя и палкой стал отбиваться от неприятеля. А тут возьми да и прилети новая граната, и оторвало ему руку, аккурат ту, в которой он держал палку! Тогда он перебросил эту палку в другую руку и заорал, что это им даром не пройдёт! Бог знает чем бы всё это кончилось, если б шрапнель не уложила его наповал. Возможно, он тоже получил бы серебряную медаль за доблесть, не отделай его шрапнель. Когда ему снесло голову, она ещё некоторое время катилась и кричала: „Долг спеши, солдат, скорей исполнить свой, даже если смерть витает над тобой!“» А батальонный историограф Марек генерирует бафос просто по должности и немало этим забавляется.
  • Другой вариант суперживучести — чешская шуточная песня времён Первой мировой о канонире Ябуреке, герое битвы при Садове. В каждом куплете главному герою отрывает какую-нибудь часть тела, а он всё стоит и заряжает. Оторванная голова даже извиняется перед генералом за то, что не может отсалютовать.

Снаряд вдруг пронесло, ой, ладо, гей, люли́! Башку оторвало, ой, ладо, гей, люли! А он всё заряжал, ой, ладо, гей, люли! И песню распевал, ой, ладо, гей, люли!

Вариант в «Швейке»

• Безумный любитель животных — Швейк припоминает пару-тройку таких случаев:
  • «Вот однажды был такой случай: один человек нашёл ночью полузамёрзшего бешеного пса, взял его с собою домой и сунул к жене в постель. Пёс отогрелся, пришёл в себя и перекусал всю семью, а самого маленького в колыбели разорвал и сожрал». (На освидетельствовании судебными врачами).
  • «У нас тоже, когда я был на военной службе в Будейовицах, застрелили раз собаку в лесу за плацем для упражнений. А собака была капитанова. Когда капитан об этом узнал, он вызвал нас всех, выстроил и говорит: „Пусть выйдет вперёд каждый десятый“. Само собою разумеется, я оказался десятым. Стали по стойке „смирно“ и „не моргни“. Капитан расхаживает перед нами и орёт: „Бродяги! Мошенники! Сволочи! Гиены пятнистые! Всех бы вас за этого пса в карцер укатать! Лапшу из вас сделать! Перестрелять! Наделать из вас отбивных котлет! Я вам спуску не дам, всех на две недели без отпуска!..“». (Самый первый арест — в полицейском управлении).
  • Жандармский ротмистр Роттер (вполне реальное лицо), большой любитель собак, поминается целых два раза — о нём рассказывает Швейк, а после — старый бродяга. Оба рассказа — о том, как Роттер дрессировал своих псов, натравливая их на бродяг.
  • Полковник Фридрих Краус фон Циллергут из-за украденной собаки отправил поручика Лукаша на фронт.
• Бонус для современников — много чего. Гашек обожал использовать в романе реальные имена и фамилии, да и все питейные заведения были пражанам хорошо известны. Другие бонусы скрыты получше и иногда теряются при переводе.
  • Фельдкурат Отто Кац спрашивает Швейка «Водку пьёте?», а тот отвечает: «Никак нет, водку не пью, только ром». В оригинале упоминалась не русская водка, а родная чешская коржалка — фруктовая наливка на спирту, напиток крепкий, но дешёвый. Швейк здесь выдаёт некоторую претензию на финансовое благополучие: дешёвое вино, мол, не пью, только что подороже! Аналогом мог бы быть диалог типа «Агдам» пьёшь? — Нет, только «Массандру!» И под ромом в книге подразумевается не пиратский напиток с Кариб, а «Штро» из картофельной патоки, термоядерной крепостью 60-80 градусов. Другого рома в начале ХХ в. в Австрии почти не было.
  • Любимая песня Швейка «Шли мы прямо в Яромерь», которая в тексте нигде целиком не цитируется — редкая похабщина. Швейк-то тот ещё пошляк! Причём похабель там в духе трактирщика Паливца — без секса, на тему задницы и дерьма: солдаты, надувшись пивом, из озорства вставляют в зад старухи-жены лесника по имени Кача (то есть Катя) свисток её мужа.
• Вечный оптимист — сапёр Водичка и Швейк при расставании договариваются встретиться в Праге в пивной «в шесть часов вечера после войны». Причём Швейк ещё уточняет: «лучше приходи в половине седьмого, на случай, если запоздаю». Можно припомнить и реакцию Швейка на известие о том, что Паливцу дали десять лет тюрьмы: «Ну вот, значит, он уже отсидел целую неделю!». Впрочем, Паливец пересидел в тюрьме все четыре года войны и после революции вернулся за стойку (в отличие от большей части клиентов).
• Военный социопат — все социопаты отлично высмеяны. Полковник Циллергут — мелочный и раздражительный старик с весьма странными наклонностями, подпоручик Дуб — косящий под крутого командира «ватник» с гражданки, генерал Финк фон Финкенштейн — любитель судить и казнить, садистски наслаждающийся своей абсолютной властью. И, конечно же, куча эпизодических персонажей, таких, как майор Сойка и мельком упомянутые генералы.
• Генерал Горлов — Ванек рассказал, как капитан Сагнер вздумал отличиться и «гнал одну роту за другой на сербские позиции под обстрел пулеметов, несмотря на то, что это было совершенно гиблое дело… Из всего батальона осталось только восемьдесят человек». Впрочем, он там не один такой.
• Говорить словесной окрошкой — не редкость при сильном алкогольном опьянении. Наглядно демонстрируют: фельдкурат Кац (часть I, глава 10 «Швейк в дёнщиках у фельдкурата», раздел 2) и эпизодический штабной писарь (собеседник Ванека в столовой из части II, главы 5 «Из Моста-на-Литаве в Сокаль»).

Старший писарь Ванек с блаженным видом сидел в кантине и разъяснял знакомому штабному писарю, сколько можно было заработать перед войной на эмалевых и клеевых красках. Штабной писарь был вдребезги пьян. […] Он был занят собственными размышлениями и ворчал себе под нос, что железнодорожная ветка должна была бы идти из Тршебони в Пельгржимов, а потом обратно. Когда вошел Швейк, Ванек попытался еще раз в цифрах объяснить штабному писарю, сколько зарабатывали на одном килограмме строительной краски, на что штабной писарь ни с того ни с сего ответил: — На обратном пути он умер, оставив после себя только письма. […] — […] Так, что ли, старая картошка? — обратился он [Ванек] к штабному писарю. Тот, очевидно, засыпал, или с ним случился небольшой припадок белой горячки, только он ответил: — Она шла, держа над собой раскрытый зонт. […] Ванек остался в одиночестве — никак нельзя было сказать, чтобы штабной писарь составлял ему компанию. Последний совершенно ушел в себя и бормотал, умиленно гладя четвертинку вина, самые удивительные вещи без всякой связи между собой, то по-чешски, то по-немецки. — Я много раз проходил по этой деревне, но и понятия не имел о том, что она существует на свете. In einern halben Jahre habe ich meine Staatsprufung hinter mir und meinen Doktor gemacht. Я стал старым калекой. Благодарю вас, Люси. Erscheinen sie in schon ausgestatteten Banden — может быть, найдется среди вас кто-нибудь, кто помнит это? […] Штабной писарь продолжал мычать что-то, не имевшее ни начала, ни конца: — Хлеб исчез с полей, исчез — in dieser Stimmung erhielt er Einladung und ging zu ihr, праздник троицы бывает весной.

Ч. II, гл. 5

• Глупость или измена? — самого Швейка регулярно пытаются обвинить в измене, но всегда находится кто-то более адекватный, который видит в действиях героя банальный идиотизм.
  • А вот Пепке-Прыгни не повезло — вербовка жандармским вахмистром закончилась для деревенского дурачка обвинениями в государственной измене и тюрьмой. Ибо вахмистр просил его сообщать о всяких нехороших разговорах про исход войны и императора, а дурачок всё перепутал и стал рассказывать про крамольные речи вахмистра: «Батюська, вчела пан вахмистл говолил, что гоцудаль импелатол скотина, а войну мы плоиглаем. Ме-е… Гоп!»
• Гурман-порно — Гашек любил вкусно покушать и сам отлично готовил. В романе это очень даже чувствуется: то Швейк рассказывает сослуживцам, как покупал обеды для своего начальника в пражском ресторане, то товарищи издеваются над Балоуном, который под такие рассуждения просто истекает слюнками. Каждый второй персонаж «Похождений Швейка», особенно Балоун, считает своим долгом оформить монолог на предмет правильного приготовления вкусных мясных блюд.
  

  Интеллигентных людей нужно назначать именно на кухню для большего богатства комбинаций. Возьмите, например, подливки. Человек интеллигентный, приготовляя подливку из лука, возьмет сначала всякой зелени понемногу, потушит ее в масле, затем прибавит кореньев, перцу, английского перцу, немного мускату, имбирю. Заурядный же, простой повар разварит луковицу, а потом бухнет туда муки, поджаренной на говяжьем сале, — и готово.

  Лацина

  • И, что интересно, картины гурман-порно очень гармонично чередуются с описанием обычных армейских пайков.
• Дезертир — Швейк и с натуральными дезертирами встречается, и его самого за дезертира принимают, хотя он как раз стремится попасть на фронт, только специально делает это настолько нелепо, чтобы как можно дольше не попасть. И вообще, в австрийской армии было очень много дезертиров. Автор книги не исключение. На страницах романа упоминается характерная деталь эпохи: когда солдаты-мадьяры встречали чешских и словацких солдат, они издевательски приветствовали их поднятыми вверх руками. Дескать, знаем мы, кто вы такие и чего от вас ожидать.
• Дружественный огонь — как рассказал Шредер, «Под Белградом венгры стреляли по нашему второму маршевому батальону, который, не зная, что по нему стреляют венгры, начал палить в дейчмейстеров, стоявших на правом фланге, а дейчмейстеры тоже спутали и открыли огонь по стоящему рядом с ними боснийскому полку. Наша артиллерия, понятия не имевшая, что это наши части стреляют по своим, начала палить по нашей линии, и один снаряд упал у самого штаба бригады». (Часть вторая, глава IV, «Новые муки»).
• Жадина-говядина — внесюжетный персонаж, описанный от лица автора. «Кроме своего походного мешка и мешка офицера, избежавшего плена, он [денщик] тащил еще пять различных ручных чемоданов, да два одеяла и подушку, не считая узла, который он тащил на голове. Он жаловался, что два чемодана у него отняли казаки».
• Заболтать до смерти — Швейк такое вполне может. Фельдфебель Насакло, натурально вывихнувший себе мозг в процессе выслушивания байки про железнодорожников и паровоз № 4268, подтверждает. И это ведь он её даже до конца не дослушал! Читателя это тоже ждёт.
• Затрахала! — пани Кати Вендлерова, жена торговца хмелем и любовница Лукаша:
  

  Швейк увидел молодую даму в грациозной позе на подушках. Как-то особенно улыбаясь, она смерила взглядом его коренастую фигуру и мясистые ляжки. Затем, приподнимая нежную материю, которая покрывала и скрывала все, приказала строго: — Снимите башмаки и брюки. Покажите… Когда поручик вернулся из казарм, бравый солдат Швейк мог с чистой совестью отрапортовать: — Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, все желания барыни я исполнил и работал не за страх, а за совесть, согласно вашему приказанию. — Спасибо, Швейк, — сказал поручик. — Много у нее было желаний? — Так, примерно, шесть. Теперь она спит как убитая от этой езды. Я исполнил все ее желания, какие только смог прочесть в ее глазах.

  Сама себе злобный буратино

  Через пару дней дамочка так достала и Швейка, и Лукаша, что пришлось вызывать телеграммой её мужа — чтоб забрал супругу.

  • Здесь был Вася:
    

    Швейк рассматривал надписи, нацарапанные на стенах. В одной из надписей какой-то арестант объявлял полиции войну не на живот, а на смерть. Текст гласил: «Вам это даром не пройдет!» Другой арестованный написал: «Ну вас к черту, петухи!» [В Австро-Венгрии «петухами» называли полицейских, которые носили высокие каски с султанами из петушиных перьев] Третий просто констатировал факт: «Сидел здесь 5 июня 1913 года, обходились со мной прилично. Лавочник Йозеф Маречек из Вршовиц». Была и надпись, потрясающая. своей глубиной: «Помилуй мя, господи!» А под этим: «Поцелуйте меня в ж…» Буква «ж» все же была перечеркнута, и сбоку приписано большими буквами: «ФАЛДУ». Рядом какая-то поэтическая душа накарябала стихи: У ручья печальный я сижу, Солнышко за горы уж садится, На пригорок солнечный гляжу, Там моя любезная томится…

    Какое-никакое, а развлечение

    • Знаменитая вступительная фраза — «Убили, значит, Фердинанда-то нашего!» Сегодня несколько изменённая фраза любима журналистами и часто мелькает в статьях, посвящённых убийству какого-нибудь значимого в обществе человека.
      • Правда, есть ещё авторское предисловие, начинающееся со слов: «Великой эпохе нужны великие люди».
    • Игры азартные и не очень — на страницах романа много играют в карты. Очень много.
    • Иммунитет идиота — субверсия: Швейк раз за разом выходит сухим из воды именно потому, что в действительности он НЕ идиот. Настоящему идиоту, Пепке, повезло куда меньше.
      • В довоенных рассказах о Швейке играется прямо и с педалью в пол. Выжить при взрыве порохового склада, который сам же и спровоцировал? Умеем, могём.
    • Какое бы мне доброе дело сделать? — один из многочисленных героев баек Швейка каждую субботу хотел делать только добрые дела и начинал новую жизнь: «А утром, братцы, я заметил что лежу на нарах».
    • Камео — в эпизодических ролях появляются некоторые персонажи более ранних рассказов Гашека.
      • Строго говоря, камео, отсылок и прочих На тебе! в книге столько, что она практически из них и состоит. Гашек использовал реальные имена и фамилии своих знакомых, и припомнил каждую обиду, которую ему когда-либо нанесли. Вот почему Швейку ни капельки не жалко аптекарей-Фердинандов? Да потому, что юный Ярослав после школы работал у обоих и не сошёлся с ними характерами!
    • Каннибализм — военачальник, «без соли съевший своего денщика», упоминается как минимум трижды!
      • На самом деле аверсия. Выражение «сожру без соли» — более цензурная версия фразы «трахну без вазелина»: понятное дело, что содомировать никто никого тоже не будет.
    • Капитан Полковник Очевидность, первый известный случай дистиллированного тропа. «Полковник Фридрих Краус фон Циллергут был редкостный болван. Рассказывая о самых обыденных вещах, он всегда спрашивал, все ли его хорошо поняли, хотя дело шло о примитивнейших понятиях, например: „Вот это, господа, окно. Да вы знаете, что такое окно?“ Или: „Дорога, по обеим сторонам которой тянутся канавы, называется шоссе. Да-с, господа. Знаете ли вы, что такое канава? Канава — это выкопанное значительным числом рабочих углубление. Да-с. Копают канавы при помощи кирок. Известно ли вам, что такое кирка?“ „Книга, господа, это множество нарезанных в четверку листов бумаги разного формата, напечатанных и собранных вместе, переплетенных и склеенных клейстером. Да-с. Знаете ли вы, господа, что такое клейстер? Клейстер — это клей“. Офицеры, завидев его издали, сворачивали в сторону, чтобы не выслушивать от него такой истины, что улица состоит из мостовой и тротуара и что тротуар представляет собой приподнятую над мостовой панель вдоль фасада дома. А фасад дома — это та часть, которая видна с мостовой или с тротуара. Заднюю же часть дома с тротуара видеть нельзя, в чем мы легко можем убедиться, сойдя на мостовую». В подтверждение своих слов полковник Очевидность сошёл на мостовую, и на него кто-то наехал (обошлось без человеческих жертв). Это, право, уже недостойно звания Капитана Очевидности. Это самый что ни на есть Адмирал Ясен Х..!
      • «К нам в трактир „У чаши“ ходил один старый господин, какой-то отставной советник из Краевого комитета, он утверждал то же самое. Он всегда говорил, что удивлен огромной разницей в температуре зимой и летом, что его поражает, как люди до сих пор этого не замечали».
      • Пьяный Дуб предсказывает своему денщику Кунерту фамилию его будущей жены: пани Кунертова.
    • Концентратор ненависти — в первую очередь сама война, во вторую — ряд эпизодических персонажей. Подпоручик Дуб мог бы попадать под троп, если бы его козни имели хоть какой-то эффект, но этого олуха просто невозможно ненавидеть.
    • Коронная смерть — шутки ради, батальонный хроникёр Марек придумал такие смерти сослуживцам впрок, все донельзя бафосные. Например, Юрайда в летописи батальона будет поливать вражеских солдат кипятком из кастрюли, пока его не одолеют отравленными газами.
      • Умер с позором: а вот Балоуну Марек на коронную смерть поскупился. Прожорливого денщика заарканят с самолёта, когда тот будет опять уплетать обед Лукаша.
    • Коронная фраза — есть у многих персонажей. У Швейка это, конечно, «Осмелюсь доложить…» и «Служить государю императору до последней капли крови!», у Паливца — «А цена всему этому дерьмо!», у Водички — «Плохо, брат, ты мадьяр знаешь!», у Дуба: — «Об этом мы ещё до войны говорили с господином окружным начальником» и «Вы меня ещё не знаете, но вы меня ещё узнаете (с плохой стороны)! Я вас доведу до слёз!» Причём Швейк один раз эту кэтч-фразу Дуба передразнивает.
      • «Осмелюсь доложить…» («Ich melde gehorsam…» в оригинале) — уставное начало фразы при обращении младшего в звании к старшему, это не особенность именно Швейка. Просто именно его обращения по очевидным причинам встречаются в книге чаще всего (хотя в книге можно найти и аналогичные обращения Ванека и Балоуна к Лукашу, Биглера к офицерам и т.д.).
    • Кошмарные медицинские состояния ― кадет Биглер, попав из-за раздолбайства военных чиновников в холерный барак, явно впечатлился, как бесславно и мучительно умирают за государя-императора схватившие на фронте холеру бойцы. Особенно эпично описана медленная смерть майора Коха с соседней койки.
    • Мародёрство — на войне без него никак, и Гашек в своём фирменном стиле приводит совершенно феерические примеры типа следующего: «На военном кладбище на одном из белых крестов имеется надпись: „Ласло Гаргань“. Там спит вечным сном гонвед, который при грабеже гимназических коллекций выпил весь денатурат из банки, где были заспиртованы разные пресмыкающиеся. Мировая война истребляла человеческое племя даже настойкой на змеях…» Швейка тоже пару раз обвиняли в мародёрстве.
    • Матомная бомба — на страницах романа многие загибают, да ещё на нескольких языках (армия же!). В оригинале эти пассажи приводятся как есть, без всякой цензуры. Также автор особо подчёркивает, что большим мастером матомных бомбардировок является трактирщик Паливец. Он ещё и теоретически подкован, поскольку может рассказать об исторических обстоятельствах, связанных с тем или иным выражением.
      • Педаль в мостовую выдал господин Каконь, почтенный мадьярский буржуа, как только понял, что какой-то офицер хочет трахнуть его молодую и красивую жену, пришёл в ярость и начал загибать так, как русские обычно не выражаются даже в состоянии крайнего гнева. В полной мере могут оценить только знатоки венгерского языка, потому что в сноске нет адекватного перевода, вместо него тактичное пояснение: «Венгерская площадная ругань». «Baszom az anyát, baszom az istenet, baszom a Kristus Mariát, baszom az atyádot, baszom a világot!» («…ти твою мать, …ть Господа Бога, …ть Иисуса с Марией, …ть твоего отца, …ть весь мир и всё человечество!»).
    • Мнимый больной — в ассортименте и симулянты, и настоящие больные, которых военврачи считают мнимыми. Кое-кто так и вовсе по-настоящему покалечился или испортил здоровье, лишь бы не идти на фронт. А Швейк действительно болен ревматизмом, но обвинили и его.
      • А вот тут есть определённые сомнения — ревматизмом Швейк и в самом деле страдает, но вот действительно ли у него случилось обострение как раз в тот момент, когда его призвали в действующую армию? Или же наш бравый солдат попытался (как и его прототип-автор) прикинуться больным и отлежаться в больнице? Очень уж своевременно он и приболел, и исцелился он тоже шустро — как только повели Швейка в гарнизонную тюрьму, так и начался процесс выздоровления! Неужели доктор Грюнштейн был прав, называя Швейка симулянтом?!
    • Мучитель животных — Швейк является большим знатоком методов убийства кошек (к счастью, не описывается). Впрочем, неизвестно, практиковал ли он все это сам.
    • Наказать божка: Швейк рассказывает, как один его сослуживец носил с собой фигурку святого Яна Непомуцкого, и этому сослуживцу сильно везло в карты. Но однажды он проигрался в пух — и на следующем привале оставил фигурку висящей на суку в петле.
    • Не в ладах с географией. В главе «Будейовицкий анабасис Швейка» главный герой, отстав от поезда, пытается добраться пешком от Табора до Чешских Будейовиц, но, заблудившись по дороге, оказывается в деревне Путим, где попадает в руки местных жандармов. «— Искал свой полк? — посочувствовал вольноопределяющийся. — Недурное турне. Табор — Милевско — Кветов — Враж — Мальчин — Чижова — Седлец — Гораждёвице — Радомышль — Путим — Штекно — Страконице — Волынь — Дуб — Водняны — Противин — Путим — Писек — Будейовицы… Тернистый путь!» Заинтересованные люди подсчитали, что бравый солдат за двое с небольшим суток, с перерывами на сон, преодолел от 140 до 160 километров, так что пан Гашек то ли запутался в географии южной Чехии, то ли придал Швейку сверхчеловеческую скорость и выносливость, что ближе к соседнему тропу. А может, это просто правило прикольности. С другой стороны, никаких сверхчеловеческих скорости и выносливости для солдата, двигающемуся не по бурелому, а по дороге, вроде как не требуется.
      • Запутаться в географии Писецкой округи Гашек не мог никоим образом, ибо сам был родом из тех мест, где его дед по матери, Антонин Яреш, служил мельником и лесничим у князя Шварценберга. При этом все знакомые всегда подчёркивали исключительную память Гашека и его внимание к деталям. Так что чистой воды правило прикольности.
    • Не в ладах с оружием — внутримировой пример с подсветкой из прожектора:

    [Швейк] с интересом рассматривал плакат какой-то благотворительной военной лотереи. На плакате был изображен австрийский солдат, штыком пригвоздивший к стене оторопелого бородатого казака. Подпоручик Дуб похлопал Швейка по плечу и спросил, как это ему нравится. — Осмелюсь доложить, господин лейтенант, — ответил Швейк, — это глупость. Много я видел глупых плакатов, но такой ерунды еще не видел. — Что же, собственно, вам тут не нравится? — спросил подпоручик Дуб. — Мне не нравится, господин лейтенант, как солдат обращается с вверенным ему оружием. Ведь о каменную стену он может поломать штык. А потом это вообще ни к чему, его за это могут наказать, так как русский поднял руки и сдается. Он взят в плен, а с пленными следует обращаться хорошо, все же и они люди. Подпоручик Дуб, продолжая прощупывать убеждения Швейка, задал еще один вопрос: — Вам жалко этого русского, не правда ли? — Мне жалко, господин лейтенант, их обоих: русского, потому что его проткнули, и нашего — потому что за это его арестуют. Он, господин лейтенант, как пить дать, сломает штык, ведь стена-то каменная, а сталь — она ломкая.

    Часть III, глава 2

    • Не повезло с ФИО — «лесник с эдакой безобразной фамилией Пиндюр». Это слово и для нашего уха не шибко благозвучно, а уж для чешского… Ну, вот представьте себе русского человека по фамилии Елдаков.
    • Не рой другому яму — Дуб попадает в такие ситуации регулярно. Вот лишь один яркий пример: Дубу довелось ехать куда-то на автомобиле с Биглером, а тому недавно пролечили кишечник после неприятного конфуза. Дуб (который имел на кадета зуб) знал, что Биглер постоянно испытывает позывы, и поэтому специально нудил, что они едут по срочному делу и машина ради чьей-то там естественной нужды останавливаться не будет. И надо ж было статься так, что самому Дубу и приспичило! Куда девалась та принципиальность. Причём Биглеру хватило самообладания (и самоуважения), чтобы терпеть собственные позывы с невозмутимым видом, и Дуб оказался дураком даже в собственных глазах.
    • Неправый суд — подсвечено тем, что Гашек-то писал о вполне реальном положении вещей. «Здесь в большинстве случаев исчезала всякая логика и побеждал параграф, душил параграф, идиотствовал параграф, фыркал параграф, смеялся параграф, угрожал параграф, убивал и не прощал параграф. Это были жонглеры законами, жрецы мертвой буквы закона, пожиратели обвиняемых, тигры австрийских джунглей, рассчитывающие свой прыжок на обвиняемого согласно числу параграфов». Его жертвами стали Паливец и Мюллерова.
      • Педаль в литосферу, магму, ядро и далее до Австралии — военно-полевой суд генерала Финка фон Финкенштейна: «У некоторых людей мания собирать спичечные коробки, а у этого господина была мания организовывать полевые суды, хотя в большинстве случаев это противоречило воинскому уставу. Генерал объявил, что никаких аудиторов ему не нужно, что он сам созовёт суд, а через три часа обвиняемый должен висеть». Он с гордостью рассказал фельдкурату Мартинецу о рекордах скорости полевого суда: «В начале войны я добился такой быстроты, что одного молодчика мы повесили через три минуты после вынесения приговора. Впрочем, это был еврей, но одного русина мы тоже повесили через пять минут после совещания. Случайно оба не нуждались в духовном напутствии. Еврей был раввином, а русин — священником. Здесь перед нами иной случай, теперь мы будем вешать католика».
      • А вот Швейку повезло: «Исключение составляли несколько человек, которые не принимали закон всерьез. Ибо и между плевелами всегда найдется пшеница. К одному из таких господ привели на допрос Швейка. Это был пожилой добродушный человек; рассказывают, что когда-то, допрашивая известного убийцу Валеша, он то и дело предлагал ему: „Пожалуйста, присаживайтесь, пан Валеш, вот как раз свободный стул“». Этот адекватный судья направил Швейка на психиатрическое обследование.
    • Неполиткорректный злодей — Фридрих Краус фон Циллергут. «К чему возить сюда пленных? Перестрелять их всех! Никакой пощады! Плясать среди трупов! А гражданское население Сербии сжечь, все до последнего человека. Детей прикончить штыками».
    • Несовместимая с жизнью набожность/суеверность — с сильно прикрученным фитильком. Швейк рассказывает о настоятеле, который уверял свою экономку в том, что антиподов не существует, так как об этом написано в священном писании, а следовательно, сына, который поехал в Австралию, у неё нет, а деньги и письма от него — это «дьявольское наваждение». Дошёл до того, что перед прихожанами публично обвинил её в ереси и так разошёлся, что его в тот же день упекли в сумасшедший дом.
    • Нулевой рейтинг:
      • Не то чтобы Франца-Иосифа прям уж ненавидят, но не уважают. Даже те, кому полагается преследовать крамолу, защищают не честь государя императора, а режим, а если совсем откровенно — свои нагретые места при этом режиме. Причём проблема не столько в самом Франце-Иосифе, сколько в убитом на корню престиже Габсбургов как клана. Кронпринц прожил беспутную жизнь и нелепо погиб, эрцгерцог убит в результате скандального покушения, еще один потенциальный наследник вообще оказался интересной личностью и тоже помер. Всё происходящее как бы намекало, что нормальных наследников у 84-летнего дедушки-императора не будет.
      • Целая плеяда офицеров и офицеришек, от которых кривят нос их непосредственные начальники и которых тихо ненавидят солдаты. Ярчайший пример — Дуб, тем более что он больше всех перед глазами маячит.
    • Обжора — не только Балоун, чуть не подчистую сжирающий обеды Лукаша, но и Лацина.
    • Осквернение храма — Швейк рассказал историю, как пьяница после попойки зашёл в костёл вместо своей квартиры и уснул на алтаре, подложив под голову священные книги, после чего его предали суду, а храм освятили заново.
    • Отец солдатам — Лукаш не единственный такой в армии. «Слово „старикашка“ было ласкательным обозначением старого полковника или майора, который часто орал, но любил своих солдат и не давал их в обиду другим полкам, особенно когда дело касалось чужих патрулей, которые вытаскивали солдат его части из кабаков, если те засиживались сверх положенного времени. „Старикашка“ заботился о солдатах, следил, чтобы обед был хороший. Однако у „старикашки“ непременно должен быть какой-нибудь конек».
    • Пастырь добрый — фельдкурат Мартинец в четвёртой части.
    • План Стэплтона — одна из историй, рассказанных Швейком. «Несколько лет тому назад начальником станции Свитава был пан Вагнер. Вот был живодер! Придирался к подчиненным и прижимал их где мог, но больше всего наседал на стрелочника Юнгвирта, пока несчастный с отчаяния не побежал топиться. Но перед тем как покончить с собою, Юнгвирт написал начальнику станции письмо о том, что будет пугать его по ночам. Ей-богу, не вру! Так и сделал. Сидит вот начальник станции ночью у телеграфного аппарата, как вдруг раздается звонок, и начальник станции принимает телеграмму: „Как поживаешь, сволочь? Юнгвирт“. Это продолжалось целую неделю, и начальник станции в ответ этому призраку разослал по всем направлениям следующую служебную депешу: „Прости меня, Юнгвирт!“ А ночью аппарат настукал ему такой ответ: „Повесься на семафоре у моста. Юнгвирт“. И начальник станции ему повиновался. Потом за это арестовали телеграфиста соседней станции. Видите, между небом и землей происходят такие вещи, о которых мы и понятия не имеем!» Вот и пойми тут, то ли мистика, то ли преступление!
    • Полный абстинент:
      • Комическая аверсия. Старик Вейвода с приятелем собирались стать полными абстинентами, а в результате угодили в тюрьму за пьяный дебош.
      • Необычный взгляд на употребление спиртных напитков. «…В Офицерском собрании он всегда выпивал только четвертинку вина. Он абстинент…» («Лекарь военного времени» Вельфер о кадете Биглере).
    • Приехал не в тот город — внутримировой пример: рассказ бродяги, как он, впервые оказавшись в незнакомом городке, решил попросить милостыню в неказистом домике в глухом переулке. Открыл дверь… и оказался в жандармском участке.
    • Прикинуться сумасшедшим. Эпизодический персонаж рассказывает, как «косил на психа» в военкомате, чтобы не забрали на фронт. Он и кукарекал, и лаял, и плясал перед врачами, и чушь молол, присев в углу, снял штаны и нагадил прямо на пол. Кроме того, он укусил за ляжку одного из членов комиссии… Увы, этим-то последним фортелем он и испортил самому себе всю игру. Доктор на такой личный выпад обиделся и выгнал симулянта, объявив вменяемым.
      • Сам Швейк постоянно косит под дебила. Ему с лёгкостью удалось убедить медкомиссию, что он олигофрен: стоило только отдать честь портрету монарха и гаркнуть во всю мочь своих лёгких «Да здравствует его императорское величество Франц-Иосиф Первый!!». Впрочем, на фронт ему всё-таки пришлось ехать, но позже.
      • Самому Гашеку закос под идиота «а-ля Швейк» однажды спас жизнь — в Самаре во время гражданской войны, когда он, воюя за красных, угодил в лапы чешским легионерам.
    • Проституция — в мирное время пан Швейк, судя по байкам, имел богатый опыт общения с проститутками. А фронтовые бордели для господ офицеров и для низших чинов сегрегированы, и Швейка не хотели пускать в офицерский:
      

      Под влиянием столь дипломатической речи подпоручик Дуб отчасти пришел в себя: для него в какой-то мере сделалось ясно, что он не в казармах, однако из предосторожности он все же спросил: — Где я? — Вы изволите быть в бардачке, господин лейтенант. Пути господни неисповедимы!

      Швейк пришёл не трахаться, а в поисках Дуба

      • Развесёлые ромалэ — несколько персонажей-призраков из историй, рассказанных Швейком и Водичкой.
      • Сержант Зверь — злокачественный вариант в лице прапорщика Дауэрлинга (между прочим, в изначальной повести Швейк был в денщиках у персонажа с этой фамилией) из рассказа Марека. Недоучившийся юнкер, беспросветно тупой и невежественный даже по сравнению с однокашниками, которые не отличались умом и образованностью. Больной на голову в буквальном смысле — в младенчестве получил сотрясение мозга. Впрочем, разнос от женатого на чешке майора Венцеля изменил его в лучшую сторону.
        • Ещё несколько персонажей из его же рассказа: «Капрал Альтгоф употребляет выражение „энгадинская коза“, ефрейтор Мюллер, немец-учитель с Кашперских гор, называет новобранцев „чешскими вонючками“, фельдфебель Зондернуммер — „ослиными лягушками“ и „йоркширскими боровами“ Немцев это, конечно, не касается. Когда фельдфебель Зондернуммер заводит речь о „свинской банде“, он поспешно прибавляет „die tschechische“.»
        • И даже ангелы в раю, во сне Биглера! «Шире раскрывай глотку, грязная вифлеемская свинья. Разве так кричат „аллилуйя“?»
      • Скованные одной цепью — пьяный ефрейтор-жандарм конвоировал заглавного героя и, чтобы не потеряться пристегнул его к себе наручниками. И никак не мог потом их расстегнуть по пьяному делу, чем даже коллег удивил. Кроме того, метафорически одной цепью скованы Швейк и Лукаш: их не могут разделить никакие обстоятельства, разве что ненадолго.
      • Странности в первой части — Швейк в довоенных рассказах Гашека был именно что идиотом, позволявшим себе феерические глупости вроде курения в комнате со взрывчаткой. Но «Похождения бравого солдата Швейка» писались Гашеком после участия в Первой Мировой, двух революций и «гражданки» в России — и роман получился куда более тёмной и острой сатирой, а Швейк, аки заправский трикстер, старательно прикидывался дураком.
        • Обоснуй: жизненный опыт и приключения положительно сказались на развитии интеллекта Швейка, но он не забыл своё прошлое, поэтому прикидывался идиотом чрезвычайно талантливо. Человек, который с детства рос умником, так не сумел бы.
      • Тайна исповеди — аверсия. «У них там богатая дева Мария с фальшивыми бриллиантами… Как-то хотел ее обокрасть церковный сторож. Решил, что дело у него пойдет лучше, если он сначала очистится от старых грехов. На исповеди он покаялся и в том, что хочет завтра обокрасть деву Марию. Он не успел и триста раз „Отче наш“ прочесть — такую епитимью наложил на него пан патер, чтобы он не удрал, — как церковные сторожа отвели его в жандармский участок».
      • Такой молодой, а уже лейтенант — Лукаш (которого не повышали, несмотря на компетентность) и Дуб (который призван с гражданки).
      • Темница сырая — Швейк регулярно там оказывается. И не только он.
      • Тюремщик — троица из гарнизонной тюрьмы: Лингардт, Славик и Ржепа. Последние двое ещё и склонны к садизму.
      • Умный — не значит мудрый — Биглер. Обладает незаурядным интеллектом, широко эрудирован (благодаря самообразованию) и даже умеет применить знания на практике. В будущем из такого вполне может выйти толковый командир, но ключевое слово здесь — «в будущем». Биглер же считает, что он уже специалист и будущий великий полководец. Связь с реальностью у него весьма слабая, война ему видится в свете героико-патриотической пропаганды. Ну и стремление блеснуть умом перед полновесными офицерами тоже не идёт впрок.
      • Фиговое оправдание — в одной из швейковских баек рассказывается про учителя, влюбившегося в дочку лесника. Лесник сразу предупредил, чтобы тот не смел подходить к их домику в лесу, иначе получит в зад заряд соли, смешанной со свиной щетиной. Влюблённый молодой человек же постоянно там ошивался и искал оправдания, то надо ягоды пособирать, то гербарий, то врач прописал лесным воздухом дышать, то он надумал написать лесной пейзаж. Когда же все оправдания закончились, то он сказал, дескать, хотел только силки для зайцев расставить. Честный старик его сразу же потащил в полицию, как браконьера, а скажи парень правду — всего лишь заряд соли в мягкое место.
        • Судя по всему, для той эпохи и в той «тактической нише» это были самые заурядные «боеприпасы». Собственно, в литературе заряженное солью ружье у сторожа встречается довольно часто; также можно вспомнить «Кавказскую пленницу» и одну из серий «Ну, погоди!». Причина довольно ясна: соль не наносит смертельных травм — значит, сторож никого не убьёт, но в то же время доставляет весьма неприятные ощущения, что заодно позволит опознать вора, если тот сумеет убежать. Впрочем, можно и не опознавать — вор и так наказан.
      • Фрик-шоу:

        • Раньше, я помню, каждый офицер старался что-нибудь привнести в общее веселье. Поручик Данкель — служил такой, — так тот, бывало, разденется донага, ляжет на пол, воткнет себе в задницу хвост селёдки и изображает русалку.

          Полковник Шрёдер сокрушается об отсутствии среди офицеров былого товарищества и настоящего боевого духа

        • Несколько лет тому назад в Праге некий Местек обнаружил сирену и показывал её за ширмой. В ширме была дырка, и каждый мог видеть канапе, на котором валялась девка. Ноги у неё были завёрнуты в зелёный газ, что должно было изображать хвост, волосы были выкрашены в зелёный цвет, на руках были рукавицы на манер плавников, из картона, тоже зелёные, а вдоль спины верёвочкой привязано что-то вроде руля. Всем очень нравилось, что у сирены большая задница, а на ней написано: «До свидания!» Зато насчёт грудей было слабо: висели у ней до самого пупка, словно у старой шлюхи. В семь часов вечера Местек закрывал панораму и говорил: «Сирена, можете идти домой». Ввиду того, что у неё не было жёлтого билета, её вместе с другими «мышками» арестовал во время облавы пан Драшнер.

          Байка Швейка, рассказанная в арестантском вагоне

      • Хитгый и жадный евгей — эпизодический персонаж в конце книги, галицкий еврей, который толкнул австро-венгерским воякам абсолютно несъедобную корову (её за несколько часов так и не смогли разварить до разжёвываемости) и при этом чудовищно переигрывал.
      • Хронически рваная канва — очень характерно: реальные события весны 1915 года (когда Гашека в призвали в армию) регулярно переносятся в конец 1914 года, да и повествование легко прыгает из разгара зимы в конец весны.
      • Чернуха — такую легенду о своей жизни сочинил сокамерник Швейка в гарнизонной тюрьме: «Отец его был алкоголик и кончил жизнь самоубийством незадолго до его рождения; мать была проституткой, вечно пьяная, и умерла от белой горячки, младшая сестра утопилась, старшая бросилась под поезд, брат бросился с вышеградского железнодорожного моста. Дедушка убил свою жену, облил себя керосином и сгорел; другая бабушка шаталась с цыганами и отравилась в тюрьме спичками; двоюродный брат несколько раз судился за поджог и в Картоузах перерезал себе куском стекла сонную артерию; двоюродная сестра с отцовской стороны бросилась в Вене с шестого этажа». Рассказано сидящим под арестом Водичке и Мареку.
        • Он сочинил её не забавы ради, а чтобы выдать себя за душевнобольного с дурной наследственностью и избежать обвинения в дезертирстве. У него — получилось, у всех остальных, кто впоследствии пытался рассказать ту же самую историю — уже нет.
      • Чудо одной сцены — их немало. Гашек был блестящим мастером эпизода (амплуа газетного фельетониста обязывало), и это чувствуется. Чего стоят только сон Биглера и рассказ Марека о редактировании журнала!
      • Шовинизм — Гашек красочно описал «дружбу народов» в Австро-Венгерской империи:
        • Персонажи-немцы регулярно употребляют выражения типа «чешская сволочь».
        • Чехи от них не отстают: чего стоит один Водичка с его бессмертным «мадьяры — шваль!».
        • Венгерские гонведы самым мерзким образом курощают и низводят арестованных карпатских русин («угрорусов») на отбитых у русских территориях.
        • С другой стороны, при внимательном чтении заметно, что каждый, кто патриотично крикнет «Nieder mit den Serben!», тут же получает по морде. А Швейк не имеет ничего против того, чтобы угостить мадьярского солдата пивом — хотя денег у него совсем немного.
      • Это ж надо было додуматься!:
        • Достать из клетки канарейку и показать её кошке вблизи, сопровождая внушением, что птичка хорошая, кушать её нельзя? Запросто. Разумеется, канарейка тут же оказалась сожранной. Есть версия, что Швейк и тут закосил под дурака — целенаправленно таким образом избавился от канарейки, якобы «по глупости», а на самом деле с умыслом. Птичку же ведь кормить надо, приглядывать за ней… А так — хоп! — и нет птички, нет проблемы.
        • Кроме того, Швейк большой знаток различных способов убийства кошек, которому позавидовал бы даже Шариков. К счастью для читателя, в подробностях это не описывается.

      Тропы «X — это Y»[править]

      • Армия — это балаган. На фоне гремучей смеси из неадекватности командования, нерасторопности рядовых исполнителей и ура-патриотического угара даже маска, которую носит Швейк, выглядит верхом разумности. Само собой, что на войне у всего этого самые печальные последствия.

      — Зачем вообще Австро-Венгрии армия? — Чтобы её все били. — А зачем тогда армия Италии? — Ну надо же австрийцам тоже кого-нибудь бить?

      Анекдот времён Первой Мировой

      • Безумие — это смешно — героя отправили в психушку «с целью выяснения, в какой мере его психическое состояние является опасным для окружающих». Описаны и комические сумасшедшие, и не менее комические симулянты, которые под сумасшедших косят. Швейку там очень понравилось, но увы — его признали «слабоумным симулянтом», и он опять попал в полицию.
      • Война — это кошмар. Или, скорее, кошмарная глупость. Под слоем юмора скрывается одно из самых неприятных изображений войны в мировой литературе. Тут вам и гуро (батальное, пейзажное и обыкновенное), и командиры-дегенераты, которые посылают солдат в мясорубку непонятно зачем (и вообще относятся к ним по-скотски), и зверства по отношению к мирным жителям. Одного только нет — пафоса.
      • Война — это круто. В этом ключе пытается действовать официальная пропаганда, но результаты этих потуг ничего, кроме смеха через фейспалм, не вызывают. Биглер, впрочем, поначалу в это верил, но в холерном бараке его вера несколько пошатнулась.
      • Война — это смешно: обыграно. Гашек наглядно показывает, что только смех может сохранить человека при столкновении с реалиями войны. Поэтому солдаты пытаются воспринимать войну именно так, а уж «хроники» Марека, которые он пишет батальону впрок — это и вовсе что-то с чем-то.
      • Лицемерие — это смешно: Дуб. «Так как солдатам запрещено ходить в бордели, то он безусловно в одном из них. Ему же надо быть уверенным, что никто из его взвода не хочет попасть под полевой суд, которым он обыкновенно угрожает. Он сам объявил солдатам, что обойдет все бордели и что они узнают его с плохой стороны. Впрочем, я знаю, где он. Вот тут, как раз напротив, в этом кафе. Все его солдаты следили, куда он сперва пойдет.» И это не последний такой с ним конфуз.
      • Непристойно — значит, смешно — яркий пример того, что туалетный юмор и крепкие словечки нисколько не умаляют художественной ценности произведения. Если она, конечно, есть.
        • Испортить воздух — «Большинство арестантов страдало скоплением газов; газы выпускались в ночную тишину, их встречали ответные сигналы, сопровождаемые остротами» (Ч. I, г. IX, «Швейк в гарнизонной тюрьме»).
          • А уж пробуждение обер-фельдкурата Лацины прямо сравнивается с пробуждением Гаргантюа. Рабле такой юмор тоже любил.
        • Коварная кучка — вот яркий пример. Кот влез ночью на штабную карту, разложенную на столе, нагадил на австро-венгерский фронт и хотел было зарыть кучку, но повалил флажки и размазал кал по всем позициям, оросил фронты и предмостные укрепления и запакостил армейские корпуса. Поутру близорукий командир полка Шредер собрал офицеров и начал проводить с ними брифинг — а офицеры, стервецы, молчали и с интересом следили, как палец полковника постепенно приближается к одной из кучек… Весь офицерский состав дружно ненавидел зануду-полковника, и вот настал час их мести. Наконец командир всё же вляпался пальцем в нехорошее — и удивлённо вопросил: «Что это, господа?». Капитан Сагнер любезно ответил: «По всей вероятности, кошачий кал (Katzendreck), господин полковник».
        • Наделать в штаны — «в немногих словах он [Швейк] разъяснил фельдкурату, как жестоко тот ошибается, думая, что его облили».
          • По словам одного из солдат, когда его рота шла в атаку, обделались все. Кое-кто даже и не раз. Особенно примечателен убитый солдат, которому шрапнелью снесло голову, и на эту голову текло его же дерьмо.

      ― А воняет парень, словно треска,– сказал Батцер, который с интересом наблюдал, как спящий кадет Биглер подозрительно вертится, – наложил, должно быть, полные штаны ― Это с каждым может случиться, – философски заметил Матушич, – Не обращай внимания. Не тебе его переодевать. Сдавай-ка лучше карты Кадету Биглеру, очевидно, снилось уже другое. Он бормотал: ― Передайте моей доблестной армии, что она воздвигла себе в моем сердце вечный памятник любви и благодарности! Так как при этих словах он заворочался, вонь опять ударила Батцеру в нос, он сплюнул и проворчал: ― Воняет, как золотарь! Как засранный золотарь!

      Начальник, идите мойте его, я с ним сидеть не буду!

      • • • Также, объевшись пирожными и выпив коньяку, обделался во сне кадет Биглер (см. эпиграф). Это имело для него долгоиграющие последствия, в том числе репутационные.
          • Кунерт, денщик Дуба, настолько струхнул от мысли пожаловаться на побои, что…
        • Сладкий хлеб:
          • Поссорившись с товарищами по бизнесу, один из продавцов «чудо-корня для скота» начал подмешивать в средство мышиный помёт. Да и свой тоже.
          • Швейк рассказал, что у одного офицера был «послушный денщик. Он делал все, что ни пожелает его господин. Когда его спросили, сможет ли он по приказу своего офицера сожрать ложку его кала, он ответил: „Если господин лейтенант прикажет — я сожру, только чтобы в нем не попался волос. Я страшно брезглив, и меня тут же стошнит“.»
      • Пьяный — это забавно:
        • Фельдкурат Отто Кац, который вечно в зюзю — это что-то с чем-то! Цитата самого Швейка: «Я служил у фельдкурата Каца, так тот мог свой собственный нос пропить. Тот еще не такие штуки проделывал. Мы с ним пропили дароносицу и пропили бы, наверно, самого господа бога, если б нам под него сколько-нибудь одолжили…»
        • Там же — пьяные конвоиры, которые должны были доставить Швейка к фельдкурату Кацу — а в итоге их туда приволок арестант.
        • Ещё жандарм из Писека — сопровождая Швейка к начальству ужрался так, что на ногах не стоял. Комендант, который поручил ему доставку Швейка, накануне по пьяни тоже много чего намолол языком…
        • И пьяный Дуб, который «проверял бордели».
        • Швейка, что характерно, не развозит, даром что в половине вышеописанных случаев он пьёт наравне с жертвами зелёного змия — умеет держать градус, чертяка!
          • Просто ему повезло с организмом и он в какой-то момент вместо того чтобы начать исполнять — тупо отрубается и спит. Хорошо видно в сцене с поручиком Дубом и бутылкой коньяку. Хотя перепить до этого момента он и правда может многих.
      • Религия — это смешно: в количествах.
      • Так грубо, что уже смешно. Гашек неподражаем. А ведь он всего лишь цитирует реальный пропагандистский документ времён Первой мировой! «Пожилые изнуренные дамы принесли целый тюк листовок с двумя молитвами, сочиненными будапештским архиепископом Гезой из Сатмар-Будафала. Молитвы были написаны по-немецки и по-венгерски и содержали самые ужасные проклятия по адресу всех неприятелей. Молитвы были пронизаны такой страстью, что им не хватало только крепкого венгерского ругательства «Baszom a Kristusmarjat. По мнению достопочтенного архиепископа, любвеобильный бог должен изрубить русских, англичан, сербов, французов и японцев, сделать из них лапшу и гуляш с красным перцем. Любвеобильный бог должен купаться в крови неприятелей и перебить всех врагов, как перебил младенцев жестокий Ирод. Преосвященный архиепископ будапештский употребил в своих молитвах, например, такие милые выражения, как: „Бог да благословит ваши штыки, дабы они глубоко вонзались в утробы врагов. Да направит наисправедливейший Господь артиллерийский огонь на головы вражеских штабов. Милосердный Боже, сделай так, чтоб все враги захлебнулись в своей собственной крови от ран, которые им нанесут наши солдаты“.» (Часть II, глава 2)
        • Там же: «Майор взял одного рядового из обоза и с этим рядовым принялся в котелках варить эту печенку на горе под скалами. Здесь ему и пришел капут. Русские увидели огонь да дернули по майору и по его котелку восемнадцатисантиметровкой. Потом мы пошли туда посмотреть, но разобрать, где говяжья печенка, а где печёнка господина майора, было уже невозможно».
      • Так плохо, что уже хорошо: внутримировой пример — описанный со смаком и во всех подробностях походный алтарь фирмы «Мориц Малер». За подробностями — сюда, а лучше в сам роман.

      Пара слов о прототипах[править]

      • Бонус для современников, а особенно для жителей Праги — Гашек лихо использовал знаменитых и популярных людей в своих произведениях. К примеру, полицейский комиссар Драшнер, гроза проституток — реальное лицо, помимо непримиримой борьбы со шлюхами известный ещё и тем, что сделал карьеру от рядового полицейского до главы отдела по надзору за нравственностью. Посвящённую ему песенку «Как от Драшнера от пана паника поднялась, лишь одна Марженка спьяну его не боялась» распевали во многих пражских кабаках. Негр-кёльнер Христиан, «сын абиссинского короля», тоже существовал — это был датский подданный Кристиан Эбенизер. А реальный Отто Кац (правда, не фельдкурат, а агент Коминтерна и просто международный авантюрист с богемными замашками) дотянул до 1952 года, пока уже не старости лет не был вычищен из коммунистической партии и повешен (за шпионаж в пользу Израиля). И это только самые простые и широко известные примеры!
      • Врёт, как очевидец — многие описанные люди и события взяты из жизни самого Гашека… вот только были они куда светлее и мягче, а люди — не такими. Реальный врач Гануш Петерка из будейовицкого военного госпиталя старался не выпихнуть солдат на фронт, а подольше задержать Гашека в тылу…
      • Жизнь пишет сюжет — Швейк и Марек могут считаться книжной аватарой Гашека. Но если Швейку достались в основном эпизоды военной биографии автора (в частности, служба ротным ординарцем), то Мареку больше свойственны гражданские (эпизод с редактированием журнала «Мир животных» вообще списан с натуры — было такое в жизни Гашека). Правда, автору довелось и полулегально торговать собаками.
        • Мистификация — Гашек любил это дело. В журнале он то и дело «открывал» новые виды и породы, вроде «сернистого кита», а в отделе объявлений и вовсе хулиганил по-чёрному (как вам сообщение о продаже пары отлично выдрессированных оборотней?), за что и был с позором уволен. Управляя псарней, сочинял своим собакам такие родословные, что вместе с женой попал под суд — причём всё это исключительно по живости характера (ну и потому, что выпивал до 35 стаканов пива в день).
      • Убить в адаптации: полицейский Шпада-Бретшнейдер пережил Первую мировую войну и в 1919 г. перебрался в Берлин.
        • В немецком сериале инверсия: Бретшнейдер и Швейк вполне мирно встречаются после войны в кабаке.
      • Прототипом Ванека послужил однополчанин Гашека Ян Ванек (не путать с Карелом Ванеком, закончившим роман!)
      • Лукаш довольно точно списан с Рудольфа Лукаса (нет, не того!), реального ротного командира Гашека. За двумя исключениями: во-первых, Лукас бабником ни разу не был, а вместо интриги с пани Коконь вообще женился (но за эту неточность он Гашеку претензий не высказывал!); во-вторых, был он не чехом, а немцем (но остался потом в Чехословакии, служил в республиканской армии и дослужился до майора).
      • Реальный Ганс Герман Густав Биглер был умён и со временем проявил себя вполне годным офицером. И, что немаловажно, прочитав роман уже на склоне лет, имел мужество по собственной инициативе (!) публично признать, что почти всё сказанное о нём в книге является правдой.
        • Впрочем, и в романе кадет Биглер — персонаж скорее положительный, недостатки которого сводятся в основном к юношескому максимализму в разных проявлениях.
        • В честь него был назван Bigler.ru — сайт, посвящённый околовоенному трёпу, например, датам в истории или армейским байкам, причём не только СССР/России, но и вероятным противникам. Когда смешно, когда — не очень.
        • Никто не знает, почему Гашек в романе переименовал этого Ганса-Германа-Густава в «Адольфа Биглера». Вряд ли отсылка к скандально известному германскому политику австрийского происхождения, о котором в начале 1920-х мало кто слышал. Скорее просто потому, что Adolf значит «благородный волк», а реальный Биглер был дворянином (дворян Гашек недолюбливал).
      • Безумный любитель животных Роттер — реальное лицо, известный кинолог, знакомый Гашека. По иронии судьбы, его в наши дни знают не благодаря волкодавам или ищейкам, а как спасителя и заводчика пражских крысариков, крохотных комнатных собачек.

      Трудности перевода[править]

      По всей видимости, «Швейка» просто невозможно адекватно перевести. Разговорный чешский язык с обилием военных жаргонизмов, немецких дериватов и подцепленных Гашеком русизмов — как такое передать? А ведь именно в них подчас и кроется юмор. В основном переводчики путались в авторском пиджине языков из пяти, крепких напитках, собачьих породах и карточных терминах, что обесценило некоторые шутки, но в целом переводы приличны.

      Первый русский перевод романа (вместе с концовкой Ванека и его же продолжением) был сделан в 1926-28 Генрихом и Алисой Зуккау. Представляет собой лишь узкоисторический интерес, ибо делался не с оригинала, а с немецкого перевода. В котором естественным образом уже было потеряно всё мультиязычие^[16], да ещё плюс неизбежное двойное искажение: из языка славянской группы в язык германской группы, и потом без знакомства с оригиналом обратно в славянскую группу на другой её язык.

      Был ещё перевод Виктора Чернобаева, сделанный в 1937. Этот выполнялся с оригинала, но был уныл и политкорректен: все герои здесь изъясняются исключительно правильным литературным языком и у читателя возникает вполне законное недоумение: а что тут, собственно, смешного-то?! Заслуженно забыт почти сразу после выхода.

      Каноническим ныне заслуженно считается перевод Петра Богатырёва, первый вариант которого был опубликован в 1929 и затем дорабатывался до 1950-х включительно. Он тоже не идеален — ибо и цензура с идеологией довлели, и на чувство «ложного друга переводчика» Богатырёв иногда попадался, и в некоторые реалии^[17] не вникал, — но зато у П. Б. всё было в порядке с чувством юмора, и дух романа передан достаточно адекватно. Именно этот перевод сейчас издают чаще всего (и именно он цитируется в данной статье). Но многочисленные русизмы (Гашек ещё до войны учил русский язык и даже бравировал его знанием в русофобской Австро-Венгрии, а потом 4 года жил в России) — «protívopoloženými» вместо «protilehlými», «dobrovolce» вместо «dobrovolník», «nacionálnost» вместо «národnost» и ещё много примеров — всё равно исчезли. Возможно, в таких местах стоило бы ставить слова латиницей?

      К тому же австро-венгерского мата там чуть меньше, чем русского мата в «Николае Николаевиче» Юза Алешковского, да ещё не на нормативном хохдёйче, а на венском диалекте. Например, der Teufel soll den Kerl buserieren (дословно — «Чёрт бы трахнул этого хрена») содержит слово buserieren, незнакомое немцам из ФРГ и даже из ГДР и означающее собственно гомосексуальный трах. Ну а baszom a Kristus Marjat — это матерное богохульство, которое звучит тяжко даже для атеиста. Проще всего было с трактирщиком Паливцом: просто ж*пу и г*вно заменили на задницу и дерьмо, что одно и то же.

      Уже в XXI веке был опубликован ещё один перевод «Швейка» — согласно выходным данным, за авторством неких В. Лавровой и А. Фёдорова. Автор статьи данный перевод никому не рекомендует и склоняется к мысли, что эти господа с оригиналом не работали, а всего лишь передали богатырёвский текст своими словами, как им показалось лучше.

      Иллюстрации[править]

      

      Бравый солдат Швейк в изображении Ведерникова

      Каноническим иллюстратором «Похождений» давно и неоспоримо признан Йозеф Лада, современник и приятель Гашека. Тоже, между прочим, очень интересный и необычный человек. Уже то, что он сделался известным художником, будучи с детства слепым на один глаз и имея понятные проблемы с восприятием объёма, говорит о многом! В этой статье везде, где не сказано иного, приведены именно его работы.

      Всего им было создано около восьмисот чёрно-белых иллюстраций к роману (рисунки тушью), а после Второй мировой войны ещё и около двухсот цветных. На них Швейк уже не очень напоминает того действительно бравого вояку, который смотрит на нас с обложек первых выпусков (см. начало статьи), но сейчас абсолютное большинство людей при слове «Швейк» сразу представляет себе именно того персонажа, которого нарисовал Лада. Все эти картинки даже издавались отдельными книгами, в том числе и на русском языке («Картинки похождений бравого солдата Швейка»).

      Кроме того, было бы несправедливым не упомянуть другого замечательного иллюстратора — Евгения Ведерникова. В СССР с его рисунками очень широко издавались рассказы (Швейк 1.0) и повесть (Швейк 1.5), так что для русскоязычных читателей он тоже вполне каноничен. Есть сведения, что Ведерников очень хотел проиллюстрировать академический пятитомник Гашека, но такой заказ ему не дали, и к роману он нарисовал лишь несколько иллюстраций буквально «для души».

      Продолжения и адаптации[править]

      

      Гашек удачно продал все права на театральные постановки «Швейка», в результате на сценах всяких варьете шло немало низкопробных опусов как бы про бравого солдата. Об этом даже говорить не стоит.

      Были, конечно, и серьёзные работы — так, один из сценических вариантов романа создал не кто иной, как Бертольд Брехт в 1928, и это успешно ставили. И он же в 1943 написал пьесу «Швейк во Второй мировой войне», хотя тут с постановкой не задалось: на сцене пьеса появилась лишь в 1957. В финале Швейк, обращаясь к Гитлеру, заявляет: ты-де недостоин даже выстрела, тебя следует утопить в нужнике.

      А в 1969 Марк Захаров поставил по этой пьесе телевизионный спектакль, который… не выпустила на экраны цензура. Ибо дело происходило непосредственно после «Пражской весны» 1968 года, и пьеса внезапно обрела новую остроту.

      Вообще экранизаций «Швейка» было много, в разных странах насчитывается более двадцати штук — впрочем, часть из них является адаптациями вторичных произведений, относящихся ко Второй мировой, когда образ бравого солдата оказался заново востребованным. Те режиссёры и сценаристы, которые работали с оригинальным романом, упирались в очевидную проблему: книга-то не окончена!

      Возможных выходов два, и оба столь же очевидны: либо экранизировать «по Ванеку», либо придумывать что-то своё. Первое клюквенно и уныло, второе рискованно и сомнительно. Например, западногерманский фильм «Der brave Soldat Schwejk» (1960) заканчивался героической смертью Лукаша на поле боя, и Швейк со слезами на глазах уносил его тело на руках.

      Неожиданно любопытный и не противоречащий канону вариант можно видеть в украинском полнометражном мультфильме (2009 г., реж. Ринат Газизов, Ялта-фильм). Эшелон прибывает на фронт, рота Лукаша занимает свою позицию, но в атаку не бросается, а вместо этого идёт играть в футбол с русскими солдатами, ибо дело происходит аккурат под Новый год. Затем действие перескакивает на несколько лет вперёд и сидящий в пивной постаревший Швейк со вздохом говорит зрителю: ну а потом, конечно, опять была война, и было на ней всякое… А ещё здесь сократили число персонажей — Паливцу дали роль Балоуна, а Дуб получил черты сразу ВСЕХ отрицательных героев (см. иллюстрацию), и получился эталонный военный социопат. И вообще, количество персонажей сократили раз в …дцать.

      • Не думайте, что я вас не знаю! Все наверх! В атаку! Умрите же, гады! УМ-РИ-ТЕ!

        Дуб гонит солдат в атаку, чтобы сорвать наметившееся новогоднее перемирие

      Канонической экранизацией романа, по-видимому, можно признать лишь одну — кукольный полнометражный мультфильм 1955 года (режиссёр Йиржи Трнка). Специально для него сам Йозеф Лада подготовил эскизы кукол, а проблема концовки тут вообще не стояла: фильм представляет собой три самостоятельные новеллы по трём отдельным эпизодам романа. Остальные части романа досняли через 30 лет, и включили все части в мультсериал 1986 года «Похождения бравого солдата Швейка», получившийся определённо не для детей. Швейк — в строгом соответствии с текстом романа! — ворует собаку и мебель, подставляет своего офицера под отправку на фронт, троллит всех вокруг и вообще не является образцом для подражания. Ах да, и эпизод с нагрянувшей к поручику Лукашу барышней и удовлетворившим все её желания Швейком в мультфильм вошёл полностью. Кстати, в этом (???) мульте во время партии в карты Лукаш умудряется пикапить сразу трех девушек.

      Непреднамеренное совпадение. Сюжет произведения крутится вокруг военного, якобы имеющего проблемы с психикой. Из-за своего психического расстройства (и выкидываемых вследствие слабоумия проделок) он часто гостит на гауптвахте. И вояка отлично понимает, что его идиотизм является для его действий отличной «отмазкой». Еще он до безумия любит рассказывать офигительные истории из своей жизни, от которых его ближайший сослуживец хватается за голову, а их непосредственный начальник — жестокий и мелочный псих-извращенец, помешанный на разглагольствованиях о военных действиях, офицерской чести и унижении своих подчиненных. Кто эти три боевых товарища? Швейк, Лукаш и Циллергут или Пахом, Братишка и товарищ Капитан?

      • Есть мнение, что совпадение как раз преднамеренное… Гашек кувыркается в гробу…
      • А вообще, на Поехавшего намного больше похож Балоун, когда начинает хныкать и оправдываться. Он даже в деталях расписывал, как он ходит по-большому!

      В одной фарсовой инсценировке Дуб гаркает на Швейка: «Ну ты, рядовой, твою мать! По-моему, ты хитрая скотина и только притворяешься дураком! Учти, я за тобой наблюдаю, чешская морда!». Швейк же говорит «в сторону» (так изображается его невысказанная вслух мысль): «Я — чешская морда… А сам-то ты кто?..» В каноне Дуб та ещё сволочь, но именно такого с ним ни разу не случалось.

      Также стоит упомянуть фильм «Бравый солдат Швейк» (Dobry vojak Svejk, Barrandov Studios, 1957) — экранизацию первой части. Снято очень близко к тексту, а Швейк в исполнении Рудольфа Грушинского — стопроцентное внешнее попадание. Бретшнейдер в фальшивой бороде выдавал себя и Швейка за славянских патриотов, но оказался разоблачён, и уличные мальчишки и торговки забрасывают его овощами. Позже, когда он приходит в трактир Паливца, все ушли. Все, кроме Швейка, за столик к которому и подсел сыщик. Пани Паливцева сильно переживала, что у неё стынут заказанные сосиски, и щедрый Бретшнейдер взялся заплатить за всё. Он героически пытался споить Швейка, но в итоге сам допился до состояния «свалиться под стол». В военкомате решение «Годен!» принимают на основании измерения роста… пекарь… официант… учитель, с которого слетает пенсне, а потом и он сам падает в обморок. Швейк называет немку-баронессу не просто своей матерью, а сводной (!) матерью. Во всех красках изображена пьянка-гулянка у Каца, во время которой девицы лёгкого поведения ездили верхом на господах офицерах. Истории с продажей хозяйского дивана, в котором находился триптих, нет. Зато есть много обнажённой женской натуры в обстановке квартиры Лукаша, а пани Вендлерова попросила Швейка помыть ей спинку. Кошка не съела канарейку — за отсутствием кошки. Пёсика генерала зовут Люкс, украли его сразу, а «маршевый батальон» имеет не один вариант сокращения. Один из солдат, конвоировавших Швейка к Кацу, во время посиделок в трактире согласился, чтобы ему ввели в задницу какую-то гадость, чтобы избежать военной службы. Исчезла шикарная вторая часть обращения судьи к Швейку: «…Вот как раз свободный стул».

      Есть и продолжение — снятый в том же 1957 «Швейк на фронте» (чеш. «Poslušně hlásím»). Тут при перенесении на экран в три раза большего объёма текста многим пришлось пожертвовать…

      Другие произведения Гашека[править]

      К сожалению, они малоизвестны. К счастью, автору раздела попалась в руки изданная в середине XX в. брошюрка — сборник сатирических рассказов.

      • У автора правки на столе стоят первые два сборника сочинений «Красного чеха» в четырёх томах, включающий рассказы и фельетоны периода с 1901 по 1912 и с 1913 по 1923 гг. соответственно. Издательство «Правда», 1985 г. Составлены С. В. Никольским.
        • У автора правки дома есть книга рассказов Гашека под названием «Советы для жизни», Москва, издательство Вагриус, 2005 год.
        • А вообще-то каноничны «Рассказы» Гашека, изданные в серии «Классики и современники» в 1978.
      • «Дело государственной важности» — Аладар XXI, владетельный князь Оксенгаузен.
      • «Добросовестный цензор Свобода». Герой до того дошёл, что начал выискивать крамольные лозунги в аббревиатурах среди газетных объявлений.
      • «Как сносили старые стены». Весьма мрачная история о том, как недолго длится тюремная дружба.
      • «Происшествие в аду». Черти внедряют технические новинки, не разобравшись.
      • «Как черти ограбили монастырь святого Томаша» — настоятель монастыря, на которого свалилась обязанность в кратчайшие сроки накрыть стол для высоких особ, обращается к своему тёзке и заступнику: «О мой святой покровитель, хотел бы я быть на твоем месте!» И говорит это иконе, на которой святого мученика сажают на кол.
      • «Как я спас жизнь одному человеку». Получается смешно: «Внизу, под мостом, в течение целого дня сновал на своей лодке человек, живший исключительно спасением утопающих. (…) Как паук, поджидающий мух, притаился он под мостом, а в последнее время соорудил даже сеть для ловли самоубийц».
      • «Перемена фамилии» — некто пан Выжралек меняет свою неблагозвучную фамилию на «Блатенский». Раньше его называли паном Выжралеком, не придавая фамилии никакого значения, а теперь многие как бы случайно ошибаются и смакуют прежнюю некрасивую фамилию, что совсем не нравится пану Блатенскому. «С каким смаком его ближайшие друзья будут делать ударение на слове Выжралек, с каким чувством начнут они произносить каждый слог — Вы-жра-лек, каким тоном скажут: „Добрый день, пан Выжралек, пардон… пан Бла-тен-ский!“»
      • «Тайна исповеди» (да, так и называется) — стёб и, разумеется, опять аверсия. Наивный гимназист-первоклассник Балушка на исповеди священнику, преподававшему в гимназии закон божий, признался, что является членом общества по сдуванию и обману учителей (что характерно, общество называлось «Чёртово копыто»). Законоучитель потребовал признаться в этом директору, но в ответ получил отказ и напоминание про тайну исповеди, после чего сдал его директору сам. Рассказ заканчивается очень лаконично: «С тех пор Балушка перестал верить в бога».
      • «Урок закона божьего». «Короуповские ребята знали из закона божьего только то, что господь бог в неизреченной благости своей создал прутья. Вслед за тем он создал законоучителя Горачка. Оба эти предмета взаимно друг друга дополняли».
      • «Юбилей служанки Анны». Госпожа советница Тихова: «Наша юбилярша только что скончалась. Вчера вечером я послала ее в подвал за углем. Сами понимаете, раз старухе семьдесят пять лет, не выбрасывать же ее на улицу, но коли уж я ее кормлю, нечего бездельничать. А она, мерзавка, умудрилась свалиться в подвале с лестницы да так расшиблась, что сегодня утром умерла. Такая неприятность, все насмарку. А я-то ради этого торжества заказала себе такой чудесный туалет… И похороны обойдутся мне по меньшей мере крон в тридцать, а у покойницы на книжке всего двадцать пять». Госпожа советница Краусова: «Похоже, она сделала это нарочно».
      • «Товарищеский матч между Тиллингеном и Гохштадтом». Футбольные фанаты жгли уже тогда.
      • «Идиллия винного погребка». Фейк-ньюз времён Гражданской войны.

      Особое место у Гашека занимают рассказы про его похождения в Бугульме во время службы в Красной армии («Комендант города Бугульмы», «Адьютант коменданта города Бугульмы», «Крестный ход» «Стратегические затруднения», «Славные дни Бугульмы», «Новая опасность», «Потёмкинские деревни», «Перед революционным трибуналом Восточного фронта»). Читатель узнаёт, что трусов, мародёров, палачей и просто идиотов в РККА не меньше, чем в прочих армиях. И самый эпичный среди них командир Тверского Революционного полка товарищ Ерохимов: «Прежде всего,— ответил он торжественно и важ­но,— объявлю мобилизацию конского состава. Потом прикажу расстрелять городского голову и возьму десять заложников из местной буржуазии. Пусть сидят в тюрь­ме до окончания гражданской войны… Затем я произведу в городе повальные обыски и запрещу свободную тор­говлю… На первый день этого хватит, а завтра еще что-нибудь придумаю».

      Примечания[править]

      1. ↑ Официальный статус немецкого языка и преобладание немцев даже в чешских полках австро-венгерской армии закономерно породили сочетание немецкого и чешского языка в разных вариациях.
      2. ↑ За что в романе про него устами главного героя было сказано столько всего и в таком тоне — старик, небось, в гробу крутился как вентилятор. Гашек ещё и в рассказах не упускал случая высказаться про государя императора.
      3. ↑ В тексте романа документально воспроизведён приказ о вычёркивании из армейских списков дезертировавшего 28-го пехотного полка, и это был далеко не единичный случай.
      4. ↑ По сравнению с Эдгаром По, который явился на перекличку в фуражке, перчатках и портупее… и больше ни в чём, это мелочи.
      5. ↑ Фельдкурат приравнивался к капитану, а обер-фельдкурат к майору. По счастью, «духовно-военная служба» включала в себя только эти два чина.
      6. ↑ Точнее, кандидата в офицеры — вольноопределяющиеся (точнее, «добровольцы-одногодичники») в армии Двуединой Монархии были аналогом советских «пиджаков» — человек с полным средним образованием мог пойти служить «не в свой год», но по факту поступал на годичные офицерские курсы, откуда выпускался на гражданку (ну, или в военное время — в полк) в звании «кадета». Марека с курсов вышибли, но унтер-офицерского статуса вольноопределяющегося не лишили.
      7. ↑ Бросает в Швейка крылатой фразой «Мы встретимся у Филипп» — дескать, ничего ещё не решено, я с тобой ещё посчитаюсь! Стоило ему отойти на несколько шагов, как Швейк хладнокровно комментирует сослуживцам: вот же педик, пытался назначить мне свидание в какой-то пивнушке! Действительно, «У Филиппа» — типовое чешское название забегаловки, а цитаты из Плутарха и Шекспира солдаты знать не обязаны…
      8. ↑ Стоит пояснить, что маршевые подразделения создавались не в качестве боевых единиц, а для доставки пополнения к месту назначения. Поэтому Ванек, сопроводив партию новобранцев на фронт, возвращался затем в тыл и принимал под опеку новую партию. И делал это как минимум дважды. Действительно, немалый опыт.
      9. ↑ Станиоль — оловянная фольга. Чудовищно поганит вкус еды, вокруг которой обернута. Не пытайтесь повторить это дома.
      10. ↑ В оригинале Швейк выражается намного бафоснее — „пока меня не разорвёт“.
      11. ↑ Денщик — солдат, официально прикреплённый к офицеру для обслуживания его бытовых потребностей, фактически казённая прислуга. На форме полагалось носить специальные нашивки, показывавшие нестроевой характер службы денщика и его освобождение от некоторых уставных требований — например, он мог находиться в городе без увольнительной, выполняя поручения своего офицера.
      12. ↑ Точнее, играли на деньги, но у Каца нужной суммы не нашлось, и он поставил Швейка её эквивалентом. Тот дал Кацу из своего кармана денег откупиться, но фельдкурат продулся повторно.
      13. ↑ Вообще-то в оригинале Лукаш по-чешски называется надпоручиком (Nadporučík), но его звание на уставном немецком языке австрийской армии — старший лейтенант, Oberleutnant. По тогдашней российской таблице чинов старшему лейтенанту соответствовал «просто» поручик, потому в русских переводах приставку «над-» традиционно не используют. Соответственно, чешский поручик Дуб, имеющий звание на один чин младше, по-немецки лейтенант, а по-русски он логично является подпоручиком. Особенно сложно понять эту систему, когда в одних главах Лукаша называют обер-лейтенантом, а в других — поручиком. Вдобавок, Швейк периодически обращается к Лукашу «господин лейтенант» без добавления «старший» — это допустимая фамильярность: он «приближенная особа», ему не обязательно соблюдать субординацию по полной программе.
      14. ↑ Слово «вольноопределяющийся» в данном случае означает человека, который пошёл служить добровольно не в свой призыв и при этом удовлетворял определённому образовательному цензу. Такие добровольцы служили сокращённый срок, проходили ускоренные курсы и могли сдать экзамен на офицерский чин. До своего перевода Лукаш как раз преподавал в школе для вольноопределяющихся.
      15. ↑ Ординарец — солдат, официально прикреплённый к офицеру для выполнения его служебных поручений. То есть из хозяйственной прислуги Швейк сделался фактически адъютантом командира роты и занял довольно-таки привилегированное положение.
      16. ↑ Из всех возможных случаев перевод романа с чешского на немецкий является, наверное, самым наихудшим. Переводчиков, которые за такое берутся, можно только пожалеть.
      17. ↑ Например, там где на страницах романа играют в карты, Богатырёву обычно доверять нельзя. Картёжные приколы у него не переданы и в описаниях игровых ситуаций много ляпов.

      [изменить] Литература (на других языках)
      Фольклор	Ка́левала • Песнь о Гайавате • Тысяча и одна ночь (Аладдин)
      Романы	Горгулья • Зелёная миля • Матрица времени • Остров в глубинах моря • Пятьдесят оттенков серого • Страх и ненависть в Лас-Вегасе Старше, чем интернет: Атлант расправил плечи • Джейн Эйр • Крёстный отец • Маленькие женщины • Моби Дик • Поющие в терновнике • Путешествия Гулливера • Сговор остолопов • Симплициссимус • Снежная страна • Сон в красном тереме • Сто лет одиночества • Тореадоры из Васюковки • Три товарища
      Готика	Грозовой перевал • Призрак Оперы • Легенда о Сонной Лощине
      Исторические	Айвенго • Алатристе • Дети Земли • Капитан Сорвиголова • Молодые годы короля Генриха IV • Навеки твоя Эмбер • Одиссея капитана Блада • Приключения королевского стрелка Шарпа • Проклятые короли • Саксонские хроники • Саламин • Я, Клавдий
      Антиутопии	1984 • 451 градус по Фаренгейту • Война с саламандрами • День триффидов • Дом в тысячу этажей • О дивный новый мир • Мы
      Детективы	87-й полицейский участок • Десять негритят • Приключения Гаретта • Харри Холе
      Сатира	Гаргантюа и Пантагрюэль • Похождения бравого солдата Швейка • Янки из Коннектикута при дворе короля Артура
      Фантастика и космоопера	Blindfold • Враг мой • Методы рационального мышления (фанфик) • Бегство Земли • Гражданин Галактики • Двойная звезда • Звёздный гамбит • Звёздный десант • Квантовый вор • Князь Света • Ксипехузы • Ложная слепота • Марсианин • Мечтают ли андроиды об электроовцах? • Память о прошлом Земли • Солярис
      Сказки	Алиса в Стране чудес/Алиса в Зазеркалье • Бэмби • Ветер в ивах • Книга джунглей • Волшебный пояс Тилоары • Кот в сапогах • Красная Шапочка • Маленький принц • Приключения Пиноккио • Рождественская песнь в прозе • Снежная королева • Чарли и шоколадная фабрика • Щелкунчик и Мышиный король
      Фэнтези	Агентство «Локвуд и компания» • Ведьмы • Говорящий свёрток • Джонатан Стрендж и мистер Норрелл • Злодеи поневоле • Ночь шрамов • Обитатели холмов • Печальная история братьев Гроссбарт • Пыточных дел мастер • Сфера • Сыновья Будивоя • Сексуальная жизнь сиамских близнецов • Триада Тамир • Уголёк в пепле • Хвосттрубой, или Приключения молодого кота • Хищники Аляски
      Мистика	Книга мёртвых • Некрономикон • Сатанинская Библия • Роза Мира
      Нонфикшн	Государь • Оборона Дурацкого брода
      См. также	Классические средневековые романы • Литература ужасов
      ←	Навигация
      Больше — см. Писатели

      [изменить] Зарубежное неангло-американское искусство
      Комплексные франшизы	Горец (Аргентина-Франция-Канада-Литва) • Звёздные врата (Франция-Канада)
      Фольклор и переработки	Артуровский цикл (кельты, Британия) (Тристан и Изольда (кельты) • Бейбарс (Египет) • Беовульф (англосаксы) • Библия (древние евреи) • Гомер («Илиада» и «Одиссея», древние греки) • Вергилий («Буколики», «Георгики», «Энеида», древние римпляне) • Ка́левала (карелы и финны) • Красная Шапочка/Rotkäppchen (Западная Европа) • Манас (Киргизия) • Нартский эпос (Кавказ) • Песнь о Гайавате (индейцы оджибве и др.) • Песнь о Нибелунгах (германцы) • Песнь о Роланде (Франция) • Роман о Лисе (Франция) • Тысяча и одна ночь (арабы) • Эдда (Скандинавия) • Эпос о Гильгамеше (аккадцы и др. народы Месопотамии)
      Литература и театр	Bobiverse (Канада) • Алатристе (Испания) • Бегство Земли (Франция) • Божественная комедия (Италия) • Ведьмак («Сага о ведьмаке», Польша) • Война с саламандрами (Чехия) • Витязь в тигровой шкуре (Грузия) • Волшебный пояс Тилоары (Австралия) • Государь (Италия) • Год Крысы+Космоолухи (Ольга Громыко, Белоруссия) • Граф Монте-Кристо (Франция) • Двадцать тысяч льё под водой (Франция) • Двенадцатицарствие (Япония) • Девочка Шестой Луны (Италия) • Дом в тысячу этажей (Чехия) • Дорога домой (Кыргызстан) • Звёздный гамбит (Франция) • Ирка Хортица (Украина) • Капитан Сорвиголова (Франция) • Квантовый вор (Финляндия) • Кот в сапогах (Франция) • Ксипехузы (Франция) • Астрид Линдгрен (Швеция) • Ложная слепота (Канада) • Маленький принц (Франция) • Мова (Белоруссия) • Молодые годы короля Генриха IV (Германия) • Муми-тролли (Финляндия) • Отверженные (Франция) • Похождения бравого солдата Швейка (Чехия) • Поющие в терновнике (Австралия) • Призрак Оперы (Франция) • Приключения Пиноккио (Италия) • Проклятые короли (Франция) • Пятнадцатилетний капитан (Франция) • Жан Рэй (Бельгия) • Симплициссимус (Германия) • Снежная королева (Дания) • Солярис (Польша) • Сыновья Будивоя (Германия) • Три мушкетёра (Франция) • Три товарища (Германия) • Фауст (Германия) • Шахнаме (Иран) • Щелкунчик и Мышиный король (Германия) • Эльфийский цикл (Германия) • Умберто Эко (Италия: Баудолино • Имя розы • Маятник Фуко • Остров накануне • Пражское кладбище) • Эмиль Боев (Болгария) Четыре классических китайских романа: Троецарствие • Речные заводи • Путешествие на Запад • Сон в красном тереме (ранее сюда входил Цветы сливы в золотой вазе) Три великих дзуйхицу Японии: Записки от скуки • Записки у изголовья • Записки из кельи
      Кино (включая совместное с США и Британией производство)	Авалон (Япония-Польша) • Амели (Франция) • Артур и минипуты (Франция) • Балканский рубеж (Сербия совместно с Россией) • Беспредел (Япония) • Бункер (Австрия-Германия-Италия-Россия) • Вера, обман и минимальная плата (Канада)• Вечный Зеро (Япония) • Кинотрилогия «Властелин колец» (Новая Зеландия) • Годзилла (Япония) • Господин Никто (Канада-Бельгия-Франция-Германия) • Джанго (Италя-Испания) • Дредд (ЮАР) • Железное небо (Финляндия-Германия-Австралия) • Железное небо: Грядущая раса (Финляндия-Германия) • Жетикс (Киргизией совместно с Россией) • За пригоршню долларов (Италия-Германия-Испания) • За стенами (Франция-Бельгия) • Земляничная поляна (Швеция) • Зита и Гита (Индия) • Кибервойны (Сингапур) • Класс (Эстония) • Королевская битва (Япония) • Кровавые машины (Франция) • Лабиринт Фавна (Испания) • Ларго Винч (Начало • Заговор в Бирме) (Франция) • Леон (Франция) • Мученицы (Франция) • На несколько долларов больше (Италия-Германия-Франция) • Нирвана (Италия-Франция) • Облачный атлас (Германия-Гонконг-Сингапур) • Олдбой (Южная Корея) • Паразиты (Южная Корея) • Плачущий убийца (Канада, по мотивам манги) • Подводная лодка (Германия) • Поезд в Пусан (Южная Корея) • Покажи мне любовь (Швеция-Дания) • Пришельцы (Франция и Ко)• Дилер (Дания) • Пятнадцатилетний капитан (Франция-Испания) • Пятый элемент (Франция) • Район №9 (ЮАР) • Реальные упыри (Н. Зеландия) • Сайлент-Хилл (2) (Канада-Франция) • Сёстры Магдалины (Великобритания/Ирландия) • Счастливого Рождества, мистер Лоуренс (Япония, по роману южноафриканца) • Такси (Франция) • Укрощение строптивого (Италия) • Фантагиро (Италия) • Фантомас (Франция) • Хороший, плохой, долбанутый (Ю. Корея) • Хороший, плохой, злой (Италия-Испания-ФРГ) • Четыре всадника Апокалипсиса • Шпион, выйди вон! (Великобритания, Франция и Германия) • Элизиум: Рай не на Земле (снят в США канадцем из ЮАР, который снял Район № 9)
      Телесериалы	Samchongsa (Ю. Корея) • Бумажный дом (Испания) • Быть Эрикой (Канада) • Ведьмак (Польша) • Великолепный век (Турция) • Германия 83 (Германия) • Девочка из океана (Австралия) • Её звали Никита (Канада) • Зена — королева воинов (Н. Зеландия) • Игра в кальмара (Ю. Корея) • Камешек и пингвин (Ирландия, совместно с США) • Кольца Всевластья (Украина) • Континуум (Канада) • Королевство (Ю. Корея) • Лексс (Канада-Германия) • Мост (Дания-Швеция) • Мотыльки (Украина) • На зов скорби (Франция) • На краю Вселенной (Австралия) • Николя ле Флок (Франция) • Парень из электрички (Япония) • Пиратский отряд Гокайджер (Япония) • Полтергейст: Наследие (Канада) • H2O: Просто добавь воды/Тайны острова Мако (Австралия) • Расколотый (Канада) • Строго на юг (Канада) • Таинственный сад (Ю. Корея) • Тёмная материя (Канада) • Чёрная лагуна (Испания) Долина Волков: Западня (Турция) — статья недоделана
      Мультфильмы	Ловушка для кошек / Ловушка для кошек 2: Кот Апокалипсиса (Венгрия) • Ноев ковчег (Аргентина) • Нэчжа (2019) (Китай) • Ренессанс (Франция, сочетание с игровым) • Страх[и] темноты (Франция) • I, Pet Goat II (Канада) • Принцесса Солнца (Франция, Бельгия, Венгрия) • Дети Дождя(Франция) По странам: Албанские мультфильмы • Венгерские мультфильмы • Вьетнамские мультфильмы • Китайские мультфильмы• Корейские мультфильмы (Мультфильмы КНДР • Мультфильмы Южной Кореи) • Румынские мультфильмы • Югославские мультфильмы (Сербские мультфильмы • Хорватские мультфильмы) Эрнест и Селестина (Франция, Бельгия, мф и мс)
      Мультсериалы	Cybersix (Япония, Канада, Франция) • ReBoot (Канада) • Usavich (Япония) • Wakfu (Франция) • W.I.T.C.H. (Италия)• Zig et Sharko (Франция) • Вуншпунш (Канада, Франция, Германия) • Клуб Винкс: Школа волшебниц (Италия) • Леди Баг и Супер-Кот (Франция-Ю. Корея) • Небесные рыцари (Канада) • Отчаянные герои (франшиза) (Канада) • Охотники на драконов (Франция-Китай) • Приключения Альфреда Квака (Нидерланды, Япония, ФРГ) • Рыжик и Ёжик (КНДР) • Семейка Тофу (Франция, Канада) • Симсала Гримм (Германия, Австрия, Франция, Ирландия) • Страна троллей (Дания, Германия) • Табалуга (Австралия, Германия) • Долгие, долгие каникулы (Франция)
      Музыка	Исполнители: Amon Amarth (Швеция) • Blind Guardian (Германия) • Nightwish (Тарья Турунен) (Финляндия) • Power Tale (Украина) • Powerwolf (Германия) • Rammstein (Германия) • Rhapsody of Fire (Италия) • Sabaton (Швеция) • Three Days Grace (Канада) • Vocaloid (Япония) • Within Temptation (Нидерланды) • Адаптация (Казахстан) • Брати Гадюкіни (Украина) • Воплі Відоплясова (Украина) • Красные Звёзды (Белоруссия) • Ляпис Трубецкой (Белоруссия) • Океан Ельзи (Украина) • Скрябін (Украина) Произведения: «Кармен» (Франция) • «Ребекка» (Австрия) • «Тóска» (Италия) • «Турандот» (Италия)
      Веб-комиксы	Romantically Apocalyptic (русский из Канады) • Stand Still. Stay Silent (шведка из Финляндии) • Гоблины: Жизнь их глазами (Канада) • Некромантийя (Украина) • Oglaf (Австралия)
      Видеоигры	Age of Wonders (Нидерланды) • Alan Wake (Финляндия) • Ancestors: The Humankind Odyssey (Канада) • Another World (Франция) • Angry Birds (Финляндия) • Aria’s Story (Испания) • Asura’s Wrath (Япония) • Ayanami Raising Project (Япония) • Battlefield (Швеция) • Bayonetta (Япония) • Broforce (ЮАР) • Bully (Канада) • Castle Cats (Швеция) • Commandos (Испания) • The Darkness (Канада) • Dark Messiah of Might & Magic (Франция) • Darkwood (Польша) • Death Stranding (Япония) • Dino Crisis (Япония) • Disciples (Канада, Россия) • Divinity (Бельгия) • Dragon Age (Канада) • Edna & Harvey (Германия) • Elex (Германия) • Fahrenheit: Indigo Prophecy (Франция) • Fallout Tactics (Австралия) • Far Cry 1 (Германия) (2, 3, Blood Dragon, 4, 5, New Dawn, Primal, 6 — (Канада) • Final Fantasy (Япония) • For Honor (Канада) • Frostpunk (Польша) • Genshin Impact (Китай) • Guilty Gear (Япония) • Gothic (Германия) • Hitman (Дания) • INFRA (Финляндия) • Keepsake: Тайна долины драконов (Канада) • Kingdom Come: Deliverance (Чехия) • Kirisame ga Furu Mori (Япония) • Layers of Fear (Польша) • Invisible, Inc. (Канада) • Legend of Kay (Германия) • Little Nightmares (Швеция) • Lobotomy Corporation / Library of Ruina (Южная Корея) • Machinarium (Чехия) • Mass Effect (Канада) • Minecraft (изначально Швеция, потом США) • Modern Combat (Франция и Канада) • Mount & Blade (Турция) • Neverending Nightmares (Канада) • Nexus: The Jupiter Incident (Венгрия) • NieR и NieR: Automata (Япония) • Octopath Traveler (Япония) • Operation Flashpoint-ArmA (Чехия) • Original War (Чехия) • Overlord (Нидерланды) • Paraworld (Германия) • Party Hard (Украина) • Prototype (Канада) • Resident Evil (Япония) • Risen (Германия) • Ruiner (Польша) • Sacred (3) (Германия) • Silent Hill (Япония) • Sniper: Ghost Warrior (Польша) • Soldier of Fortune — третья часть (Словакия) • S.T.A.L.K.E.R. (Украина) • Still Life (Франция) • Superhot (Польша) • Terminator: Resistance (Польша) • The Next Big Thing (Испания) • This is the Police (Белоруссия) • Two Worlds (Германия) • Zanzarah: The Hidden Portal (Германия) • Zeno Clash (Чили) • Анабиоз: Сон разума (Украина) • Вампыр (Франция) • Ведьмак (2 • 3) (Польша) • Как достать соседа (Австрия) • Крутой Сэм (Хорватия) • Смертельное предчувствие (Япония)
      Прочее	аниме и манга как жанры (Япония) • Cinders (визуальный роман, Польша) • Уве Болл (кинорежиссёр, Германия) • Астерикс (комикс и др., Франция) • Block 109 (комикс, Франция) • Приключения Тинтина (комикс, Бельгия) • Борейский рассвет, Луна над Бездной)/Третий Завет (сетевая литература, Израиль) • Даниэль Клугер (авторская песня, фанфики, литература, Израиль) • Ласточки: Весна в Бишкеке (визуальный роман, Киргизия) • Пандемия (настольная игра, Германия) • Сергей Дормиенс (фанфики на Neon Genesis Evangelion, Украина)

      [изменить] Искусство на военную тематику
      Древний мир. Средневековье	Троянская война (Гомер, «Илиада») • Гражданская война в Англии (Столпы Земли) • Греко-персидские войны (Анабасис • Саламин • 300 спартанцев) • Троецарствие (Одноимённый роман) • Гэмпэй (Повесть о доме Тайра) • Реконкиста («Песнь о моём Сиде» и экранизация • «Песнь о Роланде») • Крестовые походы (Царство Небесное • Medieval II: Total War: Kingdoms (Компания крестоносцев) • Assassin’s Creed I) • Ливонский поход на Русь (Александр Невский • Medieval II: Total War: Kingdoms (Тевтонская компания) • Столетняя война (Проклятые короли • «Thy Majestie», «Jeanne D’Arc» • Бесконечный Мир) • Намбокутё (Повесть о Великом Мире) • Сэнгоку (Игровая серия Total War — Сёгун и Сёгун 2)
      Новое время	Тридцатилетняя война (Симплициссимус • Приключения капитана Алатристе • Sabaton, первая половина альбома «Carolus Rex») • Северная война («Полтава» Пушкина • Sabaton, вторая половина Carolus Rex • Тобол) • Семилетняя война (Гардемарины — III) • Американская революция (Сыны свободы) • Наполеоновские войны («Война и мир» (и несколько экранизаций) • Граф Монте-Кристо (завязка) • «Мёртвые души» (вставная новелла «Повесть о капитане Копейкине») • Приключения королевского стрелка Шарпа • Пушкин, «Черногорцы» • М. Лермонтов, «Бородино») • Англо-американская война (Табу) • Гражданская война в США (Wildwood Boys • Джоси Уэйлс — человек вне закона • Хороший, плохой, злой • Рождение Нации) • Англо-бурская война (Капитан Сорвиголова • Р. Киплинг • «Человек с побелевшим лицом»/«Побелевший воин» («Архив Шерлока Холмса») • Оборона Дурацкого брода)
      Первая мировая война	Киплинг • Похождения бравого солдата Швейка • Тихий Дон • Лоуренс Аравийский • Red Baron • Война в небе – 1917 • Sabaton • Ария • Battlefield 1
      Гражданская война в России	Бронепоезд 14-69 • Булгаков («Бег», «Белая гвардия», «Дни Турбиных») • Кондуит и Швамбрания • Хождение по мукам • Тихий Дон • Белое солнце пустыни • Достояние республики • Кто заплатит за удачу? • Неуловимые мстители • Свадьба в Малиновке • Свой среди чужих, чужой среди своих • Чапаев • Адъютант его превосходительства • Assassin’s Creed Chronicles: Russia
      Вторая мировая война и её последствия	Литература: Б. Васильев («А зори здесь тихие…» • «В списках не значился») • Э. Казакевич («Звезда», «Весна на Одере») • Лев Кассиль («Великое противостояние» • «Улица младшего сына» • «Дорогие мои мальчишки») • В. Линна («Неизвестный солдат») • Б. Полевой («Повесть о настоящем человеке») • «Живые и мёртвые» • М. Шолохов («Судьба человека») • Момент истины (В августе сорок четвёртого) • Я. Пшимановский («Четыре танкиста и собака» (и его экранизация) • Стюарт Слейд («Изо всех сил») • А. Бек «Волоколамское шоссе» Кино: Экранизации Васильева («А зори здесь тихие…» Ростоцкого) • «Я — русский солдат») • «Баллада о солдате» (спецприз Каннского фестиваля) • «Белорусский вокзал» • «Битва за Севастополь» • «Брестская крепость» • «В бой идут одни «старики»» • «Два бойца» • Звезда • «Иваново детство» • «Иди и смотри» • Когда молчат фанфары • Лабиринт Фавна (последствия Гражданской войны в Испании) • «Летят журавли» (приз Каннского фестиваля) • Мост слишком далеко • Мы из будущего• Отряд • «Парень из нашего города» • Переход (фильм 1979) • «Подвиг разведчика» • Подводная лодка • Проверка на дорогах • Пушки острова Наварон • Ремагенский мост • Рядовой Чээрин • Солдатик • Танк «Клим Ворошилов-2» • Фронт • Бесславные ублюдки • Дюнкерк • Мост через реку Квай • Сахара • Счастливого Рождества, мистер Лоуренс • The Eternal Zero Телесериалы, видеоигры и музыка: «17 мгновений весны» • Братья по оружию • Крик совы • Ликвидация • Тихий шторм • Владимир Высоцкий • Sabaton! • Польская «Маки на Монте-Кассино» • Call of Duty • Партизан
      Войны XX века	Корейская война (M.A.S.H) • Война во Вьетнаме (Стивен Кинг, «Сердца в Атлантиде» • Апокалипсис сегодня • Call of Duty: Black Ops • Форрест Гамп • Цельнометаллическая оболочка • We were soldiers • Хранители • Сабатон • Battlefield Vietnam) • Война в Афганистане (Киплинг • Александр Афанасьев (Период распада • Противостояние/Наступление/Силовой вариант • Бремя Империи • Sabaton • Наутилус Помпилиус • ДДТ • 9 рота) • Война в Персидском заливе (Александр Афанасьев, половина книг • Lost • Sabaton) • Война в Сомали (Чёрный Ястреб) • Первая чеченская война (Чистилище • ДДТ) • Вторая чеченская война (Грозовые ворота • Спецназ) • Война в бывшей Югославии (Балканский рубеж)
      Войны XXI века	Война в Афганистане (с 2001) (Medal of Honor) • Война в Сирии (Сирия: Русская буря)
      Третья мировая война	1984 • 451 градус по Фаренгейту и «Марсианские хроники» Р. Бредбери • Период распада • «Красный шторм поднимается» Тома Клэнси • Call of Duty: Modern Warfare • Звёздный путь • Fallout • Red Alert 2 и 3 • Arma 2 • серия Modern Combat • Серия Wargame • «Ария» (и «Мастер»), «Воля и разум»
      Разное	Operation Flashpoint-ArmA • Капитанская дочка • Мулан • Тарас Бульба
      Жанры	Военная драма

1. Поход Швейка против Италии

Швейк шел на военную службу в веселом настроении. Ему хотелось просто поразвлечься, а получилось так, что он поразил весь гарнизон города Триента с его начальником во главе. Швейк всегда улыбался, был любезен в обращении, и, очевидно, поэтому его все время сажали в тюрьму.

Выйдя из заключения, он с улыбкой отвечал на все вопросы и совершенно спокойно опять давал себя запереть, в душе довольный тем, что его боятся все офицеры триентского гарнизона. Не грубостью, а, наоборот, учтивыми манерами и приветливыми, дружелюбными улыбками – вот чем он приводил их в отчаяние. При появлении инспектора Швейк, сидя на койке и улыбаясь во весь рот, вежливо приветствовал его словами:

– Слава Иисусу Христу, осмелюсь доложить.

Эта искренняя, добродушная улыбка заставляла офицера Валька скрежетать зубами. Он охотно поправил бы на голове у Швейка фуражку, чтобы та сидела согласно уставу, но теплый, задушевный взор Швейка мешал ему что‑либо предпринять.

Как‑то раз в казарму вошел майор Теллер. Окинув суровым взглядом вытянувшихся возле своих коек солдат, Вальк скомандовал:

– Швейк, подайте сюда винтовку!

Швейк добросовестно выполнил команду, только вместо винтовки принес ранец, С ненавистью глядя на славную наивную физиономию Швейка, майор Теллер спросил:

– Ви не знайт, что такое винтовк?

– Так точно, не могу знать, – был ответ.

Швейка повели в канцелярию. Принесли винтовку, сунули ему под нос.

– Что это такое? Как называется?

– Не могу знать.

– Это винтовка.

– Не могу знать.

Его отправили в тюрьму, и вдобавок тюремщик счел своим долгом обозвать его ослом. Но солдаты ушли на тяжелые ученья в горы, а Швейк преспокойно остался сидеть за решеткой с улыбкой на устах.

Не зная, как с ним быть, его назначили в столовую для вольноопределяющихся – прислуживать за обедом и ужином. Он накрывал на стол, разносил кушанья, пиво, вино, потом скромно садился у двери и курил, время от времени объявляя:

– Осмелюсь доложить, господа: господин офицер Вальк – хороший человек, очень хороший!

При этом он улыбался, выпуская в воздух клубы дыма.

В столовую зашла инспекционная комиссия, и какой‑то новый офицер имел неосторожность спросить скромно стоящего у двери Швейка, какой он роты.

– Не могу знать.

– Тысячу чертей! Какой здесь полк?

– Не могу знать.

– Как называется город, в котором расположен здешний гарнизон?

– Не могу знать.

– Ты что, с неба свалился?

– Никак нет, – ответил Швейк с милой улыбкой, глядя на офицера наивным, доверчивым взглядом. – Я родился, потом ходил в школу. Потом выучился столярному ремеслу. Потом привели меня в одну корчму и заставили раздеться догола. Через несколько месяцев пришла за мной полиция, и меня отвели в казармы. Там меня осмотрели и говорят: «Вы, дескать, не явились вовремя на призыв, три недели просрочили. Мы вас арестуем». – «За что? – спрашиваю. – Я ведь и не собирался идти в армию и даже не знаю, что такое солдат…» Все‑таки арестовали меня, на поезд посадили и привезли в одно место, откуда мы сюда пришли. Я никого не спрашивал, какой полк, какая рота, какой город, чтобы ненароком не обидеть кого. На ученье меня сразу арестовали из‑за того, что я в строю закурил, – что тут такого, не знаю. Потом арестовали, когда я насчет потери штыка заявил. Потом я на полигоне чуть не застрелил господина полковника… Теперь вот господам вольноопределяющимся прислуживаю.

Бравый солдат Швейк проговорил все это, глядя на офицера таким ясным, детским взглядом, что тот не знал, сердиться или смеяться.

Наступил сочельник. Вольноопределяющиеся устроили в столовой елку, и после ужина полковник произнес трогательную речь на тему о том, что вот родился Христос и радуется при виде хороших солдат, а хороший солдат должен сам на себя радоваться…

Вдруг торжественное выступление было прервано возгласом:

– Это как есть! Так точно!

Возглас вылетел из уст бравого солдата Швейка, который стоял, никем не замеченный, среди вольноопределяющихся, весь сияя.

– Sie Einjähriger![1] – взревел полковник. – Кто это крикнул?

Швейк с улыбающейся физиономией выступил из рядов.

– Так что, господин полковник, я прислуживаю господам вольноопределяющимся, и больно мне понравилось, что вы сказать изволили. Сразу видать – от чистого сердца!

Когда в Триенте било полночь, бравый солдат Швейк уже больше часу сидел в холодной.

На этот раз он просидел довольно долго, но потом ему опять повесили штык на пояс и направили в пулеметную часть.

Проводились большие маневры на итальянской границе, и бравый солдат Швейк выступил вместе с армией.

Перед походом он слушал объяснения кадета:

– Представьте себе, что Италия объявила нам войну и мы выступаем против итальянцев.

– Что ж, повоюем! – крикнул Швейк, за что получил неделю ареста.

Отбыв наказание, он был отправлен вместе с тремя товарищами по заключению, под надзором капрала, в свою пулеметную часть. Сперва двигались долиной, потом углубились в горы; и там, как можно было ожидать, Швейк потерялся в густом лесу на итальянской границе.

Пробираясь сквозь кустарник, он напрасно искал глазами своих, дока не очутился – благополучно, в полном вооружении – по ту сторону итальянской границы.

Там бравый солдат Швейк отличился. В это время возле самой границы с Австрией, на итальянской территории, проводила маневры миланская пулеметная часть; восемь солдат и мул с пулеметом вышли на равнину, которую внимательно осматривал бравый солдат Швейк.

Итальянские солдаты, ничего не подозревая, легли в тень и заснули, а мул с пулеметом принялся важно щипать траву, все более от них удаляясь, пока не подошел к тому месту, откуда Швейк с улыбкой наблюдал за неприятелем.

Бравый солдат Швейк взял мула под уздцы и вернулся в Австрию с итальянским пулеметом на итальянском муле.

Спустившись обратно по тому же косогору, он пробродил со своим мулом полдня в каком‑то лесу и только к вечеру увидел австрийский лагерь.

Сперва охрана не хотела его впускать, так как он не знал пароля, но тут прибежал офицер, и Швейк, встав во фронт и взяв под козырек, отрапортовал:

– Имею честь доложить, господин лейтенант: мной захвачен итальянский мул с пулеметом!

Бравого солдата Швейка отправили на гауптвахту, зато нам стало известно устройство итальянского пулемета последнего образца.

2. Швейк закупает церковное вино

Полевой папский викарий доктор Коломан Белопотоцкий, епископ Трицальский, – назначил священником триентского гарнизона Августина Клейншродта. Между обыкновенным, штатским священнослужителем и священнослужителем армейским огромная разница. В последнем слились воедино религиозность и воинственность: он – воплощение двух разных каст, соединенных вместе. Различие между обоими видами духовенства такое же, как между драгунским лейтенантом, обучающим в военной академии верховой езде, и владельцем ипподрома.

Военный священнослужитель получает содержание от государства – это военный чиновник определенного класса; он имеет право носить шашку и драться на дуэли. Священнослужитель штатский тоже получает вознаграждение от государства, но, для того чтобы жить в достатке, вынужден брать и с верующих.

Обыкновенного священника солдат не обязан приветствовать, а военному должен отдавать честь под угрозой ареста. Таким образом, бог имеет представителей двух родов: штатских и военных.

Штатский должен вести политическую агитацию, а военный исповедует солдат и сажает их под арест, что, конечно, имел в виду господь бог еще в то время, – когда создавал нашу грешную землю, и позже, когда создавал Августина Клейншродта.

Проносясь по улицам Триента, этот достойный священнослужитель издали производил впечатление кометы, ниспосланной в виде божьей кары на злосчастный город.

Он был страшен в своем величии. Молва утверждала, будто в Венгрии у него уже было три дуэли, кончившиеся тем, что он в офицерском клубе отрубил носы своим противникам, обнаружившим мало религиозного рвения.

Уменьшив таким образом неверие в объеме, он был переведен в Триент, как раз когда бравый солдат Швейк, выйдя из гарнизонной тюрьмы, вернулся к себе в часть для дальнейшей защиты родины.

В это время духовный отец триентского гарнизона искал себе денщика и решил лично выбрать подходящего солдата. Что же удивительного в том, что, проходя по казарме, он заметил добродушную физиономию солдата Швейка, хлопнул его по плечу и сказал:

– Иди за мной!

Бравый солдат Швейк стал было оправдываться, уверять, что не сделал ничего плохого, но капрал толкнул его в спину и повел в канцелярию.

Там после продолжительных извинений унтер‑офицер обратил внимание священнослужителя, что Швейк «ist ein Mistvieh»[2], но достопочтенный отец Клейншродт возразил, что «ein Mistvieh kann doch gutes Herz haben»[3].

На это бравый солдат Швейк покорно кивнул. При виде его круглой улыбающейся физиономии и наивных глаз гарнизонный священнослужитель не стал даже просматривать список наказаний, которым бравый солдат Швейк подвергался.

С этого момента Швейк зажил припеваючи: втихомолку потягивал церковное вино и так чистил своему начальнику лошадь, что достопочтенный отец Клейншродт даже похвалил его.

– Осмелюсь доложить, – ответил бравый солдат Швейк, – изо всех сил стараюсь, чтоб была красивая, как ваша милость.

Наступил торжественный день перехода воинских частей в военный лагерь у Кастель‑Нуово; по этому случаю предстояло отслужить полевую обедню.

Для церковных надобностей Августин Клейншродт пользовался только нижнеавстрийским вином из Феслау. Итальянского вина он терпеть не мог. А тут как раз запас кончился, и он сказал бравому солдату Швейку:

– Завтра утром отправишься в город за нижнеавстрийским вином из Феслау. Получишь деньги в канцелярии и привезешь восьмилитровый бочонок. И сейчас же возвращайся! Запомни хорошенько: из Феслау в Нижней Австрии. Марш!

На другой день Швейк получил на руки двадцать крон. А для того чтобы при возвращении в лагерь его не задержал патруль, ему было выдано удостоверение: «Командируется для закупки вина».

Выходя из лагеря и шагая по городу, бравый солдат Швейк все время твердил про себя: «Феслау, Нижняя Австрия».

Это занятие он продолжал и на вокзале. И часа не прошло, как он уже преспокойно сидел в поезде, увозившем его в Нижнюю Австрию.

В тот день благолепие торжественной мессы было нарушено лишь горечью итальянского вина в чаше.

К вечеру Августин Клейншродт окончательно убедился, что бравый солдат Швейк – мерзавец, пренебрегший своими воинскими обязанностями, который сейчас где‑то пьянствует.

Лагерь огласился яростными воплями Августина Клейншродта. Вознесшись к альпийским вершинам, они сбегали вниз по долине Адидже к Мерано, куда за несколько часов перед тем с безмятежной улыбкой на устах и радостным сознанием добросовестно исполняемой обязанности выехал бравый солдат Швейк.

Он ехал по долине, проезжал туннели и на каждой станции коротко осведомлялся:

– Феслау, Нижняя Австрия?

Наконец перед добродушной физиономией солдата Швейка появился вокзал Феслау. Там бравый солдат Швейк предъявил человеку в чиновничьей фуражке официальное военное удостоверение: «Командируется для закупки вина». И с любезной улыбкой осведомился, где тут казармы.

Человек в фуражке спросил, имеется ли у него командировочное предписание. Бравый солдат Швейк ответил, что не знает, что это такое.

Тут подошли еще двое в фуражках и объявили Швейку, что ближайшие казармы находятся в Корнейбурге.

Бравый солдат Швейк взял билет до Корнейбурга и поехал дальше.

В Корнейбурге стоял железнодорожный полк. В казармах страшно удивились, когда бравый солдат Швейк явился туда ночью и показал охране удостоверение: «Командируется для закупки вина».

– Придется подождать до утра, – сказал караульный. – Господин начальник только что лег спать.

Бравый солдат Швейк улегся на топчан с блаженным сознанием, что делает для государства все от него зависящее, и спокойно уснул.

Утром его отвели в складскую канцелярию. Там он показал бухгалтеру в чине унтер‑офицера свое удостоверение: «Командируется для закупки вина» – с печатью «Полевой лагерь Кастель‑Нуово, 102‑й полк, 3‑й батальон» и подписью дежурного офицера.

Унтер‑офицер, пораженный, отвел Швейка в полковую канцелярию, где тот был опрошен полковником.

– Так что прибыл по приказу его преподобия гарнизонного священника Августина Клейншродта из Триента, – объяснил бравый солдат Швейк. – Имею приказ доставить восьмилитровый бочонок церковного вина из Феслау.

Было созвано совещание. Простодушная, наивная физиономия Швейка, его строгая военная выправка, предъявленное им удостоверение «Командируется для закупки вина», надлежащим образом скрепленное подписью и печатью, – все это произвело самое благоприятное впечатление, в то же время до крайности запутав дело.

Поднялась целая дискуссия. В конце концов пришли к заключению, что его преподобие гарнизонный священник Августин Клейншродт, видимо, сошел с ума, и ничего не остается, как отослать бравого солдата Швейка обратно, выдав ему командировочное предписание на этот предмет.

Унтер‑офицер заготовил предписание. Человек он был покладистый и не пожалел километров. Он указал маршрут: Вена, Штейр, Загреб, Триест, Триент. Проездное выплатили Швейку наличными на двое суток – одну крону шестьдесят геллеров. Кроме того, унтер‑офицер купил ему билет, да повар по доброте душевной выдал три буханки из полковой пекарни.

Между тем гарнизонный священник Августин Клейншродт ходил по лагерю Кастель‑Нуово и, скрежеща зубами, твердил:

– Арестовать, связать, расстрелять!

Все решили, что бравый солдат Швейк – дезертир. Каково же было всеобщее изумление, когда на четвертые сутки ночью он появился у входа в лагерь и, улыбаясь, подал караульному командировочное предписание из Корнейбурга, а также удостоверение, выданное непосредственным начальством: «Командируется для закупки вина».

Его сейчас же схватили, заковали, к его удивлению, в кандалы, отвели в барак и там заперли.

А утром повели в город, в казармы.

Как раз в это время из Корнейбурга пришел запрос командира железнодорожного полка о причинах, побудивших его преподобие гарнизонного священника Августина Клейнщродта послать солдата Швейка в Корнейбург за церковным вином из Феслау.

Солдата Швейка допросили. Он с блаженной улыбкой чистосердечно рассказал все как было. Состоялось продолжительное совещание, после которого достопочтенный отец Клейншродт пошел навестить бравого солдата Швейка в заключении.

– Лучше всего подавай на комиссию, скотина. Проси освободить тебя по состоянию здоровья и катись отсюда!

– Осмелюсь доложить, желаю служить государю императору до последнего вздоха! – возразил бравый солдат Швейк, глядя своими честными глазами прямо в глаза духовного начальства.

3. Решение медицинской комиссии о бравом солдате Швейке

В каждой армии есть негодяи, которые не желают служить. Им приятнее стать самыми заурядными штатскими разбойниками. Эти продувные бестии жалуются, к примеру, на порок сердца, а вскрытие обнаруживает у них, может, всего‑навсего какое‑нибудь воспаление слепой кишки. Такими и другими подобными способами пробуют они избавиться от своих воинских обязанностей. Но не тут‑то было! Существует медицинская комиссия, которая портит им всю музыку. Парень жалуется на плоскостопие. Военный врач прописывает ему глауберову соль, клистир – и «плоскостопный» бегает как ошпаренный, а утром садится под арест.

Иной прохвост жалуется на рак желудка. Его кладут на операционный стол и говорят: «Вскрыть желудок, не прибегая к наркозу». Договорить не успеют – рак как рукой сняло, и чудесно исцеленный шагает в тюрьму.

Медицинская комиссия – настоящее благодеяние для армии. Без нее каждый второй призывник чувствовал бы себя больным и неспособным носить ранец.

Основная функция медицинской комиссии – производить осмотр. Но правильно говорил один штабной врач:

– Осматривая больного, я исхожу из убеждения, что речь должна идти не об осмотре, а о досмотре, что больной безусловно здоров, как бык. В соответствии с этим я и действую. Пропишу ему хинин, диету. И через трое суток – будьте покойны! – непременно выпишу из больницы! А ежели симулянт все‑таки умрет, так это нарочно, чтобы нам насолить и самому не сесть в тюрьму за обман. Поэтому говорю вам: не осмотр, а досмотр! Подозревай каждого до его последнего вздоха!

Когда бравого солдата Швейка послали на комиссию, ему завидовала вся рота.

Надзиратель, принесший ему в камеру обед, сказал:

– Твое счастье, паршивец. Домой вернешься. Тебя уволят вчистую как пить дать.

Но бравый солдат Швейк ответил ему то же, что достопочтенному отцу Клейншродту:

– Осмелюсь доложить, не выйдет это. Я здоров как бык и желаю служить государю императору до последнего вздоха.

И с блаженной улыбкой лег на топчан.

Надзиратель доложил об ответе Швейка дежурному офицеру Мюллеру.

Тот заскрипел зубами.

– Мы отобьем у мерзавца охоту к военной службе! Надо устроить ему сыпняк, пусть хоть спятит.

А в это время бравый солдат Швейк говорил другому заключенному из той же роты:

– Буду служить государю императору до последнего вздоха. Я солдат, значит, должен служить горударю императору, и никто не имеет права выгнать меня из армии. Пускай хоть генерал придет, даст мне под зад и выставит из казармы, – я и тогда вернусь и скажу: «Так что, господин генерал, желаю служить государю императору до последнего вздоха и потому возвращаюсь в роту». А если меня опять не примут – пойду во флот, служить государю императору хоть на море. А во флот не примут, и там господин адмирал тоже даст мне под зад – буду служить государю императору в воздухе.

Но вся казарма была твердо уверена, что бравого солдата Швейка все‑таки выгонят из армии. Третьего июня к нему в камеру явились санитары с носилками, после ожесточенной борьбы привязали его к ним ремнями и отнесли в гарнизонный лазарет. По дороге с носилок все время раздавались патриотические возгласы:

– Солдаты, помогите! Я желаю служить государю императору!

Его поместили в отделение для тяжелобольных, и штабной врач Янса произвел поверхностный осмотр.

– У тебя увеличение печени и ожирение сердца, Швейк. Ты свое отслужил. Придется тебя уволить.

– Осмелюсь доложить, я здоров, как бык! – возразил Швейк. – Прошу прощения, как же армия будет без меня? Так что желаю вернуться в часть и служить государю императору верой и правдой, как полагается солдату.

Ему был назначен клистир. И когда санитар Бочковский, русин по национальности, приступил к лечению, бравый солдат Швейк, находясь в столь щекотливом положении, с достоинством произнес:

– Не церемонься, братец. Я не побоялся итальянцев – не боюсь и твоего клистира. Запомни: солдат не должен ничего бояться и обязан служить.

Потом его отвели в уборную и приставили к нему часового с заряженной винтовкой.

После этого его опять уложили в постель, а санитар Бочковский ходил вокруг него и вздыхал:

– Родные‑то есть, пся крев?

– Есть.

– Отсюда не выйдешь, симулянт!

Бравый солдат Швейк дал ему по морде.

– Я симулянт? Да я здоровей здорового и желаю служить государю императору до последнего вздоха.

Его обложили льдом. Трое суток пролежал он в ледяных компрессах, а когда пришел штабной врач и сказал: «Ну, Швейк, придется тебя все‑таки демобилизовать!» – возразил:

– Осмелюсь доложить, господин доктор, я совсем здоров и желаю служить.

Его опять обложили льдом на двое суток, после чего медицинская комиссия должна была собраться и навсегда освободить его от воинской повинности.

Накануне заседания, когда на него был уже составлен увольнительный документ, бравый солдат Швейк дезертировал.

Ему пришлось бежать, чтобы иметь возможность служить государю императору. Две недели о нем ничего не было слышно.

Но, ко всеобщему изумлению, через две недели бравый солдат Швейк появился ночью у ворот казармы и с обычной своей честной улыбкой на довольной круглой физиономии отрапортовал начальнику караула:

– Честь имею доложить, явился для отбытия наказания как дезертировавший с целью служить государю императору до последнего вздоха.

Его желание было удовлетворено: он получил полгода, а так как и после этого пожелал остаться в рядах армии, был послан в арсенал – начинять торпеды пироксилином.

4. Бравый солдат Швейк учится обращаться с пироксилином

Вышло, как сказал его преподобие:

– Швейк, мошенник ты этакий… Уж коли хочешь служить, так поработай с пироксилином. Это тебе полезно.

Стал бравый солдат Швейк работать в арсенале: учиться обращению с пироксилином, начинять им торпеды. На этой службе шутки плохи: того и гляди взлетишь на воздух – и крышка!

Но бравый солдат Швейк не робел. Вполне довольный, проводил он дни свои в отдельном бараке, между динамитом, экразитом и пироксилином, начиняя торпеды этими страшными веществами и оглашая окрестность пением:

Ах, Пьемонт, Пьемонт,

видно, край ты панский:

ведь с тобою пал

весь оплот миланский!

Гоп, гоп, гоп!

И оплот миланский,

и четыре моста.

Выставляй, Пьемонт,

посильней форпосты!

Гоп, гоп, гоп!

Я ведь вам прислал

целый полк уланский,

вы ж его сгубили

у ворот миланских!

Гоп, гоп, гоп!

За этой прекрасной песней, делавшей бравого солдата Шведка львом, следовала другая волнующая песня – о кнедликах величиной с человеческую голову, которые бравый солдат Швейк проглатывал с неописуемым наслаждением.

Так и жил он – довольный своей судьбой, – один на один с пироксилином, в отдельном арсенальном бараке. И вот однажды туда пришла инспекция, проверяющая, все ли в порядке в бараках.

Подойдя к бараку, где бравый солдат Швейк учился обращаться с пироксилином, инспектора увидели по облакам табачного дыма, распространяемым Швейковой трубкой, что бравый солдат Швейк – бесстрашный воин.

При виде начальства Швейк встал, вынул, согласно уставу, трубку изо рта и отложил ее в сторонку, но недалеко, только руку протянуть, – как раз у открытого стального чана с пироксилином.

И, встав во фронт, отрапортовал:.

– Честь имею доложить: происшествий не было, все в порядке.

В жизни человека бывают мгновения, когда все зависит от присутствия духа.

Быстрей всех нашелся полковник. Над пироксилином уже вились колечки табачного дыма, и он сказал:

– Продолжайте курить, Швейк!

Это было очень умно с его стороны, так как гораздо лучше, чтобы трубка находилась во рту, чем в пироксилине.

– Слушаю, господин полковник. Есть курить! – ответил Швейк, снова встав навытяжку.

Он был очень дисциплинированный.

– А теперь – шагом марш на гауптвахту!

– Осмелюсь доложить, никак не могу. Потому, согласно предписанию, обязан быть здесь до шести, дожидаться смены. При пироксилине всегда должен кто‑нибудь быть, а то долго ли до беды!

Инспекция поспешно удалилась рысцой в караульное помещение и там приказала послать за Швейком патруль.

Патруль отправился без особого энтузиазма.

Подойдя к бараку, где сидел среди пироксилина, покуривая трубку, бравый солдат Швейк, капрал крикнул:

– Швейк, мерзавец, кидай трубку в окно и выходи наружу!

– Никак невозможно: господин полковник приказал мне курить. Так что буду курить, хоть режь на части.

– Выходи, скотина!

– Никак нет, не выйду. Сейчас только четыре, а смена в шесть. До шести я должен быть при пироксилине, чтобы не случилось какой беды. Я насчет этого строго…

Он не договорил. Вы, может быть, читали о страшной катастрофе в арсенале, после которой был объявлен национальный траур по всей Австрии. В какие‑нибудь три четверти секунды весь арсенал взлетел на воздух.

Началось с того барака, где бравый солдат Швейк учился обращаться с пироксилином: над тем местом, где стоял этот барак, воздвигся целый курган из бревен, досок, железного лома, слетевшихся отовсюду, чтобы воздать последний долг бесстрашному Швейку, не боявшемуся пироксилина.

Трое суток на развалинах работали саперы, сортируя головы, туловища, руки и ноги, чтобы господу богу на Страшном суде легче было разобраться в чинах погибших и соответствующим образом распределить награды. Это была настоящая головоломка.

Трое суток разбирали они и курган, возвышавшийся над Швейком, а на третью ночь, проникнув, в самую глубь этой горы из бревен и железа, вдруг услыхали приятное пение:

И оплот миланский,

и четыре моста.

Выставляй, Пьемонт,

посильней форпосты!

Гоп, гоп, гоп!

При свете факелов они принялись разбирать обломки в том направлении, откуда слышалось пение:

Я ведь вам прислал

целый полк уланский,

вы ж его сгубили

у ворот миланских!

Гоп, гоп, гоп!

Вскоре при свете факелов перед ними открылась образованная железным ломом и нагроможденными бревнами небольшая пещера, и в уголочке сидел бравый солдат Швейк. Он вынул трубку изо рта, встал во фронт и отрапортовал:

– Честь имею доложить: происшествий никаких не было, все в порядке!

Его вытащили из этого дикого хаоса, и он, очутившись перед офицером, вторично рапортовал:

– Честь имею доложить: происшествий никаких не было, все в порядке. Покорно прошу прислать смену: шесть часов минуло. Прошу также выплатить мне суточные за то время, что я просидел под развалинами.

Храбрец был единственным, уцелевшим при катастрофе.

Вечером в его честь сослуживцы устроили в офицерском клубе небольшое торжество. Бравый солдат Швейк, окруженный офицерами, опрокидывал стопку за стопкой, и добрая круглая физиономия его сияла блаженством.

На другой день ему выплатили суточные за трое суток, как на войне, а через две недели он был произведен в капралы и награжден большой военной медалью.

Входя с этой медалью на груди и звездочками на погонах в ворота триентской казармы, он столкнулся с офицером Кноблохом. При виде почтительной, добродушной физиономии бравого солдата Швейка офицер содрогнулся.

– Ну и номер ты выкинул, головорез!

– Осмелюсь доложить: так что умею теперь обращаться с пироксилином! – улыбаясь, ответил Швейк.

И гордо зашагал по двору, разыскивая свою роту.

В тот же день дежурный офицер зачитал солдатам приказ военного министерства об организации при армии воздушных частей и обращение ко всем желающим – вступать в эти части.

Бравый солдат Швейк сделал шаг вперед и заявил офицеру:

– Осмелюсь доложить: как я уже побывал в воздухе и это дело мне знакомо, желаю послужить государю императору в воздушных частях.

Через неделю бравый солдат Швейк был переведен в воздухоплавательную часть, где, как будет видно из дальнейшего, вел себя столь же благоразумно, как и в арсенале.

5. Бравый солдат Швейк в воздушном флоте

Австрия располагает тремя управляемыми дирижаблями, восемнадцатью – не поддающимися управлению, и пятью аэропланами. Такова ее воздушная мощь. Бравый солдат Швейк был направлен в отделение аэропланов – трудиться во славу этого нового рода вооружения. Сперва он выкатывал их из ангаров на аэродром, тер металлические части скипидаром и венской известью.

Словом, начал с азов. Как для его преподобия в Триенте он заботливо чистил лошадь, так и здесь усердно хлопотал вокруг машин, начищал их плоскости щеткой, словно лошадиные бока скребницей, и в качестве разводящего расставлял часовых у ангаров, инструктируя их:

– Летать необходимо. Так что при малейшей попытке украсть аэроплан стреляйте без предупреждения!

Уже через две недели он был переведен из наземного в летный состав. Это было рискованное повышение. Он стал летать с офицерами как пассажир – для нагрузки.

Бравый солдат Швейк не испытывал страха. С улыбкой поднимался он в воздух, почтительно и покорно глядел на пилота‑офицера и козырял ползающему далеко внизу по аэродрому начальству.

А когда им случалось упасть, разбив аэроплан, первым из‑под обломков вылезал бравый солдат Швейк. Помогая офицеру подняться, он рапортовал:

– Имею честь доложить, мы упали, но живы и здоровы.

Он был приятным спутником. Как‑то раз ему пришлось летать с офицером Герцигом. На высоте восьмисот двадцати шести метров у них перестал работать мотор.

– Разрешите доложить: у нас вышел бензин, – послышался за спиной офицера мягкий голос Швейка. – Так что я забыл долить бак.

И через минуту:

– Разрешите доложить: мы падаем в Дунай.

Когда же через несколько мгновений головы их вынырнули из бурных зеленых дунайских волн, бравый солдат Швейк, плывя за офицером к берегу, промолвил:

– Осмелюсь доложить: мы нынче поставили рекорд высоты.

А вот что произошло перед большим авиационным праздником на аэродроме в Винер‑Нейштадте в момент осмотра аэропланов, проверки моторов и последних приготовлений к полетам.

Поручик Герциг собирался лететь со Швейком на биплане братьев Райт, оснащенном аппаратом Мориссона, позволяющим взлетать без разбега.

На аэродроме присутствовали представители иностранных вооруженных сил.

Аэропланом Герцига сильно заинтересовался майор румынской армии Грегореску: забравшись внутрь, он стал рассматривать рычаги управления.

По приказанию поручика бравый солдат Швейк включил мотор. Пропеллер завертелся. Швейк, сидя рядом с любознательным румынским майором, чрезвычайно внимательно регулировал трос, управляющий рулем высоты, причем производил это с такой осторожностью, что сбил с головы майора фуражку.

– Швейк, осел этакий! Летите ко всем чертям!  – воскликнул поручик.

– Zum Befehl, Herr Leutnaut[4], – ответил Швейк, схватив рычаг руля высоты и рычаг аппарата Мориссона, – и аэроплан оторвался от земли, оглашая окрестность ритмичным рокотом сильного мотора.

Двадцать, сто, триста, четыреста пятьдесят метров высоты. Направление на юго‑запад, к снежным вершинам Альп. Скорость – сто пятьдесят километров в час.

Бедный румынский майор не успел опомниться, как очутился над каким‑то ледником, но на высоте, позволявшей отчетливо различать чудесный пейзаж внизу, снежное поле, грозно и сурово зияющие пропасти.

– Что случилось? – промолвил он, заикаясь от страха.

– Честь имею доложить: летим, согласно приказу, – вежливо ответил бравый солдат Швейк. – Господин поручик сказал: «Летите ко всем чертям». Мы и полетели.

– А где сядем? – стуча зубами, осведомился любознательный майор.

– Осмелюсь доложить: не могу знать, где сесть придется. Летим, согласно приказу, а самолет вести я могу только кверху. Вниз не умею. Нам с господином поручиком никогда не доводилось: наверх заберемся, а оттуда вниз всегда падаем.

Альтметр показывал тысяча восемьсот шестьдесят метров. Майор, судорожно вцепившись в поручни, кричал по‑румынски:

– Deu, deu – боже, боже!

А бравый солдат Швейк осторожно оперировал рулем и пел, пролетая над Альпами:

Перстенек, что ты дала,

мне носить неловко.

Что за черт! Почему?

Буду я тем перстеньком

заряжать винтовку.

Майор громко молился по‑румынски и сыпал проклятиями, а в чистом холодном воздухе разносилось звонкое пение бравого солдата Швейка:

И платок, что ты дала,

мне носить неловко.

Что за черт! Почему?

Стану чистить я в полку

тем платком винтовку.

Под ними сверкали молнии, бушевала буря.

Майор, выпучив глаза, глядел вперед.

– Будет ли этому конец? – спросил он хриплым голосом.

– А то как же, – с улыбкой ответил бравый солдат Швейк. – По крайности, мы с господином поручиком всегда куда‑нибудь падали.

В это время они находились где‑то над Швейцарией и летели на юг.

– Немножко терпения, осмелюсь доложить, – продолжал бравый солдат Швейк. – Как бензин кончится, так обязательно упадем.

– Где мы?

– Имею честь доложить: над водой летим. Пропасть воды. Видно, в море падать придется.

Майор Грегореску, лишившись чувств, защемил свое толстое брюхо между поручнями и совсем завяз в металлических конструкциях.

А над Средиземным морем разносился голос бравого солдата Швейка:

Моего совета послушай:

побольше кнедликов кушай.

Айн, цвай…

Станешь такой могучий –

не пробьешь тебя пулей летучей.

Айн, цвай…

Чтобы кнедлик крупней был каждый

головы человечьей дважды.

Айн, цвай…

Бравый солдат Швейк заливался над гигантскими морскими просторами на высоте одной тысячи метров:

Марширует Греневиль

к Прашной бране на шпацир…

Свежий морской ветерок привел майора в чувство. Но при виде страшной бездны и моря внизу он воскликнул:

– Deu, deu!..

И снова потерял сознание.

Спустилась ночь, а они летели все вперед и вперед. Вдруг бравый солдат Швейк потряс майора за плечо и ласково сказал ему:

– Имею честь доложить: летим вниз, но что‑то медленно…

Самолет, за отсутствием бензина, спланировал на африканский континент, приземлившись возле пальмовой рощи в Триполи.

Бравый солдат Швейк помог майору выйти из кабины и, встав во фронт, отрапортовал:

– Честь имею доложить: все в порядке.

Бравый солдат Швейк поставил мировой рекорд дальности полета, перелетев через Альпы, Южную Европу, Средиземное море и приземлившись в Африке.

При виде пальм майор вкатил Швейку пару оплеух, которые тот принял с улыбкой. Ведь он только выполнил свою обязанность, раз поручик Герциг сказал ему: «Летите ко всем чертям».

О дальнейшем неудобно рассказывать, так как это очень не понравилось бы военному министерству, которое, конечно, во избежание крупных международных осложнений, будет категорически отрицать факт аварии австрийского самолета над территорией Триполи…

Поручик Лукаш прервал это мучительное молчание словами, в которые старался вложить изрядную порцию иронии:

– Добро пожаловать, Швейк! Благодарю вас за посещение. Наконец-то вы здесь, долгожданный гость.

Но он не сдержался, и вся злость, скопившаяся за последние дни, вылилась в страшном ударе кулаком по столу. Чернильница подскочила и залила чернилами ведомость на жалованье. Одновременно с чернильницей подскочил поручик Лукаш и, встав вплотную к Швейку, заорал:

– Скотина!

Он стал метаться взад и вперед по узкой канцелярии и, как только оказывался около Швейка, каждый раз отплевывался.

– Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, – сказал Швейк, меж тем как поручик Лукаш не переставал бегать по канцелярии и свирепо бросать в угол скомканные листы бумаги, за которыми он то и дело подходил к столу, – письмо я отдал в полной исправности. К счастью, мне удалось застать дома саму пани Каконь, и могу сказать, что это весьма красивая женщина, видел, правда, я ее только плачущей…

Поручик Лукаш сел на койку военного писаря и хриплым голосом крикнул:

– Когда же будет этому конец?

Швейк, сделав вид, что недослышал, ответил:

– Потом со мной случилась там маленькая неприятность, но я взял все на себя. Правда, мне не верили, что я переписываюсь с этой пани, а все же, для того чтобы замести следы, я во время допроса проглотил письмо. Потом благодаря чистой случайности – иначе это никак нельзя объяснить! – я вмешался в небольшую потасовку, но благополучно вывернулся. Была признана моя невиновность, меня послали на полковой рапорт, и в дивизионном суде следствие прекратили. В полковой канцелярии я ждал всего несколько минут, пока не пришел полковник, который меня слегка выругал и сказал, что я должен немедленно, господин обер-лейтенант, явиться к вам с рапортом о вступлении в должность ординарца. Кроме того, господин полковник приказал мне доложить вам, чтобы вы немедленно пришли к нему по делам маршевой роты. С тех пор прошло больше получаса. Но ведь господин полковник не знал, что меня еще потянут в полковую канцелярию и что я там просижу минут пятнадцать, а то и больше. А сидел я там потому, что за это время мне задержали жалованье, которое должны были выдать не в роте, а в полку, так как я считался полковым арестантом. Там все так перемешали и перепутали, что прямо обалдеть можно.

Услышав, что еще полчаса тому назад он должен был быть у полковника Шредера, поручик стал быстро одеваться.

– Опять, Швейк, удружили вы мне! – сказал он голосом, полным такого безнадежного отчаяния, что Швейк попытался успокоить его дружеским словом, прокричав вслед:

– Ничего, господин полковник подождет, ему все равно нечего делать.

Поручик Лукаш, как бомба, летел вперед.

Минуту спустя после ухода поручика в канцелярию вошел старший писарь Ванек.

Швейк сидел на стуле и подкладывал в маленькую железную печку уголь. Печка чадила и воняла, а Швейк продолжал развлекаться, не обращая внимания на Ванека, который остановился и несколько минут наблюдал за ним, но наконец не выдержал, захлопнул ногой дверцу печки и сказал Швейку, чтобы тот убирался отсюда.

– Господин старший писарь, – произнес с достоинством Швейк, – позвольте вам заявить, что ваш приказ убраться отсюда и вообще из лагеря при всем моем желании исполнить не могу, так как подчиняюсь приказанию высшей инстанции. Ведь я здесь ординарец, – гордо добавил Швейк. – Господин полковник Шредер прикомандировал меня к одиннадцатой маршевой роте, к господину обер-лейтенанту, у которого я был прежде денщиком, но благодаря моей врожденной интеллигентности я получил повышение и стал ординарцем. Мы с господином обер-лейтенантом уже старые знакомые. А что вы поделывали, господин старший писарь, в мирное время?

Полковой писарь Ванек был так обескуражен фамильярным, панибратским тоном бравого солдата Швейка, что, забыв о своем чине, которым очень любил блеснуть перед солдатами своей роты, ответил так, будто был подчиненным Швейка:

– У меня аптекарский магазин в Кралупах. Фамилия моя Ванек.

– Я тоже учился аптекарскому делу, – ответил Швейк, – в Праге у пана Кокошки на Перштыне. Он был ужасный чудак, и, когда я как-то по ошибке запалил бочку с бензином и у него сгорел дом, он меня выгнал, и в цех меня уже нигде больше не принимали, так что из-за этой глупой бочки с бензином мне не удалось доучиться. А вы приготовляли когда-нибудь целебные травы для коров?

Ванек отрицательно покачал головой.

– Мы приготовляли целебные травы для коров вместе с освященными образочками. Наш хозяин Кокошка был исключительно набожным человеком и вычитал как-то, что святой Пилигрим исцелял скот от раздутия брюха. Так, по его заказу на Смихове напечатали образки святого Пилигрима, и он отнес их в Эмаузский монастырь, где их ему и освятили за двести золотых, а потом мы их вкладывали в конвертик с нашими целебными травами для коров. Эти целебные травы размешивали в теплой воде и давали корове пить из лохани. При этом скотине прочитывалась маленькая молитва к святому Пилигриму, которую сочинил наш приказчик Таухен. Дело было так. Когда эти образки святого Пилигрима были готовы, на другой стороне нужно было напечатать какую-нибудь молитву. Так вот вечером наш старик Кокошка позвал Таухена и велел ему к следующему утру сочинить молитву к нашим образкам и целебным травам, чтобы завтра в десять часов, когда он придет в лавку, все было готово к отправке в типографию: коровы уже давно ждут этой молитвы. Одно из двух: если сочинит хорошую – он ему гульден на бочку выложит, нет – через две недели получит расчет. Пан Таухен целую ночь потел, утром, не выспавшись, пришел открывать лавку, а у него ничего еще не было написано. Мало того: он даже забыл, как зовут святого по этим целебным травам. Выручил его из беды слуга Фердинанд. Тот на все руки был мастер. Когда мы на чердаке сушили на чай ромашку, так он, бывало, разуется и влезет в эту самую ромашку ногами. Он говорил нам, что от этого ноги перестают потеть. Умел он ловить голубей на чердаке, умел открывать конторку с деньгами и еще обучал нас другим способам подрабатывать. И у меня, у мальчишки, дома была такая аптека – я ее из лавки в дом к себе натаскал, – какой не было и «У милосердных». Так вот, тот самый Фердинанд и выручил из беды Таухена. «Позвольте, говорит, взглянуть». Пан Таухен немедленно послал меня за пивом для него.

Не успел я еще принести пива, а уж у Фердинанда половина дела была сделана, и он прочел нам:

 

Голос с неба раздается,
Утихает суета:
У Кокошки продается
Чудо-корень для скота!
Исцелит сей корешочек
(Только гульден за мешочек!)
И теляток и коров
Безо всяких докторов.

Потом, когда Фердинанд выпил пива и как следует нализался желудочных капель на спирту, дело пошло быстро и он в одно мгновение прекрасно закончил:

 

Этот корень нашел сам святой Пилигрим,
И за это ему мы хвалу воздадим:
Ты крестьянам – утеха, коровам – отрада,
Сохрани и спаси наше бедное стадо!

Затем, когда пришел пан Кокошка, пан Таухен пошел с ним в контору, а выйдя оттуда, показал нам два золотых, а не один, как ему было обещано. Он хотел разделить их пополам с паном Фердинандом, но слугу Фердинанда, когда тот увидел эти два золотых, сразу обуял бес корыстолюбия: «Или все, или, мол, ничего!» Ну, тогда пан Таухен ему ничего не дал, а оставил эти два золотых себе. Потом привел меня в магазин, дал мне подзатыльник и сказал, что я получу сто таких подзатыльников, если когда-нибудь осмелюсь сказать, что сочинил не он. А если Фердинанд пойдет жаловаться к нашему хозяину, то я должен сказать, что слуга Фердинанд лгун. Мне пришлось в этом присягнуть перед бутылкой с эстрагоновым уксусом. Ну а наш слуга принялся вымещать свою злобу на целебной траве для коров. Смешивали мы эти травы в больших ящиках на чердаке, а он, где только находил, сметал мышиное дерьмо, приносил его и примешивал к этой целебной траве. Потом собирал на улице конские катышки, сушил их дома, толок в ступке для кореньев и тоже подбрасывал в коровьи целебные травы с образом святого Пилигрима. Но и на этом он не успокоился. Он мочился в эти ящики, испражнялся в них, а потом все это размешивал. Выходило вроде каши с отрубями.

Раздался телефонный звонок. Старший писарь подбежал к телефонному аппарату и с отвращением отбросил трубку.

– Надо идти в полковую канцелярию. Так внезапно… Это что-то мне не нравится.

Швейк опять остался один.

Через минуту снова раздался звонок.

Швейк начал телефонный разговор:

– Ванек?.. Он ушел в полковую канцелярию. Кто у телефона?.. Ординарец одиннадцатой маршевой роты. А кто там у телефона?.. Ординарец двенадцатой роты? Мое почтение, коллега. Моя фамилия?.. Швейк. А твоя? Браун! Это не твой родственник Браун на Набережной улице в Карлине, шляпочник? Нет? Не знаешь такого… Я тоже с ним не знаком. Я проезжал как-то на трамвае мимо, и его вывеска мне бросилась в глаза. Что новенького?.. Я ничего не знаю. Когда едем? Я еще ни с кем об отъезде не говорил. А куда мы должны ехать?

– Вот олух! С ротой на фронт.

– Об этом я еще ничего не слышал.

– Нечего сказать – хорош ординарец! А что твой лейтенант?

– Не лейтенант, а обер-лейтенант.

– Это одно и то же. Твой обер-лейтенант пошел на совещание к полковнику?

– Он его туда позвал.

– Ну вот видишь: и наш туда пошел, и командир тринадцатой роты тоже. Я только что говорил с ихним ординарцем по телефону. Мне что-то эта спешка не нравится!

– А не знаешь, музыкантская команда укладывается?

– Я ничего не знаю.

– Не валяй дурака! Говорят, что ваш старший писарь уже получил накладную на вагоны. Правда ведь? Сколько у вас солдат?

– Не знаю.

– Эх ты, глупая башка, что я тебя, съем, что ли? (Было слышно, как говоривший у телефона обратился к кому-то поблизости: «Франта, возьми вторую трубку, услышишь, какой в одиннадцатой роте дурак ординарец».) Алло! Спишь ты там, что ли, что с тобой? Так отвечай, когда тебя коллега спрашивает. Значит, ты еще ничего не знаешь? Не скрывай. Разве старший писарь не говорил, что вам будут выдавать консервы? Ты с ним о таких вещах не говоришь? Вот дубина! Тебя это не касается? (Слышен смех.) Что… на тебя кирпич, что ли, с крыши свалился? Ну а как только что-нибудь узнаешь, ты нам сейчас же позвони в двенадцатую маршевую роту, дурачок родимый! Откуда ты?

– Из Праги.

– Должен бы быть чуточку поумнее. Да вот еще что. Когда ушел из канцелярии ваш старший писарь?..

– Только что его позвали.

– Вот оно как. А раньше-то не мог мне об этом сказать? Наш тоже только что ушел. Что-то там заваривается. С обозом не говорил еще?

– Нет.

– Господи Иисусе Христе! А еще говоришь, что из Праги! Ты ни о чем не заботишься! Где ты только целый день шляешься?

– Я только с час тому назад пришел из дивизионного суда.

– Это другой коленкор, товарищ. Нынче же забегу на тебя посмотреть! Давай отбой два раза.

Только что Швейк собрался закурить трубку, как опять раздался телефонный звонок. «Ну вас к черту с вашим телефоном, – подумал Швейк, – стану я с вами трепаться».

Но телефон неумолимо продолжал звонить, так что у Швейка лопнуло наконец терпение, он взял телефонную трубку и заорал:

– Алло! Кто у телефона? Здесь ординарец одиннадцатой маршевой роты Швейк.

Швейк узнал голос поручика Лукаша:

– Что вы все там делаете? Где Ванек? Немедленно позовите к телефону Ванека!

– Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, телефон только что зазвонил.

– Послушайте, Швейк, мне некогда с вами дурака валять! Телефонные разговоры на военной службе – это вам не телефонная болтовня, когда кого-нибудь зовут на обед. Телефонный разговор должен быть ясен и краток. При телефонных разговорах отбрасываются «осмелюсь доложить», «обер-лейтенант». Итак, я вас спрашиваю, Швейк, там Ванек? Пусть немедленно подойдет к телефону.

– Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, под рукой его нет. Его только что, может, и четверти часа не будет, из нашей канцелярии вызвали в полковую канцелярию.

– Дайте мне только прийти, я с вами расправлюсь! Не можете вы, что ли, выражаться кратко? Слушайте внимательно, что я вам сейчас буду говорить! Чтобы вы потом у меня не отговаривались, будто в телефоне что-то хрипело. Немедленно, как только повесите трубку…

Пауза.

Снова звонок.

Швейк берет телефонную трубку, и его осыпают градом ругательств:

– Скотина, хулиган, мерзавец! Что вы делаете? Почему прервали разговор?

– Вы изволили сказать, чтобы я повесил трубку.

– Через час я приду домой. Не обрадуетесь вы у меня! Немедленно собирайтесь и отправляйтесь в барак, найдите там какого-нибудь взводного, хотя бы Фукса, и скажите ему, чтобы он сейчас же взял десять солдат и шел с ними на склад получать консервы. Повторите, что он должен сделать.

– Идти с десятью солдатами на склад получать консервы для роты.

– Наконец-то вы немножко поумнели! Я пока что позвоню Ванеку в полковую канцелярию, чтобы он тоже шел на склад принять консервы. Если же он тем временем вернется в барак, пусть оставит все и бежит на склад. А теперь повесьте трубку.

Швейк довольно долго и тщательно искал взводного Фукса и других унтеров. Все они торчали около кухни, обгладывали мясо с костей и потешались над привязанным Балоуном, который, правда, стоял всей ступней на земле: его пожалели. Все это представляло собой интересное зрелище. Один из поваров принес Балоуну ребро и сунул ему прямо в рот. Привязанный бородатый великан Балоун, не имея возможности действовать руками, осторожно переворачивал кость во рту, балансируя ею с помощью зубов и десен. Он обгладывал мясо с видом лешего.

– Кто здесь из вас взводный Фукс? – спросил Швейк, найдя наконец унтеров.

Взводный Фукс не счел нужным отозваться, увидев, что его спрашивает какой-то рядовой пехотинец.

– Ясно говорят вам, – крикнул Швейк, – долго ли я еще буду вас спрашивать?! Где здесь взводный Фукс?

Взводный Фукс выступил вперед и с достоинством начал всячески обкладывать Швейка: он-де не взводный, а господин взводный, и нельзя орать: «Где взводный?», а следует обращаться: «Осмелюсь доложить, здесь ли находится господин взводный?» В его взводе, если кто забудет сказать «Ich melde gehörsam»,[155]155

  Осмелюсь доложить (нем.).

[Закрыть]

немедленно получает в морду.

– Осторожней на повороте! – рассудительно сказал Швейк. – Немедленно собирайтесь, идите в барак, возьмите там десять человек и бегом марш вместе с ними на склад получать консервы.

Взводный был так ошеломлен, что смог выговорить только:

– Чего?..

– Без всяких там «чего», – ответил Швейк. – Я ординарец одиннадцатой маршевой роты и только что разговаривал по телефону с господином обер-лейтенантом Лукашем, и тот сказал: «Бегом марш с десятью рядовыми на склад». Если вы не пойдете, господин взводный Фукс, так я немедленно вернусь обратно к телефону. Господин обер-лейтенант требует во что бы то ни стало, чтобы вы шли. Не может быть никаких разговоров! «Телефонный разговор, – говорит поручик Лукаш, – должен быть ясен и краток». Если сказано идти взводному Фуксу, то взводный Фукс должен идти! Такой приказ – вам не какая-то там болтовня, когда кого-нибудь к обеду зовут. На военной службе, особенно во время войны, каждое промедление – преступление. «Если этот самый взводный Фукс сию же минуту не пойдет, как только вы ему об этом объявите, так вы мне немедленно телефонируйте и я с ним разделаюсь! От взводного Фукса останется только мокрое место!» Плохо вы, милейший, знаете господина обер-лейтенанта!

Швейк победоносно оглядел унтер-офицеров, которые его выступлением были поражены и уничтожены.

Взводный Фукс пробурчал что-то невразумительное и быстрыми шагами ушел, Швейк ему закричал вдогонку:

– Так можно мне позвонить господину обер-лейтенанту, что все в порядке?

– Немедленно буду с десятью солдатами на складе, – ответил взводный Фукс, уже подойдя к бараку.

А Швейк, не произнеся ни слова, ушел, оставив унтер-офицеров, ошеломленных не меньше, чем взводный Фукс.

– Начинается! – сказал низенький капрал Блажек. – Будем паковаться.

* * *

Швейк вернулся в канцелярию одиннадцатой маршевой роты. Не успел он раскурить трубку, как раздался телефонный звонок. Со Швейком снова заговорил поручик Лукаш:

– Где вы шляетесь, Швейк? Звоню уже третий раз, и никто не отзывается.

– Разыскивал, господин обер-лейтенант.

– Что, уже пошли?

– Конечно, пошли, но еще не знаю, пришли ли они туда. Может быть, еще раз сбегать?

– Нашли вы взводного Фукса?

– Нашел, господин обер-лейтенант. Вначале он мне сказал «чего?» и только когда я ему объяснил, что телефонный разговор должен быть краток и ясен…

– Не дурачьтесь, Швейк!.. Ванек еще не вернулся?

– Не вернулся, господин обер-лейтенант.

– Да не орите вы так в трубку! Не знаете, где может быть теперь этот проклятый Ванек?

– Не знаю, господин обер-лейтенант, где может быть этот проклятый Ванек.

– Он был в полковой канцелярии, но куда-то ушел. Может, в кантине?.. Идите туда к нему, Швейк, и скажите, чтобы он немедленно шел на склад. Да вот еще что: найдите немедленно капрала Блажека и скажите ему, чтобы он тотчас же отвязал Балоуна, и пошлите Балоуна ко мне. Повесьте трубку.

Швейк действительно принялся хлопотать, нашел капрала Блажека и передал ему приказание поручика отвязать Балоуна. Капрал Блажек заворчал:

– Когда туго приходится, робеть начинают!

Швейк пошел посмотреть, как будут отвязывать Балоуна, а потом проводил его, так как это было по дороге, к кантине, где Швейк должен был разыскать старшего писаря Ванека.

Балоун смотрел на Швейка, как на своего спасителя, и обещал ему, что будет делиться с ним всеми своими посылками, которые получит из дому.

– У нас скоро будут резать свинью, – сказал меланхолически Балоун. – Ты какую свиную колбасу любишь: с кровью или без крови? Скажи, не стесняйся, я сегодня же вечером буду писать домой. В моей свинье будет примерно сто пятьдесят кило. Голова у ней, как у бульдога, а такие свиньи – самые лучшие. С такими свиньями в убытке не останешься. Такая порода, брат, не подведет! Сала на ней – пальцев на восемь. Дома я сам делал ливерную колбасу. Так, бывало, налопаешься фаршу, что сам чуть не лопнешь. Прошлогодняя свинья была на сто шестьдесят кило. Вот это свинья так свинья! – с восторгом сказал он на прощание, крепко пожимая руку Швейку. – А выкормил я ее на одной картошке и сам диву давался, как она у меня быстро жирела. Кусок поджаренной ветчинки, полежавшей в рассоле, да с картофельными кнедликами, посыпанными шкварками, да с капустой!.. Пальчики оближешь! После этого и пивко пьется с удовольствием!.. Не жизнь, а рай! Что еще нужно человеку? И все это у нас отняла война.

Бородатый Балоун тяжело вздохнул и пошел в полковую канцелярию, а Швейк отправился по старой липовой аллее к кантине.

Старший писарь Ванек с блаженным видом сидел в кантине и разъяснял знакомому штабному писарю, сколько можно было заработать перед войной на эмалевых и клеевых красках. Штабной писарь был вдребезги пьян. Днем приехал один богатый помещик из Пардубиц, сын которого был в лагерях, дал ему хорошую взятку и все утро до обеда угощал его в городе.

Теперь штабной писарь сидел в полном отчаянии оттого, что у него пропал аппетит, не соображал, о чем идет речь, а на трактат об эмалевых красках и совсем не реагировал.

Он был занят собственными размышлениями и ворчал себе под нос, что железнодорожная ветка должна была бы идти из Тршебони в Пелегржимов, а потом обратно.

Когда вошел Швейк, Ванек попытался еще раз в цифрах объяснить штабному писарю, сколько зарабатывали на одном килограмме строительной краски, на что штабной писарь ответил ни с того ни с сего:

– На обратном пути он умер, оставив после себя только письма.

Увидев Швейка, он, очевидно, принял его за какого-то человека, которого очень недолюбливал, и начал обзывать его чревовещателем.

Швейк подошел к Ванеку, который тоже выпил, но при этом был приветлив и мил.

– Господин старший писарь, – отрапортовал ему Швейк, – немедленно идите на склад, там вас ждет уже взводный Фукс с десятью рядовыми, и получайте консервы. Ноги в руки, бегом – марш! Господин обер-лейтенант телефонировал уже два раза.

Ванек рассмеялся:

– Деточка моя, что я, идиот, что ли? Ведь за это мне пришлось бы самого себя изругать, ангел ты мой! Времени на все хватит. Над нами ведь не каплет, золотце мое! Пусть-ка сперва обер-лейтенант Лукаш отправит маршевых рот столько же, как я, а тогда и разговаривает; небось тогда он ни к кому не будет зря лезть со своим «бегом марш!». Я уже получил приказ в полковой канцелярии, что завтра поедем, надо укладываться и немедленно идти получать на дорогу провиант. А что, ты думаешь, я сделал? Я самым спокойным манером зашел сюда выпить четвертинку вина. Сидится мне здесь спокойно, и пусть все идет своим чередом. Консервы останутся консервами, выдача – выдачей. Я знаю склад лучше, чем господин обер-лейтенант, и разбираюсь в том, что говорится на совещаниях господ офицеров у господина полковника. Ведь это господину полковнику только чудится, будто на складе имеются консервы. Склад нашего полка никогда никаких запасов консервов не имел, и доставали мы их от случая к случаю в бригаде или одалживали в других полках, с которыми оказывались поблизости. Одному только Бенешевскому полку мы должны больше трехсот банок консервов. Хе, хе! Пусть на своих совещаниях они говорят, что им вздумается. Куда спешить? Ведь все равно, когда наши придут туда, каптенармус скажет им, что они с ума спятили. Ни одна маршевая рота не получила на дорогу консервов. Так, что ли, ты, старая картошка? – обратился он к штабному писарю.

Тот, очевидно, засыпал или на него нашел небольшой припадок белой горячки, только он ответил:

– Она шла, держа над собой раскрытый зонт.

– Самое лучшее, – продолжал старший писарь Ванек, – на все это махнуть рукой. Если сегодня в полковой канцелярии сказали, что завтра трогаемся, – этому не поверит и малый ребенок. Можем мы разве уехать без вагонов? При мне еще звонили на вокзал. Там нет ни одного свободного вагона. Выходит все точь-в-точь, как с последней маршевой ротой. Сидели мы тогда два дня на вокзале и ждали, пока над нами кто-нибудь смилуется и пошлет за нами поезд. А потом мы не знали, куда поедем. Даже сам полковник ничего не знал. Уж мы проехали всю Венгрию, и все еще никто не знал: поедем мы на Сербию или на Россию. На каждой станции говорили по прямому проводу со штабом дивизии. А были мы просто какой-то заплатой. Пришили нас наконец где-то у Дуклы. Там нас вдребезги разбили, и мы снова поехали формироваться. Только не торопиться! Со временем все выяснится, а пока нечего спешить. Jawohl, nochamol![156]156

  Да, еще раз! (искаж. нем.)

[Закрыть]

Вино у них здесь замечательное, – продолжал Ванек, не слушая, как бормочет про себя штабной писарь:

– Glauben Sie mir, ich habe bisher wenig von meinem Leben gehabt. Ich wundere mich über diese Frage.[157]157

  Поверьте, до сих пор я видел в жизни мало хорошего. Меня удивляет этот вопрос (нем.).

[Закрыть]

– Чего же по-пустому беспокоиться об отъезде маршевого батальона? У первой маршевой роты, с которой я ехал, все было готово за два часа и все оказалось в полном порядке. Другие роты нашего тогдашнего маршевого батальона готовились в дорогу целых два дня, а наш ротный командир лейтенант Пршеносил (франт такой был) нам прямо сказал: «Ребята, не спешите!» – и все шло как по маслу. Только за два часа перед отходом поезда мы начали укладываться. Самое лучшее – подсаживайтесь…

– Не могу, – с геройской самоотверженностью ответил бравый солдат Швейк. – Я должен идти в канцелярию. А что, если кто-нибудь позвонит?

– Ну так идите, мое золотце. Но только запомните раз навсегда, что это некрасиво с вашей стороны и что настоящий ординарец никогда не должен быть там, где он нужен. Никогда не исполняйте так рьяно своих обязанностей. Поверьте, душка, нет ничего хуже суетливого ординарца, который бегает и суетится за всех.

Но Швейк был уже за дверью и спешил в канцелярию своей маршевой роты.

Ванек остался в одиночестве – никак нельзя было сказать, чтобы штабной писарь составлял ему компанию. Последний совершенно ушел в себя и бормотал, глядя на четвертинку вина, самые удивительные вещи без всякой связи между собой: то по-чешски, то по-немецки.

– Я много раз проходил по этой деревне, но и понятия не имел о том, что она существует на свете. In einem halben Jahre habe ich meine Staatsprüfung hinter mir und einen Doktor gemacht.[158]158

  Через полгода я сдам государственные экзамены и получу степень доктора (нем.).

[Закрыть]

Я стал старым калекой. Благодарю вас, Люси. Erscheinen sie in schön ausgestatteten Biinden,[159]159

  Если они появятся в хороших переплетах (нем.).

[Закрыть]

– может быть, найдется среди вас кто-нибудь, кто помнит это?

Старший писарь от скуки стал барабанить какой-то марш, но долго скучать ему не пришлось: дверь отворилась, вошел повар Юрайда с офицерской кухни и плюхнулся на стул.

– Нам сегодня дали приказ, – залопотал он, – получить на дорогу коньяк. Но в нашей бутыли еще оставался ром, и нам пришлось ее опорожнить. Пришлось-таки здорово приналечь! Вся кухонная прислуга – в лежку! Я обсчитался на несколько порций. Полковник опоздал, и ему не хватило. Поэтому ему теперь делают омлет. Вот, я вам скажу, комедия!

– Занятная авантюра, – заметил Ванек, который за вином всегда любил вставить красивенькое словцо.

Повар Юрайда принялся философствовать, что отвечало его бывшей профессии. Перед войной он издавал оккультный журнал и серию книг под названием «Загадки жизни и смерти». На военной службе он примазался к полковой офицерской кухне, и когда, бывало, увлечется чтением древнеиндийских сутр Прагна Парамита («Откровения мудрости»), у него частенько подгорало жаркое. Полковник Шредер ценил его как полковую достопримечательность. Действительно, какая офицерская кухня могла бы похвалиться поваром-оккультистом, который, заглядывая в тайны жизни и смерти, удивлял всех таким филе в сметане или рагу, что смертельно раненный под Комаровом подпоручик Дучек все время звал Юрайду.

– Да, – сказал ни с того ни с сего еле державшийся на стуле Юрайда: от него на десять шагов разило ромом, – когда сегодня не хватило на господина полковника и когда он увидел, что осталась только тушеная картошка, он впал в состояние гаки. Знаете, что такое «гаки»? Это состояние голодных духов. И вот тогда я ему сказал: «Обладаете ли вы достаточной силой, господин полковник, чтобы устоять перед роковым предначертанием судьбы, а именно: выдержать то, что на вашу долю не хватило телячьей почки? В карме предопределено, чтобы вы, господин полковник, сегодня на ужин получили божественный омлет с рубленой тушеной телячьей печенкой».

– Милый друг, – обратился он вполголоса после небольшой паузы к старшему писарю, сделав при этом непроизвольный жест рукой и опрокинув все стоявшие перед ним на столе стаканы. – Существует небытие всех явлений, форм и вещей, – мрачно произнес после этого действия повар-оккультист. – Форма есть небытие, а небытие есть форма. Небытие неотделимо от формы, форма неотделима от небытия. То, что является небытием, является и формой, то, что есть форма, есть небытие. – Повар-оккультист погрузился в молчание, подпер рукой голову и стал созерцать мокрый, облитый стол.

Штабной писарь продолжал мычать что-то, не имевшее ни начала, ни конца:

– Хлеб исчез с полей, исчез – in dieser Stimmung erhielt er Einladung und ging zu ihr,[160]160

  В таком настроении он получил приглашение и пошел к ней (нем.).

[Закрыть]

праздник Троицы бывает весной.

Старший писарь Ванек продолжал барабанить по столу, пил и время от времени вспоминал, что у продовольственного склада его ждут десять солдат во главе со взводным. При этом воспоминании он улыбался и махал рукой.

Вернувшись поздно в канцелярию одиннадцатой маршевой роты, он нашел Швейка у телефона.

– Форма есть небытие, а небытие есть форма, – произнес он с трудом, завалился одетый на койку и сразу уснул.

Швейк продолжал все время сидеть у телефона, так как два часа тому назад поручик Лукаш по телефону сообщил ему, что он все еще на совещании у господина полковника, но забыл сказать, что Швейк может отойти от телефона.

Потом со Швейком говорил по телефону взводный Фукс, который с десятью рядовыми, напрасно прождав старшего писаря, тогда только разглядел, что склад заперт.

Наконец Фукс куда-то ушел, и десять рядовых один за другим вернулись в свой барак.

Время от времени Швейк развлекался тем, что снимал телефонную трубку и слушал. Телефон был новейшей системы, недавно введенной в армии, и обладал тем преимуществом, что можно было вполне отчетливо слышать чужие телефонные разговоры по всей линии.

Обоз переругивался с артиллерийскими казармами, саперы угрожали военной почте, полигон ругал пулеметную команду.

А Швейк, не вставая, сидел да сидел у телефона…

Совещание у полковника продолжалось.

Полковник Шредер развивал новейшую теорию полевой службы и особенно подчеркивал значение гранатометчиков.

Он перескакивал с пятого на десятое, говорил о расположении фронта два месяца тому назад на юге и на востоке, о важности тесной связи между отдельными частями, об удушливых газах, о стрельбе по неприятельским аэропланам, о снабжении солдат на фронте и потом перешел к внутренним взаимоотношениям в армии.

Он разговорился об отношении офицеров к нижним чинам, нижних чинов к унтер-офицерам, о перебежчиках в стан врага, о политических событиях и о том, что пятьдесят процентов чешских солдат politisch verdächtig.[161]161

  Политически неблагонадежны (нем.).

[Закрыть]

– Jawohl, meine Herren, der Kramarsch, Scheiner und Klòfatsch…[162]162

  Да, господа, что ни говорите, Крамарж, Шейнер и Клофач… (нем.)

[Закрыть]

Большинство офицеров при этом думало, когда наконец старый пустомеля перестанет нести эту белиберду, но полковник Шредер продолжал городить всякий вздор о новых задачах новых маршевых батальонов, о павших в бою офицерах полка, о цеппелинах, о проволочных заграждениях, о присяге…

Тут поручик Лукаш вспомнил, что в то время, когда весь маршевый батальон присягал, бравый солдат Швейк к присяге приведен не был, так как в те дни сидел в дивизионном суде.

И, вспомнив это, он вдруг рассмеялся.

Это было что-то вроде истерического смеха, которым он заразил нескольких офицеров, сидевших рядом. Его смех привлек внимание полковника, только что заговорившего об опыте, приобретенном при отступлении германских армий в Арденнах. Смешав все это в одну кучу, полковник закончил:

– Господа, здесь нет ничего смешного.

Потом все отправились в офицерское собрание, так как полковника Шредера вызвал к телефону штаб бригады.

Швейк дремал у телефона, когда его вдруг разбудил звонок.

– Алло! – послышалось в телефоне. – У телефона Regimentskanzlei.

– Алло! – ответил Швейк. – Здесь канцелярия одиннадцатой маршевой роты.

– Не задерживай, – послышался голос, – возьми карандаш и пиши. Прими телефонограмму. Одиннадцатой маршевой роте…

Затем последовали одна за другой какие-то странные фразы, так как одновременно говорили двенадцатая и тринадцатая маршевые роты, и телефонограмма совершенно растворилась в этом хаосе звуков. Швейк не мог понять ни слова. Наконец все утихло, и Швейк разобрал:

«Похождения бравого солдата Швейка» (1883-1923) — самое популярное произведение чешской литературы, переведенное почти на все языки мира. Великий, оригинальный и хулиганский роман. Книга, которую можно воспринять и как «солдатскую байку», и как классическое произведение, непосредственно связанное с традициями Возрождения. Это искрометный текст, над которым смеешься до слез, и мощный призыв «сложить оружие», и одно из самых объективных исторических свидетельств в сатирической литературе.

Содержание:

• ЧАСТЬ ПЕРВАЯ — В ТЫЛУ 1

• ЧАСТЬ ВТОРАЯ — НА ФРОНТЕ 43

• ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ — ТОРЖЕСТВЕННАЯ ПОРКА 88

• ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ — ПРОДОЛЖЕНИЕ ТОРЖЕСТВЕННОЙ ПОРКИ 136

• Примечания 153

• Комментарии 156

Ярослав ГАШЕК
ПОХОЖДЕНИЯ БРАВОГО СОЛДАТА ШВЕЙКА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
В ТЫЛУ

Предисловие

Великой эпохе нужны великие люди. Но на свете существуют и непризнанные, скромные герои, не завоевавшие себе славы Наполеона. История ничего не говорит о них. Но при внимательном анализе их слава затмила бы даже славу Александра Македонского. В наше время вы можете встретить на пражских улицах бедно одетого человека, который и сам не подозревает, каково его значение в истории новой, великой эпохи. Он скромно идет своей дорогой, ни к кому не пристает, и к нему не пристают журналисты с просьбой об интервью. Если бы вы спросили, как его фамилия, он ответил бы просто и скромно: «Швейк».

И действительно, этот тихий, скромный человек в поношенной одежде — тот самый бравый солдат Швейк, отважный герой, имя которого еще во времена Австро-Венгрии не сходило с уст всех граждан чешского королевства и слава которого не померкнет и в республике.

Я искренне люблю бравого солдата Швейка и, представляя вниманию читателей его похождения во время мировой войны, уверен, что все будут симпатизировать этому непризнанному герою. Он не поджег храма богини в Эфесе, как это сделал глупец Герострат для того, чтобы попасть в газеты и школьные хрестоматии. И этого вполне достаточно.

Автор

Глава I
ВТОРЖЕНИЕ БРАВОГО СОЛДАТА ШВЕЙКА В МИРОВУЮ ВОЙНУ

Убили, значит, Фердинанда-то нашего, — сказала Швейку его служанка.

Швейк несколько лет тому назад, после того как медицинская комиссия признала его идиотом, ушел с военной службы и теперь промышлял продажей собак, безобразных ублюдков, которым он сочинял фальшивые родословные.

Кроме того, он страдал ревматизмом и в настоящий момент растирал себе колени оподельдоком.

— Какого Фердинанда, пани Мюллерова? — спросил Швейк, не переставая массировать колени. — Я знаю двух Фердинандов. Один служит у фармацевта Пруши. Как-то раз по ошибке он выпил у него бутылку жидкости для ращения волос; а еще есть Фердинанд Кокошка, тот, что собирает собачье дерьмо. Обоих ни чуточки не жалко.

— Нет, эрцгерцога Фердинанда, сударь, убили. Того, что жил в Конопиште, того толстого, набожного…

— Иисус Мария! — вскричал Швейк. — Вот-те на! А где это с господином эрцгерцогом приключилось?

— В Сараеве его укокошили, сударь. Из револьвера. Ехал он со своей эрцгерцогиней в автомобиле…

— Скажите на милость, пани Мюллерова, в автомобиле! Конечно, такой барин может себе это позволить. А наверно, и не подумал, что автомобильные поездки могут так плохо кончиться. Да еще в Сараеве! Сараево это в Боснии, пани Мюллерова… А подстроили это, видать, турки. Нечего нам было отнимать у них Боснию и Герцеговину… Вот какие дела, пани Мюллерова. Эрцгерцог, значит, приказал долго жить. Долго мучился?

— Тут же помер, сударь. Известно — с револьвером шутки плохи. Недавно у нас в Нуслях один господин забавлялся револьвером и перестрелял всю семью да еще швейцара, который пошел посмотреть, кто там стреляет с четвертого этажа.

— Из иного револьвера, пани Мюллерова, хоть лопни — не выстрелишь. Таких систем — пропасть. Но для эрцгерцога, наверно, купили что-нибудь этакое, особенное. И я готов биться об заклад, что человек, который стрелял, по такому случаю разоделся в пух и прах. Известно, стрелять в эрцгерцога — штука нелегкая. Это не то, что браконьеру подстрелить лесника. Все дело в том, как до него добраться. К такому барину в лохмотьях не подойдешь. Непременно нужно надеть цилиндр, а то того и гляди сцапает полицейский.

— Там, говорят, народу много было, сударь.

— Разумеется, пани Мюллерова, — подтвердил Швейк, заканчивая массаж колен. — Если бы вы, например, пожелали убить эрцгерцога или государя императора, вы бы обязательно с кем-нибудь посоветовались. Ум хорошо — два лучше. Один присоветует одно, другой — другое, «и путь открыт к успехам», как поется в нашем гимне. Главное — разнюхать, когда такой барин поедет мимо. Помните господина Люккени, который проткнул нашу покойную Елизавету напильником? Ведь он с ней прогуливался. Вот и верьте после этого людям! С той поры ни одна императрица не ходит гулять пешком. Такая участь многих еще поджидает. Вот увидите, пани Мюллерова, они доберутся и до русского царя с царицей, а может быть, не дай бог, и до нашего государя императора, раз уж начали с его дяди. У него, у старика-то, много врагов, побольше еще, чем у Фердинанда. Недавно в трактире один господин рассказывал: «Придет время — эти императоры полетят один за другим, и им даже государственная прокуратура не поможет». Потом оказалось, что этому типу нечем расплатиться за пиво, и трактирщику пришлось позвать полицию, а он дал трактирщику оплеуху, а полицейскому — две. Потом его увезли в корзине очухаться… Да, пани Мюллерова, странные дела нынче творятся! Значит, еще одна потеря для Австрии. Когда я был на военной службе, так там один пехотинец застрелил капитана. Зарядил ружье и пошел в канцелярию. Там сказали, что ему в канцелярии делать нечего, а он — все свое: должен, мол, говорить с капитаном. Капитан вышел и лишил его отпуска из казармы, а он взял ружье и — бац ему прямо в сердце! Пуля пробила капитана насквозь да еще наделала в канцелярии бед: раскололо бутылку с чернилами, и они залили служебные бумаги.

— А что стало с тем солдатом? — спросила минуту спустя пани Мюллерова, когда Швейк уже одевался.

— Повесился на помочах, — ответил Швейк, чистя свой котелок. — Да помочи-то были не его, он их выпросил у тюремного сторожа. У него, дескать, штаны спадают. Да и то сказать — не ждать же, пока тебя расстреляют? Оно понятно, пани Мюллерова, в таком положении хоть у кого голова пойдет кругом! Тюремного сторожа разжаловали и вкатили ему шесть месяцев, но он их не отсидел, удрал в Швейцарию и теперь проповедует там в какой-то церкви. Нынче честных людей мало, пани Мюллерова. Думается мне, что эрцгерцог Фердинанд тоже ошибся в том человеке, который его застрелил. Увидел небось этого господина и подумал: «Порядочный, должно быть, человек, раз меня приветствует». А тот возьми, да и хлопни его. Одну всадил или несколько?

— Газеты пишут, что эрцгерцог был, как решето, сударь. Тот выпустил в него все патроны.

— Это делается чрезвычайно быстро, пани Мюллерова. Страшно быстро. Для такого дела я бы купил себе браунинг: на вид игрушка, а из него можно в два счета перестрелять двадцать эрцгерцогов, хоть тощих, хоть толстых. Впрочем, между нами говоря, пани Мюллерова, в толстого эрцгерцога вернее попадешь, чем в тощего. Вы, может, помните, как в Португалии подстрелили ихнего короля? Во какой был толстый! Вы же понимаете, тощим король не будет… Ну, я пошел в трактир «У чаши». Если придут брать терьера, за которого я взял задаток, то скажите, что я держу его на своей псарне за городом, что недавно подрезал ему уши и, пока уши не заживут, перевозить щенка нельзя, а то их можно застудить. Ключ оставьте у привратницы.