Праздник святого йоргена исцеляйся дубина

«Праздник святого Йоргена» — советский фильм-комедия режиссёра Якова Протазанова по мотивам одноимённого романа Харальда Бергстедта.

Цитаты[править]

• Наместник храма Св. Йоргена, правая рука Господа Бога.
• Утверждаю, что с научной точки зрения главное в профессии вора, как и в профессии святого, — это, конечно, вовремя смыться. Между нами, конечно…
• Истинно сказано в Евангелии от Св. Йоргена: неисповедимы пути Господни, и никто не знает, когда Господь призовёт его.
• Между прочим: птицы небесные не сеют, не жнут, а Отец Небесный их питает. Проверено… мною.
• Безобразие! За гроши пять раз летать заставляют.
• Верующие! Голосуйте за партию национал-демократов во имя св. Йоргена!
• Если вы отдадите нам голоса верующих, то… придя к власти, наша партия отменит налоги на церковные земли.
• Вот люди живут! Небось каждый день руки моют.
• Исцеляйся, дубина, тебе говорят!
• На святых не должны сердиться даже их невесты.
• Пока у святого Йоргена будут такие невесты, он вряд ли вернется на землю…
• Предлагаю сторговаться с этим проходимцем и устроить ему вознесение к отцу небесному.
• С вами, святой отец, в карты играть не садись — разденете.
• Спокойно! Примите ангельскую позу!
• Учитесь, ваше преосвященство, как надо работать без отмычек!
• Человек идет по морю аки по суху, а у вас дачники разъезжают!
• Чудотворный источник св. Йоргена. Подлинное чудо — приносит 1000 процентов дохода.
•  — Совершите, пожалуйста, еще одно чудо. Вознеситесь на небо.
   — А подъёмные?
• Истинное призвание женщины — это любовь. Любовь к жениху. Жениху небесному.
• Отец казначей, известный своим бескорыстием…
• …и, когда Св. Йорген благословил отца-казначея, все сразу поняли: это — он.
• Моя дорогая, бедная мама уронила меня с …надцатого этажа.
• …как трахнет меня… с четырнадцатого этажа…
• Отрок аки былинка — худой и бледный.
• Вчера сдавали заказ нефтяному тресту, сегодня — церковному…
• Поменьше психологии, господин директор, побольше чудес!
• Подбросьте ещё парочку исцелений и заканчивайте!

«Утверждаю, что с научной точки зрения главное в профессии вора, как и в профессии святого, — это, конечно, вовремя смыться. Между нами, конечно…»

Пожалуй, только отставка Алексея Кудрина, давнего оппонента и мишени Владислава Суркова, наделала столько шума. Казалось, демонов не увольняют. И сами они не уходят. А в фигуре Суркова, злого демона российской политики, были дьявольский магнетизм, умножавшийся притягательностью власти, и обаяние интеллектуала, что-то такое знавшего о человеческой природе, чего не знали другие. И вдруг сухо, по-аппаратному, как простого бюрократа, демиурга Системы, повелителя безмозглых толп молодых и беспринципных персонажей, игрока в бисер, выводят из большой игры, в которой он играл роль ферзя.

Его последнее слово, произнесенное уже тогда, когда было все решено: «Уважаемый Владимир Владимирович! Я бы, честно говоря, может быть, на этом закончил, если вы позволите, потому что всё остальное будет повторением того, что вы сказали. Я хочу только заверить от имени аппарата правительства и всего правительства, что мы совместно с коллегами из администрации сделаем всё, чтобы те недостатки, которые имеются, ликвидировать и справиться с поставленными вами задачами».

Как эти слова не похожи на те, которые он произносил во славу «суверенной демократии», инновационной конструкции, изготовленной из композитных нанополитических материалов, конструкции, которая должна была встать в один ряд с изобретением еще одного демиурга-идеолога, графа Уварова, думавшего по-французски: триадой «православие-самодержавие-народность».

Система, в создании которой он принимал участие, стала тем самым Юпитером, который пожрал своих детей. Его идеология развратила половину интеллектуального класса страны и сонмища молодых людей, доказала народу, что он не достоин свободных выборов, что он должен бояться сам себя. В нагромождении идеологических конструктов системы «приехал жрец», в интеллектуальных спекуляциях, скупках и перепродажах смыслов, напоминавших прихотливый узор восточного ковра, пряталось ядро системы: жесткая, как давно не стираная и стоящая колом портянка, вертикаль. Почему-то просвещенный консерватизм при всей его ломкой декадентской манерности заканчивается банальным охранительством, заигрыванием с люмпенами, паникадилом православного официоза и всевластием сразу нескольких тайных полиций. А также воровством бюджетных потоков, откатами и взятками.

Сурковская команда всегда открещивалась от сравнений с советским прошлым. Они действительно современные люди, способные оценить качество дорогого вина и отличить один альпийский термальный курорт от другого. Они знают толк в европейских брендах и очаровательных кабачках в стороне от туристских троп в европейских столицах. Они, как и вся неглупая высшая бюрократия, знают и цену Путину. Для себя они уже построили суверенную демократию, да так, что никакая национализация элит не поможет. Но почему-то всю остальную страну они хотели забыть, как чеховского Фирса, в совке.

Теперь это Generation «П» уходит, уступая место менее утонченным и более прямолинейным парням. Возглавит ли Сурков остров Утопия имени «Сколково» или поедет за собой, как решили иные, «раздраженные городские слои» — значения не имеет. Велик разбился об машинку. (Если, конечно, роман «Машинка и Велик» написал Сурков.) Система, которую он строил, неэффективна настолько, что в ней не получится ничего. В том числе исполнение указов президента.

Горький

Товарищи, я скажу несколько слов о том, что мне не нравится в борьбе, которая вами начата и которая могла бы идти, по моему мнению, значительно успешнее, дать гораздо больше результатов, если бы приёмы, методы борьбы были несколько изменены. Насколько я знаком с тем, что делается в той области, где вы боретесь, мне кажется, что многие к этой важной и ответственной работе относятся несколько казённо, слишком хладнокровно, как к делу обычному, тогда как это дело совсем не обычное, а глубоко важное: приходится вытравлять из жизни то, что внедрялось в течение 20 веков. В работе вашей чувствуется некоторая казёнщина и этакое хладнокровие, холодок. Это — одна сторона. Но есть и другая — это маленькое хулиганство, которое вторгается в работу. Вместо того, чтобы дать желательные нам результаты для вящего развития масс, мы получаем то, что видим: рост сектантства и прочее. Со стороны врагов действуют эмоции, действует пафос, это — огромная сила. С нашей же стороны пафоса как-будто не чувствуется, а если и чувствуется, то он выражается в формах, которые не столь убеждают, сколь раздражают. Это — плохо. Я знаком с антирелигиозной литературой. Должен сказать, что она меня не удовлетворяет. Мне кажется, что она недостаточно солидна, что с этим оружием, слишком легковесным, нельзя выступать, то есть, конечно, можно выступать с ним, но нельзя надеяться, что победишь столь тяжело вооружённых людей, как попы, людей учёных, хитрых, прекрасно знающих свой материал, материал своей самозащиты — евангелие, библию, богословские науки и т.д. А то, что в наших руках в качестве противоядия всему этому, — это легковесно. Я полагал бы, что следует написать историю происхождения религии более солидную, чем те очерки, которые у нас есть. Они легковесны, а надо дать более серьёзное, научное оружие, надо его хорошо знать, вообще должно быть знакомо то оружие, с которым против вас выступает враг. Ведь одной логикой этих людей не победишь. В них крепко сидит традиция — штучка, которую словами не скоро прошибёшь.

У врага огромнейшее количество всяких текстов в памяти. Когда вы будете им говорить только от себя и Маркса, они вам скажут: «А я верю так», — что вы сделаете против этого?

Против эмоций должна быть выдвинута такая же зарядка, такая же энергия и такая же ненависть, потому что в той любви, которую проповедуют церковники, христиане, — огромнейшее количество ненависти к человеку. Религия давно стала человеконенавистничеством. Хорошо написано в книгах, красиво, но, когда из этих книг переходит в жизнь то, что там написано, вы прекрасно знаете, какие получаются последствия для рабочего народа.

Несомненно, что многие возвращаются к религии по мотивам эстетическим, потому, что в церкви поют хорошо. И действительно, наша русская церковная музыка есть нечто глубоко ценное, это действительно хорошая музыка. Почему-то до сих пор никто не догадался написать к этой музыке хорошие, красивые слова, которые можно было бы слушать не в качестве вечерни, обедни, всенощной, а как и когда угодно. Почему не сделать этого? Ценность музыки несомненна. А что касается слов, то чего другого — слов у нас сколько угодно.

Почему бы не издать библию с критическими комментариями? Против нас действуют от библии. Библия — книга в высокой степени неточная, неверная. И против каждого из тех текстов, которые могут быть выдвинуты противником, можно найти хороший десяток текстов противоречивых. Библию надо знать.

Критическое издание библии с комментариями было бы хорошим орудием в руках безбожников. Дело не в том, чтобы ломать церкви, а в том, чтобы люди забыли о церквах, чтобы туда никто не ходил, — вот чего нужно добиваться. Нужно помнить, что в болезненном процессе устранения из нашей жизни религиозных предрассудков грубыми средствами действовать нельзя. Я думаю, что действительность за меня.
Ведь факт рецидивов в этой области, факт религиозных настроений имеется. Я думаю, что это довольно часто вызывается тою же причиной, которая заставляет больных уходить от неумелого врача к невежественному знахарю. Вот сейчас в президиум поступила записка, в которой сказано: «Горе тому, кто пререкается с создателем». Это написал кто-то из вашей среды. Это, конечно, анекдотическая штука, что из среды безбожников идёт такая записка.
(Голос из зала: «Провокация попов.»)
Может быть, это провокация попов, но она идёт через какого-то человека, сидящего здесь, среди вас. Я не хочу сказать этим, что здесь много людей, которые бы подписались под таким текстом, но один есть.

И вот этот один человек говорит, что пререкаться с создателем — горе. Это один из старых текстов, это от пророка Исайи. Этими словами церковь грозила нам десятка два веков. Но мы спорим против церкви, и спорим фактами. Весь тот быт, который мы создаём сейчас, насквозь антирелигиозный. Во всём, что сейчас делается в нашей стране, что строится маленькими людьми, массами, — во всём этом сказывается ясно антирелигиозная воля, иногда, может быть, достаточно ясно не осознанная. Ясно — религии нет места в том огромнейшем процессе культурного творчества, который с невероятной быстротой развивается в нашей стране. Кто может быть сильнее нашей воли и сильнее нашего разума? Наш разум, наша воля — вот что создаёт чудеса.

Кто создал богов? Мы, наша фантазия, наше воображение. Раз мы их создали, мы имеем право их ниспровергнуть. (Аплодисменты.)

И должны ниспровергнуть. На их место нам не надо никого, кроме человека, его свободного разума. Всё, что мы делаем сейчас, вся Страна Советов является результатом нашей энергии, нашей воли, и это — мы видим — уже создаёт и создаст чудеса. (Бурные аплодисменты.)

Маяковский

Товарищи, Федерация советских писателей поручила мне приветствовать Второй съезд безбожников. Товарищи, я с некоторой неловкостью принял это предложение и охотно бы от него отказался, так как считаю его немножко вегетарианским. Если бы они мне дали две-три антирелигиозных пьесы или если бы они дали мне десять — пятнадцать антирелигиозных романов, то я пришел бы сюда, выложил бы на стол и сказал: вот вам наши приветствия. К сожалению, товарищи, наша антирелигиозная литература еще слаба. У нас были величайшие богоборцы, скажем, как Достоевский, величайшие богоискатели и богостроители, скажем, Толстой, у нас были просто величайшие богодураки, огромное количество мелких лирических подпевал а-ля
Дорогой изумительный боже,
помоги пролить мне любовь,
и из листьев последнее ложе
для раба твоего приготовь…
и т. д.
Мы можем уже безошибочно различать за католической сутаной маузер фашиста. Мы можем уже безошибочно за поповской рясой различать обрез кулака, но тысячи других хитросплетений через искусство опутывают нас той же самой проклятой мистикой. Владимир Ильич в письме к Горькому писал, что католический священник в сутане, растлевающий девушек, не так страшен, как демократический поп без рясы, закручивающий нам головы красивыми словами. Мы обещаем работой ответить на призыв съезда. В наше время мы должны со всей ответственностью сказать, что если еще можно так или иначе понять безмозглых из паствы, вбивающих в себя религиозное чувство в течение целых десятков лет, так называемых верующих, то писателя-религиозника, который работает сознательно и работает все же религиозничая, мы должны квалифицировать или как шарлатана, или как дурака.
Товарищи, обычно дореволюционные ихние собрания и съезды кончались призывом «с богом»,- сегодня съезд кончится словами «на бога». Вот лозунг сегодняшнего писателя.