Психология праздника статьи

Психологическое значение праздника для личности

М. И. Воловикова, А. М. Борисова (Институт психологии РАН)

Статья содержит анализ психолого-мировоззренческого значения праздника в становлении личности на всех этапах ее развития. Приводятся результаты анализа символики некоторых календарных праздников, а также эмпирического исследования динамики современных представлений о празднике.

Ключевые слова: психология личности, русские календарные праздники, мировоззрение, символ.

Личность является одним из сложнейших понятий не только в психологии, но и в философии, литературоведении, истории и богословии. Споры вокруг его значения ведутся давно.

В отечественной традиции понимание личности в привычно позитивном смысле является относительно новым явлением. Историк Ф. Гайда отмечает: «Еще в XVIII и в начале XIX столетия словом „личность“ называли оскорбление, пристрастность, самолюбие. <..> Отдельного человека тогда именовали „особой», „персоной», „лицом». В этом был отчетливый юридический привкус; для личности с ее духовным миром особого слова, кроме достаточно неопределенного и широкого понятия „человек», не было» (Гайда, 2011: Электр. ресурс). Автор пишет, что впервые в позитивном смысле понятие «личность» использовал М. М. Сперанский в 1838 г., причем под личностью он имел в виду именно духовную ее

устремленность: «Собственность лица есть власть человека над собственными его силами, как душевными, так и телесными. Власть сия основана на первообразной власти духа над душою и души над телом. Сие называется личностью, самостоятельностью (регеоппаШе)» (курсив автора. — М. В., А. Б.) (там же).

В настоящее время благодаря исследованиям психологов, прежде всего специалистов по истории психологии (Кольцова, 2004; Серова, 2011; и др.), стало выявляться особое своеобразие отечественной гуманитарной традиции в понимании многих явлений, в том числе и личности. Так, с опорой на анализ философско-психологического наследия И. А. Ильина в психологию введено понятие «духовная личность» (Борисова, Гостев, 2011).

В чем же отечественные мыслители видят «духовность личности»? Сразу оговоримся, что всякой мистики наши гуманитарии всегда остерегались, также следуя при этом отечест-

венной традиции. Возвратимся к идеям М. М. Сперанского, как они изложены в работе историка Ф. Гайды. Сперанский отрицал просвещенческий «общественный договор» (начало общества от «личных польз и договоров») и заявлял: «Цель общежития есть утвердить между людьми нравственный порядок и посредством правды общежительной возвести к правде всеобщей. Общежитие есть преддверие вечности. В нем человечество навыкает, приуготовляется, образуется к нравственному единству» (по: Гайда, 2011: Электр. ресурс).

Мы не будем здесь следовать дальше за историком Ф. Гайдой и останавливаться на споре о личности, разгоревшемся начиная с 1847 г. при столкновении идей, активно воспринятых от немецкой классической философии (прежде всего от Гегеля, которым «переболели» почти все, включая позднее и И. А. Ильина), не будем говорить об особой позитивной роли

В. Г. Белинского в этом споре. Нас интересует психологическая сторона проблемы. Где искать разгадку «тайны личности»: в ее собственной самотрансценденции, самореализации, самоутверждении или на пути ее поиска и обретения духовно-нравственного единства с другими (словами Сперанского: «общежитие есть преддверие вечности»)?

Помочь если не в решении, то в постановке этой проблемы может обращение к теме места и роли праздника в жизни человека. Дело в том, что основной смысл праздника с древних времен до настоящего времени состоит в обретении душевного и духовного единства: человека с другими людьми, с природой и с самим собою. В. Даль приводит такую поговорку о празднике: «Не для чего иного, прочего другого, а для единого единства и дружного ком-панства» (Даль, 2009: Электр. ресурс). Или, как считали древние, задача праздника — «восстановить нарушенную гармонию между людьми и природой и устранить отчуждение людей от природы и общества» (Словарь античности, 1989: 445).

Праздник давно исследуется в науке, но психологи лишь относительно недавно обратили на него внимание (Воловикова, Дикевич, 2000; Воловикова, Няголова, Тихомирова, 2001; Воловикова, Тихомирова, Борисова,

2003; Тихомирова, 2008 и др.). Вклад, который психологи могут внести в изучение праздника, состоит в выявлении взаимодействия праздника и личности, точнее, тех изменений, которые вносит праздник в процесс становления личности.

Наиболее глубокие наблюдения об этом процессе оставил нам в своем богатейшем философском наследии П. Флоренский. В работе «Философия культа» (опубликованной 40 лет спустя после гибели автора и чудом сохраненной от уничтожения) Флоренский говорит о близости праздника законам душевной жизни, о том, как события церковного праздничного года, повторяясь, каждый раз по-новому действуют на человека, бережно и с постепенностью возводят его душевную жизнь на новый уровень духовного постижения мира (Флоренский, 2004). В качестве примеров он приводит описания своих постижений сути главных праздников церковного года, находясь при этом, как священник и мыслитель, в эпицентре происходящих событий. Флоренский говорит об особой близости каждого из праздников той или иной стихии: об огненно-сти праздника Преображения, о наполненности пространства водною стихией на Крещение (и все время Святок), о символике прорастающего зерна в Христово Воскресение — празднике земной стихии, о свободных воздушных потоках праздника Пятидесятницы.

Праздник может открываться не только такому гениальному уму, как Флоренский, но особенность его такова, что он доступен даже маленькому ребенку. Более того, как показали наши исследования (Воловикова, Тихомирова, Борисова, 2003), именно детские впечатления являются основой принятия праздника взрослым человеком. Поясним, как это происходит, на конкретном примере.

Для анализа взаимодействия праздника и личности особенно информативен анализ записанных впечатлений о запомнившемся празднике — опубликованных воспоминаний или заполненных анкет.

В нашем исследовании с помощью специально разработанной анкеты, направленной на выявление субъективного опыта респондентов, были собраны воспоминания, где речь

шла в целом о позитивном праздничном настрое, который характеризовался чувством общности, единения с другими людьми, прежде всего с самыми близкими — со своей семьей (мониторинг ведется нами с 1999 г. по настоящее время, всего исследованием было охвачено более тысячи респондентов из разных российских регионов). Встречались воспоминания о «настоящем празднике», когда выросшие уже дети в последний раз собирались все вместе в родительском доме, приехав к маме (тогда еще живой) из разных уголков бывшего СССР; отмечают чувство спокойной и глубокой радости от встречи всей семьи.

Много позитивного для лиц среднего и старшего возраста оказалось связано с советскими праздниками. Это естественно, их детство и юность совпали с советским периодом отечественной истории. Для возвращения к православным праздникам многим не хватает именно детского опыта переживания этих праздников.

С помощью материалов, опубликованных на сайте «Православие.^» («Жаворонки»., 2005: Электр. ресурс), постараемся показать, как происходит встреча ребенка с праздником. Сюжет самой статьи очень прост: раньше на Руси была традиция в день памяти святых — «на Севастийском озере (озере Севан) мучимых» выпекать из теста «жаворонков»; здесь же приводится рецепт теста и описание способа выпекания. Казалось бы, ничего возвышенного в таком материале быть не может. Но это не так. Присланные и опубликованные отзывы читателей сайта во многом перекликаются по позитивному эмоциональному настрою с собранными в нашем исследовании воспоминаниями о других праздниках (включая советские), однако «жаворонки» оказались заметно богаче символическим наполнением.

Николай (в 2011 г.) пишет: «Когда был маленьким, бабушка пекла на этот праздник жаворонков и фигурные плюшки… Это незабываемо!!!» Татьяна (2011 г.) добавляет уже что-то, поясняющее причину «незабываемос-ти» события: «Моя бабуля тоже пекла жаворонки! Это необыкновенное воспоминание детства — все внуки участвовали в этом про-

цессе». «Все внуки», т. е. братишки и сестренки, объединенные интересным и «вкусным» делом, похожим на игру. Происходит такое ненавязчивое и радостное укрепление связи между поколениями (бабушка и внуки) и всей семьи. И точно, Елена (2010 г.) замечает: «Каким-то образом хлеб, испеченный дома, незримыми нитями соединяет семью» (там же).

Традиция служила укреплению семьи и передавалась в семье. Марина (2011 г.) вспоминает и о другом, более сложном символическом значении этой выпечки, но детали со временем стерлись из памяти: «В детстве нам бабушка всегда пекла жаворонков, она была очень православной и приучала нас, своих внуков, к этому. Я помню, что мы даже что-то приговаривали, когда поднимали жаворонков вверх» (там же).

Многими традиция забыта (не у всех были «очень православные» бабушки), но в православной среде она постепенно возобновляется. Анастасия (2010 г.) пишет: «В нашем храме в день памяти 40 мучеников раздают таких жаворонков! Это так празднично и символично! А детям какая радость! Из статьи я узнала, что можно печь их в кругу семьи, а главное как! Хотелось бы еще узнать, почему именно жаворонки? Откуда пошла такая традиция?» (там же). Так простенькой и доступной ребенку смысловой цепочкой происходит восхождение от смысла к смыслу: от рецепта печенья и радости его совместного выпекания (и поедания) — к вопросу о символической наполненности самого праздника (происходящего в конце марта, в начале весны, совпадающего со сроками прилета птиц, всегда Великим постом и посвященного подвигу мужества, терпения и стойкости воинов из Каппадокии, замерзавших в IV в. по приказу мучителей-язычников на льду озера Севан).

В каждом празднике во всей полноте его символических смыслов прослеживается подобная цепочка от простого и доступного ребенку до самых возвышенных смыслов, связывающих человека с историей своего народа, своей семьи, с традициями и ценностями, с мировоззренческими основаниями своей культуры.

Но так бывает не всегда. Как показало наше исследование (Борисова, Воловикова, 2012), введение нового государственного праздника требует проведения предварительного анализа и специальной подготовки (на уровне СМИ, создания художественных произведений, фильмов и т. п.). Изучение в течение нескольких лет со времени появления в календаре «праздника 4 ноября» (Дня народного единства) динамики отношения к нему показало, что близость по времени другого (отмененного и два раза переименованного «праздника 7 ноября») приводит к путанице и заметным негативным тенденциям в отношении к новому празднику. В результате не выполняется главная идея «праздника 4 ноября» — достижение «народного единства». В то же время грамотно организованная работа по объяснению смысла праздника, существовавшего в России до революции и посвященного концу Смутного времени», угрожавшего самому существованию Руси, приводит к принятию праздника молодежью (подобная работа успешно проводилась в одном из сибирских вузов).

Взаимодействие праздника и личности является свободным процессом, не терпит насилия, но требует активной работы всякого рода: от получения знаний об истории праздника до навыка участия в его материальном наполнении (в том числе умения печь «жаворонков», «кресты», блины, куличи и еще много чего вкусного и служащего сохранению и передаче традиций).

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Борисова, А. М., Воловикова, М. И. (2012) Психолого-мировоззренческие функции праздника в российском обществе // Психологические проблемы современного российского общества / отв. ред. А. Л. Журавлев и Е. А. Сергиенко. М. : Изд-во ИП РАН. С. 105-124.

Борисова, Н. В., Гостев, А. А. (2011) Духовнонравственное становление личности в философско-психологическом наследии Ивана Александровича Ильина // Проблемы нравственной и этической психологии в современной России / отв. ред. М. И. Воловикова. М. : Изд-во ИП РАН.

С. 181-204.

Воловикова, М. И., Дикевич, Л. Л. (2000) Историческая динамика личностных представлений о празднике (на примере Смоленщины) // Совре-

менная личность: социальные представления, мышление, развитие в норме и патологии. М. : Изд-во ИП РАН. С. 35-40.

Воловикова, М. И., Няголова, М., Тихомирова, С. В. (2001) Личностные представления о празднике: Болгария и Россия // Homo Balkanicus. Поведенческие сценарии и культурные роли. Античность. Средневековье. Новое время (материалы конференции). М. : Ин-т славяноведения и балканистики РАН. С. 129-132.

Воловикова. М. И., Тихомирова, С. В., Борисова, А. М. (2003) Психология и праздник: Праздник в жизни человека. М. : Пер Сэ.

Гайда, Ф. (2011) К пониманию человеческой личности в русской традиции [Электр. ресурс] // Православие^. URL: http://www.pravoslavie. ru/jurnal/46437.htm (дата обращения: 12.05.2011).

Даль, В. (2009) Пословицы русского народа [Электр. ресурс] // Электронная библиотека «Гумер». URL: http://www.gumer.info/bibliotek_ Buks/Culture/dal/ (дата обращения: 12.06.2012).

«Жаворонки»: то, что пекли на Руси в день памяти 40 Севастийских мучеников (2005) [Электр. ресурс] // Православие^. URL: http://www.pra-voslavie.ru/jurnal/13021.htm (дата обращения:

22.03.2012).

Кольцова, В. А. (2004) Теоретико-методологические основы истории психологии. М. : Изд-во ИП РАН.

Серова, О. Е. (2011) Нравственные начала психологической реальности в учении И. В. Киреевского // Проблемы нравственной и этической психологии в современной России / отв. ред. М. И. Воловикова. М. : Изд-во ИП РАН. С. 162-180.

Словарь античности (1989) / сост. Й. Ирмшер, Р. Йоне ; пер. с нем. М. : Прогресс.

Тихомирова, С. В. (2008) Динамика социальных представлений о празднике у современной российской молодежи : автореф. … канд. психол. наук. М.

Флоренский, П. (2004) Собр. соч. Философия культа (опыт православной антроподицеи) М. : Мысль.

THE PSYCHOLOGICAL SIGNIFICANCE OF THE HOLIDAY FOR THE PERSON M. I. Volovikova, A. M. Borisova

(The Institute of Psychology of the of the Russian Academy of Sciences)

The article contains an analysis of psychological and world outlook significance of the holiday in personality formation at all stages of its development. The authors provide the results of the analysis of the symbolic meaning of some calendar holidays. The results of an empirical investigation into the dynam-

ics of contemporary notions of the holiday are included as well.

Keywords: the psychology of personality, Russian calendar holidays, world outlook, symbol.

BIBLIOGRAPHY (TRANSLITERATION)

Borisova, A. M., Volovikova, M. I. (2012) Psikhologo-mirovozzrencheskie funktsii prazdnika v rossiiskom obshchestve // Psikhologicheskie prob-lemy sovremennogo rossiiskogo obshchestva / otv. red. A. L. Zhuravlev i E. A. Sergienko. M. : Izd-vo IP RAN. S. 105-124.

Borisova, N. V., Gostev, A. A. (2011) Dukhovno-nravstvennoe stanovlenie lichnosti v filosofsko-psikhologicheskom nasledii Ivana Aleksandrovicha Il’ina // Problemy nravstvennoi i eticheskoi psikho-logii v sovremennoi Rossii / otv. red. M. I. Volovikova. M. : Izd-vo IP RAN. S. 181-204.

Volovikova, M. I., Dikevich, L. L. (2000) Istoricheskaia dinamika lichnostnykh predstavlenii o prazdnike (na primere Smolenshchiny) // Sovre-mennaia lichnost’: sotsial’nye predstavleniia, mysh-lenie, razvitie v norme i patologii. M. : Izd-vo IP RAN. S. 35-40.

Volovikova, M. I., Niagolova, M., Tikhomirova, S. V. (2001) Lichnostnye predstavleniia o prazdnike: Bol-gariia i Rossiia // Homo Balkanicus. Povedencheskie stsenarii i kul’turnye roli. Antichnost’. Sredneve-kov’e. Novoe vremia (materialy konferentsii). M. : In-t slavianovedeniia i balkanistiki RAN. S. 129-132.

Volovikova. M. I., Tikhomirova, S. V., Borisova, A. M. (2003) Psikhologiia i prazdnik: Prazdnik v zhizni cheloveka. M. : Per Se.

Gaida, F. (2011) K ponimaniiu chelovecheskoi lichnosti v russkoi traditsii [Elektr. resurs] // Pravo-slavie.Ru. URL: http://www.pravoslavie.ru/jur-nal/46437.htm (data obrashcheniia: 12.05.2011).

Dal’, V. (2009) Poslovitsy russkogo naroda [Elektr. resurs] // Elektronnaia biblioteka «Gu-mer». URL: http://www.gumer.info/bibliotek_ Buks/Culture/dal/ (data obrashcheniia: 12.06.2012).

«Zhavoronki»: to, chto pekli na Rusi v den’ pamiati 40 Sevastiiskikh muchenikov (2005) [Elektr. resurs] // Pravoslavie.Ru. URL: http://www.pra-voslavie.ru/jurnal/13021.htm (data obrashcheniia:

22.03.2012).

Kol’tsova, V. A. (2004) Teoretiko-metodologich-eskie osnovy istorii psikhologii. M. : Izd-vo IP RAN.

Serova, O. E. (2011) Nravstvennye nachala psi-khologicheskoi real’nosti v uchenii I. V. Kireevsko-go // Problemy nravstvennoi i eticheskoi psikhologii v sovremennoi Rossii / otv. red. M. I. Volovikova. M. : Izd-vo IP RAN. S. 162-180.

Slovar’ antichnosti (1989) / sost. I. Irmsher, R. Ione ; per. s nem. M. : Progress.

Tikhomirova, S. V. (2008) Dinamika sotsial’nykh predstavlenii o prazdnike u sovremennoi rossiiskoi molodezhi : avtoref. … kand. psikhol. nauk. M.

Florenskii, P. (2004) Sobr. soch. Filosofiia kul’ta (opyt pravoslavnoi antropoditsei) M. : Mysl’.

Едва выделившись из природы, как разумное существо, человек начал праздновать. Праздновали в каменном веке, в древних цивилизациях, на всех континентах. Исследователи средневековья утверждают, что более 200 дней в году были праздничными. Современные календари почти не содержат буден.

Праздник: архетип коллективного бессознательного

Самый интригующий психолог ХХ века К. Юнг предположил, что некоторые представления людей являются врожденными и хранятся в коллективном бессознательном в виде архетипов. Десятки архетипов (мать, отец, герой, злодей, шут, мудрец, жизнь, смерть) предопределяют восприятие и поведение людей. Архетип праздника порождает необъяснимые ожидания, надежды, ритуалы и праздничные действия.

Обычно празднуют:

• начало;
• продвижение;
• завершение чего-то важного.

Новый год, рождение ребенка, Первый звонок, создание семьи, новоселье. Переход в новый класс, получение воинского звания, карьерный подъем. Окончание школы, завершение страды, сдача объекта. Религиозные праздники также связаны с началом, деяниями и завершением жизни святых.

Сердцевиной праздника является чудо. У каждого своя интуиция чуда, поэтому не будем и пытаться определить, что это. Все остальные элементы празднования — украшения, наряды, угощения, снятие ограничений, опьянение, превращения, состязания — призваны помогать появлению чуда.

Этапы

Ожидание праздника

Подготовительные действия включают очищение и украшение дома, его наполнение припасами. То же самое происходит в психическом мире человека. Приводя в порядок вещи, он также раскладывает по полочкам мысли, воспоминания, чувства, запасается энергией для предстоящих бурных действий. Приборка часто сопровождается мечтательностью. Канун – время чистоты, тишины, красоты и ожидания чуда – многим нравится больше, чем праздник.

Праздник

Время расходования сил, приемы, визиты, церемонии и бесцеремонные развлечения. Праздничное настроение — главный ресурс, но как раз оно особенно уязвимо. Гости пришли, запасы тают, шутки, конкурсы, трюки кончаются, локон развился и макияж поплыл. Время идет, а чуда нет. Вихрь праздничных событий все приводит в беспорядок в доме и в душе. Искажается восприятие, мухи превращаются в слонов, ссоры вспыхивают без видимой причины. Самые бурные супружеские скандалы происходят именно в праздники на глазах у сконфуженных гостей. Память изменяет, логика подводит. Публичность делает простые задачи сложными, и малыш не может прочитать заученного стихотворения. Освобождаются эротика и агрессия. «Драку заказывали?». Кому воспитание не позволяет, могут спорить о политике.

Но праздник и выручает. Сняты многие запреты и ограничения, можно шалить, дурачиться, и при наличии хоть капли импровизации и куража можно все быстро обратить в шутку, повернуть в свою и общую пользу. Эмоциональное заражение поддерживает настроение праздника.

Настоящее чудо это то, с каким творчеством люди дарят друг другу радость, которую будут помнить всю жизнь. Если радости нет – праздник прошел мимо, сколько бы ни было на него потрачено средств.

После праздника

Послевкусие праздника зависит от того, было ли чудо. Если праздник не случился, то от праздничных действий могут быть облегчение, что все закончилось, усталость или разочарование, стыд, вина и одна мысль: «прийти в себя и скорее уйти в работу».

Чудо праздника часто рождает новые отношения, союзы, замыслы, проекты, ради которых необходимо и хочется прервать развлечения и заняться делом.

Психологический смысл праздника — обновить человека для нового периода жизни. В разной мере он реализуется у всех, исключая тех людей, кто празднует каждый день только потому, что ни одного настоящего праздника не видел.

Татьяна Ткачук: На сегодняшний день в России официально есть 8 праздничных дней в году. До революции их было около 30. Одни праздники со временем отменяются, назначаются другие или в них вкладывается иной идеологический смысл, но остается нечто вечное и замечательно неизбежное — например, Новый год. О психологии праздника и психологии празднующих праздники людей сегодня в студии говорят мои гости — заведующий кафедрой психологии личности МГУ, профессор Александр Асмолов и старший научный сотрудник Института психологии Российской Академии наук Маргарита Воловикова. Александр, на ваш взгляд, люди, которые в таком настроении подходят к 31 декабря, — это люди, не умеющие радоваться по природе своей, в силу особенностей характера, может быть, какого-то мрачноватого? Или такой период в жизни бывает у каждого человека и к этому нужно относиться философски?

Александр Асмолов: Прежде всего это люди, несмотря на многие существующие в культуре ожидания находят в себе мужество сказать о своих собственных ощущениях. Эти ощущения грустные. И когда человек говорит о своих собственных ощущениях, когда он говорит даже в той стилистике, в которой сейчас сказал один из опрашиваемых, тем самым он как бы отстраняет от себя беду. Поэтому такие ответы важны как расслабление, как релаксация, это первое. И второе, это не характер, а это реальные трудности, которые испытывают люди. У одних есть силы их преодолеть и видеть впереди свет, а другие с трудом различают мерцание света впереди.

Татьяна Ткачук: Сразу вам задам вопрос. Вы говорите, что человек таким ответом отстраняет от себя беду. А не перевешивает ли он в этот момент беду на плечи собеседника? Возможно, человек, с которым он говорил, был в хорошем настроении до такого ответа, а ушел непонятно в каком.

Александр Асмолов: Вы, безусловно, правы. Но мы существуем друг для друга, для того чтобы делиться не только радостью, но и переживаниями. Хотя я люблю повторять, что сострадать могут только люди, а сорадоваться только ангелы.

Татьяна Ткачук: Забавная формулировка… Маргарита, вы автор книги, которая называется «Психология и праздник. Праздник в жизни человека». Почему вместе со своими соавторами вы решились написать именно такую книгу и что, по-вашему, праздник значит в жизни человека?

Маргарита Воловикова: Праздник в жизни человека значит очень многое. Мы занимаемся психологией личности, и работая над этой книгой, собираем материал, обращаясь к субъективным сопереживаниям людей из разных культур, из разных районов нашей страны. Мы поняли, обобщая все это, что праздник дает основы для того, чтобы пережить очень многие трудности, которые здесь есть, он дает чувство принадлежности к своему народу, к своему этносу, ко всему государству. Он дает чувство мира и понимания природы. То есть праздник — это огромный такой потенциал, который накапливался веками, в нем прослеживается очень много взаимодействия разных культур. Это то наследство, которое передается из поколения в поколение, бережно сохраняется. Понятно, что у нас была другая история, об этом тоже можно сказать, но он дает силы жить дальше.

Татьяна Ткачук: Вы знаете, я сразу вам возражу, хотя не от своего лица, а от лица в данном случае читателей сайта Радио Свобода. Я задавал на сайте вопрос: «Важным ли событием для вашей семьи является празднование Нового года?» — и получила очень странную почту. Только одно письмо меня порадовало, оно светлое и какое-то теплое (я его приберегу на конец программы), а остальные все письма, к сожалению, были с негативными ответами. И вот пара цитат. «От прихода нового года ожидаем грядущих неприятностей и ухудшения условий жизни. Отказались от приготовления многочисленных блюд для стола и покупки подарков: с деньгами туго, и желания нет. С ужасом ожидаем прихода новой платежки за квартиру, уже почти готовы идти на митинги». «Последние 15 лет каждый год 31 декабря в 23 часа ложусь спать, просыпаюсь в новом году — вот так и отмечаю». Галина пишет: «В последнее время Новый год — это грусть и усталость, потому что ничего к лучшему не изменяется, и что толку загадывать желания?» Еще одно письмо, от Елены: «Это просто другой год твоей уходящей жизни. Так почему же он должен быть чем-то особенным?» И таких писем много. Мне, честно говоря, не хочется цитировать дальше грустные вещи. Тем не менее, на ваш взгляд, все люди, которые с таким вот настроем входят в новый год, они что, не понимают, недооценивают всей важности праздника, о которой вы только что говорили?

Маргарита Воловикова: Мы же исследовали не только праздник Нового года. То, что праздник Нового года — так сложилось исторически — в советское время остался почти единственным детским праздником, с которым связано много хороших чувств, воспоминаний, теплоты, семейных отношений теплых, это понятно. Но богатство праздничной культуры, оно невероятно совершенно. И нужно здесь сказать, что нельзя так безболезненно вмешиваться в эту культуру. Есть то, что человек переживает, — это его субъективное мироощущение, и есть то, что устраивается на уровне государства. Вы сами сказали, что 30 праздников было в дореволюционной России. Были праздники у всех народов, которые были в России, и у них был свой сюжет, у них была огромная совершенно этническая культура, с этим связанная, и какие-то праздники взяли и отменили. Восстановились эти праздники, он восстанавливались долго, потому что праздник — как живое существо. Из «подручного материала», из того, что оставалось, восстановились, что называется, советские праздники. И вы сами знаете, что для многих это связано с радостными семейными встречами. И советский праздник впитал в себя во многом культуру праздников предыдущей России. А сейчас, возможно, мы переживаем какой-то кризис. Одному Новому году вытянуть весь круг годовых праздников очень трудно, но ему надо помочь.

Татьяна Ткачук: Альбер Камю писал в дневниках, что «одна праздность имеет нравственную ценность, ибо позволяет судить о людях, она пагубна лишь для посредственности». Александр, с этой точки зрения можно ли рассматривать праздничную действительность как среду для изучения цельной личности или изучать причастность человека к его роду и племени?

Александр Асмолов: Знаете, когда речь идет об уникально психологически метких высказываниях блестящего экзистенционального философа и писателя Альбера Камю, то радуешься, что встречаешь в культуре единомышленников. Абсолютно правильно, карнавальная культура, праздничная культура — это пространство для развития личности. И когда мы сталкиваемся с культурой праздника, праздничества, карнавального смеха, когда мы сталкиваемся с тем, что личность может в этой культуре сбросить с себя маски или одеть такие маски, которые она бы хотела, облачиться в те наряды, которые хотела бы, встретиться и говорить с теми, чтобы были рядом не только те, кто нужен (есть новое тяжелое слово в нашей культуре — «нужники»), а те, кого ты хочешь видеть, кого хочешь любить, кого хочешь целовать, — по-моему, это очень важный момент. И конечно, праздник — это испытание для личности, праздник — это инициация для личности. И отсюда праздник — это всегда проверка способности человека быть личностью, потому что, когда вы сталкиваетесь с миром «ничего не делания», возникают очень опасные вещи. В психологии другой экзистенционалист Виктор Франко предостерегал от такого явления, как потеря смысла жизни под названием «воскресный невроз», когда мы оказываемся в ситуации субботнего или воскресного невроза. До этого мы в колесе дел, в колесе обыденности, да, мы с ней справляемся, она не всегда обыденность, но вот ты сталкиваешься с одним человеком, который всегда для тебя невероятно сложен. Кто сложнее всего для нас? Мы сами. И когда пустое время, данное тебе для того, чтобы ты проявил себя не как писатель, не как художник, не как психолог, не как учитель, не как рабочий, а проявил себя как личность, в межличностных, а не социальных контактах, — это, конечно, испытание. Но надо идти на эти испытания, и тогда они сулят радость.

Маргарита Воловикова: Ну, это в русском языке праздник — от слова «праздность», то есть ничего не делание, так закрепилось. А вот по-грузински мне коллеги, с которыми я работала, сказали, что праздник — означает день чуда. Это день, когда человек, личность может почувствовать себя вновь, как в детстве, открытым ко всему миру, и это момент, когда она может что-то настолько пересмотреть, чтобы потом начать все сначала. И в этом эффект, конечно, Нового года.

Слушатель: Тем не менее, для нас, для нашей семьи Новый год — это не праздник, потому что у нас в первый день нового года произошла трагедия, у нас погиб ребенок. Вы извините, конечно, что я с грустным таким вопросом, но просто хочу сказать, что очень давно мы Новый год не считаем для себя праздником. Я не знаю, правильно это или нет, но, тем не менее, это так. Спасибо.

Александр Асмолов: Я прежде всего хочу сказать, что когда Новый год отмечен драмой, трагедией, это, безусловно, в буквальном смысле слова удар по жизни личности. Вместе с тем, может быть, это покажется странным, но это одновременно и напоминание о том, кто был рядом с вами. Я далек от того, чтобы говорить с определенной религиозной позиции, но я верю, что существует бессмертие, поэтому я уверен, что есть социальное бессмертие и личностное бессмертие, и в этом смысле этот день — это напоминание о том, что тот, кто ушел из этой физической жизни, он существует в другой реальности. И если вы вспоминаете и улыбаетесь хотя бы друг другу во имя того, кто вас любил, это невероятно важно. Поэтому ваша взаимная поддержка в семье, ваша любовь друг к другу — это продолжение в ваших сердцах, в ваших делах, в вашем сознании существования вашего ребенка, который всегда будет с вами. И пока он с вами, он жив.

Татьяна Ткачук: Спасибо, Александр. И я хотела бы вернуться к тому, о чем вы говорили чуть раньше о воскресном неврозе и о том, что праздник — это такое время, когда личность может раскрыться как личность. Наблюдаю такую картину, с какими ожиданиями входят в праздники, которые в этом году долгосрочные у нас получаются, обычные среднестатистические семьи. Хозяйка дома, как правило, находится в легком ужасе от того, что ей предстоит огромная готовка, и стол, и обслуживание всех членов семьи, еще какие-то последние хлопоты по подаркам, что-то не успеваешь, не хватает денег, очереди, магазины, пробки… Мужчины, много работающие и работающие активно, вовлеченные в эту работу, находятся в легком шоке от того, что предстоит такое выпадение из этой активной жизни, и не очень понятно, что при этом делать дома. Вопрос мой заключается, собственно, вот в чем: любой ли человек потенциально способен в праздники раскрываться как личность или это все-таки привилегия латиноамериканцев, которые легко выходят на улицы, танцуя в карнавале, начиная от 10 лет и кончая 70, а русским, российским людям все-таки это сложно?

Александр Асмолов: Я уже сказал, что мы сталкиваемся с таким явлением, действительно, как только что отмечалось очень точно, по семантике грузинской культуры, как чудо, но чудо — всегда испытание. Испытание на жизнь в новой ситуации, в новой среде, с новыми реалиями. И в этом смысле первое, что мы должны все с вами понимать, делая прогнозы или заключения: мы все — разные. Вот это, казалось бы, банальный факт, что существует уникальное разнообразие личностей. И хотя говорил поэт, что «людей неинтересных в мире нет», но это блестящее поэтическое сравнение, а на самом деле я говорю достаточно жестко: многие из нас не готовы к длительному испытанию праздником. Многие из нас боятся этого испытания осознанно, а многие просто не понимают, что их ждет. В результате, когда проходит день Нового года, потом второй, третий день, тогда наступает ментальное похмелье, тогда наступают в сознании очень многие вещи, когда ты ищешь, куда себя девать. И если ты не находишь, куда себя девать, то возникает и увеличивается вероятность разных форм дезадаптивного, рискованного поведения. И неслучайно наша система безопасности готовится к этим десяти дням как к испытанию не только на самореализацию личности, но и на нормальные законы порядка и безопасности в этой стране.

Маргарита Воловикова: У нас было предположение с коллегами, когда мы открыли, что стало прототипом праздника как такового Новый год (это было года три назад), что испытание вот этим длинным праздником, которое первый раз наши граждане пережили в прошлом году, Новый год как хрупкое образование на самом деле, потому что он впитал в себя весь праздничный год практически всех народов, может не выдержать. Мы это в публикации где-то сказали до Нового года, и вот мы чувствуем, что это сейчас, может быть, осуществляется. Надо помочь Нового году выстоять.

Александр Асмолов: Отстоять Новый год.

Слушатель: Нет, он не сверкает. Знаете, у нас такая программа осуществляется, которая называется «Фасады Санкт-Петербурга», вот фасады, может быть, и сверкают. Вы знаете, все-таки в одной клетке сидели, не говоря уже о других странах, той же Финляндии, но у нас почему-то этого нет — вот этого чувства праздника. Действительно, какое-то ожидание чуда, а потом это, как мыльный пузырь, лопается. Смотришь на эти загаженные улицы, следы крови и того, что лишнее в желудке было, — и какое-то… Не знаю, может быть, у нас культура потеряна или у нас на одно поколение больше выбили, но почему-то такого нет.

Александр Асмолов: Я хочу сказать, как бы ни было трудно, давайте стараться видеть сверкание. Оно и в Петербурге, и оно не только в фасадах и огнях, оно должно быть в ваших сердцах. Поэтому давайте жить в культуре жизни, а не в культуре выживания.

Татьяна Ткачук: Случается, что человек, лишенный индивидуальности во время рабочего процесса, находит себя в минуты отдыха, в праздности и в празднике, о которых мы говорим сегодня. Я знаю одну организацию, где есть сотрудник, в общем, для отдела, для бизнеса этой структуры не очень нужный. Вот держат этого сотрудника исключительно потому, что он незаменимый тамада во время корпоративных праздничных застолий. Естественно, это вслух никак и нигде не декларируется, но все это знают, потому что когда начинается такое действо, которое объединяет весь коллектив, этот человек берет все в свои руки: во-первых, он этот праздник готовит заранее, во-вторых, он его ведет, и равных ему в этом деле нет. С одной стороны, в этом есть некая странность. С другой стороны, Маргарита, иногда ведь кажется, что жизнь простого человека, состоящая из таких вот серых будней, она и запоминается только вспышками каких-то больших или малых праздников, вот этими самыми моментами блаженного «ничего не делания». Права я или нет?

Маргарита Воловикова: Татьяна, вы очень важную вещь здесь отметили, конечно. Вы сказали о самом главном, для чего нужен праздник человеку. Он ведь не только работает здесь, он должен понять, зачем он пришел в этот мир, что составляет смысл его жизни, и вот эти моменты, казалось бы, «ничего не делания», как выясняется, требуют и знаний, и подготовки, и навыка, и умения. Вот пример с вашим тамадой… ну, я думаю, еще что-нибудь он умеет, наверное, делать на своей работе.

Татьяна Ткачук: Ну, слегка он что-то делает, конечно.

Маргарита Воловикова: Это означает, насколько важно уметь, знать структуру праздника, понимать какие-то главные вещи, которые позволяют всем людям вместе организоваться. А на выходе — это переживания у людей, которые здесь были. Они должны были почувствовать, что ты не один сам по себе, это не одиночное существование, какое-то случайное, в этом мире, а что все вместе. Вот это чувство, переживание «все вместе», оно потом дает силы жить дальше. В этом смысле вы правы.

Татьяна Ткачук: Маргарита, вы автор целой книжки на эту тему. Что же это за такие главные, важные вещи, которые нужно про праздник понимать, чтобы уметь его создать себе и близким?

Маргарита Воловикова: Праздник понимать — это другая история. Один очень хороший философ Мурдаштели писал о том, что рациональная пленочка такая маленькая-маленькая, а человек — большой, личность — огромная, он мало что про себя знает. И вот то, что он может понять, оно тоненькое такое, а у человека потребность — увидеть все целиком, все вместе. И вот эта вот возможность увидеть все это вместе дает праздник, переживание праздника. Праздник архитипичен, то есть там вся древняя история человека и той культуры, к которой он принадлежит, она в нем сохраняется.

Татьяна Ткачук: Но мы же об этом не думаем, когда садимся за новогодний стол и поднимаем бокалы. Разве мы думаем о древности и о том, что заложено?

Маргарита Воловикова: Вот мы готовимся к этому все время. И в этот момент все, что мы готовили всю жизнь, должно выплеснуться.

Александр Асмолов: Я про человека, который якобы на работе ничего не делает. На самом деле есть одаренность, есть талант человека, ведущего праздники. Есть талант человека, который дарит свою личность и зажигает всех других. Есть талант человека, вокруг которого начинает все вертеться, кружиться, в любых ситуациях он находит выход. Ни одного за столом он не оставит грустным, переживающим, то есть перед нами блестящие человековеды и в каком-то смысле человеководы. И без таких людей нет ничего в культуре, поэтому я сам преклоняюсь перед такими людьми. Культ тамады — это великолепный культ, у него свои правила. Культ смеха, культ гениального русского дурака, который на праздниках давал такое, что мало кто мог сделать, и всегда достигал уникальных успехов. Поэтому дай бог, чтобы с каждым, кто будет на празднике, да и в нем самом просыпался вот этот тамада, который умел шутить, искрить. И взрывалось не только шампанское, а по сути дела елка зажигалась бы от вашего настроения.

Татьяна Ткачук: Теоретически праздники вообще и Новый год в особенности, что подтверждает и наш опрос на улицах Москвы, связаны с хорошим настроением и с таким предельным выражением радости, которую мы должны испытывать сами и должны стремиться разделить с ближними. Почему я говорю — должны? Потому что практически это удается не всегда. И вот тут есть один такой аспект. Александр, известно, что радоваться из-под палки и из так называемой «обязаловки» (я позволю себе такое разговорное слово употребить) удается далеко не всем. И с этой точки зрения вот такие всеобщие праздники, как Новый год, не становятся ли для части человечества, у кого вообще силен протест против такой вот «обязаловки», достаточно тяжелым испытанием? Вот наступило 31-е — хочешь, не хочешь, а радуйся…

Александр Асмолов: Радоваться по принуждению — мы проходили эту культуру, особенно в тоталитарные советские периоды, когда мы должны были идти, приветствовать, рапортовать. И тем самым мы играли, разыгрывали социальные роли и оказывались чужими на этих праздниках. Мы занимались великим искусством имитирования радости, имитации, подмены. Это была и духовная подмена, и личностная подмена. Поэтому вы абсолютно правы, игра в чужую радость приносит только разрушение и огорчение. Но я хочу и настойчиво напоминаю всем, кто входит в новый год, что это праздник не только встречи с чудом, что каждый раз, как в замечательной сказке «Буратино», мы протыкаем носом тот очаг и входим в совершенно другую реальность, в другую дверь, видим эти всем миры. Если кому-то трудно, умоляю, вспомните, как вы встречали Новый год в детстве, вспомните запах мандаринов, которые вам дарили, которые вы ждали, вспомните, что наверняка под елкой что-нибудь всегда появится. Что такое подарок? Это знак другого в твоей жизни. Что такое подарок? Это знак того, кто тебя любит в этой жизни. Если вы в Новый год увидите, сколько вас любят, сколько людей одарили вас знаками своего присутствия в вас, это же великолепно! Поэтому чужая радость, если она по указке, она не радость, она неверно захватила это слово.

Маргарита Воловикова:В наших исследованиях мы спрашивали не только взрослых, но и детей, подростков. И то, что открылось нам, что дети, оказывается, больше всего на свете помнят и любят, когда они просто сидели за столом и рядом были мама, папа, все родственники. Вот эта вот память о подарках — это уже взрослые вспоминают — сохраняется десятилетиями. Память о нарядах — «Ночь», «Волшебница» какая-нибудь — сохраняется…

Александр Асмолов: «Какая-нибудь» — это хорошо.

Маргарита Воловикова: Да, эта память сохраняется все время. И наши подростки — для них больше, чем все подарки, нужно вот это плечо взрослого рядом, чтобы все сидели рядом. Надо это запомнить и сделать праздник для своих близких, тех, кто рядом, сделать его. Не ждать, что тебе его принесут…

Татьяна Ткачук:Смотрите, что получается, в отмечании Нового года сейчас, как мне кажется, перемешалось все на свете. В нем сохранилась и советская традиция, которая, наверное, выражается в салате «Оливье» непременном на столе и «Голубом огоньке» на экране, и православие, и язычество, потому что наряженная елка — это, конечно, языческий образ, и какие-то в то же время гламурные западные ценности — красиво упакованные подарки. Я обратила внимание в магазинах в последние дни, что народ ничуть не меньше выбора самого подарка озабочен тем, как его красиво упаковать. Это научились делать и…

Александр Асмолов: Это новая культура для нас.

Татьяна Ткачук: Да, это абсолютно новая культура. И вот светские вечеринки, которые проходят в новогодние дни. Александр, прежде как-то традиционно считалось, что Новый год — это сугубо семейный праздник, о чем сейчас говорила Маргарита: застолье, самые близкие родственники, папа, мама… Сейчас это немножко по-другому, он перестает быть сугубо семейным, масса людей отмечает его в каких-то ночных клубах, уезжает в гости, уезжает в другие страны. Это плохо для каких-то незыблемых семейных традиций или это нормальный процесс, то есть все идет своим чередом, так и должно было быть?

Александр Асмолов: Во-первых, я хочу напомнить еще одну банальную вещь. Мы живем во время микса, перемешивания культур, перемешивания традиций, перемешивания обрядов. И поэтому если вдруг появляется новый обряд на Новый год, то это нормально. Это не значит, что он вытесняет семейные ценности. Они вместе, но не один против другого. И я считаю, что когда люди находят разные формы, они не отменяют семью. Можно быть с семьей, уехать далеко, встретиться с друзьями, можно вместе с семьей, близкими людьми, главное — любимыми, пойти туда, куда ты хочешь. И главное — туда, где ты надейся, что тебя ждут. Надо идти только туда, где тебя ждут.

Татьяна Ткачук: И фактически то, что вы сейчас сказали, означает, что твой дом — это твои близкие, которые рядом с тобой, это не стены.

Александр Асмолов: Дом — это не квартира. Надо резко различать дом и квартиру, это две разные реальности.

Слушатель: Сейчас расскажу. Хотелось бы узнать у Александра Григорьевича Асмолова, все понятно, все хорошо, но хотелось бы услышать, что он посоветует такому человеку, как я, в период работы по психологической защите? По Москве пошли слухи, вплоть до радио «Эхо Москвы», что какие-то теракты произойдут и так далее — вот этой гадости как избежать?

Александр Асмолов: Что касается психологической защиты, то психологическая защита, почему она и называется психологической, а не какой-то другой, зависит от тех ожиданий, которые вы испытываете. Если вы будете заговаривать себя и постоянно ожидать, как иногда нам предлагают некоторые, — завтра теракт, завтра страх, завтра жуть… Не надо приговаривать себя к жути. Если вы приговорите себя к жути, она так или иначе, даже если ничего не произойдет, пройдет катком по вашему сознанию. Поэтому я прошу, я заклинаю, я вас просто умоляю, найдите в тех людях, куда вы придете и с кем вы будете не просто работать, а делиться своим мастерством, своим искусством, а тем самым своей поддержкой их, найдите в них те лица и те глаза, которые для вас значимы. И потом, вы помните, я как психолог хочу напомнить: музыка — это всегда музыкотерапия. А музыкотерапия — это форма радости и форма борьбы с психологическими защитами.

Слушатель: Здравствуйте. Я поздравлю вас с наступающим Новым годом. Радости вам, всего хорошего. Я хочу сказать о том, что, помните, как выбирал православие Владимир Красное Солнышко? Он говорил: «Веселие Руси есть питие». Я хочу сказать, что в нашей культуре нет общенародной положительной эмоции, и всякое празднество у нас, к сожалению, выглядит очень экзальтированно, а на душе у людей все равно где-то присутствует тоска, что нужно возвращаться обратно к своим будням. Такие вот у меня размышления.

Татьяна Ткачук: Александр Юрьевич, а что вы называете общей положительной эмоцией? То есть когда все абсолютно люди одновременно испытывают одну и ту же положительную эмоцию?

Слушатель:В общем, вы меня поняли, у нас нет радости общенародной. Либо нам «радость» какую-то спустят сверху, что мы будем радоваться, а так у нас не получается без большого пития, возлияния и прочее.

Александр Асмолов: Я, вслед за вами, хочу сказать, коллега, что спущенной радости не бывает, спускают всегда что-нибудь другое. Что же касается коллективной радости, то это вещь невероятно трудная. Еще раз хочу сказать, мы разные, и тем самым есть возможность разной радости, и это великолепно. Кто-то любит, как вы, культуру Бернса, и тогда для него Новый год — это год встречи с любимыми поэтами, с Бернсом в переводе Маршака и многими другими. Кто-то любит бардовскую песню — и тогда в Новый год будет петь эти песни. А у нас разве нет замечательных русских народных песен, которые многие поют на Новый год, песен других народов? И здесь Новый год помогает выпрямиться всем этим праздникам. И когда вместе встречаются Бернс, русская песня, частушки различные, вместе они помогают испытать… не хочу сказать слово «экстаз», но пусть они помогут вам испытать не питие, как Владимир Красное Солнышко говорил, которого я уважаю, а житие.

Маргарита Воловикова: Некоторое время назад летом мы были в экспедиции, собирали воспоминания праздничные на русском Севере, в Вологодской области, и вот воспоминания, которые относились ко времени Великой Отечественной войны, времени холодному и голодному, подростки тогдашнего времени вспоминали о самом радостном. Голод, холод, и на стол-то нечего было поставить, а каждый человек был носителем этой культуры, то есть умел танцевать, играть на гармошке, гармонист всегда был в почтении, почти как тамада в здесь упомянутой истории. То есть человек должен быть носителем этой праздничной культуры, и все остальное укладывается в это. Не вспоминали про это время, что там напивались до невозможного состояния.

Татьяна Ткачук: Вы знаете, я осмелюсь с вами немножко поспорить. Мне кажется, что здесь есть еще такой момент психологический, что чем труднее нам что-то дается, тем больше мы потом этим дорожим и больше об этом вспоминаем. Потому что в какие-то 90-е годы, начало 90-х годов, когда, если вы помните, исчезли все продукты с прилавков в России, когда в те годы удавалось организовать застолье, каким-то хитрым образом встать на уши и собрать гостей, сделать стол, насколько потом с большим удовольствием это все вспоминалось. Сейчас, когда к твоим услугам абсолютно все, имей только деньги, ты можешь купить все, что только душа твоя пожелает, не обесценивается ли сама суть этих приготовлений к празднику? Меня натолкнула на эту мысль ваша реплика о военных годах.

Маргарита Воловикова: Вы правы, Татьяна, но не обеспечивается. Все равно начну с того, что всем хозяйкам, которые сейчас слушают радио, я скажу: нет, ничто не забудется, ничто не обесценивается, всякий труд замечателен. Но в культуре наработки же были, в культуре любого этноса, любого народа были периоды воздержания, в нашей культуре — это пост, и потом вкус обычного хлеба даже воспринимается совершенно по-другому. И это была помощь человеку, помощь личности, для того чтобы по-новому сделать глоток того, что до этого не давалось, чтобы каждый продукт, каждое переживание… Ведь был даже запрет на игры в какой-то определенный момент, и тогда уже игра, качели воспринимались по-другому, как будто по-новому. И тогда человеку было более возможно сделаться на какое-то время тем самым ребенком, чтобы обрести свои смыслы.

Александр Асмолов: Новый год имеет особый коллективный вкус у многих — это вкус ожидания счастья.

Татьяна Ткачук: Или чуда.

Александр Асмолов: Или чуда. Вкус ожидания счастья или чуда — это то, что нам даруется в Новый год. И я думаю, что многие, кто нас слышит, даже если трудно, даже если больно, даже если иногда хочется стиснуть зубы, все равно человек — это существо, ожидающее чуда, как бы он себя ни хотел приговорить к прагматичности, циничности и мрачности. Каждый из нас чудодей, ну, хотя бы на полставки.

Татьяна Ткачук: Ну, и еще каждый немного ребенок в душе, конечно.

Александр Асмолов: А каждый ребенок — в душе это волшебник.

Слушатель:Здравствуйте. Поздравляю всех с Новым годом. И хочу сказать, что проблемы свободного времени не может быть у людей, которые заняты творчеством, имеют хобби. Я советую всем как-то подумать о своих увлечениях. Известно, что красота спасет мир, и если люди начнут как-то просвещать себя в области искусства, посещать музеи, которые часто открыты, выставки, театры, займутся каким-нибудь творчеством, не будет проблемы, как занять время свободное. Всем хочу пожелать окунуться в мир творчества.

Маргарита Воловикова: Наталья Львовна, вы совершенно правильно все сказали. И сейчас такое счастливое совпадение, трудно, конечно, наполнить эти 10 дней праздника, но зато это совпадает с каникулами наших детей. Можно взять их за руку, если еще можно, если не очень сопротивляется, даже с подростком, уговорить и сходить в музей, сходить вместе куда-то. И наконец-то эти дети не сами по себе будут бегать, а они с вами за это время смогут и подружиться, и узнать вас с самой лучшей стороны. Новый год дает такую возможность.

Татьяна Ткачук: Спасибо. Еще у меня к вам такой вопрос. Можно ли рассматривать попытку разрушить или подменить праздники, скажем, отмечать католическое Рождество вместо православного, отменить 1 Мая или 7 Ноября и так далее, как некий такой социально-психологический эксперимент над нацией? И насколько, с точки зрения обоих моих сегодняшний гостей, он опасен для психики людей? Маргарита, прошу.

Маргарита Воловикова: Такой эксперимент уже был проделан, и понятно, что праздник имеет как бы свою живую структуру, он восстановился во многом из тех навыков, из тех богатств, которыми личности удивительно совершенно богаты, которые жили в начале века. На них смотришь — совершенно удивительные лица, глаза сияют, как лампочки. Они могли, они в состоянии были восстановить праздник. Но вторжение это страшное, запрет на елки был, вы знаете, на нашу елку, потому что она была на самом деле рождественской. И не совсем точно говорить, что это только католическое Рождество. С 24 на 25 декабря больше половины православного мира, те, кто живет по григорианскому календарю, то есть по новому стилю, тоже празднуют. И тогда нормальный порядок, тогда сначала — подготовка к Рождеству, рождественская елка, потом — Новый год. Что случилось у нас? У нас случилось сначала Рождество, про которое никто в советское время не слышал, потом — Новый год, который в себя взял все: и рождественскую елку, и утренники (это бывшие рождественские спектакли на самом деле). А вот этот период весь до Рождества и Святок был расписан буквально по дням, он был наполнен в культуре своим содержанием. И там было много разных оттенков, и все оттенки постепенно человек переживал. Личность готовилась к празднику.

Александр Асмолов: Я на днях вернулся из города по имени Иерусалим. 25-ое число в этом году совпало с праздником Хануки. И когда я шел по городу Иерусалиму, где, как вы знаете, сосредоточие разных культур, с одной улицы ты переходишь в Рождество как католический праздник, рядом горят свечи Хануки — и это здорово, это нормально. И когда рядом люди уважают праздники друг друга и заражаются радостью этих праздников, какие это люди? Это нормальные, толерантные люди. Толерантность позволяет нам, как искусство жить с непохожими людьми, праздновать разные праздники, и Хануку, и Рамадан, и Рождество. Я просто боюсь, что если мы будем слишком толерантными, то весь год превратится в один сплошной праздник, как сошествие праздников всех культур мира.

А не обязаловка ли это? Не становится ли тяжелым испытанием: хочешь, не хочешь, а радуйся 31 числа!

Именно так я и считал всю свою сознательную жизнь — это обязаловка. Еще в сравнительной молодости сделал вывод, что радоваться и праздновать мне лучше тогда, когда этого просит сама жизненная ситуация, есть ресурсы и (при необходимости) — подходящая компания.

В моей картине праздник — это не то, что легко спровоцировать извне, это скорее то, что должно идти изнутри. И если к 31.12 настроение не сложилось, нет достаточных ресурсов и нет какого-то внутреннего повода — никакое внешнее «новогоднее настроение» и интенсивная стимуляция темы со стороны общества все равно не изменит внутреннее состояние. Его может изменить только внутренний же процесс — осознания своих чувств, поиска ресурсов и т.д.

Хотя, конечно, есть люди, более ориентированные на внешнее, и их в большей степени способна «завести» праздничная обстановка.

Возможно, такое отношение к праздникам еще зависит от того, как сам человек относится к большим скоплениям людей и шуму. Я, например, особенно к последнему отношусь крайне отрицательно, и поэтому крики, салюты, бурные и громкие выражения радости для меня совсем не желательны и скорее относятся к категории проблем.

К тому же, я немало уже выслушал историй клиентов, которые чувствовали себя буквально загнанными с этими праздниками, получалось — сплошное НАДО, без всяких вопросов о том, ХОЧЕТ ли этого человек в действительности, и для многих праздники превращались в какой-то марафон достижений. А по факту внутри очень много напряжения, страха, вынужденности и единственное, чего человек ждет в итоге — чтобы скорее эти праздники закончились, галочка поставлена и можно было бы отпустить наконец себя и свое настроение быть таким, каким оно является на самом деле, а не каким должно быть в честь праздника. И все это только добавляло людям невротических реакций в итоге.

Я сам с этим поступаю достаточно просто — я не отмечаю новый год вообще. Я ем, сплю и вообще живу в этот период, как обычно, без изменений. Я всегда работаю в это время, и те, кто хочет посвятить каникулы себе самому и своему внутреннему миру — с удовольствием работают со мной в этот период, расписание у меня всегда заполнено вплоть до вечера 31-го и разве что 1 января становится невольным выходным, и то не всегда. А со второго уже всегда плотная запись.

И меня совершенно не печалит этот факт. У меня в жизни достаточно поводов для праздника, но я выбираю другие ритмы и другие варианты. И когда мне действительно хочется что-то отпраздновать, то для этого есть масса вариантов, которые при этом не перегружены толпами людей и не отягощены шумом и массовым напряжением вокруг.

Все, что я могу сказать о праздниках в целом — так это то, что невозможно на себя «натянуть» праздник. Если вам достаточно для празднования группы радующихся (и это само по себе вас заводит) — вероятно, вам ближе энергия группы, вы можете ею питаться и вам в меньшей степени заметны ваши внутренние процессы, вы больше ориентированы на включение в коллектив, чем на собственную индивидуальность. В чем нет ничего плохого, люди разные.

Но особенно для тех, кто немало значения придает собственной индивидуальности и внутренним процессам, не всегда будет легко встроиться в коллективную атмосферу. И есть смысл искать свои рамки и свои ритмы. И не заставлять себя радоваться только потому, что «все» и «так принято». Намного эффективнее и более наполненными праздники становятся тогда, когда их буквально «душа просит». Тогда удается и организация, и наполнение, и через этот праздник действительно течет энергия радости…

Это первый раз, когда 31 декабря я далеко от родных. Отнесу дрова в камин и разожгу огонь. Я буду ждать полночь. Несколько звонков и видео с сыном и дочкой, остальным — первого января.

Оригинальные и тихие праздники, Новый год и Рождество, определенно отличающиеся от всех остальных, поэтому я принимаю их и создаю сказку. Когда для восстановления и возрождения рядом дыхание праздника, забота и жизнь, дом и кухня, огонь и мечта, сознание и рост, дружба и внимание, любовь и ирония. Медитация и размышления.

Выбирать рождественский подарок, тот, который нравится больше всего! Приятные ожидания. Будет счастливое возрождение. Поскольку самое неинтересное говорить об унынии и болезнях, рутинно застревая в позиции проецирования всего этого вовне.

Рискните отправиться в маленькие путешествия по новому маршруту, когда трансфер в глубинные вещи внутреннего мира будет проводником. Осмыслив прошлое, реальнее воспринимать настоящее.

Все, что нас окружает, земля и небо, море и реки, облака и горы, деревья и цветы — запасайтесь их воздухом и красотой. Каждый день, на один шаг. И в праздники, и в будни.

Я много лет практикую в анализе, в оранжевом цвете, как этническая бархатная туника, и светлом, как мои волосы. Делаю праздник не шумный, в доме и на море, в удалении и чуть расслабленная мечтами, между книгами, готовкой и воспоминаниями. В гармоничном балансе. Теплые объятия не сейчас. Может быть, вкусный ужин и приправа из творческих фантазий. Подумать о будущем.

Праздники являются неотъемлемой частью жизни каждого человека. Но отношение к ним у всех разное. Кто-то всегда с нетерпением их ждет, проявляет все вои творческие способности в подготовке, старается придумать больше праздников в своей жизни, а кто-то напротив стремиться избежать лишней суеты и чувствует себя еще более одиноко и подавленно в то время, когда все вокруг веселятся.

Праздники бывают разные: личные, профессиональные, народные, государственные, исторические, религиозные, календарные. Так повелось, что самый яркий праздник в году – это Новый год и у каждого он связан с детскими воспоминаниями, ожиданием чуда, запахом мандаринов и карнавальным настроением. Практически каждый ребёнок с радостью ждёт этот волшебный праздник, ведь он наполнен сюрпризами, весельем, вкусностями, подарками, салютом и легальным всенощным бдением. И каждый взрослый помнит свои детские чувства, связанные с этим праздником. И пусть с годами становится больше хлопот и суеты, но то детское чувство лежит в основе взрослого отношения к празднованию главного дня в году.

Праздники имеют огромный, накопленный веками потенциал, в котором сейчас происходит смешение разных культур благодаря глобализации. Современный человек может праздновать все, что его душе угодно. Это могут быть древние этнические традиции, которые передавались из поколения в поколение и бережно сохранились или же новомодные зарубежные веяния, которые поддерживает и продвигает молодежь, вызывая массу противоречий у старшего поколения, или же возрождение давно забытых, иногда запрещенных по разным причинам национальные праздники. Связь времен и поколений дают силы жить дальше. Они объединяют целые народы. По древним преданиям народ Саха в дошедшем до современности традиционным скотоводческим хозяйством, с духовными и материальными ценностями сформировался после праздника «Ысыах», впервые организованным Эллэй Боотуром — прародителем народа Саха.

Удивительно, что с недавних пор (с 2000г.) в городе Стоунхендж, Великобритания празднуется «Летнее солнцестояние». Этот праздник для многих мировых культур является привычным, однако современная цивилизация сделала его почти забытым. Но вот в Великобритании, власти разрешили провести ночь 21 июня всем желающим среди огромных камней Стоунхенджа, разрешено даже касаться их, хотя в другие дни на это установлен запрет.

Иногда только в праздники можно встретиться со всеми своими многочисленными родственниками и ощутить всю мощь своей родословной, ощутить единство семьи. Особенно это ценно и важно для детей, когда каждый получает поддержку, внимание и заботу близких людей. Или можно познакомиться с кем-то поближе в новой компании друзей, узнать и обсудить свежие сплетни, подкрепить старые и завязать новые отношения.

Праздники позволяют выразить всю свою индивидуальность. Порождают чувство свободы, раскрепощают и позволяют уйти от привычных норм поведения. Преображение, карнавальная культура — это повод перевоплотиться и проявить другие редко проявляемые в повседневности стороны своей личности. Помню, когда я работала в одном медицинском учреждении, обычно всегда очень серьёзный хирург на новогоднем корпоративе переоделся в цыганку и это была лучшая цыганка, которую я видела в жизни.

Это время для отдыха от работы и повседневных забот. Праздность и праздник не случайно имеют один корень в русском языке — это ещё и золотое время «ничегонеделания». А значит можно расслабиться и отдохнуть. Но для многих трудоголиков именно этот момент вызывает так называемый «воскресный невроз». Особенно страдают в длительные рождественские каникулы от отсутствия работы те, кто не умеет расслабляться и переключаться на отдых и праздник для них превращается не в радостное событие, а в пытку. Когда человек постоянно чем-то занят в колесе обыденности, ему некогда остановиться и задуматься о себе, о своем состоянии и переживаниях, о целях и желаниях, о своем внутреннем мире. И именно во время выходных, освобождаясь от своей профессиональной деятельности человек вынужден столкнуться с самим собой, таким какой он есть, а эта встреча не всегда сулит приятные эмоции, если вместо решения внутренних проблем человек полностью уходит в работу.

Это возможность проявить свою креативность, создавать и творить что-то новое, яркое, необычное. Праздники пробуждают творческий потенциал придумыванием сценариев, блюд, костюмов, музыкально-танцевально-театральных номеров, сюрпризов, подарков, украшение и оформление помещений и др.

Каждый праздник ритуализирован, то есть имеет определенные цели, предназначение и определенный сценарий проведения. Каждый может внести что-то свое уникальное, но общая канва праздников неизменна.

Праздники помогают получить мощную психо-эмоциональную разрядку, необходимую после напряженной деятельности или просто по окончании некоторого значимого периода времени. Как правило, праздники сопровождаются бурным весельем, радостью, смехом и яркими позитивными переживаниями, которые приятно потом вспомнить. А, как известно смех и радость продлевают жизнь и являются мощными антидепрессантами. В массовых народных праздниках всегда есть место и песням, и танцам, и спортивным состязаниям, и различным конкурсам, и конечно же обильным застольям, и употреблением горячительных напитков. Каждый может найти свой способ проявления себя и удовлетворения своих самых разных потребностей.

Во время праздника происходит некий энергетический обмен человека с внешним миром: всеобщая атмосфера праздника заражает и проникает во внутренний мир, а внутренние переживания выбрасываются наружу, таким образом, очищая и одновременно обогащая человека новым опытом. Закономерно то, что чем сдержаннее повседневная жизнь, тем безудержнее праздники. Поэтому очень чопорные в большинстве своём англичане имеют ряд совершенно безумных праздников, таких как «Чемпионат по рожам», «Чемпионат по нырянию в болото», «Праздник людей-птиц», «Бега с катящимся сыром» и другие.

Большинству людей постоянно нужно «хлеба и зрелищ» и праздники удовлетворяют эти потребности. Некоторые психологи обеспокоены стремлением к «шоутизации» современных молодых людей. Это постоянная потребность в развлечениях, когда праздник каждый день, когда веселье нон-стоп. На молодежном сленге саха приглашение к веселому провождению времени в клубах и ресторанах с распитием алкоголя, новыми знакомствами и последующими приключениями звучит как: «шоулу». Для молодых людей это может быть нормой жизни в силу возраста, потому что нет еще своей семьи, нет других жизненных забот. Многие проходят через такой этап безудержных развлечений, пока не надоест и не появятся новые жизненные ценности и приоритеты. В общем-то, хорошо, когда все в меру. Излишнее злоупотребление праздниками может говорить об уходе от реальности и от решения своих проблем, и личностной незрелости.

К сожалению, иногда бывает так, что праздник омрачается какими-нибудь трагическими событиями в жизни и это переживание затем переносится на сам праздник. Любая сложная ситуация дается нам в жизни вместе с силами, которые позволяют нам это пережить, извлечь из этого жизненные уроки, которые сделают нас мудрее. У нас всегда в жизни есть выбор: страдать и посвятить этому годы жизни или отпустить печали, оставив в душе лишь светлую грусть и научиться вновь радоваться жизни и быть счастливым.

Отношение к праздникам обычно меняется с возрастом. В детстве, благодаря мифологическому сознанию, вере в чудеса и сказки, мир кажется волшебным, таинственным и полон фантастических возможностей. Но когда вы перестаете верить в Деда Мороза, то наступает период разочарования и вы понимаете, что под скатертью самобранкой кроются большие денежные траты, хлопоты приготовления, требующие много сил и времени. Праздник теряет свою легкость и необыкновенность, становится рутиной. И тут важно постараться сохранить в себе детское восприятие, способность радоваться пустякам и удивляться новому, создавать самому себе праздничное настроение и заражать этим других людей, изготавливать чудеса собственными руками и продумать все до мелочей, чтобы каждый праздник был ярким и незабываемым. Чтобы избежать разочарований не стройте идеальных ожиданий, в жизни всегда есть место спонтанности и хаосу. Не идите на поводу общественного мнения, опирайтесь больше на собственные чувства и желания, делайте лишь то, что приносит вам удовольствие и радость. Не бойтесь ничего нового. Конечно, привычное дает чувство стабильности, но не дает уже ярких эмоций, поэтому старайтесь в каждый праздник внести что-то новое и необычное.

Неважно, какие праздники вы любите и празднуете, важно, чтобы праздники были в вашей жизни и приносили вам радость и счастье в кругу семьи и близких людей. Все сказанные пожелания, как Алгыс питают и наполняют вас положительными эмоциями, укрепляют вашу веру в себя, делают вас сильнее, программируют и дают надежду на светлое будущее, потому что слова имеют огромную силу и материализуются. Праздники позволяют нам ощутить важное чувство единения со многими людьми, дают нам массу психологических ресурсов, вносят смысл в нашу жизнь, поднимают нашу самооценку, активизируют архетипы из нашего коллективного бессознательного, удовлетворяют потребность в развлечениях, подчеркивают нашу социальную природу и связывают нас с определенным социальным контекстом.

М.И. Воловикова, С.В. Тихомирова, А.М. Борисова
Психология и праздник. Праздник в жизни человека

© М.И. Воловикова, 2003

© С.В. Тихомирова, 2003

© А.М. Борисова, 2003

© ПЕР СЭ, оригинал-макет, оформление, 2003

Вступление

В русском языке есть выражение, трудно переводимое на некоторые европейские языки: «для меня это настоящий праздник!» Что означают эти слова?

Жизнь человека состоит из праздников и буден. Праздников ждут все. Особенно им радуются дети. Взрослые охотно готовятся к праздникам, вспоминая свое детство. Будни сменяются кратким временем праздника, но в памяти этот миг остается надолго.

В чем сила воздействия праздника на личность? Какое место принадлежит праздникам в истории человечества, в жизни каждого народа? На эти вопросы стараются ответить в своих исследованиях историки, этнологи, этнографы. Однако психологи пока праздника касаются мало. О чем же пойдет речь в книге? Чтобы пояснить это, начнем с предыстории, которая уходит по времени к 20-м годам XX века.

1917 год поделил жизнь людей в России на время до и после революции. Происшедший переворот по-разному коснулся каждого социального слоя, каждой конкретной личности. Все, что случилось потом в течение следующих лет, замечательный отечественный психолог Сергей Леонидович Рубинштейн назвал «ломкой сложившегося быта, уклада жизни», связав с этим процессом объективные трудности людей, и прежде всего молодежи, в новом обществе [30, с. 351]. Какая психологическая реальность лежит за словами «уклад жизни»? Это ритмы жизненного цикла, в котором пребывали наши предки и которые организовывали их мировоззренческие устои.

Конечно, общество к началу XX века уже не было однородным, но самые крупные вехи общегосударственного ритма существовали. И связаны они были с праздниками. Один недавно выпущенный фундаментальный труд позволяет вспомнить следующее: «В предреволюционные годы в России насчитывалось свыше 30 государственных праздников. Преобладали среди них церковные. Государственными праздниками (табельными днями) были: Пасха (Четверг, Пятница, Суббота Страстной и вся Пасхальная неделя), все великие праздники, за исключением Рождества Иоанна Предтечи (24 июня[1]1

  Здесь и далее даты даны по старому стилю. Для того чтобы соотнести это с новым календарем, нужно к указанному числу приплюсовать 13 дней.

[Закрыть]

), а также дни св. Николая Чудотворца (6 мая), перенесения мощей святого князя Александра Невского (30 августа), преставления апостола и евангелиста Иоанна Богослова (26 сентября) и празднования Казанской иконе Божией Матери (22 октября). Неприсутственными (нерабочими) днями были также Пятница и Суббота масленичной недели. Из гражданских праздников в ранг государственных были возведены лишь январский Новый год и так называемые царские дни – дни восшествия на престол и коронации» [31, с. 584–585]. «Государственный праздник» означает, что граждане государства одновременно в указанные дни освобождаются от необходимости трудиться и все вместе вспоминают определенное событие, которому посвящен данный праздник. Как видно из перечня, подавляющее большинство общегосударственных праздников были христианскими. Это естественно: Россия была православной державой.

Огромную роль стали играть праздники и в советской России. Они были направлены на то, чтобы задавать всем гражданам единый ритм, отличный от «дореволюционного». Интересны и пока практически не исследованы в психологии внутренние причины устойчивости прежних ритмов. Недолго продержалась «пятидневка», и «отмененное» было воскресенье вернулось, завершая каждую неделю. С испытаниями, преодолевая жесткие запретительные меры, вернулась в жизнь взрослых и детей наряженная елка (правда, ставшая для большинства «новогодней», а не «Рождественской», как было прежде).

Интересно, сколько изобретательности и сил направлено было новой властью на замену прежних праздников новыми. Так День рождения Императора Николая II (19 мая по новому стилю) заменил «день рождения пионерской организации». Появились «праздники весны», «русской березки», «урожая», приблизившиеся по своим срокам к Пасхе, Троице, Успению и Покрову…

Итак, с одной стороны, есть работы историков, этнологов, составивших описания праздничных ритмов, которым следовало население нашей страны, и их динамики на протяжении, по крайней мере, последних двух сотен лет [14, 15, 22, 24, 31, 48 и др.]. С другой стороны, вопрос о том, что эти изменения вносили и вносят в жизнь каждой конкретной личности, пока специально не ставился. Здесь и начинается тема, предложенная в настоящей книге: психология и праздник.

В нашем рассказе по этой теме мы постараемся постепенно обозначить ее границы, обсудить методы исследования и поделиться полученными результатами. География собранных нами данных охватывает не одну только Россию, а в самой России – не только русских. «Революционная ломка» жизненных устоев внесла свои коррективы в судьбу и бурят, и калмыков, и «русских немцев», и народов Кавказского региона… О них также пойдет рассказ в этой книге. Будет проведено сравнение с тем, что под праздником понимают в Старом и Новом Свете: поможет в этом Интернет.

Главные методы, которые мы применяли в исследовании, – это изучение социальных представлений, биографический метод и то, что мы бы условно определили как историческая реконструкция. С последнего мы и начнем рассказ, поскольку он поможет читателю воссоздать картину праздничной жизни страны конца XIX – начала XX веков, то есть в допереломную эпоху. Кроме научных книг будут использованы и дневники, и художественные произведения автобиографического характера. Одно из них дало название первой главе книги: «Лето Господне» Ивана Шмелева.

Лето Господне

Из рассказов для Ива о далекой и недоступной в те годы Родине и возникло то, что стало позднее «Летом Господним». Оказалось, что праздники – это и есть Родина

Русский писатель Иван Шмелев с 1923 года находился в эмиграции: во Франции, в Югославии, затем вновь во Франции. Там он и написал «Лето Господне» (1927–1944 гг.). Читатели в России увидели это произведение только в конце 80-х годов[2]2

  Одной из первых отечественных публикаций, видимо, является издание 1988 года: Иван Шмелев. Лето Господне. Праздники. Радости. Скорби. М., «Советская Россия».

[Закрыть]

. С тех пор книга выдержала несколько переизданий, но интерес к ней остается стойким. Основанная на детских воспоминаниях самого автора, она воспроизводит годичный[3]3

  «Лето» по-славянски означает «год».

[Закрыть]

праздничный цикл в России и то, какой душевный настрой нес каждый из праздников, как он организовывал жизнь семьи, отношения людей и даже хозяйственную жизнь Москвы конца 70-х годов XIX века. Это было время, когда в районе современного Крымского моста в Москве-реке полоскали белье и ловили пескарей[4]4

  «Река – раздолье, вольной водицей пахнет, и рыбкой пахнет, и смолой от лодок, и белым песочком, москворецким. Налево – веселая даль, зеленая – Нескучный, Воробьевка. Москва-река вся горит на солнце, колко глазам от ряби, зажмуришься… – и нюхаешь и дышишь всеми-то струйками: и желтиками, и травкой, и свербикой со щавельком, и мокрыми плотами-смолкой, и бельецом, и согревшимся бережком-песочком, и лодками… – всем раздольем» [50, с. 403].

[Закрыть]

, на Якиманке утром можно было услышать, как играет на рожке пастух, собирая стадо, а на Кузнецком мосту коровы мешали проходить нарядным горожанам…

«Ты хочешь, милый мальчик, чтобы я рассказал тебе про наше Рождество. Ну что же… Не поймешь чего – подскажет сердце. Как будто я такой как ты. Снежок ты знаешь? Здесь он – редко, выпадет – и стаял. А у нас повалит, свету, бывало, не видать дня три!.. Тихо у нас зимой и глухо. Несутся санки, а не слышно. Только в мороз визжат полозья…» Милый мальчик, к которому обращается писатель, это племянник Ивана Шмелева Ив – наполовину русский, наполовину француз. Из рассказов Иву о далекой и недоступной в те годы Родине и возникло то, что стало позднее «Летом Господним». Оказалось, что праздники – это и есть Родина. Но выяснилось это не сразу, а некоторое время спустя после того, как писатель покинул Россию.

В.Д. Поленов. Московский дворик. 1878.

Оставив в голодном и холодном Крыму могилу сына, расстрелянного без суда и следствия в одном из чекистских подвалов[5]5

  Писатель создал потрясающее душу свидетельство об этих годах в книге «Солнце мертвых» [52].

[Закрыть]

, в 1923 году Иван Шмелев оказался во Франции. Здесь, больной и надломленный, писатель испытал тяжелейшие приступы ностальгии. Он напряженно вслушивался в звуки, всматривался в краски, которые напоминали бы о Родине: «Ищу чего-то. Земля – чужая, небо… – и оно другое. Или мои глаза – другие?… Из глубины душевной, где тени прошлого, я вызываю мое небо. Светлое, голубоватое, как полог над моей кроваткой, всегда в сиянье. Белых ли голубей в нем крылья, кресты ли колоколен в блеске… или это снежок сквозистый, облачка?… Оно вливается потоком в окна, крепким, свежим, все заливает новым, даже глухие сени, где еще хмурый холодок зимы, где еще пахнет звездными ночами, мерзлым треском. Мое родное, мое живое небо…» (Париж, 1924 год [51, с. 12]). В какой-то момент мозаика отдельных запахов, звуков и цвета объединяется в единой песне, сопровождавшей всегда праздничный крестный ход, когда на улицы древней русской столицы выливались людские потоки из всех московских церквей: «Я вслушиваюсь в себя. Поют?… Сосны поют. В гуле вершинных игл слышится мне живое: поток и рокот. Этот великий рокот, святой поток – меня захватили с детства. И до сегодня я с ними, в них. С радостными цветами и крестами, с соборным пением и колокольным гулом, с живою душой народа. Слышу его от детства – надземный рокот Крестного Хода русского, шорох знамен священных» (Ланды, 1925 год [там же, с. 19]).

Праздник оживает в памяти и с такими достоверными в своей простоте и конкретности воспоминаниями, которые могут принадлежать только времени детства: «Свежий запах – будто сырой бумагой, шуршанье серенького платья няни. Праздничное, еще не мытое, оно трет щеки. Воздух со двора чудесный, свежий, перезвон веселый. Полог моей кроватки дрожит, отходит, и голубое небо смотрит в блеске. И в нем – яичко, на золотом колечке, на красной ленточке, живое!..» [там же, с. 12]. Пасха! О пасхальном яичке из детства напомнили писателю шоколадные яйца парижских витрин. Но когда создавалось «Лето Господне», книга началась с периода, всегда предшествующего настоящему празднику – времени подготовки к нему. Подготовительное время перед Пасхой – Великий пост…

В других главах мы расскажем о том, какие воспоминания о празднике сохраняются в памяти наших современников – как детей, так и взрослых, к какому времени их жизни относятся эти воспоминания, с какими настроениями, событиями, угощениями или подарками связаны их представления о празднике. Однако свидетельство, которое оставил Иван Шмелев в «Лете Господнем», отличает такая полнота, без которой, как мы считаем, в наше время было бы трудно и поднять саму тему значения праздника в жизни человека.

Великий пост

«Сегодня у нас Чистый Понедельник, и все у нас в доме чистят» [50, с.256]. Два годовых круга проходит автор в своих воспоминаниях. Начинаются они со времени Великого поста. Подсчитать возраст, к которому относятся воспоминания, просто. На следующем годовом круге (другой период от Великого поста до масленицы) мальчик впервые пошел к исповеди, то есть ему исполнилось тогда семь лет. Значит, в начале повествования ему шесть лет. Воспоминания отчетливые и яркие. Множество подробностей и деталей – запахов, цвета, оттенков настроения – свидетельствуют о правдивости воспоминаний.

Обращение к книге позволяет увидеть реконструкцию внутреннего мира шести-семилетнего ребенка. Возможно, кроме явной художественной одаренности рассказчика свою роль сыграло и глубокое трагическое переживание, перенесенное в семилетнем возрасте. У Вани Шмелева погибает отец – молодой, горячо любимый. Мальчик испытывает потрясение. Картина похорон отца заканчивает книгу. Лето Господне – это годовой круг, вехами и главными событиями которого являются праздники.

«В передней, перед красноватой иконой Распятия, очень старой, от покойной бабушки, которая ходила по старой вере, зажгли «постную», голубого стекла, лампадку, и теперь она будет негасимо гореть до Пасхи. Когда зажигает отец, – по субботам он сам зажигает все лампадки, – всегда напевает приятно-грустно: «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко», и я напеваю за ним, чудесное:

 

И свято-е… Во-оскресение Твое
Сла-а-вим!

Радостное до слез бьется в моей душе и светит от этих слов. И видится мне, за вереницею дней Поста, – Святое Воскресенье, в светах. Радостная молитвочка! Она ласковым светом светит в эти грустные дни Поста» [50, с. 258] Но картинки, которые рисует память из детства, не печальны. Они просто наполнены другим ритмом, отличным от всякого иного времени года. Ритм поддерживается и особым переоблачением дома (убрали нарядные занавески, ковры), тщательной уборкой, цветом, запахом (выкуривают запахи прошедшей масленицы), звуком. «В доме открыты форточки, и слышен плачущий и зовущий благовест – по-мни… по-мни… Это жалостный колокол по грешной душе плачет. Называется – постный благовест. Шторы с окон убрали, и будет теперь по-бедному, до самой Пасхи. В гостиной надеты старые чехлы на мебель, лампы завязаны в коконы, и даже единственная картина – «Красавица на пиру» – закрыта простынею» [там же, с. 258]. Такие замечательные подробности! Видно, что шестилетний ребенок особенно внимателен к мелочам, а великопостная подготовка вся наполнена как раз важными мелочами: «Все домашние очень строги, и в затрапезных платьях с заплатками, и мне велели надеть курточку с продранными локтями. Ковры убрали; можно теперь ловко кататься по паркетам, но только страшно. Великий пост: раскатишься – и сломаешь ногу» [там же, с.259]. Даже детей касался запрет на игры, а ведь игры – одна из важнейших составляющих общего ритма жизни.

Сразу отметим, что предписания вести себя Великим постом особым, отличным от другого времени года, образом – тише, скромнее – сохранились вплоть до середины XX века, особенно в деревнях. Так корреспондент из Новгородской области рассказывал, что на время Великого поста у них на гумне убирали качели и был запрет на игры [15]. Запрет служил именно поддержанию иного ритма, отличного от других годовых ритмов, а потому сохранялся дольше, чем другие составляющие времени подготовки к празднику. Уж и в церковь (если ее еще не успели снести) мало кто доходил, а свадьбу на Великий пост никто не соглашался назначать («не к добру это» – свидетельство нашего корреспондента из Подмосковья, 70-е годы XX века).

И в картине, нарисованной в «Лете Господнем», нет тоски или какого-то протеста ребенка против наступивших ограничений. В иной ритм включаются все окружающие: домочадцы, знакомые и незнакомые люди. Это ритмы, которыми живет вся держава. Не принято торговать мясом, заходить в колбасные – они и закрыты. Над городом веет запах грибной солянки. Даже рыбу и икру никто не покупает: каждому известно, что Великим постом рыбу можно есть только на Благовещение и Вербное воскресенье, а на Лазареву субботу – икру. Ребенок легко впитывает общие для всех правила. Проблемы для него могут начинаться лишь при разнобое. Единый ритм — это как раз то, что нужно для спокойного и гармоничного формирования душевной организации подрастающего человека. Да и не так трудны для него ограничения: «Зачем скоромное, которое губит душу, если и без того все вкусно? Будут варить компот, делать картофельные котлеты с черносливом и шепталой, горох, маковый хлеб с красивыми завитушками из сахарного мака, розовые баранки, «кресты» на Крестопоклонной… мороженая клюква с сахаром, заливные орехи, засахаренный миндаль, горох моченый, бублики и сайки…» [50, с. 259]. Здесь мы обрываем описание кулинарного богатства прежней России, но вновь вернемся к нему, когда перейдем к картинам праздников. Это ведь тоже элементы отечественной культуры, во многом забытые.

Ритм задается колокольным звоном. В Москве колокольный звон начинал колокол Ивана Великого, а следом все «сорок сороков» наполняли город гулом – в каждое время своим:

«Благовест, к стоянию[6]6

  В первые четыре дня Великого поста в церкви читается Великий Покаянный канон Андрея Критского. Затем в один из дней пятой недели он прочитывается полностью, и эта служба называется «стояние Марии Египетской». Видимо, от этого «стояния» Горкин – старенький столяр, добрый и сам ясный как ребенок – называет все службы с чтением Великого Покаянного канона «стоянием».

[Закрыть]

торопиться надо, – прислушивается Горкин, – в Кремлю ударили?..

Я слышу благовест, слабый и постный.

– Под горкой, у Константина-Елены. Колоколишко у них старенький… ишь как плачет!

<…> От Кремля благовест, вперебой, – другие колокола вступают. И с розоватой церковки, с мелкими главками на тонких шейках, у храма Христа Спасителя, и по реке, подальше, где Малюта Скуратов жил, от Замоскворечья, – благовест: все зовут. Я оглядываюсь на Кремль: золотится Иван Великий, внизу темнее, и глухой – не его ли колокол томительно позывает – помни…<…> Помню» [там же, с. 283].

На этом тихом, как бы приглушенном фоне только ярче высвечиваются и запоминаются ребенком важные вехи-события времени подготовки к Празднику Воскресения, наполненные своими знаками-обозначениями, родственными детскому восприятию мира. На Крестопоклонной неделе – домашнее печенье – кресты: «где лежат попереченки «креста» – вдавлены малинки из варенья, будто гвоздочками прибито. Так спокон веку выпекали, еще до прабабушки Устиньи, – в утешение для поста» [там же, с.491]. Пушистые вербочки – первые цветы холодной русской природы – на Вербное воскресенье; крашение пасхальных яиц, готовка куличей и пасхи в Великий Четверг; Четверговая свеча – «Я несу от Евангелий[7]7

  В Великий Четверг в церкви читают «12 Евангелий», двенадцать отрывков из Евангелия, где говорится о распятии Христа. Во время чтения все в церкви зажигают свечи. После службы свечу относят домой, стараясь не потушить ее. Еще в начале 90-х годов XX века мы могли наблюдать в одном крупном казацком поселении, как по улочкам шли люди со светящимися в темноте сумками или сосудами, в которых находилась Четверговая свеча. Это незабываемое по красоте зрелище.

[Закрыть]

смотрю на мерцающий огонек: он святой. Тихая ночь, но я очень боюсь: погаснет! Донесу – доживу до будущего года. Старая кухарка рада, что я донес. Она вымывает руки, берет святой огонек, зажигает свою лампадку, и мы идем выжигать кресты. Выжигаем над дверью кухни, потом на погребице, в коровнике…» [там же, с. 297]. Это и принятое Постом говение взрослых: «Все на нашем дворе говеют. На первой неделе отговелся Горкин, скорняк со скорничихой и Трифоныч с Федосьей Федоровной. Все спрашивают друг дружку, через улицу окликают даже: «Когда говеете? …ай поговели уж?…» Говорят весело так, от облегчения. «Отговелись, привел Господь». Ато тревожно, от сокрушения: «Да вот, на этой недельке, думаю… Господь привел бы» [там же, с. 502]. А в семь лет – это незабываемое, первое в жизни говение: важная веха в осознании своей «взрослости»: «Я подрос, теперь уж не младенец, аотроча, поговел-исправился, как большие…» [там же, с.519].

Сразу заметим, что говение могло быть связано не только со временем Великого поста, просто тогда оно было практически, обязательным, а в иное время – «по усердию» или в связи с особыми обстоятельствами. В «Войне и мире» графа Льва Николаевича Толстого говенье Наташи Ростовой является важным моментом выхода героини из душевного кризиса. «В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение докторов выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели в доме Ростовых обыкновенно, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени» (40, т. III, с. 63]. На время говения человек как бы исключался из привычных ритмов и, в идеале, полностью погружался в ритмы церковные, где совершаются события мира иного, «горнего», существующие всегда, то есть в вечности. Помогает этому и чистота, и пост, и ранние вставания, и напряженная работа со своей совестью, исповедь и венец, результат говения – причащение. Исповедь не обсуждалась, о ней настолько не принято было рассказывать (это – «тайна»), что Толстой даже не упомянул, в чем каялась Наташа во время исповеди. Такова была стойкая традиция русской литературы – не говорить о сокровенном.

Но ребенку (даже достигшему возраста «отроча», то есть отроку, подростку) не свойственно молчать и утаивать (ведь и исповеди первых христиан были прилюдными!). В результате мы можем увидеть, как проходила исповедь в Казанской церкви на Якиманке Великим Постом 1880 года (Иван Шмелев родился в 1873 году). «Приходим загодя до вечерни, а уж говельщиков много набралось. У левого крылоса стоят ширмочки, и туда ходят по одному со свечкой. <…> Из-за ширмы выходит Зайцев, весь-то красный и крестится. Уходит туда пожарный, крестится быстро-быстро, словно идет на страшное. Я думаю: «И пожаров не боится, а тут боится». Вижу под ширмой огромный его сапог. Потом этот сапог вылезает из-под заслончика, видны ясные гвоздики – опустился, пожалуй, на коленки. И нет сапога: выходит пожарный к нам, бурое лицо его радостное, приятное. Он падает на колени, стукает об пол головой, много раз скоро-скоро, будто торопится, и уходит. Потом выходит из-за заслончика красивая барышня и вытирает глаза платочком – оплакивает грехи?»

К исповеди готовятся загодя: «Все грехи мы с Горкиным перебрали, но страшных-то, слава Богу, не было. Самый, пожалуй, страшный, как я в Чистый Понедельник яичко выпил…». Теперь настала очередь «нести грехи» на исповедь. «Ну, иди с Господом…», – шепчет Горкин и чуть подталкивает, а у меня ноги не идут, и опять все грехи забыл. Он ведет меня за руку и шепчет: «Иди, голубок, покайся». А я ничего не вижу, глаза застлало. Он вытирает мне глаза пальцем, и я вижу за ширмами аналой и о. Виктора. Он манит меня и шепчет: «Ну, милый, откройся перед Крестом и Евангелием, как перед Господом, в чем согрешал… не убойся, не утаи…». Я плачу, не знаю, что говорить. Он наклоняется и шепчет: «Ну, папашеньку-мамашеньку не слушался…» А я только про лапку помню.

– Ну, что еще… не слушался… надо слушаться… Что, какую лапку!..

Я едва вышептываю сквозь слезы:

– Гусиная лапка., ту… синую лапку… позавидовал…

Он начинает допрашивать, что за лапка, ласково так выспрашивает, и я ему открываю все. Он гладит меня по головке и вздыхает:

– Так, умник… не утаил… и душе легче. Ну еще что?…

Мне легко, и я говорю про все: и про лопату, и про яичко, и даже как осуждал о. протодиакона. <…> Батюшка читает мне наставление, что завидовать и осуждать большой грех, особенно старших.

– Ишь ты, какой заметливый… – и хвалит за «рачение» о душе. <…> Накрывает меня епитрахилью и крестит голову. И я радостно слышу: «… прощаю и разрешаю». Выхожу из-за ширмочки, и все на меня глядят, – очень долго я был. Может быть, думают, какой я великий грешник. А на душе так легко-легко» [50, с. 506–508].

Страстная неделя – особое время, каждый день которой настолько значителен, что его даже принято писать с заглавной буквы: Великий Понедельник, Великий Вторник…

Великая Пятница – время Распятия Христа. Днем происходит служба перед Плащаницей (иконой положения во гроб), и звучат погребальные звуки колокола. «Ударяют печально, к Плащанице. Путается во мне и грусть, и радость: Спаситель сейчас умрет… и веселые стаканчики[8]8

  В стаканчиках готовили фейерверк. В полночь на Пасху церкви озарялись иллюминацией. Над Москвой был салют.

[Закрыть]

, и миндаль в кармашке, и яйца красить… и запахи ванили и ветчины, которую нынче запекли, и грустная молитва, которую напевает Горкин, – «Иуда нече-сти-и-вый… сирибром помрачи-и-ися» [там же, с.298].

Что означало все для души ребенка – эта одновременность противоположного? Так он обучался не бояться смерти: «Ночь. Смотрю на образ, и все во мне связывается с Христом: иллюминация, свечки, вертящиеся яички, молитвы, Ганька, старичок Горкин, который, пожалуй, умрет скоро… Но он воскреснет! И я когда-то умру, и все. И потом встретимся все… и Васька, который умер зимой от скарлатины, и сапожник Зола, певший с мальчишками про волхвов, все мы встретимся там. И Горкин будет вырезывать винограды на пасочках, но какой-то другой, светлый, как беленькие души, которые я видел в поминаньи. Стоит Плащаница, в церкви, одна[9]9

  Время, которые здесь описывается, – ночь накануне Великой Субботы.

[Закрыть]

, горят лампады. Он теперь сошел в ад и всех выводит из огненной геенны» [там же, с. 300].