Сценарии будущего развития границ стран

Границы
государств мира носят ярко выраженный
исторический характер. Глубокие изменения
в политико-географической структуре
мира произошли в ХХ веке в результате
двух мировых войн, процесса деколонизации,
распада ряда федеративных образований
социалистического блока (СССР, СФРЮ,
ЧСФР). Различаются два типа изменений
политико-географической структуры –
количественные и качественные. Суть
количественных, или линейных, изменений
заключается в территориальных
приобретениях или потерях в результате
военных действий, реализации мирных
договоров, других мер осуществляемых
невоенными путями. Качественные изменения
связаны с созданием новых суверенных
государств, введением нового
государственного устройства, сменой
характера социальных отношений,
политического режима, образованием
межгосударственных союзов и сообществ.
Широкий размах такие изменения приобрели
во второй половине ХХ в. вследствие
деколонизации и приобретения суверенитета
рядом бывших колоний в Африке, Азии и
Латинской Америке, образования новых
независимых государств после распада
в 1990-х годах СССР, СФРЮ, ЧСФР, объединения
ряда этнически единых государств
(Германия, Вьетнам, Йемен) и выделения
новых из этнически разнородных (Эритрея),
превращения некоторых государств из
республики в монархию (Испания, Камбоджа)
или переход от унитарной формы правления
к федеративной (Бельгия) и др. География
государственных границ отличается
значительной неравномерностью по
регионам мира (табл. 7).

Таблица 7

География государственных границ в мире*

Регион	Протяженность границ	Количество пар границ соседних стран	Доля в населении, %
км	%	число	%
Африка	80423	36	107	37	13
Азия	67424	30	65	23	61
Америка	52752	23	40	14	14
Европа	25836**	11	75	26	12
Всего	226435	100,0	287	100,0	100,0

* Составлено
по: (Колосов, Мироненко, 2001, с.373) с
изменениями

** Протяженность
границ до распада СССР, ЧСФР и СФРЮ

Протяженность
и число пар границ соседних стран во
многом зависит от численности и размеров
государств в регионе. На страны Азии и
Америки приходится около 2/3 протяженности
границ в мире. Около 42% всей длины
сухопутных границ в Африке – астрономические
и геометрические, которые были навязаны
колониальными властями (около 20 % нынешних
сухопутных границ проведены британской
администрацией, примерно 17 % – французской).

В
мировой практике международных отношений
встречаются разнообразные формы
изменения границ мирными невоенными
путями:

• Передача
  всех суверенных прав над определенной
  территорией от одного государства к
  другому по соглашению между ними
  (цессия). Она может осуществляться в
  различных формах: равнозначного обмена
  территориями, дара, купли-продажи
  (продажа Аляски Россией в 1867 г. США,
  покупка в 1803 г. Западной Луизианы у
  Франции);

• Территориальные
  изменения на основе присуждения
  территории по решению арбитража или
  Международного суда (адъюдикция, –
  например, передача 90 % спорного района
  Качское Ранно Индии и 10 % – Пакистану
  в 1968 г.);

• Приращение
  территории государства путем естественного
  или техногенного образования в пределах
  сухопутной территории (аккреция, –
  например, увеличение прибрежной части
  Нидерланд и Сингапура в результате
  строительства дамб и искусственных
  насыпей);

• Добровольное
  вступление небольшой страны в состав
  более крупной державы (например,
  вхождение Тувы в 1944 г. в состав СССР,
  Сиккима – в состав Индии в 1975 г.);

• Добровольный
  выход определенных территорий из
  состава государства без использования
  военной силы с обеих сторон и образование
  самостоятельного государства (например,
  выход Великого Княжества Финляндского
  из состава России в декабре 1917 г.);

• Объединение
  двух или более стран или территорий в
  одно новое государство (например,
  объединение в 1964 г. Танганьики и Занзибара
  в Танзанию, образование ОАЭ в 1971-1972 гг.
  на основе княжества бывшего Договорного
  Омана).

Насильственных
захват, оккупация и включение в свою
государственную территорию чужих
территорий осуществляется международным
сообществом и правом и должно быть
исключено из мировой практики в
соответствии с волеизлиянием местного
населения (например, оккупация Марокко
территории Западной Сахары, насильственный
захват Израилем некоторых территорий
арабских стран (Голанские высоты,
западный берег реки Иордан и сектор
Газа), отторжение Пакистаном части
территории Кашмира).

Остаются
политической реальностью вооруженные
пограничные конфликты и территориальные
споры. Исследования
территориальных претензий ведется
политической географией в широком
контексте с рассмотрением:

1)
генезиса спорных участков государственных
границ; 2) выяснения причин и истории
конфликта по поводу границ; 3) состава
конфликтных ареалов, за который ведут
спор два или более государств; 4) возможных
путей разрешения конфликтов. Выделяются
четыре основных типа пограничных споров:

• территориальные,

• позиционные,

• функциональные,

• ресурсные.

Территориальные
споры являются
наиболее распространенными. Борьба
ведется за контроль над определенным
участком территории с аргументацией
на различные факторы. Топографические
территориальные споры аргументируются
географическим положением определенных
территорий и их тяготением (экономическим,
культурным, коммуникационным) к другому
государству. Например, фактическая
оккупация Западной Сахары Марокко,
которое проводит активную эксплуатацию
природных богатств на захваченных
землях (фосфориты), стимулирует переселение
колонистов, пропагандируя лозунг
исторической и экономической общности
Западной Сахары и Королевства. Некоторые
страны выдвигают претензии к бывшим
колониальным державам, сохраняющим
контроль за частью островных территорий
(Маврикий – на контролируемые Францией
острова Тромлен и Майотту, Мадагаскар
– на принадлежащие Франции островки
Глорьез и Европа).

Историко-культурные
территориальные споры мотивируются
прошлой исторической принадлежностью
или этнокультурной близостью к другому
государству. Они связываются с феноменом
«разделенного этноса», который стремится
к объединению в одном государстве
(Нагорный Карабах, Южная Осетия, претензии
Ирландии на Северную Ирландию, России
на Крым). Претензии на определенные
земли обосновываются ссылками на более
продолжительный исторический срок
владения территориями («реваншистские»
претензии некоторых политических сил
Германии на Силезию, Померанию, Восточную
Пруссию, Румынии – на Северную Буковину
и Южную Бессарабию и др.). Исторические
территориальные споры могут быть
следствием неравноправного договора,
когда одна сторона считает, что граница
навязана извне и является несправедливой
(претензии Боливии к Перу и Чили, которым
она уступила выход к морю). В ситуациях,
когда одна территория географически
тяготеет к одному государству, а этнически
к другому (турецкая община северной
части Кипра, к Турции, тамильская община
в северных и северо-восточных Шри Ланки
– к Индии) ведется перманентная борьба
за создание самостоятельных государственных
образований, что приводит к расколу
географически единых объектов (островов).

Позиционные
пограничные споры
возникают в том случае, если делимитация
и демаркация границ проведена нечетко,
возникают противоречия в толковании
договоров о проведении границ, конфликты
в способах их проведения на местности.
Часто позиционные споры возникают при
проведении границ по природным рубежам
– рекам (восточный участок российско-китайской
границы на Амуре, граница между Аргентиной
и Парагваем по р. Пилькомайо), озерам
(озеро Чад между Нигером и Чадом, озеро
Мверу между Замбией и ДР Конго, озеро
Ньяса между Малави и Танзанией).
Противоречие в документах по демаркации
слабозаселенных районов вызвали
претензии у Суринама к Гайане, у Венесуэлы
на западные районы Гайаны и др. Индия
выдвигает претензии на горное плато
Аксай – Чин в Тибете, где граница раньше
не была демаркирована (через этот район
проходит стратегически важная для Китая
автотрасса из Тибета в Синьцзян).

Функциональные
пограничные споры
встречаются реже и возникают вследствие
претензий одной из сторон к режиму
функционирования границы, строгостям
пограничного контроля и таможенной
политики, установленным соседним
государством. В данной ситуации спор
ведется не об изменении границы, а
пограничной политике соседнего
государства. Такого типа противоречия
часто возникают на постсоветском
пространстве между новыми независимыми
государствами, устранить которые
призваны соглашения о формировании
единого экономического пространства
и таможенном союзе.

Ресурсные
пограничные споры
составляют значительную часть пограничных
конфликтов. В современных условиях
большой конфликтный потенциал содержится
при освоении природных ресурсов на
континентальном шельфе (нефть, газ),
совместном использовании водных ресурсов
в засушливых районах (Мали и Буркино
Фасо, Чили и Боливия, Турция и Сирия).
Для разрешения этих споров часто
принимаются решения о совместном
использовании ресурсов (гидроэнергопотенциала
р. Парана Бразилией и Парагваем),
или выделяются секторы с четкими
границами (раздел нефтегазовых ресурсов
Северного моря между прибрежными
государствами). Не урегулированными
остаются противоречия прибрежных
государств по разграничению нефтеносных
районов на шельфе Каспийского моря.

Неотъемлемым
элементом системы политических границ
в современном мире стали внутренние,
неконтролируемые суверенными государствами
территории и квазигосударства,
существующие десятилетиями. В 1990-х годах
насчитывалось 27 государств, которые не
контролировали свою территорию полностью,
из них – 14 – хронически, на протяжении
десятилетий (Либерия, Сомали, Судан,
Мьянма, Афганистан и др.). При этом многие
квазигосударства ведут активное
государственное строительство, стремятся
к международному признанию и вступлению
в ООН. Часть территорий отдельных стран
представляет мозаику районов с
неустойчивыми границами (северные
районы Камбоджии, юг Судана, южные районы
Анголы, часть Колумбии и др.), находящихся
под контролем региональных лидеров
(земельных собственников, наркоборонов,
полевых командиров). Распад СССР породил
геополитическую нестабильность и
возникновение непризнанных государств
на постсоветском пространстве (Нагорный
Карабах, Южная Осетия, Абхазия,
Приднестровская Республика).

В
этой сложной геополитической обстановке
возможны три сценария дальнейшей
эволюции мировой системы политических
границ:

1. неолиберальный
   – предусматривающий линейную эволюцию
   всех границ и их функций – от отчуждающих
   и барьерных к контактным и интеграционным
   под влиянием процессов интернационализации
   экономики, развития коммуникаций и
   международного сотрудничества по
   преодолению глобальных и региональных
   проблем;

2. реалистический
   – учитывающий, что территория сохраняет
   свою роль как ресурс (вместилище
   минеральных ресурсов, сельскохозяйственных
   земель, территорий обеспечивающих
   экологическую устойчивость экосистем
   и др.) и страны будут стремиться сохранить
   свой суверенитет, урегулировать
   пограничные проблемы в интересах каждой
   страны. Национальная идентичность
   сохранит свою роль в обеспечении
   государственной целостности, а границы
   сохранят свою роль при определенной
   трансформации функций (интеграционные,
   открытые, делимитированные и признанные
   границы составляют всего 8 % общей
   протяженности сухопутных государственных
   границ в мире, пролегают они в основном
   в Европе и Северной Америке);

3. пессимистический
   сценарий
   предлагает дезинтеграцию многих
   нынешних государств по этническому
   принципу в результате борьбы за
   самоопределение этнических групп и
   национальных меньшинств во многих
   многонациональных государствах Азии
   и Африки. Этому могут способствовать
   геополитические факторы (положение
   меньшинств на периферии государственной
   территории), исторические (наличие
   опыта собственной государственности),
   демографические (рост доли национального
   меньшинства в численности населения
   приграничных районов, миграции),экономические
   (степень урбанизации, уровень ВВП на
   душу населения и региональные
   диспропорции), культурно-языковые и
   религиозные. Риск дезинтеграционных
   процессов наиболее велик в зонах стыка
   различных геополитических интересов,
   на порубежьях наиболее развитых и менее
   развитых регионов, между странами
   различной конфессиональной принадлежности.
   Это может привести к тотальному кризису
   всей территориально-политической
   организации и мировой системы границ,
   что требует всестороннего
   политико-географического анализа и
   активной международной деятельности
   по сохранению мира, стабильности и
   безопасности всех государств.

Динамика государственных границ и сценарии их эволюции

Границы государств мира носят ярко выраженный исторический характер. Глубокие изменения в политико-географической структуре мира произошли в ХХ веке в результате двух мировых войн, процесса деколонизации, распада ряда федеративных образований социалистического блока (СССР, СФРЮ, ЧСФР). Различаются два типа изменений политико-географической структуры – количественные и качественные. Суть количественных, или линейных, изменений заключается в территориальных приобретениях или потерях в результате военных действий, реализации мирных договоров, других мер осуществляемых невоенными путями. Качественные изменения связаны с созданием новых суверенных государств, введением нового государственного устройства, сменой характера социальных отношений, политического режима, образованием межгосударственных союзов и сообществ. Широкий размах такие изменения приобрели во второй половине ХХ в. вследствие деколонизации и приобретения суверенитета рядом бывших колоний в Африке, Азии и Латинской Америке, образования новых независимых государств после распада в 1990-х годах СССР, СФРЮ, ЧСФР, объединения ряда этнически единых государств (Германия, Вьетнам, Йемен) и выделения новых из этнически разнородных (Эритрея), превращения некоторых государств из республики в монархию (Испания, Камбоджа) или переход от унитарной формы правления к федеративной (Бельгия) и др. География государственных границ отличается значительной неравномерностью по регионам мира (табл. 7).

Таблица 7

География государственных границ в мире*

* Составлено по: (Колосов, Мироненко, 2001, с.373) с изменениями

** Протяженность границ до распада СССР, ЧСФР и СФРЮ

Протяженность и число пар границ соседних стран во многом зависит от численности и размеров государств в регионе. На страны Азии и Америки приходится около 2/3 протяженности границ в мире. Около 42% всей длины сухопутных границ в Африке – астрономические и геометрические, которые были навязаны колониальными властями (около 20 % нынешних сухопутных границ проведены британской администрацией, примерно 17 % – французской).

В мировой практике международных отношений встречаются разнообразные формы изменения границ мирными невоенными путями:

·  Передача всех суверенных прав над определенной территорией от одного государства к другому по соглашению между ними (цессия). Она может осуществляться в различных формах: равнозначного обмена территориями, дара, купли-продажи (продажа Аляски Россией в 1867 г. США, покупка в 1803 г. Западной Луизианы у Франции);

·  Территориальные изменения на основе присуждения территории по решению арбитража или Международного суда (адъюдикция, – например, передача 90 % спорного района Качское Ранно Индии и 10 % – Пакистану в 1968 г.);

·  Приращение территории государства путем естественного или техногенного образования в пределах сухопутной территории (аккреция, – например, увеличение прибрежной части Нидерланд и Сингапура в результате строительства дамб и искусственных насыпей);

·  Добровольное вступление небольшой страны в состав более крупной державы (например, вхождение Тувы в 1944 г. в состав СССР, Сиккима – в состав Индии в 1975 г.);

·  Добровольный выход определенных территорий из состава государства без использования военной силы с обеих сторон и образование самостоятельного государства (например, выход Великого Княжества Финляндского из состава России в декабре 1917 г.);

·  Объединение двух или более стран или территорий в одно новое государство (например, объединение в 1964 г. Танганьики и Занзибара в Танзанию, образование ОАЭ в 1971-1972 гг. на основе княжества бывшего Договорного Омана).

Насильственных захват, оккупация и включение в свою государственную территорию чужих территорий осуществляется международным сообществом и правом и должно быть исключено из мировой практики в соответствии с волеизлиянием местного населения (например, оккупация Марокко территории Западной Сахары, насильственный захват Израилем некоторых территорий арабских стран (Голанские высоты, западный берег реки Иордан и сектор Газа), отторжение Пакистаном части территории Кашмира).

Остаются политической реальностью вооруженные пограничные конфликты и территориальные споры. Исследования территориальных претензий ведется политической географией в широком контексте с рассмотрением:

1) генезиса спорных участков государственных границ; 2) выяснения причин и истории конфликта по поводу границ; 3) состава конфликтных ареалов, за который ведут спор два или более государств; 4) возможных путей разрешения конфликтов. Выделяются четыре основных типа пограничных споров:

·    территориальные,

·    позиционные,

·    функциональные,

·    ресурсные.

Территориальные споры являются наиболее распространенными. Борьба ведется за контроль над определенным участком территории с аргументацией на различные факторы. Топографические территориальные споры аргументируются географическим положением определенных территорий и их тяготением (экономическим, культурным, коммуникационным) к другому государству. Например, фактическая оккупация Западной Сахары Марокко, которое проводит активную эксплуатацию природных богатств на захваченных землях (фосфориты), стимулирует переселение колонистов, пропагандируя лозунг исторической и экономической общности Западной Сахары и Королевства. Некоторые страны выдвигают претензии к бывшим колониальным державам, сохраняющим контроль за частью островных территорий (Маврикий – на контролируемые Францией острова Тромлен и Майотту, Мадагаскар – на принадлежащие Франции островки Глорьез и Европа).

Историко-культурные территориальные споры мотивируются прошлой исторической принадлежностью или этнокультурной близостью к другому государству. Они связываются с феноменом «разделенного этноса», который стремится к объединению в одном государстве (Нагорный Карабах, Южная Осетия, претензии Ирландии на Северную Ирландию, России на Крым). Претензии на определенные земли обосновываются ссылками на более продолжительный исторический срок владения территориями («реваншистские» претензии некоторых политических сил Германии на Силезию, Померанию, Восточную Пруссию, Румынии – на Северную Буковину и Южную Бессарабию и др.). Исторические территориальные споры могут быть следствием неравноправного договора, когда одна сторона считает, что граница навязана извне и является несправедливой (претензии Боливии к Перу и Чили, которым она уступила выход к морю). В ситуациях, когда одна территория географически тяготеет к одному государству, а этнически к другому (турецкая община северной части Кипра, к Турции, тамильская община в северных и северо-восточных Шри Ланки – к Индии) ведется перманентная борьба за создание самостоятельных государственных образований, что приводит к расколу географически единых объектов (островов).

Позиционные пограничные споры возникают в том случае, если делимитация и демаркация границ проведена нечетко, возникают противоречия в толковании договоров о проведении границ, конфликты в способах их проведения на местности. Часто позиционные споры возникают при проведении границ по природным рубежам – рекам (восточный участок российско-китайской границы на Амуре, граница между Аргентиной и Парагваем по р. Пилькомайо), озерам (озеро Чад между Нигером и Чадом, озеро Мверу между Замбией и ДР Конго, озеро Ньяса между Малави и Танзанией). Противоречие в документах по демаркации слабозаселенных районов вызвали претензии у Суринама к Гайане, у Венесуэлы на западные районы Гайаны и др. Индия выдвигает претензии на горное плато Аксай – Чин в Тибете, где граница раньше не была демаркирована (через этот район проходит стратегически важная для Китая автотрасса из Тибета в Синьцзян).

Функциональные пограничные споры встречаются реже и возникают вследствие претензий одной из сторон к режиму функционирования границы, строгостям пограничного контроля и таможенной политики, установленным соседним государством. В данной ситуации спор ведется не об изменении границы, а пограничной политике соседнего государства. Такого типа противоречия часто возникают на постсоветском пространстве между новыми независимыми государствами, устранить которые призваны соглашения о формировании единого экономического пространства и таможенном союзе.

Ресурсные пограничные споры составляют значительную часть пограничных конфликтов. В современных условиях большой конфликтный потенциал содержится при освоении природных ресурсов на континентальном шельфе (нефть, газ), совместном использовании водных ресурсов в засушливых районах (Мали и Буркино Фасо, Чили и Боливия, Турция и Сирия). Для разрешения этих споров часто принимаются решения о совместном использовании ресурсов (гидроэнергопотенциала р. Парана          Бразилией и Парагваем), или выделяются секторы с четкими границами (раздел нефтегазовых ресурсов Северного моря между прибрежными государствами). Не урегулированными остаются противоречия прибрежных государств по разграничению нефтеносных районов на шельфе Каспийского моря.

Неотъемлемым элементом системы политических границ в современном мире стали внутренние, неконтролируемые суверенными государствами территории и квазигосударства, существующие десятилетиями. В 1990-х годах насчитывалось 27 государств, которые не контролировали свою территорию полностью, из них – 14 – хронически, на протяжении десятилетий (Либерия, Сомали, Судан, Мьянма, Афганистан и др.). При этом многие квазигосударства ведут активное государственное строительство, стремятся к международному признанию и вступлению в ООН. Часть территорий отдельных стран представляет мозаику районов с неустойчивыми границами (северные районы Камбоджии, юг Судана, южные районы Анголы, часть Колумбии и др.), находящихся под контролем региональных лидеров (земельных собственников, наркоборонов, полевых командиров). Распад СССР породил геополитическую нестабильность и возникновение непризнанных государств на постсоветском пространстве (Нагорный Карабах, Южная Осетия, Абхазия, Приднестровская Республика).

В этой сложной геополитической обстановке возможны три сценария дальнейшей эволюции мировой системы политических границ:

1)   неолиберальный – предусматривающий линейную эволюцию всех границ и их функций – от отчуждающих и барьерных к контактным и интеграционным под влиянием процессов интернационализации экономики, развития коммуникаций и международного сотрудничества по преодолению глобальных и региональных проблем;

2)   реалистический – учитывающий, что территория сохраняет свою роль как ресурс (вместилище минеральных ресурсов, сельскохозяйственных земель, территорий обеспечивающих экологическую устойчивость экосистем и др.) и страны будут стремиться сохранить свой суверенитет, урегулировать пограничные проблемы в интересах каждой страны. Национальная идентичность сохранит свою роль в обеспечении государственной целостности, а границы сохранят свою роль при определенной трансформации функций (интеграционные, открытые, делимитированные и признанные границы составляют всего 8 % общей протяженности сухопутных государственных границ в мире, пролегают они в основном в Европе и Северной Америке);

3)   пессимистический сценарий предлагает дезинтеграцию многих нынешних государств по этническому принципу в результате борьбы за самоопределение этнических групп и национальных меньшинств во многих многонациональных государствах Азии и Африки. Этому могут способствовать геополитические факторы (положение меньшинств на периферии государственной территории), исторические (наличие опыта собственной государственности), демографические (рост доли национального меньшинства в численности населения приграничных районов, миграции),экономические (степень урбанизации, уровень ВВП на душу населения и региональные диспропорции), культурно-языковые и религиозные. Риск дезинтеграционных процессов наиболее велик в зонах стыка различных геополитических интересов, на порубежьях наиболее развитых и менее развитых регионов, между странами различной конфессиональной принадлежности. Это может привести к тотальному кризису всей территориально-политической организации и мировой системы границ, что требует всестороннего политико-географического анализа и активной международной деятельности по сохранению мира, стабильности и безопасности всех государств.

Политолог Параг Ханна объясняет, почему строительство инфраструктуры решит палестинский конфликт, как Китай без единого выстрела построил империю семисотлетней давности, а Европа вновь колонизировала Северную Африку. Расшифровка выступления ученого на T&P.

Живем ли мы в мире без границ? Прежде, чем ответить на этот вопрос, взглянем на карту. На современной политической карте мира — более двухсот стран. Это, возможно, рекордное количество стран за всю историю человечества. Теперь посмотрим на другую карту: на ней нет границ, есть только области, связанные между собой и области, от них отделенные. Большинство из вас, вероятно, проживают в одной из сорока точек, представляющих связанные между собой области: в них сосредоточено 90% всемирной экономики.

Но давайте поговорим о 90% населения мира, которые никогда не покинут места, где они родились. Для них границы и национальная принадлежность до сих пор являются важными условиями — и зачастую довольно жестокими. Наша политическая география — это серьезная проблема, которую мы должны решить. Как человеческая популяция должна распределяться на Земле? Ответ на этот вопрос важен, потому что пограничные конфликты определяют существование львиной доли военно-промышленного комплекса. Пограничные конфликты могут сильно подорвать любой прогресс, которого мы надеемся достичь на этой планете. Поэтому нам необходимо глубже разобраться в том, как народы, деньги, политическое влияние, религия, культура, технологии взаимодействуют и влияют на политическую карту мира. Если мы попытаемся предсказать эти изменения, возможно, мы сможем направить их ход к более конструктивным результатам.

Итак, посмотрим на карты различных времен, чтобы понять, чего можно ожидать. Начнем с карты мира 1945-го года — тогда было всего 100 стран. После Второй мировой войны Европа была разгромлена, но все еще владела обширными колониями: французская Западная Африка, британская Восточная Африка и так далее. В 50-х, 60-х, 70-х и 80-х произошла деколонизация: появилось больше 50 новых стран. Африка распалась на множество частей. В Индии, Пакистане, Бангладеше, Юго-Восточной Азии были образованы новые государства. Затем закончилась холодная война, и распался Советский Союз. Были созданы новые страны в Восточной Европе, Центральной Азии и на Балканах — на территории бывшей Югославии.

Дальний Восток

На сегодняшний день в мире насчитывается около 200 стран. Вся планета покрыта суверенными, независимыми национальными государствами. Возникает вопрос: находятся ли они в постоянной конкуренции, когда чья-то победа всегда оказывается чьим-то поражением? Рассмотрим одну из самых стратегически важных областей мира: Восточную Азию. Как видно на карте, Россия все еще является самой большой страной на Земле. А Китай — самой густонаселенной. Их разделяет длинная граница. На карте, однако, не видно того, что из 150-милионного населения России большинство сосредоточено в ее западных регионах и в областях, граничащих с Европой. И всего лишь 30 миллионов населения живут в восточной части. Более того, по прогнозам Всемирного Банка, уровень населения России падает, приближаясь к отметке в 120 миллионов человек.

Есть еще кое-что, чего не видно на карте. Лидеры Советского Союза заселяли Дальний Восток, отправляя людей в рабочие лагеря, наукограды и так далее. С ростом цен на нефть российское правительство стало активно финансировать развитие путей сообщения, чтобы объединить запад и восток страны — но это оказало обратное действие на распределение населения. Люди, которые жили на востоке страны и не очень-то хотели там жить, теми же поездами и дорогами вернулись в западную часть России. В результате, на дальнем востоке России, то есть на территории площадью в две Индии, проживает всего шесть миллионов россиян.

Итак, попытаемся разобраться в том, что происходит в этой части мира. Начнем с Монголии, называемой некоторыми Шахтоголией (Minegolia), где есть очень много полезных ископаемых и шахт, большинство которых принадлежит китайцам. Они везут медь, цинк, золото на Юг и Восток: в Китай. Китай не завоевывает Монголию, он ее выкупает. Колонии больше не завоевывают, сегодня их покупают.

Применим подобный принцип к холодной, отдаленной и непригодной для жизни Сибири. Но, принимая во внимание глобальное потепление и повышающуюся температуру, можно на этих территориях представить бескрайние поля пшеницы, агробизнес и широкий посев зерновых. Кого же все эти поля будут кормить? Например, жителей по другую сторону Аму-Дарьи в китайских провинциях Хэйлунцзян и Харбин, где живет больше ста миллионов человек. Это больше, чем все население восточной части России. Каждый год на протяжении по крайней мере десятка лет или дольше 600 000 из них пересекают северную границу и заселяют эту безлюдную территорию. Они открывают свои рынки и больницы. Они освоили местный лесопромышленный комплекс и перевозят пиломатериалы на Восток, в Китай. Опять же, как и в случае с Монголией, Китай не завоевывает Россию. Он ее берет в аренду. Это я называю глобализацией по-китайски. Карта этой области через 10-20 лет может выглядеть, как карту 700-летней давности. Речь идет об Империи Юань, которую возглавлял Хубилай, внук Чингисхана. История себя повторять не обязана, но она бывает цикличной.

Глобализация открывает новые возможности — она способна подорвать и изменить наше представление о современной политической географии. В истории Восточной Азии редко упоминаются страны и границы. Упоминаются империи и иерархии, обычно китайские и японские. Давайте рассмотрим, как Китай восстанавливает этот порядок на Дальнем Востоке. Все начинается с мировых центров. Напомню, что 40 точек на карте Земли представляют собой центры мировой экономики. В Восточной Азии этих центров больше, чем в какой-либо иной области мира: Токио, Сеул, Пекин, Шанхай, Гонконг, Сингапур и Сидней — вот фильтры и воронки, через которые протекает всемирный капитал. В этот регион ежегодно привлекаются триллионы долларов. Большинство из них вкладываются в Китай. Вдобавок к этому, Китай постоянно усиливает торговые отношения с каждой страной региона, особенно с крупными игроками, союзниками США: Япония, Корея и Австралия. Австралия, например, сильно зависит от Китая, который импортирует ее железную руду и природный газ. Китай снижает таможенные тарифы более бедным странам, позволяя Лаосу и Камбоджи экспорт товаров по более низким ценам, тем самым усиливая их торговую зависимость. Азиатская зона торговли — почти что свободной торговли — продолжает развиваться и уже имеет больший объем, чем атлантическая. Таким образом, Китай становится главным регулятором региональной торговли.

Еще одним ключевым фактором этой стратегии являются дипломатические отношения. Китай подписал военные соглашения с многими странами региона. Он стал центром таких дипломатических учреждений, как Восточноазиатское Сообщество. Некоторые из этих организаций даже не включают США в список членов, и у них есть соглашения о ненападении, так что в случае военного конфликта между Китаем и США большинство стран будут вынуждены соблюдать нейтралитет, включая союзников США — Корею и Австралию.

Другой важный фактор — демография. Китай экспортирует бизнесменов, нянь, студентов и преподавателей китайского языка по всему региону, китайцы смешиваются и ассимилируются путем брака и занимают все более высокие слои экономической сферы. Этнические китайцы в Малайзии, Тайланде и Индонезии сейчас влияют на ключевые факторы местных экономик. Таким образом, возрождается национальное самосознание китайцев по всему региону. В Сингапуре, например, раньше запрещалось обучение на китайском языке. Теперь оно поощряется. К чему все это приводит? До Второй мировой войны в Японии была концепция великой японской сферы взаимного процветания. То, что строится сегодня, можно было бы назвать великой китайской сферой взаимного процветания. Итак, вопреки линиям на карте, определяющим государственные границы, в реальности на Дальнем Востоке растет влияние национальных культур — в более гибкой, империалистской зоне. Это происходит без единого выстрела.

Средний Восток

Все обстоит совершенно иначе в странах Среднего Востока, где государства до сих пор недовольны границам, оставленным им европейскими колонизаторами. Начнем с Ирака. После шести лет вторжения США можно сказать, что государство Ирак существует на карте, а не в реальности. Раньше нефть была одним из факторов, объединяющих Ирак. Сейчас это главная причина его дезинтеграции. Речь идет о Курдистане. На протяжении трех тысяч лет курды боролись за свою независимость, сейчас у них появилась возможность ее получить.

Многие нефтепроводы начинаются в Курдистане — регионе, богатом нефтью. Сегодня, посещая Курдистан, можно быть свидетелем того, как курдские повстанцы Пешмерга ведут борьбу с суннитской армией Ирака. Они охраняют нефтепровод, а не границу. Если курды смогут удержать нефтепровод, то они смогут диктовать условия своей государственности. Должны ли мы из-за этого расстраиваться, имея в виду возможность распада Ирака? Я думаю, что нет. Ирак все равно останется вторым крупнейшим добытчиком нефти в мире после Саудовской Аравии. К тому же, все еще есть возможность разрешить конфликт, который длится уже 3000 лет. Не будем забывать, что у Курдистана нет выхода к морю. Сотрудничество в их интересах. Для того, чтобы получить прибыль от продажи нефти, ее необходимо экспортировать через Турцию и Сирию, а также территорию Ирака. Следовательно, Курдистану необходимо придерживаться дружественных отношений со своими соседями.

Теперь посмотрим на постоянный конфликт региона — Палестину. Палестина является картографической аномалией, состоящей из двух частей Палестины и одной части Израиля. Тридцать лет переговоров не помогли достичь мирного разрешения конфликта. Что же сможет? Я думаю, что строительство инфраструктуры. Сегодня на это тратятся миллиарды долларов. Инфраструктура — это транспортные пути, связывающие западный берег реки Иордан с сектором Газа. Если в Газе будет функционирующий порт, связанный с западным берегом Иордана, то станет возможным палестинское государство, палестинская экономика. Уроки из Курдистана и Палестины заключаются в том, что независимость сама по себе, без инфраструктуры, бесполезна.

Как мог бы выглядеть весь этот регион, если бы мы уделили большее внимание тем линиям на карте, которые не обозначают границ? Тем линиям, которые появятся, если разрешить конфликты? Последний раз что-то подобное случалось век назад, во времена Оттоманской Империи. Это Хиджазская железная дорога. Она в свое время шла от Стамбула до Медины, через Дамаск. Одна из ее ветвей даже проходила до Хайфы, что в современном Израиле, на Средиземном море. Сегодня Хиджазская железная дорога лежит в руинах. Если бы эта линия, пересекающая границы государств, была восстановлена, я думаю, Ближний Восток стал бы более мирным регионом.

Центральная Азия

Границы бывших советских стран Центральной Азии возникли согласно указам Сталина, и они преднамеренно бессмысленны: он хотел сместить этнические группы для того, чтобы их разделить и ими властвовать. К счастью для них, большинство месторождений нефти и газа были найдены после распада Советского Союза. Разговор о нефти тридцать лет назад и современный разговор о нефти радикально отличаются. Раньше разговаривали о том, кто контролирует их нефть. Сегодня сами производители используют свою нефть, в своих целях. И для них она не менее важна, чем она была важна когда-то колонизаторам и империалистам. Вот несколько вариантов того, как они могли бы провести нефтепроводы — и, возможно, проведут.

Для нескольких стран в этой части света прокладка нефтепроводов — это возможность влиться в мировую экономику и доказать, что их лояльность простирается за пределы их границ. Рассмотрим это на примере Азербайджана, который всегда был забытой частью Кавказа. В настоящее время, с проведением нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан в Турцию, он переродился в страну, имеющую непосредственные деловые отношения с Западом. Или Туркменистан, который на многих производил впечатление неперспективного места. В данное время через его территорию проходит газопровод, который снабжает Европу. Или даже возможность экспорта туркменсого газа в Индию — через Афганистан и Пакистан. Или же Казахтан, который до недавнего времени был безымянным: он считался скорее южной частью Сибири при Советском Союзе. В наше время Казахстан считается новым геополитическим игроком, потому что он умело провел нефтепровод на Север, в Россию, и даже на Восток, в Китай. Больше нефтепроводов означает больше великих шелковых путей вместо Большой игры, которая символизирует господство одних над другими. Великий шелковый путь символизирует независимость и взаимодоверие.

Европа и Африка

Евросоюз начал свое существование как соглашение по торговле углем и сталью между шестью странами. Его главной целью было послевоенное восстановление Германии мирным путем. Со временем союз вырос до 12 стран. Затем он стал валютным блоком и в настоящее время является самым сильным торговым блоком мира. В среднем, к Евросоюзу присоединялось по стране в год со времени окончания холодной войны. В 2004-м году 15 стран одновременно вступили в Евросоюз. Это пространство теперь считается мирным поясом, включающим в себя 27 стран и 450 миллионов человек. Сейчас существует много регионов, зависящих от Евросоюза в области торговли или инвестиций. Даже регионы, не являющиеся частью Евросоюза, уже входят в зону его влияния. Например, Балканы, Хорватия, Сербия и Босния, которые пока что в Евросоюз не вступили. На немецком междугороднем экспресс-поезде можно добраться почти до Албании. В Боснии евро находится в свободном обороте и, скорее всего, скоро станет их единственной валютой. Турция и Кавказ образуют коридор, который стал путем переправки 20 процентов ресурсов Европы. Так ли Турции нужно становиться членом Евросоюза? Я в этом сомневаюсь. Я думаю, что она уже является частью евро-турецкой сверхдержавы.

В среднем раз в два года под Средиземным морем прокладывается очередной нефте- или газопровод, сближая Северную Африку с Европой. Это помогает Европе уменьшить зависимость от российских ресурсов, но не только. Путешествуя по Северной Африке, все чаще и чаще встречаешь жителей, которые не считают свой регион Средним Востоком. Иными словами, я верю словам экс-президента Франции Саркози о Средиземноморском союзе государств.

Африка — континент с 53 странами и большим числом подозрительно прямых границ. Если рассмотреть эту страну подробнее, можно было бы признать существование многих других границ — межплеменных, например. Взять хотя бы Судан, вторую по площади страну Африки. В настоящее время там одновременно идут три гражданские войны: геноцид в Дарфуре, гражданская война на востоке страны, а также война в южном Судане. В 2011-м году Южный Судан проведет референдум, результатом которого, вероятно, станет его независимость.

Арктика

А теперь взглянем на северный полярный круг. Это место проведения гонок за энергоресурсами, находящимися под морским дном. Кто выиграет? Канада? Россия? США? На самом деле — Гренландия. Несколько недель назад шестидесятитысячное население проголосовало за право самоуправления, не зависимого от Дании. Так что территория Дании в ближайшее время существенно уменьшится.

В чем заключается смысл всей этой информации? Геополитика не сентиментальна. Политические границы постоянно меняются, как климат. И мы постоянно ищем баланс в том, как бы нам распределиться по планете. Сегодня мы боимся перемен на политической карте. Мы боимся гражданских войн, смертей, боимся, что придется учить названия новых стран. Но я считаю, что инертность границ, существующих сегодня, куда более опасна. Вопрос состоит в том, как их изменить и на каких факторах сосредоточить внимание. Возможно, если мы сосредоточимся на линиях, пересекающих границы, на линиях инфраструктур, мы наконец окажемся в том мире, в каком хотим жить: в мире без границ.

Экспертные дискуссии о трансформации международной системы и ключевых макротенденциях не прекращались ни в разгар пандемии коронавируса, ни во время временного затишья, сопряженного с нападками Запада на Россию, после президентских выборов в США.

Поскольку становление нового мирового порядка (НМП) — крупномасштабный и долгосрочный процесс, многополярная система находится в фазе переходного периода. Ее основные характеристики (несбалансированность, децентрализация, многовариативность) обозначились, но в концептуальном плане сложно спрогнозировать, каким будет миропорядок при разноплановых тенденциях.

В рамках разных теоретических парадигм наблюдается плюрализм мнений: многоуровневый мир, бесполюсный мир, полицентричный мир, гиперсвязанный мир, «новая биполярность», гибридные системы («плюралистическая однополярность», «асимметричная многополярность», смешение многополярности, биполярности и однополярности), горизонтальная глобализация.

На фоне перераспределения влияния в пользу Незапада эксперты часто говорят о многомерном кризисе либерального миропорядка, вызванном неэффективностью международных институтов, распадом механизмов контроля над вооружениями, эрозией международного права, социально-экономическими и межэтническими противоречиями.

В сущности, комплексных зарубежных и отечественных работ на высоком теоретическом уровне не так много. Многие модели построения миропорядка не выдержали проверку временем. Как правило, прогнозы носят краткосрочный характер и рассчитаны не более чем на год. Этот идейный вакуум объясняется глобальной нестабильностью, неясными перспективами мирового развития. Между тем в теории международных отношений (ТМО) остаются пробелы относительно проблематики макрорегионализации, полицентризма, кросс- и трансрегиональных связей, незападных моделей, цифровой трансформации, сетевых киберпространств, урбанизации.

Американские эксперты из Центра стратегических и международных исследований (CSIS) не остались в стороне от обсуждений НМП. Группа по рискам и прогнозированию под руководством Сэмюэля Брэннена, директора Программы по международной безопасности, представила свое видение в докладе «Четыре сценария геополитического миропорядка в 2025–2030 гг.: какой будет конкуренция великих держав?» (Four Scenarios for Geopolitical Order in 2025-2030: What Will Great Power Competition Look Like?).

В докладе CSIS отражен американский взгляд на будущее мироустройство. Наиболее желательный вариант — это американское лидерство в многополярном мире (сценарий №4). Отрицательным развитием событий также называется китайское лидерство (сценарий №1) и уменьшение влияние США и Китая (сценарий №3).

Хотя США не воспринимают Китай как равноправную державу и стремятся не допустить этого, эксперты считают, что американо-китайское лидерство (сценарий №2) будет способствовать стабильности международной системы.

Представляется, что эксперты CSIS не в полной мере учли международный контекст, роль международных организаций, потенциальные возможности России, а также роль незападных стран помимо Китая.

Ввиду разной национальной, политической, культурно-цивилизационной идентичности американо-китайский глобальный кондоминиум все же вряд ли возможен. На сегодняшний момент, скорее всего, наблюдается полицентричная система во главе с западными лидерами (США, ЕС) и незападными лидерами (Россия, Китай).

Полагаем, что широкие дискуссии с участием всех стран по поводу перспектив нового миропорядка могли бы стать примером конструктивного взаимодействия в крайне нестабильное время. Перед лицом глобальных вызовов требуется коллективное управление на справедливых и равных началах, вовлеченность широкого круга стран в мировые политические процессы.

России следует вовлекать новых игроков (Китай, Индия, Иран, Турция) в глобальное управление, создавать новые партнерства в области мирового развития, разработать кодекс поведения, некий механизм реагирования на риск случайной эскалации и сформировать коллективный интерес за счет «свежих» инициатив общемирового уровня.

Для российских исследователей рекомендуется чаще использовать долгосрочное сценарное прогнозирование для изучения проблем нового миропорядка, потенциала стран, неправительственных акторов, крупных макрорегионов и мировых цивилизаций.

Экспертные дискуссии о трансформации международной системы и ключевых макротенденциях не прекращались ни в разгар пандемии коронавируса, ни во время временного затишья, сопряженного с нападками Запада на Россию, после президентских выборов в США.

Поскольку становление нового мирового порядка (НМП) — крупномасштабный и долгосрочный процесс, многополярная система находится в фазе переходного периода. Ее основные характеристики (несбалансированность, децентрализация, многовариативность), обозначились, но в концептуальном плане сложно спрогнозировать, каким будет миропорядок при разноплановых тенденциях.

В рамках разных теоретических парадигм наблюдается плюрализм мнений: многоуровневый мир, бесполюсный мир, полицентричный мир, гиперсвязанный мир, «новая биполярность», гибридные системы («плюралистическая однополярность», «асимметричная многополярность», смешение многополярности, биполярности и однополярности), горизонтальная глобализация.

На фоне перераспределения влияния в пользу Незапада эксперты часто говорят о многомерном кризисе либерального миропорядка, вызванном неэффективностью международных институтов, распадом механизмов контроля над вооружениями, эрозией международного права, социально-экономическими и межэтническими противоречиями.

В сущности, комплексных зарубежных и отечественных работ на высоком теоретическом уровне не так много. Многие модели построения миропорядка не выдержали проверку временем. Как правило, прогнозы носят краткосрочный характер и рассчитаны не более чем на год. Этот идейный вакуум объясняется глобальной нестабильностью, неясными перспективами мирового развития. Между тем в теории международных отношений (ТМО) остаются пробелы относительно проблематики макрорегионализации, полицентризма, кросс- и трансрегиональных связей, незападных моделей, цифровой трансформации, сетевых киберпространств, урбанизации.

Отдельно следует сказать о современных российских исследованиях, которые зачастую грешат недостаточной фундаментальностью и не слишком разнообразной методологией. Мало используются системное моделирование, междисциплинарные методики, информационно-аналитические и информационно-прогнозные технологии, возможности искусственного интеллекта.

Сбор данных до сих пор осуществляется «вручную», без применения специальных программ, которые помогли бы находить информацию в большом массиве разнообразных данных.

Практически в любом исследовании важную роль играют национальные особенности ТМО. В фокусе внимания — вопрос идейного построения будущего страны. Например, в американском экспертном сообществе новых идей объединения мира не выдвигается, кроме американского силового лидерства.

Что представляет из себя доклад CSIS?

Американские эксперты из Центра стратегических и международных исследований (CSIS) не остались в стороне от обсуждений НМП.

Группа по рискам и прогнозированию под руководством Сэмюэля Брэннена, директора Программы по международной безопасности, представила свое видение в докладе «Четыре сценария геополитического миропорядка в 2025–2030 гг.: какой будет конкуренция великих держав?» (Four Scenarios for Geopolitical Order in 2025–2030: What Will Great Power Competition Look Like?), который спонсировался Агентством по уменьшению угрозы обороны при Министерстве обороны. Безусловно, это говорит о заинтересованности военных кругов в подобном научном анализе.

В основе методологии исследования лежат ситуационный анализ, метод дедукции, метод интервью, метод коллективной экспертной оценки, метод построения прогнозных сценариев, компьютерная симуляция.

Полагаем, что методология исследования носит ограниченный характер. К примеру, не проводились изучение официальных документов и сравнительный анализ мнений экспертов из других стран, не применялись междисциплинарные методики, математические средства, синоптический метод и не указаны использованные источники.

На основе комплексного анализа ключевых геополитических, военных, технологических макротрендов, а также интервью с ведущими военными экспертами была построена матрица четырех сценариев, состоящая из двух осей.

Для оценки и сопоставления мощи и влияния США и Китая были отобраны четыре фактора для каждого актора.

Ось X: глобальное лидерство / влияние США

• желание руководить на основе общих глобальных интересов, которые отвечают ключевым национальным интересам;
• поддержание высококвалифицированных вооруженных сил;
• поддержание политической и экономической системы, с которой другие пытаются соревноваться, включая сферу технологий и инноваций;
• дальнейшее расширение альянса.

Ось Y: глобальное лидерство / влияние Китая

• жесткая военная сила для проецирования в Южно- и Восточно-Китайском морях, а также за их пределами;
• продолжающийся экономический рост, превышающий 5% в год, и развитие за счет технологий четвертой промышленной революции;
• другие формы принудительного воздействия (долговые рычаги, инициатива «Один пояс, один путь», дезинформация, кибератаки и хищение интеллектуальной собственности, захват режима);
• способность влиять на глобальные институты, стандарты и нормы поведения в соответствии со своими предпочтениями.

С целью выдвижения гипотез о дальнейшем развитии событий были определены важные детерминанты, такие как относительное влияние и лидерство США и Китая в военной, технологической и экономической сферах, а также их двусторонние отношения. Согласно основной гипотезе, их взаимодействие после пандемии сыграет решающую роль.

Почему Китай, а не Россия — главный соперник США?

Повышенное внимание американских экспертов к Китаю как первому сопернику США объясняется его внешнеполитическим и экономическим ростом. В условиях уменьшения объема мировой экономики на 3,5% из-за пандемии лишь Китай добился роста в 2,3%. По прогнозам, он обеспечит треть мирового роста в 2021 г.

В ноябре 2020 г. Пекин вошел в крупнейшую зону свободной торговли в АТР (ВРЭП), а в декабре удалось договориться с ЕС об условиях Всеобъемлющего инвестиционного соглашения.

По сути, США давно опасаются укрепления партнерства между ЕС и КНР в рамках философии «ненулевая победа» и интеграции евразийского суперконтинента. Неслучайно во время визита госсекретаря Энтони Блинкена в Европу в марте обсуждались глобальные вызовы со стороны России, Китая, Ирана. За нарушение прав уйгурского меньшинства были введены санкции против Китая, который немедленно ответил репрессалиями.

В целом фокус на бинарное противостояние США и КНР является очевидным. Тем не менее, попытки сплотить союзников по НАТО и QUAD вокруг идей сдерживания Китая и противостояния инициативе «Один пояс, один путь» чреваты экономическим ущербом для США и стран Евросоюза.

В докладе влияние других акторов определялось как недостаточное для оказания влияния на трансформацию миропорядка. Евросоюз не считается самостоятельным военно-политическим актором. Соответственно, администрация Джо Байдена пытается привлечь европейских партнеров к продвижению американских интересов и определить тактику групп по интересам для подготовки к длительной санкционной, информационной и гибридной войне с Россией, Китаем, Ираном. Участие американского президента в онлайн-саммите ЕС 25 марта означает увеличение роли США в процессе принятия решений.

Помимо Китая к числу соперников США эксперты CSIS отнесли Россию, Иран, КНДР, экстремистские организации. Ввиду экономических трудностей Россия не была названа первым соперником, но она названа «самым проблемным глобальным игроком», расширяющим свое влияние. Сотрудничество между США и Россией в сфере стратегической стабильности оценивается как ограниченное.

Иран был представлен как наиболее агрессивный соперник, готовый воспользоваться ослаблением позиций США на Ближнем Востоке, а КНДР —«постоянный вызов» в связи с расширением программ вооружений. Однако признавалось ее готовность участвовать в переговорах. Между тем 21 и 25 марта Пхеньян провел испытания баллистических ракет малой дальности.

В целом эксперты CSIS преднамеренно уменьшили мощь и влияние России и других соперников США, якобы готовых воспользоваться их относительной слабостью, вакуумом силы в регионах и ослаблением сотрудничества с партнерами.

Итак, в докладе предложены четыре сценария развития событий, имеющие яркие лаконичные названия, отражающие соотношение степени влияния и потенциала США и Китая на международную систему.

Объект прогнозирования — фрагментированный трансформирующийся миропорядок, не имеющий четкой структуры. Кроме того, в фокусе внимания находится развитие мировой экономики и глобальной торговли, проблемы международной безопасности, вопросы ядерного распространения, контроль над вооружениями, а также уровень мирового развития (поддержание прав человека, миграции, изменение климата, продовольственный кризис).

Сценарий №1 «Серп и молот» (слабые США, сильный Китай)

Китай движется к статусу глобальной державы и переформатирует многополярный миропорядок, который будет отличаться отступлением демократии, неравномерным развитием и принудительными практиками.

Пекин избирательно делится вакциной в обмен на проведение 5G сетей и становится мировым технологическим и экономическим лидером. Его присутствие усилится в Азии. Тем временем Япония и Южная Корея проведут ядерные испытания.

Влияние США резко уменьшится — они откажутся от мирового лидерства и замкнутся в себе ввиду политической поляризации, снижения военных расходов и общественной поддержки. Трансатлантические отношения будут ослаблены, а разногласия усилятся. Союзником КНР станет Иран, а России — Турция и Саудовская Аравия. В 2023 г. салафистские группировки предпримут биологические атаки на американские базы.

С целью снижения влияния КНР Москва попытается разделить союзников и увеличить свое присутствие в Центральной Азии, Африке, на Балканах, Ближнем Востоке.

Сценарий №2 «Инь и Ян» (сильные США, сильный Китай)

Поддержание многополярного миропорядка осуществляется при американо-китайском лидерстве. Будет заключено трехстороннее соглашение между США, Россией и КНР в области контроля над вооружениями, включая гиперзвуковое оружие. Ожидается восстановление мировой экономики, усиление технологического разрыва между развитыми и развивающимися странами, беспрецедентный продовольственный, климатический и миграционный кризис.

Между США и Китаем будет периодически происходить сотрудничество и соперничество. Обе страны начнут распространять вакцину и заключат соглашение по сокращению выбросов газов. При этом они увеличат оборонные расходы и модернизируют военные силы. Как следствие, это приведет к гонке вооружения.

США усилят военное присутствие в Азии и сотрудничество с Индией, Израилем, Турцией и странами Персидского Залива. Китай укрепит партнерство с Ираном, Пакистаном, КНДР, а Иран — с Россией и Китаем.

США и Европа попытаются сдержать ревизионизм и агрессию Китая, усилить контроль над экспортом, использовать глобальные правила и нормы.

Несмотря на снижение мощи, Россия согласно доктрине стратегической эскалации будет сдерживать США и Китай через развитие дополнительных возможностей в стратегической сфере, усиление военного присутствия в космосе и посредством деятельности в «серой зоне» на Ближнем Востоке (Сирия, Ливии, Афганистан, Ирак), в Африке (Сомали, Мозамбик, Судан), а также по периметру своих границ в Украине, Закавказье и Центральной Азии.

Сценарий №3 «Череп и кости» (слабые США, слабый Китай)

В результате провала международных усилий по разработке вакцины миропорядок разваливается, а мировая экономика испытывает серьезный кризис. Пандемия бесконтрольно распространяется до выработки коллективного иммунитета в 2024 г. Ввиду резкого падения международной торговли многие страны национализируют ключевые отрасли. Международная ситуация будет напоминать период Второй мировой войны, миропорядка в сегодняшнем виде уже не будет.

Военно-политическая обстановка характеризируется нестабильностью, конфликтогенностью, широким распространением ядерных и обычных вооружений. Израиль проводит ядерные испытания, а Иран, Турция и Саудовская Аравия приобретают ядерное оружие. В результате начинается ядерная гонка между региональными игроками. Между Индией и Пакистаном происходит обмен ядерными ударами.

Кроме того, мир охватывают локальные и региональные конфликты. Экстремистские организации расширяют свой ареал действий и вовлекаются в региональные конфликты. Гибридные войны при участии 12 европейских и ближневосточных стран происходят в Северной Африке.

Уровень доверия закономерно снизится к США и Китаю, чье экономическое, технологическое и военное влияние ослабеет. Несмотря на недоверие, союзники США останутся привержены взаимной обороне.

Главным союзником Китая выступит Россия для обеспечения национальной безопасности. Вовлечение Пекина в международные дела уменьшится, и он перейдет от глобального к региональному ревизионизму.

В связи с низкими ценами на энергоносители мировое влияние и военные расходы РФ уменьшатся. Москва будет полагаться на технологическую базу Китая, но продолжит размещать свои военные силы в разных регионах.

Сценарий №4 «Звезды и полосы» (сильные США, слабый Китай)

В многополярным миропорядке США смогут обновить свое лидерство в международной системе и первыми разработают и распространят вакцину. Это позволит быстро вернуть странам экономический рост, восстановить международную торговлю, за исключением Китая, чья вакцина окажется опасной для здоровья. Его рост уменьшится до 3% в год, а объем экономики сократится. В обществе будут преобладать протестные настроения и случатся столкновения военных с гражданским населением. Ожидается смена власти в Пекине, которая приведет к менее конфронтационному курсу и отходу от «ревизионистской» повестки из-за международной изоляции.

В результате ускоренного развития США становятся мировым лидером в экономической, технологической и военной сферах, в том числе в сфере 5G. Появятся автоматизированные транспортные средства, «умные города», новые бизнес-модели на базе искусственного интеллекта.

Новое соглашение между США и РФ в стратегической области будет способствовать стабилизации военно-политической обстановки. Однако Россия испытает на себе последствия пандемии и низких цен на энергоносители и снизит свою активность в «серой зоне».

При сильных союзнических отношениях финансовое бремя будет равномерно распределено в НАТО. США вместе с их союзниками будут осуществлять контртеррористические операции. Как следствие, экстремистские организации понесут поражение.

Прогнозируется установление нового баланса сил в ключевых регионах. США также усилят позиции в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Переговоры в области ядерного разоружения Корейского полуострова приведут к противоречиям между США и Южной Кореей. Приход к власти реформаторов в Иране способствует заключению нового соглашения с Западом в ядерной, военной и экономической сферах.

По сути, пандемия коронавируса изменит миропорядок, в котором США восстановят свое лидерство и выступят гарантом стабильности.

Основные выводы доклада

1. Эксперты CSIS считают, что наиболее вероятным сценарием на предстоящее десятилетие будет не однополярный порядок или биполярное соперничество, а свободная многополярность (a loose multipolarity) при лидерстве США (сценарий «Звезды и полосы»).

При этом допускается, что относительная мощь США и Китая будет уравновешена влиянием Индии, Японии, Германии, Франции, Великобритании и других стран. Лидером в будущем миропорядке будет тот, кто первым разработает вакцину. Не менее важным станет то, как будет развиваться сотрудничество с целью ее распространения.

2. Во всех сценариях отношения между США и Китаем представлены как взаимосвязанные, не имеющие однозначно положительного характера, но отличающиеся высоким уровнем конкурентности. Избирательное сотрудничество возможно при наличии общих глобальных интересов в условиях силового паритета или превосходства США над параметрами Китая.

3. США и их союзники смогут влиять на поведение Китая при условии их ставки на американское лидерство и многосторонность. Наиболее стабильные и предсказуемые союзники обнаруживаются в Европе, а не в Азии или на Ближнем Востоке.

4. В случае уменьшения влияния Китая и США риск обычного или ядерного конфликта особенно высок. Прогнозируется применение технологий в военных целях, неконтролируемая эскалация в стратегической сфере, конкуренция в космосе.

5. Россия представлена соперником, оспаривающим американское лидерство нечестным поведением. Ее внешняя политика формируется на основе оценок мощи КНР и США и изменения баланса с целью получения преимуществ.

6. Отношения между Китаем и Россией будут отличаться неустойчивостью, поскольку они достигли наивысшего уровня развития, которое будет трудно поддерживать. Иными словами, Пекин и Москва будут участвовать в различных форматах сотрудничества, но образовать стратегический альянс так и не смогут.

***

В докладе CSIS отражен американский взгляд на будущее мироустройство. Наиболее желательный вариант — это американское лидерство в многополярном мире (сценарий №4). Отрицательным развитием событий также называется китайское лидерство (сценарий №1) и уменьшение влияние США и Китая (сценарий №3).

Хотя США не воспринимают Китай как равноправную державу и стремятся не допустить этого, эксперты считают, что американо-китайское лидерство (сценарий №2) будет способствовать стабильности международной системы.

Представляется, что эксперты CSIS не в полной мере учли международный контекст, роль международных организаций, потенциальные возможности России, а также роль незападных стран помимо Китая.

Ввиду разной национальной, политической, культурно-цивилизационной идентичности американо-китайский глобальный кондоминиум все же вряд ли возможен. На сегодняшний момент, скорее всего, наблюдается полицентричная система во главе с западными лидерами (США, ЕС) и незападными лидерами (Россия, Китай).

Полагаем, что широкие дискуссии с участием всех стран по поводу перспектив нового миропорядка могли бы стать примером конструктивного взаимодействия в крайне нестабильное время. Перед лицом глобальных вызовов требуется коллективное управление на справедливых и равных началах, вовлеченность широкого круга стран в мировые политические процессы.

России следует вовлекать новых игроков (Китай, Индия, Иран, Турция) в глобальное управление, создавать новые партнерства в области мирового развития, разработать кодекс поведения, некий механизм реагирования на риск случайной эскалации и сформировать коллективный интерес за счет «свежих» инициатив общемирового уровня.

Для российских исследователей рекомендуется чаще использовать долгосрочное сценарное прогнозирование для изучения проблем нового миропорядка, потенциала стран, неправительственных акторов, крупных макрорегионов и мировых цивилизаций.

На сайте ВОПРОСИК обнаружился интересный футурологический прогноз на тему: какими будут границы в Европе к 2035 году? Составлен ровно год назад, в июле 2012 года. Видно, что автор дал волю воображению. Что-то из этого прогноза кажется совершенно фантастическим, но что-то – вполне себе реальным.
Далее цитирую целиком оригинальный текст:

Кажущиеся незыблемыми границы европейских стран являются еще менее прочными, чем в свое время казались внешние границы Римской империи или Советского Союза. Политическая карта планеты меняется так же, как экономики стран мира, народонаселение или экологическая ситуация. Дело только в том, что политические границы всегда более фиктивны, чем реальное положение дел. Та же Священная Римская империя формально просуществовала до начала ХIХ века, хотя никогда не являлась не то, что империей, но даже единым государством. Или современное Сомали – государство существует только на бланках ООН и на международных политических картах, хотя, по сути, эта территория состоит из нескольких десятков непонятно каких псевдогосударственных образований.

Европейский континент при всем кажущемся экономическом и цивилизационном могуществе последние десятилетия претерпевает еще больше изменений, чем остальные части света. “Ломка” происходит экономическая (мировой центр экономики смещается в юго-восточную Азию), демографическая (Европа стремительно стареет), этническая (мультикультурализм стал практически неуправляемым явлением) и ментальная (меняются ценностные ориентиры). На это указывают работы Тоффлера, Бжезинского, Хантингтона, об этом же можно прочитать в открытых источниках ЦРУ, ГРУ и ряда исследовательских институтов. Сегодня Европа имеет все признаки того, что ее границы в обозримом будущем претерпят кардинальные изменения. Проанализировав серию открытых источников и проделав колоссальную работу, мы составили вероятную карту Европы образца 2035 года. Понятно, что степень допускаемых изменений в различных случаях зависит от множества факторов, которые со 100% точностью просчитать невозможно. Однако ненулевая вероятность территориальных изменений в каждом приведенном примере имеет место быть, основываясь на прецеденте, а также на сопоставлении предположений из двух и более независимых источников. Таким образом, была составленна карта, которая вряд ли “сбудется” на 100%, однако сами изменения в данном направлении скорее всего произойдут к уже относительно недалекому 2035 году.

Итак, начнем с карты 1 – Западная Европа:

Почти наверняка изменения коснутся Британских островов, и именно с них, собственно, и начнутся большие территориальные изменения в Европе. Уже в 2013 году, согласно референдуму, от Великобритании может отделиться Шотландия. С учетом того, что шотландские националисты сейчас составляют парламентское большинство в Эдинбурге, вероятность такого сценария огромна. С выходом из содружества Шотландии, само название “Великобритания” потеряет первоначальный смысл. Более того, отпадение Шотландии, скорее всего, поднимет сепаратистские тенденции в Ольстере, что в перспективе может привести к объединению всей Ирландии (или же вхождению Ольстера в состав Ирландии на федеративных основах). При этом Уэльс (с учетом его этнической и ментальной близости с “континентальной” Англией) Лондону наверняка удастся сохранить.

Значительные изменения коснутся Пиренейского полуострова. Усиливающийся финансово-экономический кризис (безработица в Испании сейчас самая большая по ЕС) приведет к активизации процессов децентрализации, в первую очередь среди басков и каталонцев. Именно эти два этноса имеют наименьшие этнические связи с кастильцами, а потому вероятность появления как минимум двух новых государств – Страны Басков и Каталонии, – значительно высока. Остальные регионы Мадриду, вполне вероятно, удастся удержать, хотя по своему политическому общежитию Испании придется перейти на федеративное, а может, и конфедеративное устройство. Еще большие изменения в ближайшем будущем ожидают Францию. Страна претерпевает колоссальные мультикультурные и социально-политические изменения, которые в будущем могут существенно ослабить центральную власть. По сути, уже сегодня известно, что французский этнос не смог переварить и ассимилировать цветное население своих бывших колоний. При современных миграционных и демографических процессах, белое французское большинство к 2035 году окажется в территориальных резервациях на своей же территории. Поэтому одним из вариантов решения этнической проблемы является “отсечение” части территории (с последующей депортацией туда цветного населения), наиболее заселенной пришлыми этносами. На сегодня органично такая территория складывается вокруг Марселя – Пьемонт и часть южной Бургундии. Поэтому существует вероятность того, что именно там к 2035 году появится арабское исламистское государство. К тому же, с ослаблением центральной власти, можно предположить, что часть Аквитании отойдет баскам, а население Лотарингии (с центром в Страсбурге) на федеративных основах войдет в состав Германии. В этой ситуации вполне вероятно, что независимости смогут добиться и корсиканцы – извечная сепаратистская головная боль Франции. С Бенилюксом все достаточно просто. Фламандцы и валлоны таки расстанутся, вопрос до сих пор упирается только в столицу Бельгии – Брюссель, который являясь фламандским по населению, тем не менее, находится на валлонской территории. В любом случае, “расход”, скорее всего, произойдет мирно, а фламандцы еще и войдут в союз (как минимум, экономический) с Нидерландами.

Карта 2 – Центральная Европа.

Согласно проанализированным источникам, здесь изменения будет не меньшие. Велика вероятность того, что таки рухнет единая Италия (граница пройдет по южной оконечности Тосканы и Эмилии-Романьи). При этом инициатором развода выступит северная Италия, которая создаст федерацию наподобие Германии или Швейцарии. Более слабый юг наверняка потеряет Сардинию и Сицилию, которые также провозгласят свою независимость. Впрочем, итальянцы сохранят самые тесные связи, и независимость всех регионов будет больше формальной и основанной на распределении “бюджетного пирога”. Существенные изменения должны произойти и на Балканах. С усилением исламского фактора (особенно во Франции), есть вероятность того, что в Европе возникнет лобби по ликвидации государственности Боснии и Герцеговины. Территория страны может быть разделена между Сербией и Хорватией (тот случай, когда Белград и Загреб таки смогут найти общий язык). В качестве компромисса для Анкары, произойдет политическое объединение Албании, которая помимо присоединения Косово, может заполучить западные регионы Македонии (с учетом того, что население страны на 30% состоит из этнических албанцев, это более чем вероятно). Значительно свои географические границы может расширить Венгрия, которая при благоприятной политической конъюнктуре, может вернуть себе часть румынской Трансильвании, а также Северный Банат (территория современной Воеводины на территории Сербии). Еще более печальные события (безусловно, при неблагоприятных политико-конъюнктурных раскладах) могут ожидать Польшу. Страна может потерять этнические немецкие земли – Померанию и Силезию, а при условии договоренностей между Москвой и Берлином – также и свои северо-восточные регионы (Россия в этом случае может также уступить немцам Калининградскую область). К Западной Украине от Польши может отойти часть территории современных Подкарпатского и Люблинского воеводств. Таким образом, будет подорвано идейное единство между Львовом (который к 2035 году может стать столицей Галичины) и Варшавой. Из других западных регионов современной Украины, независимость могут обрести русины, в то время как Черновицкая область в качестве компромисса получает вероятность оказаться в составе Румынии.

Карта 3 – Восточная Европа:

Начнем с северной ее части. Скандинавию, согласно прогнозным оценкам, территориальные изменения коснуться не должны (даже вопрос принадлежности Аландских островов с преобладающим шведским населением показал исторически, что протестантская Европа умеет решать практически все разногласия). Зато определенные изменения могут произойти в Прибалтике. При ослаблении европейского единства, а также политическом усилении Германии, часть территорий с доминирующим русским населением (район Нарвы в Эстонии, восточная Латвия с центром в Даугавпилсе) могут отойти России. В этом плане существенно обезопасит себя разве что только Литва, потеряв общую границу с Российской Федерацией. Белоруссии вообще не будет. Ее практически и сейчас нет, а к 2035 году это может быть этакая этническая провинция в составе России, вроде Урала или Поволжья. Существенные изменения могут произойти также и с Украиной. При дальнейшем политическом расколе страны, от Киева могут отпасть Донбасс, южная Украина и Крым. Более того, половинчатая позиция в центральной Украине может привести к тому, что современной политическое единство между Львовом и Киевом может быть разрушено, и страна вернется к ориентировочным границам середины XVII века. За потерю Трансильвании, Румыния может получить не только Молдавию (без Приднестровья, которое отойдет РФ), но и территорию южной части Одесской области. Огромные изменения коснутся также Кавказа (пожалуй, наименее предсказуемого региона). Вряд ли России удастся удержать северокавказские республики (в первую очередь, это касается Дагестана, Чечни и Ингушетии). Ряд современных инициатив Кремля, например, социальная помощь матерям только в регионах с небольшой рождаемостью (т.е., не мусульманских) или отказ от прямого бюджетирования Чечни – все больше приводят к тому, что “прощание” с республиками будет неизбежно. Вопрос только, в какой форме и по чьей инициативе. В 90-е процесс пошел снизу и как раз с Кавказа. Сейчас отделение может произойти “по-сталински”, с отсечением наиболее густонаселенных горных регионов, при этом, не по существующим административным границам, а, например, по Тереку. В Закавказье Абхазия (с учетом ее незначительного населения) может войти административно в состав Краснодарского края, самой же Грузии (при условии установления там марионеточного режима) в качестве компромисса будет возвращена Южная Осетия. Решение карабахского вопроса возможно только при установлении общей границы между Россией и Арменией. Среди различных планов, встречался, например, вариант создания “транспортного коридора”. Однако, в таком случае саму Грузию придется делить на Западную и Восточную (отделяя, как минимум, Кахетию от Тбилиси). В этом случае нужно брать во внимание также и турецкий фактор. При политической сдаче Карабаха, Анкара потребует определенные преференции. Это могут быть территориальные уступки как в Сирии (но это уже точно не Европа), так и в Болгарии, где доля турецкого населения значительна. И в качестве заключения. Совсем уж серьезно к таким территориальным изменениям относиться не стоит. Повторяю, они могут быть возможны только при стечении огромного количества факторов – и в первую очередь, социально-политической нестабильности на европейском континенте. Однако вероятность того, что в 2035 году политическая карта Европы будет приближена к нашему образцу, существует. И это стоит, как минимум, принять к сведению.

Современные концепции территориальной государственности опираются на устоявшиеся политические модели, а правительственные решения – на вновь создаваемую историческую генеалогию (даже если она является фиктивной) для обоснования территориальных претензий. Границы многомерны и эластичны, а значит – они могут быть смещены или расширены с течением времени.

Тема границ чрезвычайно полисемична, что делает её трудной для изучения, понимания, определения, анализа. Впервые она была сформулирована в V веке до н. э. в Древней Греции – причём речь шла как территориальных, так и культурных границах, которые являются динамичными, подвижными элементами – системами, развивающимися в темпе жизни людей и всевозможных событий, способных на них повлиять. Пройдя эволюцию через века, пережив глобализацию, данная тема всё ещё актуальна (даже в древнегреческой интерпретации) и присутствует в сознании каждого гражданина любой страны.

В древние времена, ещё до того, как французское слово frontière стало широко распространённым в различных языках, уже существовал образ или представление о границе: в одних случаях она понималась как эквивалент линии периметра территории; в других – как синоним военной дислокации или как общее пространство сосуществования/противостояния (например, на Пиренейском полуострове, когда мусульмане и христиане делили его территорию). Наиболее интересным объектом исследований в этом контексте является Мировой океан, который исходя из положений римского права был под защитой принципа Res publicae in uso publico[1], ставшего основой для концепции Jus gentium[2]и доктрины Res extra commercium[3], в силу которых утверждалась возможность для всех народов свободно ходить по морю во всех направлениях.

Морские просторы и берега, воздух и природа длительное время относились к категории Res communes omnium[4], поэтому эти блага были исключены из владения частных лиц, чтобы нельзя было их присвоить или разделить. Такая концепция допускала, что любой человек может использовать море в пределах своих потребностей, с единственным ограничением – под угрозой actio iniuriarum[5] не наносить ущерба праву, признанному за другими. Именно поэтому порт Аргоса был чрезвычайно значимой территорией для всех древних средиземноморских обществ, участвующих в экономических операциях: греки, египтяне, персы и финикийцы формировали на его площадке диалог, основанный на взаимном рыночном обмене. В дальнейшем каждая новая итерация территориальной оккупации накапливала знания, которые открывали дополнительные возможности для переустройства мира. И построение порядка для каждого общества означало разделение мира на различные слои, что также расширяло сеть отношений.

С распространением в христианской Европе Свода гражданских норм (Сorpus iuris civilis – лат.) византийского императора Юстиниана Великого эти правовые установки начали использоваться в законах европейских королевств, что, однако, не мешало владельцам политических образований присваивать определённые морские пространства, прилегающие к их побережьям, распространяя свою юрисдикцию и ограничивая свободу передвижения. Этот период характеризуется активным развитием континентального права. Так, например, даже несмотря на то, что понтифик в 1169 г. обратился к консулам Генуи с просьбой воздержаться от присвоения морских пространств, итальянским цивилистам удалось создать представление о море как об объекте, над которым прибрежные государства имели право совершать определённые действия. Их идеи формировались вокруг двух вопросов: какой территориальный объём должен быть придан прилегающим к береговой линии водам и каков характер прав, которые могли быть осуществлены в этом морском пространстве.

Протяжённость линий влияния определялась в соответствии с различными критериями. В одних случаях критерием служила дальность видимости; в других было решено установить фиксированное расстояние, определённое на основе различных измерений (в милях). Вопрос о характере прав длительное время находился в режиме «по умолчанию», пока не была сформулирована мысль о том, что юрисдикция над морями принадлежит суверену (единственным исключением была Венеция, для которой – вследствие её особого характера и положения в Адриатике – права, которые Республика осуществляла над морем, были основаны на понятии imperium[6]).

В Атлантике ситуация была совершенно иной: во-первых, потому, что на значительных территориях атлантического побережья идея свободы мореплавания преобладала на протяжении всего позднего Средневековья; во-вторых, потому, что в атлантических районах, где власти проявляли интерес к разделу морского пространства, критерий прилегающей территории не имел той степени важности, котороой он достиг в Средиземноморском регионе. Атлантика была пространством, населённым мореплавателями разных национальностей и подлежащих юрисдикции различного происхождения: как только они покидали зону морского простора, они становились зависимыми от правовых норм совершенно разного характера. Этот пример хорошо вписывается в представление о границе (понимаемой как место встреч и обмена, но также и противостояния), которая не была подкреплена надёжной и административно организованной политической властью.

Всё изменилось в результате экспедиций, которые португальцы и испанцы начали совершать в конце XV века, открыв новые горизонты Атлантического океана. Океан перестал быть пограничной зоной после того, как 3 и 4 мая 1493 г. был разделён воображаемой линией, проведенной буллами Inter cetera, дарованными понтификом Александром VI католическим монархам, и Тордесильясским договором, заключённым в 1494 г. между Португалией и Кастилией. Ситуация изменилась, лишь когда Франция и Англия проявили заинтересованность в землях на территории американского континента. Необходимо также учитывать и позицию датско-норвежского королевства, которое с середины XVI века стремилось распространить свой контроль над водами Северной Атлантики. В результате океан де-факто перестал быть пограничным пространством, автономным от какого-либо политического образования, а был поделён на сферы влияния между несколькими европейскими морскими державами.

С тех пор термин «граница» стал означать территорию, на которую распространялось господство государства. В Европе главным интересантом создания концепций территориальных разграничений являлась Франция, которая вела последовательную экспансию, двигаясь к покорению Рейна, Альп, Апеннин и Пиреней – это были руководящие принципы французской внешней политики и ядром в определении французского единства, которые провозгласил кардинал Ришелье и на которые ссылался один из отцов-основателей Первой французской республики Жорж Жак Дантон, черпавшие свои идеи из трактата “Testamentum Christianum” иезуита Пьера Лук Лаббе[7]. Их инициативы были положены в основу легитимности государственного суверенитета, и территории национальных государств стали стержнем Вестфальского договора 1648 г., которым феодальная система, основанная на межличностных связях, была заменена территориальной логикой, а власть и суверенитет вытекали из конструкции государства с линейными границами.

В XVIII веке сосредоточенность на разуме и логике способствовала переходу от космографического формата к упорядочиванию мира на основе эмпирических наблюдений. В период эпохи Просвещения европейские философы и исследователи объединили расширяющиеся области знаний, чтобы изменить модель пограничной сферы, которая стала опираться на данные, полученные с помощью систематических методов изучения, исследования, тестирования и ведения записей, а картографы заменили художественное оформление на прагматичные метки и символы, имеющие политическое или экономическое значение. В условиях постоянно расширяющегося знания о мире эти изменения бросили вызов прежним представлениям о власти, идентичности и социальном порядке. Главным аспектом традиционной концепции стала претензия на суверенитет, наделённый самоуправлением, чему способствовали труды Шарля Луи де Монтескьё и Жан-Жака Руссо. Это был результат распространения модели, ориентированной на государство политической экономии.

В тот период государственные деятели, дипломаты и военные ссылались на идею естественных границ как на определяющую черту истории европейских стран. Таким способом европейская культурная гегемония написала сценарий для консолидации глобальной системы национальных государств, в котором форма государственного устройства предусматривала установление чётких границ. Вопрос: «Кто здесь правит?» – являлся лозунгом всех глобальных политических преобразований. Позднее, в XIX веке, было определено новое содержание, которое стало значительно шире и сложнее прежнего: учитывались факторы разнообразного характера – стратегические, географические, лингвистические, этнические и культурные. Именно тогда в академической среде границы становятся отдельным объектом исследований.

Латинская Америка

Любопытная ситуация сложилась в Латинской Америке, где новые эмансипированные государства унаследовали старые колониальные территории. Когда началось освоение пустых пространств, вызванное интересом к богатым природным ресурсам латиноамериканского континента, забота о границах усилилась. Лидеры новых независимых республик понимали, что разделение территорий – не единственный важный аспект государственной политики. Пространства внутри границ являются местами мобильности людей, площадками переговоров для оформления дипломатических соглашений, для ведения торговли и развития производственной базы, там могут процветать разные идентичности и культурные связи. Картографическое изображение границ государства оказывает большое влияние на осознание того, чья безопасность находится под угрозой и кто ей больше всего угрожает. Но в Латинской Америке после того, как каждое национальное государство закрепляло демографическую, политическую и экономическую динамику на соответствующей территории, границы не проводились – для народов Латинской Америки, имеющих общее происхождение, общие традиции и схожие референты, они не имели смысла.

Включение приграничных территорий в единое национальное пространств Латинской Америки всегда происходило в условиях крайней уязвимости, без учёта их специфики и принуждения к принятию европейской модели государственного устройства. Этот подход основывался на постулатах классической политической географии немецкого географа Фридриха Ратцеля, который видел территориальное строительство как единственную компетенцию государства; границы им рассматривались в качестве мембран, гарантирующих рост и укрепление национальных образований. Поэтому границы на обширной территории латиноамериканского континента были установлены по территориальному принципу, который отстаивали небольшие социальные образования, провозгласившие себя носителями национального видения. Заложив в основу построения национального государства территориальную привязку, зарождающиеся республики открыли двери для построения своей национальной идентичности.

Европа

Иначе обстояли дела в Европе начала ХХ века, где послевоенное европейское устройство выдвинуло на передний план тему стратегического аспекта границы. Исходя из исторического опыта, главным требованием каждого европейского государства было сохранение существования, потому что без него не могли быть достигнуты никакие другие цели. В рамках этой концепции границы стали рассматриваться не как установленные Богом или природой, а как территория для группировки военных сил под красивым лозунгом: «Мы не намерены изменять границу, а должны лишь достичь наших естественных рубежей, потому что без них мы беззащитны»[8]. Ядром этой философии являлась Центральная и Восточная Европа, где всякий раз, когда кто-либо пытался воспользоваться естественными границами, обязательно находился более сильный сосед, который захватывал и оккупировал территорию, что способствовало, с одной стороны, устойчивому национальному чувству, а с другой – вело к слабо определённым границам и большому языковому взаимопроникновению[9].

Центральное место отводилось пограничной территории – трансграничному региону, который, имея общие черты, географически отделял местность с ярко выраженной идентичностью. Это была не чёткая линия, которая отмечала территориальный конец и начало, а расстояние в диффузной форме. Уверенность, что граница находится где-то за пределами территории. Такая трактовка существенно влияла на повседневную жизнь людей, затрагивая множество сфер (земельный кадастр, налоги, инфраструктура, инвестиции, безопасность, образование, здравоохранение).

Именно в этом контексте рассуждает о Североамериканском континенте известный американский историк Фредерик Тёрнер[10], но этот тезис также применим к просторам Амазонки, пустыне Сахара, Арктике, Антарктиде и даже к территории определённой цивилизации, которые можно идентифицировать в качестве «пограничного ландшафта». Понятие «пограничная территория» было актуальным, когда делались попытки организовать более широкие пространства. В начале ХХ века был предпринят глубокий пересмотр значения и масштабов пограничья.

Границы сегодня

В современной трактовке задача границ двойственна. С одной стороны, они служат инструментальной цели, демаркируя институциональное присутствие и общественные блага государства, и с этой точки зрения выступают в качестве защитного барьера для прав собственности. С другой стороны, границы помогают зафиксировать политическую идентичность государства посредством трёх принципов. Во-первых, это защита суверенитета, понимаемая как право устанавливать то, что предписывает закон в пределах соответствующей территории.  Во-вторых, это наличие социальных целей и устремлений на национальной территории (сокращение бедности, создание рабочих мест, доступ к образованию и здравоохранению), что поддерживает чувство национальной солидарности. В-третьих, это возможность государственного контроля за населением.

В этом контексте важным является тезис о том, что государственное развитие не измеряет общества при обсуждении границ – вместо этого оно служит объяснением взаимодействия или отсутствия такового, а неэффективная передача информации и знаний внутри обществ негативно влияет на построение пограничного периметра.

Понимание территории и динамики территориальности важно для организации социальной деятельности. Так как территория – это пространственное образование, которое служит инструментом коммуникации, делающим видимыми и осязаемыми социальные формы (среди которых власть, право и идентичность), одним из наиболее значимых моментов является то, находится человек внутри или вне его границ.

Сегодня, в  эпоху глобализации, редко (если вообще когда-либо) граница совпадает с экономическими, политическими и культурными переменными – скорее она представляет собой конкретные отношения между ними, которые могут быть преходящими или долговременными. Она отражает способность производить разрывы в непрерывном пространстве, а их общим местом является культурная смесь, соприкосновение социальных и политических тканей государств и неустойчивый баланс между сотрудничеством и социально-политическим конфликтом. В этом смысле территориальная интерпретация и вытекающие из неё установленные пределы подразумевают определённые концепции и формы организации приграничного пространства, которые непосредственно влияют на социальные отношения.

Это важный момент, так как на протяжении ХХ века большинство государств были вовлечены в пограничные споры из-за разногласий по поводу общих территорий. Причины были разные: неточные или двусмысленные понятия о ранее проведённых границах, амбиции правительств, политика, направленная на то, чтобы повысить национальный дух, или борьба за контроль над экономическими ресурсами. Например, в Латинской Америке в 1978 г. Аргентина и Чили оказались на грани войны из-за разногласий в отношении контроля над островами в проливе Бигл; в 1982 г. между Аргентиной и Великобританией возник конфликт из-за Фолклендских (Мальвинских) островов; в 1987 г. между Венесуэлой и Колумбией произошло военно-морское противостояние, известное как инцидент Корбета Кальдас; в 1998 г. был урегулирован пограничный спор, который Перу и Эквадор вели почти 170 лет.

Именно поэтому в XXI веке в вопросе о границах, позволяющих решать целый ряд государственных задач, гораздо больше внимания стало уделяться социально-территориальным конструкциям, отражающим национальную идентичность, а также их способности функционировать в условиях глобализации.

Сегодня идентичность отчётливо проявляется динамике социального включения и исключения. В этом свете границы – это маркер наднационального политического порядка. И одна из проблем мироустройства заключается в том, что территории с их этническим, культурным и лингвистическим разнообразием обязательно должны сосуществовать. Действительно, «новые стены возводятся по всему миру: между палестинцами и израильтянами, между Мексикой и США, между Африкой и испанскими анклавами, между удовольствиями богатых и желаниями бедных. Падение Берлинской стены должно было означать наступление единого мира свободы и демократии, но тридцать лет спустя стало ясно, что мировая стена просто сдвинулась: вместо того чтобы разделять Восток и Запад, она теперь разделяет богатый капиталистический Север от бедного и разоренного Юга»[11].

Макроэкономическая политика правительств продолжает играть решающую роль в обеспечении процветания той или иной страны, где границы являются пунктом сортировки неравноправных трансграничных обменов, порождая разрывы в уровне жизни. Другими словами, границы занимают центральное место в определении внутренней и внешней политики государства и служат ряду жизненно важных социально-политических целей: они помогают чётко разграничить институциональные и основанные на общественных благах поля экстерналий.

Несмотря на то, что охрана границ всё ещё имеет нормативное обоснование в плане защиты национального суверенитета, который служит основой либеральных и демократических претензий на народное правление, всё чаще такие претензии становятся эмпирически фиктивными, особенно в случае стран с ярко выраженной имперской составляющей. Это привело к тому, что в последние годы в среде интеллектуалов стали укрепляться идеи о том, что границы больше не соответствуют пространственной онтологии мира, который становится транснациональным и глобальным.

При этом за скобками обсуждений остаётся много других вопросов: казалось бы, простой пример – строительство инфраструктуры для управления межгосударственной пограничной территорией является благом, но с другой стороны – это механизм для расширения одной политической системы над другой и навязывания определённой социальной и экономической конфигурации другому образу жизни.

Являясь набором социально-политических практик, современные концепции территориальной государственности опираются на устоявшиеся политические модели, которые определяют, что возможно и что невозможно в мире в конкретное время и в конкретном месте, а правительственные решения – на вновь создаваемую историческую генеалогию (даже если она является фиктивной) для обоснования соответствующих территориальных претензий. Границы многомерны и эластичны, а значит – они могут быть смещены или расширены с течением времени.

Вместе с тем наиболее важный вопрос в переосмыслении этой темы заключается в том, насколько границы способствуют или ограничивают стремление к достойной жизни. В настоящее время большая часть миграции из страны в страну происходит из стремления улучшить экономическое благосостояние и повысить шансы потомства на благополучие. Если бы были разработаны адекватные механизмы для стимулирования развития на территории проживания, многие не стали бы переезжать.

В начале XXI века страны Глобального Юга стали свидетелем прихода к власти ряда режимов, далеких от неолиберализма, применявшегося в предыдущие десятилетия и характеризовавшегося применением ряда мер экономической политики, направленных на сокращение государства, передачу общественных услуг и стратегических секторов экономики в частные руки, а также неизбирательной либерализацией торговли в рамках рекомендаций, определённой вашингтонским консенсусом. Среди изменений, внесённых этими правительствами в последние годы, выделяются попытки построить регионализм, далёкий от модели, действовавшей в период расцвета неолиберализма и предполагавшей неоспоримое доминирование стран G7 над их судьбами. Вновь созданные институты включили в свои повестки проблемы, выходящие за рамки вопросов экономики и торговли, расширив список до разработки и реализации политики в области труда, социального обеспечения, здравоохранения, образования, экологии и национальной безопасности. В этом контексте планируемую ими пространственную реорганизацию можно рассматривать в качестве стратегии поглощения излишков капитала, образующихся в результате кризисов перепроизводства, которые время от времени влияют на функционирование мировой экономики – именно это США ожидали от плана Маршалла, надеясь, что североамериканская экономическая безопасность укрепится от оживления промышленной деятельности в европейских странах.

Между тем многие всё ещё живут в мире, где политические границы являются важными знаками на карте. И этот образ лежит в основе ужесточения пограничного контроля в англосаксонских и европейских странах, Китае и на территории «азиатских тигров». Важным представляется дискурс о том, как социальная солидарность в пределах национальных границ способствует достижению таких целей, как уменьшение бедности, увеличение равенства возможностей и, учитывая отсутствие эффективных институтов глобального уровня, макроэкономическое регулирование и стабилизация. Восходящим державам Глобального Юга в сотрудничестве с развитыми странами стоит начать поиск инструментов перераспределения природных и промышленных ресурсов в пользу граждан, проживающих в слабо развитых или развивающихся странах, а не позволять этим людям перераспределять себя в пользу ресурсов.