Сценарий фильма белое солнце пустыни читать

1. Главная
2. Фильмо-цитаты
3. Белое солнце пустыни
4. Текст

«Белое солнце пустыни» — текст

Полный текст фильма «Белое солнце пустыни»

― Эт точно…

― Эх, взорвать бы.
― Гранат нет…

― И встать, когда с тобой разговаривает подпоручик!

Про фильм и самые-самые цитаты (Не говори никому, не надо…)

Все цитаты… (Сухов, говоришь? Сейчас мы поглядим, какой это Сухов)

Текст песни (Ваше благородие, госпожа Удача)

Письма Сухова (Только знайте, любезная Катерина Матвевна…)

Скачать цытаты с картинками! (Стреляли… Pdf 1,9 Мб)

В двух словах

Вы и сами все знаете. Товарищ Сухов возвращается домой. Но каждый раз ему что-то мешает…

Зачем стоит перечитать текст фильма «Белое солнце пустыни»

— Письма. Саид. Гюльчатай. Верещагин…

А теперь — текст

А еще скажу вам, разлюбезная Катерина Матвевна, что являетесь вы мне будто чистая лебедь, будто плывете себе, куда вам требуется, или по делу какому, даже сказать затрудняюсь… только дыхание у меня сдавливает от радости, будто из пушки кто в упор саданул.

Только знайте, любезная Катерина Матвевна, что классовые сражения на сегодняшний день в общем и целом завершены, и час всемирного освобождения настает.
И пришел мне черед домой возвратиться, чтобы с вами вместе строить новую жизнь в милой сердцу родной стороне.

Два часа. Давно обосновался?
Везет мне на эти дела. Я еще в госпитале зарок себе дал: получу увольнительную и домой прямиком, никаких там историй.

Двоих таких откопал — ничего… третий попался. Вытащил, а он меня ж за горло. Бандит оказался. Вот какая история. Его свои ж зарыли, еле отбился.
Вот сейчас тебя отрою и будь здоров.

― Опустите руки!

― Совсем озверел Черный Абдулла. Ни своих, ни чужих не жалеет. Приди мы позже самую малость, всех бы до одной передушил.
― За что он их, товарищ командир?

― Бандит! Как добрались мы до этих мест, Абдулла решил уйти за границу, а гарем, стало быть, в расход, чтоб никому не достался. Нет, с женщинами нам Абдуллу не догнать. Он потому и разделаться с ними хотел, что связывали они его. И бросать их здесь нельзя.

― Вот тебе сухари, пшена на дорогу. Подзадержался я здесь. Полгода как отслужил, а все мотаюсь по пескам этим. Сколько лет дома не был.
Ну вот. Пока хватит. В Педженте еще чего-нибудь раздобудешь, а я, извини, не могу, и так большой крюк дал. Теперь напрямую пойду. Вот так. До Волги доберусь, а там и до Самары рукой подать.

― Не будет покоя, пока жив Джавдет. Зачем выкопал?
― Мертвому, конечно, спокойней, да уж больно скучно. А что у тебя с этим, с Джавдетом?
― Отца убил, меня закопал, четырех баранов взял, больше у нас не было.
― А этот, как его, Джавдет, он с Черным Абдуллой или как ?
― Они не любят друг друга. Джавдет трус. Абдулла — воин.
― Ну, что ж, Саид. Счастливо.

― Товарищ командир, гляньте.
― В старой крепости его через трубу надо было брать.
― Через трубу? Сухов, помоги, с тобой мы враз его прикончим. Ведь ты один целого взвода стоишь, а то и роты.
― Восток — дело тонкое.

― Ты как здесь оказался?
― Стреляли.

― Слушай, хоть женщин возьми. Ты подумай, 3 дня просидел у старой крепости, глаз не смыкал. Думал, вернется Абдулла к гарему. По рукам и ногам связали, проклятые.
― Рахимов,..
― А?
― Я домой иду.
― Ты возьми, а мы пока Абдуллу поймаем. Он сейчас у Сухого ручья. Ты их только до Педжента доведи. Все-таки от бандита подальше. А я тебе человека дам, лошадь, пшена. А, Сухов? Сухов, да сейчас, может быть, на 300 верст никого из наших нету.

― Эт точно.
― Вот и хорошо. Вот и договорились.

― По коням! Товарищи женщины! Не бойтесь! С вашим мужем-эксплуататором мы покончим, а пока вы поступаете в распоряжение товарища Сухова.
Он будет вас кормить и защищать. Он хороший человек.

― Стой! Стой!! Стой!!! Тьфу! Чтоб тебе! Ну что ж мне, всю жизнь по этой пустыне мотаться? Подъем!

― В Педжент не ходи. Абдулла придет туда.
― Поживем — увидим.

― Отдай коня!
― Список, товарищ Сухов. Зарина, Джамиля, Гюзель, Саида, Хафиза, Зухра, Лейла, Зульфия, Гюльчатай. Гюльчатай!
Напра… За мной, барышни.

Душа моя рвется к вам, ненаглядная Екатерина Матвевна, как журавль в небо. Однако случилась у нас небольшая заминка. Полагаю, суток на трое, не более.
А именно, мне как сознательному бойцу, поручили сопроводить группу товарищей с братского Востока.

Отметить надобно — народ подобрался покладистый, можно сказать, душевный, с огоньком, так что ноги мои бегут теперь по горячим пескам в обратную сторону,
потому как долг революционный к тому нас обязывает.

Обратно пишу вам, любезная Катерина Матвевна, поскольку выдалась свободная минутка. И разнежился я на горячем солнышке, будто наш кот Васька на завалинке.
Сидим на песочке возле самого синего моря, ни в чем беспокойства не испытываем. Солнышко здесь такое, аж в глазах бело.

Еще хочу сообщить вам — дислокация наша протекает гладко, в обстановке братской общности и согласия. Идем себе по пескам и ни о чем не вздыхаем,
кроме, как об вас, единственная и незабвенная Катерина Матвевна. Так что вам зазря убиваться не советуем. Напрасное это занятие.

― Умоляю! Только не в музей! Здесь величайшие ценности.
― Погоди. Ты откуда взялся?
― Я хранитель музея. Моя фамилия Лебедев.
― Понятно. А где население?
― Спряталось. Привести сюда гарем!?
― Вот что, товарищ хранитель, эти 9 освобожденных женщин Востока тоже величайшая ценность. И давайте не спорить. Вопросы есть? Вопросов нет. За мной!

― Ну вот, здесь и отдохнете денек.
Джамиля, Зарина, Гюзель, Саида, Хафиза, Зухра, Лейла, Зульфия, Гюльчатай. Гюльчатай! Гюльчатай! До свидания, барышни!

― Товарищ Сухов! Может, еще денечек побудете?
― Хорошего понемногу.
― Товарщи Сухов…
― Да не робей, Петруха. Завтра придет Рахимов, заберет вас отсюда.

― Ну, Саид, счастливо оставаться. А я только в море ополоснусь и в дорогу. Смотри, больше не закапывайся.

― Изуверы! Варвары! Ну?

― Красноармейцу Сухову. Именной. Комбриг Мэ Нэ Ковун. Хе-хе.
― У Абдуллы было 11 жен, куда еще двоих подевал? Погоди, вот придет Абдулла, он тебе вырвет язык. Ну, чего молчишь?

― Язык берегу.
― Тебя как, сразу прикончить или желаешь помучиться?
― Лучше, конечно, помучиться.

― Семен! Скачи к Абдулле!
― Есть!
― Брось! А ну, шагай.

― Ты как здесь оказался?
― Стреляли.

― У Абдуллы очень много людей.
― Эт точно.

Обратно пишу вам, любезная Катерина Матвевна, поскольку выдалась свободная минутка. И разнежился я на горячем солнышке, будто наш кот Васька на завалинке.
Сидим на песочке возле самого синего моря, ни в чем беспокойства не испытываем. Солнышко здесь такое, аж в глазах бело.

― Товарищ Сухов! А как Рахимов задержится, что будет тогда? Ведь Абдулла из-за них знаете?

― Здорово, отцы! Прощенья просим! Где взяли?
― Давно здесь сидим.

― Петруха! Прихвати ящик. Пригодится.
― Есть!
― А барышням объяви, что никакого Абдуллы не будет, чтоб без паники. Ясно?

― Ты что?
― Завтра Абдулла будет здесь, уходи!
― Теперь не могу. Видал, как все обернулось. Оставайся, Саид.
― Здесь нет Джавдета.
― Ну, тогда счастливо.

― Послушайте, они же взяли самые дорогие экспонаты.
― Да какие еще экспонаты?
― Я ж сказал барышням — брать ковры похуже.
― Это же 11 век! Возьмите новые.

― Эх. Отставить!
― Не бойтесь. Это наш господин.

Господин! Никто не должен видеть наши лица. Только ты. Ты наш новый муж. Скажи своему человеку, чтобы он не приходил.

― Товарищи женщины! Революция освободила вас. У вас нет теперь хозяина, нет господина. И называйте меня просто товарищ Сухов. Забудьте вы к чертям свое проклятое прошлое. Вы будете свободно трудиться и у каждой будет отдельный супруг. Вопросы есть? Вопросов нет. Х-хех!

…из-за острова на стяжень
На простор речной волны
Выплывают расписные
Острогрудые челны…

Ты не думай, я не какой-нибудь… Если что, я и по-серьезному. Это ничего, что ты там чьей-то женой была. Ты мне по характеру подходишь. Я шустрых люблю. Я ведь и посвататься могу.

У меня мама хорошая, добрая. Ее все уважают. Да открой ты личико.

― Стой! Гюльчатай!
― Я, господин!
― Объяви барышням подъем.
― Ага.
― Стой! И вот что. С сегодняшнего дня назначаю тебя старшей по общежитию. Будешь отвечать за порядок. Вопросы есть?
― Нет.
― Господин назначил меня любимой женой!

― Товарищ Сухов, я ж по-серьезному, я жениться хочу. Только личико увидеть, а то вдруг крокодил какой, а потом томись всю жизнь.
― Ступай на берег.
― Найдешь белый домик — бывшую царскую таможню. Узнай, кто там сейчас.

― Стой! Руки вверх! Ты в чей дом забрался? Отвечай!
― Не знаю.
― Ты что, не слыхал про Верещагина? Дожил. Было время, в этих краях каждая собака меня знала. Вот так держал. А сейчас забыли.

― Стой!
― Стой! Кому говорят!

― Зачем ты убил моих людей, Саид? Я послал их сказать, чтобы ты не искал Джавдета в Сухом ручье. Его там нет. Возвращайся в Педжент. Твой отец был другом моего отца. Дорога легче, когда встретится добрый попутчик.

Ваше благородие,
Госпожа разлука,
Мы с тобой родня давно,
Вот какая штука.
Письмецо в конверте,
погоди, не рви!
Не везет мне в смерти,
Повезет в любви…

Ваше благородие,
Госпожа удача,
Для кого ты добрая,
А кому иначе.
Девять граммов в сердце…
Постой, не зови!
Не везет мне в смерти,
Повезет в любви.

― Ты что?
― Это товарищ Сухов.
― Сухов, говоришь? Сейчас мы поглядим, какой это Сухов. Прости меня, грешного. Держи!

― Заходи.

― Во дворе павлинов видел?
― Видел.
― Вот на них сменял, мундир-то. Петруха!
― Я не пью.
― Правильно. Я вот тоже сейчас это допью… и брошу. Пей!

― Садись! Уж больно мне твой Петруха по душе.
― Пулемет дашь?
― Абдуллу ждешь?
― Жду.

― Вот что, Сухов, была у меня таможня. Были контрабандисты. Сейчас таможни нет. Контрабандистов нет. В-общем, у меня с Абдуллой мир. Мне ведь все едино, что белые, что красные, что Абдулла, что ты. Вот ежели бы я с тобой пошел, тогда другое дело.
― Ну, в чем же дело? Пошли.
― Пошли?
― Пойдем.

― Здравствуйте.
― Здравствуйте.
― Ребята!
― Назад!

― Настасья!
― Мало тебе, окаянный, что ты молодость мою погубил, а сейчас и вовсе вдовой сделать хочешь? Ой, Паша! Пашенька! Паша! Пашенька! Пашенька!

Прости, Христом Богом прошу, прости! Паша, не ходи! Не ходи с ними! Погубят тебя ни за грош!

― Вот что, ребята, пулемет я вам не дам.
― Понимаем.

Павлины, говоришь?

А вас кто сюда звал?

― Э-ээх. Отмерил? — В аккурат 5 аршин!
― А загорится?
― Должна. Как займется — считай.
― …19, 20, 21, 22… 28, 29… 30, 31, 32… 41, 42!

― Сорок два!
― Так. Теперь пускай плывут на катере. Ха-ха!
За кордон собрались. Заведут мотор, и через сорок два ка…ак!
― Эт точно. Прибери здесь все.
― Гуси-лебеди, а может, они от нас, может, наши места пролетали?
― А ты откуда родом-то?
― С-под Курска.
― Не бывал. Я ведь из дома таким, как ты ушел и бросало меня по свету белому от Амура…
― от Амура?
…до Туркестана.

Правила жизни от Абдуллы

Мой отец перед смертью сказал: ‘Абдулла, я прожил жизнь бедняком и я хочу, чтобы тебе бог послал тебе дорогой халат и красивую сбрую для коня’.

Я долго ждал, а потом бог сказал: «Садись на коня и возьми сам, что хочешь, если ты храбрый и сильный».

― Мой отец ничего не сказал. Джавдет убил его в спину.
― Твой отец был мудрый человек, но кто на этой земле знает, что есть добро и зло? Кинжал хорош для того, у кого он есть, и плохо тому, у кого он не окажется в нужное время.

― О, Аллах! Где же он, муж этот? Все она, Гюльчатай! Когда я была любимой женой Абдуллы, вы каждый день его видели.
― И даже каждый день он кого-то бил.

― Наш муж забыл нас, еще нас не узнав.
― И как его понять, ведь мы не так уж плохи?
― А может быть, Гюльчатай плохо его ласкает?
― Или ему не нравится, как она одета?
― А может?..

― Ты чего? Тебе который год? Ты это оставь, дочка! А может, и впрямь тебя замуж отдать? Женю на тебе Петруху законным браком. Парень он холостой, повезет тебя к матери своей. А?

― А разве ты не можешь сказать, что Гюльчатай твоя любимая жена? Разве она обидится?
― Ххе! Обидится! Сколько раз тебе объяснять! Нам полагается только одна жена. Понятно? Одна. Ну разве плохо, одну тебя любит муж, одной тебе презенты дарит, заботится, бережет. Плохо?
― Хорошо.
― Ну, вот.

― Одна жена любит, одна одежду шьет, одна пищу варит, одна детей кормит, и все одна?
― Ничего не попишешь.
― Тяжело.
― Конечно, тяжело. Ладно, ладно, спокойной ночи. Завтра поговорим.

― Гляньте! Ибрагим! Его халат!
― Бедный Ибрагим!
― Пока их не возьму я, ты останешься с нами.

― А еще хочу приписать для вас, Катерина Матвевна, что иной раз такая тоска к сердцу подступит, клешнями за горло берет.

Думаешь, как-то вы там сейчас? Какие нынче заботы? С покосом управились или как? Должно быть, травы в этом году богатые. Ну да недолго разлуке нашей тянуться.
Еще маленько подсоблю группе товарищей, кое-какие делишки улажу и к вам подамся, бесценная Катерина Матвевна.

Простите великодушно, небольшая заминка. Докончу в следующий раз.

― Если ты здесь — выходи!

― Мы верны тебе, господин!
― Джамиля, разве ты не была любимой женой? Обидел я тебя хоть раз? Почему ты не умерла?

― А-а-а! А!!!
― Брось оружие! Обернешься — стреляю. Брось! Руки! Кинжал. И пять шагов вперед. Вели твоим нукерам убраться со двора. Я отпущу тебя, как только твои люди уйдут из Педжента Если что, я не промахнусь.

― Абдулла, руки-то опусти.

― Махмуд! Скачите на берег, все! Грузите баркас, спускайте на воду. Я остаюсь в гостях, но если в полдень меня не будет, вернетесь рассчитаться за гостеприимство. Убирайся!

― Петруха! Останешься здесь. А я на берег. Поглядим, что делают бандиты.

― Абдуллу украли!
― Ты что врешь!
― А что мы могли? Он с крыши, по веревкам.

― Обманут тебя. Они сядут на баркас. Ты отпустишь Абдуллу, они вернутся.
― Это вряд ли.

― Опять ты мне эту икру поставила! Не могу я ее каждый день, проклятую, есть. Хоть бы хлеба достала.
― Господи, да где же его теперь найдешь-то? Съешь! Ведь опять не закусывал.

― У-у.
― Ну.
― А.
― Ой, что нынче страху-то в поселке! Из дома никто носа не кажет. Ревкома уполномоченный-то с милиционером все еще в центре. Не вернулись.
А этот рыжий, что к нам приходил, самого Абдуллу будто поймал. Не к добру это. Господи! Ты-то хоть не задирайся, не встревай! Ведь будет с тебя, свое отвоевал.

― Гюльчатай!
Открой личико. Открой! Вроде крадется кто?

― Гюльчатай! Гюльчатай! Принеси воды.

― Руки вверх!
― А, это ты? Чего залез-то? Прошу вас, никому ни звука. Здесь тайник от бандитов.

― А-а-а! /* И нету больше Гюльчатай… */

― Личико-то открой? /* И Петрухи не стало… */

― Петруха!

― А теперь уходи, скорее. Одному нельзя оставаться.
― Не могу, Абдулла убьет женщин.
― Абдулла убьет тебя. Это его жены. Прощай.
― Я рассчитывал на тебя.
― Если меня убьют, кто отомстит Джавдету?
― Я рассчитывал на тебя, Саид.

А ежели вовсе не судьба нам свидеться, Катерина Матвеевна, то знайте, что был я и есть, до последнего вздоха, преданный единственно вам одной. И поскольку, может статься, в песках этих лягу навечно, с непривычки вроде бы даже грустно. А может, от того это, что встречались мне люди, в последнее время, душевные, можно сказать, деликатные. Тому остаюсь свидетелем, боец за счастье трудового народа всей земли, Закаспийского интернационального революционного пролетарского полка имени товарища Августа Бебеля, красноармеец Сухов Федор Иванович.

― Ну что, хранитель, женщины ушли?
― Я задержал их. Посмотрите. Это подземный ход. Выходит к берегу моря. Его прорыли в эпоху самонидов. Последние 400 лет им никто не пользовался.

― Их нет нигде!
― Они не могли уйти далеко.

― Отпустите руку. Пустите, я говорю. Что за насилие?
― Пусти его, Ахмед.
― Извольте немедленно прекратить грабеж. Никаких женщин здесь нет, и мне о их ничего не известно.

Здесь должен быть подземный ход.

― Кха-кха-кха.
― Ложись! Прижимайся! За мной!

Тут нет никого! Не в песок же зарыли. Здесь тоже никого нет.

― Ну как ее откроешь, тварь?
― Эх, взорвать бы.
― Гранат нет.

― Оставь хоть патрон, Абдулла, нечем будет застрелиться.

Ваше благородие,
госпожа чужбина,
Жарко обнимала ты,
Да только не любила.
В ласковые сети
Постой, не лови,
Не везет мне в смерти —
Повезет в любви.

Ваше благородие,
Госпожа победа,
Значит, моя песенка
До конца не спета.

Подпоручик хочет гранат?

― Все поешь? Я от Абдуллы. У нас нет гранат, а у тебя, мы знаем, запас.

* Перестаньте, черти, клясться на крови
* Перестаньте…

― Прекрати эту дурацкую песню!

* Не везет мне в смерти —
* Повезет в любви.

— И встать, когда с тобой разговаривает подпоручик!

* Клясться на крови!
* Не везет мне в смерти —
* Повезет в любви.

― Че это ты?
― Да гранаты у него не той системы.

― Полная!

― Эй! Абдулла! Ты еще в чадре или переоделся мужчиной? Абдулла, у тебя ласковые жены, мне хорошо с ними.

― Я дарю тебе их. Когда я зажгу нефть, тебе будет хорошо. Совсем хорошо.

― Житья от них нет. Хоть беги. Тем гранаты, этим пули, чтоб их чума унесла.

А ну давай, шевелись! Быстрей, быстрей! Ты что, заснул, морда! вот я тебя плетью-то проучу.

― Давненько я тебя не видел, Абдулла.
― Давно.
― Ты все кочуешь? Стреляешь?
― Старый стал, ленивый. А помнишь, какой я был?
― Были времена. А что это, люди твои, никак запалить что хотят?
― Да вот забрался один приятель и не выходит.

― Федор! Петруха с тобой?
― Убили Петруху, Павел Артемьич! Зарезал Абдулла.

― Паша!
― Иди, иди! Хорошая жена, хороший дом, что еще надо человеку, чтобы встретить старость?

― Ну и потратилась, подумаешь, зато муки достала. Нынче борща сготовлю, лепешек напеку. Хоть с отрубями, а все ж таки хлеб.

Засиделись мы, что это? Вот уполномоченный с центра вернется и мы первым же баркасом в Астрахань пойдем. Могилку сыночка поправить пора.
Уж заросла ведь, поди, совсем, ну кто за ней смотрит? И в церкви, почитай, второй год как не были. Грех ведь. А рубаху наденешь с вышивкой.

Я как тебя в этой рубахе увижу, так сразу все в памяти встает, и как в Царицыне в лазарете свиделись, и как с германской…

Паш, а ты пароход «Князь Таврический» помнишь? А в Казани на ярмарке-то? Как ты этого штабс-капитана-то, а?

― Так нет же никого в таможне. Кому платить — неизвестно. Хочешь, мы заплатим золотом?
― Ты ведь меня знаешь, Абдулла, я мзду не беру. Мне за державу обидно.
― Аристарх! Договорись с таможней.

― Зажигай!

― Постой, Абдулла! Это говорю я, Саид.
― Как прикажешь тебя понимать, Саид?
― Убейте его!

― Зажигай!

― Верещагин! Уходи с баркаса!

― Отдай!
― Помойтесь, ребята!

― Ушел, ведь ушел. Окаянный…

― Паша!

― Ну что, таможня, очухался? Абдулла! Таможня дает добро! /* Уже не дает */
― Ай!!!

― Махмуд!
― Зажигай!

― Обойди его сзади. Махмуд! Не давай ему высунуться.

― Не заводи машину!
― Счас подойдем поближе, Федор Иванович.
― Взорвешься. Стой!

― Я здесь, Абдулла. /* Стреяет. Вот и Абдуллы не стало */

― Выходите, барышни.

― Слушай, а может, обождешь? До центра вместе доберемся, а там по железной дороге. А?
― Нет. Это ж крюк какой. Я напрямик, скорей получится.
― Ну, коня возьми.
― Не… хлопот с ним. Кормить надо. Прощай.

― Ну? Джамиля, Зарина, Гюзель, Саида, Хафиза, Зухра, Лейла, Зульфия, … До свидания, барышни, извините, коль что не так.

― Спасибо!
― Не за что.

― Ты как с Джавдетом? Может, помочь?
― Нет, Джавдет мой. Встретишь, не трогай его.
― Ну что ж, тогда счастливо.

Добрый день, веселая минутка.
Здравствуйте, бесценная Катерина Матвевна. За прошедшую отсрочку не обессудьте, видно, судьба моя такая. Однако ничего этого больше не предвидится, а потому спешу сообщить вам, что я жив, здоров, чего и вам желаю.

/* КОНЕЦ */

И ведь что интересно…

«Белое солнце пустыни» — лучший талисман для космонавтов

Это такой общеизвестный факт. Каждый раз накануне полета советские (а теперь российские) космонавты смотрят фильм «Белое солнце пустыни».

— Во-первых, на удачу.
— Во-вторых, фильм используется как пособие для обучения космонавтов операторской работе. Как строить план, как работать с камерой. Прекрасный пример совмещения приятного с полезным.

Чему как бы учит нас текст фильма

Подземный переход в пустыне — важнейшая вещь. Обязательно пригодится. Лет через 400.

Смотрите хорошие фильмы — и будет вам счастье.
И помните: Да гранаты у него не той системы.

Про фильм и самые-самые цитаты (Не говори никому, не надо…)

Все цитаты… (Сухов, говоришь? Сейчас мы поглядим, какой это Сухов)

Текст песни (Ваше благородие, госпожа Удача)

Письма Сухова (Только знайте, любезная Катерина Матвевна…)

Скачать цытаты с картинками! (Стреляли… Pdf 1,9 Мб)

Ссылки по теме

Белое солнце пустынина Википедии — очень подробно. Главное — много полезных ссылок.

На сайте кинотеатр.ру — обсуждают, могли ли барышни оголить животик ради спасения лица

Посмотреть на Озоне:

DVD Белое солнце пустыни

Audio CD Исаак Шварц. Песни из кинофильмов. Песня Верещагина.

Белое солнце пустыни — компьютерная игра по мотивам. Озвучили Сухов и Саид.

Валентин Ежов. Белое солнце пустыни. Избранное.

Что-нибудь еще? Да, их есть у меня…

Обыкновенное чудо (Сегодня я буду кутить. Весело, добродушно, со всякими…)

Иван Васильевич меняет профессию (Челoвек! Челoвек! Официант! Пoчки один раз царице.)

Покровские ворота (Я не знаю, я вся такая внезапная, такая противоречивая вся…)

Здравствуйте, я ваша тетя! (Я тебя поцелую… Потом… Если захочешь.)

Бриллиантовая рука (Ну-с, будем принимать меры. А что делать? Пьянству — бой!)

Ранго (У нас в городе засуха, а между тем кто-то сливает воду в пустыню)

Волшебное кольцо (Ваня, я Ваша навеки!)

А на посошок?..

— Свадьбы не будет! Я ее украл, я ее и верну!

— Как я мог сломать свой цветок любви к донне Джулии?

— Не пора ли, друзья мои, нам замахнуться на ВильЯма,
понимаете, нашего Шекспира?

Добавлено на сайт: 10.11.2010

Федор Раззаков

«Белое солнце пустыни»

ВСЕ НАЧАЛОСЬ С «БАСМАЧЕЙ»

Грандиозный успех первого фильма про «неуловимых» сразу же вдохновил многих советских кинорежиссеров на создание целой серии отечественных истернов. Именно с конца 60-х был дан новый мощный толчок созданию фильмов на тему борьбы с басмачеством, когда за короткое время на южных студиях страны были сняты сразу несколько подобных фильмов. Но парадокс ситуации заключался в том, что лучший истерн Советского Союза был рожден не национальными студиями, которым, казалось бы, сподручнее было это сделать, а двумя центральными — «Ленфильмом» и «Мосфильмом». Более того: к созданию этого шедевра приложили руку люди, ни один из которых до этого в глаза не видел пустыню, а сведения про борьбу с басмачеством черпали из книг, либо из того же кино. Речь идет о фильме «Белое солнце пустыни». О том, как создавалась эта картина, мой следующий рассказ.

Истоки этой увлекательной истории берут свое начало в Экспериментальной творческой киностудии (ЭТК) при «Мосфильме», которая появилась на свет в 1965 году благодаря стараниям двух людей: народного артиста СССР, лауреата Ленинской премии кинорежиссера Григория Чухрая (это он снял «Балладу о солдате») и предпринимателя Владимира Познера (кстати, отца нынешнего телеакадемика. Познеры долгое время жили в Америке и Европе, а в декабре 1952 года переехали жить в СССР). Именно они пробили через ЦК КПСС идею создания уникального по тем временам предприятия — автономного хозрасчетного объединения, в числе новатоских постулатов которого значилось такое: что до момента сдачи фильма ЭТК в своих действиях полностью самостоятельна — сама определяет, какой сценарий снимать, какого режиссера приглашать. Утверждать кандидатуру режиссера нигде не требовалось. Оплата труда создателей фильмов в ЭТК определялась по конечному результату. То есть там на практике действовал принцип: «как поработаешь, так и полопаешь» (на других киностудиях оплата зависела от категории, утвержденной Госкино, а эта категория частенько не соответствовала реальному художественному качеству).

После создания ЭТК туда вереницей потянулись талантливые режиссеры, причем не только молодежь (Андрей Тарковский, Лариса Шепитько, Элем Климов, Андрей Смирнов, Андрей Михалков-Кончаловский), но и признанные мэтры, например, Леонид Гайдай, Роман Кармен, которые выбрали ЭТК как наиболее творческую и динамичную базу для создания своих лент.

Между тем, в 1967 году, после триумфа «Неуловимых мстителей» руководителям ЭТК пришла идея снять нечто подобное и у себя. В качестве создателя такого кино выбор пал на Андрея Михалкова-Кончаловского, а тот, в свою очередь, взял себе в соавторы сценариста Фридриха Горенштейна.

А. Михалков-Кончаловский родился 20 августа 1937 года в писательской семье: его отец — известный всем автор слов к государственному гимну СССР и России Сергей Михалков, мать — менее известный поэт Наталья Кончаловская. В 1965 Кончаловский окончил ВГИК (мастерская М. И. Ромма). В кино дебютировал в 1962 году фильмом по собственному сценарию «Мальчик и голубь» (сорежиссер — Е. Осташенко). В 1965 году снял фильм «Первый учитель» по повести Ч. Айтматова.

Именно на «Первом учителе» судьба плотно свела Кончаловского с Горенштейном. А до этого он мельком видел его на «Мосфильме», в объединении своего вгиковского учителя Ромма. Фридрих произвел на Кончаловского впечатление мефистофельского вида человека с оттопыренными ушами, весьма странноватого, иронично улыбающегося. На вопрос «кто это?», ему сообщили, что Горенштейн очень талантлив, и у него только что в «Юности» опубликован рассказ со странным для тех времен названием «Дом с башенкой, старуха, торгующая рыбой, и инвалид с клешней». Кончаловский рассказ прочитал и был приятно удивлен талантом молодого писателя. Поэтому, когда руководство ЭТК заказало ему сценарий, имя Горенштейна всплыло в голове Кончаловского само собой.

Судя по всему, басмаческая тема привлекла Кончаловского по причине своей проходимости. Дело в том, что последний фильм режиссера — «История Аси Клячиной, которая любила, но не вышла замуж, потому что гордая была», законченный в начале 67-го, был запрещен к прокату, поскольку киношное начальство нашло в нем «искажение деревенской жизни». Кончаловский, который после триумфа «Учителя» был настроен на очередную победу, тяжело переживал это решение и даже заболел на нервной почве — у него высыпала на руках и ногах экзема, началась бессонница. И хотя «Ася» нравилась всем его друзьям, однако Кончаловского это мало радовало — показывать фильм приходилось практически тайком. Вечерами он все чаще стал слушать «вражьи голоса» и в порыве отчаяния даже грозился эмигрировать из страны. Но потом понемногу успокоился. Вот тогда у него и появилась мысль снять фильм на тему борьбы с басмачеством, с которым можно было реабилитироваться в глазах киношного начальства.

Буквально за считанные недели Кончаловский и Горенштейн написали сценарий под названием «Басмачи». Речь в нем шла о том, как басмачи переманивают на свою сторону милицейский отряд, состоявший преимущественно из дехкан, но командир возвращает своих бойцов обратно, придя в самое логово врага. В ролях красного командира и главаря басмачей авторы сценария видели двух молодых звезд тогдашнего советского кино: Николая Губенко и Болота Бейшеналиева.

Н. Губенко родился 18 августа 1941 года в Одессе. В 1960 году поступил во ВГИК (мастерская С. Герасимова и Т. Макаровой). Однако уже на первом году обучения едва не вылетел из института. За что? Уж больно дерзок и груб был юный студент. Герасимов в откровенном разговоре ему так и сказал: «Если за полгода сумеешь бросить свои «одессизмы» (под этим словом мэтр подразумевал жаргон и блатные повадки Губенко), останешься». Видимо, разум взял верх над эмоциями, и Губенко сумел-таки остаться во ВГИКе.

На последнем курсе института, в 1964 году, Губенко заставил заговорить о себе в восторженных тонах весь институт. В дипломной работе «Карьера Артура Уи» по Б. Брехту, которую поставил студент-режиссер Зигфрид Кюн, Губенко блестяще сыграл главную роль — Уи — Гитлера. Чуть раньше этого состоялся дебют Губенко в кино — в фильме Марлена Хуциева «Застава Ильича» он сыграл одну из главных ролей — Колю Фокина. Эта роль тоже стала открытием, открыв актеру дорогу в большой кинематограф. В тот момент когда Кончаловский и Горенштейн создавали свой сценарий «Басмачи», имя Губенко уже вовсю гремело в столице благодаря главным ролям в Театре на Таганке и в кино (в 67-м актер сыграл сразу двух авантюристов в фильмах «Последний жулик» (жулик Петя Дачников) и «Первый курьер» (налетчик Яшка Барончик).

Что касается Болота Бейшеналиева (родился 26 июня 1937 года), то его имя прогремело на всю страну с выходом фильма «Первый учитель», где он сыграл главную роль — коммуниста Дюйшена. По иронии судьбы в «Басмачах» Губенко, который в последнее время снимался исключительно в ролях авантюристов, предстояло сыграть красного командира, а Бейшеналиеву наоборот — главаря басмачей. Увы, но этой задумке так и не суждено было осуществиться. Причем по весьма прозаической причине — руководителей ЭТК не устроил сюжет. Что-то в нем показалось им надуманным, неправдоподобным. (Забегая вперед, отмечу, что сценарий «Басмачей» в 1972 году Кончаловский и Горенштейн переделают в «Седьмую пулю для Хайруллы», который на «Узбекфильме» поставит Али Хамраев с другими актерами. Фильм будет называться «Седьмая пуля», и в прокате 1973 года соберет 22,5 млн зрителей). В итоге Кончаловскому было дано задание написать новый сценарий на ту же «басмаческую» тему, но уже в соавторстве с другими авторами: титулованным Валентином Ежовым и молодым Рустамом Ибрагимбековым.

КАК ВСХОДИЛО «БЕЛОЕ СОЛНЦЕ…»

В. Ежов родился 21 января 1921 года в Самаре. Затем семья переехала в Москву, где отец будущего сценариста устроился на работу кредитным инспектором в Госбанк. Жить Ежовы стали в полуподвальной коммуналке на Малой Лубянке. Там же находилась и школа, куда пошел учиться Валентин. Причем школа была «придворная» — в ней учились дети сотрудников ОГПУ (по утрам влиятельные папаши привозили своих отпрысков на занятия на служебных «Фордах», «Линкольнах» и «Паккардах»). Одноклассник Ежова сын замнаркома внутренних дел Прокофьев вообще приезжал в школу на собственном мотоцикле, въезжая на нем по лестничным ступенькам прямо к входным дверям. Но парень потом плохо кончил: за несколько дней до ареста отца в 36-м году он застрелился.

После окончания школы Ежов попал в артиллерийское училище. Из-за плохого зрения был отправлен в радисты, в коих и проходил до окончания войны. В 47-м поступил на сценарный факультет ВГИКа. Путь в кино начинал со сценариев на спортивные темы («Наши чемпионы», 1953; «Чемпион мира», 1955). В 1959 году прогремел на весь мир фильмом «Баллада о солдате», который по его сценарию снял на «Мосфильме» Григорий Чухрай. За этот фильм его создателей в 61-м году удостоили Ленинской премии. По мнению людей, знавших Ежова, он был одним из самых ярких живописных характеров в советском кинематографе. На тыльной стороне лацкана своего пиджака он всегда носил значок лауреата Ленинской премии, который частенько выручал его обладателя в сложных житейских ситуациях. Например, при встречах с милицией или при внедрении в места, закрытые для обыкновенной публики (а таких при Советской власти было предостаточно: валютные магазины, ночные рестораны и т. д.). Когда однажды Ежов потерял свою палочку-выручалочку, его горю не было конца. Казалось, что земля разверзлась у него между ног, так он переживал. К счастью, это увидел один телевизионный режиссер, который много лет занимался коллекционированием значков. Узнав от Ежова, в чем причина его расстройства, он сказал: «Господи! Ерунда какая!», и тут же извлек из своей коллекции точно такой же лауреатский значок и прицепил его на пиджак сценаристу. В благодарность за это тот вскоре опубликовал в «Советской культуре» восторженную статью о творчестве режиссера-коллекционера.

Р. Ибрагимбеков родился 5 января 1939 года. На момент своей встречи с Кончаловским и Ежовым учился на Высших сценарных курсах. В эту компанию попал благодаря Кончаловскому, который прочитал один из его сценариев. Эта вещь показалась Кончаловскому трогательной и смешной, было видно, что ее автор — человек с хорошим чувством юмора. Причем на это приглашение абсолютно не повлияло то, что Ибрагимбеков никогда в жизни не был в пустыне, где должны были разворачиваться главные действия будущего сценария.

Кстати, в пустыне никогда не был и Ежов, но того бросили на это дело исключительно по причине его высокой котировки в киношной среде — он считался крепким сценаристом, способным вытянуть любой, даже самый безнадежный материал. Правда, согласился он на это дело не сразу. Когда его вызвал к себе директор ЭТК Владимир Познер и предложил участвовать в написании советского вестерна, Ежов начал отказываться. Причины при этом он выдвигал следующие. Во-первых, сроки написания сценария были слишком маленькие — месяц-полтора; во-вторых, Ежов не верил, что на советской почве можно вообще создать вестерн. Последний довод он аргументировал так: «Во-первых, у нашего народа совершенно иной менталитет, и нравы американского Дикого Запада будут выглядеть на нашей почве просто смешно. Чехи делали своего «Лимонадного Джо» (имеется в виду очень популярный в те годы фильм-пародия Олдржиха Липского «Лимонадный Джо», показанный у нас в 1965 году. — Ф. Р.) изначально как пародию на американский вестерн, но даже в этом случае не сумели выдержать до конца иронический тон.

Во-вторых, к современному мастерству постановки вестернов американцы шли сорок — пятьдесят лет. У них сейчас все отработано, зафиксировано, стало эталоном. Существует целая группа актеров, которые играют только вестерны. Они по-особому ходят, скачут на лошади, стреляют, крутят на пальце свои смит-вессоны. Это умение вырабатывалось десятилетиями и передавалось из поколения в поколение. У нас всего этого нет».

Ничего не скажешь, доводы весьма убедительные. Однако и Познера можно было понять: план студии горел и надо было во что бы то ни стало как-то выкручиваться. В итоге он еще малость надавил на Ежова, и тот махнул рукой: дескать, напишу вам сценарий, а если тема не понравится — сами виноваты.

После этой встречи Ежов в течение нескольких дней ломал голову над эстетикой будущего фильма. Конечно, можно было махнуть на все рукой и написать сценарий стандартного фильма про красных и белых, коих в те годы уже в достаточном количестве навыпускал отечественный кинематограф. Но Ежов был профессионалом своего дела и создавать расхожую киношку явно не хотел. Это в кабинете Познера он сгоряча пообещал особо не усердствовать в придумывании сюжета, но уже за порогом верх в его рассуждениях взяла профессиональная гордость: дескать, как это я, Ежов, и напишу нечто обыкновенное? Нет — только нетленку!

Но из знакомых сюжетов на эту тему лезли в голову довоенные «Тринадцать» и «Джульбарс», повторять которых не хотелось. Чтобы быть в теме, Ежову пришлось привлечь к этому делу людей, знавших историю борьбы с басмачеством не понаслышке — то бишь героев гражданской войны. Встреч с такими людьми у Ежова было несколько, однако и они мало что ему дали в плане создания нетленного сюжета. Все их рассказы сводились к стандартным атрибутам приключенческого жанра: песчаные барханы, погони, засады, отравленные колодцы и т. д. А если в чьих-то рассказах и всплывало «нечто», то это нельзя было включать в сценарий по цензурным соображениям. К примеру, один бывший кавалерийский комбриг рассказал такую историю. Как-то в одном из боев с бурбашами он спас от надругательства и неминуемой смерти девушку из местных. Потом судьба их разлучила, чтобы через семнадцать лет вновь свести вместе, но уже в одном из колымских лагерей. Там они поженились и остаток жизни прожили вместе.

Кстати, именно этот бывший комбриг помог Ежову найти «изюминку» будущего сценария. Уже прощаясь и не надеясь на чудо, Ежов спросил у своего гостя, случались ли в его боевой биографии хоть какие-нибудь смешные эпизоды. «Конечно, были! — ответил комбриг. — Иногда преследуемые басмачи бросали в пустыне свои гаремы. Прискачешь к какому-нибудь колодцу, а около него женщины сидят, мужья давно ускакали. Оставить в пустыне — погибнут. Приходилось вместо преследования банды сопровождать «неожиданный подарочек» к ближайшему кишлаку. Намучаешься с ними».

Это было как раз то, что надо. Сопровождение брошенного курбашой гарема могло стать стержнем фильма, все остальные эпизоды можно было уже накручивать вокруг. Беда только, что времени на написание сценария выделили мало: не было возможности съездить в пустыню, чтобы набраться тамошних впечатлений. Но тут Ежов рассчитывал на помощь своих соавторов, в частности Рустама Ибрагимбекова, который уверенно заявил, что неоднократно бороздил зыбучие среднеазиатские пески (на самом деле он соврал, поскольку очень хотел попасть в их команду).

7 июня 1967 года в ЭТК поступила сценарная заявка от Ежова и Ибрагимбекова на сценарий «Пустыня». 8-го ее рассмотрела сценарно-редакционная коллегия, а на следующий день со сценаристами был заключен договор на написание сценария. Спустя несколько дней Ежов, Ибрагимбеков и будущий режиссер фильма Михалков-Кончаловский отправились в Коктебель, чтобы в уютном Доме писателей родить на свет хит всех времен и народов.

С первых же дней работа заспорилась. Сюжет был выбран такой: красный боец Федор Сухов возвращается домой, но в пути вынужден сделать небольшую остановку, чтобы сопроводить до города гарем главаря басмачей Абдуллы. По словам Кончаловского вся эстетика сценария росла из Андрея Платонова, который уже с «Аси Клячиной» был его путеводной звездой. А Сухов был навеян Пуховым, знаменитым героем «Сокровенного человека».

Распорядок дня у троицы был такой: с утра они садились за сценарий, а вечером шли отдыхать в общую компанию, которая собиралась из отдыхающих. До поздней ночи шло застолье, после чего часть людей шла спать, другая разбредалась по окрестным кустам и клумбам предаваться любви. С утра все начиналось сначала.

Однако спустя некоторое время Кончаловский внезапно утратил всякий интерес к басмаческой теме. Причем произошло это во многом благодаря подаче «сверху». Во время краткого пребывания в Москве Кончаловского вдруг вызвал к себе новый главный редактор Госкино Сурков, который предложил ему снять фильм к 150-летнему юбилею со дня рождения И. Тургенева.

— Какое его произведение вы хотели бы экранизировать? — в лоб спросил Сурков.

— «Где тонко, там и рвется», — не задумываясь ответил Кончаловский.

— Нет, лучше возьмите «Отцы и дети», либо «Дворянское гнездо», подвел итог разговора Сурков.

Кончаловский был ошарашен таким предложением, поскольку после того как положили на полку его «Асю», в ближайшие несколько лет даже не рассчитывал на благосклонность к себе со стороны киношного начальства. Он и за «Басмачей» взялся именно поэтому. А тут вдруг такое! Короче, Кончаловский тут же вернулся в Коктебель и сообщил об этом своим соавторам. Те тоже подивились такому повороту событий, но уговаривать коллегу остаться не стали. Считали, что и сами справятся. А Ежов даже согласился работать сразу на два фронта — писать про басмачей и «Дворянское гнездо». Кстати, это обстоятельство на какое-то время сохранило тройку вместе. Где-то в начале июля Кончаловский уехал в Москву, чтобы присутствовать на очередном Международном кинофестивале, а Ежов с Ибрагимбековым переместились в Горьковскую область, в деревню Безводное, где им предстояло продолжать работу над сценариями. Как вспоминает Р. Ибрагимбеков, когда они с Ежовым въехали в деревню, чуть ли не все ее жители высыпали на улицу с громкими криками: «Андрон Сергеич приехали!» Любовь селян к Кончаловскому объяснялась просто: год назад тот именно здесь снимал свою «Асю» и чуть ли не полсела вывез в Москву на озвучание, хотя до этого безводненцы столицы в глаза не видели.

Тем временем Кончаловский вместе со своей второй женой актрисой Натальей Аринбасаровой вращался в фестивальной круговерти. Причем, несмотря на присутствие рядом с собой супруги, он умудрился закрутить роман и с гостьей фестиваля — французской актрисой Машей Мериль. Та приехала в Москву с режиссером Паскалем Обье, и любила обоих сразу. Как в шутку заметил сам Обье Мериль хотела создать киностудию «Машафильм» и таким древним способом пыталась заполучить молодых, талантливых, а главное, недорогих режиссеров. Аринбасарова об очередном увлечении своего мужа ничего не знала, пребывая в полной эйфории от фестиваля. Кстати, спустя два года Кончаловский уйдет от Натальи, чтобы жениться на Мериль. Но это уже другая история.

КАК НАШЛИ РЕЖИССЕРА

Тем временем первый вариант сценария под названием «Пустыня» был закончен Ежовым и Ибрагимбековым в конце июля 67-го. Сюжет этой вещи мало напоминал то, что позднее превратится в легендарный фильм. Чтобы не быть голословным, вкратце расскажу сюжет сценария.

Красноармеец Федор Сухов возвращается домой из Средней Азии. По дороге он находит в пустыне закопанного по горло в песок Саида, которого таким образом наказал заклятый враг Джавдет. Сухов его откапывает, и почти что волоком (Саид был ранен) пытается дотащить до ближайшего населенного пункта — захолустного городка Педжента. По дороге они едва не нарываются на банду Абдуллы, который ограбил проезжавший по пустыне караван. Спрятавшись за барханами, Сухов и Саид наблюдают за нападением, и Саид рассказывает красноармейцу, что Абдулла вот уже несколько дней пытается разыскать свой гарем, который он бросил в песках, спасаясь от красноармейцев.

В Педженте Сухов собирается оставить Саида лечиться, а сам сесть на поезд. Однако выясняется, что поезд вот уже несколько дней как вышел из строя. А тут еще Сухова угораздило встретиться с отрядом, в котором он служил. Его командир Чагин уговаривает своего бывшего подчиненного стать комендантом города на те две недели, пока отряд не уничтожит банду Абдуллы. Более того, Сухову передается на попечение и гарем курбаши, который красноармейцы обнаружили несколько дней назад в пустыне. Сухов вынужден подчиниться Чагину, поскольку рассчитывает за эти две недели починить своими силами поезд.

В течение нескольких дней Сухов чинит поезд, привлекая к этой работе и девятерых жен Абдуллы. Те работают с удовольствием, поскольку считают Сухова своим новым господином. Во время пребывания в городе Сухов знакомится с бывшим ротмистром царской армии Верещагиным, который работает телеграфистом, и его женой Ириной. По воле сценаристов, Ирина избалованная светская женщина, увлеченная романтикой Востока. Эта увлеченность приводит ее к тому, что она внезапно… влюбляется в Саида и собирается уйти от мужа. Между мужчинами возникает конфликтная ситуация, которая едва не заканчивается смертоубийством. В дело вовремя вмешивается Сухов — ему удается «разрулить» ситуацию и не допустить кровопролития.

Тем временем к городу подходит банда Абдуллы. Тот еще не знает, что отряд Чагина ушел из Педжента, поэтому присылает парламентера с требованием вернуть ему гарем. Сухов идет за советом к Саиду и Верещагину. Те советуют не связываться с Абдуллой и вернуть ему гарем. Но Сухов иного мнения. Он толкает речь про то, что Советская власть освободила этих женщин и будет защищать до конца. Правда, Сухов рассчитывает в этом деле на поддержку своих друзей, но те отказываются ему помогать. Саиду надо отомстить Джавдету за смерть отца, а Верещагину просто до лампочки конфликт Советской власти с Абдуллой. Сухову, естественно, грустно от такого расклада, но делать нечего — надо принимать бой в одиночку. Но в тот момент когда Абдулла нападает на город, на помощь Сухову приходят его передумавшие друзья. В этой схватке они оба погибают, однако и отряд Абдуллы вместе со своим главарем тоже уничтожен. Сухов передает гарем в распоряжение Чагина, а сам уезжает на поезде навстречу мирной жизни.

Вот такой сюжет придумали в Коктебеле Ежов с Ибрагимбековым. 1 августа состоялось его обсуждение на сценарно-редакционной коллегии ЭТК. В целом сценарий понравился, но ряд присутствующих высказали свои поправки к сюжету, поскольку считали, что в нем не хватает должной остроты.

Л. Гуревич: «Мне сценарий понравился. Он отвечает задачам, поставленным студией перед ним: он приключенческий, в нем есть любимый персонаж, причем персонаж — обаятельный, героический, простой, смекалистый мужичок. Отмечу и второе великое качество сценария: в нем есть юмор…»

В. Дьяченко: «В поступках Сухова чувствую какой-то холодок. Но приятно слышать нотки юмора. Сцена с гаремом затянута. Нет пауз, много накручено. Я бы не убивал телеграфиста. Сценарий хорош. Но каково его будущее?..».

Л. Шмуглякова: «У меня есть ощущение перебора. Много стреляют. Но юмор приятен. Сухов настоящий супермен. Я думаю, есть основа для хорошего фильма…»

А. Михалков-Кончаловский: «Сценарий хороший, легко написанный. Но я хотел бы ставить не это. Сценарий очень трудоемкий по работе, как этот жанр вообще. Когда речь шла о первом замысле, у меня было желание его поставить. Я для себя считаю невозможным ставить фильм по этому сценарию…»

В. Познер: «На моей памяти у нас это первый сценарий — настоящий вестерн. Но немного перегруженный. Сценарий понравился потому, что по сравнению с другими он менее трудоемкий. А этот жанр всегда трудоемкий. Приветствую элемент появившегося юмора. Это один из признаков вестерна…»

Г. Чухрай: «Сценарий мне понравился. Но он, мне кажется, недоработан. Есть элементы настоящего вестерна. Финал — одно из слабых мест. С баком придумано длинно, неинтересно. Одно из наиболее слабых мест — сцена с парнем, который пьянствует. Так в вестерне быть не должно. Если будет расчищен этот сценарий, он будет хорошим. Но студия не имеет полной радости в связи с отказом Кончаловского ставить этот фильм. Студия попала в тяжелейшее положение, большие затраты для студии, но мы будем искать выход, будем искать его вместе с Кончаловским».

Л. Гуревич: «Сухов мне нравится. Хотелось бы, чтобы он сохранил свои качества, свои особенности, не превращаясь в традиционного супермена из вестерна. Главная просьба — сохранить в Сухове простоватость, смекалистость, «забавинку», а не делать из него плоского героя с бицепсами…»

Итог заседания: сценарий приняли с поправками. Однако часть этих поправок не удовлетворила сценаристов, и они потребовали изменить заключение. Им пошли навстречу: заключение изменили и 14 августа в их присутствии оно было обсуждено. Сценаристы согласились внести в сценарий следующие поправки: уточнить личность Верещагина, сделать Саида достойным партнером Сухова, исключить эпизод с нападением Абдуллы на караван (много крови), сделать динамичным эпизод финального боя между Суховым и Абдуллой.

Тем временем уговорить Кончаловского вернуться к этой постановке так и не удалось, поскольку он на всех парах двигался к «Дворянскому гнезду». Пришлось искать другого режиссера. Выбор руководителей ЭТК пал на Витаутаса Жалакявичуса.

В. Жалакявичус родился 14 апреля 1930 года. В 1956 году окончил ВГИК (мастерская М. Чиаурели). В большом кинематографе дебютировал комедией «Пока не поздно» (1958, с Ю. Фогельманом) о буржуазной Литве 30-х годов. Всесоюзную славу Жалакявичусу принес фильм «Никто не хотел умирать» (1965), который был удостоен главного приза на Всесоюзном кинофестивале в 66-м, и Государственной премии в 67-м. Это был крепко сбитый и, главное, серьезный истерн на материале борьбы литовских коммунистов с «лесными братьями» в послевоенное время. Именно это обстоятельство и подвигло членов худсовета ЭТК доверить Жалакявичусу постановку фильма «Пустыня». Однако его кандидатура не вызвала особого восторга у сценаристов. В частности, Ежов даже проигнорировал приглашение ЭТК встретиться с Жалакявичусом во время его приезда в Москву. Об этом наглядно говорит депеша В. Познера сценаристу, отправленная 28 августа:

«Согласно нашей договоренности, ЭТК предпринимает конкретные шаги к тому, чтобы до 15 сентября привлечь для этой постановки интересного режиссера; несомненно, что Вы заинтересованы в реализации сценария не меньше, чем студия.

Однако приглашенный нами для переговоров в Москву режиссер Жалакявичус практически не смог добиться встречи с Вами, а на мою просьбу связаться со мной хотя бы по телефону. Вы попросту не среагировали.

В этих условиях, то есть без Вашего участия в переговорах с режиссерами, ЭТК вряд ли сумеет за оставшиеся две недели решить вопрос о постановке фильма по сценарию «Пустыня» и может оказаться вынуждена пересмотреть нашу с Вами договоренность от 14 августа с. г. в ее части о сроках оплаты сценария».

Стоит отметить, что сам Жалакявичус не шибко расстроился от такого поворота событий, поскольку не горел желанием снимать фильм о басмачах. И хотя в дальнейшем их конфликт с Ежовым был благополучно преодолен (они все-таки встретились), но Жалакявичус от этого проекта отказался, сославшись на свою занятость на Литовской киностудии, где он с 61-го года был художественным руководителем. (Забегая вперед скажу, что их творческий тандем с В. Ежовым все-таки состоится: в 72-м выйдет их совместное детище фильм «Это сладкое слово — свобода!»).

После первого худсовета Ежов и Ибрагимбеков сели за поправки. Дело двигалось не так быстро, как того хотелось, поскольку в дело вмешивались объективные причины — Ежов параллельно трудился над сценарием «Дворянского гнезда». Одновременно с этим руководство ЭТК продолжало искать постановщика. Причем после неудачи с «варягом» Жалакявичусом было решено сузить круг претендентов до своих, исключительно мосфильмовских, режиссеров. Зато кандидатуры возникали самые неожиданные. Например, Юрий Чулюкин, который успел прославиться двумя комедиями («Неподдающиеся», 1959; «Девчата», 1962), и фильмом о спорте («Королевская регата», 1967). Или Андрей Тарковский. Последний на тот момент находился в творческом простое (его «Андрея Рублева» положили на полку) и, казалось бы, должен быть рад любому предложению о работе. Но, увы, (или наоборот, к счастью) от идеи снимать фильм про басмачей он тоже отказался. В конце концов в поле зрения руководителей ЭТК попал 40-летний режиссер с «Ленфильма» Владимир Мотыль.

В. Мотыль родился 26 июня 1927 года. Его отец был польским эмигрантом, который в поисках работы попал сначала в Германию, а затем оттуда за свои убеждения был вынужден уехать в Россию. В Петрограде он познакомился со своей будущей женой, которая училась в пединституте. В начале 30-х главу семейства арестовали как «врага народа» и отправили на Соловки, где он и «сгорел» за несколько месяцев. Так что своего отца Мотыль даже не помнил. Оставшись с маленьким сыном на руках, его мать устроилась практиканткой к знаменитому воспитателю трудной молодежи Антону Макаренко. Поэтому детство будущего кинорежиссера проходило среди колонистов.

В 1948 году Мотыль окончил Свердловский театральный институт и в течение 9 лет работал режиссером в ряде театров Урала и Сибири. В 1957 году присовокупил к режиссерскому диплому еще один — закончил исторический факультет Уральского университета. В начале 60-х работал на Свердловской киностудии. В 1963 году осуществил свою первую крупную постановку — снял на «Таджикфильме» картину «Дети Памира», которая была удостоена Государственной премии Таджикской ССР. Спустя три года поставил на «Ленфильме» героическую комедию «Женя, Женечка и «катюша», которая принесла ему большой успех среди своего брата-киношника и зрителей, но вызвала гнев чиновников от кино. Последние усмотрели в картине издевательство над советским солдатом-победителем. В итоге Мотыль попал в разряд неблагонадежных режиссеров и по высочайшему повелению к серьезным темам в кинематографе его решено было не допускать (а он тогда буквально бредил постановкой фильма о декабристах).

Между тем Ежов и Ибрагимбеков очень хотели, чтобы их сценарий воплотил в жизнь именно Мотыль. Во-первых, они уже устали от поисков других кандидатов, а во-вторых — полагали, что именно человек, снявший такую блестящую картину как «Женечка…», может осилить их произведение, не испохабив его и не сведя к банальщине. Загвоздка была в одном — снимать фильм про басмачей не хотел сам Мотыль. Почему? Причин было несколько. Во-первых, совершенно не его тема. Душой он тогда целиком был в декабристах и ни о каких гаремах, барханах и басмачах даже думать не хотел. Ему претила сама идея, когда солдат приходит со своим уставом в чужой монастырь, будто выполняя большевистский призыв «железной рукой загнать человечество в рай». Хотя о самом сценарии Мотыль ничего худого сказать не мог. Напротив, он признавал, что история придумана здорово, характеры четкие.

К тому же Мотыль был уверен, что такое кино снимать ему все равно не разрешат. Наверняка скажут: ты посмеялся над советским солдатом времен Отечественной войны, теперь захочешь сделать посмещище и из солдата времен гражданской. Дудки!

Однако Ежов, который, как мы помним, носил на лацкане пиджака лауреатский значок и был вхож в высокие кабинеты, твердо заверил Мотыля, что этот фильм ему снимать разрешат. Стоит только согласиться и — баста, он, Ежов, пробьет любую чиновничью стену. Когда к этим заверениям сценариста добавили свои голоса и руководители ЭТК Григорий Чухрай (а он в киношном мире имел вес побольше Ежова — как-никак являлся секретарем Союза кинематографистов СССР) и Владимир Познер, Мотыль сломался.

Немаловажную роль при этом сыграл и третий фактор — «костлявая рука голода». В те дни Мотыль вместе с матерью-пенсионеркой, что называется, перебивались с хлеба на воду. Собственной квартиры у них не было, поэтому жили где придется. Например, осенью 67-го Мотыль с семьей обитал на квартире Спартака Мишулина, который уехал на гастроли с театром. Потом они ютились на квартирке у психолога Маркова. А работа над фильмом сулила заработок в несколько тысяч рублей, которых вполне могло хватить на первый взнос для вступления в кооператив.

КТО ХОТЕЛ ПОХОРОНИТЬ БУДУЩИЙ ШЕДЕВР

14 сентября 1967 года В. Познер отправил в Комитет по кинематографии депешу следующего содержания: «Вместо сценария «Туда и обратно» («Басмачи») ЭТК просит включить в темплан 1967 года сценарий «Пустыня», который будет ставить В. Мотыль».

Оставались сомнения, что ответ будет положительным. Как вдруг в дело вмешались совершенно непредвиденные обстоятельства. Посланный в Главное управление художественной кинематографии сценарий «Пустыня», 16 октября вернулся оттуда с неожиданным заключением за подписями главного редактора сценарно-редакционной коллегии управления Е. Суркова и члена этой же коллегии Р. Зусевой. Цитирую: «Сценарий обладает несомненными литературными достоинствами и читается с интересом. Однако, учитывая необходимость точного знания национального материала, обстоятельств того сложного времени и специфики борьбы, являвшейся предметом рассказа в предлагаемом сценарии, нам представляется нецелесообразным предпринимать такого рода работу на московской студии — без участия той из республик, к которой относятся описываемые в сценарии события.

В настоящее время на киностудиях Средней Азии находятся в работе ряд фильмов подобного остросюжетного и героико-приключенческого жанра на материале, аналогичном материалу сценария «Пустыня»: «Красные пески», «Всадники революции» («Узбекфильм»), «Двойной карамболь» («Таджикфильм»), «Интернациональный отряд» («Казахфильм»). Наличие этих работ не исключает, конечно, дальнейшие опыты в этом направлении. Однако Главное управление считает, что фильмы на национальном материале, затрагивающие остро конфликтные вопросы прошлого и настоящего каждой из республик, целесообразно создавать либо силами данных республик, либо совместно с ними.

Главное управление считало бы целесообразным рекомендовать Вам ознакомить со сценарием «Пустыня» соответствующие республиканские инстанции, после чего мы будем иметь возможность вернуться к вопросу о включении данного сценария в план Вашей киностудии».

Этот ответ был, что нож в сердце руководству ЭТК. Он означал, что постановка фильма может растянуться на необозримо долгие годы. А то и вовсе никогда не осуществится, поскольку предугадать реакцию республиканских студий на «Пустыню» было нетрудно — они бы его точно забраковали. Ведь в нем на первом плане выступали исключительно русские герои — Сухов, Верещагин, Чагин, а национальные кадры либо выступали в качестве отрицательных героев (Абдулла), либо играли второстепенную роль (Саид, гарем). Было ясно, что на национальных студиях захотят внести серьезные поправки в сценарий, переписав его «под себя», на что ЭТК пойти никак не мог. В результате возник бы тупик, разрешить который было бы весьма трудно, а может быть, и невозможно. Поэтому уже 19 октября Познер отправил начальнику Главного управления Ю. Егорову следующее послание:

«Сценарию «Пустыня» предъявлены требования (знание национального материала, обстоятельства времени и специфики борьбы), на наш взгляд, вне учета жанровых его особенностей. «Пустыня» — веселая, непритязательная, приключенческая вещь, в известной мере условная, построена она по законам «вестерна». Она ничего общего не имеет с фильмами, перечисленными в письме («Красные пески», «Всадники революции», «Интернациональный отряд»), где действительно нужна реалистическая достоверность времени, событий и обстоятельств…

Нам известно, что мнение членов сценарно-редакционной коллегии Главка о сценарии «Пустыня» расходятся с выводом письма, подписанного тов. Сурковым. Просим Вас поставить обсуждение этого вопроса на Коллегии Главного управления».

Однако переломить ход событий в свою сторону ЭТК с наскока не удалось. Шум от этого дела дошел до зампреда Комитета по кинематографии В. Баскакова, который встал на сторону Главка. 31 октября от него в ЭТК пришла телеграмма: «До запуска фильма в производство сценарий необходимо проконсультировать с республикой, на материале которой будет сниматься фильм».

Но даже после этого ЭТК не сдалась. Она решила пойти обходным путем: пообещала внести в сценарий поправки, которые бы сократили до минимума его национальные особенности. В частности, действие его теперь происходило после гражданской войны, чтобы придать убедительность тезису об отсутствии у Абдуллы социальных и общенациональных корней, его банда теперь в большинстве своем состояла из белогвардейцев, которые собираются драпануть с награбленным за границу. Саид был выписан более выпукло, и его гибель в новом варианте сценария отменялась (погибал только Верещагин). В итоге эти уступки сыграли свою положительную роль в позиции киношного руководства и в конце ноября в ЭТК пришло сообщение, что фильм по сценарию «Пустыня» включен в темплан на 1968 год.

Уже в начале декабря Мотыль приступил к написанию режиссерского сценария «Пустыни». Работа оказалась нелегкой, поскольку Мотылю больше всего хотелось сделать так, чтобы на канве придуманного другими людьми сюжета и выписанных ими характеров выдвинуть свою сверхзадачу. Кино ведь хотелось снять не банальное, а чтобы была в нем некая «изюминка». И вот однажды почти во сне, на рассвете режиссера осенило. Он увидел будущую жену красноармейца Сухова, которой в сценарии не было. Баба с коромыслом, вокруг вода — прямо-таки фрейдистская символика. Супруга героя представлялась Мотылю женщиной кустодиевского типа, она должна была быть именно в «теле», этакая мечта солдата, изголодавшегося по плоти. Сухов много лет не был дома, но любовь его настолько сильна, что рядом с женщинами гарема, каждая из которых считала его своим мужем, он остается верным своей разлюбезной жене. Если Сухов любит свою женщину, идет не вообще домой, а к ней и при этом жизнь свою подставляет под пули бандитов ради совершенно чуждых ему гаремных красавиц, тогда у человека с ружьем в чужом краю есть какое-то нравственное оправдание. С этой идеей Мотыль отправился к Чухраю. Тот ее одобрил, но спросил:

— А как авторы, согласны?

Мотыль ответил утвердительно, поскольку еще на стадии уговоров сценаристы разрешили ему вносить любые поправки. Так в сценарии появилась Катерина Матвеевна. А письма Сухова к ней Мотыль чуть позже (в середине съемок) попросит написать театрального режиссера Марка Захарова, который придумал их когда-то для собственной постановки, но из-за ее невостребованности вынужден был отдать киношникам. Как мы теперь знаем, письма от этого только выиграли.

Между тем Экспериментальная творческая киностудия не имела своей производственной базы, предпочитая снимать фильмы на других киностудиях. Делалось это из-за принципиальных соображений: ЭТК стояла на том, что производство не должно подчинять себе творчество. Фильмы запускались лишь тогда, когда созревали постановочные проекты, а не по-социалистически, когда надо загрузить работой цеха и людей. Вот и «Пустыню» Мотыль должен был снимать на «Ленфильме», чему сам он был несказанно рад — оголтелые редакторы Госкино свирепствовали в основном в столице, наезжая в Питер и другие города от случая к случаю. Оператором фильма стал Эдуард Розовский, уже успевший зарекомендовать себя в киношном мире как профессионал высокого класса.

Э. Розовский родился 14 декабря 1926 года. В 1950 году закончил ВГИК и был распределен на «Леннаучфильм». С 1955 года — на «Ленфильме». Однако дебют Розовского в большом кино состоялся на Литовской киностудии, где он снял фильм «Юлюс Янонис» (1959). Три года спустя имя Розовского прогремело на всю страну: он снял хит 62-го года «Человек-амфибия». Не меньшую славу принес ему и другой шедевр ленфильмовского производства — «Начальник Чукотки» (1967). Так что, выбирая себе оператора, Мотыль прекрасно представлял себе, с кем он будет работать.

ДВА СУХОВА

Подбор актеров на главные и второстепенные роли начался с января 1968 года. Киношники «шерстили» в основном актерскую картотеку двух киностудий «Мосфильма» и «Ленфильма». Кандидаты на роли возникали самые неожиданные, особенно это понятно сейчас, когда мы уже знаем, каким получился фильм. Например, на роль Катерины Матвеевны пробовалась первая красавица советского кино Наталья Фатеева. А на роль Саида актер Центрального Театра Советской Армии Игорь Ледогоров. На роль таможенника Павла Верещагина пробовались Владимир Ильин (отец ныне известного актера Владимира Ильина), Ефим Копелян. На роль Абдуллы — звезда из Грузии Отар Коберидзе. Несколько кандидатов было и на роль Федора Сухова, но Мотылю понравились только двое — Георгий Юматов и Анатолий Кузнецов, одного из которых и предстояло утвердить на роль.

Г. Юматов родился 11 марта 1926 года в Москве. В 15-летнем возрасте попал в военно-морскую школу, откуда вскоре ушел на фронт юнгой на торпедном катере. Воевал в Азовской, а затем в Дунайской флотилиях. Во время штурма Вены участвовал в рукопашной схватке за знаменитый Венский мост, где погибло около двух тысяч советских десантников. За этот штурм Юматов будет награжден уникальной матросской медалью Ушакова на цепях.

В кино Юматов попал случайно. В 46-м году он с приятелем пришел на просмотр трофейного фильма в Театр киноактера и попался на глаза режиссеру Григорию Александрову. Мэтру кинематографа приглянулся красивый молодой человек в матросской форме и с орденами на груди, и он пригласил его в один из эпизодов своего фильма «Весна». Год спустя тот же Александров устроил Юматова во ВГИК.

Звездный час для Юматова наступил в конце 50-х, когда один за другим на широкий экран вышли сразу несколько фильмов, где он исполнил главные роли: «Разные судьбы», «Они были первыми» (оба — 1956), «Жестокость» (1959). После этого имя Юматова встало в один ряд с целой плеядой имен молодых актеров, принесших славу советскому кино: Олегом Стриженовым, Николаем Рыбниковым, Алексеем Баталовым, Василием Лановым, Вячеславом Тихоновым и другими.

В 60-е годы слава Юматова несколько померкла, поскольку от героических ролей он постепенно перешел к более характерным. Он сыграл чудаковатого солдатика в «Двух жизнях» (1961), обаятельного рвача в «Порожнем рейсе» (1962), ревнивого комбайнера в «Стряпухе» (1965), бывшего фронтовика в «Не забудь, станция Луговая» (1966) и др. Роль Федора Сухова в фильме Мотыля могла стать новым звездным часом Юматова, поскольку с нею актер вновь возвращался к своему зрителю в героической роли.

А. Кузнецов родился 31 декабря 1930 года в Москве. В 1955 году закончил Школу-студию МХАТ. За год до этого состоялся дебют Кузнецова в кино — в фильме «Опасные тропы» он сыграл молодого ученого, разоблачающего матерого диверсанта. С этого фильма череда положительных героев, сыгранных актером, стала расти как снежный ком. За десятилетие (1955 — 1965) Кузнецов снялся в полутора десятках картин, самыми удачными из которых были: «Случай на шахте восемь» (1956), «Ждите писем» (1960), «Друг мой, Колька!» (1961), «Дайте жалобную книгу» (1965). Положительных героев в послужном списке Кузнецова могло быть значительно больше, если бы он сам не отказывался от некоторых из них по причине пресыщенности. Так, от него ушли роли в фильмах: «Родная кровь» (1964, роль сыграл Евгений Матвеев), «Председатель» (1965, Иван Лапиков), «Берегись автомобиля» (1966, Олег Ефремов). Предложение сыграть Сухова Кузнецов тоже поначалу встретил без особого энтузиазма, поскольку буквально за несколько месяцев до этого уже успел сыграть солдата в картине «Весна на Одере». К тому же он знал, что Мотыль в своем выборе больше склоняется к кандидатуре Юматова.

АБДУЛЛА И САИД

30 января авторы сценария поменяли название сценария «Пустыня» на «Спасите гарем». С начала марта 68-го в 1-м павильоне «Ленфильма» начались интенсивные пробы актеров на главные и второстепенные роли. Заглянем в съемочный журнал фильма:

4 марта — проба с Ломакиным, Кавсадзе (как мы помним, на роль Абдуллы пробуется также известный актер Отар Коберидзе, конкуренцию которому отныне будет составлять никому доселе неизвестный 33-летний актер Тбилисского театра имени Шота Руставели Кахи Кавсадзе).

К. Кавсадзе родился в 1935 году в Грузии. Ему было шесть лет, когда его отец ушел на фронт и не вернулся. Матери, которая работала врачом, пришлось одной поднимать двух сыновей (у Кахи есть брат, который моложе его на два года). После окончания десятилетки Кавсадзе поступил в театральный институт. В кино снимался редко, исключительно в эпизодах на «Грузия-фильме» («Поезд № 13», «Мамлюк», «Песня Этери», «Цветок на снегу»), поэтому роль Абдуллы можно смело считать его первой значительной ролью в большом кинематографе.

7 марта — пробы с Коберидзе, Лосевым (на роль Петрухи).

11 марта — пробы с Мулаевым (на роль Саида), Вахлиным, Логвиновым, Лосевым.

15 марта на художественном совете ЭТК состоялось обсуждение первого варианта режиссерского сценария «Спасите гарем». Его сюжет теперь существенно отличался от «Пустыни», большинство его коллизий нам теперь знакомо по фильму. Однако многих участников обсуждения этот сюжет устроил куда меньше, чем тот, что был в «Пустыне».

Л. Шмуглякова: «Мне кажется, Верещагин стал более интереснее, у него появилось совершенно конкретное занятие, то есть занятие таможенника, которое сыграло определенную роль в его вступлении в битву. Но он несколько вытеснил Сухова и Саида. Стал по-своему интереснее Абдулла. Но от этих переделов пострадал Сухов. Если окружающие становятся ярче, то блекнет герой…»

В. Дьяченко: «Литературный сценарий нас обрадовал и удовлетворил. Режиссерский сценарий ухудшился. Сухов стал менее изобретателен, сценарий перегружен чаще всего мелочами. Сухова надо спасать. Он делает несколько поступков, которые мне не нравятся. Он плюнул в сердцах вслед Настасьи мне это не нравится, супермену это не свойственно. Верещагин подавил Сухова абсолютно. Он колоритнее Сухова…»

В. Огнев: «Мне значительно нравился литературный сценарий. Мы хотим сделать легкий фильм, постановочно эстетически недорогой, хотели сделать просто, ясно и элегантно. Это стало иное. Это другая картина. Сценарий был написан в другой эстетике. И меня волнует вопрос чисто практический. Я интересовался у производственного отдела, и они говорят, что картина страшно завышена.

По режиссерскому сценарию Сухов не симпатичен. Он должен быть теркинского характера. Но характер Сухова неуловимо ушел…»

Г. Данелия: «Режиссерский сценарий мне понравился меньше, чем литературный, он стал вымученным. Сухов стал разноречивее. Верещагин симпатичнее. Сама история с баком глуповата. Нехорош бронепоезд. Глупо выглядят солдаты…»

В. Мотыль: «Я, к сожалению, пока не могу дать полную экспликацию. Я и раньше говорил о павлинах, дворцах, не скрывал этого. Мне нужно стремление к постановочности, отсюда идет удорожание. Я хочу сделать вестерн, но по-русски, с русскими героями. По американской традиции мы идти не хотим…»

В итоге худсовет отказал сценарию в запуске в производство, потребовав от режиссера, чтобы он его доработал. Среди необходимых правок фигурировали следующие: надо убрать бронепоезд, Абдулла должен передвигаться не на автомобиле, а пересесть на коня, Сухов должен чаще показывать свою смекалку.

Тем временем актерские пробы продолжали проводиться. Вновь заглянем в съемочный журнал.

28 марта — пробы с Юматовым.

1 апреля — пробы с Юматовым, Зиминым, Шевцовым.

3 апреля — пробы с Ильиным, Мишулиным, Ледогоровым (двое последних пробуются на роль Саида, но победит в этом споре, как мы знаем, Спартак Мишулин).

С. Мишулин родился 22 октября 1926 года в Москве. В конце 30-х его мать, которая занимала пост заместителя наркома золотопромышленности, арестовали как «врага народа», и Спартак остался на попечении отчима. Но с ним у него отношения не сложились, и мальчик уехал в Кемеровскую область, где поступил в 1-ю артиллерийскую школу. Но проучился там недолго — вскоре его арестовали как расхитителя социалистической собственности (он открутил несколько лампочек в сельском клубе, чтобы использовать их во время премьерного спектакля в артшколе) и впаяли несколько лет тюрьмы.

Освободившись в середине 40-х, Мишулин уехал в Тверскую область, где устроился худруком в Дом культуры поселка Удомля. В начале 50-х стал актером сначала Калининского, затем Омского драмтеатра. В 1960 году во время гастролей в Москве его пригласили в труппу Театра сатиры. Однако всесоюзную славу Мишулин обрел благодаря телевидению, а именно — ролью пана Директора в «Кабачке «13 стульев», премьера которого состоялась на ТВ в январе 66-го.

Приглашение Мишулина на роль Саида для многих выглядело неожиданным, но только не для Мотыля. Он давно был знаком с Мишулиным — еще в 50-е ставил в Омском драмтеатре пьесу «Клоп», где Спартак играл сразу несколько ролей. Мотыль был просто очарован актером, поскольку такие трансформации были подвластны в те годы разве только великому Аркадию Райкину. Уже тогда стало понятно, что Мишулин — глубокий актер, которому подвластно все, от эксцентрики до психологического характера. Кстати, это понял той же весной и главреж Сатиры Валентин Плучек, который внезапно (за 18 дней до премьеры!) доверил Мишулину роль Карлсона в новом спектакле «Малыш и Карлсон» (до этого актер должен был играть в нем роль грабителя, а Карлсона репетировали Высоковский и Долинский).

На роль жены Верещагина выбрали тоже столичную актрису — Раису Куркину. Она родилась 7 октября 1927 года. В 1956 году окончила Театральное училище имени Щукина и была распределена в Театр-студию киноактера. В том же году состоялся ее дебют в кино: в фильме «Гость с Кубани» она сыграла роль Кати Горбань. Затем были роли в картинах: «Березы в степи» (1957, премия на Всесоюзном кинофестивале-58), «Идиот» (1958), «Тишина» (1960), «Живые и мертвые» (1964) и др.

15 апреля состоялось очередное заседание худсовета ЭТК, на котором обсуждался второй вариант режиссерского сценария «Спасите гарем». На этот раз большинство выступавших отзывались о нем положительно, отметив, что режиссер в принципе справился с высказанными на прошлом заседании претензиями. Говорили, что у Сухова стало больше юмора, его сны хороши и т. д. В итоге сценарий был рекомендован к запуску в подготовительный период.

И вновь вернемся к съемочному журналу.

18 апреля — пробы с Копеляном (Верещагин), Ефимовым (Сухов).

19 апреля — пробы с Ефимовым, Мишулиным.

6 мая — Мотыль вылетает в Махачкалу (Дагестанская АССР) для выбора мест натурных съемок и пробудет там до 15 мая. За три дня до его возвращения в ЭТК придет сообщение из Главного управления художественной кинематографии, что режиссерский сценарий наконец-то принят.

23 мая — пробы с Юматовым, Локтевым (Петруха).

20 — 22 мая — пробы с Юматовым, Кавсадзе.

ПЕТРУХА

Весьма тяжело шел процесс выбора актера на роль Петрухи. Ни один из тех, кто пробовался на эту роль, не устраивал Мотыля, который поначалу и сам, видимо, плохо себе представлял, каким должен быть этот герой: то ли с трагическим оттенком, то ли с комическим. Именно этим можно объяснить тот факт, что на роль Петрухи пробовался даже суперкомик советского экрана Савелий Крамаров. Он приехал в Питер на пробы 17 июня и пробыл там один день. Больше на съемочной площадке он не объявлялся, поскольку через две недели Мотыль вспомнил про молодого питерского актера Николая Годовикова, которого он снял в крохотном эпизоде в собственной «Жене, Женечке…»

Н. Годовиков родился 6 мая 1950 года в Ленинграде. Поскольку его родители не имели никакого отношения к искусству — они работали на заводе «Россия», никаких поводов сниматься в кино у Годовикова не было. Все вышло совершенно случайно: в 15 лет его заметил ассистент режиссера с «Ленфильма» и пригласил сыграть эпизодическую роль в картине «Республика ШКИД» (от роли Годовикова в ней остались два крохотных эпизода, один из них — секунд на пять — в самом конце фильма). После этого фамилия Годовикова попала в картотеку студии, откуда его и вытянул на «Женю…» Мотыль. В новой работе режиссера актеру впервые предстояло сыграть одну из центральных ролей.

С середины июня на берегу Каспийского моря, в нескольких километрах от города Каспийска началась постройка декораций для фильма. Руководил художник-декоратор «Ленфильма» А. Тимофеев. По чертежам главного художника фильма Б. Каплан-Маневич строители начали возводить в песчаных дюнах несколько бутафорских домиков, дом Верещагина, сад с виноградником, нефтеналивные баки. К берегу был подогнан старый баркас Махачкалинского рабочего порта «Дербент», переименованный на время съемок в «Тверь». Чуть позже сюда же приедет группа комбинированных съемок. На территории в один квадратный метр художники создадут из пенопласта, красок и фантазии макет среднеазиатского захолустного городка Педжента. Ассистент режиссера Э. Ясан привезет из Средней Азии двух верблюдов, которые вольются в банду Абдуллы, а из Москвы прибудет конный взвод Московского кавалерийского полка, ветерана кинематографии, участвовавшего в съемках таких фильмов, как: «Война и мир», «Одиночество», «Сергей Лазо» и др.

САМЫЙ ЛУЧШИЙ ВЕРЕЩАГИН

В начале июля наконец-то были найдены актеры на роли Верещагина, Катерины Матвеевны и Гюльчатай. Ими стали актеры: Павел Луспекаев из БДТ, Галина Лучай с «ТВ Останкино», Татьяна Денисова из Московского циркового училища.

П. Луспекаев родился 20 апреля 1927 года в Луганске. В начале 40-х окончил Луганское ремесленное училище. Подростком попал в партизанский отряд, неоднократно участвовал в боевых операциях в составе партизанской разведгруппы. Во время одного из боев был ранен. В 44-м оставил военную службу и осел в Ворошиловграде — его зачислили в труппу местного драмтеатра. В 46-м Луспекаев поступил в Театральное училище имени Щепкина. Закончив его, мечтал играть на столичной сцене, но препятствием к этому послужил его южный говор. В итоге Луспекаев был распределен в Тбилисский государственный русский драмтеатр имени Грибоедова. Тогда же дебютировал в кино, снявшись на «Грузия-фильме» в двух картинах: «Они спустились с гор» (1955), «Тайна двух океанов» (1957).

В 1957 году Луспекаев перебрался в Киев, где поступил в труппу Театра русской драмы имени Леси Украинки. Два года спустя перешел в ленинградский БДТ к Георгию Товстоногову. На сцене этого театра сыграл свои лучшие роли: Галлен в «Несклонивших головы», Бонар в «Четвертом» (оба — 1961), Нагульнов в «Поднятой целине» (1964). Однако в 65-м из-за творческих разногласий с главрежем театра Луспекаев вынужден был уйти. Отныне все свои творческие помыслы он связал с кино, где много и успешно снимался все 60-е. Назову лишь некоторые из этих фильмов: «Рожденные жить» (1960), «Балтийское небо» (1961), «Душа зовет» (1962), «Поезд милосердия» (1964), «Иду на грозу» (1965), «Три толстяка», «Залп «Авроры» (оба — 1966), «Республика ШКИД» (1967) и др. Ролей могло бы быть значительно больше, если бы не болезнь ног, которая с начала 60-х все сильнее стала донимать актера (сказывались голодное военное детство и губительное курение еще со школьных лет). В итоге в 62-м Луспекаеву ампутировали сначала пальцы на одной стопе, а через пять лет — на второй. Мотыль был прекрасно осведомлен об этих фактах, поэтому, несмотря на большое желание снимать в роли Верещагина именно Луспекаева, он не решался беспокоить актера до тех пор, пока окончательно не стало ясно, что ни один из пробуемых актеров с этой ролью не справляется. Поэтому в один из тех июльских дней Мотыль лично отправился к Луспекаеву домой, чтобы поговорить с ним о Верещагине. Далее послушаем его собственный рассказ:

«Первое, что меня удивило — Луспекаев был на ногах! Если мне не изменяет память, двери он открыл сам. Никаких костылей. Только в руке палка. И с ходу разговоры — о роли, о сценарии, который он уже прочитал… Я тогда пообещал, что часть сцен на баркасе мы перенесем в павильон, чтобы ему не мучиться в штормовую качку. Однако Луспекаев с этим не согласился, так как, по его мнению, Верещагин должен был выглядеть по-настоящему сильным и здоровым. И от сцены в море он не отказался…»

Стоит отметить, что кандидатура Луспекаева не всех в съемочной группе устроила. Некоторые ворчали, что зачем шить какие-то особые, дорогие сапоги с внутренними упорами для Луспекаева, если можно заменить его здоровым актером. Но все эти разговоры мгновенно прекратились, едва начались съемки.

ПУТАНА В ГАРЕМЕ

Галина Лучай, утвержденная на роль Катерины Матвеевны, не имела никакого отношения к кинематографу, исполняя обязанности редактора в «Останкино». И в картину попала совершенно случайно. До этого режиссер просмотрел с десяток профессиональных актрис плюс еще такое же количество женщин — жительниц близлежащих к Ленинграду деревень. Но все впустую. Пока, наконец, в одной из монтажных «Ленфильма» не увидел женщину, лицо которой в бликах заходящего солнца напомнило ему «Богородицу». Мотыль бросился к ней, но та мгновенно остудила его пыл, заявив: «Сниматься не буду. У меня телевизионные циклы, очерки, к тому же ребенок грудной и муж вдобавок». Но режиссер был чрезвычайно настойчив в своих уговорах, обещая Галине если не золотые горы, то легкие съемки — это точно. Он говорил, что далеко уезжать ей не придется, что съемки уложатся в несколько дней, так что ни ребенок, ни муж, ни работа от этого не пострадают. И уговорил.

Актрису на роль Гюльчатай — Татьяну Денисову — нашел в Московском цирковом училище ассистент Мотыля Николай Конюшев. Этот человек, кстати, «откопал» и многих других «эпизодников». Так, в пивном баре «Пльзень», что в Парке имени Горького, он присмотрел нескольких колоритных мужиков, которые с удовольствием согласились сняться в роли нукеров в банде Абдуллы. А женщин из гарема ему пришлось искать чуть ли не по всему Союзу. Причем только три из них были профессиональными актрисами: Галина Умпелева (ее лица зритель в кадре так и не увидел), Татьяна Ткач (молодая актриса БДТ, которую «выторговал» бывший актер этого же театра Луспекаев, она самая титулованная актриса из этой тройки, и вскоре сыграет еще несколько запоминающихся ролей в кино, в частности, подругу генерала Черноты Люську в «Беге», любовницу Фокса в «Месте встречи изменить нельзя», в «Гареме» ей досталась роль Зухры) и Татьяна Кричевская (это она говорит фразу: «Когда я была любимой женой, мы видели нашего господина каждую ночь…»). Остальные — актрисы-любительницы. Так, на роль высокорослой жены Абдуллы была приглашена баскетболистка из Риги Велта Дэглав, «старшей» — еще одна прибалтка Алла Лименес (ее Конюшев случайно встретил на проходной завода). Еще одну жену Абдуллы шустрый ассистент режиссера «откопал» в магазине «Синтетика» — Лидия Смирнова (не путать с известной киноактрисой) работала там продавцом, а Конюшев пришел туда за какой-то покупкой. Научный работник, знающая несколько языков, Светлана Сливинская сыграла в фильме роль самой представительной жены Абдуллы. Однако самой колоритной женой курбаши была, безусловно, Зинаида Ахтамова (фамилия изменена), которая попала в картину… с панели. Да, да, дорогой читатель, она в те годы трудилась в Питере на ниве валютной проституции, была, что называется, при лице и теле, чем и приглянулась киношникам.

4 июля было решено заменить название будущего фильма на «Белое солнце пустыни» (в качестве других названий фильма фигурировали и такие: «Длинная дорога напрямик», «Прощай, пустыня», «Прощай, гарем»). Два дня спустя это название утвердил директор ЭТК Владимир Познер.

А теперь вновь полистаем съемочный журнал.

9 июля — состоялась проба с Юматовым.

10 июля — проба с Лучай (Катерина Матвеевна).

КАК ПОМЕНЯЛИ СУХОВА

В середине июля Мотыль планировал начать натурные съемки, причем снимать решил с эпизода «сон Сухова», чтобы раскрепоститься от прежних сценарных впечатлений, почувствовать собственный стилевой камертон. Местом для съемок были выбраны окрестности у деревни Мистолово под Лугой. Однако в назначенный день съемки сорвались. Дело было так.

Съемочная группа в полном составе на двух автобусах подъехала к гостинице «Октябрьская», где проживал исполнитель роли Сухова Георгий Юматов. Однако в оговоренное время актер к группе не вышел. Послали за ним гонца — администратора. Но тот вернулся назад ни с чем, сообщив, что дверь номера артиста закрыта изнутри, а на стуки никто не отвечает. Зная о загульном нраве Юматова (хотя вот уже два года тот был в «завязке», но ожидать от него можно было всякого), решили выломать дверь. А открыв ее, застали жуткую картину: артист лежал на кровати, что называется, вдребезги пьяный, да еще с «разукрашенным» синяками лицом. Причины происшедшего выяснились чуть позже.

Все началось 6 июля, когда по дороге в Прибалтику погиб известный питерский кинорежиссер Никита Курихин (сын актера Федора Курихина, известного зрителям по фильмам: «Веселые ребята», «Цирк», «Вратарь» и др.). Курихин-младший стал не менее знаменитым, чем его отец, но только в режиссуре. Он дебютировал в большом кино в 1959 году, поставив вместе с Теодором Вульфовичем ставший впоследствии культовым фильм «Последний дюйм». Затем были картины: «Мост перейти нельзя» (1960), «Барьер неизвестности» (1962), «Жаворонок» (1965), «Не забудь… станция Луговая» (1967). В последнем фильме главную мужскую роль сыграл Георгий Юматов, у которого с Курихиным сложились очень теплые отношения. Когда режиссеру понадобилось купить автомобиль, именно Юматов напряг все свои связи и выручил друга (в противном случае очередь Курихина на «колеса» подошла бы через несколько лет). И вот в начале июля Курихин с семьей выехал на отдых в Прибалтику, однако до места назначения так и не доехал — автомобиль попал в аварию, режиссер погиб.

Когда об этой трагедии узнал Юматов, он впал в транс: ведь злосчастный автомобиль режиссеру помог купить именно он. И теперь актера мучила совесть, хотя вины в случившемся за ним, конечно же, не было. Ситуацию усугубил приход в номер Юматова вскоре после похорон режиссера целой компании дружков во главе с известным актером Александром Сусниным (родился в 1929 году, в 1952 году окончил ВГИК, известность получил, снявшись вместе с Юматовым в фильме «Жестокость» (1959). Суснин предложил другу помянуть погибшего водкой, на что у Юматова просто не было сил сопротивляться. А спустя час-другой между собутыльниками возникла драка. Поводом к ней послужила оброненная кем-то из присутствующих фраза, что в гибели Курихина есть косвенная вина и Юматова. Актер бросился с кулаками на обидчика, но поскольку остальные присутствующие поддержали оскорбителя, победа осталась не за Юматовым. Короче, ему здорово досталось, и особенно сильно пострадало лицо.

Когда Мотыль узнал об этом, он понял, что Юматов — отрезанный ломоть. Стало ясно, что с этим исполнителем «каши уже не сваришь», поскольку, во-первых, его лицо будет приходить в норму минимум неделю, а времени ждать уже не было (часть съемочной группы упаковала вещи, чтобы ехать в Махачкалу, а другая часть — та, что собиралась снимать «сон Сухова» должна была присоединиться к ней в самом конце июля); во-вторых — не было гарантии, что «развязавший» актер не пустится в загул в экспедиции. Поэтому Мотыль отбил срочную телеграмму в Москву Анатолию Кузнецову: мол, приезжай, пропадаем. Правда, было опасение, что актер, обиженный первым отказом, может проигнорировать приглашение. Но Кузнецов оказался выше всяких амбиций и 16 июля приехал в Ленинград по первому зову. В тот день и на следующий состоялись его кинопробы.

А Юматов 16 июля отбыл в Москву. Причем уезжал он из города на Неве без копейки денег, поскольку всю имевшуюся при себе наличность пропил. Чтобы насобирать денег на обратную дорогу, он заложил гостиничным сотрудникам чуть ли не все свои вещи: одному отдал свои часы, другому паспорт, третьему костюм. Но вернемся к съемкам фильма.

Первый съемочный день выпал на 24 июля. Почти восемь часов снимали эпизод, в котором участвовали 11 человек: Сухов, Катерина Матвеевна и 9 жен из гарема Абдуллы (некоторых жен на тот момент еще не нашли, поэтому в их ролях снимались актрисы-однодневки). Из реквизита на съемочной площадке присутствовали: прялка (прокат — 1 рубль в сутки), самовар (2 рубля в сутки), корова (3 рубля на 6 дней). Кадры, снятые в тот день, теперь известны всем: Сухов кует серп и передает его жене; на зеленой лужайке сидит гарем и одна из жен читает книгу Карла Маркса (позднее надпись на книге по требованию цензуры стыдливо закроют цветком); Катерина Матвеевна идет с коромыслом, стоит у березки и всматривается вдаль, переходит речку. Кстати, в последнем эпизоде снимались ноги совсем другой актрисы. Дело в том, что у Лучай была прекрасная фигура, но ноги не полные. А Мотылю нужны были именно пышные, кустодиевские. И вот за несколько дней до съемок он дал задание все тому же Конюшеву найти ноги Катерины Матвеевны. Причем, где и как искать, сказал конкретно: дескать, сними подвал на Кировском проспекте и смотри не на лица, а только на ноги. И Конюшев смотрел день-другой. Сколько ему при этом пришлось выслушать оскорблений от женщин, к которым он затем прицеплялся с просьбой снять их ноги в кино, одному ему и известно. Но с заданием справился — нашел-таки женщину, которая согласилась предоставить свои пышные ноги для будущего хита отечественного кинематографа. Жаль только, что имя ее кануло в безвестность.

Кстати, в эти же дни на «Мосфильме» снимали еще несколько будущих хитов: «Бриллиантовую руку», «Новые приключения неуловимых». 24 июля Леонид Гайдай снимал в павильоне № 5 эпизод «Квартира Горбункова». Это когда к Семен Семынычу (Юрий Никулин) приходит управдомша (Нонна Мордюкова) с просьбой прочитать лекцию «про Стамбул — город контрастов». А Семен Семеныч дарит ей сувенир: черта в шкатулке.

А вот на съемочной площадке «Неуловимых» в тот день ничего не снимали — группа паковала вещи, чтобы выехать из Ялты в Москву для павильонных съемок.

Но вернемся к нашим баранам, то бишь фильму «Белое солнце пустыни».

«БЕЛОЕ СОЛНЦЕ…» НАД ДАГЕСТАНОМ

В конце июля съемочная группа прибыла в столицу Дагестанской АССР город Махачкалу, что на берегу Каспийского моря, где уже все было готово к натурным съемкам (в окрестностях городов Каспийска и Сулака). Технически группа была укомплектована не самым лучшим образом: например, отсутствовал съемочный кран, поскольку практически вся лучшая техника «Мосфильма» была брошена на съемки широкомасштабной эпопеи Юрия Озерова «Освобождение» (съемки 1-го фильма начались ровно год назад, а в августовские дни 68-го снимались эпизоды 2-го фильма). Пришлось киношникам из «Белого солнца» сооружать кран из подручных средств — бревен и канатов. В начале августа к месту предстоящих съемок стали подтягиваться и актеры: 1-го приехал Николай Годовиков (Петруха), 2-го — Кузнецов (Сухов), Мишулин (Саид), чуть позже Луспекаев (Верещагин). Все поселились в гостинице «Кавказ».

Съемки начались в окрестностях Каспийска 3 августа в 6.30 утра и закончились в пять вечера. Весь день снимали эпизоды с участием Сухова и Саида: оба сидят у поваленного дерева и разговаривают, при этом Сухов говорит: «Подзадержался я здесь… А что у тебя с Джавдетом?», Саид: «Отца убил, меня закопал, четырех баранов забрал — больше у нас не было…» Сухов отдает свой нож и уходит; Сухов идет по пустыне.

4 августа — группа перебазировалась в Сулак, где снимались эпизоды: Сухов появляется из-за бархана, останавливается; на песке сидят Сухов и Саид, они разговаривают; Саид встает и уходит (эти эпизоды в картину не войдут).

5 августа (Сулак) — в песке торчит голова Саида; Сухов садится на песок, глядит на часы и произносит: «Два часа…», спрашивает Саида: «Давно обосновался?»; берет лопатку и начинает откапывать Саида; Сухов идет по пустыне. Съемка продолжалась с 6.30 до 16.30. В этот же день вечером Мишулин уехал в Москву. Отснятые эпизоды в окончательный вариант фильма не войдут и будут пересняты, о чем речь еще пойдет впереди.

6 августа — съемочная группа готовит к съемкам декорацию «дом Верещагина» в окрестностях Каспийска.

7 августа — снимают следующие эпизоды: Петруха подходит к дому таможенника; запрыгивает на дувал и попадает во двор; по двору ходят павлины; Верещагин внимательно наблюдает за незваным гостем сквозь щель в окне.

Около двенадцати дня сняли еще несколько эпизодов: четверо стариков сидят у стены дома, один из них на вопрос Сухова (за кадром) отвечает: «Давно здесь сидим…» (В этих ролях были заняты в основном непрофессиональные актеры: одного (Нижарадзе) Мотыль знал еще по «Детям Памира», другого нашел ассистент в соседней закавказской республике (Рамазанов), а третий, который спал на ящике с динамитом, вообще москвич Май-Маевский — в прошлом курьер Ленина). В час дня съемки пришлось прервать из-за непогоды — сильный ветер, дождь.

8 августа — Сухов садится у дома Верещагина и слушает доносящуюся из окна песню (кстати, песня «Ваше благородие…» пока еще только пишется композитором Исааком Шварцем и Булатом Окуджавой); со стариков взрывной волной сдувает чалмы. Съемки в тот день длились мало — с 6.30 до 10 утра, после чего вновь были прерваны из-за непогоды.

9 августа — выходной день.

Вспоминает Н. Годовиков: «Луспекаев ходил на протезах. Ему было очень трудно, но он старался этого не показывать. После съемки всегда отходил в сторонку, садился у моря, опускал ноги в воду, и у него аж слезы были на глазах. От меня он не скрывал своих эмоций. Я был доверенное лицо его жены, и когда она уезжала в Ленинград, то всегда просила: «Ты не поживешь у дяди Паши, пока меня не будет?» И я жил у него в номере. Он мне много чего рассказывал. Как он был обижен на Товстоногова за то, что тот уволил его из театра. Ему-то казалось, что он смог бы играть и дальше, но на самом деле…»

Вспоминает В. Мотыль: «По Махачкале Луспекаев передвигался с палочкой, а довезти актера до объекта — декорации дома Верещагина — не мог никакой транспорт: увязал в сыпучих песках. С паузами на отдых Луспекаеву приходилось вышагивать на больных ногах почти километр, опираясь на палку и плечо сопровождавшего ассистента или чаще жены — самоотверженной Инны Александровны. Потом ему по часу приходилось отходить в волнах Каспия, чтобы утихла боль. На съемке же гордо противился, когда предлагали упростить мизансцену, всеми способами демонстрируя, с какой легкостью он выполнит любую задачу. Лишь иногда после отснятого кадра мы видели, чего стоила ему эта легкость…»

10 августа съемки продолжились. В тот день в окрестностях Каспийска снимали эпизоды: Петруха садится на песок и плачет от обиды (эпизод в картину не вошел); старики сидят у стены; Сухов отодвигает лежащего старика, открывает ящик с динамитом и поливает его водой из чайника; Сухов подбрасывает шашку с динамитом в воздух и стреляет в нее; обгорелый подпоручик Семен (В. Кадочников) подползает к ящику; пулеметная очередь пробивает дувал над головами стариков (два последних эпизода в окончательный вариант фильма не вошли).

11 августа — Сухов здоровается со стариками: «Здорово, отцы!..»; Сухов замечает ящик с динамитом; Петруха во дворе дома Верещагина; Верещагин наблюдает за Петрухой, затем втягивает его к себе в окно; Сухов садится на песок и слушает песню Верещагина; кидает камешек в окошко: «Эй, хозяин, огоньку не найдется?»; сверху на песок падает динамитная шашка; Сухов прикуривает от горящего шнура и кидает шашку обратно; Верещагин в ставнях, бросает ключи: «Заходи!»

12 августа — услышав окрик «Руки вверх!», Петруха поднимает руки; гарем садится у стены дома; Петруха плачет и обращается к Сухову: «Там старухи камнями гонят, чтобы уходил. Говорят, что Абдулла из-за них поубивает всех» (при монтаже этот монолог озвучат иначе); Сухов говорит Петрухе: «Прихвати ящичек… Никакого Абдуллы не будет»; Петруха взваливает себе на плечо ящик с динамитом; Сухов идет в сопровождении гарема. В 10 утра съемка была прервана из-за непогоды. В этот же день приехали Кахи Кавсадзе (Абдулла) и Спартак Мишулин (Саид).

13 августа снимались следующие эпизоды: жена Верещагина Настя ходит по двору и разговаривает с мужем; берет корзину с бельем; подпоручик подъезжает к дому Верещагина, взбирается на дувал; стучит плеткой в закрытые ставни; возле дома на лошади его ждет напарник по банде; поручик вылетает из окна верещагинского дома, садится на лошадь и на вопрос напарника: «Чего это ты?», отвечает: «Да, гранаты у него не той системы…»

14 августа — подпоручик вылетает из окна; гарем сидит у стены; пьяный Петруха выходит от Верещагина и горланит песню (эпизод в картину не вошел); Сухов гарему: «А вас кто сюда звал?»; Сухов с пулеметом в руках перебегает к мечети (в картину не вошел); Настя выпрыгивает из окна и бежит к морю за мужем. В тот же день должны были начаться съемки на баркасе, но их пришлось отменить из-за шторма.

15 августа — весь день шла подготовка к съемкам.

16 августа — Сухов с пулеметом подбегает к баку, за ним бежит гарем; женщины сидят в баке и смотрят вверх. Съемка длилась полдня, вторая половина — простой из-за поломки лихтвагена (машины для света).

17 — 18 августа — съемки сорваны из-за плохой погоды.

19 августа — гарем на дне бака; Верещагин чинит ставню после полета подпоручика (эпизод в картину не вошел); Настя выбрасывает из калитки оружие, садится в лодке за пулемет (эпизод в картину не вошел); Настя бежит за мужем: «Паша!»; Абдулла сидит на лошади у бака и пьет из бутылки коньяк, к нему подходит Верещагин: «А что это, никак твои ребята подпалить что-то хотят?» — «Да вот, закрылся один, а выходить не хочет». — «Федор, Петруха с тобой?» — «Нет Петрухи, Павел Артемьевич, Абдулла зарезал»; Абдулла Верещагину: «Иди, иди! Хороший дом, хорошая жена, что еще надо человеку, чтобы встретить старость».

20 августа снимались эпизоды, которые по замыслу должны были войти в финал картины, но в итоге так и не вошли, поскольку финал полностью изменили: Верещагин и Настя несут оружие в лодку; измазанный мазутом Сухов бежит к морю; Сухов плывет к баркасу и кричит Верещагину «Взорвешься!»; Сухов подплывает к мачте, борется с волнами, цепляется за обломок мачты и стреляет в Абдуллу; Абдулла прыгает с баркаса в воду и, как заправский супермен, стреляет на лету в Сухова; Абдулла падает в воду; смертельно раненный Абдулла выходит на берег, делает несколько шагов и замертво падает в ноги Сухову.

Чтобы читателю стало понятно, каким выглядел в первоначальном варианте сценария финал картины, о нем стоит рассказать хотя бы вкратце. Сухов и Абдулла пытались убить друг друга на баркасе, затем упали в воду и продолжили борьбу там. В схватке оба получили огнестрельные ранения: но Сухов был ранен легко — в плечо, а Абдулла — смертельно. Из последних сил бандит доплывал до берега, вставал на ноги и, шатаясь, шел на Сухова. Однако сил, чтобы выстрелить, у Абдуллы уже нет: он не доходил всего лишь нескольких метров до своего врага и замертво падал на землю. Кстати, падать актеру было больно — он бился лицом о землю ровно три дубля, заработав даже легкое сотрясение мозга. Получилось эффектно, но, увы, этот финал в Москве забраковали.

Между тем несладко пришлось во время съемок этого же эпизода и Анатолию Кузнецову, который тогда… едва не утонул. Дело было так. Упав с баркаса, Кузнецов попытался схватиться в воде за бревно, но так как оно было вымазано мазутом, сделать это ему не удалось. В результате обессиленный после драки на палубе актер пошел ко дну. Хорошо, что рядом оказались каскадеры, которые и помогли актеру выбраться на поверхность.

21 августа советские войска вошли в Чехословакию. Событие мирового масштаба, однако в съемочной группе «Белого солнца…» об этом пока никто не знает, хотя в последующем эти события будут иметь для картины плохие последствия. В тот день снимались следующие эпизоды: Верещагин в лодке с женой, последняя топит оружие; Верещагин закрывает в доме жену, а ключ от двери кладет под коврик; Сухов блаженствует, лежа на воде; Сухов плывет вдоль борта баркаса; Сухов в море моется мочалкой из водорослей (два последних эпизода в картину не вошли).

22 августа — все в том же Каспийске снимались эпизоды: Сухов купается в море; Петруха поднимает руки, Верещагин втаскивает его к себе в дом через окно и закрывает ставни; Сухов тянет гарем к лестнице на баке, но они упираются, не идут; Сухов лезет на бак сам и зовет женщин следовать за собой; от баркаса бежит Петруха (три последних эпизода в картину не вошли). В тот день в Ленинград уехал Луспекаев.

23 августа — съемка отменена из-за непогоды.

24 августа — Сухов разрывает лопаткой выход из подземелья, вылезает на поверхность, но, увидев бандитов у баркаса, падает сам и валит на землю женщин (эпизод вошел в картину частично); Петруха, вытирая руки ветошью, выходит из-за рубки; Петруха видит бандитов и падает за люк, ползет по палубе и прыгает за борт (эти эпизоды в картину не вошли).

25 — 27 августа — выходные дни. Группа занималась кто чем. Например, оператор с помощниками и в выходные ломали голову над тем, как усовершенствовать убогую техническую базу группы. А актеры (кроме Кузнецова, который на выходные уехал в Москву) отправились в Махачкалу развлекаться: Луспекаев, например, любил посидеть в ресторане, где тамошняя публика принимала его на «ура», а молодежь «отрывалась» на танцплощадке. В дни съемок между Годовиковым (Петруха) и Денисовой (Гюльчатай) завязался трогательный роман, поэтому их в те дни частенько можно было видеть вместе. Кое-кто из съемочной группы пытался «подбить клинья» к путане Зинаиде Ахтамовой, из-за чего между претендентами на ее расположение пару раз вспыхивали драки. В общем, ситуация вполне понятная в столь разномастном коллективе, каким была съемочная группа.

28 августа в 6.30 утра съемки продолжились. Снимались эпизоды: бандиты вылезают из подземелья и бегут к баку; двое бандитов пытаются открыть люк в баке, но ломают винтовку; Абдулла на коне подъезжает к баку, стучит по нему маузером (последний эпизод вошел в картину частично).

29 августа — панорама моря с лошадьми; Настя мечется по берегу и зовет мужа: «Паша!», садится на землю, бросается в воду; Сухов смотрит на гарем; в воздухе взрывается шашка, подброшенная Суховым; разговор Сухова и Рахимова (М. Дудаев), где последний уговаривает Сухова взять гарем, а тот отвечает: «Рахимов, я ведь домой иду…»; из-за бархана появляются Абдулла и его банда; банда спускается к баку, окружает его; Абдулла стучит маузером по баку, затем стреляет в него, после чего обращается к Сухову: «Выходи, Сухов! Я один тебя жду. Ты должен принять смерть достойно, как мужчина…» Последний эпизод вошел в картину частично — как Абдулла стреляет по баку. Причем снимался он курьезно. Дело в том, что конь под актером каждый раз шарахался от выстрелов и запорол несколько дублей. В конце концов кому-то пришла в голову идея — заменить коня… человеком. И вот ассистент режиссера посадил себе на плечи Кавсадзе (а весил тот 106 килограммов!) и принялся изображать из себя лошадь. Однако в картину все-таки вошел дубль с лошадью.

30 — 31 августа и 1 сентября — съемки не проводились из-за шторма на море. А 2 у группы был официальный выходной.

3 сентября съемки возобновились. Снимались эпизоды: Настя обреченно бредет по берегу после гибели мужа, увидев Сухова, хочет бросить в него камень, но потом передумывает (эпизод вошел в картину частично — без камня); Настя уходит; Петруха тянет за собой лошадей, привязывает их к баркасу (эпизод в картину не вошел); гарем снимает чадры (не вошел); гриф сидит на песке; пустой баркас на берегу; Абдулла едет на лошади вдоль цепочки бандитов, передающих ведра с нефтью; подпоручик на цистерне показывает измазанную нефтью руку: «Полная!»; Абдулла закуривает сигару.

4 сентября — выходной день.

5 — 6 сентября — простой из-за непогоды.

7 сентября — Сухов выходит из трюма и зовет: «Петруха!» (эпизод в картину не вошел); Сухов крутит лебедку на баркасе (не вошел); Сухов и Петруха сидят на носу баркаса и разговаривают; гарем крутит деревянный ворот, помогая Сухову и Петрухе (не вошел); Сухов кричит гарему: «Перекур!» (не вошел); Петруха заглядывает за баркас и видит курящих женщин (не вошел); Абдулла с бандой скачут к городу. В этот же день съемочную группу покинул дрессировщик с грифом, специально вызванный из Баку.

Вот как описывает происходившее на съемочной площадке в тот день корреспондентка газеты «Дагестанская правда» Л. Смирнова:

«Ясное солнечное утро. Только 6 часов, а вся съемочная группа уже готова к выезду. Актеры загримированы и одеты. В половине седьмого машины отъезжают от гостиницы «Кавказ» по направлению к Каспийску. На месте, то есть на берегу моря, уже в полной готовности аппараты главного оператора Э. Розовского. Помощники, ассистенты, художники ждут знаки, чтобы приступить к работе. Девять актрис «гарема» в полном облачении и гриме, становятся к вороту, на который надо намотать канат. Сюда же подходит А. Кузнецов. На площадку с аппаратом, установленным на рельсы, взбираются режиссер-постановщик и главный оператор. В. Мотыль, в последний раз объяснив актерам задачу, отдает «приказ»:

— Полная репетиция! Начали!

Крутится ворот, Кузнецов-Сухов «командует»:

— Раз-два! Взяли!

Он подтягивает канат и бросается на баркас, там тоже что-то крутит и откидывается в «изнеможении». Эпизод снимается четыре раза подряд. Гример Галя Яшишина перед каждым повторением должна смочить лицо Кузнецова морской водой. На экране капли воды становятся «потом». Галя натирает щеки актера песком — вот, мол, как спешит человек: некогда ни пот, ни песок смахнуть. Губы «запеклись» — на них Галочка аккуратно прилепила белый пластырь. Это безобидное техническое ухищрение. Но каково актеру по нескольку раз подряд демонстрировать перед кинокамерой полное напряжение всех физических и нравственных сил? Ведь пленка должна передать драматический момент, когда Черный Абдулла настигает своих жен, а Сухов использует последние мгновения, чтобы спасти женщин…»

8 сентября — Сухов идет от баркаса; Сухов застегивает на руке часы; Сухов наклоняется к своим вещам и обнаруживает, что его кобура пуста; подпоручик спрашивает у Сухова: «Тебя как, сразу прикончить или желаешь помучиться?», Сухов: «Лучше, конечно, помучиться…»; подпоручик скачет к Абдулле; Верещагин и Настя плывут в лодке.

9 — 10 сентября — простой из-за непогоды. Уехал Кавсадзе. И вновь приведу отрывок из заметки Л. Смирновой:

«Группа комбинированных съемок каждый день устанавливает макет в нужном ракурсе. И каждый день съемки откладываются: что-то еще не готово. Но вот, кажется, что-то получится. И вдруг солнце удаляется за тучу, неизвестно зачем выплывшую из-за Тарки-Тау. Пропал весь труд. Напрасно вставали чуть свет, напрасно гримировались, репетировали, скакали, падали, ловили убегающих коней, вымазались в песке, устали. Туча, будто приклеенная, стояла на месте, а солнце ехидно высунуло лучик: нате, мол, вам без меня ни шагу! Люди не спорят со светилом. Они ждут и репетируют кадры следующего дня.

В пять часов вечера начинаются очередные репетиции и длятся они до 9 10 часов вечера. А утром снова чуть свет машины отправятся на берег моря…»

11 — 12 сентября — выходные дни.

13 сентября — непогода.

В эти дни в группе случилось ЧП, о котором стоит рассказать подробнее. Боевые карабины киношники хранили во взводе кавалеристов, приехавших с ними на съемки. Но кое-что из реквизита находилось в ветхом помещении под охраной весьма беспечного сторожа. И вот в одну из ночей, когда сторож улегся спать, местные воры проникли в реквизиторскую и похитили оттуда часть вещей, в том числе саблю, подаренную «Ленфильму» легендарным кавалеристом Окой Городовиковым, и огромные часы фирмы «Буре», которые должны были украшать руку Сухова в ближайшие съемочные дни. После этого случая съемочный процесс остановился, кое-кто предлагал пригласить для разбирательства милицию. Однако Мотыль, имевший за плечами несколько лет пребывания в детском доме, решил поступить иначе. Выяснив через местных жителей, кто в этих краях «держит мазу», то бишь верховодит в криминальном мире, режиссер отправился к нему с визитом дружбы. Этим человеком оказался 26-летний молодой человек по имени Али. Мотыль повел себя с ним хитро: он предложил ему сняться у себя в картине в эпизоде и, когда тот с готовностью согласился, вдруг сообщил, что вот, мол, съемки можно было бы начать хоть сегодня, да какие-то сволочи украли ночью ценный реквизит. «Это не я, это Махмуд, собака!» — воскликнул в сердцах Али и тут же пообещал разобраться. Эти разборки длились всего несколько часов, и уже к утру следующего дня все украденные вещи были возвращены киношникам. А Али действительно сыграл в фильме одну из эпизодических ролей — зрители могут видеть его в двух коротеньких сценах: это он в красной рубахе и с винтовкой в руках крадется по музею во время его первого посещения Суховым и наставляет свой «винтарь» на красноармейца на берегу моря, в котором тот беспечно купался. Как мы помним, в последнем эпизоде Сухов застрелил героя, роль которого исполнял криминальный авторитет.

14 сентября съемки возобновились. Снимали эпизоды: Сухов на носу челна, он приказывает гарему прыгать в воду, но те боятся, и тогда Сухов сам сбрасывает женщин в море (эти эпизоды в картину не вошли).

15 сентября — Сухов учит Рахимова: «В Старой крепости его через трубу надо было брать»; Саид на вопрос Сухова: «Ты как здесь оказался?», отвечает: «Стреляли»; гарем ест кашу из котелков; Рахимов уезжает с отрядом, оставляя гарем на попечение дремлющего Сухова: «Он хороший человек!..»; Сухов вскакивает, кричит: «Стой!»; Саид говорит ему: «Уходи! Это жены Абдуллы…»

Кстати, о гареме. Ввиду тяжелых условий работы — в те дни стояла нестерпимая жара, а актрисам из гарема приходилось «париться» под паранджой — Мотыль иногда разрешал заменять жен курбаши солдатами-кавелеристами, по комплекции похожими на женщин. Солдатики облачались в паранджу и весьма правдоподобно изображали из себя жен Абдуллы.

16 сентября — Рахимов с гаремом в пустыне (эпизод в картину вошел частично); Рахимов видит вдали идущего по пескам Сухова и стреляет вверх из пистолета; Сухов отбирает у Петрухи винтовку, пытается выстрелить из нее, но происходит осечка; бьет прикладом по земле — выстрел; Сухов приказывает Петрухе, чтобы тот отдал коня Саиду; Сухов гарему: «За мной, барышни!»; Саид слышит выстрел и останавливается.

17 сентября — бандит на баркасе ловит наган Сухова; подпоручик выглядывает из-за бака; Саид тянет лассо, наброшенное на шею бандиту; бандит падает от выстрела. В тот день в Каспийск вернулся Павел Луспекаев.

18 сентября — Саид вынимает нож из чехла и смотрит на него; Сухов надевает часы; Сухов отвечает подпоручику: «Лучше помучиться…»; подпоручик читает именную гравировку на пистолете: «Красноармейцу Сухову. Комбриг Мэ Нэ Ковун»; Ибрагим (Д. Герами) приказывает подпоручику: «Семен, скачи к Абдулле!»; Сухов бросает часы бандиту, тут же выбивает у него из рук маузер и в падении стреляет; гарем вскакивает на выстрел, но тут же опять садится; Сухов идет вдоль баркаса и спрашивает Саида: «Ты как здесь оказался?» — «Стреляли».

19 сентября — Сухов с поднятыми руками стоит у своих вещей; подпоручик вскакивает на лошадь, чтобы скакать к Абдулле; Сухов снимает с руки часы и бросает их бандиту; Ибрагим падает на песок; Саид забирает карабин у убитого бандита; стреляет в ожившего Ибрагима; Сухов оборачивается на выстрел; Верещагин идет по двору, затем подходит к двери и закрывает ее на ключ.

20 сентября — весь день шла подготовка к завтрашней съемке, вечером приехал Кавсадзе.

21 сентября — Сухов открывает крышку ящика и заливает тлеющие динамитные шашки водой из чайника; Абдулла, Саид и банда выезжают на бархан; банда спускается с бархана; Сухов выбивает маузер у бандита; поручик отдает Абдулле шапку убитого Ибрагима; Абдулла смотрит на Саида, говорит: «Пока я не возьму их, ты останешься у нас», после чего его люди разоружают Саида.

22 сентября начали снимать драку на баркасе. Ту самую, которую Мотыль предлагал Луспекаеву частично отснять в павильоне, но актер отказался, пообещав, что справится с этим на натуре. И все же без дублеров не обошлись, они заменяли Луспекаева в нескольких эпизодах. В частности, в тот день снимали две такие сцены: когда бандит закидывает веревку за голову Верещагина, которого заменял каскадер (эпизод в окончательный вариант фильма не вошел), когда Верещагин сбрасывает ногами за борт двух бандитов. Кроме этого, снимались и другие эпизоды: бандит с наганом у рубки; бандит хватает Верещагина за горло, тот роняет маузер (эпизод в картину не вошел); Верещагин бросает через голову бандита в море, приговаривая: «Помойтесь, ребята»; Абдулла бросается с кубрика в воду, стреляя в воздухе в Сухова (эпизод в картину не вошел).

В этот же день в «Бриллиантовой руке» снимали эпизод с арбузной коркой. Помните, сначала Семен Семеныч Горбунков, поскользнувшись, падает на землю с возгласом: «Черт побери!», а потом этот же трюк повторяет Геша Козадоев (Андрей Миронов). Эпизод снимали на одной из старых улиц города Баку.

Но вернемся к съемкам «Белого солнца…»

23 сентября — съемки не проводились из-за шторма на море. В этот же день в группе случилось страшное ЧП: из-за неосторожности погиб один из кавалеристов, прикомандированных к киношникам — сержант Жакупов. К месту трагедии вызывают мать погибшего. Однако, несмотря на это, съемки продолжаются.

24 сентября — Верещагин отнимает у бандита маузер, тот сопротивляется, но таможенник бьет его по голове, приговаривая: «Отдай!..»; Верещагин отходит к рубке; бандит забирает пистолет у убитого товарища, но тут же падает от выстрела Верещагина (эпизод в картину не вошел); Верещагин Абдулле: «Абдулла, не много ли товара взял? И все поди без пошлины?»; тогда же Верещагин произносит фразу, которой впоследствии суждено будет стать крылатой: «Я мзду не беру, мне за державу обидно». Вечером этого же дня в Тбилиси уезжает Кавсадзе.

25 сентября — простой из-за шторма на море.

26 сентября — продолжаются съемки эпизодов драки на баркасе: в Верещагина летит цепь и пригвождает его к стене (эпизод в картину не вошел); бандит на крыше рубки (не вошел); Верещагин стреляет из-за мачты, прячется за кубрик (не вошел); бандит перелезает через борт и прижимается к рубке; бандит падает с рубки (не вошел); крадутся два бандита; бандит с ножом в зубах вылез из-за борта, кидает нож в таможенника, но промахивается (не вошел); Верещагин подбирает маузер, бросает бочку на бандита. В этот же день, но уже в Сулаке снимали эпизод из финала картины — прощание Сухова с отрядом Рахимова, гаремом и Саидом.

27 сентября — выходной день.

28 — 29 сентября — простой из-за непогоды.

30 сентября (Сулак) — Сухов прощается с Рахимовым; Саид прощается с Рахимовым (эпизод в картину не вошел); Абдулла и Саид — разговор в пути. Абдулла: «Мой отец перед смертью сказал: «Абдулла, я прожил жизнь бедняком, и я хочу, чтобы тебе бог послал дорогой халат и красивую сбрую для коня. Я долго ждал. Но потом бог сказал: «Садись на коня и возьми сам, что хочешь, если ты храбрый и сильный». Саид: «Мой отец ничего не сказал — Джавдет убил его в спину». Абдулла: «Твой отец был мудрый человек, но кто на этой земле знает, что есть добро и зло. Кинжал хорош для того, у кого он есть, и плохо тому, у кого он не окажется… в нужное время».

В тот же день съемочную группу покинули Кавсадзе и Мишулин. Последний, кстати, вынужден сниматься в фильме чуть ли не полулегально. Дело в том, что главреж Театра сатиры запретил своим ведущим актерам в начале сезона сниматься в кино, а Мишулин этот запрет нарушил. Правду от Плучека скрывать было бы легче, если бы не одно обстоятельство: для роли Саида Мишулину пришлось обриться наголо. Но киношные гримеры нашли выход и сделали актеру парик, которым он прикрывал свою бритую голову. Но разоблачение все равно произошло, причем актер сам этому поспособствовал. Однажды он нос к носу столкнулся у входа в театр с Плучеком и, поздоровавшись, снял с головы кепку… вместе с париком.

— Это что такое? — округлил глаза Плучек. — Значит, все-таки снимаетесь, Спартак Васильевич?

Тому не оставалось ничего иного, как честно во всем признаться.

— И у кого же, если не секрет?

— У Мотыля, — ответил Мишулин.

И тут случилось неожиданное: Плучек внезапно расплылся в довольной улыбке и, похлопав актера по плечу, сказал: «У него можно».

Как оказалось, последний фильм Мотыля «Женя, Женечка и «катюша» Плучеку очень понравился и он ничего не имел против того, чтобы актеры его театра играли в картинах этого режиссера.

Но вернемся в Дагестан. 1 октября под Каспийском снимались следующие эпизоды: по палубе баркаса крадется бандит; бандит с маузером выходит из-за рубки; бандит падает в воду с ведром; Верещагин лежит на палубе; бандит кричит: «Абдулла, таможня дает добро!», но Верещагин бьет его ногой в пах, выхватывает пистолет и расстреливает бандитов.

2 октября — простой из-за непогоды.

3 — 4 октября — выходные дни.

5 — 6 октября — непогода.

Последние две недели, наверное, одни из самых сложных в работе над картиной. Об этом наглядно говорит телеграмма Мотыля в адрес руководства ЭТК, которую он отправил 3 октября. В ней режиссер сообщает, что экспедиция по плану должна была быть закончена 20 сентября, но из-за большого брака пленки (2335 м) и плохой работы режиссерского состава в отведенный срок уложиться не удалось. С 22 по 30 сентября снято всего 99 полезных метров, простой из-за непогоды 4 дня, один выходной. Группа испытывает трудности с актерами, сложности со съемками на воде, с животными (имеются в виду лошади). Большая разбросанность объектов (группе приходится курсировать между Каспийском и Сулаком). Мотыль открытым текстом пишет, что положение катастрофическое и просит прибыть к месту съемок директора ЭТК Познера. Стоит отметить, что затраты к этому времени достигли уже 311 тысяч рублей, из 450 тысяч отведенных на весь съемочный процесс.

Вдобавок ко всем неприятностям в те же дни (начало октября) происходит ЧП с одним из актеров — Павлом Луспекаевым, который, как мы помним, был большим любителем посещать рестораны. И вот однажды там возникла крупная драка между местными посетителями. Луспекаев же по доброте своей бросился разнимать дерущихся, что крайне не понравилось одной из сторон. В итоге один из горячих дагестанских парней выхватил из-за пояса кинжал и ударил им Луспекаева в лицо. К счастью, удар пришелся аккурат в левую бровь актера если бы лезвие скользнуло чуть ниже, то Луспекаев вполне мог бы остаться без глаза.

7 октября съемки фильма возобновились, однако их пришлось тут же остановить, поскольку замазанная гримерами раненная бровь Луспекаева постоянно кровоточила. И тогда Мотыль придумал такой ход: по приказу Абдуллы один из бандитов («Аристарх, договорись с таможней») стрелял в стекло рубки (этот эпизод снимут позже — в туркменской экспедиции), и осколок рассекал Верещагину левую бровь. Так кровоточащая рана на лице актера стала иметь свое правдоподобное объяснение. В тот день сняли еще ряд эпизодов: Верещагин глядит на берег, где мечется его жена (эпизод в картину не вошел); Верещагин заходит в рубку; стреляет за борт в бандита (не вошел); уползает к борту (не вошел); затягивает зубами повязку на руке (не вошел); бросается в сторону, а на рубке остаются следы от бандитских выстрелов (не вошел); крутит лебедку, поднимая якорь; говорит: «Сейчас подойдем поближе, Федор Иванович».

8 — 9 октября — съемки отложены из-за непогоды. Экспедицию покинул Павел Луспекаев.

10 октября съемки в Каспийске возобновились. Снимали эпизоды: гарем жарит еду в отряде Рахимова (эпизод в картину не вошел); Сухов прощается с гаремом: «До свидания, барышни»; Рахимов кричит Сухову: «Спасибо!», тот: «Не за что»; бандиты грузят награбленное на баркас; Саид разоружает бандита: «Не говори никому, не надо»; подпоручик хочет бросить динамитную шашку, но его руку захватывает аркан, брошенный Саидом (эпизод в картину не вошел); Сухов выныривает из воды; гарем бросается к мертвому Абдулле, умершему на берегу после схватки с Суховым в море, и начинает причитать (не вошел).

11 октября — Саид возвращает себе винтовку, пистолет и уходит из банды; Саид кричит Абдулле: «Это говорю я — Саид!» и бросает в цистерну с нефтью зажженный аркан; горит цистерна, паника среди бандитов; Саид ползет по песку от раненой лошади (эпизод в картину не вошел); Сухов у бака стреляет из музейных пистолетов (в картину не вошел); Саид лежит около бака, закрывает глаза (не вошел). Вечером того же дня Спартак Мишулин уехал из съемочной группы, а ему на смену приехал Кавсадзе.

12 октября — Сухов ползет с пулеметом к краю бака (эпизод в картину не вошел); бандиты заливают нефть в канаву, вырытую вокруг бака; горит цистерна, с нее с криком падает подпоручик; Сухов с бака стреляет из пулемета по бандитам; Сухов плывет к баркасу; Настя обреченно идет по берегу мимо лошадей.

13 — 14 октября — съемки вновь сорваны из-за непогоды. Уехал Кавсадзе.

15 октября — Сухов прыгает с бака на землю и скатывается в яму (эпизод в картину не вошел); сидя в яме, стреляет из музейных пистолетов (не вошел); Верещагин из лодки забирается на баркас; звучит пулеметная очередь, и у убитого бандита из рук выпадает факел — нефтяная лужа загорается (не вошел); верблюды идут по пустыне, лежат на песке (не вошел).

16 октября — Сухов подходит к старикам; Сухов идет к морю; Абдулла обращается к Саиду: «Зачем ты убил моих людей, Саид? Я послал их сказать, чтобы ты не искал Джавдета в Сухом ручье — его там нет. Возвращайся в Педжент. Твой отец был другом моего отца. Дорога легче, когда встретится добрый попутчик»; крупные планы банды; лодка с бандитами плывет от баркаса к берегу.

17 октября — баркас на воде; берег моря.

18 октября — банда Абдуллы едет по пустыне; взрыв баркаса.

19 — 20 октября — непогода.

21 — 22 октября — выходные дни. Уехал Кавсадзе.

23 — 25 октября — съемки не проводились из-за плохой погоды.

26 октября — группа пакует вещи и собирается в обратный путь. Переезд продолжается до 31 октября. Так закончилась дагестанская экспедиция, которая длилась почти три месяца. Как мы помним, по плану эти съемки должны были уложиться до 20 сентября, но из-за непогоды и неразберихи, царившей в съемочной группе, экспедицию не удалось закончить в срок. Один брак пленки составил аж 2335 метров. Эта экспедиция съела 170 тысяч рублей.

Между тем у этих трудностей были и объективные причины. Начались они еще со времен режиссерской разработки, когда срок окончания работы над режиссерским сценарием продлевался дважды — он был закончен только 30 мая вместо 1 марта. Как следствие — запоздалый выезд на съемку натуры к морю начало августа. Режиссерская группа подобралась слабая. Вначале было два вторых режиссера — Дакиев с «Ленфильма» и Курбатов, имевший за плечами всего лишь режиссерские курсы. Курбатов показал свою полную беспомощность, договор с ним был расторгнут еще до начала съемок — 1 июля. Затем дошла очередь и до Дакиева, а потом и до ассистента режиссера Ясана. В итоге на съемочной площадке из режиссерского состава работали только Мотыль и помощник режиссера Курсеитова. Николай Конюшев был занят тем, что все время гонялся по всей стране за артистами, пытаясь вовремя обеспечить их присутствие на съемочной площадке. Например, в разгар дагестанской экспедиции взяла и уехала одна из «жен» Абдуллы — Ахтамова. Конюшев буквально с ног сбился, выискивая ее по всему Ленинграду, пока не нашел в одной из гостиниц в объятиях богатого клиента. Девушка наотрез отказывалась возвращаться в зыбучие пески, под палящее солнце. Конюшеву пришлось приложить максимум старания и терпения, чтобы уговорить ее вновь напялить на себя паранджу.

ГРОЗА НАД ФИЛЬМОМ

За то время пока группа отсутствовала, на студии произошли серьезные изменения. Напуганные чехословацкими событиями, советские власти принялись лихорадочно «закручивать гайки», чтобы, не дай бог, в Советском Союзе повторилось подобное. В итоге Экспериментальная творческая киностудия приказом Госкино была лишена самостоятельности, хотя и сохранила некоторые привилегии по части поощрений работников в зависимости от показателей проката. ЭТК стала отныне Экспериментальным творческим объединением (ЭТО) при «Мосфильме». По этому случаю было решено произвести зачистку сценарного портфеля. Мало того — все фильмы, которые на тот момент находились в производстве студии, подлежали немедленной ревизии.

11 ноября худсовет Экспериментальной студии отсмотрел отснятый материал фильма «Белое солнце пустыни». Впечатление от просмотра у присутствующих было разным: одним он понравился, другим нет.

Л. Белова: «Опасений за картину нет. Вестерн получится, зрители ходить на него будут. Верещагин хорош. А вот Сухов-Кузнецов не нравится. На героя он не тянет. Может быть, ему стоит играть линию Иванушки-дурачка?.. Типажно Петруха хорош. Но актерски, когда плачет, плох…»

В. Ежов: «Это не вестерн, но это и не военно-приключенческий фильм. Это азиатская, где-то суровая, где-то условная картина. Она будет оригинальна, необычна. Весь круг материала сложился иначе, но очень интересно. Жанрово это по-новому. Все равно у нас не снять вестерн, наши герои не так ходят, не так стреляют. Получается русско-киплинговская интонация. Может быть, ее и надо вытягивать в картине…

С Суховым и Абдуллой нужно придумать эпизод драки на суше, в воде не получился. Должна быть вообще «игра мужчин». Может быть, даже и не давать смерть Абдуллы. Поверженный враг — не враг…»

Л. Гуревич: «Картина делается не по канонам. Пошла интересно. Не вестерн, но интересная картина. Я был на первом просмотре материала. По сравнению с тем, этот материал лучше. Лучше, гибче становится Кузнецов, появляется юмор…»

В. Дьяченко: «Материал оказался неожиданным. Это не вестерн. Гармонии вещи я еще не ощущаю. Ритм замедленный. Сухов неприятен, неприятна небритая физиономия…»

Л. Шмуглякова (редактор фильма): «В Сухове нет юмора и обаяния. Сейчас он играет лучше, чем в начале съемок, но этого недостаточно. Кузнецов играет часто очень реалистически, не в жанре, в нем нет суперменной игры, изящества. Это очень вредит картине. Плохо изобразительно. Тускло, невыразительно, не эмоционально. Плохо, статично сняты куски драки….»

В. Мотыль: «При всем сопротивлении чистоте жанра я стремлюсь снять именно вестерн. Но не путем подражания. Мы идем другим путем, но жанр в конечном итоге останется, ради этого мы и затевали всю эту историю…»

В своем заключении участники совещания потребовали от режиссера произвести в материале следующие поправки: переснять финал (перенести разборку Сухова и Абдуллы с моря на сушу), убрать трагический финал сумасшествие жены Верещагина, не поджигать бак, в котором заперлись Сухов и гарем. В заключение также отмечалось: «Оставляет желать лучшего изобразительное решение фильма. Во многих эпизодах, особенно эпизодах боя, камера остается статичной, равнодушной, не эмоциональной. В фильмах такого жанра это может нанести непоправимый урон».

Кстати, о боях. Во время дагестанской экспедиции Мотыль отснял два крупных боя — на море и на баркасе, но не снял ни одного конного трюка, несмотря на то, что группа каскадеров-конников во главе с Павлом Тимофеевым находилась, что называется, под рукой и была готова приступить к работе по первому же сигналу. Впоследствии это обстоятельство недоброжелатели режиссера используют в своих нападках против него: дескать, был три месяца в экспедиции, но необходимого материала так и не отснял. Но вернемся в ноябрь 68-го.

На следующий день после заседания худсовета сам художественный руководитель ЭТО Григорий Чухрай пишет на имя Мотыля письмо, в котором выражает свое крайнее беспокойство в связи с ситуацией, которая складывается вокруг картины. Цитирую:

«Очень огорчает то, что в материале, который мы просмотрели, Сухов абсолютно бесхарактерен. В нем отсутствуют качества, которые могли бы сделать Вашу картину оригинальной, отличной от известных западных образцов, чувство мужицкого юмора, мужицкая смекалка, простота и полное отсутствие позы, а главное, действенность, человечность, красота и другие качества, присущие данному герою.

Зритель в первую очередь должен любить Сухова. А за что его любить? В Вашем материале, к сожалению, нет даже намека на это. И это вызывает у меня самое большое опасение. Тем более и в других героях очень мало необходимой в данном жанре характерности».

О своих переживаниях той поры рассказывает сам режиссер-постановщик фильма В. Мотыль:

«Начальником главной сценарной коллегии «Мосфильма» была Марианна Качалова. Среди других членов коллегии она пользовалась особым покровительством тогдашнего генерального директора и давно привыкла к императивной тональности. Не церемонилась ни с маститыми драматургами, ни со штатными режиссерами. Именно ее и наделил «Мосфильм» чрезвычайными полномочиями, назначив главным редактором нового экспериментального объединения (взамен бывшего ЭТК). Она-то и взялась наводить порядок…

Более всего в моем материале ее возмутила сцена, где жены Абдуллы выбираются из бака. Сухов ожидает увидеть на их лицах радость спасения, но они пробегают мимо него, падают на колени и рыдают над мертвым мужем — рвут волосы, причитают, как положено по восточному обычаю. Что ж получилось? Сухов, сам того не ведая, благими намерениями выстелил дорогу в ад?

Помимо гибели Верещагина и Петрухи, в материале еще была сцена сумасшествия Настасьи, жены Верещагина. От сцены в фильме остался лишь маленький кусочек: она идет мимо лошадей. Дальнейшее было убрано: Настасья приближалась к станции, тупику. Рельсы занесены песками — поезда сюда давно не прибывают. Настасья, бормоча бессвязные слова о Паше, о родной Астрахани, о погибшем сыночке, ползет по рельсам, разгребая песок. Ей кажется, что если разгрести, то придет поезд, увезет ее. Такие вот трагические ноты в финале.

Эк, занесло режиссера! Ведь главный постулат интернационализма — это право с оружием вмешиваться в дела любой страны, где живут не так, как хочется коммунистам, с их представлениями, как осчастливить народ…»

Решением высокого руководства упомянутые сцены из фильма были изъяты. Кроме этого, сократили драку Верещагина на баркасе и две «обнаженки»: с Катериной Матвеевной, переходящей с задранной юбкой через ручей, и женами Абдуллы, которые разделись во время своего заточения в баке.

А работа над фильмом тем временем продолжалась. 14 ноября в тонстудии «Ленфильма» Павел Луспекаев записал песню Верещагина «Ваше благородие…» Запись длилась с 16 до 20 часов.

«БЕЛОЕ СОЛНЦЕ…» В ПАВИЛЬОНЕ

15 ноября начались павильонные съемки. В тот день в 6-м павильоне филиала «Ленфильма» Сосновая поляна снимались следующие эпизоды в декорации «Дом Верещагина»: первая встреча Верещагина и Петрухи («Ты в чей дом забрался? Отвечай!» — «Не знаю». «Ты что, не слыхал про Верещагина? Дожил! Было время в этих краях каждая собака меня знала. Вот так держал! А сейчас забыли…»); Верещагин и Петруха выпивают, Верещагин поет песню; Петруха представляет своего командира: «Это же товарищ Сухов!»

16 ноября — в пиалу Верещагина попадает камешек, брошенный с улицы Суховым; Верещагин берет динамитную шашку и поджигает от лампадки фитиль, чтобы бросить ее Сухову.

Вспоминает Н. Годовиков: «В пиалах у нас была газировка. Еще Станиславский говорил: никогда нетрезвый актер не сыграет лучше, чем трезвый. На съемках мы были трезвые, а после съемок, конечно, позволяли себе. Мы снимали тогда в Сосновой поляне, и там был магазинчик — небольшой, деревянный, как сейчас помню. Мы часто к нему ездили на «козлике» втроем я, Пал Борисыч и Кузнецов. Подъезжали, и меня, как самого молодого, посылали: «Ну, вперед!» Почему-то всегда покупали девять маленьких почему, не знаю. Помню, Мотыль все время к нам напрашивался, а Пал Борисыч Луспекаев ему говорил: «Владимир Яковлевич, у вас есть своя «Волга» — вот и катайтесь на ней».

Видимо, именно эти послесъемочные посиделки выбивали актеров из творческой колеи, о чем есть запись в съемочном журнале. Там писали, что «выработка актерами — низкая, за смену снимается только 20 полезных метров пленки». Такой низкой выработки не было даже в дагестанской экспедиции, а ведь там условия работы были куда сложнее, чем в павильоне. Но съемки тем не менее продолжались.

17 ноября — съемка отложена.

18 ноября — Петруха смотрит на входящего в дом Верещагина Сухова; Сухов просит Верещагина дать им пулемет. Тот спрашивает: «Абдуллу ждешь?» «Жду». Верещагин: «Вот что, Сухов. Была у меня таможня, были контрабандисты. Сейчас таможни нет, контрабандистов нет. В общем, у меня с Абдуллой мир. Мне ведь все едино, что белые, что красные. Что Абдулла, что ты. Вот ежели бы я с тобой пошел, тогда другое дело». Сухов: «Ну, в чем же дело — пошли». Петруха: «Пшли!»

19 ноября — Сухов осматривает комнату, пьет водку; входит жена Верещагина Настя, здоровается с гостями; Верещагин встает: «Ребята…»

20 ноября — Верещагин выходит с пулеметом к гостям: «Вот что, ребята, пулемета я вам не дам»; Сухов встает: «Понимаем…»; подпоручик заходит в дом Верещагина, кричит на него: «Встать, когда с тобой разговаривает подпоручик!»

21 ноября — съемку отменили из-за Годовикова: у него на лице синяки, полученные им накануне в какой-то потасовке.

22 ноября — съемку опять отменили, но на этот раз из-за актера Кавсадзе, который не смог вовремя прилететь из Тбилиси — перенесли рейс самолета.

23 — 24 ноября — выходные дни.

25 ноября — продолжаются съемки в декорации «Дом Верещагина»: Верещагин предлагает Петрухе выпить, но тот, с трудом стоя на ногах, отвечает: «Я не пью», на что таможенник заявляет: «Правильно, я вот тоже сейчас это допью — и брошу»; Верещагин и Настя в спальне, жена отчитывает мужа: «Ты какие клятвы давал? Сдурел на старости лет?! Мало тебе, окаянный, что ты молодость мою погубил, теперь и вовсе вдовой хочешь оставить!»; Верещагин встает с кровати, но Настя бросается ему в ноги: «Паша! Пашенька, не ходи, погубят они тебя…»

26 ноября — Верещагин идет за Настей, Петруха пытается пристроиться следом, но Сухов его останавливает: «Назад…»; Сухов и Петруха, уходя из дома таможенника, сталкиваются в коридоре с Настасьей, та удивленно вопрошает: «Куда же вы, а закусить?», на что Сухов отвечает: «В другой раз, хозяюшка» (в картину не вошел); Настя ведет мужа от окна, куда он смотрел, наблюдая за уходом непрошеных гостей, к столу, где кормит его икрой с ложки, а тот сопротивляется: «Не могу я ее есть, проклятую! Хоть бы хлеба купила…»

О том, как снимали эпизод «с икрой», рассказывает Н. Годовиков: «Икры было две килограммовые банки. Это называется исходящий реквизит. В сцене была задействована одна банка. Сделали в тазу фанерное дно — выше настоящего, намазали на него икру — получилось на вид очень много. Павел Борисович Луспекаев пару раз снялся, потом говорит режиссеру: «Прошу актерский дубль». А мне шепчет, мол, беги, Коляня, в буфет за ложкой. Знал, что я тогда на мели сидел, впроголодь снимался. Ну, я ложку принес, стою в сторонке. Сняли сцену, режиссер говорит: «Годится!», а Луспекаев мне моргает: «Налетай!» Мы с ним в две ложки — пока другие искали, чем бы зацепить икорочку — и усидели первую банку. А вторую уже с реквизиторшей. Под водочку…»

Между тем у Мотыля есть другая версия «икорных» событий. По его словам, вторая банка икры хранилась в холодильнике под неусыпным контролем администратора. Есть ее никому не разрешалось до тех пор, пока из проявочного цеха не поступила информация о том, как получился отснятый эпизод. Если бы проявщики обнаружили брак, то сцену пришлось бы заново переснимать, а значит, и дефицитная икра могла вновь понадобиться. Но ответ ждали так долго, что икра не выдержала и протухла. К счастью, и брака на пленке не обнаружили, поэтому надобность в икре больше не возникла.

Но вернемся на съемочную площадку.

27 ноября — съемка отложена по вине Кавсадзе, который все никак не может доехать из Тбилиси до Ленинграда.

28 ноября — Сухов сидит за столом и пьет водку; Верещагин к Сухову: «На дворе павлинов видел?.. Уж больно мне твой Петруха по душе»; пересъемка плана «фотографии Верещагина и Насти».

29 ноября наконец-то на съемочной площадке объявился Кавсадзе. В тот день снимали эпизоды: Абдулла сидит в зиндане и смотрит сквозь решетку; Абдулла заманивает к себе Гюльчатай и душит ее; Верещагин лежит на полу и поет, потом наливает себе самогон в стакан (эпизод вошел в картину частично — без самогона).

Кино — такая штука, что может позволить себе любой монтаж. Например, в фильме эпизод с гибелью Гюльчатай выглядит так: девушка с открытым лицом наливает воду в кувшин, затем бежит в подвал на зов своего мужа. Так вот, на самом деле воду наливала одна Гюльчатай (Федотова), а погибала в руках Абдуллы уже другая, предыдущая исполнительница роли Гюльчатай (Денисова). Однако про эту замену речь еще пойдет впереди. А пока вернемся к съемкам 68-го.

С начала декабря на киностудии научно-популярных фильмов в Ленинграде строится декорация «Старая крепость», в которой предстоит отснять часть эпизодов из начала фильма — как Абдулла спасается бегством от отряда Рахимова.

13 декабря возобновляются павильонные съемки. Правда, из-за опоздания пиротехника начать их удалось только в 16 часов. Снимались эпизоды в «общежитии», которое раскинуло свои владения в 7-м павильоне: Сухов застает Абдуллу врасплох в тот момент, когда тот собирается расстрелять своих жен; Сухов спрыгивает с окна и отвязывает веревку от пулемета.

14 — 15 декабря — выходные дни.

16 декабря — Абдулла оборачивается на возглас Сухова: «Руки вверх!»; Сухов, сидя в карете, обращается к басмачу: «Абдулла, руки-то опусти… Вели своим нукерам, чтобы убирались со двора. Я отпущу тебя, как только они уедут из Педжента»; Абдулла зовет Махмуда и приказывает банде ехать к морю: «Грузите баркас. Я остаюсь погостить…»

17 декабря — съемку отменили из-за отсутствия на съемочной площадке новой актрисы, утвержденной на роль Джамили (Дашевская вместо Умпелевой).

18 декабря — Сухов садится на пороге общежития и обращается к гарему: «Уходить надо, барышни. В пески» (эпизод в картину не вошел); жены Абдуллы внимательно слушают Сухова (не вошел); хранитель музея Лебедев (в этой роли тогда снимался другой актер, которого позже заменили на того, кого мы увидим на экране — Николая Бадьева) сидит у стены; Сухов сидит на подоконнике и командует Абдулле: «Брось оружие! Кинжал! И пять шагов вперед»; крупные планы гарема (Ткач, Сливинская, Смирнова, Деглав, Лименес, Ахтамова, Денисова).

19 декабря — Абдулла пьет воду из кувшина, грозно смотрит на гарем (не вошел); жены бросаются в ноги своему господину: «Мы верны тебе…»; Абдулла одной из жен: «Джамиля, почему ты не умерла?..»; Абдулла взводит курок своего маузера, гарем в ужасе разбегается; Абдулла по приказу Сухова делает пять шагов вперед; Сухов ногой отбрасывает кинжал.

20 декабря — гарем готовится ко сну, кто-то из жен говорит: «Мяса хочу…» (не вошел); жены подходят к Гюльчатай, начинают ее раздевать (не вошел); гаремные жены обсуждают, почему их новый господин не приходит к ним: «Наш муж забыл про нас… А может быть, Гюльчатай его плохо ласкает?..».

21 — 23 декабря — готовилась к съемкам декорация «Старая крепость». Съемки в ней начались 24 декабря. Снимали эпизоды: Абдулла лежит с Джамилей, и та кормит его виноградом; Абдулла спит с Джамилей, слышит выстрелы, вскакивает; один из его нукеров сообщает: «Это отряд Рахимова! Они угнали наших коней!»; Рахимов стреляет в Абдуллу, прячется от ответного выстрела; Абдулла стреляет в Рахимова; падает убитый бандит (ни один из этих эпизодов в фильм не вошел).

Вспоминает К. Кавсадзе: «В фильме был эпизод, который затем бдительная цензура приказала вырезать, назвав его «порнографией». Эпизод такой. В постели лежит голый Абдулла, прикрытый немного простыней, к нему прильнула одна из его жен, также обнаженная, и кормит виноградом. Этим эпизодом мы хотели показать, что у Абдуллы была своя жизнь, в которую ворвался Сухов и разрушил ее.

Мне было стыдно немножко сниматься в этой сцене, неловко, и потому попросил, чтобы никто не глазел. Режиссер Мотыль всех посторонних выгнал из павильона и приказал никого не пускать. Начали снимать, и тут открывается дверь, и входит моя горячо любимая жена — она только что прилетела. Мотыль заорал: «Я же сказал: никого не пускать!!!» Она повернулась и молча вышла. Я вскочил, сбросив с себя грудастую девицу: «Владимир Яковлевич, это же моя жена Белла!» Мотыль схватился за голову…»

25 декабря — Абдулла, услышав выстрелы, спешно одевается; Абдулла обращается к своим женам: «Я не оставлю вас этим собакам»; Абдулла тушит ногой светильник; не обнаружив Абдуллу, Рахимов бросается в погоню (эти эпизоды постигнет та же участь, что и снятые днем ранее — они в картину не войдут).

26 декабря — пересъемка эпизода с гаремом, где жены Абдуллы возмущаются поведением своего нового господина: «А может, Гюльчатай его плохо ласкает?»

27 декабря — одна из жен Абдуллы — Зарина — падает, испугавшись выстрела; гарем прижимается к стене; гарем спит; Гюльчатай подходит к спящему Петрухе, всматривается в его лицо, но едва он шевельнулся, как девушка убегает прочь; Сухов идет с граммофоном в руках; Сухов обращается к Гюльчатай: «Назначаю тебя старшей по общежитию…» (эти эпизоды в картину не вошли).

28 — 29 декабря — выходные дни.

30 декабря — съемка отменена из-за Годовикова, который явился на съемочную площадку в «неснимаемом» виде — с ожогами на лице. В тот же день уехали Кавсадзе и Кузнецов.

31 декабря — съемка отменена, прошла перезапись рекламного ролика для ТВ (будет показан в «Кинопанораме»).

2 января 1969 года — съемка отменена, поскольку ожоги на лице Годовикова все еще не зажили.

3 января — съемка отменена, но теперь из-за болезни Мотыля.

6 января — в павильоне № 3 снимался эпизод: Гюльчатай закрывает лицо от Петрухи (эпизод в картину не вошел); в павильоне № 1 — Сухов и Петруха следят за горящим шнуром на баркасе, Петруха считает до 42-х: «Теперь пускай плывут на катере. За кардон собрались: заведут мотор и через сорок два ка-а-ак…» Сухов: «Это точно».

КАК ХОТЕЛИ ПОГАСИТЬ «БЕЛОЕ СОЛНЦЕ…»

На следующий день и в четыре последующих месяца съемок не было, поскольку над фильмом нависла угроза закрытия. Дело в том, что худсовет объединения, просмотрев отснятый в павильоне материал, остался недоволен увиденным. 15 января художественный руководитель ЭТО Г. Чухрай и исполняющий обязанности директора объединения Ю. Шахпаронов отправили Мотылю письмо, в котором говорилось:

«Обращаем Ваше внимание на то, что по Вашей вине по фильму «Белое солнце пустыни» идет большой перерасход сметных ассигнований. В результате Вашей непрофессиональной работы, во время трехмесячной экспедиции к морю снят не весь сценарный материал, связанный с морем, и в то же время отснято огромное количество несценарного материала, что, естественно, привело к перерасходу. Вы поставили студию в тяжелое финансовое положение и не считаетесь с тем, что студия — организация, не имеющая возможности и источников для дополнительных средств и покрытия непроизводительных расходов по Вашей картине.

Израсходовано на 1 января 1969 года более 350 тысяч рублей. Затраты на монтажно-тонировочный период составляют 60 — 70 тысяч рублей. Каким образом на оставшиеся 30 — 40 тысяч рублей планируется осуществить две далекие и сложные экспедиции в Хиву и в Красноводск?

Группе следует тщательно продумать создавшиеся условия и предложить не фантастический план работ, а исходить из реальных возможностей, утвержденной сметы и оставшихся средств. В противном случае мы закончить картину не сможем…

Просим к 27 января представить сложенный материал, календарный план на окончание работ по фильму и соображения по затратам».

К указанной дате Мотыль предоставил руководству ЭТО свои соображения, после чего его отправили монтировать отснятый материал и дорабатывать сценарий — изменять финал. 4 февраля в сценарно-редакционной коллегии ЭТО состоялось обсуждение отснятого материала. Заглянем в его стенограмму.

Л. Гуревич: «Впечатление от материала несколько сумбурное. Павильонные сцены добавили хороший материал Луспекаеву. В его сценах есть юмор, разрядка. Сейчас воспринимать материал тяжело, много пальбы, много взаимоисключающих сцен, много непонятного. Перебор в сцене на баркасе. Получается, что Луспекаев воюет только за казну…»

В. Дьяченко: «В материале ощущение чего-то недосказанного, недоигранного. Бой на баркасе вызывает неудовольствие. Похож на пародийный фильм о пиратах. Хорош Луспекаев, Сухов им подавлен…»

М. Качалова: «В материале есть явные удачи и явные неудачи. Очень хорош Луспекаев. Хорош Абдулла. Великолепно снято. Хороши жены. Приятен Петруха, фактурно приятен. А вот Кузнецов плох. Не тот герой, неприятен, необаятелен.

Сцены побоища сняты фальшиво, они водевильны. От баркаса нужно оставить треть. География побоища непонятна. Нужно оставить минимум боев. И сократить не кусочками, а большими кусками. Режиссер силен в лирических, теплых сценах, их нужно оставить и снимать еще. В сценах боев и режиссер, и оператор слабы…»

Э. Розовский (оператор фильма): «Бои плохо сняты, потому что не написаны. Может быть, нужно сделать две серии?..».

В. Мотыль: «С героем действительно положение трудное. Нужно спасать героя. Возможности для этого есть. Впереди у него выигрышные сцены. И по части юмора, и по части военных сцен — они еще будут сниматься. Нужна экспедиция и в Хиву, и к морю, в Красноводск. Вестерн снимать очень трудно, а льгот, как, например, на комедию, нет. Но этот жанр окупающийся, он стоит затрат…»

Около двух часов длилось это заседание, после чего на свет родилось заключение, подписанное членом сценарно-редакционной коллегии Л. Шмугляковой. Цитирую:

«Материал при целом ряде удачных сцен в первой половине вызвал серьезную тревогу и в творческом плане, и в производственном отношении.

Если сценарий был написан в определенном жанре, условно называемом «вестерном», то представленный материал наводит на размышление, что режиссер видит фильм в ином жанре… Усложнение характеристик действующих лиц, ненужные психологические подробности и мотивировки привели к затянутым сценам, действие потеряло четкость и ясность.

Целый ряд сцен во второй половине материала требует серьезного авторского и редакторского осмысления. Если первые сцены с Верещагиным производят приятное впечатление, то во второй половине материала следует подумать, нужен ли разговор Верещагина с Суховым через стенку бака, нужно ли такое количество драки Верещагина на баркасе, когда драка выглядит весьма пародийно, опереточно, а беспокойства, напряжения от предполагаемого взрыва баркаса нет, так как он плохо подготовлен. Также не подготовлена опасность взрыва гарема подпоручиком.

В фильме должно быть поменьше крови.

Фильм выиграет, если в сценах Сухова и гарема, которые еще будут сниматься, появится лирика (это относится особенно к финальному прощанию) и юмор. Учитывая, что актер Кузнецов не получился в фильме «суперменом», нужно подумать над тем, не убрать ли «суперменские» характеристики Сухова.

Нужно сократить часть материала. Например, отказываясь от неинтересно снятого павильонного эпизода «Старая крепость» (эпизод из начала фильма, в нем Абдулла убегает от Рахимова, оставляя ему свой гарем. — Ф. Р.), группа тем самым откажется от съемок объекта на натуре с достройкой «старой крепости». А вот финальный поединок Сухова и Абдуллы нужно написать заново и снять…»

Решением руководства ЭТО срок сдачи фильма продлили до 29 мая. Однако дальнейшие события стали развиваться таким образом, что доделывать и окончательно сдавать картину едва не пришлось другому режиссеру, поскольку с Мотылем внезапно договор решили расторгнуть. Видимо, его упертость в своем видении фильма окончательно достала ЭТО. В итоге стали искать другого постановщика и вскоре остановили свой выбор на Владимире Басове. Тот как нельзя кстати оказался свободен (еще в июне прошлого года закончил работу над 4-й частью фильма «Щит и меч») и вполне мог завершить «Белое солнце…» Однако сам Басов этого не захотел в знак солидарности с Мотылем. (Позвонив ему домой, Басов возмущался: «Что я им, шакал, что ли?»).

После отказа Басова было принято и вовсе жуткое решение — смыть весь отснятый материал. Мотыль в надежде остановить это решение отправился к Чухраю (тот в те дни монтировал свою документальную ленту «Память» про Сталинградскую битву), но Чухрай встретил его холодно, разговаривал через спину короткими репликами. И тогда Мотыль прибег к последней возможности изменить ситуацию в свою пользу. 27 марта он написал письмо самому министру кинематографии Алексею Романову. Процитирую отрывок из этого письма:

«Фильм «Белое солнце пустыни», отснятый на 2/3, законсервирован и может не завершиться вообще. Между тем это одна из попыток творческого освоения «вестерна» в нашем кинематографе, которая сулит широкий зрительский интерес, рассчитана на прокатный эффект, на большую прибыль.

Не только уже истраченные почти 400 тысяч рублей заставляют меня просить Вас о приеме. Я хотел бы при встрече рассказать Вам, на чем основана моя вера в зрительский успех будущей картины, а также познакомить Вас с той необходимой и важной сегодня воспитательной идеей, которую я стараюсь пронести в этой картине…»

Министр письмо получил, однако режиссера не принял, видимо, сочтя это лишним. После этого на картине можно было смело ставить крест, если бы в дело не вмешалось само Провидение в лице Министерства финансов. Оно наотрез отказалось списывать убытки (те самые «почти 400 тысяч»), поскольку в 68-м году на киношной «полке» уже успело накопиться несколько других картин. «Мосфильм» стал перед серьезной дилеммой: что делать? В итоге на окончательном совещании в Госкино, состоявшемся той же весной 69-го, зампред Баскаков подводит итог этим мытарствам: «Производство придется завершить. И Мотыля на картине оставить».

Вспоминает В. Мотыль: «Что же случилось с тем самым грозным зампредом, который поклялся после «Женечки», что Мотыля в кино больше не будет? Загадку внезапного спасения вскоре открыл стародавний приятель со времен моего ассистентства на Свердловской киностудии — Вадим Спицын. О, это была личность незаурядная! Оказавшийся аутсайдером в условиях того времени, талантливый рассказчик, автор коротких и мудрых трагикомических притч, писавшихся «в стол», он принципиально не брался за художественные сценарии, а зарабатывал множеством научно-популярных сюжетов, говоря, что только в них есть возможность не врать, тогда как советская игровая драматургия вся лицемерна. Посмотрев мой материал, Спицын посоветовал мне самому напроситься на показ Баскакову, а увидя мои круглые глаза, объяснил, что с Володей (Баскакова звали Владимир Евтихианович) они фронтовые друзья, вместе закончили войну в Австрии. Только посоветовал не показывать сцену сумасшедшей жены Верещагина и жен, рыдающих над Абдуллой. Выбора не оставалось — я согласился.

После утаенного от «Мосфильма» показа Баскакову, организованного Спицыным в нерабочее время, фронтовой его друг «Володя» сказал:

— Материал как материал. На «Мосфильме» бывало куда хуже. Только раз уж ты так печешься о своем Мотыле, поезжай-ка сам на съемки и следи за ним. Главное, чтоб не поссорил нас с Востоком… Меня будешь держать постоянно в курсе. Не подведи.

В итоге прежний редактор Шмуглякова покидает картину, и вместо нее назначается Спицын…»

В разгар этих событий — 10 апреля — директор Экспериментального объединения В. Познер внезапно выходит с предложением поменять название фильма «Белое солнце пустыни» на другое — «За мной, барышни!», мотивируя это тем, что последнее более прокатное. К счастью, с этим предложением не согласились.

«БЕЛОЕ СОЛНЦЕ…» НАД ТУРКМЕНИЕЙ

Тем временем съемочная группа активно занималась выбором мест натурных съемок для нового финала картины, причем уже не в Дагестане, а в Средней Азии. Сначала, как мы помним, хотели снимать в Узбекистане (в Хиве) и Красноводске, но затем остановились на Туркмении, на окрестностях города Байрам-Али. При этом пришлось по-настоящему потрудиться, чтобы привести эти места в надлежащий киношный вид. Дело в том, что в зиму 69-го в Каракумах выпало так много дождей, что вся растительность вылезла наружу и пески буквально скрылись под высокими травами. Мотыль со своими ассистентами облетели на вертолете сотни километров, однако нужной натуры так и не нашли. Кое-кто тогда советовал режиссеру оставить в покое Каракумы и снимать фильм в днепровских дюнах, где и натура не хуже, и жара не такая изнурительная. Но Мотыль настоял на своем и привлек на помощь армию: солдаты среднеазиатского военного округа за считанные недели пропололи десятки квадратных километров пустыни возле Байрам-Али.

Съемочная группа вылетела туда 18 мая в несколько обновленном составе. О новом редакторе я уже упоминал (он приедет в Туркмению чуть позже), а из актеров новым человеком была исполнительница роли Гюльчатай Татьяна Федотова, заменившая прежнюю — Татьяну Денисову. Стоит отметить, что Федотова впервые объявилась на съемочной площадке «Белого солнца…» еще в конце декабря прошлого года, заменив актрису, исполнявшую до этого роль Зарины. Федотова побывала на съемочной площадке от силы два-три раза, после чего про нее забыли. И вновь вспомнили тогда, когда из фильма внезапно ушла еще одна гаремная жена — Татьяна Денисова. Почему? Будучи студенткой циркового училища, она внезапно получила выгодный контракт с собственным номером, от которого не смогла отказаться. Что вполне понятно: в кино она играла эпизодическую роль, да еще в фильме, который вот уже больше года мурыжили поправками, а в цирке перед ней открывались куда более выгодные перспективы. Вот она и ушла. Поскольку искать ей замену времени уже не оставалось, решили одеть в паранджу Гюльчатай Татьяну Федотову. Кстати, о том, как и где ее нашли в первый раз, стоит рассказать отдельно.

Обнаружил Федотову ассистент режиссера Конюшев, причем совершенно случайно. Однажды он отправился встречать из балетного училища имени Вагановой знакомую девушку и на входе столкнулся с прелестной 17-летней особой. Это и была Таня Федотова. Она в тот день прогуливала урок, спешила из училища, но попалась на глаза киношнику. Поначалу она очень испугалась того, что незнакомый дядька схватил ее за локоть — думала, что тот потащит ее за прогул уроков к директору. А когда поняла, чего тот от нее хочет, тут же повеселела и согласилась прийти на «Ленфильм». Там ее чуть ли не с ходу утвердили на роль Зарины. Но эти съемки не потребовали от студентки больших усилий — она даже учебу не прерывала. Иначе складывалась ситуация с ролью Гюльчатай — теперь Федотовой предстояла длительная отлучка из города, а на носу были экзамены. Но ситуация разрешилась благополучно. Директор училища оказался человеком, любящим кино: он отдал команду зачесть студентке Федотовой экзамен и отпустил на съемки в пустыню. При этом, правда, заметив: «И что вы нашли в Федотовой, ведь она у нас всегда считалась «серой мышкой?»

Т. Федотова родилась в 1951 году в деревне Самша Тверской области. Ее мать была матерью-героиней, поскольку родила на свет десять детей (Татьяна была пятой). Будучи не в состоянии прокормить такое количество детей, родители некоторых, в том числе и Таню, отдали в интернат. Там Татьяна попала в танцевальный кружок, где быстро стала лучшей плясуньей. За это по «разнарядке» ее вскоре отправили в Ленинград, в вагановское училище. Но там девочка чувствовала себя «не в своей тарелке», поскольку была худышкой, да еще с крестьянскими корнями. Частенько она прогуливала уроки и несколько раз даже пряталась в шкафу, лишь бы не идти на ненавистные уроки. Прогуливать уроки, конечно, плохо, но факт остается фактом: не «сачкани» Татьяна от урока в тот день, когда в училище пришел ассистент Мотыля, мы бы увидели в фильме другую Гюльчатай.

В Байрам-Али была всего лишь одна гостиница, но киношники отказались от ее услуг, поскольку сервис там был не просто отвратительный, его вообще не существовало. В итоге решили поселиться в тамошней военной части, в общежитии офицеров. Съемки должны были начаться 20 мая, но помешала непогода, которая длилась аж целую неделю. В итоге первый съемочный день случился только 26 мая. В тот день сняли два кадра из начала фильма: Сухов идет по пустыне, а также эпизоды «В Педженте» (кстати, улицы города были возведены руками декораторов во главе с художником Валерием Костриным, который мастерски сработал не только павильоны, но и нефтеналивные баки, домик Верещагина и многие другие декорации): Сухов, Петруха и гарем входят в город; Сухов приходит к гарему.

27 мая — Сухов устраивает перекличку гарема в пустыне; Гюльчатай играет с черепахой; Сухов и гарем идут по пустыне; Сухов приходит к гарему, жены от него шарахаются, а Гюльчатай их успокаивает: «Не бойтесь, это же наш господин…»; Петруха объясняется в любви Гюльчатай: «Ты не думай, я не какой-нибудь, если что я и по-серьезному… Это ничего, что ты там чьей-то женой была: ты мне по характеру подходишь — я шустрых люблю. Я ведь и посвататься могу. У меня мама хорошая, добрая, ее все уважают. Да открой ты личико!»; Сухов прерывает монолог Петрухи и назначает Гюльчатай старшей по общежитию; Петруха оправдывается: «Товарищ Сухов, я ж по-серьезному, я жениться хочу. Мне бы личико увидеть, а то вдруг крокодил какой, потом томись всю жизнь».

В течение слудующих шести дней (28 — 31 мая и 1 июня) съемки не проводились из-за плохой погоды. По этому случаю часть группы отправилась в город развлечься. В частности, Николай Годовиков и Татьяна Федотова заглянули в тамошний парк отдыха, где устраивались танцы. Но едва они появились на танцплощадке, как на Гюльчатай сразу «положили глаз» местные туркмены. Действовали они бесцеремонно, даже стали предлагать деньги Годовикову, чтобы тот продал свою спутницу. В конце концов молодому актеру пришлось пустить в ход кулаки, даже невзирая на то, что численный перевес был на стороне туркменов. На его счастье, рядом оказался один из его знакомых — Сашка-лейтенант, занимавшийся когда-то боксом, который несколько уравнял шансы сторон в этом поединке. Драка длилась несколько минут, после чего актерам пришлось скоренько ретироваться с танцплощадки.

2 июня съемки фильма возобновилась. В тот день снимали эпизоды: Петруха, услышав подозрительный шум, уходит с поста и находит хранителя музея (Николай Бадьев), который прячет от бандитов иконы; хранитель музея показывает Сухову карту подземного хода; бандиты возле бака, где спрятался Сухов с гаремом; Абдулла кричит Верещагину (естественно, никакого баркаса и Павла Луспекаева перед ним не было и в помине): «Хочешь, мы заплатим золотом?!»; Абдулла и Махмуд лежат в укрытии; Абдулла стреляет в Саида (и опять в «пустоту», поскольку актера Спартака Мишулина в экспедиции пока нет — он приедет позже); Абдулла встает и направляется к баку (справа по ходу его движения виден дувал, которого в каспийских эпизодах не было).

В тот же день сняли часть эпизодов из финала фильма, — гибель Абдуллы. Как мы помним, прежний финал высокое начальство забраковало, поэтому потребовался новый. Теперь его кульминация происходила не в воде, а на суше: Абдулла лез на бак, а Сухов стрелял в него сзади, предварительно окликнув: «Я здесь, Абдулла».

Впрочем, в сценарии этот эпизод выглядел несколько иначе. Там Абдулла поднимался на бак, но каким-то боковым зрением успевал заметить проскользнувшего себе за спину Сухова. Курбаши понял, что проиграл сражение, о чем наглядно говорила его реплика стоявшему внизу Махмуду: «Не туда смотришь». Затем, как и положено в вестернах, все решали доли секунды. Абдулла и Махмуд оборачивались назад, но Сухов был расторопнее: два выстрела — и оба бандита падали замертво. Правда, Абдулла умирал не сразу. На руках он сползал по лестнице на землю и еще несколько шагов проходил вперед. Он падал лицом в песок в нескольких шагах от своего врага. На мой взгляд, сохрани этот, по-настоящему вестерновый финал в картине, его создатели от этого только бы выиграли. Но, увы, утраченного не вернешь.

Однако вернемся на съемочную площадку.

3 июня — Абдулла убивает хранителя музея; Абдулла лежит в луже нефти.

4 июня — Гюльчатай танцует перед Суховым; Абдулла с нукерами рыщут по музею в поисках Сухова и гарема; по иконке, которую хранитель музея прижимает к груди, стекает струйка крови (этот эпизод бдительные цензоры заставят из картины вырезать); Сухов спит на верхотуре музея; Абдулла убивает Петруху.

Вспоминает Н. Годовиков: «На съемках вино-водочка рекой лились. А иначе было бы непросто выдержать колоссальный темп работы. Да и многих алкоголь спасал от расстройства желудка — вода в Дагестане и в Туркмении была дрянная. Признаться, для меня съемки под Байрам-Али прошли под знаком… дизентерии. Когда снимали эпизод, в котором я прошу: «Гюльчатай, открой личико», у меня была температура под сорок. А когда меня закалывал Абдулла, я был почти в бессознательном состоянии. После каждого дубля убегал за угол и сидел весь в поту. Пил только зеленый чай, есть ничего не мог. Если помните, Абдулла сначала отнимал у меня винтовку, а потом бил меня ребром ладони по шее. Естественно, бил не по-настоящему, чуть не доносил руку, а я должен был вылететь из кадра. И получалось, что я либо раньше вылетал, либо позже. В конце концов я попросил Кавсадзе: «Кахи Давыдович, бей меня по-настоящему, чтобы я контакт почувствовал». У нас было дублей шесть, и после каждого дубля я просто кровью плевался: хотел он или нет, но поразбивал мне все. Вдобавок, когда штыком меня закалывал, он промахнулся мимо дощечки, которую мне приделали на грудь пиротехники. Я как заорал, а Мотыль говорит: все отлично, сняли. Оставалось снять сцену, где лежат убитые Петруха и Гюльчатай, а я чувствую: все, отрубаюсь. Говорю Мотылю: «Владимир Яковлевич, больше не могу». Он стал уговаривать: «Ты представляешь, сколько времени и средств будет потеряно?» В итоге сняли мы этот эпизод, отошел я в сторону и упал без сознания. В машине Мотыля меня и увезли со съемочной площадки».

Тем временем съемки продолжаются. 5 июня снимали эпизоды: хранитель музея не хочет пускать Сухова с гаремом в музей, но красноармеец решительно пресекает поползновения старика.

6 июня — Сухов и гарем идут по Педженту; Петруха вновь пытается увидеть личико Гюльчатай, но она на его просьбы не реагирует.

7 — 9 июня — выходные дни.

10 июня — Сухов и гарем входят в Педжент; Гюльчатай танцует перед Суховым, но тот не поддается на чары несовершеннолетней.

11 июня — отмена съемки.

12 июня — Сухов и гарем подходят к арке музея; Петруха целится в Абдуллу, но его горе-винтовка дает осечку.

13 июня — Абдулла с бандитами врываются в Педжент.

14 июня — предстояла съемка в пустыне. Поскольку в районе Мары-Байрам-Али необходимых для съемок песков не было, группе пришлось переехать на 90 километров от своей базы под Малый Хаусхан. Наземный транспорт в группе был хиленький, на такие переезды явно не рассчитанный, поэтому уже в первый день сломался. Съемку пришлось отменить. Кстати, из-за этих и других трудностей чуть ли не половину технического персонала группы пришлось сменить — люди не выдерживали тяжелых условий труда и просились обратно.

16 — 17 июня — отмена съемки из-за непогоды.

18 — 19 июня — выходные дни.

Незадолго до этого в съемочную группу прилетел эмиссар из Москвы редактор фильма Вадим Петрович Спицын. Однако, сколько не уговаривал его Мотыль, на съемках он появился только однажды и только на часок. Остальное время он проводил в выделенной ему ракетчиками генеральской даче. По словам В. Мотыля:

«Пока мы снимали буквально от зари до зари, Вадим неплохо проводил время. Закупив на обильном восточном базаре в Мары всякой снеди и горячительных напитков, знакомился со славными девушками. Купил за копейки осла, которого, представьте, увез в самолете из Мары к себе в Тушино. Больше месяца он регулярно звонил Баскакову, говорил, что дела идут отлично, все снимается по железному сценарию, Мотыля не узнать, благодарит за советы, выполняет все твои указания. Кстати, некоторые советы Баскакова, действительно, пошли картине на пользу.

— Восток требует совершенно иного подхода, у них там другое мышление, у мусульман. Должен быть тонкий подход, — напутствовал он меня перед экспедицией, делая грозное лицо.

Эти его слова и натолкнули меня вписать Сухову реплику: «Восток — дело тонкое». Исходя из этого же, Баскаков настаивал, чтобы в банде Абдуллы обязательно были русские. Чтоб это не был отряд басмачей, а разношерстная банда. То, что Сухову в схватке с Абдуллой помогает Саид, — это Баскакову особенно нравилось.

Зампред не раз проповедовал оригинальное понимание интернационализма в кино: подлецов, сволочей на экране должны представлять только русские. Националов не троньте! Успокаивая Баскакова на этот счет, Спицын докладывал, что русских отрицательных лиц в банде Абдуллы стало теперь даже больше, чем восточных. Это было преувеличение, конечно: тщательно подобранные типажи банды не менялись до конца съемок…»

Но вернемся непосредственно к съемкам.

20 июня группе наконец удалось благополучно добраться до нужного места в пустыне и приступить к работе. В тот день снимали проход Сухова и гарема по пескам.

21 июня — Сухов идет по пустыне; Сухов схватывает за раненое плечо; Сухов, убив Абдуллу, смотрит вдаль.

22 июня — пересъемка эпизода «Голова Саида». Предыдущий эпизод, который снимали в Дагестане, чем-то не удовлетворил высокое начальство. Актеру Спартаку Мишулину вновь пришлось идти на жертвы: его закапывали в песок до подбородка, и все те несколько дублей, что длилась съемка, обливали холодной водой и ставили тент, чтобы защитить от палящего солнца.

23 июня — съемка не состоялась из-за поломки лихтвагена.

24 июня — Саид едет по пустыне, вдруг слышит крики «Стой!» за спиной, срывает с плеча винтовку и стреляет в преследователей из-под брюха лошади. Эпизод едва не стоил здоровья Мишулину. Зная, что лошадь может испугаться выстрела, конники под руководством опытного каскадера П. Тимофеева сделали специальные металлические подпорки, которые должны были удержать животное на месте. Но когда после выстрела порох обжег брюхо лошади, она снесла подпорки и рванула в сторону. Мишулин от неожиданности вывалился из седла, да еще запутался в стременах. Дело могло завершиться самым печальным образом, если бы сам актер не сумел вовремя собраться — он сделал кульбит и «отсоединился» от обезумевшей лошади. Через некоторое время эпизод все-таки пересняли, использовав другое, более покладистое животное.

25 июня — съемка не проводилась из-за непогоды.

26 июня — выходной день.

27 июня — Сухов идет по пустыне; Саид, уйдя от бандитов, ложится рядом с Суховым и говорит: «Обманут тебя. Они погрузят баркас, ты отпустишь Абдуллу, они вернутся». Ответ Сухова короток: «Это вряд ли»; бандиты падают с лошадей.

28 июня — пересъемка нескольких сцен «возле баркаса», когда Сухов и Саид расправляются с Ибрагимом и его людьми.

29 июня — съемка отменена из-за болезни лихтвагенщика.

30 июня — Сухов идет с гаремом по пустыне; Сухов подходит к дому Верещагина; Cухов после убийства Петрухи и Гюльчатай бежит за Абдуллой.

1 июля — Сухов идет по пустыне.

2 июля — Сухов строчит из пулемета; Сухов кричит Верещагину, чтобы тот уходил с баркаса.

3 июля — Сухов идет по пустыне.

4 — 5 июля — досъемка эпизодов в «старой крепости»: Рахимов находит гарем; Рахимов Петрухе: «Совсем озверел Черный Абдулла…»; отряд Рахимова уходит из Педжента.

К 5 июля в экспедиции снято 129 полезных метров пленки, переснято 18 метров брака. Экспедиция сворачивается. Кузнецов улетает в ГДР на съемки фильма «Мой час — ноль». Однако через несколько дней вновь вызывается на досъемку под Байрам-Али — надо снять его проход по пустыне для пролога фильма.

Вспоминает В. Мотыль: «Съемка была назначена на 5 часов утра, когда длинные тени создают рельефную фактуру барханов. Самолет с Кузнецовым прилетел поздно, и он не успел поспать и двух часов. Он спал, когда мы прибыли на место съемки. Я велел его, спящего, донести до его бархана, чтобы не будить раньше времени, пока идут приготовления к съемке. Он спал так крепко, что все попытки — издалека, рогатиной — разбудить его ни к чему не привели. Первый дубль был испорчен. Но и во втором он выглядит вялым и чуть безразличным. Можно себе представить, как тяжело давались актеру последние съемки, однако никто в группе не услышал от него даже одного слова жалобы или неудовольствия».

5 августа на «Ленфильме» состоялась досъемка монтажных планов Кавсадзе и Годовикова к эпизоду убийства Абдуллой Петрухи. Тогда же во время монтажа в картину были вставлены письма Сухова Катерине Матвеевне. Причем из-за того, что первоначальный текст Мотыля не удовлетворил, Марку Захарову пришлось его переписывать заново. Однако Кузнецов, который должен был их озвучивать, все еще находился на съемках в ГДР и приехать в Москву в ближайшее время никак не мог. Что делать? И тогда на помощь пришел немецкий режиссер Конрад Вольф, который в те дни снимал в СССР фильм «Гойя». Через его администратора Мотыль послал Кузнецову звуковое письмо, а Вольф помог получить смену в тонстудии киностудии ДЕФА. Так что письма Сухова, которые звучат в фильме, имеют берлинское происхождение.

Из других интересных деталей монтажно-тонировочного периода назову такие, о которых, уверен, подавляющее большинство зрителей, смотревших этот фильм уже не один десяток раз, даже не догадываются. Например, такие: некоторых главных персонажей озвучивали совсем другие актеры, так как снимавшиеся либо имели какие-то дефекты речи, либо не смогли справиться с дубляжем. Так, Гюльчатай озвучивала Надежда Румянцева, Петруху — актер Соловьев, а Абдуллу — Михаил Волков (тот самый, что гремел в конце 60-х ролью советского разведчика Крылова-Крамера в фильмах «Путь в «Сатурн» и «Конец «Сатурна»).

Между тем мытарства фильма продолжались. Отсмотрев отснятый материал, худсовет вновь набросился на режиссера с претензиями относительно многих эпизодов. Было велено сделать 27 поправок, часть из которых Мотылю пришлось немедленно осуществить. В частности, он сократил эпизоды с пьянством Верещагина, вырезал икону богоматери со струйкой крови в сцене убийства хранителя музея, даже заново переоркестровал музыку Исаака Шварца (запись оркестра Ленинградского академического Малого театра оперы и балета под управлением Л. Корхина состоялась 1 и 6 сентября 1969 года). 18 сентября фильм лично смотрел генеральный директор «Мосфильма» Сурин и остался недоволен просмотром. С его подачи акт о приемке картины в Госкино подписывать не стали. Над фильмом нависла явная угроза «полки». Но тут случилось чудо.

БРЕЖНЕВ В РОЛИ ЗАСТУПНИКА

У Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева была такая привычка — по выходным дням смотреть в своем домашнем кинотеатре на даче в Завидово новые фильмы. Причем любимыми картинами генсека еще с молодости были, как мы помним, американские вестерны (особенно он обожал актера Чака Коннорса). Вот и в тот раз, накануне ноябрьских праздников 69-го, Брежневу для просмотра должны были привезти из Особого отдела (был такой склад в Госкино, который обслуживал исключительно высшую номенклатуру) очередной свежий вестерн — то ли «Скачку мести» Бернарда Мак-Ивити с незабвенным Чаком Коннорсом в главной роли, то ли «Беглецов» Эндрю Мак-Лаглена с Джеймсом Стюартом и Дином Мартином в ролях братьев-бандитов. Но по каким-то неведомым причинам этих картин на месте не оказалось, и заведующий складом на свой страх и риск отправил генсеку заменитель вестерна — свежий отечественный истерн «Белое солнце пустыни».

Брежневу, который смотрел фильм в компании молодых друзей своей дочери Галины, фильм понравился чрезвычайно. Он увидел если не полный набор обожаемых им ковбойских штучек (в фильмах с Чаком Коннорсом игры с «кольтами» были сняты более виртуозно), то часть из них — точно. Особенно ему понравились эпизоды, когда Сухов выбивает маузер из рук бандита и укладывает двух врагов наповал, и драка на баркасе. Генсеку также пришлась по душе и песня в исполнении Павла Луспекаева. В итоге тем же вечером Брежнев позвонил домой министру кинематографии Романову. А тот в течение нескольких минут никак не мог сообразить, о чем именно идет речь. Брежнев на том конце провода буквально заходился от восторга от просмотренного кино, а министр лихорадочно пытался сообразить, какой конкретно фильм тот имеет в виду. А Брежнев продолжал заливаться соловьем:

— Молодец, Ляксей, хорошее кино снимают твои люди. Не хуже американского.

Наконец Романов собрался с духом и, прервав сумбурную речь генсека, спросил:

— А какой фильм вы смотрели, Леонид Ильич?

— Как какой? — удивился Брежнев. — Про солнце, которое в пустыне. — И генсек, не прикрывая трубку, уточнил у кого-то, кто стоял с ним рядом, название фильма, который они только что смотрели, чтобы уже через пару секунд сообщить его Романову:

— «Белое солнце пустыни».

Романов похолодел, так как сам этого фильма еще не видел, а значит, поддержать должного разговора с генсеком никак не мог. Но тот, к счастью, и не собирался долго обмусоливать эту тему, только еще раз поблагодарил министра за картину и повесил трубку.

Утром следующего дня министр, придя на работу, первым делом затребовал к себе упомянутую картину. Как вспоминает В. Мотыль:

«Романов сидел в просмотровом зале, кажется, впервые не испытывая страха что-либо проглядеть. Он мог смотреть картину как обыкновенный зритель. В тот же день от министра поступило указание о трех (но ведь не о двадцати семи!) поправках. Иначе какой же он министр, если не внесет своей лепты.

Таможенник не должен лежать на полу (в сцене, где он выбрасывает офицерика) — иначе он алкоголик, а не герой. Ну, что ж, комбинаторы сделали выкадровку — стало непонятно, на чем он лежит. Убрали насмешку над святыней — надпись «Карл Маркс» (нельзя — основоположник) на книжке, которую держит одна из жен Абдуллы в кадре коллективного труда. Наконец «убрали порнографию», — могучие ляжки Катерины Матвеевны при переходе ее через ручей. Как бы не перевозбудить строителей коммунизма. У меня быль дубль, где ляжки полуприкрыты юбкой — я поставил его. Разрешительное удостоверение было получено…»

Между тем гонители фильма, чтобы хоть как-то сгладить горечь от собственного поражения, дали ему 2-ю прокатную категорию (чтоб заплатить поменьше создателям), да еще вдобавок стали распускать слухи в киношной среде, что спасли плохую картину письма Сухова, которые Мотыль переделал по решению худсовета. На что Мотыль приводил вполне убедительный контраргумент: мол, фильм-то он начал снимать как раз с внесценарной Катерины Матвеевны. Это все были немые кадры, предназначавшиеся для того, чтобы на немое изображение положить потом закадровые монологи героя. Впоследствии в Дагестане и в Каракумах Мотыль набрал в импровизациях съемок длинные общие планы, свободные от панорамы, именно как заготовки для текстов, которые будут потом писаться, разумеется, не на съемках, а в период тонировки, когда фильм будет снят.

Интересно будет узнать, как отнеслись к фильму коллеги Мотыля кинорежиссеры. Вот что вспоминает на этот счет Р. Ибрагимбеков:

«Мой незабвенный учитель Сергей Апполинариевич Герасимов, посмотрев фильм, сказал: «Старик, я думал, ты серьезный человек…» «Картина неплохая, только рояль в кустах все время торчит», — говорил Эльдар Рязанов. Никита Михалков тоже считал, что на экране играют в поддавки…»

Предварительная премьера фильма состоялась в ленинградском Доме кино 14 декабря 1969 года. В начале следующего года «Белое солнце пустыни» было включено в прокатный план на март месяц. Однако еще до выхода картины на широкий экран его создатели вновь вывезли фильм «в народ», на этот раз в Москву. Так, 19 февраля Владимир Мотыль и Рустам Ибрагимбеков привезли его в редакцию газеты «Комсомольская правда». В просмотровый зал набилась масса народу, поскольку слава об этом фильме вот уже несколько месяцев будоражила не только киношные круги, но всю столицу. Разочарованных после просмотра практически не было. Как итог этого сеанса — 8 апреля в «Комсомолке» (а фильм в столице начал демонстрироваться с 30 марта) была опубликована одна из первых официальных рецензий на фильм за подписью М. Кузнецова. Критик писал:

«Я далек от того, чтобы считать эту картину совершенством. Просчетов немало. Однако и найдено достаточно. И, быть может, стоит еще раз вернуться к образу Сухова. Право же, не кончились его странствия и приключения, они требуют нового кинорассказа. Ведь не часты у нас на экране такие цельные характеры».

Кстати, у Мотыля была идея продолжить приключения Сухова, но присутствовала эта идея в его голове не слишком долго. По его же словам: «У нас со сценаристами действительно были идеи сделать вторую и, может, даже третью картину: чтобы Верещагин выплыл, снова встретил Сухова, который так и не может выйти из этой пустыни, чтобы он помог Саиду одолеть Джавдета вариантов могла быть масса. Но когда я вспоминал, сколько издевательств пришлось мне вытерпеть во время съемок и особенно после…»

А теперь приведу несколько отрывков из публикаций, посвященных картине.

«Советский экран», № 5 1970, К. Щербаков: «В «Белом солнце пустыни» ему (Мотылю. — Ф. Р.) удалось не все. Новые сплавы не всегда органичны, дают о себе знать художественные противоречия, когда соединение стилей оказывается чисто механическим, не рождает принципиально нового качества. Обилие убийств не всегда мотивировано, кровь, хлещущая из ран, выглядит порой бутафорской, а это серьезный просчет, ибо здесь авторы соприкасаются с той сферой, где мера и такт искусству особенно необходимы. В фильме ощущается известная заданность, а местами лента становится тяжеловесной, попросту скучной и, претендуя на вестерн, комедию и драму, вместе взятые, не соответствует по высокому счету ни тому, ни другому, ни третьему.

Однако в любых рассуждениях о достоинствах и недостатках, об издержках и поисках наступает момент, когда нужно ответить на главный вопрос: «Есть картина как художественное произведение или ее нет?» И тут я готов сказать: «Есть!» — со всей ответственностью и определенностью…»

«Искусство кино», № 8 1970, Н. Хренов: «Когда Федор Иванович Сухов ловко управляется с очередным противником и проделывает лихие трюки не так, как Юл Бриннер, а по-свойски, лукаво и простодушно, — это приятно смотреть. Давно пора потягаться с «Великолепной семеркой». В открытом бою. Средствами народного искусства — своим оружием…»

ПРЕМЬЕРА ФИЛЬМА БЕЗ ЕГО ГЕРОЕВ

Как я уже упоминал, фильм «Белое солнце пустыни» вышел на столичный экран 30 марта 1970 года. Как же встретили эту премьеру непосредственные виновники происходящего — актеры, сыгравшие в нем главные роли. Так, Николай Годовиков (Петруха) на премьере фильма не был, поскольку вот уже полгода как служил в рядах Советской армии в Сибири. «Загремел» он туда по собственной вине: во время монтажа картины поругался с администратором и тот снял с него бронь, подписанную лично министром культуры Екатериной Фурцевой. Поэтому фильм Годовиков посмотрел только несколько месяцев спустя, когда его привезли в клуб воинской части, где артист служил.

Другой актер — Кахи Кавсадзе (Абдулла) на премьеру фильма в Тбилиси не пошел, так как не любил смотреть себя на экране. Эта нелюбовь была такой стойкой, что Кавсадзе и по телевизору «Белое солнце…» ни разу (!) не посмотрел целиком, только урывками. Впервые этот фильм актер увидел полностью спустя 29 лет (!) после его премьеры — на ретроспективе фильмов Рустама Ибрагимбекова. Вот как вспоминает об этом сам актер:

«Мы сидели в зале с Толей Кузнецовым. Я ему говорю: «Ты знаешь, я фильма-то не видел». Он не поверил: «Как это — не видел? Не может быть!» «Не видел и все», — отвечаю. «Ну уже пора! — смеется. — Посмотри». Вот тогда и посмотрел в первый раз…»

Павел Луспекаев (Верещагин) на премьеру фильма попал, поскольку волею судьбы был в те дни в Москве. Оказался он там при следующих обстоятельствах. Еще в январе 70-го он приехал в Москву, чтобы начать сниматься в фильме Константина Воинова «Чудный характер» со своей давней партнершей по БДТ Татьяной Дорониной (у нее в фильме была центральная роль). Однако в разгар подготовительного периода на горизонте внезапно возник актер Михаил Козаков, который переманил Луспекаева в другую картину — «Вся королевская рать», которую по заказу ЦТ должны были начать снимать на «Белорусьфильме». Козаков предложил Луспекаеву главную роль Вилли Старка, при этом был так настойчив, с таким воодушевлением убеждал своего коллегу в том, что эта роль может стать его лучшей ролью, что тот не выдержал натиска и согласился. В итоге, в конце марта Луспекаев оказался в Москве, где вот-вот должны были начаться съемки эпизодов с его участием, и, естественно, не мог пропустить премьеру «Белого солнца пустыни». Вот как вспоминает об этом М. Козаков:

«В кинотеатре «Москва» начали демонстрировать картину «Белое солнце пустыни». Луспекаев купил три билета, и мы с ним и моей тогда двенадцатилетней дочерью пошли в кино. Была ранняя весна, он медленно шел по улице, опираясь на палку, в пальто с бобровым воротником, в широком белом кепи-аэродром — дань южным вкусам, и волновался, как мальчишка.

— Нет, Михаил, тебе не понравится. Вот дочке твоей понравится. Катька, тебе нравится, когда в кино стреляют? Ну вот, ей понравится.

— Успокойся, Паша, я тоже люблю, когда в кино стреляют.

— Ну, правда, там не только стреляют, — улыбнулся он.

Фильм начался. Когда еще за кадром зазвучал мотив песни Окуджавы и Шварца «Не везет мне в смерти, повезет в любви», он толкнул меня в бок и сказал:

— Моя темочка, хороша?

Затем в щели ставен — крупный глаз Верещагина. Луспекаев:

— Видал, какой у него глаз?

Вот что поразительно, он мог, имел право сказать «у него»! В устах другого это было бы безвкусицей, претензией. А в щели ставен действительно был огромный глаз таможенника Верещагина.

После фильма он рассказывал о съемках, хвалил Мотыля, подмигивал мне, когда прохожие улыбались, оборачиваясь на него: «Видал, видал, узнают!» А потом сказал:

— Я, знаешь, доволен, что остался верен себе. Меня убеждали в картине драться по-американски, по законам жанра. Мол, вестерн и т. д. А я отказался. Играю я Верещагина, «колотушки» у меня будь здоров, вот я ими и буду молотить. И ничего, намолотил…

И он засмеялся так весело и заразительно, что мы с дочкой заржали на всю улицу…»

К сожалению, спустя две недели после этого просмотра — 17 апреля Павел Луспекаев скончался. Произошло это совершенно неожиданно. К тому времени он успел отсняться в двух эпизодах «Рати» и готовился к третьему, который должен был сниматься 18 апреля. За день до этого в час дня Луспекаев позвонил из гостиницы «Минск», где жил, Козакову. Пожаловался, что ему скучно, что он ждет-не дождется завтрашнего дня, когда возобновятся съемки. Сообщил также, что вчера к нему приезжали старые приятели из Еревана и они хорошо отметили этот приезд. На этом разговор закончился. А буквально через час после него Луспекаев скончался. Врачи констатировали разрыв сердечной аорты.

ОТ ЛЮБВИ ДО НЕНАВИСТИ…

Между тем с выходом картины на экран издевательства над ней не прекратились, а стали еще изощреннее. Например, несмотря на то, что в первый же год проката ее посмотрели почти 40 миллионов человек, ни на один из Всесоюзных кинофестивалей «Белое солнце…» так и не попало. К примеру, в том же 70-м году фильм вполне имел шансы быть включенным в список участников 4-го кинофестиваля, проходившего в Минске, но был проигнорирован (там 1-ю премию получил хороший фильм «Мертвый сезон», снятый еще в 68-м году, а 2-ю премию — давно позабытый всеми «Выстрел на перевале Караш»).

Год спустя «Белое солнце…» «прокатили» и с Государственной премией СССР. В тот год на премию были выдвинуты пять картин: «Не горюй!» Георгия Данелия, «Влюбленные» Эльера Ишмухамедова, «У озера» Сергея Герасимова, «Обвиняются в убийстве» Бориса Волчека и «Белое солнце пустыни» Владимира Мотыля. Первые два фильма получили «отлуп» в киношной секции практически сразу, поскольку были абсолютно неидеологизированы, что уже считалось крамолой. Когда же очередь дошла до «Белого солнца…», министр культуры Екатерина Фурцева честно заявила, что он — «хороший, полезный фильм, но он не пройдет. Есть мнение сверху оставить фильмы «У озера» и «Обвиняются в убийстве».

После такого заявления судьба картины на голосовании была практически решена — ее дружно выкинули из соискателей премии. А чтобы подсластить пилюлю, в решении записали: «Фильм «Белое солнце пустыни» несомненно обладает большими художественными достоинствами и имеет большой успех. Учитывая ограниченное число премий и наличие двух кандидатур по художественной кинематографии, уже рекомендованных секцией, сочли возможным снять фильм с обсуждения».

Кстати, про фильм «У озера» в киношных кулуарах говорили следующее: дескать, народ на нее не идет (картина была посвещена проблемам строительства гидростанции на Байкале), поэтому в отчеты по фильму записывались прокатные цифры других, более кассовых картин, чтобы оправдать присуждение «Озеру» Госпремии. А вот «Белому солнцу пустыни» приписки были не нужны, поскольку зритель на него валил, что называется, рядами и колоннами. Причем не только у нас: первым из западных продюсеров «клюнул» на «Белое солнце…» знаменитый Дино де Лаурентис, который купил фильм у Госкино и выгодно продал его в Америку. Потом то же самое сделали еще 130 стран. Кстати, создатели фильма с этих продаж ничего не поимели. Впрочем, они и с внутрисоюзного проката тоже ни копейки не заработали. Я уже упоминал тот факт, что фильму была присуждена 2-я категория, чтобы заплатить создателям как можно меньше. В 71-м группа коллег Мотыля (в их числе был и комедиограф Леонид Гайдай) обратились в правительство с просьбой повысить «Белому солнцу…» категорию. Власти пошли навстречу этому пожеланию, но придумали новую хитрость, чтобы не платить создателям фильма: стали фальсифицировать прокатные показатели картины. В итоге «Белое солнце…» не оказалось даже в первой прокатной десятке.

В последующие годы фильм еще два раза выдвигался на Госпремию и каждый раз его проваливали в секции кино Комитета по премиям. И это при том, что все эти годы в союзной прессе практически не было ругательных рецензий в адрес картины. Такого не случалось ни с одним советским фильмом: чтобы взахлеб хвалили, а наградами обошли.

О суперпопулярности «Белого солнца…» говорит и такой факт: с начала 70-х его непременно смотрели космонавты перед отправкой в полет. Как вспоминает В. Кубасов:

«Такая у нас сложилась негласная традиция. Перед полетом, накануне старта, экипаж смотрит «Белое солнце пустыни».

Традицию нетрудно было бы поломать, пожелай очередной экипаж иную картину. Но спрашивают:

— Что покажем?

И отвечают:

— «Белое солнце…»

Текст знают наизусть. Специалисты Центра подготовки космонавтов «выпустили» специальный опросник, где около ста шутливых вопросов по сюжету фильма. Только очень внимательный зритель, обладающий еще и чувством юмора, способен ответить на них. (Например: «Сколько стоит один Сухов?» Ответ: «Один Сухов стоит целого взвода» и т. д. — Ф. Р.). Так и получилось, что фильм «Белое солнце пустыни» от старта к старту демонстрируется на космодроме Байконур. Можно сказать, что он как бы включен в цикл предстартовой подготовки космонавтов.

Случайность? Нет, не случайность. Этот фильм — своего рода эталон советского приключенческого кино. В науке многие открытия делаются на стыке разных дисциплин, в «ничейных зонах». Фильм «Белое солнце пустыни» создан на таком стыке. Он музыкален, он проблемен, у героев его не тривиальная судьба. Фильм занимателен и глубок — со всем своим приключенческим миром, гиперболизацией чувств, романтической окраской характеров героев…»

Между тем во второй половине 80-х картина подверглась новым нападкам. Вот как вспоминает об этом сам В. Мотыль:

«Я стал получать письма — с Дальнего Востока, из Сибири, из других мест — о том, что представители Госкино — его бывший главный редактор Даль Орлов и директор «Союзинформкино» Анатолий Богомолов в разных аудиториях рассказывают, как некая группа мастеров «Мосфильма» спасла картину, помогла Мотылю снять «Белое солнце пустыни». Получив эти письма, я разослал основным моим сотрудникам — оператору Розовскому, художнику Кострину, композитору Шварцу, директору Хохлову, актерам Кузнецову, Мишулину, Кавсадзе — такие записки: «Очень прошу Вас вспомнить, кто из мастеров «Мосфильма» когда-либо оказал мне какую-либо помощь в процессе создания фильма, будь то подготовительный период, съемки или монтаж».

Кто-то ответил непечатными словами, кто-то с юмором, кто-то обстоятельно и серьезно: «В чем дело, Володя? Зачем эти глупости?» Собрав ответы, я подал заявление тогдашнему председателю Союза кинематографистов Климову и попросил привлечь к общественной ответственности члена СК Даля Орлова за клевету. Перетрусивший Орлов был вынужден написать письменное извинение, а Богомолов потом мне признался, что таково было задание, полученное от министра Ермаша…»

ПУСТЬ ВСЕГДА БУДЕТ «БЕЛОЕ СОЛНЦЕ…»,

ИЛИ НАГРАДА НАХОДИТ ГЕРОЕВ

Несмотря на то, что нас разделяют вот уже более тридцати лет с момента выхода фильма «Белое солнце пустыни» на экран, любовь к нему зрителей по-прежнему огромна. Эта картина как хорошее вино — с годами становится только лучше. Как итог: она до сих пор является одним из рекордсменов по числу показов по ТВ. Премьера «Белого солнца пустыни» на ЦТ состоялась ровно год спустя после премьеры на широком экране — в воскресенье 4 апреля 1971 года в самое смотрибельное время в 19.30. Затем в течение последующих восьми месяцев фильм показали по ТВ еще три (!) раза, что по тем временам было явлением редким. Достаточно сказать, что в тот год ни один фильм, кроме «Белого солнца…», не удостоился чести быть показанным аж четыре раза. В последующие годы картину демонстрировали по ТВ чуть реже, но не менее двух раз в год, что тоже неплохой показатель. А после развала Советского Союза фильм вновь вышел в лидеры показа.

Однако времена изменились, а нравы, судя по всему, остались прежними. Во всяком случае, в вопросах оплаты. Так, первые авторские отчисления за показ «Белого солнца пустыни» по ТВ Владимир Мотыль получил только в начале 1997 года (гонорар за три показа). По его же подсчетам, эта сумма равняется примерно двум процентам от суммы, которую получает «Мосфильм» за показ (это не меньше 10 тысяч долларов). За видеокассеты с фильмом Мотылю вообще ничего не заплатили.

Но есть и радостные итоги. В 97-м году, пролетев в очередной раз с Госпремией России (она досталась фильму Никиты Михалкова «Утомленные солнцем»), уже на следующий год «Белое солнце пустыни» все-таки получил ее после стольких лет мытарств. Причем указ о вручении фильму премии за 1997 год лично подписал президент России Борис Ельцин, несмотря на то, что картины даже не было в основном списке лауреатов. События тогда развивались следующим образом.

Еще в 1995 году коллеги Мотыля с телевидения (он долгое время руководил объединением «Экран») предлагали выдвинуть «Белое солнце…» на Госпремию. Но новые руководители Союза кинематографистов проигнорировали это предложение, а секция по кино в комиссии по Госпремиям с успехом порушила это выдвижение: дескать, фильмов, которые не получили Госпремий, много. Поэтому выдвигать одно «Белое солнце…» несправедливо.

Год спустя российское ТВ снова выдвинуло фильм на премию — и опять облом. Параллельно РТР провело фестиваль «Золотой билет» (в нем участвовали фильмы, которые наиболее популярны), и в результате электронного опроса регионов России именно «Белое солнце…» получило приз по номинации «Самый любимый фильм российских зрителей». За всю 26-летнюю историю существования фильма это была его первая (!) награда. Следующей стал «Золотой Остап» в Петербурге. А в 97-м президент России Борис Ельцин вручил ордена Почета трем создателям картины: Владимиру Мотылю, Анатолию Кузнецову и Спартаку Мишулину. После этого резонно встал вопрос и о Госпремии, но недоброжелатели фильма сделали все от них зависящее, чтобы он не попал в списки номинантов. И тогда в дело вновь вмешался Ельцин. Он издал отдельный указ о награждении любимого фильма. Госпремию России за 1997 год получили следующие создатели фильма «Белое солнце пустыни»:

Владимир Мотыль, режиссер-постановщик; Валентин Ежов и Рустам Ибрагимбеков, авторы сценария; Эдуард Розовский, оператор-постановщик; Исаак Шварц, композитор; Анатолий Кузнецов, Павел Луспекаев (посмертно) и Спартак Мишулин, исполнители главных ролей.

ЖИЗНЬ-ИНДЕЙКА

(Как сложились судьбы создателей фильма)

Валентин Ежов и Рустам Ибрагимбеков (сценаристы)

После «Белого солнца…» оба сценариста больше ни разу не связывались с истернами, предпочитая им другие жанры. Так, Ежов работал в политическом кино («Это сладкое слово — свобода!», 1973; «Красные колокола», 1982), в спортивном («Одиннадцать надежд», 1976; «Все решает мгновение», 1979; «Девушка и Гранд», 1982).

Что касается Ибрагимбекова, то он за те же 70-е тоже успел приложить руку к десятку разных по тематике фильмов: драме о послевоенной жизни «И тогда я сказал нет…», 1973; производственной драме о нефтяниках «Стратегия риска», 1978; мелодраме «Дачный домик для одной семьи», 1979; детективной драме «Допрос», 1979 и др.. За два фильма Ибрагимбеков был удостоен Государственных премий: «Допрос» (Госпремия СССР в 1981) и «День рождения» (Госпремия Азербайджанской ССР в 1980). В постсоветской России Ибрагимбеков умудрился отхватить еще три Госпремии: за «Ургу» (в 1992), «Утомленные солнцем» (в 1994) и «Белое солнце пустыни» (в 1997). Абсолютный рекорд!

Владимир Мотыль (режиссер)

В 1974 году он все-таки добился своего и снял фильм о декабристах «Звезда пленительного частья», который хотя и не достиг оглушительного успеха «Белого солнца…», однако занял достойное место в списке лучших картин советского кинематографа. Этот успех во многом способствовал тому, чтобы в 1976 году Мотыль был назначен художественным руководителем студии художественных телефильмов творческого объединения «Экран» Гостелерадио СССР. За последние годы Мотыль снял несколько новых фильмов: «Лес» (1980, выпуск — 1987), «Жил-был Шишлов», «Расстанемся — пока хорошие» (1991), «Несут меня кони» (1996) и др.

В. Мотыль женат (жена — бывшая актриса, ушедшая со сцены, чтобы посвятить себя семье), имеет взрослую дочь Ирину, которая успешно работала с отцом на нескольких его картинах как художник по костюмам.

Эдуард Розовский (оператор)

Следующей работой после «Белого солнца…» для Розовского стал фильм «Черные сухари», который поставил на «Ленфильме» Герберт Раппапорт. С «Солнцем» его роднило только одно: действие обеих картин происходило в послереволюционной России. Больше они ни в чем не похожи, а по части успеха вообще — небо и земля. В последующие годы Розовский приложил руку к созданию десятка других картин, среди них одна даже была удостоена Государственной премии РСФСР — «Старые стены» (1974, премия — в 1976). Из других его работ назову следующие: «Царевич Проша» (1974), «Строговы» (т/ф, 1976), «Как Иванушка-дурачок за чудом ходил» (1977), «Обратная связь» (1978), «Соловей» (1980), «Ослиная шкура» (1982), «Магистраль» (1983).

Анатолий Кузнецов (Сухов)

Кузнецов и до «Белого солнца…» считался актером популярным, но после его выхода на экран к этому эпитету присовокупил приставку «супер». После этого у него появились миллионы новых поклонниц, которые буквально забрасывали его любовными письмами. О степени популярности Кузнецова говорит такой случай. Некий артист, внешне очень похожий на него (кстати, по жизни являющийся его приятелем), разъезжал по городам Союза и, выдавая себя за известного артиста, влюблял в себя женщин. И вот однажды на имя настоящего актера Анатолия Кузнецова из глубинки приходит письмо: «Здравствуй, дорогой Толик. Я согласна с твоим предложением. Скоро приеду к тебе. Вот продам шифоньер — и приеду. Денег на первое время нам с тобой хватит». К счастью, на конверте был штамп города, в котором он никогда в жизни не бывал. А так мало ли какие мысли могли прийти в голову его родственникам.

Благодаря «Белому солнцу…» Кузнецов стал чаще бывать за рубежом: например, в одной Африке объездил девять стран, был в Мексике, Японии. Актера стали приглашать и зарубежные режиссеры. Правда, в основном это были коллеги по социалистическому лагерю. Кузнецов в 70-е снялся в советско-болгарском фильме «Братушка» (1976), советско-чехословацких: «Один сребреник» (1976) и «Гордубал» (1979). Последнюю картину сам актер считает одной из лучших в своем послужном списке. В отличие от многих своих коллег по актерскому мастерству, кто начинал сниматься в кино еще в середине 50-х, Кузнецов до сих пор находится в отличной форме и продолжает выходить на съемочную площадку.

В семейной жизни Кузнецов однолюб: как женился в конце 50-х на своей Александре, так и живет с ней по сей день. Спустя четыре года после выхода «Белого солнца…» в семье Кузнецовых случилось пополнение: родилась дочь Ирина.

Кахи Кавсадзе (Абдулла)

После триумфа в роли Абдуллы Кавсадзе стал одним из самых популярных актеров в Грузии. Например, в 70-е годы «Грузия-фильм» производила 12 — 15 фильмов в год, из них в 5 — 6 обязательно снимался Кавсадзе. Кроме этого, он играл ведущие роли в Тбилисском театре имени Шота Руставели. Так продолжалось вплоть до начала 90-х. Затем в Грузии наступили сложные времена, и всем стало не до искусства. Но Кавсадзе спасался тем, что имел возможность работать за пределами республики. В 90-е он снялся в фильмах: «Шейлок», «Кремлевские тайны XVI века», «Месть шута» и др. До 96-го года он дважды побывал на кинофестивале «Золотой Витязь», был членом жюри на «Киношоке», а на «Созвездии» — председателем жюри. Как признается сам актер:

«Главное — был бы какой-то минимум в жизни, самое необходимое, чтобы по-настоящему не голодать. А если ты — человек творческий, то всегда найдешь чем душу успокоить. Так я жил и живу. Наверное, с этим и уйду…»

Спартак Мишулин (Саид)

После выхода «Белого солнца…» на широкий экран многие отказывались верить в то, что роль Саида сыграл Спартак Мишулин. У большинства советских граждан он ассоциировался исключительно с ролью туповатого пана Директора из «Кабачка «13 стульев». Это обстоятельство лишний раз доказывало широкий диапазон этого актера.

Вообще 70-е годы оказались для Мишулина в творческом отношении одними из самых плодотворных. Он был много занят как в театре, так и на съемочной площадке. На сцене зрители увидели его в спектаклях: «Таблетка под язык», «Маленькие комедии большого дома», «Баня» и др. В кино он снялся в картинах: «В тридевятом царстве» (1971), «Конец ночного вора», «Достояние республики» (оба — 1972), «Нет дыма без огня», «Что наша жизнь», «Только ты» (все — 1973), «Кыш и Двапортфеля» (1974) и др.

В 1979 году у Мишулина родилась дочь Карина.

Раиса Куркина (Настасья)

После фильма «Белое солнце пустыни» Куркина сыграла еще несколько запоминающихся эпизодов: Матвеева в «Белорусском вокзале» (1971), Катерина в «Нюркиной жизни» (1972), Марго в «Птицах над городом» (1974), приемная мать в «Афоне» (1975), Раевская в «Звезде пленительного счастья» (1975) и др. В 1974 году Р. Куркиной присвоили звание заслуженной артистки РСФСР.

Николай Годовиков (Петруха)

Как я уже упоминал, Годовиков премьеру фильма встретил в армии — в Сибирском военном округе, куда он попал осенью 69-го. Вернувшись два года спустя в Ленинград, он какое-то время трудился слесарем на заводе, совмещая работу со съемками в кино. Он снялся в фильмах: «Последний день зимы» (1975), «То далекое лето» (1976).

В эти же годы Годовиков женился, в 1974 году у него родилась дочь Маша. Однако этот брак продержался недолго. В 1977 году он едва не погиб от удара «розочкой» во время драки с соседом по ленинградской коммуналке. После выписки из больницы работал в магазине, затем на дрожжевом и кожевенном заводах. Но работать было трудно: из-за недавней раны у него стали появляться свищи. В 1979 году он работу бросил и вскоре «загремел» в тюрьму по статье 209-1 УК (тунеядство). Сам он так объясняет это:

«Кино сыграло отрицательную роль в моих отношениях с милицией. У меня не сложились отношения с участковым. Он мне говорил: «Ты вот снимаешься в кино, сыграл Петруху, а я простой участковый. Но, если захочу, я тебя посажу». Я спрашивал: «А тебе-то какой интерес от этого?» И он мне вот так простенько объяснил: «Ты живешь один в 25-метровой комнате, а я с семьей мыкаюсь в восемнадцати метрах». Это меня взбесило, я могу иногда резкое что-то сказать или какой-то поступок резкий совершить, даже, может быть, неожиданно для себя самого. И я ему сказал прямо: «Послушай, ты приехал из Псковской области и хочешь, чтобы у тебя сразу дворец был. У тебя в твоем Скабаристане дом с участком стоит, моего рядом нет, но меня, ты знаешь, как-то жаба не давит, мне это безразлично». Ну и в итоге он меня посадил за тунеядство» (Годовикову дали один год. — Ф. Р.).

В марте 1980 года Петруху освободили. Он приехал домой, а дверь у него взломана, в комнате ничего нет — ни мебели, ни телевизора, ни постельного белья. Соседи потом рассказали, что разорил его все тот же участковый. Это он собрал в жэке дворников, привел в комнату Годовикова и сказал: «Кому что нравится, забирайте себе, а остальное в окно выбрасывайте». Причем его не волновало то, что он самым бессовестным образом нарушает закон: по нему осужденного могли выписать с жилплощади только через полгода после того, как приговор вступил в силу, а его выписали — и четырех месяцев не прошло после ареста, он еще под следствием сидел.

Годовиков отправился к начальнику РУВД, честно рассказал ему все. Тот в ответ: «Да-да, ты напиши заявление, перечисли, что пропало, и оставь секретарю. Да сообщи адрес, где тебя можно найти». Годовиков сделал все, как было велено. А через несколько дней заявляется к нему все тот же участковый, забирает его под белы рученьки и дает ему подписку, как бомжу. А по закону — вторая подписка — и можно смело отправляться на зону.

Поехал Годовиков туда, куда его направили, — в Приозерск, Ленинградской области. Приехал, а ему говорят: «У нас нет мест в общежитии, ты сначала пропишись, а потом мы тебе дадим работу». Короче, замкнутый круг: остался бывший актер без прописки, без жилья, без работы. А кушать-то хочется. Побомжевал он малость, походил в каком-то потертом ватнике, пока не познакомился на какой-то квартире с ворами, которые оказались намного человечнее, чем все остальные, с кем Годовикова сводила судьба в последнее время. Дали они ему 500 рублей — по тем временам деньги немалые, одели с ног до головы, обули. Причем сказали: мы ничего от тебя не требуем, устраивайся и живи. Но Годовиков — человек очень благодарный по натуре: когда им нужно было помочь, сам предложил свои услуги и пошел с ними на ограбление.

Случилось это в июле 1980 года. Закончилась эта вылазка для преступников плачевно: их поймали. Годовикову дали 4 года. Срок он отбывал в колонии в Яблоневке. Вот что он рассказывает о тех днях:

«Там было много малолеток, которые после 18 лет прибыли из так называемой «детской зоны». А там нравы намного хуже, чем во взрослой. Они и переносят свою беспредельщину. Как-то прихожу после смены, собираюсь чайку попить, как кто-то из шпаны командует: «Верха! В пэвээр! По-быстрому!» «Верха» — это те, кто спит на втором этаже, на первом спят зэки заслуженные, их редко трогают. А «пэвээр» — это комната политико-воспитательной работы. Ну, мы идем в пэвээр, заходим, смотрим «бойцы» стоят вдоль стены уже в кожаных перчатках. Значит, будет «замес», то есть избиение. Я уже и рейку присмотрел. Решил — лучше пусть убьют, чем с опущенными почками медленно подыхать. Но меня тихонько оттеснили в сторону, знали, что главшпанзоны башку им оторвет. Оказалось, что кто-то из «верхов» «протек», пожаловался якобы администрации. Решили всех «земесить», а там, мол, пусть сами разбираются…»

Выйдя на свободу, Годовиков какое-то время жил один, но затем встретил женщину, с которой стал жить гражданским браком. Даже в кино в тот период умудрился сняться, причем опять про басмачей — «В черных песках». В 1989 году у них родился сын Артем. Но затем фортуна вновь отвернулась от Петрухи. В начале 90-х жена и теща выгнали его из дома, и он опять стал бомжевать. И снова, оказавшись на обочине жизни, он не придумал ничего лучшего, как пойти воровать. И опять попался. Причем курьезно.

Приехали они с подельником в местечко под Ленинградом, имея при себе сумку с набором «фомок». Выпили винца и пошли вдоль по улице, разглядывая окна. Наконец узрели открытую форточку в окне первого этажа. Первым туда забрался Петруха, «фомками» вскрыл двери в комнаты (те оказались запертыми). Добычей воров в тот день стали: кофе, кроличья шапка, гобеленовая скатерть, джинсы, трое наручных часов, фотоаппарат, две сберкнижки, рюкзак (в последний они сложили украденное). Упаковав пожитки, собрались было уже уходить, как на пороге внезапно «нарисовалась» милиция, которую вызвала дочь хозяйки квартиры (она не смогла открыть ключом входную дверь и позвонила по 02). Кстати, сам Годовиков на суде описал совсем иную картину своего задержания. Якобы дочь хозяйки была сильно беременная и, увидев непрошеных гостей, свалилась в обмороке. Испугавшись, что у барышни могут случиться преждевременные роды, воры сами вызвали «Скорую», да еще остались ее дожидаться. Тут их и повязали. Суд состоялся аккурат 1 мая 1991 года и приговорил Годовикова к 2 годам 6 месяцам колонии. Отсиживал он срок во Владимире, в колонии строгого режима, известной всем как «тройка» (ОД 1/3).

Освободившись в третий раз, Годовиков сумел, наконец, вернуться в свой родной город — теперь он уже назывался Санкт-Петербург. Познакомился с женщиной (бывшей женой известного хоккеиста из СКА Андрея Белякова, трагически погибшего), которая устроила его к себе на работу — в Метрострой. С 1994 года о нем вновь стали писать газеты, он несколько раз выступал по телевидению. Вроде жизнь у него наладилась.

Татьяна Федотова (Гюльчатай)

По ее же словам, участие в фильме «Белое солнце пустыни» сыграло в ее жизни не только положительную, но и отрицательную роль. Во всяком случае, поначалу. После съемок Татьяна работала в танцевальном ансамбле и там узнала, что такое зависть человеческая, преследования со стороны руководства, давление со стороны партнерш. У нее за плечами были восемь лет училища, балетмейстеры ставили на нее номера, а худрук загонял Гюльчатай на задний план, чтобы та не выделялась на фоне остальных девочек, большинство из которых были набраны с улицы. Кроме этого, многие ненавидили ее за то, что она была слишком прямой, могла резануть правду-матку прямо в глаза на каком-нибудь отчетно-перевыборном собрании, коих в те годы проводилось во всех коллективах предостаточно. В итоге Федотова довыступалась: ее уволили из Ленконцерта за два года до пенсии — с двумя маленькими детьми на руках (в браке с музыкантом Геннадием Кузьминым, с которым она познакомилась все в том же «Ленконцерте», у нее родились сын Сережа (1974) и дочь Маша (1981). Но Федотова не сдалась: сама пошла в райком партии, написала в газету, в результате чего ее восстановили в Ленконцерте и дали доработать до пенсии.

В 1997 году, когда фильм «Белое солнце пустыни» был выдвинут на соискание Госпремии России, Татьяна Федотова работала… уборщицей в Русском музее. Но на жизнь не жаловалась, хотя про нее тогда мало кто вспоминал. Даже на фестиваль «Золотой Остап», где фильм был награжден, ее не пригласили. По ее словам:

«Когда фестиваль кончился, мне сказали: «Что же вы не пришли? Вам и место в зале было забронировано». Я потом видела по телевизору: Кузнецов сидит, а рядом с ним место пустое, наверное, думаю, там должна была сидеть я. Не нашли даже приличной отговорки. Зато летом меня пригласили на кинофестиваль в Сочи. Мне позвонили и сказали: «Мы так рады, что вас нашли. У нас для награждения актрис предусмотрены необычные призы — золотая, серебряная и бронзовая Гюльчатай. И мы бы очень хотели, чтобы вы их лично вручали». Взяли мои паспортные данные, попросили никуда не уезжать из города, так как билеты на самолет уже заказаны. Сказали, что дорога туда и обратно за их счет, питание и проживание в гостинице бесплатно, что я буду купаться в бассейне с морской водой. Я ждала-ждала и не дождалась. А потом мои знакомые видели по телевизору, что вручала призы какая-то другая Гюльчатай…»

Каждое лето Татьяна вместе с мужем и детьми выезжают в деревню Самшу, что Тверской области, где когда-то родилась будущая Гюльчатай. Ее родители продали большой двухэтажный деревянный дом уже после войны, но Кузьмины через много лет купили часть этого дома. Татьяна вот уже много лет истово верит в господа. Она и Петруху-Годовикова при каждой встрече наставляет на Путь истинный — вместе с женой он уже прошел водное крещение.

ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ РАСКАДРОВКА

ФИЛЬМА «БЕЛОЕ СОЛНЦЕ ПУСТЫНИ»

(съемки — 1968 — 1969)

Катерина Матвеевна у березки — съемка 24 июля 1968 года;

под Лугой Ленинградской области;

Сухов идет по пустыне — июль 1969 года (Туркмения);

голова Саида — 22 июня 1969 года (Туркмения);

Сухов откапывает Саида — 22 июня 1969 года (Туркмения);

Старая крепость — 4 июля 1969 года (Туркмения);

Рахимов находит гарем — 4 июля 1969 года (Туркмения);

солдаты лежат у Старой крепости — 4 июля 1969 года (Туркмения);

гарем выходит из крепости — 5 июля 1969 года (Туркмения);

Рахимов Петрухе: «Совсем озверел Черный Абдулла…» — 5 июля 1969 года (Туркмения);

Сухов и Саид у костра — 3 августа, 17 сентября 1968 года (Дагестан);

отряд Рахимова замечает в песках Сухова — 15 сентября 1968 года (Дагестан);

Сухов Рахимову: «В Старой крепости его через трубу надо было брать…» — 15 сентября 1968 года (Дагестан);

Саид: «Стреляли…» — 15 сентября 1968 года (Дагестан);

Рахимов оставляет Сухову гарем — 29 августа, 15 сентября 1968 года (Дагестан);

Сухов выхватывает винтовку у Петрухи — 16 сентября 1968 года (Дагестан);

Сухов считает жен: «Зарина, Джамиля, Газель, Саида, Хафиза, Зухра, Лейла, Зульфия, Гюльчатай» — 16 сентября 1968 года (Дагестан);

Гюльчатай играет с черепахой — 27 мая 1969 года (Туркмения);

Сухов и гарем входят в Педжент — 26 мая 1969 года (Туркмения);

Сухов и хранитель музея — 5 июня 1969 года (Туркмения);

В музее — 5 июня 1969 года (Туркмения);

Петруху избивают бандиты — 5 июня 1969 года (Туркмения);

Сухов в море — 22 августа 1968 года (Дагестан);

Петруху приводит в чувство хранитель музея — 5 июня 1969 года (Туркмения);

Сухова берут в плен — 8 сентября 1968 года (Дагестан);

Бандит читает гравировку на нагане: «Комбриг М. Н. Ковун» — 18 сентября 1968 года (Дагестан);

Сухов: «Лучше, конечно, помучиться…» — 8 сентября 1968 года (Дагестан);

Ибрагим отсылает Семена к Абдулле — 18 сентября 1968 года (Дагестан);

Сухов бросает бандиту часы, и выбивает у него маузер — 18 — 19 сентября 1968 года (Дагестан);

Саид душит бандита с помощью лассо — 17 сентября 1968 года (Дагестан);

Саид стреляет в ожившего бандита — 19 сентября 1968 года (Дагестан);

Четыре старика и динамит — 7 августа 1968 года (Дагестан);

Сухов вскрывает ящик — 7, 10-11 августа, 21 сентября 1968 года (Дагестан);

Сухов взрывает динамитную шашку, говорит Петрухе: «Прихвати ящик…» 10 августа 1968 года;

Сухов приходит к гарему — 27 мая 1969 года (Туркмения);

Петруха Гюльчатай: «Открой личико…» — 27 мая 1969 года (Туркмения);

Петруха у дома Верещагина — 7 августа 1968 года (Дагестан);

Петруху втягивают в окно — 11-12, 22 августа 1968 года (Дагестан);

Верещагин Петрухе: «Ты в чей дом забрался?..» — 15 ноября 1968 года (павильон «Ленфильма»);

Саид стреляет из-под лошади — 24 июня 1969 года (Туркмения);

Абдулла Саиду: «Зачем ты убил моих людей?» — 16 октября 1968 года (Дагестан);

Сухов у дома Верещагина слушает песню — 8 августа 1968 года (Дагестан);

Верещагин и Петруха сидят на полу — 29 ноября 1968 года (павильон);

Сухов кидает в окно камешек — 11 августа 1968 года (Дагестан);

Камешек попадает в пиалу Верещагина — 16 ноября 1968 года (павильон);

Петруха: «Это товарищ Сухов!» — 15 ноября 1968 года (павильон);

Верещагин поджигает шашку — 16 ноября 1968 года (павильон);

Сухов прикуривает от шашки и кидает обратно — 11 августа 1968 года (Дагестан);

Сухов у Верещагина — 18, 25 ноября 1968 года (павильон);

Сухов Верещагину: «Пулемет дашь?» — 18 ноября 1968 года (павильон);

Приходит Настя — 19 ноября 1968 года (павильон);

Настя отчитывает мужа — 25 ноября 1968 года (павильон);

Верещагин: «Пулемета я вам не дам» — 20 ноября 1968 года (павильон);

гарем у дома Верещагина — 12 августа 1968 года (Дагестан);

Петруха бежит с ящиком — 12 августа 1968 года (Дагестан);

Сухов и Петруха минируют баркас — 6 января 1969 года (павильон);

Сухов на палубе баркаса — 7 сентября 1968 года (Дагестан);

Сухов и Петруха разговаривают у баркаса — 7 сентября 1968 года (Дагестан);

Гарем возмущен: «Где же он, муж этот?» — 26 декабря 1968 года (павильон);

Гюльчатай танцует перед Суховым — 4, 10 июня 1969 года (Туркмения);

Сухов кует серп, с ним жена и гарем — 24 июля 1968 года (под Лугой Ленинградской области);

Бандиты у баркаса разоружают Саида — 21 сентября 1968 года (Дагестан);

Петруха хочет выстрелить в Абдуллу, но винтовка дает осечку — 12 июня 1969 года (Туркмения);

Абдулла и гарем: «Мы верны тебе, господин…» — 19 декабря 1968 года (павильон);

Сухов Абдулле: «Брось оружие!» — 13 декабря 1968 года (павильон);

Сухов спрыгивает с подоконника — 13, 19 декабря 1968 года (павильон);

Сухов в карете, Абдулла зовет Махмуда — 16 декабря 1968 года (павильон);

Саид разоружает бандита: «Не говори никому, не надо» — 11 октября 1968 года (Дагестан);

Саид Сухову: «Обманут тебя…» — 27 июня 1969 года (Туркмения);

Верещагин жене: «Опять ты мне эту икру поставила!» — 26 ноября 1968 года (павильон);

Петруха уходит с поста — 5 июня 1969 года (Туркмения);

Петруха и хранитель музея — 2 июня 1969 года (Туркмения);

Абдулла душит Гюльчатай — 29 ноября 1968 (павильон);

Абдулла убивает Петруху — 4 июня 1969 года (Туркмения);

Сухов находит убитых — 5 июня 1969 года (Туркмения);

Саид Сухову: «А теперь уходи…» — 12 июня 1969 года (Туркмения);

Скачут бандиты — 7 сентября 1968 года (Дагестан);

Хранитель музея показывает Сухову карту подземного хода — 2 июня 1969 года (Туркмения);

Абдулла убивает хранителя музея — 3 июня 1969 года (Туркмения);

Сухов с гаремом вылезают из подземелья — 24 августа 1968 года (Дагестан);

Сухов с гаремом поднимаются на бак — 16, 22 августа 1968 года (Дагестан);

бандиты вылезают из подземелья — 28 августа 1968 года (Дагестан);

Абдулла обнаруживает гарем в баке — 28 августа 1968 года (Дагестан);

Бандиты не могут открыть люк — 28 августа 1968 года (Дагестан);

Абдулла стреляет в бак — 29 вгуста 1968 года (Дагестан);

Подпоручик лезет в дом к Верещагину — 13 августа 1968 года (Дагестан);

Подпоручик Верещагину: «Я от Абдуллы…» — 20 ноября 1968 года (павильон);

Подпоручик вылетает в окно — 13 — 14 августа 1968 года (Дагестан);

Абдулла закуривает сигару — 3 сентября 1968 года (Дагестан);

Подпоручик на цистерне — 3 сентября 1968 года (Дагестан);

Настя выбрасывает оружие в море — 21 августа 1968 года (Дагестан);

Бандиты наполняют ведра нефтью — 12 октября 1968 года (Дагестан);

Верещагин Абдулле: «Ты все воюешь?» — 19 августа 1968 года (Дагестан);

Абдулла едет на лошади — 3 сентября 1968 года (Дагестан);

Настя ходит по двору — 13 августа 1968 года (Дагестан);

Верещагин закрывает жену на ключ — 21 августа, 19 сентября 1968 года (Дагестан);

Верещагин Абдулле с баркаса: «Не много ли товара взял?» — 24 сентября 1968 года (Дагестан);

Верещагин: «Я мзду не беру…» — 7 октября 1968 года (Дагестан);

Абдулла: «Аристарх, договорись с таможней» — 7 октября 1968 года (Дагестан);

Саид кидает зажженный аркан в цистерну — 12 октября 1968 года (Дагестан);

Сухов стреляет из пулемета — 12 октября 1968 года (Дагестан), 2 июля (Туркмения);

Драка на баркасе: Верещагин бьет ногами двух бандитов, бросает в море еще одного — 22 сентября 1968 года (Дагестан);

Драка на баркасе: Верещагин бросает бочку в бандита, отнимает маузер у другого — 26 сентября 1968 года (Дагестан);

Настя выбирается из дома через окно — 14 августа 1968 года (Дагестан);

Драка на баркасе: бандиты бьют Верещагина, затем он расправляется с ними — 1 октября 1968 года (Дагестан);

Настя мечется по берегу: «Паша!» — 29 августа 1968 года (Дагестан);

Драка на баркасе: бандиты обливают Верещагина водой из ведра: «Ну что, таможня, очухался?» — 1 октября 1968 года;

Абдулла стреляет в Саида — 2 июня 1969 года (Туркмения);

Саид бросает нож в бандита — 27 июня 1969 года (Туркмения);

Абдулла нукеру: «Обойди его сзади, Махмуд» — 2 июня 1969 года (Туркмения);

Сухов прыгает с бака — 15 октября 1968 года (Дагестан);

Верещагин поднимает якорь — 7 октября 1968 года (Дагестан);

Верещагин в рубке — 7 октября 1968 года (Дагестан);

Взрыв баркаса — 18 октября 1968 года (Дагестан);

Настя кричит — 14 августа 1968 года (Дагестан);

Сухов: «Я здесь, Абдулла!» — 2 — 3 июня 1969 года (Туркмения);

Настя идет по берегу — 3 сентября 1968 года (Дагестан);

Рахимов и Сухов у костра — 26 сентября 1968 года (Дагестан);

Сухов прощается с гаремом и Саидом — 26 сентября 1968 года (Дагестан).

«БЕЛОЕ СОЛНЦЕ ПУСТЫНИ»

сценарий — Валентин Ежов и Рустам Ибрагимбеков;

постановка — Владимир Мотыль;

главный оператор — Эдуард Розовский;

художник-постановщик — В. Кострин, Б. Маневич;

композитор — И. Шварц;

звукооператоры — М. Лазарев, Е. Салье;

художники по костюмам — В. Линденбаум, Д. Манэ;

гримеры — Г. Васильева, А. Хейфиц;

декоратор — А. Тимофеев;

режиссеры — М. Дакиев, Е. Довлатов;

операторы — М. Аврутин, В. Тупицын;

монтажер — В. Нестерова;

текст песни — Б. Окуджава;

текст писем — М. Захаров;

редакторы — В. Спицын, Л. Шмуглякова;

ассистенты режиссера — Н. Конюшев, Э. Ясан;

ассистенты оператора — И. Клебанов, Г. Мурашев;

комбинированные съемки: оператор — Г. Баггин;

художник — Соловьев;

конные трюки — П. Тимофеев, В. Токменин;

в ролях:

Сухов — Анатолий Кузнецов;

Верещагин — Павел Луспекаев;

Саид — Спартак Мишулин;

Абдулла — Кахи Кавсадзе;

Настасья — Раиса Куркина;

Петруха — Николая Годовиков;

Гюльчатай — Татьяна Федотова;

Рахимов — М. Дудаев;

Лебедев — Н. Бадьев;

Семен — В. Кадочников;

в эпизодах:

Абдураимов, Д. Герами, Ю. Дарумов, В. Деглав, Т. Кричевская, А. Лименес, Я. Ленц, Г. Лучай, А. Массарский, И. Милонов, Саймушин, И. Нижерадзе, К. Омаров, З. Рахматова, С. Сливинская, Л. Смирнова, Соколов, М. Ставицкая, Т. Ткач;

оркестр Ленинградского академического Малого театра оперы и балета дирижер Л. Кархин;

директор картины — Ю. Хохлов.

Советские фильмы — лидеры проката 1970 года

«Освобождение» (1-2-й фильмы) — 56 млн зрителей;

«Белое солнце пустыни» — 50 млн;

«Посол Советского Союза» — 38,9 млн;

«Опасные гастроли» — 36,9 млн;

«Обвиняются в убийстве» — 33,1 млн;

«Повесть о чекисте» — 30,5 млн;

«Судьба резидента» — 28,7 млн;

«Хозяин тайги» — 26,8 млн.

ИСТЕРН И ВЕСТЕРН ШАГАЮТ ПО СТРАНЕ

В начале 70-х годов жанр истерна в Советском Союзе переживал свой триумф. Многие режиссеры бросились снимать вестерны по-советски, мечтая повторить успех «Неуловимых» и «Белого солнца пустыни». Но, увы, эти попытки оказались малоуспешными, хотя любая картина, снятая в этом жанре, приносила неплохой доход уже в силу того, что она — истерн. Ведь американские или итальянские вестерны продолжали оставаться персонами нон грата на советских экранах, и сколь долго продлится эта ситуация, никто не знал. (В 1969 году во внеконкурсной программе Московского кинофестиваля был показан свежий вестерн Мартина Ритта «Омбре» (1967) с Полом Ньюменом в главной роли (сюжет позаимствован из «Дилижанса»), но посмотреть его смогли только избранные — простому смертному попасть на «фест» было практически невозможно).

Однако даже в отсутствие американских вестернов советскому зрителю скучать не давали, потчуя его истернами отечественного розлива, либо «дефа» и «румыно-франко-вестернами». Начнем с первых.

Список наиболее смотрибельных истернов, показанных в Советском Союзе за пятилетку (1969 — 1973), выглядит следующим образом:

1969 — «Встреча у старой мечети» («Таджикфильм»), «Всадники революции» («Узбекфильм»); «Выстрел на перевале Караш» («Киргизфильм»).

1970 — «Засада» («Киргизфильм»), «Разоблачение» («Таджикфильм»), «Белое солнце пустыни» («Мосфильм», «Ленфильм»), «Красные пески» («Узбекфильм»);

1971 — «Гибель черного консула» («Узбекфильм»), «Стреляй вместо меня» (Рижская киностудия), «Мужское лето» (Литовская киностудия), «Конец атамана» («Казахфильм»), «Семеро сыновей моих» («Азербайджанфильм»);

1972 — «Алые маки Иссык-Куля» («Киргизфильм»), «Достояние республики» (Киностудия имени Горького), «Последний перевал» («Азербайджанфильм»), «Горячие тропы» («Узбекфильм»);

1973 — «В черных песках» («Ленфильм»), «Седьмая пуля» («Узбекфильм»).

Как видим, подавляющее большинство истернов создавались на южных студиях, что неудивительно: снимать «басмачкино» в Советском Союзе в те годы было модно. Хотя некоторые режиссеры южных студий старались разнообразить репертуар: так, узбекский постановщик Юлдаш Агзамов перенес действие своего истерна в 1943 год: в нем рассказывалось о том, как чекисты уничтожают отряд гитлеровских диверсантов, которых забросили в пески Средней Азии под видом советских солдат.

Истерны создавались и на западных рубежах нашей родины. Так, латвийский режиссер Ян Стрейч снял фильм «Стреляй вместо меня» (1971), про то, как лихой латышский стрелок вступает в схватку с бандой, возглавляемой атаманом в монашеской рясе, а Марионас Гедрис из Литвы «выстрелил» истерном «Мужское лето» (1971), повествующим о событиях 1950 года: в банду Монаха (!) проникает лазутчик Зигмас.

Между тем самыми кассовыми фильмами из приведенного выше списка были:

«Встреча у старой мечети» (1969) — «Таджикфильм», режиссер Сухбат Хамидов, сценарист Олег Осетинский, оператор Заур Дахте, композитор Эдуард Артемьев.

В ролях: Ходжадуры Нарлиев, Роман Хомятов, Александра Завьялова, Расми Джабраилов, Луиза Хмельницкая, Борис Быстров, Анвар Тураев, Гурминч Завкибеков, Карло Саканделидзе и др.

Сюжет: Таджикистан, 30-е годы. Участник гражданской войны Гусев (Хомятов) узнает, что на город готовится нападение басмачей, знающих о золоте, некогда спрятанном эмиром в старой мечети. Бывший красноармеец собирает небольшой отряд и расправляется с бандитами.

Прокат: 24,1 млн зрителей.

«Семеро сыновей моих» (1971) — «Азербайджанфильм», режиссер Тофик Таги-Заде, оператор Расим Исмайлов.

В ролях: Шахмар Алекперов (самый истерновый актер азербайджанского кино 70-х), Энвер Гасанов, Абдулгасан Мамедов, Исмаил Османоглы, Гасан Турабов и др.

Сюжет: семеро лихих мужчин защищают село от ее бывшего владельца Герай-бека, который со своей бандой скрывается в горах (короче «Великолепная семерка» по-азербайджански). Кстати, как и «Неуловимые мстители», этот фильм был удостоен премии Ленинского комсомола (1971).

«Достояние республики» (1972) — Киностудия имени Горького, режиссер Владимир Бычков, сценаристы Авенир Зак, Исай Кузнецов, операторы Борис Монастырский, Юрий Малиновский, Александр Филатов.

В ролях: Олег Табаков, Андрей Миронов, Витя Галкин, Спартак Мишулин, Юрий Толубеев, Евгений Евстигнеев, Людмила Крылова, Ольга Жизнева, Игорь Кваша, Николай Сергеев и др.

Сюжет: весной 1918 года управляющий имением князя Тихвинского Тараканов (С. Мишулин), с помощью придворного учителя фехтования Маркиза (А. Миронов) и беспризорника Кешки (В. Галкин) похищает из покинутого хозяевами поместья коллекцию полотен и скульптур. Надеясь переправить ее за границу, они кочуют с цирковой труппой, а по их следу идет неутомимый сотрудник угро — Макар Овчинников (О. Табаков).

Прокат: 47,14 млн зрителей.

«Алые маки Иссык-Куля» (1972) — «Киргизфильм», режиссер Болот Шамшиев, сценаристы Василий и Юрий Соколы при участии Ашима Джакыпбекова, оператор Виктор Осенников, композитор Михаил Марутаев.

В ролях: Суйменкул Чокморов (самый истерновый актер среднеазиатского кино 70-х), Советбек Джумадылов, Борис Химичев, Амина Умурзакова, Алиман Джангорозова, Гунта Виркава, Елеубай Умурзаков, Айтурган Темирова, Аждар Ибрагимов и др.

Сюжет: пограничники 20-х годов ведут в Киргизии борьбу с контрабандистами, переправляющими в Китай опиум, собранный на Иссык-Куле для медицинских нужд. Фильм был удостоен призов на фестивалях: Тбилиси-72, Сорренто-72, Страсбург-73.

«Седьмая пуля» (1973) — «Узбекфильм», режиссер Али Хамраев, сценаристы Фридрих Горенштейн, Андрей Михалков-Кончаловский (это тот самый сценарий «Басмачи», который был написан еще в 67-м), оператор Александр Панн, композитор Румиль Вильданов.

В ролях: Суйменкул Чокморов, Дилором Камбарова, Хамза Умаров, Нурмухан Жантурин, Талгат Нигматулин, Болот Бейшеналиев и др.

Сюжет: 20-е годы. В Средней Азии утвердилась Советская власть, но из-за границы все еще приходят банды басмачей, неся смерть и разрушение мирным селам. В поединок с одной из таких банд вступает командир отряда милиции Максумов. Басмачи переманивают на свою сторону почти всех сотрудников из его отряда. Чтобы вернуть своих бойцов, Максумов сдается в плен…

Прокат: 22,5 млн зрителей.

Теперь от истернов перейдем к «дефа-вестернам». Список фильмов этого жанра (причем во всех участвует незабвенный Гойко Митич) выглядит так:

1970 — «След Сокола» (реж. Готфрид Кольдитц, хорошо известный советскому зрителю по фильмам на политические темы: «Белая кровь» и «Симплонский туннель» (оба вышли в наш прокат в 1960 году); «Белые волки» (реж. Конрад Петцольд, снявший до этого два фильма: «Охота за сапогом» (1961), «Сегодня и в час моей смерти», показанный в СССР в 1966 году); «Смертельная ошибка» (реж. Конрад Петцольд);

1973 — «Оцеола» (реж. Конрад Петцольд), «Текумзе» (реж. Ханс Кратцерт).

Несмотря на то, что «дефа-вестерны» были намного слабее американских аналогов (единственное исключение, на мой взгляд, «Белые волки»), эти фильмы пользовались фантастической популярностью в Советском Союзе (даже больше, чем в самой ГДР, чему я сам был свидетелем, посетив в 76-м Восточный Берлин). Можно смело утверждать, что триумф фильмов про индейцев в СССР по своим масштабам был сопоставим разве что с «тарзаноманией». Детвора напяливала на себя бутафорские головные уборы из орлиных перьев (в моем дворе на Казаковке убор вырезался из ватмана), на куртки и брюки пришивалась бахрома. В ходу были соответствующие прозвища: Чингачгук (смешно, но я даже кота двоюродной сестры так назвал), Зоркий Сокол, Быстрый Олень, Хитрая Лиса и т. д. Среди мальчишек считалось высшим шиком достать фотографию Гойко Митича и повесить ее над своей кроватью. (Несмотря на огромную популярность этого актера в СССР, в продаже его портретов практически не было. Однако глухонемые торговцы вовремя почувствовали коньюнктуру и вовсю торговали его фотографиями на вокзалах и в пригородных поездах по рублю за штуку).

Кроме восточных немцев большую помощь отечественному кинопрокату оказали и другие братья по соцлагерю — например, румыны. Как я уже говорил, они изобрели свой вестерн — «карпатский», который включал в себя фильмы про гайдуков и про тех же индейцев. В 1967 году на наших экранах демонстрировался первый «карпатский вестерн» — «Гайдуки», снятый «отцом» этого жанра 36-летним режиссером Диной Кочей. Затем наступила двухлетняя передышка, после чего румыны, что называется, завалили нас своей продукцией. До 1973 года были показаны пять картин про гайдуков: «Похищение девушек», «Месть гайдуков», «Приключения гайдука Ангела», «Приданое княжны Ралу», «Неделя безумных». Как заявил в одном из интервью автор сценариев этих картин Еуджен Барбу: «Для чего мы вообще создавали фильмы о гайдуках? Мы их считаем современными сказками, в которых герой всегда торжествует над злом. Такими же сказками являются вестерны. Фильмы о гайдуках — это наши карпатские вестерны».

Кстати, нечто подобное снимали и другие кинематографисты: например, венгерские («Звезды Эгера», «Турецкое копье», «Завещание турецкого аги» и др.), и даже молдавские. Но вернемся к румынам.

В 1972 году у нас демонстрировались два франко-румынских вестерна, снятых на рубеже 70-х по книгам Фенимора Купера: «Приключения на берегах Онтарио» и «Прерия». Авторами обоих были режиссеры Пьер Гаспар-Уи и Серджиу Николаеску. О последнем стоит сказать особо, поскольку практически все созданные им фильмы демонстрировались у нас и всегда имели большой успех.

С. Николаеску родился 13 апреля 1930 года. Окончил Политехнический институт, однако по основной профессии работал недолго — вскоре ушел в кинематограф. Начинал он как сценарист и режиссер научно-популярных фильмов. Его дебют состоялся в 1961 году, когда он снял лирическую «короткометражку» «Обыкновенная весна», которая была отмечена международной премией. Такой же успех сопутствовал и другой его «короткометражке» «Память роз» (1964). А затем Николаеску забросил лирику и с головой ушел в коммерческое кино. В 1967 году он поставил исторический фильм «Даки», который произвел фурор в Европе, в том числе и у нас. Затем Николаеску «окучил» индейскую тему, экранизировав Ф. Купера (в роли Чингачгука — Пьер Массими, Нат Бумпо — Хельмут Ланге). Затем на короткое время вновь вернулся в историческое кино («Михай Храбрый», 1970), после чего ушел в «гангстерское», сняв целую серию фильмов про подвиги комиссара Тудора Миклована (эту роль Николаеску сыграл сам) и его коллеги Михая Романа: «Чистыми руками» (1972, в советском прокате — 1974), «Последний патрон» (1973, в советском прокате — 1975), «Комиссар полиции обвиняет» (1974, в советском прокате — 1976). Был еще фильм «Капкан» (1974) из этой же серии, но его снял другой режиссер — Маноле Маркус, и действовал там один комиссар Роман.

Кстати, румыны же экранизировали и Марка Твена: фильмы «Приключения Тома Сойера» и «Смерть индейца Джо» демонстрировались у нас в 1970 году.

На долю других наших братьев по соцлагерю пришлось гораздо меньше вестернов. Взять ту же Польшу. Первым «польско-вестерном» стал фильм Ежи Гоффмана и Эдварда Скужевского «Закон и кулак», который попал на наш экран в 66-м. Сюжет его был таким: после войны польское правительство формирует отряды, чтобы те охраняли государственное имущество, на которое постоянно зарятся бандиты. Один из таких отрядов, во главе которого стоит бывший узник Освенцима Анджей (актер Густав Голубек), вступает в неравную схватку с преступниками. Особую крутизну сюжету придает то, что пятеро из шести членов отряда люди нечестные, и Анджею приходится практически в одиночку вести смертельный поединок. И, как и положено в картинах такого жанра, победить.

Следующего «польско-вестерна» нашим зрителям пришлось ждать аж четыре года. В 1970 году на экраны наших кинотеатров вышел фильм А. Сцибора-Рыльского «Волчье эхо», сюжет которого опять же развивается в первые послевоенные годы. В деревню Бещады с войны возвращается хорунжий Слотвина, но до мирной жизни далеко. В окрестностях орудуют бандиты, с которыми Слотвине приходится вступить в неравный поединок. Кстати, роль супермена исполнял эстонский актер Бруно Оя, хорошо известный советскому зрителю по ролям во многих истернах и вестернах. Среди них: «Никто не хотел умирать» (СССР, роль старшего из Локисов Брюнаса), «Смертельная ошибка» (ГДР, роль продажного шерифа) и др.

Три года спустя на экраны наших кинотеатров вышел еще один «польско-вестерн»: фильм Ежи Пассендорфа «Операция «Брутус». Сюжет его типичен: польский сотрудник госбезопасности Альберт проникает в банду некоего Боруты и помогает своим коллегам уничтожить ее.

Почти не было на наших экранах «болгаро-вестернов», поскольку фильмов этого жанра в Болгарии не снимали, отдавая большее предпочтение детективам. Но один фильм я все же назову: «Восьмой» Зако Хеские, который демонстрировался у нас весной 1971 года. Речь в нем шла о героических подвигах в годы войны диверсионного отряда из восьми человек (Восьмой, он же командир отряда — актер Георгий Георгиев-Гец, хорошо знакомый нашим зрителям по ролям героев невидимого фронта в целой серии болгарских детективов про шпионов).

Чуть больше на наших экранах в 70-е было «юго-вестернов» (то бишь югославских): «По следу Тигра» (1969, в советском прокате — 1970), «Вальтер защищает Сараево» (1971, в советском прокате — 1972), «Девятнадцать девушек и один моряк» (1972, в советском прокате — 1973). В двух первых блистал актер-супермен Велимир (Бата) Живойнович.

Отдельной строкой стоит выделить и попытку советских кинематографистов снять настоящий вестерн на материале американской классики (так называемый, «рашен-вестерн»). Речь идет о фильме Владимира Вайнштока «Всадник без головы» по одноименному роману Майн Рида, который вышел в широкий прокат в конце июля 1973 года.

Свою карьеру в звуковом кино Вайншток начинал с экранизаций произведений детской литературы, сняв в 1936 — 1937 годах два прекрасных фильма: «Дети капитана Гранта» по Жюлю Верну и «Остров сокровищ» по Р. Стивенсону. Затем он увлекся более серьезными темами, но уже как сценарист. Это он под псевдонимом Владимиров написал сценарии к фильмам: «Перед судом истории», «Мертвый сезон», «Миссия в Кабуле». В начале 70-х Вайншток вновь вернулся в режиссуру и опять взялся за экранизацию детских книг. Поводом его обращения к творчеству Майн Рида стала повальная «индееномания», охватившая советских подростков в те годы. Вайншток, явно под впечатлением американских вестернов, попытался нагрузить свой фильм всеми положенными атрибутами жанра: дуэлью в салуне (городок и салун построили в Крыму, за селом Вишенным под Белогорском), скачками по прериям (их снимали на Кубе, в провинции Орьенте), бросанием лассо и т. д. Конечно, до американских аналогов фильм все равно не дотягивал, однако до уровня «дефа-вестернов» добирал. О чем убедительно говорит «голосование рублем»: «Всадник…» взял 1-е место в прокате, собрав 69 миллионов зрителей. На что указывает сей факт? Правильно: вестерны, где бы их ни снимали, наш зритель обожал.

Между тем после 72-го года «истерновая» лихорадка в советском кинематографе несколько спала: фильмы этого жанра продолжали сниматься, но уже в меньшем количестве. Однако именно в этот период истернового малокартинья на свет и появился шедевр, которому суждена будет громкая слава и долгая жизнь в сердцах благодарных зрителей. Речь идет о фильме Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих».

Не так давно, в одном из постов, посвящённых фильму «Белое солнце пустыни», в комментарии пришла одна барышня, и начала причитать на тему «плохо, что фильм сняли не в полном соответствии с литературным первоисточником», то есть книгой Валентина Ежова, Рустама Ибрагимбекова с одноимённым названием. На все посылы, что книга является новеллизацией фильма и написана была гораздо позже, и все «не вошедшие в фильм эпизоды» были придуманы авторами позднее, я упирался в стену — «нет, книга была написана раньше, просто не издавалась». Поэтому я решил напомнить о том, как создавался сценарий легендарного фильма

в 1967 году, после триумфа «Неуловимых мстителей» руководителям Экспериментальной творческой киностудии пришла идея снять нечто подобное и у себя. В качестве создателя такого кино выбор пал на Андрея Михалкова-Кончаловского, а тот, в свою очередь, взял себе в соавторы сценариста Фридриха Горенштейна. Буквально за считанные недели они написали сценарий под названием «Басмачи». Речь в нем шла о том, как басмачи переманивают на свою сторону милицейский отряд, состоявший преимущественно из дехкан, но командир возвращает своих бойцов обратно, придя в самое логово врага. В ролях красного командира и главаря басмачей авторы сценария видели двух молодых звезд тогдашнего советского кино: Николая Губенко и Болота Бейшеналиева. Но руководителей ЭТК такой сюжет не устроил. В итоге Кончаловскому было дано задание написать новый сценарий на ту же «басмаческую» тему, но уже в соавторстве с другими авторами: титулованным Валентином Ежовым и молодым Рустамом Ибрагимбековым

Чтобы быть в теме, Ежов решил привлечь к работе над сценарием людей, знавших историю борьбы с басмачеством не понаслышке — то бишь героев гражданской войны. Встреч с такими людьми у Ежова было несколько, однако и они мало что ему дали в плане создания нетленного сюжета. Все их рассказы сводились к стандартным атрибутам приключенческого жанра: песчаные барханы, погони, засады, отравленные колодцы и т. д. А если в чьих-то рассказах и всплывало «нечто», то это нельзя было включать в сценарий по цензурным соображениям. Но именно так он нашёл «изюминку» будущего сценария. Уже не надеясь на чудо, Ежов спросил у одного бывшего кавалерийского комбрига, случались ли в его боевой биографии хоть какие-нибудь смешные эпизоды. «Конечно, были! — ответил комбриг. — Иногда преследуемые басмачи бросали в пустыне свои гаремы. Прискачешь к какому-нибудь колодцу, а около него женщины сидят, мужья давно ускакали. Оставить в пустыне — погибнут. Приходилось вместо преследования банды сопровождать «неожиданный подарочек» к ближайшему кишлаку. Намучаешься с ними».

Это было как раз то, что надо. Сопровождение брошенного курбашой гарема могло стать стержнем фильма, все остальные эпизоды можно было уже накручивать вокруг. 7 июня 1967 года в ЭТК поступила сценарная заявка от Ежова и Ибрагимбекова на сценарий «Пустыня». 8-го ее рассмотрела сценарно-редакционная коллегия, а на следующий день со сценаристами был заключен договор на написание сценария. Спустя несколько дней Ежов, Ибрагимбеков и будущий режиссер фильма Михалков-Кончаловский отправились в Коктебель, чтобы в уютном Доме писателей родить на свет хит всех времен и народов. С первых же дней работа заспорилась. Сюжет был выбран такой: красный боец Федор Сухов возвращается домой, но в пути вынужден сделать небольшую остановку, чтобы сопроводить до города гарем главаря басмачей Абдуллы. Однако спустя некоторое время Кончаловский внезапно утратил всякий интерес к басмаческой теме — ему предложили экранизировать «Дворянское гнездо» к 150-летию Тургенева и Ежов с Ибрагимбековым заканчивали сценарий сами. В конце июля 67-го первый вариант сценария под названием «Пустыня» был закончен.

Вот вкратце его сюжет:

Красноармеец Федор Сухов возвращается домой из Средней Азии. По дороге он находит в пустыне закопанного по горло в песок Саида, которого таким образом наказал заклятый враг Джавдет. Сухов его откапывает, и почти что волоком (Саид был ранен) пытается дотащить до ближайшего населенного пункта — захолустного городка Педжента. По дороге они едва не нарываются на банду Абдуллы, который ограбил проезжавший по пустыне караван. Спрятавшись за барханами, Сухов и Саид наблюдают за нападением, и Саид рассказывает красноармейцу, что Абдулла вот уже несколько дней пытается разыскать свой гарем, который он бросил в песках, спасаясь от красноармейцев.

В Педженте Сухов собирается оставить Саида лечиться, а сам сесть на поезд. Однако выясняется, что поезд вот уже несколько дней как вышел из строя. А тут еще Сухова угораздило встретиться с отрядом, в котором он служил. Его командир Чагин уговаривает своего бывшего подчиненного стать комендантом города на те две недели, пока отряд не уничтожит банду Абдуллы. Более того, Сухову передается на попечение и гарем курбаши, который красноармейцы обнаружили несколько дней назад в пустыне. Сухов вынужден подчиниться Чагину, поскольку рассчитывает за эти две недели починить своими силами поезд.

В течение нескольких дней Сухов чинит поезд, привлекая к этой работе и девятерых жен Абдуллы. Те работают с удовольствием, поскольку считают Сухова своим новым господином. Во время пребывания в городе Сухов знакомится с бывшим ротмистром царской армии Верещагиным, который работает телеграфистом, и его женой Ириной. По воле сценаристов, Ирина избалованная светская женщина, увлеченная романтикой Востока. Эта увлеченность приводит ее к тому, что она внезапно… влюбляется в Саида и собирается уйти от мужа. Между мужчинами возникает конфликтная ситуация, которая едва не заканчивается смертоубийством. В дело вовремя вмешивается Сухов — ему удается «разрулить» ситуацию и не допустить кровопролития.

Тем временем к городу подходит банда Абдуллы. Тот еще не знает, что отряд Чагина ушел из Педжента, поэтому присылает парламентера с требованием вернуть ему гарем. Сухов идет за советом к Саиду и Верещагину. Те советуют не связываться с Абдуллой и вернуть ему гарем. Но Сухов иного мнения. Он толкает речь про то, что Советская власть освободила этих женщин и будет защищать до конца. Правда, Сухов рассчитывает в этом деле на поддержку своих друзей, но те отказываются ему помогать. Саиду надо отомстить Джавдету за смерть отца, а Верещагину просто до лампочки конфликт Советской власти с Абдуллой. Сухову, естественно, грустно от такого расклада, но делать нечего — надо принимать бой в одиночку. Но в тот момент когда Абдулла нападает на город, на помощь Сухову приходят его передумавшие друзья. В этой схватке они оба погибают, однако и отряд Абдуллы вместе со своим главарем тоже уничтожен. Сухов передает гарем в распоряжение Чагина, а сам уезжает на поезде навстречу мирной жизни.

Вот такой сюжет придумали в Коктебеле Ежов с Ибрагимбековым. Ну а то что в итоге мы с вами увидели на экранах появилось позднее, во время доработок сценария совместно с режиссёром Владимиром Мотылём

[Источники…]Источники

При подготовке материала использовались кадры из х/ф Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни», фотографии со съёмок фильма, раскадровки Владимира Мотыля и фрагменты книги Фёдора Раззакова «Белое солнце пустыни»

www.ria.ru/culture/20090812/180645855.html
www.you-books.com/book/F-Razzakov/Beloe-Solncze-Pustyni
www.m24.ru/galleries/4323
www.istpravda.ru/museums/14849/
www.culture.ru/news/55082

Р. Ибрагимбеков и В. Ежов

БЕЛОЕ СОЛНЦЕ ПУСТЫНИ

Бывший красноармеец Федор Сухов двигался по пустыне походным шагом, оставляя за собой лунки следов, которые горячий ветерок старался побыстрее засыпать песком.

Темные пятна пота на выгоревшей гимнастерке с белым, как иней, налетом соли говорили о том, что Сухов не первый день идет по песчаным барханам, тянущимся от горизонта до горизонта, словно волны застывшего моря.

За спиной у Сухова висел тощий «сидор», в руке он нес саперную лопатку с зарубками на черенке, на первый взгляд непонятного назначения. Новенький поясной ремень, широкий, кожаный, с двумя рядами дырочек не соответствовал рангу рядового бойца, каким еще недавно был Сухов. На одном боку к этому ремню был приторочен малость помятый металлический чайник, на другом – кобура с револьвером; у самой же пряжки с ремня свисал кинжал в ножнах из жесткой кожи, вернее, даже не кинжал, а тяжелый боевой нож.

Солнце поднималось все выше и выше. Кустик полыни застыл метелочкой, не отбрасывая от себя тени. Промелькнула ящерица, царапая песок коготочками, и вновь все замерло, погрузившись в густую жаркую тишину, только под тяжелыми ботинками Сухова равномерно шуршал песок.

Скрываясь за гребнем, извилистой волной проплыла гюрза, блеснув желтой спиной, расчерченной ромбиками…

В звенящей вышине возник пернатый хищник; медленно кружась, он наблюдал за бредущим человеком, затем обратил внимание на скользнувший с кромки бархана желтый зигзаг – змея! Тотчас орел сложил как бы по швам крылья и ринулся вниз, атакуя добычу. Тонкий свист возник в воздухе.

Сухов среагировал мгновенно: выхватив револьвер из кобуры одновременно с поворотом тела, он прицелился в несущуюся к земле птицу, но в последний момент сдержался и, не выстрелив, опустил руку.

Давно перешагнувший военную молодость, когда в боевом азарте он палил из ружья во что попало, Сухов научился беречь боезапас; не раз он попадал в такие переделки, когда верная смерть грозила только из-за того, что в роковой момент ему не хватало всего одного патрона.

Так же давно Сухов положил себе за правило применять оружие только против явного врага или когда нужно было добыть в пустыне пищу.

Напавший на змею орел ничем ему не грозил, а в пищу годился бы только при одном условии – если бы Сухов умирал с голода.

Он вложил револьвер в кобуру и, не двигаясь, долго глядел на гребень барханной цепи, за которой скрылся хищник; ждал, когда тот взлетит снова. Орел не появлялся. Тогда Сухов из любопытства решил взобраться на бархан и посмотреть, что там случилось.

Поднявшись на гребень, он в десяти шагах от себя увидел птицу на обрывистом, подветренном краю бархана. Это был довольно крупный орел-змеятник. Сухов медленно подошел к нему. Орел лежал на брюхе, широко разинув крючковатый клюв и распластав по песку крылья.

Стало понятно, что произошло: змея, почуяв смертельную опасность, успела соскользнуть с песчаного обрыва вниз, а орел, не рассчитав, врезался грудью в край бархана и разбился о песок.

– Ай-я-яй!.. Какже ты так оплошал, браток? – Сухов склонился над разбившимся орлом. – Видно, молодая ты еще птаха!

С пулеметной частотой колотилось птичье сердце – это можно было заметить по трепыханию перьев под горлом. Сухов отстегнул саперную лопатку и медленно повел концом черенка над головой птицы. Орел не отстранился. Издав сердитый крик-клекот, он вдруг перевернулся на спину и острыми когтями яростно вцепился в черенок, ударил по нему клювом.

– Ишь ты!.. – удивился Сухов и с одобрением добавил: – А ты ничего паренек… Сопротивляешься – значит, будешь жить! – Он осторожно потянул черенок лопатки, высвободив его из когтей орла. – Ладно. Помочь я тебе ничем не могу, а злить не буду… Давай поправляйся, а я пошел…

Орел не мигая смотрел на него. Не было в этом гордом и извечно суровом взгляде хищника ни страха, ни боли, ни жалобы и уж, конечно, ни малейшей мольбы о пощаде.

Подмигнув орлу, Сухов пошел прочь, двинувшись по пустыне в известном только ему одному направлении.

Но не прошло и нескольких минут, как вдруг послышался какой-то шелест над головой и Сухов увидел знакомого орла, который, сначала тяжело, а потом все уверенней и уверенней взмахивая крыльями, поднимался ввысь, где восходящий поток подхватил и понес ожившую птицу к ослепительно сияющему белому солнцу…

Настроение Сухова явно улучшилось. Он был доволен, что за последние сутки полного одиночества в этой проклятой пустыне ему удалось пообщаться хоть и с бессловесным, но все-таки живым существом.

Конечно, в пустыне, хоть она и от слова «пусто», хватало всякой живности, особенно с утра; но тушканчики, песчанки, суслики давным-давно надоели Сухову, так же как и черепахи, и скорпионы, и змеи, и прочая нерусская тварь. А жителей песков покрупнее, таких, как красавец джейран, пустынный лис или волк, он, с пешего хода, даже и разглядеть не успевал – они молнией уносились за барханы, едва почуяв человека. За годы скитаний по пустыне Сухову не раз приходилось охотиться на джейранов и лакомиться вкуснейшим мясом этой антилопы, или, по-местному, газели. Но для охоты нужен был как минимум карабин, и уж совсем хорош был бы к нему в придачу – резвый скакун…

Встречу с орлом, владыкой пустынного неба, Сухов посчитал хорошей приметой и позволил себе короткий отдых. Он отцепил от ремня чайник, вынул деревянную пробку из носика, сделал скупой глоток, вставил пробку на место и, вбив ее для верности ладонью, снова приторочил чайник к поясу. Затем, присев на край бархана, разулся, вытряхнул из ботинок песок, перемотал портянки. Переобувшись, постоял, намечая направление, и двинулся дальше, как и прежде, через барханы напрямик. Комкастая тень плыла за ним чуть сбоку.

– Полдень миновал, – сказал он сам себе и взглянул на огромные часы на левом запястье. Часы не шли…

От скупого глотка воды лоб Сухова покрылся быстро просыхающей испариной. Он плотнее сощурил веки, унимая жгучий блеск солнца; потом вовсе закрыл глаза, оставив перед внутренним взором багровую пульсирующую пелену. И в этой пелене увидел плывущие по течению арбузы, полузатопленные от тяжести и блестящие, увидел широкую реку, спокойно несущую свои прохладные воды…

Улыбка скользнула по лицу Сухова; показалось, что идти стало легче, не так стала донимать жара. Все на Сухове висело вроде бы и небрежно, но ничего не брякало, не звенело, и шел он, не интересуясь пейзажем, потому как никакого пейзажа и не было – один песок, гофрированный, как стиральная доска. Иногда глаза Сухова приоткрывались, оглядывая окрестность: мало ли что. А воспоминания тем временем накатывались на него, все более напоминая о воде, реке, прохладе, родных краях…

…Арбузы плыли по реке спокойно, один за другим, будто специально сплавлялись вниз по течению. Один из них застрял в прибрежной осоке. В его полосатой корке были выковыряны два отверстия. В них поблескивали чьи-то глаза, а вода перед арбузом время от времени взбулькивала от выдыхаемого воздуха. Отсюда хорошо были видны девицы и бабы, которые плескались голышом у бережка, не подозревая, что за ними подглядывают.

Внимание напялившего на голову половинку выеденного арбуза Федора Сухова более других привлекала румяная и белокожая деваха лет шестнадцати.

Выйдя из воды на горячий песок, она встряхнула волосами и вдруг, словно почувствовала чей-то взгляд, пристально вгляделась в арбуз, застрявший в осоке.

Федор весь сжался, унимая стук сердца. А сжаться было от чего: всем живущим на Волге девкам и бабам с детства была знакома эта игра – внезапно из вереницы плывущих по реке арбузов один останавливался вопреки течению, и тогда вся голая орава купающихся женщин с визгом бросалась на этот арбуз, выволакивала скрывающегося под ним парня на берег и крепко молотила. Вот тут уж он мог и на все насмотреться, и наплакаться.

Но на этот раз окликнутая товаркой деваха отвлеклась и забыла про арбуз. Она накинула на себя сарафан, и ткань прилипла к ее мокрому телу, обозначив соблазнительные выпуклости, – картинка, которая запечатлелась в памяти Федора Сухова… Эта картинка времен его отрочества как бы предопределила встречу с Катей, единственной и незабвенной… встречу, которая несколько лет спустя также случилась на крутом волжском берегу.

30 марта 1970 года на экраны нашей страны вышел фильм Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни». Рассказывать вам о сюжете этой картины и о том как её полюбили зрители думаю не стоит. Поэтому я решил рассказать о том, каким мог бы быть этот фильм, если бы его снимали по первоначальному сценарию. Ведь сюжет этих набросков мало напоминает то, что позднее превратится в легендарный фильм

Но сначала немного истории.

в 1967 году, после триумфа «Неуловимых мстителей» руководителям Экспериментальной творческой киностудии пришла идея снять нечто подобное и у себя. В качестве создателя такого кино выбор пал на Андрея Михалкова-Кончаловского, а тот, в свою очередь, взял себе в соавторы сценариста Фридриха Горенштейна. Буквально за считанные недели они написали сценарий под названием «Басмачи». Речь в нем шла о том, как басмачи переманивают на свою сторону милицейский отряд, состоявший преимущественно из дехкан, но командир возвращает своих бойцов обратно, придя в самое логово врага. В ролях красного командира и главаря басмачей авторы сценария видели двух молодых звезд тогдашнего советского кино: Николая Губенко и Болота Бейшеналиева. Но руководителей ЭТК такой сюжет не устроил. В итоге Кончаловскому было дано задание написать новый сценарий на ту же «басмаческую» тему, но уже в соавторстве с другими авторами: титулованным Валентином Ежовым и молодым Рустамом Ибрагимбековым

Чтобы быть в теме, Ежов решил привлечь к работе над сценарием людей, знавших историю борьбы с басмачеством не понаслышке — то бишь героев гражданской войны. Встреч с такими людьми у Ежова было несколько, однако и они мало что ему дали в плане создания нетленного сюжета. Все их рассказы сводились к стандартным атрибутам приключенческого жанра: песчаные барханы, погони, засады, отравленные колодцы и т. д. А если в чьих-то рассказах и всплывало «нечто», то это нельзя было включать в сценарий по цензурным соображениям. Но именно так он нашёл «изюминку» будущего сценария. Уже не надеясь на чудо, Ежов спросил у одного бывшего кавалерийского комбрига, случались ли в его боевой биографии хоть какие-нибудь смешные эпизоды. «Конечно, были! — ответил комбриг. — Иногда преследуемые басмачи бросали в пустыне свои гаремы. Прискачешь к какому-нибудь колодцу, а около него женщины сидят, мужья давно ускакали. Оставить в пустыне — погибнут. Приходилось вместо преследования банды сопровождать «неожиданный подарочек» к ближайшему кишлаку. Намучаешься с ними».

Это было как раз то, что надо. Сопровождение брошенного курбашой гарема могло стать стержнем фильма, все остальные эпизоды можно было уже накручивать вокруг. 7 июня 1967 года в ЭТК поступила сценарная заявка от Ежова и Ибрагимбекова на сценарий «Пустыня». 8-го ее рассмотрела сценарно-редакционная коллегия, а на следующий день со сценаристами был заключен договор на написание сценария. Спустя несколько дней Ежов, Ибрагимбеков и будущий режиссер фильма Михалков-Кончаловский отправились в Коктебель, чтобы в уютном Доме писателей родить на свет хит всех времен и народов. С первых же дней работа заспорилась. Сюжет был выбран такой: красный боец Федор Сухов возвращается домой, но в пути вынужден сделать небольшую остановку, чтобы сопроводить до города гарем главаря басмачей Абдуллы. Однако спустя некоторое время Кончаловский внезапно утратил всякий интерес к басмаческой теме — ему предложили экранизировать «Дворянское гнездо» к 150-летию Тургенева и Ежов с Ибрагимбековым заканчивали сценарий сами. В конце июля 67-го первый вариант сценария под названием «Пустыня» был закончен.

Вот вкратце его сюжет:

Красноармеец Федор Сухов возвращается домой из Средней Азии. По дороге он находит в пустыне закопанного по горло в песок Саида, которого таким образом наказал заклятый враг Джавдет. Сухов его откапывает, и почти что волоком (Саид был ранен) пытается дотащить до ближайшего населенного пункта — захолустного городка Педжента. По дороге они едва не нарываются на банду Абдуллы, который ограбил проезжавший по пустыне караван. Спрятавшись за барханами, Сухов и Саид наблюдают за нападением, и Саид рассказывает красноармейцу, что Абдулла вот уже несколько дней пытается разыскать свой гарем, который он бросил в песках, спасаясь от красноармейцев.

В Педженте Сухов собирается оставить Саида лечиться, а сам сесть на поезд. Однако выясняется, что поезд вот уже несколько дней как вышел из строя. А тут еще Сухова угораздило встретиться с отрядом, в котором он служил. Его командир Чагин уговаривает своего бывшего подчиненного стать комендантом города на те две недели, пока отряд не уничтожит банду Абдуллы. Более того, Сухову передается на попечение и гарем курбаши, который красноармейцы обнаружили несколько дней назад в пустыне. Сухов вынужден подчиниться Чагину, поскольку рассчитывает за эти две недели починить своими силами поезд.

В течение нескольких дней Сухов чинит поезд, привлекая к этой работе и девятерых жен Абдуллы. Те работают с удовольствием, поскольку считают Сухова своим новым господином. Во время пребывания в городе Сухов знакомится с бывшим ротмистром царской армии Верещагиным, который работает телеграфистом, и его женой Ириной. По воле сценаристов, Ирина избалованная светская женщина, увлеченная романтикой Востока. Эта увлеченность приводит ее к тому, что она внезапно… влюбляется в Саида и собирается уйти от мужа. Между мужчинами возникает конфликтная ситуация, которая едва не заканчивается смертоубийством. В дело вовремя вмешивается Сухов — ему удается «разрулить» ситуацию и не допустить кровопролития.

Тем временем к городу подходит банда Абдуллы. Тот еще не знает, что отряд Чагина ушел из Педжента, поэтому присылает парламентера с требованием вернуть ему гарем. Сухов идет за советом к Саиду и Верещагину. Те советуют не связываться с Абдуллой и вернуть ему гарем. Но Сухов иного мнения. Он толкает речь про то, что Советская власть освободила этих женщин и будет защищать до конца. Правда, Сухов рассчитывает в этом деле на поддержку своих друзей, но те отказываются ему помогать. Саиду надо отомстить Джавдету за смерть отца, а Верещагину просто до лампочки конфликт Советской власти с Абдуллой. Сухову, естественно, грустно от такого расклада, но делать нечего — надо принимать бой в одиночку. Но в тот момент когда Абдулла нападает на город, на помощь Сухову приходят его передумавшие друзья. В этой схватке они оба погибают, однако и отряд Абдуллы вместе со своим главарем тоже уничтожен. Сухов передает гарем в распоряжение Чагина, а сам уезжает на поезде навстречу мирной жизни.

Вот такой сюжет придумали в Коктебеле Ежов с Ибрагимбековым. Ну а то что в итоге мы с вами увидели на экранах появилось позднее, во время доработок сценария совместно с режиссёром Владимиром Мотылём. Ну а подробный рассказ о съёмках фильма можно почитать в других моих постах о съёмках этого фильма: Как снимали «Белое солнце пустыни» и Съёмки «Белого солнца пустыни»

[Источники…]Источники

При подготовке материала использовались кадры из х/ф Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни», фотографии со съёмок фильма, раскадровки Владимира Мотыля и фрагменты книги Фёдора Раззакова «Белое солнце пустыни»

www.ria.ru/culture/20090812/180645855.html
www.you-books.com/book/F-Razzakov/Beloe-Solncze-Pustyni
www.m24.ru/galleries/4323
www.istpravda.ru/museums/14849/
www.culture.ru/news/55082

---

Смотрите также:

«Белое солнце пустыни» Продолжение и предыстория.	Вырезанная сцена из «Неуловимых мстителей»	«Гостья из будущего» Сцены не попавшие в фильм	Вырезанная сцена из «Каникул Петрова и Васечкина»	Вырезанные сцены из сериала «Ликвидация»

А еще скажу вам, разлюбезная Катерина Матвеевна…
…что являетесь вы мне словно чистая лебедь,
будто плывете себе, куда вам требуется,
или по делу какому, даже сказать затрудняюсь…
…только дыхание у меня сдавливает от радости,
будто из пушки кто в упор саданул.
Только знайте, любезная Екатерина Матвеевна, что классовые сражения
на сегодняшний день в целом завершены и час всемирного освобождения настает.
И пришел мне черед домой возвратиться, чтобы с вами вместе строить новую жизнь
в милой сердцу родной стороне.
Два часа. Давно обосновался?
Везет мне на эти дела. Я еще в госпитале зарок себе дал:
получу увольнительную и домой прямиком, никаких там историй.
Двоих таких откопал — ничего… третий попался.
Вытащил, а он меня за горло. Бандит оказался.
Воттакая история. Его свои ж зарыли, еле отбился.
Вот сейчас тебя отрою и будь здоров.
Опустите руки!
Совсем озверел Черный Абдулла. Ни своих, ни чужих не жалеет.
Приди мы позже самую малость, всех бы до одной передушил.

— За что он их, товарищ командир?
— Бандит!
Как добрались мы до этих мест, Абдулла решил уйти за границу,
а гарем, стало быть, в расход, чтоб никому не достался.
Нет, с женщинами нам Абдуллу не догнать.
Он потому и разделаться с ними хотел, что связывали они его.
И бросать их нельзя.
Воттебе сухари, пшена на дорогу. Подзадержался я здесь.
Полгода как отслужил, а все мотаюсь по пескам.
Сколько лет дома не был.
Ну вот. Пока хватит. В Педженте еще чего-нибудь раздобудешь,
а я, извини, не могу, и так большой крюк дал.
Теперь напрямую пойду.
До Волги доберусь, а там и до Самары рукой подать.
Не будет покоя, пока жив Джавдет. Зачем выкопал?
Мертвому, конечно, спокойней, да уж больно скучно.
А что у тебя с этим Джавдетом?
Отца убил, меня закопал, четырех баранов взял, больше у нас не было.
А этот Джавдет, он с Черным Абдуллой или как?
Они не любят друг друга. Джавдеттрус. Абдулла — воин.
Ну, что ж, Саид. Счастливо.
Товарищ командир, гляньте.

— В старой крепости его через трубу надо было брать. — Через трубу?
Сухов, помоги, с тобой мы враз его прикончим.
Ведь ты один целого взвода стоишь, а то и роты.
Восток -дело тонкое.

— Ты как здесь оказался?
— Стреляли.
Хоть женщин возьми.
Ты подумай, 3 дня просидел у старой крепости, глаз не смыкал.
Думал, вернется Абдулла к гарему. По рукам и ногам связали, проклятые.

— Я домой иду.
— Ты возьми, а мы пока Абдуллу поймаем.
Ты их только до Педжента доведи. Все-таки от бандита подальше.
Да сейчас, может быть, на 300 верст никого из наших нету.

— Это точно.
— Вот и хорошо. Вот и договорились.
Товарищи женщины! Не бойтесь! С вашим мужем-эксплуататором мы покончим,
а пока вы поступаете в распоряжение товарища Сухова.
Он будет вас кормить и защищать. Он хороший человек.
Стой!