Сценарий фильма дубровский

Александр Пушкин

Дубровский: по мотивам фильма «Дубровский»

Книга основана на сценарии фильма «Дубровский»

Режиссеры А.Вартанов, К. Михановский,

авторы сценария К.Чернозатонский и М.Брашинский

* * *

Константин Чернозатонский, Михаил Брашинский

– Ну что, настрелялся?

Петр Олегович Ганин, щуплый мужчина лет сорока с невыразительным лицом, оторвался от изучения винтовки, которую вот уже пять минут перекладывал из руки в руку, поджал губы.

– Да я не по этому делу, Кирилл Петрович, не могу живое, – промямлил он. – С детства как-то.

Кирилл Петрович Троекуров окинул его взглядом, будто пытаясь представить себе Ганина в детстве. Наверное, у того уже в пять лет были эти маслянистые чиновничьи глазки. Кирилл Петрович считал, что обладает специальной «чуйкой» на людей, чтобы с первого взгляда понимать, с кем имеет дело: умен ли человек или не так чтобы слишком, что это за ум (в его понимании было два основных сорта ума – «практический» и «заковыристо, но без толку потрендеть»); определять душевные качества, из которых он особенно ценил всеобъемлющее «с ним можно иметь дело» иногда дорастающее до «да с ним хоть в баню, хоть в разведку»; положение в обществе и, наконец, достаток. По правде сказать, Ганин, второй год руководивший местным Облприроднадзором, интерес для Троекурова представлял только своим родством с губернатором области, которому приходился племянником (а когда к Петру Олеговичу обращались с просьбой посодействовать в деле ему лично не слишком выгодном, родной дядя вдруг становился двоюродным и даже троюродным). Во всем же остальном… вроде и не дурак, и может как-то и что-то, но без блеска… иметь с ним дело? Что же, с чиновниками дело иметь и можно, и, пожалуй, необходимо, но с похожими на Ганина – с бо-ольшой осмотрительностью: Кирилл Петрович давно заметил, что щуплый чиновник сподличает без широты и замаха, характерных для подлостей чиновников дородных и статных, а потому гораздо более предсказуемых и понятных. В конце концов, и водку пить, и баню ходить веселей со здоровяками, а в разведку за годы службы Кирилл Петрович свое уже отходил – выйдя в отставку с поста командующего танковой дивизией в звании генерал-лейтенанта, он считал, что его дело – получать донесения и принимать решения. Бегать же и рисковать своей шкурой должны молодые – иначе как осуществится естественный отбор самых ловких и зубастых, тех, кто достоин занять его место?

– На то он и сезон, чтоб то, что переплодилось, отстреливать… – Троекуров охотно включал назидательный тон с теми, кого считал заведомо ниже себя. – Смог – убёг, не смог – не смог… Закон жизни.

Ганин улыбнулся – уж он-то понимал этот закон как никто другой.

– Да я знаю, но все равно рука как-то не поднимается, – он как бы ненароком убрал ружье в егерскую сумку, стоявшую рядом с ними на вытоптанном снегу.

– Вегетарианец, что ли? – презрительно хмыкнул Троекуров.

Петр Олегович сделал паузу, пытаясь придумать остроумный ответ, но не нашелся и просто захихикал:

– Не-е-е, поесть – это другое дело.

– Хитер, брат, стрелять – так другие, пожрать – так сам! Ты смотри, бабам об этом не рассказывай. Они больше охотников любят, а не едоков, – Троекуров наклонился и набрал пригоршню снега, которую тут же растер в ладонях.

– Да нет, – залепетал Ганин, – я-то…

Но Троекуров уже не слушал его. Щурясь, он глядел на двух егерей, сгребающих подстреленных фазанов в холщовые мешки. Птицы были выложены у машины в несколько рядов, на снегу под ними виднелись красные разводы. Егерь помоложе ловко закидывал мешки в багажную коробку мощного квадроцикла.

Ганин с опаской посмотрел на этот сомнительный натюрморт, поморщился и уже завел было про «бедных животных», в надежде продолжить светскую дискуссию с Кириллом Петровичем, известным на всю округу… По нынешним временам известными в широком понимании, помимо звезд шоу-бизнеса и политиков, бывают разве что бизнесмены – так вот бизнесменом в расхожем понимании Кирилл Петрович не был. Вернее сказать – давно перестал им быть: в те мутные годы, когда казавшийся нерушимым Союз Советских Социалистических уже корчился в агонии, а ельцинская Россия пребывала в упоительных юношеских метаниях, Кирилл Петрович не без выгоды для себя принял самое деятельное участие в выводе своей танковой дивизии с места ее постоянной дислокации в ГДР. Затем ловко вышел в отставку (о чем он, впрочем, до сих пор сожалел) и, благодаря своей природной хватке, в несколько раз приумножил свой армейский капитал, никогда, впрочем, не ввязываясь ни во что сколько-нибудь по-настоящему заметное, а потому опасное («упаси Бог от нефтянки-рога-обломанки», как он любил говаривать). В начале нового тысячелетия Кирилл Петрович в общем-то отошел от дел – он жил на ренту от разнообразной коммерческой недвижимости, паев, долей, акций и прочих дивидендов, сведя свою деловую активность к поддержанию светских связей с правильными людьми. Правильные люди и собственная усадьба – вот что занимало Кирилла Петровича. Он был помещиком, осознавал это и радовался, что это слово из романов XIX века так хорошо ему подходит: дородному, живущему с барской широтой, равному равным, не мальчику, но мужу. Стоит ли говорить, что не один только Ганин искал случая заговорить с Кириллом Петровичем, который мог устраивать судьбы, и не один только Ганин осекался, почувствовав, что еще одно лишнее слово, и Троекуров окончательно определит его в рохлей, сосунков, шибздиков . Одним словом, Петр Олегович оставил тему невинных зверушек – молча постоять рядом с Кириллом Петровичем тоже было делом вполне в этих местах почетным и даже ответственным.

При
проверке домашнего задания выясняется,
что ученики справляются с пересказом
двух сцен, но мотивировку поведе­ния
Шабашкина, вывод из сравнения эпизодов
детям сделать бывает трудно. Многие
объясняют поведение заседателя его
низостью, тем, что он «Дубровского считал
ниже себя», а от Троекурова ждал денег.
Ученик С. пишет:

«Здесь
мы наглядно видим, насколько велика
была раньше власть денег, которая двигала
всем судебным аппаратом. При помощи
денег можно было добиться чего угодно,
состряпать какую угодно несправед­ливую,
ложную, необоснованную бумагу».

При
проверке домашнего задания учитель
постарается вы­делить те ответы
(работы), в которых поведение Шабашкина
объясняется страхом перед всесильным
Троекуровым, надеж­дой на «награду»
(а не прямой взяткой, как думают дети) и
бесправием Дубровского.

Вот
пример такой работы.

«Шабашкин
всеми правдами и неправдами старался
придать делу об имении Дубровского
желаемый оборот.

Перед
Троекуровым Шабашкин лебезил, поддакивал
Троекурову, беспрекословно подчинялся
его воле. Он всячески старался угодить
Кириле Петровичу и был очень доволен,
когда ему это удавалось. Перед Троекуровым
Шабашкин выглядел подобострастным
подли­зой, всегда старающимся угодить
барину и поддержать его желания и
настроение.

Приехав
в Кистеневку, Шабашкин вовсю старался
казаться как мож­но более важным, он
«…стоял подбочась и гордо взирал
около себя…». Он был наверху блаженства
и чувствовал себя полноправным хозяином
Кистеневки.

Шабашкин
вел себя развязно, никого не хотел
признавать. Когда Владимир Дубровский
заговорил с приказным об имении, то
Шабашкин нагло спросил его, кто он такой
и какое имеет право вступать в пререка­ния
с приказными. Отношение Шабашкина к
Дубровскому абсолютно противоположно
его отношению к Троекурову. Дубровский
был беден, и поэтому Шабашкин ни в грош
не ставил его по сравнению с Троекуро­вым.

Но в
поведении Шабашкина сказывается и
трусость. Когда народ дви­нулся на
приказных, Шабашкин тут же потерял все
свое величие и бросился в дом. Я думаю,
что Шабашкин — один из самых отрицатель­ных
персонажей повести Пушкина «Дубровский».

Сравнив
эти сцены, мы теперь видим, как заседатель
Ша­башкин относился к Троекурову,
богатому помещику, и как относился к
Дубровскому, обедневшему дворянину.

Один из
самых ярких и запоминающихся при первом
чтении эпизодов «Пожар в Кистеневке»
может быть раскрыт на уроке с помощью
составления киносценария по VI
главе. Киносценарий воспитывает навыки
медленного, вдумчивого чтения и
способствует развитию образного
мышления. Дети с увлечением выполняют
этот вид работы.

У
современных пятиклассников очень
богатый опыт кино­зрителей. Тем легче
объяснить им приемы составления
кино­сценария, которые на уроке
становятся своеобразной формой анализа
литературного текста. Для этого учитель
в начале урока или в специально
организованной внеклассной беседе
покажет кинофрагмент знакомого ученикам
фильма и, опи­раясь на непосредственные
впечатления от просмотренного, прояснит
такие понятия, как крупный, средний,
общий план. При этом важно, используя
обильную научно-популярную литературу
по вопросам кино, показать детям смысловое
зна­чение смены планов.

Почему
и когда используется крупный план?

Что дает
общий план для понимания того или иного
эпизода?

Является
ли средний план только средством перехода
от крупного плана к общему или он имеет
самостоятельное зна­чение?

В той
или иной форме эти вопросы помогут
ученикам осоз­нать организацию кадра.
Процесс построения фильма не мо­жет
миновать и вопроса о монтаже¹.
Нужно сказать, что практически дети в
элементарной форме справляются с этими
вопросами легче, чем можно предположить.
Им помогает не только природная
любознательность, но и близость самых
при­вычных для них видов искусства:
кино и телевидения.

В ходе
составления киносценария оживляется
образное ви­дение учениками литературного
текста, определяются разли­чие
литературы и кино, возможности и пределы
каждого из этих искусств. Ученики
начинают понимать, что каждый вид
искусства неповторим и незаменим.
Общеэстетическое значе­ние этого
приема анализа литературного текста
могуществен­нее, чем проповеди о
пользе литературы, о том, что нельзя
просмотром фильма заменить чтение
книги. Однако составле­ние киносценария
содействует и конкретным целям анализа
литературного произведения: усиливается
сопереживание, активизируется воображение
учеников, углубляется понима­ние
художественного текста.

Коллективно
намечаются границы киноэпизодов в VI
главе:

1. Комната
Дубровского.

2.
Разговор
с Архипом.

3. Обход
дома.

4. Поджог.

5. Гибель
приказных.

6.
Спасение
кошки.

7.
Пепелище.

Нам
важно найти общий мотив сценария,
объединяющий эпизоды в одно целое.
Пушкиным этот мотив замечен —
раз­горающееся пламя. От свечи Владимира
Дубровского Архип зажигает фонарь, от
фонаря зажигает сено, взвившееся пла­мя
«осветило весь двор», дом запылал,
поднявшийся ветер «огненной метелью»
рассыпал искры на всю деревню, «пожар
свирепствовал», пока все не обратилось
в «яркие угли».

Обдумывание
каждого эпизода позволяет ответить на
воп­росы:

В чем
горе Владимира Дубровского?

Почему
он спасает чиновников от разгневанных
крестьян?

Почему
Дубровский решает сжечь дом?

Почему
того же хотели дворовые?

Почему
Архип людей погубил, а кошку спас?

Зачем
дворовые ушли с Дубровским? И т. д.

Работа
над первыми эпизодами протекает в классе
коллек­тивно. На доске и в тетрадях
учеников — план записи кадров.

Кадр	Место действия	Смена планов	Звук

В ходе
беседы содержание первых одного-двух
кадров запи­сывается. Затем для
ускорения работы составление киносце­нария
идет устно. Однако ученики уже могут
дома проделать такую работу и в письменной
форме. Приведем примеры того, как они
представляют себе первый эпизод
киносценария.

«Владимир
сидит в кабинете отца за столом, у него
задумчивое и хмурое лицо. Он поднялся
со стула, и глаза его побежали по стене
каби­нета, но вот они остановились на
портрете его матери. Лицо Володи
преобразилось. В это время играет
ласковая музыка. «И портрет этот
достанется врагу моего отца», — подумал
Владимир. Лицо его стало жестоким и
пылало ненавистью. Играет громкая
волнующая музыка. Из зала доносятся
пьяные голоса подьячих. Наконец все
утихло. Влади­мир взял со стола свечу
и подошел к комоду. Отпер ящики и занялся
разбором бумаг. Но вот ему попадается
пакет с надписью «Письма моей жены». Он
нахмурился, разорвал пакет и быстро
стал читать одно письмо за другим. Его
лицо то улыбалось, то возмущалось, то
тускнело. Играет нежная музыка. Время
прошло незаметно, и часы пробили
один­надцать. Володя бросает читать,
берет свечу и выходит из кабинета».

«Дубровский
входит в комнату отца и запирает за
собой дверь. Он садится в кресло и
усталыми глазами скользит по комнате,
в которой мрачно и холодно. Крупным
планом снимаем лицо Дубровского. Глаза
у него усталые, большие, лицо бледное,
суровое и сосредоточенное. Вла­димир
отрывает взгляд от портрета матери и
подходит к ящикам с доку­ментами и
бумагами отца. Среди них он находит
пакет с письмами сво­ей матери отцу.
Дубровский зачитался и не заметил, как
прошло время. Кинокамера скользит по
комнате и останавливается на часах. Они
пока­зывают одиннадцать.

Владимир
кладет письма в карман и выходит из
кабинета».

Даже по
этим двум ответам можно заметить, что
составле­ние киносценария сохраняет
индивидуальные стороны чита­тельского
восприятия и в то же время содействует
общему верному пониманию авторской
мысли.

Домашнее
задание. Перечитать
и озаглавить VII—IX
гла­вы, самостоятельно, но по образцу
классной работы составить киносценарий
по эпизоду «Француз и медведь». Этот
эпизод можно поручить детям и пересказать
от лица Владимира Дуб­ровского.

УРОК
5.
«УЧИТЕЛЬ»

ПЕРЕСКАЗ
С
ИЗМЕНЕНИЕМ

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]

• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #

                                         ТЕМА УРОКА:

               Составление киносценария по эпизоду 6 главы романа

               А.С. Пушкина «Дубровский», «Пожар в Кистенёвке»

                        (Владимир Дубровский в кабинете отца)

                                              в 6 классе.

                            Урок проблемного анализа

                                литературного текста .

                                   Цели и задачи урока:

1. обучение медленному вдумчивому чтению;
2. развитие образного мышления;
3. определение различия литературы и кино, понимание возможности и предела каждого из этих искусств;
4. воспитание сопереживания, любви к чтению художественной литературы, интереса к поисковой работе по художественному тексту.

                                 Оборудование урока:

1. портрет А.С. Пушкина;
2. наглядная мысль:

«Порывы человеческих чувств и власть обстоятельств, воплощенные в романе «Дубровский» А.С. Пушкина».

1. рабочие листы для каждого ученика, художественный текст эпизода.

                     Вступительное слово учителя:

В нашей сегодняшней жизни огромную роль играет кино. Когда зритель смотрит фильм, он наблюдает за чувствами героев, живет их проблемами. Так и книга открывает читателю удивительный мир души человека, заставляя его смеяться и плакать, радоваться и огорчаться, думать и набираться жизненного опыта. Читая книгу, мы можем, благодаря воображению, увидеть, будто на экране, бурю страстей, переживаемых людьми. И это влияние книги  и кино на душу очень ценно, потому что развивает в нас умение СОПЕРЕЖИВАТЬ, то есть жить вместе с героем.

         Определение задач урока перед школьниками:

Сегодня на уроке мы напишем киносценарий эпизода 6 главы романа А.С. Пушкина «Дубровский». Для этого мы возьмем эпизод, изображающий героя в родном доме, в кабинете отца незадолго до пожара. Это очень важный эпизод для понимания мотивов, которые побудили Владимира к пожару.

— Трудно ли по-вашему решиться сыну сжечь дом своего детства?

— Для того, чтобы это совершить, нужно сделать выбор?

— А может, нужно что-то пережить?

• Итак, разберемся в правилах киносценария. Задача сценариста – донести до зрителя настроение героя так, чтобы каждый понял, что движет людьми? Поэтому в кино огромную роль играет смена планов.

     — Что такое план? ( Это то же, что и картина, на которой мы рассмотрим что-то крупно и объемно, отчетливо, а что-то послужит фоном).

Смена планов:  (запись на доске) 

Общий

Средний

Крупный

— Почему и когда используется крупный план?

— Какова роль среднего и общего планов?

• Определим границы эпизода, подумаем над тем, что соединит нашу мысль с идеей, заложенной в романе автором. Перед вами рабочий материал для записи плана киносценария.

 —  В чем состоит горе Владимира Дубровского в данный момент?

Кадр	Место действия	Художественные детали	Смена плана	Звук
1.  2.  3.  4.  5.  6.  7.  8.  9.	Кабинет отца	…удалился в комнату отца своего… … все кончено… портрет его матери …страшные мысли рождались… печальные размышления … письма моей жены. Владимир зачитался , погрузился в мир семейного счастья. Стенные часы пробили одиннадцать. Владимир положил письма в карман, взял свечу и вышел…	общий средний крупный крупный средний крупный средний крупный крупный	тишина голос героя волнующая музыка тревожная музыка тишина, треск свечи, шорох бумаги волнующая музыка нежная музыка бой часов волнующая музыка

• Учитель направляет творческую деятельность учащихся при помощи наводящих вопросов, заостряет внимание учеников на важных деталях.

В итоге перед школьниками выстраивается цепочка из сильных порывов души героя, которые завладевают его умом:

Портрет (любовь, нежность сына)

                       

письма (любовь, детские мечты)

                       

часы (ход времени, отсчет, решительность, твердость)

                       

    свеча (уверенность в своих действиях)

                             

                        огонь  

                               

                фонарь Архипа

                                 

                    дом в огне

— Так, какую роль играет данный эпизод для понимания описываемых в романе событий?

Заключительное слово учителя:

Составляя киносценарий, стало заметно, что наше читательское впечатление сохранилось и даже усилилось, потому что еще ярче представилась нам трагедия молодого человека, потерявшего все, что было дорого ему, что поддерживало, наполняло душу любовью. Стало ясно, что Дубровский задумал пожар не сразу, а пришел к этому под влиянием чувств. Картина горящего дома как будто отражает нам страсти, кипевшие в сердце героя. Яркий свет, красный дым, искры, огненная метель, угли – это пожар чувств молодого человека.

Домашнее задание:

     составить киносценарий по эпизоду «Француз и медведь»

     пересказ эпизода от лица Дубровского

     пересказ эпизода от третьего лица

Книга основана на сценарии фильма «Дубровский»

Режиссеры А.Вартанов, К. Михановский,

авторы сценария К.Чернозатонский и М.Брашинский

© К. Чернозатонский, ООО «Авангард Медиа», сценарий, 2013

* * *

Константин Чернозатонский, Михаил Брашинский

– Ну что, настрелялся?

Петр Олегович Ганин, щуплый мужчина лет сорока с невыразительным лицом, оторвался от изучения винтовки, которую вот уже пять минут перекладывал из руки в руку, поджал губы.

– Да я не по этому делу, Кирилл Петрович, не могу живое, – промямлил он. – С детства как-то.

Кирилл Петрович Троекуров окинул его взглядом, будто пытаясь представить себе Ганина в детстве. Наверное, у того уже в пять лет были эти маслянистые чиновничьи глазки. Кирилл Петрович считал, что обладает специальной «чуйкой» на людей, чтобы с первого взгляда понимать, с кем имеет дело: умен ли человек или не так чтобы слишком, что это за ум (в его понимании было два основных сорта ума – «практический» и «заковыристо, но без толку потрендеть»); определять душевные качества, из которых он особенно ценил всеобъемлющее «с ним можно иметь дело» иногда дорастающее до «да с ним хоть в баню, хоть в разведку»; положение в обществе и, наконец, достаток. По правде сказать, Ганин, второй год руководивший местным Облприроднадзором, интерес для Троекурова представлял только своим родством с губернатором области, которому приходился племянником (а когда к Петру Олеговичу обращались с просьбой посодействовать в деле ему лично не слишком выгодном, родной дядя вдруг становился двоюродным и даже троюродным). Во всем же остальном… вроде и не дурак, и может как-то и что-то, но без блеска… иметь с ним дело? Что же, с чиновниками дело иметь и можно, и, пожалуй, необходимо, но с похожими на Ганина – с бо-ольшой осмотрительностью: Кирилл Петрович давно заметил, что щуплый чиновник сподличает без широты и замаха, характерных для подлостей чиновников дородных и статных, а потому гораздо более предсказуемых и понятных. В конце концов, и водку пить, и баню ходить веселей со здоровяками, а в разведку за годы службы Кирилл Петрович свое уже отходил – выйдя в отставку с поста командующего танковой дивизией в звании генерал-лейтенанта, он считал, что его дело – получать донесения и принимать решения. Бегать же и рисковать своей шкурой должны молодые – иначе как осуществится естественный отбор самых ловких и зубастых, тех, кто достоин занять его место?

– На то он и сезон, чтоб то, что переплодилось, отстреливать… – Троекуров охотно включал назидательный тон с теми, кого считал заведомо ниже себя. – Смог – убёг, не смог – не смог… Закон жизни.

Ганин улыбнулся – уж он-то понимал этот закон как никто другой.

– Да я знаю, но все равно рука как-то не поднимается, – он как бы ненароком убрал ружье в егерскую сумку, стоявшую рядом с ними на вытоптанном снегу.

– Вегетарианец, что ли? – презрительно хмыкнул Троекуров.

Петр Олегович сделал паузу, пытаясь придумать остроумный ответ, но не нашелся и просто захихикал:

– Не-е-е, поесть – это другое дело.

– Хитер, брат, стрелять – так другие, пожрать – так сам! Ты смотри, бабам об этом не рассказывай. Они больше охотников любят, а не едоков, – Троекуров наклонился и набрал пригоршню снега, которую тут же растер в ладонях.

– Да нет, – залепетал Ганин, – я-то…

Но Троекуров уже не слушал его. Щурясь, он глядел на двух егерей, сгребающих подстреленных фазанов в холщовые мешки. Птицы были выложены у машины в несколько рядов, на снегу под ними виднелись красные разводы. Егерь помоложе ловко закидывал мешки в багажную коробку мощного квадроцикла.

Ганин с опаской посмотрел на этот сомнительный натюрморт, поморщился и уже завел было про «бедных животных», в надежде продолжить светскую дискуссию с Кириллом Петровичем, известным на всю округу… По нынешним временам известными в широком понимании, помимо звезд шоу-бизнеса и политиков, бывают разве что бизнесмены – так вот бизнесменом в расхожем понимании Кирилл Петрович не был. Вернее сказать – давно перестал им быть: в те мутные годы, когда казавшийся нерушимым Союз Советских Социалистических уже корчился в агонии, а ельцинская Россия пребывала в упоительных юношеских метаниях, Кирилл Петрович не без выгоды для себя принял самое деятельное участие в выводе своей танковой дивизии с места ее постоянной дислокации в ГДР. Затем ловко вышел в отставку (о чем он, впрочем, до сих пор сожалел) и, благодаря своей природной хватке, в несколько раз приумножил свой армейский капитал, никогда, впрочем, не ввязываясь ни во что сколько-нибудь по-настоящему заметное, а потому опасное («упаси Бог от нефтянки-рога-обломанки», как он любил говаривать). В начале нового тысячелетия Кирилл Петрович в общем-то отошел от дел – он жил на ренту от разнообразной коммерческой недвижимости, паев, долей, акций и прочих дивидендов, сведя свою деловую активность к поддержанию светских связей с правильными людьми. Правильные люди и собственная усадьба – вот что занимало Кирилла Петровича. Он был помещиком, осознавал это и радовался, что это слово из романов XIX века так хорошо ему подходит: дородному, живущему с барской широтой, равному равным, не мальчику, но мужу. Стоит ли говорить, что не один только Ганин искал случая заговорить с Кириллом Петровичем, который мог устраивать судьбы, и не один только Ганин осекался, почувствовав, что еще одно лишнее слово, и Троекуров окончательно определит его в рохлей, сосунков, шибздиков. Одним словом, Петр Олегович оставил тему невинных зверушек – молча постоять рядом с Кириллом Петровичем тоже было делом вполне в этих местах почетным и даже ответственным.

На лице Троекурова отражалось сытое удовлетворение – все, как ему казалось, шло как нельзя лучше. Приглашенные им гости, не вполне способные оценить прелестей охоты, с не меньшим удовольствием толклись у накрытого прямо в поле стола, налегая на выпивку и закуски. До Троекурова с Ганиным доносились обрывки их беседы – губернатор области, ради которого, собственно, и был организована эта охота, рассказывал что-то своему заместителю, запивая чуть ли не каждое произнесенное предложение, был явно навеселе, а значит, затея Кирилла Петровича блистательно удалась: нужная галочка в нужной графе поставлена, все всё запомнили и про себя отметили: «Лаврентий Николаевич запросто приезжает к Троекурову». Никогда не знаешь, когда пригодится, а при случае можно будет набрать губернатору, случись какая нужда.

Единственным человеком, чье откровенно дурное настроение действительно беспокоило Троекурова, был его старый друг Андрей Дубровский, бывший полковник, который в эту минуту говорил со старшим егерем, будто бы нарочно давая понять, чью компанию предпочитает. В конце концов он даже снял перчатки и, не прекращая разговора, стал помогать егерям с убитыми фазанами. Троекуров хотел было попросить его прекратить это дело, но тут Ганин, видимо напитавшись значительностью момента и сам в собственных глазах став значительней, все-таки понес что-то сердобольное про отношение к животным, которое в итоге и привело его на пост начальника Облприроднадзора. Что ж, кто из нас, стоя рядом с лицом влиятельным и известным, хотя бы раз не удержался от исполнения песни собеседнику, откровенно неблизкой, но нами хорошо разученной, прочувствованной, а потому рвущейся на волю?

– Сам-то как? – спросил Троекуров, не в силах слушать вздор про подаренную на двенадцатый день рождения канарейку.

– Да все трудимся, Кирилл Петрович, – радостно отозвался Ганин, с удовольствием перескакивая на другого своего любимого конька. – Во благо, так сказать, отечества. Злоумышленников выискиваем. Вот недавно реестр землепользования обновляли. Много интере-е-есного, – он сладко протянул это слово, – вскрылось по природоохранной линии. Много…

– И на меня наискали? – поинтересовался Троекуров, буравя взглядом спину Дубровского, который копался в багажнике.

– У вас-то, Кирилл Петрович, все в порядке, в полном, практически… – проворковал Ганин. – Но вообще масса нарушений по области. Масса, – с особой горечью повторил он. – Чуть ли не каждая вторая постройка за последние пятнадцать лет.

– И что вы с ними делаете, с нарушителями?

– Сперва проверяем. Потом доказываем. Потом наказываем, – поделился своими извечным рабочим алгоритмом Олег Петрович. – Мы же власть.

Тут он замолчал, а Троекуров облегченно вздохнул и смачно сплюнул.

– Ты глянь, какая пипеточка, – воскликнул Ганин, глядя за спину Троекурову.

Тот обернулся. По полю стремительно неслась лошадь – черная на белом, она сразу бросалась в глаза. Тонкая наездница, не замедляя хода, вскинула руку в знак приветствия.

– Сам ты пипеточка, – ухмыльнулся Троекуров. Ганин тут же оторвал восторженный взгляд от удаляющейся фигурки и удивленно посмотрел на него. – Это дочь моя, Марья Кирилловна Троекурова.

И, посмотрев в глаза Ганину, веско добавил:

– Губу закатай, вегетарианец, – пристрелю.

Ганин сразу как-то растерялся и даже слегка побледнел, а Троекуров, воспользовавшись его замешательством, отошел к столу.

– Ну что, Лаврентий Николаевич, – он осторожно позволил себе некоторое панибратство, хлопнув губернатора по плечу. – Еще по одной – и по домам?

Предложение встретили с энтузиазмом. Губернатор, который не пристрелил ни единого фазана, поскольку лишь во второй раз в жизни взял в руки ружье, весь обратный путь благодарил хозяина за хорошо проведенный день и звал к себе на ответный прием, а потом начал рассказывать племяннику какой-то презабавный случай из своей семейной жизни. Тот оказался благодарным слушателем и смеялся так, что губернатор несколько запутался в своей истории и не смог вспомнить конец, в котором, по его словам, и была вся соль.

Развалившись на сиденье, Троекуров смотрел на гостей, из которых Дубровский выделялся особо. В своем затертом ватнике и облезлой шапке, надетых как будто из чувства противоречия, он выглядел как лесник, выражение лица имел соответствующее, и все это вызывало у Троекурова раздражение. Ему казалось, что Андрей Гаврилович нарочно строит эту кислую мину. Впрочем, даже если бы так оно и было, Троекуров все равно простил бы это старому другу, поскольку он один стоил всех этих людей вместе взятых.

Нельзя сказать, что их связывало лишь совместное прошлое, которое часто заставляет людей поддерживать связь по инерции или из бессмысленной вежливости. Нет, они и впрямь были настоящими друзьями – колоссальная разница в благосостоянии ничуть не умаляла их дружбы. Дубровский был готов терпеть Троекурова с его прихотями и капризами, неизбежно появляющимися почти у всякого человека, который разбогател стремительно, а затем впал в праздность. Но вся эта унылая толпа сочащихся салом чиновников и просто балбесов, имеющих достаточно денег, чтобы ничем не заниматься, вызывала у Андрея Гавриловича презрение. И скрывать его он не считал нужным.

Дубровский почти не изменился с юности – в отличие от Троекурова, благородно раздавшегося и чуть менее благородно облысевшего, он был все так же худ и сух и даже, казалось, носил все ту же кепку. Сжав губы, из-за чего вокруг рта у него образовалась жесткая складка, Дубровский смотрел на несущийся за окном бледный пейзаж, будто бы и вовсе не слушая общего разговора, благо никто в машине, кроме Троекурова, внимания на него не обращал. По приезде в поместье Дубровский сразу же ушел куда-то с егерями, оставив Троекурова наедине с гостями.

Губернатор попрощался быстро, взяв с хозяина обещание, что тот в ближайшем же будущем – «Непременно, Петрович! Слышишь? Непременно!» – приедет к нему на обед, а Ганин долго рассыпался в благодарностях, вяло сжимая в чересчур продолжительном рукопожатии ладонь Троекурова.

– Ну, – сказал он, – я побежал. Всё дела, дела…

И, отойдя на безопасное расстояние, выпалил на одном дыхании:

Троекуров нашел Дубровского на заднем дворе – тот стоял у распахнутых ворот и смотрел на черную кромку леса, видневшуюся за полем.

– Ты чё всё такой кислый? – без обиняков спросил Троекуров, закидывая руку другу на плечо.

– Да тошные они, твои эти…

Троекуров усмехнулся, подумав, что и Ганину, и губернатору, и всей его свите как нельзя лучше подходит определение «эти».

– Связи, Андрюха, связи!..

Дубровский пожал плечами, ясно давая понять, что думает обо всей этой мутной компании и ее мутных делах. Он не то что не завидовал Троекурову, а даже отчасти жалел его.

– Благодать-то какая, – сказал Кирилл Петрович, распахивая дубленку. На другом краю поля показалась Маша, и они оба молча следили за тем, как она скачет вдоль темных деревьев по направлению к дому.

Они еще немного постояли у ворот, а потом, негромко беседуя, прошли в дом. В гостиной бормотал телевизор – ведущий новостей бесцветным и ровным голосом вещал про американские войска, которые по решению правительства Соединенных Штатов вскоре будут выведены с территории Афганистана.

– Щас, выведены, – пробормотал Троекуров, извлекая из шкафа початую бутыль коньяка и два бокала. – Если уж мы там ни хрена не смогли, то эти и подавно. Горбач, сволочь, – если б он тогда зад американцам не лизал, я бы, может, теперь округом командовал. Вся карьера псу под хвост, – фыркнул он, опускаясь на диван.

– Грех тебе жаловаться, Кирилл, – сказал Дубровский. Бледные отсветы телеэкрана делали морщины на его лице еще глубже. В вычурном интерьере гостиной он выглядел весьма нелепо, а из-за гигантского кресла с высокой спинкой казался еще меньше и худее.

– Вон как повернулось – миллионами теперь ворочаешь, – беззлобно произнес Дубровский. – Ладно. Выпьем за тех, кто не вернулся.

Они просидели так до самого вечера, сначала с удовольствием вспоминая свое общее прошлое, в котором было всё. И совершенно фантастические истории про новенькую самоходную гаубицу, которую на испытаниях доблестный экипаж (из лучших!) умудрился так разогнать вверх по пригорку, что когда она рыбкой ухнула с обрыва, то стволом орудия практически по самый корпус ушла в глину, после чего, будучи заряжена осколочно-фугасным, самопроизвольно шмальнула. Ствол разорвало кошмарной розочкой, но «никто – помнишь, Кирюха? – никто из экипажа не окачурился! Так, контузии небольшие…»… И вполне трагические эпизоды времен службы в Афгане, где моджахеды на горной дороге умудрялись всего парой-тройкой выстрелов намертво заблокировать целую танковую колонну, методично превращая ее в ряды цинковых гробов, чтобы Дубровскому с Троекуровым было чем загрузить военно-транспортные самолеты в Киев, в Рязань и в богом забытую тьмутаракань…

А после, накатив для верности еще и еще раз по сто, они перешли от общего прошлого к настоящему, которое было у них таким разным:

– Он мне: «Рынок опять упал на двенадцать с половиной процентов», интеллектом давит, – горячился Троекуров. – А он просто-напросто просрал мои пятьдесят тысяч долларов! Скотина! За что я ему плачу?!

– Так уволь его, унижать-то зачем?

– Кого брать? Откуда? Где они? – Троекуров хлопнул по столу. – Либо вор, либо считать не умеет. С Володькой твоим хотел перетереть эту тему как раз… По инвестициям…

Андрей Гаврилович замер. Говорить про сына, которого и сам видел пару лет назад, он не любил. Владимир после окончания университета остался жить в Москве, и его привязанность к отцу выражалась в ежемесячных звонках и еще более редких визитах. Конечно, Дубовский-старший понимал, что так оно будет лучше для сыновней карьеры, да и нечего Владимиру делать в этой глуши. Старик гордился сыном, но обида все равно ела его из года в год.

– Да уж, папа – танкист, сын – финансист, – скривился тот. – Перетирай. Номер тебе дам.

– А что не сам? Поссорились?

– Не поссорились. Так… Пусть сам звонит, если хочет.

– В отца, значит, – расплылся в широкой улыбке Троекуров. – Гордый. С Машкой бы моей познакомился. – Тут он совсем развеселился. – Глядишь, и породнились бы. Он же толковый у тебя вышел?

– Это есть, – не без удовольствия ответил Дубровский.

– Ну вот! – радостно сказал Троекуров и вновь хлопнул по столу. – Как он вообще? Я ж его лет пятнадцать, кажись, не видел.

– Да знакомы они с Машкой-то, – отмахнулся Андрей Гаврилович.

– Ну, это когда было, он в школе еще учился. А она вообще на горшке сидела. А тут – по-взрослому, – Троекуров обмяк на своем диване. – Приехал бы, а? Погостить, то да сё. Воздух свежий.

За ночь стало еще холоднее. Выпал снег, так что все утро сонный дворник скреб лопатой по тропинкам, то и дело прижимая руки в дырявых варежках к губам, чтобы согреться.

Троекуров проснулся рано, но Машу уже не застал – еще до завтрака она уехала на конную прогулку в лес.

– Ну что? – спросил Кирилл Петрович, развалившись за обеденным столом. – Может, сначала на рыбалку, а потом – шашлык?

На реку они пошли вдвоем, и, хотя ничего и не поймали, вернулись в прекрасном расположении духа. Из кухни выскользнул управляющий доложить, что шашлыки уже почти поспели.

– Не пересуши, – на ходу бросил Троекуров и тут же обратился к Дубровскому: – Пойдем, я тебе покажу мое стойло. Недавно только достроили.

Они пересекли двор – Дубровский немного позади. Несмотря на то, что все эти траты и причуды Троекурова он считал блажью, Дубровский всегда с неподдельным интересом смотрел на новые приобретения друга.

Гараж был виден от самых ворот – безликая серая бетонная коробка, несколько скрашенная довольно живописными сосульками, свисающими с рифленой красной крыши. Сбоку, у забора, виднелись сваленные в кучу стройматериалы, которые еще не успели убрать. Возле них толокся тощий солдат с красной от мороза голой шеей. Троекуров бросил на него полный неудовольствия взгляд – мол, такая чудесная картина, а малолетний поганец ее портит.

Парень же поднял голову – его лицо тоже было красным, а губы потрескались и высохли от холода – и громко крикнул:

– Здравствуйте, Кирилл Петрович!

Троекуров ответил ему сдержанным кивком и нетерпеливо толкнул боковую дверь. Под потолком затрещали мертвенно-белые светильники, отражаясь продолговатыми бликами на крышах и боках машин. Прямо перед Дубровским стоял гигантский черный «Хаммер», пяля на запертые ворота гаража слепые фары.

– А? Мощно? – спросил Троекуров, пытаясь пробудить в Андрее чувство восторга, которое, по его мнению, должно было возникнуть в любом человеческом существе при виде всего этого добра. – На днях сигнализацию закончат, перегоним весь табун сюда. Зверушки-то неместные, к нашим погодам непривычные, – с гордостью продолжил Троекуров.

Дубровский прошел вдоль всего ряда, разглядывая эту диковатую выставку.

– Слышь, – обратился Троекуров к кому-то. Андрей обернулся. Рядом с Кириллом Петровичем, привалившись к стене, стоял начальник местной службы безопасности Степан, который почти все свое рабочее время таскался за Троекуровым, развлекая работодателя на разные лады. Степан носил усы щеточкой и при разговоре умел крайне неприятно улыбаться из-под этих усов, будто как раз накануне узнал о собеседнике какую-нибудь сальную сплетню. На Троекурова, конечно, Степан так склабиться не смел.

– Слышь, инженер говорит, что камеры надо на две точки. А мне кажется, слепая зона будет. Может, на три? Поди-ка сюда, – сказал Троекуров и утянул Степана на мороз.

– Кирила Петрович, – отозвался тот, – инженер-то вроде грамотный. Давайте снаружи посмотрим на ситуацию, и тогда все станет ясно.

СЦЕНАРИЙ

ПОЖАР В КИСТЕНЁВКЕ

по роману А.С. Пушкина «Дубровский»

в 3-х действиях

1 действие – комната Дубровского

2 действие – разговор с Архипом

3 действие – обход дома. Поджог. Гибель приказных.

I действие

Комната Дубровского

Владимир сидит в кабинете отца за столом, у него задумчивое и хмурое лицо. Он поднялся со стула и стал оглядываться по стенам кабинета. Взгляд его остановился на портрете его матери. Лицо его стало жестоким (играет громкая волнующая музыка). Из зала доносятся пьяные голоса. Наконец все утихло. Владимир берет со стола свечу и идет к комоду. Открывает ящики и занимается разбором бумаг. Ему попадается пакет с надписью «Письма моей жены». Он нахмурился, разорвал пакет и быстро стал читать одно письмо за другим. Его лицо то улыбалось, то возмущалось. (Играет нежная музыка).

Владимир: Итак, всё кончено. Еще утром имел я угол и кусок хлеба. Завтра должен я буду оставить дом, где я родился и где умер мой отец, виновнику его смерти и моей тишины… (Глаза неподвижно остановились на портрете матери). И портрет этот достанется врагу моего семейства. Он заброшен будет в кладовую вместе с изломанными стульями или повешен в передней, предмет насмешек и замечаний его псарей, а в ее спальне, в комнате, где умер отец, поселится его приказчик… Нет! Нет! Пускай же и ему не достанется печальный дом, из которого он выгоняет меня. (Владимир занялся разбором бумаг)

(Играет нежная музыка)

Часы пробили одиннадцать. Владимир бросает читать и кладет письма в карман. Берет свечу и выходит из кабинета.

II действие

Разговор с Архипом

Владимир со свечою проходит через темную залу, выходит в коридор. Натыкается на Архипа – кузнеца.

Владимир: Зачем ты здесь?

Архип-кузнец (шепотом): Ах, Владимир Андреевич, это вы. Господь помилуй и спаси! Хорошо, что вы шли со свечою.

Владимир смотрит с изумлением.

Архип-кузнец: Я хотел… я пришел… было проведать, все ли дома… Батюшка Владимир Андреевич, слыхано ли дело, приказные задумали нами владеть, гонят наших господ с барского двора… Эк они храпят, окаянные; всех бы разом, так и концы в воду.

Владимир (нахмурился): Послушай, Архип, не дело ты затеял. Не приказные виноваты, засвети-ка фонарь ты, ступай за мною.

(лай собак)

Засветив фонарь, выходят во двор. Огонек свечи выхватывает из темноты беспорядок в зале, пьяных приказных на полу, хмурое лицо Владимира.

(тихая музыка, далее она звучит все громче и внушительнее)

III действие

Обход дома. Поджог. Гибель приказных.

Во дворе Владимир (в руках лучина) встречает крестьян. На крыльце – охапка сена. Все встревожены.

Владимир: Где Егоровна? Поди приведи ее и выведи из дома всех наших людей.

Гриша: В доме никого, кроме приказных.

(тревожная музыка, треск пламени от лучины)

Владимир (Архипу): Кажется, второпях я запер дверь в переднюю, поди скорее отопри их.

Архип поворачивает ключ в замке, запирая. (вполголоса, торжествуя): как бы не так, отопри!

Владимир поджигает сена, пламя освещает весь двор.

Егоровна (одета так, как перед уходом из дома надолго) жалобно кричит: Владимир Андреевич, что ты делаешь?

Владимир: Ну, прощайте, иду, куда бог поведет; будьте счастливы с новым вашим господином.

Люди (дворня): Отец наш, кормилец, умрем, не оставим тебя, идем с тобой.

Слышен цокот копыт и стук колес телеги.

— Ну, ваше здоровье!

— Ну, давайте, давайте! Давайте выпьем за удачную охоту.

— Давай веселей, веселей!

— Подайте мне, пожалуйста, салфеточку.

— Пользуясь случаем, мы с Лаврентием Николаевичем
хотим вам преподнести вот такой подарок.
Какой по счeту у вас, это уже история умалчивает.

— Попробуйте. О!

— Ну что, Пeтр Олегович, настрелялся?

— Да я как-то не по этой части. Рука не подымается с детства.

— Вегетарианец, что ли?
— Нет, поесть — это святое.

— Хитeр, брат. Стрелять — так другие, а пожрать — так сам?
Ты только бабам об этом не говори.
Они больше стрелков любят, а не едоков.

— Да нет, Кирилл Петрович, я как-то…

— Сам-то как?
— Да, трудимся, так сказать,
во благо отечества.
Злоумышленников выискиваем. Вот недавно реестр землепользования
обновляли, и много интересного вскрылось по природоохранной линии.

— И много нарыли?

— Нет, у вас-то, Кирилл Петрович, всe в порядке в полном практически.
Но вообще масса нарушений по области.
Чуть ли не каждая 2-ая постройка за последние 15 лет.

— И что вы делаете с нарушителями?

— Сначала проверяем, потом доказываем, а потом наказываем.
Мы же власть!

— Нет, нет, нет! Ради Бога! Не буду кататься!

— Ух, ты! Смотри, какая!
Лесная нимфа.

— Это не нимфа, это моя дочь, Мария Кирилловна Троекурова.

— Кто это здесь приехал, а?

— Губу-то закатай, вегетарианец. Пристрелю.

— Дядя Андреюшка. Здрасте.

— Ну, что ты будешь есть?
— Я ничего не хочу. И пить не хочу.

— Елена Викторовна, здрасте!
— Владимир Андреевич? Здравствуйте!

— Владимир, да. Можно просто Владимир.
— Спасибо.
Спасибо, что вы согласились придти, нашли время.
Вам известно, что препарат циклометат спасает жизни сотни тысяч людей?

— Допустим.

— Если вы, то есть руководство вашей компании прекратит производство
циклометата, то тысячи людей, среди которых немало детей, будут обречены.

— Извините, что я вас перебиваю, просто воскресенье, и поздно уже.
Вы лучше меня знаете, что ваша компания перестала быть успешной,
т. е. приносить прибыль.
Компания моего клиента, напротив, очень успешная. Простая экономика.

— Я вас прошу посмотреть на эту ситуацию не с точки зрения юриста.

— А как?
— Здравствуйте.

— Здрасте. Яблочный фреш, морковный, сливки.

— Воды.
— Воды.

— С газом, без?
— Всe равно.
С точки зрения человека, а не юриста.
— Смешно.

— Если нас поглощает государство, то нам хотя бы, по крайней мере,
гарантируют сохранение производства.
Но нет никакой гарантии, что ваш клиент
будет производить циклометат и дальше, понимаете?

— Что нам теперь делать?
Вы меня подбиваете на непрофессиональное поведение,
направленное против интересов моего клиента. Ларочка, десять минут,
Сейчас. Извините. Ларочка, тебя подвезти?
Да, извините.
Елена Викторовна, если мы будем руководствоваться