Набрел на отзыв-пересказ нашумевшей недавно драммммы о войне, решил перенести. Думаю, вы тоже по достоинству оцените очередной великолепный артхаузный фильм, который говорит прафффду о войне.
Фильм Кантемира Балагова «Дылда» поставлен по роману Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо». У меня как-то не ладится с произведениями нобелевских лауреатов. Не берут меня за живое их романы. «Доктора Живаго» дочитала на одной силе воли, на «Архипелаг Гулаг» и ее не хватило. Однако российский фильм, выдвинутый на номинирование премии «Оскар» хотелось все-таки посмотреть, поэтому, не прочитав роман, я решила перечитать перед просмотром отзывы о книге и фильме тех, кто читал и смотрел, чтобы легче было войти в замысел картины.
Признаться, отзывы меня поразили своей неоднородностью. Один и тот же фильм сумел вызвать целый спектр мнений от восторженных до проклятий в адрес его создателей. Однако все без исключения сходились на том, что темой фильма является мысль: как ужасно и необратимо война ломает психику женщин. Когда же я сама посмотрела наконец фильм, то была сильно удивлена этим впечатлением. Каким образом можно было прийти к такому выводу?
Обстоятельства фильма, особенно те, которые апеллируют к войне, настолько фантасмагоричны и даже комедийны, что мысль о том, что это фильм о Великой Отечественной войне вообще ни разу не пришла мне в голову. Я смотрела фильм так, как смотрела бы любую фантастику, местами было даже интересно, что же еще сюда можно накрутить, но связать это с нашей историей или жизнью абсолютно невозможно.
Фильм начинается с того, что необыкновенно высокая и неуклюжая девушка работает медсестрой в военном госпитале в послевоенном Ленинграде. У нее есть маленький ребенок, которого сначала зритель принимает за ее сына. Девушку зовут Ией и еще называют дылдой. Ее комиссовали с фронта с контузией.
Я не врач и не знаю, бывает ли такая контузия, в результате которой умный и развитый человек превращается в умственно-отсталого. Ну допустим, что бывает. Девушка едва может связывать между собой мысли и слова, а еще время от времени на нее находят непонятные приступы, во время которых она превращается в бесчувственного истукана и ничего не слышит и не воспринимает. Так вот в самом начале фильма дылда во время такого приступа нечаянно задушила мальчика.
Как это ни странно, но убийство мальчика никого не заинтересовало, хотя Ия жила в переполненной людьми коммуналке. Ну был мальчик и нет мальчика, кому какое дело? События фильма текли дальше как ни в чем не бывало. Ия как сомнамбула продолжала передвигаться по вечно темному городу среди таких же сумрачных людей.
В это время с фронта возвращается ее подруга Маша. Они вместе на фронте были зенитчицами. И тут выясняется, что это Маша является матерью мальчика. Оказывается, она осталась на фронте, чтобы отомстить за погибшего отца ребенка, а сына отправила вместе с комиссованной подругой в мирный Ленинград.
Практически с этого самого места начинаются непонятки. Забеременела и родила Маша на фронте. Там что, действовал военно-полевой роддом? Отправить сына в Ленинград она могла только после снятия блокады, т.е. в 1944 году. Исходя из того, что мальчику 3-4 года, получается, что почти всю войну она воевала беременная и с грудным ребенком. У нас что, были войска матери и ребенка? Но не будем придираться. Смотрим дальше.
Маша приезжает к подруге, и, не увидев ребенка, сразу же сама догадывается, что он пошел гулять с соседкой, несмотря на то, что на улице уже тьма непроглядная. Видимо, в Ленинграде существовала такая практика — гулять по ночам с соседскими детьми.
И вот эта любящая мать, которая несколько лет не видела своего ребенка, вместо того, чтобы броситься найти и обнять сына, сидит и битый час рассуждает с дылдой о том, какой он стал, мотая на кулак нервы зрителя, который уже знает, что мальчик погиб.
Дылда заторможена, выдавливает из себя по одному непонятному слову в час, но и мамаша ей под стать. Она тоже произносит по одному несвязному слову в пять минут, при этом, придвинув свое лицо впритык к лицу дылды, смотрит ей в глаза немигающим взглядом удава и странно утробно подхихикивает. Ну а чему тут удивляться? Такие уж изуродованные психически женщины возвращаются с войны.
Наконец до мамаши доходит, что сына больше нет. С окаменевшим лицом, не проронив ни слезинки и даже не сильно удивляясь, Маша произносит: «Пойдем!» Дальше женщины оказываются на темной улице с непонятной целью.
В это время мимо них проезжают два парня на личном авто. Как следует из их разговора, они решили начать половую жизнь и ищут для этого подходящих женщин. Маша в военной форме привлекает их внимание, из дальнейшего разговора становится понятно, почему: «О! Фронтовая! Такие даже за еду готовы. Просто штаны расстегни, она дальше сама все сделает, водить по кино не надо.»
Парни останавливаются и выходят из машины. Маша сразу же понимает их намерения, она же фронтовая. В результате дылда идет «прогуляться» с одним, а Маша остается в машине с другим. Далее нам показывают половой акт в машине в реальном времени и со всеми подробностями.
Возвращается дылда, вытаскивает парня из машины и начинает зверски его избивать, потом взваливает Машу через плечо и уносит ее домой. Появляется второй парень с поломанной рукой. Из чего следует вывод, что с дылдой у него ничего не получилось. Видимо, она уже была не фронтовая.
Далее красочная сцена в женской бане, где на фоне сотен голых женщин, Маша объясняет подруге, что хочет иметь «человека внутри», т.е. забеременеть, ради чего и был половой акт в машине. Вообще эти иносказательные обороты речи постоянно происходят между подругами и являются лингвистическими находками режиссера. Так, например, чтобы сообщить подруге о том, что забеременеть не удалось, дылда говорит: «Я напрасная внутри». Видимо, на войне у женщин страдает на только психика, но и связная речь.
Дылда устраивает подругу работать в госпиталь санитаркой и там с помощью главного врача выясняется, что Маша претерпела на фронте несколько операций, в результате чего лишилась женских органов и не может больше иметь детей. Для чего же был нужен половой акт в машине? Маша говорит, что она надеялась на чудо. Обыкновенная игра поломанной психики после войны.
Между тем в госпитале происходят разные чудеса, свидетельствующие о разнообразии психических отклонений, нанесенных войной. Так на первом плане мы видим трагическую судьбу солдата Степана.
В первой сцене главврач задумчиво водит иголкой по телу Степана с целью обнаружить его чувствительность. Выясняется, что ни ноги, ни руки Степана иголки не чувствуют. Лично я никогда не слышала о таком странном ранении, руки и ноги целы, но они ничего не чувствуют. Однако я не врач и не буду придираться.
Далее к Степану приезжает жена, тоже очень странная женщина, искалеченная войной. Она получила похоронку на мужа, и уже с этим смирилась, а тут вдруг на тебе, он оказался жив. Женщина с непроницаемым лицом долго идет по коридору больницы, потом с таким же лицом истуканом стоит рядом с кроватью. Выражение ее лица не меняется на протяжении всех эпизодов с ней.
Это в советских фильмах жены радостно кидались к калеке, узнав, что он жив. Фильм «Дылда» разоблачает все известные ранее мифы о войне. Женщина не только не рада, она просто сломлена этой вестью. Она с надеждой, которая становится понятной позже, сообщает мужу, что еще не говорила дочерям о том, что их отец жив.
Далее супруги находятся в кабинете главврача и сообщают ему о совместном желании подвергнуть мужа эвтаназии. Он де устал и измучился, и упокоиться ему с миром было бы самым гуманным выходом. Обращает на себя внимание окаменевшее еще больше лицо жены. Видно, что этой мужественной женщине решение далось нелегко, но она наступила на горло своему счастью и желает только одного, прекратить страдания мужа. После недолгих колебаний главврач соглашается.
И тут выясняется, что эвтаназия поставлена в госпитале на поток и выполняет ее по просьбе главврача дылда. Процедура отработана до мелочей. Да и что тут, собственно, удивляться. Дылде убить кого-нибудь невзначай — плевое дело. Таковы уж последствия войны для женщин, побывавших на фронте.
Тем временем Маша, до которой наконец-то дошло, что детей у нее не будет, становится одержима идеей фикс, что ребенка ей должна родить фронтовая подруга. Тут выясняется, что дылда не только девственница, но и мужчин она физиологически не выносит. На протяжении всего фильма проходит тонкая попытка намекнуть на физическое тяготение дылды к подруге, эдакое легкое лесби.
Однако на логичное предложение подруги взять ребенка из детского дома, Маша отвечает, что она хочет «целого» ребенка. Видимо, в детских домах их выдавали по частям. Дальше еще смешнее.
Маша заставляет подругу написать в НКВД донос на главврача по поводу эвтаназии, затем, шантажируя его этим доносом, заставляет его переспать с дылдой. Здесь зритель получает не только половой акт в реальном времени, но и довольно занимательное его воплощение.
Дылда требует от Маши присутствия во время совокупления с главврачом. И вот они все втроем укладываются бутербродом в постель, и главврач в течение 10 минут сношает рыдающую дылду. Обращает на себя особое внимание лицо Маши во время этого действия. Видно, что ей это в высшей степени противно, но она мужественно терпит все во имя высокой цели — иметь ребенка.
Отдельного внимания заслуживает тема отношений Маши с тем самым парнем, с которым она сношалась в машине. Парень в нее влюбился и собирается на ней жениться. И вот он везет ее к себе домой для знакомства с родителями. Это отдельная песня.
После коммунальной квартиры, где живет дылда с обязательными ободранными обоями и облезшими дверями, мы перемещаемся в какой-то фантастический дворец, настоящую барскую усадьбу. Там по чистому белоснежному снегу гуляет с изысканной белоснежной борзой собакой мать парня, которую блистательно исполняет Ксения Кутепова.
Молодые оказываются внутри огромного царственного интерьера с длиннющим столом, разными явствами на нем и прислугой. Что это за семейка, не сообщается, но понятно, что какая-то партийная шишка. И тут невеста рассказывает заинтересованной матери жениха всю правду о войне на фронте.
Оказывается, Маше пришлось всю войну «одним местом» зарабатывать себе на жизнь. Сапоги, еду и прочие потребности женщины на войне могли заработать только этим самым местом. «Вы бы там и двух месяцев не протянули,»- сообщает она заинтересованной матери. «Потому что с вами там никто бы не пошел.» Просто диву даешься, как же удалось там выжить девственнице дылде? Маше там пришлось сменить столько мужей, что всех она и не запомнила, ну и сделать кучу абортов. Больше о войне в фильме ничего не сообщается, только вот эта скупая неприглядная правда.
Фильм заканчивается тем, что дылда оказалась не беременной. Машин жених обломился. Она вернулась к дылде с новой надеждой на рождение ребенка.
О стилизации и декорациях фильма надо сказать отдельно. Советская действительность уже традиционно предстает перед нами в своем самом затрапезном виде. Обязательные продранные обои в «Дылде» наверное еще специально подвергались обрыванию всей съемочной группой.
На представленной к статье иллюстрации дылда сидит как раз на фоне обоев. Зеленое — это куски уцелевших обоев, а красное — дранные стены, которые Маша с женихом зачем-то усиленно пытались замазать зеленой масляной краской. Двери и окна с облупившейся прошловековой покраской преследуют зрителя весь фильм. Ну и конечно проржавевшая утварь: кувшины, кастрюли, ванны с отвалившейся эмалировкой — это уже классический атрибут сталинского советского быта.
Кое-что однако является фирменным авторским почерком: грязно-серые больничные халаты медицинских работников, выстиранные вручную, несмотря на окончание войны, бинты, зато украшенный тоннами ваты новогодний зал и больничные подушки без наволочек. Постоянная кровь из носа у героинь, натуральная рвота крупным планом и периодическое раздевание героев с детальным показом предметов нижнего белья. Свежо и натурально.
Что же касается длительный немых сцен, во время которых подруги вплотную напряженно и многозначительно уставляются друг на друга, то, на мой взгляд, это беспомощные попытки перенять стиль фильма «Страна глухих».
Вот так этот пронзительный фильм рвет в клочья все наши ложные представления о войне, которыми пичкала нас советская пропаганда и советские фильмы. Вот такими изломанными и нелепыми были победители в этой страшной войне. Как такие люди могли победить и возродить страну из пепла? Да никак. Об этом же и речь. Войну победил вовсе не советский народ. Зря что ли переписывается сегодня ее история?
Одно только осталось непонятно. Как такой правдивый фильм с полным набором чернухи, сексуальных извращений и прочей мерзости о советской жизни был отклонен от номинации на «Оскар»? Что пошло не так? Как теперь должно снимать фильмы о войне поколение ЕГЭ? Вопросы, вопросы и вопросы…
Ясно одно: «Дылда» пролетела как фанера над Парижем, плакали денежки Романа Абрамовича. А вот зрителю надо быть готовым. В юбилейный год 75-тия великой победы он получит еще немало таких незабываемых сказок о войне.
https://zen.yandex.ru/media/vsepazly/dylda-o-kotoroi-tak-mnogo-govorili-proletela-kak-fanera-nad-parijem-5e276bd698fe7900ade9ece7
Ждем набега правдорубов, которые будут заявлять нам, что «все так и было», «мне дедушка такое же рассказывал», «а что, при совке не было драных обоев?» и т.д. и т.п.
«Дылда» Кантемира Балагова — фильм-натюрморт о женской послевоенной доле
В программе «Особый взгляд» Каннского кинофестиваля показали отечественный фильм «Дылда», это новый шанс для Кантемира Балагова покорить главный смотр планеты после «Тесноты». Редактор сайта «Искусство кино» Егор Беликов — о том, насколько удачной получилась эта попытка.
Ия, она же Дылда (и действительно, очень высокая девушка), — зенитчица, комиссованная с фронта с контузией, после войны — медсестра в госпитале, и о прошлом напоминают лишь:
- приступы, во время которых она вдруг замирает и лишь смотрит бессмысленно в пустоту;
- малолетний сынок, рожденный где-то в бою;
- подруга Маша, нашедшая ее, вселившаяся к ней в комнату в коммуналке и устроившаяся тоже санитаркой; она как-то связана с ребенком.
Ленинград образца конца 1945 года бесприютен: на его улицах никого не ждут, все сидят дома и плачут над пришедшими месяцы и годы назад похоронками. Подруг там встретят лишь первые ласточки нового времени — двое парней, рассекающих на машине в поисках легкой добычи. Одного Дылда сразу отошьет и еще руку ему сломает, а второй, сын привилегированной семьи (давайте я честно скажу, что мне этот артист кажется похожим на Путина), будет дальше ходить к ним в гости и носить продукты в обмен на крошки женского внимания.
У странной пары, Ии и Маши, немало тайн, и каннская номинация фильма «Дылда» на ЛГБТ-премию, «Квир-Пальмовую ветвь», уже выдала одну из них: неспроста они вместе живут. Но их вроде бы неожиданные лесбийские чувства останутся невыраженными, почти не высказанными и нереализованными. Действительно, демифологизировать выживших, превратить их из статуй, так и не оживших после войны-Горгоны, в людей, снова умеющих любить, — важно. Это смело, но это не кинематографический подвиг, а только интенция.
«Дылда» — второй полный метр 27-летнего Кантемира Балагова, сокуровского ученика. В его первой картине «Теснота» был момент, разделяющий на до и после, и не только фильм, а еще и жизнь зрителя: когда герои смотрели VHS-кассету со съемками настоящих казней первой Чеченской войны. Это была неожиданно ранняя и мощная кульминация, момент, ради которого все и делалось. Такой же искры «Дылде» не хватает, чтобы зажечься. Это фильм о мире, откуда ушла жизнь, радость, свет, но они должны вернуться: война в России никогда не закончится, но надо как-то жить. Но холодные, вялые героини, берегущие где-то слишком глубоко душевное тепло ленинградской зимой, так и не согреют друг друга.
«Дылда» — это аккуратная и очень художественная историческая реконструкция, которая во многом оглядывается на книгу «У войны не женское лицо» Светланы Алексиевич. Согласно ей, война советской женщины была совсем не та, что у плакатного красноармейца, который, отложив винтовку, с тем же героическим энтузиазмом принимается, вернувшись из Берлина, отстраивать разбомбленную Родину. История Аи и Маши — о том, как приспособиться, выжить, пусть даже изменив себе и себя. И пронизывающая честность, с которой Балагов об этом снимает, по-хорошему поражает.
Но, к сожалению, дальше вокруг героинь (не) обнаруживается дивный новый мир. Для сравнения с мирами Германов старшего и младшего миру Балагова не хватает воздуха, для сравнения с Хржановским — усердия. Все вопросы Кантемир решает, как было принято в кино испокон веков: героинь с новыми лицами ищет по кастингу среди выпускниц актерских отделений; декорации, пусть даже слегка оригинальные (из кадра вычищены вопиющие приметы эпохи, оставлена только разнообразная бытовуха, то, как постблокадный Ленинград видели не политруки, а простые возвращенцы и возвращенки), кажутся павильонными. Сценарий писателя Александра Терехова традиционен, а к концу излишне театрален: Ия, скажем, долго рассказывает, что внутри она пустая и нечем ей себя наполнить.
Чтобы показать, что вот-вот все заживет и расцветет и мы построим новую жизнь на обломках, Балагов вдруг демонстрирует не привычные для такого жанра сепийные цвета, а наоборот, яркие: зеленое платье из ситца (и вообще много зеленых элементов в кадре у тоже молодой, всего 24-летней операторки Ксении Середы), режуще-белый снег. Но ощущения пробивающегося ростка нет: апатия переходит в сон, молчание — в недлинные разговоры шепотом, неловкая аккуратная попытка лесби-домогательств — в припадок, но тоже бесшумный, без тряски на полу и пены изо рта, а такой припадок, чтобы никого не побеспокоить. Здесь жизни больше нет, во время постельных сцен могут заснуть, кажется, даже сами персонажи, и Ия с Машей так и не заведут еще ребенка, сколько ни пытаются зачать без любви c тем несчастливчиком, которого удалось уговорить.
Иногда кажется, что наше кино — это всегда про боль. Но в «Дылде» (во французских субтитрах ее зовут смешнее, la girafe) нет даже этой простейшей физиологической реакции на раздражитель, не доходит по слишком длинному спинному мозгу. Жизнь в предобморочном состоянии недостаточно кинематографична, как ни старайся, и фильм остается лишь натюрмортом.
Светило солнце, в ветвях деревьев щебетали проснувшиеся птицы, с утра было хорошее настроение. Всё было отлично, пока я не посмотрел фильм «Дылда» Кантимира Балагова.
Предыдущая его «Теснота» – фильм о жизни еврейской семьи в Кабардино-Балкарии, откуда родом сам режиссёр – в целом, мне понравился. Только один момент напряг – документальная сцена казни российских солдат чеченскими боевиками (её смотрели по видеомагнитофону одни из персонажей фильма). Этот травматический эпизод слишком уж нарочито прилеплен к сюжетной канве. Можно было обойтись без него – на мой взгляд, это запрещённый приём.
В «Дылде» же стремление болезненно поразить зрителя заметно прогрессировало.
И дебютная «Теснота», и «Дылда» были отмечены в Каннах. Это успех для такого молодого режиссёра, как Балагов. Последняя картина получила приз за лучшую режиссуру в программе «Особый взгляд». И взгляд режиссёра на тему Великой Отечественной войны, надо признать, действительно особый.
Дылда – это огромного инопланетного роста девушка. Из-за контузии её комиссовали, и теперь она работает медсестрой в госпитале. Живёт она в комнате в коммуналке с сыном Пашей. Пашке – на вид около трёх лет, он маленький человечек, треть взрослого человека, а по сравнению с Дылдой и вся четверть. Он носит одежду на вырост, он собирается расти.
Питерская коммуналка, образы соседей, тяжёлый быт, переполненный людьми утренний трамвай, на работе – общение с ранеными, с главврачом – суровым военным – поначалу всё укладывается в систему созданных ранее в кино представлений о том, каким быть должен фильм о той войне. Укладывается до момента смерти ребёнка – он гибнет в результате несчастного случая. У Дылды случается приступ, когда они играются на полу, она, навалившись на него, случайно душит мальчика.
И весь созданный режиссёром мир с космической скоростью несётся в преисподнюю. Дылда из милой сестрички превращается в инфернального персонажа – оказывается, по распоряжению главврача она убивает раненых, чтобы те не мучились. Альбинос олигофренического роста, белёсые брови и ресницы, тёмные расширенные зрачки бездны – чем не Ангел Смерти? И зовут её странно – Ия. Он, она, оно приходит ночью к очередному раненому и делает укол «милосердия».
К Дылде возвращается с фронта сестра. Оказывается ребёнок был её. Родить из-за ранения она больше не может, и они вместе с Дылдой шантажируют главврача, чтобы Дылда родила от него. Фильм всё больше и больше теряет фокус реальности, начинается какая-то жуткая околоплатоновщина.
Предвижу, что фильм вызовет сильное возмущение у приверженцев исторической правды. Но я бы в этом случае от неё абстрагировался. Правильней было бы воспринимать данную картину как сатанинскую мессу. Фактически, автор и инициировал её, принеся в жертву ребёнка. Чёрная месса – точнее не придумаешь. В фильме и демоны появляются в виде семьи партработника.
Автор талантлив, безусловно. Актёры у него играют хорошо. Композиция кадра грамотно поставлена. В фильме создан пусть и инфернальный, но мир со своими законами, со своим языком. В картине умело используется символика цветов. Превалируют два: красный и зелёный. Красный – цвет крови, цвет запрета, цвет смерти. Зелёный – цвет жизни, цвет рождения. Автор играет этими смыслами. Например, в одной из сцен зелёным красят «мясные» стены своей комнаты, тем самым символически подготавливаясь к зачатию.
Но вот гляжу я на улыбчивое фото режиссёра в интернете. Розовощёкое рыжебородое лицо пышет здоровьем. Семьи, детей нет – видимо, легко далась сцена детского жертвоприношения. Автор молод, ему 27. Так откуда уже такая странная, нездоровая рефлексия на события тех лет? Откуда такая болезненная фантазия, откуда такой изощрённый вампиризм? Ведь от его картины мертвечиной, бледной нежитью несёт.
Понятно, что война – это не только фанфары, угар победы, праздничные марши и торжественный пафос. Война – это грязь, кровь, пот и слёзы. Фильмы о войне не обязаны быть приятными для восприятия. Но с одной стороны в спину танковым дулом упирается бездарно-патриотический «Т-34», а с другой – такая вот странная патология в виде «Дылды». И думаешь, что хуже?
В заключительной сцене одна героиня истерично бормочет другой: «Нас вылечат, вылечат…» Вылечат ли?
1945 год. Первая послевоенная осень. Страдающая от внезапных приступов остолбенения Ия (Виктория Мирошниченко) по прозвищу Дылда работает в ленинградском госпитале и воспитывает рожденного на фронте сына Пашку. Повседневную рутину прерывает приезд боевой подруги Маши (Василиса Перелыгина) — девушка всерьез настроена забрать у Ии то, что когда-то принадлежало ей.
Два года назад Каннский кинофестиваль покорила автобиографичная и самобытная «Теснота» — история одного еврейского семейства во время второй чеченской кампании. Во всех смыслах радикальный дебют изучал проявление заглавного явления на всех уровнях: теснота личная, внутрисемейная, городская и региональная. Успех фильма не только зажег новую звезду отечественного кино, но и поднял высокую планку качества, уровню которого теперь необходимо соответствовать. Прошла ли «Дылда» испытание вторым фильмом — вопрос риторический, но, к сожалению, необходимый.
Первоисточником «Дылды» стало одно из интервью, попавших в скандальную книгу «У войны не женское лицо» нобелевской лауреатки Светланы Алексиевич. Используя методологию устной истории, белорусская писательница первой представила читателям настоящую войну, которую прошли миллионы советских женщин: с вынужденным сексом, абортами, убийством собственных детей ради выживания и прочими подробностями, о которых не принято говорить вслух. История фильма произошла на самом деле, но была переработана под художественное произведение с акцентом на послевоенное состояние девушек. Война в «Дылде» осталась в прошлом, но отпустить ее никак не получается: раны с фронта зарубцевались, но напоминают о себе в неподходящий момент.
«Дылда» — это не просто история двух подруг, а настоящее изучение персонажей, объединенных общей травмой. С момента появления Маши мы наблюдаем за тем, как выстраиваются отношения девушек с неустойчивой иерархией и переменной субординацией, отсылающих к «Персоне» Ингмара Бергмана и «Слуге» Джозефа Лоузи. Наполненная глубоким психологизмом дружба строится на эпизодах бесконечной любви, жертвенности, презрения и отчуждения. Дополнительный смысл их взаимоотношениям придает одна из главных находок Балагова — цветовая драматургия.
«Дылда» снята в ярких красно-зелёных тонах. При этом, как и в «Тесноте», каждой героине принадлежит собственный цвет: живущей мирной жизнью Ии соответствует спокойный зелёный, а не отпустившей войну Маше — кроваво-красный. Эти цвета вторгаются в жизни девушек неожиданно, но всегда служат маркерами связи и отторжения девушек между собой и с окружающим миром: Маша не может спокойно покружиться в зеленом платье, в особо важные моменты у неё идёт кровь из носа, а во время ссоры с Ией, переросшей в поцелуи, ее красно-рыжие волосы запачкаются зеленой краской, которой она хотела покрасить стену.
Второй фильм стал огромным скачком вперед для Балагова-режиссера и маленьким шагом назад для балаговской режиссуры — он увереннее работает со сложной мизансценой, внушительной массовкой и декорациями отлично воссозданного Ленинграда, однако почти не полагается на визуальный сторителлинг и метафоры, как раньше (сцена дискотеки в «Тесноте», потерянный голос героини, финальный кадр с курткой). «Дылда» лишилась сырости и неопытности дебютного фильма, но вместе с ними потеряла особую искренность. Возможно, дело в том, что превратить балаговскую идею в полноценный сценарий помогал писатель Александр Терехов — из-за этого «Дылда» выглядит как неплохая экранизация книги, чересчур близкая к источнику и с сильным акцентом на вербальную силу диалогов.
Пускай Кантемиру Балагову не удалось прыгнуть выше головы — вводных «Дылды» все равно хватит, чтобы стать настоящим откровением для отечественного кино. Это кино про расцвет СССР, в котором нет ни одного важного символа эпохи (ни бюстов Ленина, ни портретов Сталина, ни герба с серпом и молотом); кино про Великую Победу, в котором мужчины-солдаты не могут жить без помощи женщин и извиняются перед ними за войну; и наконец, кино про отношения девушек, которые вернулись с фронта и теперь хотят прожить ту жизнь, о которой они могли только мечтать.
С 20 июня в кино.
Участник каннского «Особого взгляда» Кантемир Балагов снова показал людей, изломанных войной. На этот раз женщин.
Ленинград 1946 года. Военный госпиталь, сипение, гул, словно шум в ушах. Это Ия — огромная, нелепая, белобрысая — зависает из-за контузии. «Дылда!» — пытается окликнуть ее коллега-сестричка, но Ие все равно. Потом она отмерзает и отправляется на помощь больным. У Ии дома, в коммуналке, есть сын Пашка — с ним сидит соседка-портниха. Но иногда Ия берет Пашку на работу, где его развлекают пациенты. Потом Пашка погибнет, а с фронта вернется Маша, боевая подруга-зенитчица, его настоящая мать. И поскольку она больше не может иметь детей, то потребует от подруги возместить должок — родить ребенка. Который должен их всех вылечить, и уж тогда наступит чудо и счастье, и все заживут нормальной мирной жизнью.
В «Тесноте» ученик Александра Сокурова Кантемир Балагов рассуждал о мирных людях, до которых дотянулись последствия Чеченской войны, выбрав знакомую для себя локацию — родной Нальчик. Затем он открыл для себя книгу Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо» и захотел рассказать историю не просто сломленных войной людей, а именно женщин, прошедших через эту мясорубку ненависти со стороны как чужих, так и своих. Женщин, для которых с окончанием войны ничего не закончилось: нужно бороться дальше за право быть нормальной, несмотря на медали на груди, кровь из носа и контузию. Ленинград, переживший не только чудовищную блокаду, но и революции, квартирное уплотнение, дикую череду ломок и трансформаций, подошел этой истории как нельзя лучше. То есть рассказанное могло произойти где угодно, но город, совершенно неузнаваемо и скупо показанный, играет в «Дылде» дополнительную роль вымороченного места, где кругом руины, из которых надо как-то восставать назад, к мирной жизни.
Режиссер снова прекрасно справляется с визуальной частью картины. Нет, размер кадра здесь, в отличие от «Тесноты», традиционный, но Балагов насыщает фильм кроваво-коричневым мрачным цветом, делает изображение таким же «контуженным», как и героиня. В противовес им яркие цвета в комнатке, где живет Ия: зеленые обои, зеленая краска на стенах и даже зеленое платье, которое позже примеряет Маша. Зелень тут как символ новой жизни, которая пробивается, словно трава, через городские руины. Оператор Ксения Середа, снявшая дебют Александра Горчилина «Кислота», очень изящно работает с крупными и средними планами, подчеркивая абсурдность и в то же время хрупкость происходящего.
Середа и Балагов не менее аккуратны и точны с пространством, замкнутым для всех героев. Ия, словно какая-то диковинная птица, заключена то в лабиринты госпиталя, то в коммунальные коридоры, то в клетку своей комнатушки, а в целом — собственного страха, сознания и странной привязанности к Маше, то ли сексуальной, то ли дружеской. Балагова на самом деле это не очень интересует. Маша также не может выбраться из этих стен — и квартирных, и больничных, и своего безумия. Даже пациенты в больнице выглядят словно пленники, недаром все внимание режиссера сосредоточено на одном парализованном бойце, которому не выйти наружу, в нормальную жизнь. Собственно, все сюжетные ходы «Дылды» до определенной степени условны, нет смысла пытаться разобрать их с точки зрения логики и подхода «могло ли так быть». Потому что режиссеру важно показать не то, что и как могло быть, а чего не должно было быть никогда.
Поэтому Ия и Маша в блестящем исполнении дебютанток Виктории Мирошниченко и Василисы Перелыгиной показаны несколько гротескно. Ия слишком уж странная, огромная, безотказная и беззащитная. Маша — чрезмерно жесткая и жестокая. Она проникает в квартиру и жизнь подруги, словно демон, захватывает ее целиком и буквально порабощает. Совершенно неясно, что за власть такая у Маши над Дылдой изначально. И Балагов, к сожалению, так и не раскрывает этот момент. Что происходило на фронте, что так сблизило этих женщин, остается за кадром. Отсюда конфликт картины несколько смазан и обобщен до уровня «вот такие они, странные женщины», хотя Балагову в целом удается передать то напряжение, которое царит и между героинями, и между ними и остальным внешним миром.
Кульминацией «Дылды» становится диалог Маши и Любови Петровны (Ксения Кутепова), жены партийного начальника, чья семья показана не менее гротескно (они живут за городом в роскошном особняке, гуляют с борзой и ездят в дорогом авто). Здесь-то и проявляется книга Алексиевич: Маша рассказывает, как выживала на фронте — «с помощью одного места», поскольку иначе женщинам было не спастись, необходим был мужчина-покровитель. Возможно, таким образом Маша спасала и Дылду от посягательств. Тут мы можем только гадать, Балагов оставляет простор для трактовок. И точно таким же способом Маша продолжает выживать и дальше, в мирной жизни — других пока что нет.
«Дылда» в итоге получилась метафорой России — большой, нескладной, израненной и максимально травмированной. И Балагова как режиссера волнует наша посттравматическая наследственность. Ия и Маша искренне радуются, что одна из них родит на всех ребенка, который их вылечит. Но дети не должны никого лечить, это ненормально. Однако как вернуться к тому, что действительно нормально? Об этом и размышляет молодой режиссер.
Светлана Алексиевич получила Нобелевскую премию по литературе в 2015 году, но по-прежнему остается в мировом тренде. Только отгремел сериал «Чернобыль» от HBO, в основу которого легла в том числе и «Чернобыльская молитва» Светланы Александровны, как до кинопроката добрался фильм «Дылда». Молодой российский режиссер Кантемир Балагов изложил свой взгляд на книгу Алексиевич «У войны не женское лицо».
Полина Лисовская побывала на первом показе фильма в Falcon Club Бутик Кино, после чего обсудила картину с кинокритиком Антоном Сидоренко, который посмотрел «Дылду» еще на фестивале в Каннах — там работа Балагова получила несколько призов.
Антон Сидоренко
— «Дылда» — второй полнометражный фильм Кантемира Балагова. И он выстрелил в Каннах также, как и его первая работа «Теснота». В чем секрет успеха этого режиссера?
— Когда Балагов снимал «Тесноту», ему было 25 лет, сейчас ему 27. Проблема многих молодых режиссеров в том, что они или самовыражаются, или подражают кому-то. Но это не про Балагова, у него сразу был виден авторский почерк. Его учитель Александр Николаевич Сокуров увидел в молодом режиссере незаурядную личность и сумел за несколько лет довести Балагова до такого высокого уровня, который мы видим и в «Тесноте», и тем более в «Дылде».
«Теснота» попала в программу «Особый взгляд» Каннского кинофестиваля. А «Дылда» изначально попала в основной конкурс, но буквально за две недели до начала фестиваля фильм все-таки переместили в «Особый взгляд».
— Почему же переместили?
— Это никак не связано с режиссером. Уже после того как программа основного конкурса была сформирована, в нее добавили фильм Квентина Тарантино «Однажды в Голливуде» и фильм «Мектуб, моя любовь: Интермеццо» Абделатифа Кешиша. Конечно, этих режиссеров не могли не взять. Возможно, с этим связан перенос «Дылды» в «Особый взгляд».
Я был среди самых первых зрителей «Дылды» в Каннах. Правда, посмотрел картину не на основном вечернем, а на утреннем пресс-показе. Я видел, с каким интересом, вниманием и эмоциями пресса встречала этот фильм. В конце, когда пошли титры, раздались апплодисменты, что бывает достаточно редко на пресс-показах.
— Оба фильма этого режиссера получили призы Международной федерации кинопрессы (ФИПРЕССИ) в Каннах. Чем Балагов так цепляет кинокритиков?
— Уточню, что «Теснота» еще была отмечена призом «Золотая камера» за лучший дебют. А за фильм «Дылда» Балагов получил еще и приз за лучшую режиссуру в программе «Особый взгляд».
ФИПРЕССИ — это приз от профессиональных критиков, журналистов. У них чаще всего наиболее объективный взгляд на конкурсную программу, и это касается не только Канн, но и многих других фестивалей. Представители прессы менее ангажированы, им проще договориться между собой, ведь все они — люди одной профессии. А в большом жюри, как правило, заседают люди разных специальностей — актеры, режиссеры, продюсеры. Обычно приз ФИПРЕССИ получаетфильм, который понравился наибольшему количеству зрителей. Думаю, что в этот раз члены жюри оказались абсолютно правы.
— Темы, которые поднимают фильм «Дылда» или нашумевший сериал «Чернобыль», близки и интересны не только российскому и беларускому обществу, но и всему миру. Почему так происходит?
— Пока трудно говорить, насколько будет интересна «Дылда», ведь она только выходит в прокат. Но мне кажется, фильм вызовет интерес. Он не только показывает послевоенный период, но и погружает нас в человеческую трагедию, которая не может не трогать зрителей всего мира. Когда человеческая трагедия снята честно и правдиво в плане эмоций, как это было и здесь, и в «Чернобыле», — это сильно. И если в «Чернобыле» было много неправды в плане бытовых деталей, то «Дылда» идеальна и с этой точки зрения. Мне этот фильм чем-то напомнил работы Алексея Юрьевича Германа — хорошая ленинградская школа.
Проблема многих молодых режиссеров в том, что они или самовыражаются, или подражают кому-то. Но это не про Балагова.
Драма, которая есть в «Дылде», намного мощнее и глубже, чем во всех других фильмах, которые мне удалось посмотреть в программе «Особый взгляд». В них показаны какие-то более мелкие истории, а здесь — трагедия вселенского масштаба. Да, она индивидуальна, но в то же время касается миллионов. Это и про Вторую мировую войну, и про Чернобыль. Вы абсолютно верно поставили эти фильмы близко друг к другу.
Тем более что и «Чернобыль», и «Дылда» вдохновлены творчеством Светланы Алексиевич. В основе Чернобыля лежит ее книга «Чернобыльская молитва», а при создании «Дылды» Балагов вдохновлялся книгой «У войны не женское лицо».
— Почему Алексиевич так популярна среди кинематографистов?
— Ее проза очень близка для кино, потому что она показывает трагедии миллионов через призму конкретных историй. А настоящая человеческая катастрофа невероятно привлекает кинематографистов. Тем более Алексиевич родилась как писательница именно в кинематографе. Ведь она начинала с написания сценариев для документальных фильмов нашей Национальной киностудии «Беларусьфильм» и параллельно писала книгу «У войны не женское лицо». Сейчас она пишет новую книгу, материал для которой собирает вот уже 20 лет. Шведское телевидение уже сняло фильм с героями этой книги. В целом, по ее произведениям и сценариям было сделано уже очень много фильмов. Алексиевич и кино — очень близкие понятия.
— Если бы Алексиевич не стала лауреатом Нобелевской премии по литературе, она была бы так популярна?
— Ее книги издавались большими тиражами и были очень популярны еще до получения Алексиевич премии. Но конечно, Нобелевская премия — это гарантия повышенного внимания.
— Если описать ваше впечатление о фильме в одном предложении, то что получится?
— Думаю, это будут два слова — «психология катастрофы». И Светлана Алексиевич, и Кантемир Балагов показывают психологию человека, который получил огромную внутреннюю травму. Кстати, Алексиевич ведь еще иногда называют писательницей катастрофы.
Психологическую травму, которую героини «Дылды» получили из-за войны, нельзя пережить, может, даже и за всю жизнь. Она всегда с тобой, со страной. Действие фильма происходит в 1946 году, но складывается ощущение абсолютной современности персонажей.
— Женщины после войны, героини фильма, и современные беларуские женщины. Есть ли какие-то точки соприкосновения между ними?
— Две молодые актрисы-дебютантки очень хорошо попадают в свои характеры. И у зрителя нет ощущения ретро. Главное достоинство «Дылды» — фильм не воспринимается как исторический. Вы буквально с первых сцен попадаете в него и живете им изнутри, становитесь современниками героинь. Думаю, что героини фильма очень похожи не только на беларуских, но и на русских, французских, американских женщин, которые попадают в сложнейшие жизненные обстоятельства.
— А слабые стороны в фильме есть?
— Думаю, я смогу говорить о них после второго просмотра. С удовольствием схожу сейчас на «Дылду» в кинотеатр. Этот фильм желательно смотреть на большом экране. С первых кадров я очень боялся, что картина уйдет в подражание Алексею Герману-старшему — и будет полный гиперреализм. Но буквально через несколько минут человеческая трагедия вышла на первое место, и я забыл обо всем. Если ты забываешь, что смотришь кино, не обращаешь внимания на камеру, свет, игру актеров, а просто погружаешься в глубь сюжета, то кино действительно хорошее.
В Европе зрителей на этот фильм придет больше, чем у нас. Там люди более «насмотренные», и у них более востребованы такие сложные фильмы.
Я бы поставил «Дылде» 10 из 10 — учитывая еще и то, что это второй фильм молодого режиссера. Есть такое понятие, как проблема второго фильма. Многие режиссеры вкладываются в дебют абсолютно. Они скажут в нем все, что могут сказать за всю жизнь: выплеснут весь свой опыт, эмоции и интересы. А второй фильм для многих становится последним. Здесь я вижу, что появился художник с большой буквы не только в российском, но и в мировом кино. И награды «Дылды» в Каннах — тому подтверждение.
— Как вы думаете, будет ли такое непростое, длительное по хронометражу (более двух часов) кино иметь успех у беларуского зрителя?
— У массового зрителя, который ходит на экранизации комиксов, думаю, нет. Этот фильм однозначно для ограниченного проката. Но категория людей, которая с удовольствием посмотрит его, достаточно широкая. Да, это не попкорновая публика, но и не ярые синефилы. К тому же интерес к фильму подогрели Канны и хорошая рекламная кампания. Думаю, многие посмотрели интервью Дудя с Балаговым и продюсером картины Александром Роднянским. Но мне почему-то кажется, что в Европе зрителей на этот фильм придет больше, чем у нас. Там люди более «насмотренные», и у них более востребованы такие сложные фильмы.
Да, «Дылда» — сложный фильм. Но это тот случай, когда сложность вполне доступна всем. Не нужно иметь какую-то специальную подготовку, не нужно читать книги по истории, чтобы разобраться в фильме: там все понятно интуитивно. И только некоторые моменты нуждаются в комментариях. Например, там разбросаны аллюзии. Героиня в исполнении аткрисы Ксении Кутеповой — это безусловно аллюзия на советскую звезду Любовь Орлову. Такие приемы любит использовать писатель Александр Терехов — соавтор сценария «Дылды». Это один из лучших романистов современной России, мощный, очень глубокий писатель. Я не удивился, когда увидел его имя в титрах. Рекомендую почитать его роман «Каменный мост» — один из самых сильных романов российской прозы последнего времени.
— «Дылда» была номинирована еще и на ЛГБТ-премию Канн. Послевоенный Союз и ЛГБТ — очень странное сочетание…
— Он впервые снял табу на однополые отношения в Советском Союзе в послевоенные годы. Я не припомню фильма, где освещались бы отношения между советскими женщинами.
— В России недавно прошел фестиваль «Кинотавр». Но фильм Балагова был показан там вне конкурса…
— Мне кажется, Александр Роднянский, который является не только продюсером фильма, но и президентом фестиваля, специально не выставил там картину Балагова. Она настолько мощная, что просто раздавила бы все остальные картины и однозначно получила бы главный приз.
P.S. Смотрите фильм «Дылда» в Falcon Club Бутик Кино — показ продлится до 3 июля.
Фото:
- кадры из фильма «Дылда»
В послевоенном Ленинграде белесая и высоченная санитарка со слишком коротким для ее телосложения именем Ия (Виктория Мирошниченко), с греческого «фиалка», воспитывает трехлетнего мальчика Пашку (Тимофей Глазков), про которого все думают, что он ее сын, но это не так. Пашку ей оставила подруга Маша (Василиса Перелыгина), с которой они вместе воевали на фронте, только вот зенитчицу Ию демобилизовали после контузии: бывает, что она на какое-то время впадает в ступор. Во время одного из таких бесчисленных припадков (и как раз перед приездом Маши) девушка случайно придавливает мальчика. Эта трагедия неожиданным образом отзовется на их отношениях.
кинокомпания «Пионер»
Под стать своему названию (Дылда — прозвище Ии) второй фильм сокуровского ученика Кантемира Балагова («Теснота») имеет внушительный хронометраж в два с половиной часа, но на это совершенно не обращаешь внимания: фильм пролетает незаметно, оставив только привкус горечи внутри. Послевоенный Ленинград — страшное место, хотя бы потому, что служит ходячей иллюстрацией к тезису, что во время любого апокалипсиса главный удар на себя принимают не мертвые, а выжившие.
«Пашка, покажи собачку», — просят пациенты госпиталя, в то время как мальчик смотрит на них непонимающим взглядом. Он никогда не видел собак, так как их (почти) всех поели в блокадном Ленинграде. В итоге собака в структуре фильма превращается в один из символов смерти — сразу же после ее упоминания парнишка в результате трагической случайности отправляется на встречу с Цербером, а его Хароном-проводником в этом путешествии становится Ия (неспроста же она носит греческое имя!). Также Ия станет Хароном для другого человека — молящего об эвтаназии парализованного пациента госпиталя, а все потому, что по мистическому стечению обстоятельств от девушки ждут либо избавления, либо помощи в поисках смысла. Последнее особенно важно: именно смысла (особенно смысла жизни) так остро не хватает жителям страны-победительницы.
кинокомпания «Пионер»
После войны люди находятся не на своих местах и не могут выполнять те роли, что выполняли раньше. Одна из таких людей — Маша. По возвращении домой она не может забеременеть, так как на фронте ей вырезали все, что отвечает за репродуктивные функции. Врачи говорят девушке, что ей остается уповать только на чудо, сродни непорочному зачатию, случившемуся с ее тезкой — Девой Марией. Но чудо — вещь зыбкая, очень ненадежная, а Маша после смерти ребенка отчаянно хочет завести нового, так как только в нем видит смысл, поэтому девушка решает в качестве роженицы использовать Ию, тем более, что она ей должна — Дылда не уберегла ее сына. Сцена, в которой девушки ложатся вместе, когда потенциальный отец должен проникнуть в Ию, одна из самых мощных в фильме — она задает такую степень доверительной близости и интимности между героинями, что все остальное начинает меркнуть.
И тут Балагов ставит героинь перед очень сложным вопросом: можно ли достичь счастья через жертвоприношение? Можно ли требовать от близкого человека быть проводником смысла? Ия не хочет становиться матерью, но вина перед Машей заставляет ее пойти на заклание — так мирная жизнь оборачивается экзистенциальным кошмаром.
кинокомпания «Пионер»
Необходимо заметить, что эти странные, в чем-то перверсивные, но такие человеческие и живые отношения между главными героинями будут удерживать наше внимание весь фильм — впрочем, не только они. Говоря о «Дылде», нельзя не сказать о ее художественном оформлении. Как и в формалистской «Тесноте», где у каждого героя и сцены был свой цвет, Балагов снова играет с цветовой палитрой, насыщая картину преимущественно зеленым, красным и охрой. И если охра, по словам режиссера, — «ржавчина жизни», то зеленый (он принадлежит Ии) и красный (он принадлежит Маше), надо полагать, — сама жизнь. «Дылда» — очень красивое кино, и для кого-то, быть может, его вылизанная картинка станет проблемой, как и местами чересчур литературные «звягинцевские», а точнее платоновские диалоги («я человека внутри хочу» или «я пустая внутри»). Эти фразы, наверное, самое спорное, что есть в фильме — и, возможно, без них можно было бы обойтись, но они часть режиссерского метода, а если этот метод, в конечном счете, работает, то не все ли равно, есть они в фильме или нет?
кинокомпания «Пионер»
Именно метод, а не неубедительная драматургия, как утверждают кинокритики, может стать причиной неприятия этой картины. Впрочем, нежелание или неумение увидеть за методом историю (как, например, было с «Золотой перчаткой», которую многие просто не поняли), — настолько распространенное явление, что из него не хочется делать трагедию. Хочется просто наслаждаться этим захватывающим, удивительным, эстетским и трепетным кино про сестринство, в котором героиням предстоит найти смысл друг в друге — и жадно пить друг из друга жизнь.
Показ «Дылды» в Москве пройдет 8 мая в рамках кинопрограммы Garage Screen