4 апреля, в праздник Пасхи, на экраны выходит долгожданный фильм Владимира Хотиненко «Поп». Историю священника Александра Ионина, который во время войны оказался на оккупированной территории и служил в открытой немцами Псковской православной миссии, представят стране в количестве 600 копий. Сценарию картины предшествовал роман «Поп», написанный Александром Сегенем. Доцент Литинститута, автор книг «Похоронный марш», «Страшный пассажир», «Время Ч», «Державный», «Русский ураган» побеседовал с Еленой Ямпольской.
……………………………………….
………………………………………
сегень: Наверняка найдется компромисс, который всех устроит. Можно хранить икону в музее, а на большие праздники привозить в храм. Во всяком случае, к музейным работникам тоже надо относиться с любовью. Кстати, мой духовник, отец Сергий, нарочно у себя не держит дорогих икон. Во-первых, чтобы не вводить людей в соблазн, а во-вторых, вера создает икону, а не икона веру. Есть чудотворные иконы, которые вообще типографским способом напечатаны.
Вы знаете, я писал о разных веках истории России. На мой взгляд, количество верующих на Руси всегда было примерно одинаковым. И довольно-таки небольшим. Процентов десять. Стремиться к увеличению этой «десятины» надо очень осторожно. Я, например, боюсь, что будет много православных фильмов сниматься.
и: Вот интересно… А почему вы боитесь?
сегень: Потому, что не всякий режиссер — Хотиненко. Плохое православное кино — это гораздо страшнее, чем просто плохое кино.
и: Какое православное кино вы считаете хорошим?
сегень: То, которое заставляет людей задуматься и подталкивает их к вере. Задача художника — подтолкнуть человека к спасению.
Интервью полностью:
известия: С чего начался «Поп»?
александр сегень: С обеда в ресторане Дома литераторов. Обедали Владимир Хотиненко, Сергей Кравец — руководитель «Православной энциклопедии» — и я. Они уже спелись между собой по поводу будущего фильма и предложили мне написать повесть или роман о Псковской православной миссии. Причем желательно, чтобы главным героем был кто-то из архиереев. Но я в итоге решил оставить архиереев на втором плане. Потому что не знаю их жизни. Зато жизнь простого сельского священника знаю хорошо.
и: А откуда вы ее знаете?
сегень: У меня батюшка, мой духовный отец — Сергий Вишневский — сельский священник, я к нему часто езжу. Это недалеко от Мышкинской переправы, в Ярославской области. Там течет речка Койка. Она раньше называлась Коя, а потом обмельчала и стала Койкой… В общем, я решил, что мне для книги нужен герой живой, которого я знаю.
известия: Но кто же все-таки был историческим прототипом отца Александра Ионина?
александр сегень: Реальный священник Псковской православной миссии — отец Алексей Ионов. Он оставил мемуары, написанные, правда, уже в Баварии. Когда наши освобождали Псковщину, он ушел вместе с немцами.
и: Вот это герой…
сегень: Да, такое развитие событий меня не устраивало. Тем более что большинство священников остались в России, разделили общую чашу страданий, были рассыпаны по лагерям. Многие из них тоже оставили документальные свидетельства, но не такие обширные, как у отца Алексея.
и: Ну да, у них не хватило для этого ни времени, ни здоровья… Когда вы взялись за книгу?
сегень: Осенью 2005 года.
и: Насколько я знаю, у истоков замысла стоял Патриарх Алексий II.
сегень: Да. Патриарх выразил пожелание Кравцу, что хорошо бы создать художественный фильм о жизни русского священника на оккупированной территории. Ведь его отец — Михаил Ридигер — служил во время войны в Эстонии. Как и поныне живущий эстонский архиерей — митрополит Корнилий (Якобс). Он очень переживал, когда книжку прочитал и посмотрел фильм, потому что ему это близко. Он тоже носил нашим военнопленным в лагерь еду, которую собирали и русские, и эстонцы — вместе.
и: Итак, патриарх вас благословил…
сегень: Ну, сначала это был просто заказ. Патриарх пожелал, чтобы это было написано, ознакомился и дал свое благословение. Роман вышел в издательстве Сретенского монастыря в 2007 году. После этого начали работать над сценарием. Сначала пригласили Ираклия Квирикадзе, но у него не получилось. И когда все зависло, Хотиненко сказал мне: «Попробуй ты. Только надо книгу сократить в два раза». Я сократил. Потом еще в два раза сократил. Потом кое-что добавил… Вообще интересно, когда ты можешь свой собственный материал по-другому повернуть.
и: Я смотрю, вы миролюбиво настроены. Писатели, как правило, страшно ревнуют к экранизациям.
сегень: Конечно, в молодости каждый абзац с кровью вырывается, но потом привыкаешь к боли. Надо сократить текст — значит, надо. А в кино есть еще специфика: ты видишь, что этот персонаж на этого актера не «садится». Надо где-то подшить, подтянуть, подогнать.
и: Что приходилось подгонять для Маковецкого и Усатовой?
сегень: Мне очень нравится, каким отец Александр вышел на экране, хотя от героя книги он, конечно, отличается. На съемках Сергей время от времени подходил ко мне: «Саш, я не могу эту фразу произнести. Мне кажется, он иначе должен сказать». Приходилось менять реплики. Что касается Нины Усатовой, мне потом даже чудилось, что я именно с нее писал матушку Алевтину. Хотя на самом деле — с супруги отца Сергия Вишневского. Но Усатова очень совпала с героиней. Даже лучше получилось, чем в книге.
и: Вы с Хотиненко сразу решили, что Сталина и Гитлера в сценарии не будет? В романе-то они есть.
сегень: Сразу решили. Прежде всего потому, что надо было чем-то жертвовать. Убираем Сталина и Гитлера — объем гораздо меньше получается. Может, и хорошо — навидались мы уже в кино и Сталина, и Гитлера.
и: Мне тоже кажется, что «Поп» только выиграл, став камерной историей. Тем не менее Сталина и Гитлера на экране нет, а больной вопрос — можно ли приравнивать сталинизм к фашизму — в фильме остался. Ваш отец Александр решает его четко. Он разницу видит. У него и фраза есть гениальная: «Сталин — безбожник, а Гитлер — наложник сатаны».
сегень: Конечно, я не рассматриваю Сталина как человека, который хотел, чтобы у нас возродилось православие. Я не верю в это. Даже когда вернули патриаршество, одной из причин была необходимость налаживать отношения с англичанами, а значит, и с англиканской церковью. Было ли у Сталина на тот момент что-то еще за душой, для меня загадка. Скажем так: Гитлер является значительно меньшей загадкой, чем Сталин.
и: Тут очень важно, что дело вовсе не в личности Сталина. Просто если мы признаем, что один режим равнозначен другому, война и Победа обессмысливаются. Зло боролось со злом — к чему такие жертвы?
сегень: Конечно. По этой теории не только война — целая эпоха должна быть перечеркнута. А в идеале — вся русская история. У Ивана Грозного, например, почему так много проклинателей всегда было? Существовал заказ Запада — представить первого русского царя вот таким. А если у русских история с такого царя начинается, чего от них ожидать дальше? Какие у них права на владение всеми этими территориями, недрами?
и: Уже не в романе «Поп», в другой вашей книге мне попалось очень точное определение Сталина: «бич Божий». Меня тоже всегда изумляла наша готовность проклинать кнут. Тебя наказывают — может, спросишь за что? Какой смысл вкладывать все силы в ненависть к инструменту возмездия?
сегень: Прекрасно об этом говорил в своих проповедях митрополит Филарет (Дроздов): Наполеон, конечно, чудовище и антихрист, но если вы не изменитесь, он опять к вам придет из какой-нибудь другой страны. Вы на себя сначала посмотрите — почему к вам пришел Наполеон.
и: Наказали Россию Сталиным, на ваш взгляд, за что? За то, как легко отказались от веры — разгромили храмы, перебили священников?
сегень: Вероятно. Да и священники порой оказывались недостойными своего звания. Кстати говоря, ко второй половине ХХ века русское священство стало лучше. Потому что случайных людей там уже появиться не могло, шли только верные.
и: То есть гонения на Церковь имели и положительный результат?
сегень: А они всегда положительный результат имеют. Церковь должна быть гонимой. И отдыхать должна время от времени, но, не испытывая тяжести Креста, она разрушается. Я когда в первый раз приехал в Иерусалим на Пасху, переживал: ну почему здесь такую обстановку создают вокруг христианского праздника? Почему нет ласки к людям? А потом я подумал: ведь Христа били на этом пути, а ты приехал сюда и хочешь, чтобы для тебя здесь все розами было усыпано. Ты тоже хоть немножечко потерпи. Так и в обычной жизни: человек, если не чувствует страданий, превращается в скотину. В тех странах, где все очень хорошо, история заканчивается. Страна превращается в туристический объект.
и: Последний пример, подтверждающий вашу мысль, — выступление наших паралимпийцев в Ванкувере. Принято подхихикивать: мол, у нас самые тренированные в мире инвалиды, потому что ни пандусов нет, ни подъемников… А, по-моему, это преимущество человека с живой душой, человека страдающего перед теми, кому внушили, что страдание — это не красиво, не гламурно, не круто…
сегень: У меня есть такая тайная мысль. Когда наши футболисты куда-нибудь приезжают, то, чтобы их победить, надо им предоставить роскошнейшие условия для жизни. А если их селят в плохие номера и всячески ущемляют, они злятся и начинают побеждать. Русский человек так устроен — если его постоянно ублажать, он расслабляется.
и: Ваш духовник читал книгу «Поп»?
сегень: Да. Фильма в окончательном варианте он еще не видел — только первую компоновку, еще год назад.
и: Что он говорит о ситуации, в которой оказался отец Александр Ионин? Принимает его выбор?
сегень: Приемлет и признает, что иначе нельзя было. И он бы точно так же себя вел.
и: Допустимая мера компромисса, да?
сегень: Да. Не такая, как у священников, которые обнимались с гитлеровцами и признавали их за освободителей, потому что любая власть от Бога.
и: Это мучительный вопрос — мириться или бороться с оккупантами. Кто такая Наташа из «Трех сестер»? Типичная оккупантка. И что делать? Сжечь свой дом, чтобы не достался врагу?.. В этом смысле история отца Александра — на все времена. Урок, как пройти по лезвию, не преступив.
сегень: Некоторые мне говорят, что отец Александр все равно предатель. Нельзя было служить в храмах, открытых фашистами. Я говорю: а врачам в больницах тоже следовало бросить своих пациентов? Золотую середину трудно найти. Точнее, если ты душою чист, ее найти легко, а если нет — она начинает размываться.
и: Мне кажется, отец Александр ведет себя безупречно. Не скрою, я, когда смотрела фильм, все время боялась, не даст ли он в критический момент слабину. И всякий раз вздыхала с облегчением… А сцена, когда он отказывается отпевать убитых полицаев, — ваша фантазия?
сегень: Нет, я нашел такой факт в книге Сергея Куличкина «Вставай, страна огромная!». По-моему, в Белоруссии дело было. И когда священник отказался отпевать убитых, несколько полицаев из того села действительно ушли к партизанам. Причем я уверен, что этот случай не единственный.
и: Но может ли вообще священник отказать в отпевании? Выглядит это, конечно, очень эффектно…
сегень: Мой отец Александр часто нарушает церковный устав. Но бывают в жизни моменты, когда не нарушить — значит еще хуже согрешить.
и: А у нас лежит застреленный мафиозо в храме, отпевают — и ничего…
сегень: Я помню, одного отпели, вдова подходит к гробу и говорит: «Твоим убийцам будут уши отрэзать, носы будут отрэзать!»…
и: В книге и в фильме «Поп» есть очень симпатичный персонаж — партизан Лешка. Он отца Александра ненавидит — за то, что храм восстановили и нет там больше клуба имени Кирова, где Лешка с девушкой своей танцевал и в любви ей объяснялся. Непонятный долгополый мужик пришел и растоптал святыню его жизни. Сознание у Лешки перевернуто, но он не виноват. Мне это напомнило текущий раздор между музеями и Церковью. Сотрудники музеев, которые, безусловно, только уважения и благодарности заслуживают, относятся к Церкви как к постороннему элементу. У них другая святыня — не вера, а культура.
сегень: Но взять и отнять все у музеев тоже нельзя. Они на протяжении целого столетия сохраняли эти ценности. Если бы не музейщики, сколько всего было бы уничтожено.
и: Кто бы спорил. Но вот такой вроде бы естественный подход: «Давайте вернем икону в храм и все вместе подумаем, как ее сберечь, ведь мы же перед ней молиться придем» не актуален. «Мы» — не придем.
сегень: Наверняка найдется компромисс, который всех устроит. Можно хранить икону в музее, а на большие праздники привозить в храм. Во всяком случае, к музейным работникам тоже надо относиться с любовью. Кстати, мой духовник, отец Сергий, нарочно у себя не держит дорогих икон. Во-первых, чтобы не вводить людей в соблазн, а во-вторых, вера создает икону, а не икона веру. Есть чудотворные иконы, которые вообще типографским способом напечатаны.
Вы знаете, я писал о разных веках истории России. На мой взгляд, количество верующих на Руси всегда было примерно одинаковым. И довольно-таки небольшим. Процентов десять. Стремиться к увеличению этой «десятины» надо очень осторожно. Я, например, боюсь, что будет много православных фильмов сниматься.
и: Вот интересно… А почему вы боитесь?
сегень: Потому, что не всякий режиссер — Хотиненко. Плохое православное кино — это гораздо страшнее, чем просто плохое кино.
и: Какое православное кино вы считаете хорошим?
сегень: То, которое заставляет людей задуматься и подталкивает их к вере. Задача художника — подтолкнуть человека к спасению.
http://www.izvestia.ru/culture/article3140235/
- Распечатать
«Фильм «Поп» укрепил меня в православной вере»
Беседа с кинорежиссером Владимиром Хотиненко
‘); //'» width=’+pic_width+’ height=’+pic_height
}
}
Фильм «Поп», долгожданная премьера
которого состоялась на Пасху, повествует о скорбях,
радостях и повседневной жизни скромного сельского батюшки,
который во время Великой Отечественной Войны окормлял
православных верующих на оккупированных немцами
территориях. О том, как шла работа над проектом, какое
значение фильм приобрел для его создателей, рассказывает
режиссер фильма «Поп» Владимир
Иванович Хотиненко.
– Владимир Иванович, как случилось, что вы
обратили внимание на роман «Поп» Александра
Сегеня?
– Это было достаточно
давно. Я совершенно случайно, хотя случайностей не
бывает (тот, кто верит в случай, как правило, не
верит в Бога), встретился с М. Швыдким, бывшим в ту
пору министром культуры. Он сказал, что у него есть
тема, которая может меня заинтересовать. И в двух
словах рассказал мне историю
Псковской миссии, о которой я не слышал ни-че-го.
При этом он упомянул, что в этой миссии работал отец
патриарха Алексия II. Меня эта история очень сильно
«зацепила». Во-первых, потому что это
совершенно неизвестная большинству страница Великой
Отечественной войны. Драма невероятная. Тема тоже
невероятно сложная, потому что это история
священников, которые на оккупированной территории
Псковской области организовали миссию – ее
главой был владыка Сергий (Воскресенский) – и
стали исполнять свой священнический и человеческий
долг, что (и это совершенно естественно) вызывало,
как минимум, двойственную реакцию. Ведь для кого-то
они стали предателями… Ведь немцы поначалу
помогали открывать церкви, восстанавливать их из
клубов и складов. Кстати, это происходило не только в
Пскове, а во многих других местах тоже. Я, когда
занялся изучением этого материала, узнал много
интересного: бывало, люди сами отыскивали
какого-нибудь старого батюшку, который уже давно был
на покое, приводили его в восстанавливаемый храм, и
церковь оживала.
Ведь у этих людей на оккупированной территории, которые
оказались фактически брошенными – а их было, по
разным данным, от 50 до 70 миллионов человек, единственная
опора, которая могла их поддержать, была в Боге и Церкви,
где они могли быть рядом, вместе помолиться и укрепиться в
окружавшем их неведении, в ожидании лучшего… Это
нам сейчас легко рассуждать, а какого было им, когда они
видели толпы пленных, бегущую армию? Это совсем другое
ощущение! А, может, они думали: мало ли, вдруг это снова
300 лет «монголо-татарского ига»? Бог его
знает!..
Меня эта история затронула тем, что не только священники
были важны в ней, но и люди. Я вдруг понял, что об этих
людях, о том, как они жили, у нас очень мало известно.
Вот, например, какая-нибудь женщина, у которой на руках
– тогда много было детишек – пятеро, да еще
вдобавок старики родители. И что она должна была делать?
Помирать? Или идти пахать, сеять хлеб? Да, немцы брали
долю. Кстати, более щадяще, чем большевики.
Сергей Маковецкий в роли отца Александра Ионина. Фото: pop-movie.ru |
Но когда у немцев ухудшилось положение
на фронтах, они стали требовать от священников, чтобы
те служили молебны во славу немецкой армии, хотя я не
убежден, что они верили в силу нашей молитвы. Но я
думаю, что, если кто из священников и совершал такие
молебны, то эти батюшки наверняка лукавили, рассуждая:
мол, ладно, отмолю этот грех, Бог с вами. А кто-то ведь
отказывался. В частности, владыка Сергий
(Воскресенский), на которого было устроено
покушение – и он был убит.
Тут еще есть один момент, на который не все обращают
внимание и на который нельзя закрывать глаза: может,
благодаря этим процессам, которые происходили на
оккупированной территории – конечно, не только им,
но и им в том числе, – Сталин в 1943 году проявил
инициативу, и был избран патриарх. А до этого в 1942 году
праздновали Пасху, был ночной крестный ход в Москве.
– Но икону Божией Матери обносили по воздуху, на
самолете, еще в 1941 году, до всякой миссии.
– Да, но, во всяком случае, миссия тоже имела
значение.
Когда на Псковщину пришла Красная армия, тех, кого немцы
не арестовали, арестовали наши. Слава Богу, священников не
расстреливали, а отправляли в лагеря, где они сидели
долго, минимум по десять лет. Они выходили позже, чем
другие наши политзаключенные. И вот эта трагедия людей,
драма оказавшихся между молотом и наковальней, меня
потрясла.
Но я тогда был занят другой картиной. И поскольку стало
известно, что этой темой будет заниматься
«Православная энциклопедия», с которой я уже
до этого работал, сняв документальную картину
«Паломничество в Вечный город», я попросил
Сергея Леонидовича Кравца найти хорошего писателя, который
бы смог подробно изучить материал и написать книгу. По
книге уже можно было делать сценарий. У нас хороших
драматургов, особенно умеющих работать с такой деликатной
темой, почти нет. Эту тему предложили замечательному
писателю
Александру Сегеню. Мы с ним встретились, обговорили
основные моменты будущей книги, характер главного героя.
Как только я прочитал первую страницу рукописи написанного
им романа – это был разговор с Мухой, – то
сразу понял, что нам есть о чем говорить. Мы быстро нашли
общий язык, вместе писали сценарий. Александр Сегень
практически постоянно присутствовал на съемочной площадке,
мы что-то придумывали по ходу, переделывали.
– А как рождался образ главного героя,
образовывались сюжетные линии?
– Какие-то сюжетные линии появлялись из конкретных
воспоминаний. Был
священник, который оставил воспоминания. Но, в отличие
от нашего главного героя, он не остался в России, а уехал
и до конца своих дней жил в эмиграции, служа в Русской
Зарубежной Церкви. Он оставил хорошие воспоминания,
которые мы взяли за основу. Даже воспользовались его
фамилией: у него была Ионов, а Сегень переделал в Ионин.
Многое Александр Сегень и сам придумал, что-то я находил.
Я перечитал уйму материала: хроники, записки, написанные
как немцами, так и нашими. В частности, эпизод с мертвой
коровой я нашел в простых человеческих воспоминаниях
обычного немецкого солдата. В действительности все было
намного страшней, чем показано в фильме.
– Сколько времени у вас ушло на изучение
материала, его переработку и переосмысливание?
– Около года. Мы искали образ священника. Александр
Сегень взял за основу образ своего духовника –
замечательного священника. Он приходил к нам, когда мы
работали над сценарием, дал нам пояс владыки Сергия
– такой чудный расшитый священнический поясок. В
фильме Сергей Маковецкий снимается подпоясанный этим
поясом. Конечно, мы делали собирательный образ. Мы много
смотрели материалов с отцом Иоанном
(Крестьянкиным). Манеру поведения Маковецкий в
основном брал с него. Слава Богу, что сохранилось много
записанных проповедей отца Иоанна, дающих представление о
его манере говорить, о его голосе и прочее. Отец Иоанн по
характеру показался нам очень нужным для образа нашего
главного героя, особенно его близость к людям. Он
фантастически непосредственно со всеми общался. И очень
личностно, и очень спокойно, и очень ярко – какой-то
невероятный замес.
Сцена из фильма «Поп». Фото: pop-movie.ru |
Так что образ главного героя фильма
получился собирательным.
Правда, мне сейчас передают (я сам в интернет не залезаю),
что многие критики считают нашего героя слишком
положительным.
– Действительно, на первый взгляд главный герой
фильма кажется идеальным человеком, совсем уж без
изъянов.
– А знаете, я, когда впервые смотрел на отца Иоанна
(Крестьянкина), не видел у него изъянов. И у других
священников не видел изъянов. Вы, когда подходите к
картинам Рафаэля, Леонардо да Винчи, ищете там изъяны? Это
какой-то порок нашего века! Если раньше в красоте искали
суть, то сейчас ищут в чем-то другом – вот это меня
очень сильно смущает. И еще смущает, что показ нормального
человека вызывает такую реакцию. Это неправильно по
существу. Мерзости и так вокруг хватает, вы ее наберете
где угодно: и в нашем кино, и в литературе. А нас
интересовал вот такой персонаж, как наш отец Александр,
именно вот такой. А что значит «без изъяна»? И
что мы подразумеваем под изъяном? Нам что, надо было
наделить его каким-нибудь пороком? Чтобы он втихую пил,
что ли? Или, не дай Бог, еще чего-нибудь? Что
подразумевается под изъяном?
А у нашего героя есть характер. Ведь когда он отказывается
отпевать – а священник не имеет права этого делать,
– он отказывается отпевать – и все!
К тому же, проблема подобного главного героя существует во
все века, и это самая сложная проблема! Это самая сложная
задача! Федор Михайлович Достоевский мучился, когда писал
«Идиота», искал подобных персонажей в мировой
литературе (тогда кино не было). И оказалось, что есть
только Дон Кихот – и все. Наш великий писатель
говорил о своем князе Мышкине, что он смешной,
трогательный, даже чудаковатый порой. Но при чем здесь
изъяны?
– Тогда вас можно поздравить с тем, что вам
удалось создать на экране такого героя, который, словно в
зеркале, показывает обществу его истинное лицо.
– Конечно. Я именно так отношусь к своему фильму. И
всякая скептическая реакция на фильм – это
патологическая реакция, означающая, что человеку о себе
пора подумать, прежде всего. Подумать о том, чего он хочет
от этого мира, каким он должен предстать перед ним? Что,
этот идеальный герой не переживает драму? Что, кому-то
показалось, что исполняющий главную роль Сергей Маковецкий
не переживает, когда вешают партизан? А сцена, когда его в
конце фильма увозят после всех этих событий, – это
смирение, то, к чему мы все должны стремиться. У нас бы
мир идеальным был, если бы состоял из таких людей, как
отец Александр, чего, к сожалению, не может быть.
Повешение партизан. Сцена из фильма «Поп». Фото: pop-movie.ru |
Для меня это абсолютно принципиальная
позиция: мне нужен был именно такой герой – как
лакмусовая бумажка. И то время, в которое он мог
существовать, как предлагаемая ситуация.
– Год – это достаточное время для того,
чтобы досконально изучить историю Псковской миссии. Какие
моменты вас заинтересовали более всего?
– Их много. Сразу стало ясно, что нельзя объять
необъятное. Я понимал, что некоторым людям это все будет
очень сложно воспринять. Например, история – не
важно, легенда это или не легенда, – о том, как
немцы спасли Иверскую икону Божией Матери. А есть и
хроника, и фотографии. Это сложно понять. Может, они
выдумали, а может, и нет, но ее спас из пожара немецкий
солдат. И в это можно поверить, ведь они не все были
животными и зверьми. Я сам читал нормальные, человеческие
воспоминания немцев. Или вот, например, запомнилась
фотография, где сидят священники и немецкие офицеры. Глядя
на нее, я понимал, сколько она может вызвать разноречивых
мнений. Еще мне было интересно то (хотя я об этом особенно
не думал), что многие священники, пришедшие работать в
Псковскую миссию – кстати, не только они, но и
бежавшие от большевиков эмигранты, – воспринимали
немцев как освободителей. Может, закрывали глаза, может,
лукавили перед самими собой, но им казалось тогда, что
немцы могут освободить Россию, которую они любили не
меньше нашего, очистить ее от «большевистской
заразы». Еще для меня было очень важно – и это
похоже на правду, – что если бы еще пару лет не было
войны, то в России не осталось бы ни одного храма. Что это
такое? Промысл Божий? И они так именно к этому и
относились. А у них была миссия служить Богу и России, они
не служили большевикам. Вот такая идея их жизни, и они
считали, что все делали правильно.
Вот мы сейчас, такие умные, думаем, что они заблуждались.
Для них это было не так, это очевидно. Это были их
убеждения. И это были живые люди. И это была их драма. Да,
были и такие, которые по слабости душевной служили немцам,
просто испугавшись. Ведь есть такое заблуждение, что
священник – это какой-то совсем необычный человек.
Так думать неправильно. В идеале так и должно быть, но
ведь священники – это такие же, как мы, люди,
которые – по разным причинам – выбрали путь
служения Богу. Одно дело, когда – я знаю такой
случай – танкист горел в танке и, хотя был
совершенно неверующим, попросил Бога сохранить ему жизнь и
обещал Ему служить за это. И стал впоследствии
священником. Это идеальный случай, хотя и у этого человека
могут быть слабости, но это яркий пример выбора пути
служения Богу. Но были и другие. Поэтому не стоит
удивляться, что кто-то проявлял слабость.
Меня потрясла одна вещь: партизаны казнили одного
священника, служившего немцам, что-то вырезав на его теле.
Это чудовищно! Каким бы он ни был… Другие
священники помогали партизанам. Действительность была
многогранной и совершенно неоднозначной. Все зависело от
конкретного священника.
– По большому счету, вы сняли фильм не о
Псковской миссии, а о милосердии…
– Да, конечно, Псковская миссия – это повод.
Так всегда должно быть, чтобы с помощью какого-то повода
высказаться о чем-то более обширном и значимом.
– …и главный герой – это остров
милосердия среди кошмара и жестокости войны.
– Вне всякого сомнения. А на съемках каждую секунду
мы: я, Александр Сегень, Сергей Маковецкий – думали,
как не свалится в некую сусальность, в некий глянец, а
максимально приблизиться к настоящей человеческой жизни.
Мы постоянно об этом думали. Но мы не искали пороков в
нем, нашем герое, просто шли другим путем, пытаясь сделать
его живым человеком. И вроде бы своими словами даже это
объяснили. Вот, в разговоре с прихожанином, который
жалуется на свою жену, отец Александр говорит: мол, и мне
иногда свою хочется прибить. В другом месте тоже в уста
главного героя вложили фразу, расставляющую все по своим
местам: «Что же такое получается: мы предателями
будем?»
Мы не играем, не прищуриваемся, делая вид, что ничего не
видим; не прячемся от этой правды. И помните, что отвечает
владыка Сергий? «Народу нашему под немцем и так худо
будет. Неужели мы его оставим без Божиего
благословения?» Вроде бы на все ответили, расставили
фигуры на доске жизни, показав, что вот к этому подходим
вот так. Смотрите по этим правилам. Нет, наши критики как
будто бы другое кино смотрели! Может, стереоочки не сняли
после просмотра «Аватара»? Я не знаю, я не
понимаю, отчего это. От черстводушия? Как можно не понять,
что на таких людях, как отец Александр, все и держится!
И вдруг – меня от этого чуть покоробило; наверное, и
дальше будет коробить всю жизнь – я догадался: эти
люди не верят в силу молитвы. Для них это все абстракция.
Для них такое служение, которое показано на пример отца
Александра, – это просто спасение личной жизни, и
все. Хотя я глубоко убежден, что если бы не дети, отец
Александр – и в тексте об этом прямо говорится,
– он бы не боялся, потому что уже лагеря прошел. И
когда его допрашивали НКВДешники, он сказал, что согласен
с тем, чтоб всем было хорошо, но ничего не может сделать с
тем, что молился за Родину. Поэтому люди, которые не верят
в силу молитвы, не могут понять, что это такое.
Совершенно. И самое чудовищное, что Сталин поверил в силу
молитвы, а они не верят. Так что же это такое?
Другой вопрос, что не все верующие, что есть атеисты. На
здоровье! Хорошо, тогда посмотрите на эту историю просто
по-человечески. Пройди и проживи с отцом Александром эту
гуманитарную историю. Один зритель мне написал, что, с его
точки зрения, отец Александр выступает как социальный
работник. Бог с тобой. Не веришь ты в Бога, посмотри на
отца Александра как на «социального
работника». Попробуйте и вы так, спасите пяток
детей. Из Саласпилса. Спасите – и все простится вам.
– Другая тема, которую вы обозначили в фильме как
важную, – это возрождение веры перед лицом
смерти.
– Да, очень важной и принципиальной для нас была
сцена, когда достают колокола и открывают роспись на
куполе в храме. Я люблю эту сцену. Для кого-то она слишком
пафосная, а кого-то раздражает так сильно, как будто
окропили его святой водой. Прямо аж зашипело. А что
такого? Что?
Храм, переделанный под клуб. Сцена из фильма «Поп». Фото: pop-movie.ru |
Я очень хорошо помню: когда настало
время перестройки и стали показывать наши разрушающиеся
храмы, сколько было стенаний после этих документальных
фильмов. Сейчас мы показали, как люди восстановили храм
в условиях войны, и это вызывает бесовскую реакцию. Это
поразительно! Что-то не так «в датском
королевстве». А для меня это важно, и все. Я
непоколебим, потому что крестился я тогда, когда нельзя
было это делать – 30 лет тому назад. Слава Богу,
я пережил разные времена. Но даже, получается, не
хватает и этого милосердия. А что же нужно? Я понимаю,
что нужно этой либеральной мысли: хорошо было бы, если
бы у священника был какой-то порок, если бы он был
пьяницей, а еще лучше, если он окажется педофилом. Вот
тут бы проснулся живой-преживой интерес, о-го-го какой!
Как это печально.
– Скажите, как вы искали актера на главную
роль?
– Это было сложно. У нас были долгие пробы. Сергей
Маковецкий – мой любимый актер, но по сценарию
священник был постарше, более пожилой. Но моя жена Татьяна
убеждала меня, чтобы я взял Сергея. В конце концов мы
попробовали Сережу, и, слава Богу, все получилось. Тем
более что уже была выбрана на главную женскую роль Нина
Усатова. Она была сразу безусловным кандидатом и для меня,
и для Сегеня. Странным образом мы начали с матушки. Хотя
чего тут странного? Матушка – это такой мостик между
несколько отдаленным от паствы священником и паствой.
Священник хоть и является центром приходской жизни, все
равно отдельный человек. Сколько я ни встречал
священников, они абсолютно другие, чем остальные люди.
Разных встречал, даже не очень красноречивых, слабых, но в
вопросах веры они абсолютно другие. И это особенно заметно
по глазам.
Я опасался, что Нина Усатова с
Сережей Маковецким, выражаясь киношным языком,
«не смонтируются в кадре». Оказалось, что
мои опасения были абсолютно напрасны, и получилась
совершенно замечательная пара.
– Вас не смущало, что примерно в то же время
Сергей Маковецкий играл абсолютно противоположного
персонажа в фильме «Чудо»?
– Там тоже не совсем простая роль. Я внимательно
смотрел картину А. Прошкина и работу Маковецкого в ней. Он
там не простой уполномоченный. И хотя в фильме это и не
показано, но, может быть, он, этот уполномоченный, в
отличие от всех остальных, и пришел потом к Богу.
Уполномоченный ведь только исполнял свою непростую службу,
исполнял мастерски свой долг. Может, он такой Савл
своеобразный. Не исключаю, что я что-то себе выдумал, но
сути это не меняет. Сережа играл характер намного сложнее,
чем рядового уполномоченного-искусителя.
– Вам в жизни много встречалось таких
священников, как главный герой вашего фильма?
– Их много, наверное, не может быть, но встречать
приходилось. Я не хочу их поименно называть. Я встречал
разных священников. Но я стараюсь, пусть и не всегда
получается, придерживаться правила, взятого после того,
как крестился: не осуждать священника, каким бы он ни был.
Все 30 лет я старался этому следовать. Еще раз подчеркну:
не всегда это получается, иногда испытываешь искушения и
раздражения. Но в любом случае, это полезно для меня,
потому что всякий раз получалось разглядеть священника.
Всякий раз мне удавалось различать то, что позволяло
считать этого человека настоящим священником. И меня
радует, что я видел очень разных священников: и резких в
суждениях, и чуть ли не погоняющих бабок крестом,
по-разному общающихся с паствой, косноязычных, ярких, но
за этим такая жизнь! У нас консультантом картины был
игумен
Кирилл (Коровин), настоятель храма Святой Троицы в
Листах. Вот он очень яркий человек. И смиренный.
Хотя я общался немного, но у меня остались очень яркие
воспоминания о патриархе
Алексии II. Может быть, когда-то я их запишу.
– Вы сказали, что для образа главного героя очень
много взяли от отца Иоанна (Крестьянкина). А что вы взяли
от старца в свою жизнь?
– Даже если бы я знал, что взял, то не стал бы
перечислять. Не стал бы искушать ни себя, ни
обстоятельства. Но, поверьте на слово, много. Для меня
этот фильм – очень личный опыт, очень личное
потрясение. Даже принятие решения. Понимаете, если ты
принимаешь решение за персонаж, а это во власти режиссера
сказать актеру, что делать, то ты совершаешь выбор,
несмотря на то, что ты его делишь с актером и сценаристом.
Здесь было очень много вещей, которые я выбирал вместе с
героем. Это был очень личностный опыт, и поэтому я люблю
эту картину.
– Как режиссер вы прожили часть жизни вашего
героя, причем самую главную часть. Насколько это
встряхнуло вашу жизнь?
– Зачем встряхивать? У меня такая жизнь, что ее не
нужно встряхивать. Нет ни малейшей необходимости. Но эта
картина совершенно определенно укрепила меня в
православной вере. Я прошел путь сомнений, узнал много
такого, что способно смутить, поколебать. Но я знаю одно,
что картина меня укрепила. Если бы я оказался в таких же
обстоятельствах, то в силу своего характера был бы
подпольщиком, партизаном. А эта картина позволила мне
прожить жизнь со священником.
– Премьера фильма состоялась на Пасху. Что это
значит для вас?
– Для меня это очень ответственно. Я как-то робел.
Это была не моя инициатива; не знаю, решился бы я сам на
такое. Я боялся, что будет какой-нибудь сбой, что-то не
получится. Но, слава Богу, все прошло хорошо при
присутствии хорошего человеческого собрания, хотя
священников было не так и много. Мне прислали sms-ку из
Оптиной пустыни: «Всем посмотревшим отцам фильм
очень понравился, благодарили и плакали». Вот это
для меня очень важно. Важнее всего. Пусть потом говорят
что угодно. «Благодарили и плакали». И все.
Точка. Мне больше ничего не нужно.
В фильме есть историческая правда. Что это такое? Я давно
декларировал, что не верю в историческую правду, еще со
времен фильма «1612». Что такое историческая
правда? Ее нет, не может быть, потому что ее пишут люди.
Но я верю в правду чувств. Чувство – это
единственный критерий. Да, ребенку можно объяснить, что
такое совесть, как жить по правилам. Да это все написано в
Священном Писании, только бы жили по этому! А разве кто
живет? Хотя были такие святые, которые жили по заповедям.
Там сказано, что горы можно сдвинуть по вере.
Недавно я присутствовал при
совершенно фантастическом действии в Сергиевом
Посаде. Студенты ВГИКа каждый год ездят дарить
ветеранам подарки – традиция у них такая.
Полный зал стареньких ветеранов в медалях. Я такого
не видел давно. Студенты двух мастерских пели
фронтовые песни; все было очень просто, без декораций
и костюмов. И когда в финале запели «День
Победы» – я вспоминаю это с мурашками по
спине, – женщина-ветеран, которая с трудом
пришла на концерт, встала, опираясь на костыль. И за
ней встал весь зал, и плакали все – и студенты,
и ветераны. Вот это правда чувств! Это был урок,
который не расскажешь никакими словами, не прочтешь
ни в каких книгах. Этот момент ничем не заменишь!..
Поэтому я верю в правду чувств.
– Наша молодежь сегодня практически не знает, кто
такой генерал Д.М. Карбышев.
– А что вы хотите?! Сколько боролись с нашей
историей, начиная с перестройки! Посмотрите на учебники.
Сколько боролись с тем, на чем мы можем стоять, чем мы
можем согреваться. Сколько это вытравливалось. А сейчас
возвращать это уже вроде как искусственно. Вот в чем
проблема. Мы возвращаем историю, а нам говорят: «Что
вы нам навязываете?» Уже забиты те поры, через
которые впитывалась драма того же генерала
Карбышева. И тому много примеров. Все это подменено
иронией, все это подменено хи-хи да ха-ха, подменено
постмодернистским отношением: можно все – и добро, и
зло; мы все одинаковые, и все одно и то же. В конечном
счете, все подменено кокетством: с верой, с жизнью, с
собой. Что, конечно же, чудовищно.
– Снимая фильм, вы думали, насколько он будет
интересен молодежи, сможет ее «зацепить»?
– Когда снимаешь, надо думать, что ты можешь делать,
и делать это максимально. Это потом задают вопросы,
начинаешь вспоминать: о чем думал, о чем не думал. Чего
тут думать? У нас в основном молодежь в кино ходит. Тут
важнее, чтобы другие пришли…
Странно, но при этой сегодняшней исторической
недоразвитости мои студенты, которым я показывал рабочий
материал, сцену, где наши бойцы шли сами сдаваться, не
приняли, не захотели впускать в себя. Спрашивали, неужели
это так? Оказывается, еще есть дух патриотизма. У меня
разные студенты, очень современные, но то, как их это все
потрясло, вселяет надежду.
Но уж совсем трагично другое – когда в отзывах на
фильм пишут только, что там природа показана такая
красивая. И ведь тут еще не лучше, чем с Карбышевым. Я
ведь специально показываю эпизод: панорама земного рая, и
немцы говорят: «Странный народ в этой России: такое
поразительное сочетание красоты природы и чудовищной
убогости». Вот просто для этого только снято! Мы
показываем божественную красоту природы и мерзость
человеческую. На контрасте. Не понимают. Тупоголовость и
черстводушие, совершенная неспособность понять
элементарные вещи. А куда дальше идти, если нет основы,
зерна? А красота природы, история Карбышева, много других
вещей – это те семечки, из которых что-то может
вырасти.
– Если вспомнить вашу давнюю картину
«Мусульманин» и последнюю «Поп»,
то просматривается определенная эволюция: там
рассказывалось о рождении веры, здесь о ее плодах –
милосердии. Между картинами четырнадцать лет. На ваш
взгляд, наше общество прошло такой же путь за это
время?
– Прежде всего, это не моя эволюция. Со мной тоже
много чего происходило. Есть эволюция людей, есть и
эволюция страны. И та картина согласовалась с тогдашним
временем, и эта согласуется с нынешним.
– Чем вам интересны верующие люди?
– В первую очередь, они мне интересны тем, что они
волей или неволей борются со злом. Даже не думая над этим.
Но, несмотря на то, что они со злом борются, это не
означает, что они от него защищены. Иногда они даже еще
более искушаемы. Тем не менее, в верующих людей труднее
поселить зло. Вот этим они мне интересны.
Я мог бы еще говорить, например, про смирение, но я
говорю, прежде всего, об очевидных для меня вещах.
С Владимиром
Хотиненко
беседовал Игорь
Зыбин
20 апреля 2010 г.
Подпишитесь на рассылку Православие.Ru
Рассылка выходит два раза в неделю:
- Православный календарь на каждый день.
- Новые книги издательства «Вольный странник».
- Анонсы предстоящих мероприятий.
В Латышской советской социалистической республике жил был поп (Сергей Маковецкий). Дружил с соседями, окрестил даже одну еврейку – уж очень настаивала. А потом пришли немцы, попа вызвали в Ригу и в рамках одного из нацистских проектов отправили на укрепление православной веры в село Закаты Псковской губернии. Там он и служил до конца войны, немцам не кланялся, партизан не боялся, полицаев не отпевал, пытался подкармливать и окормлять русских военнопленных в соседнем лагере. Принимал детей на воспитание: Псковская православная миссия выторговала у немцев право расселить по приходам насельников детского лагеря в Саласпилсе, где детей использовали, как ходячие банки крови, и наш поп просто забрал десяток детей к себе в избу и кормил и воспитывал их сам, вместе с попадьей (Нина Усатова). Когда село освободили, попа арестовали и отправили в лагерь, где он весь срок и отсидел, а дни свои кончил в Псково-Печерском монастыре.
Владимир Хотиненко снял по заказу и с благословения РПЦ кино об одной из самых смутных страниц истории Церкви – что с ней было во время оккупации. Режиссер упростил уравнение: отец Александр Ионов, священник Псковской праволавной миссии и главный герой фильма – праведник, которого вера наполняет храбростью и твердостью. Говорит он с таким очень русским окающим акцентом (Маковецкий говорит на этом языке теперь в каждой роли, когда играет русский народ), изрекает бытовые банальности и евангельские цитаты – а за простодушным фасадом видна напряженная работа души.
Если оставаться в рамках этих условий, то вопросов к фильму нет никаких вообще. Хотиненко от трэш-фантазии «1612» к церкви перешел легко, Маковецкий и Нина Усатова плохо играть вовсе не умеют. Постепенно обращающийся в животное пленный, который доит застреленную немцами корову, горящая рождественская ель, вокруг которой водят хоровод нацисты, многочисленные трупы, повешенные партизаны на фоне скромной русской природы и православного креста – кто, в самом деле, может обвинить режиссера в безвкусице? Хотиненко тут просто выступает наследником Эренбурга (правда, зачем было в 1942-м писать «Убей немца» – понятно, каковы цели сейчас, нам рано или поздно объяснят).
Но если чуть сдвинуть точку сборки, все становится менее четко. Среди русских священников на оккупированной территории были те, кто сотрудничали с администрацией и те, кто гнул свою линию. Те, кто молились за одного царя-Ирода, и те, кто молились за другого. Церковь была расколота де-факто и де-юре. Были те, кто приняли мученическую смерть от немцев, были те, кого потом уморили в лагерях красные. До сих пор среди церковнослужителей есть такие, кто считают коллаборационистами священников, молившихся за победу Красной армии, за успех своих гонителей.
Хотиненко дает универсальный рецепт обсуждения этой и разных других проблем устами немецкого русскоязычного полковника, куратора миссии и приятеля главного героя. Они обсуждают уже в 1944 году возможность эвакуации отца Александра и его многочисленных детей в Германию:
— Никуда я не поеду. И детей я вам не отдам. У них немцы кровь брали – как это понимать?
— Это никак не надо понимать.
— Александр Юрьевич, как случилось, что вы заинтересовались историей Псковской миссии?
— Изначально проект создания художественного кинофильма, посвященного Псковской миссии, вынашивался в издательско-кинематографическом центре «Православная энциклопедия», а идея принадлежала незабвенному Патриарху Алексию II, отец которого, как известно, служил священником на оккупированных фашистами землях. Летом 2005 года я встретился с генеральным директором «Православной энциклопедии» Сергеем Леонидовичем Кравцом и кинорежиссером Владимиром Ивановичем Хотиненко, и мы договорились, что я напишу литературную основу для сценария. Мне предоставили необходимые документы по истории Псковской православной миссии, воспоминания участников тех событий, и к началу 2006 года я завершил работу над первым вариантом романа «Поп», который был опубликован в журнале «Наш современник». Эту публикацию внимательно прочитал один из моих духовных покровителей, иеромонах Роман (Матюшин), сделал много полезнейших замечаний, и когда я готовил в издательстве Сретенского монастыря книгу, то, можно сказать, написал второй вариант романа. Ну а дальше уже была работа над сценарием и фильмом.
— Все ваши исторические романы — «Державный», «Тамерлан», «Поющий король», «Солнце земли русской» — посвящены правителям, историческим деятелям. Создавая произведение об истории Русской Церкви в годы войны, можно было написать, например, о митрополите Сергии (Страгородском.) Почему вы выбрали главным героем простого священника, «маленького человека»?
— Поскольку речь шла именно об истории Псковской православной миссии, то более уместно говорить об образе другого Сергия — митрополита Сергия (Воскресенского). Первоначально так и задумывалось — что его фигура будет в центре повествования. Но когда я начал работать над книгой, меня увлекли воспоминания священника Алексея Ионова, и я решил писать собирательный образ рядового участника Псковской миссии. Сюжетно отец Алексей Ионов стал главным прототипом нашего героя. Вот только в конце войны отец Алексей ушел вместе с немцами и большую часть своей жизни провел в Германии, а мой герой — отец Александр Ионин — должен был остаться и пройти через сталинские лагеря. А характер его я списывал с моего духовного отца — священника Сергия Вишневского, который живет и служит в селе Флоровском Ярославской епархии. Многие высказывания отца Александра на самом деле принадлежат отцу Сергию. Работая над образом, я постоянно представлял себе, как бы повел себя в той или иной ситуации мой дорогой отец Сергий. Поэтому и роман посвящен не только светлой памяти самоотверженных русских пастырей Псковской православной миссии в годы Великой Отечественной войны, но и митрофорному протоиерею Сергию Вишневскому.
— Были ли вы лично знакомы с кем-то из священников Псковской миссии или их потомками? Читали ли они роман, смотрели ли фильм, есть ли у вас отзывы?
— К сожалению, лично я ни с кем из них не был знаком. Возможно, кто-то из них читал мою книгу, но отзывов я пока не имею. Хотя, когда в этом году я был на Свято-Корнилиевских чтениях в Псково-Печерском монастыре, ко мне подходили разные люди с благодарностью. А митрополит Таллинский и всей Эстонии Корнилий даже приехал из Таллина, чтобы послушать мой доклад, посвященный Псковской миссии.
— В качестве второстепенных героев в романе действуют реальные исторические лица под своими именами. Например, митрополит Сергий (Воскресенский), священники Псковской миссии. Когда вы создавали их характеры и диалоги с их участием, это был чистый вымысел или вы воссоздавали пересказанные вам кем-то черты и идеи? Например, протоиерей Георгий Бенигсен в книге говорит, что св. Александр Невский был канонизирован при «благочестивом царе Иване Грозном». Есть ли у вас свидетельства, что отец Георгий считал Ивана Грозного благочестивым?
— Когда я работаю над образом героя, действительно жившего когда-то, я стараюсь придерживаться фактов его биографии. Бывает, что новые, более точные факты всплывают уже после того, как что-то написано мной на основе прежних данных. К примеру, в первых двух вариантах романа убийство митрополита Сергия (Воскресенского) было показано неверно. Я основывался на имевшихся на 2005 год фактах, а вскоре были опубликованы новые данные, где историческая картина этого злодеяния была полностью восстановлена. В третьем варианте романа, опубликованном в издательстве «Вече», убийство иерарха показано иначе, здесь я основывался на новых данных.
Кстати, непременно нужно упомянуть имя замечательного псковского историка Константина Обозного, являющегося наиболее авторитетным исследователем истории Псковской православной миссии. Он очень много помогал при создании сценария фильма, консультировал, высказывал строгие замечания, которые были учтены.
Если вернуться к вашему вопросу об оценке Ивана Грозного, то отец Георгий Бенигсен у меня говорит о благочестии молодого царя, который под руководством и покровительством святителя митрополита Макария канонизировал святого благоверного князя Александра Невского и затем взял Казань. Вас, вероятно, волнует, как я отношусь к личности первого русского царя. Я не выступаю вместе с теми, кто требует его скорейшей канонизации. Но и не отношусь к числу тех, кто поливает его грязью. Трагическая фигура Ивана Грозного, на мой взгляд, требует более внимательного изучения.
— Перевод «Попа» на киноязык адекватен вашему замыслу и тем смыслам, которые вы закладывали в книгу? Есть ли в трактовке Хотиненко что-то, с чем вы не вполне согласны?
— Сценарий писался следующим образом: я приносил Владимиру Ивановичу свой вариант, он делал указания — что нужно убрать, что дополнить. Мы вместе продумывали каждую сцену. Это было удивительное душевное, сердечное содружество и сотворчество писателя и режиссера. Я был счастлив работать с человеком, которого считаю одним из лучших русских кинорежиссеров. Лишь изредка его идеи по поводу сценария вызывали мое недоумение, но он умел деликатно и терпеливо объяснить, почему хочет сделать так, а не иначе, и я соглашался — режиссеру виднее. Заодно под руководством Хотиненко я, можно сказать, прошел курсы сценарного мастерства. Атмосфера фильма, на мой взгляд, полностью адекватна атмосфере моей книги. А то, что многое изменено в сюжете, многие сцены показаны совсем иначе, чем в романе, это даже интересно. Мне было радостно вместе с Владимиром Ивановичем создавать новую конструкцию. И все, что было придумано мной нового в процессе работы над сценарием, я вставил в третий вариант романа. То, что придумал в сценарии Хотиненко, я в свою книгу, разумеется, не включил.
— Одна из тем книги — патриотизм, любовь к Родине. Как с вашей точки зрения соотносятся коммунистический режим и историческая Россия?
— Я считаю, что историческая Россия выжила и победила вопреки коммунистическому режиму, противостоя ему и преодолевая его. Церковь наша, угнетаемая и медленно уничтожаемая этим режимом, стала в двадцатом веке гораздо крепче, чем она являлась в конце девятнадцатого, очистилась, явила сияющий сонм новомучеников. Я не коммунист, никогда им не был, но мне отвратительно, когда огульно охаивают советскую эпоху нашей истории. Она была необходима для России, чтобы очиститься, пройдя через горнило страданий. Я бы не хотел, чтобы советская власть вернулась, но и не считаю, что без нее можно было бы обойтись.
— Сравнение лагеря с «монастырем со строгим уставом» — это ваш взгляд на ГУЛаг или действительно так говорили священники, прошедшие через лагеря?
— ГУЛаг расшифровывается как Главное управление лагерями, и его никак нельзя сравнивать с монастырем. А вот лагерный быт во многом напоминал строгие монастыри. Иной монастырь даже бывал и построже, чем иной лагерь. Вспомним обители Иосифа Волоцкого, Нила Сорского… Православному человеку легче было пройти через ужасы лагерей, поскольку по-настоящему верующий христианин любое тяжкое испытание воспринимает как благо для своей души, как очищение от греховной скверны. Он всегда найдет в своем прошлом причину, за что так наказывает Господь, и смиренно примет Божью волю.
— Главный герой романа, отец Александр Ионин в финале говорит, что молится за Сталина, потому что тот «изначальную страшную большевизию прикончил», патриаршество восстановил и при нем была одержана победа. Это его последние слова на страницах романа, фактически они воспринимаются как итог всей книги. Так и было задумано? Это главный вывод?
— Нет, последние слова отца Александра — песенные: «Не пробуждай воспоминаний минувших дней, минувших дней…» Кроме упомянутых вами слов отца Александра, там еще есть слова отца Николая: «Сталину бы лет двадцать в лагерях потрудиться, был бы и сейчас жив». Так что воспринимать разговор двух священников как двух сталинистов нелепо. Да и я не сталинист. В романе отношение Сталина к людям выражено в его разговоре с Берией, где они обсуждают, что делать со священниками Псковской миссии, и оба приходят к выводу, что нет нужды разбираться, кто служил Гитлеру, кто не служил, а надо давать всем подряд путевки в лагеря, кому по десятке, кому по двадцатке. Но нельзя отрицать того факта, что Сталин и впрямь в тридцатые годы уничтожил «изначальную страшную большевизию». В своем романе «Господа и товарищи», посвященном страшным московским событиям ноября 1917 года, я как раз описываю эту «большевизию», опьяненную кровью, стреляющую по Кремлю даже после того, как в нем сдались юнкера, — просто чтобы потешиться видом разрушения русской святыни. Так вот, в тридцатые годы Сталиным были физически уничтожены почти все участники той московской кровавой бойни. Но одновременно в это же время расстреливали и зверски убивали священников. И после восстановления патриаршества, которое апологеты вождя народов опрометчиво расценивают как переход Сталина к православию, казни и зверства не утихли. Достаточно заглянуть в наш новый православный календарь, как часто там упоминаются новомученики, пострадавшие и в 1944-м, и в 1945-м, и в 1946-м годах, и позднее.
Нет, главный итог книги вовсе не в апологетике Сталина, а в том, что при любых — даже самых страшных — обстоятельствах нужно оставаться людьми. А христианам — оставаться христианами. И с достоинством сносить тяжелейшие испытания. Ибо претерпевший до конца спасется.
Ксения Лученко, Интернет-издание «Татьянин день»
О картине:
Владимир Хотиненко, режиссер: «…В картине нет никакого идеологического и дидактического смысла, но это те открытия, которые могут что-то изменить в сознании. У нас ведь до сих пор нет другой национальной идеи, кроме победы в Великой Отечественной войне. Ее мы помним, ею гордимся. Теперь мы готовы осмыслить какие-то сложные страницы войны, которых раньше не знали или не умели понять.
Кирилл, Патриарх Московский и всея Руси: «…Фильм произвел на меня очень хорошее впечатление. Я хотел бы поздравить творческий коллектив, который трудился над этим фильмом. И дай Бог, чтобы он получил признание наших зрителей. В любом случае — это важное и правдивое слово о жизни Русской Церкви в трудные годы войны».
Фильм снят кинокомпанией Русской Православной Церкви «Православная энциклопедия» по одноименному роману Александра Сегеня «Поп» и основан на документальных материалах. Картина создана по благословению почившего Патриарха Московского Алексия II, под патронажем президента России Дмитрия Медведева и премьер-министра России Владимира Путина.
Так о каких таких сложных страницах войны, хотят рассказать авторы фильма, основываясь на документальных материалах?
НАКАНУНЕ ВОЙНЫ В ЛАТВИИ.
Село «Тихое» 21 июня 1941
Начинается фильм с того, что поп Александр Ионин беседует с мухой, вырезая картинки из православных журналов. Таким образом режиссер наглядно демонстрирует супер положительный образ главного героя, неспособного даже муху убить.
К нему обращается еврей Моисей Сусквин с просьбой отговорить дочь Еву, которая хочет исповедовать православную веру. Главный аргумент еврея, что после крещения её не возьмут замуж.
В день, когда началась война, мимо дома Ионина проезжает советский танк и молодой танкист просит у попа благословения. Но командир танка грозится рядовому пареньку военным трибуналом. Изначально акценты расставлены следующим образом: это жесткое советское руководство категорически против религии, а простой народ, несмотря на запреты, втайне тянется к церкви. А уж когда началась война, то это «стремление» народа уже было невозможно остановить.
6 июля 1941 в село «Тихое» вступают фашисты и местное латышское население встречает «освободителей» с цветами и хлебом–солью. А поп Ионин крестит Еву.
В этот же день он получает письмо от лучшего друга Сергия (Воскресенского) с просьбой прибыть к нему в Ригу.
В РИГЕ
12 июля 1941
Сергий (Воскресенский) встречается с бывшим белогвардейцем Иваном Фёдоровичем Фрайгаузеном, которому фашисты поручили курировать Псковскую миссию.
У Сергия (Воскресенского) уже собрались будущие миссионеры Георгий (Банигсон) и Кирилл (Зайц). Они обсуждают главную проблему, где найти достаточное количество священников.
Кирилл Зайц: Наскребем по сусекам, по всей Прибалтике.
Сергий (Воскресенский) (представляя собравшимся Ионина): Я с ним давно знаком. В 20-е испил чашу сполна: ссылки, лагеря.
Ионин: Возродить на Псковщине православие с помощью немцев? Нехорошо. Храмы возродить надо. Народ без церкви тоскует. Не получимся ли мы предателями родины?
Ответ: Советы безбожные нам не родина.
Сергий (Воскресенский): Народу нашему под немцем совсем плохо будет. Так разве можем мы оставить его ещё и без божьего утешения?
Ионин: Ну коли так, я готов. И куда же меня передислоцируете?
Сергий (Воскресенский): Поезжай в село «Закаты». Там как раз храм твоего небесного покровителя.
ПО ДОРОГЕ В «ЗАКАТЫ»
18 августа 1941
Фрайгаузен: Не случись эта война, через 2-3 года все церкви в России, все до единой были бы уничтожены. Да и вы вместе с ними.
Банигсон: Веселятся. Может, и над нами потешаются. А у самих-то рожи вон, свинья поскромнее будет.
Ионин: Отец Георгий, рток на замок, к чему за зря нарываться ? Нам еще предстоит…
Банигсон: Немца перехитрить? Тяжело будет.
Ионин: Большевиков обламывали, а колбасников не перехитрим что-ли?
Банигсон: Да ведь я, как вы выражаетесь, тоже из колбасников. Потому знаю – будет тяжело.
ЛУГОТИНЦЕВ. МАША. ЕВА.
По дороге в «Закаты» Алексей встречает Еву, и изначально принимает её за паренька.
Луготинцев: А ты к кому в «Закаты»?
Ева: К батюшке, священнику.
Луготинцев: К попу что-ли? Чудно. Хотя если разобраться и я чудом из окружения вышел.
Алексей приходит в дом к Маше и узнает, что её убили. Отец Маши отдает ему оружие и патроны.
Луготинцев видит, как фашисты катаются на карусели. Он вспоминает, как на этой карусели признавался Маше в любви.
Сначала он начинает мстить фашистам в одиночку, а затем уходит в партизанский отряд.
«ВОЗРОЖДЕНИЕ» ХРАМА
На следующий день бывший храм–клуб вновь переделывают под религиозные нужды. А из реки достают колокол. Ионин принимает Еву в свою семью.
«НЕМЦЫ ЕДУТ! УРА!»
11 сентября 1941
В село въезжает передвижной немецкий кинофургон.
Дети радуются: Немцы едут. Ура! Кино будет!
Из фашистской агитационной кинохроники: Безответственное большевистское командование вновь и вновь безжалостно бросает массы людей на верную гибель.
Ионин: А зачем это вы нам показываете? Хотите нас окончательно растоптать?
Фрайгаузен: Помилуйте, отец Александр. Это часть моей работы.
Ионин: Понятно. Меня сильно обжигает судьба попавших в плен. Страшно смотреть. Кто о них позаботится?
Фрайгаузен: Да ведь таковых уже более 2 миллионов. Даже здесь неподалеку в сырой низине создан концентрационный лагерь. Мне искренне жаль узников. Они страдают непомерно. Почти без еды. Ведь Сталин не подписал конвенцию, по которой международный красный крест мог бы содействовать в этом вопросе.
В ЛАГЕРЕ ВОЕННОПЛЕННЫХ
По дороге в лагерь военнопленных Ионин проезжает на велосипеде мимо полицаев. Они провожают его свистом.
Ионин: вот и бобики нарисовались.
Приехав в лагерь военнопленных, Ионин замечает знакомого человека.
Ионин: Степан, ты ли это? Чем вас тут кормят?
Степан: Почитай, что ни чем.
Ионин (анализируя ситуацию): Продовольствие. Медикаменты. Одежда.
«ОБОРОНА КРАСНЫХ ПОД МОСКВОЙ ПАЛА…»
Покров. 14 октября 1941
Фрайгаузен рубит дрова у Ионина во дворе дома и разрешает завезти продовольствие и одежду в концлагерь. Затем они вместе обедают.
На улице стрельба и пьяные немцы.
Фрайгаузен (выйдя во двор): Весь мир ликует батюшка! Оборона красных под Москвой пала. Никакого сопротивления. Жители столицы с восторгом встречают освободителей.
Зачем понадобилась эта сцена? Ведь Москву фашисты не смогли завоевать. Из каких таких документальных материалов взялся этот откровенный бред? Или это просто несбывшиеся мечты создателей фильма?
ЛУГОТИНЦЕВ У ПОПА
Луготинцев: Ну что стоишь-то. Свет гаси.
Ионин: Ты никак убить меня хочешь?
Луготинцев: А я не знаю пока.
Ионин: Чем же я тебе так не угодил?
Луготинцев: Ты нагадил мне в самую середку моей жизни.
Ионин: Да когда же я успел?
Луготинцев: Слушай меня поп и не перебивай. Ты вообще кто такой, ты откуда здесь взялся-то? Тебя кто звал сюда, балаболка? Ты кому служишь? Немцам, изменникам родины. А я родился и вырос в «Закатах». У меня любовь здесь была. Первая и последняя. Маша Торобцева. И вот тут я ей в любви объяснялся. Пришли немцы и убили её. Теперь ты.
Ионин: Да погоди ты.
Луготинцев: Стоять! (стреляет в Ионина но попадает в икону). Не боишься смерти?
Ионин: Боюсь, но если пришел мой час, то и слава тебе, Господи. Прежде, чем совершишь задуманное, разреши хотя бы отпущу тебе все твои грехи.
Луготинцев (cоглашается): Бабка в детстве крестила.
Луготинцев (уходя): Ну ты, поп, даешь.
«МОЛИСЬ О ЗДРАВИИ РАБА БОЖЬЕГО…»
Ионин: Ева пляши. Отныне ты по документам моя законная дочка. Ева Александровна Ионина. Молись о здравии раба божьего Ивана Федоровича Фрайгаузена. Это он поспособствовал.
И ещё он выхлопотал, чтобы в наш храм на Пасху приведут военнопленных из лагеря.
Чему так радуется Ева не особо понятно. Но самое главное, что поп Ионин предлагает Еве молиться за фашиста Фрайгаузена, по чьей вине была уничтожена вся её родная семья. Но почему-то в этот момент она о них совершенно не вспоминает. Как будто и не было у неё никого до встречи с попом Иониным.
ПОЛИЦАЙ ВЛАДЫКИН У ПОПА
Полицай: Вот гляжу я на тебя батек и удивляюсь. Вроде бы ты за немцев, а вроде бы и не за немцев. Ты бы определился за кого ты.
Ионин: Я за Иисуса Христа, за богородицу, за Серафима Соровского
Полицай: Понимаю список длинный.
Ионин: Мы подчиняемся митрополиту всех прибалтийских земель и псковских Сергию Воскресенскому. Тот Сергию Страгородскому. Митрополиту Московскому местоблюстителю патриаршего престола.
Полицай: Московскому? Ну а Москва то чья? Значит, служишь немцам но с оглядкой на Москву. Не выйдет батек. Красные вернутся, нас с тобой на одном суку повесят. Что ты на это скажешь?
Ионин: Да что скажу. Так ведь и Христа распяли вместе с разбойниками.
Полицай: А ты себя с Христом не ровняй. Хотя, помнится мне, один из разбойников раскаялся. Может и мне попробовать? А что, прогнать ты меня не можешь. Работа у тебя такая грехи отпускать.
Ионин: Отпускать или не отпускать не тебе решать.
Полицай: Ну слушай поп. В плен я попал в июне. Предложили служить великой Германии. Жить-то хочется. В августе наш взвод уже проводил карательную акцию в местечке Хмельник, где я лично убивал и дома жег. Но если бы я не убивал.
Ионин: О чем же ты думал, когда стрелял в беззащитных?
Полицай: А я ни о чем не думал. Ты дальше слушай. Я вместе с немцем зашел в один дом. В дом зашел первым и увидел старика со старушкой. Рядом с ними сидел парень лет пятнадцати. Немец мне сказал стреляй, и ткнул рукой на этих за столом. Я из своей винтовки сделал 3 выстрела в каждого по одному. Проходя во вторую половину, я увидел люльку, подвешенную на веревке к потолку. Там был ребенок. Год или меньше. Пацан это был или девка я не разобрал. Выстрелил в упор и убил его.
Ионин: А ведь ты владыке не раскаиваешься. Какое же тебе прощенье?
Полицай: Нет прощенья говоришь? Ладно, посмотрим.
Уходя он говорит, что знает, что приемная дочь Ионина еврейка.
Эта сцена понадобилась авторам фильма по двум причинам:
1. Они пытаются привязать Псковскую миссию к РПЦ, что является откровенной ложью. Сергий (Страгородский) не давал никакого разрешения служить фашистам.
2. Они опорочили образ советского милиционера. У них он пошел служить в полицаи. К тому же, он оказался беспринципной сволочью, который запросто может убить даже младенца.
ПАСХА В «ЗАКАТАХ»
5 апреля 1942
Авторы фильма показывают абсолютно фантастическую сцену: фашисты ведут пленных солдат в церковь к Ионину.
Полицаи: Во дела, Сталин-то от этих доходяг отказался, а поп привечает.
Партизаны наблюдают с другого берега за деревней.
Комиссар: Да устроили мракобесие. В ближайшее время необходимо провести карательную акцию. Казнить предателей и полицаев.
Партизан: Да они у нас тут тихие. Пьют, да девок щупают.
Партизан: Может и попа заодно прищучить?
Комиссар: Может и попа.
Луготинцев: Да он вроде нормальный поп. Товарищ комиссар, за немцев не агитирует и пленным нашим помогает.
Комиссар: Да что у вас тут такое твориться-то, а? Что понимаешь ни враг, то либо тихий, либо нормальный. Распустили вы народ. Будем исправлять.
Луготинцев (пробирается в село к Еве): Ты попу передай своему, чтобы он поберегся. В отряде комиссар новый, так что теперь всё вообще по-другому пойдет.
Продолжение.
Фильм «Поп» — первый опыт коллектива кинокомпании «Православная энциклопедия» в области игрового кино. Опыт, вне всякого сомнения, удачный. Тем более, если учесть ту необыкновенно серьезную задачу, которая была поставлена и решена.
Это фильм об одной из самых необычных, интересных и драматичных граней нашей истории в период Великой Отечественной войны – о Псковской миссии, созданной в 1941 году митрополитом Виленским и Литовским Сергием (Воскресенским).
До сих пор нет полноценного научного исторического труда, посвященного жизни и работе Псковской миссии и то, что писатели и кинематографисты в освящении этой темы вынуждены шагать впереди специалистов-историков, лишний раз свидетельствует о том, насколько актуальна и неоднозначна поднимаемая тема, которая только начинает раскрываться для большинства людей, неравнодушных к отечественной истории.
Писатель Александр Сегень, работая над литературной основой фильма, неоднократно переписывал свой роман. В конечном счете, читатель увидел третью версию книги «Поп». Примечательно, что автор в некоторой степени изменил направление своего творчества. Предыдущие эго романы посвящены знаменитым правителям прошлого: «, «Тамерлан», «Солнце земли русской», да и этот роман задумывался как история Псковской миссии, рассказанная через призму биографии ее основателя, митрополита Сергия, но, когда работа над романом уже велась, Александр Сегень познакомился с воспоминаниями одного из рядовых священников Псковской миссии Алексия Ионина, и был так ими вдохновлен, что избрал прообразом главного героя книги, казалось бы ничем особо не примечательного сельского священника отца Александра.
В результате появился замечательный, простой по форме, но удивительно сильный по своей психологии и драматизму роман, с совсем недраматическим названием «Поп».
Мне, когда я впервые взял в руки эту книгу, почему-то сразу показалось, что среди всего прочего, я увижу в романе полемику с тем лубочно-слащавым образом священника, который, к сожалению, часто нам преподносится. И не ошибся. Отец Александр у Сегеня добр, но строг, справедлив, но по-христиански любвеобилен, открыт каждому встречному будь то ребенок, оставшийся без родителей, бродячий сектант или его же, отца Александра, потенциальный убийца. Но при этом отец Александр совсем не идеален. У него свои недостатки, как и у его супруги Алевтины, постоянно ропщущей на мужа, но неизменно смиряющейся с его неординарными и самоотверженными поступками. Но совершенно ясно читается то главное, что делает личность священника цельной, святой (не в смысле стерильно-безгрешной, а святой в смысле отделенной от обыденного ради высшего) и необыкновенно привлекательной для читателя – непреклонное стояние в Истине, которая есть Христос, полная, всецелое, ежеминутное воплощение слов апостола Павла: «Умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии; научился всему и во всем, насыщаться и терпеть голод, быть и в обилии и в недостатке. Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе». (Фил.4:12-13) именно поэтому, я бы очень советовал желающим пойти в кинотеатр, сначала прочитать роман, потому что кинокартина, несмотря на то, что это, без сомнения достойное произведение, во многом ему уступает.
Сам Сегень сказал о своей работе с режиссером Хотиненко следующее: «Сценарий писался следующим образом: я приносил Владимиру Ивановичу свой вариант, он делал указания – что нужно убрать, что дополнить. Мы вместе продумывали каждую сцену. Это было удивительное душевное, сердечное содружество и сотворчество писателя и режиссера. Я был счастлив работать с человеком, которого считаю одним из лучших русских кинорежиссеров. Лишь изредка его идеи по поводу сценария вызывали мое недоумение, но он умел деликатно и терпеливо объяснить, почему хочет сделать так, а не иначе, и я соглашался – режиссеру виднее. Заодно под руководством Хотиненко я, можно сказать, прошел курсы сценарного мастерства. Атмосфера фильма, на мой взгляд, полностью адекватна атмосфере моей книги. А то, что многое изменено в сюжете, многие сцены показаны совсем иначе, чем в романе, это даже интересно. Мне было радостно вместе с Владимиром Ивановичем создавать новую конструкцию. И все, что было придумано мной нового в процессе работы над сценарием, я вставил в третий вариант романа. То, что придумал в сценарии Хотиненко, я в свою книгу, разумеется, не включил».
Действительно, бросается в глаза, что работа Хотиненко далеко не во всем соответствует первоисточнику .
Вообще, фильм правильно было бы рассматривать с трех сторон — как самостоятельное произведение, как экранизацию романа и как историческое кино.
Как самостоятельное произведение фильм великолепен, главным образом благодаря талантливой игре Сергея Маковецкого, этому удивительному его таланту играть глазами, когда берется крупный план лица артиста и по одним только глазам можно понять, куда он смотрит, что видит и что об этом думает. А Маковецкому этот талант присущ как, наверное, никому другому. Поэтому и образ отца Александра получился очень глубоким, ясным, жизненным и правдивым, вполне соответствующим духу книги.
Что касается фильма как экранизации романа, то лично у меня, как у читателя, некоторые моменты вызвали совершенно искренне недоумение. Те отрывки, которые в самом романе наиболее эмоционально драматически насыщенны, в фильме вдруг отходят на второй план. То, что было важным и значительным для автора романа, вдруг оказывается не совсем важным или совсем не важным для автора фильма. Например, речь отца Александра над трупами убитых партизанами полицаев, когда он отказывается их отпевать. В фильме этот момент показан как бы боковым зрением, вскользь, в то самое время, как в книге это очень важный эпизод, пример самоотверженности и бескомпромиссной правдивости священника.
Также, совершенно непонятно, почему встреча священника и партизана Луготинцева, которая в книге происходит в лесу, в фильме перенесена в храм, да еще с этой, совершенно ничем не оправданной, стрельбой по иконам, когда деревне, полно немцев и полицаев. Но выстрел этот почему-то никто не слышит. Девушку, невесту будущего партизана в фильме фашист убивает намеренно, а в книге весь драматизм момента строится как раз на том, что молодую жизнь обрывает как раз шальная пуля. Фашист без всякой ненависти, без всякого намерения причинить кому-то вред, просто шутки ради выстрелил себе за спину и убил человека, убил любовь, убил будущее, просто мимоходом, шутя. И таких вот несоответствий первоисточнику и переосмыслений в фильме немало. Причем несоответствия эти не столько сюжетные, сколько психологические.
В фильм из книги, к сожалению, не перешла очень важная составляющая часть самой атмосферы романа, а именно то, что отец Александр постоянно балансирует на грани – его чуть не арестовали, чуть не убили, чуть не предали. Фильм, в отличии от романа, не дает ощущения, что Бог ведет своего служителя по жизни одновременно явно и тайно. Явно, потому что никакой человеческой логикой это «чуть» не объяснить, а тайно, потому что вроде чуда как бы и нет, все как бы само собой, без всяких чудес и знамений, когда Бог в «веянии тихого ветерка» («гласе хлада тонка») присутствует в жизни священника, ведя его невредимым через огонь, в котором сгорают даже танки.
Если же рассматривать фильм как историческое кино, на звание которого он, безусловно, претендует, то обращение режиссера с первоисточником вызывает не меньше вопросов. В фильме много быта, много сугубо житейских моментов, но очень мало, вернее, совсем нет экранизации исторических событий. Проще говоря, те исторические события, которые описывает автор книги, режиссером попросту проигнорированы. Это и гитлеровские застолья в Wolfsschanze (Волчьем логове), где обсуждаются перспективы восстановления церковной жизни на оккупированных территориях, и русские архиереи на приеме у Сталина, пытающиеся использовать минутную оттепель в отношениях с «лучшим другом советских физкультурников», чтобы вызволить из лагерей своих братьев-священников, и убийство митрополита Сергия (Воскресенского) немцами под видом русских партизан. Все это в фильм не вошло и потому мы не увидели замечательного приемы Александра Сегеня, когда он выстраивает психологию произведения на контрасте между теми, кто за обедом или, посасывая трубку, росчерком пера вершит судьбы миллионов и теми, кто ежеминутным подвигом самоотречения незаметно, перед лицом, пожалуй что только Бога, ценою своей жизни спасает души и созидает судьбы конкретных людей.
Легко предположить, что картина вызовет критику со стороны наших ура-патриотов, которые усмотрят в ней клевету и на наше «славное советское прошлое», на партизан, и вообще оценят фильм как «непатриотичный». Конечно, бравого патриотизма в нем нет, ну и слава Богу! Слишком уж часто пытаются нам преподнести Православие как «русскую веру», поставить его на службу политике, говоря о том, что Церковь «цементирует наше общество». Церковь собирает людей вокруг Христа и ради Христа, ради Небесного отечества. И именно поэтому настоящий христианин может оставаться христианином и при коммунистах и при фашистах и при любой другой политической системе и виде власти, потому что в любой стране он в равной степени пришелец, несущий свет не этого мира людям и именно потому, что они люди, а не потому что русские, немцы, украинцы, латыши и т.д. У протодиакона Андрея Кураева есть замечательная фраза, которой можно выразить весь пафос фильма: «Православие может прожить без России, а Россия без Православия — никогда». Потому что патриотизм христианина это не патриотизм победных речей и громких лозунгов. Это тот патриотизм, о котором спел в своей песне Юрий Шевчук:
«Наш патриотизм не очень высок,
Он не фужер на банкете,
Не танцор нагишом.
Он не гимны, не марши, не речей песок.
Он наивен, прост и даже смешон…
Он не дубина, не народ, не вождь,
Не чугунный цветок в гранитной руке.
Он там, где мы хоронили дождь,
Он — солнце, тонущее в реке…»
А еще фильм показывает, как в жизни воплощаются слова Христа: «Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голуби.» (Матф.10:16)
Часто мы забываем о том, что важно не только хранить в себе Христа, но и стремиться поделиться Им с кем только можно, и потому мудрые компромиссы не только возможны, но и необходимы: «…будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобрести: для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона — как чуждый закона, — не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, — чтобы приобрести чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти, по крайней мере, некоторых». (1Кор.9).
Вот этого умения стать иным ради иных часто нам не хватает. Мы воротим нос, узнав о проповеди священника на рок-концертах или среди сектантов и иноверцев: мол, куда он поперся, те же – совсем не наши, говорить с ними не о чем. История же показывает, что нам есть, что сказать даже фашистам, если мы верим, что имеющий уши — услышит.
Поскольку вы здесь…
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Фильм «Поп» о легкой жизни сельчан при фашистской оккупации, о чудовищных жертвах набегов красных партизан, о заботе фашистского командования о русском народе и все это присыпано легкой кучкой опиума, православного и не только. Но обо всем по порядку.
В латвийской деревушке под Ригой, живут поживают поп Александр и его жена. Жена занимается хозяйством, кормит кур и скот. Чем занимается поп? Совершенно поповскими и богоугодными делами — вырезает рисунки из книжек, слушает патефон с импортной пластинкой (почти как немец в начале фильма УС-2: Цитадель), ну и разговаривает с мухой.
Далее их навещает местный еврей Моисей и пытается уговорить его, чтобы тот отговорил его дочь Хавву (одну из 6) не принимать православие, как того хочет окаянная. Видимо вся иудейская семья не может оказать на ребенка давление. Поп поначалу петушится, мол как так он православный поп будет отговаривать от принятия православия, но после того как Моисей пытается встать перед ним на колени — соглашается. Приводя нелепые доводы, поп так нелепо агитирует против своей же веры, что дает понять ребенку, что православие принимать нужно, и быть как все, правоверной паствой. Короче поп
лукавый аки бес
мудрый аки ангел, даже еврея облопошил, да еще и Христа порадовал.
В итоге дочка соглашается, принимает православие, на глазах перестает быть Хаввой, становится Евой.
Попутно поп пытается завлечь прохожего красноармейца в загон для наркоманов под предлогом именин или чего-то вроде того. Но красноармеец справедливо говорит, мол у вас у попов каждый день праздник, идите празднуйте, отъебитесь пожалуйста.
Далее попа Александра приглашают в Ригу, так сказать, к вышестоящему начальству. Тут он становится свидетелем очень примечательной сцены.
Митрополит Сергий балякает с представителем немецкого командования. С немецким да не с немецким! Полковник Фрайгаузен он же граф Иван Федоров. Как оказался русский граф в войсках Вермахта? Очень просто. Ваня бывший беляк, получил солидной пизды от большевиков в 1917, потом еще раз в Гражданскую, потом еще разок для профилактики во время иностранной интервенции, потом получил милосердного пинка и оказался за бугром. И тут снова шанс
получить пизды
свергнуть большевиков и снова оказатся у кормушки уже в роли арийского сверхчеловека. С радостью сообщает, что Гитлер заинтерисован в восстановлении церковной жизни в России. Ну как такого воина не благославить? Митрополит благославляет.
Далее Митрополит собирает совет. На котором возвещает, что необходимо восстановить все церкви в Пскове, с
немецкой
божьей помощью. Предлагает вверить это дело Александру, которого очень нахваливает, говорит что, тот с полуслова вербует свежую паству в лоно православия, мы в этом сами убедились в сцене с посвящением еврейской девушки. Но у Саши просыпаются остатки совести и он говорит, что не хочет быть предателем Родины и сотрудничать с немцами. На что один из митрополитских советников говорит: «Советы безбожные нам не Родина!» Ну как тут не согласится? Соглашается конечно.
Тем временем немцы проезжают мимо купающихся женщин и детей. Словно туристы, они хотят сфотографироваться с одной девчушкой. Та соглашается, фото готово. Чисто ради интереса, фашист пытается заглянуть ей под юбку, проверить так сказать, есть ли у унтерменши pussy. На это он получает пощечину. Огорчившись от такой беспардонности фашист хватается за пистолет, но его коллеги останавливат его! Не гоже стрелять в беззащитных людей! Вот такие добрые оказывается были фашисты. Опечаленный фашист, анатом-любитель, садится в люльку мотоцикла и от злости стреляет куда-то в сторону. Девушка смотрит им в след и внезапно… падает. Оказывается фашист, чисто случайно попал в нее и убил насмерть! Какая нелепая смерть! Чисто из ряда вон выходящий случай!
Режиссер дает понять, что немцы никого не терроризировали, остарбайтеров не депортировали, женщин не насиловали и груди им не вырезали, детей не убивали и живьем не закапывали, все это выдумки кровавой коммунистической гэбни! Если кого и убили, то чисто случайно!
Туристы-немцы также набирают себе сувениры, красное знамя например, в него они заворачивают козла. В кадре использован слоу-моушн, чтобы подчеркнуть аллегорию, козел (символ Сатаны) в красном одеянии. Ужас да и только. Судьба козла неизвестна.
Далее поп Александр становится свидетелем еще одного случайного немецкого нарушения. Фургон с немецкими солдатами сбивает корову. Хозяйка коровы вопит, кидается землей в шофера-немца. Думаете пристрелит дуру как полагается нацисту? Нет, ему просто стыдно.
И вот наши подошли. Советские солдаты даже не пытаются воевать, в фильме об этом вообще ничего нет. Они идут стройной колонной в плен, никакой охраны возле них не замечено, наверно просто побрасали оружие и пошли в сторону немцев. Немцы улыбаются, не пытаются предпринять никаких мер, обыскать или связать например. Просто радуются и дают прикурить героям.
Крещеная дочка еврея Ева решает пойти пешком к своему крестнику. Проходя мимо поля, ее выцепляет одинокий советский солдат Алексей, сразу же просит пожрать. Ребенок разве может отказать? Отняв еду у несчастной девчушки, как и положено советскому солдату, они продолжают путешествие.
В ближайшей деревушке, солдат Леша узнает, что его девушку (та что отказалась задирать юбку) убили, странно, почему-то забыли сказать что случайно. Леша берет у тестя обрез, 4 пули и идет мстить. Как потом оказывается именно в эту деревню попа Александра послали восстанавливать церковь.
Здесь творится крайне богоугодное дело, местный клуб, бывшую церковь, сельчане вместе с немцами переделывают обратно в церковь. Выносят богомерзкие большевистские плакаты с лозунгами «Весь гвоздь исскуства в чувствах человека» и «Хлеб дает не Христос, а машина коммунизма». Правда торжествует, ведь всем известно, что сельским хозяйством занимается сам Иисус на своей небесной колеснице и строго по ночам, а утром радостные сельчане пожинают плоды работы боженьки. Что касается тракторов, то это несомненно безбожная выдумка коммунистов.
Тем временем Еву замечает жена Александра, да приговаривает крайне нетерпимые слова, мол «еврейчушка пришла», «чернь иерусалимская». Видно муж не научил, что Господь учит терпимости.
Немцы показывают сельчанам фильм об ужасах большевизма. забыл сказать, что до этого, когда в церкви был клуб, проклятые коммунисты показывали «лживый» фильм о вторжении в 1242 году тевтонских рыцарей в Псков. Но пропагандистский фильм о кровавой советской власти несомненно лучше.
Фильм смотрят Александр и недобитый беляк-фашист Ваня. Сашу очень беспокоит судьба военопленных красноармейцев. На что Ваня отвечает обвинением в сторону Сталина, который не подписал Женевскую конвенцию, и помощи пленным не будет.
Краткая историческая ремарка. Сталин действительно не подписал конвенцию. Читаем главу 4 Женевской конвенции о военопленных.
Держава, взявшая военнопленных, обязана заботиться об их содержании.
И далее
Статья восемьдесят вторая.
Положения настоящей конвенции должны соблюдаться высокими договаривающимися сторонами при всех обстоятельствах. Если на случай войны одна из воюющих сторон окажется не участвующей в конвенции, тем не менее положения таковой остаются обязательными для всех воюющих, конвенцию подписавших.
Как видим, из текста Женевской конвенции совершенно однозначно следует, что, во-первых, расходы на содержание военнопленных несёт государство, их захватившее. Во-вторых, государство, присоединившееся к конвенции, обязано её соблюдать вне зависимости от того, подписал ли конвенцию его противник. Германия Женевскую конвенцию подписала.
В 30-е годы страна, в которой лютовал голод, не имела возможности выполнить нормы довольствия и питания не то, что пленных, но даже собственных граждан, поэтому Сталин отказался от подписания сего документа. Но как-либо увязывать этот факт со зверствами немецко-фашистских агрессоров оснований нет. Ведь в 82-й статье этой конвенции закреплено, что ее положения «должны уважаться всеми подписавшими ее сторонами, во всех обстоятельствах во время военных действий; в случае, если одна из воюющих сторон не является стороной, подписавшей конвенцию, ее положения тем не менее являются обязательными». Значит, Германия, подпись которой стояла под конвенцией, должна была бы соблюдать ее независимо от того, участвуют в ней другие стороны или нет. А как она их соблюдала, травя газом советских военнопленных, мы с вами прекрасно знаем.
Одинокий патруль фашистов проезжает по проселочной дороге, один немец рассказывает другому, как его дома дожидается его Хельга. Романтику нарушает озверелый советский солдат Леша, с короткоствола бивает сначало одного, а потом предательски в спину стреляет другому. В предсмертных муках немец просит пощадить его, но убийца Леша стреляет еще раз и добивает беззащитного немца.
Чудовищное и безжалостное убийство замечает вездесущий поп Александр, который продолжает заниматься богоугодным делом — вырезанием картинок из книжек.
Батюшка Александр посещает лагерь для военопленных. Здесь тупые совки пытаются ублажить своих надзирателей флагами со «свастикой», но советские дибилы и свастику то нормально нарисовать не могут. Но добрые арийцы все равно кормят юродивых свеклой из чувства милосердия к унтерменшам.
Беляк Ваня Фрайгаузен пришел в гости к попу, веселятся и выпивают, немец травит смехуечки про Сталина и СССР. Вдруг выстрелы… вот казалось бы должны быть сцена со зверствами нацистов… и хрен, это просто они стрелят в воздух и радутся новости о том, что оборона Москвы прорвана.
Вечером поп устраивается на своем новом рабочем месте, пользуется плодами большевиков — вкручивает лампочки. Странно, вроде бы все признаки коммунизма выкинули на помойку, а электричество почему-то оставили. Поп включает свет и видит солдата Лешку с короткостволом. Тот стреляет и промахивается, попадает в икону. Лукавый поп все же заставляет его крестится, тот видит свет из дырки от пули и явно начинает приобщаться к православию. Тут мне вдвойне не понятна функция лампочек Ильича в церкви, ведь день и ночь от икон исходит свет.
И снова выстрелы. Нацисты казнят мирное население? Пристреливают партизан? Отнимают скотину и хлеб? Нет, это просто местные полицаи тренирутся в стрельбе. В селе все мирно и спокойно.
Леша пытается предупредить Еву, что скоро нападут красные и поп может попасть под раздачу. Но та явно невменяема, поздравляет с Пасхой, лезит целоваться, дарит яичко. Православный опиум в действии.
Тем временем коварные советские партизаны планируют нападение на деревню. Комиссар-упырь так и говорит своим подопечным-бесам : «Сегодня надо будет провести карательную операцию!» Известно, что операции против полицаев и немцев карательными не называются. Ежу понятно, что карать будут беззащитных граждан. Партизаны нападают на деревню, звучит трагичная музыка, все просыпаются, отсовсюду слышны женские крики, короче полнейший ад и израиль. Это советские душегубы пытатся отбить у благородных немцев село.
Поп Саша принимает плоды дерзкого и возмутительного по своей наглости нападения быдлосовков — куча дохлых полицаев.
Понимая, что таким макаром скоро красные возьмут село, поп отказывается отпевать, крича вопреки всей своей прошлой деятельности, о предателях Родины и изменниках. Он начинает приручать местных и неместных сирот, чтобы реабилитироваться в глазах народа. Но все бестолку, демоны из НКВД сначало избивают его, а затем отправляют в ГУЛАГ.
Рукопожимать Владимиру Хотиненко — антисоветчику, фальсификатору, русофобу и просто хорошему мудаку. Будьте знакомы.