Сценарий фильма счастливые дни

Счастливые дни. Реж. Алексей Балабанов, 1991

В первые восемь минут «Счастливых дней» героя гонят четырежды. Выписывают из больницы, где он не прочь остаться («Я мог приносить пользу» — «Если бы вам поверили, что вы способны приносить пользу, вас бы непременно оставили»), шугают из больничной подсобки. Тут же дважды без комментариев не пускают в квартиры, где он пытается снять «комнату для одинокого мужчины».

Четыре случая за восемь минут — это вроде четырех голов в одни ворота в дебюте футбольного матча, которому «Счастливые дни» примерно равны по хронометражу. Исход сразу понятен, но отбыть придется весь номер. Раньше положенного судья не свистнет, а идея самоубийства, преждевременного выхода из игры, в балабановском творчестве возникнет, но позже.

В следующих эпизодах анонимный герой Сухорукова обретет было комнату и имя, хозяйка-татарка наречет его Сергеем Сергеевичем в честь предыдущего жильца, но с чужим именем жить негоже, тем более что вскоре явится подлинный Сергей Сергеевич и укажет протагонисту на порог. Потом последует сцена с таинственным действием внутри очередной квартиры: зритель не узнает, что там сотворили там за пару секунд с потенциальным арендатором жизнерадостные хозяева, отчего он так ошпаренно метнулся по лестнице вниз. И т. д., и т. п., если героя не гонят, то он сам уединяется, внутри образовавшегося пространства выгораживает себе сегмент сегмента, фрагмент фрагмента (диван лицом к стене, спиной к остальной квартире), слова ласкового никому не скажет, крыситься будет на протягивающих дружескую руку.
Тема задана с некоторым даже и перебором.

Ослика герой уведет у слепого товарища, а потом этого ослика кинет в сложной ситуации. Сосредоточится на любви к ежу, который как никто умеет отыголиваться от мира, уходить в автохтонный шар. «Уйду я от вас» — самая запоминающаяся фраза.
Отчуждение, невозможность контакта, бесприютность, разорва
нность человеческих связей, «вы мне не даете спокойно протянуть ноги», дружба — так с калекой или животным, любовь — так с проституткой.
И сквозные образы: яркие, тугие, но все в одну примерно копилку. Музыкальная шкатулка за пазухой, а там балерина, обреченная на вечное одинокое вращение. Темя, которое почему-то нужно показать врачам. Пустой громыхающий трамвай за номером 6666. Музыка в чужом тепле, за которым герой в окно подглядывает из непогоды. Коллекция часов, тикающих вразнобой.

Смущает этот перебор? Настаивание на мысли отчасти сермяжной, кургузой, не без пафоса. Смущает, наверное. Но не слишком сильно. Оно, наверное, если роман Пруста-Музиля сочиняешь, тогда нужно мысль истончать, филигранить, а кино может, а то и должно быть погрубей.
Плюс (то есть «минус») некоторая недокрученность истории. Сам Балабанов говорил о «Счастливых днях», что пересматривать их скучно. Что будто бы длинно. В истории — да — не хватает развития, то есть фабульные штырьки клацают исправно, но пыхтит на месте пафос-про-отчуждение, смыслы как заданы, так особо не прирастают.

Но, несмотря на статичную эту мораль и на недопропеченный сюжет, фильм держится, мерно покачивается, идет ровно и гулко. Это мнение я подкрепляю мемуаром: сочиняя эту статью, трижды пересмотрел кино от начала до конца (не считая вылазок за отдельными кадрами), всякий раз с новыми товарищами-соглядатаями: порядок, работает.

Уже в первом фильме пойман (на двадцать лет вперед) завораживающий ритм, гармоничное чередование улиц, лестничных клеток, музыки и речи; собираясь в жгуты диалогов, история расслабляет суставы на оказавшихся позже фирменными проездах-проходах, бытовые детали вроде галош и супа с петрушкой и клецками нашинкованы вместе с пунктиками метафизическими, какой-нибудь песней в небеса, взглядами в пустоту, фантасмагорическими погонями все за тем же трамваем… Это как прыгать по камушкам, преодолевая залитую грязью улицу, — вроде и не сложная задача, а расслабиться нельзя, упадешь.

Счастливые дни. Реж. Алексей Балабанов, 1991

Образы-мотивы, заклейменные выше примерно однообразными, шустро пропекаются при этом с разных сторон, подпрыгивают на сковородке сюжета. Безымянность героя вдруг рифмуется с неопределенностью статуса квартирной хозяйки («Она не татарка»). Ноты, случайно оказавшиеся в руках больного, «это не вам», оказываются «не вам» в двух смыслах: не только бумажка случайно в руки, но и стоящая за нотами музыка адресована кому-то другому. Дверь, за которой ничего нет (она встречается герою в разных квартирах), в какой-то момент откроется, обнаружив огромный провал: но ведь это не совсем «ничего», это целое огромное пустое помещение. У балерины отломана рука. У трамвая всегда — и в движении, и зимой — открыты двери… То есть смыслы, может, так и не разрослись, но зато вот как щедро аукаются.

Балабанов ловко пользуется условностями кинематографического языка, мелкими дискурсивными фокусами. Техническая темнота экрана в первых кадрах оказывается выключенным зрением героя и исчезает, когда врач щелкает светом в палате. Или — я сказал, что герой вылетел из квартиры, в которой не ясно, что происходило, через пару секунд; но это ведь экранное время, а «в реальности» он мог там пробыть даже и сутки. В одном из поздних фильмов подобный нехитрый, но изящный прием будет доведен до естественного предела: титр «Конец», принадлежащий вставному фильму, который смотрят внутри сюжета персонажи балабановской ленты, одновременно сыграет и роль финального титра в его картине.

Отдельные сцены, напротив, хочется провести по разряду фокусов крупных. Ошарашивающий проход героя по площади перед Царскосельским дворцом (ее еще и не опознаешь, эту площадь, хотя вот что, казалось бы, трудно «остранить») — доктор, исходящий на эмоции под Вагнера из граммофона, — бочки в подворотне, выписанной из немецкого экспрессионизма, — затопленный город с погружающимся в воду трамваем — радикально отвлеченные от реального хронотопа кладбищенские пейзажи: кадры в учебник, в историю, в пыльную вечность музеев.

Счастливые дни. Реж. Алексей Балабанов, 1991

Первое свое большое кино уроженец Свердловска Балабанов снял в Ленинграде (примерно вокруг даты съемок города стали Екатеринбургом и Петербургом), и тут же сам переехал туда жить, и неоднократно в дальнейшем выводил его в своих фильмах: есть, кажется, несомненная связь между городом, подчеркнуто элементарная планировка которого допускает в себя ядовитые фантасмагории, кипит в пропилах каналов и проспектов, сочится кинематографом.

Но пустой, словно киношники приехали на натуру в покинутый населением мегаполис, Петербург — и в синхронных, начала девяностых, откликах, и в позднейших — воспринимался наблюдателями еще и как символ эпохи. Символ большого разлада, случившегося с Россией, предвестие лихой эпохи с ее тотальной атомизацией — смыслов, общества, среднестатистической отечественной личности. Я помню, однако, премьеру «Счастливых дней» в свердловском Доме кино и совершенно иное ощущение времени — среда, в которой вращался я, гульбанила, не горевала и с оптимизмом смотрела в наступающее капиталистическое будущее. Девяностые, видимо, показали, какое настроение было адекватнее: мое личное время и впрямь оказалось веселым, но общественное — скорее, трагичным, а цайтгайст, дух времени, конечно, производное от состояния массы, а не отдельного наблюдателя; именно совпадение с ним дает творцу — нет, не признание массы, которое много от чего зависит, а художественную мощь. Но здесь что важно: насосавшись соками эпохи, вспоив ими фильм, режиссер не пустил календарь в сюжет. Энергии конкретного времени питают фильм, очень искусно прикидывающийся снятым прямо в вечности (в следующем фильме, в «Замке», Балабанов пытался повторить этот фокус про абстрактное время, но неудачно, а для всех последующих его работ эпоха — важная часть космоса фильма).

Вообще, прямо уж таки в вечность пускают один раз, чаще — в конце пути, но вот Балабанову разрешили сразу.

Когда гово­рят о Бала­ба­но­ве, чаще все­го вспо­ми­на­ют дило­гию «Брат» и «Брат 2», «Груз 200», «Про уро­дов и людей», «Жмур­ки». На этот раз мы обра­тим­ся к пер­во­му пол­но­мет­раж­но­му филь­му рос­сий­ско­го режис­сё­ра — «Счаст­ли­вые дни», с кото­ро­го и нача­лась его твор­че­ская карьера.

Алек­сей Бала­ба­нов начал сни­мать филь­мы в Сверд­лов­ске в кон­це 1980‑х годов. Это были полу­до­ку­мен­таль­ные лен­ты о его дру­зьях рок-музы­кан­тах, актё­ра­ми высту­па­ли ребя­та из «Нау­ти­лус Пом­пи­ли­ус» и «Настя». В пер­вые годы после пере­ез­да в Ленин­град начал­ся новый виток твор­че­ства: Бала­ба­нов пошёл учить­ся у Алек­сея Гер­ма­на. Пло­дом это­го сою­за стал фильм «Счаст­ли­вые дни» (1991 год).

Повест­во­ва­ние начи­на­ет­ся в пси­хи­ат­ри­че­ской лечеб­ни­це. Нена­зван­ный глав­ный герой в испол­не­нии Вик­то­ра Сухо­ру­ко­ва пред­став­лен на осмотр двум вра­чам. Он (имен­но так про­та­го­нист обо­зна­чен в сце­на­рии) пока­зы­ва­ет своё пере­бин­то­ван­ное темя док­то­рам, кото­рые после недол­го­го сове­ща­ния реша­ют выдво­рить паци­ен­та. Аргу­мен­том ста­но­вит­ся фра­за о «бес­по­лез­но­сти даль­ней­ше­го лече­ния». Он бежит в боль­нич­ный под­вал, наде­ясь там укрыть­ся от изгна­ния. Ответ на все вопро­сы — захлоп­ну­тая дверь. Глав­ный герой лишил­ся все­го, что так дол­го дава­ло ему смысл существования.

На дво­ре холод­ная пого­да. Кален­дар­ный год собы­тий филь­ма уста­но­вить труд­но, но машин ещё нет — перед нами сере­ди­на или конец XIX века. Зна­ком­ство зри­те­ля с опу­стев­шим горо­дом начи­на­ет­ся с гро­хо­чу­ще­го трам­вая, про­ез­жа­ю­ще­го мимо пер­со­на­жей. Пуга­ю­щие ули­цы, кото­рые ста­ли новым при­ста­ни­щем глав­но­го героя, навод­ня­ют пуга­ю­щие люди. Каж­дый готов толк­нуть, нае­хать, сбить с ног. С каж­дым кад­ром живых людей в горо­де ста­но­вит­ся всё мень­ше. Два­жды в «квар­ти­ре для оди­но­ко­го муж­чи­ны» отка­зы­ва­ют арен­да­то­ры, к кото­рым Он роб­ко сту­чит­ся. Когда же героя при­ютит жен­щи­на, зову­щая его «Борей», самой частой репли­кой Сухо­ру­ко­ва ста­нет «…уйду я от вас!». Очень Ему не нра­вит­ся мир, в кото­рый его выбросили.

Неж­ная улыб­ка появ­ля­ет­ся на устах глав­но­го героя в мину­ты спо­кой­ствия. Его посе­ща­ет уми­ро­тво­ре­ние, когда он раз­гля­ды­ва­ет свою музы­каль­ную шка­тул­ку — то немно­гое, что ему уда­лось оста­вить от преж­ней жиз­ни. Доб­ром и лас­кой Он ода­ри­ва­ет лишь живот­ных — с укра­ден­ным ослом путе­ше­ству­ет, а с ёжи­ком игра­ет­ся. Инте­рес­но, как транс­фор­ми­ру­ет­ся улыб­ка Вик­то­ра Сухо­ру­ко­ва в сле­ду­ю­щих филь­мах Бала­ба­но­ва — зве­ри­ный оскал Вик­то­ра в филь­ме «Брат» (1997 год) и гип­но­ти­зи­ру­ю­щая ухмыл­ка Вик­то­ра Ива­но­ви­ча из «Про уро­дов и людей» (1998 год).

Безы­мян­ный глав­ный герой не стре­мит­ся к обла­да­нию инди­ви­ду­аль­но­стью. Он лиш­ний в мире лиш­них. «Сер­гей Сер­ге­и­чем» он сни­ма­ет раз­би­тую ком­на­туш­ку. При­мер­но в такой же посе­лит­ся герой Сер­гея Бод­ро­ва в Петер­бур­ге уже в 1990‑е годы. «Пет­ром» он про­во­дит вре­мя с без­дом­ны­ми в под­ва­ле и на клад­би­ще. «Борей» селит­ся в квар­ти­ре про­сти­тут­ки, отго­ро­див­шись от огром­ной ком­на­ты спин­кой анти­квар­но­го дива­на. Глав­ный герой, при появ­ле­нии оче­ред­но­го кли­ен­та хозяй­ки, таит­ся в сосед­ней ком­на­те. Подоб­ный эпи­зод Бала­ба­нов вклю­чит в сце­на­рий мело­дра­мы «Мне не боль­но» (2010 год), когда Миша (Алек­сандр Яцен­ко) застря­нет в квар­ти­ре Таты (Рена­та Литвинова).

Цик­лич­ность исто­рии у Бала­ба­но­ва отра­жа­ет­ся в музы­каль­ном фоне филь­ма. В «Счаст­ли­вых днях» тема глав­но­го героя — отры­вок из опе­ры Ваг­не­ра «Лету­чий гол­лан­дец», кото­рую заеда­ет на одном и том же месте. Он — сорвав­ша­я­ся с грам­пла­стин­ки игла, кото­рая не может закон­чить мело­дию. Лиш­ний человек.

Кро­ме музы­ки назой­ли­во повто­ря­ют­ся неко­то­рые эпи­зо­ды и ситу­а­ции: чело­ве­ка без име­ни посто­ян­но про­сят пока­зать темя. Про­сят так, что зри­те­лю ста­но­вит­ся нелов­ко. Буд­то речь идёт если не о чём-то постыд­ном и амо­раль­ном, то, как мини­мум, о непри­ня­том в поря­доч­ном обще­стве. На это пред­ло­же­ние Он все­гда отве­ча­ет отка­зом. С готов­но­стью Он пока­зал темя лишь одна­жды — вра­чам в боль­ни­це, с это­го и нача­лись его ски­та­ния. Во всех местах сво­е­го вре­мен­но­го про­жи­ва­ния Он натал­ки­ва­ет­ся на зако­ло­чен­ную дверь, к кото­рой его тянет. Всю­ду, где появ­ля­ет­ся глав­ный герой, он про­из­но­сит одну и ту же фра­зу, кото­рая упо­ми­на­лась выше. Ото­всю­ду изгнан­ный, в фина­ле филь­ма Он най­дёт при­ют в лод­ке, кото­рую как аль­тер­на­ти­ву гро­бу при­пас себе один из без­дом­ных. Перед тит­ра­ми на без­люд­ной ули­це начи­на­ет­ся навод­не­ние, кото­рое затап­ли­ва­ет рель­сы и трам­вай из нача­ла филь­ма. Апо­ка­лип­сис при­шёл уди­ви­тель­но тихо для уми­ра­ю­ще­го чёр­но-бело­го горо­да. И нико­му нет до это­го дела.

«Счаст­ли­вые дни» — фильм, напол­нен­ный мелан­хо­лич­ным абсур­дом без­вре­ме­нья, вышел в 1991 году. Оче­вид­ным может пока­зать­ся срав­не­ние сюже­та с исто­ри­че­ски­ми собы­ти­я­ми, акту­аль­ны­ми на момент выхо­да кино­кар­ти­ны. Над голо­вой глав­но­го героя дол­го «рабо­та­ли», что-то реза­ли внут­ри, что-то вкла­ды­ва­ли. Безыз­вест­ный экс­пе­ри­мент, к кото­ро­му за вну­ши­тель­ный срок при­вык испы­ту­е­мый, про­ва­лил­ся. «Боль­ной» пере­стал быть поле­зен, его выки­ну­ли на ули­цу. Про­та­го­нист филь­ма обре­та­ет сво­бо­ду, но, рас­по­ря­жа­ясь ею, посто­ян­но попа­да­ет в узкие тон­не­ли петер­бург­ских про­ул­ков и до без­молв­но­го ужа­са глу­хие дво­ры-колод­цы. Сом­нам­бу­ли­че­ские жите­ли Петер­бур­га без тени надеж­ды, без стрем­ле­ний и веры пыта­ют­ся задер­жать, при­зем­лить Его, напом­нить о пло­ти, ото­рвав от духа. Рож­да­ет­ся одна из глав­ных тем твор­че­ства Алек­сея Бала­ба­но­ва — поиск смыс­ла и мора­ли в обще­стве разложения.

Инте­ре­сен момент из нача­ла филь­ма. Перед осмот­ром в каби­не­те, когда затем­не­ние сме­ня­ет­ся рез­ким све­том, зри­тель пони­ма­ет, что глав­ный герой мгно­ве­ние назад спал, но хирур­ги­че­ский све­тиль­ник, кото­рый неожи­дан­но вклю­чи­ли, вер­нул его к бодр­ство­ва­нию. Этим при­ё­мом Бала­ба­нов сво­дит воеди­но опыт пер­со­на­жа филь­ма и зри­те­ля у экра­на. То, что чув­ству­ет Он, чув­ству­ем и мы. Нам тоже не пока­зы­ва­ют заты­лок глав­но­го героя, это над нами навис­ли хирур­ги с ножами.

На Канн­ском кино­фе­сти­ва­ле дебют­ный пол­ный метр Бала­ба­но­ва при­ня­ли теп­ло. О новой фигу­ре евро­пей­ско­го кино заго­во­ри­ли, напря­мую свя­зы­вая его с вли­я­ни­ем Алек­сея Гер­ма­на. Чёр­но-белое изоб­ра­же­ние, где гряз­ное отчёт­ли­во тём­но, а невин­ное ярко бело — дей­стви­тель­но почерк Гер­ма­на. Сам сце­на­рий же Бала­ба­нов писал, запер­шись в сво­ей квар­ти­ре. Он с само­го нача­ла рабо­тал в сво­ём сти­ле — запи­рал­ся с лите­ра­ту­рой для вдох­но­ве­ния. Клау­стро­фо­бия в «Счаст­ли­вых днях» от Каф­ки, абсурд от Бек­ке­та, Петер­бург, буд­то бы вре­мён бло­ка­ды, от Харм­са. Пье­са Сэмю­е­ля Бек­ке­та «Happy Days» дала назва­ние лен­те, а сле­ду­ю­щий (и послед­ний в сти­ли­сти­ке Гер­ма­на) фильм будет постав­лен по рома­ну «Замок» Фран­ца Кафки.

В «Счаст­ли­вых днях» была попыт­ка создать язык ново­го рус­ско­го автор­ско­го кине­ма­то­гра­фа — план был состав­лен. Выпол­не­ние постав­лен­ной зада­чи лег­ло на филь­мы «Про уро­дов и людей» и «Брат». Пере­вы­пол­не­ние пла­на и уста­нов­ка новой вер­ши­ны арт­ха­ус­но­го кино — «Груз 200».

Читай­те так­же «„Имею пра­во“: как совет­ский кине­ма­то­граф 1970‑х стал феми­нист­ским». 

Призрак в нелепом пальто

Ты — Человек без имени, нагой человек без поклажи
Илья Кормильцев

“Счастливые дни” – первый полнометражный фильм самого интересного, неоднозначного и, к сожалению, уже покойного российского режиссёра. Дебют, в котором спрятан (или из которого вышел) весь последующий Балабанов. Почти все его «фирменные» приёмы, прибамбасы и прибабахи здесь уже имеются, кроме, пожалуй, нарочитой жестокости, отточенного до скальпельной остроты цинизма и вербализированной политической эпатажности. Это придёт позже, пока же достаточно и того главного, что по-настоящему отличает балабановский гений от других режиссёров – отстранённый холодный и трезвый взгляд, без брезгливости, но и без сопереживания, без злобы, но и без сентиментальности. Взгляд режиссёра-патологоанатома, производящего вскрытие скончавшихся ещё до начала фильма персонажей. Только персонажи эти ещё не догадываются, что умерли: двигаются, разговаривают, дышат, убегают, догоняют, падают, едят, совокупляются, стонут, смеются. Но ведь и вскрытие осуществляется не физическое, а экзистенциальное. Вивисекция бытия.

Начинается фильм в больнице – главного героя перед выпиской осматривают медики, уделяя внимание исключительно его темени. Признав пациента бесполезным (не выздоровевшим, а именно не приносящим пользу), его выталкивают на улицу, в лишённую красок и тепла, черно-белую (как и весь фильм) осень. Полноценно здоровым назвать персонажа Виктора Сухорукого на самом деле нельзя – с глупой наивно заискивающей улыбочкой, всегда готовый к худшему: быстро ретироваться, если прогоняют; спрятаться, если ищут; замереть при громком шуме; притвориться, что его нет при прочих неудобных обстоятельствах. Но это всё – болезни души, а не тела, они не лечатся в больнице, потому его здесь и не держат.

Но как бы ни был болен этот человек – он абсолютно свободен. От общества, потому что не знает, какое место в нём занимает (судя по дальнейшим событиям, нет уверенности, что это место вообще имеется), от памяти (не помнит ни своего имени, ни кто он такой, ни откуда взялся), от морали (готов снять калоши с упавшего на улице человека и украсть осла у слепого), но от процесса существования его никто не освобождал. Потому Человек без имени отчаянно ищет угол, где он мог бы приютиться, и за этот самый приют готов отзываться на любое имя, которое дадут ему встречные. Будучи “Сергей Сергеичем” он снимает разбитую комнатушку (почти такую же, в которой поселится через несколько лет Данила Багров), “Петром” проводит время с бездомными в подвале (а также и на кладбище), “Борей” обитает в полной антиквариата квартире проститутки, отгородившись от её притязаний старинным диваном и отказом раздеваться. При появлении очередного клиента в алькове хозяйки «Боря» таится, снедаемый неприятными и не совсем понятными ему чувствами, в соседней комнате (так же застрянет однажды в квартире содержанки Таты из «Мне не больно» её возлюблённый Миша, когда к ней внезапно нагрянет пьяный вдрызг Никита Сергеевич).

Возвращаясь к «фирменному» Балабанову: дебютная его картина, в отличие от последней, просто переполнена “автоцитатами” и “самоповторами”. В первую очередь, конечно, это балабановский Город (не важно Питер, Москва, Нью-Йорк или провинциальный Череповец), тоскливый, пустующий (даже с переполненными людьми улицами), продуваемый ветрами, пронизанный безвременьем. Конец XIX века, революционная эпоха, брежневский застой, лихие 90-е, разухабистые 2000-е – это лишь условный темпоральный декор, на самом деле времени “по Балабанову” не существует. Есть только циклы, повторы случившегося однажды, и случающегося раз за разом. Вечное движение по обозначенному маршруту (трамвай в “Счастливых днях” и “Брате”, пароход в “Про уродов и людей”, сменяющие друг друга автомобили на бесконечных дорогах “Брата 2”, сама дорога в “Я тоже хочу”, сами люди, заведённо бредущие по заснеженным улицам в “Кочегаре”).

Тошнотворность циклов передаётся и бесконечным повтором музыкальных номеров – это фламенко Дидюли, которого после “Кочегара” просто невозможно слушать, та же история с “Плотом” Юрия Лозы после “Груза 200”. В “Счастливых днях” такой заезженной пластинкой (в буквальном смысле – с соскакивающей в процессе воспроизведения звука иглой) являются опера Вагнера и фокстрот Гарри Уоррена – два совершенно разных по духу (но абсолютно идентичных по избыточному присутствию в картине) музыкальных произведения. Кроме музыки назойливо повторяются некоторые эпизоды и ситуации: Человека без имени (во всех его ипостасях) неизменно просят показать темя, просят так, что становится понятно – речь идёт, если и не о чём-то постыдном и аморальном, то, как минимум, не принятом в порядочном обществе. На это предложение он всегда отвечает неизменным отказом. С готовностью он показал темя лишь однажды – врачам в больнице, с чего и начались его скитания. Во всех местах своего временного проживания он наталкивается на заколоченную дверь, за которой – “ничего”. Всем, с кем делит очередное своё обиталище, он обещает “Уйду я от вас”, что и происходит. В итоге отовсюду изгнанным, в финале герой фильма найдёт приют в лодке, которую в качестве альтернативы гробу припас себе один из бездомных. Благодаря этому, наводнение безымянный персонаж встретит на воде, а не под водой…

Обычно режиссёры нарабатывают свои приёмы и образы, набирая их в течение всей своей творческой жизни, и сваливают в кучу в поздних работах или этапных вещах (“Кризисная” трилогия Китано, “Внутренняя империя” Линча, “Чемоданы Тульса Люпера” Гринуэя), с Балабановым случилось всё с точностью до наоборот. Он пришёл в кино со своим набором инструментов, которыми и работал до самого последнего дня. Менялся лишь градус отношения режиссёра к своим героям, и если в “Счастливых днях” его ещё можно заподозрить в какой-то человечности, то в следующих картинах он всё дальше будет уходить в холодность, бессострадательность и даже жестокость. Жестокость, в том числе, и к самому себе тоже, как к одному из обитателей (пусть и в качестве демиурга) собственноручно созданного мира. Кто другой, кроме создателя, смог бы так же едко посмеяться над собой, как это сделал Балабанов в “Я тоже хочу”? В последнем эпизоде своего последнего фильма.

Это время стучит нам в темя костяшками домино
Вячеслав Бутусов

ПС: Друзья, если не трудно, выберите свой любимый фильм Алексея Балабанова. Если такого нет — голосуйте против всех.

Призрак в нелепом пальто

Ты — Человек без имени, нагой человек без поклажи

Илья Кормильцев

“Счастливые дни” – первый полнометражный фильм самого интересного, неоднозначного и, к сожалению, уже покойного российского режиссёра. Дебют, в котором спрятан (или из которого вышел) весь последующий Балабанов. Почти все его «фирменные» приёмы, прибамбасы и прибабахи здесь уже имеются, кроме, пожалуй, нарочитой жестокости, отточенного до скальпельной остроты цинизма и вербализированной политической эпатажности. Это придёт позже, пока же достаточно и того главного, что по-настоящему отличает балабановский гений от других режиссёров – отстранённый холодный и трезвый взгляд, без брезгливости, но и без сопереживания, без злобы, но и без сентиментальности. Взгляд режиссёра-патологоанатома, производящего вскрытие скончавшихся ещё до начала фильма персонажей. Только персонажи эти ещё не догадываются, что умерли: двигаются, разговаривают, дышат, убегают, догоняют, падают, едят, совокупляются, стонут, смеются. Но ведь и вскрытие осуществляется не физическое, а экзистенциальное. Вивисекция бытия.

http://ic.pics.livejournal.com/e_bath/12007536/4235… » title=»Счастливые дни» />

Начинается фильм в больнице – главного героя перед выпиской осматривают медики, уделяя внимание исключительно его темени. Признав пациента бесполезным (не выздоровевшим, а именно не приносящим пользу), его выталкивают на улицу, в лишённую красок и тепла, черно-белую (как и весь фильм) осень. Полноценно здоровым назвать персонажа Виктора Сухорукова на самом деле нельзя – с глупой наивно заискивающей улыбочкой, всегда готовый к худшему: быстро ретироваться, если прогоняют; спрятаться, если ищут; замереть при громком шуме; притвориться, что его нет при прочих неудобных обстоятельствах. Но это всё – болезни души, а не тела, они не лечатся в больнице, потому его здесь и не держат.

http://ic.pics.livejournal.com/e_bath/12007536/4247… » title=»Счастливые дни_1991_DVDRip_XviD_AC3-0-02-41-591» />

Но как бы ни был болен этот человек – он абсолютно свободен. От общества, потому что не знает, какое место в нём занимает (судя по дальнейшим событиям, нет уверенности, что это место вообще имеется), от памяти (не помнит ни своего имени, ни кто он такой, ни откуда взялся), от морали (готов снять калоши с упавшего на улице человека и украсть осла у слепого), но от процесса существования его никто не освобождал. Потому Человек без имени отчаянно ищет угол, где он мог бы приютиться, и за этот самый приют готов отзываться на любое имя, которое дадут ему встречные. Будучи “Сергей Сергеичем” он снимает разбитую комнатушку (почти такую же, в которой поселится через несколько лет Данила Багров), “Петром” проводит время с бездомными в подвале (а также и на кладбище), “Борей” обитает в полной антиквариата квартире проститутки, отгородившись от её притязаний старинным диваном и отказом раздеваться. При появлении очередного клиента в алькове хозяйки «Боря» таится, снедаемый неприятными и не совсем понятными ему чувствами, в соседней комнате (так же застрянет однажды в квартире содержанки Таты из «Мне не больно» её возлюблённый Миша, когда к ней внезапно нагрянет пьяный вдрызг Никита Сергеевич).

http://ic.pics.livejournal.com/e_bath/12007536/4245… » title=»Счастливые дни_1991_DVDRip_XviD_AC3-1-02-16-839» />

Возвращаясь к «фирменному» Балабанову: дебютная его картина, в отличие от последней, просто переполнена “автоцитатами” и “самоповторами”. В первую очередь, конечно, это балабановский Город (не важно Питер, Москва, Нью-Йорк или провинциальный Череповец), тоскливый, пустующий (даже с переполненными людьми улицами), продуваемый ветрами, пронизанный безвременьем. Конец XIX века, революционная эпоха, брежневский застой, лихие 90-е, разухабистые 2000-е – это лишь условный темпоральный декор, на самом деле времени “по Балабанову” не существует. Есть только циклы, повторы случившегося однажды, и случающегося раз за разом. Вечное движение по обозначенному маршруту (трамвай в “Счастливых днях” и “Брате”, пароход в “Про уродов и людей”, сменяющие друг друга автомобили на бесконечных дорогах “Брата 2”, сама дорога в “Я тоже хочу”, сами люди, заведённо бредущие по заснеженным улицам в “Кочегаре”).

http://ic.pics.livejournal.com/e_bath/12007536/4243… » title=»Счастливые дни_1991_DVDRip_XviD_AC3-0-36-32-600» />

Тошнотворность циклов передаётся и бесконечным повтором музыкальных номеров – это фламенко Дидюли, которого после “Кочегара” просто невозможно слушать, та же история с “Плотом” Юрия Лозы после “Груза 200”. В “Счастливых днях” такой заезженной пластинкой (в буквальном смысле – с соскакивающей в процессе воспроизведения звука иглой) являются опера Вагнера и фокстрот Гарри Уоррена – два совершенно разных по духу (но абсолютно идентичных по избыточному присутствию в картине) музыкальных произведения. Кроме музыки назойливо повторяются некоторые эпизоды и ситуации: Человека без имени (во всех его ипостасях) неизменно просят показать темя, просят так, что становится понятно – речь идёт, если и не о чём-то постыдном и аморальном, то, как минимум, не принятом в порядочном обществе. На это предложение он всегда отвечает неизменным отказом. С готовностью он показал темя лишь однажды – врачам в больнице, с чего и начались его скитания. Во всех местах своего временного проживания он наталкивается на заколоченную дверь, за которой – “ничего”. Всем, с кем делит очередное своё обиталище, он обещает “Уйду я от вас”, что и происходит. В итоге отовсюду изгнанным, в финале герой фильма найдёт приют в лодке, которую в качестве альтернативы гробу припас себе один из бездомных. Благодаря этому, наводнение безымянный персонаж встретит на воде, а не под водой…

http://ic.pics.livejournal.com/e_bath/12007536/4239… » title=»Счастливые дни_1991_DVDRip_XviD_AC3-1-19-47-910» />

http://ic.pics.livejournal.com/e_bath/12007536/4239… » title=»Счастливые дни_1991_DVDRip_XviD_AC3-1-19-54-945» />

Обычно режиссёры нарабатывают свои приёмы и образы, набирая их в течение всей своей творческой жизни, и сваливают в кучу в поздних работах или этапных вещах (“Кризисная” трилогия Китано, “Внутренняя империя” Линча, “http://e-bath.livejournal.com/tag/%D0%A7%D0%B5%D0%B… »>Чемоданы Тульса Люпера” Гринуэя), с Балабановым случилось всё с точностью до наоборот. Он пришёл в кино со своим набором инструментов, которыми и работал до самого последнего дня. Менялся лишь градус отношения режиссёра к своим героям, и если в “Счастливых днях” его ещё можно заподозрить в какой-то человечности, то в следующих картинах он всё дальше будет уходить в холодность, бессострадательность и даже жестокость. Жестокость, в том числе, и к самому себе тоже, как к одному из обитателей (пусть и в качестве демиурга) собственноручно созданного мира. Кто другой, кроме создателя, смог бы так же едко посмеяться над собой, как это сделал Балабанов в “Я тоже хочу”? В последнем эпизоде своего последнего фильма.

Это время стучит нам в темя костяшками домино

Вячеслав Бутусов

http://ic.pics.livejournal.com/e_bath/12007536/4252… » title=»Счастливые дни_1991_DVDRip_XviD_AC3-1-02-32-800» />

http://ic.pics.livejournal.com/e_bath/12007536/4252… » title=»Счастливые дни_1991_DVDRip_XviD_AC3-1-15-04-360» />

ПС: Друзья, если не трудно, http://e-bath.livejournal.com/418064.html»>проголосуйте за свой любимый фильм Алексея Балабанова.