Сценарий кабаре бродячая собака

Сценарий литературного вечера

ВЕЧЕР В КАБАРЕ

«БРОДЯЧАЯ СОБАКА»

Снеткова Ирина Анатольевна,

учитель русского языка и литературы

МБОУ СОШ №1 г.Покрова

Петушинского района

Владимирской области

Вступление

В Петербурге мы сойдемся снова,

Словно сердце мы похоронили в нем,

И блаженное , бессмысленное слово

В первый раз произнесем

В черном бархате советской ночи,

В бархате всемирной пустоты,

Все поют блаженных жен родные очи,

Все цветут бессмертные цветы…

Пронин

Уважаемые дамы и господа! Вечер поэтов, указанный в программе, начнется через 5 минут.

Ведущий

«Бродячая собака» была кабаре исключительно для артистов, художников, литераторов. Заводилой в этом предприятии был несомненно Борис Пронин.

Пронин

Собаку придумал я всецело… У меня возникла мысль, что надо создать романтический кабачок, куда бы мы все, «бродячие собаки» , могли приткнуться, дешево прокормиться и быть у себя, бродячие, бесприютные собаки.

Весь конец 1911г. я бегал по Петербургу , искал и в конце концов набрел на идеальное помещение : угловой дом рядом с Михайловским театром, вход во втором дворе. С улицы вход был забит, и мы его так и оставили . Для нас это была идеальная штука…

«Бродячая собака» имела и свою летопись в виде огромного фолианта, переплетенного в свиную кожу, лежащего при входе, в кот. все посетители были обязаны по меньшей мере вносить свои имена, поэты – экспромты, художники – зарисовки.

Но вот и первые посетители. Анна Ахматова и Николай Гумилев! Михаил Кузьмин! Георгий Иванов! Господа, пора начинать! Тема нашего вечера – Петербург.

Анна Ахматова

Все мы бражники здесь, блудницы.

Как не весело вместе нам!

На стенах цветы и птицы

Томятся по облакам.

Ты куришь четную трубку,

Так странен дымок над ней.

Я надела узкую юбку,

Чтоб казаться еще стройней.

Навсегда забиты окошки:

Что там , изморозь или гроза?

На глаза осторожной кошки

Похожи твои глаза.

Николай Гумилев.

Анна, оставь эти мрачные мысли.  С этим городом у меня связано много светлого. Петербург во мне  с детства, Я учился в Царскосельской  гимназии , директором и преподавателем кот. был И. Ф. Анненский. Возможно, именно он воспитал в нас любовь к литературе.

Ст. «Памяти Анненского»

К таким  нежданным и певучим бредням

Зовя с собой умы людей,

Был Иннокентий Анненский последним

Из царскосельских лебедей,

Я помню дни: я, робкий, торопливый,

Входил в высокий кабинет,

Где ждал мене спокойный и учтивый

Слегка седеющий поэт.

Десяток фраз, пленительных и странных,

 Как бы случайно уроня,

Он вбрасывал в пространства безымянных

Мечтаний – слабого меня.

…Скамью я знаю в парке; мне сказали,

Что он любил сидеть на ней,

Задумчиво смотря, как сини дали

В червонном золоте аллей

Анна Ахматова

Еще годовалым ребенком я была перевезена из Одессы на север – в Царское Село. Там я прожила до 16 лет. Училась в Царскосельской женской гимназии. Сначала плохо, потом гораздо лучше. Но всегда неохотно. Мои первые воспоминания – царскосельские: зеленое, сырое великолепие парков, выгон, куда меня водила няня, ипподром, где скакали маленькие, быстрые лошадки…

Ст. « В Царском Селе» (1)

По аллее проводят лошадок.

Длинны волны расчесанных грив.

О, пленительный город загадок,

Я печальна , тебя полюбив.

Николай Гумилев.

.

В Царском Селе состоялась встреча, во многом определившая мою жизнь и творчество. В конце 1903 года я познакомился с гимназисткой Анной Горенко, моей будущей женой – А. Ахматовой.

Ст. « Сердце бьется ровно, мерно»

Сердце бьется ровно, мерно.

Что мне долгие года!

Ведь под аркой на Галерной

Наши тени навсегда.

Сквозь опущенные веки

Вижу, вижу , ты со мной,

И в руке твоей навеки

Нераскрытый веер мой.

Оттого, что стали рядом

 Мы в блаженный миг чудес,

В миг , когда над Летним Садом

Месяц розовый воскрес.-

Мне не надо ожиданий
у постылого окна

И томительных свиданий.

Вся любовь утолена.

Ты свободен, я свободна,

Завтра лучше, чем вчера,-

Над Невою темноводной,

Под улыбкою холодной

Императора Петра.

Пронин

Лирика ваша, строгая и классически соразмерная. Родственна архитектурному облику Петербурга, торжественным разворотам его улиц и площадей, плавной симметрии знаменитых набережных, окаймленных золотой каллиграфией фонарей, мраморным и гранитным дворцам, его бесчисленным львам, крылатым грифонам, египетским сфинксам, античным атлантам, коллонадам, соборам и блистающим шпилям.

Уже первые читатели говорят, что вы являете  собой как бы классический тип петербурженки, ваша поэзия неотделима ни от Летнего сада, ни от Марсова поля, ни от Невского проспекта , ни ,конечно же , от белых ночей, воспетых Пушкиным и Достоевским.

. Георгий Иванов

И меня привлекает ампирный Петербург с его строгостью архитектурных линий, а пейзажные зарисовки полны аллюзий на живописные полотна Клода Лоррена.

Я, следуя семейным традициям, учился во Втором кадетском корпусе в Петербурге. Здесь во мне проснулась  страсть к стихам, которые я писал во время уроков.

Ст. « Петергоф» (2)

Как древняя ликующая слава,

Плывут и каменеют облака,

И ангел с крепости Петра и Павла

Глядит сквозь них – в грядущие века.

Но ясен взор – и неизвестно, что там,-

Какие сны, закаты, города –

На смену этим блеклым позолотам –

Какая ночь настанет навсегда!

Ведущий

Георгий, как вы умеете по-новому сопоставить и оживить привычные образы, вы обладаете способностью к скульптурно-красочной передаче зрительных восприятий.

. Георгий Иванов

 Мне хочется написать книгу, возможно, я ее назову  «Закат над Петербургом», где пронесется история великой столицы империи от дней ее высочайшего расцвета до медленного угасания. Люди, так или иначе способствующие вырождению Петербурга, лично – невинны. Никто из них не отдает себе отчета в деле рук своих. Столица мельчает, обезличивается – и люди, которые в ней живут, распоряжаются, строят, «охраняют основы» — тоже мельчают, вырождаются. Всех задействовала, всем руководит судьба, если угодно, Рок.

.

Ст. « Вновь Исакий в облаченье»

Вновь Исакий в облаченье

Из литого серебра.

Стынет в грозном нетерпенье

Конь Великого Петра

Ветер душный и суровый

С черных труб сметает гарь…

Ах! Своей столицей новой

Недоволен государь.

Михаил Кузьмин

Анна Андреевна, какая у вас любовь к деталям. Конечно, в минуты крайней опасности, когда смерть близка, в одну короткую секунду мы вспоминаем столько, сколько не представляется нашей памяти и в долгий час, когда мы находимся в обычном состоянии духа.

И воспоминания эти идут не последовательно, а набегают друг на друга острой и жгучей волной, из которой сверкнет: то давно забытые глаза, то облако на весеннем небе, то чье-то голубое платье, то голос чужого вам прохожего. Эти мелочи, эти конкретные осколки нашей жизни мучат и волнуют нас больше, чем мы того ожидаем , и возвращают нас к тем минутам, к тем местам, где мы любили, плакали, смеялись и страдали, где мы жили.

В 1884г. моя семья переехала в Петербург. После волжского раздолья столичный город неприятно поразил меня своею серостью, подчищенностью и безжизненностью. Однако впоследствии я сроднился с этим городом и сейчас думаю, что по-настоящему дома можно себя чувствовать только в Петербурге.

Входит Мандельштам

Я вернулся в мой город, знакомый до слез,

До прожилок, до детских, набухших желез……

Ведущий

Максимилиан Волошин прав – Мандельштам нелеп, как настоящий поэт!

Анна Ахматова

. Конечно, наш первый поэт.

Пронин

. Вы как раз вовремя: мы говорим о Петербурге. Вы ведь тоже не равнодушны к этому городу7

Анна Ахматова

Мы знаем исток Пушкина, Блока, но кто укажет, откуда до нас донеслась эта новая божественная гармония, которую называют стихами Мандельштама.

Осип Мандельштам

  Я с детства находился под впечатлением архитектурно-исторического облика Петербурга, и этот город неразрывно вошел в самую ткань моих стихов. Именно здесь  весной1911г. я познакомился с А.Ахматовой и Н.Гумилевым.

Ст. «Адмиралтейство»

В столице северной томится пыльный тополь,

Запутался в листве прозрачный циферблат,

И в темной зелени фрегат или акрополь

Сияет  издали – воде и небу брат.

Ладья воздушная и мачта-недотрога,

Служа линейкою преемникам Петра,

Он учит: красота – не прихоть полубога,

А хищный глазомер простого столяра.

В моих стихах образ города рождается при совмещении пушкинского Петербурга и Петербурга ХХ столетия:  по-прежнему «чудовищна и жестока» Российская государственность, по-прежнему невыносима тоска Онегина , по-прежнему  клянет судьбу Евгений из «Медного всадника», а на Сенатской площади чудится блеск солдатских штыков.

Ст. «Петербургские строфы»

Над желтизной правительственных зданий

Кружилась долго мутная метель,

И правовед опять садился в сани,

Широким жестом запахнув шинель.

Зимуют пароходы. На припеке

Зажглось каюты толстое стекло.

Чудовищна, — как броненосец в доке,-

Россия отдыхает тяжело.

А над Невой – посольства полумира,

Адмиралтейство, солнце, тишина!

И государства желтая порфира,

Как власяница грубая , бедна.

Тяжка обуза северного сноба –

Онегинеа старинная тоска;

На площади Сената – вал сугроба,

Дымок костра и холодок штыка.

Черпали воду ялики , и чайки

Морские посещали склад пеньки,

Где, продавая сбитень или сайка,

Лишь оперные бродят мужики.

Летит в туман моторов вереница.

Самолюбивый , скромный пешеход,

Чудак Евгений- бедности стыдится,

Бензин вдыхает и судьбу клянет.

Ст. «В последний раз мы встретились тогда…»

Николай Гумилев.

Я чувствую, я знаю, такими счастливыми, как здесь, на берегах Невы, мы уже никогда и нигде не будем.

Звучит «Реквием» Моцарта.

Ведущий

Николай Гумилев в 1921г. расстрелян по приговору ЧК

В 1922г. Георгий Иванов навсегда покинул Россию

Михаил Кузьмин , избежав арестов и преследований, умер в 1936г.

Осип Мандельштам  умер в пересыльном лагере «Вторая речка», недалеко от Владивостока 27 декабря 1938г., похоронен в общей могиле.

Анна Ахматова

ст. «Петроград»

И забыли навсегда,

Заключены в столице дикой,

Озера, степи, города

И зори родины великой.

В кругу кровавом день и ночь

Долит жестокая истома…

Никто нам не хотел помочь

За то, что мы остались дома,

За то, что город свой любя,

А не крылатую свободу,

Мы сохранили для себя

Его дворцы, огонь и воду.

Иная близится пора,

Уж ветер смерти сердце студит,

Но нам священный град Петра

Невольным памятником будет.

Оборудование:

• музыкальный центр;
• музыка Штрауса (Дебюсси, Равеля, Стравинского),
  т.к. музыка именно этих композиторов звучала в
  “Бродячей собаке”
• фотографии А.Ахматовой, Н.Гумилева, З.Гиппиус,
  М.Цветаевой, К. Бальмонта, М. Кузмина, Ф. Сологуба и
  др. современников Серебряного века;
• эмблема кафе “Бродячая собака” (поручить
  нарисовать детям, изображение эмблемы можно
  найти на сайте http://www.silverage.ru);
• яркая цветная афиша-программа вечера;
• выдержка из статьи Манифеста 17 октября 1905г.,
  отпечатанная крупным шрифтом на цветной бумаге;
• сводная Таблица 1 изменений во всех сферах жизни
  российского общества на рубеже XIX – XX веков;
• сводная Таблица 2 достижений духовной сферы
  российского общества;
• отпечатанные крупным шрифтом на цветной бумаге
  слова-символы этой эпохи: возрождение,
  разрушение, упадок, кризисность, перелом.

Цели и задачи:

• формировать представление учащихся о взаимном
  влиянии всех сфер жизни общества;
• создать исторический и художественный образ
  России на переходном этапе из века XIX в век XX;
• воспитывать любовь и уважение к истории
  отечества и его культуре;
• развивать познавательную и творческую
  активность учащихся;
• развивать эстетическое восприятие окружающей
  действительности.

Сценография мероприятия:

Одна половина класса благодаря специальному
оформлению превращена в уголок артистического
кабаре “Бродячая собака”: небольшие столики,
накрытые скатертями и сервированные кофейными
или чайными сервизами, свечи в старинных
подсвечниках, стулья с накидками; сбоку
установлена ширма, на которой размещена
афиша-программа вечера лирики и эмблема кабаре, к
одному из стульев прислонена гитара. Задняя
стена оформлена фотографиями поэтов, философов
серебряного века, выдержкой из Манифеста 17
октября 1905 года, хаотично расположенными словами
– возрождение, разрушение, упадок, кризисность,
перелом.

Вторая часть класса оформлена как в обычное
время, здесь размещаются ученики, которые не
задействованы в представлении “Бродячей
собаки” и именно с ними начинает работу учитель.

Ход мероприятия:

Вначале мероприятия ученикам раздаются
Таблица 1 и Таблица 2

Слово учителя (прогуливаясь между
столиками кафе):

Сегодня мы в очередной раз обращаемся к одному
из интереснейших периодов русской истории –
эпохе “Серебряного века” (1892-1917гг.)

Словосочетание “Серебряный век” возникло по
аналогии с понятием “Золотой век”, по традиции
обозначающим “пушкинский период” русской
литературы, и поначалу относилось только к
поэтическому творчеству рубежа веков. В какой-то
момент, однако, это понятие стало использоваться
как обозначение всей художественной и, шире, всей
духовной культуры конца XIX — начала XX века в
России.

Интерес писателей “Золотого века” был
направлен к духовному облику каждого человека,
писатели “Серебряного века”, наследуя традиции
XIX века, создавали свою концепцию мира и человека
в этом мире. Их постоянно преследовала мысль о
том, что не все создаваемое человеком осознается;
есть области, недоступные аналитическому
проникновению разума.

Итак, давайте на несколько минут перенесемся в
Россию того времени: вспомним и подумаем какие
события, происходившие тогда в России, оказали
влияние на формирование новой концепции
мироздания.(Учитель комментирует содержание
Таблицы 1)

• распространение марксизма;
• завершение промышленного переворота;
• превращение России в индустриально-аграрную
  страну;
• железнодорожное строительство;
• фабричное производство;
• рост численности городского населения;
• первая русская революция 1905-07 гг;
• русско-японская война;
• создание первых политических партий ;
• мирные инициативы России (Гаага, 1899г,1907г);
• КВЖД, Порт-Артур, Дань -Лянь;
• первая русская революция 1905-07 гг;
• Манифест 17 октября 1905 г.

Учитель обращает внимание учащихся на цитату
из Манифеста 17 октября.

Сама духовная атмосфера рубежа веков
провоцировала писателя на художественное
своемыслие. Миросозерцание человека в конце XIX –
начале XX века, психологическая атмосфера рубежа
веков во многом родственны “предчувствиям и
тревогам” сегодняшнего дня. Общим знаменателем
мировоззренческих и политических страстей,
разгоревшихся в России к концу прошлого века,
было определение своей эпохи как эпохи пограничной,
переходной, когда безвозвратно уходят в прошлое
не только прежние формы быта, труда, политической
организации общества, но и система духовных
ценностей требует радикального пересмотра. Кризисность
– вот ключевое слово эпохи, кочующее по
журнальным страницам, политическим дискуссиям,
литературно-критическим статьям.

Упадок, разрушение, возрождение, перелом
— в лексиконе рубежа веков эти слова наращивают
свою частотность.

Переходность, кризисность эпохи не означают её
ущербности и бесплодности. Напротив, именно это
время оказывается необычайно плодотворным для
развития самых разных сфер жизни – экономики,
технологии, науки, искусства. Возьмем только один
1913 год – и мы увидим, какими разнообразными
событиями, явлениями общественной жизни
наполнен этот год. Можно было бы взять любой
другой год и картина была бы той же самой. Но мы
уже привычны к тому, что 1913 год является
годом-маркером в истории. Почему? (Дети должны
сказать о том, что 1913 год это последний мирный год
перед началом Первой мировой войны. Далее
учитель организует работу с Таблицей 2) Таблица
дает представление о том, какие именно события
происходили в культурной жизни России.

Но сегодня мы будем говорить о поэзии, ибо
именно поэзия дала русской и мировой культуре
столько новых имен, направлений, стилей, как
никакой другой вид искусства. Сегодня мы с вами
побываем на поэтическом вечере в
литературно-артистическом кабаре “Бродячая
собака”.

Театральное действо: Вечер лирики в
артистическом кабаре “Бродячая собака”.

Действующие лица:

Автор.

Борис Пронин – основатель и хозяин кафе.

Друзья “Собаки” – постоянные посетители кафе.

Поэты: А. Ахматова, Н.Гумилев, З.Гиппиус, К.
Бальмонт, А.Белый, Ф. Сологуб, М. Кузмин, М.
Цветаева.

Актрисы И. Глебова-Судейкина, Н. Волохова.

Автор:

“Серебряный век” – взлет русской культуры
конца XIX века – начала ХХ века. Величайшие
достижения философской мысли, науки, всех видов
художественного творчества, плеяда
талантливейших поэтов, каждый из которых “
воистину индивидуален”.

Звучит музыка Штрауса и в кафе вбегает Пронин
(элегантен, во фраке и белой рубашке, поправляет
скатерти, переставляет стулья, подходит к
висящей на доске ярко-оформленной
афише-программе вечера, читает)

Пронин Б. (читает):

Художественное общество Интимного
театра – СПБ

15 марта 1914 года

Подвал “Бродячая собака”

Михайловская площадь,5

Вечер лирики

Участвуют поэты Анна Ахматова,
Николай Гумилёв, Михаил Кузмин, Зинаида Гиппиус,
Константин Бальмонт, Андрей Белый, Игорь
Северянин, Федор Сологуб и др.

Актеры: Н.Волохова, Л.Блок,
И.Глебова-Судейкина

Собираться к половине двенадцатого

Вход исключительно по именным приглашениям
Правления

Плата 5 рублей. Актеры, поэты, художники,
музыканты и “Друзья Собаки” — 1 рубль. (Обращаясь
в зал) Уважаемые дамы и господа! Вечер поэтов,
указанный в программе, начнется через 10 минут

(Постепенно кафе начинает заполняться его
завсегдатаями. Они приходят парами и по одиночке,
приветствуют хозяина кафе и занимают места за
столиками. )

Друг “Собаки” 1: “Бродячая
собака” была кабаре исключительно для артистов,
художников и литераторов. По сути “Бродячая
собака” стала приютом нового, модернистского
искусства. Символисты, футуристы, акмеисты, — все
бывали здесь.

Пронин: “Собаку” придумал
всецело я …. И вот у меня возникла мысль, что надо
создать романтический кабачок, куда бы мы все,
“бродячие собаки”, могли приткнуться, дешево
прокормиться, и быть у себя, бродячие бесприютные
собаки.

Господа, пора начинать! У нас в гостях “Цех
поэтов”. Первым просим читать Андрея Белого!

Друг “Собаки”1: “… Белый – человек
очень тонкой, рафинированной культуры, это
писатель на исключительную тему, существо его –
философствующее чувство. Белому нельзя
подражать не принимая его целиком со всеми его
атрибутами – как некий своеобразный мир, — как
планету, на которой свой, — своеобразный –
растительный, животный и духовный миры”.

Белый А.: “Отчаяние”

Пронин: Господа, а теперь Анна
Андреевна Ахматова! Поприветствуем!

Друг “Собаки” 2: Я видела портрет
поэтессы, написанный Альтманом. “ Цвет медного
купороса, злой меди – это фон картины Альтмана.
Несколько оттенков зелени. Зелени
ядовито-холодной. Даже не малахит — медный
купорос…. На этом фоне – женщина — очень тонкая,
высокая и бледная. Ключицы резко выдаются.
Черная, точно лакированная челка закрывает лоб
до бровей. Смугло-бледные щеки, бледно-красный
рот. Тонкие ноздри просвечивают. Глаза,
обведенные кругами, смотрят холодно и неподвижно
– точно не видят окружающего.

…Только кубы, ромбы да углы и все черты лица,
все линии фигуры – в углах. Угловатый рот,
угловатый изгиб спины, углы пальцев, углы локтей.
Даже подъем тонких длинных ног – углом. Разве
бывают такие женщины в жизни? Это вымысел
художника! Нет – это живая Ахматова.

Ахматова: “Сероглазый король”

Пронин: Браво, Анна Андреевна!
(Все посетители кафе поддерживают поэтов,
читающих стихи, аплодисментами, криками:
“Браво!”, “Восхитительно!” и т.д. ) Господа, а
теперь Зинаида Николаевна Гиппиус!

Друг “Собаки” 2: Она всегда
любила розовый цвет. Бунин, смеясь, говорил, что у
нее в комоде лежит 40 пар розовых шелковых штанов
и 40 розовых юбок висит в платяном шкафу. У нее
были старые драгоценности, цепочки и подвески, и
иногда она появлялась с длинной изумрудной
слезой, висевшей на лбу на узкой цепочке между
бровями. Она несомненно искусственно выработала
в себе две внешние черты: спокойствие и
женственность. Внутри она не была спокойна.

Гиппиус: “Нелюбовь”

Пронин: Константин Дмитриевич
Бальмонт!

Актриса Глебова-Судейкина:

… Судьба к нему была на редкость несправедлива:
им восхищались, а потом мстили ему за то, что он
восхищал. Утверждая себя как мятежника, как
выразителя современности, Бальмонт был не только
эгоцентриком, он был потрясающим анахронизмом.
Он вошел в литературу с ХХ веком. Уже сновали по
улицам машины, уже росли корпуса заводов, уже шли
грандиозные социальные битвы, а Бальмонт
оставался трубадуром ХIV века, на котором был
смешон современный пиджак.

Бальмонт: “Безглагольность” (выходит с
тростью)

Пронин: Федор Сологуб!

Актриса Волохова:

Впервые я увидела Сологуба в начале 1908 года, в
Москве у одного литератора. Это был тот самый
Сологуб, которого на известном портрете
изобразил Кустодиев. Сидит мешковато, нога на
ногу, потирает маленькие, очень белые руки.
Пенсне на тонком шнуре, над переносицей складка,
глаза полузакрыты. Когда Сологуб их открывает, их
выражение можно было передать вопросом: А вы все
еще существуете ?

Сологуб : “Чертовы качели”

Пронин: Господа, в прошлую субботу
здесь был Николай Гумилев! Это человек,
совершенно особенный!

Друг “Собаки” 2:

Да,да! Все в нем особенное и особенно
некрасивое. … Под тяжкими веками совершенно
плоские глаза. Узкие бледные губы, улыбается он
тоже, совсем особенно. В его улыбке что-то жалкое
и в то же время что-то лукавое. Что-то азиатское.
Сидит чересчур прямо, высоко подняв голову. Узкие
руки с длинными пальцами, похожими на бамбуковые
палочки, скрещены на столе. Одна нога заброшена
на другую. Он сохраняет полную неподвижность.

Друг “Собаки” 1:

Гумилёв не был бы Гумилевым, если бы жизнь свою
не попытался построить на контрасте с тем, чем
удовлетворяется и что ищет большинство. Его
участие в боевых действиях на фронтах Первой
мировой войны, путешествие в Африку – всё это
бегство от предписываемой обществом линии
поведения и томящей скуки.

Пронин:

Господа, сегодня в нашем кафе присутствуют наши
друзья актеры. Попросим их почитать стихи наших
любимых авторов! Стихи Гумилева попросим читать
актрису Глебову-Судейкину!

Глебова-Судейкина: стихотворение Гумилева
“Жираф”

Друг “Собаки”3:

Когда в 1909 году я познакомился с Кузминым,
Кузмин только что сбрил бороду. Если бы это
касалось кого-нибудь другого – можно было бы о
бороде и не упоминать. Но в биографии Кузмина
сбритая борода, фасон костюма, сорт духов или
ресторан, где он завтракал, — факты
первостепенные. Вехи так сказать. По этим
“вехам” можно проследить всю “кривую” его
творчества. … Короче: апостол петербургских
эстетов, идеал денди с солнечной стороны
Невского …”

Пронин: Стихи Михаила Кузмина
просим читать актрису Волохову!

Н. Волохова : стихотворение Кузмина “Где слог
найду, чтоб описать прогулку…”

Завершается вечер романсом М.Цветаевой “ Под
лаской плюшевого пледа …”(романс может звучать
в записи, но если есть талантливые дети, умеющие
петь под гитару, конечно лучше исполнить романс
вживую).

Посетители медленно под звуки романса
прощаются с Прониным и покидают кабаре.
Последним “Бродячую собаку” покидает хозяин…

Приложение

Список используемой литературы

1. Карсалова Е.В., Леденев А.В., Шаповалова Ю.М.
   Серебряный век русской поэзии.- М.: Новая школа. –
   1996. – С.191
2. Серебряный век. Поэзия.- М.: Издательство АСТ.-
   2002.- С.672
3. Зуев М.Н. История России. Хроника. Учебное
   пособие.- М.:Дрофа. – 1995. – С.413
4. Шульгин В.С., Кошман Л.В., Зезина М.Р. Культура
   России IX-XX вв. Учебное пособие.- М.: Простор. – 1996.
   – С.393
5. http://www.silverage.ru

Публикации

Дегтев С.В. «Бродячая собака» — сценарий. Часть А.

Список действующих лиц (в алфавитном порядке)

Ахматова А.[i]
Блок А.[ii]
Бурлюк Д.[iii]
Вертинский А.[iv]
Глебова-Судейкина О.[v]   (она же Незнакомка, Дама в ресторане)
Голос за сценой
Гумилёв Н.[vi]
Игорь-Северянин [vii]
Карсавина Т.[viii]
Кузмин М. [ix]
Маяковский В. [x]
Пронин Б. [xi]
Хлебников В. [xii]
Посетители кабаре (делящиеся на “своих” и “фармацевтов”) [xiii]

«Бродячая собака«

Занавес закрыт

Голос Ахматовой:
Когда спускаюсь с фонарем в подвал,
Мне кажется — опять глухой обвал
За мной по узкой лестнице грохочет.
Чадит фонарь, вернуться не могу,
А знаю, что иду туда к врагу.
И я прошу как милости… Но там
Темно и тихо. Мой окончен праздник!
Уж тридцать лет, как проводили дам,
От старости скончался тот проказник…
Я опоздала. Экая беда![xiv]

Звучит музыка
Занавес открывается.
Сцена представляет собой зальчик. В центре маленькая сцена. На стене висит портрет Н.И.Кульбина[xv].  Занавес в звездах. По зальчику расположены круглые столики со свечами. В левом углу в позе умирающего гладиатора на большом турецком барабане возлежит В.В.Маяковский ( при появлении новых «будетлян»[xvi] он громко стучит в барабан). Зальчик пуст. Только за одним столиком надменный и прямой как жердь (во фраке или визитке) сидит Н.С.Гумилев. Внезапно за сценой раздается пение.

I явление.

Гости хором:
От рождения подвала
Пролетел лишь быстрый год,
Но «Собака» нас связала
В тесно-дружный хоровод.
Чья душа печаль узнала,
Опускайтесь в глубь подвала.
Отдыхайте (3 раза) от невзгод. [xvii]

Продолжая петь, в зальчик врываются первые гости. Это актеры и зрители после театральной премьеры (актеры одеты разнообразно: Коломбинами, Пьеро, Арлекинами, зрители – во фраках и вечерних туалетах. У Б.Лившица поверх пиджака надето черное жабо (так называемое жабо прокаженного Пьеро). В.Маяковский одет в знаменитую «кофту фата», Д.Бурлюк  –во фраке и цилиндре, в ухе его – серьга, щека размалевана «розами».[xviii] Раздаются смех, возгласы: «Замечательно, чудесно, Homage и др.»

На сцену выходит Б.Пронин. Он одет в помятые брюки и мешковатый (не вечерний) пиджак, слегка пьян. Медленно поднимет руку – шум в зале постепенно стихает.

Б.Пронин: Medames, messieurs. Сегодня у нас гость (крики – homage, homage), молодой, можно сказать юный поэт, сочинитель музыки и исполнитель ((крики – homage, homage) Александр Вертинский.                                                    

Н.Гумилев (сквозь зубы, но громко): Русский шансонье, фи…

Голос за сценой: Великий основатель русской авторской песни, после долгих лет скитаний в эмиграции закончил свои дни на Родине.

Голоса: Браво. Homage.

Пронин уходит со сцены. Играет рояль. Занавес раздвигается. На сцене А.Вертинский в костюме Пьеро в негативе (т.е. черный костюм, белые (пуховые) пуговицы. Жабо наполовину черное, наполовину белое, лицо также разделено на черное и белое.На голове вместо колпака черная облегающая шапочка. А.Вертинский поет «Дорогая пропажа». Он стоит неподвижно, но выразительно жестикулирует.

По окончании номера крики: Браво!Ура Homage!, Душка! и т.д.

Сцена (большая) полузатемнена, все участники застыли. Справа (в лучах света) появляются А.Блок (он в простом черном сюртуке, но с черным бантом) и А.Ахматова (затянутая в черное шелковое платье, на плечах жёлтая шаль).

II явление.

Ахматова: Александр Александрович, я не могу читать после Вас.

А.Блок (с упреком): Анна Андреевна, мы не тенора. 

Голос за сценой:        Много позже Ахматова как бы в ответ назвала Блока трагическим тенором эпохи.

Зал освещается.

Б.Пронин (появившись на сцене): А сейчас, господа, перед нами выступит наш величайший, наш любимейший…

Блок протестующе поднимает руку.

Гумилев шипит (громко): «Величайший».

Маяковский слегка постукивает по барабану.

Б.Пронин (испуганно):          Нет, просто Александр Блок.

Зал встречает поэта только громом аплодисментов, которые постепенно стихают. Поэт медленно поднимается на сцену и читает «Незнакомку». Во время чтения появляется Незнакомка (её играет та же актриса ,которая исполняет роль О.А.Глебовой-Судейкиной), она садится за столик, потом «исчезает»

А.Блок:
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины
И раздается женский визг,
А в небе ко всему приученный
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, сирен и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas» кричат
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только сниться мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моей качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне.
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.

Голос за сценой: Блок умирает в 21 году. Говорят от голода…в страшных мучениях. 

Одновременно начинает играть музыка танго. На сценке и в зале танцуют. Главная среди танцующих – О.А.Глебова-Судейкина.
Справа от сцены Ахматова читает под музыку.

III явление

А.Ахматова:
Все мы бражницы здесь, блудницы.
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.
Ты куришь черную трубку,
Так странен дымок над ней.
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться ещё стройней.
Навсегда забиты окошки
Что там, изморозь иль гроза?
На глаза осторожной кошки
Похожи твои глаза.
О, как сердце мое тоскует!
Не смертельного ль часа жду?
А та, что сейчас танцует,
Непременно будет в аду.

После танго появляется Б.Пронин и объявляет

IV явление.

Б.Пронин: А теперь, господа, поприветствуем наших гостей, так сказать, хм… хм из будущего, будетлян, хм… хм… футуристов, кажется… Первым выступает поэт, который представится сам.

Б.Пронин уходит. Появляется В.Хлебников (он одет почти нищенски, в простом пиджаке, на шее старый вязаный шарф, в руках наволочка, набитая чем-то.) 

В.Хлебников (мрачно, понурив голову): Велчелвсел… Велермир Хлебников

Из зала (перебивая): Кто-кто. Кто это. Что еще за Велчелвсел?

И.Хлебников: Велчелвсел. Ну и дураки. Великий Человек Вселенной – вот  кто.

Из зала (перебивая): Долой  великого. Пусть читает и т.д.

В.Хлебников:
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешищ надсмеяльных — смех усмейных смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей!
Смейево, смейево!
Усмей, осмей, смешики, смешики!
Смеюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи! 

Из зала (перебивая): Долой. Homage и т.д.

Голос за сценой: Осмеянный, непризнанный, никем кроме узкого круга почитателей, Велемир Хлебников был и есть величайший поэт 20-го века. Отвергнутый «лефовцем» В.В.Маяковским, страдая от приступов малярии и развивающейся гангрены, поэт умер в безвестной  деревне Санталово.

Хлебников величественно удаляется. Ему на смену на сцену громоздится Давид Бурлюк (у него на щеке нарисована роза,  в петлице фрака – чайная ложка, в руках – лорнет)

Д.Бурлюк: Я — Давид Бурлюк (в зале шиканье и хохот)

Д.Бурлюк (начитает читать):
Каждый молод, молод, молод
В животе чертовский голод
Так идите же за мной…
За моей спиной
Я бросаю гордый клич
Этот краткий спич!
Будем кушать камни травы
Сладость горечь и отравы
Будем лопать пустоту
Глубину и высоту
Птиц, зверей, чудовищ, рыб,
Ветер, глины, соль и зыбь!

В зале смешки, хлопки, выкрик: «Долой!»

Голос за сценой: Прожив долгую и трудную жизнь, Давид Бурлюк скончался в Америке, успев  “благословить” новое поколение авангардистов.

Н.Гумилев (громогласно): Каждый стар, стар, стар, опрокинул самовар

Из зала усиливаются крики: «Долой! Хотим Маяковского!  Маяковского!» Бурлюк удаляется. Маяковский лениво подымается, идет между столиками, резко останавливается  у  одного и тыча пальцем в лицо посетителя, читает: «Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста». Посетитель, испугавшись, резко встает и отшатывается. Маяковский примирительно машет рукой: «Успокойтесь, успокойтесь, сегодня другое».

Добравшись до сценки начинает читать.

В.Маяковский:
Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают –
Значит – это кому-нибудь нужно?
Значит – кто-то хочет, чтобы они были?
Значит – кто-то называет эти плевочки жемчужиной?
И, надрываясь
В метелях полуденной пыли,
Врывается к богу,
Боится, что опоздал,
Плачет,
Целует ему жилистую руку,
Просит –
Чтоб обязательно была звезда!-
Клянется –
Не перенесет эту беззвездную муку!
А после ходит тревожный,
Но спокойный наружно.
Говорит кому-то:
«Ведь теперь тебе ничего?
Не страшно?
Да?!»
Послушайте!
Ведь, если звезды
зажигают –
Значит – это кому-нибудь нужно?
Значит – это необходимо, чтобы каждый вечер
Над крышами
Загоралась хоть одна звезда?! 

Голос за сценой: Такова была молодость поэта. Но трагично сложилась его судьба после революции. Он стал присяжным советским агитатором и застрелился в 30-м году.

Появляется Пронин (Маяковский уходит), едва угомонив крики: «Еще, еще, бис, бис, Маяковского».

VI явление

Б.Пронин: А теперь наш новый гость, Король поэтов, эгофутурист, Игорь Северянин!

Появляется Игорь Северянин в безукоризненном фраке, хризантема в петлице

И.Северянин (Он поет- читает):
Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж…
Королева играла – в башне замке — Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.
Было все очень просто, было все очень мило:
Королева просила перерезать гранат;
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.
А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До восхода рабыней проспала госпожа…
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.

Зал (реагирует бурно): Homage и т.п.

Голос за cценой: Изгнанный из своей страны (в оккупированном немцами Таллинне) закончил свои дни поэт … в полной безвестности, впрочем, как и многие другие.

VII явление.

Зал погружается в полумрак. Справа высвечивается столик, за которым одиноко сидит Блок. Его чтение сопровождается тихой ресторанной музыкой. Мимо Блока проходит Незнакомка (Глебова-Судейкина), садится за столик в глубине сцены, молча пьёт из высокого бокала. Блок подзывает официанта. Что-то приказывает ему. Тот приносит на столик Незнакомки поднос, а на нем бокал с темной розой.

А.Блок (в задумчивости читает):   
Никогда не забуду (он был, или не был,
Этот вечер): пожаром  зари
Сожжено и раздвинуто бледное небо,
И на желтой заре – фонари.
Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе черную розу в бокале
Золотого, как небо, аи.
Ты взглянула. Я встретил смущенно и дерзко
Взор надменный и отдал поклон.
Обратясь к кавалеру, намеренно резко
Ты сказала: «И этот влюблен»
И сейчас же в ответ что-то грянули струны,
Исступленно запели смычки…
Но была ты со мной всем презрением юным,
Чуть заметным дрожаньем руки…
Ты рванулась движеньем испуганной птицы,
Ты прошла, словно сон мой легка…
И вздохнули духи, задремали ресницы,
Зашептались тревожно шелка.
Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала
И, бросая, кричала: «Лови!…»
А монисто бренчало, цыганка плясала
И визжала заре о любви.

Постепенно включается свет. Незнакомка уходит во время чтения стихов. Блок уходит. На сценке появляется Пронин.

VIII явление.

Б.Пронин: А теперь я с особым восторгом приглашаю на сцену нашу несравненную, нашу прекрасную приму,  артистку балета Театров  Его Императорского величества – Тамару Карсавину.

Зал (бурно реагирует): Homage, браво, браво. Несравненная. Восхитительная и т.д.

Пронин уходит. Зал в полумраке. Свет на сценку. Раздается музыка Куперена. Появляется Карсавина в костюме 18-го века. Она танцует менуэт. Зал постепенно освещается. Танец продолжается в зале.

Голос за сценой: Карсавина и в эмиграции оставалась прославленной балериной.

Зал: (бурно реагирует). Homage. Появляется  Пронин.

IX явление

Б.Пронин: А теперь, господа, не только я, но и все мы попросим прочитать свои новые шедевры не гостя, нет, а истинного хозяина, я бы сказал гения – хранителя нашего заведения. Николай Гумилев!

В зале все хлопают. Гумилев встает и надменно идет на сценку. Во время его чтения проходит “игра” взглядов с Ахматовой.

Н.Гумилев:
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай… далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Зал: Homage, браво, браво  и т.д.

Голос за сценой: Николай Гумилев был расстрелян в 21 году за контрреволюционную деятельность. Дело Гумилева было полностью сфабриковано ОГПУ.

X явление.

Б.Пронин (появившись): А сейчас сюрприз.

Из зала: Какой, какой?

Б.Пронин: Любимица публики госпожа Глебова–Судейкина  (в зале аплодисменты)  прочтет стихи еще никому неизвестной, но очень многообещающей московской поэтессы Марины Цветаевой.

Из зала: Кто это? Что она напечатала?

Б.Пронин: Она еще совсем юна, но сам Валерий Яковлевич Брюсов отметил ее талант.

Гумилев (брезгливо): Подумаешь, знаток.      

Глебова-Судейкина (одета в костюм начала ХХ века) читает «Мы с тобой лишь два отголоска».

Зал: Омаж, омаж.

А.Ахматова (Н.Гумилеву): Эта девочка гениальна! (Гумилев презрительно   молчит)

Голос за сценой: Вернувшись из эмиграции, Цветаева, потеряв мужа, после  ареста дочери ушла из жизни добровольно.

XI  явление.

Б.Пронин: Уже светает, господа. И с первыми лучами является и наше солнышко, наш баловень, наш сооснователь, наш несравненный Михаил Кузмин.

Зал: Браво! «Александрийские песни»!

Появляется М.Кузмин (он в светлых брюках, черном пиджаке и красном жилете).

М.Кузмин (получитает, полупоет речитативом, сильно картавя):
Кем воспета радость лета
Роща, радуга, ракета,
На лужайке смех и крик?
В пестроте огней и света
Под мотивы менуэта
Стройный фавн главой поник.
Что белеет у фонтана
В серой нежности тумана?
Чей там шепот, чей там вздох?
Сердца раны лишь обманы,
Лишь на вечер те тюрбаны –
И искусствен в гроте мох.
Запах грядок прян и сладок,
Арлекин на ласки падок,
Коломбина не строга.
Пусть минутны краски радуг,
Милый, хрупкий мир загадок,
Мне горит твоя дуга! 

Голос за сценой: В полной безвестности, почти в нищете ушёл из жизни этот замечательный поэт.

Под крики: « Hommage! Hommage!» и др. толпа потихоньку расходится.
В зале полутьма. Остается одна Ахматова в лучах света.

А. Ахматова: Вот и еще ночь пролетела. Прав Михаил Алексеевич!

(читает)
Здесь цепи многие развязаны,
Все сохранит подземный зал,
И те слова, что ночью сказаны,
Другой бы утром не сказал…
А я сказала, вот и все… Осталось только вот это.

Начинает играть тихая музыка.

Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.
И от ленности или со скуки
Все поверили, так и живут:
Ждут свиданий, боятся разлуки
И любовные песни поют.
Но иным открывается тайна,
И почиет на них тишина…
Я  на это наткнулась случайно
И с тех пор все как будто больна.

При последних словах сцена погружается во мрак, музыка постепенно затихает. Занавес.

XII явление

А.Вертинский перед занавесом поет романс: До свиданья, друг мой, до свиданья…

Наша частная школа — переход на главную страницу

• Предыдущая статья: Дегтев С.В. «Бродячая собака» — сценарий. Часть Б.
• Следующая статья: Краснобаев Д. А., Краснова Г. В.: Вовлечение школьников в природоориентированную деятельность: опыт негосударственной школы
• Список статей