Сценарий прощай друг

Жапризо Себастьян » Прощай, друг! — читать книгу онлайн бесплатно

Жапризо Себастьян. Прощай, друг!

Очень мне нравятся произведения Жапризо. Прекрасные детективы писал – умные, интересные, которые до самого конца держат в напряжении читателя. «Прощай, друг» — это киносценарий, написанный в 1968 г. Собственно, в том же году был снят и фильм по этому сценарию, в котором играли Ален Делон и Чарльз Бронсон.
Читала эту книгу достаточно давно, а вот недавно на глаза попалась, и я ее перечитала. Со временем совсем по-другому воспринимаешь книги, которые читал когда-то. Так получилось и здесь. Как ни странно, когда я читала книгу первый раз, много лет назад, она мне совсем не понравилась, с трудом я ее дочитала, и была разочарована.
Не интересен мне был сюжет, как-то все глупо происходило, попались главные герои в ловушку по своей глупости, доверчивости, что один, что другой. А вроде люди то бывалые, совсем не глупые – участники иностранного легиона – один –американец Франц Пропп, второй француз – Дино Барран, а так вот попасться – и винить некого, кроме самих себя.
А это самое обидное, когда понимаешь, что тобой воспользовались в своих целях, а ты как последний дурак поверил, повелся, проявил где-то даже высокие чувства, во всяком случае, поначалу высокие, ну а потом уж не так и важно, какие.
В общем, я считала, что это произведение Жапризо неинтересное совершенно, как то все даже раздражало.
И вот, недавно, взяв сборник произведений Жапризо, решила перечитать и «Прощай, друг», просто так.
И удивительная вещь – как это произведение мне понравилось. Сейчас я уже не обратила никакого внимания на то, что человек сам пошел, добровольно, на дело, которое, во-первых, противоправное, во-вторых, совершенно провальное (ну, это если бы голова работала у героя). Совершенно не раздражала его глупость, глупость его заклятого друга, который тоже хотел разбогатеть. Эх, все люди одинаковы, во все времена. Думают, что так просто все можно сделать, как им поют в уши. И сразу разбогатеть. Пусть и нарушив закон. И все удастся, сразу.
Я не рассматриваю сюжетные линии – отчего и почему. Вообще в детективах это достаточно трудно сделать, да и к чему?
Суть не в этом (в данном конкретном случае).
Главное я выделила совсем другое, а именно – силу духа, волю к свободе, веру в себя.
Сцена, когда «друзья» остались запертыми на все праздники, наедине друг с другом, наедине с сейфом, и сами с собой – как много в ней заложено.
Нет, она не о том, что двое преступников вскрыли сейф, а другие преступники их кинули.
Конечно, было бы прекрасно, если бы силу этого самого духа показали на каких-то положительных событиях, а не на ограблении, но тут уж как получилось.
Итак, жаркая комната, в которой заканчивается кислород, сейфовый замок в комнате, который не откроешь, понятно, что воды нет, и смерть ужасная от удушья уже не за горами. Это исходные данные. Что можно сделать, если сделать, по факту ничего нельзя? Это из серии – миссия невыполнима.
А, еще понимание того, что тебя кинули.
И что в такой ситуации делать?
Конечно, много было событий у них до этой вот комнаты, интересных таких событий, но вот комната – это кульминация.
В такой ситуации может быть паника – на мой женский взгляд, ну а раз паника, то и конец. Мне даже читать страшно было – представив себе, как бы это могло быть в действительности.
Но… если человек верит в себя, (в Бога), а может, в свою счастливую звезду, не суть, говоря себе – не может такого быть, чтобы это и был мой конец – чудеса ведь происходят, правда! И в реальности происходят.
Произошли они и в книге. Друзья сумели выбраться из ловушки, Все вроде бы хорошо. Только если сначала желаешь им выбраться из западни, то потом уж никакой радости за них нет.
Потому как пошли они по кривенькой дорожке. Еще те друзья оказались.
Но ведь мы не о том говорим, а о том, что надо держаться и бороться до последнего. И пытаться побеждать.
А уж если сами себе говорим – да, миссия невыполнима, то только для того, чтобы мобилизоваться, и …

Нам хотелось всегда
Нам хотелось всегда
Обогнать торопливое время,
Раньше него погрузиться
В свинцовую массу того, что еще не свершилось,
Заарканить вольное нечто,
Чего приручить не успело время,
И, прижимая добычу, глядеть,
Как, выбиваясь из сил, торопится время
К нашему берегу сквозь века и туманы.
Гильвик Эжен

Себастьен ЖАПРИЗО

ПРОЩАЙ, ДРУГ

Киноповесть, журнальный вариант

Оглушительно ревет пароходный гудок. На покачивающемся деревянном полу стоит стакан, по самые края наполненный виски. Вокруг валяются измятые купюры. Рука мужчины, одетого в пятнистый комбинезон, держит над Готовой перелиться через край жидкостью пятифранковую монету, Потом осторожно, почти ласково, опускает монету в стакан. Монета ложится на дно стакана на столбик себе подобных. Виски образует над краями стакана выпуклый купол, но, вопреки всякому ожиданию, не проливается. Рука неторопливо собирает купюры, а ее владелец издает торжествующий клич с явно выраженным американским акцентом: — Йеа-а-а!.. Внушительных размеров револьвер сорок пятого калибра с откинутым барабаном — в руке другого мужчины, одетого в офицерскую форму цвета хаки. Видно, что из шести патронов в барабане один без пули. Резкое движение — и барабан со щелчком встает на место, ствол угрожающе нацеливается в невидимую точку. Вновь раздается торжествующий вопль: — Йеа-а-а!.. Пронзительный звук. На сей раз это гудок автомобиля, попавшего, по всей видимости, в затор, — на сигнал нажимает женская рука. Кроме этой нетерпеливой руки, видны только часть рулевого колеса и загорелые стройные ноги, едва прикрытые короткой юбкой. Наконец, правая нога нажимает на педаль газа, автомобиль трогается; одновременно с этим в третий раз раздается победный клич: — Йеа-а-а!.. На пристанях Ла Жольет в Марселе идет разгрузка крупного военного транспорта. Тут военные всех родов войск, самого различного возраста и цвета кожи, но всех объединяет выражение усталости и безразличия на лице. Вся эта людская масса с оружием и амуницией стекает на пристань, минует пропускной пункт и рассаживается по грузовикам, которые повезут одних в лагерь Св. Марты, других — в Карпиан или в казармы Мюи. Волею случая в людском потоке рядом оказываются двое. Один из них — Дино Барран, симпатичный парень лет тридцати, с агрессивным выражением хмурого лица. На нем форма и отличительные знаки военного медика и лейтенантские нашивки. Второй — Франц Пропп Вылинявший пятнистый комбинезон десантника, знаки Иностранного легиона. Он постарше, черты его лица грубее. На правом плече у него тяжелый вещмешок цвета хаки, в левой руке — стакан с виски. Безразличный ко всему на свете, он на ходу отхлебывает глоток за глотком. Осушив стакан, он отшвыривает его в сторону моря и задевает при этом рукой вещмешок Баррана, из которого вываливается на землю тяжелый револьвер в полотняной кобуре. Пропп подбирает револьвер, вытаскивает его из кобуры, вертит в руках. Потом отдает его медику. Все это происходит без слов. Барран засовывает револьвер на прежнее место и продолжает путь. Толпа оттесняет его от легионера. А вокруг — зимнее утро. В Алжире давно отгремели последние залпы «Война Алжира за независимость завершилась в марте 1962 г.».

ФРАНЦ ПРОПП

За решетчатой оградой причала, где разгружается прибывший транспорт, стоит «ситроэн-ДС». За рулем — молодая женщина. Она явно кого-то встречает: через лобовое стекло нетерпеливо всматривается в толпу солдат, которых военные полицейские в белых касках распределяют по грузовикам. Это Изабелла. Ей около тридцати, она одета в прекрасно сшитый костюм и наделена грацией дикого животного. Глаза ее скрыты темными очками, но нетрудно угадать, что ее интерес привлекает то один, то другой военный из шагающих по ту сторону ограждения. Почему-то все, на кого она смотрит, — медики. Первый из них — обильно потеющий толстяк, который поминутно утирает платком лоб. Второй, едва миновав пропускной пункт, устремляется в объятия подруги. Третий-Дино Барран. Женщина снимает очки и выходит из машины. По тротуару она догоняет Баррана и идет рядом, отделенная от него оградой. Для этого ей приходится продираться сквозь толпу встречающих. Приблизившись, наконец, к Баррану, Изабелла просовывает руку через прутья ограды и дергает медика за рукав. Барран, остановившись, смотрит вначале на вцепившуюся в него руку. Потом переводит взгляд на Изабеллу. — Как вас зовут? — торопливо спрашивает она. — Барран. — Вас-то мне и надо. Изабелла говорит это со страстной убежденностью, в глазах ее мольба. Барран, похоже, видит ее впервые. В конце концов он пожимает плечами. — Значит, мне повезло, — равнодушно роняет он. И, как ни в чем не бывало, идет дальше. Изабелла старается не отставать. Лицо ее искажено тревогой, она пытается перекричать нестройный гомон толпы. — Вы знали там одного моего друга! Он должен был вернуться! — Кто? — не останавливаясь, коротко спрашивает Барран. — Его зовут Моцарт! Как музыканта! Он медик! Как вы! — Не знаю такого. — Ну как же! Вспомните! Моцарт!.. Прошу вас, выслушайте меня! В этот миг решетчатая ограда сменяется глухой стеной, которая отрезает молодую женщину от Баррана. Раздосадованная тем, что так внезапно лишилась собеседника, Изабелла бежит к воротам, где, как она надеется, ей удастся его перехватить. На тротуаре ей приходится протискиваться через плотную толпу людей, которых не пустили на причал. Добравшись, наконец, де ворот, она вынуждена отпрянуть от выезжающего на полной скорости грузовика, набитого военными. Грузовик поворачивает и проезжает мимо нее. В задней части кузова как раз устраивается Барран, который вскочил туда в самый последний момент. Изабеллу он не удостаивает даже взглядом. Та застывает в неподвижности посреди обтекающей ее толпы, на лице ее — паническая растерянность. Одна из казарм лагеря Св. Марты с рядами двухъярусных коек. Солдаты томятся ожиданием: одни играют в карты, другие пытаются заснуть. Только что вошедший Барран оглядывается вокруг в поисках свободного места и сгружает свою поклажу на одну из незанятых нижних коек. Усевшись на нее, он достает из вещмешка початую бутылку. Когда он подносит горлышко ко рту, собираясь вытащить пробку, появившаяся откуда-то сверху рука выхватывает у него бутылку. Это легионер с причала Ла Жольет; он наполовину свесился с верхней койки, и на губах у него играет улыбка, одновременно дружелюбная и зловещая. Барран невозмутим. — Nice Gun!.. «Шикарный револьвер!.. (англ.)» — произносит Пропп. Он зубами откупоривает бутылку и припадает к горлышку. Потом широко улыбается. — And nice girl «шикарная девчонка!.. (англ.)»!.. Барран принимается распаковывать свой вещмешок. — Скажи-ка, док… что это было, а? — не отстает от него Пропп. — «Смит-и-Вессон» сорок пятого калибра. — Да я не про револьвер. Про девчонку!.. — Так, кого-то ищет… — Все кого-то ищут, — глубокомысленно замечает Пропп. — Лично я никого не знаю, — холодно отзывается Барран. Пропп с презрительной миной растягивается на койке. — Уж я бы для такой девчонки расстарался! Я бы сказал ей «Мамзель, с вашим приятелем я играл в гольф в Дьенбьенфу…» Да что угодно! — Ты американец? — привстав с койки, спрашивает Барран. — Немного американец, немного немец — всего помаленьку. Все зависит от того, кто платит. А ты? Француз7 — Нет, я пьяница. И вдобавок жаден до ужаса. И медик стремительным движением выхватывает свою бутылку из рук легионера. Лагерная канцелярия, полдень. Сидящий за стойкой военный писарь ставит печать на предписание Баррана и вручает ему пособие по демобилизации: тощую пачку новеньких купюр. Позади Баррана — длинная очередь демобилизованных с предписаниями в руках. Через открытую дверь очередь вытянулась в залитый солнцем двор. — Счастливо, доктор, — привычно говорит писарь. Барран уступает место у стойки следующему в очереди. По пути к двери его останавливает другой медик, один из тех, кто был утром на пристани: потеющий толстяк. Он и сейчас утирает лоб платком. — Ну что, Барран?.. Вы больше не вербуетесь? Конец? Барран, не отвечая, порывается пройти мимо. Его собеседник дотрагивается пухлыми пальцами до пачки денег в руке Баррана. — В армии есть и хорошие стороны, разве нет? подмигивает толстяк. Резким движением руки — той, в которой деньги, — Барран отстраняет его от себя и идет дальше. Снаружи — большое негреющее солнце. Когда Барран выходит из канцелярии, от стены отделяется человек и направляется вслед за ним. Это Пропп в своем вылинявшем комбинезоне. Следуя почти вплотную за Барраном по заполненному солдатами двору, он подбрасывает на ладони тяжелый цилиндрик, с которым никогда не расстается: завернутый в фольгу столбик пятифранковых монет. — Решил сбросить лямку, док? И чем ты думаешь заняться? — лениво спрашивает Пропп. Барран даже не оборачивается. Ничуть не обескураженный этим, легионер продолжает идти за ним. — Я знаю ребят, которым нужен врач… — говорит Пропп. — Могу предложить тебе дельце. Барран круто поворачивается. Внешне он спокоен, но во взгляде его полыхает ярость. — Послушай, папаша… Я не врач. Все, чем я занимался, — это наспех латал покалеченных, чтобы их снова отправили на бойню и там уж совсем укокошили. А теперь я сыт всем этим по горло! Калеками, бойней и прилипалами вроде тебя. Уяснил, папаша? Гуляй!.. Пропп молчит Барран делает несколько шагов, потом снова поворачивается. — Помоги-ка лучше в другом. Где я могу спустить это? Он помахивает пачкой купюр. Легионер, остановившийся было, с улыбочкой подходит к Баррану. — Что, деньгами ты тоже сыт по горло? — Да разве это деньги? Это жалованье, пренебрежительно отвечает Барран. Пятеро — расхристанных мужчин, среди которых и Барран, играют в покер. Играют уже давно. Они сидят за столом, который втащили в душевую. Вокруг — другие солдаты: кто моется, кто делает на полу гимнастику. Воздух горячий, прокуренный. Видно, что игроки знают друг друга не первый день. Это одна шайка. Только Барран тут чужак. Он проигрывает. Напротив него — голый человек с полотенцем цвета хаки вокруг бедер и с мокрым беретом десантника на голове. Похоже, это главарь. Один из прихлебателей осторожно льет ему на голову холодную воду из кувшина — освежает. — Слово, — хрипло произносит один из игроков. — Одну, — говорит Барран. И кладет на стол купюру. Голый повторяет его жест. Другие бросают карты. — Одну, — говорит голый. Сдающий протягивает каждому из них по карте. Барран смотрит, что ему пришло, это семерка. У него на руках еще семерка и три дамы. Он придвигает к кучке других купюр посреди стола все, что осталось от его жалованья. — Открылся, — говорит Барран. Голый, по телу которого струится вода, наблюдает за ним ироничным и внимательным взглядом, мусоля во рту мокрую тонкую сигару. Наконец, двигает к середине стола свою ставку. — Я не такой красавчик, как ты, лейтенант, — заявляет голый. — Мне, чтобы поглядеть на бабу в натуре, приходится выкладывать денежки. Вокруг подобострастно смеются. Барран открывает свой фуль. Голый швыряет на стол каре тузов, подгребает к себе банк и пристально смотрит на проигравшего, теребя в руках мокрый берет. Барран встает, застегивает гимнастерку, забирает со стола свои сигареты. — Ба! За лейтенанта я не беспокоюсь, — замечает голый, подсчитывая выигрыш. — Он всегда найдет вертолет, чтобы вернуться. Барран, уже собравшийся было уходить, застывает на месте, не глядя на насмешника. Он смотрит на стол. В наполненной паром душевой вдруг воцаряется молчание. — …А после его наградят орденом, — заканчивает голый. С неожиданной яростью Барран бросается вперед и хватает десантника за волосы. Голый даже не сопротивляется. Хоть Барран и прижимает его голову к столу, он не перестает ухмыляться. Так же внезапно, как медик, реагируют остальные игроки Вокруг Баррана возникают три лезвия: это опасные бритвы, еще более впечатляющие, чем ножи. На какое-то время все застывают. Затем Барран отшвыривает голого на его стул. Выпрямляется и идет к двери. У выхода подпирает стену Пропп неподвижный, в линялом пятнистом комбинезоне. — У тебя еще есть что проиграть, док, — негромко роняет он. Барран останавливается и смотрит на легионера. У того на губах его обычная улыбочка. Обезлюдевшая казарма. За окнами уже ночь. На столе — стакан, до краев наполненный виски. Сидя перед ним, Пропп опускает в стакан одну за одной четыре пятифранковые монеты, зорко следя за тем, чтобы жидкость не пролилась. — Последняя, док, — предупреждает легионер. Пятая монета скользит на дно стакана. Купол поднимается еще, но виски не проливается. — Йеа-а-а!.. — торжествующе вопит Пропп и выпрямляется. Барран, не сводя с него глаз, застегивает на себе штатские брюки, натягивает свитер и куртку. Потом — без единого слова достает из вещмешка револьвер в кобуре — тот, что выпадал утром на пристани, — и бросает его легионеру. Пропп с удовлетворением разглядывает оружие. Прокрутив барабан, он замечает, что один патрон пуст. — Почему тут не хватает одной пули, док? — спрашивает он. Ответа нет. — Мой первый в жизни револьвер был даже здоровей этого, — говорит Пропп, продолжая вертеть оружие в руках. — Я был пацан, так что еле его поднимал. Барран мельком поглядывает на легионера, но ничего не говорит. — …А это была моя первая проигранная война! заявляет Пропп. — Когда я беру чью-нибудь сторону, можешь быть уверен, что победят другие. Барран по-прежнему молчит. — Но все равно, профессия у меня перспективная, говорит Пропп, вкладывая револьвер назад в кобуру. Впереди еще полно войн, которые надо проиграть. Барран затягивает лямки вещмешка, собираясь уходить. Пропп внезапно оказывается перед ним. — У меня есть путевочка в Конго, док, — говорит он уже совсем другим тоном. — Поехали со мной. — Я тебе уже ответил, папаша. Пропп торопливо продолжает: — Едет пятнадцать человек — с рацией, врачом и прочим. Дележка в конце. (Усмехается.) А там — кто его знает? Может, делить придется уже не на пятнадцать… Вместо ответа Барран посылает легионеру крюк в челюсть, от которого у того, кажется, должна оторваться голова. Пропп с грохотом приземляется подле металлического оружейного шкафа, изо рта у него течет струйка крови. Барран уходит, на плече у него — вещмешок. Пропп даже не пытается подняться. Сидя на полу с револьвером в руках, он смотрит вслед медику со своей обычной насмешливой и зловещей ухмылкой. В ночи вспыхивает пара нестерпимо ярких фар. Барран, входивший в город безлюдной улочкой, ослепленный, отворачивается. Он медленно пятится, держа в руке вещмешок Фары продолжают светить прямо на него. Позади — серые стены, ограды, запертые двери. Деваться некуда. Барран резко отпрыгивает в сторону, к самосвалу, стоящему у стройплощадки. Прижавшись к его кабине, он видит, как гаснут фары, слышит звук открываемой дверцы и хруст шагов по гравию. Шаги приближаются. Обогнув самосвал, он бесшумно подходит к машине с незаглушенным двигателем, запускает свободную руку внутрь через открытую дверцу и внезапно включает фары. Одетая в леопардовую шубку, подняв руку к глазам, чтобы защитить их от ослепляющего света, в нескольких шагах от Баррана стоит Изабелла — та самая молодая женщина, что пыталась заговорить с ним на пристани Ла Жольет. — Что вам еще от меня нужно? — резким тоном спрашивает Барран. Неподвижная, словно парализованная светом фар, Изабелла пытается что-то ему сказать, но тщетно. Вместо ответа она давится рыданиями Барран созерцает ее несколько мгновений, нотой подходит, хватает за руку, ведет к машине, бесцеремонно заталкивает внутрь и бросает свои вещмешок на заднее сиденье. — Подвиньтесь, — командует Барран. Он садится за руль рядом с молодой женщиной, все еще прячущей лицо в ладонях. Хлопает дверцей и трогается с места. На Северной автостраде, при выезде из Марселя под колеса «ДС» машины Изабеллы — летят огромные буквы ЭКС и стрела, выведенные на асфальте желтой краской. На вершине холма машина съезжает с автострады и на полном ходу устремляется по поперечной дороге. Внезапно она резко тормозит на обочине. Сидящий за рулем Барран выключает зажигание. Его лицо, как и лицо его спутницы, освещается теперь только движущимся светом автомобилей, поднимающихся на холм по автостраде. Легковые проносятся быстро, с шумом рассекая воздух, грузовики взбираются вверх не так проворно, со скрежетом переключаемых передач и с натужным ревом мотора В промежутках между этими вспышками света — темные провалы. Барран не глядит в сторону молодой женщины. После недолгого молчания он заговаривает с ней спокойным, доверительным тоном, по-прежнему не глядя на Нее. — Ваш Моцарт… я действительно его знал. Я играл с ним в гольф в Дьенбьенфу… На лице Изабеллы еще не высохли слезы, и тем не менее она вдруг хохочет. Искренне, неудержимо. Когда она наконец отвечает, тон ее так же доверителен, как и у Баррана. — Да он никогда не бывал в Дьенбьенфу. Барран поворачивается к ней, придвигается и начинает невозмутимо расстегивать на ней костюм под леопардовой шубкой. — Имя и фамилия, — требовательно спрашивает он. — Изабелла… Изабелла Моро. Одной рукой Изабелла пытается не дать Баррану расстегнуть пиджак ее костюма другой же за шею привлекает его к себе. В конце концов руки ее опускаются, но Барран и не думает ее обнимать. От света к тьме, от пуговицы к пуговице — допрос продолжается. — Замужем? — Нет. — Профессия? — Фотограф… В одной крупной компании. — Что за компания? — Нефтепродукты, искусственное волокно и прочая дребедень. Под костюмом у нее ничего, кроме бюстгальтера. — В Марселе? — Нет В Париже. Тьма Свет. Тьма Свет. — И такой путь вы проделали из любви к музыке? иронически вопрошает Барран. Руки Изабеллы безуспешно пытаются отвести настойчивые руки медика. — Я не говорила, что люблю его. — Тогда зачем же встречала? Молчание. Теперь уже ее губы нетерпеливо ищут в темноте губы Баррана. Утреннее солнце. Разматывается серая лента асфальта. Указательные щиты. «ДС» катит к Балансу. Барран сидит за рулем в темных очках Изабеллы. Его спутница, забившись в угол, оправдывается, словно продолжая ночной разговор: — …Он был нужен мне, вот и все. — Зачем? — О-о… Вчера это казалось мне концом света, а теперь мне все равно. — Зачем? — настойчиво повторяет свой вопрос Барран. Изабелла привстает, поправляет юбку — должно быть, собирается с мыслями. Наконец, не отводя глаз от дороги, отвечает: — Я договорилась, чтобы Моцарт провел медосмотр служащих нашей компании… Он мне обещал… Молчание. Изабелла придвигается к Баррану и склоняет голову ему на плечо. Тот по-прежнему молчит, а глаза его скрыты темными стеклами. Барран дает длинный гудок и берет круто влево, чтобы обогнать другой автомобиль. Изабелла прикуривает сигарету и протягивает ее Баррану, который ведет машину с замкнутым, сосредоточенным лицом. — Неужели для медосмотра не нашлось гражданского врача? — спрашивает Барран. Ответа нет. Щелчком Барран раскачивает массивный брелок, висящий на ключе, вставленном в замок зажигания, потом продолжает: — Ты берешь напрокат машину и, вся в слезах, едешь за тысячу километров — и все ради того, чтобы подрядить военного на работу, которую может выполнить любой врач!.. Интересно. Ответа по-прежнему нет. Барран срывает с себя черные очки и гневно восклицает: — Ты что, смеешься надо мной? Изабелла смотрит на него печальными глазами, губы ее дрожат. — Медосмотр проводится в подземелье здания компании, перед самыми рождественскими каникулами, — говорит она, отворачиваясь. И все. Она выпалила это одним духом — так бросаются в воду. — Ну и что из того? — не понимая, спрашивает Барран. — Не всякий врач согласится дать себя запереть там в последний вечер. Барран не успевает удивиться — «ДС» ныряет в один из туннелей на подъезде к Лиону. Машина бежит сквозь тьму, прорезаемую красными и желтыми огоньками и металлическими отблесками. Ни Баррана, ни Изабеллу не различить. — Что там, в подземелье? — спрашивает Барран. — Сейф, — коротко отвечает Изабелла. — Что в сейфе? — наконец задает Барран следующий вопрос. — Ничего. — Тогда зачем тебе понадобилось его открыть? Автомобиль выныривает из туннеля на яркое солнце. Барран смотрит на молодую женщину. Достав из сумочки толстую пачку зеленых акций на предъявителя, она с покаянным видом показывает их Баррану. — Чтобы положить туда это… Акции, которые я стащила. — Их тут на пять миллионов… Ближе к вечеру, на плоскогорье Морван. «ДС» с открытыми дверцами стоит у придорожного ресторана. Поодаль на стоянке — другие автомобили. Устроившись на сиденье пассажира с тарелкой на коленях, Барран с аппетитом поглощает бутерброд с бифштексом и салат. Изабелла, стоя возле машины, заканчивает рисовать губной помадой на лобовом стекле нечто вроде плана. Закусывая, Барран поглядывает на эти красные линии, ветвящиеся будто в пустоте между ним и лицом склонившейся к нему молодой женщины. — Здание тридцатиэтажное… — поясняет Изабелла. Подземелье отведено службам рекламы… Это огромное помещение с множеством коридоров… Медосмотры проводятся здесь, в конференц-зале… А как раз рядом — хранилище с сейфом.. Она ставит помадой крестики, отмечая места, о которых говорит. — И как бы он туда вошел, твой Моцарт? — спрашивает Барран — Дверь открывается электрически. У меня есть план цепей и выключателей. — А сейф? — Он отпирается комбинацией из семи цифр. Но мы с Моцартом придумали способ, как ее узнать. — Кто это «мы»? Моцарт или ты? — Мы оба. Барран, покончивший с едой, отставляет тарелку и включает стеклоочистители. Делает он это, похоже, с некоторым раздражением. Что это-ревность из-за слов «мы оба»? Или недоверие к истории, явно непохожей на правду? Неизвестно. Никогда толком не известно, что скрывается за замкнутым лицом Баррана. «Дворник» размазывает по стеклу помаду Изабеллы, стирая план подземелья. Проселочная дорога, глухая ночь. В стоящем на обочине «ДС», салон которого освещен только приборной панелью, Барран и Изабелла устроились на ночлег на откинутых сиденьях. Сидящий в углу Барран курит сигарету, и все вокруг, когда он затягивается, проступает в красном свете. Он перебирает пачку акций. Изабелла лежит рядом с ним голая, с распущенными волосами. Приглушенным голосом она заканчивает свой рассказ: — …И вот полгода назад я увидела акции в кабинете администратора, незадолго до того, как их следовало положить в сейф… Я взяла самые маленькие купюры, их легче всего сбыть. Я и не представляла, во что это выльется. Барран не отвечает, и она придвигается к нему, пытаясь разглядеть в красном свете сигареты выражение его лица. — Понимаешь, с самого начала я твердила себе, что выкуплю эти проклятые акции. И еще, что Моцарт поможет мне положить их на место перед годовой проверкой.. Я ему верила. Барран поворачивается к Изабелле и разглядывает ее в полумраке. Потом, с неожиданно усталым вздохом, он бросает сигарету и заключает молодую женщину в объятия. Только что встало солнце. Лежа в машине, Барран открывает глаза и с удивлением обнаруживает за боковым стеклом голову лошади — настоящей живой лошади, которая смотрит на него. Теперь видно, что «ДС» стоит на краю большого луга, на пригорке, довольно далеко от проселка, по которому они сюда приехали, и что их окружает с полдюжины великолепных лошадей. Внутри «ДС» Изабелла тоже только что проснулась. Ночью она накинула на себя армейскую гимнастерку Баррана Прижавшись друг к дружке, любовники какое-то время созерцают лошадь за стеклом. Потом они обнимаются и смотрят один на другого. Улыбка медленно сползает с лица Изабеллы — похоже, ее одолевают старые заботы. — Сколько платят врачу за медосмотр? — деловито спрашивает Барран. — Точно не знаю. Тысяч триста, а может, четыреста. Барран покачивает головой, понуждая ее лечь. — Ладно, спи. Я заменю тебе Моцарта. Поначалу Изабелле кажется, что она ослышалась, но потом улыбка вновь расцветает у нее на губах, и она, поспешно притянув к себе руку Баррана, целует ее. Из них двоих она куда искренней в проявлении чувств. Изабелла доверчиво закрывает глаза. Барран открывает дверцу, выходит из машины и потягивается в утренней свежести. Лошади при его появлении отошли в сторонку. Тогда он с волнением обнаруживает, что за полого спускающимся лугом, за ближней деревушкой, перед ним раскинулся весь Париж, еще далекий, но уже хорошо видимый.

Читать дальше

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

Ален Делон
Чарльз Бронсон
ПРОЩАЙ ДРУГ
Автор сценария Себастьян Жапризо
Режиссер -Жан Эрман
В фильме снимались: Ольга Жорж-Пико
Бернар Фрессон
Брижит Фосей
Композитор — Франсуа Де Рубе
Оператор -Жан-Жак Тарб
Продюсер — Серж Зильберман
Марсель. Зима.
В Алжире давно не стреляют.

— Как вас зовут?
— Барран.

— Я вас ищу.
— Мне повезло.
Вы знакомы с моим другом, он должен был вернуться.
Кто?
Он был врачом, как и вы. Его фамилия была Моцарт.
Моцарт, как музыкант.
Не знаю.
Нет, постарайтесь вспомнить. Моцарт.
Не знаю.
Хороший револьвер, хорошая девушка.
Скажи мне, док, что это было?
»Смит-энд-вессон», сорок пятого калибра.
Не револьвер. Девушка.
Она кого-то ищет.
Все кого-то ищут.

— И что дальше?
— Я никого не знаю.
Такая девушка! Я бы ее не упустил.
Я бы сказал ей: “Мадмуазель, с вашим парнем
я играл в гольф в Дьен-Бьен-фу”, или что-нибудь в этом роде.
Ты американец?
Всего понемногу. Зависит оттого, кто платит.

— Ты француз?
— Нет. Пьяница и скряга.
Удачи, доктор.
Лейтенант, если не останешься на сверхсрочную,
что будешь делать?
Знаю людей, которые ищут врача.
Слушай, папаша, какой из меня врач?
Все, что мне приходилось делать, это собирать по косточкам калек,
чтобы их можно было снова отправить на войну
и чтобы их там убили.
А теперь мне осточертела война, калеки и ты,
путающийся у меня под ногами. Ясно?
Так что отвяжись.
Подскажи-ка, где бы мне это потратить?
А что, на деньги тебе тоже плевать?
Это не деньги, это мое жалование.
Ставлю 300…
Я не такой красавчик, как ты, лейтенант,
и вынужден платить за женщин.
Ну, за доктора я не беспокоюсь,
он всегда находит выход из положения,
а потом…
его награждают.
Тебе не надоел твой револьвер, док?
Ты всегда выигрываешь?
Это будет последняя, док.
Может у тебя еще есть?
Почему нет одной пули, док?
Мой первый… был еще больше этого.
Я был еще мальчишкой, мне едва удавалось поднять его.
И еще это была моя первая проигранная война.
Когда воюю я, можно не сомневаться,
что победит противоположная сторона.
Но у меня многообещающая профессия.
Предстоит проиграть еще уйму войн, а потом это путешествие.
Док, у меня есть канал в Конго, поедем со мной.
Я тебе уже ответил, папаша.
Будет пятнадцать человек, среди них радист, врач,
а по окончании произведем дележ.
Но кто знает, может быть в конце нас будет уже не пятнадцать.
Что вам от меня надо?
Иди.
Ну-ка, подвинься.
Вот что, Моцарта я действительно знал.
Я играл с ним в гольф в Дьян-Бьян-фу.
Он никогда не бывал в Дьян-Бьян-фу.

— Фамилия и имя?
— Моро.
Изабель Моро.
-Замужем?
— Нет.

— Профессия?
— Фотограф в одной компании.
В какой?
Нефтепродукты, текстиль и все такое.

— В Марселе?
— Нет. В

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11