Силуан афонский праздник

Жил на зем­ле че­ло­век, муж ги­гант­ской си­лы ду­ха, имя его Си­лу­ан. Он дол­го мо­лил­ся с неудер­жи­мым пла­чем: «По­ми­луй ме­ня», но не слу­шал его Бог. Про­шло мно­го ме­ся­цев та­кой мо­лит­вы, и си­лы ду­ши его ис­то­щи­лись; он до­шел до от­ча­я­ния и вос­клик­нул: «Ты неумо­лим!» И ко­гда с эти­ми сло­ва­ми в его из­не­мог­шей от от­ча­я­ния ду­ше что-то на­до­рва­лось, он вдруг на мгно­ве­ние уви­дел жи­во­го Хри­ста; огонь ис­пол­нил серд­це его и все те­ло с та­кой си­лой, что, ес­ли бы ви­де­ние про­дли­лось еще мгно­ве­ние, он умер бы. По­сле он уже ни­ко­гда не мог за­быть невы­ра­зи­мо крот­кий, бес­пре­дель­но лю­бя­щий, ра­дост­ный, непо­сти­жи­мо­го ми­ра ис­пол­нен­ный взгляд Хри­ста и по­сле­ду­ю­щие дол­гие го­ды сво­ей жиз­ни неустан­но сви­де­тель­ство­вал, что Бог есть лю­бовь, лю­бовь без­мер­ная, непо­сти­жи­мая.

О нем, этом сви­де­те­ле Бо­же­ствен­ной люб­ви, пред­сто­ит нам сло­во.

Афон­ский схи­мо­нах отец Си­лу­ан (мир­ское имя – Се­мен Ива­но­вич Ан­то­нов) ро­дил­ся в 1866 г. в Там­бов­ской гу­бер­нии, Ле­бе­дин­ско­го уез­да, Шов­ской во­ло­сти и се­ла. На Афон при­е­хал в 1892 г., в ман­тию по­стри­жен в 1896 г.; в схи­му – в 1911 г. По­слу­ша­ние про­хо­дил: на мель­ни­це, на Ка­ла­ма­рей­ском ме­то­хе (вла­де­ние мо­на­сты­ря вне Афо­на), в Ста­ром На­гор­ном Ру­си­ке, в Эко­но­мии. Скон­чал­ся 24 сен­тяб­ря 1938 го­да. Эти немно­го­чис­лен­ные фак­ты по­черп­ну­ты из фор­му­ля­ра Афон­ско­го мо­на­сты­ря.

От «ро­дил­ся» до «скон­чал­ся» – все бед­но, не о чем рас­ска­зать; ка­сать­ся же внут­рен­ней жиз­ни че­ло­ве­ка пред Бо­гом – де­ло нескром­ное, дерз­но­вен­ное. Сре­ди пло­ща­ди ми­ра от­кры­вать «глу­бо­кое серд­це» хри­сти­а­ни­на – по­чти свя­то­тат­ство; но уве­рен­ные в том, что ныне стар­цу, ушед­ше­му из ми­ра по­бе­ди­те­лем ми­ра, уже ни­что не страш­но, уже ни­что не на­ру­шит его веч­но­го по­коя в Бо­ге, поз­во­лим се­бе по­пыт­ку рас­ска­зать о его чрез­вы­чай­но бо­га­том, цар­ствен­но бо­га­том жи­тии, имея в ви­ду тех немно­гих, ко­то­рые и са­ми вле­кут­ся к той же бо­же­ствен­ной жиз­ни.

Мно­гие, со­при­ка­са­ясь с мо­на­ха­ми во­об­ще и со стар­цем Си­лу­а­ном в част­но­сти, не ви­дят в них ни­че­го осо­бен­но­го и по­то­му оста­ют­ся неудо­вле­тво­рен­ны­ми и да­же разо­ча­ро­ван­ны­ми. Про­ис­хо­дит это по­то­му, что под­хо­дят они к мо­на­ху с невер­ною мер­кою, с непра­виль­ны­ми тре­бо­ва­ни­я­ми и ис­ка­ни­я­ми.

Мо­нах пре­бы­ва­ет в непре­стан­ном по­дви­ге, и неред­ко чрез­вы­чай­но на­пря­жен­ном, но пра­во­слав­ный мо­нах – не фа­кир. Его со­вер­шен­но не увле­ка­ет до­сти­же­ние по­сред­ством спе­ци­аль­ных упраж­не­ний свое­об­раз­но­го раз­ви­тия пси­хи­че­ских сил, что так им­по­ни­ру­ет мно­гим неве­же­ствен­ным ис­ка­те­лям ми­сти­че­ской жиз­ни. Мо­нах ве­дет силь­ную, креп­кую, упор­ную брань, неко­то­рые из них, как отец Си­лу­ан, ве­дут ти­та­ни­че­скую борь­бу, неве­до­мую ми­ру, за то, чтобы убить в се­бе гор­до­го зве­ря, за то, чтобы стать че­ло­ве­ком, под­лин­ным че­ло­ве­ком, по об­ра­зу со­вер­шен­но­го Че­ло­ве­ка Хри­ста, т.е. крот­ким и сми­рен­ным.

Стран­ная, непо­нят­ная ми­ру хри­сти­ан­ская жизнь; все в ней па­ра­док­саль­но, все в по­ряд­ке как бы об­рат­ном по­ряд­ку ми­ра, и нет воз­мож­но­сти объ­яс­нить ее сло­вом. Един­ствен­ный путь к ура­зу­ме­нию – это тво­рить во­лю Бо­жию, т.е. блю­сти за­по­ве­ди Хри­ста; путь, ука­зан­ный Им Са­мим.

Дет­ство и мо­ло­дые го­ды

Из дол­гой жиз­ни стар­ца хо­чет­ся при­ве­сти несколь­ко фак­тов, яв­ля­ю­щих­ся по­ка­за­тель­ны­ми для его внут­рен­ней жиз­ни и в то же вре­мя его «ис­то­ри­ей.» Пер­вый из них от­но­сит­ся к его ран­не­му дет­ству, ко­гда ему бы­ло не бо­лее 4-х лет. Отец его, по­доб­но мно­гим рус­ским кре­стья­нам, лю­бил ока­зы­вать го­сте­при­им­ство стран­ни­кам. Од­на­жды в празд­нич­ный день с осо­бен­ным удо­воль­стви­ем он при­гла­сил к се­бе неко­е­го кни­го­но­шу, на­де­ясь от него, как че­ло­ве­ка «книж­но­го,» узнать что-ли­бо но­вое и ин­те­рес­ное, ибо то­мил­ся он сво­ей «тем­но­той» и жад­но тя­нул­ся к зна­нию и про­све­ще­нию. В до­ме го­стю бы­ли пред­ло­же­ны чай и еда. Ма­лень­кий Се­мен (мир­ское имя) с лю­бо­пыт­ством ре­бен­ка смот­рел на него и вни­ма­тель­но при­слу­ши­вал­ся к бе­се­де. Кни­го­но­ша до­ка­зы­вал от­цу, что Хри­стос не Бог и что во­об­ще Бо­га нет. Маль­чи­ка Се­ме­на осо­бен­но по­ра­зи­ли сло­ва: «Где Он, Бог-то?», и он по­ду­мал: «Ко­гда вы­рас­ту боль­шой, то по всей зем­ле пой­ду ис­кать Бо­га». Ко­гда гость ушел, то Се­мен ска­зал от­цу: «Ты ме­ня учишь мо­лить­ся, а он го­во­рит, что Бо­га нет». На это отец ска­зал: «Я ду­мал, что он ум­ный че­ло­век, а он ока­зал­ся ду­рак. Не слу­шай его». Но от­вет от­ца не из­гла­дил из ду­ши маль­чи­ка со­мне­ния.

Мно­го лет про­шло с тех пор. Се­мен вы­рос, стал боль­шим здо­ро­вым пар­нем и ра­бо­тал непо­да­ле­ку от их се­ла, в име­нии кня­зя Тру­бец­ко­го. Ра­бо­та­ли они ар­те­лью, Се­мен в ка­че­стве сто­ля­ра. У ар­тель­щи­ков бы­ла ку­хар­ка, де­ре­вен­ская ба­ба. Од­на­жды она хо­ди­ла на бо­го­мо­лье и по­се­ти­ла мо­ги­лу за­ме­ча­тель­но­го по­движ­ни­ка – за­твор­ни­ка Иоан­на Се­зе­нов­ско­го (1791–1839). По воз­вра­ще­нии она рас­ска­за­ла о свя­той жиз­ни за­твор­ни­ка и о том, что на его мо­ги­ле бы­ва­ют чу­де­са. Неко­то­рые из при­сут­ству­ю­щих под­твер­ди­ли рас­ска­зы о чу­де­сах, и все го­во­ри­ли, что Иоанн был свя­той че­ло­век.

Слы­ша эту бе­се­ду, Се­мен по­ду­мал: «Ес­ли он свя­той, то, зна­чит, Бог с на­ми, и неза­чем мне хо­дить по всей зем­ле – ис­кать Его,» и при этой мыс­ли юное серд­це за­го­ре­лось лю­бо­вью к Бо­гу.

Уди­ви­тель­ное яв­ле­ние, с че­ты­рех­лет­не­го до де­вят­на­дца­ти­лет­не­го воз­рас­та про­дер­жа­лась мысль, за­пав­шая в ду­шу ре­бен­ка при слы­ша­нии кни­го­но­ши; мысль, ко­то­рая, ви­ди­мо, тя­го­ти­ла его, оста­ва­ясь где-то в глу­бине нераз­ре­шен­ной, и ко­то­рая раз­ре­ши­лась та­ким стран­ным и, ка­за­лось бы, на­ив­ным об­ра­зом.

По­сле то­го, как Се­мен по­чув­ство­вал се­бя об­рет­шим ве­ру, ум его при­ле­пил­ся к па­мя­ти Бо­жи­ей, и он мно­го мо­лил­ся с пла­чем. То­гда же он ощу­тил в се­бе внут­рен­нее из­ме­не­ние и вле­че­ние к мо­на­ше­ству, и, как го­во­рил сам ста­рец, на мо­ло­дых кра­си­вых до­че­рей кня­зя стал он смот­реть с лю­бо­вью, но без по­же­ла­ния, как на се­стер, то­гда как рань­ше вид их бес­по­ко­ил его. В то вре­мя он да­же про­сил от­ца от­пу­стить его в Ки­е­во-Пе­чер­скую Лав­ру, но отец ка­те­го­ри­че­ски от­ве­тил: «Сна­ча­ла кон­чи во­ен­ную служ­бу, а по­том бу­дешь сво­бо­ден пой­ти.»

В та­ком необыч­ном со­сто­я­нии Се­мен про­был три ме­ся­ца; за­тем оно от­сту­пи­ло от него, и он сно­ва стал во­дить друж­бу со сво­и­ми сверст­ни­ка­ми, гу­лять с дев­ка­ми за се­лом, пить вод­ку, иг­рать на гар­мо­ни­ке и во­об­ще жить по­доб­но про­чим де­ре­вен­ским пар­ням.

Мо­ло­дой, кра­си­вый, силь­ный, а к то­му вре­ме­ни уже и за­жи­точ­ный, Се­мен на­сла­ждал­ся жиз­нью. В се­ле его лю­би­ли за хо­ро­ший ми­ро­лю­би­вый и ве­се­лый ха­рак­тер, а дев­ки смот­ре­ли на него как на за­вид­но­го же­ни­ха. Сам он увлек­ся од­ною из них и, преж­де чем был по­став­лен во­прос о свадь­бе, в позд­ний ве­чер­ний час с ни­ми про­изо­шло «обыч­ное.»

За­ме­ча­тель­но при этом, что на сле­ду­ю­щий день утром, ко­гда он ра­бо­тал с от­цом, тот ти­хо ска­зал ему: «Сы­нок, где ты был вче­ра, бо­ле­ло серд­це моё.» Эти крот­кие сло­ва от­ца за­па­ли в ду­шу Се­ме­на, и позд­нее, вспо­ми­ная его, ста­рец го­во­рил: «Я в ме­ру от­ца мо­е­го не при­шел. Он был со­всем негра­мот­ный, и да­же «От­че наш» чи­тал с ошиб­кой, го­во­рил «днесть» вме­сто «днесь,» за­учил в церк­ви по слу­ху, но был крот­кий и муд­рый че­ло­век.»

У них бы­ла боль­шая се­мья: отец, мать, пять бра­тьев-сы­но­вей и две до­че­ри. Жи­ли они вме­сте и друж­но. Взрос­лые бра­тья ра­бо­та­ли с от­цом. Од­на­жды во вре­мя жат­вы, Се­ме­ну при­шлось го­то­вить в по­ле обед; бы­ла пят­ни­ца; за­быв об этом, он на­ва­рил сви­ни­ны, и все ели. Про­шло пол­го­да с то­го дня, уже зи­мою, в ка­кой-то празд­ник, отец го­во­рит Се­ме­ну с мяг­кой улыб­кой:

– Сы­нок, пом­нишь, как ты в по­ле на­кор­мил ме­ня сви­ни­ной? А ведь бы­ла пят­ни­ца; ты зна­ешь, я ел ее то­гда как стерву.

– Что же ты мне не ска­зал то­гда?

– Я, сы­нок, не хо­тел те­бя сму­тить.

Рас­ска­зы­вая по­доб­ные слу­чаи из сво­ей жиз­ни в до­ме от­ца, ста­рец до­ба­вил: «Вот та­ко­го стар­ца я хо­тел бы иметь: он ни­ко­гда не раз­дра­жал­ся, все­гда был ров­ный и крот­кий. По­ду­май­те, пол­го­да тер­пел, ждал удоб­ной ми­ну­ты, чтобы и по­пра­вить ме­ня, и не сму­тить.»

Ста­рец Си­лу­ан был весь­ма боль­шой физи­че­ской си­лы. Он был еще со­всем мо­ло­дой, до во­ен­ной служ­бы, од­на­жды на Пас­ху, по­сле обиль­но­го мяс­но­го обе­да, ко­гда бра­тья его разо­шлись по го­стям, а он остал­ся до­ма, мать пред­ло­жи­ла ему «яич­ни­цу»; он не от­ка­зал­ся; мать сва­ри­ла ему це­лый чу­гун, до по­лу­сот­ни яиц, и он всё съел.

В те го­ды он ра­бо­тал со сво­и­ми бра­тья­ми в име­нии кня­зя Тру­бец­ко­го и в празд­ни­ки ино­гда хо­дил в трак­тир; бы­ли слу­чаи, что он вы­пи­вал за один ве­чер «чет­верть» (2,5 лит­ра) вод­ки, но пья­ным не бы­вал.

Од­на­жды в силь­ный мо­роз, уда­рив­ший по­сле от­те­пе­ли, си­дел он на по­сто­я­лом дво­ре. Один из по­сто­яль­цев, пе­ре­но­че­вав­ший там, хо­тел воз­вра­щать­ся до­мой; по­шел он за­прячь свою ло­шадь, од­на­ко ско­ро вер­нул­ся, го­во­ря:

– Бе­да! Нуж­но ехать, и не мо­гу: лед об­ло­жил ло­ша­ди ко­пы­та тол­стым сло­ем, и она от бо­ли не да­ет­ся от­бить его.

Се­мен го­во­рит:

– Пой­дем, я те­бе по­мо­гу.

На ко­нюшне он взял шею ло­ша­ди око­ло го­ло­вы под мыш­ку и го­во­рит му­жи­ку: «Оби­вай.» Ло­шадь все вре­мя сто­я­ла не ше­лох­нув­шись; му­жик от­бил лед с ко­пыт, за­пряг и уехал.

Го­лы­ми ру­ка­ми Се­мен мог брать го­ря­чий чу­гун со ща­ми и пе­ре­не­сти его с пли­ты на стол, за ко­то­рым ра­бо­та­ла их ар­тель. Уда­ром ку­ла­ка он мог пе­ре­бить до­воль­но тол­стую дос­ку. Он под­ни­мал боль­шие тя­же­сти и об­ла­дал боль­шой вы­нос­ли­во­стью и в жа­ру и в хо­лод, он мог есть очень по­мно­гу и мно­го ра­бо­тать.

Но эта си­ла, ко­то­рая позд­нее по­слу­жи­ла ему для со­вер­ше­ния мно­гих ис­клю­чи­тель­ных по­дви­гов, в то вре­мя бы­ла при­чи­ной его са­мо­го боль­шо­го гре­ха, за ко­то­рый он при­нес чрез­вы­чай­ное по­ка­я­ние.

Од­на­жды в пре­столь­ный празд­ник се­ла, днем, ко­гда все жи­те­ли ве­се­ло бе­се­до­ва­ли воз­ле сво­их изб, Се­мен с то­ва­ри­ща­ми гу­лял по ули­це, иг­рая на гар­мо­ни­ке. На­встре­чу им шли два бра­та – са­пож­ни­ки се­ла. Стар­ший – че­ло­век огром­но­го ро­ста и си­лы, боль­шой скан­да­лист, был на­ве­се­ле. Ко­гда они по­рав­ня­лись, са­пож­ник на­смеш­ли­во стал от­ни­мать гар­мош­ку у Се­ме­на; но он успел пе­ре­дать её сво­е­му то­ва­ри­щу. Стоя про­тив са­пож­ни­ка, Се­мен уго­ва­ри­вал его «про­хо­дить сво­ей до­ро­гой», но тот, на­ме­ре­ва­ясь, по-ви­ди­мо­му, по­ка­зать своё пре­вос­ход­ство над все­ми пар­ня­ми се­ла в та­кой день, ко­гда все дев­ки бы­ли на ули­це и со сме­хом на­блю­да­ли сце­ну, на­бро­сил­ся на Се­ме­на. И вот как рас­ска­зы­вал об этом сам ста­рец:

– Сна­ча­ла я по­ду­мал усту­пить, но вдруг ста­ло мне стыд­но, что дев­ки бу­дут сме­ять­ся, и я силь­но уда­рил его в грудь; он да­ле­ко от­ле­тел от ме­ня и груз­но по­ва­лил­ся на­вз­ничь по­сре­ди до­ро­ги; изо рта его по­тек­ла пе­на и кровь. Все ис­пу­га­лись, и я; ду­маю: убил. И так стою. В это вре­мя млад­ший брат са­пож­ни­ка взял с зем­ли боль­шой бу­лыж­ник и бро­сил в ме­ня, я успел увер­нуть­ся; ка­мень по­пал мне в спи­ну, то­гда я ска­зал ему: «Что ж, ты хо­чешь, чтоб и те­бе то же бы­ло?» – и дви­нул­ся на него, но он убе­жал. Дол­го про­ле­жал са­пож­ник на до­ро­ге; лю­ди сбе­жа­лись и по­мо­га­ли ему, омы­ва­ли хо­лод­ной во­дой. Про­шло не ме­нее по­лу­ча­са преж­де, чем он смог под­нять­ся, и его с тру­дом от­ве­ли до­мой. Ме­ся­ца два он про­бо­лел, но, к сча­стью, остал­ся жив, мне же по­том дол­го при­шлось быть осто­рож­ным: бра­тья са­пож­ни­ка со сво­и­ми то­ва­ри­ща­ми по ве­че­рам с ду­бин­ка­ми и но­жа­ми под­сте­ре­га­ли ме­ня в за­ко­ул­ках, но Бог со­хра­нил ме­ня.

Так в шу­ме мо­ло­дой жиз­ни на­чал уже за­глу­шать­ся в ду­ше Се­ме­на пер­вый зов Бо­жий к мо­на­ше­ско­му по­дви­гу, но из­брав­ший его Бог сно­ва воз­звал его уже неко­то­рым ви­де­ни­ем.

Од­на­жды, по­сле неце­ло­муд­рен­но про­ве­ден­но­го вре­ме­ни, он за­дре­мал и в со­сто­я­нии лег­ко­го сна уви­дел, что змея через рот про­ник­ла внутрь его. Он ощу­тил силь­ней­шее омер­зе­ние и проснул­ся. В это вре­мя он слы­шит сло­ва: «Ты про­гло­тил змею во сне, и те­бе про­тив­но; так Мне нехо­ро­шо смот­реть, что ты де­ла­ешь.»

Се­мен ни­ко­го не ви­дел. Он слы­шал лишь про­из­нес­ший эти сло­ва го­лос, ко­то­рый по сво­ей сла­до­сти и кра­со­те был со­вер­шен­но необыч­ный. Дей­ствие, им про­из­ве­ден­ное, при всей сво­ей ти­хо­сти и сла­до­сти бы­ло по­тря­са­ю­щим. По глу­бо­ко­му и несо­мнен­но­му убеж­де­нию стар­ца – то был го­лос Са­мой Бо­го­ро­ди­цы. До кон­ца сво­их дней он бла­го­да­рил Бо­жию Ма­терь, что Она не возг­ну­ша­лась им, но Са­ма бла­го­во­ли­ла по­се­тить его и вос­ста­вить от па­де­ния. Он го­во­рил: «Те­перь я ви­жу, как Гос­по­ду и Бо­жи­ей Ма­те­ри жал­ко на­род. По­ду­май­те, Бо­жия Ма­терь при­шла с небес вра­зу­мить ме­ня, юно­шу, во гре­хах».

То, что он не удо­сто­ил­ся ви­деть Вла­ды­чи­цу, он при­пи­сы­вал нечи­сто­те, в ко­то­рой пре­бы­вал в тот мо­мент.

Этот вто­рич­ный зов, со­вер­шив­ший­ся неза­дол­го до во­ен­ной служ­бы, имел уже ре­ша­ю­щее зна­че­ние на вы­бор даль­ней­ше­го пу­ти. Его пер­вым след­стви­ем бы­ло ко­рен­ное из­ме­не­ние жиз­ни, при­няв­шей недоб­рый уклон. Се­мен ощу­тил глу­бо­кий стыд за свое про­шлое и на­чал го­ря­чо ка­ять­ся пе­ред Бо­гом. Ре­ше­ние по окон­ча­нии во­ен­ной служ­бы уй­ти в мо­на­стырь вер­ну­лось с умно­жен­ной си­лой. В нем просну­лось острое чув­ство гре­ха и в си­лу это­го из­ме­ни­лось от­но­ше­ние ко все­му, что он ви­дел в жиз­ни. Это из­ме­не­ние ска­за­лось не толь­ко в его лич­ных дей­стви­ях и по­ве­де­нии, но и в его чрез­вы­чай­но ин­те­рес­ных бе­се­дах с людь­ми.

Вре­мя во­ен­ной служ­бы

Во­ен­ную служ­бу Се­мен от­бы­вал в Пе­тер­бур­ге, в лейб-гвар­дии, в са­пер­ном ба­та­льоне. Уй­дя на служ­бу с жи­вой ве­рой и глу­бо­ким по­ка­ян­ным чув­ством, он не пе­ре­ста­вал пом­нить о Бо­ге.

В ар­мии его очень лю­би­ли как сол­да­та все­гда ис­пол­ни­тель­но­го, спо­кой­но­го, хо­ро­ше­го по­ве­де­ния, а то­ва­ри­щи как вер­но­го и при­ят­но­го дру­га; впро­чем, это бы­ло неред­ким яв­ле­ни­ем в Рос­сии, где сол­да­ты жи­ли очень по-брат­ски.

Од­на­жды под празд­ник с тре­мя гвар­дей­ца­ми то­го же ба­та­льо­на он от­пра­вил­ся в го­род. За­шли они в боль­шой сто­лич­ный трак­тир, где бы­ло мно­го све­та и гром­ко иг­ра­ла му­зы­ка; за­ка­за­ли ужин с вод­кой и гром­ко бе­се­до­ва­ли. Се­мен боль­ше мол­чал. Один из них спро­сил его:

– Се­мен, ты все мол­чишь, о чем ты ду­ма­ешь?

– Я ду­маю: си­дим мы сей­час в трак­ти­ре, едим, пьем вод­ку, слу­ша­ем му­зы­ку и ве­се­лим­ся, а на Афоне те­перь тво­рят бде­ние и всю ночь бу­дут мо­лить­ся; так вот – кто же из нас на Страш­ном Су­де даст луч­ший от­вет, они или мы?

То­гда дру­гой ска­зал:

– Ка­кой че­ло­век Се­мен! Мы слу­ша­ем му­зы­ку и ве­се­лим­ся, а он умом на Афоне и на Страш­ном Су­де.

Сло­ва гвар­дей­ца о Се­мене: «а он умом на Афоне и на Страш­ном Су­де» мо­гут быть от­не­се­ны не толь­ко к то­му мо­мен­ту, ко­гда они си­де­ли в трак­ти­ре, но и ко все­му вре­ме­ни пре­бы­ва­ния его на во­ен­ной служ­бе. Мысль его об Афоне, меж­ду про­чим, вы­ра­жа­лась и в том, что он несколь­ко раз по­сы­лал ту­да день­ги. Од­на­жды хо­дил он из Усть-Ижор­ско­го ла­ге­ря, где ле­том сто­ял их ба­та­льон, на по­чту в се­ло Кол­пи­но, чтобы сде­лать пе­ре­вод де­нег на Афон. На об­рат­ном пу­ти, еще неда­ле­ко от Кол­пи­на, по до­ро­ге пря­мо на­встре­чу ему бе­жа­ла бе­ше­ная со­ба­ка; ко­гда она со­всем уже при­бли­зи­лась и го­то­ва бы­ла бро­сить­ся на него, он со стра­хом про­го­во­рил: «Гос­по­ди, по­ми­луй!» Лишь толь­ко про­из­нес он эту ко­рот­кую мо­лит­ву, как ка­кая-то си­ла от­бро­си­ла со­ба­ку в сто­ро­ну, слов­но на­ткну­лась она на что-то; обо­гнув Се­ме­на, она по­бе­жа­ла в се­ло, где при­чи­ни­ла мно­го вре­да и лю­дям, и ско­ту.

Этот слу­чай про­из­вел на Се­ме­на глу­бо­кое впе­чат­ле­ние. Он жи­во по­чув­ство­вал бли­зость хра­ня­ще­го нас Бо­га и еще силь­нее при­ле­пил­ся к па­мя­ти Бо­жи­ей.

Окон­чив свою служ­бу в гвар­дии, Се­мен неза­дол­го до разъ­ез­да сол­дат его воз­рас­та по до­мам вме­сте с рот­ным пи­са­рем по­ехал к от­цу Иоан­ну Крон­штадт­ско­му про­сить его мо­литв и бла­го­сло­ве­ния. От­ца Иоан­на они в Крон­штад­те не за­ста­ли и ре­ши­ли оста­вить пись­ма. Пи­сарь стал вы­во­дить кра­си­вым по­чер­ком ка­кое-то муд­ре­ное пись­мо, а Се­мен на­пи­сал лишь несколь­ко слов: «Ба­тюш­ка, хо­чу пой­ти в мо­на­хи; по­мо­ли­тесь, чтобы мир ме­ня не за­дер­жал».

Воз­вра­ти­лись они в Пе­тер­бург в ка­зар­мы, и, по сло­вам Стар­ца, уже на сле­ду­ю­щий день он по­чув­ство­вал, что кру­гом него «гу­дит адское пла­мя».

По­ки­нув Пе­тер­бург, Се­мен при­е­хал до­мой и про­был там все­го од­ну неде­лю. Быст­ро со­бра­ли ему хол­сты и дру­гие по­дар­ки для мо­на­сты­ря. Он по­про­щал­ся со все­ми и уехал на Афон. Но с то­го дня, как по­мо­лил­ся о нем отец Иоанн Крон­штад­ский, «адское пла­мя гу­де­ло» во­круг него не пе­ре­ста­вая, где бы он ни был: в по­ез­де, в Одес­се, на па­ро­хо­де, и да­же на Афоне в мо­на­сты­ре, в хра­ме, по­всю­ду.

При­езд на Свя­тую Го­ру

Мо­на­ше­ские по­дви­ги

При­е­хал Се­мен на Свя­тую Го­ру осе­нью 1892 г. и по­сту­пил в Рус­ский мо­на­стырь свя­то­го ве­ли­ко­му­че­ни­ка Пан­те­ле­и­мо­на. На­ча­лась но­вая, по­движ­ни­че­ская жизнь.

По Афон­ским обы­ча­ям, но­во­на­чаль­ный по­слуш­ник «брат Си­ме­он» дол­жен был про­ве­сти несколь­ко дней в пол­ном по­кое, чтобы вспом­нить свои гре­хи за всю жизнь и, из­ло­жив их пись­мен­но, ис­по­ве­дать ду­хов­ни­ку. Ис­пы­ты­ва­е­мое адское му­че­ние по­ро­ди­ло в нем неудер­жи­мое го­ря­чее рас­ка­я­ние. В Та­ин­стве По­ка­я­ния он хо­тел осво­бо­дить свою ду­шу от все­го, что тя­го­ти­ло ее, и по­то­му с го­тов­но­стью и ве­ли­ким стра­хом, ни в чем се­бя не оправ­ды­вая, ис­по­ве­дал все де­я­ния сво­ей жиз­ни.

Ду­хов­ник ска­зал бра­ту Си­мео­ну: «Ты ис­по­ве­дал гре­хи свои пе­ред Бо­гом и знай, что они те­бе про­ще­ны… От­ныне по­ло­жим на­ча­ло но­вой жиз­ни… Иди с ми­ром и ра­дуй­ся, что Гос­подь при­вел те­бя в эту при­стань спа­се­ния».

Вво­дил­ся брат Си­ме­он в ду­хов­ный по­двиг ве­ко­вым укла­дом афон­ской мо­на­стыр­ской жиз­ни, на­сы­щен­ной непре­стан­ной па­мя­тью о Бо­ге: мо­лит­ва в кел­лии на­едине, дли­тель­ное бо­го­слу­же­ние в хра­ме, по­сты и бде­ния, частая ис­по­ведь и при­ча­ще­ние, чте­ние, труд, по­слу­ша­ние. Вско­ре он осво­ил Иису­со­ву мо­лит­ву по чет­кам. Про­шло немно­го вре­ме­ни, все­го око­ло трех недель, и од­на­жды ве­че­ром при мо­ле­нии пред об­ра­зом Бо­го­ро­ди­цы мо­лит­ва во­шла в серд­це его и ста­ла со­вер­шать­ся там день и ночь, но то­гда он еще не ра­зу­мел ве­ли­чия и ред­ко­сти да­ра, по­лу­чен­но­го им от Бо­жи­ей Ма­те­ри.

Брат Си­ме­он был тер­пе­ли­вый, незло­би­вый, по­слуш­ли­вый; в мо­на­сты­ре его лю­би­ли и хва­ли­ли за ис­прав­ную ра­бо­ту и хо­ро­ший ха­рак­тер, и ему это бы­ло при­ят­но. Ста­ли то­гда при­хо­дить к нему по­мыс­лы: «Ты жи­вешь свя­то: по­ка­ял­ся, гре­хи те­бе про­ще­ны, мо­лишь­ся непре­стан­но, по­слу­ша­ние ис­пол­ня­ешь хо­ро­шо».

Ум по­слуш­ни­ка ко­ле­бал­ся при этих по­мыс­лах, и тре­во­га про­ни­ка­ла в серд­це, но по неопыт­но­сти сво­ей он не по­ни­мал, что же, соб­ствен­но, с ним про­ис­хо­дит.

Од­на­жды но­чью кел­лия его на­пол­ни­лась стран­ным све­том, ко­то­рый про­ни­зал да­же и те­ло его так, что он уви­дел и внут­рен­но­сти свои. По­мы­сел го­во­рил ему: «При­ми, – это бла­го­дать», од­на­ко ду­ша по­слуш­ни­ка сму­ти­лась при этом, и он остал­ся в боль­шом недо­уме­нии.

По­сле ви­де­ния стран­но­го све­та, ста­ли ему яв­лять­ся бе­сы, а он, на­ив­ный, с ни­ми раз­го­ва­ри­вал «как с людь­ми». По­сте­пен­но на­па­де­ния уси­ли­ва­лись, ино­гда они го­во­ри­ли ему: «Ты те­перь свя­той», а ино­гда: – «Ты не спа­сешь­ся». Брат Си­ме­он спро­сил од­на­жды бе­са: «По­че­му вы мне го­во­ри­те по-раз­но­му: то го­во­ри­те, что я свят, то – что я не спа­сусь?». Бес на­смеш­ли­во от­ве­тил: «Мы ни­ко­гда прав­ды не го­во­рим».

Сме­на де­мо­ни­че­ских вну­ше­ний, то воз­но­ся­щих на «небо» в гор­до­сти, то низ­вер­га­ю­щих в веч­ную ги­бель, угне­та­ла ду­шу мо­ло­до­го по­слуш­ни­ка, до­во­дя его до от­ча­я­ния, и он мо­лил­ся с чрез­вы­чай­ным на­пря­же­ни­ем. Спал он ма­ло и урыв­ка­ми. Креп­кий физи­че­ски, под­лин­ный бо­га­тырь, он в по­стель не ло­жил­ся, но все но­чи про­во­дил в мо­лит­ве или стоя, или си­дя на та­бу­рет­ке. Из­не­мо­гая, он си­дя за­сы­пал на 15-20 ми­нут и за­тем сно­ва вста­вал на мо­лит­ву.

Про­хо­ди­ли ме­сяц за ме­ся­цем, а му­чи­тель­ность де­мо­ни­че­ских на­па­де­ний все воз­рас­та­ла. Ду­шев­ные си­лы мо­ло­до­го по­слуш­ни­ка ста­ли па­дать и му­же­ство его из­не­мо­га­ло, страх ги­бе­ли и от­ча­я­ния – рос­ли, ужас без­на­деж­но­сти все ча­ще и ча­ще овла­де­вал всем его су­ще­ством. Он до­шел до по­след­не­го от­ча­я­ния и, си­дя у се­бя в кел­лии в пред­ве­чер­нее вре­мя, по­ду­мал: «Бо­га умо­лить невоз­мож­но». С этой мыс­лью он по­чув­ство­вал пол­ную остав­лен­ность, и ду­ша его по­гру­зи­лась во мрак адско­го том­ле­ния и тос­ки.

В тот же день во вре­мя ве­чер­ни, в церк­ви свя­то­го про­ро­ка Илии, что на мель­ни­це, на­пра­во от цар­ских врат, где на­хо­дит­ся мест­ная ико­на Спа­си­те­ля, он уви­дел жи­во­го Хри­ста.

«Гос­подь непо­сти­жи­мо явил­ся мо­ло­до­му по­слуш­ни­ку» – и все су­ще­ство, и са­мое те­ло его ис­пол­ни­лось ог­нем бла­го­да­ти Свя­то­го Ду­ха, тем ог­нем, ко­то­рый Гос­подь низ­вел на зем­лю Сво­им при­ше­стви­ем (Лк.12:49). От ви­де­ния Си­ме­он при­шел в из­не­мо­же­ние, и Гос­подь скрыл­ся.

Невоз­мож­но опи­сать то со­сто­я­ние, в ко­то­ром на­хо­дил­ся он в тот час. Его оси­ял ве­ли­кий Бо­же­ствен­ный свет, он был изъ­ят как бы из ми­ра и ду­хом воз­ве­ден на небо, где слы­шал неиз­ре­чен­ные гла­го­лы, в тот мо­мент он по­лу­чил как бы но­вое рож­де­ние свы­ше (Ин.1:13, 3:3). Крот­кий взор все­про­ща­ю­ще­го, без­мер­но лю­бя­ще­го, ра­дост­но­го Хри­ста при­влек к се­бе все­го че­ло­ве­ка и за­тем, скрыв­шись, сла­до­стью люб­ви Бо­жи­ей вос­хи­тил дух его в со­зер­ца­ние Бо­же­ства уже вне об­ра­зов ми­ра. Впо­след­ствии в сво­их пи­са­ни­ях он без кон­ца по­вто­ря­ет, что Гос­по­да по­знал он Ду­хом Свя­тым, что Бо­га узрел он в Ду­хе Свя­том. Он утвер­ждал так­же, что ко­гда Сам Гос­подь яв­ля­ет­ся ду­ше, то она не мо­жет не узнать в Нем сво­е­го Твор­ца и Бо­га.

По­знав­шая свое вос­кре­се­ние и уви­дев­шая свет под­лин­но­го и веч­но­го бы­тия, ду­ша Си­мео­на пер­вое вре­мя по­сле яв­ле­ния пе­ре­жи­ва­ла пас­халь­ное тор­же­ство. Все бы­ло хо­ро­шо: и мир ве­ли­ко­ле­пен, и лю­ди при­ят­ны, и при­ро­да невы­ра­зи­мо пре­крас­на, и те­ло ста­ло иным, лег­ким, и сил как бы при­ба­ви­лось. Но по­сте­пен­но ощу­ти­мое дей­ствие бла­го­да­ти ста­ло сла­беть. По­че­му? Что же де­лать, чтобы не до­пу­стить этой по­те­ри?

На­ча­лось вни­ма­тель­ное ис­ка­ние от­ве­та на рас­ту­щее недо­уме­ние в со­ве­тах ду­хов­ни­ка и в тво­ре­ни­ях свя­тых от­цов-ас­ке­тов. «Во вре­мя мо­лит­вы ум хра­ни чи­стым от вся­ко­го во­об­ра­же­ния и по­мыс­ла и за­клю­чай его в сло­ва мо­лит­вы», — ска­зал ему ста­рец отец Ана­то­лий из Свя­то­го Ру­си­ка. У стар­ца Ана­то­лия Си­ме­он про­вел до­ста­точ­но вре­ме­ни. Свою по­учи­тель­ную и по­лез­ную бе­се­ду отец Ана­то­лий за­кон­чил сло­ва­ми: «Ес­ли ты те­перь та­кой, то что же ты бу­дешь под ста­рость?» Так уж по­лу­чи­лось, но сво­им удив­ле­ни­ем он дал мо­ло­до­му по­движ­ни­ку силь­ный по­вод к тще­сла­вию, с ко­то­рым тот не умел еще бо­роть­ся.

У мо­ло­до­го и еще неопыт­но­го мо­на­ха Си­мео­на на­ча­лась са­мая труд­ная, са­мая слож­ная, са­мая тон­кая брань с тще­сла­ви­ем. Гор­дость и тще­сла­вие вле­кут за со­бой все бе­ды и па­де­ния: бла­го­дать остав­ля­ет, серд­це осты­ва­ет, осла­бе­ва­ет мо­лит­ва, ум рас­се­и­ва­ет­ся и на­чи­на­ют­ся при­ра­же­ния страст­ных по­мыс­лов.

Мо­ло­дой мо­нах Си­лу­ан по­сте­пен­но на­уча­ет­ся бо­лее со­вер­шен­ным ас­ке­ти­че­ским по­дви­гам, ко­то­рые боль­шин­ству во­об­ще по­ка­жут­ся невоз­мож­ны­ми. Сон его по-преж­не­му пре­рыв­ча­тый – несколь­ко раз в сут­ки по 15-20 ми­нут. В по­стель по-преж­не­му он не ло­жит­ся, спит си­дя на та­бу­рет­ке; пре­бы­ва­ет в тру­дах днем, как ра­бо­чий; несет по­двиг внут­рен­не­го по­слу­ша­ния – от­се­че­ние сво­ей во­ли; учит­ся воз­мож­но бо­лее пол­но­му пре­да­нию се­бя на во­лю Бо­жию; воз­дер­жи­ва­ет­ся в пи­ще, в бе­се­дах, в дви­же­ни­ях; по­дол­гу мо­лит­ся ум­ною Иису­со­вою мо­лит­вою. И несмот­ря на весь его по­двиг свет бла­го­да­ти ча­сто остав­ля­ет его, а бе­сы тол­пою окру­жа­ют по но­чам.

Сме­на со­сто­я­ний, то неко­то­рой бла­го­да­ти, то остав­лен­но­сти и де­мо­ни­че­ских на­па­де­ний, не про­хо­дит бес­плод­но. Бла­го­да­ря этой смене ду­ша Си­лу­а­на пре­бы­ва­ет в по­сто­ян­ной внут­рен­ней борь­бе, бодр­ство­ва­нии и усерд­ном ис­ка­нии ис­хо­да.

Про­шло пят­на­дцать лет со дня яв­ле­ния ему Гос­по­да. И вот од­на­жды в од­но из та­ких му­чи­тель­ных бо­ре­ний с бе­са­ми, ко­гда, несмот­ря на все ста­ра­ния, чи­сто мо­лить­ся не уда­ва­лось, Си­лу­ан вста­ет с та­бу­ре­та, чтобы сде­лать по­кло­ны, но ви­дит пе­ред со­бой огром­ную фигу­ру бе­са, сто­я­ще­го впе­ре­ди икон и ожи­да­ю­ще­го по­кло­на се­бе; кел­лия пол­на бе­сов. Отец Си­лу­ан сно­ва са­дит­ся на та­бу­рет и, на­кло­нив го­ло­ву, с бо­лез­нью серд­ца го­во­рит мо­лит­ву: «Гос­по­ди, ты ви­дишь, что я хо­чу мо­лить­ся те­бе чи­стым умом, но бе­сы не да­ют мне. На­учи ме­ня, что дол­жен де­лать я, чтобы они не ме­ша­ли мне?» И был от­вет ему в ду­ше: «Гор­дые все­гда так стра­да­ют от бе­сов». «Гос­по­ди, – го­во­рит Си­лу­ан, – на­учи ме­ня, что дол­жен я де­лать, чтобы сми­ри­лась моя ду­ша». И сно­ва в серд­це от­вет от Бо­га: «Дер­жи ум твой во аде и не от­ча­и­вай­ся.»

От­ныне ду­ше его от­кры­лось не от­вле­чен­но-ин­тел­лек­ту­аль­но, а бы­тий­но, что ко­рень всех гре­хов, се­мя смер­ти есть гор­дость; что Бог – есть Сми­ре­ние, и по­то­му же­ла­ю­щий стя­жать Бо­га дол­жен стя­жать сми­ре­ние. Он по­знал, что то неска­зан­но слад­кое ве­ли­кое сми­ре­ние Хри­сто­во, ко­то­рое ему бы­ло да­но пе­ре­жить во вре­мя Яв­ле­ния, есть неотъ­ем­ле­мое свой­ство Бо­же­ствен­ной люб­ви, Бо­же­ствен­но­го бы­тия. От­ныне он во­ис­ти­ну по­знал, что весь по­двиг дол­жен быть на­прав­лен на стя­жа­ние сми­ре­ния. Ему да­но бы­ло по­знать ве­ли­кую тай­ну Бы­тия, бы­тий­но по­знать.

Он ду­хом про­ник в тай­ну борь­бы пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма Са­ров­ско­го, ко­то­рый по­сле яв­ле­ния ему Гос­по­да в хра­ме во вре­мя ли­тур­гии, пе­ре­жи­вая по­те­рю бла­го­да­ти и бо­го­остав­лен­ность, ты­ся­чу дней и ты­ся­чу но­чей сто­ял в пу­стыне на камне, взы­вая: «Бо­же, ми­ло­стив бу­ди мне, греш­но­му.»

Ему от­крыл­ся под­лин­ный смысл и си­ла от­ве­та пре­по­доб­но­го Пи­ме­на Ве­ли­ко­го сво­им уче­ни­кам: «По­верь­те, ча­да! Где са­та­на, там и я бу­ду». Он по­нял, что пре­по­доб­ный Ан­то­ний Ве­ли­кий был по­слан Бо­гом к алек­сан­дрий­ско­му са­пож­ни­ку учить­ся то­му же де­ла­нию: от са­пож­ни­ка он на­учил­ся по­мыш­лять: «Все спа­сут­ся, один я по­гиб­ну».

Он по­знал в опы­те жиз­ни сво­ей, что по­лем ду­хов­ной бит­вы со злом, кос­ми­че­ским злом, яв­ля­ет­ся соб­ствен­ное серд­це че­ло­ве­ка. Он ду­хом узрел, что са­мым глу­бо­ким кор­нем гре­ха яв­ля­ет­ся гор­дость, – этот бич че­ло­ве­че­ства, ото­рвав­ший лю­дей от Бо­га и по­гру­зив­ший мир в неис­чис­ли­мые бе­ды и стра­да­ния; это под­лин­ное се­мя смер­ти, оку­тав­шее че­ло­ве­че­ство мра­ком от­ча­я­ния. От­ныне Си­лу­ан, вы­да­ю­щий­ся ги­гант ду­ха, все си­лы свои со­сре­до­то­чит на по­дви­ге за сми­ре­ние Хри­сто­во, ко­то­рое ему бы­ло да­но по­знать в пер­вом яв­ле­нии, но ко­то­рое он не со­хра­нил.

Мо­нах Си­лу­ан по­сле дан­но­го ему Гос­по­дом от­кро­ве­ния твер­до стал на ду­хов­ном пу­ти. С то­го дня его «лю­би­мой пес­нью,» как сам он вы­ра­жал­ся, ста­но­вит­ся: «Ско­ро я умру, и ока­ян­ная ду­ша моя сни­дет в тес­ный чер­ный ад, и там один я бу­ду то­мить­ся в мрач­ном пла­ме­ни и пла­кать по Гос­по­де: «Где Ты, свет ду­ши мо­ей? За­чем Ты оста­вил ме­ня? Я не мо­гу жить без Те­бя».

Это де­ла­ние при­ве­ло ско­ро к ми­ру ду­ши и чи­стой мо­лит­ве. Но да­же и этот ог­нен­ный путь ока­зал­ся некрат­ким.

Бла­го­дать уже не остав­ля­ет его, как преж­де: он ощу­ти­мо но­сит ее в серд­це, он чув­ству­ет жи­вое при­сут­ствие Бо­га; он по­лон удив­ле­ния пе­ред ми­ло­сер­ди­ем Бо­жи­им, глу­бо­кий мир Хри­стов по­се­ща­ет его; Дух Свя­той сно­ва да­ет ему си­лу люб­ви. И хо­тя те­перь он уже не тот нера­зум­ный, что был преж­де; хо­тя из дол­гой и тя­же­лой борь­бы он вы­шел умуд­рен­ным; хо­тя из него вы­ра­бо­тал­ся ве­ли­кий ду­хов­ный бо­рец, – од­на­ко и те­перь стра­дал он от ко­ле­ба­ний и из­мен­чи­во­сти че­ло­ве­че­ской на­ту­ры и про­дол­жал пла­кать невы­ра­зи­мым пла­чем серд­ца, ко­гда ума­ля­лась в нем бла­го­дать. И так еще це­лых пят­на­дцать лет, до­ко­ле не по­лу­чил он си­лу од­ним ма­но­ве­ни­ем ума, ни­как не вы­ра­жа­е­мым внешне, от­ра­жать то, что рань­ше тя­же­ло по­ра­жа­ло его.

Через чи­стую ум­ную мо­лит­ву по­движ­ник на­уча­ет­ся ве­ли­ким тай­нам ду­ха. Схо­дя умом в серд­це свое, сна­ча­ла вот это – пло­тя­ное серд­це, он на­чи­на­ет про­ни­кать в те глу­би­ны его, ко­то­рые не суть уже плоть. Он на­хо­дит свое глу­бо­кое серд­це, ду­хов­ное, ме­та­фи­зи­че­ское, и в нем ви­дит, что бы­тие все­го че­ло­ве­че­ства не есть для него нечто чуж­дое, по­сто­рон­нее, но неот­де­ли­мо свя­за­но и с его лич­ным бы­ти­ем.

«Брат наш есть на­ша жизнь», – го­во­рил ста­рец. Через лю­бовь Хри­сто­ву все лю­ди вос­при­ни­ма­ют­ся, как неотъ­ем­ле­мая часть на­ше­го лич­но­го веч­но­го бы­тия. За­по­ведь – лю­бить ближ­не­го как са­мо­го се­бя – он на­чи­на­ет по­ни­мать не как эти­че­скую нор­му; в сло­ве как он ви­дит ука­за­ние не на ме­ру люб­ви, а на он­то­ло­ги­че­скую общ­ность бы­тия.

«Отец не су­дит ни­ко­го, но весь суд дал Сы­ну… по­то­му что Он Сын че­ло­ве­че­ский» (Ин: 5:22-27). Сей Сын че­ло­ве­че­ский, Ве­ли­кий Су­дья ми­ра, – на Страш­ном Су­де ска­жет, что «еди­ный от мень­ших сих» есть Он Сам; ины­ми сло­ва­ми, бы­тие каж­до­го че­ло­ве­ка Он обоб­ща­ет со Сво­им, вклю­ча­ет в Свое лич­ное бы­тие. Все че­ло­ве­че­ство, «все­го Ада­ма,» вос­при­нял в Се­бя и стра­дал за все­го Ада­ма.

По­сле опы­та адских стра­да­ний, по­сле ука­за­ния Бо­жия: «Дер­жи ум твой во аде» для стар­ца Си­лу­а­на бы­ло осо­бен­но ха­рак­тер­ным мо­лить­ся за умер­ших, то­мя­щих­ся во аде, но он мо­лил­ся так­же и за жи­вых, и за гря­ду­щих. В его мо­лит­ве, вы­хо­див­шей за пре­де­лы вре­ме­ни, ис­че­за­ла мысль о пре­хо­дя­щих яв­ле­ни­ях че­ло­ве­че­ской жиз­ни, о вра­гах. Ему бы­ло да­но в скор­би о ми­ре раз­де­лять лю­дей на по­знав­ших Бо­га и не по­знав­ших Его. Для него бы­ло неснос­ным со­зна­вать, что лю­ди бу­дут то­мить­ся «во тьме кро­меш­ной».

В бе­се­де с од­ним мо­на­хом-пу­стын­ни­ком, ко­то­рый го­во­рил: «Бог на­ка­жет всех без­бож­ни­ков. Бу­дут они го­реть в веч­ном огне» – оче­вид­но, ему до­став­ля­ло удо­вле­тво­ре­ние, что они бу­дут на­ка­за­ны веч­ным ог­нем – на это ста­рец Си­лу­ан с ви­ди­мым ду­шев­ным вол­не­ни­ем ска­зал: «Ну, ска­жи мне, по­жа­луй­ста, ес­ли по­са­дят те­бя в рай, и ты бу­дешь от­ту­да ви­деть, как кто-то го­рит в адском огне, бу­дешь ли ты по­ко­ен?» – «А что по­де­ла­ешь, са­ми ви­но­ва­ты» – от­ве­тил мо­нах. То­гда ста­рец со скорб­ным ли­цом от­ве­тил: «Лю­бовь не мо­жет это­го по­не­сти… Нуж­но мо­лить­ся за всех».

И он дей­стви­тель­но мо­лил­ся за всех; мо­лить­ся толь­ко за се­бя ста­ло ему несвой­ствен­ным. Все лю­ди под­вер­же­ны гре­ху, все ли­ше­ны сла­вы Бо­жи­ей (Рим.3:22). Для него, ви­дев­ше­го уже в дан­ной ему ме­ре сла­ву Бо­жию и пе­ре­жив­ше­го ли­ше­ние ее, од­на мысль о та­ко­вом ли­ше­нии бы­ла тяж­ка. Ду­ша его то­ми­лась со­зна­ни­ем, что лю­ди жи­вут, не ве­дая Бо­га и Его люб­ви, и он мо­лил­ся ве­ли­кою мо­лит­вою, чтобы Гос­подь по неис­по­ве­ди­мой люб­ви Сво­ей дал им Се­бя по­знать.

До кон­ца сво­ей жиз­ни, несмот­ря на па­да­ю­щие си­лы, и на бо­лез­ни, он со­хра­нил при­выч­ку спать урыв­ка­ми. У него оста­ва­лось мно­го вре­ме­ни для уеди­нен­ной мо­лит­вы, он по­сто­ян­но мо­лил­ся, ме­няя в за­ви­си­мо­сти от об­ста­нов­ки об­раз мо­лит­вы, но осо­бен­но уси­ли­ва­лась его мо­лит­ва но­чью, до утре­ни. То­гда мо­лил­ся он за жи­вых и усоп­ших, за дру­зей и вра­гов, за весь мир.

Со­ста­ви­ли На­та­лия Бу­фи­ус и епи­скоп Алек­сандр (Ми­ле­ант)

Ис­точ­ник http://silouan.narod.ru

Преподобный Силуан Афонский 

Будучи трудолюбивыми и хозяйственными людьми, они всегда находили время для посещения храма. Симеон любил присутствовать за богослужением вместе с родителями. Здесь он знакомился со словом Божьим, с историей жизни святых.

В рабочее время Симеон трудился вместе со взрослыми: помогал отцу в поле, а иногда старшие братья брали его с собой на строительство.

Будущий старец с детства воспитывался в Православных традициях, и христианское воспитание было ему по душе. С юности он расположил себя к мысли о монашеском восхождении к Богу и Царству Небесному. Он даже выбрал обитель, где хотел бы дать Господу обеты и предаться аскетическим подвигам: желал поступить в Киево-Печерскую Лавру.

Между тем, отец, предостерегая сына от поспешности принятия столь важного решения, заботливо настаивал, чтобы тот, для начала, испытал себя на воинской службе, а затем определился, как поступить.

Подчиняясь воле родителя, Симеон отложил свои планы. Постепенно мирские соблазны и удовольствия стали затягивать его всё сильней и сильней, а вскоре и вовсе перевесили желание отложиться от мира. Мысль о монашестве отошла (до времени) на второй план.

Но вскоре Благость Божия напомнила о себе. Однажды, когда Симеон возвратился с очередного гулянья и заснул, не то в полудрёме, не то в тонком сонном видении он вдруг увидел себя словно бы извне. При этом он воочию созерцал, как в него проникал отвратительный змий.

Ощутив омерзение и ужаснувшись, Симеон пробудился и тут же услышал таинственный голос. Это был голос Пречистой Матери Божьей. Богородица разъяснила, что как ему было противно глядеть на глотание змея, так и Ей тяжко смотреть на его греховную жизнь.

В результате такого необычайного вразумления Симеон осознал свою неправоту, сердечно раскаялся, возблагодарил Небесную Царицу за внимание и доброту. После этого случая он вновь воспламенился ревностью о Господе, загорелся желанием жить по закону Божьему, в согласии с совестью.

Тяготы воинских обязанностей не пугали Симеона. Армейская служба, которую он проходил в Санкт-Петербурге, способствовала укреплению характера, приучала к ответственности и исполнительности. Всё больше и решительнее думал он о монашеской жизни, далёкой от мирских соблазнов и бессмысленной суеты.

Несколько раз Симеон жертвовал накопленные деньги на нужды Афонских монахов. По этому поводу между его сослуживцами сложилась поговорка, что он пребывает умом на Святой Горе и на Страшном Суде.

Когда срок воинской службы близился к концу, Симеон решил посетить Иоанна Кронштадтского, испросить у него благословения на монашество и получить пастырское напутствие. Не застав отца Иоанна на месте, он написал и оставил ему записку, в которой просил о молитвах. А уже на следующий день, пребывая в расположении части, Симеон почувствовал, будто находится в средоточии гудящего адского пламени. Это чувство помогло ему утвердиться в желании оставить мир и предаться служению Богу.

Возвратившись после прохождения службы домой, Симеон пробыл там несколько дней, а затем, собравшись в дорогу и приготовив подарки, простился с близкими и отправился на Афон. Шёл 1892-й год.

Прибыв на Святую Гору, он поступил в Русскую Пантелеймонову обитель. Первое время трудился на мельнице. Затем ему стали назначать другие послушания.

Физический труд был ему по плечу, ведь он вырос в крестьянской семье, прошёл армию. Гораздо сложнее было противостоять искушениям.

В какое-то время Симеон настолько пал духом, что предполагал оставить обитель. И лишь мысль о том, что он вновь огорчит Божью Матерь, отрезвила смутившийся дух.

В другой раз он испытал искушение самомнением. Терзавшие его помыслы разрушали зачатки смирения, способствовали формированию гордости и тщеславия. В конце концов посредством молитв, послушания и советов священников Симеон преодолел и это искушение.

Но здесь его подстерегала другая опасность: чрезмерное, вплоть до отчаяния, осознание личной ничтожности, разуверение в возможности спасения. Тогда милосердный Господь вознёс Его духом в Горнее Царство. Почувствовав присутствие Вседержителя, Симеон ощутил, что он словно наполнился благодатью «мученичества». Этот благотворный опыт переживания встречи с Небесным Царём запомнился ему на всю жизнь.

Однажды познав сладость Рая, он всеми силами стремился к стяжанию благодати, усилил подвиги, борьбу с лукавыми помыслами. Позднее он сравнивал человека, утратившего через грех благодать, с малым дитятей, лишившегося радости общения с матерью.

Какого-то определенного старца-наставника Симеон не имел. В качестве ближайшего примера для подражания он всегда держал в памяти деятельность Серафима Саровского.

В 1896 году Симеон принял монашеский постриг и новое имя – Силуан, а в 1911 году был возведён в схиму.

Возрастая возрастом духовным, он увеличивал подвиги. Стремясь подчинить себя Богу, усиливал воздержание и смирял себя едва ли не во всём: ел мало, содержал строгий пост; часто ограничивал сон двумя часами в сутки, при этом спал урывками, не ложась, а сидя на небольшом табурете.

Как-то раз, когда несмотря на прилагаемые отцом Силуаном усилия, моление не складывалось (лукавые духи препятствовали молитвенному порыву, не получалось сосредоточиться и отстраниться от посторонних движений в душе), он обратился за помощью к Богу. Господь внял обращению и ответил, что гордые страдают от демонов. Кроме того, Бог повелел ему не отчаиваться и помнить об адском огне.

Со временем в молитвах старца всё чаще стали звучать прошения о мире, грешащем и забывающим Творца. Эти прошения сопровождались скорбью и любовью.

Молитвам за ближних отец Силуан предавал огромное значение и в некотором отношении сопоставлял их с пролитием крови за людей. Он считал, что благодаря молитвам сохраняется мир, а когда молитва ослабнет, мир не устоит.

Прожив долгие годы по правилам общежительного устава, старец не стремился к уединённой жизни затворника, как это делали другие подвижники. Он считал, что на это требуется особое Божье благоволение, которое даётся не всем.

24 сентября 1938 года отец Силуан оставил земную храмину, предстал перед Судом Божьей Правды и переселился в Царство святых.

Молитвы

Тропарь преподобному Силуану Афонскому, глас 2

Серафимския любве ко Господу пламенный ревнителю / и Иеремии, о народе плачущему, / усердный подражателю, / всеблаженне отче Силуане, / ты, зову Матере Господа Сил внемляй, / змия греховнаго мужемудренно изрыгнул еси / и в Гору Афонскую от суеты мира удалился еси, / идеже в трудех и молитвах со слезами / благодать Святаго Духа обильно стяжа. / Ею же сердца наша воспламени / и с тобою умильно взывати укрепи: / Господи мой, Жизнь моя и Радосте Святая, // спаси мир и нас от всяких лютых.

Кондак преподобному Силуану Афонскому, глас 2

Смиренномудрия исповедниче предивный / и человеколюбия Духом Святым согреваемая доброто, / Богу возлюбленне Силуане, / о подвизе твоем Церковь Российская радуется, / иноцы же Горы Афонския и вси христианстии людие, / веселящеся, сыновнею любовию к Богу устремляются. / Егоже моли о нас, равноангельне боговедче, // во еже спастися нам, в горении любве тебе подражающим.

Молитва преподобному Силуану Афонскому

О предивный угодниче Божий, отче Силуане! По благодати, тебе от Бога данной, слезно молитися о всей вселенней, мертвых, живых и грядущих, не премолчи за нас ко Господу, к тебе усердно припадающих и твоего предстательства умильно просящих (имена). Подвигни, о всеблаженне, на молитву Усердную Заступницу рода христианского, Преблагословенную Богородицу и Приснодеву Марию, чудно призвавшую тя быти верным делателем в Ея земном вертограде, идеже избранницы Божии о гресех наших милостива и долготерпелива быти Бога умоляют, во еже не помянута неправд и беззаконий наших, но по неизреченной благости Господа нашего Иисуса Христа ущедрити и спасти нас по велицей Его милости. Ей, угодниче Божий, с Преблагословенною Владычицею мира — Святейшею Игумениею Афона и святыми подвижниками Ея земнаго жребия испроси у святых святейшего Слова святей горе Афонской и боголюбивым пустынножителем ея от всех бед и наветов вражиих в мире сохранитися. Да Ангелы святыми от зол избавляеми и Духом Святым в вере и братолюбии укрепляеми, до скончания века о Единей, Святей, Соборней и Апостольстей Церкви молитвы творят и всем спасительный путь указуют, да Церковь Земная и Небесная непрестанно славословит Творца и Отца Светов, просвещающи и освещающи мир в вечной правде и благости Божией. Народом земли всей испроси благоденственное и мирное житие, дух смиренномудрия и братолюбия, добронравия и спасения, дух страха Божия. Да не злоба и беззаконие ожесточают сердца людския, могущие истребите любовь Божию в человецех и низвергнуть их в богопротивную вражду и братоубийство, но в силе Божественныя любве и правды, якоже на небеси и на земли да святится имя Божие, да будет воля Его святая в человецех, и да воцарится мир и Царствие Божие на земли. Такожде и земному Отечеству твоему — земли Российстей испроси, угодниче Божий, вожделенный мир и небесное благословение, во еже всемощным омофором Матере Божия покрываему, избавитися ему от глада, губительства, труса, огня, меча, нашествия иноплеменников и междоусобныя брани и от всех враг видимых и невидимых, и тако святейшим домом Преблагословенныя Богородицы до скончания века ему пребыти, Креста Животворящаго силою, и в любви Божией неоскудеваему утвердитися. Нам же всем, во тьму грехов погружаемым и покаяния тепла, ниже страха Божия не имущим и сице безмерно любящаго нас Господа непрестанно оскорбляющим, испроси, о всеблаженне, у Всещедраго Бога нашего, да Своею Всесильною благодатию божественне посетит и оживотворит души наша, и всяку злобу и гордость житейскую, уныние и нерадение в сердцах наших да упразднит. Еще молимся, о еже и нам, благодатию Всесвятаго Духа укрепляемым и любовию Божию согреваемым, в человеколюбии и братолюбии, смиренномудренном сраспинании друг за друга и за всех, в правде Божией утвердитися и в благодатной любви Божией благонравно укрепитися, и сынолюбне Тому приближитися. Да тако, творяще Его всясвятую волю, во всяком благочестии и чистоте временнаго жития путь непостыдно прейдем и со всеми святыми Небеснаго Царствия и Его Агнчаго брака сподобимся. Ему же от всех земных и небесных да будет слава, честь и поклонение, со Безначальным Его Отцем, Пресвятым и Благим и Животворящим Его Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

• Главная
• Церковь
• Праздники и посты

• Распечатать

«Радуйся, отче Силуане, в молитве за мир горение любве неугасающее».
(Из акафиста прп. Силуану Афонскому)

Избранник Божий, покоряющий мятущиеся сердца академиков и студентов, специалистов по искусственному интеллекту и домохозяек, богословов и церковных неофитов, известен сегодня всему православному миру. Душа смиряется в прах перед его святостью, забывая всё земное, наполняется покоем, радостью и молится вместе с ним. Его простота общения с Господом и детская евангельская вера умиляют. Но за этим стоит титанический полувековой подвиг.

Русский Свято-Пантелеимонов монастырь на Афоне

Детство и юность преподобного Силуана

Преподобный Силуан Афонский — новый Боговидец и великий молитвенник за весь мир, «онебесивший гору Афонскую в ХХ веке и показавший в ней житие ангельское», родился в 1866 году в России, в селе Шовском Лебедянского уезда Тамбовской губернии, в семье крестьянина Ивана Антонова. Семья была большая: отец, мать, пятеро сыновей и две дочери. Младенца крестили в деревенской церкви Рождества Христова и нарекли Симеоном. Родители занимались нелегким крестьянским трудом и жили относительно безбедно. Они были страннолюбивы, нередко предоставляли кров и пищу нуждающимся. С младенчества Симеона воспитывали в православной вере.

Дом в селе Шовском, принадлежавший семье прп. Силуана Афонского

Уже будучи схимонахом на Святой Горе Афонской, Силуан вспоминал, насколько благочестивым человеком был его родитель: «Я в меру отца моего не пришел. Он был совсем неграмотный, но был кроткий и мудрый человек. Вот такого старца я хотел бы иметь; он никогда не раздражался, всегда был ровный».

В школе Симеон учился немного, всего два года, потом стал помогать семье по хозяйству. Он вырос, стал крепким и очень сильным человеком. Почувствовав в себе горячую любовь к Богу, Симеон начал усердно, с плачем, молиться и решил принять монашество. Но намерение уйти в Киево-Печерскую лавру он отложил, не смея ослушаться отца, который велел ему сперва пройти военную службу.

Служил Симеон в Саперном батальоне лейб-гвардии в Санкт-Петербурге под командованием генерала Серебрякова. В армии его любили как исполнительного солдата; он был спокойного характера и хорошего поведения, и товарищи знали его как верного друга.

Лейб-гвардии Саперный батальон на строительстве укреплений

По окончании службы будущий преподобный отправился к праведному Иоанну Кронштадтскому за благословением ехать на Афон. Не застав отца Иоанна, Симеон оставил ему записку: «Батюшка, хочу пойти в монахи; помолитесь, чтобы мир меня не задержал». После армии Симеон пробыл дома только одну неделю и отправился на Святую Гору.

Святой праведный Иоанн Кронштадтский

На Святой Горе Афон

Уже осенью 1892 года Симеон Иванович Антонов приехал на Святую Афонскую Гору. Его встретили большие и малые кресты, венчающие зеленые купола колокольни, храмов и крыш Русского Пантелеимонова монастыря. «Место безмолвия, тайнозрения, подвижничества». Эти слова с древних времен закрепились за Афоном — свидетелем высоких аскетических подвигов устремленных к Богу душ. Сюда и поступил послушником Симеон. Позже он напишет: «Иное дело — веровать в Бога, а иное дело — знать Бога».

Русский Свято-Пантелеимонов монастырь на Афоне

В то время Русский монастырь на Афоне насчитывал около двух тысяч насельников. В конце XIX века в обители было пять больших и 13 малых храмов. Все многочисленные монастырские здания и хозяйственные постройки представляли собой чуть ли не целый город.

Братия Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне, конец XIX века

Первое послушание и явление Спасителя

Многие сотни паломников постоянно прибывали из России и подолгу жили в монастырских гостиницах. Работы у послушников было много. Первым трудовым послушанием Симеона стала работа на мельнице.

Мельница, на которой трудился старец Силуан

Преподобный целый день один носил 50-килограммовые мешки на третий этаж мельницы и засыпал зерно в жернова.

Свято-Ильинский храм, «на жерновах»

Здесь, на мельнице в церкви святого пророка Илии, направо от царских врат, где находится местная икона Спасителя, во время вечерни послушник увидел живого Христа. «Господь непостижимо явился» молодому послушнику, и всё существо, и самое тело его исполнилось огнем благодати Святого Духа. В момент явления ему Бога Симеон всем своим существом был «извещен», что грехи ему прощены.

После этого события начался новый этап в духовной жизни молодого брата Симеона. Всё было хорошо: и мир великолепен, и люди приятны, и природа невыразимо прекрасна, и тело стало иным, легким, и сил словно прибавилось, и слово Божие радует душу, и ночные бдения в храме и особенно молитвы в келлии наедине стали сладостны. От избытка радости душа жалела людей и молилась за весь мир.

Через некоторое время, в праздничный день, после всенощного бдения в храме, утром, когда брат Симеон прислуживал в общей трапезе, его вторично посетила благодать, подобная по роду первой.

Трапезная Свято-Пантелеимонова монастыря

…С течением времени память о познанном сохранялась, но мир и радость в чувстве и сердце умалялись, а на смену им приходили недоумение и боязнь потери… Через четыре года после поступления в обитель, в 1896 году, Симеон был пострижен в мантию с именем Силуан.

Преподобный Силуан Афонский

«Держи ум свой во аде и не отчаивайся»

Со дня явления ему Господа монах Силуан вел жесточайшую борьбу со страстями, стремясь сохранить чистоту ума и сердца. В одну из таких мучительных ночей, когда, несмотря на все старания, чисто молиться не удавалось, Силуан, вставая с табурета для поклонов, увидел перед собой фигуру беса, ставшего впереди икон и ожидавшего поклона себе.

Отец Силуан снова сел на табурет и с болью в сердце воззвал к Богу: «Господи, Ты видишь, что я хочу молиться Тебе чистым умом, но бесы не дают мне. Научи меня, что должен я делать, чтобы они не мешали мне?» И Ответ Божий был: «Гордые всегда так страдают от бесов». «Господи, — молился Силуан, — научи меня, что должен я делать, чтобы смирилась моя душа?» И Господь сказал ему: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся».

После этого откровения монах Силуан твердо стал на духовный путь. С того дня его любимой песнью стало: «Скоро я умру, и окаянная моя душа снидет в тесный черный ад, и там один я буду томиться и плакать по Господе: «Где Ты, свет души моей? Я не могу жить без Тебя»». Но даже этот огненный путь оказался некратким. Пятнадцать лет он продолжал плакать сердцем, страдая, когда умалялась от колебаний изменчивой человеческой природы благодать Божия. И так, пока не получил силу одним мановением ума, никак не выраженным внешне, отражать то, что раньше тяжело поражало его.

В Старом Русике. Уединение

По мере того как возрастали благодатные посещения по силе своей и продолжительности, возрастала в душе Силуана благодарность Богу: «О Господи, как же Тебя благодарить за эту новую неисповедимую милость: невежде и грешнику Ты открываешь тайны Свои. Мир погибает в оковах отчаяния, а мне, последнему и худшему всех, Ты открываешь вечную жизнь. Господи, не могу я один, дай всему миру познать Тебя».

Постепенно в молитве его начинает преобладать скорбь о мире, не ведающем Бога. «Молиться за людей — это кровь проливать», — говорил старец, Духом Святым наученный любви Христовой.

«Мир стоит молитвою, а когда ослабеет молитва, тогда и мир погибнет», — говорил отец Силуан. «Ради безмолвия и уединения» он «выпросил» у игумена благословение уйти в скит Старый Русик.

Архимандрит Мисаил (Сопегин), настоятель Свято-Пантелеимонова монастыря в 1905–1940 гг.

Скит расположен в горах, на высоте приблизительно 250 метров над уровнем моря, к востоку от монастыря и на расстоянии часа и десяти минут ходу. Там был установлен более строгий постнический режим, чем в монастыре. Место это пустынное, безмолвное, и потому туда стремились монахи, желавшие большего уединения ради «умного делания» молитвы Иисусовой.

На юго-востоке от братского корпуса до сих сохранилась выстроенная здесь преподобным Силуаном и обветшавшая ныне «калибка». Это обыкновенная хижина, называемая сегодня афонскими иноками «монашеским домиком».

Судя по описаниям ученика преподобного, отца Софрония (Сахарова), старец Силуан на Афоне не только молился, но и «косил сено, рубил лес, заготавливал себе дрова на зиму».

В коротких перерывах между молитвами и послушаниями старец «с большим чувством красоты смотрел на облака, на море, на горы, леса, на отдельное дерево». Он останавливался «на созерцании видимой красоты и слова Божия в ней».

Одной из особенностей монашеской молитвы святогорцев является бодрствование во второй половине ночи и богослужения, продолжающиеся всю ночь (всенощные бдения) по важнейшим праздничным дням. Крепкий физически преподобный Силуан спал мало — от полутора до двух часов в сутки, да и то урывками. В 1911 году его постригли в великую схиму.

Келья прп. Силуана Афонского на Старом Русике

На послушании эконома

Неизвестно, как долго пробыл он в Старом Русике и когда по благословению духовника возвратился в общежительный монастырь. Здесь преподобному Силуану поручили послушание монастырского эконома. Под его началом оказалось около 200 человек.

Он был человек удивительно нежного сердца, умиленной любви, чрезвычайной чуткости и отзывчивости на всякую скорбь и страдание. Обойдя мастерские, старец уходил в келлию плакать «о народе Божием».

Постоянный, глубокий духовный плач его сердца, болевшего за рабочих, возрастал до Адамова плача за весь погибающий мир. «Господу всех жалко», — говорил исполненный Духа Христова преподобный.

Севернее Преображенского корпуса обители были выстроены помещения с кельями в несколько этажей для тех насельников, кто трудился в расположенных тут же кожевенной, слесарной, кузнечной и других мастерских. Считается, что здесь же, на втором этаже, жил и преподобный Силуан. В 30-е годы и до своей кончины старец проходил послушание в продовольственном магазине.

После революции 1917 года монастырь, особенно в 20–30-е годы, испытывал значительные материальные затруднения. Почти все его мастерские и промыслы, в том числе больница, пришли в упадок. Из-за скудости в деньгах и частых болезней число братии постепенно убывало, в год умирало до 50 человек, а число русских иноков на Афоне уменьшилось до 215 человек.

Но именно в это время расцвел в обители дивный духовный цветок — преподобный Силуан, восшедший на высоту бесстрастия и чистой любви к Богу и ближнему.

Книга «Старец Силуан»

В 1930 году со старцем Силуаном познакомился 34-летний монах Софроний (Сахаров), ставший духовным сыном и сотаинником преподобного. В 1932 году отец Софроний стал иеродиаконом, а в 1941 году — иеромонахом.

Перед своей кончиной преподобный Силуан передал отцу Софронию сделанные им записи, которые после значительного редактирования стали основой самого известного творения отца Софрония — книги «Старец Силуан».

Старец Силуан Афонский (под цифрой 1 на фото) с будущим архимандритом Софронием (под цифрой 3 на фото)

Книга «Старец Силуан» во многом способствовала канонизации преподобного Силуана Афонского в 1987–1988 годах. Несмотря на небольшое количество сведений о внешней жизни святого, отцу Софронию удалось отобразить духовный образ старца Силуана — «богослова в смысле — боговидца и боговедца».

Писаная икона преподобного Силуана Афонского работы сестер Свято-Елисаветинского монастыря

Праведная кончина схимонаха Силуана

Старец Силуан преставился в 2 часа ночи 24 сентября 1938 года в монастырской больнице. В 30-е годы прошлого века больничное помещение представляло собой «большую залу, разделенную простенком на две половины».

Здесь, «во второй, задней половине, со стороны окон, обращенных к морю, углы отделены от общего помещения тонкими стенками, образовывая две маленькие комнатушки». Схимонах Силуан скончался в нижней палате — «правой комнатушке» на первом этаже, предоставленной ему заведовавшим больницей монахом-«доктором» Фомой.

Причины и сама болезнь преподобного Силуана точно не установлены. Известно, что он уже бывал в этой больнице, когда однажды сильно заболел гриппом. А в последние годы своей жизни старец Силуан долго болел. Он страдал от ревматизма и «мучительных головных болей», как рассказывает об этом архимандрит Софроний.

Прогрессирующие болезни дали о себе знать за девять дней до кончины — 15 сентября, в то самое время, когда старец находился на послушании в магазине. Зашедший к нему отец Софроний, увидев страдальческое лицо старца, посоветовал ему срочно лечь в больницу. Старец сначала возразил, сославшись на то, что в ней «народ», но вот если бы ему определили отдельную комнатку, то он и согласился бы. Больному нашли место в нижней палате.

От начала болезни до своей кончины преподобный Силуан молчал, и часто посещавший его отец Софроний не беспокоил больного никакими вопросами. Никто в течение последующих нескольких дней не выяснял, что за состояние было у старца, но как тяжелобольной он, по монастырскому обычаю, ежедневно причащался.

В понедельник 19 сентября над отцом Силуаном было совершено Елеосвящение (Соборование). Когда через несколько дней его состояние резко ухудшилось, к старцу пришел духовник — иеросхимонах Сергий и прочитал над больным умилительный канон.

Тихим и ясным голосом отец Силуан говорил, что чувствует себя хорошо. После чтения канона Божией Матери и отходной монахи простились «до утра». Зашедшего в полночь больничара старец спокойно спросил, началась ли утреня. Она в больнице вычитывается значительно быстрее, чем в соборе.

Когда через полтора часа после чтения утрени к старцу зашел иеромонах Николай, то нашел его уже скончавшимся. «Никто, — пишет в своей книге отец Софроний, — не слышал его кончины, даже те, кто лежали близко к нему. И так тихо отошел он к Богу».

Запись в монастырской летописи о кончине старца Силуана

Погребение старца Силуана

Новопреставленного старца Силуана, как и всех других усопших иноков, в тот же день похоронили по афонскому обычаю. Прожившего 46 лет в монастыре и занимавшего в нем ответственные послушания старца отпевали «собором». После вечерни тело перенесли в кафоликон — главный монастырский храм великомученика и целителя Пантелеимона, где наместником иеромонахом Иустином был совершен уставной чин монашеского отпевания.

Затем старца Силуана перенесли на носилках на монастырское кладбище и примерно в 16 часов опустили в могилу при пении заключительной литии и «вечной памяти». По установленному обычаю для предохранения от повреждений над головой усопшего в могиле укрепили плиту. Тело засыпали землей и на образовавшемся холмике поставили простой деревянный крест.

По монастырским правилам три года имя усопшего старца ежедневно поминалось на проскомидии, а затем его внесли в специальную книгу — «Помянник», называемый на Афоне Куварасом. Такие поминальные книги, читаемые в заупокойные субботы, содержат имена всех усопших монахов обители. Также в течение 40 дней после кончины схимонаха Силуана в монастыре ежедневно благословлялось коливо в память о новопреставленном. Кроме того, по монастырскому обычаю, монахи прочитывали об упокоении его души «одни четки» (то есть повторяли до 300 раз молитву Иисусову по своим четкам).

Прославление святого

Сохранились свидетельства, что после мирной кончины преподобного Силуана стали происходить чудеса от его мощей. Близкий нам по времени старец Силуан, которого называют «ветвью масличной от корене земли Российския», был прославлен в лике преподобных через 50 лет после своей кончины.

Ковчег с честной главой преподобного Силуана Афонского

В Покровском храме Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне можно приложиться к мощам святого. Честная глава преподобного Силуана Афонского покоится в небольшом серебряном ковчеге на отдельном аналое между иконостасами Покровской и Александро-Невской церквей. На открытой крышке ковчега помещено изображение старца, молитвенно обращенного ко Господу.

24 сентября, день преставления святого, отмечается в Свято-Пантелеимоновом монастыре теперь как панигир (один из главных праздников обители). Совершается торжественное всенощное бдение продолжительностью около 10 часов.

Обычно оно начинается накануне вечером, а заканчивается на рассвете. Литургия служится как в Покровском храме, так и в освященном в 2000 году параклисе преподобного Силуана Афонского, расположенном вне монастыря — «на старой мельнице», где он нес первое свое послушание.

В Пантелеимонов монастырь как приходили, так и приходят письма, свидетельствующие о небесном покровительстве преподобного Силуана за всех тех, кто обращается к нему с молитвой.

О преподобне отче Силуане, ныне ты живешь на небесах и видишь Господа, Которого возлюбила душа твоя еще на земле. Просим тебя: молись за нас, чтобы и мы возлюбили Господа и приносили покаяние, которому радуется Господь. Аминь.

Материал подготовлен редакцией сайта obitel-minsk.ru

Фотографии из интернета

При подготовке статьи использовались материалы:

• Старец Силуан. Жизнь и поучения. — Минск: Издательство «Университетское», 1991.
• Преподобный Силуан Афонский. Духовно-просветительное издание. [Текст] / Анатолий Холодюк. — Минск: Издательство Белорусского Экзархата Московского Патриархата, 2016.
• https://www.lipetsk.kp.ru/daily/26579.4/3594244/

22.09.2022

24 сентября на Афоне отпраздновали день памяти преподобного Силуана Афонского. Это одна из важнейших современных фигур всего православного и афонского монашества.

Рождённый в 1866 году в России, после различных перипетий в его судьбе, преподобному Силуану является Пресвятая Богородица, навсегда изменив его жизнь и заставив глубочайшим образом раскаявшись искать монашеского уединения.

Так, в 1892 году преподобный оказывается на Святой Горе, в монастыре Святого Пантелеймона Целителя. Четыре года спустя, в 1896 году он принимает малую схиму, а в 1911 — великую схиму. В этом же 1911 году преподобный Силуан испросил разрешения у игумена монастыря, чтобы оставить обитель и отправиться в Старой Русик, где жили в пустынной тишине строгие аскеты.

Своим особым характером, покладистым и добрым, он быстро заслужил любовь братьев, а также неоднократно испытывал на себе искушение злыми демонами, для которых чистая душа старца была как магнит.

Отдав всего самого себя Господу Богу, очень скоро преподобному была дарована благодать непрерывный молитвы самой Богородицей. Кроме того, преподобный Силуан Афонский удостоился великой чести и радости узреть самого Христа в храме Пророка Ильи.

Этот момент Богоявления стал самым главным событием в жизни старца. С той самой секунды его душа стала особенно чуткой, каждый раз сталкиваясь с грехом, он испытывал невыносимую боль.

В своей келье преподобный Силуан всегда молился со слезами обо всех людях, «о народе Бога», живущем на Святой Горе.

Сам старец говорил: «молиться о людях означает проливать кровь»; он учил, что настоящая вера заключается в том, чтобы любить своих врагов. Он сожалел и плакал о душах, находящихся вдали от света правды.

Преподобный без конца молился обо всём белом свете. Его любовь к человечеству и Господу Богу была безгранична. Будучи не слишком образованным человеком, благодаря стараниям в учении, его отличала особая мудрость, подкрепленная бесценным жизненным опытом.

Братья вспоминали, что общение со старцем всегда приносило удивительную радость и оставляло на душе самый благостный cлед.

Преподобный Силуан Афонский, известный в миру под именем Симеон, родился в 1866 году в благочестивой семье крестьянина Иоанна Антонова, которая проживала в селе Шовском Шовской волости Лебединского уезда Тамбовской губернии. Родители Симеона были людьми трудолюбивыми, кроткими и от природы мудрыми, хотя и неграмотными. Как впоследствии вспоминал старец, большая и дружная семья жила бедно, однако, никогда не отказывала в помощи нуждающимся, порой даже делясь с ними последним. Особенно радушно в семье принимали странников. Отец беседовал с ними о Боге и христианской жизни, и эти беседы производили сильное впечатление на восприимчивую душу отрока Симеона.

С детства Симеон трудился вместе со старшими, в меру сил помогая отцу в поле и братьям на строительных работах в помещичьем имении. Возможно, по этой причине он был вынужден оставить сельскую школу, проучившись в ней только «две зимы». Но стремление к знаниям было присуще преподобному всегда.

Жизнь набожной семьи Антоновых была неразрывно связана с храмом, посещение которого прививало Симеону с младенчества чувство благоговения перед словом Божиим, воспитывало его в духе христианского смирения и других добродетелей. В храме он постигал церковную грамоту, учился сосредоточенной молитве, внимал чтению «Жития святых». Спустя несколько лет юноша, возлюбив Господа всей душой, открыто пожелал удалиться в монастырь и принять постриг. Его стремление, однако, не встретило поддержки у отца, который настоял на том, чтобы сын сначала поступил на военную службу и лишь после ее прохождения принял решение, кем ему стать.

Повинуясь родительскому слову, Симеон вернулся к своей обычной жизни. Было ему в ту пору девятнадцать лет. Благочестивое намерение вскоре оставило его, и он, подобно многим своим сверстникам, поддался соблазнам мира. Молодой, красивый, сильный, а к тому времени уже зажиточный, он наслаждался жизнью и в шумной суете мира начал было забывать первый зов Божий к иноческому служению.

Но Господь уберег его от погружения в греховную пучину, вновь призвав уйти от мирской суеты и вступить на путь монашества. Однажды, вернувшись домой с гулянья, он задремал и в тонком сне, глядя на себя как бы со стороны, увидел, как в него проникает «смрадный змий». Почувствовав отвращение, он проснулся и в момент пробуждения услышал слова, произнесенные Самой Пресвятой Богородицей: «Ты проглотил змия во сне и тебе противно; так и Мне нехорошо смотреть на то, что ты делаешь». Осознав свои грехи, юноша горячо раскаялся в них перед Господом и возблагодарил Божию Матерь за проявленную к нему доброту. К Симеону вновь вернулось желание посвятить свою жизнь Богу.

Воинскую службу Симеон проходил в Санкт-Петербурге. Он считался исполнительным воином, примерным в поведении, верным в отношениях с товарищами по службе, за что его и любили сослуживцы. В армии с особой силой проявился дар его мудрого совета, следуя которому, многие обрели душевный покой и благополучие. Уйдя на службу с живой верой и глубоким покаянным чувством, Симеон никогда не забывал о Боге.

К тому времени определилось и место его будущих монашеских подвигов — Святая Гора Афон. Незадолго до окончания воинской службы Симеон испросил молитв и благословения святого праведного Иоанна Кронштадтского. Всего одну неделю Симеон пробыл дома после окончания службы. Собрав подарки для монастыря и необходимое в дорогу, он попрощался со всеми и отправился на Афон.

Осенью 1892 года преподобный прибыл на Святую Гору и был принят послушником в Русский Пантелеимонов монастырь в пору расцвета этой обители. Жизнь послушника в монастыре была проста, доступна и внешне ничем не примечательна: сначала его послушанием была тяжелая работа на мельнице, на смену которой пришел хлопотливый труд эконома, заведование мастерскими, продовольственным складом, а на склоне лет — торговой лавкой. Пройдя путь начальных иноческих испытаний, в 1896 году Симеон был пострижен в мантию с именем Силуан, а в 1911 году — в схиму с оставлением прежнего имени.

Своих учеников преподобный не имел и в послушании у какого-либо определенного старца не находился. Сам он, подобно большинству монахов, воспитывался в атмосфере общей для иноков Афона духовной традиции, проводя, как того требовал многовековой уклад жизни в обители, дни в непрестанной Иисусовой молитве, на длительных богослужениях в храме, в постах и бдениях, частой исповеди и причащении Святых Христовых Тайн, чтении духовных книг и труде. С первого и до последнего дня преподобный явил собой образ совершенного послушания.

Прожив 46 лет в обители с общежительным уставом, подвижник никогда не стремился к уходу в затвор или к удалению в пустырь, считая, что это лишь вспомогательные средства, а не цель христианской жизни. В то же время он был далек и от мирских интересов. Постоянно находясь среди людей, старец хранил ум и сердце от посторонних помыслов, очищал их от страстей для молитвенного предстояния Богу, утверждая, что это самый короткий путь к спасению. Вся жизнь его была сердечной молитвой «до великих слез», исключительно высоким подвигом любви к Господу, а в 1938 году старец схимонах Силуан мирно скончался.

Своей подвижнической жизнью он явил пример кротости, смирения и любви к ближним. Спустя 50 лет, в 1998 году Священный Синод Константинопольской Православной Церкви причислил блаженного старца к лику святых. По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II имя преподобного Силуана Афонского было внесено в месяцеслов Русской Православной Церкви на 11 сентября (по старому стилю).