Сорочинская ярмарка сценарий спектакля

Поделитесь с коллегами:

МОАУ СОШ с.Светиловки Белогорский район Амурская область

Сценарий

спектакля по повести

Н.В.Гоголя

«Сорочинская

ярмарка»

Подготовила учитель русского

языка и литературы Василенко

Людмила Петровна.

Светиловка, 2014 год.

Сорочинская ярмарка.

Действующие лица.

Афанасий Иванович— дьяк.

Солопий Черевик — козак.

Хавронья Никифоровна — его жена.

Параска — дочь Солопия Черевика от 1- ой жены.

Голопупенко Грицько — парубок.

Козак Цыбуля с женой — кумовья Солопия Черевика.

Чёрт со свиным рылом в красной свитке.

Цыгане.

Действие I.

Жаркий летний день. Народ со всех хуторов спешит на ярмарку. Крадучись проходит дьяк. Цыгане с песнями. Голопупенко среди этой толпы. Впереди идёт Хивря, чуть поотстав, — Солопий Черевик, сзади радостно щебеча — Параска с подругой.

Грицько Голопупенко:

— Ай да дивчина! Славная дивчина! Я бы отдал всё своё хозяйство, чтобы поцеловать её. А вот впереди и дьявол идёт.

( Раздаётся хохот со всех сторон.)

Хивря Черевик:

— Чтоб ты подавился, негодный бурлак! Чтоб твоего отца горшком в голову стукнуло! Чтоб он поскользнулся на льду, антихрист проклятый! Чтоб ему на том свете чёрт бороду обжёг!

Грицько:

— Вишь, как ругается! И язык у неё, у столетней ведьмы, не заболит выговорить эти слова.

Хивря:

— Столетней! Нечестивец! поди умойся наперёд! Сорванец негодный! Я не видала твоей матери, но знаю, что дрянь! и отец дрянь! и тётка дрянь! Столетней! Чтоб у него молоко ещё на губах не обсохло!

( Движение продолжается, парубок схватил комок грязи и швырнул вслед за нею. Удар был точен. Все хохочут, в том числе и муж, и падчерица.)

Хивря:

— Ах, вам смешно! Что ты смеёшься, пьяница? Твою жинку оскорбляют, а ты смеёшься? ( Солопий прикрывается руками от разгневанной супруги.) — А ты, красавица, поскаль мне свои зубки. Говорила я этому недотёпе, чтоб тебя

не брать с собою. Мала ещё. ( Параска испуганно смотрит на мачеху. Семейство подходит к дому кума Цыбули, навстречу выходят кумовья.)

Цыбуля:

— О, сваты! Добро пожаловать. Вот славно поторгуем и повеселимся.

(Разговаривая, скрываются за кулисами.)

Действие II.

Ярмарка гудит. Идёт торг. Слышны разговоры, споры, смех. Среди народа толкутся и глазеют на товары Солопий Черевик с дочкой. Вдруг дивчина почувствовала, кто-то дёрнул её за рукав сорочки. Оглянулась — и знакомый парубок стоял перед нею.

Грицько:

— Не бойся, серденько, не бойся! Я ничего не скажу тебе худого! (Берёт её руку.)

Параска (в сторону зрителей):

— Может быть, это и правда, что ты ничего не скажешь худого, только мне чудно… верно, это лукавый! Сама, кажется, знаю, что не годится так… а силы не достаёт взять. ( Солопий оглянулся и хотел что- то промолвить дочери, но в стороне послышалось слово «пшеница». Это магическое слово заставило его присоединиться к двум говорящим.)

Действие III.

Кум Цыбуля с женой разговаривают, к ним подходит Солопий, а чуть поодаль обмениваются нежностями Грицько с Параской.

Кума (своему мужу):

— Так ты думаешь, что плохо пойдёт наша пшеница?

Цыбуля:

-Да думать нечего тут, я готов вскинуть на себя петлю и болтаться на дереве, как колбаса перед Рождеством на хате, если мы продадим хоть одну мерку.

Жена Цыбули:

— Кого ты морочишь? Привозу ведь, кроме нашего, нет вовсе.

Солопий (в сторону зрителей):

— Да, говорите себе, что хотите. А у меня десять мешков есть в запасе.

Цыбуля:

— То-то и есть, что если где замешалась чертовщина, то ожидай столько проку, сколько от голодного москаля.

Жена Цыбули:

— Какая чертовщина?

Цыбуля:

— Слышала ли ты, что поговаривают в народе?

Жена Цыбули:

— Ну?!

Цыбуля:

— Ну, то-то ну! Заседатель, чтоб ему не довелось обтирать губ после панской сливянки, отвёл для ярмарки проклятое место, на котором, хоть тресни, ни зерна не спустишь. Видишь ли ты тот старый сарай. Что вон-вон стоит под горою? В том сарае то и дело, что водятся чертовские шашни; и ни одна ярмарка на этом месте не проходила без беды. Вчера волостной писарь проходил поздно вечером. Только глядь- в слуховое окно выставилось свиное рыло и хрюкнуло так, что у него мороз подрал по коже; того и жди, что опять покажется красная свитка! (Тут у Солопия волосы поднялись дыбом, со страхом повернулся и увидел, что его дочка и парубок стоят, обнявшись. И что-то нежно говорят друг другу. Страх у него прошёл.)

Солопий (весело):

— Эге-ге-ге, земляк! да ты мастер, как вижу, обниматься! А я на четвёртый только день после свадьбы выучился обнимать покойную свою Хвеську, да и то спасибо куму: бывши дружкою, уже надоумил.

Грицько:

— Ты, верно, человек добрый, не знаешь меня, а я тебя тотчас узнал.

Солопий:

— Может, и узнал.

Грицько:

— Если хочешь, и имя, и прозвище, и всякую всячину расскажу: тебя зовут Солопий Черевик.

Солопий:

— Так, Солопий Черевик.

Грицько:

— А вглядись-ка хорошенько: не узнаёшь ли ты меня?

Солопий:

— Нет, не познаю. Не во гнев будь сказано, на веку столько довелось наглядеться рож всяких, что чёрт их и припомнит всех!

Грицько:

— Жаль же, что ты не припомнишь Голопупенкова сына!

Солопий:

— А ты будто Охримов сын?

Грицько:

— А кто ж? Разве один только лысый дидько, если не он.

(Тут же обнимаются, лобызаются.)

Грицько:

— Ну, Солопий, вот, как видишь, я и дочка твоя полюбили друг друга так, что хоть бы и навеки жить вместе.

Солопий:

— Что ж, Параска, может, и в самом деле, чтобы уже, как говорят, вместе и того… чтобы и паслись на одной траве! Что? по рукам? А ну-ка, новобранный зять, давай магарычу!

(Они, втроём, подходят к торговке самогоном (лимонадом), наливают, пьют.)

Солопий:

— Эх, хват! за это люблю! Что скажешь, Параска? Какого я жениха тебе достал? Смотри, смотри, как он молодецки тянет пенную!

( Затем они уходят, а Грицько идёт за покупками.)

Грицько:

— Так, надо выглядеть деревянную люльку, цветистый платок и шапку для свадебных подарков.

Действие IV.

Солопий с женой и дочкой.

Солопий:

— Ну, жинка! а я нашёл жениха дочке!

Хивря:

— Вот как раз до того теперь, чтобы женихов отыскивать! Дурень, дурень! Тебе, верно, и на роду написано остаться таким! Где ж таки ты видел, где ж таки ты слышал, чтобы добрый человек бегал теперь за женихами? Ты подумал бы лучше, как пшеницу с рук сбыть; хорош должен быть и жених там! Думаю, оборваннейший из всех голодранцев.

Солопий:

— Э, как бы не так! Посмотрела бы ты, что там за парубок! Одна свитка стоит больше, чем твоя кофта и сапоги. А как сивуху важно дует! Чёрт меня возьми с тобою, если я видел на веку своём, чтобы парубок духом вытянул полкварты, не поморщившись.

Хивря:

— Ну, так: ему, если пьяница да бродяга, так и его масти. Бьюсь об заклад, если это не тот самый сорванец, который увязался за нами. Жаль, что до сих пор он не попадётся мне: я бы дала ему знать.

Солопий:

— Что ж, Хивря, хоть бы и тот самый; чем же он сорванец?

Хивря:

— Э! чем же он сорванец! Ах ты, безмозглая башка! слышишь! чем же он сорванец! Куда же ты запрятал дурацкие глаза свои, когда мы утром шли? Ему хоть бы тут же, нанесли жинке его бесчестье, ему бы и нужды не было.

Солопий:

— Всё, однако же, я не вижу в нём ничего худого; парень хоть куда! Только разве, что заклеил на миг образину твою.

Хивря:

— Эге! Да ты, как я вижу, слова не дашь мне выговорить! А что это значит? Когда это бывало с тобою? Верно, успел уже хлебнуть, не продавши ничего.

Солопий (прикрыв голову руками, в сторону зрителей):

— Туда к чёрту! Вот тебе и свадьба! Придётся отказать доброму человеку ни за что, ни про что. Господи, Боже мой, за что напасть на нас грешных такая! И так много всякой дряни на свете, а ты ещё и жинок наплодил!

Действие V.

Грицько задумчиво бредёт по ярмарке. Его окружают цыганки, поодаль за этим наблюдает цыган.

Цыганки:

— Дорогой, что не весел? Что ты голову повесил? Давай, погадаем. Что было, что есть, что будет — всё расскажем.

( Грицько вяло от них отмахивается.)

Цыган ( отгоняя цыганок, ударяет Грицько по плечу.):

— О чём загорюнился, Грицько? Что ж, отдавай волы за двадцать?

Грицько:

— Тебе бы всё волы да волы. Вашему племени всё бы корысть только. Поддеть да обмануть доброго человека.

Цыган:

— Тьфу, дьявол! Да тебя не на шутку забрало. Уж не с досады ли, что сам навязал себе невесту?

Грицько:

— Нет, это не по-моему: я держу своё слово; что раз сделал, тому и навеки быть. А вот у хрыча Черевика нет совести, видно, и на полшеляга: сказал, да и назад… Ну, его и винить нечего, он пень, да и полно. Всё это штуки старой ведьмы, которую я сегодня ругнул на все бока! Эх, если бы я был царём или паном великим, я бы перевешал всех тех дурней, которые позволяют себя седлать бабам…

Цыган:

— А спустишь волов за двадцать, если мы заставим Черевика отдать нам Параску?

Грицько:

— Не за двадцать, а за пятнадцать отдам, если не солжёшь только!

Цыган:

— За пятнадцать? ладно! Смотри же, не забывай: за пятнадцать! Вот тебе и синица в задаток!

Грицько:

— Ну, а если солжёшь?

Цыган:

— Солгу — задаток твой!

Грицько:

— Ладно! Ну, давай же по рукам!

Цыган:

— Давай!

Действие VI.

Хивря:

— Сюда, Афанасий Иванович! Вот тут плетень пониже, поднимайте ногу, да не бойтесь: дурень мой отправился на всю ночь с кумом под возы, чтоб москали на случай не подцепили чего.

Дьяк (трусливо поднимаясь на плетень, обрушивается в бурьян.)

Хивря:

— Вот беда! Не ушиблись ли вы, не сломали ли ещё, Боже оборони, шеи?

Дьяк:

— Тс! Ничего, ничего, любезнейшая Хавронья Никифоровна, выключая только уязвления со стороны крапивы, сего змиеподобного злака, по выражению покойного отца протопопа.

Хивря:

— Пойдёмте же теперь в хату: там никого нет. А я думала было уже, Афанасий Иванович, что к вам болячка или соняшница пристала: нет, да и нет. Каково же вы поживаете? Я слышала, что пан-отцу перепало теперь немало всякой всячины!

Дьяк:

— Сущая безделица, Хавронья Никифоровна; батюшка всего получил ярового, проса мешка четыре, кнышей с сотню, а кур, если сосчитать, то не будет и пятидесяти штук, яйца же большею частию протухлые. Но воистину сладостные приношения, сказать примерно, единственно от вас предсоит, Хавронья Никифоровна! (Придвигается к ней.)

Хивря:

— Вот вам и приношения, Афанасий Иванович! варенички, галушечки пшеничные, пампушечки, товченички!

Дьяк:

— Бьюсь об заклад, если это сделано не хитрейшими руками из всего Евина рода! Однако ж, Хавронья Никифоровна, сердце моё жаждет от вас кушанья послаще всех пампушечек и галушечек. ( Ест вареники и другое.)

Хивря:

— Вот уже я не знаю, какого вам ещё кушанья хочется, Афанасий Иванович!

Дьяк:

— Разумеется, любви вашей, несравненная Хавронья Никифоровна!

( В одной руке — вареник, другою обнимает Хиврю за талию.)

Хивря:

— Бог знает, что вы выдумываете, Афанасий Иванович! Чего доброго! вы, пожалуй, затеете ещё целоваться! (Стыдливо опускает глаза.)

Дьяк:

— Насчёт этого я вам скажу хоть бы и про себя, в бытность, примерно сказать, ещё в бурсе, вот как теперь помню…

( Во дворе стук. Хивря выбегает, забегает побледневшая.)

Хивря:

— Ну, Афанасий Иванович! мы попались с вами; народу стучится куча, и мне почудился кумов голос…Полезайте сюда! ( Прячет испуганного дьяка,

а сама бежит открывать.)

Действие VII.

Черевик с дочкою, кум с кумою, гости. Все входят в дом к Хивре.

Кум:

— Что, кума, тебя всё ещё трясёт лихорадка?

Хивря:

— Да, нездоровится. ( Дрожит и поглядывает туда, где спрятался дьяк.)

Кум:

— А ну, жена, достань-ка там баклажку! мы черпнём её с добрыми людьми; проклятые бабы понапугали нас так, что и сказать стыдно. Ведь мы, ей-Богу, братцы, по пустякам приехали сюда! Я тут же ставлю новую шапку, если бабам не вздумалось посмеяться над нами. Да хоть бы и в самом деле сатана! Что сатана? Плюйте ему на голову! Хоть бы сию же минуту вздумалось ему стать вот здесь, например, передо мною: будь я собачий сын, если не поднёс бы ему дулю под самый нос! (Наливают, выпивают.)

Черевик:

— Скажи, будь ласков, кум! вот прошусь, да не допрошусь истории про эту проклятую свитку.

Кум:

— Э, кум! оно бы не годилось рассказывать на ночь; да разве уже для того, чтобы угодить тебе и добрым людям, которым, я примечаю, столько же, как и тебе, хочется узнать про эту диковину. Ну, быть так. Слушайте же! Раз, за какую вину, ей-Богу, уже и не знаю, только выгнали одного чёрта из пекла.

Черевик:

— Как же, кум? как же могло это статься, чтобы чёрта выгнали из пекла?

Кум:

— Что ж делать, кум? выгнали, да и выгнали, как собаку мужик выгоняет из хаты. Может быть, на него нашла блажь сделать какое-нибудь доброе дело, ну и указали двери. Вот, чёрту бедному так стало скучно по пекле, что хоть до петли. Что делать? Давай с горя пьянствовать. Угнездился в том самом сарае, который, ты видел, развалился под горою, и стал чёрт такой гуляка, какого не сыщешь меж парубками. С утра до вечера то и дело, что сидит в шинке!

Черевик:

— Бог знает, что говоришь ты, кум! Как можно, чтобы чёрта впустил кто-нибудь в шинок? Ведь у него же есть, слава Богу, и когти на лапах, и рожки на голове.

Кум:

— Вот то-то и штука, что на нём была шапка и руковицы. Кто его распознает? Гулял, гулял — наконец пришлось до того, что пропил всё, что имел с собою. Пришлось чёрту заложить красную свитку свою жиду — хозяину шинка. Заложил и говорит ему: « Смотри, жид, я приду к тебе за свиткою ровно через год; береги её!»- и пропал. Жид рассмотрел свитку: сукно хорошее, да и продал её приезжему пану. О сроке жид и позабыл. Как-то, под вечерок, приходит какой-то человек: « Ну, жид, отдавай свитку мою!» Жид прикинулся, будто в глаза её не видал. Тот ушёл. А ночью — во всех окнах повыставлялись свиные рыла. ( Тут послышалось хрюканье. Все испуганно стали озираться.)

Хивря:

— Эх вы ,бабы! бабы! Вам ли козаковать и быть мужьями! Вам бы веретено в руки! Один кто-нибудь, может … под кем-нибудь скамейка заскрипела, а все и метнулись, как полоумные! (Это всех ободрило.)

Кум:

— Жид обмер; однако ж, свиньи повлезали в окна и отхлестали его. Жид — в ноги, признался во всём…Только свитки нельзя было воротить. Пана обокрал

цыган и продал свитку перекупке; та привезла её снова на Сорочинскую ярмарку, но с тех пор уже никто ничего не стал покупать у ней. Перекупка смекнула, в чём дело и подсунула свитку в воз к мужику. У того тоже не стали ничего покупать. Схватил свитку, изрубил на куски и разбросал по всему месту и уехал. Только с тех пор каждый год чёрт со свиною личиною ходит по всей площади, хрюкает и подбирает куски своей свитки. Теперь, говорят, одного левого рукава недостаёт ему. Люди с тех пор открещиваются от того места, и вот лет 10, как не было на нём ярмарки. Да нелёгкая дёрнула заседателя от… (Слова замерли на устах кума. Окно брякнуло, раскрылось, и страшная свиная рожа выставилась, глядя на всех.)

Чёрт:

— А что вы тут делаете, добрые люди? ( Все с криками «Чёрт! Чёрт!» бросились врассыпную.)

Действие VIII.

Зевая и потягиваясь, дремал Черевик. Появляется Хивря.

Хивря:

— Вставай, вставай!.. Ступай, веди скорее кобылу на продажу. Смех, право, людям: приехали на ярмарку и хоть бы горсть пеньки продали.

Черевик:

— Как же, жинка, с нас ведь теперь смеяться будут.

Хивря:

— Ступай! ступай! с тебя и без того смеются!

Черевик:

— Ты видишь, что я ещё не умывался. (Зевая и почёсывая спину.)

Хивря:

— Вот некстати пришла блажь быть чистоплотным! Когда это за тобою водилось? Вот рушник, оботри свою маску… (Тут схватила она что-то свёрнутое — и с ужасом отбросила от себя: это был кусок красной свитки!)

— Ступай, делай своё дело.

Черевик (отвязывает кобылу и ведёт её на ярмарку):

— Будет продажа теперь! Недаром, когда я сбирался на эту проклятую ярмарку, на душе было так тяжело, как будто кто взвалил на себя дохлую корову; и волы два раза сами поворачивали домой. Да чуть ли ещё, как вспомнил я теперь, не в понедельник мы выехали. Ну, вот и зло всё! Неугомонен и чёрт проклятый: носил бы уже свитку без одного рукава; так

нет, нужно же добрым людям не давать покою. Будь, примерно, я чёрт, — чего оборони Боже,- стал ли бы я таскаться ночью за проклятыми лоскутьями?

Цыган:

— Что продаёшь, добрый человек?

Черевик:

— Сам видишь, что продаю!

Цыган:

— Ремешки?

Черевик:

— Да, ремешки, если только кобыла похожа на ремешки.

Цыган:

— Однако ж, чёрт возьми, земляк, ты, видно, её соломою кормил!

Черевик:

— Соломою? ( Он оглядывается и видит, что узда перерезана, а к ней привязан кусок красной свитки. Плюнув, крестясь, бросает её и поспешно скрывается в толпе.)

Действие IX.

Народ кричит:

— Лови! Лови его! (Схватывают Черевика.)- Вязать его! это тот самый, который украл у доброго человека кобылу!

Черевик:

— Господь с вами! за что вы меня вяжете?

Цыгане:

— Он же и спрашивает! а за что ты украл кобылу у приезжего мужика, Черевика?

Черевик:

— С ума спятили вы? Где видано, чтобы человек сам у себя крал что-нибудь?

Цыганки:

— Старые шутки! старые шутки! ( С другой стороны слышится крик.)

Цыгане:

— Лови! Лови его! Вот он, вот беглец! Вязать их обоих вместе! ( Ведут связанных Черевика и кума, усаживают на пол.)

Черевик:

— Может, и в самом деле, кум, ты подцепил что-нибудь?

Кум:

— И ты туда же, кум! Чтобы мне отсохнули руки и ноги, если что-нибудь когда- либо крал…

Черевик:

— За что же это, кум, на нас напасть такая? ещё ничего: тебя винят, по крайней мере, за то, что у другого украл; за что же мне недобрый поклёп такой: будто у самого себя стянул кобылу?

Оба сразу:

— Горе нам, сиротам бедным! ( Оба всхлипывают.)

Грицько:

— Что с тобою, Солопий? Кто это связал тебя?

Черевик:

— А! Голопупенко! Вот, кум, это тот самый, о котором я говорил тебе.

Кум:

— Что ж ты, кум, так не уважил такого славного парубка?

Черевик:

— Вот, как видишь, наказал Бог, видно, за то, что провинился перед тобою. Прости, добрый человек! Ей-Богу, рад бы был сделать всё для тебя… Но что прикажешь? В старухе дьявол сидит!

Грицько:

— Я не злопамятен, Солопий. (Подмигивает, Черевика и кума развязывают.)

Если хочешь, я освобожу тебя! За то и ты делай, как нужно: свадьбу! Да попируем так, чтобы целый год болели ноги от гопака.

Черевик:

— Добре! от добре! Да мне так теперь сделалось весело, как будто мою старуху москали увезли. Да что думать: годится или не годится так — сегодня свадьбу, да и концы в воду!

Грицько:

— Смотри ж, Солопий, через час я приду к тебе; а теперь ступай домой: там тебя покупщики твоей кобылы и пшеницы ожидают!

Черевик:

— Как! Разве кобыла нашлась?

Грицько:

— Нашлась.

(Черевик уходит.)

Цыган:

— Что, Грицько, худо мы сделали своё дело? Волы ведь мои теперь?

Грицько:

— Твои, твои!

Действие X.

Параска (одна), подперши подбородок свой, сидит:

— Ну что, если не сбудется то, что он говорил? Ну что, если меня не выдадут? если … Нет, нет; этого не будет! Мачеха делает всё, что ей ни вздумается; разве и я не могу делать того, что мне вздумается? Упрямства-то и у меня достанет. Какой же он хороший! как чудно горят его чёрные очи! как любо говорит он: « Парасю, голубка!», как пристала к нему белая свитка! ещё бы пояс поярче!.. пускай уже, правда, я ему вытку, как перейдём жить в новую хату. Не подумаю без радости — ( вытаскивает зеркало) — я ей ни за что не поклонюсь, хоть она себе тресни. Нет, мачеха, полно колотить тебе свою падчерицу! Скорее песок взойдёт на каше, и дуб погнётся в воду, как верба, нежели я нагнусь перед тобою! ( Идёт.)- Что я, в самом деле, будто дитя боюсь ступить ногою. ( Она притопывает, начинает танцевать и петь.)

Зелененький барвиночку,

Стелися низенько!

А ти, милый, чорнобривий,

Присунься близенько!

(Черевик входит и тоже танцует.)

Кум ( хохочет):

— Вот хорошо, батька с дочкой затеяли здесь сами свадьбу! Ступайте же скорее: жених пришёл! ( Параска краснеет, а Черевик останавливается.)

Черевик:

— Ну, дочка! пойдём скорее! Хивря с радости, что я продал кобылу, побежала закупать себе плахт и дерюг всяких, так нужно до прихода её всё кончить!

( Выходят, Грицько обнимает Параску.)

( Появляется Хивря, толпа оттесняет её.)

Хивря:

— Я скорее тресну, чем допущу до этого!

Черевик:

— Не бесись, не бесись, жинка! Что сделано, то сделано; я переменять не люблю!

Хивря:

— Нет! Нет! Этого- то не будет! (Толпа оттесняет её. Звучит музыка, все танцуют и потихоньку уходят. Занавес.)

Вечера на хуторе близ Диканьки

«Сорочинская ярмарка»

Гоголь :

Как упоителен, как роскошен летний день в Малороссии! На небе ни облака. Вверху только, в небесной глубине, дрожит жаворонок, и серебряные песни летят по воздушным ступеням на влюблённую землю. Изумруды, топазы, яхонты эфирных насекомых сыплются над огородами…

Такой роскошью блистал один из дней жаркого августа…Дорога вёрст за десять до местечка Сорочинец кипела народом, поспешавшим на ярмарку. С утра ещё тянулись нескончаемой вереницей чумаки с солью и рыбою. Горы горшков, закутанных в сено, медленно двигались, кажется, скучая своим заключением и темнотою.

(Сцена ярмарки. На сцену выходят торговцы)

1 торговец:

— Так ты думаешь, земляк, что плохо пойдёт наша пшеница?

2 торговец:

— Да думать нечего тут. Если где замешалась чертовщина, то не ожидай проку.

1 торговец:

-Какая чертовщина?

2 торговец:

— Слышал ли ты, что поговаривают в народе? Видишь ли ты тот старый сарай, что вон-вон стоит под горою? В том сарае водятся чертовские шашни.

3 торговец :

— Ни одна ярмарка на этом месте не проходила без беды.

4 торговец:

-Вчера волостной писарь проходил поздно вечером, только глядь- в слуховое окно высунулось свиное рыло и хрюкнуло так, что у него мороз подрал по коже; того и жди, что опять покажется красная свитка

1 торговец:

— Что же это за красная свитка?

2 торговец:

-Э, кум! Оно не годилось бы рассказывать на ночь.. Ну, быть так. Слушайте же!

Раз за какую вину , ей-богу, уже и не знаю, только выгнали одного чёрта из пекла

3 торговец:

— Как же, кум? Как же могло это статься, чтобы чёрта выгнали из пекла?

2 торговец:

— Что ж делать, кум? Выгнали, да и выгнали, как собаку мужик выгоняет из хаты.

4 торговец:

— Может, нашла на него блажь сделать какое-нибудь доброе дело, ну и указали на дверь.

2 торговец:

-Угнездился он в том сарае, который ты видел. И стал чёрт такой гуляка, какого не сыщешь между парубками.

5 торговец:

— Пришлось чёрту заложить красную свитку свою жиду на Сорочинской ярмарке. «Смотри ,жид, я приду к тебе за свиткой ровно через год, береги её! – и пропал, как будто в воду.

6 торговец:

— А сукно на свитке такое, что в Миргороде не достанешь. Красный цвет горит, как огонь, не наглядеться!

2 торговец:

— Продал жид свитку, содрал с какого-то приезжего мало не 5 червонцев. А про сроки и забыл.

5 торговец:

— А чёрт вернулся. «Отдавай свитку мою!» —

6 торговец:

— « Какую свитку ? у меня нет никакой свитки! Я знать не знаю твоей свитки»

3 торговец:

— Только свитки нельзя было воротить скоро. Пана обокрал на дороге какой- то цыган и продал свитку перекупке; та привезла её снова на Сорочинскую ярмарку

4 торговец

— но с тех пор уже никто ничего не стал покупать у ней. Перекупка дивилась, дивилась и, наконец, смекнула: верно, виной всему красная свитка

2 торговец:

— Не думая, не гадая долго, бросила в огонь- не горит бесовская одежда! « Э, да это чёртов подарок»

5 торговец: Перекупка умудрилась и подсунула в воз одному мужику, вывезшему продавать масло.

6 торговец:

— Дурень и обрадовался. Только масла никто и спрашивать не хочет.

2 торговец:

— Схватил топор и изрубил в куски; глядь- и лезет один кусок к другому, и опять целая свитка.

3 торговец:

— Перекрестившись, хватил топором в другой раз, куски разбросал по всему месту и уехал.

4 торговец:

-только с тех пор каждый год, и как раз во время ярмарки, чёрт со свиной личиной ходит по всей площади, хрюкает и подбирает куски своей свитки.

5 торговец:

-Теперь, говорят, одного только левого рукава недостаёт ему.

6 торговец:

— Люди с тех пор открещиваются от того места.

2 торговец:

— И вот уже будет лет с десяток, как не было на нём ярмарки

( В окно выставилась страшная свиная рожа. Все разбегаются)

« Майская ночь, или утопленница»

Гоголь:

— Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в неё. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся ещё необъятнее. Горит и дышит он . Земля вся в серебряном свете; и чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий.

Божественная ночь! Очаровательная ночь!

С изумлением глядел Левко в неподвижные воды пруда: старинный господский дом, опрокинувшись вниз, виден был в нём в каком-то ясном величии. И вот почудилось, будто окно отворилось.

Панночка:

— Спой мне, молодой казак, какую-нибудь песню!

Левко:

— Какую же тебе песню спеть, моя ясная панночка?

Панночка:

— Парубок, найди мне мою мачеху! Я ничего не пожалею для тебя. У меня есть зарукавья , шитые шёлком, кораллы, ожерелья. Я подарю тебе пояс, унизанный жемчугом. У меня золото есть…

Парубок, найди мне мою мачеху! Она страшная ведьма: мне не было от неё покою на белом свете. Посмотри на лицо: она вывела румянец своими нечистыми чарами с щёк моих. И на очи посмотри: они не глядят от слёз. Найди её, парубок, найди мне мою мачеху!..

Левко:

-Я готов на всё для тебя, моя панночка!

Панночка:

-Посмотри! Она здесь! Она на берегу играет в хороводе между моими девушками и греется на месяце. Но она лукава и хитра. Она приняла на себя вид утопленницы; но я знаю, что она здесь. Я не могу чрез неё плавать легко и свободно, как рыба. Я тону и падаю на дно, как ключ. Отыщи её , парубок!

Танец утопленниц

— Давайте в ворона, давайте играть в ворона!

— Кому же быть вороном?

( кидают жребий, одна девушка вышла из толпы, заметно, что она неохотно играла роль)

— Нет, я не хочу быть вороном! Мне жалко отнимать цыплёнков у бедной матери!

Левко ( в сторону)

— Ты не ведьма!

— Кто же будет вороном?

— Я буду вороном! (вызвалась одна из середины)

Левко:

— Ведьма!

(девушки с криком уводят ведьму)

Панночка:

— Чем наградить тебя, парубок? Я знаю, тебе не золото нужно: ты любишь Ганну; но суровый отец мешает тебе жениться на ней. Он теперь не помешает, возьми записку…

«Ночь перед Рождеством»

Гоголь

Последний день перед Рождеством прошел. Зимняя, ясная ночь наступила. Глянули звезды. Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру, чтобы всем было весело колядовать и славить Христа 

1 сцена

(Кучи девушек с мешками вломились в хату Чуба, окружили Оксану. Крик, хохот, рассказы оглушили кузнеца. Все наперерыв спешили рассказать красавице что-нибудь новое, выгружали мешки и хвастались паляницами, колбасами, варениками, которых успели уже набрать довольно за свои колядки. Оксана, казалось, была в совершенном удовольствии и радости, болтала то с той, то с другою и хохотала без умолку. С какой-то досадою и завистью глядел кузнец на такую веселость и на этот раз проклинал колядки, хотя сам бывал от них без ума.)

Оксана

— Э, Одарка! — сказала веселая красавица, оборотившись к одной из девушек, — у тебя новые черевики! Ах, какие хорошие! и с золотом! Хорошо тебе, Одарка, у тебя есть такой человек, который все тебе покупает; а мне некому достать такие славные черевики

Вакула

— Не тужи, моя ненаглядная Оксана! я тебе достану такие черевики, какие редкая панночка носит.—

Оксана

Ты? — (сказала, скоро и надменно поглядев на него, Оксана). — Посмотрю я, где ты достанешь черевики, которые могла бы я надеть на свою ногу. Разве принесешь те самые, которые носит царица.

— Видишь, каких захотела! — закричала со смехом девичья толпа.

Оксана

— Да, — продолжала гордо красавица, — будьте все вы свидетельницы: если кузнец Вакула принесет те самые черевики, которые носит царица, то вот мое слово, что выйду тот же час за него замуж.

Девушки увели с собою капризную красавицу.

Вакула

— Смейся, смейся! — говорил кузнец, выходя вслед за ними. — Я сам смеюсь над собою! Думаю, и не могу вздумать, куда девался ум мой. Она меня не любит, — ну, Бог с ней!

Прощай, Оксана! Ищи себе какого хочешь жениха, дурачь кого хочешь; а меня не увидишь уже больше на этом свете.

(Красавица казалась удивленною, хотела что-то сказать, но кузнец махнул рукою и убежал)

— Куда, Вакула? —( кричали парубки, видя бегущего кузнеца.)

Вакула

— Прощайте, братцы! — кричал в ответ кузнец. — Даст бог, увидимся на том свете; а на этом уже не гулять нам вместе.

2 сцена
ткачиха

— Утонул! ей-Богу, утонул! вот чтобы я не сошла с этого места, если не утонул! — лепетала толстая ткачиха, стоя в куче диканьских баб посереди улицы

Баба с фиолетовым носом

— Что ж, разве я лгунья какая? разве я у кого-нибудь корову украла? разве я сглазила кого, что ко мне не имеют веры? — кричала баба в козацкой свитке, с фиолетовым носом, размахивая руками. — Вот чтобы мне воды не захотелось пить, если старая Переперчиха не видела собственными глазами, как повесился кузнец!

голова

— Кузнец повесился? вот тебе на! — сказал голова, выходивший от Чуба, остановился и протеснился ближе к разговаривавшим

ткачиха

— нужно быть такой сумасшедшей, как ты, чтобы повеситься! Он утонул! утонул в пролубе! Это я так знаю, как то, что ты была сейчас у шинкарки.

Баба с фиолетовым носом

— Срамница! Вишь, чем стала попрекать? — гневно возразила баба с фиолетовым носом. — Молчала бы, негодница! Разве я не знаю, что к тебе дьяк ходит каждый вечер?

Ткачиха вспыхнула

— Что дьяк? к кому дьяк? что ты врешь?

Дьячиха

— Дьяк? — пропела, теснясь к спорившим, дьячиха — Я дам знать дьяка! Кто это говорит — дьяк?

Баба с фиолетовым носом

— А вот к кому ходит дьяк! — сказала баба с фиолетовым носом, указывая на ткачиху.

Дьячиха подступая к ткачихе

— так это ты, ведьма, напускаешь ему туман и поишь нечистым зельем, чтобы ходил к тебе?

— Отвяжись от меня, сатана! — говорила, пятясь, ткачиха.

Тут дьячиха плюнула прямо в глаза ткачихе. Ткачиха хотела и себе сделать то же, но вместо того плюнула в небритую бороду голове, который, чтобы лучше все слышать, подобрался к самим спорившим.

голова

— А, скверная баба! — закричал голова, обтирая полою лицо и поднявши кнут. Это движение заставило всех разойтиться с ругательствами в разные стороны. — Экая мерзость! — повторял он, продолжая обтираться. — Так кузнец утонул! Боже Ты мой, а какой важный живописец был! какие ножи крепкие, серпы, плуги умел выковывать! Что за сила была! Да, — продолжал он, задумавшись, — таких людей мало у нас на селе. 

3 сцена

Оксана

— Ай! — вскрикнула Оксана, переступив через порог и увидев кузнеца, и вперила с изумлением и радостью в него очи

Вакула

— Погляди, какие я тебе принес черевики! — те самые, которые носит царица.

Оксана

— Нет! нет! мне не нужно черевиков! — говорила она, махая руками и не сводя с него очей, — я и без черевиков… —

Далее она не договорила и покраснела.

Кузнец подошел ближе, взял ее за руку; красавица и очи потупила

Финал: колядки музыка хоровод. Выходит Гоголь, все кланяются

Гоголевский праздник

Сорочинская ярмарка
Театрализованный праздник

Празднично оформлен зал в виде ярмарочной площади. В импровизированных лавках «торговцы» продают платки, вышивки, бублики, глиняную посуду, овощи, крупы.
Звучит песня «Ярмарок» и выходят герои ( Явтух, Гоголь, Хивря, Солопий, Оксана, Вакула, парубок, колядники, Черевик, дивчина, Левко, Ноздрев, Чичиков, Хлестаков, Панько, козак, 2 дамы).

Девушка в украинском костюме читает отрывок из «Сорочинской ярмарки».
Вам, верно, случалось слышать где-то валящийся отдаленный водопад, когда встревоженная окрестность полна гула и хаос чудных неясных звуков вихрем носится перед вами. Не те ли самые чувства мгновенно обхватят вас в вихре сельской ярмарки, когда весь народ срастается в одно огромное чудовище и шевелится всем своим туловищем на площади и по тесным улицам, кричит, гогочет, гремит? Шум, брань, мычание, рев – все сливается в один нестройный говор. Волы, мешки, сено, цыганы, горшки, бабы, пряники, шапки – все ярко, пестро, нестройно. Разноголосые речи потопляют друг друга. И ни одно слово не выхватывается, не спасается от этого потопа, ни один крик не выговорится ясно.
Ведущие.
Добрый день вам, добрые люди! Приветствуем всех, кто пришел к нам! Издавна ведется на Украине, что люди собираются вместе, чтобы повеселиться, посудачить. Веселый пляс, шуточная песня, смех, игры – что может быть лучше?
Приглашаем вас на ярмарку! Спешите!
Звучит песня
Гоголь.
Добрый день, мои земляки! Через много лет мне снова посчастливилось попасть на Украину. В вашем селе я впервые. И пришел не сам, а со своими героями.
Инсценировка.
( появляется воз. На возу сидят Хивря и Параска. К возу подходит парубок).
Парубок. –Славная дивчина! Я бы отдал все свое хозяйство, чтобы поцеловать ее. А вот впереди и дьявол сидит!
Хивря. – Чтоб ты подавился, негодный бурлак! Чтоб твоего отца горшком в голову стукнуло! Чтоб он поскользнулся на льду, антихрист проклятый!
Парубок. – Вишь, как ругается! И язык у нее, у столетней ведьмы, не заболит выговорить эти слова.
Хивря. –Столетней! Нечестивец! Поди умойся наперед! Сорванец негодный! Я не видала твоей матери, но знаю, что дрянь! И отец дрянь! И тетка дрянь! Столетней! Что у него молоко еще на губах… ( бросает комок грязи и попадает в лицо).
Парубок и Солопий. ( встречаются, приглядываются)
П. Ты, верно, человек добрый, не знаешь меня, а я тебя тотчас узнал.
С. Может и узнал.
П. Если хочешь, и имя, и прозвище, и всякую всячину расскажу: тебя зовут Солопий Черевик.
С. Так, Солопий Черевик.
П. А вглядись-ка хорошенько: не узнаешь ли меня?
С. Нет, не познаю. Не во гнев будь сказано, на веку столько довелось наглядеться рож всяких, что не припомнишь.
П. Жаль, что не припомнишь Голопупенкова сына!
С. А ты будто Охримов сын?
П. А кто ж? Разве один только лысый дидько, если не он.
(обнимаются)
П. Ну. Солопий, как видишь, я и твоя дочка полюбили друг друга так, что хоть бы и навеки.
(Появляется Хивря).
С. Ну, жинка! А я нашел жениха дочке!
Х. Вот как раз до того теперь, чтобы женихов отыскивать! Дурень, дурень! Тебе, верно, и на роду написано остаться таким! Где ж ты таки видел, где ж ты таки слышал, чтобы добрый человек бегал теперь за женихами? Ты подумал бы лучше, как пшеницу с рук сбыть; хорош должен быть и жених там! Думаю, оборваннейший из всех голодранцев.
С. Эх, как бы не так, посмотрела бы ты, что там за парубок! Одна свитка больше стоит, чем твоя кофта и сапоги.
Х. А это не тот самый сорванец, который увязался за нами на мосту. Жаль, что до сих пор не попался мне…
С. Что, Хивря, хоть бы и тот самый, чем же он сорванец?
Х. Э, чем же он сорванец! Ах ты, безмозглая башка! Слышишь! Чем же он сорванец! Куда же ты запрятал дурацкие глаза свои?
С. Все, однако же, я не вижу в нем ничего худого: парень хоть куда!
П. Эге! Да ты, как я вижу, слова не дашь мне выговорить! А что это значит! Верно, успел уже хлебнуть, не продавши ничего…
С. ( в сторону) Вот тебе и свадьба! Придется отказать доброму человеку ни за что ни про что.
(громко Хивре). Господи, боже мой, за что такая напасть на нас, грешных! И так много всякой дряни на свете, и ты еще и жинок наплодил!
(уходят, звучит мызыка)

Пасечник Рудый Панько:
Здоровы будьте, панове! Многие из вас, небось, задались вопросом: и где это старого Панька носило? Я охотно вам отвечу! Беседовал с Николаем Василье-вичем Гоголем. Много о чем мы с ним переговорили. Это ж надо: пан, а с таким простым человеком, как я, знается. Так вот, беседу¬ет со мной Гоголь, а сам что-то в книжицу пишет. «А что пишешь?» —спрашиваю. «Да всякую всячину», — отвечает. Очень уж его занимает все, касаемое наших малороссиян. Ну, надо спешить, а то и солнце уже садится, да и жинка бурчать будет… Да, вот чуть было не позабыл: как будете, господа, ехать ко мне, то пряме¬хонько берите путь по столбовой дороге на Диканьку. Я и вам, ежели захотите, расскажу чего. Богат наш край на всякие небы¬лицы да происшествия.
А про Оксану вы ничего не слышали? Славная дивка! Красавица! Парубки гуртом провозгласили, что лучшей никогда не было и не будет на селе. Хотите услышать? Приезжайте в Диканьку!

Инсценировка.
Автор.
Про Диканьку, думаю, вы наслышались вдоволь.
Последний день перед Рождеством прошел. Зимняя ясная ночь наступила. Глянули звезды. Месяц величаво поднялся посветить добрым людям и всему миру.
Оксана осталась дома одна. Ей не минуло еще и семнадцати лет, как и по ту сторону Диканьки, и по эту сторону Диканьки только и речей было, что про нее. Оксана знала и слышала все, что про нее говорили, и была капризна, как красавица. Парубки гонялись за ней толпами, но, потерявши терпение, оставляли мало-помалу и обращались к другим, не таким избалованным. Один только кузнец был упрям и не оставлял своего волокитства.
-Что людям вздумалось расславлять, будто я хороша? Лгут люди, я совсем не хороша. Разве брови и очи мои так хороши, что равных им нет на свете? Что хорошего в этом вздернутом кверху носе? И в щеках? И в губах?
(Смотрит в зеркало).
— Нет. Хороша я. Ах как хороша! Чудо! Какую радость принесу я тому, кого буду женою. Как будет любоваться мною мой муж!
(Входит кузнец)
— (Шепчет). Чудная девка. И хвастовства у нее мало.
_ А как плавно я выступаю. И сорочка у меня шита красным шелком. А какие ленты на голове! Все это накупил мне отец для того, чтобы на мне женился самый лучший молодец на свете!
( Повернулась. Вскрикнула).
— Зачем ты пришел сюда? Разве хочется, чтобы выгнала за дверь лопатою? Вмиг пронюхаете, когда отцов нет дома. Что, сундук мой готов?
-Будет готов, мое серденько, после праздника будет готов. Если бы ты знала, сколько возился около него. А как будет расписан! По всему полю будут рассыпаны красные и синие цветы. Гореть будет, как жар. Не сердись же на меня! Позволь хоть поговорить, хоть поглядеть на тебя.
— Кто тебе запрещает, говори и гляди!
(Села на лавку. Любуется собой).
— Позволь и мне сесть возле тебя.
-Садись.
— Чудная, ненаглядная Оксана, позволь поцеловать тебя!
— Чего тебе еще хочется? Ему когда мед, так и ложка нужна! Поди прочь, у тебя руки жестче железа. Да и сам пахнешь дымом.
Однако ж дивчата не приходят. Давно уже пора колядовать. Мне скучно.
-Так тебе весело с ними?
-Да уж веселее, чем с тобою. А, что-то стукнуло. Верно, дивчата.

(Вбегают дивчата. Вместе с ними входят колядники. Вакула постоял у двери, потом махнул рукою и ушел).
Колядники.
Если вы к нам не с бедою, то мы к вам с добрым словом!
Куда шли, туда и пришли!
Мы сами не идем, мы козу ведем.

Идет по ярмарке коза,
Коза-дереза.
Идет коза рогатая,
Большая, бородатая.

А зачем она нам?

Где коза ходит,
Там земля родит.

(Коза падает)

Что случилось? Коза упала! Может, помочь ей подняться?
Эта коза непростая. Она поднимется, если ей что-то подарить или угостить на славу.
А что ей нужно?
А нашей козе нужен кусок сала, чтоб коза на ноги стала.

(Козе дают понюхать сало. Она поднимается и танцует)

Коляд, коляд, колядница!
Пусть растет у вас пшеница!
И горох, и чечевица,
Кукурузы вам, зерна,
Счастья светлого до дна!
Божьих благословень в хату,
Чтобы род ваш был богатым!

Оксана.
Спасибо Вам за поздравления. (Угощает пирогами).

Колядники.
Оксана, пойдем с нами колядовать. Колядовать! Колядовать!

Поют песню. Все уходят.

С угла поднимается спящий до этого времени козак.

— Расшумелись. Отдохнуть не дадут.

Играют музыки. Козак танцует.

С двух сторон идут и встречаются Чичиков и Ноздрев.

Н. Те,те,те! Каким ветром? Куда ездил? А я, брат, с ярмарки! Поздравь меня: проигрался в пух и прах! Веришь, никогда в жизни так не проигрывал. Зато, брат Чичиков, как мы погуляли! Ярмарка дивная! Сами купцы говорят, что никогда не было такого заезда. А мы все, что привезли из села, продали по самым выгодным ценам. Эх, брат Чичиков, жаль, что тебя не было. Куда теперь едешь?
Ч. А я к человеку одному.
Н. Ну, что там человечишко? Брось его! Едем ко мне.
Ч. Нет, не могу: дела.
Н. бьюсь об заклад, врешь!
Ч. Ладно, едем!
Н. Ну, голубь, другое дело! Вот хорошо! Едем!

Появляются цыганы. Они вбегают с шумом в зал, стаскивают пару платков с импровизированных лавок, крадут бублики и тут же начинают их жевать. Кто-то из «торговцев» кричит: «Цыганы». Шум, крик. А цыганы приглашают погадать и танцуют. Звучит «Цыганочка».

Ведущий.
Как упоителен, как роскошен летний день в Малороссии! Как томительно жарки те часы, когда полдень блещет в тишине и зное. Все как будто умерло, только вверху, в небесной глубине дрожит жаворонок. И серебряные песни летят по воздушным ступеням на влюбленную землю. Тихо…
И только дорога верст за десять до местечка Сорочинец кипела народом, поспешавшим со всех окрестных и дальних хуторов на ярмарку. И кого только не увидишь и не встретишь на Сорочинской ярмарке!

(За сценой)
Голос Хлестакова. Прощайте, ангел души моей, Марья Антоновна.
Прощайте, Антон Антонович!
Голос городничего. Прощайте, ваше превосходительство!
Женские голоса. Прощайте, Иван Александрович!
Голос Хлестакова( уже на сцене) Прощайте, маменька!…

Фух!! Чудеса!!
Какие со мной чудеса!! На дороге обчистил меня кругом пехотный капитан, так что трактирщик хотел уж было посадить в тюрьму;Как вдруг, по моей петербургской физиономии и по костюму, весь город принял меня за генерал-губернатора. И я жил у городничего, жировал, волочился напропалую за его женой и дочкой; не решался только, с которой начать; думал, с матушки…
Помню, как мы ..бедствовали, обедали на ширамыжку, ..теперь вот был совсем другой оборот. Все давали мне взаймы сколько угодно. Оригиналы страшные. От смеху вы бы умерли…
Во-первых, городничий – глуп, как сивый мерин…Почтмейстер тоже добрый человек…точь-в-точь департаментский сторож Михеев, должно быть, также,подлец, пьет горькую. Надзиратель над богоугодными заведениями Земляника – совершенно свинья в ярмолке. Смотритель училищ протухнул насквозь луком. Судья Ляпкин-Тяпкин в сильнейшей степени моветон…
А впрочем, народ гостеприимный и добродушный.
Прощайте…Я хочу заняться литературой…Скучно..так жить, хочешь наконец пищи для души. Вижу: точно нужно чем-нибудь высоким заняться.
Осип. Лошади готовы.
Хлестаков. Прощайте.. А я – в Саратовскую губернию, в деревню Подкатиловку…( выбегает).

Дама приятная во всех отношениях и дама просто приятная (прогуливаются по ярмарке, рассматривают товар, примеряют, что возможно..)
(Едва только дама приятная во всех отношениях увидела приятную даму, как подбежала. Дамы ухватились за руки, поцеловались и вскрикнули, как вскрикивают встретившиеся вскоре после выпускного…)
ДПП. Сюда, сюда, вот в этот уголочек!
ДПВВО. Какой веселенький ситец!
ДПП.Да, очень веселенький. Прасковья Федоровна, однако же, находит, что лучше, если бы клеточки были помельче, и чтобы не коричневые были крапинки, а голубые. Сестре ее прислали материйку: это такое очарованье, которого просто нельзя выразить словами; вообразите себе: полосочки узенькие-узенькие, какие только может представить воображение человеческое, фон голубой и через полоску все глазки и лапки, глазки и лапки, глазки и лапки…Словом, бесподобно! Можно сказать решительно, что ничего еще не было подобного на свете.
ДПП. Милая, это пестро.
ДПВВО.Ах, нет, не пестро.
ДПП. Ах, пестро! Да, поздравляю вас: оборок более не носят.
ДПВВО. Как не носят?
ДПП. На место их фестончики.
ДПВВО. Ах. это нехорошо, фестончики!
ДПП. Фестончики, всё фестончики: пелеринка из фестончиков, на рукавах фестончики, эполетцы из фестончиков, внизу фестончики, везде фестончики.
ДПВВО.Нехорошо, Софья Ивановна, если всё фестончики.
ДПП. Мило, Анна Григорьевна, до невероятности; шьётся в два рубчика: широкие проймы и сверху…Но вот…вот когда вы изумитесь, вот уж когда скажете, что…Ну, изумляйтесь: вообразите, лифчики пошли еще длиннее, впереди мыском, и передняя косточка совсем выходит из границ; юбка вся собирается вокруг, как, бывало, в старину фижмы, даже сзади немножко подкладывают ваты, чтобы была совершенная бельфам.
ДПВВО. Ну, уж это просто: признаюсь!( с чувством достоинства)
ДПП. Именно; это уж точно, признаюсь!
ДПВВО. Уж как вы хотите, я ни за что не стану подражать этому.
ДПП. Я сама тоже…Право, как вообразишь, до чего иногда доходит мода…ни на что не похоже! Я выпросила у сестры выкройку нарочно для смеху; Меланья моя принялась шить.
ДПВВО. Так у вас разве есть выкройка?( не без заметного сердечного движенья)
ДПП. Как же, сестра привезла.
ДПВВО. Душа моя, дайте ее мне ради всего святого.
ДПП. Ах, я уж дала слово Прасковье Федоровне. Разве после нее.
ДПВВО. Кто ж станет носит после Прасковьи Федоровны? Это уж слишком странно будет с вашей стороны…Нет, Софья Ивановна, я и слышать не хочу, это выходит: вы мне хотите нанесть такое оскорбленье..Видимо, я вам наскучила уже, видно, вы хотите прекратить со мною всякое знакомство.( уходя) Ну, что наш прелестник?
ДПП.(идя следом за ДПВВО) Ах, боже мой! Что ж это я? Ведь вы знаете, Анна Григорьевна, как вы не выхваляйте и не превозносите его, а я скажу прямо, и ему в глаза скажу, что он негодный человек, негодный, негодный, негодный.
(Дамы, разговаривая, выходят из зала).
ДПВВО. Да послушайте только, что я вам открою…
ДПП. Распустили слухи, что он хорош, а он совсем не хорош, совсем не хорош, и нос у него… самый неприятный нос.
ДПВВО. Позвольте же, позвольте же только рассказать вам…(уходят)

Гоголь.
Спасибо вам. Потешили мою душу. Будто снова побывал на родной Украине. Красивая теперь молодежь: и танцует, и поет, и веселиться умеет.
Желаю вам быть всегда молодыми и душой, и сердцем. Желаю быть счастливыми и всегда любить свой родной край, свою Полтавщину.
Ведущая.
Приглашаем и вас в Великие Сорочинцы. Приезжайте! Мы ждем вас каждый год в августе! На нашей живописной, щедрой и гостеприимной полтавской земле, которую так любил Николай Васильевич Гоголь.

«Торговцы» читают стихи о Гоголе.

Здесь божья слава сердцу зрима.
Я с ветром вею, с Ворсклой льюсь,
отсюда Гоголь видел Русь,
а уж потом смотрел из Рима…

И так нежна сия земля
и так добра сия десница,
ему до смерти будет сниться
Наш край и полдень, тополя.

Край небылиц, чей так целебен
спасенный чудом от обнов
реки, деревьев и домов
под небо льющийся молебен.

Здесь сердце Гоголем полно
и вслед за ним летит по склонам,
где желтым, розовым, зеленым
шуршит волшебное панно.

В гефсиманскую ночь не моли, не проси:
«Да минует меня эта жгучая чара».
Никакие края не дарили Руси
драгоценнее дара.

То в единственный раз через тысячу лет на
серебряных крыльях ночных вдохновений в
злую высь воспарил — не писательский, нет
мифотворческий гений.

У любимой в ладонях из Ворсклы вода.
Улыбнитесь, попейте-ка самую малость.
Мы оттуда, где, ветрена и молода,
Ваша речь начиналась.

Вам Италию видно. И Волга видна.
И гремит Ваша тройка по утренней рани.
Кони жаркие ржут. Плачет мать. И струна
зазвенела в тумане…

За овитое терньями сердце волхва,
за тоску, от которой Вас боже избави,
до полынной земли, Петербург и Москва,
поклонитесь Полтаве.

Мы рады, что родина Гоголя так и осталась щедрой, гостеприимной, хлебом-солью встречающей гостей. Пусть стелется дорога и в село Васильевку – родину писателя и Великие Сорочинцы, которые он воспел с огромной любовью. И пусть ещё много поколений восхищается гением великого малоросса, которого мы можем заверить, что жив дух его героев. Прекрасное будущее у Украины, которую он так любил.

Звучит песня

Количество просмотров публикации: —