Спектакль про блокаду ленинграда сценарий

Подготовила

учитель русского языка и литературы

Аксенова Лариса Ивановна

Сценарий

по произведениям Л.Никольской «Должна остаться живой» и О.Шестинского «Блокадные новеллы».

Действующие лица и исполнители:

Таня – Тюрина Ксения

Мама (Наталья Васильевна)– Глаголева Анастасия

Шурка – Поляничко Виктор

Софья Константиновна – Султанова Анастасия

Маша – Антонович Яна

Юрка – Белоножкин Андрей

Дети: Дугаев Сергей, Рыбникова Татьяна, Деркачев Дмитрий, Тимофеева виктория, Рыбникова Надежда

Левая часть сцены: уголок ленинградской квартиры — кровать, застеленная тонким одеялом, старенький ковер на стене, стол, 3 стула, в углу печь-буржуйка. Светомаскировка.

Правая часть сцены: конструкция — «лестница», закрытая темной тканью.

Сцена 1. «Ленинград в сентябре 1941года»

Фонограмма №1: Радио Ленинграда «Отбой воздушной тревоги»

На сцену быстро входит Мама. В одной руке у нее маленькая рубашка. Садиться на ступеньку лестницы, на которой лежит детский чемоданчик.

Мама (громко): Таня! Таня!! Ты не видела рубашку Шурика? Белую..мы с папой на Первомайские праздники покупали..(копается в чемодане). Выходит Таня

Таня (берет рубашку с колен матери): Мама, вот Шуркина рубашка. Ну что же ты?

Мама: Действительно. (Утыкается лицом в рубашку)

Таня: Мама, не плачь. Он ведь не один едет — весь садик в Волхов эвакуируют! Вот скоро война кончиться и мы с тобой поедем и заберем Шурку!

Мама: Таня, Таня! Как же ты не понимаешь — фашисты уже у Ладожского озера, они уже бомбят Ленинград! Война, дочка, скоро не закончиться — наши войска пока отступают.

Таня: Ну вот! А в эвакуации безопасно! Шурик и так плачет постоянно — боится взрывов снарядов. Мама, ты подумай!

Мама (решительно бросает рубашку в чемодан, закрывает его): Я уже подумала, Таня! Мы останемся в Ленинграде все вместе — ты, я и Шурка. Кончится же однажды война, вернется папа..

Таня: И будем мы опять жить одной дружной семьей!

Таня уходит за кулисы с чемоданом. Мама выходит на авансцену

Сцена 2. « Декабрь 1941»

Таня выводит на сцену Шурика, усаживает рисовать за стол

Таня: Вот сиди у «буржуйки», рисуй.

Шурик (рисует): А почему печку назвали буржуйка? Потому что ее буржуи придумали?

Таня: Потому что жрет дров много, а толку от нее мало. Как и от буржуев-врагов мирового пролетариата!

Шурик: Таня! А ты чего больше боишься — Гитлера или крыс? Я-крыс. Их теперь стало так много..

Таня: Я больше всего боюсь карточки хлебные потерять. Тогда нам всем, Шурка, будет полный капут. Месяц без еды мы точно не продержимся!

Шурик: Не продержимся. Я вот все время есть хочу. Витька с третьего этажа сказал, что его мама может варить студень из столярного клея. Жаль, что у нас клея нет!

Таня (ставит кружку на стол): Ты, Шурик, кипяточку попей, все меньше о еде думать будешь!

Шурик (пьет из кружки): Помнишь, Таня, я раньше молоко не любил с пенкой? Эх, сейчас бы целую кастрюлю выпил бы!!!

(Входит мама в валенках, встряхивает платок от «снега», подходит к столу, кладет на него сверток)

Таня: Мама пришла!!

Мама (устало садится на стул): Как вы тут?

Шурик подходит к ней с рисунком

Шурик: Смотри, что я нарисовал!

Мама (крутит рисунок): Ничего не пойму, сынок. Что это за черные каракули, а посередине белый кругляш в крапинку?

Шурик: Черное — это война. А белое-это булка!.. Я просто больше ни о чем другом думать не могу. А у тебя ничего нет поесть?

Мама (достает из кармана сверток, разворачивает и кладет на стол две картофелины): Ешьте, детки

(Шурик жадно накидывается на еду)

Таня: Мама, ты опять свой паек с фабрики нам принесла?

Мама: Я ела, Таня, ела. Это вам.

Таня (делит свою картофелину пополам): Тогда пополам, иначе есть не буду! И не спорь со мной!

Все молча едят картошку.

Сцена 3 «За хлебом»

Заходит соседка Софья Константиновна в черном элегантном пальто, затянутом широким мужским ремнём, к груди прижимает сумочку. Таня уводит Шурика, возвращается.

Софья Константиновна (к матери, тараторит): Здравствуй, Наталья Васильевна. Я там, у булошной очередь вам заняла — всех предупредила, что сейчас придет девочка в красном пальто, хорошенькая такая.

Таня: У меня пальто синего цвета, Софья Константиновна!

Софья Константиновна: Правда? Ну, не важно, Танечка. Ты будешь стоять за женщиной в чёрном пальто. Оно буквально ей до пят. Знаете, чересчур длинное пальто.

Мама: Таня!! Сходи, пожалуйста! Карточки в комоде.

(Таня уходит за кулисы, возвращается с одеждой и карточками)

Софья Константиновна: (к матери) А может быть, это не дама, а мужчина? Люди стали странным образом на себя не похожи. Все почему-то на одно лицо. Многие ходят немытыми.

Мама: Откуда же мытыми то быть? Воду отключили еще в ноябре. А с реки в ведре много не принесешь.

Софья Константиновна: Сзади тебя определённо стоит дама. На её ногах фетровые ботики. Но дама почему-то в саже, ботики тоже. Может, у неё «буржуйка» коптит? Или зеркало разбомбили? Ведь не работает же она этим… как его…(задумалась)

Таня: Трубочистом!

Софья Константиновна: Точно! Трубочисткой! А с виду такая интеллигентная дама. Не следить за чистотой — это потеря бдительности. Сколько предостерегают по радио, что надо быть начеку от происков врагов.

Таня: А может она фугасные бомбы на крыше во время налета гасит? Вот и измазалась!

Мама: Таня, иди уже!

Софья Константиновна: Будь осторожна, деточка, когда с хлебом назад пойдешь. Сегодня какой-то мальчишка прямо на моих глазах вырвал у девчонки хлеб — несла, растяпа, в руках, неспрятанным, незавернутым.

Мама: Как вырвал?

Софья Константиновна: А вот так! Тут же запихал его весь в рот. С таких лет никакой моральной выдержки. Он меня буквально чуть не уронил в снег.

Мама: И никто не задержал?

Софья Константиновна: А кто? Я должна задержать?! Вы меня удивляете, милочка!

Мама (тревожно): Никто не догнал! Что же это с людьми делается?

Софья Константиновна: Может быть, его за углом дружки ждут? А у меня в сумочке лежит паёк. А мальчишка грязный до невозможности, замаранный до последней степени. Беспризорник, наверное!

Таня: А девочка что?

Софья Константиновна: Она стоит и глазами хлопает. Как пень стоит. Люди поохали и разошлись. Буквально, как растаяли в тумане.

Мама: Бедная девочка! Она же теперь умрет.

Софья Константиновна: Умрет, конечно. Голод кругом. Вы знаете, что в городе собак и кошек переели.

(Таня уходит. Соседка замечает платье, висящее на спинке кровати. Подходит, берет в руки)

Софья Константиновна: Что я вижу? Это же ваше любимое платье!!

Мама: Завтра хочу сходить на базар, попробую поменять на что-нибудь съедобное.

Софья Константиновна: Фи!!!!Вам, Наталья Васильевна, не жаль менять такую красоту на кусок вульгарной конины. Или малосъедобной, полусгнившей свеклы?

Мама: Мне, Софья Константиновна, детей кормить надо. Вот кончится война, вернется Коля с фронта, тогда и будем наряжаться.

(Забирает платье у соседки, вешает себе на плечо)

Софья Константиновна: Надо бодриться, не веселить печалью наших врагов. Лично я не могу решиться что-либо променять. Дивные вещи отдавать за невесть что! Ладно, заболталась я с вами, пойду.

Уходит. Мама собирает посуду со стола, тоже уходит

Сцена 4. «Карточки»

Фонограмма №2. Вивальди «Tosco Fantasy»(отрывок)

Выходит Таня в зимней одежде. Присаживается на ступеньки лестницы. Замечает что-то на земле, наклоняется и поднимает потерянные кем-то карточки. Достает свои, сравнивает.

Таня: Хлебные карточки!!! Рабочие! Еще целые. 350 граммов хлеба в день!!! Ой…Кто-то потерял, бедолага!

(Залезает повыше на ступеньки, оглядывает вокруг. Появляется Юрка. Таня быстро прячет карточки в карман)

Юрка: Танька, дура, в сосульку превратишься! Сейчас фашист прилетит и бомбу тебе прямо на макушку ка-а-а-к сбросит! (садиться на нижнюю ступеньку)

Танька (растерянно): Это ты дурак, Юрка. А я где хочу, там и стою! Может у меня тут дела?

Юрка: Да ладно, ладно, что завелась?

Танька (придумывает на ходу): У меня, видишь, сумка в снег свалилась. Вот чищу.

(Садится на ступеньку рядом с Юркой, старательно отряхивает чистую сумку).

Таня (осторожно): Юрка, а твоя мама получает рабочую или иждивенческую карточку? Нет, я хотела спросить, выкупали уже хлеб? Нет, я хотела…(смутилась)

Юрка: А что это ты спрашиваешь?

Таня (преувеличенно равнодушно): Я просто так спросила.

Юрка: Ха, стоит просто так, про хлеб спрашивает просто так. А знаешь, по законам военного времени нельзя ни про что выспрашивать. Я-то знаю, что ты не шпионка. А другие? Как они посмотрят, что их нагло выспрашивают?

Таня: Я не нагло. И не про военные тайны — зачем они мне? Я про хлеб. Ты сегодня ходил хлеб получать?

Юрка (грустно): Хм. Сегодняшнюю норму хлеба я ещё вчера съел. Мать на работе кормят. (агрессивно) Тебе какое дело?

Таня: А у матери твоей иждивенческая карточка?

Юрка: Ты, Танька, что-то скрываешь!

Таня: Да ничего я не скрываю! Вот что же ты будешь есть, если съел завтрашний хлеб? Сухари у вас есть?

Юрка (замялся): Ну..Есть. Немного. Я на фронт бы убежал, но бабушка слабая стала совсем. Как её оставить? Ворчит все время: «Кому влетело в башку, что немощной старушке и подростку надо давать хлеба поровну? Хотят угробить будущее страны!» И мне половину своей пайки подсовывает.

Таня: И ты берешь?

Юрка: Беру, Тань, беру..Есть очень хочется. Эх! Сбежать бы на войну! Сиди себе в окопе, стреляй фашистов. Разве из фашистского окопа видно, что стреляет человек маленького роста? Лишь бы хорошо научиться стрелять. Знаешь, сколько бы я фрицев мог прикончить?! А ты куда идёшь?

Таня: В булочную. Только хлеба, наверное, сегодня уже не будет.

Сцена 5 «Месяц жизни»

Юрка присел на ступеньки лестницы, закутался поплотнее в пальтишко. Появляется Таня.

Таня: Ты что, Юрка, до сих пор тут сидишь?

Юрка: Танька, а у тебя санки дома есть?

Таня: Есть. (подозрительно) А зачем тебе?

Юрка: Мамку в морг отвезти. Семеныч, дворник, пообещал помочь на улицу вынести.

Таня (тихо садится на ступеньку): Ох! Когда она…умерла?

Юрка: Три дня назад. Там, в своей комнате и лежит.

Таня: Как в комнате?

Юрка (обреченно): Там все окна давно уже выбиты, снег кругом.. Остались мы с бабкой теперь без довольствия — у нее иждивенческая карточка на 200 грамм хлеба в день, и у меня детская. А я уже сегодняшний хлеб вчера съел.

Таня: Ты говорил, что сухари у вас есть..

Юрка: Какие сухари?! Я весь хлеб до крошки съедаю. За один раз! Нет терпения на три части делить — завтрак, обед, ужин.

Таня (садится рядом, трогает его за плечо): Как же вы теперь, Юра?

Юрка (горько): Да никак, Тань.. Нас с бабкой и вывозить будет некому. (встает) Санки дашь?

Таня (тихо): Дам. И санки дам, Юрка, и..вот это..

(Достает из кармана найденные карточки, протягивает Юрке)

Юрка (растерянно): Это что? Ты что это? Это как?!

Таня: Нашла я их вот здесь, когда в булочную шла. Если бы ты раньше меня здесь был, то ты бы их нашел. Бери, Юрка!

Юрка (осторожно берет карточки): Ты знаешь, что это такое, Танька?!

Таня: Карточки. Рабочие. На целый месяц.

Юрка: Это месяц жизни, Танька.. Для меня и бабули моей. (Отворачивается, смахивает слезы)

Таня: Идем, Юра, я тебе саночки дам. Отвезешь тетю Валю в морг.

(Уходят)

Фонограмма №3.Вивальди «Tosco Fantasy»(окончание)

Сцена 6 « Декабрь 1942»

Фонограмма №4: Радио Ленинграда «Отбой воздушной тревоги»

В комнату входит Таня. В руках два полешка. Подходит к буржуйке. В дверях появляются мама с Машей. Мама — в пальто, ботиках. Маша — в старой шубейке, за плечами торба.

Мама (Тане): Почему не в бомбоубежище?

Таня: Да ладно, мам! Пока оденешься, спустишься — уже отбой.

Мама: Вот, принимай подружку. Стоит у дверей, плачет. Постучать стесняется..

Таня (подбегает к подруге, помогает снять торбу): Маша! Ты что? Проходи, скорей, раздевайся — только «буржуйку» растопила. Ты что так поздно по городу ходишь? Как тебя отпустили-то?

Маша: Некому отпускать. Страшно одной в квартире…

Мама присела на кровать, вытянула усталые ноги: А бабушка?

Маша (присаживается к столу, вытирает нос): Умерла бабушка… Ночью так страшно было, просто жутко одной. Я с головой дрожу под одеялом, а мне слышится, будто мёртвая бабушка ходит по комнате и всё свою брошку разыскивает, которую еще в 41-ом на хлеб сменяла. А потом ко мне наклоняется…Бррр.. Она добрая, а всё равно я её боюсь. Ты когда-нибудь ночевала с умершим?

Таня:Они же мёртвые, они же не могут по дому разгуливать.

Маня (оглядывается вокруг): Вам хорошо, у вас коммуналка. Вон, соседи за стенкой живут.

Таня: Нет соседей, Маня. Одна наша семья во всей квартире осталась — кто в эвакуации, кто от голода умер давно.

Мама: Сил даже на еду нет.

Маша (встает у стула, обращается к маме): Тетя Наташа, а возьмите меня к себе жить, а? Дров на четверых надо будет меньше, у меня еще вот (кладет торбу на стол, показывает Тане содержимое) продукты кое-какие остались.

Мама: Да оставайся уж. И Тане все повеселей будет, а то я до ночи на работе.

Маша (радостно):А еще я готовить умею! Я однажды такой суп сварганила с отцовского кожаного ремня — наваристый, ух! (усмехнулась) Меня папаня этим ремнем до войны бывало так охаживал, неделю сидеть не могла. Я так этот ремень ненавидела! А голодуха пришла, сгодился — кожа то настоящая, свиная!

Таня: Сейчас, наверное, жалеешь, что у отца только один ремень был.

Маша (вытирает нос): Ага. Вот вернется папанька с войны, а я ему: «Тю-тю твой ремень, мы с бабкой его съели! И добавки попросили». Хотя, он меня уже бить не сможет!

Таня: Почему это?

Маша: А мы –блокадники! (сжимает кулак) Нас немец ломал, да не сломал. Мы — кремень!..А я стихи научилась сочинять. Сказать?

Мама (поправляет): Прочитать.

Маша: Не, они не на бумаге, они вот тут (показывает пальцем на лоб)

В новых галошках, в рубашке горошком

Воробей Тимошка скачет по дорожкам.

И ещё:

Мышка в кружечке коричневой

Наварила каши гречневой…

Дальше не успела. Нравятся?

Таня: Эх! Хорошо бы сейчас каши поесть гречневой. Не надо больше сытых стихов писать, Маня, а то сразу есть захотелось. Пойдем, приготовим что-нибудь поесть?

Маша (подхватывает торбу, одежду): Поесть это мы завсегда, Два раза звать не приходится!

(Уходят на кухню. Мама устало встает, собирает свою одежду).

Мама (с улыбкой): Мышка в кружечке коричневой наварила каши гречневой…

Фонограмма №5. Гул бомбежки

В комнату заходит Таня с двумя тетрадками в руках, за руку ведет Шурика. Он в свитере, валенках, шапке

Таня: Шурик, тетя Галя говорит, что вы опять с Мишкой во двор гулять бегали! Вдруг налет?

Шурик (деловито, усаживаясь на стул): Ты такая глупая Таня! Думаешь, если налет мы будем стоят и смотреть, как на нас бомбы падают? Мы сразу в бомбобежище побежим!

Таня (снимает с него шапку): БомбоУбежище. Второй год в блокаде, все слово выучить не можешь!

Шурик (листает тетради Тани): Как в школе дела?

Таня: В школе? Нас из всего класса, из 32-х человек, только пятеро осталось. Иван Васильевич, математик нас называет «зимовщики». В классе холодно, как на Северном полюсе.

Шурик (грустно): Жаль, что я еще в школу не хожу. Вам суп без карточек дают.

Таня: Ты опять голодный? Я же тебе свою пайку оставляла!

Шурик: Тетя Галя сказала, что у нас с Мишкой это… (гордо) растущий организм!

Таня (улыбается): Растущий, растущий

Заходит Софья Константиновна. Она заметно встревожена.

Софья Константиновна: Здравствуйте, детки!

Таня, Шурик: Здравствуйте, Софья Константиновна.

Таня: А мамы нет, она с фабрики поздно возвращается.

Софья Константиновна смотрит на Шурика (притворно): Шурик!.. (копается в сумке) Смотри, что у меня есть! (протягивает фантик)

Шурик (подбегает): Что это?

Софья Константиновна: Это был сахарин. Тут еще немного крошек осталось. Кушай, деточка. Только водичкой запей.

Шурик: Ой, спасибо!!! (Убегает)

Таня (медленно садится на стул): Что случилось, Софья Константиновна? Вы же не зря Шурку отослали?

Софья Константиновна: Деточка.. Танечка.. (закрывает глаза руками)

Таня: Говорите, Софья Константиновна. Мне уже 12 лет. Я уже взрослая.

Софья Константиновна: Таня! Сегодня приходил милиционер, тебя искал. Хорошо, что Шурки дома не было. Сегодня немцы обстреляли фабрику. Ваша мама… погибла. Прямое попадание бомбы.

(Таня сидит окаменелая. К ней подходит Софья Константиновна)

Софья Константиновна: Таня, ты заплачь, закричи.. Легче будет!

Таня (окаменело): Шурику не говорите. Я сама.

Софья Константиновна: Деточка, тебе что-то надо решать. У вас теперь только две детские карточки, не проживете. Езжайте в эвакуацию, вас, как сирот, быстро отправят.

Таня (отрицательно машет головой): Папа придет с фронта, а нас нет. Квартира пустая.

Софья Константиновна: Тогда отдай Шурика в детский дом. Там кормят и тебе полегче будет.

Таня: Нет. Мама говорила: «Мы должны держаться все вместе». Идите, Софья Константиновна, мне надо побыть одной.

Софья Константиновна: Да, деточка, да.. (вытирает глаза) Горе -то какое!

(Таня закрывает глаза руками и утыкается в колени. Появляется Шурик, он облизывает бумажку).

Шурик: Таня, я бумажку уже давно облизываю, а она все равно сладкая. Ты что?

(Таня резко выпрямляется, быстро вытирает слезы)

Таня: Ничего. Иди ко мне, Шурка.

(Шурик подходит к ней, обнимает)

Шурик: Мама скоро придет?

Таня (осторожно подбирая слова): Наша мама, Шурик, не придет.

Шурик: Она что, в ночную смену осталась?

Таня: Нет, Шурик. Она.. она уехала далеко, далеко..

Шурик (встревожено): В эвакуацию? А как же мы?

Таня: Нет, не в эвакуацию.. Она..она.. Она теперь будет сидеть на облачке и смотреть на нас с высоты…

Шурик (смотрит внимательно в глаза сестре) Таня, наша мама умерла?

(Таня тихо кивает головой и обнимает Шурика)

Сцена 7. « Январь 1944»

Фонограмма №6. Левитан о снятии блокады.

1 ребенок: Я мечтал был водителем трамвая. Что бы люди по утрам мне улыбались и говорили: «Спасибо!»

2 ребенок: А я хотела быть портнихой и шить красивые платья и рубашки! Первое платье я бы сшила своей мамочке!

3 ребенок: А я хотел быть летчиком. Потому что я очень люблю смотреть на небо!

4 ребенок: У меня была мечта-стать врачом. Детским. Я был бы очень добрый, как доктор Айболит!

5 ребенок: А я мечтал быть инженером.. Нас расстреляет немецкий самолет. В сентябре 41 года.

6 ребенок: Мы с братом хотели стать строителями. Как наш папа.

7 ребенок: Мы погибнем в декабре 41-го под артобстрелом на Васильевском.

Юрка: Я мечтал сначала стать геологом, потом решил стать поваром. Что бы никогда больше не голодать. Я умру в феврале 42-го. От истощения.

Маша: А я мечтала стать артисткой! Как Любовь Орлова. Бабушка говорила, что у меня талант. Я погибну в октябре 42-го. Не успею добежать до бомбоубежища.

Таня (обнимает Шурика): Мы с Шуриком останемся живы…И теперь у нас с ним одна мечта — пусть больше никогда… НИКОГДА не повторится война. Пусть больше никогда не повторится блокада!

Фонограмма №7. А.Пугачева «Ленинград».

Театрализованное представление ко дню снятия блокады Ленинграда
по мотивам книги Э.Фоняковой «Хлеб той зимы»

Ведущий: Опять война,
Опять блокада, —
А может, нам о них забыть?
Я слышу иногда:
«Не надо,
Не надо раны бередить.
Ведь это правда, что устали
Мы от рассказов о войне.
И о блокаде пролистали
Стихов достаточно вполне».
И может показаться:
Правы
И убедительны слова.
Но даже если это правда,
Такая правда
Не права!
Я не напрасно беспокоюсь,
Чтоб не забылась та война:
Ведь эта память — наша совесть.
Она, как сила, нам нужна.

СЦЕНА 1. НАЧАЛО.

На сцене на стуле сидит Мама (М), лицо серьезное, задумчивое, испуганное. Входит Лена (Л), обнимает маму.

Л: Мамуленька, видишь, я уже встала! Что у нас на завтрак?

М (будто не слышит): Да… да, сейчас… (смотрит на Лену, будто только что увидела, потом крепко обнимает ее)

Л: Мама, мамочка, ты чего?

М: Ничего, девочка, ничего… Сейчас пройдет. (Отходит, вытирает глаза)

(выходит Папа (П), тоже серьезный, опечаленный)

П: Лена… Сегодня война началась. Война с Германией. Побудь дома одна. Нам с мамой надо уйти.

(Мама и папа уходят. Лена садится на стул)

Ведущий за кулисами: Война! Как это — война? Что это — война? От мальчишек из нашего двора я знаю, что война — самая интересная на свете игра, в которую девчонок берут только в виде исключения. Все бегут, стреляют из деревянных пистолетов, рогаток, кричат «Ура!» и дерутся. Но это игра… А как выглядит война взаправдашняя? (гаснет свет на сцене, Лена уходит)
Чтец: Ещё той ночью игры снились детям,
Но грозным рёвом, не пустой игрой,
Ночное небо взрезав на рассвете,
Шли самолёты на восток.
Их строй
Нёс, притаясь, начало новой ноты,
Что, дирижёрским замыслам верна,
Зловещим визгом первого полёта
Начнёт запев по имени — война.
Но дирижер не знал, что в этом звуке,
Где песнь Победы чудилась ему,
Звучат народа собственного муки,
Хрипит Берлин, поверженный в дыму.
Той первой ночью, в ранний час рассвета,
Спала земля в колосьях и цветах,
И столько было света,
Столько цвета,
Что снились разве только в детских снах.
Той ночью птицы еле начинали
Сквозь дрёму трогать флейты и смычки,
Не ведая, что клювы хищной стаи
Идут, уже совсем недалеки.
Там где-то стон растоптанной Европы,
А здесь заставы день и ночь не спят.
Притих в лазурной дымке Севастополь.
Притих под белой ночью Ленинград.
Штыки постов глядятся в воды Буга.
Ещё России даль объята сном…
Но первой бомбы вой коснулся слуха,
И первый гром — и первый рухнул дом.
И первый вопль из детской колыбели,
И материнский, первый, страшный крик,
И стук сердец, что сразу очерствели
И шли в огонь, на гибель, напрямик.
И встал в ту ночь великий щит народа
И принял в грудь ударов первый шквал,
Чтоб год за годом, все четыре года,
Не утихал сплошной девятый вал…
… Всё отошло. Заволоклось туманом.
И подняла Победа два крыла.
Но эта ночь, как штыковая рана,
Навек мне сердце болью обожгла

СЦЕНА 2. ПОДГОТОВКА

(на сцене две Соседки, они с набитыми сумками, в руках пакетики с сухарями, крупами и т.д. Мама сидит с небольшой красивой сумочкой, вокруг нее крутится Лена)

Соседка 1: Ой, Ольга, какая же ты непрактичная!

Соседка 2: О ребенке бы хоть подумала!

Лена: Да вы что, у нас же есть целых 2 кг чечевицы! А еще банка кофе и даже кулечек крахмала! Не пропадем!

(Соседки качают головами и уходят)

Лена: Мама, давай посмотрим наш ЭнЗе!

Мама: Неприкосновенный запас? Ну давай!

(раскрывает сумочку, вытаскивает оттуда: плитку шоколада, витамин С, три засохшие булочки с изюмом. Они рассматривают «богатства», потом все убирают)

Мама: Ну что ж, а теперь пора за работу. Вот тебе газеты, ножницы, вырезай бумажные полоски воооот такой ширины (показывает). А буду их наклеивать.

(начинает приклеивать их на «окно»)

Лена (вырезая): Это теперь мода такая?

Мама: Мода? Нет… Это просто война. Бумажные ленты укрепят стекла. И если немцы начнут нас бомбить…

Лена: Бомбить? (хмурится) А когда?

Мама: Что – когда?

Лена: Бомбить начнут? Мы увидим, как бомбят? Ты мне покажешь?

Мама: (испуганно) Не дай бог…  (меняет тон) Ну, как там у тебя с вырезками? (вместе приклеивают на окно, завешивают его черной тканью, уходят)

ЧТЕЦ: 8 сентября, обычный день недели,
Начало осени, красивое и яркое,
Сентябрьский ветерок, и голуби летели,
И лес к себе манил людей подарками,
И тишиной, и свежестью дыхания.
Привычно занималось утро раннее…
Так было до того или потом,
Но в этот год беда стучалась в дом.
В том 41-ом памятном году
Железным обручем сковало красоту,
Безжалостный, губительный охват,
Жизнь ленинградцев превративший в ад, –
БЛОКАДА. Нам, живущим, не понять,
Что чувствовал ребёнок, угасая,
Везя на санках умершую мать
И губы от бессилия кусая…
Звучат сирены, метронома звук
Тревожит память деточек блокадных,
Им выпало без счёта адских мук,
Труда для фронта без речей парадных,
Им выпало, но люди не сдалИсь,
Не сдался город, взрослые и дети!
Их памяти, живущий, поклонись
И расскажи – пусть помнят! – нашим детям.

СЦЕНА 3. БОМБЕЖКА.

(Лена сидит на краю сцены, расплетает косички. Подходит Папа с медвежонком)

Папа: А вот и твой Мика. Пора спать, доченька.

Лена: Ну папа, еще рано! Я не хочу!

Папа: (шутливо) Ах таааак… Ну я сейчас…

(не договаривает, раздается голос Соседки 1)

Соседка 1: Комаровские! Вы с ума сошли?? Вы что, ничего не слышите? Немецкие самолеты! Бегите! Мы уже побежали!

Папа (включает радио, звучит воздушная тревога. Гасит свет, тянет Лену)

Лена: Папа, я боюсь!

Папа (кричит в сторону кулис): Ольга! Бомбят! Немедленно все бросай и вниз, Ленка со мной!

Мама (выходит с растерянным лицом): В чем дело? Почему такая паника?

Папа: Самолеты! Бегом вниз!

Лена: Мамочка! Там Мика остался, надо его взять!

(Мама идет за медведем и сумочкой с НЗ)
Папа: Никаких Мик! Обе рехнулись, быстро вниз!

(Мама возвращается и все спускаются вниз. Туда же приходят соседи. Слышны гул самолетов, отдаленные взрывы. Люди пугаются, создают давку. Кто-то кричит: «Нас задавило!», в ответ другой голос: «Отставить панику!» Внезапно наступает тишина. Все расходятся, остаются только Комаровские.)

Папа (поднимаясь наверх): Какой ужас…Оля! Это ведь только начало. Нас всех перебьют!

Мама: (решительно и грозно): Больше я такой паники не допущу. И в подвал тоже – больше не пойду. (Уходят)

ЧТЕЦ:

Я говорю с тобой под свист снарядов,

угрюмым заревом озарена.

Я говорю с тобой из Ленинграда,

страна моя, печальная страна…

Кронштадтский злой, неукротимый ветер

в мое лицо закинутое бьет.

В бомбоубежищах уснули дети,

Ночная стража встала у ворот.

Над Ленинградом – смертная угроза…

Бессонны ночи, тяжек день любой.

Но мы забыли, что такое слезы,

что называлось страхом и мольбой.

СЦЕНА 4. ОЛАДЬИ ИЗ КОФЕЙНОЙ ГУЩИ.

(Папа смотрит в окно (проектор), виден огромный пожар)

Папа: Оля, подойди сюда. Смотри, я такого еще не видел…

(Мама и Лена подходят, смотрят на огонь, подходят соседи)

Ведущий за кулисами:
Недели первые блокады,
Бои за Га́тчину и Мгу,
Горят Бада́евские склады
На низком невском берегу.
Мука́ сгорает, над районом
Дым поднимается высок,
Красивым пламенем зелёным
Пылает сахарный песок.
Вскипая, вспыхивает масло,
Фонтан выбрасывая вверх.
Три дня над городом не гаснул
Печальный этот фейерверк.

И мы догадывались смутно,
Горячим воздухом дыша,
Что в том огне ежеминутно
Сгорает чья-нибудь душа.
И понимали обречённо,
Вдыхая сладкий аромат,
Что вслед за дымом этим чёрным
И наши души улетят.
А в город падали снаряды,
Садилось солнце за залив,
И дом сгоревший рухнул рядом,
Бульвар напротив завалив.
Мне позабыть бы это надо,
Да вот, представьте, не могу —
Горят Бадаевские склады
На опалённом берегу.

Соседка 2: Что будет?…

(Отходят, берут карточки, по одному выходят вперед, показывая их)

Ведущий за кулисами: У родителей зеленые, «Служащие» (родители показывают карточки, уходят)

У тети Юли – желтая, иждивенческая (Соседка 2 показывает, уходит)

У Лены – розовая, детская… (Лена показывает, остается на месте)

Лена:  Новые карточки очень красивы — глянцевитая плотная бумага и много-много аккуратных квадратиков, на которых чернеют цифры: 50, 100, 125, 150, 200, 300… Это — граммы: хлеба, сахара, крупы. Когда смотришь на новые карточки, кажется, что этих граммов — уйма. Но когда «отоваришься» в магазине, то груз в кошелке почти невесом…

(Берет все карточки и складывает в шкатулку с замком, уходит. Выходит мама.)

Мама: Что приготовить на обед? На ужин? Из чего приготовить? Где взять ТО, из чего готовят обеды и ужины? Бережно сохраняю редкие очистки от столь же редких картофелин. Отмытые и перемолотые, сдобренные остатками крахмала, очистки очень вкусны. Кофе давно уже выпит. Из кофейной гущи испечены черные-пречерные, горькие-прегорькие оладьи.

(Берет тарелку с черными оладьями, идет к соседям. Выходит Соседка 1 и Соседка 2)

Мама: Вот, угощайтесь, оладьев напекла.

Соседка 1 (скривившись): Ой, нет, не надо нам такого. У нас нормальная мука есть. Мы, в отличие от некоторых, прилично запаслись! (Уходит)

Соседка 2: (пробует): А ничего, есть можно. Хотите, я вас тоже угощу? У меня студень есть. (Выносит тарелку мутного студня)

Мама (принюхиваясь): Из чего это?

Соседка 2: Из чего, из чего! Из столярного клея! (смеется) А что, все мясной дух! (отдает маме пластинку такого клея) Вот, держите, не стесняйтесь, хоть мужчину своего покормите!

(все уходят)

ЧТЕЦ: Вместо супа — бурда из столярного клея,
Вместо чая — заварка сосновой хвои.
Это б всё ничего, только руки немеют,
Только ноги становятся вдруг не твои.
Только сердце внезапно сожмётся, как ёжик,
И глухие удары пойдут невпопад…
Сердце! Надо стучать, если даже не можешь.
Не смолкай! Ведь на наших сердцах — Ленинград.
Бейся, сердце! Стучи, несмотря на усталость,
Слышишь: город клянётся, что враг не пройдёт!
…Сотый день догорал. Как потом оказалось,
Впереди оставалось ещё восемьсот.

СЦЕНА 5. ДОРОГА ЧЕРЕЗ МОСТ

(Мама и Лена идут в теплой одежде, Лена замедляет шаг, не хочет идти)

Лена: Маам, я устала… Я не могу идти так быстро.

Мама: Отчего же? Ты здоровая девочка.

Лена: Я же сказала тебе – я устала!

(Завывает сирена. Мама оглядывается по сторонам, решая, куда лучше спрятаться, но укрытий нет, надо идти через мост. Она тянет Лену за собой)

Лена: Помедленнее, умоляю! Помедленнее!

(рядом слышно грохот взрывов)

Лена: Ну хоть маленькую передышечку, мама!

(Мама не секунду останавливается, встряхивает Лену, хватает ее чуть ли не за шкирку и тащит вперед. Звук разрывающейся бомбы очень близко, маму и Лену отбрасывает взрывной волной, они продолжают бежать. Когда все утихает, они останавливаются. Мама помогает Лене отряхнуться)

Мама: Погибают те, у кого нет энергии, нет воли. Ты уже большая девочка. Пора понимать кое-что в жизни. Я торопилась потому, что предвидела приблизительно, когда начнется обстрел. Я ничего не говорила — не хотела пугать тебя заранее. Что было бы сейчас с нами, если бы я поддалась на твои капризы?

(уходят)

ЧТЕЦ: Вы памятник «детям блокады» видали?

— Стоит у дороги из камня цветок,

Он символ трагедии, символ печали,

Непрожитых жизней, надежд и тревог.

Тела истощались, глаза потухали,

И смех оборвался и голос умолк…

Он – память погибшим, он – гимн пережившим

Весь ужас тех страшных «девятисот».

Сердца замирали в надежде и страхе:

Недетские горести выпали им –

И тем, кто не выжил, и тем, кто остался;

И памятник мертвым, и память живым.

Уж стали седыми «блокадные дети»,

Прошло полстолетья, а сердце болит.

И памятник этот, на постаменте,

Живым об ушедших забыть не велит.

СЦЕНА 6: ГОЛОД

(Лена сидит за столом. Перед ней стакан воды и крошечный кусочек хлеба. Родители уходят)

Лена: Вы скоро придете?

Папа: Постараемся как можно быстрее…

(Лена съедает хлеб, запивает водой. Наводит порядок, заворачивается в одеяло, садится читать «Трех мушкетеров. Время от времени доносятся звуки самолетов и обстрелов, Лена поднимает голову, прислушивается, но продолжает читать, доходит до описания трапезы, зачитывает его вслух)

Лена: «После супа служанка подала вареную курицу — роскошь, при виде которой глаза у всех присутствующих чуть не вылезли на лоб» — да уж, у меня бы сейчас тоже от такого зрелища глаза на лоб полезли бы…

«Г-жа Кокнар придвинула к себе блюдо, искусно отделила две большие черные ножки, которые положила на тарелку своего мужа, отрезала шейку, отложив ее вместе с головой в сторону, для себя, положила крылышко Портосу и отдала служанке курицу почти нетронутой, так что блюдо исчезло, прежде чем мушкетер успел уловить разнообразные изменения, которые разочарование производит на лицах в зависимости от характера и темперамента тех, кто его испытывает.

Вместо курицы на столе появилось блюдо бобов, огромное блюдо, на котором виднелось несколько бараньих костей, на первый взгляд казавшихся покрытыми мясом»… Везет же им… Вот бы мне сейчас встретить какого-нибудь волшебника, он бы спросил у меня, чего ты хочешь, Леночка? А я бы ему… Ну конечно, чтобы наши победили! А он бы тогда спросил – «А чего ЕЩЕ ты хочешь?». И тогда бы я сказала – «Горохового супу с грудинкой!» (мечтает) Так, нет. Хватит. Надо дальше читать. (продолжает читать книгу, но уже посматривает на буфет). Там для ужина отложены три ломтика хлеба и целых три дольки шоколадки…  (смотрит в книгу, но недолго) А что, если я смогу отрезать от шоколадки совсем крошечный, незаметный краешек?

(встает, подходит к буфету, достает «ужин», рассматривает его)

Лена: Этого же никто не увидит… Да и возьму я только свою долю… (откусывает маааленький кусочек шоколадки) Вкусно-то как… (откусывает еще, и еще, и еще… Съедает свой кусочек хлеба). Еще… Возьму немного от папиной доли, совсем крошечку… (Лена останавливается, когда остается один кусочек хлеба)

Что же я наделала… Как я взгляну в глаза маме?? (прячет все)

(Приходит Папа, целует Лену в макушку, напевает песенку себе под нос, достает кружки. Приходит мама, убирает вещи, подходит к буфету, замирает)

Мама: Лена… Ты съела хлеб?? (смотрит очень строго)

Лена (пугаясь): Нет, не я… Это папа…

(Папа резко оборачивается, смотрит на неё со страхом, болью и разочарованием)
Папа (тихо): Лена, ты же говоришь неправду. Я только что пришел.

Лена: Нет, это он, он, он! (начинает плакать)

Мама (делает глубокий вздох, берет последний ломоть хлеба и сует Лене в руку): Ешь!

(Лена, давясь, доедает хлеб, Мама смотрит на нее, все уходят)

ЧТЕЦ: Наш хлебный суточный паёк
Ладонь и ту не закрывает.
И человек, который слёг,
Теперь — всё чаще — умирает.
И потому что нету сил,
А над землёю вьюга стонет,
Мы мёртвых, чтоб не рыть могил,
В траншеях городских хороним.
Бушует голод. И пока
Не разорвать кольца блокады.
И от пожаров облака —
Красны, проплыв над Ленинградом.
От них пылает небосклон.
И враг, увидя их, в смятенье:
В них — боль, и гнев, и дрожь знамён
Перед началом наступленья.

(Выходят Мама, Папа, Лена, Соседи)

Мама: Девятьсот дней блокады — подвиг ленинградцев. О нем написано много. Но когда речь идет о подвиге, любое свидетельство бывает не лишним.

Папа: Девочка Лена со своей семьей стала одной из тех, кто выжил в блокаду, несмотря на бомбежки, обстрелы и бесконечный голод.

Соседка 1: Потом, уже взрослая Лена закончит Ленинградский университет, и уедет в Новосибирск, подальше от воспоминаний о тех страшных годах.

Соседка 2: И напишет там автобиографичную повесть «Хлеб той зимы», чтобы никто из живых не забывал о том, что пришлось пережить людям в годы блокады.

Лена: Блокада Ленинграда продолжалась с 8 сентября 1941 г. по 27 января 1944 г. За это время на северную столицу было сброшено 107 тыс. авиабомб, выпущено около 150 тыс. снарядов. По разным данным, за годы блокады погибло от 400 тыс. до 1 млн. человек.

Мама: Но люди жили. Боролись за свою жизнь всеми силами!

Папа: Весной 1942 года, пережив самую страшную блокадную зиму, ленинградцы стали носить на одежде значок: ласточку с письмом в клюве. Этот символ ленинградской блокады был ответом на заявления немецкой пропаганды о том, что даже птица не может пролететь в город.

Соседка 1: Несмотря на тяжёлую обстановку на всех фронтах, страна помнила о Ленинграде и ленинградцах. В кратчайшие сроки по льду Ладожского озера была построена дорога. Над ней постоянно кружили вражеские самолёты, сбрасывая свой смертоносный груз, она день и ночь обстреливалась из орудий. Машины уходили под лёд вместе с продуктами и теми, кто пытался спасти ленинградцев. Первое её название «Дорога смерти», но ленинградцы называли её «Дорогой Жизни». Ведь только по ней можно было доставить продукты умиравшим горожанам, только по ней вывезти людей из блокады.

Соседка 2: Во время блокады город продолжал жить: работали библиотеки, проводились экскурсии по залам Эрмитажа, всю блокаду не прекращал работу театр музыкальной комедии. Агитбригады артистов и школьников выезжали с концертами на передовую и в госпиталя. Это помогало выживать.

Лена: И город выстоял! Полуживые, голодные и замёрзшие ленинградцы самоотверженно трудились. Наконец, они просто жили в блокадном городе. Одно это уже было подвигом. В январе 1943 года Ленинград получил связь со страной – узкую полоску земли шириной 10 километров, которую, ценой больших потерь, отвоевала у врага советская армия. 27 января освобождение Ленинграда от вражеской блокады было завершено.

Ведущий:
За залпом залп. Гремит салют
Ракеты в воздухе горячем
Цветами пёстрыми цветут,
А ленинградцы тихо плачут.
Ни успокаивать пока,
Ни утешать людей не надо,
Их радость слишком велика –
Гремит салют над Ленинградом!
Их радость велика, но боль
Заговорила и прорвалась:
На праздничный салют с тобой
Пол – Ленинграда не поднялось.
Рыдают люди и поют,
И лиц заплаканных не прячут.
Сегодня в городе салют!
Сегодня ленинградцы плачут…

Мама: Помните!
Через века, через года, —
помните!
О тех,
кто уже не придет никогда, —
помните!

Папа: Не плачьте!
В горле сдержите стоны,
горькие стоны.
Памяти павших
будьте достойны!
Вечно достойны!

Соседки (вместе): Хлебом и песней,
Мечтой и стихами,
жизнью просторной,
каждой секундой,
каждым дыханьем
будьте достойны!

Лена: Люди!
Покуда сердца стучатся, —
помните!
Какою ценою
завоевано счастье,
пожалуйста, — помните!

Ведущий

Ремарки

Ход мероприятия

Чтец стихотворения

Опять война,
Опять блокада…
А может, нам о них забыть?
Я слышу иногда:
«Не надо,
Не надо раны бередить.
Ведь это правда, что устали
Мы от рассказов о войне
И о блокаде пролистали
Стихов достаточно вполне».
И может показаться:
Правы
И убедительны слова.
Но даже, если это правда,
Такая правда – не права!
Чтоб снова
На земной планете
Не повторялось той зимы,
Нам нужно,
Чтобы наши дети
Об этом помнили,
Как мы!
Я не напрасно беспокоюсь,
Чтоб не забылась та война:
Ведь эта память –
Наша совесть.
Она,
Как сила, нам нужна…

Сцена 1

Рассказчик-1

Рассказчик стоит один на сцене

К концу его монолога на сцене появляется второй

Это история о детях военной поры. О маленьких жителях города Ленинграда. У  них было особое, опаленное войной, блокадное детство. Им было гораздо хуже, чем взрослым! Часто они, из-за своего маленького возраста, не понимали, что происходит вокруг: почему за окном взрываются снаряды, почему так страшно воет сирена  и нужно бежать в бомбоубежище, почему рядом больше нет папы, и почему все время хочется есть …Много детского «Почему?», на которые нельзя дать ответ.

Рассказчик-2

Детям, наравне с взрослыми,  пришлось пережить холод, голод, гибель родных, но они держались и держались до конца, пройдя через весь этот ужас.. Ужас, который взрослые назовут страшным, черным словом — Блокада.

Сцена 2 «Сентябрь 1941»

Мама

На сцену быстро входит Мама. В одной руке у нее маленькая рубашка. Садиться на ступеньку лестницы, на которой лежит детский чемоданчик.

Таня! Таня!! Ты не видела рубашку Шурика? Белую..мы с папой на Первомайские праздники покупали.

Таня

Выходит Таня и берет рубашку с колен мамы

Мама, вот Шуркина рубашка. Ну что же ты?

Мама

Утыкаясь лицом в рубашку

Действительно 

Таня

Мама, не плачь. Он ведь не один едет — весь садик в Волхов эвакуируют! Вот скоро война кончиться и мы с тобой поедем и заберем Шурку!

Мама

Таня, Таня! Как же ты не понимаешь — фашисты уже у Ладожского озера, они уже  бомбят Ленинград! Война, дочка, скоро не закончиться — наши войска пока отступают.

Таня

Ну вот! А в эвакуации безопасно! Шурик и так плачет постоянно — боится взрывов снарядов. Мама, ты подумай!

Мама

Решительно бросает рубашку

Я уже подумала, Таня! Мы останемся в Ленинграде все  вместе — ты, я и Шурка. Кончится же однажды война, вернется папа..

Таня

Продолжая фразу

И будем мы опять жить одной дружной семьей!

Таня уходит за кулисы с чемоданом. Мама выходит на авансцену

Мама

На следующий день, рано утром, я поехала в порт одна, что бы предупредить воспитателей, что Шура не едет в эвакуацию. На пристани собралось много народа-мамы, бабушки: слезы, последние наставления..

В этой толпе я с трудом отыскала Валентину Сергеевну. «Многие родители детей не привели, не захотели расставаться!» -на прощание сказала мне воспитательница. .. И все на пристани долго махали вслед уплывающей барже, вслед уплывающим белым панамкам детей.

Сцена 3

Рассказчик 1

8 сентября 1941 года немцы замкнули кольцо окружения вокруг Ленинграда. Гитлеровская армия остановилась в 10 километрах от города, и в первые дни окружения разбомбила продовольственные склады.

Гитлер отдал приказ: «Ленинград должен умереть голодной смертью!». Началась блокада.

В город еще пробивались баржи с  мукой, крупами, которые раздавали жителям по карточкам, но норма постоянно уменьшалась-350 грамм хлеба на взрослого, 200 грамм- на ребенка.

Рассказчик 2

В первую, самую страшную блокадную зиму 41-42 года, в городе умерло около 780 тысяч человек.. В первую очередь погибали старики, дети. И чаще всего-от голода.

Единственной ниточкой, связывающей блокадный Ленинград с Большой землей стала «Дорога жизни»-сначала по воде, потом по льду Ладожского озера везли в осажденный город продовольствие, а оттуда-раненных и больных людей.

Рассказчик 1

Фонограмма: Ленинградский метроном

Вместо супа — бурда из столярного клея,

Вместо чая — заварка сосновой хвои.

Это б все ничего, только руки немеют,

Только ноги становятся вдруг не твои.

Только сердце внезапно сожмется, как ежик,

И глухие удары пойдут невпопад..

Сердце! Надо стучать, если даже не можешь.

Не смолкай! Ведь на наших сердцах — Ленинград.

Бейся, сердце! Стучи, несмотря на усталость,

Слышишь, город клянется, что враг не пройдет!

…Сотый день догорал. Как потом оказалось,

Впереди оставалось еще восемьсот

Таня

Таня выводит на сцену Шурика, усаживает рисовать за стол

Вот сиди у «буржуйки», рисуй.

Шурик

А почему печку назвали буржуйка? Потому что ее буржуи придумали?

Таня

Потому что жрет дров много, а толку от нее мало. Как и от буржуев-врагов мирового пролетариата!

Шурик

Таня! А ты чего больше боишься — Гитлера  или крыс? Я-крыс. Их теперь стало так много..

Таня

Я больше всего боюсь карточки хлебные потерять. Тогда нам всем, Шурка, будет полный капут. Месяц без еды мы точно не продержимся!

Шурик

Не продержимся. Я вот все время есть хочу. Витька с третьего этажа сказал, что его мама  может варить студень из столярного клея. Жаль, что у нас клея нет!

Таня

Шурик, кипяточку попей, все меньше о еде думать будешь!

Шурик

Помнишь, Таня, я раньше молоко не любил с пенкой? Эх, сейчас бы целую кастрюлю выпил бы!!!

Сцена 4 За хлебом

Заходит соседка-Софья Константиновна в лохматой заячьей шапочке, с лентами, болтающимися под подбородком, и в сером элегантном пальто, затянутом широким мужским ремнём, к груди прижимает сумочку. Таня уводит Шурика, возвращается.

Софья Константиновна

Здравствуй, Наталья Васильевна. Я там, у булошной очередь вам заняла — всех предупредила, что сейчас придет девочка в красном пальто, хорошенькая такая.

Таня

У меня пальто синего цвета, Софья Константиновна!

СК

Правда? Ну, не важно, Танечка. Ты будешь стоять за женщиной в чёрном пальто. Оно буквально ей до пят. Знаете, чересчур длинное пальто. И с опущенными ушами.

Таня

У неё уши опущенные?

Мама

Укоризненно

Таня!! Сходи, пожалуйста! Карточки в комоде.

СК

Ты не поняла меня. Опущены уши у мужской шапки, которая на женщине. Которая в черном пальто до пят..Уф! Какая непонятливая девочка.

Будь осторожна, деточка, когда с хлебом назад пойдешь. Сегодня какой-то мальчишка прямо на моих глазах вырвал у девчонки хлеб — несла, растяпа, в руках, неспрятанным, незавернутым.

Мама

Как вырвал?

СК

А вот так! Тут же запихал его весь в рот. С таких лет никакой моральной выдержки. Он меня буквально чуть не уронил в снег.

Мама

И никто не задержал?

СК

А кто? Я должна задержать?! Мне больше всех надо? Вы меня удивляете, милочка!

Мама

Никто не догнал! Что же это с людьми делается?

СК

 Может быть, его за углом дружки ждут? А у меня в сумочке лежит паёк. А мальчишка грязный до невозможности, замаранный до последней степени. Беспризорник, наверное!

Таня

А девочка что?

СК

Она стоит и глазами хлопает. Как пень стоит. Люди поохали и разошлись. Буквально, как растаяли в тумане. По своим норам.

Мама

Бедная девочка! Она ж теперь от голода умрет!

Сцена 5 «Карточки»

Таня

Хлебные карточки!!! Рабочие!  Еще целые.  350 граммов хлеба в день!!! Ой…

Кто-то потерял, бедолага!

Залезает повыше на ступеньки, оглядывает вокруг. Появляется Юрка.

Таня быстро прячет карточки в карман

Юрка

Садится на нижнюю ступеньку

Танька, дура, в сосульку превратишься! Сейчас фашист прилетит и бомбу тебе прямо на макушку ка-а-а-к сбросит!

Таня

Смущенно

Это ты дурак, Юрка. А я где хочу, там и стою! Может у меня тут дела?

Юрка, а  твоя мама получает рабочую или иждивенческую карточку? Нет, я хотела спросить, выкупали уже хлеб? Нет, я хотела…

Юрка

А что это ты спрашиваешь?

Таня

преувеличенно равнодушно

Я просто так спросила

Юрка

Ха, стоит просто так, про хлеб спрашивает просто так. А знаешь, по законам военного времени нельзя ни про что выспрашивать. Я-то знаю, что ты не шпионка. А другие? Как они посмотрят, что их нагло выспрашивают?

Таня

Я не нагло. И не про военные тайны — зачем они мне? Я про хлеб. Ты сегодня ходил хлеб получать?

Юрка

Хм.  Сегодняшнюю норму хлеба я ещё вчера съел. Мать на работе кормят. (агрессивно) Тебе какое дело?

Таня

А у матери твоей иждивенческая карточка?

Юрка

Ты, Танька, или идиотка, или что-то скрываешь!

Таня

Да ничего я не скрываю! Вот что же ты будешь есть, если съел завтрашний хлеб? Сухари у вас есть?

Юрка

замялся

Ну..Есть. Немного. Я на фронт бы убежал, но бабушка слабая стала совсем. Как её оставить? Ворчит все время: «Кому влетело в башку, что немощной старушке и подростку надо давать хлеба поровну?  Хотят угробить будущее страны!» И мне половину своей пайки подсовывает.

Таня

И ты берешь?

Юрка

Беру, Тань, беру..Есть очень хочется. Эх! Сбежать бы на войну! Сиди себе в окопе, стреляй фашистов. Разве из фашистского окопа видно, что стреляет человек маленького роста? Лишь бы хорошо научиться стрелять. Знаешь, сколько бы я фрицев мог прикончить?!  Ты куда идёшь?

Таня

В булочную. Только хлеба, наверное, сегодня уже не будет.

Юрка вздохнул, пригорюнился

Таня

неожиданно

Юрка, а ты подвал под нашим домом знаешь?

Юрка

Я все подвалы в нашем доме знаю. Чего спрашиваешь?

Таня

Нагло врет

В подвале лежит себе банка. Почти целая, с конфетками монпансье. Я своими глазами видела, как Алька-Барбос из пятой квартиры уронил её туда. Начал он её открывать, чтобы достать штучку. А она как вырвется из рук — и прямо по ступенькам в подвал загремела. Подвал открытым стоял, для проветривания. Алька-Барбос запыхтел, хотел лезть в подвал, но там темно, и он струсил. Его мать тоже не полезла, дала ему по шее, и дело с концом. Он так орал от злости, так орал!  Монпансье какое вкусное! Можно одну конфетку облизывать целый день. А там целая банка!!!

Юрка

Её давно крысы съели.

Таня

Она железная. Крысы разве железо прокусывают?

Юрка

Дура ты, Танька! Надо же такое придумать — монпасье в подвале! Ты бы еще сказала, что булка с маслом там с осени лежит! Дура.

Таня

Ну, не хочешь, не верь! Сам дурак!

показывает Юрке язык, уходит, размахивая сумкой

Сцена 6 «Месяц жизни»

Юрка присел на ступеньки лестницы, закутался поплотнее в пальтишко. Появляется Таня.

Таня

Ты что, Юрка, до сих пор тут сидишь?

Юрка

Танька, а у тебя санки дом есть?

Таня

подозрительно

Есть. А зачем тебе?

Юрка

Мамку в морг отвезти. Семеныч, дворник, пообещал помочь на улицу  вынести.

Таня

тихо садится на ступеньку

Ох! Когда она…умерла?

Юрка

Три дня назад. Там, в своей комнате и лежит

Таня

Как в комнате?

Юрка

обреченно

Там все окна давно уже выбиты, снег кругом.. Остались мы с бабкой теперь  без довольствия — у нее иждивенческая карточка на 200 грамм хлеба в день, и у меня детская. А я уже сегодняшний хлеб вчера съел.

Таня

Ты говорил, что сухари у вас есть..

Юрка

Какие сухари?! Я весь хлеб до крошки съедаю. За один раз! Нет терпения на три части делить — завтрак, обед, ужин. 

Таня

садится рядом, трогает его за плечо

Как же вы теперь, Юра

Юрка

горько

Да никак, Тань.. Нас с бабкой и вывозить будет некому. (встает) Санки дашь?

Таня

достает из кармана найденные карточки, протягивает Юрке

Дам. И санки дам, Юрка, и..вот это..

Юрка

Это что? Ты что это? Это как?!

Таня

Нашла я их вот здесь, когда в булочную шла. Если бы ты раньше меня здесь был, то ты бы их  нашел. Бери, Юрка!

Юрка

Осторожно берет карточки

Ты знаешь, что это такое, Танька?!

Таня

Карточки. Рабочие. На целый месяц.

Юрка

Это месяц жизни, Танька.. Для меня и бабули моей. (отворачивается, смахивает слезы)

Таня

Идем, Юра, я тебе саночки дам. Отвезешь тетю Валю в морг.

Уходят

Сцена 7

Рассказчик 2

К лету 42-го года вокруг Ленинграда немцы развернули огромное количество  артиллерийских батарей. Они составили схему города и наметили несколько тысяч самых важных целей, которые обстреливали ежедневно. Все попытки советской армии прорвать блокаду заканчиваются неудачей.

Декабрь 42-го. До окончания блокады оставалось 13 месяцев.

Входит. Таня в свитере, юбке. В руках два полешка. Подходит к буржуйке.Входит Мама с Маней. Мама — в пальто, ботиках. Маня — в старой шубейке, за плечами торба.

Мама

Почему не в бомбоубежище?

Таня

Да ладно, мам! Пока оденешься, спустишься- уже отбой.

Мама

Вот, принимай подружку. Стоит у дверей, плачет. Постучать стесняется..

Таня

(подбегает к подруге, помогает снять торбу)

Маня! Ты что? Проходи, скорей, раздевайся — только «буржуйку» растопила. Ты что так поздно по городу ходишь? Как тебя отпустили-то?

Маня

Некому отпускать. Страшно одной в квартире…

Мама

А бабушка?

Маня

Умерла бабушка… Ночью так страшно было, просто жутко одной. Я с головой дрожу под одеялом, а мне слышится, будто мёртвая бабушка ходит по комнате и всё свою брошку разыскивает, которую еще в 41-ом на хлеб сменяла. 

Тетя Наташа, а возьмите меня к себе жить, а? Дров на четверых надо будет меньше, у меня еще вот (кладет торбу на стол, показывает Тане содержимое) продукты кой-какие остались.

Мама

Да оставайся уж. И Тане все повеселей будет, а то я до ночи на работе.

Маня

А еще я готовить умею! Я однажды такой суп сварганила с отцовского кожаного ремня-наваристый, ух! (усмехнулась) Меня папаня этим ремнем до войны бывало так охаживал, неделю сидеть не могла. Я так этот ремень ненавидела! А голодуха пришла, сгодился — кожа то настоящая, свиная!

Вот вернется папанька с войны, а я ему: «Тю-тю твой ремень, мы с бабкой его съели! И добавки попросили». Хотя, он меня уже бить не сможет!

Таня

Почему это?

Маня

А мы –блокадники! (сжимает кулак) Нас немец ломал, да не сломал. Мы-кремень!..А я стихи научилась сочинять.

Сцена 8

Рассказчик 1

Фонограмма №13: звук салюта

В конце января 44-го полностью снята блокада Ленинграда.

 Почти 2,5 года, почти 29 месяцев, долгих 872 дня город жил в осаде.

От голода, холода, бомбежек погибло более полумиллиона ленинградцев. Но город выстоял!

В этот день, 27 января в Ленинграде прогремел салют Победы!

Рассказчик 2

За залпом залп. Гремит салют

Ракеты в воздухе горячем

Цветами пестрыми цветут

А ленинградцы тихо плачут.

Ни успокаивать, ни утешать людей не надо.

Их радость слишком велика-

Гремит салют над Ленинградом!

Рассказчик 1

Их радость велика, но боль..

Заговорила и прорвалась:

На праздничный салют с тобой

Пол-Ленинграда не поднялось..

Рыдают люди и поют,

И лиц заплаканных не прячут.

Сегодня в городе-салют!

Сегодня ленинградцы плачут..

Разработка педагога дополнительного образования

МБУДО «Районный центр внешкольной работы»

Кичигиной Ларисы Николаевны, руководителя объединения «Василиса»

Сценарий спектакля

«Мы тоже хотели жить»,

посвященный детям блокады Ленинграда

Голос за сценой: «Война обрушилась нежданно… все переполнила собой,
       И все смешалось в этом мире,   и смерть носилась над землей.

           С войной слепою и жестокой, мы бок о бок к Голгофе шли…
                  Четыре очень долгих года свой крест недетский мы несли…»

(Темно. Свет от буржуйки. под потолком крест-накрест закрытые кусочки окон.На полу матрасы. Куча газет, бумаги стол лавка 2 стула. Алюминиевые кружки чайник на плите. Дети …кучкой сидят в углу-поближе к буржуйке…на кровати на куче вещей лежит девочка…Дети подкидывают газеты в печку )

Вероника -«Мните сильнее, дольше гореть будет»

(дети сминают скручивают полешки из газеты)

Уля-Аня -: « Кушать хочется» кашляет

Ангелина: «Попей горячей водички, легче станет»

1.(Вой метели, стук, скрип двери, шарканье, пришли Алина и Карина с дровишками).

Дети: «Ура! Ура! Тепло будет!» (помогают раздеться, подкидывают в печку)

Алина -«Как вы? Замерзли?»       Карина-« Сейчас согреемся»

дети наливают горячей воды в кружки и дают девочкам.

Алина — «Сегодня за ночь потушили 8 фугасок и одну зажигательную бомбу»

Карина— « А Танька с 8 дома руки обожгла, мы её в госпиталь проводили

Алина— «А вы так как переночевали?»

Даша- «Нормально» Маша — «Только Аня сильно кашляет»

Ангелина — « и кричит во сне»

(Девочки подошли, погладили Аню) «Температура, горит совсем» (дают воды, укладываются на матрасы.

1. Вой метели, стук, скрип двери, шарканье, пришли Мадина и Саша с чайником воды.. Дети встречают, раздевают, ставят чайник на печку, наливают в кружки.

Мадина-« Вот, принимайте подружку.

Саша-« Стоит у колонки, плачет..»

Даша -«Как тебя зовут девочка?»    

Полина— «Полина »

Мадина-— «Проходи, скорей, раздевайся»

Даша –А у нас «буржуйка» топиться.»

Алина— « Ты что так одна по городу ходишь? Как тебя отпустили-то?»

Полина— «Некому отпускать. Страшно одной в квартире…»

Соня – «А мама на заводе?»

Полина-— «Нет … нет.. умерла.. умерла давно…бабушка говорила 40 дней прошло.»

Мадина-— «Значит тебя бабушка ищет!»

Полина— «нет, не ищет, умерла вчера бабушка… Ночью так страшно было, просто жутко одной. Я с головой дрожу под одеялом, а мне слышится, будто мёртвая бабушка ходит по комнате и всё свою брошку разыскивает, которую еще в октябре на хлеб сменяла. А потом ко мне наклоняется…Бррр..»

Карина—«Она же мёртвая, а мертвые не могут по дому разгуливать».

Полина— «Вам то хорошо,вам не страшно, вас много…А возьмите меня к себе жить, а? у меня еще вот (кладет торбу на стол, показывает содержимое) продукты кой-какие остались»( Дети разглядывают «Пшено!! Картошка!!!Сухарики!!»)

«Да бабушка копила, приговаривала — я то пожила, а тебе Полина жить нужно! А еще я готовить умею! Я однажды такой суп сварганила с отцовского кожаного ремня-наваристый, ух!  Меня папаня этим ремнем до войны бывало охаживал, …. Я так этот ремень ненавидела!… А голодуха пришла, сгодился — кожа то настоящая, свиная!»

Мадина—« Сейчас, наверное, жалеешь, что у отца только один ремень был» Полина— «Ага. Вот вернется папанька с войны, а я ему: «Тю-тю твой ремень, мы с бабкой его съели! И добавки попросили». ….Хотя, он меня уже бить не сможет!»

Соня-—«Это почему же?»

Полина-— « А потому что — мы –блокадники! (сжимает кулак) Нас немец ломал, ломал, да не сломал. Мы- -кремень!»

Даша—«Меня Даша зовут! А пойдем я тебе свою куклу покажу!»

Саша – «Мадина…А почему печку назвали буржуйка? Потому что ее буржуи придумали?»

Мадина--«Нет Саша…Это потому, что жрет дров много, а толку от нее мало. Как и от буржуев — врагов мирового пролетариата! Пойдем подкидывать»

Карина—«Маша! А ты чего больше боишься — Гитлера  или крыс?»

Маша—« Я?! Я —крыс. Их теперь стало так много..»

Алина—«Я больше всего боюсь карточки хлебные потерять. Тогда нам всем, будет полный капут. Месяц без еды мы точно не продержимся!»

Лейла— «Не продержимся. Я вот все время есть хочу. Витька с третьего дома сказал, что его мама  может варить суп из столярного клея

Маша –« Жаль, что у нас клея нет!»

Карина— «А ты Маша, кипяточку попей, все меньше о еде думать будешь!»

3.Вой метели, стук, скрип двери, шарканье—заходят Ксюши с госпиталя, дети подбегают, здороваются радуются)

Даша—А у нас то новенькая!

Ангелина- «Её Полиной зовут!»    Лейла- «А она из ремня суп варила!»

Ксюша—Здравствуй, здравствуй Полина!!Ксения—Здравствуй Поля, меня тоже Ксюшей зовут, ух ты- какая хорошенькая!

Лейла—«А где Зина?…???»   Даша— «Осталась во вторую смену?»

Ксюша—«Нет»   Ксения— «Нет больше Зины…раненый солдат без ног, все воды просил…

Ксюша —«А врач то запретил давать, а Зина то у нас сердобольная»

Ксения-—В чашке понесла -губы помочить и бац (ГРОХОТ ВЗРЫВА) и нет ни солдата, ни Зинки, только чашка долго крутилась и звякала.. (плачь)

Ксюша —«А что. мы еще то принесли! Аня! Анечка! Смотри!

Ксения-—«Доктор сказал, это НЗ, неприкосаемый запас, только для командиров!

Ксюша-–Пенициллин называется! Аня ты сразу поправишься!!» (разводят в кружке и поют Аню).

Аня: «Какая вкуснятина! Прямо как калины наелась!».

(В это время дети делают самолетики)

Даша-— «Дж..Дж. А мой папка скоро прилетит на самолете.., мама уже наверняка его нашла.. они вместе прилетят за мной..и заберут меня от сюда!»

Аня--А меня ? Ангелина— А меня возьмешь? Даша--: «И тебя…Всех возьмем – у моего папы большая эскадрилия—они нас всех заберут с собой!» «Ура!» «Ура!» Ангелина—«Там больше не будет взрывов??» Даша— «Не будет!»

Лейла—«И хлеб будет не по карточкам, а сколько Хочешь?»

Даша— «Да, да,сколько хочешь!»( в этот момент большие девочки подкидывают дрова в углу напротив шуршание, писк.)

Ксюша: « Опять крысы пришли Ксения-— «Газеты грызут» (дети подбегают, мнут газеты и швыряют в угол)

Дети : «Бей фашистов!» «Получайте, фрицы!»   «Бомби фашистов!»

(Девочки выходят на передний план) Ксюша— «А я слышала в очереди, что крыс тоже уже едят!» Карина—«Фу, какая гадость!»  Ксюша— « Говорят вымачивают ночь ,а потом наваристый суп варят.» Карина — «Ну уж нет- я не буду… Да и кто их ловить будет?» Ксения- «Вот гады -газеты жрут и не помирают»

Ксюша— « Может нам тоже чего-нибудь из газет сварганить?» Карина-— «Ты что там же цинк, аммиак, отравимся!» Ксения-— «Крысы же не дохнут»

Карина — «То крысы, а то мы!» (Останавливают малышей) Ксюша— « А давайте письма писать!» Дети:— «Кому?» Ксения-— «Родителям»

Ангелина— «Так мы же не знаем, где они?»  Ксюша-— «А мы письма тут оставим-развешаем, папа Даши прилетит, нас заберет, а родители приедут с фронта, а нас нет!»   Ксения- «-зато письма прочитают и будут знать, что мы их ждем и помним о них» Дети— «Давайте, давайте!!» (Садятся на лавку большие и малыши) Алина— «Благо бумаги в типографии много» Ксюша— А вот карандаша два осталось, но мы помаленечку! Хорошо?» Хорошо»

Ксюша: Письмо девушки    Вероника –«Ксюша напиши за меня пожалуйста!» Ксения—«А что же сама?» Вероника—«А я плохо буквы знаю.. Ксения-— «Да ладно,, диктуй____» Письмо девочки (малылыши крутятся рядом) Дети— «А можно я нарисую уголечком, можно?» — «Можно»Аня—« И я уголечком «И я!и я!» (Рисуют на столе, на полу, на кровати :Солнце, цветы,радугу,танк,хлеб, лицо с улыбкой, надпись мама, вывешивают на стены. Аня кашляет)

Аня: «А кушать все равно хочется» Ксюша—-«Потерпи Анечка…,скоро Юля и Настя -прийдут, они еще ночью в очередь за хлебом ушли. Скоро, Анечка, скоро»   Маша-— «Попей еще лекарства- завтра бегать будешь!»      (Малыши несут газеты)

Лейла— «А помнишь — -у тебя бабушка вкусные булочки пекла, с запахом ванили…»

Вероника — « Да, а еще с повидлом и вишневым джемом»

Ксюша— «Опять про еду!!!»

4.Вой метели, стук, скрип двери, шарканье, пришли, Юля и Настя. Дети все соскочили, выбежали встречать… «Ура!» «Будем кушать!» Бегают с кружками, несут чайник, усаживаются за стол..подкидывают дрова.. помогают раздеться

Даша- «А у нас то новенькая! Вот! Маша— «Её Полиной зовут!»

Ангелина-— «Её на колонке Мадина с Сашей нашли!»

Лейла-— «А она из ремня суп варить умеет!!!»

Настя -«Ну, здравствуй Полина! Давай знакомиться – меня Настей зовут!

Юля—А я Юля! а я на завод с Настей хожу станки чищу—взрослым помогаю!»

Настя : «Вот Полина и познакомились, вот и хорошо! Значит в нашем полку прибыло!»

Юля —« А мы получили хлебушек на два дня,» (старшие девочки режут хлеб)

Ксюша-«Мы в госпиталь на смену в ночь уйдем, прийдем только завтра…наверное поздно вечером..»

Ангелина--«А мы вас будем на саночках встречать!»

Ксения—« Ой не надо, сами доберемся»

Мадина--«Знаем мы, как вы доползаете до кровати,

Ангелина –« а мы вас усадим на санки как королев и быстро привезем»

Настя—« Эх вы наши добрые, сильные сердца!» Делят хлеб,

Юля-—«А где Зиночка?» тишина… «Нет ее…больше..»Настя— «Как нет!!!»

Ксения-«Немецкий самолет бомбил госпиталь….нет больше Зиночки…»

Алина—«Зиночка погибла, теперь она на небесах, а Полину нам бог послал»

Раздают хлеб детям со словами:

Ксюша —«Не забудьте есть медленно, по-немногу главное воды по-больше Юля —Или держите хлеб за щекой ,так на дольше хлебушка хватит»

Ксения—«А завтра ты Юля раздашь утром, в обед и вечером»

Юля-«Хорошо» (Девочки раздают хлеб детям и в зал, говоря)

«_ИМЯ главное не все сразу сьедать, по чуть-чуть, а то завороток будет»,

« не торопись, по чуть-чуть, воды побольше»

Лейла— «А я по крошечке буду – так еще дольше» Даша-«Вкуснотища»

Уля-Аня «А я нанюхаюсь сначало» Маша — « Смотри не занюхай целиком» Ксюша : «Ну вот теперь сытыми и спать ложиться можно, дежурные сегодня возле печки Алина и Карина, а утром их сменят Мадина и Саша, а мы на работу»  

Ангелина —«А мы вас встретим, обязательно встретим» Ксюши— «Хорошо»

Уходя, целуют Анечку, обнимают малышей… Все укладываются спать… Дежурные приносят ворох газет к печурке, садятся рядом, мнут полешки…

Карина—«Алина, а помнишь сказку про Снежную Королеву»

Алина—«Конечно,   помню»

Карина--« это Гитлер—он заморозить нас задумал, и хочет забрать сердце нашей страны Ленинград, но мы не сдадимся,    мы кремень….»

тишина, гаснет свет «Наутро их стало меньше» ..(Реквием Дети-Ангелы)

Вероника—: «Я мечтала быть цветоводом, чтобы вокруг цвели красивые цветы и и яркая зеленая трава. Я не доживу до весны, я умерла от чахотки»

Даша— « Я мечтала сначала стать геологом, потом решила стать поваром. Что бы никогда больше не голодать. Я умру в декабре 43-го… От истощения.»

Лейла—«Я мечтала быть водителем трамвая. Что бы люди по утрам мне улыбались и говорили: «Спасибо!»

Мадина-« А я мечтала стать стюардессой. Потому что- я очень, очень люблю смотреть- на небо!»

Полина—« А я мечтала стать артисткой! Как Любовь Орлова! Бабушка говорила, что у меня талант. Я погибну в октябре 42-го. Не успею добежать до бомбоубежища.»

Ангелина--«А у меня была мечта-стать врачом. Детским. Я была бы очень доброй, как доктор Айболит! Меня расстреляет немецкий самолет.»

Ангелы:

«Мы из блокады, из войны.. мы знаем то, что знать не надо…

Мы жили в ней, мы помним всё – какой была наша блокада.
Неправда, что не помнят дети все тяготы блокадных лет…

Мы – Книга Памяти и Боли.. и детских, маленьких Побед…»

Хором: «Мы тоже хотели жить!» Ангелы садятся на край сцены.. Остальные встают по очереди , медленно раздеваясь…

Карина—«4года войны-это 1418 дней и ночей-34 тысячи часов и 27млн погибших

Алина—Мы живем в эпоху больших масштабов, мы привыкли к крупным цифрам, но 27млн погибших….

КсюшаД—Вы представляете, что это такое? Если по каждому погибшему обьявить минуту молчания, наша страна будет молчать 32 года!

Ксения—27млн могил на 2,5 тыс км, 7 тысяч погибших на 1 км, 7 человек на один метр земли….братские могилы…

Настя —20 млн за 1418 дней, 14 тысяч погибших ежедневно, 3 наших поселка ежедневно

Маша—600 человек погибших в час- это ученики и учителя всей нашей школы, за один час!!

Саша —10 человек за одну минуту, всех нас за две минуты!

Алина—«Я живу, потому что мой прадедушка выжил под Сталинградом, весь израненный…он вернулся в Сибирь»

Юля ——«Я живу, потому что мой прадедушка дошел до Германии и вернулся на Родину !»»

Хором: «Мы живем, потому, что помним!»

                                           Минута молчания

автор: Максимова Наталья Леонидовна

педагог-организатор ГБОУ школа-интернат № 8 Пушкинского района

Сценарий театрализованного представления “Мальчики из блокады”

Сценарий театрализованного представления, посвященного 

Дню снятия блокады Ленинграда 

«Мальчики из блокады»

Звучит музыка «Ленинградский метроном», на сцену выходят дети и рассаживаются по своим местам. Девочка  читает стихотворение. 

Девочка.

Все это называется – блокада.

И детский плач в разломанном гнезде…

Детей не надо в городе, не надо,

Ведь родина согреет их везде.

Детей не надо в городе военном,

Боец не должен сберегать паек,

Нести домой. Не смеет неизменно

Его преследовать ребячий голосок.

И в свисте пуль, и в завыванье бомбы

Нельзя нам слышать детских ножек бег.

Бомбоубежищ катакомбы

Не детям бы запоминать навек.

Они вернутся в дом. Их страх не нужен.

Мы защитим, мы сбережем их дом.

Мать будет матерью. И муж вернется мужем.

И дети будут здесь. Но не сейчас. Потом.

Танец «Блокада и дети»

На сцене стоит стол, на краю сцены стул, напротив еще один стул

Мальчик.

Я сижу на краешке стула.  Я сижу в мучительно неудобной позе, вперекрутку, одна нога на весу, другая обвилась вокруг ножки стула, руки вцепились в края сиденья – я так сижу уже давно и стараюсь дышать как можно тише, потому, что и на дыхание мое стул тоже отзывается.

Наискосок от меня, через стол, сидел Кроня. (Пауза)

…Январский вечер тысяча девятьсот сорок второго года.

Мы жили на кухне, с окном, забитым фанерой и заложенным подушками. Мы топили плиту книгами, ломали стулья, шкафы, из своей хлебной пайки варили тюрю и глотали ее, обжигаясь. Хлеб, суп и каша – все вместе. Когда плита немного остывала, мы клали на нее матрац и ложились.

На сцену выходит Мама.

Мама. (Стук в дверь)

…Стук в дверь. Так поздно? Кто бы это мог быть? Дом пуст, почти вымер.

Мама пошла открывать. Мальчик плотней кутается  в одеяло.

Мальчик.

Скорей закрой!

Мама.

Сейчас (крикнула она мальчику)

Проходите сюда.

Мама подняла коптилку, прямо у лица.

Мальчик.

Коптилка несла дрожащий неверный свет и скрадывала подробности. Казалось, мир состоял из черных провалов и серебристо-серых выпуклостей. Больше ничего в нем не было.

Кроня.

Кроня  кашляет  и глухо произносит:

Я Кроня.

Мама.

Господи, Кроня! (Мама так и села на стул)

Мама.

Господи, Кроня… (Пауза, потом, переведя дух)  Что Маша?

Кроня.

Мама умерла. Две недели уж. Без меня свезли. Даже не знаю куда.

Мама.

Горе, горе… Вот и мы папочку своего свезли, – сказала мама и, закрыв лицо руками, стала раскачиваться на стуле. 

Мальчик.

Мама! Не надо, мама!..

Кроня (топчется, кашляет)

Простите, я на минуту.

Мама подняла голову, и  опустила руки на колени.

Мама.

Кронечка, Кронечка… Угостить мне тебя нечем.  (Мама встает, идет к печке, берет чайник) Только кипяток в духовке. Выпей кипяточку на дорогу.

Кроня.

Спасибо, не беспокойтесь. Да мне и некогда. Машина ждет. Я ведь буквально чудом сюда…

Кроня стаскивает  с плеча вещевой мешок, и развязывает его.

Кроня.

Кроня уходит со сцены. Мама протягивает  руки к мальчику, обнимает его вместе со свертком, и они заплакали – вместе.

Мальчик.

К концу войны я был худым, большеротым, лохматым подростком, неунывающим и добычливым, как все ленинградские мальчишки.

На сцену выходит девочка Люба худая, похожая на мальчишку, в стареньком лыжном костюме с аккуратными заплатками на локтях…

Она подходит ближе к мальчику и подает  тетрадь.

Люба.

На вшивость проверяли, да?

Мальчик.

…Между прочим, от этой нечисти мы с мамой каким-то чудом убереглись. Зато со мной в феврале вот что, когда стоял в очереди за хлебом.  Я увидел женщину с движущимся серебристым воротником. Я закрыл глаза и долго боялся открывать их, но все равно видел этот воротник. И  когда я закрывал глаза , я видел его всюду. Но главное, с тех пор у меня появилось ощущение, что вся одежда моя д в и ж е т с я. Если кто-то на улице пристально смотрел на меня, я вздрагивал и тщательно оглядывал свое пальто. Я долго боялся ходить в парикмахерскую. Как только мастер набрасывал на меня белую простыню, я замирал в тоске и дурных предчувствиях. Для меня мука была – стричься. Но потом это прошло.

Люба.

Ну и как?

Мальчик.

Ну и так! Издеваться вздумала. (Обидчево) Стриженая!

Люба.

И не потому, в стационаре всех стригут.

Люба.

Ну, ка повернись! Чем ты вымазан?

Мальчик.

Ляписом

Люба засмеялась, и прикрыла рот рукой.

Люба.

Ляпсус, да?

Мальчик.

Ляпис!

Люба.

Нет, ляпсус! Ты – ляпсус!

Мальчик  не ответил.

Люба.

Меня звать Люба. А тебя… Ляпсус?

Мальчик не ответил, и Люба ткнула меня в бок и протянула маленький кусочек хлеба.

Люба.

На!

Мальчик.

Это маленький, совсем крохотный кусочек хлеба.

Мальчик сделал паузу.

Меня поразило, что ты поделилась со мной. В эти  дни не принято делиться хлебом. Каждый сурово и строго съедает положенную ему пайку. Матери делятся, но это совсем другое дело.

Мальчик.

Сытая?.. Не похоже… (Пауза)

А  я понял: ты безразлична к еде и это у тебя  в характере. Даже в голод, когда все думают  только про еду, ты  можешь  думать о другом. 

Мальчик и Люба переглянулись, пауза, потом принялись осторожно есть хлеб. 

Мальчик.

Какой он сладкий, медленно тающий на языке!..

Люба.

У нас грядка есть на Петроградской. Пойдешь?..

Мальчик и Люба пошли, потом  разом остановились и разом, не сговариваясь, закричали: 

Люба.

А помнишь! Помнишь!.. До войну, Первый май, ярмарку, маски, шары, эскимо…

Мальчик. 

А ты все это помнишь?..

Люба.

Да!

Мальчик (рассуждает)

А знаешь, у меня мелькнуло, что мы могли с тобой стоять тогда у одного киоска в затылок друг другу. И  вырвать  у тебя блестящий раскидай на длинной резинке. Или проткнуть булавкой шар… И что мы могли – рядом! – лететь по этим аллеям в звенящей повозке, запряженной черными пони в золотой упряжи…

Люба резко остановилась

Люба.

Сюда, сюда!.. 

Люба потянула Мальчика  в тень. 

Люба (шепча)

Видишь, успели! (Она засмеялась)

Смех смешался со стрельбой. 

Люба.

Ой, страшно! 

Люба  ткнулась головой Мальчику  в грудь. От неожиданности Мальчик чуть не упал. Чтоб удержать равновесие, он схватил ее за плечи. Они замолчали.

Мальчик (вспоминая)

…Тогда я впервые испытал восторг, который потом временами приходил ко мне. С волной восторга накатывали стихи, никому, кроме меня, не понятные, похожие на обломки прекрасных кораблей.

Зенитные пулеметы трещали над головой. Где-то в городе медленно поднялась и глухо рухнула земля.

Люба и мальчик сидят на корточках друг против друга они пололи морковь. 

Мальчик.

Ой, как это у меня просто получается.

Люба закричала.

Ты! Чего делаешь! Морковку повыдергал, а сорняки оставил! Ляпсус несчастный!..

Люба красная, злая, трясла у Мальчика перед глазами какой-то травой.

Люба.

Ты дурак? Дурак, да?

Мальчик  отвернулся.

Люба.

Сажай обратно! Слышишь? Обратно сажай!

Мальчик.

Еще чего…

Люба.

Не будешь?!.

Люба  размахивается  и бросает Мальчику в лицо пучок травы.

Мальчик  кидается на нее, и они начали кататься по полу сцены (как по земле). Люба дергает Мальчика  за волосы, за уши, щипает. Они начали, дрался всерьез. Мальчик  положил Любу  на обе лопатки, прижал ей руки к груди…

Люба.

Пусти! (говорит со слезами на глазах)

Мальчик очнулся. Он  отдернул руки от ее груди, ему становится стыдно. Люба  вскакивает с пола, поправляет платье и уходит со сцены.

Мальчик остается  сидеть на сцене.

На сцену вновь выходит Люба. Она садится на сцену, обхватив руками колени. Она поет и тихо покачивается в такт песне.

Давно я не был в городе,

Где рос и возмужал,

Где трудную и гордую

Любовь я повстречал.

На улицах фонарики

Светили нам тогда

И в памяти, и в памяти

Остались навсегда.

Фонарики, фонарики,

Свет юности моей,

Фонарики, фонарики,

Светите веселей…

Мальчик.

Давно при мне никто не пел. Мама не пела с тех пор, как война началась. Соседки тоже не пели. Только радио иногда.

На сцену к печке выходит Мама.

Мама.

А ты в краю неведомом

За дальнею рекой

Ни радостью, ни бедами

Не делишься со мной.

Фонарики, фонарики,

Свет юности моей,

Фонарики, фонарики,

Светите веселей…

Да, а ведь были другие люди, и я их знала.

Ах, какие это были люди! Они утепляли свой кров, они двигались, не ложились в постель – знали: нельзя. Они добывали себе буржуйки, правдами-неправдами – дрова, они умывались, черт возьми! И в этом тоже был секрет жизни. В них не угасала сильная злость на себя.

Это был такой холод, и так блестели стены от лунного света, точно были они изо льда, из сплошного льда, и до чего ни дотронься, все источает этот жестокий холод.

Холод молчит. Тепло, откуда бы ни исходило, звучит, шепчет что-то, потому что живое, а холод – он мертв. Даже капля воды не упадет, потому что давно превратилась в лед.

Мы все заразились тогда этим холодом, и он долго, годами выходил из нас, выходил тяжко, ознобом, да так и не вышел весь по сей день и не выйдет, знаю, до конца.

Мама уходит со сцены.

Люба.

Сколько людей в мире?

Мальчик.

Много.

Люба.

Ну, сколько?

Мальчик.

Миллиард вроде.

Люба.

Ой-е-ей!.. И всех накормить! Шамовки-то сколько надо! Хлеба одного… с ума сойти! И каждый день, каждый день – по три раза! А где взять?..

Мальчик.

Ты так говоришь об этом, как будто сама, лично ответственна за то, чтобы накормить этот голодный миллиард, чтобы всем хлеба напечь, а тут как раз и муки не подвезли…

А знаешь на меня тоже действует магия необозримых количеств. Как будто до самого горизонта тянется наша школьная кухня, в луженых котлах закипает вода для всемирного супа, горький дым осиновых дров тысячами клубов подымается в небо, и, бренча алюминиевыми мисками и котелками, к запаху этих котлов тянется благодарное человечество…

Люба.

Ты… влюблялся? Когда-нибудь?

Мальчик.

Нет. 

Люба.

Слушай… Я задумала. Вот моя травина, вот твоя. 

Подает Мальчику травинку.

Люба.

Закрой глаза. Если твоя травина до моей дотронется, то да.

Мальчик.

Что да? 

Люба.

Да и да!

Мальчик закрывает глаза, и водит травинкой по воздуху.

Люба.

Все!

Мальчик открывает глаза. Травинки касаются  друг друга.

Мальчик.

Дотронулся!.. Смотри, дотронулся…

Люба усмехнулась.

Люба.

 Это я. Сама. Ждать надоело. Как дурачок какой-то – размахивает руками, рот разинул…

Люба передразнивает Мальчика.

Мальчик.

Значит, сама дотронулась. А что такое “да”?

Люба.

Да – это значит, что ты – балда.  Я с а м а дотронулась до моей травинки! С а м а! А ты, дурак, ничего не понял..

Люба уходит со сцены. На сцену входит Мама.

На сцене Мама разворачивает в носовом мужском платке, мужские часы. Она их заводит, слушает, как идут.

Мама.

Обещали за них полкило гречи. 

Мальчик.

Мам, а как вы с папкой поженились?

Мама.

Папка меня из другой деревни привел со своей матерью знакомить, а мать его и говорит ему потом: “Бесстыжая девка твоя. Глазами так и штрюхает. Мне такую невестку даром не надо. Она из-под меня перину вынет”. Папка твой дверью хлопнул и ушел. А за ним кот ушел. Десять лет в доме жил, а за папкой ушел. Пришли мы в мамину деревню, папка и кот, стали у маминой мамы жить, у моей хорошей бабушки. Бабушка папке  и мне говорит: “Вы знаете кто? Вы – как Мартын с Шалупейкой. Мартын на пашню – Шалупейка на пашню. Мартын щи хлебать Шалупейка щи хлебать. Мартын на крышу – Шалупейка на крышу. Мартын с крыши – и Шалупейка за ним”. Вот так и женились…

Мама начинает медленно одеваться, накручивая  на себя платки, шарфы. 

Мальчик.

Мама, ты что уходишь?

Мама.

Да, пойду! 

Мальчик. 

Возьми, меня!

Мама.

Нет, это далеко, сиди и жди.

Мама уходя, остановилась.

Мама.

Если сможешь, поруби топором нижний ящик комода, там один остался. Протопи плиту.

Мальчик.

Хорошо.

Мальчик вытаскивает ящик, он набит моими старыми игрушками. Он вынимал из ящика игрушку за игрушкой и отбрасывал в сторону. В ящике он достал картонную коробку. 

Мальчик.

Конфеты? Быть не может! Да, конфеты! И как много!..

Мальчик разворачивает фантик, на нем лежат  черные  хлебные катыши.

Мальчик.

Хлебные катышки! Целых десять. Десять легких, маленьких хлебных мумий.

Они словно каменные. Усохшее хлебное тельце безвкусно.

Мальчик неожиданно для себя вздрогнул.

Мальчик. 

Неужели я съел остальные?… Нет, день еще не кончился, мама скоро придет, она просто очень далеко ушла, К чему волноваться – обстрела не было, бомбежки тоже.

Мальчик разворачивает  еще один катыш.

Мальчик.

Если я съем его, она скорей придет. А те два пускай остаются. Два. Для ровного счета.

Мама.

В новом районе Ленинграда, где дома так похожи друг на друга, что порой кажется, будто не идешь, а топчешься на месте, ничто, кроме поросших травой дотов, не напоминает о прошлом.

Порой я испытываю сильную тоску по старому городу. Тогда я бросаю все дела и еду на Петроградскую сторону, туда, где среди искривленных временем, огромных, корявых деревьев по-прежнему тихо живет древняя крепость.

Здесь, в крепости, особенно чисто, как-то освобожденно думается о тех, кого нет с нами, кого отняла война.

Кто уходит от нас – не исчезает бесследно. В этом великая тайна и оправдание бытия. Он остается с нами в самом своем сокровенном. Мы смотрим на мир его глазами, сверяем с ним свое дыхание, сердце, поступки. И чем дальше уходит он от нас в каждодневном земном существовании, тем ярче сияет его душа на небосклоне нашей памяти.

Список использованной литературы:

1. «Мальчики из блокады» А.А. Крестинский.
2. Стихотворение Елена Вечтомова «Дети»

Информационные интернет-ресурсы:

1. Музыка для инсценировки «Ленинградский метроном» https://mixmuz.ru/mp3/%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%BD%D0%B3%D1%80%D0%B0%D0%B4%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D0%BC%D0%B5%D1%82%D1%80%D0%BE%D0%BD%D0%BE%D0%BC