Станционный смотритель сценарий пьесы

Пусикова Н.А., n.pusikova@mail.ru,

учитель русского языка и литературы

ОГКОУ «Школа – интернат №92»

Сценарий спектакля «Повести Белкина» (по повестям А.С. Пушкина «Барышня – крестьянка», «Метель»).

«Барышня – крестьянка».

Действующее лицо	Количество слов	Костюм, детали для костюма, аксессуары
Пушкин	236 (по обеим постановкам)	Бакенбарды, фрак либо белая рубаха с отворотом, перо и чернильница
Берестов	156	Домашний халат и колпак с кисточкой либо жилет с рубахой, курительная трубка, рюмочка и графин
Алексей	191	Костюм охотника (панталоны, жилет, ягдташ, ружьё), усы
Настя	210	Простое платье либо сарафан с рубахой
Лиза	292	Платье барышни с высокой талией и короткими рукавами высокая причёска; сарафан с блузкой, платок, корзина для грибов

Предметы для постановки: стул, письменный стол, перо, чернильница, свеча, стопка книг, спички, графин, рюмка, трубка, большое зеркало, расчёска, азбука, корзина, ружьё

Декорации: камин, стул, стол, лесная поляна

Пушкин одновременно говорит и (сначала) подкладывает дрова в камин, затем зажигает свечу.

Пушкин. В одной из отдалённых наших губерний находилось имение Ивана Петровича Берестова. В молодости своей служил он в гвардии, вышел в отставку, уехал в свою деревню и с тех пор оттуда не выезжал. Был он барином умным и домовитым, имел большой дом и суконную фабрику. Имел Берестов и сына Алексея.

Пушкин садится за стол, берёт перо и задумывается.

***

Сцена 1. Берестов и Алексей.

Берестов (покуривая трубку) Ну, Алексей, ты у меня и вправду молодец! Не пойти ли тебе на статскую службу? Занятие хорошее, денежное, мирное, что скажешь?

Алексей (подкручивая усы) Нет, батюшка, не хочу я свою молодость проводить в канцелярии над бумагами. Хочу быть военным, носить мундир, рисоваться на коне.

Берестов (похлопывая его по плечу) Всё это вздор, Алёшка! Молод ты ещё да глуп. Поживи покамест барином в моём доме, а там, бог даст, видно будет.

(Уходят).

Пушкин делает вид, что пишет пером, обмакивая его в чернильницу. Одновременно с этим он задумчиво приговаривает.

Пушкин. Алексей и в самом деле был молодец. Жил он в доме отца привольно, ходил на охоту и отпустил на всякий случай усы. Барышни сходили по нему с ума. Но более всех занята была им дочь соседа Берестовых Лиза Муромская. Ей было семнадцать лет. Чёрные глаза оживляли её смуглое и очень приятное лицо. За Лизою ухаживала Настя; она была постарше, но столь же ветрена, как и её барышня.

(Уходит). Звучит лёгкая музыка. На сцену, держась за руки и смеясь выбегают Настя и Лиза. Лиза усаживается перед зеркалом, Настя начинает её расчёсывать.

***

Сцена 2. Лиза и Настя.

Настя. Ну, Лизавета Григорьевна, видела молодого Берестова, нагляделась довольно, целый день были вместе.

Лиза (удивлённо) Как это? Расскажи, расскажи по порядку.

Настя (не спеша вспоминает) Извольте. Пошли мы, я, Анисья, Ненила, Дунька…

Лиза (торопливо) Хорошо, знаю. Ну потом?

Настя. Позвольте, расскажу всё по порядку. Вот пришли мы к самому обеду.

Лиза. Ну! А Берестов?

Настя (возмущённо) Да как же вы нетерпеливы, барышня! Вот вышли мы из – за стола и пошли в сад играть в горелки, а молодой барин тут и явился.

Лиза (с любопытством) Ну что ж? Правда, он так хорош собой?

Настя (с восхищением и удовольствием) Удивительно хорош, красавец, можно сказать. Стройный, высокий, румянец во всю щёку.

Лиза (с недоумением) Право? А я думала, что у него лицо бледное. Что же? Каков он тебе показался? Печален? Задумчив?

Настя. Что вы? Да такого бешеного я и сроду не видывала. Вздумал он с нами в горелки бегать.

Лиза (изумлённо) С вами в горелки бегать? Невозможно.

Настя( с радостью, эмоционально) Очень даже возможно. Да что ещё выдумал! Поймает, и ну целовать!

Лиза (твёрдо и решительно) Воля твоя, Настя, ты врёшь.

Настя. (так же твёрдо) Воля ваша, не вру. Я насилу от него отделалась. Целый день так с нами и провозился.

Лиза. Да как же говорят, он влюблён и ни на кого не смотрит?

Настя. Не знаю, а на меня, так уж слишком смотрел, да и на Таньку, и на Пашку, да грех сказать, никого не обидел, такой баловник!

Лиза. Это удивительно. А что в доме про него слышно?

Настя. Барин, сказывают, прекрасный: такой добрый, такой весёлый. Одно не хорошо: за девушками слишком любит гоняться. Да это ничего, со временем остепенится.

Лиза (мечтательно) Как бы мне хотелось его видеть!

Настя. Да что тут мудрёного! Тугилово от нас недалеко, всего три версты: подите гулять в ту сторону или поезжайте верхом; вы верно встретите его. Он же всякий день рано утром ходит с ружьём на охоту.

Лиза (задумывается) Да нет, нехорошо. Он может подумать, что я за ним гоняюсь. Ах, Настя! Знаешь ли что? Наряжусь – ка я крестьянкою!

Настя. И в самом деле; наденьте толстую рубашку, сарафан, да и ступайте смело в Тугилово. Ручаюсь вам, уж вас – то Берестов не прозевает.

Лиза (радостно) А по – здешнему я говорить умею прекрасно. Ах, Настя, милая Настя, какая славная выдумка!

***

Сцена 3. Алексей и Лиза.

Звучит лёгкая фольклорная или романсовая музыка. Лесная поляна. В одной её стороне Алексей охотится и стреляет. В другой — Лиза собирает грибы. От выстрела она подпрыгивает и вскрикивает.

Алексей (сначала удивлённо всматривается из – под руки, а затем осторожно подходит) Не бойся, милая. Позволь, я тебя провожу. Ты мне разрешишь идти возле тебя?

Лиза (делая безразличное лицо на манер крестьянки) А кто тебе мешает? Вольному воля, а дорога мирская.

Алексей. Откуда ты?

Лиза. Из Прилучина. Я дочь Василья – кузнеца, а иду по грибы. А ты, барин, Тугиловский что ли?

Алексей (улыбаясь) Так точно. Я слуга молодого барина.

Лиза (подбочениваясь и качая головой) А врёшь. Не на дуру напал. Вижу, что ты сам барин.

Алексей. Почему же ты так думаешь?

Лиза. Да как же барина со слугой не распознать. И одет не так, и говоришь не по – нашему.

Алексей пытается обнять её. Лиза сильно отталкивает его и принимает строгий вид.

Лиза (громко и твёрдо) Если вы хотите, чтоб мы были вперёд приятелями, то не извольте забываться.

Алексей (изумлённо) Кто же тебя научил этой премудрости? Уж не Настенька ли, моя знакомая, не девушка ли барышни вашей? (Обращаясь к публике) Вот какими путями распространяется просвещение!

Лиза. А ты что думаешь, я на барском дворе никогда не была? Не бойся: всего нагляделась да наслушалась. Однако, болтая с тобой, грибов не соберёшь. Иди- ка ты, барин, в одну сторону (показывает рукой), а я в другую. Прощения просим… (раскланивается)

Алексей (удерживает её за руку). Как тебя зовут, душа моя?

Лиза. Акулиной (решительно убирает его руки). Да пусти же, барин, мне домой пора.

Алексей. Ну, мой друг, непременно приду в гости к твоему батюшке, к Василью – кузнецу.

Лиза. (испуганно) Что ты! Ради Христа, не приходи!

Алексей. Да я непременно хочу с тобой опять увидеться.

Лиза. Так я опять приду за грибами.

Алексей. Когда же?

Лиза. Да хоть завтра.

Алексей. А ты не обманешь меня?

Лиза. Не обману.

Алексей. Побожись.

Лиза (торопливо крестится) Ну вот тебе святая пятница, приду.

(Уходят). Большая музыкальная заставка. Под музыку проигрываются сцены гуляния по лесу, обучения азбуке. Затем идут поочерёдно сцены с дуплом. Сначала Алексей пишет Лизе письмо со стихами Богдановича, затем Лиза читает письмо Алексея вслух.

***

Алексей.

Я помню голос милых слов,

Я помню очи голубые,

Я помню локоны златые

Небрежно вьющихся власов.

(Запечатывает конверт и кладёт в дупло. Уходит.)

Лиза (Прибегает к дуплу, вытаскивает оттуда письмо Алексея, читает)

Моей пастушки несравненной

Я помню весь наряд простой,

И образ милый, незабвенный,

Повсюду странствует со мной.

Целует письмо, прячет на груди. Затем вынимает из рукава свою записочку и кладёт в дупло. Убегает. Через некоторое время приходит Алексей и вынимает её записку, кладёт новую. Уходит.

***

Сцена 4. Берестов и Алексей.

Берестов (наливает себе из графина вина в рюмочку) Что ж ты, Алёша, давно про военную службу не поговариваешь? Или гусарский мундир тебя уже не прельщает?

Алексей. Нет, батюшка. Я вижу, вам не угодно, чтобы я шёл в гусары. Мой долг вам повиноваться.

Берестов. Хорошо (отпивает глоток) Вижу, что ты послушный сын; это мне утешительно. Я не прошу тебя сейчас же начать статскую службу, а покамест намерен я тебя женить (ставит рюмку на стол)

Алексей (изумлённо) На ком это, батюшка?

Берестов. На Лизавете Григорьевне Муромской. Уж поверь мне: невеста хоть куда.

Алексей. Но, батюшка, я о женитьбе ещё не думаю.

Берестов (посмеиваясь и обнимая его за плечи) Ты не думаешь, зато я за тебя уже думал и передумал.

Алексей (растерянно) Но я совсем не знаю Лизу Муромскую. Я люблю другую девушку.

Берестов (ласково) Ничего, сынок, стерпится, слюбится.

Алексей (решительно отходит от отца) Я не смогу сделать Лизу счастливой.

Берестов (гневно). Не твоё горе – её счастье. Что? Так – то ты почитаешь волю родительскую?

Алексей (громко и уверенно) Как вам угодно, я не хочу жениться и не женюсь.

Берестов (кричит) Ты женишься, чёрт побери, или я тебя прокляну, а имение, как бог свят, продам и промотаю, а тебе и копейки не оставлю. Даю тебе три дня на размышление, а покамест не смей мне на глаза показываться.

Оба уходят в разные стороны.

***

Сцена 5. Алексей и Лиза.

Комната Лизы. Лиза сидит в красивом платье и читает письмо Алексея вслух.

Лиза (читает письмо). Милая Акулина, злая судьба решила пошутить над нами. Батюшка хочет женить меня на барышне, которую я даже не знаю. Но я люблю только тебя, ангел мой, моя милая пастушка…

Алексей (врывается в комнату). Лизавета Григорьевна, позвольте с вами объясниться…

Лиза испуганно оборачивается.

Алексей (изумлённо) Акулина? Ты ли это?

Лиза вскрикивает и хочет убежать. Алексей удерживает её, целуя ей руки.

Лиза. Оставьте меня, сударь, вы сошли с ума!

Алексей. Акулина! Акулина! Во всех ты, душенька, нарядах хороша!

Звучит жизнеутверждающая музыка.

«Метель».

Роли исполняют:

Пушкин – Кеслер С.

Владимир – Фатхутдинов Э.

Священник – Колпаков С.

Бурмин – Беляков С.

Марья Гавриловна – Антонова Н.

Действующее лицо	Количество слов	Костюм, детали для костюма, аксессуары
Пушкин		Бакенбарды, фрак либо белая рубаха с отворотом, перо и чернильница
Владимир	113	Шинель с погонами, усы
Священник	106	Ряса, церковная книга, две свечки
Бурмин	201	Костюм гусара, шинель
Марья Гавриловна	103	Платье барышни с высокой талией и короткими рукавами, фата, тёплая шаль

Предметы для постановки: зеркало, письмо, фата, снег хлопьями, газовая ткань для имитации метели, церковная книга, свечки.

Декорации: старая часовня, стол, свеча.

Музыкальное сопровождение: Г. Свиридов. Музыкальные иллюстрации к повести «Метель» (романс, вальс); звуки ветра и метели.

Звучит музыка из романса Г.Свиридова «Метель»

Пушкин. Жизнь подносит нам порой невероятные сюрпризы, над которыми не властен человек, но любовь делает нашу жизнь поистине прекрасной. Вот вам ещё одна история любви, почти невероятной, но совершенно достоверной.

Снова звучит романс.

«Метель»

В конце 1811 года жил в своём поместье Ненарадове добрый помещик Гаврила Гаврилович. Была у него дочь, Марья Гавриловна, стройная, бледная девица, богатая невеста семнадцати лет. Марья Гавриловна была воспитана на французских романах и, следственно, влюблена. Её возлюбленным был бедный армейский прапорщик Владимир, находившийся в отпуску в деревне.

Звуки музыки нарастают и усиливаются.

***

Сцена 1. Марья Гавриловна и Владимир.

Встречаются на фоне старой часовни, берут друг друга за руки, Владимир целует руки Марьи.

Марья Гавриловна. Родители запрещают мне даже думать о тебе, Владимир! Скажи мне, если друг без друга мы дышать не можем, почему же воля жестоких родителей мешает нашей любви?

Владимир. Но ведь можно и обмануть судьбу, Маша. Давай обвенчаемся тайно, будем скрываться некоторое время, а потом бросимся к ногам твоих родителей! Я знаю, они будут тронуты, увидев, как мы любим друг друга!

Марья Гавриловна (задумчиво) Повенчаться тайно? Без родительского благословения? Но ведь это так страшно!

Владимир. Не бойся, милая, я всё продумал. Завтра после ужина ты уйдёшь из дома через заднее крыльцо, за садом найди готовые сани, садись в них и езжай за пять вёрст от Ненарадова в село Жадрино, прямо в церковь. Там я буду тебя ждать, и нас обвенчают.

Марья Гавриловна. Будь по – твоему, Володенька, на всё воля божья.

Расстаются. Вновь звучит романсовая музыка. Декорации меняются.

***

Комната Марь Гавриловны. На столе горит свеча. Марья торопливо дописывает письмо и оставляет его на столе.

Сцена 2. Марья Гавриловна (одна, стоя перед зеркалом и надевая на себя тёплую шаль поверх белого платья и фаты).

Ну вот и всё! Боже мой, как же мне страшно! Какая метель поднялась сегодня! Прощай, родной дом! Прощайте, родители! Простите вашу непокорную дочь! (плачет и выбегает)

Вновь звучит музыка.

***

Сцена 3. Владимир один на фоне ревущего ветра и метели, окутан белым газом снега.

Владимир. Вот уже несколько часов я не могу найти дороги в церковь. Всё замела, закружила проклятая метель. Как же мне выйти в Жадрино? (кричит) Помогите! Помогите же! Ни одной души кругом. Прощай, Машенька! Прощай, душа моя! Всё пропало!

Он мечется по сцене из стороны в сторону, несколько раз падает, поднимается, в отчаяньи закрывает лицо руками, падает на колени и плачет

Романсовая музыка метели усиливается ещё больше.

***

Сцена 4. Марья Гавриловна, священник, Бурмин, слуга Марьи.

Священник. Право, не знаю, что и делать. Время за полночь, церковь открыта, невеста здесь едва ли не в обмороке, а жениха всё нет. Где же жених?

Слуга. Не могу знать, батюшка. Велено было доставить барышню к одиннадцати часам.

Священник. Метель сегодня разыгралась не на шутку. Не к добру это. Чью – то судьбу природа изменить хочет. И всё – таки, где же жених?

Слуга (бросается к двери) Сюда! Сюда! Скорее! (приводит Бурмина)

В церковь входит, отряхивая с себя снег, Бурмин.

Священник. Помилуй, голубчик, где же ты замешкался? Никак метель тебя с дороги сбила? Невеста в отчаяньи ждала тебя весь вечер, уж в обмороке лежит. Выходи же скорее.

Бурмин (растерянно). Позвольте, я что – то не понимаю…

Священник. После, голубчик мой, после…

Слуга поднимает Марью и подводит её к Бурмину.

Бурмин (в недоумении осматривая её). Хорошенькая, однако… Недурна…

Священник даёт им обоим свечки. Оба крестятся.

Священник. Прикажете начинать?

Бурмин. Начинайте, батюшка, начинайте.

Священник. Раб божий Владимир, согласен ли ты взять в жёны рабу божью Марию?

Бурмин. Да.

Священник. Раба божья Мария, согласна ли ты взять в мужья раба божия Владимира?

Марья. Да.

Священник. Поцелуйтесь же, дети мои!

Марья и Владимир поворачиваются друг к другу. Владимир поднимает с лица невесты вуаль, наклоняется, чтобы поцеловать её. Но вдруг Марья испуганно вскрикивает и отталкивает его.

Марья. Это не он! Это не он! Боже мой! (убегает)

Бурмин растерянно разводит руками и тоже уходит.

***

Звучит музыка «Вальс» Г. Свиридова. Под эту музыку кружатся несколько пар. В зал вновь входит Пушкин. Он останавливается в сторонке, некоторое время наблюдает за танцующими. Музыка стихает.

Пушкин. Прошло несколько лет. За это время со славой была окончена война. Офицеры наши возвращались из – за границы. В губернии, где жила наша Марья Гавриловна, появился однажды раненый гусарский полковник Бурмин. Марья Гавриловна выделяла его из всех. Он же тоже полюбил её.

Вновь звучит вальс. Пары танцуют. Одна пара – Бурмин и Марья – отделяются от толпы и выходят на авансцену. Музыка стихает.

***

Сцена 5. Бурмин и Марья.

Бурмин. Я люблю вас, Марья Гавриловна. С тех пор как я вас увидел, я полюбил вас страстно. Ваш милый образ отныне будет мучением и отрадой жизни моей. Но мы не можем быть вместе…

Марья Гавриловна. Почему же?

Бурмин. Я должен открыть вам ужасную тайну. Я не могу быть вашим мужем.

Марья Гавриловна. Я тоже не могу быть вашей женой.

Бурмин. Знаю, что когда – то вы любили. С тех пор прошло три года. Три года полного одиночества. Добрая, милая Марья Гавриловна! Я не могу больше молчать и обманывать вас! Я женат!

Марья Гавриловна. Что вы говорите? На ком же?

Бурмин. Зимой 1812 года я спешил в свой полк. В ту ночь поднялась ужасная метель, не было видно ни неба ни земли, но я всё же поехал в самую бурю. Ямщик мой сбился с дороги, и мы оказались в совсем незнакомой стороне. Буря не утихала. Я заметил огонёк и направился туда. Мы подъехали к старой деревенской церкви. Дверь была отворена, меня позвали, и я вошёл внутрь. Я увидел девушку в белом платье, которая была в обмороке. Её подвели ко мне, и нас обвенчали. Тогда это казалось мне просто шуткой, но эта шутка сломала мою жизнь. Я не помню деревню, где я венчался, не помню лица священника и моей невесты. Я не надеюсь больше отыскать её. Простите меня…

Марья Гавриловна (изумлённо) Боже мой! Боже мой! Так это были вы! Неужели вы не узнаёте меня!

Бурмин. Марья…Не может быть…!

(падает к её ногам).

Звучит вальс, танец возобновляется. На сцену выходят все актёры и кланяются.

Занавес.

Пушкин одновременно говорит и (сначала) подкладывает дрова в камин, (затем) зажигает свечу.

Пушкин садится за стол, берёт перо и задумывается.

После сцены 1. Алексей и Берестов.

Звучит музыка из романса Г.Свиридова «Метель»

Снова звучит романс.

«Метель»

Сцена 1. Берестов и Алексей.

(Уходят).

Сцена 4. Берестов и Алексей.

Алексей. Нет, батюшка. Я вижу, вам не угодно, чтобы я шёл в гусары. Мой долг вам повиноваться.

Алексей (изумлённо) На ком это, батюшка?

Берестов. На Лизавете Григорьевне Муромской. Уж поверь мне: невеста хоть куда.

Алексей. Но, батюшка, я о женитьбе ещё не думаю.

Берестов (посмеиваясь и обнимая его за плечи) Ты не думаешь, зато я за тебя уже думал и передумал.

Алексей (растерянно) Но я совсем не знаю Лизу Муромскую. Я люблю другую девушку.

Берестов (ласково) Ничего, сынок, стерпится, слюбится.

Алексей (решительно отходит от отца) Я не смогу сделать Лизу счастливой.

Берестов (гневно). Не твоё горе – её счастье. Что? Так – то ты почитаешь волю родительскую?

Алексей (громко и уверенно) Как вам угодно, я не хочу жениться и не женюсь.

Оба уходят в разные стороны.

Сцена 3. Алексей и Лиза.

Лиза (делая безразличное лицо на манер крестьянки) А кто тебе мешает? Вольному воля, а дорога мирская.

Алексей. Откуда ты?

Лиза. Из Прилучина. Я дочь Василья – кузнеца, а иду по грибы. А ты, барин, Тугиловский что ли?

Алексей (улыбаясь) Так точно. Я слуга молодого барина.

Лиза (подбочениваясь и качая головой) А врёшь. Не на дуру напал. Вижу, что ты сам барин.

Алексей. Почему же ты так думаешь?

Лиза. Да как же барина со слугой не распознать. И одет не так, и говоришь не по – нашему.

Алексей пытается обнять её. Лиза сильно отталкивает его и принимает строгий вид.

Лиза (громко и твёрдо) Если вы хотите, чтоб мы были вперёд приятелями, то не извольте забываться.

Алексей (удерживает её за руку). Как тебя зовут, душа моя?

Лиза. Акулиной (решительно убирает его руки). Да пусти же, барин, мне домой пора.

Алексей. Ну, мой друг, непременно приду в гости к твоему батюшке, к Василью – кузнецу.

Лиза. (испуганно) Что ты! Ради Христа, не приходи!

Алексей. Да я непременно хочу с тобой опять увидеться.

Лиза. Так я опять приду за грибами.

Алексей. Когда же?

Лиза. Да хоть завтра.

Алексей. А ты не обманешь меня?

Лиза. Не обману.

Алексей. Побожись.

Лиза (торопливо крестится) Ну вот тебе святая пятница, приду.

***

Алексей.

Я помню голос милых слов,

Я помню очи голубые,

Я помню локоны златые

Небрежно вьющихся власов.

(Запечатывает конверт и кладёт в дупло. Уходит.)

Лиза (Прибегает к дуплу, вытаскивает оттуда письмо Алексея, читает)

Моей пастушки несравненной

Я помню весь наряд простой,

И образ милый, незабвенный,

Повсюду странствует со мной.

Сцена 5. Алексей и Лиза.

Комната Лизы. Лиза сидит в красивом платье и читает письмо Алексея вслух.

Алексей (врывается в комнату). Лизавета Григорьевна, позвольте с вами объясниться…

Лиза испуганно оборачивается.

Алексей (изумлённо) Акулина? Ты ли это?

Лиза вскрикивает и хочет убежать. Алексей удерживает её, целуя ей руки.

Лиза. Оставьте меня, сударь, вы сошли с ума!

Сцена 2. Лиза и Настя.

Настя. Ну, Лизавета Григорьевна, видела молодого Берестова, нагляделась довольно, целый день были вместе.

Лиза (удивлённо) Как это? Расскажи, расскажи по порядку.

Настя (не спеша вспоминает) Извольте. Пошли мы, я, Анисья, Ненила, Дунька…

Лиза (торопливо) Хорошо, знаю. Ну потом?

Настя. Позвольте, расскажу всё по порядку. Вот пришли мы к самому обеду.

Лиза. Ну! А Берестов?

Лиза (с любопытством) Ну что ж? Правда, он так хорош собой?

Настя. Что вы? Да такого бешеного я и сроду не видывала. Вздумал он с нами в горелки бегать.

Лиза (изумлённо) С вами в горелки бегать? Невозможно.

Настя( с радостью, эмоционально) Очень даже возможно. Да что ещё выдумал! Поймает, и ну целовать!

Лиза (твёрдо и решительно) Воля твоя, Настя, ты врёшь.

Настя. (так же твёрдо) Воля ваша, не вру. Я насилу от него отделалась. Целый день так с нами и провозился.

Лиза. Да как же говорят, он влюблён и ни на кого не смотрит?

Лиза. Это удивительно. А что в доме про него слышно?

Лиза (мечтательно) Как бы мне хотелось его видеть!

Лиза (радостно) А по – здешнему я говорить умею прекрасно. Ах, Настя, милая Настя, какая славная выдумка!

Сцена 1. Марья Гавриловна и Владимир.

Встречаются на фоне старой часовни, берут друг друга за руки, Владимир целует руки Марьи.

Марья Гавриловна (задумчиво) Повенчаться тайно? Без родительского благословения? Но ведь это так страшно!

Марья Гавриловна. Будь по – твоему, Володенька, на всё воля божья.

Расстаются. Вновь звучит романсовая музыка. Декорации меняются.

***

Комната Марь Гавриловны. На столе горит свеча. Марья торопливо дописывает письмо и оставляет его на столе.

Вновь звучит музыка.

Сцена 4. Марья Гавриловна, священник, Бурмин, слуга Марьи.

Слуга. Не могу знать, батюшка. Велено было доставить барышню к одиннадцати часам.

Слуга (бросается к двери) Сюда! Сюда! Скорее! (приводит Бурмина)

В церковь входит, отряхивая с себя снег, Бурмин.

Бурмин (растерянно). Позвольте, я что – то не понимаю…

Священник. После, голубчик мой, после…

Слуга поднимает Марью и подводит её к Бурмину.

Бурмин (в недоумении осматривая её). Хорошенькая, однако… Недурна…

Священник даёт им обоим свечки. Оба крестятся.

Священник. Прикажете начинать?

Бурмин. Начинайте, батюшка, начинайте.

Священник. Раб божий Владимир, согласен ли ты взять в жёны рабу божью Марию?

Бурмин. Да.

Священник. Раба божья Мария, согласна ли ты взять в мужья раба божия Владимира?

Марья. Да.

Священник. Поцелуйтесь же, дети мои!

Марья. Это не он! Это не он! Боже мой! (убегает)

Сцена 5. Бурмин и Марья.

Марья Гавриловна. Почему же?

Бурмин. Я должен открыть вам ужасную тайну. Я не могу быть вашим мужем.

Марья Гавриловна. Я тоже не могу быть вашей женой.

Марья Гавриловна. Что вы говорите? На ком же?

Марья Гавриловна (изумлённо) Боже мой! Боже мой! Так это были вы! Неужели вы не узнаёте меня!

Бурмин. Марья…Не может быть…!

(падает к её ногам).

Звучит вальс, танец возобновляется. На сцену выходят все актёры и кланяются.

Занавес.

Сцена 1. Марья Гавриловна и Владимир.

Встречаются на фоне старой часовни, берут друг друга за руки, Владимир целует руки Марьи.

Марья Гавриловна (задумчиво) Повенчаться тайно? Без родительского благословения? Но ведь это так страшно!

Марья Гавриловна. Будь по – твоему, Володенька, на всё воля божья.

Расстаются. Вновь звучит романсовая музыка. Декорации меняются.

Сцена 3. Владимир один на фоне ревущего ветра и метели, окутан белым газом снега.

Романсовая музыка метели усиливается ещё больше.

Сцена 4. Марья Гавриловна, священник, Бурмин, слуга Марьи.

Слуга. Не могу знать, батюшка. Велено было доставить барышню к одиннадцати часам.

Слуга (бросается к двери) Сюда! Сюда! Скорее! (приводит Бурмина)

В церковь входит, отряхивая с себя снег, Бурмин.

Бурмин (растерянно). Позвольте, я что – то не понимаю…

Священник. После, голубчик мой, после…

Слуга поднимает Марью и подводит её к Бурмину.

Бурмин (в недоумении осматривая её). Хорошенькая, однако… Недурна…

Священник даёт им обоим свечки. Оба крестятся.

Священник. Прикажете начинать?

Бурмин. Начинайте, батюшка, начинайте.

Священник. Раб божий Владимир, согласен ли ты взять в жёны рабу божью Марию?

Бурмин. Да.

Священник. Раба божья Мария, согласна ли ты взять в мужья раба божия Владимира?

Марья. Да.

Священник. Поцелуйтесь же, дети мои!

Марья. Это не он! Это не он! Боже мой! (убегает)

Бурмин растерянно разводит руками и тоже уходит.

Сцена 5. Бурмин и Марья.

Марья Гавриловна. Почему же?

Бурмин. Я должен открыть вам ужасную тайну. Я не могу быть вашим мужем.

Марья Гавриловна. Я тоже не могу быть вашей женой.

Марья Гавриловна. Что вы говорите? На ком же?

Марья Гавриловна (изумлённо) Боже мой! Боже мой! Так это были вы! Неужели вы не узнаёте меня!

Бурмин. Марья…Не может быть…!

(падает к её ногам).

Источник

Спектакль Михаила Станкевича открывает серию инсценировок «Повестей Белкина», задуманную как «полный цикл», где каждая из новелл доверена разным режиссерам примерно одного, сравнительно молодого поколения. Далее в планах РАМТа на 2019-2020 годы «Метель» Александра Хухлина, «Гробовщик» Павла Артемьева, «Выстрел» Егора Равинского и наконец, в завершении серии, «Барышня-крестьянка» Кирилла Вытоптова. Примечательно, что еще в большей степени, чем возрастом, общность выбранных для проекта режиссеров подкрепляется и школой: большинство — ученики Сергея Женовача. Но мне также показалось забавным совпадение (конечно, случайное), что последний из мной виденных, да кажется и вообще в Москве поставленных «Станционных смотрителей» принадлежал именно Кириллу Вытоптову, который свою дипломную режиссерскую работу на курсе Олега Кудряшова в ГИТИСе делал как раз по этой повести, решив ее через по сути камерное женское соло со своей однокурсницей Инной Сухорецкой и ее чуть ли не бессловесной, а фактически главной героиней, через формат, сближающий драму с музыкальным перформансом, и при всех оговорках по отношению к студенческому спектаклю мне та вещь до сих пор памятна (выпуск курса постановка пережила ненадолго и нового, репертуарного статуса не получила):

https://users.livejournal.com/-arlekin-/1830039.html

Тогда как нынешняя премьера Михаила Станкевича в РАМТе — практически «иммерсивный театр»: зрители рассажены вдоль вытянутого и узкого пространства «маленькой сцены» на деревянные лавки по обе стороны от прохода, где трудно двоим разминуться. Перед началом, промыв шваброй пол (кто-то недавно в сердцах заметил: а остались еще спектакли, которые начинаются иначе, не с мытья полов?..), по проходу расстилают ковровую дорожку, одним концом к кованому сундуку в глубине зала (сразу понятно, он послужит герою могилой, «саркофагом» , но вместе с тем и «ковчегом» его высоким духовным устремлениям!), вторым к пустому темному помещению фойе, в которое размыкается игровое пространство и откуда появляются персонажи (художник Мария Утробина), и вот пожалуйста — жизнь как дорога, из тьмы к могиле, но надо еще ее пройти… а предпочтительнее того проехать на тройке с колокольчиком!

Мне удалось посмотреть пусть и зрительский, но прогон (спасибо режиссеру за приглашение, а то РАМТ меня на прогоны не пускает, стоит насмерть), но не думаю, что только поэтому возникло ощущение, будто в ансамбле исполнители существуют в разных «регистрах». Олег Зима играет Самсона Вырина «по старой школе», Дуня (их две в составе, я видел Марианну Ильину) тоже, но усердствует сильнее возрастного партнера многократно, дуэт у них складывается ретро-тюзовского пошиба; а Константин Юрченко-ротмистр Минский, наоборот, все делает «как теперь принято», не пытается изображать «эскадрон гусар летучих» в единственном лице, но режиссер артисту запретил или тот сам не тянет — трудно судить, художником ему для «игры» вся атрибутика налицо предложена: шуба, в которой исполнитель (явно так и задумано) «тонет», превращается в безликое, фантастическое существо, в монстра, плюс шапка того же меха, которую он «теряет» прежде, чем «заболеть», и это все тоже становится частью «игровой» реализации замышленного ротмистром «увоза» смотрителевой дочки.

Вроде бы все детали постановки — из текста, включая и дудочки, которые Самсон впоследствии вырезает, оделяя по пьяни местную детвору от избытка нерастраченной доброты: Станкевич делает эти свистульки лейтмотивом и предметным, и звуковым в скудной музыкальной партитуре спектакле — предполагается, видимо, что за отсутствием слов и на расстоянии «свист», который они издают, позволяет отцу с дочерью «телепатически» общаться, сохранять родственную, душевную связь вопреки внешним обстоятельствам, что, в общем, трогательно, хотя настолько расчетливо (у Вытоптова тоже Сухорецкая свистела, но почему-то выходило не слезливо, не навязчиво…), что лично меня подобная арифметика не цепляет и не расслабляет, а настраивает скорее на скептический, циничный лад. То же и с появлением ребенка под конец — Ванька, сын пивовара, занявшего дом почившего Самсона, является во плоти (Митя Юрченко), и ребенок со свистулькой ход уже настолько «беспроигрышный» (то есть, называя вещи своими именами, спекулятивный), что мне за режиссера сделалось неловко.

В основном же инсценировка представляет собой набор разбухших и слепившихся друг с дружкой этюдов-номеров, где за суетой и многословием (чего стоят только экзерсисы с якобы «потерянной» шапкой ротмистра — минут на пять история из общего часового хронометража! а поход героя на Петербург в рыцарских латах, шлеме с пером, с мечом и щитом!! вот прям так, не выпуская из рук меча, Самсон примется докладывать притчу о блудном сыне) теряется куда больше, чем ротмистрская шапка, теряется не только поэтика исходного текста, не только авторская интонация (что обиднее всего), не говоря уже про разрушенную композицию, но чуть ли и не сюжет размывается, благо все-таки текст из школьной хрестоматии заимствован и без театра известен (ну хотя кому как по нынешним временам…) — старания уйти от пафоса дают обратный эффект: слезовыжималка доходит до напора совершенно неприличного, а суть размывается, юмор в спектакле, допустим, как-то пробивается за счет отдельных подробностей (той же меховой шубы и шапки…), но вот самоирония отсутствует напрочь.

Плюс к трем персонажам, не считая ребенка, добавлен собственной персоной Иван петрович Белкин, начинающий писатель (Алексей Гладков) — фигура поначалу невнятная, невыразительная и вроде бы никчемная, к финалу же Петрович выходит на первые позиции со своими разрозненными листками и, путаясь в страницах, зачитывает обрывки из остальных «повестей» — как бы анонсируя будущие спектакли серии — прежде, чем откопает нужную, актуальную; и не выпуская бумаги из рук; он же утешает бедную Дуню прысканьем и отираньем; а под занавес уводит Ваньку пивоварова в фойе под сказку о рыбаке и рыбке… Впрочем, одно дело, когда Йоханна свистит (я не видел и не слышал), а другое если так или сяк, но все же свистеть по Пушкину, по программе, для приобщения юношества к национальной литературной классике: всякий похвалит, никто не осудит.

Источник

Станционный смотритель

О спектакле

Премьера состоялась 6 июня 2019 года.

В канун празднования 220-летия со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина РАМТ объявляет о запуске театрального цикла «Повести Белкина». Пять молодых режиссеров в разных сценических пространствах театра в течение года представят свои версии пяти классических историй о непреодолимой силе судьбы, мести, позднем раскаянии и, конечно же, о всепобеждающей любви.
Первый спектакль проекта — «Станционный смотритель» Михаила Станкевича.

«Кто не проклинал станционных смотрителей, кто с ними не бранивался?.. Кто не почитает их извергами человеческого рода, равными покойным подьячим или, по крайней мере, муромским разбойникам?» И уж точно все помнят несчастного Самсона Вырина и его дочь Дуню, сбежавшую в Петербург с блестящим гусаром и безжалостно разбившую отцовское сердце. Но почему тогда, перелистывая пушкинские страницы, мы каждый раз с новой силой чувствуем, как этот хрестоматийный, со школьной скамьи знакомый сюжет режет, будто по-живому?

Режиссер Михаил СТАНКЕВИЧ: «История Самсона Вырина это история о невозвращении блудного сына. В повести, как мне кажется, нет ответа на вопрос, кто прав и кто виноват в драме отца и дочери. Каждый из персонажей по-своему представляет семейное счастье, каждый по-своему за него борется, делая при этом больно самому близкому человеку.
Мы пытались уйти от литературного пересказа повести и погрузить персонажей в среду, где они будут вновь и вновь прокручивать историю своих взаимоотношений и пытаться понять, как же так вышло, что самые родные люди стали друг другу чужими«.

Маленькая сцена
16+
Репертуар

Продолжительность спектакля 1 час

без антракта

Жанр:

Сентиментальная фантазия на тему одного горя… (доступен по Пушкинской карте)

Создатели спектакля

Композитор:

ШАТКОВСКАЯ
АННА

Режиссер по пластике:

ИКСАНОВ РУШАН

Действующие лица и исполнители

Самсон Вырин, станционный смотритель

Минский, гусарский ротмистр

Белкин Иван Петрович, начинающий писатель

а также

Митя ЮРЧЕНКО

Фома СТАНКЕВИЧ

в роли Ваньки

Источник

Скачать обзор:

Время и место событий

О чем произведение? Очень кратко

Юная дочь станционного смотрителя сбегает с проезжим гусаром в Петербург. Любящий родитель пешком отправился в столицу за блудной дочерью, но попытка вернуть ее не увенчалась успехом. Отец, убитый бесчестьем любимого дитя, ее сомнительным и очень шатким положением, стал выпивать, вскоре спился и умер. Дочь приехала к отцу слишком поздно, ей осталось только рыдать на его могиле.

Краткое содержание

Вступление

Повествование начинается рассуждением о станционных смотрителях. Их жизнь полна беспокойства. И днем, и ночью проезжающие требуют лошадей, плохое настроение, усталость вымещают обычно на смотрителях. При такой каторжной работе они бедны. Смотрители отличаются скромностью, предупредительностью, они, как правило, интересные собеседники, так как по службе своей повидали всякое.

Знакомство с Самсоном Выриным

Повествователь познакомился с героем произведения в 1816 году. Он прибыл на станцию, промокший под ливнем, и ему хотелось, пока не освободились лошади, сменить мокрую одежду и погреться горячим чаем. Смотрителем станции оказался мужчина лет пятидесяти, еще полный сил, звали его Самсон Вырин.

О чае похлопотала дочка смотрителя, четырнадцатилетняя Дуня, на редкость красивая девочка. Отец не мог нарадоваться на свою дочь, которая ловко вела хозяйство, все успевала. Станционный дом был беден, но чист и опрятен, цветы бальзамина на окнах вносили уют. Украшали жилище и картинки, изображавшие историю блудного сына. Рассказчик приятно провел время в беседе с хозяевами. Казалось, они век были знакомы.

Когда для гостя пришло время уезжать, дочь смотрителя проводила его. В сенях рассказчик поцеловал девочку, спросив ее разрешения, и не один поцелуй не оставлял у него такого долгого и приятного впечатления, как этот.

Второй приезд

Через несколько лет обстоятельства вновь привели рассказчика в эти места. Он вспомнил Самсона Вырина и его дочь, предположил изменения в их судьбе, у него возникло печальное предчувствие. Войдя в дом, он увидел те же картинки на тему евангельской притчи, но бальзаминов на окнах уже не было, в жилище царило запустение. Сам Вырин превратился в морщинистого, седого старика.

Повествователь спросил его о дочери, но смотритель ответил неопределенно: «А Бог ее знает». После выпитого пунша Самсон Вырин разговорился. Он вспоминал свою любимую Дуню: какая она была умница, как хорошо управлялась с хозяйством, весь дом на ней держался, умела вести разговоры с проезжающими, все хвалили ее, а уж он, отец, души не чаял в своем дитяти.

Три года назад случилась беда. Появился на станции проезжий гусар. Он потребовал лошадей, и безотлагательно. Свободных троек, как нарочно, не было. Гусар разгневался, схватился было за нагайку. Дуня, привыкшая к подобным сценам, тут же выбежала из-за перегородки с ласковой речью и предложением отужинать.

Гусар утих и стал приветлив. Когда тройка освободилась, проезжающий вдруг занемог — сильная головная боль. Пришлось болящего оставить в станционном доме.

На следующий день ему сталь только хуже. Послали за лекарем. Дуняша не отходила от больного. Беседа между гусаром и лекарем шла по-немецки, эскулап осмотрел занемогшего молодца, сделал заключение, что ехать больному можно только через два дня, и получил щедрое вознаграждение.

Вместе они хорошо отобедали, с вином, и попрощались довольные друг другом.

Побег Дуни

Через день постоялец совсем поправился. Он был весел, много шутил. Смотрителю молодой человек так полюбился, что на третье утро не хотел с ним расставаться. Был воскресный день, Дуня собиралась к обедне. Гусару подали кибитку, он простился с хозяевами, хорошо заплатил за постой и предложил девушке довезти ее до церкви. Дуня растерялась, но отец успокоил ее: «Его высокоблагородие не волк и тебя не съест».

Через полчаса Самсон Вырин встревожился, побежал к церкви искать дочь, но там сказали, что ее не было. Тревога отца росла. Наконец вернулся ямщик. Весть он привез дурную: Дуня поехала с гусаром дальше. Тут только бедный отец понял, что этот повеса только изображал больного. Горе подкосило станционного смотрителя. Он заболел и долго не вставал.

Самсон Вырин в Петербурге

Оправившись от болезни, герой отпросился в отпуск и отправился в Петербург за Дуней пешком. Смотритель знал из подорожной, что ротмистр Минский ехал в Петербург. Добравшись до столицы, Вырин разыскал похитителя своей дочери и стал просить отдать ему его бедную Дуню.

Ротмистр Минский при встрече со стариком смутился, покраснел, произнес положенные в подобных случаях слова о своей вине, но Дуню вернуть отказался. Гусар объяснил, что дочь его счастлива, от прежней жизни своей отвыкла. Минский сунул что-то за обшлаг рукава смотрителю и выставил его. Тот долго стоял потерянный, потом увидел сверток бумаг у себя за обшлагом. Оказалось, ассигнации. Остро переживая горе и унижение, Самсон Вырин бросил наземь деньги и придавил их каблуком.

Несчастный отец собрался в обратный путь, но решил хоть раз еще взглянуть на Дуню. Случайно он увидел на Литейном щегольские дрожки Минского, остановившиеся у подъезда трехэтажного дома. Смотритель догадался, что дочь может находиться здесь. Вырин хитростью разузнал у кучера, на каком этаже живет Дуня.

Ему удалось увидеть ее в прекрасной обстановке, в роскошном платье. Смотритель невольно залюбовался ею. Увидев отца, Дуня вскрикнула и упала без чувств. Минский, крайне разгневанный, грубо вытолкнул старика на лестницу.

Снова на станции

Самсон Вырин вернулся на свою должность, и третий год уже живет в одиночестве. О Дуне нет ни слуху ни духу. Старый смотритель не знает, жива она или нет. Для него мучительна мысль, что Дуня наскучила Минскому и пропадает где-нибудь с голью кабацкою: «Не ее первую, не ее последнюю сманил проезжий повеса, а там подержал да и бросил».

Третий приезд

Прошло еще некоторое время, и рассказчик снова проезжал эти места. Он вспомнил о своем приятеле. Оказалось, станция, где служил смотритель, уничтожена. Повествователь поехал в знакомое село к почтовому домику и узнал, что Самсон Вырин умер год назад. В доме его живет пивовар. Причина смерти — сильно пил.

Сын пивовара проводил приезжего барина до могилы смотрителя и поведал, как побывала здесь прекрасная барыня. Приехала она на шестерке лошадей, были с ней трое барчат, кормилица и моська. Когда ей сказали о смерти старого смотрителя, она заплакала, а потом пошла на кладбище и долго лежала на могиле пластом.

История создания

Пушкин ожидал, что будет томиться в долгой скуке, но, как обычно, осенью его посетило особое вдохновение. Среди шедевров, написанных в Болдино, появились и «Повести Белкина». «Станционный смотритель» был созда уже к середине сентября.

Герои произведения, их краткая характеристика

Герои повести представлены характерами типическими: тип «маленького человека», тип богатого дворянина и другие.

Самсон Вырин

Это чиновник четырнадцатого класса, смотритель почтовой станции, «маленький человек». Должность его нелегка: проезжающие требуют лошадей днем и ночью, приходится терпеть их плохое настроение, сносить брань, а то и побои — все это за небольшое жалованье. Между тем рассказчик называет сословие смотрителей почтенным, а память одного из них (Самсона Вырина) считает драгоценной для себя.

Вырин трудолюбив, на жизнь свою не ропщет, в пятьдесят лет он еще бодр и свеж. На зеленом сюртуке его три медали за воинские заслуги. Самсон вдов, его отрада — единственная дочь Дуня, красавица, умница, хорошая хозяйка. В бедном, но чистом и уютном доме он был счастлив. Наверняка Самсон Вырин мечтал, что Дуня выйдет замуж за доброго человека, будут у него внучата — детей он любил. Побег дочери с гусаром стал для смотрителя страшным ударом.

Самсон знает свое место и с похитителем своей дочери говорит униженно. Но и у маленького человека есть чувство собственного достоинства: бросил и растоптал Вырин деньги Минского — отступное за дочь. Подумав, он вернулся за ассигнациями, которых уже не было. Возвращение за оскорбительными деньгами от безденежья после болезни — без гроша пришел пешком Петербург, а на обратный путь уже и сил не оставалось после пережитого.

Неизвестность о судьбе дочери изводила Самсона Вырина. Мысль, что Дуня, брошенная Минским, пропадает на улице, была для него настолько невыносима, что смерть для нее он считал лучшей долей. Мир маленького человека с его радостью рухнул, осталась боль, которую он заглушал вином. Спившийся смотритель умер в одиночестве, так и не узнав ничего о дочери.

Дуня (Авдотья Самсоновна)

Дочь станционного смотрителя. В начале повествования — 14-летняя девочка, которая поразила своей красотой рассказчика. Всем проезжающим Дуня нравилась. Барыни одаривали ее то платочком, то сережками, курьеры и фельдъегери беседовали с нею по полчаса. Девочка, не смущаясь, вела разговор, будто видела свет.

Дуня уже сознавала силу своей красоты и спешила показаться какому-нибудь разбушевавшемуся барину, чтобы утихомирить его. Она любила своего отца и была ему помощницей. Способная, смышленая девочка успевала сделать жилище уютным, еду приготовить и платье себе пошить.

Уже тогда Дуня могла воображать себя в иной обстановке, считать себя достойной лучшей участи, чем скромная жизнь в почтовом домике. Став немного постарше, девушка отважилась на побег из родительского дома с ротмистром Минским, гусаром-аристократом из Петербурга. Она любила отца и плакала по дороге в Петербург, но ехала по своей воле. Что влекло ее в неизвестность — любовь к гусару или жизнь, обещанная соблазнителем?

Влюбиться в 16–17 лет девушке ничего не стоит, и жизни хочется богатой, красивой. Но ведь она понимала, что не под венец ее везет Минский, что отцу она причинит горе, плакала, но ехала за другой жизнью. Не проявила воли, ответственности. Можно извинить ее «ветреностью молодых лет». Но как здесь не вспомнить Машу Миронову («Капитанская дочка»), которая отказалась выходить замуж за любимого Петра Гринева только потому, что отец его не дал благословения на их брак.

Дуня стала содержанкой богатого барина, которая полностью зависит от него и у которой нет ничего своего. Положение содержанки не признано моралью, законом и людьми. Находясь во власти своего содержателя, она не могла навестить отца, хотя, конечно же, скучала по нему. Хуже всего, что дочь за годы разлуки не подала никакой весточки о себе, не хватило ей характера нарушить запрет Минского. К родителю она приехала уже с детьми. Повзрослев, став матерью, Дуня с раскаянием плакала на отцовской могиле.

Рассказчик

В предисловии «От издателя» упоминается, что Иван Петрович Белкин все истории, записанные им, слышал от разных лиц. «Смотритель» рассказан титулярным советником А. Г. Н. В табеле о рангах титулярный советник значится чином девятого класса.

Господин А. Г. Н говорил, что по молодости лет находился в маленьком чине. Возможно, это был тринадцатый чин. По делам службы ему приходилось много ездить. А. Г. Н. ценил людей не за чины, и разговоры со станционными смотрителями, из которых можно вынести много поучительного, он предпочитал речам какого-нибудь коллежского советника. Особенно дорожил он памятью о станционном смотрителе Самсоне Вырине.

Рассказчик человек добрый. Он глубоко сочувствует горю бедного отца, сожалеет о Дуне. В последний приезд к домику смотрителя он неожиданно узнал о запоздалом приезде Дуни. Из рассказа мальчика он представил картину лежащей на могиле блудной дочери — справедливость восторжествовала. После этого он уже не жалел о поездке и семи истраченных рублях.

Минский

Гусар Минский — человек молодой, красивый, богатый. Такому совсем не трудно вскружить голову молоденькой девушке. Минский не церемонится с людьми, стоящими ниже него по иерархической лестнице. С криком и бранью обрушился он на смотрителя, старого солдата, годящегося ему в отцы, и готов был избить его нагайкой. Остановился гусар он не от угрызений совести, а от появления красивой девушки. В своем праве богатого и сильного Минский не сомневается.

Ротмистр остается глух к просьбе отца о возврате дочери и не дает ему увидеться с ней. Ведет он себя не лучшим образом — грубо выталкивает старика. Гусар был влюблен, но любил ли он Дуню? Если бы любил, плюнул бы на все сословные предрассудки и попросил у Вырина руки его дочери. Минский эгоист. Увозя Дуню, он думал лишь о своем желании — обладать красивой игрушкой. То, что он ломает жизнь живых людей, его мало волновало. Тем более что эти люди гораздо ниже него по положению.

Нельзя сказать, что Минский отпетый негодяй. Он впадает в замешательство при первой встрече с Самсоном Выриным в Петербурге, извиняется, обещает счастье для Дуни и пытается возместить моральный ущерб Вырину ассигнациями. Таков он в спокойном состоянии. В гневе Минский неуправляем и благородством не отличается. Можно ли быть счастливой с таким человеком, даже если состоять с ним в браке? А уж зависеть от капризов и настроения содержателя такого нрава — душевная мука.

По закону Минский совершил уголовное преступление — похищение девицы из дому с непотребной целью. Ему грозила тюрьма, заяви только Вырин в полицию. Не потому ли он так нервничал при появлении смотрителя: «…что ты за мною всюду крадешься, как разбойник?». Вырин не пошел в полицию. Его Дуне в этом случае грозило скандальное возвращение домой — под конвоем, а он любил дочь и не хотел ей позора.

Жанр и литературное направление

Типичен образ смотрителя — человека незаметного, но необходимого, наделенного достоинствами, но в условиях социального неравенства часто унижаемого.

Типичен гусар, который беспардонно ведет себя в отношении человека низкого сословия, сорит деньгами, которые выигрывает и проигрывает.

Типична ситуация, когда бравый гусар увозил красотку-простолюдинку и делал ее содержанкой. Она рожала детей, которым содержатель свою фамилию не давал, но о будущем бастардов так или иначе заботился. Как правило, такой гусар-игрок со временем находил выгодную партию для женитьбы, невесту своего круга, а любовнице давал отступное.

Тема

Название повести «Станционный смотритель» подсказывает, что герой произведения — низший гражданский чин, по Табели о рангах — 14 класс, коллежский регистратор.

Горе Самсона Вырина — это потерянная честь его дражайшей дочери. Не случайно стены его домика украшала серия картинок на тему притчи о блудном сыне из Евангелия. Если в «Капитанской дочке» Петр Гринев и Мария Миронова живут по завету «Береги честь смолоду», то «Станционный смотритель» — повесть о нарушении этого завета, осознании его справедливости и об ответственности.

Идея

Когда смотритель увидел дочь, сидящей в прекрасно обставленной комнате и одетой со всей роскошью моды, он невольно залюбовался ею, но не мог радоваться ее блеску. Вырин понимает, что этим внешним блеском не скрыть и не изменить реального положения его дочери — содержанки. Минский даже не живет с ней. Он посещает ее, прислуга называет его гостем: «У Авдотьи Самсоновны гости!».

Состояние Дуни в богатой квартире хрупко и неопределенно, здесь все, до последней тряпки, не ей принадлежит, она ничем не может распоряжаться по своему усмотрению.

Когда гусар Минский появился в станционном доме, Дуня сидела за перегородкой и шила себе платье. Конечно, это было самодельное скромное платье, но оно было ее — Дунино. Она была хозяйкой в доме. Эту чистую жизнь она променяла на постыдное положение содержанки.

Минский, отказывая Самсону Вырину возвратить дочь, приводит довод: «…она отвыкла от прежнего своего состояния». Следующий довод куда весомее: «Ни ты, ни она — вы не забудете того, что случилось». Чего не забыть, что именно будет отравлять всю оставшуюся жизнь? Потеря чести.

Проблематика

В повести нашли отражение нравственно-социальные проблемы общества.

Проблема морали

Великий А. С. Пушкин не считал моральные устои христианского общества предрассудками, он понимал их непреложность. Поступок Дуни многие наши современники считают смелым: она действовала вопреки предрассудкам отца об обязательности церковного брака. Мораль, принятая в обществе, для Пушкина незыблема при любых условиях, даже если она неудобна чем-то. Согласно моральным устоям церковный брак нерушим, даже если в него вступили без радости. Остальное — грех, даже если в нем есть любовь.

Поэтому Марья Кириловна («Дубровский»), обвенчавшись с нелюбимым князем Верейским, говорит запоздавшему Дубровскому: «Поздно, я обвенчана, я жена князя Верейского… Я ждала вас до последней минуты».

Проблема социального неравенства

Социальное неравенство — проблема неистребимая. Даже в эпоху социализма она существовала под прикрытием лозунга о равенстве и братстве. Безусловно, в эпоху крепостного права социальное неравенство проявлялось намного острее. У Пушкина в «Станционном смотрителе» речь скорее о другом — о нравственной стороне этой проблемы.

Человека, в каких бы чинах он ни был, следует уважать. Уважать его человеческое достоинство, его преклонные лета, честный труд, заслуги старого солдата и прочее. Безнравственно вел себя бравый ротсмистр Минский, замахиваясь на пожилого смотрителя нагайкой. Ни Самсон Вырин, ни Дуня не удивились такому поведению и не возмутились им — оно в порядке вещей. Дуня такого типа еще и полюбила. И с ней он поступил безнравственно.

Этому та же причина — социальное неравенство. Между Минским и Дуней пропасть. Его родители ни за что бы не согласились на брак со сбежавшей из дому простолюдинкой. Оптимистичные предположения о ее состоявшемся венчании Дуни с Минским у Пушкина ничем не подтверждены. Карета с шестью лошадьми и моська еще не свидетельство того, что она богата и знатна. Все это, кроме моськи и детей, могло ей не принадлежать.

Упование на то, что Минский сдержал слово, данное Самсону Вырину при первой встрече в Петербурге, сделать Дуню счастливой, пожалуй, наивно. Да и обещал он скорее из страха, что смотритель обратится в полицию.

Были случаи, когда дворяне женились на купеческих дочерях, у которых очень богатое приданое, но мещанки-бесприданницы дальше содержанок не продвигались. Если в первые дни своей влюбленности он не отважился жениться на Дуне, то позднее, когда пылкость пошла на убыль, эта мысль его вряд ли посещала.

Композиция

Структура повести представляет читателю происходящие события глазами рассказчика (А. Г. Н), за которым стоит сам Пушкин.

Последовательность элементов композиции произведения:

экспозиция — лирическое отступление автора, в котором он размышляет об участи станционных смотрителей;
завязка — знакомство рассказчика с Самсоном Выриным и его дочерью Дуней в первый приезд;
развитие действия — второй визит автора к смотрителю, их беседа;
кульминация — рассказчик узнает историю, произошедшую с Дуней;
развязка — смерть Самсона Вырина, о которой А. Г. Н. узнает в свой третий приезд;
эпилог — рассказ мальчика о барыне, из которого повествователь узнает о раскаянии Дуни.

Отзывы критики

Большинство критиков видели в «Станционном смотрителе» прототип сюжета о маленьком чиновнике, предтечу социально-обличительной литературы критического реализма об униженных и оскорбленных.

Была и психологическая трактовка повести. Так, М. Гершензон полагал причину смерти Вырина в его моральных представлениях, согласных с картинками о блудном сыне. Он называл их ходячей моралью.

Анна Ахматова высоко ставила образ Самсона Вырина, говоря о нем, что он «трогателен и величественен в своём горе».

В XXI веке появилась новая трактовка повести, основанная на вечных ценностях. Такова статья О. Д. Ильинской «Эта повесть — о потере человеком доброго имени» («Литература в школе», 2003, № 5). В. Н. Тумарь развивает тему, заявленную в статье Ильинской, в работе «К вопросу о нетрадиционной трактовке по вести А. С. Пушкина».

Экранизация

Первая экранизация фильма «Станционный смотритель» по мотивам повести Пушкина состоялась в 1918 году, режиссер Александр Ивановский.

В 1925 году вышел фильм «Коллежский регистратор» режиссеров Юрия Желябужского и Ивана Москвина.

Самая известная экранизация повести принадлежит режиссеру Сергею Соловьеву. Телефильм «Станционный смотритель» вышел на экраны в 1972 году. В главных ролях Николай Пастухов (Вырин), Марианна Кушнерова (Дуня), Никита Михалков (Минский), Геннадий Шумский (рассказчик).

В зарубежном кинематографе XX века сюжет повести Пушкина использовался в фильмах девяти стран, в Финляндии — дважды.

Скачать обзор:

Источник

К Пушкинскому юбилею РАМТ поставил очень камерный и очень душевный спектакль — «Станционный смотритель». Он идёт на Маленькой сцене, которая находится на верхних этажах театра (до сегодняшнего дня я и не знала о её существовании) и напоминает скорее коридор: два ряда с одной стороны и два с половиной — с другой. Спектакль идёт без антракта 60 минут. Сначала нужно некоторое время на то, чтобы привыкнуть к необычному сценическому пространству, но довольно быстро ты вовлекаешься в действие и забываешь о неудобствах зала.
Спектакль очень цельный и гармоничный, типажи очень удачно обозначены. Олег Зима — совершенно потрясающий Самсон Вырин, Константин Юрченко — очень верно найденный Минский, Марианна Ильина — совершенно прекрасная Дуня. Разворачивающееся действие невероятно пронзительно и берёт за душу, так что без слёз, конечно, не обошлось.
Спектакль обозначен как первая часть РАМТовского проекта к 220-летию со дня рождения А.С.Пушкина: пять молодых режиссеров в разных сценических пространствах театра в течение года представят свои версии пяти классических историй, входящих в знаменитый Болдинский цикл. Из всех повестей для меня именно эта — самая любимая, и эта интерпретация, несомненно, может считаться творческой удачей театра.

Источник

Коллежский регистратор,

Почтовой станции диктатор.

Князь Вяземский.

Кто не проклинал станционных смотрителей, кто с ними не бранивался? Кто, в минуту гнева, не требовал от них роковой книги, дабы
вписать в оную свою бесполезную жалобу на притеснение, грубость и неисправность? Кто не почитает их извергами человеческого рода, равными покойным подъячим или, по крайней мере, муромским
разбойникам? Будем однако справедливы, постараемся войти в их положение, и может быть, станем судить о них гораздо снисходительнее. Что такое станционный смотритель? Сущий мученик четырнадцатого
класса, огражденный своим чином токмо от побоев, и то не всегда (ссылаюсь на совесть моих читателей). Какова должность сего диктатора, как называет его шутливо князь Вяземский? Не настоящая ли
каторга? Покою ни днем, ни ночью. Всю досаду, накопленную во время скучной езды, путешественник вымещает на смотрителе. Погода несносная, дорога скверная, ямщик упрямый, лошади не везут — а
виноват смотритель. Входя в бедное его жилище, проезжающий смотрит на него, как на врага; хорошо, если удастся ему скоро избавиться от непрошенного гостя; но если не случится лошадей?.. боже!
какие ругательства, какие угрозы посыплются на его голову! В дождь и слякоть принужден он бегать по дворам; в бурю, в крещенский мороз уходит он в сени, чтоб только на минуту отдохнуть от крика и
толчков раздраженного постояльца. Приезжает генерал; дрожащий смотритель отдает ему две последние тройки, в том числе курьерскую. Генерал едет, не сказав ему спасибо. Чрез пять минут —
колокольчик!… и фельд-егерь бросает ему на стол свою подорожную!.. Вникнем во все это хорошенько, и вместо негодования, сердце наше исполнится искренним состраданием. Еще несколько слов: в
течении двадцати лет сряду, изъездил я Россию по всем направлениям; почти все почтовые тракты мне известны; несколько поколений ямщиков мне знакомы; редкого смотрителя не знаю я в лицо, с редким
не имел я дела; любопытный запас путевых моих наблюдений надеюсь издать в непродолжительном времени; покаместь скажу только, что сословие станционных смотрителей представлено общему мнению в
самом ложном виде. Сии столь оклеветанные смотрители вообще суть люди мирные, от природы услужливые, склонные к общежитию, скромные в притязаниях на почести и не слишком сребролюбивые. Из их
разговоров (коими некстати пренебрегают господа проезжающие) можно почерпнуть много любопытного и поучительного. Что касается до меня, то, признаюсь, я предпочитаю их беседу речам какого-нибудь
чиновника 6-го класса, следующего по казенной надобности.

Легко можно догадаться, что есть у меня приятели из почтенного сословия смотрителей. В самом деле, память одного из них мне
драгоценна. Обстоятельства некогда сблизили нас, и об нем-то намерен я теперь побеседовать с любезными читателями.

В 1816 году, в мае месяце, случилось мне проезжать через ***скую губернию, по тракту, ныне уничтоженному. Находился я в мелком
чине, ехал на перекладных, и платил прогоны за две лошади. В следствие сего смотрители со мною не церемонились, и часто бирал я с бою то, что, во мнении моем, следовало мне по праву. Будучи молод
и вспыльчив, я негодовал на низость и малодушие смотрителя, когда сей последний отдавал приготовленную мне тройку под коляску чиновного барина. Столь же долго не мог я привыкнуть и к тому, чтоб
разборчивый холоп обносил меня блюдом на губернаторском обеде. Ныне то и другое кажется мне в порядке вещей. В самом деле, что было бы с нами, если бы вместо общеудобного правила: чин чина
почитай, ввелось в употребление другое, на пример: ум ума почитай? Какие возникли бы споры! и слуги с кого бы начинали кушанье подавать? Но обращаюсь к моей повести.

День был жаркий. В трех верстах от станции *** стало накрапывать, и через минуту проливной дождь вымочил меня до последней нитки.
По приезде на станцию, первая забота была поскорее переодеться, вторая спросить себе чаю. «Эй Дуня!» закричал смотритель, «поставь самовар, да сходи за сливками». При сих словах вышла из-за
перегородки девочка лет четырнадцати, и побежала в сени. Красота ее меня поразила. «Это твоя дочка?» спросил я смотрителя. — «Дочка-с» отвечал он с видом довольного самолюбия; «да такая
разумная, такая проворная, вся в покойницу мать». Тут он принялся переписывать мою подорожную, а я занялся рассмотрением картинок, украшавших его смиренную, но опрятную обитель. Они изображали
историю блудного сына: в первой почтенный старик в колпаке и шлафорке отпускает беспокойного юношу, который поспешно принимает его благословение и мешок с деньгами. В другой яркими чертами
изображено развратное поведение молодого человека: он сидит за столом, окруженный ложными друзьями и бесстыдными женщинами. Далее, промотавшийся юноша, в рубище и в треугольной шляпе, пасет
свиней и разделяет с ними трапезу; в его лице изображены глубокая печаль и раскаяние. Наконец представлено возвращение его к отцу; добрый старик в том же колпаке и шлафорке выбегает к нему на
встречу: блудный сын стоит на коленах; в перспективе повар убивает упитанного тельца, и старший брат вопрошает слуг о причине таковой радости. Под каждой картинкой прочел я приличные немецкие
стихи. Все это до ныне сохранилось в моей памяти, также как и горшки с бальзамином и кровать с пестрой занавескою, и прочие предметы, меня в то время окружавшие. Вижу, как теперь, самого хозяина,
человека лет пятидесяти, свежего и бодрого, и его длинный зеленый сертук с тремя медалями на полинялых лентах.

Не успел я расплатиться со старым моим ямщиком, как Дуня возвратилась с самоваром. Маленькая кокетка со второго взгляда заметила
впечатление, произведенное ею на меня; она потупила большие голубые глаза; я стал с нею разговаривать, она отвечала мне безо всякой робости, как девушка, видевшая свет. Я предложил отцу ее стакан
пуншу; Дуне подал я чашку чаю, и мы втроем начали беседовать, как будто век были знакомы.

Лошади были давно готовы, а мне все не хотелось расстаться с смотрителем и его дочкой. Наконец я с ними простился; отец пожелал
мне доброго пути, а дочь проводила до телеги. В сенях я остановился и просил у ней позволения ее поцеловать; Дуня согласилась… Много могу я насчитать поцелуев,

С тех пор, как этим занимаюсь,

но ни один не оставил во мне столь долгого, столь приятного воспоминания.

Прошло несколько лет, и обстоятельства привели меня на тот самый тракт, в те самые места. Я вспомнил дочь старого смотрителя и
обрадовался при мысли, что увижу ее снова. Но, подумал я, старый смотритель, может быть, уже сменен; вероятно Дуня уже замужем. Мысль о смерти того или другого также мелькнула в уме моем, и я
приближался к станции *** с печальным предчувствием.

Лошади стали у почтового домика. Вошед в комнату, я тотчас узнал картинки, изображающие историю блудного сына; стол и кровать
стояли на прежних местах; но на окнах уже не было цветов, и все кругом показывало ветхость и небрежение. Смотритель спал под тулупом; мой приезд разбудил его; он привстал… Это был точно Самсон
Вырин; но как он постарел! Покамест собирался он переписать мою подорожную, я смотрел на его седину, на глубокие морщины давно небритого лица, на сгорбленную спину — и не мог надивиться, как
три или четыре года могли превратить бодрого мужчину в хилого старика. «Узнал ли ты меня?» спросил я его; «мы с тобою старые знакомые». — «Может статься», отвечал он угрюмо; «здесь дорога
большая; много проезжих у меня перебывало». — «Здорова ли твоя Дуня?» продолжал я. Старик нахмурился. «А бог ее знает», отвечал он. — «Так видно она замужем?» сказал я. Старик
притворился, будто бы не слыхал моего вопроса, и продолжал пошептом читать мою подорожную. Я прекратил свои вопросы и велел поставить чайник. Любопытство начинало меня беспокоить, и я надеялся,
что пунш разрешит язык моего старого знакомца.

Я не ошибся: старик не отказался от предлагаемого стакана. Я заметил, что ром прояснил его угрюмость. На втором стакане сделался
он разговорчив; вспомнил или показал вид, будто бы вспомнил меня, и я узнал от него повесть, которая в то время сильно меня заняла и тронула.

«Так вы знали мою Дуню?» начал он. «Кто же и не знал ее? Ах, Дуня, Дуня! Что за девка то была! Бывало, кто ни проедет, всякий
похвалит, никто не осудит. Барыни дарили ее, та платочком, та сережками. Господа проезжие нарочно останавливались, будто бы пообедать, аль отужинать, а в самом деле только, чтоб на нее подолее
поглядеть. Бывало барин, какой бы сердитый ни был, при ней утихает и милостиво со мною разговаривает. Поверите ль, сударь: курьеры, фельд-егеря с нею по получасу заговаривались. Ею дом держался:
что прибрать, что приготовить, за всем успевала. А я-то, старый дурак, не нагляжусь, бывало, не нарадуюсь; уж я ли не любил моей Дуни, я ль не лелеял моего дитяти; уж ей ли не было житье? Да нет,
от беды не отбожишься; что суждено, тому не миновать». Тут он стал подробно рассказывать мне свое горе. — Три года тому назад, однажды, в зимний вечер, когда смотритель разлиневывал новую
книгу, а дочь его за перегородкой шила себе платье, тройка подъехала, и проезжий в черкесской шапке, в военной шинеле, окутанный шалью, вошел в комнату, требуя лошадей. Лошади все были в разгоне.
При сем известии путешественник возвысил было голос и нагайку; но Дуня, привыкшая к таковым сценам, выбежала из-за перегородки и ласково обратилась к проезжему с вопросом: не угодно ли будет ему
чего-нибудь покушать? Появление Дуни произвело обыкновенное свое действие. Гнев проезжего прошел; он согласился ждать лошадей и заказал себе ужин. Сняв мокрую, косматую шапку, отпутав шаль и
сдернув шинель, проезжий явился молодым, стройным гусаром с черными усиками. Он расположился у смотрителя, начал весело разговаривать с ним и с его дочерью. Подали ужинать. Между тем лошади
пришли, и смотритель приказал, чтоб тотчас, не кормя, запрягали их в кибитку проезжего; но возвратясь, нашел он молодого человека почти без памяти лежащего на лавке: ему сделалось дурно, голова
разболелась, не возможно было ехать… Как быть! смотритель уступил ему свою кровать, и положено было, если больному не будет легче, на другой день утром послать в С*** за лекарем.

На другой день гусару стало хуже. Человек его поехал верхом в город за лекарем. Дуня обвязала ему голову платком, намоченным
уксусом, и села с своим шитьем у его кровати. Больной при смотрителе охал и не говорил почти ни слова, однако ж выпил две чашки кофе, и охая заказал себе обед. Дуня от него не отходила. Он
поминутно просил пить, и Дуня подносила ему кружку ею заготовленного лимонада. Больной обмакивал губы, и всякий раз, возвращая кружку, в знак благодарности слабою своей рукою пожимал Дунюшкину
руку. К обеду приехал лекарь. Он пощупал пульс больного, поговорил с ним по-немецки, и по-русски объявил, что ему нужно одно спокойствие, и что дни через два ему можно будет отправиться в дорогу.
Гусар вручил ему двадцать пять рублей за визит, пригласил его отобедать; лекарь согласился; оба ели с большим аппетитом, выпили бутылку вина и расстались очень довольны друг другом.

Прошел еще день, и гусар совсем оправился. Он был чрезвычайно весел, без умолку шутил то с Дунею, то с смотрителем; насвистывал
песни, разговаривал с проезжими, вписывал их подорожные в почтовую книгу, и так полюбился доброму смотрителю, что на третье утро жаль было ему расстаться с любезным своим постояльцем. День был
воскресный; Дуня собиралась к обедни. Гусару подали кибитку. Он простился с смотрителем, щедро наградив его за постой и угощение; простился и с Дунею и вызвался довезти ее до церкви, которая
находилась на краю деревни. Дуня стояла в недоумении… «Чего же ты боишься?» сказал ей отец; «ведь его высокоблагородие не волк и тебя не съест: прокатись-ка до церкви». Дуня села в кибитку подле
гусара, слуга вскочил на облучок, ямщик свистнул и лошади поскакали.

Бедный смотритель не понимал, каким образом мог он сам позволить своей Дуне ехать вместе с гусаром, как нашло на него ослепление,
и что тогда было с его разумом. Не прошло и получаса, как сердце его начало ныть, ныть, и беспокойство овладело им до такой степени, что он не утерпел, и пошел сам к обедни. Подходя к церкви,
увидел он, что народ уже расходился, но Дуни не было ни в ограде, ни на паперти. Он поспешно вошел в церковь; священник выходил из алтаря; дьячок гасил свечи, две старушки молились еще в углу; но
Дуни в церкве не было. Бедный отец на силу решился спросить у дьячка, была ли она у обедни. Дьячок отвечал, что не бывала. Смотритель пошел домой ни жив, ни мертв. Одна оставалась ему надежда:
Дуня по ветрености молодых лет вздумала, может быть, прокатиться до следующей станции, где жила ее крестная мать. В мучительном волнении ожидал он возвращения тройки, на которой он отпустил ее.
Ямщик не возвращался. Наконец к вечеру приехал он один и хмелен, с убийственным известием: «Дуня с той станции отправилась далее с гусаром».

Старик не снес своего несчастья; он тут же слег в ту самую постель, где накануне лежал молодой обманщик. Теперь смотритель,
соображая все обстоятельства, догадывался, что болезнь была притворная. Бедняк занемог сильной горячкою; его свезли в С*** и на его место определили на время другого. Тот же лекарь, который
приезжал к гусару, лечил и его. Он уверил смотрителя, что молодой человек был совсем здоров, и что тогда еще догадывался он о его злобном намерении, но молчал, опасаясь его нагайки. Правду ли
говорил немец, или только желал похвастаться дальновидностию, но он ни мало тем не утешил бедного больного. Едва оправясь от болезни, смотритель выпросил у С*** почтмейстера отпуск на два месяца,
и не сказав никому ни слова о своем намерении, пешком отправился за своею дочерью. Из подорожной знал он, что ротмистр Минский ехал из Смоленска в Петербург. Ямщик, который вез его, сказывал, что
всю дорогу Дуня плакала, хотя, казалось, ехала по своей охоте. «Авось» думал смотритель, «приведу я домой заблудшую овечку мою». С этой мыслию прибыл он в Петербург, остановился в Измайловском
полку, в доме отставного унтер-офицера, своего старого сослуживца, и начал свои поиски. Вскоре узнал он, что ротмистр Минский в Петербурге и живет в демутовом трактире. Смотритель решился к нему
явиться.

Рано утром пришел он в его переднюю, и просил доложить его высокоблагородию, что старый солдат просит с ним увидеться. Военный
лакей, чистя сапог на колодке объявил, что барин почивает, и что прежде одиннадцати часов не принимает никого. Смотритель ушел и возвратился в назначенное время. Минский вышел сам к нему в
халате, в красной скуфье. «Что, брат, тебе надобно?» спросил он его. Сердце старика закипело, слезы навернулись на глазах, и он дрожащим голосом произнес только: «Ваше высокоблагородие!..
сделайте такую божескую милость!..» Минский взглянул на него быстро, вспыхнул, взял его за руку, повел в кабинет и запер за собою дверь. «Ваше высокоблагородие!» продолжал старик, «что с возу
упало, то пропало; отдайте мне, по крайней мере, бедную мою Дуню. Ведь вы натешились ею; не погубите ж ее по напрасну». — «Что сделано, того не воротишь», сказал молодой человек в крайнем
замешательстве; «виноват перед тобою, и рад просить у тебя прощения; но не думай, чтоб я Дуню мог покинуть: она будет счастлива, даю тебе честное слово. Зачем тебе ее? Она меня любит; она отвыкла
от прежнего своего состояния. Ни ты, ни она — вы не забудете того, что случилось». Потом, сунув ему что-то за рукав, он отворил дверь, и смотритель, сам не помня как, очутился на
улице.

Долго стоял он неподвижно, наконец увидел за обшлагом своего рукава сверток бумаг; он вынул их и развернул несколько пяти и
десятирублевых смятых ассигнаций. Слезы опять навернулись на глазах его, слезы негодования! Он сжал бумажки в комок, бросил их на земь, притоптал каблуком, и пошел… Отошед несколько шагов, он
остановился, подумал… и воротился… но ассигнаций уже не было. Хорошо одетый молодой человек, увидя его, подбежал к извозчику, сел поспешно и закричал: «пошел!..» Смотритель за ним не погнался. Он
решился отправиться домой на свою станцию, но прежде хотел хоть раз еще увидеть бедную свою Дуню. Для сего, дни через два, воротился он к Минскому; но военный лакей сказал ему сурово, что барин
никого не принимает, грудью вытеснил его из передней, и хлопнул двери ему под нос. Смотритель постоял, постоял — да и пошел.

В этот самый день, вечером, шел он по Литейной, отслужив молебен у Всех Скорбящих. Вдруг промчались перед ним щегольские дрожки, и
смотритель узнал Минского. Дрожки остановились перед трехэтажным домом, у самого подъезда, и гусар вбежал на крыльцо. Счастливая мысль мелькнула в голове смотрителя. Он воротился, и поровнявшись
с кучером: «Чья, брат, лошадь?» спросил он, «не Минского ли?» — «Точно так», отвечал кучер, «а что тебе?» — «Да вот что: барин твой приказал мне отнести к его Дуне записочку, а я и
позабудь, где Дуня-то его живет». — «Да вот здесь, во втором этаже. Опоздал ты, брат, с твоей запиской; теперь уж он сам у нее». — «Нужды нет», возразил смотритель с неизъяснимым
движением сердца, «спасибо, что надоумил, а я свое дело сделаю». И с этим словом пошел он по лестнице.

Двери были заперты; он позвонил, прошло несколько секунд; в тягостном для него ожидании. Ключ загремел, ему отворили. «Здесь стоит
Авдотья Самсоновна?» спросил он. «Здесь» отвечала молодая служанка; «зачем тебе ее надобно?» Смотритель, не отвечая, вошел в залу. «Нельзя, нельзя!» закричала вслед ему служанка: «у Авдотьи
Самсоновны гости». Но смотритель, не слушая шел далее. Две первые комнаты были темны, в третьей был огонь. Он подошел к растворенной двери и остановился. В комнате прекрасно-убранной Минский
сидел в задумчивости. Дуня, одетая со всею роскошью моды, сидела на ручке его кресел, как наездница на своем английском седле. Она с нежностью смотрела на Минского, наматывая черные его кудри на
свои сверкающие пальцы. Бедный смотритель! Никогда дочь его не казалась ему столь прекрасною; он по неволе ею любовался. «Кто там?» спросила она, не подымая головы. Он все молчал. Не получая
ответа, Дуня подняла голову… и с криком упала на ковер. Испуганный Минский кинулся ее подымать, и вдруг увидя в дверях старого смотрителя, оставил Дуню, и подошел к нему, дрожа от гнева. «Чего
тебе надобно?» сказал он ему, стиснув зубы; «что ты за мною всюду крадешься, как разбойник? или хочешь меня зарезать? Пошел вон!» и сильной рукою схватив старика за ворот, вытолкнул его на
лестницу.

Старик пришел к себе на квартиру. Приятель его советовал ему жаловаться; но смотритель подумал, махнул рукой и решился
отступиться. Через два дни отправился он из Петербурга обратно на свою станцию, и опять принялся за свою должность. «Вот уже третий год, заключил он, как живу я без Дуни, и как об ней нет ни
слуху, ни духу. Жива ли, нет ли, бог ее ведает. Всяко случается. Не ее первую, не ее последнюю сманил проезжий повеса, а там подержал, да и бросил. Много их в Петербурге, молоденьких дур, сегодня
в атласе да бархате, а завтра, поглядишь, метут улицу вместе с голью кабацкою. Как подумаешь порою, что и Дуня, может быть, тут же пропадает, так поневоле согрешишь, да пожелаешь ей
могилы…»

Таков был рассказ приятеля моего, старого смотрителя, рассказ неоднократно прерываемый слезами, которые живописно отирал он своею
полою, как усердный Терентьич в прекрасной балладе Дмитриева. Слезы сии отчасти возбуждаемы были пуншем, коего вытянул он пять стаканов в продолжении своего повествования; но как бы то ни было,
они сильно тронули мое сердце. С ним расставшись, долго не мог я забыть старого смотрителя, долго думал я о бедной Дуне…

Недавно еще, проезжая через местечко ***, вспомнил я о моем приятеле; я узнал, что станция, над которой он начальствовал, уже
уничтожена. На вопрос мой: «Жив ли старый смотритель?» никто не мог дать мне удовлетворительного ответа. Я решился посетить знакомую сторону, взял вольных лошадей и пустился в село Н.

Это случилось осенью. Серенькие тучи покрывали небо; холодный ветер дул с пожатых полей, унося красные и желтые листья со
встречных деревьев. Я приехал в село при закате солнца и остановился у почтового домика. В сени (где некогда поцеловала меня бедная Дуня) вышла толстая баба и на вопросы мои отвечала, что старый
смотритель с год как помер, что в доме его поселился пивовар, а что она жена пивоварова. Мне стало жаль моей напрасной поездки и семи рублей, издержанных даром. «От чего ж он умер?» спросил я
пивоварову жену. — «Спился, батюшка», отвечала она. — «А где его похоронили?» — «За околицей, подле покойной хозяйки его». — «Нельзя ли довести меня до его могилы?» —
«Почему же нельзя. Эй, Ванька! полно тебе с кошкою возиться. Проводи-ка барина на кладбище, да укажи ему смотрителеву могилу».

При сих словах, оборванный мальчик, рыжий и кривой, выбежал ко мне и тотчас повел меня за околицу.

«Знал ты покойника?» спросил я его дорогой.

«Как не знать! Он выучил меня дудочки вырезывать. Бывало (царство ему небесное!) идет из кабака, а мы-то за ним: „Дедушка,
дедушка! орешков!“ — а он нас орешками и наделяет. Все бывало с нами возится».

«А проезжие вспоминают ли его?»

«Да ноне мало проезжих; разве заседатель завернет, да тому не до мертвых. Вот летом проезжала барыня, так та спрашивала о старом
смотрителе и ходила к нему на могилу».

«Какая барыня» спросил я с любопытством.

«Прекрасная барыня» отвечал мальчишка; «ехала она в карете в шесть лошадей, с тремя маленькими барчатами и с кормилицей, и с
черной моською; и как ей сказали, что старый смотритель умер, так она заплакала и сказала детям: „Сидите смирно, а я схожу на кладбище“. А я было вызвался довести ее. А барыня сказала: „Я сама
дорогу знаю“. И дала мне пятак серебром — такая добрая барыня!..»

Мы пришли на кладбище, голое место, ничем не огражденное, усеянное деревянными крестами, не осененными ни единым деревцем. Отроду
не видал я такого печального кладбища. «Вот могила старого смотрителя», сказал мне мальчик, вспрыгнув на груду песку, в которую врыт был черный крест с медным образом.

«И барыня приходила сюда?» спросил я.

«Приходила», отвечал Ванька; «я смотрел на нее издали. Она легла здесь и лежала долго. А там барыня пошла в село и призвала попа,
дала ему денег и поехала, а мне дала пятак серебром — славная барыня!»

И я дал мальчишке пятачок, и не жалел уже ни о поездке, ни о семи рублях, мною истраченных.

Источник