Сжигание гая фокса праздник

Guy Fawkes Night, also known as Guy Fawkes Day, Bonfire Night and Fireworks Night, is an annual commemoration observed on 5 November, primarily in Great Britain, involving bonfires and fireworks displays. Its history begins with the events of 5 November 1605 O.S., when Guy Fawkes, a member of the Gunpowder Plot, was arrested while guarding explosives the plotters had placed beneath the House of Lords. The Catholic plotters had intended to assassinate Protestant king James I and his parliament. Celebrating that the king had survived, people lit bonfires around London; and months later, the Observance of 5th November Act mandated an annual public day of thanksgiving for the plot’s failure.

Within a few decades Gunpowder Treason Day, as it was known, became the predominant English state commemoration. As it carried strong Protestant religious overtones it also became a focus for anti-Catholic sentiment. Puritans delivered sermons regarding the perceived dangers of popery, while during increasingly raucous celebrations common folk burnt effigies of popular hate-figures, such as the Pope. Towards the end of the 18th century reports appear of children begging for money with effigies of Guy Fawkes and 5 November gradually became known as Guy Fawkes Day. Towns such as Lewes and Guildford were in the 19th century scenes of increasingly violent class-based confrontations, fostering traditions those towns celebrate still, albeit peaceably. In the 1850s changing attitudes resulted in the toning down of much of the day’s anti-Catholic rhetoric, and the Observance of 5th November Act was repealed in 1859. Eventually the violence was dealt with, and by the 20th century Guy Fawkes Day had become an enjoyable social commemoration, although lacking much of its original focus. The present-day Guy Fawkes Night is usually celebrated at large organised events.

Settlers exported Guy Fawkes Night to overseas colonies, including some in North America, where it was known as Pope Day. Those festivities died out with the onset of the American Revolution. Claims that Guy Fawkes Night was a Protestant replacement for older customs such as Samhain are disputed.

Origins and history in Great Britain

Guy Fawkes Night originates from the Gunpowder Plot of 1605, a failed conspiracy by a group of provincial English Catholics to assassinate the Protestant King James I of England and VI of Scotland and replace him with a Catholic head of state. In the immediate aftermath of the 5 November arrest of Guy Fawkes, caught guarding a cache of explosives placed beneath the House of Lords, James’s Council allowed the public to celebrate the king’s survival with bonfires, so long as they were «without any danger or disorder».^[1] This made 1605 the first year the plot’s failure was celebrated.^[2]

The following January, days before the surviving conspirators were executed, Parliament, at the initiation of James I,^[3] passed the Observance of 5th November Act, commonly known as the «Thanksgiving Act». It was proposed by a Puritan Member of Parliament, Edward Montagu, who suggested that the king’s apparent deliverance by divine intervention deserved some measure of official recognition, and kept 5 November free as a day of thanksgiving while in theory making attendance at Church mandatory.^[4] A new form of service was also added to the Church of England’s Book of Common Prayer, for use on that date.^[5]
Little is known about the earliest celebrations. In settlements such as Carlisle, Norwich, and Nottingham, corporations (town governments) provided music and artillery salutes. Canterbury celebrated 5 November 1607 with 106 pounds (48 kg) of gunpowder and 14 pounds (6.4 kg) of match, and three years later food and drink was provided for local dignitaries, as well as music, explosions, and a parade by the local militia. Even less is known of how the occasion was first commemorated by the general public, although records indicate that in the Protestant stronghold of Dorchester a sermon was read, the church bells rung, and bonfires and fireworks lit.^[6]

Early significance

According to historian and author Antonia Fraser, a study of the earliest sermons preached demonstrates an anti-Catholic concentration «mystical in its fervour».^[7] Delivering one of five 5 November sermons printed in A Mappe of Rome in 1612, Thomas Taylor spoke of the «generality of his [a papist’s] cruelty», which had been «almost without bounds».^[8] Such messages were also spread in printed works such as Francis Herring’s Pietas Pontifica (republished in 1610 as Popish Piety), and John Rhode’s A Brief Summe of the Treason intended against the King & State, which in 1606 sought to educate «the simple and ignorant … that they be not seduced any longer by papists».^[9] By the 1620s the Fifth was honoured in market towns and villages across the country, though it was some years before it was commemorated throughout England. Gunpowder Treason Day, as it was then known, became the predominant English state commemoration. Some parishes made the day a festive occasion, with public drinking and solemn processions. Concerned though about James’s pro-Spanish foreign policy, the decline of international Protestantism, and Catholicism in general, Protestant clergymen who recognised the day’s significance called for more dignified and profound thanksgivings each 5 November.^[10][11]

What unity English Protestants had shared in the plot’s immediate aftermath began to fade when in 1625 James’s son, the future Charles I, married the Catholic Henrietta Maria of France. Puritans reacted to the marriage by issuing a new prayer to warn against rebellion and Catholicism, and on 5 November that year, effigies of the pope and the devil were burnt, the earliest such report of this practice and the beginning of centuries of tradition.^[a][14] During Charles’s reign Gunpowder Treason Day became increasingly partisan. Between 1629 and 1640 he ruled without Parliament, and he seemed to support Arminianism, regarded by Puritans such as Henry Burton as a step toward Catholicism. By 1636, under the leadership of the Arminian Archbishop of Canterbury William Laud, the English church was trying to use 5 November to denounce all seditious practices, and not just popery.^[15] Puritans went on the defensive, some pressing for further reformation of the Church.^[10]

Bonfire Night, as it was occasionally known,^[16] assumed a new fervour during the events leading up to the English Interregnum. Although Royalists disputed their interpretations, Parliamentarians began to uncover or fear new Catholic plots. Preaching before the House of Commons on 5 November 1644, Charles Herle claimed that Papists were tunnelling «from Oxford, Rome, Hell, to Westminster, and there to blow up, if possible, the better foundations of your houses, their liberties and privileges».^[17] A display in 1647 at Lincoln’s Inn Fields commemorated «God’s great mercy in delivering this kingdom from the hellish plots of papists», and included fireballs burning in the water (symbolising a Catholic association with «infernal spirits») and fireboxes, their many rockets suggestive of «popish spirits coming from below» to enact plots against the king. Effigies of Fawkes and the pope were present, the latter represented by Pluto, Roman god of the underworld.^[18]

Following Charles I’s execution in 1649, the country’s new republican regime remained undecided on how to treat 5 November. Unlike the old system of religious feasts and State anniversaries, it survived, but as a celebration of parliamentary government and Protestantism, and not of monarchy.^[16] Commonly the day was still marked by bonfires and miniature explosives, but formal celebrations resumed only with the Restoration, when Charles II became king. Courtiers, High Anglicans and Tories followed the official line, that the event marked God’s preservation of the English throne, but generally the celebrations became more diverse. By 1670 London apprentices had turned 5 November into a fire festival, attacking not only popery but also «sobriety and good order»,^[19] demanding money from coach occupants for alcohol and bonfires. The burning of effigies, largely unknown to the Jacobeans,^[20] continued in 1673 when Charles’s brother, the Duke of York, converted to Catholicism. In response, accompanied by a procession of about 1,000 people, the apprentices fired an effigy of the Whore of Babylon, bedecked with a range of papal symbols.^[21][22] Similar scenes occurred over the following few years. On 17 November 1677, anti-Catholic fervour saw the Accession Day marked by the burning of a large effigy of the pope – his belly filled with live cats «who squalled most hideously as soon as they felt the fire» – and two effigies of devils «whispering in his ear». Two years later, as the exclusion crisis reached its zenith, an observer noted that «the 5th at night, being gunpowder treason, there were many bonfires and burning of popes as has ever been seen». Violent scenes in 1682 forced London’s militia into action, and to prevent any repetition the following year a proclamation was issued, banning bonfires and fireworks.^[23]

Fireworks were also banned under James II (previously the Duke of York), who became king in 1685. Attempts by the government to tone down Gunpowder Treason Day celebrations were, however, largely unsuccessful, and some reacted to a ban on bonfires in London (born from a fear of more burnings of the pope’s effigy) by placing candles in their windows, «as a witness against Catholicism».^[24] When James was deposed in 1688 by William of Orange – who, importantly, landed in England on 5 November – the day’s events turned also to the celebration of freedom and religion, with elements of anti-Jacobitism. While the earlier ban on bonfires was politically motivated, a ban on fireworks was maintained for safety reasons, «much mischief having been done by squibs».^[16]

Guy Fawkes Day

William III’s birthday fell on 4 November,^[b] and for orthodox Whigs the two days therefore became an important double anniversary.^[25] William ordered that the thanksgiving service for 5 November be amended to include thanks for his «happy arrival» and «the Deliverance of our Church and Nation».^[26] In the 1690s he re-established Protestant rule in Ireland, and the Fifth, occasionally marked by the ringing of church bells and civic dinners, was consequently eclipsed by his birthday commemorations. From the 19th century, 5 November celebrations there became sectarian in nature. (Its celebration in Northern Ireland remains controversial, unlike in Scotland where bonfires continue to be lit in various cities.)^[27] In England though, as one of 49 official holidays, for the ruling class 5 November became overshadowed by events such as the birthdays of Admiral Edward Vernon, or John Wilkes, and under George II and George III, with the exception of the Jacobite Rising of 1745, it was largely «a polite entertainment rather than an occasion for vitriolic thanksgiving».^[28] For the lower classes, however, the anniversary was a chance to pit disorder against order, a pretext for violence and uncontrolled revelry. In 1790 The Times reported instances of children «begging for money for Guy Faux»,^[29] and a report of 4 November 1802 described how «a set of idle fellows … with some horrid figure dressed up as a Guy Faux» were convicted of begging and receiving money, and committed to prison as «idle and disorderly persons».^[30] The Fifth became «a polysemous occasion, replete with polyvalent cross-referencing, meaning all things to all men».^[31]

Lower class rioting continued, with reports in Lewes of annual rioting, intimidation of «respectable householders»^[32] and the rolling through the streets of lit tar barrels. In Guildford, gangs of revellers who called themselves «guys» terrorised the local population; proceedings were concerned more with the settling of old arguments and general mayhem, than any historical reminiscences.^[33] Similar problems arose in Exeter, originally the scene of more traditional celebrations. In 1831 an effigy was burnt of the new Bishop of Exeter Henry Phillpotts, a High Church Anglican and High Tory who opposed Parliamentary reform, and who was also suspected of being involved in «creeping popery». A local ban on fireworks in 1843 was largely ignored, and attempts by the authorities to suppress the celebrations resulted in violent protests and several injured constables.^[34]

On several occasions during the 19th century The Times reported that the tradition was in decline, being «of late years almost forgotten», but in the opinion of historian David Cressy, such reports reflected «other Victorian trends», including a lessening of Protestant religious zeal—not general observance of the Fifth.^[29] Civil unrest brought about by the union of the Kingdoms of Great Britain and Ireland in 1800 resulted in Parliament passing the Roman Catholic Relief Act 1829, which afforded Catholics greater civil rights, continuing the process of Catholic Emancipation in the two kingdoms.^[35] The traditional denunciations of Catholicism had been in decline since the early 18th century,^[36] and were thought by many, including Queen Victoria, to be outdated,^[37] but the pope’s restoration in 1850 of the English Catholic hierarchy gave renewed significance to 5 November, as demonstrated by the burnings of effigies of the new Catholic Archbishop of Westminster Nicholas Wiseman, and the pope. At Farringdon Market 14 effigies were processed from the Strand and over Westminster Bridge to Southwark, while extensive demonstrations were held throughout the suburbs of London.^[38] Effigies of the 12 new English Catholic bishops were paraded through Exeter, already the scene of severe public disorder on each anniversary of the Fifth.^[39] Gradually, however, such scenes became less popular. With little resistance in Parliament, the thanksgiving prayer of 5 November contained in the Anglican Book of Common Prayer was abolished, and in March 1859 the Anniversary Days Observance Act repealed the Observance of 5th November Act.^[40][41][42]

As the authorities dealt with the worst excesses, public decorum was gradually restored. The sale of fireworks was restricted,^[43] and the Guildford «guys» were neutralized in 1865, although this was too late for one constable, who died of his wounds.^[37] Violence continued in Exeter for some years, peaking in 1867 when, incensed by rising food prices and banned from firing their customary bonfire, a mob was twice in one night driven from Cathedral Close by armed infantry. Further riots occurred in 1879, but there were no more bonfires in Cathedral Close after 1894.^[44][45] Elsewhere, sporadic instances of public disorder persisted late into the 20th century, accompanied by large numbers of firework-related accidents, but a national Firework Code and improved public safety has in most cases brought an end to such things.^[46]

Songs, Guys and decline

One notable aspect of the Victorians’ commemoration of Guy Fawkes Night was its move away from the centres of communities, to their margins. Gathering wood for the bonfire increasingly became the province of working-class children, who solicited combustible materials, money, food and drink from wealthier neighbours, often with the aid of songs. Most opened with the familiar «Remember, remember, the fifth of November, Gunpowder Treason and Plot».^[47] The earliest recorded rhyme, from 1742, is reproduced below alongside one bearing similarities to most Guy Fawkes Night ditties, recorded in 1903 at Charlton on Otmoor:

Organised entertainments also became popular in the late 19th century, and 20th-century pyrotechnic manufacturers renamed Guy Fawkes Day as Firework Night. Sales of fireworks dwindled somewhat during the First World War, but resumed in the following peace.^[49] At the start of the Second World War celebrations were again suspended, resuming in November 1945.^[50] For many families, Guy Fawkes Night became a domestic celebration, and children often congregated on street corners, accompanied by their own effigy of Guy Fawkes.^[51] This was sometimes ornately dressed and sometimes a barely recognisable bundle of rags stuffed with whatever filling was suitable. A survey found that in 1981 about 23 per cent of Sheffield schoolchildren made Guys, sometimes weeks before the event. Collecting money was a popular reason for their creation, the children taking their effigy from door to door, or displaying it on street corners. But mainly, they were built to go on the bonfire, itself sometimes comprising wood stolen from other pyres—»an acceptable convention» that helped bolster another November tradition, Mischief Night.^[52] Rival gangs competed to see who could build the largest, sometimes even burning the wood collected by their opponents; in 1954 the Yorkshire Post reported on fires late in September, a situation that forced the authorities to remove latent piles of wood for safety reasons.^[53] Lately, however, the custom of begging for a «penny for the Guy» has almost completely disappeared.^[51] In contrast, some older customs still survive; in Ottery St Mary residents run through the streets carrying flaming tar barrels,^[54] and since 1679 Lewes has been the setting of some of England’s most extravagant 5 November celebrations, the Lewes Bonfire.^[55]

Generally, modern 5 November celebrations are run by local charities and other organisations, with paid admission and controlled access. In 1998 an editorial in the Catholic Herald called for the end of «Bonfire Night», labelling it «an offensive act».^[56] Author Martin Kettle, writing in The Guardian in 2003, bemoaned an «occasionally nannyish» attitude to fireworks that discourages people from holding firework displays in their back gardens, and an «unduly sensitive attitude» toward the anti-Catholic sentiment once so prominent on Guy Fawkes Night.^[57] David Cressy summarised the modern celebration with these words: «The rockets go higher and burn with more colour, but they have less and less to do with memories of the Fifth of November … it might be observed that Guy Fawkes’ Day is finally declining, having lost its connection with politics and religion. But we have heard that many times before.»^[58]

In 2012 the BBC’s Tom de Castella concluded:

It’s probably not a case of Bonfire Night decline, but rather a shift in priorities … there are new trends in the bonfire ritual. Guy Fawkes masks have proved popular and some of the more quirky bonfire societies have replaced the Guy with effigies of celebrities in the news—including Lance Armstrong and Mario Balotelli—and even politicians. The emphasis has moved. The bonfire with a Guy on top—indeed the whole story of the Gunpowder Plot—has been marginalised. But the spectacle remains.^[59]

Similarities with other customs

Historians have often suggested that Guy Fawkes Day served as a Protestant replacement for the ancient Celtic festival of Samhain or Calan Gaeaf, pagan events that the church absorbed and transformed into All Hallow’s Eve and All Souls’ Day. In The Golden Bough, the Scottish anthropologist James George Frazer suggested that Guy Fawkes Day exemplifies «the recrudescence of old customs in modern shapes». David Underdown, writing in his 1987 work Revel, Riot, and Rebellion, viewed Gunpowder Treason Day as a replacement for Hallowe’en: «just as the early church had taken over many of the pagan feasts, so did Protestants acquire their own rituals, adapting older forms or providing substitutes for them».^[60] While the use of bonfires to mark the occasion was most likely taken from the ancient practice of lighting celebratory bonfires, the idea that the commemoration of 5 November 1605 ever originated from anything other than the safety of James I is, according to David Cressy, «speculative nonsense».^[61] Citing Cressy’s work, Ronald Hutton agrees with his conclusion, writing, «There is, in brief, nothing to link the Hallowe’en fires of North Wales, Man, and central Scotland with those which appeared in England upon 5 November.»^[62] Further confusion arises in Northern Ireland, where some communities celebrate Guy Fawkes Night; the distinction there between the Fifth, and Halloween, is not always clear.^[63] Despite such disagreements, in 2005 David Cannadine commented on the encroachment into British culture of late 20th-century American Hallowe’en celebrations, and their effect on Guy Fawkes Night:

Nowadays, family bonfire gatherings are much less popular, and many once-large civic celebrations have been given up because of increasingly intrusive health and safety regulations. But 5 November has also been overtaken by a popular festival that barely existed when I was growing up, and that is Halloween … Britain is not the Protestant nation it was when I was young: it is now a multi-faith society. And the Americanised Halloween is sweeping all before it—a vivid reminder of just how powerfully American culture and American consumerism can be transported across the Atlantic.^[64]

In Northern Ireland, bonfires are lit on the Eleventh Night (11 July) by Ulster Protestants. Folklorist Jack Santino notes that the Eleventh Night is «thematically similar to Guy Fawkes Night in that it celebrates the establishment and maintenance of the Protestant state».^[65]

Another celebration involving fireworks, the five-day Hindu festival of Diwali (normally observed between mid-October and November), in 2010 began on 5 November. This led The Independent to comment on the similarities between the two, its reporter Kevin Rawlinson wondering «which fireworks will burn brightest».^[66]

In other countries

Gunpowder Treason Day was exported by settlers to colonies around the world, including members of the Commonwealth of Nations such as Australia, New Zealand, Canada, and various Caribbean nations.^[67]
In Australia, Sydney (founded as a British penal colony in 1788)^[68] saw at least one instance of the parading and burning of a Guy Fawkes effigy in 1805,^[69] while in 1833, four years after its founding,^[70] Perth listed Gunpowder Treason Day as a public holiday.^[71] By the 1970s, Guy Fawkes Night had become less common in Australia, with the event simply an occasion to set off fireworks with little connection to Guy Fawkes. Mostly they were set off annually on a night called «cracker night»… which would include the lighting of bonfires. Some states had their fireworks night or «cracker night» at different times of the year, with some being let off on 5 November, but most often, they were let off on the Queen’s birthday. After a range of injuries to children involving fireworks, Fireworks nights and the sale of fireworks was banned in all states except the ACT by the early 1980s, which saw the end of cracker night.^[72]

Some measure of celebration remains in New Zealand, Canada, and South Africa.^[73] On the Cape Flats in Cape Town, South Africa, Guy Fawkes day has become associated with youth hooliganism.^[74] In Canada in the 21st century, celebrations of Bonfire Night on 5 November are largely confined to the province of Newfoundland and Labrador.^[75] The day is still marked in Saint Vincent and the Grenadines, and in Saint Kitts and Nevis, but a fireworks ban by Antigua and Barbuda during the 1990s reduced its popularity in that country.^[76]

In North America the commemoration was at first paid scant attention, but the arrest of two boys caught lighting bonfires on 5 November 1662 in Boston suggests, in historian James Sharpe’s view, that «an underground tradition of commemorating the Fifth existed».^[77] In parts of North America it was known as Pope Night, celebrated mainly in colonial New England, but also as far south as Charleston. In Boston, founded in 1630 by Puritan settlers, an early celebration was held in 1685, the same year that James II assumed the throne. Fifty years later, again in Boston, a local minister wrote «a Great number of people went over to Dorchester neck where at night they made a Great Bonfire and plaid off many fireworks», although the day ended in tragedy when «4 young men coming home in a Canoe were all Drowned». Ten years later the raucous celebrations were the cause of considerable annoyance to the upper classes and a special Riot Act was passed, to prevent «riotous tumultuous and disorderly assemblies of more than three persons, all or any of them armed with Sticks, Clubs or any kind of weapons, or disguised with vizards, or painted or discolored faces, or in any manner disguised, having any kind of imagery or pageantry, in any street, lane, or place in Boston». With inadequate resources, however, Boston’s authorities were powerless to enforce the Act. In the 1740s gang violence became common, with groups of Boston residents battling for the honour of burning the pope’s effigy. But by the mid-1760s these riots had subsided, and as colonial America moved towards revolution, the class rivalries featured during Pope Day gave way to anti-British sentiment.^[78] In author Alfred Young’s view, Pope Day provided the «scaffolding, symbolism, and leadership» for resistance to the Stamp Act in 1764–65, forgoing previous gang rivalries in favour of unified resistance to Britain.^[79]

The passage in 1774 of the Quebec Act, which guaranteed French Canadians free practice of Catholicism in the Province of Quebec, provoked complaints from some Americans that the British were introducing «Popish principles and French law».^[80] Such fears were bolstered by opposition from the Church in Europe to American independence, threatening a revival of Pope Day.^[81] Commenting in 1775, George Washington was less than impressed by the thought of any such resurrections, forbidding any under his command from participating:^[82]

As the Commander in Chief has been apprized of a design form’d for the observance of that ridiculous and childish custom of burning the Effigy of the pope—He cannot help expressing his surprise that there should be Officers and Soldiers in this army so void of common sense, as not to see the impropriety of such a step at this Juncture; at a Time when we are solliciting, and have really obtain’d, the friendship and alliance of the people of Canada, whom we ought to consider as Brethren embarked in the same Cause. The defence of the general Liberty of America: At such a juncture, and in such Circumstances, to be insulting their Religion, is so monstrous, as not to be suffered or excused; indeed instead of offering the most remote insult, it is our duty to address public thanks to these our Brethren, as to them we are so much indebted for every late happy Success over the common Enemy in Canada.^[83]

The tradition continued in Salem as late as 1817,^[84] and was still observed in Portsmouth, New Hampshire, in 1892.^[85] In the late 18th century, effigies of prominent figures such as two Prime Ministers of Great Britain, the Earl of Bute and Lord North, and the American traitor General Benedict Arnold, were also burnt.^[86] In the 1880s bonfires were still being lit in some New England coastal towns, although no longer to commemorate the failure of the Gunpowder Plot. In the area around New York City, stacks of barrels were burnt on Election Day eve, which after 1845 was a Tuesday early in November.^[87]

See also

• Bonfire toffee
• Gunpowder Plot in popular culture
• Push penny
• Sussex Bonfire Societies
• West Country Carnival

References

Notes

Footnotes

Bibliography

Further reading

Guy Fawkes Night, also known as Guy Fawkes Day, Bonfire Night and Fireworks Night, is an annual commemoration observed on 5 November, primarily in Great Britain, involving bonfires and fireworks displays. Its history begins with the events of 5 November 1605 O.S., when Guy Fawkes, a member of the Gunpowder Plot, was arrested while guarding explosives the plotters had placed beneath the House of Lords. The Catholic plotters had intended to assassinate Protestant king James I and his parliament. Celebrating that the king had survived, people lit bonfires around London; and months later, the Observance of 5th November Act mandated an annual public day of thanksgiving for the plot’s failure.

Within a few decades Gunpowder Treason Day, as it was known, became the predominant English state commemoration. As it carried strong Protestant religious overtones it also became a focus for anti-Catholic sentiment. Puritans delivered sermons regarding the perceived dangers of popery, while during increasingly raucous celebrations common folk burnt effigies of popular hate-figures, such as the Pope. Towards the end of the 18th century reports appear of children begging for money with effigies of Guy Fawkes and 5 November gradually became known as Guy Fawkes Day. Towns such as Lewes and Guildford were in the 19th century scenes of increasingly violent class-based confrontations, fostering traditions those towns celebrate still, albeit peaceably. In the 1850s changing attitudes resulted in the toning down of much of the day’s anti-Catholic rhetoric, and the Observance of 5th November Act was repealed in 1859. Eventually the violence was dealt with, and by the 20th century Guy Fawkes Day had become an enjoyable social commemoration, although lacking much of its original focus. The present-day Guy Fawkes Night is usually celebrated at large organised events.

Settlers exported Guy Fawkes Night to overseas colonies, including some in North America, where it was known as Pope Day. Those festivities died out with the onset of the American Revolution. Claims that Guy Fawkes Night was a Protestant replacement for older customs such as Samhain are disputed.

Origins and history in Great Britain

Guy Fawkes Night originates from the Gunpowder Plot of 1605, a failed conspiracy by a group of provincial English Catholics to assassinate the Protestant King James I of England and VI of Scotland and replace him with a Catholic head of state. In the immediate aftermath of the 5 November arrest of Guy Fawkes, caught guarding a cache of explosives placed beneath the House of Lords, James’s Council allowed the public to celebrate the king’s survival with bonfires, so long as they were «without any danger or disorder».^[1] This made 1605 the first year the plot’s failure was celebrated.^[2]

The following January, days before the surviving conspirators were executed, Parliament, at the initiation of James I,^[3] passed the Observance of 5th November Act, commonly known as the «Thanksgiving Act». It was proposed by a Puritan Member of Parliament, Edward Montagu, who suggested that the king’s apparent deliverance by divine intervention deserved some measure of official recognition, and kept 5 November free as a day of thanksgiving while in theory making attendance at Church mandatory.^[4] A new form of service was also added to the Church of England’s Book of Common Prayer, for use on that date.^[5]
Little is known about the earliest celebrations. In settlements such as Carlisle, Norwich, and Nottingham, corporations (town governments) provided music and artillery salutes. Canterbury celebrated 5 November 1607 with 106 pounds (48 kg) of gunpowder and 14 pounds (6.4 kg) of match, and three years later food and drink was provided for local dignitaries, as well as music, explosions, and a parade by the local militia. Even less is known of how the occasion was first commemorated by the general public, although records indicate that in the Protestant stronghold of Dorchester a sermon was read, the church bells rung, and bonfires and fireworks lit.^[6]

Early significance

According to historian and author Antonia Fraser, a study of the earliest sermons preached demonstrates an anti-Catholic concentration «mystical in its fervour».^[7] Delivering one of five 5 November sermons printed in A Mappe of Rome in 1612, Thomas Taylor spoke of the «generality of his [a papist’s] cruelty», which had been «almost without bounds».^[8] Such messages were also spread in printed works such as Francis Herring’s Pietas Pontifica (republished in 1610 as Popish Piety), and John Rhode’s A Brief Summe of the Treason intended against the King & State, which in 1606 sought to educate «the simple and ignorant … that they be not seduced any longer by papists».^[9] By the 1620s the Fifth was honoured in market towns and villages across the country, though it was some years before it was commemorated throughout England. Gunpowder Treason Day, as it was then known, became the predominant English state commemoration. Some parishes made the day a festive occasion, with public drinking and solemn processions. Concerned though about James’s pro-Spanish foreign policy, the decline of international Protestantism, and Catholicism in general, Protestant clergymen who recognised the day’s significance called for more dignified and profound thanksgivings each 5 November.^[10][11]

What unity English Protestants had shared in the plot’s immediate aftermath began to fade when in 1625 James’s son, the future Charles I, married the Catholic Henrietta Maria of France. Puritans reacted to the marriage by issuing a new prayer to warn against rebellion and Catholicism, and on 5 November that year, effigies of the pope and the devil were burnt, the earliest such report of this practice and the beginning of centuries of tradition.^[a][14] During Charles’s reign Gunpowder Treason Day became increasingly partisan. Between 1629 and 1640 he ruled without Parliament, and he seemed to support Arminianism, regarded by Puritans such as Henry Burton as a step toward Catholicism. By 1636, under the leadership of the Arminian Archbishop of Canterbury William Laud, the English church was trying to use 5 November to denounce all seditious practices, and not just popery.^[15] Puritans went on the defensive, some pressing for further reformation of the Church.^[10]

Bonfire Night, as it was occasionally known,^[16] assumed a new fervour during the events leading up to the English Interregnum. Although Royalists disputed their interpretations, Parliamentarians began to uncover or fear new Catholic plots. Preaching before the House of Commons on 5 November 1644, Charles Herle claimed that Papists were tunnelling «from Oxford, Rome, Hell, to Westminster, and there to blow up, if possible, the better foundations of your houses, their liberties and privileges».^[17] A display in 1647 at Lincoln’s Inn Fields commemorated «God’s great mercy in delivering this kingdom from the hellish plots of papists», and included fireballs burning in the water (symbolising a Catholic association with «infernal spirits») and fireboxes, their many rockets suggestive of «popish spirits coming from below» to enact plots against the king. Effigies of Fawkes and the pope were present, the latter represented by Pluto, Roman god of the underworld.^[18]

Following Charles I’s execution in 1649, the country’s new republican regime remained undecided on how to treat 5 November. Unlike the old system of religious feasts and State anniversaries, it survived, but as a celebration of parliamentary government and Protestantism, and not of monarchy.^[16] Commonly the day was still marked by bonfires and miniature explosives, but formal celebrations resumed only with the Restoration, when Charles II became king. Courtiers, High Anglicans and Tories followed the official line, that the event marked God’s preservation of the English throne, but generally the celebrations became more diverse. By 1670 London apprentices had turned 5 November into a fire festival, attacking not only popery but also «sobriety and good order»,^[19] demanding money from coach occupants for alcohol and bonfires. The burning of effigies, largely unknown to the Jacobeans,^[20] continued in 1673 when Charles’s brother, the Duke of York, converted to Catholicism. In response, accompanied by a procession of about 1,000 people, the apprentices fired an effigy of the Whore of Babylon, bedecked with a range of papal symbols.^[21][22] Similar scenes occurred over the following few years. On 17 November 1677, anti-Catholic fervour saw the Accession Day marked by the burning of a large effigy of the pope – his belly filled with live cats «who squalled most hideously as soon as they felt the fire» – and two effigies of devils «whispering in his ear». Two years later, as the exclusion crisis reached its zenith, an observer noted that «the 5th at night, being gunpowder treason, there were many bonfires and burning of popes as has ever been seen». Violent scenes in 1682 forced London’s militia into action, and to prevent any repetition the following year a proclamation was issued, banning bonfires and fireworks.^[23]

Fireworks were also banned under James II (previously the Duke of York), who became king in 1685. Attempts by the government to tone down Gunpowder Treason Day celebrations were, however, largely unsuccessful, and some reacted to a ban on bonfires in London (born from a fear of more burnings of the pope’s effigy) by placing candles in their windows, «as a witness against Catholicism».^[24] When James was deposed in 1688 by William of Orange – who, importantly, landed in England on 5 November – the day’s events turned also to the celebration of freedom and religion, with elements of anti-Jacobitism. While the earlier ban on bonfires was politically motivated, a ban on fireworks was maintained for safety reasons, «much mischief having been done by squibs».^[16]

Guy Fawkes Day

William III’s birthday fell on 4 November,^[b] and for orthodox Whigs the two days therefore became an important double anniversary.^[25] William ordered that the thanksgiving service for 5 November be amended to include thanks for his «happy arrival» and «the Deliverance of our Church and Nation».^[26] In the 1690s he re-established Protestant rule in Ireland, and the Fifth, occasionally marked by the ringing of church bells and civic dinners, was consequently eclipsed by his birthday commemorations. From the 19th century, 5 November celebrations there became sectarian in nature. (Its celebration in Northern Ireland remains controversial, unlike in Scotland where bonfires continue to be lit in various cities.)^[27] In England though, as one of 49 official holidays, for the ruling class 5 November became overshadowed by events such as the birthdays of Admiral Edward Vernon, or John Wilkes, and under George II and George III, with the exception of the Jacobite Rising of 1745, it was largely «a polite entertainment rather than an occasion for vitriolic thanksgiving».^[28] For the lower classes, however, the anniversary was a chance to pit disorder against order, a pretext for violence and uncontrolled revelry. In 1790 The Times reported instances of children «begging for money for Guy Faux»,^[29] and a report of 4 November 1802 described how «a set of idle fellows … with some horrid figure dressed up as a Guy Faux» were convicted of begging and receiving money, and committed to prison as «idle and disorderly persons».^[30] The Fifth became «a polysemous occasion, replete with polyvalent cross-referencing, meaning all things to all men».^[31]

Lower class rioting continued, with reports in Lewes of annual rioting, intimidation of «respectable householders»^[32] and the rolling through the streets of lit tar barrels. In Guildford, gangs of revellers who called themselves «guys» terrorised the local population; proceedings were concerned more with the settling of old arguments and general mayhem, than any historical reminiscences.^[33] Similar problems arose in Exeter, originally the scene of more traditional celebrations. In 1831 an effigy was burnt of the new Bishop of Exeter Henry Phillpotts, a High Church Anglican and High Tory who opposed Parliamentary reform, and who was also suspected of being involved in «creeping popery». A local ban on fireworks in 1843 was largely ignored, and attempts by the authorities to suppress the celebrations resulted in violent protests and several injured constables.^[34]

On several occasions during the 19th century The Times reported that the tradition was in decline, being «of late years almost forgotten», but in the opinion of historian David Cressy, such reports reflected «other Victorian trends», including a lessening of Protestant religious zeal—not general observance of the Fifth.^[29] Civil unrest brought about by the union of the Kingdoms of Great Britain and Ireland in 1800 resulted in Parliament passing the Roman Catholic Relief Act 1829, which afforded Catholics greater civil rights, continuing the process of Catholic Emancipation in the two kingdoms.^[35] The traditional denunciations of Catholicism had been in decline since the early 18th century,^[36] and were thought by many, including Queen Victoria, to be outdated,^[37] but the pope’s restoration in 1850 of the English Catholic hierarchy gave renewed significance to 5 November, as demonstrated by the burnings of effigies of the new Catholic Archbishop of Westminster Nicholas Wiseman, and the pope. At Farringdon Market 14 effigies were processed from the Strand and over Westminster Bridge to Southwark, while extensive demonstrations were held throughout the suburbs of London.^[38] Effigies of the 12 new English Catholic bishops were paraded through Exeter, already the scene of severe public disorder on each anniversary of the Fifth.^[39] Gradually, however, such scenes became less popular. With little resistance in Parliament, the thanksgiving prayer of 5 November contained in the Anglican Book of Common Prayer was abolished, and in March 1859 the Anniversary Days Observance Act repealed the Observance of 5th November Act.^[40][41][42]

As the authorities dealt with the worst excesses, public decorum was gradually restored. The sale of fireworks was restricted,^[43] and the Guildford «guys» were neutralized in 1865, although this was too late for one constable, who died of his wounds.^[37] Violence continued in Exeter for some years, peaking in 1867 when, incensed by rising food prices and banned from firing their customary bonfire, a mob was twice in one night driven from Cathedral Close by armed infantry. Further riots occurred in 1879, but there were no more bonfires in Cathedral Close after 1894.^[44][45] Elsewhere, sporadic instances of public disorder persisted late into the 20th century, accompanied by large numbers of firework-related accidents, but a national Firework Code and improved public safety has in most cases brought an end to such things.^[46]

Songs, Guys and decline

One notable aspect of the Victorians’ commemoration of Guy Fawkes Night was its move away from the centres of communities, to their margins. Gathering wood for the bonfire increasingly became the province of working-class children, who solicited combustible materials, money, food and drink from wealthier neighbours, often with the aid of songs. Most opened with the familiar «Remember, remember, the fifth of November, Gunpowder Treason and Plot».^[47] The earliest recorded rhyme, from 1742, is reproduced below alongside one bearing similarities to most Guy Fawkes Night ditties, recorded in 1903 at Charlton on Otmoor:

Organised entertainments also became popular in the late 19th century, and 20th-century pyrotechnic manufacturers renamed Guy Fawkes Day as Firework Night. Sales of fireworks dwindled somewhat during the First World War, but resumed in the following peace.^[49] At the start of the Second World War celebrations were again suspended, resuming in November 1945.^[50] For many families, Guy Fawkes Night became a domestic celebration, and children often congregated on street corners, accompanied by their own effigy of Guy Fawkes.^[51] This was sometimes ornately dressed and sometimes a barely recognisable bundle of rags stuffed with whatever filling was suitable. A survey found that in 1981 about 23 per cent of Sheffield schoolchildren made Guys, sometimes weeks before the event. Collecting money was a popular reason for their creation, the children taking their effigy from door to door, or displaying it on street corners. But mainly, they were built to go on the bonfire, itself sometimes comprising wood stolen from other pyres—»an acceptable convention» that helped bolster another November tradition, Mischief Night.^[52] Rival gangs competed to see who could build the largest, sometimes even burning the wood collected by their opponents; in 1954 the Yorkshire Post reported on fires late in September, a situation that forced the authorities to remove latent piles of wood for safety reasons.^[53] Lately, however, the custom of begging for a «penny for the Guy» has almost completely disappeared.^[51] In contrast, some older customs still survive; in Ottery St Mary residents run through the streets carrying flaming tar barrels,^[54] and since 1679 Lewes has been the setting of some of England’s most extravagant 5 November celebrations, the Lewes Bonfire.^[55]

Generally, modern 5 November celebrations are run by local charities and other organisations, with paid admission and controlled access. In 1998 an editorial in the Catholic Herald called for the end of «Bonfire Night», labelling it «an offensive act».^[56] Author Martin Kettle, writing in The Guardian in 2003, bemoaned an «occasionally nannyish» attitude to fireworks that discourages people from holding firework displays in their back gardens, and an «unduly sensitive attitude» toward the anti-Catholic sentiment once so prominent on Guy Fawkes Night.^[57] David Cressy summarised the modern celebration with these words: «The rockets go higher and burn with more colour, but they have less and less to do with memories of the Fifth of November … it might be observed that Guy Fawkes’ Day is finally declining, having lost its connection with politics and religion. But we have heard that many times before.»^[58]

In 2012 the BBC’s Tom de Castella concluded:

It’s probably not a case of Bonfire Night decline, but rather a shift in priorities … there are new trends in the bonfire ritual. Guy Fawkes masks have proved popular and some of the more quirky bonfire societies have replaced the Guy with effigies of celebrities in the news—including Lance Armstrong and Mario Balotelli—and even politicians. The emphasis has moved. The bonfire with a Guy on top—indeed the whole story of the Gunpowder Plot—has been marginalised. But the spectacle remains.^[59]

Similarities with other customs

Historians have often suggested that Guy Fawkes Day served as a Protestant replacement for the ancient Celtic festival of Samhain or Calan Gaeaf, pagan events that the church absorbed and transformed into All Hallow’s Eve and All Souls’ Day. In The Golden Bough, the Scottish anthropologist James George Frazer suggested that Guy Fawkes Day exemplifies «the recrudescence of old customs in modern shapes». David Underdown, writing in his 1987 work Revel, Riot, and Rebellion, viewed Gunpowder Treason Day as a replacement for Hallowe’en: «just as the early church had taken over many of the pagan feasts, so did Protestants acquire their own rituals, adapting older forms or providing substitutes for them».^[60] While the use of bonfires to mark the occasion was most likely taken from the ancient practice of lighting celebratory bonfires, the idea that the commemoration of 5 November 1605 ever originated from anything other than the safety of James I is, according to David Cressy, «speculative nonsense».^[61] Citing Cressy’s work, Ronald Hutton agrees with his conclusion, writing, «There is, in brief, nothing to link the Hallowe’en fires of North Wales, Man, and central Scotland with those which appeared in England upon 5 November.»^[62] Further confusion arises in Northern Ireland, where some communities celebrate Guy Fawkes Night; the distinction there between the Fifth, and Halloween, is not always clear.^[63] Despite such disagreements, in 2005 David Cannadine commented on the encroachment into British culture of late 20th-century American Hallowe’en celebrations, and their effect on Guy Fawkes Night:

Nowadays, family bonfire gatherings are much less popular, and many once-large civic celebrations have been given up because of increasingly intrusive health and safety regulations. But 5 November has also been overtaken by a popular festival that barely existed when I was growing up, and that is Halloween … Britain is not the Protestant nation it was when I was young: it is now a multi-faith society. And the Americanised Halloween is sweeping all before it—a vivid reminder of just how powerfully American culture and American consumerism can be transported across the Atlantic.^[64]

In Northern Ireland, bonfires are lit on the Eleventh Night (11 July) by Ulster Protestants. Folklorist Jack Santino notes that the Eleventh Night is «thematically similar to Guy Fawkes Night in that it celebrates the establishment and maintenance of the Protestant state».^[65]

Another celebration involving fireworks, the five-day Hindu festival of Diwali (normally observed between mid-October and November), in 2010 began on 5 November. This led The Independent to comment on the similarities between the two, its reporter Kevin Rawlinson wondering «which fireworks will burn brightest».^[66]

In other countries

Gunpowder Treason Day was exported by settlers to colonies around the world, including members of the Commonwealth of Nations such as Australia, New Zealand, Canada, and various Caribbean nations.^[67]
In Australia, Sydney (founded as a British penal colony in 1788)^[68] saw at least one instance of the parading and burning of a Guy Fawkes effigy in 1805,^[69] while in 1833, four years after its founding,^[70] Perth listed Gunpowder Treason Day as a public holiday.^[71] By the 1970s, Guy Fawkes Night had become less common in Australia, with the event simply an occasion to set off fireworks with little connection to Guy Fawkes. Mostly they were set off annually on a night called «cracker night»… which would include the lighting of bonfires. Some states had their fireworks night or «cracker night» at different times of the year, with some being let off on 5 November, but most often, they were let off on the Queen’s birthday. After a range of injuries to children involving fireworks, Fireworks nights and the sale of fireworks was banned in all states except the ACT by the early 1980s, which saw the end of cracker night.^[72]

Some measure of celebration remains in New Zealand, Canada, and South Africa.^[73] On the Cape Flats in Cape Town, South Africa, Guy Fawkes day has become associated with youth hooliganism.^[74] In Canada in the 21st century, celebrations of Bonfire Night on 5 November are largely confined to the province of Newfoundland and Labrador.^[75] The day is still marked in Saint Vincent and the Grenadines, and in Saint Kitts and Nevis, but a fireworks ban by Antigua and Barbuda during the 1990s reduced its popularity in that country.^[76]

In North America the commemoration was at first paid scant attention, but the arrest of two boys caught lighting bonfires on 5 November 1662 in Boston suggests, in historian James Sharpe’s view, that «an underground tradition of commemorating the Fifth existed».^[77] In parts of North America it was known as Pope Night, celebrated mainly in colonial New England, but also as far south as Charleston. In Boston, founded in 1630 by Puritan settlers, an early celebration was held in 1685, the same year that James II assumed the throne. Fifty years later, again in Boston, a local minister wrote «a Great number of people went over to Dorchester neck where at night they made a Great Bonfire and plaid off many fireworks», although the day ended in tragedy when «4 young men coming home in a Canoe were all Drowned». Ten years later the raucous celebrations were the cause of considerable annoyance to the upper classes and a special Riot Act was passed, to prevent «riotous tumultuous and disorderly assemblies of more than three persons, all or any of them armed with Sticks, Clubs or any kind of weapons, or disguised with vizards, or painted or discolored faces, or in any manner disguised, having any kind of imagery or pageantry, in any street, lane, or place in Boston». With inadequate resources, however, Boston’s authorities were powerless to enforce the Act. In the 1740s gang violence became common, with groups of Boston residents battling for the honour of burning the pope’s effigy. But by the mid-1760s these riots had subsided, and as colonial America moved towards revolution, the class rivalries featured during Pope Day gave way to anti-British sentiment.^[78] In author Alfred Young’s view, Pope Day provided the «scaffolding, symbolism, and leadership» for resistance to the Stamp Act in 1764–65, forgoing previous gang rivalries in favour of unified resistance to Britain.^[79]

The passage in 1774 of the Quebec Act, which guaranteed French Canadians free practice of Catholicism in the Province of Quebec, provoked complaints from some Americans that the British were introducing «Popish principles and French law».^[80] Such fears were bolstered by opposition from the Church in Europe to American independence, threatening a revival of Pope Day.^[81] Commenting in 1775, George Washington was less than impressed by the thought of any such resurrections, forbidding any under his command from participating:^[82]

As the Commander in Chief has been apprized of a design form’d for the observance of that ridiculous and childish custom of burning the Effigy of the pope—He cannot help expressing his surprise that there should be Officers and Soldiers in this army so void of common sense, as not to see the impropriety of such a step at this Juncture; at a Time when we are solliciting, and have really obtain’d, the friendship and alliance of the people of Canada, whom we ought to consider as Brethren embarked in the same Cause. The defence of the general Liberty of America: At such a juncture, and in such Circumstances, to be insulting their Religion, is so monstrous, as not to be suffered or excused; indeed instead of offering the most remote insult, it is our duty to address public thanks to these our Brethren, as to them we are so much indebted for every late happy Success over the common Enemy in Canada.^[83]

The tradition continued in Salem as late as 1817,^[84] and was still observed in Portsmouth, New Hampshire, in 1892.^[85] In the late 18th century, effigies of prominent figures such as two Prime Ministers of Great Britain, the Earl of Bute and Lord North, and the American traitor General Benedict Arnold, were also burnt.^[86] In the 1880s bonfires were still being lit in some New England coastal towns, although no longer to commemorate the failure of the Gunpowder Plot. In the area around New York City, stacks of barrels were burnt on Election Day eve, which after 1845 was a Tuesday early in November.^[87]

See also

• Bonfire toffee
• Gunpowder Plot in popular culture
• Push penny
• Sussex Bonfire Societies
• West Country Carnival

References

Notes

Footnotes

Bibliography

Further reading

Ночь Гая Фокса (англ. Guy Fawkes’ Night), также известная как Ночь костров (англ. Bonfire Night) — это один из самых шумных праздников в Англии. Его отмечают каждый год 5 ноября.

Праздник посвящен одному историческому событию, произошедшему 5 ноября 1605 года, когда злоумышленниками был спланирован заговор против короля Якова I и членов Парламента.

Католики возлагали большие надежды на короля, полагая, что он отменит штрафы и ограничения, наложенные на католиков при королеве Елизавете I, но их надежды не оправдались. Тогда группа заговорщиков решилась на экстренный шаг, который вошел в историю как «Пороховой Заговор». Роберт Кейтсби предложил взорвать здание Парламента во время ежегодной церемонии открытия заседания Палаты Лордов.

Целью предполагаемого взрыва было убийство короля, смена власти в стране и воцарение на престоле короля-католика. Для осуществления подрыва ими было приобретено 36 бочек с порохом и складировано в подвале под Палатой Лордов.

Но заговор был неожиданно сорван. Накануне запланированного взрыва один из участников послал своему другу лорду Монтиглу письмо, в котором он просил его не посещать Парламент 5 ноября. Несколькими часами позже письмо оказалось в руках самого короля. Яков I приказал обыскать подвалы Парламента, где были обнаружены 36 бочек с порохом и Гай Фокс, намеревавшийся с минуты на минуту поджечь фитиль, ведущий к наполненному порохом подвалу под Палатой Лордов.

После нечеловеческих пыток и издевательств Гай Фокс выдал все имена злоумышленников. Все заговорщики были публично казнены, а Гай Фокс четвертован. Лондонцы в благодарность за избавление короля от смерти стали жечь на улицах костры. Со временем эта традиция переросла в более грандиозное событие, и на кострах стали сжигать чучела Гая Фокса, символы «Порохового Заговора», к тому же она была дополнена фейерверками и взрывающимися петардами и дошла до нашего времени.

Согласно некоторым источникам, этот заговор не мог осуществиться, потому что приобретенный порох был сырой и старый, и поджечь его не представлялось возможным. А некоторые историки даже полагают, что «Пороховой Заговор» был придуман самим королем Яковом I в целях укрепления своей власти, потому что незаметно протащить в здание Парламента 36 бочек с порохом было невозможно. Возможно, это было сделано ради того, чтобы Парламент ввел дополнительные ограничения в правах для католиков.

В Англии на Bonfire Night (Ночь Костров) принято приглашать гостей на праздничный ужин, где гвоздем программы является сжигание чучела Гая Фокса и запуск фейерверков. Все гости выходят на участок, запускают петарды, поджигают чучело, жгут костер и мило общаются друг с другом.

Традиционно на 5 ноября готовят картофельное пюре с толстыми английскими сосисками, обжаренными на гриле, а в углях запекают картофель и едят его с щепоткой соли.

Существует и другое кушанье — куриные ножки барбекю вприкуску с капустно-морковным салатом «coleslaw», заправленным майонезом, а на десерт яблоки-тоффи с сиропом, из которого делают ириски. Дети разукрашивают лицо углем «для камуфляжа» и счастливо бегают вокруг костра, не подозревая о настоящем предназначении этого праздника.

24492Жизнь и культура за границей

Не успели британцы отметить Хеллоуин, как приходит время для другого, не менее впечатляющего праздника — ночи Гая Фокса. Рассказываем, зачем 5 ноября англичане переодеваются, взрывают петарды, запускают фейерверки, и, главное, за что сжигают чучело Гая Фокса. 

Кто такой Гай Фокс?

До того, как стать интернет-мемом, Гай Фокс был историческим персонажем. Уроженец Йорка дворянского происхождения и ярый католик, он принимал активное участие в движении против протестантов. В 1605 году Фокс и его соратники предприняли попытку взорвать здание парламента в Лондоне. Целью мятежников было уничтожение короля Якова I, который оказывал покровительство протестантам. Гаю Фоксу предстояла самая ответственная часть предприятия — поджог фитиля. Но из-за утечки информации план католиков провалился, и все его участники были жестоко казнены. Неудачная попытка свергнуть Якова I вошла в историю как Пороховой заговор. 

Сегодня имя Гая Фокса на слуху у многих, во многом благодаря протестным движениям, выбравшим его в качестве своего символа. Популяризацией своего образа Гай Фокс обязан комиксу «V — значит Вендетта», а также одноименному фильму 2005 года. 

Ночь Гая Фокса: история праздника

После того, как Пороховой заговор был раскрыт, а Гай Фокс и его соратники убиты, английский парламент выпустил специальный закон, согласно которому 5 ноября следовало отмечать как «радостный день благодарения за спасение». Люди выходили на улицы, сжигали соломенное чучело, символизировавшее изменника, и всю ночь запускали фейерверки. И, несмотря на то, что в 1859 году закон отменили, традиция народных гуляний 5 ноября сохранилась. Ведь нельзя просто взять и отнять у людей праздник, особенно такой яркий и шумный, как ночь Гая Фокса.

Празднование ночи Гая Фокса в наши дни

Сегодня праздник также известен как Ночь костров (Bonfire Night) или Ночь фейерверков (Fireworks Night). В ночь на 5 ноября люди наряжаются в старинные костюмы и выходят на улицы с факелами, чтобы отлично провести время под пальбу фейерверков, петард и шутих. И, несмотря на то, что со временем праздник утратил свою политическую подоплеку, иногда вместо чучела Гая Фокса сжигают кого-нибудь из государственных деятелей или просто известных людей. Так, в 2016 году жители ряда британских городов сжигали фигуры Дональда Трампа, выражая свое несогласие с его идеями.

Надеемся, наша статья была вам интересно и вам повезет увидеть празднование ночи Гая Фокса своими глазами!

К другим статьям:

05.10.2021

Страны, открытые для привитых Спутником V россиян

Уже два года границы между странами закрыты из-за коронавируса, либо открыты на жестких условиях. Некоторые…

Далее

04.10.2021

Праздники октября в Великобритании

Октябрь — не слишком богатый на праздники месяц. Первое, что сразу же приходит в голову — это Хэллоуин. Но в…

Далее

12.02.2020

Как получить шенгенскую визу в Эстонию в 2020 году?

В 2020 году изменились правила получения шенгенских виз. Как
ни странно, но получить визу стало проще. Во-первых,…

Далее

31.05.2019

Эдинбургский замок — самая известная крепость Шотландии

Одна из самых известных достопримечательностей Шотландии — Эдинбургский замок, расположенный в самом центре…

Далее

Гай Фокс стал главным действующим лицом «Порохового заговора», хотя и не являлся его организатором. Но ему доверили самое главное — в нужное время поджечь фитиль. Правда, попытка государственного переворота у католиков провалилась. Из-за того, что слишком много людей было вовлечено в заговор, произошла утечка информации. С тех пор Англия (а также Новая Зеландия, ЮАР, Австралия и некоторые другие страны)отмечают праздник «Ночь Гая Фокса». Люди запускают фейерверки и сжигают чучело несчастного Фокса.

Религиозный конфликт

В 1603 году шотландский король Яков VI взошел на английский престол, тем самым объединив две короны. Новый государь стал именоваться Яковом I и начал уверенно править страной. Его восшествие католики восприняли как наступление эпохи перемен. Они надеялись, что король окажется к ним более благосклонным, нежели предыдущий правитель. Но очень быстро их мечты растаяли. Яков стал проводить политику умеренных протестантских реформ и довольно жестко пресекал поползновения воинственно настроенных католиков, а заодно и представителей ультра-протестантских течений. Но, несмотря на это, король весьма терпимо относился именно к католикам. Поэтому он не стал разгонять католическую партию, «бурлящую» при дворе. Но тем, естественно, этого было мало. И католики решили, что на троне не место человеку, исповедовавшему протестантизм.

Так родился заговор. По задумке, участники должны были ликвидировать неугодного монарха, а на трон отдать его малолетней дочери Елизавете. Елизавету же заговорщики хотели «правильно» воспитать, приставив к ней католических регентов. Соответственно, в «новом мире» уже не нашлось бы места для протестантов. Затея, конечно, утопическая, но заговорщики приложили максимум усилий, чтобы превратить мечту в жизнь. Известно, что заговор являлся трудом нескольких человек: Роберта Кейтсби, Томаса Уинтера, Томаса Перси, Джона Райта и других. Спустя короткое время количество людей, решивших предпринять государственный переворот возросло до тринадцати. В их числе был и будущий главный антигерой «проекта» — Гай Фокс.

Интересно вот что: до сих пор нет единого мнения, касающегося истоков заговора. По официальной версии на государственный переворот отважились католики, которым надоело находиться на вторых ролях. Правда, существует мнение, которое утверждает, что заговор — дело рук неких провокаторов, которые хотели выставить католиков в максимально невыгодном свете, дабы еще сильнее укрепить протестантство. Позднее, исследователи и истории предположили, что убрать Якова I хотели последователи фемического суда. Но эти версии так и не получили бесспорных доказательств. Также бытовало мнение, что «Пороховой заговор» — это банальный ответ протестантам, которые организовали в 1604 году несколько показательных казней католиков. В общем, ситуация довольно запутанная и непонятная. Точно известно, что свое добро на заговор дал непосредственный лидер британских иезуитов Генри Гарнетт. Поэтому попытка государственного переворота воспринималась его сторонниками как некая католическая Контрреформация.

Подготовка к государственному перевороту

Когда недовольство королем достигло критической отметки, заговорщики пришли к выводу, что настало их время. Первым делом они сумели арендовать один из домов, который располагался недалеко от Палаты лордов. По первоначальной задумке, религиозные бойцы должны были проделать секретный туннель, который бы связал их логово с Палатой. Но вырыть подкоп оказалось не так-то просто. Во-первых, для этого требовалось немало времени. А во-вторых, существовала высокая вероятность того, что стражи порядка что-нибудь заподозрят и помешают осуществить задуманное. Начался поиск выхода из затруднительного положения. И тогда Томас Перси решил пойти ва-банк. Он сумел арендовать подвальное помещение, находящееся непосредственно под залом заседание сильных британского мира. То есть, более идеального места для осуществления задуманного просто невозможно представить. Никто из охраны Палаты лордов не обратил внимания на новых «жильцов». Вряд ли кто-нибудь мог подумать, что кучка людей могла отважиться на государственный переворот. Этой халатностью в полной мере и воспользовались заговорщики. Они быстро наладили «пороховой путь», связавший Палату лордов и район Ламбет, расположенный на противоположном берегу Темзы. По реке заговорщики смогли без каких-либо проблем доставить до нужного места тридцать шесть бочек с порохом. А уже на месте их замаскировали заранее приготовленными дровами и углем. Известно, что общая масса пороха перевалила за отметку в две с половиной тонны. То есть, такого запаса хватило бы, чтобы не только подорвать зал заседаний, но и все здание парламента (а еще зацепить и Вестминстерское аббатство). В общем, заговорщики к делу подошли с максимальной серьезностью.

Когда подготовка была завершено роль первой скрипки досталась Гаю Фоксу. Известно, что он находился у истоков заговора, но вот не относился к числу его лидеров. Именно его было решено сделать орудием, доверив самое важное — зажечь фитиль. При этом, Фокс не должен был погибнуть сам. По расчетам, времени, пока горел фитиль ему бы хватило, чтобы покинуть здание и удалиться на лодке по Темзе на безопасное расстояние. А затем, дабы не рисковать, поджигатель должен был тайно покинуть страну. Причем лидеры заговора это преподнесли как святой долг — пожертвовать своей родиной ради общего блага. Фокс согласился.

В назначенное время Гай Фокс занял «исходную позицию» в здании парламента. А все остальные заговорщики решили скрыться в графстве Уорикшир (там были сильны позиции католиков), где ждали результатов. После взрыва, они планировали организовать восстание, чтобы поддержать переворот.

Но заговорщики не знали, что произошла утечка информации. Дело в том, что в тайну оказалось посвящено слишком много людей. Еще двадцать шестого октября лорд Монтгил, который был задействован в предстоящем заседании, получил анонимное письмо. В нем некий доброжелатель посоветовал лорду не появляться пятого ноября в Палате, поскольку злоумышленники готовят диверсию.

Интересно вот что: заседание парламента должно было стартовать в январе. И поскольку начался новый год, то и сессия вроде бы должна быть новой, но это не так. Формально она являлась продолжением старой, прерванной на праздничные каникулы. Поэтому король по идее на январском заседании мог и не появиться. Точнее, он не должен был появляться, но Яков решил, что называется, заглянуть на огонек. О своем решении он сообщил лишь узкому кругу приближенных. Поэтому некоторые историки считают, что изначально пороховой заговор являлся инсценировкой попытки государственного переворота. Более того, именно сам Яков и указывается чуть ли не главным идейным вдохновителем. Мол, таким образом, он хотел подставить надоевших ему католиков. А вот другие исследователи считают, что лидером заговора являлся Роберт Сесил — главный советник короля. Узнав, что Яков решил посетить заседание, он посчитал этот момент идеальным для захвата власти, а католики стали всего лишь орудием в его руках. Дело в том, что он знал и Кейтсби, и его единомышленников, знал их мечты. Поэтому и сделал вброс в виде идеи государственного переворота. Плюс был и Генри Гарнет — лидер иезуитов. Некоторые считают, что на самом деле он являлся лидером заговора, но старался держаться в тени, опасаясь расплаты в случае провала. В общем, кандидатов на роль главного заговорщика было предостаточно.

К взрыву все было готово, но неожиданно правительство решило перенести дату открытия парламентской сессии. Так вместо седьмого февраля она должна была стартовать аж третьего октября. А летом стало известно, что начало еще отодвинули. Теперь уже на пятое ноября. Странность, которая так и не получила бесспорное обоснование.

И тут, в конце ноября, лорд Монтигл получает письмо. По стечению обстоятельств, оно попало к нему в руки во время ужина, на котором присутствовал один из числа заговорщиков. Сам же Монтигл, несмотря на то, что послание было весьма запутанным и лишенным конкретных фактов, сразу во всем разобрался (что тоже вызывает подозрения у некоторых исследователей). Более того, он решил действовать незамедлительно. А именно: спешно покинул дом и направился прямиком к Роберту Сесилу в Уайтхолл. Здесь, кроме Сесила Монтигл встретил еще нескольких представителей палаты лордов (удивительно совпадение, конечно). И, несмотря на поздний час, они провели экстренное совещание. Правда, закончилось оно вполне ожидаемо — лорды решили не предпринимать никаких действий до тех пор, пока не вернется с охоты король.

Никто не захотел брать на себя ответственность в таком щепетильном вопросе. Вскоре вернулся и Яков. Ему передали письмо и стали ждать. И хотя в послании не было ни одного слова, которое могло бы намекнуть на взрыв, король тут же приказал обыскать здание парламента. Этот факт тоже заставляет некоторых историков и исследователей усомниться на счет правдоподобности заговора.

А тот заговорщик, при котором лорд Монтигл зачитал письмо, конечно, поспешил поделиться новостью со своими единомышленниками. Любопытно, что после обсуждения проблемы и возможных ее последствий, взрыв зала заседания решено было не отменять. Вместо этого Фокс еще раз проверил все ли готово к диверсии. Убедившись, что плану ничего не угрожает, он вышел из арендованной комнаты. Но практически сразу столкнулся с людьми, которые были направлены на проверку всего здания. Надо отдать должное Фоксу, он не растерялся и поведал легенду о том, что он слуга Томаса Перси, направленный сюда хозяином для проверки угля, который был завезен для отопления. Комиссия вошла в комнату, но ограничилась лишь формальной (визуальной) проверкой. Что тоже является довольно странным. Выпроводив незваных гостей, Фокс и сам быстро покинул «обитель», чтобы сообщить о встрече с комиссией. Лидеры заговорщиков находились в смешанных чувствах. С одной стороны они сильно боялись провала, поскольку тогда обрекали всех католиков на еще более печальную участь. С другой стороны – риск, как известно, — дело благородное. Если бы замысел удался, то в Британии началась бы новая эра. И эта мысль не давала им покоя. В конце концов, было принято важное решение – Фоксу сообщили, что план остается в силе.

Получив инструкции, Гай вновь направился в комнату, нашпигованную бочками с порохом. До «старта» оставалось совсем немного времени, поэтому он решил в очередной раз все проверить. Но… совершенно неожиданно Фокс столкнулся с представителями другой группы проверяющих. Естественно, его остановили и поинтересовались, что он здесь делает. А Фокс… Фокс совершенно неожиданно вместо заученной легенды выдал: «Если бы вы меня захватили внутри, я взорвал бы вас, себя и все здание».

Так и остается загадкой, почему Гай, который всей душой верил в правильность своих действий, неожиданно сам же все и испортил. По сути, проверяющие, скорее всего, поверили бы в легенду, но у Фокса сдали нервы (официальная версия) в самый ответственный для всех британских католиков момент. Он привел комиссию в комнату, где она и обнаружила порох, фитили, трут и часы. После этого Фокса доставили непосредственно к монарху, и лично Яков провел первый допрос. Фокс, конечно же, не стал отпираться и все рассказал государю. А закончил он свое откровение цитатой папы римского, что «опасная болезнь требует незамедлительного лечения». После этого его поместили в лондонский Тауэр. Здесь Фокс вновь подвергся допросам, а заодно и пыткам (добро на это дам сам король). Гай долго не продержался. И спустя несколько дней он назвал имена всех участников заговора и подписал признание о подготовке государственного переворота. Кстати, этот документ с корявой и неразборчивой подписью (показания выбивали так старательно, что у него были серьезно повреждены и руки, и ноги) Фокса сейчас находится в Национальных архивах Великобритании.

Как только были получены имена участников заговора, на них началась охота. И уже к двенадцатому ноября почти все были схвачены (остальные погибли при задержании).

Судебный процесс носил показательный характер. Власти хотелось преподнести католикам такой урок, который они бы никогда уже не забыли. И двадцать седьмого января 1606 года в Вестминстерском аббатстве состоялось заседание. Всех заговорщиков признали виновными в государственной измене и приговорили к сметной казни.

Приговор был приведен в исполнение в самом конце января того же года. Под это было отведено два дня. Смертников доставили во двор собора Святого Павла, расположенного в центре Лондона. Казнили заговорщиков самым жестоким образом, который только практиковали для предателей. Приговоренного сначала вешали, но умереть ему не позволяли, а перерезали веревку. Затем несчастного пытали, потрошили, четвертовали, а финалом было обезглавливание. Из всех пойманных заговорщиков такой участи удалось избежать только Фоксу. Зная, какие мучения его ждут впереди, он умудрился шагнуть с эшафота так, что петля сломала ему шею.

Естественно, пороховой заговор сильно сказался на положение всех католиков в Британии. Их еще сильнее ущемили в правах и подвергли гонениям. И только спустя пару сотен лет они сумели добиться относительно равного положения с протестантами.

* * *

Спустя некоторое время парламент принял закон, который предписывал ежегодно отмечать пятое ноября как «радостный день благодарения за спасение». Народу, придерживающегося протестантских взглядов, этот праздник понравился, правда его чаще называли «Ночью Гая Фокса». И даже когда в 1859 году «Ночь» лишилась официального статуса, ее продолжили массово отмечать со взрывами петард и традиционным сжиганием чучела «изменника Гая Фокса».

То самое помещение, где заговорщики хранили порох, до наших дней не уцелело. Оно сгорело во время пожара еще в 1834 году. Правда, в некоторых английских музеях хранится порох, который и собирался поджечь Фокс. А его фонарь находится в музее Эшмолеан, что в Оксфорде.
В 2005 году Королевский монетный двор Великобритании к четырехсотлетию с момента раскрытия порохового заговора выпустил биометрическую памятную монету тиражом свыше пяти миллионов достоинством в два фунта.

Кстати, одно время о Гае Фоксе все же подзабыли, но комиксы и фильм «V — значит вендетта» возобновили интерес общественности к фигуре резонансного дела. Ну а маска Фокса (она же — маска анонимуса, или вендетта) стала очень популярной.

Запомните на века
события пятого ноября.
Порох, измена и сговор. Ведь нет причин забывать
как мог бунт колыхать .
Гай Фокс, Гай Фокс — он все затеял.
Взорвать парламент и короля — его идея.
Три бочки порохом набиты —
и старушка Англия могла быть разбита.
Бог помиловал, Гая поймали.
Со спичкой в руках, в черном плаще застали.
Вскрикните, ребята, да зазвенят колокола.
Вскрикните, ребята, Бог спас короля!
Гип-гип ура!

Часто национальные праздники в странах становятся поводом для грандиозного торжества одной части населения и настоящим унижением для другой. Когда определенный слой общества добивается привилегированного положения в отношении другого. В свое время такое произошло в России с падением монархии, еще раньше во Франции с падением Бастилии, а почти за 180 лет до парижских событий это случилось в Лондоне. Тогда Королю удалось предотвратить заговор, обещавший стать великой трагедией, но пострадали от раскрытия козней против существовавшей власти не только заговорщики, но и те, кого они представляли – католическая часть населения Великобритании (еще не объединенной).

Содержание

• Предпосылки мятежа
• Гай Фокс и участники порохового заговора
• План взрыва Короля и Парламента
• Провал операции
• Арест виновников и казнь
• 5 ноября в Великобритании

Предпосылки мятежа

XVII век был периодом жесткого кризиса католической церкви. Ответвления от фундаментальных догм Рима в Реформации рождались тут и там, но самое опасное для церкви заключалось в потере контроля над Британией, когда окончательно при Елизавете I был строго выбран путь на протестантизм. Рим уже не мог диктовать свои условия, его политическая воля сходила на нет. Но даже сейчас в Великобритании проживает чуть более 50% населения, исповедующих протестантизм. А это значит, что позиции католиков все еще весомы. Но они были бы куда значимее, если бы в далеком 1605 году Пороховой заговор во главе с якобы Гаем Фоксом достиг поставленных целей.

Возлагавшие надежды на шотландского короля Якова VI (Яков I на Британском престоле) католические элиты потеряли всякую веру на улучшение собственного положения в стране. Их ставленник решил гнуть свою линию на ограничение роли церкви в государственных делах и следование третьему пути – примирение обеих сторон конфликта. Поэтому обстановка подсказывала – либо смирись, либо борись. А в пору «отчаянных мужей» было кому бороться, с того момента и началось планирование грандиозного террористического акта, который должен был похоронить не только Короля с Парламентом, но и все надежды протестантов на единоличное правление в Британии.

Гай Фокс и участники порохового заговора

Несмотря на то, что заговорщиков против Короля было с десяток, в памяти англичан неизменно фигурирует имя Гая Фокса, бесспорно ключевого фигуранта событий, но не обладавшего полномочиями абсолютной власти мятежа. Среди самых известных участников сговора числятся Роберт Кейтсби, Томас Уинтер, Томас Перси, Джон Райт и Гай Фокс, Роберт Кейес и Фрэнсис Трэшем.

Они представляли разные прослойки католической элиты, стремившейся к смещению акцента примирения с пуританами на возвращение Англии под крыло Католической церкви. Лояльный к католикам Яков должен был стать ключом к реализации задуманного, но тот решил играть собственную партию.

Сам Гай Фокс был обычным дворянином с замашками на видного политического деятеля. Родом из Йорка он в итоге запомнился неудачной попыткой государственного переворота, сдачей всех своих единомышленников, быстрой смертью во время казни (остальных «коллег» долго и жутко пытали) и увековечиванием в английском языке. Слово ‘guy’ пошло именно от него, обозначая сначала чучело, которое сжигали каждое 5 ноября в память о событиях тех лет, потом просто чучело, а еще позже оно стало обозначать любого молодого человека. Со временем имя Гая Фокса прочно связывалось с любыми мятежами на территории Туманного Альбиона, он стал символом заговора против национальных элит. Культурный вклад его личности был столь весом, что уже наши современники использовали его образ для создания известного персонажа комиксов серии ‘V – значит вендетта’. Главный герой графического романа разгуливает в фирменной маске с изображением лица самого Гая Фокса.

Реальным же лидером заговора считался Роберт Кейтсби, умный и влиятельный религиозный фанатик, мечтавший не столько о политических последствиях заговора, сколько именно о возвращение под крыло Рима (хотя жена и дети у него были протестантами – удивительный парадокс). Кстати он же успел поучаствовать в буче против самой Елизаветы I, так называемый Заговор Эссекса. Являясь невероятно харизматичным и сильным духом, он избежал не только казни от раскусившей мятеж Елизаветы, но даже ареста. А с приходом Якова вообще был реабилитирован.

План взрыва Короля и Парламента

Основной целью заговорщиков была Палата лордов, во время заседания которой в одном помещении собирались все самые видные деятели Англии, в том числе и Король. Задумка проста – поднять на воздух всю элиту Лондона тех лет. Для осуществления плана было решено заложить пороховые бочки прямо под Палатой лордов. После успешной сделки по аренде помещения непосредственно под нужным зданием туда стали тайком проносить теми или иными способами как можно больше пороха. Делалось это для того, чтобы шансов выжить не было ни у кого. В общей сложности количество взрывного порошка составило 2,5 тонны.

Открытие сессии Парламента – выбранная дата, именно в этот день должен был быть зажжен фитиль, которому католики прочили судьбоносную роль. И поджечь этот фитиль выбрали как раз-таки Гая Фокса. Остальные участники заговора отправились в графство Уорикшир, откуда и должно было начаться народное восстание с целью возвращение на престол католика.

Провал операции

Важное условие любого заговора – конфиденциальность. Но как сохранять ее, когда количество заговорщиков растет с геометрической прогрессией. Не мудрено, что при таких обстоятельствах рано или поздно кто-то проговорится, пусть даже и не нарочно. В случае Порохового заговора все случилось донельзя банально и глупо.

В попытках предупредить одного из членов Палаты лордов, исповедовавшего католичество, мятежники отправили ему сообщение, в котором его просили не являться на открытие сессии заседаний, в противном случае он погибнет. Этим лордом был Сэр Монтигл, который не моргнув и глазом поехал прямиком в Лондон с докладом о надвигающейся беде. По цепочке через самого Монтигла, нескольких лордов при дворе и самого Роберта Сесила (графа Солсбери) весть дошла до короля, отдавшего приказ прошерстить здание парламента. Непосредственно под помещением зала заседаний был обнаружен бедняга Гай Фокс в окружении скромной еды и 36 бочонков пороха. Ровно за 7 дней каждый причастный к этому заговору человек был найден: кто-то умер с оружием в руках, а кто-то отправился в темницу Тауэра.

Арест виновников и казнь

Наименее приятная участь ожидала тех, кто положился на благосклонность короля Якова I. Вместо милости преступники получили порцию страшных пыток и не менее страшную казнь.

Основным источником информации, понятное дело, стал Гай Фокс, которого несколько дней пытали в Тауэре, после чего имена всех заговорщиков оказались на столе Короля. Равно как и признательное показание самого Фокса, переломанными пальцами подписавшего заявление об участии в готовившемся государственном перевороте.

Роберт Кейтсби снова избежал ареста и казни, но теперь по совершенно другой причине. Скрываясь вместе с несколькими своими сообщниками в доме Холбич в графстве Стаффордшир, он попал в засаду. В бою с отрядом из 200 человек он был застрелен и пал, сжимая в одной руке оружие, а во второй икону Девы Марии. В назидание будущим протестным силам его труп был выкопан, а голова выставлена на люд возле здания Парламента в Лондоне.

Остальным повезло меньше, их подвергли одной из самых жестоких казней той эпохи: арестантов вздергивали на рее, но не давали задохнуться, потом снимали, кастрировали, вспарывали брюхо, потрошили внутренние органы, четвертовали и только в самом конце отрубали голову. Измученный Гай Фокс сумел избежать этой страшной участи, так как не пережил даже виселицу.

После случившегося более 200 лет позиции католических элит в Британии оставались в тени полнейшего господства протестантских сил. И только спустя два века начались послабления.

Вот уже 400 лет жители всей Великобритании так или иначе празднуют 5 ноября, как государственное торжество. Раньше правительство с помощью силы и приказного тона заставляла народ поминать события тех дней, но затем укоренившаяся традиция волей-неволей превратилась в элемент национальной идентичности большей части жителей Туманного Альбиона.

Как относились к этой памятной дате католики, догадаться нетрудно. Ежегодно они видели через окна своих домов толпы людей, совершающий оккультное сожжение соломенного чучела бедолаги Гая Фокса, сопровождающееся громкими и яркими фейерверками. Праздник так и был назван – Guy Fawkes Night (Ночь Гая Фокса) или Ночь фейерверков (более популярное и нейтральное название).

А каждое торжественное открытие Парламентской сессии начинается с церемониального следования пристава Парламента, «носителя черного жезла», в подвал зала заседаний для проверки, все ли там чисто, и не пришел ли по их душу новый Гай Фокс.