Дикая охота праздник

Колесо года делает уверенное, снежно-хрустящее движение к зимнему солнцевороту, и по его колее к нам приходит Йоль — жизнеутверждающий праздник поворота цикла.

КУПИТЬ ТОВАРЫ ДЛЯ ЙОЛЯ

ПРАЗДНИК ВОЗРОЖДЕНИЯ СОЛНЦА

ЙОЛЬ И РОЖДЕСТВО

КОЛЯДА

ДИКАЯ ОХОТА

Существует великое множество «имён» Дикой Охоты: Охота Одина, Охота Вотана, Иродова охота, Каинова охота, гончие Гавриила, псы Аннона, Die Wilde Jagd, Wilde Heer, Asgardsrei или Oskorei, Охота Слуа, Кавалькада Ши, Дандо и его псы. И, судя по следам в мифах, легендах и литературе Средних веков, Дикая Охота являлась во многих местах и успела проскакать по разным странам: Германии, Ирландии, Великобритании, Дании, Швеции и Норвегии.

ЧТО ЖЕ ТАКОЕ ДИКАЯ ОХОТА?

Чаще всего Дикая Охота представляется как сонм враждебных духов, появляющийся на небе в бурные ночи. Они жаждут пополнить свои ряды новыми душами, найти для своих Владык новых слуг, а для псов – новые игрушки. Есть мнение, что миф о Дикой Охоте родился из страхов людей, возникавших в период холодов и темноты. По скандинавской легенде, во главе призрачной свиты стоял бог Один; все, кто встречался с Охотой попадали в другой мир, а те, кто смел заговаривать и молить о пощаде – гибли. С приходом христианства, мифом стали пугать грешников, а от Дикой Охоты можно было защититься, прочитав молитву. Кельтская разновидность Дикой Охоты была больше похожа на кавалькаду сидов, ей управляли правители Аннуина или короли и королевы фей; после встречи с кельтскими всадниками можно было попасть в холмы-Сиды и иногда даже вернуться живым и невредимым.

КТО ПРЕДВОДИТЕЛЬ ДИКОЙ ОХОТЫ?

Хотя Охота – явление хаотичное, её армии всегда представляются крайне организованными, и в них царит строгая иерархия. Вся свита подчиняется воле Владыки – тому, кто мчится впереди всей конницы. В разных преданиях встречаются и разные предводители, но в основном это либо боги (Один, он же Вотан, Гвин-ап-Нууд, сын бога мёртвых, Араун-король-Аннуна), либо прекрасные и пугающие девы (кельтская Ниав или фрау Хольда, которая покровительствовала браку и во время охоты забирала спившихся мужчин, изменников и воров), также в роли главенствующих всадников выступали народные герои или короли (Король Артур, Карл Великий, Дикий Эдрик), а корнуолльскую Дикую Охоту координировал нерадивый священник (главный герой легенды «Дандо и его псы»).

ПЕРЕЙТИ К ВЫБОРУ МАГИЧЕСКИХ СВЕЧЕЙ

Поверье о неистовой свите экстатического божества распространено по всей Евразии и является достаточно древним. Конкретные проявления этой мифологемы разнятся от региона к региону и порой достаточно трудно выявить возможности общего генезиса, взаимных влияний или независимой конвергенции.

Впрочем, чаще всего видно как древние традиции, развиваясь долгое время независимо, вскорости вновь соединялись в общий легендариум, временами словно вспышками освещая древний пласт, а спустя время вновь расходились, чтобы сойтись в уже изрядно изменённом христианством и крестьянским бытом традиционном сознании европейцев XVIII-XIX веков.

Вот так и вышло, что легенды о Дикой Охоте сплошь и рядом пересекаются с легендами о Неистовом Ловчьем, который хотится на мавок и лесных духов, и, кроме того, имеют мощные пересечения со святочной зимней обрядностью, которая полна собственными мифами и поверьями.
Наконец, народные приметы регулярно связывали с этой легендой то зимнюю бурю, то метель, то крики перелётных птиц, чем не преминули воспользоваться фольклористы девятнадцатого века (в частности, Хёфлер).
Иные мифоведы возражали, что эти поверья имеют подчас куда более мифологические отсылки на культ предков и сказания о неупокоенных мертвецах, и не могут быть объяснимы природными феноменами (см. Х.Эллис-Дэвидсон, с. 172)

Видимо, пора бы и нам углубиться в эти материи.

Начнём со святочного фольклора.

http://асатру.рф/index.php?id=122
Действительно, Отто Хёфлер (Otto Höfler) в своей работе «Verwandlungskulte, Volkssagen, und Mythen», решительно выдвигает идею, что многие из средневековых описаний Дикой Охоты / Неистового Полчища (wutendes heer) были фактически описанием ритуальных народных процессий.
Тот факт, что Предводитель охоты появляется и днём и ночью, вызывая на городских улицах тот же страх, что и у одиноких путешественников в тёмном лесу, может поддержать эту версию, равно как и описание персонажей Масленицы в Нюренберге XVI века:
«Дикое полчище, очень странные фигуры, рогатые, с клювами и хвостами … рев и крики … сзади, на черном, диком коне, фрау Хольда, Дикая Охотница, трубит в охотничий рог, размахивая кнутом».
Вульпий (Vulpius) также называет это шествие «das wuthen de Heer» («Meissen», p. 124).

Подобные процессии в Тироле, такие как Перхтенлауф (Perchtenlauf), описаны J.V. v.Zingerle в 1857г.:

«Перхтенлауф — это своего рода процессия в масках. Маски эти назваются «Перхты».
Они подразделяются на красивые и уродливые …. красивые перхты часто раздают подарки.
Они идут радостно и с громкими криками, пока между ними не появляется сама Дикая Перхта. Когда среди них возникает этот дух, игра приобретает опасный оборот.
Распознать появление Неистовой можно по тому, как дикие ряженые начинают шалеть и кидаться на нарядных. Тогда перхты начинают вопить и бегать друг от друга, в попытке добраться до ближайшего лучшего дома. Как только кто-либо из них оказывался под крышей, Неистовая больше над ним не властна. В противном случае Перхта может разорвать любого, над кем обретает власть.
Даже сегодня можно увидеть места, где похоронены перхты, разодранные дикой свитой»
(Sitten, «Bräuuche, und Meinungen des Tiroler Volkes», in Höfler, p. 59).
ряженые «перхты»: одни — в нарядных народных костюмах, другие — в шкурах и страшных масках

ср. традиционные и современные версии неистовых перхтов
http://kavery.livejournal.com/1521647.html

Эта идея Сочельника как костюмированной игры–карнавала разрабатывается Christine N.F. Eike в статье «Oskoreia og ekstaseriter», где линия исследований Хёфлера развивается на норвежском материале. Там приведены взаимосвязанные сюжеты о группах вполне живых молодых людей, разъезжающих в Сочельник верхом, пьющих пиво, и рассказах о группах мертвецов, делающих то же самое.

Вообще, в скандинавских странах именно с Рождеством связана традиция Oskoreia или Julereia («жуткие наездники» или «Йольские наездники» соответственно). Кристофер Арнольд (Christopher Arnold) в 1674 году упоминает «не добрых и не злых духов, особенно много которых находится в воздухе накануне времени святого Рождества Христова; и называются они «Juhlafolker», то есть, «Народ Рождества»».
Многочисленные именования этой кавалькады с корнем «Jul-» разумеется не имеют никаких христианских истоков, хотя сейчас это слово обозначает именно светлый праздник Рождества. На деле — это древний Йоль эпохи викингов, а в сущности, куда более древней.
Время Середины Зимы : две недели поминовения усопших, время длинных ночей и битвы сил Тьмы с силами Света. С победой последних начиналось светлое время года и зима шла на убыль. Но именно эти дни — наиболее опасны.

Не даром, читая саги, сплошь и рядом видно как в эти дни происходит что-то зловещее. Начиная от бытовых убийств и поджогов, заканчивая настоящей встречей героя с представителями мира мёртвых.

Так, с именно в такую ночь сражался с неупокоенным дравгом Глумом богатырь Греттир. Были и иные мотивы подобных «рождественских встречь». Примечательно, что в Исландии мы не встречаем ни мотива птичьих стай, ни кавалькаду всадников. Зато если такой оживший дравг приходит в чей-то двор, его самое типичное занятие — оседлать конёк чьего-то дома и от души прокатиться на крыше, будто верхом. Учитывая, что внешностью и силой они часто сравнивались с троллями, немудрено что крыша приходила в полнейшую негодность.
Но вот мотив всадничества здесь стоит отметить. Точнее сказать — наездничества…
В упомянутых гуляниях ряженых такого акцента как правило нет.

Ещё примечателен рождественский обычай в Германии и Нидерландах трубить над колодцем.

Трубят в необычные трубы-рога Midwinterhoorn. Эта конструкция достигает длиной метра или даже полутора. А потребность дуть над колодцем объясняют сейчас необходимостью усилить звук. Но учитывая, что именно колодцы ассоциировались с небезызвестной Госпожой Хольде/Перхтой, то особенности этого обычая явно имеют и исходно-мифологическое объяснение.

примеры голландских Midwinterhoorn

В целом же упомянутый норвежский Oskoreia характерен своей трикстерностью.
Шумная процессия нечисти и нежити скорее балагурит, чем угрожает чьей-то жизни. Они проносятся по посёлку, привнося беспорядок, могут затащить куда-то чью-то собственность, выпить в амбаре всю брагу или ещё как пошалить. Бьют в трещётки, звенят клинками, сопровождаются лающими собаками. Якобы этот же «йольский народец» проверяет на прочность конюшни, и если они неплотно прикрыты, то попав туда, нечисть не преминет вскочить верхом на бедных животных и проноситься по суше и небу всю ночь. Наутро лошадей обнаруживают взмыленными, потными и всклокоченными.
Опять отмечаем важность мотива наездничества.

Julereia кисти Бергслина, 1922

Любопытна также северная рождественская традиция gå julebuk — «шествие святочного козла»: ряженые дети с «козой» обходят дома и попрошайничают. Популярна похожая традиция и на Украине.

Меж тем, забивать козла на зимние праздники привыкли и в архаической Греции.
Участники надевали козлиные шкуры и вымазывали лица кровью жертвенного животного. Считается, что эта «трагедия» (буквально, «песнь жертвенного козла») и ей подобные народные мистерии породили античную драму.

Античность уместно вспомнить не только в связи с этим.

…Ведь именно тут всплывают мифы о разодранном неистовыми менадами Великом Ловчем Загрее. Здесь и небесный охотник Орион со своими Гончьими Псами, здесь и сама Афродита, гоняющая дичь по священным рощам.

Артемида с античной вазописи

Между прочим, её архаическая версия — ипостась самой Гекаты: богини потустороннего мира, мёртвых, колдовства, но и женских чар, менструации, материнства… Геката слыла воительницей и матерью, покровительницей кормилиц, попечительницей над женскими работами. Единая в трёх ипостасях покровительница перекрёстков и ночных дорог.
Но всё это не делает её исключитеольной. Скорее наоборот, такой она куда ближе к традиционным богиням соседних народов чем рафинированная Артемида классической традиции.

1. Геката-Охотница со своим псом (http://www.theoi.com/Gallery/T16.5.html).
2. Геката трёхликая

Такая богиня весьма напоминает и скифскую Аргимпасу, и персидскую Анахиту, ирландскую Морриган и скандинавскую Фрию/Фрейю. Именно имя последней часто фигурирует в качестве предводительницы Дикой Охоты. Так же как и Перхта/Берхта и Холле. В поздних сказках Фрау Холле — это Госпожа Метелица.
Она связана со снежной завирюхой, как и Один. Не даром у Андерсена упомянуто сравнение снежинок с небесным войском.
Ведь согласно мифав Эдды, именно с Фрейей Один делит Вальгаллу и отдаёт ей половину своих Эйнхериев. При том что она же считалась предводительницей Валькирий.

Валькирии — демонические женские духи, чьё имя значит «отбирающие павших».
В поэтичской вставке «Darradarljod» они носятся в небе, даруя одним победу, иным погибель, а в ознаменование своих трудов ткут в небе кровавое полотнище из людских кишок на ткацком станке из костей и черепов.
В более поздних, рафинированных рыцарских балладах мы видим их уже как прекрасных ликом всадниц.

Однако, их давний эпитет «сумеречные наездницы» (myrkriður) отнюдь не подразумевает непременно летающих коней! Ведьм и великанш в эддических легендах также называют «ночными всадницами» («Harbardsliod» 8, 20) и «вечерними всадницами» («Helgakvida Hjorvardssonar» 9, 15), хотя все эти названия могут относиться к магическому обряду ведьминого «полета».

Исследования Н.Ганиной и Н.Гвоздецкой доказывают большую архаичность птичьего облика валькирий.
Прежде всего, имеются в виду характерные героическому восприятию германцев и кельтов «птицы битвы» — во́роны.
Опять же, поздние произведения описывают нам их часто как прекрасных дев-лебедей, а герой у одной из них крадёт оперение, что вынуждает её выйти за него замуж. И в целом, действительно напрашивается ассоциация с пушкинской «Царевной-Лебедь». Ведь он испоьзовал народный фольклор! Но эта рафинированная пернатая красавица на деле была куда более зловещей.
В исходных мотивах герой искал встречи с ней себе на погибель. И эта древняя символика лебедя как сумрачной птицы Врат Преисподней сохранилась в финской «Калевале». Там фигурируют «чёрные лебеди Туонелы» — карельского Царства Мёртвых. Наскальные рисунки бронзового века Карелии подтверждают значимость такого образа.

Но если вернуться к измышлениям фолькористов о криках перелётных птиц (см. у Фейльберга и Ольрика), то их версия уже не кажется натянутой. Просто причина такой народной ассоциации вовсе не в том, что скандинавские крестьяне, дескать, вдруг приняли гусиные и лебединые крики за гиканье всадников, и так родилась легенда о Дикой Охоте. Напротив, именно птичьи стаи воронов, гусей и лебедей с давних пор воспринимались за вестников Мира Иного. И уже потом заново приросли к изменённой легенде средневековья.

В частности, сказочный мотив, что снег — это перина Госпожи Метелицы — явное позднее переосмысление. Но исходный компонент здесь виден. Белые перья и лебединый пух имеют здесь особое значение, и вовсе не являются бытовым обобщением от мещан времён братьев Гримм.

Итак, у нас уже упоминались предводители Неистовой Кавалькады.
Это и бог Один/Водан (он же, явно, Сигурд-Молодец и Серобородый), это и король Херла, и конандойлевский Чёрный Хьюго, и даже сэр Френсис Дрейк.
Впрочем, в поздних легендах континентальной Европы во главе процессии описывают чаще просто Сатану.
Но популярна и версия женского лидера: тут нам и Фрейя, и Гуро Рюссерова (фактически, Гудрун Конезадая) и госпожа Годен, и Люси-Пряха, и фрау Хольда или Берта/Перхта…

Сразу стоит оговориться об отличии Госпожи Перхты.
Именно с ней связывают некрещённых детей (***). В истоках явно подразумеваются непоименованные дети — умершие не включёнными в социум (или языком антропологии, не прошедшие обряд инициации). Они — её свита. Она же может и забрать ребёнка из семьи (не отсюда ли андерсеновский мотив похищения Кая некоей Снежной Королевой?). Сама она могла иметь полуптичий облик и оставляла птичьи следы.

Вот пересказ тирольской сказки про Прехту и её призрачную свиту.

«В святочные ночи на улицу крестьяне не выходят, но вот один мужичок выпил лишнего на празднике и пошел во двор подышать воздухом. Вдруг он услышал в небе голоса и увидел призрачное войско, которое состояло из душ некрещеных детей. Маленькие фигурки кувыркались в воздухе и тоненько щебетали что-то. Потом они приземлились недалеко от него.
Вдруг он заметил, что одно маленькое привидение отстало ото всех. Оно запуталось в полах своей длинной рубашонки, и падало, сделав всего несколько шагов. Крестьянин поднял малыша на руки, подпоясал его своим ремнем, чтобы рубашка не свешивалась до земли, и подтолкнул в сторону предводительницы.
Когда малыш дошел до неё, она ласково посмотрела на мужика и сказала:
«Добрый человек, мое благословление твоим собственным детям. Пусть никогда не будут они в нужде!».
Так оно и вышло: дети крестьянина всегда жили в достатке».

Упоминались выше разнообразные накладки друг на друга разных традиций раннего и поднего средневековья. Но повторимся, все они имеют давний и практически общий генезис.

Так, на Британских островах популярны многочисленные пересказы про именно призрачную охоту. Описание странной процессии, подобной охоте, сначала появляется в Англии, в хронике Питербороу («Peterborough Chronicle») в 1127 году.

«Тогда вскоре после того многие люди видели и слышали охоту с множеством охотников. Охотники были черными, большими и ужасными, они ехали на черных лошадях и черных оленях. Их собаки были черными, широкоглазыми и ужасными. Их видели так же и в городе Берк (Burch) и во всем лесу от того города до Стэнфорда, и ночью монахи слышали звуки их сигнальных рогов. Заслуживающие доверия люди, слышавшие их ночью, сказали, что в этой процессии могло быть приблизительно двадцать или тридцать трубивших в рога. Их видели и слышали в период Великого поста Пасхи. Тогда они пришли; когда они исчезли, мы не можем сказать. Одному Богу это известно».

Трубящие в рога черные люди с широкоглазыми собаками вполне характерны для «Неистового Воинства», хотя хроника не дает определенного названия для этого явления. После этого описания, упоминание призрачной охоты не фигурирует в фольклорных сборниках вплоть до девятнадцатого столетия.
Одинокие упоминания фиксируются в континентальной Европе XVI-XVII вв.

Якоб Трош (Jakob Trausch) пишет в страсбургской хронике 1516 года:
«Не только в этом году, но также и прежде, за много лет до того, всякий слышал о явлении, называемом Wuetten-Hor — во всех странах, особенно в Эльзасе, Брейсгау (Breisgau), и в других местах. Видят его не только ночью, но также и днем, в лесу и в горах.
Ночью призраки мчались по полям с барабанами и трубами, также и через город с громкими криками и с огнями … во Фрейбурге (Freiburg) женщина видела своего мужа, который погиб на войне, и поэтому был теперь в этой орде, с разбитою головой. Когда она подбежала к нему, голова его отвалилась совсем».
Поэма Ганса Сакса (Hans Sachs) «Das wutend heer der kleynen dieb» (1539) описывает Неистовое Полчище в ужасающих подробностях — с воронами, летящими над ним и клюющими глаза мертвых.
Он рассказывает:
«Там в хвосте был один человек, повесившийся в этот самый день — у него все еще были глаза, и он смотрел на меня».В 1666г. швед Йоганнес Схеффис (Johannes Scheffes) упоминает ночное воинство владыки призраков в связи с Одином и отождествляет его с немецким Wutensher.

Нередко молва повествует о зловещей судьбе конкретного эсквайра, который за богохульство или охоту в праздничный день обречён отныне охотиться до самого конца света. Примером может выступить и жестокий кронпринц из легенды Рюгена, за свои зверства обречённый охотиться вечность.

Впрочем, подобные пересказы имеются и в землях Германии, и даже Франции.
Во Франции, к слову, образ древнего Короля Харлы трансформировался в Шарлеманя — Карла Великого, а иной раз — в Карла Пятого, то есть Харля Квинса, ставшего таким образом Харлеквином, или попросту Арлекином. Но такая трактовка народной молвой предстаёт изрядной спекуляцией.
Глава призрачной толпы порой именуется в немецких легендах Фридрихом Барбароссой, иногда — Дитрихом Бернским (реликтовый вождь готов Теодорих), а подчас и вовсе королём Артуром.

На Эльбе стоящую во главе Дикой Охоты женщину называют Fru Wode или Fru Gode;
в Мекленбурге считается, что Дикая Охота является во главе с фрау Годен (Frau Gauden) (Lisch, «Mecklenburger jahrbuch», 8, 202-5).
В Вестфалии упоминают персонажа «Hackelberend» — якобы реального охотника по имени Ханс фон Хакельнберг, почившего от яда кабана в середине XVI в. — но по версии братьев Гримм такое прозвище вполне может интерпретироваться как «носящий плащ» («Hakolberand») и употребляться как очередное имя Вотана («Teutonic Mythology» III, p. 923).

В Северной Германии, Дании, и Швеции, Дикая Охота занимает всё более устойчивую позицию, заменяя Неистовое Полчище, описанное Схеффисом в 1600-ых;
в Норвегии мотив именно Охоты практически неизвестен.

«Wilde Jagd» из Ростока (Rostock), описанный Flörke в 1832-м, наделена аспектами их обоих:

«…Дикая Охота, также называемая «Неистовым Полчищем», в Мекленбурге — явление, о котором я слышал много рассказов в детстве и позднее. Наши крестьяне … были столь единодушны в страхе перед Дикой Охотой, что только с дрожью осмеливались идти на работу вечером.
Сначала слышали лай собак, грубые и прекрасные голоса, сменяющие друг друга; по мере того, как они приближались, люди видели множество горящих углей, летящих по воздуху, и затем, если к тому времени люди не убегали, рев целого воинства, полный ужасающей ярости, лай, звуки охотничьих рогов, и среди всего этого — звук тяжелого дыхания.
В пору моей юности это считалось совершенно обычной вещью, что они были древними рыцарями-разбойниками (raubrittern), не обретшими в могиле покоя; иногда скакавшими по небесам вместе со своими охотничьими собаками, которые сопровождали их и при жизни.

Некий благочестивый священник сказал мне, однако, что это не был не кто иной как Дьявол собственной персоной, с несколькими злыми ангелами, которые развлекались, пугая людей.
Дьявол принял для этого обличье старого бога язычников Водана, в котором ему прежде поклонялись в этих странах, откуда также происходит название Wohl, который является искаженным от «Водан»».

Итак, в Новое время Водан/Один фигурирует в лучшем случае как кто-то из легендарных исторических вождей, в худшем — попросту как Сатана…

В «Local Traditions of the Quantocks» (Folklore XIX, 1908, p. 42) Уистлер рассказывает о том, как один человек
«осмелился пересечь дорогу в темноте, и обогнал Дикую Охоту, когда она прошла у него над головой.
И когда он посмотрел на нее, там был сам Дьявол в окружении собак и верхом на большой свинье.
Что ещё хуже, дьявол остановился и заговорил с ним.
«Славный малый, — сказал он, — хороши ли у вас посевы?».
Человек страшно испугался, но зная, что он должен дать хоть какой-то ответ, ответил:
«Эх, слава Богу, посевы достаточно хороши!»
И это спасло его, потому что дьявол не может слышать имени Господа, отчего и он сам, и его собаки исчезли во вспышке огня».

В другой известной мекленбургской легенде, Охотник принимает участие в состязании по перетягиванию веревки с крестьянином, которого он встречает на пути, но человек достаточно умен, чтобы привязать веревку к дубу, так что Вод не может утащить его в воздух .
«Ну, перетянул!» — сказал охотник, «многих людей, проигравших мне, я сделал своими, ты первый из тех, кто когда-либо одолел меня, и должен получить свою награду» .
Он дарит крестьянину кровь и заднюю часть добытого им самим оленя, которые превратились в золото и серебро, когда крестьянин достиг своего дома (Grimm, III, pp. 924-925).

Во многих сказках о Дикой охоте описаны наказания тех, кто насмехается над нею, как в

«Neuvorpommern», где
«Перед мельницей стоял мальчонка-подмастерье, когда Дикая охота проскакала рядом.
«Возьмите меня с собой!» – крикнул парень.
«Пополам» – ответил Один, и как только он исчез, к порогу, где стоял парнишка, падает людская нога. И жуткий голос прокомментировал: «Hast du willt jagen Kannst ok mit gnagen!» — дескать, «Хочешь вместе охотиться – давай приобщайся к добыче!»
Мельничный подмастерье ужаснулся и попытался избавиться от мертвечины всеми доступными способами, но у него ничего не получилось». (Jahn, «Volkssagen aus Pommern und Rugen», pp. 7-8).
Варианты этой истории встречаются несколько раз в Северной Германии.

Помимо мотива Проклятой Охоты имеем и достаточно древний мотив Демонической Охоты за нечистью.
Здесь сумрачный Ловчий как правило один со своим конём и собакой, иногда — с вороном.
Очевидцам представали картины, как эта фигура вырывалась из ночи, преследуя очередную лесную деву, хюльдру или русалку. Всё в той же украинской традиции имеем аналог в виде мохнатого Чугайстра, который ловит и пожирает мавок. А если кто из путников ему поможет — того он одаривает.

Но, в сущности, древний Хозяин Потустороннего мира, догоняющий беглую представительницу его (возможно даже собственную дочь),— вполне представимый генезис.

Его героизированная версия у северных германцев — Брюнхильд/Сигрдрива, валькирия ослушавшаяся Одина, и за это им наказанная. Смертный сон в огненном кругу на вершине кургана — воистину величавая картина. Но она столь же рафинирована, как и прекрасная невеста Вёлунда в лебедином оперении. В древней версии Один должен был, по-видимому, растерзать ослушницу, если не съесть её — ведь тогда бы она переродилась по-новому и начала бы свою миссию заново.

Это вовсе не ведическая спекуляция: эддический цикл о неоднократно умирающих герое Хельги и валькирии Сваве/Сванхильд утверждает идею реинкарнации прямым текстом.

А скандинавский звериный стиль всего лишь напоминает нам о старинной мифологеме железного века: мифе о вечном возвращении, как назвал это Мирча Элиаде.
Скифское, пермское и кельтское искусство относят нас к тому же мотиву:
здесь мы видим многочисленные так называемые «сцены терзания».

Это именно тот случай:
через смерть обрести новую, более целостную жизнь.
В древнейшей версии эту функцию исполняли существа мира Иного, несущие разрушение, гибель, но как следствие — обновление: грифоны, драконы или, в случае германцев, — тролли. В сознании комплексного общества (чифдом) возникает мотив неистовой свиты экстатического божества (ср. Шива/Рудра, Вайю/Вата, Дионис/Загрей etc.). Наконец, эпическое сознание раннегосударственной эпохи видит этот образ в неистовом воинстве предков-героев, оттачивающем своё мастерство в преддверии Последней Битвы Времён.
Отсюда возникают социальные институты молодёжных воинских союзов, ведущих в лесной чаще демоническое существование (ср. Вёльсунги, факты из нартского эпоса аланов, проанализированные Ж.Дюмезилем). Отсюда и попытки выдавать себя за призрачную армию (харии у Тацита).

К слову сказать, мотив воина-демона, в зверином облике пьющего кровь своих врагов, — особенность именно северо-иранского и германо-скандинавского круга. И эти легенды фигурируют прежде всего в Восточной Европе, давая начало мифам о вурдалаках и вервульфах.
Но это — уже совсем другая история…

См.:

WIKI —> Wild Hunt
* Ellis Davidson H.R. АНОНС ССЫЛКИ
* Гундарсон К.Х. Дикая Охота и Неистовое Полчище в фольклоре
* Gunnell T. GRÝLA, GRÝLUR, GRØLEKS AND SKEKLERS: FOLK DRAMA IN THE NORTH ATLANTIC IN THE EARLY MIDDLE AGES?
* Eriksson A.S. Christmas traditions and performance rituals: a look at Christmas celebrations in a Nordic context
* The Wild Hunt – Information & Tradition!
* Святочные духи немецких и австрийских земель
* The Oskoreia and the Other Norse Pagan Winter Phenomena. part 1, part 2
* Oskorei is the Norwegian version of The Wild Hunt, an ancient folk myth prevalent across Central, Northern and Western Europe.

Праздники годовых циклов или, как их еще называют, Колеса года обрели последнее время огромную популярность. В сети про них огромное количество информации, исторические факты перемешиваются с домыслами и фантазиями.

Йоль – один из таких праздников. В этой статье разберемся, что же это за день, когда и как его праздновать и откуда он вообще взялся.

Йоль – праздник середины зимы у народов северной Германии и Скандинавских стран. Само название этого праздника звучит как jól на древне-скандинавском и как ġéol на древне-английском.

Традиционно, Йольская ночь наступает с 20 на 21 декабря. Но на самом деле, это праздник не одной ночи. Это целых 13 ночей до и после этой даты. И все они имеют свою историю и легенду.

История праздника

Согласно некоторым источникам, у древних англосаксонских племен Йоль начинался за одну ночь до зимнего солнцестояния (19 или 20 декабря в зависимости от продолжительности года, високосный он, или нет).

Эта ночь называлась «Ночь Матери», и скорее всего она была посвящена ритуалам, связанным с дисами и Фригг. Но сейчас информации об этом практически не осталось, ритуалы эти почти забыты и упростились просто до вечера в кругу семьи.

Очень интересна исландская вариация этой легенды. Говорили, что в течение 12 дней и 13 ночей перед Йолем дома местных жителей посещают «йольские братцы» (там их называют “йоласвейнар”).

Это тролли, которые в течении года проживают в горных пещерах, а спускаясь к людям крадут непослушных детей и относят их троллихе-великанше Матушке Грюле. Ведь они тоже хотят чтобы и в их тролльем доме в йольский канун были сытость и изобилие.

Если с названием праздника все более-менее понятно, то с поводом для празднования остаются вопросы. Что именно праздновали и почему отмечали именно середину зимы?

Чтобы разобраться с этим вопросом, надо вспомнить, что такое праздники годового цикла. Чем вообще примечательны эти дни?

Здесь все достаточно просто: Восемь точек Колеса Года – это ключевые моменты движения энергии годового цикла. То есть, моменты пробуждения, развития, угасания и засыпания стихийных и магических сил.

Интересный факт! Все восемь праздников Колеса Года известные сегодня, никогда не отмечались каким-либо одним народом в один исторический момент. В один общий цикл они сведены уже в наши дни неоязычниками и викканами.

Вернемся к Йолю. Поскольку корни этого праздника имеют северо-германское происхождение, то и персонажи почитаемые в эту дату происходят из эпоса этих народов.

В самую длинную ночь года проводился большой праздник, посвященный ожиданию возрождения Короля Дуба, называемого иначе Солнечным Королем или Дарующим Жизнь.

Считалось, что это именно он согревал замёрзшую зимой землю и пробуждал жизнь в спящих семенах и растениях, казавшихся мертвыми всю долгую зиму.

Сейчас уже совсем другое время, другая культура и для нас имена тех божеств стали пустым звуком. Кто сейчас будет помнить про Короля Дуба дольше 5 минут после прочтения этой статьи?

А когда-то все было по другому. На полях разжигали ритуальные костры, собранный и будующий урожай благословляли, деревьям воздавали почести и хвалу.

Готовиться к празднику начинали еще до зимы и запасали материалы для украшения жилья заранее. Делали их из падуба, плюща или омелы.

Ветку падуба вешали возле двери как приглашение счастливой судьбе посетить обитателей дома.

И хотя сегодня забыты старые боги и легенды, а жизнь течет совсем по другому, Йоль как был так и остается магическим временем.

Именно в эти ночи закладывают они канву будущей реальности для каждого из ныне живущих. И каждая нить этой пряжи – время отпущенное нам.

Кому-то на полотне грядущего быть замысловатым узором, а чья-то нить будет обрезана.

Йоль и Дикая охота

Феномен Дикой Охоты связан в первую очередь с Самайном. Но все не так просто. Суть многих языческих преданий сводится к тому, что в самую длинную и темную ночь года рождается Солнечный Бог.

Он умирает стариком каждый Самхейн и рождается младенцем на Йоль. Взглянуть на новорожденного и отдать ему подобающие почести приходят сущности из других миров: эльфы, феи, тролли и фэйри.

Всадники Дикой Охоты тоже сходят с темного зимнего неба, чтобы поприветствовать вновь рожденного солнечного бога.

Они могут показаться и людям, но такая встреча не сулит ничего хорошего. После этого Дикая Охота покидает наш мир до следующих самайновских ночей.

Празднование Йоля

Не смотря на все эти жутковатые предания и легенды, Йоль был и остается долгожданным и семейным праздником.

За долгие годы его почти полностью вытеснило Рождество, но сегодня традиции возвращаются и каждый может выбирать тот праздник, который ему ближе по духу.

На Йоль не встают рано, так как празднование происходит всю ночь, до первых лучей солнца. А начинает светать в эти дни очень поздно.

Подготовку к празднику начинают днем и участвуют в ней все члены семьи. Поскольку Йоль – это праздник рождения Светлого Бога и точка перехода от темного времени к светлому, есть традиция зажигать свечу в каждой комнате дома.

Празднование Йоля очень похоже на празднование Нового года. Это тоже семейный праздник за богато украшенным столом с обилием блюд и угощений. Но здесь все имеет еще и сакральный смысл.

Изобилие на столе призвано привлечь изобилие в жизни на весь следующий год. На столе обязательно должна быть ветчина или свинина (про китайский двенадцатилетний цикл с почитанием этих животных тогда ни кто не слышал), а также глинтвейн или грог.

Стол всегда старались накрыть как можно изобильнее и богаче. Клали все самое лучшее, что есть в доме. Но были и традиционные угощения без которых обойтись было ни как нельзя:

• орехи и фрукты;
• мясной суп и копченую баранину; если с этим были трудности, вместо баранины и телятины готовили куропатку;
• каша из злаков (со злаковыми культурами в северных регионах было трудно и это считалось роскошью);
• выпечка (пончики, печенье и прочее);
• традиционным блюдом была свинина;
• грог или глинтвейн

В полночь все огни в доме надо было погасить, не важно, живой это огонь или электрический. А после зажечь его заново. Таким образом отдавалась дань уважения вновь родившемуся солнечному божеству и призывалось благополучие в дом.

Считается, что не стоит оставаться одному в эту ночь. Ведь в таком случае человек остается наедине с мертвыми и сущностями из Другого Мира.

А вот давать клятвы и обещания близким считается хорошей практикой. Только их надо обязательно выполнять, чтобы не навлечь беду на свой дом.

Этот обычай пересекается с традицией подавать к столу ветчину. В языческие времена было принято приносись клятву на голове дикого кабана. Дело в том, что кабан был священным животным самого Фрейра, бога плодородия.

Такая клятва обязательно должна была до него дойти и считалось, что он становился свидетелем ее выполнения.

С первым лучем солнца начинался “день судьбы”. В этот день все знамения были верными, гадания правдивыми, а все что сказано и сделано до захода солнца, определяло судьбу на весь год.

Скорее всего, именно это поверие лежит в основе фразы «как Новый год встретишь, так его и проведешь».

Йольское полено

Пожалуй самый знаменитый символ Йоля — йольское полено. Некоторые думают, что это название блюда, я даже встречал его рецепты, но это совершенно не верно.

Такое полено – один из самых старых символов празднования Зимнего Солнцестояния. В некоторых регионах это было целое сухое дерево.

Оно становилось на время йольских ночей главным атрибутом праздника. Для создания главного атрибута праздника необходимо было соблюсти много условностей.

Во-первых полено должно было быть непременно из ясеня. У древних германцев именно это дерево ассоциировалось с Мировым Древом Игдрассилем и считалось священным.

Во-вторых, это полено нельзя было купить. Его можно было взять только со своей земли или получить в подарок.

Принесенное в дом полено украшалось ветвями хвойных растений, лентами и поливалось элем или пивом. Устанавливалось оно на самом почетном месте в доме, как правило на камине или на главном столе.

Йольское полено воплощало собой старый, уходящий год. Это было отжившее свой век божество, которому уготовано сгореть в огне середины зимы.

С ним совершались обряды, его задабривали и обкладывали монетами, посыпали мукой. А после этого полено сжигалось и вместе с ним сгорало все, что должно было уйти из жизни, что отжило свое время и чему не было места в новом году.

Сжигалось полено особым образом. Оно тлело всю ночь и маленький кусочек от него сохраняли. Этим кусочком поджигали такое же полено в следующем году.

Сегодня вряд ли уже кто-то станет так тщательно соблюдать данный ритуал. Такое полено делают и ставят на видное место в качестве украшения интерьера и для создания атмосферы праздника.

Времена поменялись и уже далеко не у каждого есть возможность сжечь полено в домашних условиях.

Но теперь вы знаете откуда эта традиция появилась.

Йольский кот

Это, пожалуй, самое известное йольское магическое существо. Уверен, слышали про него многие. Но не все знают кто это такой и откуда он появился.

Йольский кот родом из Исландии. Согласно легенде, он питомец великанши Грюль, которая живет в пещере высоко в горах.

Считается, что он черного цвета, огромный, пушистый и очень любит поесть. Говорят, размерами он больше быка и у него огненные горящие глаза.

Даже сегодня в некоторых странах им пугают детей. С наступлением праздника йольский кот заглядывает к лентяям, непослушным детям, и к тем, кто не подготовился к празднованию.

Если он приходит в дом, то съедает весь праздничный ужин. Но если он окажется не вкусным, то быть беде! Огромный кот не прочь полакомится и детьми, живущими в доме.

В древности было распространено такое суеверие: если не надеть на Йоль новую одежду, кот обязательно съест того, кто поленился это сделать.

Поэтому на Йоль всегда одевали все новое. Сегодня про кота почти забыли, но традиция одевать новые и красивые вещи на Новый год сохранилась.

И хотя йольский кот своими повадками внушает ужас, к хорошим людям он добр и может щедро одарить. Его не пугают собаки и огня он тоже не боится.

Так же считается, что именно он приходит за принесенными богам жертвами и угощениями для предков и эльфов. На него возложено передать им высказанное людьми почтение.

Ритуалы на Йоль

Йольский канун – самое лучшее время для ритуалов. Их существует огромное количество, но в основном они направлены на привлечение достатка и богатства, а так же на избавление от всего плохого.

Нет никакого смысла, а тем более возможности в рамках одной статьи перечислить все ритуалы на Йоль, но про самый простой и эффективный я вам расскажу.

Он доступен любому и для него требуется совсем немного. Главное, не желайте ни кому вреда и верьте в исполнение мечты.

Для ритуала понадобятся: четыре свечи из натурального воска, цветные ленты, фрукты, круглый хлеб, молоко и мед.

Подготовьте место, где будете проводить ритуал, украсьте его лентами и фруктами

Зажгите одну свечу и обойдите с ней комнату вокруг по часовой стрелке три раза. Произнесите вслух то, что желаете получить в новом году и обязательно скажите слова благодарности Солнцу.

Зажгите оставшиеся три свечи и попросите вновь родившегося солнечного бога принять в дар хлеб и мед.

Сядьте в удобное кресло, закройте глаза, отпустите все тревоги и проблемы и расскажите Солнечнму божеству ему о своих мечтах и планах, попросите о помощи и удаче.

Приготовленные фрукты символически освятите в огне свечей. Теперь они считаются наделенными силой молодого Солнца и даруют всем кто их попробует здоровье и успех. После ритуала ими можно угостить близких.

Когда придет ощущение, что общение с божеством завершено, поблагодарите Солнце, попрощайтесь с ним, и оставьте три свечи догорать, а с четвертой обойдите комнату три раза против часовой стрелки. Так вы полностью завершите ритуал.

После завершения ритуала дом можно украсить любыми предметами, которые соответствуют Йолю. Для этого отлично подходит вечнозеленое дерево, которое будет символизировать вечность и бессмертие. Это всем привычная и знакомая ель.

Если такой ритуал кажется вам слишком сложными или нет возможности его провести, можно поступить проще.

Соберитесь всей семьей после праздничного ужина и возьмитесь за руки. Пусть каждый подумает о том, что хочет оставить в уходящем году и загадает желание на следующий год. Мысленно попросите духов о помощи.

Чтобы узнать больше о традиции Колеса Года, магические праздники и ритуалы, связанные с этими датами, подписывайтесь на мой канал в телеграмм

The Wild Hunt is a folklore motif (Motif E501 in Stith Thompson’s Motif-Index of Folk-Literature)^[1] that occurs in the folklore of various northern European cultures. Wild Hunts typically involve a chase led by a mythological figure escorted by a ghostly or supernatural group of hunters engaged in pursuit.^[2] The leader of the hunt is often a named figure associated with Odin in Germanic legends,^[3][4] but may variously be a historical or legendary figure like Theodoric the Great, the Danish king Valdemar Atterdag, the dragon slayer Sigurd, the Welsh psychopomp Gwyn ap Nudd, biblical figures such as Herod, Cain, Gabriel, or the Devil, or an unidentified lost soul or spirit either male or female. The hunters are generally the souls of the dead or ghostly dogs, sometimes fairies, valkyries, or elves.^[5][6][7]

Seeing the Wild Hunt was thought to forebode some catastrophe such as war or plague, or at best the death of the one who witnessed it.^[8] People encountering the Hunt might also be abducted to the underworld or the fairy kingdom.^[a] In some instances, it was also believed that people’s spirits could be pulled away during their sleep to join the cavalcade.^[10]

The concept was developed by Jacob Grimm in his Deutsche Mythologie (1835) on the basis of comparative mythology. Grimm believed that a group of stories represented a folkloristic survival of Germanic pagan tradition, but comparable folk myths are found throughout Northern, Western and Central Europe.^[3] Grimm popularised the term Wilde Jagd (‘Wild Hunt’) for the phenomenon.

Comparative evidence and terminology[edit]

Germanic tradition[edit]

Based on the comparative study of the German folklore, the phenomenon is often referred to as Wilde Jagd (German: ‘Wild Hunt/chase’) or Wütendes Heer (‘Raging Host/army’). The term ‘Hunt’ was more common in northern Germany and ‘Host’ was more used in the south; with however no clear dividing line since parts of southern Germany know the ‘Hunt’, and parts of the north know the ‘Host’.^[11] It was also known in Germany as the Wildes Heer (‘Wild Army’), its leader was given various identities, including Wodan (or «Woden»), Knecht Ruprecht (compare Krampus), Berchtold (or Berchta), and Holda (or «Holle»). The Wild Hunt is also known from post-medieval folklore.^{[citation needed]}

In England, it was known as Herlaþing (Old English: ‘Herla’s assembly’), Woden’s Hunt, Herod’s Hunt, Cain’s Hunt,^[12] the Devil’s Dandy Dogs (in Cornwall),^[13] Gabriel’s Hounds (in northern England),^[14] and Ghost Riders (in North America).^[15]

In Scandinavia, the Wild Hunt is known as Oskoreia, a corruption of Ásgård-reið, and as Oensjægeren (‘Odin’s Hunters’).
^[11] At the very front, rides Guro Rysserova, often called Guro Åsgard, who is «big and horrid, her horse black and called Skokse (…)»^[16]

The names Oskoreia and Åsgardsreia (Norwegian: ‘noisy riders’, ‘The Ride of Asgard’),^[b] and Odens jakt or Vilda jakten (Swedish: ‘the hunt of Odin’ or ‘wild hunt’) are also attested.^{[citation needed]}

Europe[edit]

In the Welsh folklore, Gwyn ap Nudd was depicted as a wild huntsman riding a demon horse who hunts souls at night along with a pack of white-bodied and red-eared ‘dogs of hell’. In Arthurian legends, he is the king of the Underworld who makes sure that the imprisoned devils do not destroy human souls.^[4] A comparable Welsh folk myth is known as Cŵn Annwn (Welsh: ‘hounds of Annwn’).^{[citation needed]}

In France, the ‘Host’ was known in Latin sources as Familia Hellequini, and in Old French as Maisnie Hellequin (the ‘household or retinue of Hellequin’). The Old French name Hellequin was probably borrowed from Middle English Herla king (Old English *Her(e)la-cyning) by the Romance-speaking Norman invaders of Britain.^[17][18] Other similar figures appear in the French folklore, such as Le Grand-Veneur, a hunter who chased with dogs in the forest of Fontainebleau,^[19] and a Poitou tradition where a hunter who has faulted by hunting on Sunday is condemned to redeem himself by hunting during the night, along with its French Canadian version the Chasse-galerie.^[20]

In West Slavic Central Europe it is known as divoký hon or štvaní (Czech: ‘wild hunt’, ‘baiting’), dzëwô/dzëkô jachta (Kashubian: ‘wild hunt’), Dziki Gon or Dziki Łów (Polish), Дзiкае Паляванне (Belarusian: ‘wild hunt’) and Divja Jaga (Slovene: ‘the wild hunting party’ or ‘wild hunt’). Other variations of the same folk myth are Caccia Morta (‘Dead hunt’), Caccia infernale (‘infernal hunt’), or Caccia selvaggia (‘wild hunt’) in Italy; Estantiga (from Hoste Antiga, Galician: ‘the old army’), Hostia, Compaña and Santa Compaña (‘troop, company’) in Galicia; Güestia in Asturias; Hueste de Ánimas (‘troop of ghosts’) in León; and Hueste de Guerra (‘war company’) or Cortejo de Gente de Muerte (‘deadly retinue’) in Extremadura.

In the Netherlands and Flanders (in northern Belgium), the Wild Hunt is known as the Buckriders (Dutch: Bokkenrijders) and was used by gangs of highwaymen for their advantage in the 1700s.

Historiography[edit]

The concept of the Wild Hunt was first documented by the German folklorist Jacob Grimm, who first published it in his 1835 book Deutsche Mythologie.^[22] It was in this work that he popularized the term Wilde Jagd («Wild Hunt») for the phenomenon.^[22] Grimm’s methodological approach was rooted in the idea – common in nineteenth-century Europe – that modern folklore represented a fossilized survival of the beliefs of the distant past. In developing his idea of the Wild Hunt, he mixed together recent folkloric sources with textual evidence dating to the Medieval and Early Modern periods.^[23] This approach came to be criticized within the field of folkloristics during the 20th century, as more emphasis was placed on the «dynamic and evolving nature of folklore».^[23]

Grimm interpreted the Wild Hunt phenomenon as having pre-Christian origins, arguing that the male figure who appeared in it was a survival of folk beliefs about the god Wodan, who had «lost his sociable character, his near familiar features, and assumed the aspect of a dark and dreadful power… a specter and a devil.»^[21] Grimm believed that this male figure was sometimes replaced by a female counterpart, whom he referred to as Holda and Berchta.^[24] In his words, «not only Wuotan and other gods, but heathen goddesses too, may head the furious host: the wild hunter passes into the wood-wife, Wôden into frau Gaude.»^[25] He added his opinion that this female figure was Woden’s wife.^[26]

Discussing martial elements of the Wild Hunt, Grimm commented that «it marches as an army, it portends the outbreak of war.»^[27] He added that a number of figures that had been recorded as leading the hunt, such as «Wuotan, Huckelbernd, Berholt, bestriding their white war-horse, armed and spurred, appear still as supreme directors of the war for which they, so to speak, give license to mankind.»^[27]

Grimm believed that in pre-Christian Europe, the hunt, led by a god and a goddess, either visited «the land at some holy tide, bringing welfare and blessing, accepting gifts and offerings of the people» or they alternately float «unseen through the air, perceptible in cloudy shapes, in the roar and howl of the winds, carrying on war, hunting or the game of ninepins, the chief employments of ancient heroes: an array which, less tied down to a definite time, explains more the natural phenomenon.»^[28] He believed that under the influence of Christianisation, the story was converted from being that of a «solemn march of gods» to being «a pack of horrid spectres, dashed with dark and devilish ingredients».^[28] A little earlier, in 1823, Felicia Hemans records this legend in her poem The Wild Huntsman, linking it here specifically to the castles of Rodenstein and Schnellerts, and to the Odenwald.

In the influential book Kultische Geheimbünde der Germanen (1934), Otto Höfler argued that the German motifs of the ‘Wild Hunt’ should be interpreted as the spectral troops led by the god Wuotan, which had a ritualistic counterpart in the living bands of ecstatic warriors (Old Norse berserkir), allegedly in a cultic union with the dead warriors of the past.^[29]

Hans Peter Duerr (1985) noted that for modern readers, it «is generally difficult to decide, on the basis of the sources, whether what is involved in the reports about the appearance of the Wild Hunt is merely a demonic interpretation of natural phenomenon, or whether we are dealing with a description of ritual processions of humans changed into demons.»^[30] Historian Ronald Hutton noted that there was «a powerful and well-established international scholarly tradition» which argued that the Medieval Wild Hunt legends were an influence on the development of the Early Modern ideas of the Witches’ Sabbath.^[22] Hutton nevertheless believed that this approach could be «fundamentally challenged».^[22]

Attestations[edit]

Germany[edit]

An abundance of different tales of the Wild Hunt has been recorded in Germany. The leader, often called der Schimmelreiter,^[31] is generally identified with the god Wotan,^[4] but sometimes with a feminine figure: the wife of Wotan, Holda (‘the friendly one’; also Holle or Holt), Fru Waur, or Fru Gode in Northern Germany; or Perchta (the bright one; also Berchta, Berhta or Berta) in Southern Germany.^[32][33] The leader also is sometimes an undead noble, most often called Count Hackelberg or Count Ebernburg, who is cursed to hunt eternally because of misbehaviour during his lifetime, and in some versions died from injuries of a slain boar’s tusk.^{[citation needed]}

Dogs and wolves were generally involved. In some areas, werewolves were depicted as stealing beer and sometimes food in houses. Horses were portrayed as two-, three-, six-, and eight-legged, often with fiery eyes.^[32] In the ‘Host’ variants, principally found in southern Germany, a man went out in front, warning people to get out of the streets before the coming of the Host’s armed men, who were sometimes depicted as doing battle with one another. A feature peculiar to the ‘Hunt’ version, generally encountered in northern Germany, was the pursuit and capture of one or more female demons, or a hart in some versions, while some others did not have prey at all.^[32]

Sometimes, the tales associate the hunter with a dragon or the devil. The lone hunter (der Wilde Jäger) is most often riding a horse, seldom a horse-drawn carriage, and usually has several hounds in his company. If the prey is mentioned, it is most often a young woman, either guilty or innocent. Gottfried August Bürger’s ballad Der wilde Jäger describes the fate of a nobleman who dares to hunt on the Sabbath and finds both a curse and a pack of demons deep in the woods.^{[citation needed]}

The majority of the tales deal with some person encountering the Wild Hunt. If this person stands up against the hunters, he will be punished. If he helps the hunt, he will be awarded money, gold, or, most often, a leg of a slain animal or human, which is often cursed in a way that makes it impossible to be rid of it. In this case, the person has to find a priest or magician able to ban it or trick the Wild Hunt into taking the leg back by asking for salt, which the hunt can not deliver. In many versions, a person staying right in the middle of the road during the encounter is safe.^[34][35][36]

Scandinavia[edit]

In Scandinavia, the leader of the hunt was Odin and the event was referred to as Odens jakt (Odin’s hunt) and Oskoreia (from Asgårdsreien – the Asgard Ride). Odin’s hunt was heard but rarely seen, and a typical trait is that one of Odin’s dogs was barking louder and a second one fainter. Besides one or two shots, these barks were the only sounds that were clearly identified. When Odin’s hunt was heard, it meant changing weather in many regions, but it could also mean war and unrest. According to some reports, the forest turned silent and only a whining sound and dog barks could be heard.^[3]

In western Sweden and sometimes in the east as well, it has been said that Odin was a nobleman or even a king who had hunted on Sundays and therefore was doomed to hunt down and kill supernatural beings until the end of time.^[3] According to certain accounts, Odin does not ride, but travels in a wheeled vehicle, specifically a one-wheeled cart.^[37]

In parts of Småland, it appears that people believed that Odin hunted with large birds when the dogs got tired. When it was needed, he could transform a bevy of sparrows into an armed host.^[3]

If houses were built on former roads, they could be burnt down, because Odin did not change his plans if he had formerly travelled on a road there. Not even charcoal kilns could be built on disused roads, because if Odin was hunting the kiln would be ablaze.^[3]

One tradition maintains that Odin did not travel further up than an ox wears his yoke, so if Odin was hunting, it was safest to throw oneself onto the ground in order to avoid being hit, a pourquoi story that evolved as an explanation for the popular belief that persons lying at ground level are safer from lightning strikes than are persons who are standing.^{[citation needed]} In Älghult in Småland, it was safest to carry a piece of bread and a piece of steel when going to church and back during Yule. The reason was that if one met the rider with the broad-rimmed hat, one should throw the piece of steel in front of oneself, but if one met his dogs first, one should throw the pieces of bread instead. ^[3]

Britain[edit]

In the Peterborough Chronicle, there is an account of the Wild Hunt’s appearance at night, beginning with the appointment of a disastrous abbot for the monastery, Henry d’Angely, in 1127:

Many men both saw and heard a great number of huntsmen hunting. The huntsmen were black, huge, and hideous, and rode on black horses and on black he-goats, and their hounds were jet black, with eyes like saucers, and horrible. This was seen in the very deer park of the town of Peterborough, and in all the woods that stretch from that same town to Stamford, and in the night the monks heard them sounding and winding their horns.^[38]

Reliable witnesses were said to have given the number of huntsmen as twenty or thirty, and it is said, in effect, that this went on for nine weeks, ending at Easter.^[38] Orderic Vitalis (1075–c. 1142), an English monk cloistered at St Evroul-en-Ouche, in Normandy, reported a similar cavalcade seen in January 1091, which he said were «Herlechin’s troop» (familia Herlechini; cf. Harlequin).^[39]

While these earlier reports of Wild Hunts were recorded by clerics and portrayed as diabolic, in late medieval romances, such as Sir Orfeo, the hunters are rather from a faery otherworld, where the Wild Hunt was the hosting of the fairies; its leaders also varied, but they included Gwydion, Gwynn ap Nudd, King Arthur, Nuada, King Herla, Woden, the Devil and Herne the Hunter. Many legends are told of their origins, as in that of «Dando and his dogs» or «the dandy dogs»: Dando, wanting a drink but having exhausted what his huntsmen carried, declared he would go to hell for it. A stranger came and offered a drink, only to steal Dando’s game and then Dando himself, with his dogs giving chase. The sight was long claimed to have been seen in the area.^[40] Another legend recounted how King Herla, having visited the Fairy King, was warned not to step down from his horse until the greyhound he carried jumped down; he found that three centuries had passed during his visit, and those of his men who dismounted crumbled to dust; he and his men are still riding, because the greyhound has yet to jump down.^[41]

The myth of the Wild Hunt has through the ages been modified to accommodate other gods and folk heroes, among them King Arthur and, more recently, in a Dartmoor folk legend, Sir Francis Drake. At Cadbury Castle in Somerset, an old lane near the castle was called King Arthur’s Lane and even in the 19th century, the idea survived that on wild winter nights the king and his hounds could be heard rushing along with it.^[42]

In certain parts of Britain, the hunt is said to be that of hell-hounds chasing sinners or the unbaptized. In Devon these are known as Yeth (Heath) or Wisht Hounds, in Cornwall Dando and his Dogs or the Devil and his Dandy Dogs, in Wales the Cwn Annwn, the Hounds of Hell, and in Somerset as Gabriel Ratchets or Retchets (dogs).^[43] In Devon the hunt is particularly associated with Wistman’s Wood.^[44]

Interpretations[edit]

According to scholar Susan Greenwood, the Wild Hunt «primarily concerns an initiation into the wild, untamed forces of nature in its dark and chthonic aspects.»^[2]

Metamorphoses, cavalcades, ecstasies, followed by the egress of the soul in the shape of an animal—these are different paths to a single goal. Between animals and souls, animals and the dead, animals and the beyond, there exists a profound connection.

— Carlo Ginzburg, Ecstasies: Deciphering the Witches’ Sabbath, p. 263.

Leader of the Wild Hunt[edit]

• Brittany: King Arthur.^[45]
• Catalonia (Spain): Count Arnau (el comte Arnau), a legendary nobleman from Ripollès, who for his rapacious cruelty and lechery is condemned to ride with hounds for eternity while his flesh is devoured by flames. He is the subject of a classic traditional Catalan ballad.^[46]
• England: Woden;^[47] Herla; later de-heathenised as a Brythonic King who stayed too long at a fairy wedding feast and returned to find centuries had passed and the lands populated by Englishmen);^[48] Wild Edric, a Saxon rebel;^[49] Hereward the Wake; King Arthur; Herne the Hunter; St. Guthlac; Old Nick; Jan Tregeagle, a Cornish lawyer who escaped from Hell and is pursued by the devil’s hounds. On Dartmoor, Dewer, Old Crockern or Sir Francis Drake.
• France: Artus, King Arthur (Brittany); Mesnée d’Hellequin (Hauts-de-France)^[50]
• Germany: Wodan, Berchtold, Dietrich of Berne, Holda, Perchta, Wildes Gjait. The Squire of Rodenstein and Hans von Hackelberg (both Sabbath-breakers).^[51]
• Guernsey: Herodias (Rides with witches at sea)^[52]
• Ireland: Fionn mac Cumhaill and the Fianna; Manannán—also known as The Fairy Cavalcade.^{[citation needed]}
• Lombardy (Italy): King Beatrik, la Dona del Zöch (Lombard:the Lady of the Game).^[53]
• Netherlands: Wodan, Gait met de hunties/hondjes (Gait with his little dogs), Derk met de hunties/hondjes (Derk with his little dogs), Derk met den beer (Derk with his boar/bear), het Glujende peerd (the glowing horse). Ronnekemère, Henske met de hondjes/Hänske mit de hond (Henske with his little dogs), Berend van Galen (Beerneken van Galen, Bèrndeken van Geulen, Bommen Berend or Beerneken, the bishop of Münster, Germany).
• Scandinavia: Odin; Lussi; King Vold (Denmark); Valdemar Atterdag (Denmark); the witch Guro Rysserova and Sigurdsveinen (Norway).
• Wales: Arawn or Gwyn ap Nudd, the Welsh god of the Underworld.
• Slovenia: Jarnik (Jarilo), also called Volčji pastir (Wolf Herdsman).^[54] In some variations the mythical wild Baba (similar to Perchta) leads the hunt; in others, the leader of this retinue is a female character named Pehtra.^[55]

Modern influence[edit]

On Santa Claus[edit]

The role of Wotan’s Wild Hunt during the Yuletide period has been theorized to have influenced the development of the Dutch Christmas figure Sinterklaas, and by extension his American counterpart Santa Claus, in a variety of facets. These include his long white beard and his gray horse for nightly rides.^[56]

In modern Paganism[edit]

Various practitioners of the contemporary Pagan religion of Wicca have drawn upon folklore involving the Wild Hunt to inspire their own rites. In their context, the leader of the Wild Hunt is the goddess Hecate. ^[33] The anthropologist Susan Greenwood provided an account of one such Wild Hunt ritual performed by a modern Pagan group in Norfolk during the late 1990s, stating that they used this mythology «as a means of confronting the dark of nature as a process of initiation.»^[33] Referred to as the «Wild Hunt Challenge» by those running it, it took place on Halloween and involved participants walking around a local area of woodland in the daytime, and then repeating that task as a timed competition at night, «to gain mastery over an area of Gwyn ap Nudd’s hunting ground». If completed successfully, it was held that the participant had gained the trust of the wood’s spirits, and they would be permitted to cut timber from its trees with which to make a staff.^[58] The anthropologist Rachel Morgain reported a «ritual recreation» of the Wild Hunt among the Reclaiming tradition of Wicca in San Francisco.^[59]

In popular culture[edit]

The Åsgårdsreien, Peter Nicolai Arbo’s 1872 oil painting, depicts the Scandinavian version of the Wild Hunt, with Odin leading the hunting party.^[60] This painting is featured on the cover of Bathory’s 1988 album, Blood Fire Death.

Music[edit]

The Wild Hunt is the subject of Transcendental Étude No. 8 in C minor, «Wilde Jagd» (Wild Hunt) by Franz Liszt,^[61] and appears in Karl Maria von Weber’s 1821 opera Der Freischütz^[62] and in Arnold Schönberg’s oratorio Gurre-Lieder of 1911.^[63] César Franck’s orchestral tone poem Le Chasseur maudit (The Accursed Huntsman) is based on Gottfried August Bürger’s ballad Der wilde Jäger.

In act 1 of Richard Wagner’s 1870 opera Die Walküre, Siegmund relates that he has been pursued by “Das wütende Heer”, which is an indication to the audience that it is Wotan himself who has called up the storm which has driven him (Siegmund) to Hunding’s dwelling.

The subject of Stan Jones’ American country song «Ghost Riders in the Sky» of 1948, which tells of cowboys chasing the Devil’s cattle through the night sky, resembles the European myth.^[64]

Swedish folk musician The Tallest Man on Earth released an album in 2010 entitled The Wild Hunt, and in 2013 the black metal band Watain, also Swedish, released an album with the same title.

Comics[edit]

The Wild Hunt appears in Marvel Comics, primarily the Thor series, and is led by Malekith the Accursed, the Dark Elf King of Svartalfheim and one of Thor’s archenemies.

In Mike Mignola’s comic book series Hellboy, two versions of the Wild Hunt myth are present. In The Wild Hunt, the hero receives an invitation from British noblemen to partake in a giant hunting called «The Wild Hunt», after the legend of «Herne, god of the Hunt».^[65] In King Vold, Hellboy encounters «King Vold, the flying huntsman» whose figure is based on the Norwegian folktale of «The Flying Huntsman (headless King Volmer and his hounds)» according to Mignola.^[66]

The Wild Hunt was adapted for the Grace Note portion of The Case Files of Lord El-Melloi II anime adaptation with the 4th and 5th episodes where Lord El-Melloi II (voiced by Daisuke Namikawa) helps a fellow magus teacher by the name of Wills Pelham Codrington (voiced by Tomoaki Maeno) in a case involving his father’s home where the leylines have become unstable. It is there they encounter Black Dogs, the incarnation of lightning who have been killing people in the vicinity. With the help of his allies, Wills, and a fairy they encounter names Faye, Lord El-Melloi II manages to solve the case and avert the threat.

Film and television[edit]

The Wild Hunt is a Canadian horror drama film of 2009 by director Alexandre Franchi.

The MTV series Teen Wolf features the Wild Hunt as the main villains of the first half of season 6. It takes the legend a bit further, claiming that the Wild Hunt erases people from existence, and those taken by the Wild Hunt become members after they are erased and forgotten.^[67]

The Wild Hunt features heavily in Netflix’s Little Witch Academia episode «Sky War Stanship», in which the main protagonist Akko Kagari and Constanze Amalie Von Braunschbank Albrechtsberger partake in the hunt itself.

Literature[edit]

In J.R.R. Tolkien’s The Hobbit, while traveling through Mirkwood, the dwarves and Bilbo encounter a deer running through the forest, which knocks Bombur into the enchanted river. After they pull him out, they hear far off the sound of a «great hunt» and the baying of dogs going past them.

The hunt plays an important role in four of Jim Butcher’s Dresden Files novels: (2005 Dead Beat, 2006 Proven Guilty, 2012 Cold Days and 2020 Battle Ground), In Butcher’s cosmos, Santa Claus and Odin are the same being. He shares leadership of the hunt with the Elf King.

Αustralian writer Tim Winton’s The Riders (1994), which was shortlisted for the 1995 Booker Prize, mentions a vision of the Wild Hunt that becomes the basis for the main character’s own ‘wild hunt’ of the story.^[68]

In The Wheel of Time series (1990-2013), there are stories to frighten children saying that Darkhounds run the night in the «Wild Hunt», with the Dark One himself the hunter.

The Wild Hunt features in The Witcher series of fantasy novels by Andrzej Sapkowski, published in English between 2007 and 2018.

The Wild Hunt has appeared in various publications ,^[69] among them Alan Garner’s 1963 novel The Moon of Gomrath,^[69] Uladzimir Karatkievich’s King Stakh’s Wild Hunt,^[70] Penelope Lively’s 1971 The Wild Hunt of Hagworthy,^[71] Susan Cooper’s 1973 The Dark is Rising,^[71] Diana Wynne Jones’ 1975 Dogsbody,^[71] Brian Bates’ 1983 The Way of Wyrd,^[72] Guy Gavriel Kay’s Fionavar trilogy (1984-1986), the third issue of Seanan McGuire’s series October Daye, An Artificial Night, Fred Vargas’s 2011 The Ghost Riders of Ordebec, Laurell K. Hamilton’s book Mistral’s Kiss (2006) and Jane Yolen’s 1995 The Wild Hunt.^[73] It also features in Cassandra Clare’s book series, The Mortal instruments (2007-2014) and The Dark Artifices (2016-2018), led by Gwyn ap Nudd.^[74] The Wicked Lovely series (2007-2013) by Melissa Marr contains a modern Wild Hunt. It is also a major plot point in Peter S. Beagle’s Tamsin. The Wild Hunt is a primary element of R. S. Belcher’s novel The Brotherhood of the Wheel and Raymond E. Feist’s 1988 novel Faerie Tale. The Wild Hunt is also an important plot point in the Gilded Duology by Marissa Meyer.^[75]
In Clive Barker’s novel Coldheart Canyon, the story is centered around a bizarre version of The Wild Hunt. Also in Sharyn McCrummb’s novel GhostRiders, The Wild Hunt is depicted by Civil War soldiers who are constantly reliving the war.

Games[edit]

The hunt is featured in CD Projekt Red’s 2015 role-playing video game The Witcher 3: Wild Hunt, based on the books, after being referenced heavily during the events and flashbacks of The Witcher and The Witcher 2: Assassins of Kings.^[76]

In the original Advanced Dungeons & Dragons (1st Edition) expansion «Deities and Demigods» the Wild Hunt is represented under the Celtic Mythos sections as the Master of the Hunt and the Pack of the Wild Hunt. Players risk a chance of becoming the hunted, or may be compelled to join the Hunt and track down the source of the evil that summoned it, or if that evil isn’t found, participate in the slaughter of an innocent person or large game animal, potentially against their alignment and will.^[77]

In The Elder Scrolls series of role-playing video games, the Wild Hunt is a ritual performed by the Bosmer (wood elves) for war, vengeance, or other times of desperation. The elves are transformed into a horde of horrific creatures that kill all in their path. The Daedric Lord Hircine is also inspired by the Wild Hunt, especially in The Elder Scrolls III: Morrowind.^[78]

The Wild Hunt has been depicted on two different cards in Magic: the Gathering.

The Wild Hunt is heavily featured and elaborated on in the Obsidian Entertainment video game, Pentiment

See also[edit]

• Buckriders
• Flying Dutchman
• Four Horsemen of the Apocalypse
• Herne the Hunter
• Hyakki Yagyō
• List of ghosts
• Mallt-y-Nos, a Welsh version of the legend
• Moss people, wood spirits serving as typical prey of the wild hunt in parts of Germany.
• Nightmarchers
• Valkyrie

Notes[edit]

References[edit]

Footnotes[edit]

Bibliography[edit]

Further reading[edit]

• Moricet, Marthe. «Récits et contes des veillées normandes». In: Cahier des Annales de Normandie n° 2, 1963. Récits et contes des veillées normandes. pp. 3–210 [177-194]. doi:10.3406/annor.1963.3587
• Jean-Claude Schmitt, Ghosts in the Middle Ages: The Living and the Dead in Medieval Society (1998), ISBN 0-226-73887-6 and ISBN 0-226-73888-4
• Carl Lindahl, John McNamara, John Lindow (eds.) Medieval Folklore: A Guide to Myths, Legends, Tales, Beliefs, and Customs, Oxford University Press (2002), p. 432f. ISBN 0-19-514772-3
• Otto Höfler, Kultische Geheimbünde der Germanen, Frankfurt (1934).
• Ruben A. Koman, ‘Dalfser Muggen’. – Bedum: Profiel. – With a summary in English, (2006).
• Margherita Lecco, Il Motivo della Mesnie Hellequin nella Letteratura Medievale, Alessandria (Italy), Edizioni dell’Orso, 2001
• HUTTON, RONALD. «THE HOSTS OF THE NIGHT.» In: The Witch: A History of Fear, from Ancient Times to the Present. NEW HAVEN; LONDON: Yale University Press, 2017. pp. 120–46. Accessed March 14, 2021. doi:10.2307/j.ctv1bzfpmr.11.

External links[edit]

• «Wild Hunt» . Encyclopedia Americana. 1920.
• Ari Berk and William Spytma, «Penance, Power, and Pursuit: On the Trail of the Wild Hunt»^[Usurped!]
• The Wild Hunt in Orcadian traditional legend at Orkneyjar
• Rogers, Liam. «The Wild Hunt». White Dragon (Samhain 1999).
• Legends of the Wild Hunt by D. L. Ashliman

The Wild Hunt is a folklore motif (Motif E501 in Stith Thompson’s Motif-Index of Folk-Literature)^[1] that occurs in the folklore of various northern European cultures. Wild Hunts typically involve a chase led by a mythological figure escorted by a ghostly or supernatural group of hunters engaged in pursuit.^[2] The leader of the hunt is often a named figure associated with Odin in Germanic legends,^[3][4] but may variously be a historical or legendary figure like Theodoric the Great, the Danish king Valdemar Atterdag, the dragon slayer Sigurd, the Welsh psychopomp Gwyn ap Nudd, biblical figures such as Herod, Cain, Gabriel, or the Devil, or an unidentified lost soul or spirit either male or female. The hunters are generally the souls of the dead or ghostly dogs, sometimes fairies, valkyries, or elves.^[5][6][7]

Seeing the Wild Hunt was thought to forebode some catastrophe such as war or plague, or at best the death of the one who witnessed it.^[8] People encountering the Hunt might also be abducted to the underworld or the fairy kingdom.^[a] In some instances, it was also believed that people’s spirits could be pulled away during their sleep to join the cavalcade.^[10]

The concept was developed by Jacob Grimm in his Deutsche Mythologie (1835) on the basis of comparative mythology. Grimm believed that a group of stories represented a folkloristic survival of Germanic pagan tradition, but comparable folk myths are found throughout Northern, Western and Central Europe.^[3] Grimm popularised the term Wilde Jagd (‘Wild Hunt’) for the phenomenon.

Comparative evidence and terminology[edit]

Germanic tradition[edit]

Based on the comparative study of the German folklore, the phenomenon is often referred to as Wilde Jagd (German: ‘Wild Hunt/chase’) or Wütendes Heer (‘Raging Host/army’). The term ‘Hunt’ was more common in northern Germany and ‘Host’ was more used in the south; with however no clear dividing line since parts of southern Germany know the ‘Hunt’, and parts of the north know the ‘Host’.^[11] It was also known in Germany as the Wildes Heer (‘Wild Army’), its leader was given various identities, including Wodan (or «Woden»), Knecht Ruprecht (compare Krampus), Berchtold (or Berchta), and Holda (or «Holle»). The Wild Hunt is also known from post-medieval folklore.^{[citation needed]}

In England, it was known as Herlaþing (Old English: ‘Herla’s assembly’), Woden’s Hunt, Herod’s Hunt, Cain’s Hunt,^[12] the Devil’s Dandy Dogs (in Cornwall),^[13] Gabriel’s Hounds (in northern England),^[14] and Ghost Riders (in North America).^[15]

In Scandinavia, the Wild Hunt is known as Oskoreia, a corruption of Ásgård-reið, and as Oensjægeren (‘Odin’s Hunters’).
^[11] At the very front, rides Guro Rysserova, often called Guro Åsgard, who is «big and horrid, her horse black and called Skokse (…)»^[16]

The names Oskoreia and Åsgardsreia (Norwegian: ‘noisy riders’, ‘The Ride of Asgard’),^[b] and Odens jakt or Vilda jakten (Swedish: ‘the hunt of Odin’ or ‘wild hunt’) are also attested.^{[citation needed]}

Europe[edit]

In the Welsh folklore, Gwyn ap Nudd was depicted as a wild huntsman riding a demon horse who hunts souls at night along with a pack of white-bodied and red-eared ‘dogs of hell’. In Arthurian legends, he is the king of the Underworld who makes sure that the imprisoned devils do not destroy human souls.^[4] A comparable Welsh folk myth is known as Cŵn Annwn (Welsh: ‘hounds of Annwn’).^{[citation needed]}

In France, the ‘Host’ was known in Latin sources as Familia Hellequini, and in Old French as Maisnie Hellequin (the ‘household or retinue of Hellequin’). The Old French name Hellequin was probably borrowed from Middle English Herla king (Old English *Her(e)la-cyning) by the Romance-speaking Norman invaders of Britain.^[17][18] Other similar figures appear in the French folklore, such as Le Grand-Veneur, a hunter who chased with dogs in the forest of Fontainebleau,^[19] and a Poitou tradition where a hunter who has faulted by hunting on Sunday is condemned to redeem himself by hunting during the night, along with its French Canadian version the Chasse-galerie.^[20]

In West Slavic Central Europe it is known as divoký hon or štvaní (Czech: ‘wild hunt’, ‘baiting’), dzëwô/dzëkô jachta (Kashubian: ‘wild hunt’), Dziki Gon or Dziki Łów (Polish), Дзiкае Паляванне (Belarusian: ‘wild hunt’) and Divja Jaga (Slovene: ‘the wild hunting party’ or ‘wild hunt’). Other variations of the same folk myth are Caccia Morta (‘Dead hunt’), Caccia infernale (‘infernal hunt’), or Caccia selvaggia (‘wild hunt’) in Italy; Estantiga (from Hoste Antiga, Galician: ‘the old army’), Hostia, Compaña and Santa Compaña (‘troop, company’) in Galicia; Güestia in Asturias; Hueste de Ánimas (‘troop of ghosts’) in León; and Hueste de Guerra (‘war company’) or Cortejo de Gente de Muerte (‘deadly retinue’) in Extremadura.

In the Netherlands and Flanders (in northern Belgium), the Wild Hunt is known as the Buckriders (Dutch: Bokkenrijders) and was used by gangs of highwaymen for their advantage in the 1700s.

Historiography[edit]

The concept of the Wild Hunt was first documented by the German folklorist Jacob Grimm, who first published it in his 1835 book Deutsche Mythologie.^[22] It was in this work that he popularized the term Wilde Jagd («Wild Hunt») for the phenomenon.^[22] Grimm’s methodological approach was rooted in the idea – common in nineteenth-century Europe – that modern folklore represented a fossilized survival of the beliefs of the distant past. In developing his idea of the Wild Hunt, he mixed together recent folkloric sources with textual evidence dating to the Medieval and Early Modern periods.^[23] This approach came to be criticized within the field of folkloristics during the 20th century, as more emphasis was placed on the «dynamic and evolving nature of folklore».^[23]

Grimm interpreted the Wild Hunt phenomenon as having pre-Christian origins, arguing that the male figure who appeared in it was a survival of folk beliefs about the god Wodan, who had «lost his sociable character, his near familiar features, and assumed the aspect of a dark and dreadful power… a specter and a devil.»^[21] Grimm believed that this male figure was sometimes replaced by a female counterpart, whom he referred to as Holda and Berchta.^[24] In his words, «not only Wuotan and other gods, but heathen goddesses too, may head the furious host: the wild hunter passes into the wood-wife, Wôden into frau Gaude.»^[25] He added his opinion that this female figure was Woden’s wife.^[26]

Discussing martial elements of the Wild Hunt, Grimm commented that «it marches as an army, it portends the outbreak of war.»^[27] He added that a number of figures that had been recorded as leading the hunt, such as «Wuotan, Huckelbernd, Berholt, bestriding their white war-horse, armed and spurred, appear still as supreme directors of the war for which they, so to speak, give license to mankind.»^[27]

Grimm believed that in pre-Christian Europe, the hunt, led by a god and a goddess, either visited «the land at some holy tide, bringing welfare and blessing, accepting gifts and offerings of the people» or they alternately float «unseen through the air, perceptible in cloudy shapes, in the roar and howl of the winds, carrying on war, hunting or the game of ninepins, the chief employments of ancient heroes: an array which, less tied down to a definite time, explains more the natural phenomenon.»^[28] He believed that under the influence of Christianisation, the story was converted from being that of a «solemn march of gods» to being «a pack of horrid spectres, dashed with dark and devilish ingredients».^[28] A little earlier, in 1823, Felicia Hemans records this legend in her poem The Wild Huntsman, linking it here specifically to the castles of Rodenstein and Schnellerts, and to the Odenwald.

In the influential book Kultische Geheimbünde der Germanen (1934), Otto Höfler argued that the German motifs of the ‘Wild Hunt’ should be interpreted as the spectral troops led by the god Wuotan, which had a ritualistic counterpart in the living bands of ecstatic warriors (Old Norse berserkir), allegedly in a cultic union with the dead warriors of the past.^[29]

Hans Peter Duerr (1985) noted that for modern readers, it «is generally difficult to decide, on the basis of the sources, whether what is involved in the reports about the appearance of the Wild Hunt is merely a demonic interpretation of natural phenomenon, or whether we are dealing with a description of ritual processions of humans changed into demons.»^[30] Historian Ronald Hutton noted that there was «a powerful and well-established international scholarly tradition» which argued that the Medieval Wild Hunt legends were an influence on the development of the Early Modern ideas of the Witches’ Sabbath.^[22] Hutton nevertheless believed that this approach could be «fundamentally challenged».^[22]

Attestations[edit]

Germany[edit]

An abundance of different tales of the Wild Hunt has been recorded in Germany. The leader, often called der Schimmelreiter,^[31] is generally identified with the god Wotan,^[4] but sometimes with a feminine figure: the wife of Wotan, Holda (‘the friendly one’; also Holle or Holt), Fru Waur, or Fru Gode in Northern Germany; or Perchta (the bright one; also Berchta, Berhta or Berta) in Southern Germany.^[32][33] The leader also is sometimes an undead noble, most often called Count Hackelberg or Count Ebernburg, who is cursed to hunt eternally because of misbehaviour during his lifetime, and in some versions died from injuries of a slain boar’s tusk.^{[citation needed]}

Dogs and wolves were generally involved. In some areas, werewolves were depicted as stealing beer and sometimes food in houses. Horses were portrayed as two-, three-, six-, and eight-legged, often with fiery eyes.^[32] In the ‘Host’ variants, principally found in southern Germany, a man went out in front, warning people to get out of the streets before the coming of the Host’s armed men, who were sometimes depicted as doing battle with one another. A feature peculiar to the ‘Hunt’ version, generally encountered in northern Germany, was the pursuit and capture of one or more female demons, or a hart in some versions, while some others did not have prey at all.^[32]

Sometimes, the tales associate the hunter with a dragon or the devil. The lone hunter (der Wilde Jäger) is most often riding a horse, seldom a horse-drawn carriage, and usually has several hounds in his company. If the prey is mentioned, it is most often a young woman, either guilty or innocent. Gottfried August Bürger’s ballad Der wilde Jäger describes the fate of a nobleman who dares to hunt on the Sabbath and finds both a curse and a pack of demons deep in the woods.^{[citation needed]}

The majority of the tales deal with some person encountering the Wild Hunt. If this person stands up against the hunters, he will be punished. If he helps the hunt, he will be awarded money, gold, or, most often, a leg of a slain animal or human, which is often cursed in a way that makes it impossible to be rid of it. In this case, the person has to find a priest or magician able to ban it or trick the Wild Hunt into taking the leg back by asking for salt, which the hunt can not deliver. In many versions, a person staying right in the middle of the road during the encounter is safe.^[34][35][36]

Scandinavia[edit]

In Scandinavia, the leader of the hunt was Odin and the event was referred to as Odens jakt (Odin’s hunt) and Oskoreia (from Asgårdsreien – the Asgard Ride). Odin’s hunt was heard but rarely seen, and a typical trait is that one of Odin’s dogs was barking louder and a second one fainter. Besides one or two shots, these barks were the only sounds that were clearly identified. When Odin’s hunt was heard, it meant changing weather in many regions, but it could also mean war and unrest. According to some reports, the forest turned silent and only a whining sound and dog barks could be heard.^[3]

In western Sweden and sometimes in the east as well, it has been said that Odin was a nobleman or even a king who had hunted on Sundays and therefore was doomed to hunt down and kill supernatural beings until the end of time.^[3] According to certain accounts, Odin does not ride, but travels in a wheeled vehicle, specifically a one-wheeled cart.^[37]

In parts of Småland, it appears that people believed that Odin hunted with large birds when the dogs got tired. When it was needed, he could transform a bevy of sparrows into an armed host.^[3]

If houses were built on former roads, they could be burnt down, because Odin did not change his plans if he had formerly travelled on a road there. Not even charcoal kilns could be built on disused roads, because if Odin was hunting the kiln would be ablaze.^[3]

One tradition maintains that Odin did not travel further up than an ox wears his yoke, so if Odin was hunting, it was safest to throw oneself onto the ground in order to avoid being hit, a pourquoi story that evolved as an explanation for the popular belief that persons lying at ground level are safer from lightning strikes than are persons who are standing.^{[citation needed]} In Älghult in Småland, it was safest to carry a piece of bread and a piece of steel when going to church and back during Yule. The reason was that if one met the rider with the broad-rimmed hat, one should throw the piece of steel in front of oneself, but if one met his dogs first, one should throw the pieces of bread instead. ^[3]

Britain[edit]

In the Peterborough Chronicle, there is an account of the Wild Hunt’s appearance at night, beginning with the appointment of a disastrous abbot for the monastery, Henry d’Angely, in 1127:

Many men both saw and heard a great number of huntsmen hunting. The huntsmen were black, huge, and hideous, and rode on black horses and on black he-goats, and their hounds were jet black, with eyes like saucers, and horrible. This was seen in the very deer park of the town of Peterborough, and in all the woods that stretch from that same town to Stamford, and in the night the monks heard them sounding and winding their horns.^[38]

Reliable witnesses were said to have given the number of huntsmen as twenty or thirty, and it is said, in effect, that this went on for nine weeks, ending at Easter.^[38] Orderic Vitalis (1075–c. 1142), an English monk cloistered at St Evroul-en-Ouche, in Normandy, reported a similar cavalcade seen in January 1091, which he said were «Herlechin’s troop» (familia Herlechini; cf. Harlequin).^[39]

While these earlier reports of Wild Hunts were recorded by clerics and portrayed as diabolic, in late medieval romances, such as Sir Orfeo, the hunters are rather from a faery otherworld, where the Wild Hunt was the hosting of the fairies; its leaders also varied, but they included Gwydion, Gwynn ap Nudd, King Arthur, Nuada, King Herla, Woden, the Devil and Herne the Hunter. Many legends are told of their origins, as in that of «Dando and his dogs» or «the dandy dogs»: Dando, wanting a drink but having exhausted what his huntsmen carried, declared he would go to hell for it. A stranger came and offered a drink, only to steal Dando’s game and then Dando himself, with his dogs giving chase. The sight was long claimed to have been seen in the area.^[40] Another legend recounted how King Herla, having visited the Fairy King, was warned not to step down from his horse until the greyhound he carried jumped down; he found that three centuries had passed during his visit, and those of his men who dismounted crumbled to dust; he and his men are still riding, because the greyhound has yet to jump down.^[41]

The myth of the Wild Hunt has through the ages been modified to accommodate other gods and folk heroes, among them King Arthur and, more recently, in a Dartmoor folk legend, Sir Francis Drake. At Cadbury Castle in Somerset, an old lane near the castle was called King Arthur’s Lane and even in the 19th century, the idea survived that on wild winter nights the king and his hounds could be heard rushing along with it.^[42]

In certain parts of Britain, the hunt is said to be that of hell-hounds chasing sinners or the unbaptized. In Devon these are known as Yeth (Heath) or Wisht Hounds, in Cornwall Dando and his Dogs or the Devil and his Dandy Dogs, in Wales the Cwn Annwn, the Hounds of Hell, and in Somerset as Gabriel Ratchets or Retchets (dogs).^[43] In Devon the hunt is particularly associated with Wistman’s Wood.^[44]

Interpretations[edit]

According to scholar Susan Greenwood, the Wild Hunt «primarily concerns an initiation into the wild, untamed forces of nature in its dark and chthonic aspects.»^[2]

Metamorphoses, cavalcades, ecstasies, followed by the egress of the soul in the shape of an animal—these are different paths to a single goal. Between animals and souls, animals and the dead, animals and the beyond, there exists a profound connection.

— Carlo Ginzburg, Ecstasies: Deciphering the Witches’ Sabbath, p. 263.

Leader of the Wild Hunt[edit]

• Brittany: King Arthur.^[45]
• Catalonia (Spain): Count Arnau (el comte Arnau), a legendary nobleman from Ripollès, who for his rapacious cruelty and lechery is condemned to ride with hounds for eternity while his flesh is devoured by flames. He is the subject of a classic traditional Catalan ballad.^[46]
• England: Woden;^[47] Herla; later de-heathenised as a Brythonic King who stayed too long at a fairy wedding feast and returned to find centuries had passed and the lands populated by Englishmen);^[48] Wild Edric, a Saxon rebel;^[49] Hereward the Wake; King Arthur; Herne the Hunter; St. Guthlac; Old Nick; Jan Tregeagle, a Cornish lawyer who escaped from Hell and is pursued by the devil’s hounds. On Dartmoor, Dewer, Old Crockern or Sir Francis Drake.
• France: Artus, King Arthur (Brittany); Mesnée d’Hellequin (Hauts-de-France)^[50]
• Germany: Wodan, Berchtold, Dietrich of Berne, Holda, Perchta, Wildes Gjait. The Squire of Rodenstein and Hans von Hackelberg (both Sabbath-breakers).^[51]
• Guernsey: Herodias (Rides with witches at sea)^[52]
• Ireland: Fionn mac Cumhaill and the Fianna; Manannán—also known as The Fairy Cavalcade.^{[citation needed]}
• Lombardy (Italy): King Beatrik, la Dona del Zöch (Lombard:the Lady of the Game).^[53]
• Netherlands: Wodan, Gait met de hunties/hondjes (Gait with his little dogs), Derk met de hunties/hondjes (Derk with his little dogs), Derk met den beer (Derk with his boar/bear), het Glujende peerd (the glowing horse). Ronnekemère, Henske met de hondjes/Hänske mit de hond (Henske with his little dogs), Berend van Galen (Beerneken van Galen, Bèrndeken van Geulen, Bommen Berend or Beerneken, the bishop of Münster, Germany).
• Scandinavia: Odin; Lussi; King Vold (Denmark); Valdemar Atterdag (Denmark); the witch Guro Rysserova and Sigurdsveinen (Norway).
• Wales: Arawn or Gwyn ap Nudd, the Welsh god of the Underworld.
• Slovenia: Jarnik (Jarilo), also called Volčji pastir (Wolf Herdsman).^[54] In some variations the mythical wild Baba (similar to Perchta) leads the hunt; in others, the leader of this retinue is a female character named Pehtra.^[55]

Modern influence[edit]

On Santa Claus[edit]

The role of Wotan’s Wild Hunt during the Yuletide period has been theorized to have influenced the development of the Dutch Christmas figure Sinterklaas, and by extension his American counterpart Santa Claus, in a variety of facets. These include his long white beard and his gray horse for nightly rides.^[56]

In modern Paganism[edit]

Various practitioners of the contemporary Pagan religion of Wicca have drawn upon folklore involving the Wild Hunt to inspire their own rites. In their context, the leader of the Wild Hunt is the goddess Hecate. ^[33] The anthropologist Susan Greenwood provided an account of one such Wild Hunt ritual performed by a modern Pagan group in Norfolk during the late 1990s, stating that they used this mythology «as a means of confronting the dark of nature as a process of initiation.»^[33] Referred to as the «Wild Hunt Challenge» by those running it, it took place on Halloween and involved participants walking around a local area of woodland in the daytime, and then repeating that task as a timed competition at night, «to gain mastery over an area of Gwyn ap Nudd’s hunting ground». If completed successfully, it was held that the participant had gained the trust of the wood’s spirits, and they would be permitted to cut timber from its trees with which to make a staff.^[58] The anthropologist Rachel Morgain reported a «ritual recreation» of the Wild Hunt among the Reclaiming tradition of Wicca in San Francisco.^[59]

In popular culture[edit]

The Åsgårdsreien, Peter Nicolai Arbo’s 1872 oil painting, depicts the Scandinavian version of the Wild Hunt, with Odin leading the hunting party.^[60] This painting is featured on the cover of Bathory’s 1988 album, Blood Fire Death.

Music[edit]

The Wild Hunt is the subject of Transcendental Étude No. 8 in C minor, «Wilde Jagd» (Wild Hunt) by Franz Liszt,^[61] and appears in Karl Maria von Weber’s 1821 opera Der Freischütz^[62] and in Arnold Schönberg’s oratorio Gurre-Lieder of 1911.^[63] César Franck’s orchestral tone poem Le Chasseur maudit (The Accursed Huntsman) is based on Gottfried August Bürger’s ballad Der wilde Jäger.

In act 1 of Richard Wagner’s 1870 opera Die Walküre, Siegmund relates that he has been pursued by “Das wütende Heer”, which is an indication to the audience that it is Wotan himself who has called up the storm which has driven him (Siegmund) to Hunding’s dwelling.

The subject of Stan Jones’ American country song «Ghost Riders in the Sky» of 1948, which tells of cowboys chasing the Devil’s cattle through the night sky, resembles the European myth.^[64]

Swedish folk musician The Tallest Man on Earth released an album in 2010 entitled The Wild Hunt, and in 2013 the black metal band Watain, also Swedish, released an album with the same title.

Comics[edit]

The Wild Hunt appears in Marvel Comics, primarily the Thor series, and is led by Malekith the Accursed, the Dark Elf King of Svartalfheim and one of Thor’s archenemies.

In Mike Mignola’s comic book series Hellboy, two versions of the Wild Hunt myth are present. In The Wild Hunt, the hero receives an invitation from British noblemen to partake in a giant hunting called «The Wild Hunt», after the legend of «Herne, god of the Hunt».^[65] In King Vold, Hellboy encounters «King Vold, the flying huntsman» whose figure is based on the Norwegian folktale of «The Flying Huntsman (headless King Volmer and his hounds)» according to Mignola.^[66]

The Wild Hunt was adapted for the Grace Note portion of The Case Files of Lord El-Melloi II anime adaptation with the 4th and 5th episodes where Lord El-Melloi II (voiced by Daisuke Namikawa) helps a fellow magus teacher by the name of Wills Pelham Codrington (voiced by Tomoaki Maeno) in a case involving his father’s home where the leylines have become unstable. It is there they encounter Black Dogs, the incarnation of lightning who have been killing people in the vicinity. With the help of his allies, Wills, and a fairy they encounter names Faye, Lord El-Melloi II manages to solve the case and avert the threat.

Film and television[edit]

The Wild Hunt is a Canadian horror drama film of 2009 by director Alexandre Franchi.

The MTV series Teen Wolf features the Wild Hunt as the main villains of the first half of season 6. It takes the legend a bit further, claiming that the Wild Hunt erases people from existence, and those taken by the Wild Hunt become members after they are erased and forgotten.^[67]

The Wild Hunt features heavily in Netflix’s Little Witch Academia episode «Sky War Stanship», in which the main protagonist Akko Kagari and Constanze Amalie Von Braunschbank Albrechtsberger partake in the hunt itself.

Literature[edit]

In J.R.R. Tolkien’s The Hobbit, while traveling through Mirkwood, the dwarves and Bilbo encounter a deer running through the forest, which knocks Bombur into the enchanted river. After they pull him out, they hear far off the sound of a «great hunt» and the baying of dogs going past them.

The hunt plays an important role in four of Jim Butcher’s Dresden Files novels: (2005 Dead Beat, 2006 Proven Guilty, 2012 Cold Days and 2020 Battle Ground), In Butcher’s cosmos, Santa Claus and Odin are the same being. He shares leadership of the hunt with the Elf King.

Αustralian writer Tim Winton’s The Riders (1994), which was shortlisted for the 1995 Booker Prize, mentions a vision of the Wild Hunt that becomes the basis for the main character’s own ‘wild hunt’ of the story.^[68]

In The Wheel of Time series (1990-2013), there are stories to frighten children saying that Darkhounds run the night in the «Wild Hunt», with the Dark One himself the hunter.

The Wild Hunt features in The Witcher series of fantasy novels by Andrzej Sapkowski, published in English between 2007 and 2018.

The Wild Hunt has appeared in various publications ,^[69] among them Alan Garner’s 1963 novel The Moon of Gomrath,^[69] Uladzimir Karatkievich’s King Stakh’s Wild Hunt,^[70] Penelope Lively’s 1971 The Wild Hunt of Hagworthy,^[71] Susan Cooper’s 1973 The Dark is Rising,^[71] Diana Wynne Jones’ 1975 Dogsbody,^[71] Brian Bates’ 1983 The Way of Wyrd,^[72] Guy Gavriel Kay’s Fionavar trilogy (1984-1986), the third issue of Seanan McGuire’s series October Daye, An Artificial Night, Fred Vargas’s 2011 The Ghost Riders of Ordebec, Laurell K. Hamilton’s book Mistral’s Kiss (2006) and Jane Yolen’s 1995 The Wild Hunt.^[73] It also features in Cassandra Clare’s book series, The Mortal instruments (2007-2014) and The Dark Artifices (2016-2018), led by Gwyn ap Nudd.^[74] The Wicked Lovely series (2007-2013) by Melissa Marr contains a modern Wild Hunt. It is also a major plot point in Peter S. Beagle’s Tamsin. The Wild Hunt is a primary element of R. S. Belcher’s novel The Brotherhood of the Wheel and Raymond E. Feist’s 1988 novel Faerie Tale. The Wild Hunt is also an important plot point in the Gilded Duology by Marissa Meyer.^[75]
In Clive Barker’s novel Coldheart Canyon, the story is centered around a bizarre version of The Wild Hunt. Also in Sharyn McCrummb’s novel GhostRiders, The Wild Hunt is depicted by Civil War soldiers who are constantly reliving the war.

Games[edit]

The hunt is featured in CD Projekt Red’s 2015 role-playing video game The Witcher 3: Wild Hunt, based on the books, after being referenced heavily during the events and flashbacks of The Witcher and The Witcher 2: Assassins of Kings.^[76]

In the original Advanced Dungeons & Dragons (1st Edition) expansion «Deities and Demigods» the Wild Hunt is represented under the Celtic Mythos sections as the Master of the Hunt and the Pack of the Wild Hunt. Players risk a chance of becoming the hunted, or may be compelled to join the Hunt and track down the source of the evil that summoned it, or if that evil isn’t found, participate in the slaughter of an innocent person or large game animal, potentially against their alignment and will.^[77]

In The Elder Scrolls series of role-playing video games, the Wild Hunt is a ritual performed by the Bosmer (wood elves) for war, vengeance, or other times of desperation. The elves are transformed into a horde of horrific creatures that kill all in their path. The Daedric Lord Hircine is also inspired by the Wild Hunt, especially in The Elder Scrolls III: Morrowind.^[78]

The Wild Hunt has been depicted on two different cards in Magic: the Gathering.

The Wild Hunt is heavily featured and elaborated on in the Obsidian Entertainment video game, Pentiment

See also[edit]

• Buckriders
• Flying Dutchman
• Four Horsemen of the Apocalypse
• Herne the Hunter
• Hyakki Yagyō
• List of ghosts
• Mallt-y-Nos, a Welsh version of the legend
• Moss people, wood spirits serving as typical prey of the wild hunt in parts of Germany.
• Nightmarchers
• Valkyrie

Notes[edit]

References[edit]

Footnotes[edit]

Bibliography[edit]

Further reading[edit]

• Moricet, Marthe. «Récits et contes des veillées normandes». In: Cahier des Annales de Normandie n° 2, 1963. Récits et contes des veillées normandes. pp. 3–210 [177-194]. doi:10.3406/annor.1963.3587
• Jean-Claude Schmitt, Ghosts in the Middle Ages: The Living and the Dead in Medieval Society (1998), ISBN 0-226-73887-6 and ISBN 0-226-73888-4
• Carl Lindahl, John McNamara, John Lindow (eds.) Medieval Folklore: A Guide to Myths, Legends, Tales, Beliefs, and Customs, Oxford University Press (2002), p. 432f. ISBN 0-19-514772-3
• Otto Höfler, Kultische Geheimbünde der Germanen, Frankfurt (1934).
• Ruben A. Koman, ‘Dalfser Muggen’. – Bedum: Profiel. – With a summary in English, (2006).
• Margherita Lecco, Il Motivo della Mesnie Hellequin nella Letteratura Medievale, Alessandria (Italy), Edizioni dell’Orso, 2001
• HUTTON, RONALD. «THE HOSTS OF THE NIGHT.» In: The Witch: A History of Fear, from Ancient Times to the Present. NEW HAVEN; LONDON: Yale University Press, 2017. pp. 120–46. Accessed March 14, 2021. doi:10.2307/j.ctv1bzfpmr.11.

External links[edit]

• «Wild Hunt» . Encyclopedia Americana. 1920.
• Ari Berk and William Spytma, «Penance, Power, and Pursuit: On the Trail of the Wild Hunt»^[Usurped!]
• The Wild Hunt in Orcadian traditional legend at Orkneyjar
• Rogers, Liam. «The Wild Hunt». White Dragon (Samhain 1999).
• Legends of the Wild Hunt by D. L. Ashliman

Всадники скачут от Нок-на-Рей,
Мчат над могилою Клот-на-Бар,
Кайлте пылает, словно пожар,
И Ниав кличет: Скорей, Скорей!
Выкинь из сердца смертные сны,
Кружатся листья, кони летят,
Волосы ветром относит назад,
Огненны очи, лица бледны.
Призрачной скачки неистов пыл,
Кто нас увидел, навек пропал:
Он позабудет, о чём мечтал,
Всё позабудет, чем прежде жил.
Скачут и кличут во тьме ночей,
И нет страшней и прекрасней чар;
Кайлте пылает, словно пожар,
И Ниав громко зовёт: Скорей!
©

Страшна ночь, когда пронесётся, бесшумно ступая по воздуху, над городами и лесами, полями и реками, свора призрачных пламенноглазых псов, преследующих добычу. Страшна ночь, когда с воем ветра сплетётся звук рога и яростные крики загонщиков. Страшна ночь, когда Дикий охотник преследует свою дичь…

Легенду о Дикой охоте можно найти везде, где когда-либо обитали кельты и германцы, — то есть по всей центральной, части северной и северо-западной Европе, от островной Британии – до Германии, и не вполне ясно, кто из этих двух народов является «автором идеи». Общее название – Дикая охота — встречается везде – Wild Hunt, Die Wilde Jagd, Wilde Heer, но есть и множество местных и/или более поздних названий, например, уэльское Cŵn Annwn (псы Аннуина), Иродова охота, Каинова охота, гончие Гавриила, Асгардрейя и т.п. Кроме того, в каждой местности, где приживалась эта легенда, она так или иначе трансформировалась, адаптируясь к местным верованиям, и нюансов в описании Дикой Охоты великое множество.

Иногда в роли Охотника выступает бог – Вотан, Гвин-ап-Нууд, Мананнан мак Ллир или Араун. Иногда фигурирует и леди: кельтская Ниав, дочь Мананнана, или германская Холле-Хель.
В других случаях Охотником становится какое-нибудь полумифическое-полуисторическое лицо, всегда, однако, имеющее отношение и к миру живых и к потустороннему миру: например, иногда дикой скачке предводительствует король Артур – не живой и не мёртвый, принадлежащий, по самой известной легенде о его смерти, сразу двум мирам, и миру живых и Аннуину, или бриттский король Херла, потерявший своё время после посещения свадебного пира короля потустороннего мира, или Эдрик Дикий – женившийся в свое время на деве из рода ши, по имени Годда, потерявший ее по собственной неосторожности, и снова нашедший после смерти.
Среди этих героев и Роланд, и сэр Фрэнсис Дрейк, и Карл Великий, и Финн мак Кумал, и Дитрих Бернский, и Вальдемар Аттердаг, и даже некий Ян Тригигл, корнуэльский судья (17 век), сбежавший из Ада и возглавивший Дикую Охоту.
Иногда в описании Охотника фигурируют рога, но недостаточно данных, чтобы сказать, имеет ли он отношение к Кернунну или другим рогатым богам кельтов, или же это просто христианские представления о том, что Охотник – это сам дьявол, а тот, как известно, обладает этой пикантной деталью внешности. С другой стороны, более поздний миф о Герне-охотнике из Виндзорского леса – совершенно точно связан с рогатым хозяином лесов Британии.

Дикая Охота появляется в темное время года, у кельтов – где-то в районе Самайна, у германцев – зимой, либо перед Йолем, либо во время Йольтайда.

По Афанасьеву, анализировавшему германскую версию мифа, Дикая Охота – поэтизированные и мифологизированные представления о тучах и ветрах, грозах и снегопадах, приходящих в конце осени.
Дичь Водана-Охотника – звероподобные тучи, а сопровождают его псы, вороны и потерянные души – nachtvolk (ночной народ), бич его – блеск молний, ветер служит опорой копытам коней и раздувает его плащ.
По Крису Кершоу и Отто Хёфлеру, Дикая охота – отголоски архаичных обычаев мужских союзов у гэльских и германских племен, когда дружины воинов-зверей загоняли жертву-дичь. Сохранившиеся фрагменты похожих обычаев сохранились и в Британии, в форме мужских игр и шествий в районе осеннего равноденствия.

Но если немного абстрагироваться от чисто исторических корней образа, а анализировать только сам образ, можно выделить следующие общие черты Охоты.

1. Охота появляется в темное время года, когда жизнь отступает перед дыханием зимы.
2. Ей водительствуют божества, имеющие отношение к потустороннему миру и/или миру мертвых, либо же люди, побывавшие за гранью и уже не сумевшие полностью вернуться в мир живых.
3. Приходит охота со стороны смерти – с запада или севера (ср. Слуа в шотландских верованиях).
4. На Дикую охоту нельзя смотреть – умирает или исчезает встретившийся взглядом с Диким охотником; в некоторых версиях мифа умирает на месте, в некоторых – разрывается псами, в иных – превращается в загоняемого зверя, до тех пор пока псы не догонят его или пока не найдется иной зверь, в иных — просто присоединяется навечно к кавалькаде.
5. Дикая охота – предвестник бед и смертей. Если проходит над домом – несчастье входит в него; если охоту видят многие – значит, и грядущая беда затронет многих.

С другой стороны, есть и ряд из нескольких значительных различий в германском и кельтском мире.
У Германцев встретить Wodan Jagd – не безусловно плохой знак. Тому, кто встречает Охоту в полях и лесах, а не под крышей дома, и найдет в себе храбрость поддержать охотничий клич Водана – тот бросит часть своей добычи, которая при свете солнца превратится в золото и серебро. Поля же, над которыми заметили Асгардрейю, принесут в два раза больший урожай. Есть и ряд немецких морализаторских сказок, где Охотник жестоко наказывает неверующего или грешника, после чего тот исправляется.

У кельтов же описания Дикой охоты больше сходны с описанием кавалькад сидов – тогда понятно, почему она появляется в дни Самайна: этот праздник делит год на время, принадлежащее людям, время, когда они обрабатывают землю и пользуются ее плодами, и на время сидов – когда поверхность земли принадлежит им. Охоте водительствует любой из королей Аннуина — но Аннуин это не только мир мёртвых, это потусторонний мир вообще, место постоянного владычества ши. Конечно, всегда есть шанс попасться засидевшимся в холмах ши под горячую руку, но риск тут больше быть увлеченным вслед за всадниками и более не вернуться домой.
Ну и, разумеется, Охота не является причиной тех неприятностей, которые могут произойти, скорее – всего лишь предвестником. У островных кельтов, например, были распространены убеждения о ши-хранителях семьи или местности, и о том, что если должно произойти что-то дурное, то дева-хранительница обязательно явится и предупредит: либо одним своим появлением, либо плачем, либо, для совсем уж непонятливых, озвучит прямым текстом.

И у кельтов, и у германцев есть древний бытовой мотив, соотносящийся в некоторой степени и с дикой охотой: осенний гон лучшими воинами-зверями племени жертвенной дичи. В Британии до сих пор сохранилась традиция игры молодых мужчин – бег за вожаком. Все неженатые мужчины, способные бежать достаточно долго, убегают в лес за сильнейшим. Его не надо обгонять – только следовать за ним, это своего рода имитация бега волчьей стаи. Нежелательно попадаться на их пути – потому что могут весьма чувствительно побить, но, судя по некоторым обычаям-маркерам, — когда-то очень давно случайного встречного стая могла и убить. Наверное, именно тут лежит корень представлений о том, что встреча с Охотой несёт смерть.

Кроме того, следует различать архаичный пласт и наносной, христианский: если Охота представляет собой безусловное зло, и псы поднимают из могил души некрещеных младенцев, и гонят их, как дичь… или если умирает на месте тот, кто видит охоту и душе его уж впредь заказан рай, или Охотник – человек, не принятый ни адом, ни раем, или если на охоту можно глядеть, но она отступает перед молитвой, — то уж тут точно можно быть уверенным, что это христианские наслоения, прижившиеся на древней земле.

Отдельно можно поговорить о псах Дикой охоты. У германских народов, где не было особых верований, связанных с собаками, они фигурируют только постольку-поскольку, часто в немецких описаниях собаки даже не бегут впереди Wodan Jagd, а следуют ей.
У кельтов же имелась разветвленная система верований о псах холмов, псах ши или вересковых псах с одной стороны, и призрачных псах — сторожах границ мира мёртвых и мира живых с другой. Именно поэтому о гончих Дикой Охоты у кельтов куда больше рассказов, нежели у других племён. Любопытно, что в разных районах псы принимают черты разных типов волшебных собак: они могут быть и бело-красными гончими Аннуина, и болотно-зелёными огромными псами холмов, и угольно черными огненноглазыми или безглазыми гримами — сторожами грани и вестниками смерти.

Ну и пару слов о дичи. Ясно, что потерянные — и, понятно, некрещеные или грешные — души в качестве объекта охоты — это уже христианские наслоения.
Дичь Дикой охоты вообще упоминается нечасто, но у народов германского корня это чаще всего кабан или олень, у кельтов — олень или заяц. Все это животные жертвенные и символизирующие возрождение, перерождение и часто ассоциирующиеся с умирающими и возрождающимися богами.

_______________
Нокнарей — гора в графстве Слайго, увенчанная светлым камнем. По легенде, под камнем похоронена королева Медб.

Клот-на-Бар — имя возводят к Cailleah Beare, карге из Бэра. По легенде, она так устала от своей бесконечной жизни, что долго ходила по всей Британии, в поисках водоема достаточно глубокого, чтобы в нем могло утонуть ее бессмертие. Шагая с горы на гору, она нашла подходящее озеро на вершине Птичьей горы в Слайго; название ему Лох Йа

Shellir (2008)

Тема Дикой Охоты является общей для Северной Европы и Америки, она сочетает в себе как языческие, так и христианские идеи, с повторяющимися элементами, например Адские Борзые.

Дикая охота ведет за собой мертвых в иной мир. В определенные ночи священных праздников можно встретить Охотника, который ищет свою жертву. Этот миф существует в Северной Европе и в Америке среди потомков европейских иммигрантов, в противовес средиземноморским и средне-восточным культурам, что не удивительно, так как на севере Европы, конечно, существовало земледелие, но также основой выживания северных народов была охота, особенно в зимнее время. Как гласят большинство легенд, это было и время Дикой Охоты. В некоторых мифах Дикая Охота происходила в канун Йоля, иногда в Самайн, иногда в Ночь Матери, а в Уэльсе – в канун Майского Дня.

Дикая Охота, и тот, кто её проводит, известны под множеством имен:

Германия: Армия Вотана, возглавляемая Вотаном
Германия: проводится Хульд (Хольдой), состоит из некрещеных детей
Норвегия: Оскорей, возглавляется Одином
Франция: Семья Арлекина, возглавляется Арлекином
Нормандия: Дьявол
Дания и Швеция: Оденшакт, возглавляется Одином
Дания: Король Вальдемар
Англия: Дикая Охота, возглавляется Херне и Борзыми Габриэля (ссылка в «Виндзорских насмешницах») или Ангел Смерти и Борзые Габриэля
Дартмор, Англия: Сэр Фрэнсис Дрэйк правит катафалком
Уэльс: Борзые Аннуна, под предводительством Гвин ап Нуда, появляются около Гластонбери Тор
Шотландия: Охота Артура О’Боуэра или Неблагородного Двора
Ирландия: Борзые Финна МакКумала
Ирландия: Охота у Лох Гур
США: Всадник без Головы
США: Всадники-Призраки в небесах

Описание охоты обычно одинаково:

«Раздается сильный шум, лай собак и крики, затем черный всадник на черном, белом или сером коне проносится по небу со сворой борзых, а за ним спешит толпа духов. Иногда всадник без головы. Иногда, особенно в Верхней Германии, на духах можно заметить боевые раны или травмы от несчастных случаев. Пламя бьет ключом из под копыт и глаз животных, которые участвуют в процессии. Кони и собаки часто двух или трехногие. В процессии можно заметить и тех, кто умер недавно. Разъяренная толпа является угрозой для каждого, кто встречается ей на пути, но иногда от них можно получить и вознаграждение».
Квелдалф Хаген Гундарссон «Гром в горах» Выпуск 7, зима 1992

В английской легенде охоту возглавляет Херне Охотник. Предположительно, Херне был смотрителем Виндзорского леса во времена Эдуарда Второго. Он спас короля, на которого напал олень, а сам умер в сватке со зверем. Херне оживили местные волшебники, а рога волшебным образом приросли к его голове. По другой версии из-за волшебников он теряет навыки охотника, вешается на дубе (знаменитый Дуб Херне) и обрекает себя вечно скитаться и мстить за свою жизнь. Рога и его имя, естественно, напоминают нам кельтского бога Кернунноса, но прямая связь не доказана.

В Англо-Саксонских Хрониках упоминания о Дикой Охоте появляются в 1127 году:
«Много людей видело и слышало, как скакало множество всадников. Черные охотники были огромными и омерзительными, и все их черные псы омерзительные и с широко открытыми глазами. Они скакали на черных конях и черных козлах. Это зрелище наблюдали в парке города Питерборо , а также во всех лесах от этого города до Стэмфорда, и монахи слышали, как они трубили в рог в ту ночь. Правдивый человек, что дежурил в ту ночь, сказал, что в рога трубили двадцать или тридцать мужчин. Это видели и слышали от великого поста до пасхи».

В версии Карты Уолтера (12 век) охотник – Король Херла (вымышленный персонаж), саксонский король, который заключил договор с королем фейри, что он будет вечно молодым до тех пор, пока живет в холмах. Покинув холмы, он не мог спешиться с лошади, иначе мгновенно бы постарел. Вернуться в холмы фейри он тоже уже не мог. Таким образом, он и его люди были обречены скакать верхом вечно. Эта легенда имеет параллели с рассказами об Ойсине и Бране мак Фебале.

Итак, если внимательно посмотреть на самые древние предания о Дикой Охоте, оказывается, что без неких  других существ — фейри — дело не обошлось. Именно они обычно провоцируют или помогают людям обрести сверхъестественные способности или открывают дорогу в другой мир.
Кто же такие фейри?
С детства мы слышали сказки, где фигурировали феи самых разных видов и способностей. Так вот французское слово fee означает то же, что английское fairy или faery, faerie, fay, fae. Слова эти означают «маленький народец» или маленьких людей, прекрасных, мирных и т.п. У кельтов фейри обладали некими сверхъестественными способностями, обычно вроде бы мелкими, но зато весьма разнообразными, причем среди них часто встречаются возможности прохода в другой мир или изменения хода времени (достаточно вспомнить знаменитую «Спящую красавицу», где без феи и ее магии не обошлось, историю с королем Артуром и его магом Мерлиным (а сестра Мерлина — ФЕЯ, то есть и он сам, выходит, фейри или по меньшей мере метис), многочисленные истории про эльфов, гномов, троллей и т.п., так или иначе связанные с изменением времени) Достаточно часто фейри помогают людям с тяжелыми последствиями для последних. У кельтов было широко развито понятие «иного мира». Фактически, сложно увидеть хоть одно сказание, где не появлялись бы существа из иного мира или магия из другого мира, или хотя бы не менялось нечто под действием сил иного мира. При этом обычные смертные люди могли туда попадать только с разрешения Королевы Фейри или просто фейри. Фейри могли открыть или закрыть этот самый «иной мир» перед людьми, могли уйти туда, могли потерять контроль за происходящим и т.п.

«Оксфордский словарь кельтской мифологии», которому мы вполне можем доверять, честно признается, что «разговор о феях на английском языке крайне затруднён, потому что словом fairy здесь переводят десятки более специфических терминов, обозначающих всевозможных существ того же рода из ирландской, шотланской, галльской, валлийской, корнуоллской, манкской фольклорных традиций». Можно, конечно, следовать англичанам и проводить классификацию, но я предлагаю обратить внимание на главное — это НЕ люди. Другой народ. Более того, ЛЮБОЙ другой народ — это фейри. Сами феи, брауни, гномы, эльфы, боггарты, тролли, великаны, полтергейсты и прочие, прочие, прочие…

Я предлагаю остановиться здесь, на времени кельтов и магии фейри, и подвести итоги нашего маленького исследования, прежде чем вступить на зыбкую почву гипотез и предположений.
Итак, Дикая Охота является элементом древнейших верований галлов (надеюсь, никто не забыл, что кельты и галлы — это одно и то же?) и служит для перевода заблудших душ в мир иной. В некоторых случаях Охотник может провести и живого человека в Иной мир или одарить его некими материальными благами. Возглавляет Охоту человек или бывший человек, или же бог (богиня), а «открывает дверь» представитель народа фейри. Собаки тоже являются существами «того мира».
Для тех, кого это не касается и кто не нарывается на неприятности, Дикая Охота ничем не страшна, кроме производимого шума и гама.
Это все.
из и из